Наследие последних из клана льда

Глава 1

Ашияри

Ледвин осел на пол, из спины виднелся конец вражеского меча.

— Всё кончено, ихнар, – прохрипел гурн из клана Арса, вытаскивая меч из последнего нашего защитника и переступая через тело.

Я могла бы призвать силу и заставить Ледвина встать, заставить снова защищать нас, но кровь говорила мне, что нет… нет! Этот порыв не принесёт мне ничего, кроме отсрочки моей смерти. А она случится, потому что, как только они узнают, что могу переходить грани, исцелять и вдыхая жизнь в то, что мертво, расправятся со мной.

Жестоко и беспощадно.

Такая колдовская сила всегда ценна, но и боятся её до безумия, особенно, когда она есть внутри женщины.

И, конечно, гурны из клана Арса… Олвог Арса, их лор, глава клана, ненавидит женщин, особенно одарённых, особенно морозных или ледяных кланов…

Для меня это приговор, потому что, если увидит меня, мне придёт конец, определённо – я собрала все причины для унижения, презрения и попрания, которые только можно. И для вынесения мне смертного приговора.

Я женщина, более того, супруга главы клана Шинра.

Я одарённая силой тьмы.

И… я из морозных земель – дочь клана Аякра.

Везение?

Проще убить себя, отправить дух прочь в грани мирозданья, оставить бренное тело, призвав к себе силу тьмы, отдавая ей себя и свою силу, чем ожидать того, что меня ждёт.

Гурны клана Арса заполнили помещение со стороны входа.

Женщины клана Шинра, переставшего сейчас, кажется, существовать, вжались в противоположную стену.

Их лица предвидели боль и насилие.

Кто красивее, могли получить более выгодное положение шувири. Те, кто моложе и невинны, ценились больше всего, но и ждать, что перед тем, как захватчики разорвут наши одежды, желая насладиться живой добычей, будут что-то узнавать?

Глупо.

Разве только, надежда могла теплиться, что совсем девочек не тронут, потешат себя лишь девами и женщинами старше.

С криком жуткого леденящего нутро протеста, как только воины шагнули к нам, мать моего супруга пронзила себя кинжалом, призывая силу проклятого огня.

Пламя окружило её, самая младшая её дочь, Визза, метнулась прочь от матери, но платье занялось, охватывая тело. Девочка взвыла от ужаса, потом от боли. Упала.

Воины застыли, женщины словно живая вода, переместились прочь от горящей стены к ближайшей, но и от врагов подальше.

Я осталась одна, кто не дрогнул.

Пламя же пошло по стене, переметнувшись с тела умершей матери.

Оно уничтожит нас всех. Самоубийство одной, приговор всем другим.

Отважно.

Воины в комнате падут, но что это изменит?

Кто-то из женщин, там в обезумевшей, поддавшейся своей участи, толпе тоже убили себя. Хотя бы без проклятий.

— Ихнар-си, спасииии, – взвыла младшая сестра моего супруга. Огонь уже спалил юбку и сейчас перешёл на ноги, переползал выше по ткани.

Остановлю это – спасу всех кто в комнате…

За что? И надо ли?

Но меня учили, что самое ценное – это жизнь. Пока ты жив… жив… ради мучения? Быть может…

— Какого ярва, – ворвался в мои мысли сердитый возглас.

Мужчина метнулся вперёд, расталкивая застывших гурнов, занёс меч над девочкой.

— Влашш, – произнесла я губами, поведя рукой, успокаивая пламя.

Приговаривая себя.

Пламя стихло, Визза заскулила и поползла ко мне, уходя из-под меча захватчика.

Он сейчас устремил свой взгляд ко мне, к которой тянулось проклятое пламя, уходило в руку. Глаза его горели яростью.

Ненавистью.

Как только пламя было собрано мною, он очнулся словно, поднял меч, направляя его уже на меня.

Что ж… пусть так. Я готова принять эту участь. Пусть. Пусть. Лучше смерть, чем насилие, чем продажа в утешные дома или на корабли или огненные храмы… оттуда спасения нет.

— Ты… кто такая? – прохрипел он, всматриваясь в меня. Пронзительный, страшный… и отчего-то знакомый мне взгляд.

Внутренности содрогнулись.

Я видела его впервые. В крови доспехи и меч, направленный на меня, грубость в каждой черте молодого лица, которое можно было бы назвать привлекающим внимание. Волосы светлее, чем у остальных.

Но взгляд тёмных, серых, всё же серых… я не видела точно в отсветах факелов, я знала! Я знала, какого цвета у него глаза, смотрящие так, что и мечей не надо.

Только отступать я не намерена! Ни перед чем. И перед ним так же.

— Я ихнар Ашияри Шинра, лоза Шинра, – проговорила, как могла твёрдо, не отводя взгляда.

— Лоза? – провыл другой мужчина от дверей. — Убей её, Гэх, прирежь грязную тварь, она ещё и отмеченная… – он сплюнул на пол и выступил вперёд. — Отец таких потрошит не глядя – не поиметь, ни продать.

Не могу сказать, что удивлена – правда похож на Олвога и его отродье. Тёмный, жуткий, полный противоестественной ненависти ко всему живому. Поклонник огня. Сын? Внук? Не имеет значения. Что ж…

— Давай, мальчик, или я сам, – он сделал ещё шаг, потянувшись к своему оружию.

Всё замерло. Меч, наставленный на меня, пришёл в движение.

“Бесценная…”

Пронеслось у меня в голове. Мольбой. Зовом.

Я всё же дрогнула. Сестра супруга у моих ног взвыла, как и её мать недавно, призвала уже своё проклятие, которое полыхнуло с невероятной силой. Она, отдаваясь горю и ужасу, оттолкнула меня от себя, вперёд, прямо на выставленный меч.

Славная смерть…

Приветствую вас, мои очарованные книгами, в моей новой тёмной истории..
Будет мрачно, будет больно, но и очень горячо и чувственно! Нас ждёт новый мир, полный древней магии, живущий по законам силы, огня и меча. Будут интриги, вопросы, тайны прошлого и переплетения судеб, кружевом из тьмы, что даёт силу своим детям!
Пойдёмте со мной и героями во тьму, она будет ласковой, если вы не будете показывать ей, как вам страшно..

Ваша Эйлин ♡

Ваши звёздочки и отклик - отрада для автора, не забывайте об этом..

Глава 2

Иргэх

Лоза клана Шинра…

Я не успел убрать меч. Не успел.

Лезвие прошло по касательной, распороло ей бок, а я… меня… меня пронзила боль.

Такая же. Живая, настоящая.

Я бы даже отшатнулся, подумал, что она извернулась как-то, воткнула мне в ответ… оружие?

У неё же должно быть оружие, да?

Она же лоза! Не какая-то там ихнар, да и – та, что всех прокляла, старуха… да и девчонка эта мелкая, останки которой сейчас безобразно валялись на полу, истлевая, тоже умела призывать проклятия.

Отмеченные дарами богов. Им и оружие не нужно.

Врог выставил руку, уняв проклятый огонь.

А я перевёл взгляд на женщину, упавшую мне в руки. Женщину, которую ранил мой меч… всё же глянул на свой бок – нет раны. Но боль есть. А на платье лозы расползалось алое пятно.

Глаза закрыты, дыхание едва различимо. Потеряла сознание.

Как только проклятый огонь погас под волей силы Врога, гурны пришли в движение и накинулись на женщин, находившихся в комнате. Помещение заполнили крики, плач, мольбы, гогот и победоносное рычание.

— Брось её, – ухмыльнулся мне Врог. — Чего с тварью стоишь? Девок сейчас добротных разберут, оставят тебе старух.

Но воевать в девками не по мне. Пару раз мне доставались дерзкие ихнар, которых было интересно ломать, но тем не менее – делал это без особого удовольствия, и тем более такого, как тот же Врог, не испытывал.

— Эту заберу, – ответил я брату.

— Чего? – скривился он, с презрением подходя и оттягивая за волосы голову лозы, чтобы видеть лицо лучше. — Охота тебе возиться с ней, она же меченная. Отец узнает – прикажет убить.

— Прикажет – сделаю, – отрезал я. — Не сейчас же узнает. А пока развлекусь.

Врог натянул на себя жуткую улыбку, оттолкнул голову лозы, которая безвольно повисла.

— Не хватает страсти? – гоготнул брат. — Осторожнее, заговорит тебя, – скривился. — Потерять тебя никак нельзя.

— Я тоже умею, – огрызнулся, подразумевая, что заговорить меня сложно, — говорить.

Приподнял девицу, устроив на плече, и вынес из комнаты.

Замок кипел – ничего нового или непривычного.

Врог всегда давал возможность развлечься своим гурнам, но всего немного – потом он призывал силу слова и всё прекращалось. Грабёж, насилие.

Что успели утащить изнутри граней захвата, то принадлежало им, а если нет – положи и уйди, потому что это принадлежит хозяевам.

Именно по этой причине сейчас, пусть я сам относился к хозяевам, но всё же старался ношу свою вынести за границу захвата до зова Врога.

Знал ещё, что он может намеренно помешать мне, поиздеваться – проследив за мной, дать клич, как только я доберусь до определённого места, переступив которое, добыча останется моей и делать мне можно будет с ней всё, что пожелаю.

Но главное…

Он не просто так вспомнил отца. Да. Её он не пощадит, а если Олвог узнает, что умеет пламя усмирять… мне тоже несдобровать быть может.

А мне нужно… почему-то очень нужно, чтобы она осталась со мной. И страх потери отчего-то намного сильнее страха даже смерти.

Так быстро, тихо и скрытно, я не передвигался и внутри боя, а главное с такой ношей – бесценной.

Это слово мелькнуло в моей голове, откликнулось ещё и ещё, ударившись о мои внутренности.

Что она такое?

Заговорила меня без прикосновения слова? Навела мороку – потому бок до сих пор саднит, словно это меня ранили?

Не понимаю.

Но до грани я добрался, вышел за неё… сделал пару шагов и услышал гул зова приказа Врога.

Только я успел. Успел!

Подняв руку, я потребовал у одного из воинов коня, которого и получил.

Всего немного нужно, чтобы добраться до ставки, где уже, наконец, попав в свой собственный шатёр, смог положить девицу на шкуры походного ложа.

Можно осмотреть её рану. Не очень понимал, что не так, а главное, почему отзывается во мне?

Это невозможно!

На мне определённо не было никаких ран. Но всё же задрал рубаху, чтобы убедиться – нету. Значит приведу в чувства и узнаю, что это такое.

Сейчас всмотрелся в лицо – красивая. Совершенно точно младше меня, а там в замке показалось, что старше, или это потому что ихнар и потому что так держала себя – правда лоза!

— Ви-гурн Иргэх, – у входа появился один из моих слуг, — прибыл ви-гурн Граяз.

— В стан? – уточнил, не отрывая изучающего взгляда от девицы.

— В замок. Он снял запреты, грани открыты.

Повёл головой, в груди ворочалась необъяснимая тревога.

— Не беспокоить меня, пока не позовут, – отдал приказ. Слуга удалился.

Для начала нужно прочистить и закрыть её рану. Мною двигало странное, непонятное мне желание заботы.

Взяв свой боевой лечебный набор, вернулся к ихнар и столкнулся с ней взглядом.

Слова застряли в глотке. Внутри потянулось, рвануло!

Я не мог бы сказать, что со мной случилось, но будто… глаза звали меня. Эти проклятые глаза лозы клана Шинра звали меня. Тянули к себе, тащили, как не упирался.

— Что ты такое? – теряя голос, внутри противясь, сопротивляясь её зову.

— Что? – выдохнула она, не отрывая от меня взгляда.

Повёл корпусом, приближаясь опасно близко:

— Меня нельзя заговорить, проклятый огонь мне не страшен, – предупредил её. — Я выпотрошу тебя…

Сказал и внутри у меня дёрнуло, какой-то мерзкий толчок – мои собственные потроха скрутило и я подавил в себе блевоту.

Это не обычно. Такого не может быть.

Слова породили образы растерзанной лозы, возникшие внутри моего сознания так чётко, что я почувствовал даже запахи. И ужас, ужас скрутил меня.

Как? Она же ничего не делала?

Схватил её за шею в порыве не сдерживаемой ярости – никто не смеет наводить на меня мороку!

Глава 3

Ашияри

Сила внутри меня взметнулась, окутывая дурманом мою голову.

Пропасть, куда я падала, разинула чернющую пасть, готовая принять меня внутрь, чтобы сгинула там телом и душой.

О, лучше бы меня пронзил меч этого гурна, проткнул бы, пусть кровь очистилась о сталь клинка… Или пусть пожрал проклятый огонь, вызванный матерью моего супруга. Пусть бы сгорела, пусть истлела, теряя силу, теряя душу, но не потеряла бы честь!

Потому что сейчас горела совсем в другом пламени!

Я могла бы сопротивляться? Могла бы сказать ему, заговорить его, просить… но о чём?

Если тело моё податливо содрогнулось, как только пальцы притронулись ко мне. Губы прижались к моим. И я встретила его, выгибаясь, едва сдерживая низкий стон.

Он тот, кто только что омыл руки в крови людей клана, что стал моим после супружества!

Я не выбирала свою судьбу. Участь таких, как я, известна и незавидна.

В моём клане я ценилась, была достойной наречённой для любого гурна из морозных народов. Особенно для тех, кто рождались под знаком ночного света.

Но то люди и нелюди снега и льда, а вот другие…

Люди, жившие в землях дола, уже не принимали таких как я, обходили стороной.

Но в Шинра многие рождались так же отмеченными, одарёнными, и оттого сила целого, способность излечивать, приносить здоровье и благо, которые жили во мне, признавались в клане и их приняли, как дар. Пусть и от одной из морозных.

Счастлива ли я была?

Я просто покорно принимала свою судьбу, как положено. Я представляла свой клан, своего отца, и не могла бросить тень на него своим недостойным поведением. Потому я чтила своего супруга. Вошла в его семью, стараясь быть достойной супругой, ихнар и, наконец, лозой.

В семье супруга ко мне относились с опаской из-за крови, что текла во мне, из-за способностей. Но всё же уважали меня. А этого больше, чем достаточно.

Иное – зыбко и порой…

Вспоминая своего отца и мать, внутри откликалось что-то… тяжёлое и болезненное. Объяснение этому я найти не могла, но мне хотелось бы обрести такую гармонию, которая была между ними.

Я видела!

Радостью для моих детских глаз было то, как отец обнимает мать, как смотрит на неё, как слушает…

Сейчас, став взрослой, пройдя этот путь наречённой девы, ставшей супругой влиятельного, сильного человека, пусть и короткий путь, я осознала ценность того, что тебя – видят, слышат и слушают… позволяют говорить.

Моя мать не скрывала своих мыслей, а отец ни разу не проявил гнев от сказанного ею.

Гэлин Шинра сразу же дал мне понять, что мои слова не просто лишние, они оскорбительны. Следы от его учения до сих пор на моём теле – залечить мне их не дали, чтобы не забывала своего места.

Но справедливости ради не могу не отметить, что было это лишь однажды. И я ценила нужду в моей силе. Супруг всё же проявлял уважение к ней. И я хранила верность, была покорной.

Знала своё место.

Отпуская, что внутри останется зыбким воспоминанием о тепле, переплетённым с завистью – чувства моего отца к моей матери.

Взрослея, я понимала и телесную составляющую внутри их союза.

Яркая и горящая огнём близость, несмотря на года, что они провели вместе.

Я не испытывала такого, но…

Сейчас, в руках этого мужчины, я потеряла себя.

Тяга, пугающая, будоражащая, сходящая неудержимым потоком, скручивающая нутро, заполнила и звала, звала… я отталкивала его, не имея на это сил, я молила оставить меня, всхлипывая, но и понимала, что нет-нет… я не сопротивляюсь.

— Ты наводишь мороку, – прохрипел он, целуя горящую кожу.

— Я не умею, – задохнулась я. Слышала себя, чувствовала… нет!

Это была уже не я.

— Ты… ты… – его пальцы тронули моё лоно, влажное, желающее большего, чем просто прикосновения. — Что же ты такое, а?

Снова спросил он, а я не понимала. Не понимала.

Я не умею наводить мороку. И… и…

Это он морочит меня! Это он, прикасаясь руками и губами, утаскивает меня, делая тело мягким, податливым, горящим.

Плавит меня.

Никогда не чувствовала себя так в близости с супругом. Никогда…

Гурн рванул верх платья, бусины, которыми был расшит ворот разлетелись на ложе и шкуры под ногами.

И мне бы сейчас взвыть от ужаса, найти возможность сопротивления – он же враг. Он убил стольких людей. И он… он из Арса!

Они… они – уничтожили и мой клан. И кто ответит мне, не вот этот ли гурн убил моего отца, или брата?

А я? С ним?

Я должна дотянуться до оружия, любого. И, если нет, то у меня есть ногти, есть зубы… я должна царапаться, брыкаться, кусаться!

Но стоит ему накрыть мои губы своими, как я отдаюсь на его волю, позволяю языку проникать в мой рот, властно пить меня, не иначе.

— Скажи мне, – хрип переходил в рычание, а потом снова срывался на болезненный, уничтожающий любые мысли о сопротивлении, шёпот, — ответь мне, что ты такое, лоза? Что? Ты же зовёшь меня, зовёшь… шинринская тварь, – и он скулит, прижимает меня, будто оскорбив, сделал больно себе.

А я не слышу, не чувствую ничего уже, кроме желания, жажды его грубой ласки, яростной и болезненной. Огонь… это, как огонь. Но его не затушить. Зуд не унять. Тягу не успокоить.

И он входит в меня, заполняя, уничтожая остатки разумного. Мне остаётся только шептать бесконечное “нет”, бесполезное и едва различимое в его несогласном шёпоте, хрипе, рычании.

— Да, лоза, да…

Я чувствую каждое движение так ярко, каждое прикосновение пальцев или губ. Противоправильное. На шее. На груди. Там, где наши тела соединяются между моих бесстыдно раскинутых ног.

И я желаю его всего. Глубже и сильнее. Ещё…

— Моя… моя… бесценная, – шепчет гурн и я вижу его взгляд, неправильный, горящий, полный болезненного восхищения… взгляд хищника, получившего свою добычу.

И я любуюсь им. Я схожу с ума.

Меня влечёт к нему.

А он сильнее и сильнее прижимает меня, вбивается внутрь, заставляя прогибать спину, подгибать пальцы ног и хвататься, хвататься на него.

Глава 4

Иргэх

Я почувствовал себя зверем.

Всего мгновение.

Голова стала не моей. Меня будто ударили, но с тем смело в пустоту – я перестал дышать, а потом вздохнул. Как нырнул в ледяную воду, а девица протянула это… что?

Я не слышал, был в этот момент под водой, ушёл с головой, теряя связь с окружающим миром, только этот протяжный стон её, тело дрожью, снаружи и внутри – и не хочу понимать, что это такое.

Ни разу не чувствовал себя и мразью такой, что смерти честной не достоин, но и триумфом упивался, будто взлетел.

Как такое вообще возможно?

И от того, что девку поимел? Но и… я не понимал, как не смог сдержаться, как опьянел, как соединившись с ней, ощутил себя целым?

— Что ты сказала? – тряхнул её, пытаясь осознать произнесённое. Слово? Или слова? Заговор? Снова морока?

Нет.

Она говорила правду. Пусть боги не примут никогда душу мою в чертогах своих, но она сказала мне, что не умеет, и я поверил, будто это святые слова. Только кто подтвердит мне, что всё это… всё, что случилось – само по себе не морока?

Но меня же нельзя! Нельзя. Пламя не даст. Я сам не дамся.

Смотрел на неё и понимал – дамся. Сдохну теперь, если она скажет мне сейчас, чтобы ушёл.

Такого быть не может.

Потерял голову. Кишки скрутило страхом. От девки?

Иргэх, приди в себя! Приди!

Врог был прав – надо прирезать её, придушить, надо… и снова я видел, как делаю это, видел, и руки деревенели, становились не своими. В боку резануло. Вспомнил о ране лозы, посмотрел на руку, что сжимала её – вся в крови.

Проклятая мгла.

Она побледнела, румянец на щеках, узором пятен на груди, а кожа совсем без крови – и снова ужасом сжало меня, снова пропал.

Да это же…

— Лоза, – тряхнул её, но нет, будто снова потеряла сознание.

Надо всё же прийти в себя и наложить на рану лечебных трав и повязок.

— Ви-гурн, – позвал слуга, но заходить не стал.

— Да? – рыкнул я, руки опять не слушались, не мог закрыть рану лозы, будто вообще никогда не делал этого!

— Вас призвали в замок.

Бросил повязки и встал. Глянул на девицу. Мысли о том, что с ней так нельзя затопили голову, норовили удушить меня виной. Мотнул головой, пытаясь сбросить наваждение. Приказал слуге зайти.

— Девку связать, сюда, рот заткнуть, – отдавая приказы, показал пальцем на своё ложе, — никого к ней не подпускать, рану обработать.

— Да, ви-гурн Иргэх, – склонил голову слуга.

— И учти, – глянул на него, выходя из шатра, — узнаю, что ты ей добавил ран – кожи лишишься.

Он ещё сильнее склонился, произнёс слова оправданий. А я заставил себя уйти, взяв того же коня, отправился назад.

Граяз собрал нас в трапезной зале. Он был зол и рычал не хуже иных нелюдей или зверей.

А меня всё не отпускали мысли о лозе, о том, что она мне сказала и о том соединение, которое у меня с ней случилось.

Иное.

Не похожее ни на одно, что было у меня до того.

— Иргэх, – Граяз обратил на меня своё внимание. Внутренне я напрягся, но вида подавать было нельзя.

— Да, ви-гурн Граяз, – склонил в почтении голову.

— Я слышал, что ты утащил лозу клана Шинра?

Пока поднимал взгляд, постарался унять себя.

Врог не мог не сообщить о таком. Конечно. И мне позволил унести девицу, чтобы потом поразвлечься, посмотреть, как я буду уходить от пожеланий его отца отдать девицу – пустить ей кровь, поизмываться, а потом и убить меченную… тем более лозу такого влиятельного в доле клана.

— Да, – встретился со взглядом Граяза.

Уже совладал с собой и бурей, что почти накрыла меня, когда подумал, что лозу заберут у меня.

— Она меченая.

— Да. Но у них в клане много таких.

— Я уже поглядел и избавил мироздание от мразей, – оскалился он.

— Я видел, – ответил.

И правда видел – одарённые мёртвые девицы клана Шинра висели на воротах и стенах замка.

— Так и её надо, – всмотрелся в меня Врог, — будет главной среди них, как при жизни, так и после неё.

Загоготал, за ним и все остальные.

— Она моя добыча, – постарался не сильно дерзить, но переводя взгляд на Граяза заметил, что он не смеётся со всеми над шуткой своего сына.

— То, что ты вынес её за грань захвата, – начал он, но я не дал сказать, опрометчиво перебил.

— Не только это определяет её, как принадлежащую мне, – отругал себя внутри, потому что сейчас не место спору, но и лозу не отдам… не позволю забрать. Даже с Олвогом схвачусь за неё.

Я не понимал почему. Так же сильно, как сделать всю её своей, мне хотелось понять, что же она такое и почему так действует на меня.

— Что же ещё? – тем не менее Граяз мой выпад принял благоприятно. Напряг меня этим, но…

— Мой меч пролил её кровь.

— Лоза ранена? – почему-то заинтересовался Граяз.

— Не сильно, – увиливать смысла не было.

Он прищурился на меня, но задумываясь о чём-то.

— Не усугубляй, – приказал. И я почти удивился, в последние мгновение собрался, чтобы только склонить голову. — Глаз с неё не спускай. Раз Шинра взяли в клан чужую меченую, значит нужна им. Разберись с этим. Посади на цепь, заткни глотку, хоть тряпками, хоть елдаком, только смотри, чтобы не отгрызла.

Гурны клана посмеялись, но настроение ви-гурна уловили и поскорее замолчали. А я всё не понимал к чему Граяз мне всё это говорит.

— Остаёшься за главного здесь, – наконец дал мне понимание.

Озадачил. Удивил.

Почему я, а не Врог? Почему не его родной сын, а привалок Олвога?

— Отец, – конечно не унял себя Врог. — Но…

Его возмущение, полагаю, было понятно многим, но и поддержать его никто не поспешил. Гурны опустили глаза, слушая волю Граяза.

— Заткнись! Ты упустил Гэлина Шинра, ты! – зарычал старший сын Олвога на своего среднего сына. Глаза его налились кровью, лицо исказила гримаса ярости.

— Девка может знать…

Глава 5

Иргэх

По мере того, как приближался к ставке понимал, насколько сильна боль лозы.

Это неясное мне… что это такое? Что?

Но резь пронзала сильнее и сильнее. Если мне так больно, то какого ей? От мысли кишки сдавило так, что когда я соскочил с коня у своих шатров, меня вывернуло на землю водой и живкой.

Бледный слуга упал мне под ноги.

— Простите, ви-гурн, но…

Я напрягся. Тишина внутри моего походного жилища пугала меня – если делают больно, то лоза должна кричать. А если забрали… то…

— Кто? – рыкнул, хватая за горло причитающего мужика.

— Ви-гурн Ворог… – задыхаясь прохрипел тот.

— Где?

— Там…

И указал на шатёр.

Запах крови ударил в ноздри, когда залетел внутрь. Врог, наклонившись над лозой душил её одной рукой, пальцы второй вжимались в рану на боку, были в крови.

Девица плакала. Бесшумно.

И вкус солёной воды наполнил мне рот.

— Отпусти её, – готов был кинуться, готов был зубами загрызть того, кто был мне братом, сколько помнил себя.

— Она скажет, скажет, – отозвался он, не обращая на меня внимания. — Ну же, шинринская мразь, меченая тварина, отвечай, что умеет лор клана Шинра, что? – и он сильнее надавил на бок. Я почувствовал на себе, как пальцы проникают в плоть, разрывают её в местах открытой раны.

— Врог, – бороться с ним, обнажать меч, за добычу, пусть и бесценную для меня, но показать это… приговорить её. — Отпусти лозу, живо. Если она не сможет восстановиться до того, как верные придут… будешь сам объясняться с отцом, или Олвогом?

Я заставил себя прирасти к тому месту, где стоял. Моё положение, даже утверждённое Граязом, не позволяло открыто кусаться с Врогом. Прение это решалось просто – Граяз не встал бы на сторону своего сына в сложившихся обстоятельствах, но и я не тот, кто побежит жаловаться. Запомню. Я это запомню.

И сейчас стоял в напряжении, сжимая руки в кулаки так, что кажется способен переломать от давления свои же кости. Я готов был сделать выпад, готов схватиться с Врогом, обнажить оружие и был бы прав… моё право определено на этой земле сильнейшими гурнами клана Арса.

Однако… мне бы вернулось это и я поплатился бы. Непременно. Я знал это слишком хорошо.

А ещё – доказать, что лоза моя вещь, но при этом не допустить, чтобы Врог из жестокой зависти или прихоти сломал моё, как делал это почти всегда, когда мы были мальчишками.

“Ты всего лишь привалок Олвога. Он быть может и ценит тебя, называет сыном, но привалок навсегда им и останется!”

Врог глянул на меня, внутри него дикость, ярость, чувство крови. Он зол… раздосадован! Наверняка считал, что отец оставит его за главного, или хотя бы утащит за собой туда, дальше в дол, до Лигивы. Воевать.

Потому мне нужно выдержать этот взгляд спокойно – плевать, что боль в боку невыносима, плевать, что хочу его смерти… его на меч и провернуть, глядя, как задыхается от боли, как харкает кровью.

И все эти мысли, которых не было во мне раньше, таких ярких – всего лишь из-за страдания, которые он причиняет девке этой. Ставшей для меня сейчас той, к кому обращён взгляд, о ком мысли все.

Нет. Нет.

Не правильно. Но правильно.

Врог встал, оставляя лозу. Она едва слышно заскулила, прикусывая руку – слёзы текут по щекам, платье всё в крови, а она бледнеет у меня на глазах, теряя кровь, сжимается, закрываясь от Врога, от меня.

Успеваю заметить кровоподтёки на лице, на груди – бил значит.

Ви-гурн шагает ко мне, наполненный угрозой – дёрнусь и мне конец. Не важно, что смогу выстоять в бою против него. Я лучший мечник. Только после победы в этой схватке меня всё-таки выпотрошит Граяз.

А может и сам Олвог.

Что бы он не говорил – я всего лишь привалок.

Только Врог сплёвывает мне под ноги.

— Узнаешь, сообщить мне не забудь, – хрипит он. — И за собой смотри, Гэх… брат!

Мне стоит огромных усилий принять острастку, как благо.

Но с этим он выходит и орёт, командуя своим гурнам, подниматься в дорогу, направляя их в Вахлэх.

Перевожу взгляд на лозу, после чего иду к ней, сжимая себя, потому что страх её и боль откликаются во мне. А когда она сжимается ещё сильнее, пытается отползти от меня, поразительный ужас вертит моё сознание, проникает в позвоночник – она не будет больше откликаться на мою ласку? Не посмотрит на меня, не захочет быть со мной?

Какого ярва меня это так выдёргивает? Почему мне важно, чтобы со мной была не силой, а с желанием? Пела в моих руках, как недавно, дрожала…

— Тише, – тянул к ней руку, будто к зверьку дикому.

Ведь она же… да, сопротивлялась мне, да… но и была со мной едина, открылась мне. Иной в ней бился страх. А сейчас это почти ужас ощутимый, живой – мог в руки взять.

— Позволь мне посмотреть рану, лоза, – попросил.

Не до понимания сейчас, что она творит со мной. Плевать, почему бок саднит, почему страшно вместе с ней. И в груди так тяжело, так жутко…

Дрожала, но далась. Убрала руки. Я рванул ткань – рана стала больше, безобразнее.

— Надо пока травами закрыть, повязками. Я найду тебе лекаря, – пообещал, подавлял в себе желание взять её на руки, прижать к себе, пожалеть, унять слёзы и убедить, что бояться не надо.

— Я могу сама, – прошептала лоза, едва слышно, глотая слёзы. — Если позволите…

— Лечить? Ты лекарь? Целитель?

Лоза кивнула.

Вот и узнал, что она может, кроме укрощения проклятого огня.

Усмехнулся с горечью. Не так надо было. Не так.

— Сколько на это нужно времени?

— До тьмы.

— Тогда… – выпрямился. — Придётся потерпеть боль ещё немного.

Огляделся, находя глазами свой плащ, укрыл им девицу.

— Вставай, следуй за мной. Сможешь?

Снова покорный кивок.

Глава 6

Ашияри

— Это что? – спросил гурн, когда привела его в комнату, в которой спала.

— Это комната, где я… жила, – почему-то сама уже была не уверена, что правильно понимаю, правильно соображаю.

Боль в боку я постаралась унять своей силой.

Только обида, опустошение… внутри меня всё словно выгорело.

Что меня ждёт теперь? Особенно, когда я так низко пала – отдалась этому гурну, захватчику!

Не понимала, как так случилось, как мысли и разум оставили меня, как желание плоти утащило в самые недра, наполненные тьмою и пороком? До сих пор во мне откликалось то, что случилось и то, что никогда не испытывала ранее.

Не правильно. Не так должно быть.

А теперь?

Что ждало меня?

Когда пришёл тот гурн, когда стал пытать меня, требуя сказать про силу моего супруга – зачем им это? Зачем? Не понимала!

Однако хорошо понимала, что доброго мне не ждать, цеплялась наивно и глупо за то необъяснимое, что случилось между мною и стоящим сейчас рядом гурном клана Арса. И осознала, что меня ждут пытки. Ждёт насилие бесконечное.

Потому решила, что пусть пришлый жуткий гурн, требовавший моей смерти ещё, как узнал, кто я такая, и пытавший, желая от меня ответы на вопросы, убил бы меня. Ни его удары, не грубые руки, сжимавшие меня, похотливо смотрящие на обнажённое тело, ни конечно боль, которую причинил мне, не изменили бы решения моего – пусть я умерла бы. Пусть.

Только возвращение этого и его требование оставить меня…

Какая-то дикая радость взметнулась внутри, но и погибла тут же – я нужна им… нужна, как лоза ихнар клана Шинра. Клана, которого больше нет.

А тепло заботы, призрачной, неправдоподобной, но внушавшей мне веру, уничтожили тела ихнар клана Шинра на стенах крепости, развешанные для устрашения выживших и оставшихся… служить захватчикам. Новым хозяевам.

Таков порядок.

И я принимала его.

Думала, что справлюсь. Но…

Что ему надо от меня? Зачем ему знать, где я спала? Где жила? Что вообще движет им?

И почему, почему сердце моё замирает от его взгляда, почему душа рвётся, когда мой взгляд всматривается в его?

Он говорит, что я морочу его? Нет… это он морочит меня. Он!

Зачем?

И сейчас стоял посреди комнаты и с вопросом смотрел на меня. А я всё пыталась понять, как поступить, чтобы не вызвать гнев… чтобы…

— Это комната матери моего супруга, – пояснила, – указывая на головное ложе. — Здесь спала я, здесь его сестра, – показала на постели в ногах.

— Ты спала с его матерью и сестрой?

— Да.

Мы снова сцепились взглядами – его настороженный и мой непонимающий.

Или…

Он же из Арса! Клан этот пришлый для ледяных, морозных кланов и мест, откуда родом я. Но и Олвог пришёл к нам из дола, так давно… очень. Они столько годов назад обосновались в морозных землях, почти на пороге теменных земель, пытаясь укротить тех, кто жил там.

Олвог ненавидел нас, но при том исправно отдавал почтение тёмным богам.

Так может и быт за это время перенял?

А его люди и не помнят, наверное, иной жизни. Жизни в доле.

Ведь дома у меня была своя комната. Как и у матери моей… жилище проще прогревать, если помещения небольшие, коими их и строили льдистые народы.

Глядя на меня гурн, пусть и напрягаясь, но все же согласно повёл головой, принимая мой ответ.

— Где твои вещи?

— Вот, – указала на сундук возле своей постели.

Он повёл бровью, потом присвистнул громко. На его зов явился слуга.

— Тащи это за нами, – приказал. — А ты веди в покои своего супруга, – обратился ко мне.

Я повела.

— А тут кто спал? – в комнатах главы клана указал на простую постель у стены. Усмехнулся. — Вы тут в доле не умеете спать по одиночке? Боитесь?

— Я не из людей дола, – шепнула опрометчиво, но и исправилась тут же, — это место охранителя лора, здесь он спал, или один из его братьев.

Гурн, продолжая усмехаться, обошёл комнату, наткнулся на длинную цепь.

— Это для ручного яхрита, – пояснила, хоть меня и не спросили. Зря, наверное… подумала, что ничему меня не учит жизнь, но и забьёт меня за многословие – тоже неплохо. И будет, наконец, понятна моя судьба.

— Яхрита? – напрягся гурн, как и слуга его, что тащил за нами сундук с моими вещами.

— Гэлин взял его в бой, – успокоила я.

Великолепное животное мертво вероятно, что отозвалось во мне печалью.

Да… ах, ты, бестолковая девица, как говорила мать моего супруга – жалею о твари, редкой, красивой и свирепой, но не о погибшем супруге.

Гурн явно выдохнул с облегчением. Потом прошёл дальше в задние комнаты. В доле умели уважать главу – там были скрытые уходные и нужник, за чистотой которого очень пристально следили.

— Вот это я понимаю, – одобрительно протянул гурн, осматривая помещение.

Потом отдал слуге знак, приказывая оставить мои вещи здесь.

— Но вот, как спать с животными и мужиками… не очень. Особенно имея такую девицу в супругах, – проговорил подходя ко мне, потом обошёл со спины. — Теперь понятно, отчего ты такая голодная до мужской ласки, лоза, – шепнул мне в шею, заставляя снова утонуть в воспоминаниях о своём падении.

Я сглотнула, склоняя голову. Прикусывая язык, и… стараясь не показывать того, как задели меня его слова. Но жар прилил к щекам… дыхание сбилось.

— Надеюсь, что ты сможешь переодеться сама? – тем не менее совершенно обычно уже спросил у меня гурн, делая шаг дальше.

— Да.

Он одобряюще хмыкнул.

Я не смела поднять на него взгляда, да и стояла так, что не видела, где он находится. Только услышала, как цепь, которой обычно сковывали ручного яхрита, потянулась по каменному полу.

— Сядь, – приказал мне гурн.

Я повиновалась и не успела толком понять, что к чему, как он заговором закрепил на моей ноге цепь.

— Чтобы ты не делась никуда, бесценная, – шепнул, подаваясь вперёд, почти прикасаясь к губам, уничтожая взглядом. — Займись раной. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли еды. Что-то ещё особое моей лозе?

Глава 7

Ашияри

Он явился, когда я уснула.

Не знаю, как это случилось, ведь старалась не смыкать глаз. Но не совладала с собой – много потратила сил на то, чтобы пройти сквозь грани, окружающие меня, исцеляя своё тело. Труд кропотливый и тяжёлый, хотя мне давался легко обычно. Только надо спокойной быть, творя свои чары.

Тут же – какое спокойствие?

Стоило закрыть глаза, как тяга моя сводила с ума. Будто что-то спящее во мне долго, устроившееся во тьме души, разума моего, пробудилось, когда увидела этого гурна. И всколыхнулось, затопило меня с головой, как он прикоснулся ко мне, как сделал своею.

Против моей воли. Потому что не было во мне никакой воли. Не сопротивлялась. Не в себе была. Другой. Была иной. Той, кто живёт там на краю мира, в холодных землях. Ведает то, чего другие не ведают. Говорит с миром иным, видит то, чего другие не разумеют. И не примут никогда, даже если узреть смогут.

И я сказала ему, что он дитя тёмного светила.

Почему?

Гурн не согласился. Сказал, что человек.

Но Арса – они не стали бы нелюдя называть братом, не по ним такое. Такое они пытаются изничтожить. Хоть от кого родился такой ребёнок – смерть. Приношение тьме! А тут – брат! И…

Он рычал. Я слышала рык зверя. Хищного. Страшного.

Горели во тьме глаза. Ярко и жутко. Но не пугали меня.

Никогда.

— Мама, что так горит?

— Глаза тварей, что служат тьме. Другие не горят, разве только, если свет показать. А вот те, кто во мгле рождён, кто поклоняется небесам ночным, кто может обернуться в момент тьмы ночного светила – их глаза всегда, как огни, горят во тьме. Следят за тобой. Выбрали – не отпустят.

— На что я им, мама?

— Одним не будет дела до тебя, а вот другим ты станешь той, на ком мир замкнётся, кто услышит зов твой из любых граней и придёт на него… всегда.

— Я не хочу звать, мама, не хочу!

— Мы не подвластны граням, не подвластны силе тьмы, что заполняет нас. А твоя сила страшна, девочка, тебе нужны те, кто защитит тебя от мира… и мир от тебя!

И огни вспыхнули сильнее и ярче. Рядом. И дыхание. Дыхание, что уже чувствовала на своей коже. Раньше. Тогда. Когда…

Когда?

Открыла глаза, подскочила, прогоняя дрёму, внутри которой мне привиделось невесть что, или прошлое?

— Проснулась, лоза? – услышала насмешливый голос гурна из задней комнаты. — Сюда иди!

Ослушаться не могла. Внутри смиряясь с участью.

Принимая?

Нет, я не могла принять того, что происходило!

Но и какой выбор есть у меня? Куда мне деться?

Стоял бы клан мой там, где рождена была. Замок. Родные в нём. Я бежала бы. Стёрла бы ноги. Не жалела бы себя в дороге. Преодолела бы всё. Дошла бы. И знала, что меня приняли бы…

Да только нет там ничего, кроме камней и снега. Всё разрушено. Ими. Гурнами клана Арса. Быть может и этим вот, что сейчас в горячей воде полулежал, поедая улву. Прищуривая на меня свои серые глаза.

— Что это такое? – указал на ягоды в пальцах, когда я дошла до дверей, застыла на пороге.

— Улва, она в лесу растёт. Нынче, как раз собрать можно, – ответила сразу на все вероятные вопросы.

Что мне теперь упрямиться? Что горевать?

Хотела убить себя, когда меж граней ходила, да только не смогла…

“Жизнь самое ценное, девочка, помни это!”

И я помнила. С молоком матери впитала. С теплом отеческих объятий.

Свято, светло, вечно – жизнь! И кто попрал поплатится…

А он может забьёт меня, если буду лишнее говорить. Но умереть от меча или битья не то, что самой грани сломать.

— В лесу говоришь? – цокнул языком гурн. — Много?

— Да.

— Плохо.

Он закинул ещё несколько ягод в рот, потом пристально меня изучил. До того, он смотрел мне в глаза, лицо, а теперь пробежал взглядом по наряду, нахмурился.

— Раздевайся, – приказал, а меня в жар кинуло.

Страх вцепился льдом в конечности. Да только внутри начало гореть пожаром. Снова морока? Снова он… хватанула воздух невольно.

— Быстрее, лоза, иначе я сам сделаю.

Вцепился вновь взглядом в лицо. Насмешка в глазах. Улыбка на лице. Не долго.

Вздёрнула гордо голову и вытянула шнуры верхнего тёплого платья. Спустила с плеч, уронила на пол.

И ни мгновения взгляда от гурна не отводила.

Он помрачнел. Глаза стали тёмными. Жуткими. Но мне мерещился в них огонь. Тот, что в дрёме видела. Не может… нет…

— Только не говори, что это лучшее платье твоё, лоза, – ухмыльнулся будто, да не стало легче.

— Это… простое, – сдавливало внутренности отчего-то. Стояла перед ним в нижней рубахе. Не холодно, тепло здесь, а меня словно на мороз выгнали, так трясло.

— Хм… не надевай больше, – недовольно отрезал гурн. — И на завтра нужно лучшее.

— Лучшее ты порвал, – съязвила я, тут же осеклась внутри, но и вида решила не подавать. Взгляда не отвела. И хорошо.

Гурн встал, переступил через край мытки и двинулся ко мне. Я усилием воли заставила себя смотреть только на его лицо.

И дело не в том, что не видела мужчину ображённым и смутить меня могло тело без одежд. Дело не в том, что этот гурн был красив – высок и крепок телом, видно и, когда одет, что воин сильный, ловкий и умелый.

Нет. Дело в том, что не дамся ему. Не сломает. Пусть голову повело мою, пусть власть надо мной у него есть, неясная, горькая для меня и сладкая… так же.

— Лучшее порвал? Ты в лучшем наряде встречала захватчиков?

— Таков обычай.

Гурн подошёл совсем близко и мне пришлось поднять голову, чтобы видеть его, смотрящего на меня с высоты своего роста.

— В морозных землях всегда женщины надевают похоронные одежды, – прошептала. — Потому что, если плен и попрание, то красоты нет в этом. Если умирать, то пройти сквозь грани в почтении и смирении. А если с победой вернуться гурны клана, то всегда есть по кому плакать, всегда победа кровью и смертью пахнет. Что до женщин дола, то они наоборот… ожидают исхода в лучших своих платьях…

Глава 8

Ашияри

Тепло воды и горячие прикосновения гурна сводили с ума. Никогда не чувствовала ничего подобного. Растерянность от того, как он действовал на меня, внутри потеря себя, но только самое правильное – когда мы с ним едины. Когда он прижимая меня силой к себе, снова и снова наполняет меня собою, а я как бы не хотела, но не могу не выдыхать стонами, словно не я, словно не меня, но и меня… меня…

— Бесценная, – целует гурн, глубоко, жарко, властно и жестоко. Целует, что не могу понять того, что он шепчет в меня. Переходит на язык морозных народов, а я словно не помню его. Только слышу, что… — Моя… Моя бесценная! Не отдам, не отпущу. С ума сводишь… Морочишь меня!

Но не могу. Не могу сводить с ума. Не умею мороку наводить!

Исцеляю. Хожу через грани. Огонь и тьма мне подвластны. И ничего больше…

Не сходили с ума от меня. Дома берегли. Ценили. А здесь…

Всегда такое пренебрежение. Грубость. Жестокость и иначе не было. Да и этот гурн груб. Властен. Жесток.

Да?

— Да, бесценная, рассыпайся, для меня… гори, гори, бесценная, — и я хватаю воздух, сгорая в руках его снова. Сжимаюсь и рассыпаюсь, как он велит мне. Рассыпаюсь, содрогаясь, а он рычит в меня. Снова. Как зверь. И я хочу открыть глаза, чтобы увидеть взгляд его, но не могу. Не владею собой.

А потом он несёт меня на ложе. То, на котором спал мой супруг. И брал меня с силой и холодом. Надменностью и триумфом. Властью, что была у него над моей жизнью – особенно после вестей о том, что клана моего больше нет. Все мертвы… Тогда он особенно суровым со мной был, думала, что убьёт, потому как – если бы родила дитя, то цена была бы у меня, а пока пуста, то и… клана моего нет, значит договора нет.

Супруг мог убить меня.

Спасла лишь сила целительная. Лишь ей обязана жизнью.

А сейчас?

Почему жива до сих пор?

Что от меня нужно?

Но только гурн устраивая меня на постели, среди тканей и мягких шкур, обнимая, продолжал целовать, исследуя моё тело. Гладил грубыми пальцами кожу, восхищаясь и даря столько неведомой мне нежной близости… лишал воли и рассудка, забирал мысли. Сгорала снова и снова, его взгляд и его жар.

Мы оба горели в этой стихии, мы оба не могли удержаться.

Но, что ему?

Удовольствие. Развлечение. Я добыча, трофей.

Его триумф. Моя погибель.

Только взлетала вновь в его руках, мне не думалось об этом, мне не хотелось, чтобы он отпускал.

— Ты когда-нибудь бывал в морозных землях? Или землях льда? – решилась спросить я, когда устроил меня рядом с собой, властно притянув к себе. Голова моя покоилась на его груди так, что я слышала биение сильного сердца.

— Нет, – ответил он. — Почему спросила, лоза?

— Твоё лицо кажется мне знакомым, – пояснила, поднимая голову, чтобы видеть его.

Он лежал с прикрытыми глазами, но я заметила, что наблюдал за мной. Лениво и расслабленно. Но и куда мне спрятаться?

— Сколько ты здесь? – всё же спросил у меня гурн.

— Три года.

— А тебе сколько?

— Двадцать…

Он издал утробный звук, потом открыл глаза.

— Быть может видела тебя в детстве. Ты дитя Олвога… сын, внук? Он бывал у нас, трижды… – решила пояснить всё же.

— Я не его сын и не внук.

— Нет? Ты назвал того… братом…

Я удивилась, приподнялась на локте, всматриваясь в лицо мужчины, лежащего рядом.

И я видела его ранее, видела. Всё больше и больше убеждаюсь, что знаю его. Не могла бы объяснить этого. И стыд затоплял меня, как думала, но чувство, что он был рядом ранее… отчётливое и болезненное.

— Я привалок Олвога, – спокойно ответил гурн, открывая глаза, всматриваясь в моё лицо. Пальцы его руки, на которой я лежала вплелись в мои волосы.

Привалок? Дитя, которое принимали в семью на правах родного, растили, заботились, но… привалок всегда привалок.

Вот почему мне показалось, что тот, второй, пытавший меня, пытаясь узнать о супруге, так похож на Олвога, а этот совсем нет. И волосы, кожа – они светлее. Пусть гурн и хмурый, жёсткий, но всё же так отличался от других гурнов клана Арса.

Или это внутри меня что-то отчаянно ищет оправдание моему падению? Тому, что возлежу на ложе с убийцей? Захватчиком ненавистного клана? Он не другой – такой же!

— Он спас меня и вырастил, – добавил гурн, пропуская мои волосы сквозь пальцы, снова и снова. — Мою семью убили, скорее всего ледяные… или нелюди.

— Ты сам, – я запнулась, увидев, как он потемнел, нахмурился. Пальцы тут же сжались в кулак. Вместе с моими волосами внутри. — Ты из морозных, – сказала всё же.

Пусть прибьёт. Промолчу, что вижу в нём нелюдя, но могу ошибаться – не так много видела их в своей жизни. Но то, что он из моего народа, морозного, я не буду скрывать!

— И что? – голос его тих и ровен, пусть тело и напряжено.

Я предвидела, что за мою открытость, глупость на деле, упрямые и опрометчивые слова, он накажет. Вот что стоило – за волосы и с кровати, на пол. Смогу ли скрыться от него, если нападёт? Он обнажён, открыт передо мной… дотянусь до кинжала или меча?

— Ты держишь оружие на стороне того, кто уничтожает твой народ.

Почему не останавливала себя? Промолчи, промолчи! Останешься цела!

— Быть может они и были теми, кто сделал тебя сиротой, – только боль от ужасов, которые творил Олвог Арса и его гурны, никуда не денется.

Правда и воспоминания об учении моего супруга о том, как благоразумной ихнар надо молчать при гурне, отозвались в ране на моём теле, которую оставил его кнут.

— Но и они вырастили меня, выкормили и не дали умереть. Предали проклятому огню, когда жизнь почти покинула моё тело, – только вот гурн не собирался наказывать меня. — Олвог отдал зарок за меня.

— Он уничтожает наш народ. Ненавидит морозных, ледяных… И ты держишь меч…

— На острие моего оружия всегда будет кровь. Отца, сына, брата. Какая разница, на чьей стороне несу смерть? У неё разве есть лик, лоза? Кланы всё равно грызуться между собой, войны меж ними возникают порой на пустом месте, – пальцы его разжались и гурн в который раз провёл ими, пропуская сквозь мои волосы. Словно это успокаивало его.

Глава 9

Ашияри

Какой смысл сражаться? Да и есть ли у меня возможность? Или…

Отец учил меня держать меч. И говорил – никогда не поднимай оружия, даже если знаешь, что победишь в этот момент. Замри и не действуй, пока не поймёшь, чем станет для тебя победа. Он не говорил так моим братьям. Только мне.

И как-то я спросила – почему?

Он ответил, что я пойму со временем. Но позднее…

Научил!

На тренировке сразила брата, одного из старших. Радовалась. Но тут же меня окружили два других брата и мальчишки, сыновья гурнов клана, что росли с нами. А старшая сестра крикнула: “проучите эту шувири!”

Да, мне ничего не сделали по-настоящему. Но я очень испугалась, когда поняла, что беспомощна – их больше, они способнее, сильнее… и жёстче. А ещё их поддержала сестра, которая, в моём тогда понимании, должна была быть на моей стороне.

Я расплакалась. Отец пожалел меня. Но и напомнил о моём вопросе:

“Вот поэтому, красавица моя, поэтому!”

Жестокое учение.

Женщина, которая отринула свою природу, пошла дорогой воина, стала гурном, не может ждать, что к ней будут снисходительны, если она потерпит поражение. Но и смерть её, по закону, будет, как у гурна.

А та, что природу свою приняла, дева, наречённая, мать… должна знать – одна победа над врагом не повернёт её ликом к богам, что дланью своей защитят её впредь. Нет.

Что ждёт её после этой победы?

Если только это отделяет от свершения предназначения судьбы, то борись – меч ли, руки, зубы… грызи. Верещи. Призывай мрак. Ничто не будет просто так, если там будет дорога, твой путь, судьба, освещённая светом! Настоящая победа!

Нет? Тогда умри сама. Или… победа может принести тебе тьму и бесконечные страдания, когда смерть покажется благостью и светом. А это конец…

Мне больно было осознавать, что вот я – вот… могла бы умереть, но трусливо хватаюсь за грани жизни. Но и могла ли я взять в руки меч, или, как мать моего супруга, призвать к себе проклятый огонь, чтобы…

А что случилось?

Гурны из Арса тоже умеют усмирять проклятый огонь. Никто не погиб бы. Ни женщины клана Шинра, ни воины-захватчики.

Она лишь приговорила своих дочерей, познавших боль и ужас перед неизбежной смертью, которая ждала отмеченных – теперь тела их висели на стенах замка в знак устрашения другим. И я уверена, что перед смертью эти захватчики заговорили их души и теперь не уйдут они за грани, а будут скитаться… и если не провести обряд над телами – души истлеют, не найдя пути домой, или неприкаянными скитальцами останутся вечность среди живых, проклиная и неся недуги и зло.

Меня ждала такая же участь.

Только этот гурн спасает меня… зачем? Отчего так ко мне относится? Почему глаза его – омуты мои, но и слова, что бесценная, что морочу его, что сдержать себя не может и… отзывается во мне. Тянет.

Я проснулась с первым светом дня.

Гурн спал.

Я смогла выбраться из постели, не разбудив его, смогла подойти к окну… проснётся ли он, пока я буду приветствовать рассвет? Сколько времени мне запрещали творить хвалу?

— Что ты делаешь? – он внимательно наблюдал за мной, взгляд обжигал тело.

Я невольно вздрогнула и сделала шаг от света, который ложился отсветами на пол, проникая через окно. Замерла. Радуясь, что волосы достаточной длины, чтобы скрыть меня от взгляда мужчины.

Впрочем, чего стыдится уже? Поздновато. Но и вести себя… пусть он меня называл лозой, уж вот ею я не была. Только опускаться до открытой шуви или проданной в утеху не стану.

— Так что? – прищурился, встал, двинулся ко мне. Насторожено.

— Просто… обряд, хвала. Морозные приветствуют день, воздают благодарности свету, – ответила, не смея пошевелится.

— А вздрогнула отчего?

— Мне не разрешали. Люди дола не делают так.

— Тебе запрещали молиться? – нахмурился гурн.

Я кивнула.

— Свет ценят лишь те, кто знает тьму, – шепнула.

— Да. И ты можешь творить хвалу, вообще любой обряд, какой тебе хочется. Только не убей никого.

Я улыбнулась. Благодарности моей не было предела.

Подняла на него взгляд. Кивнула.

— Мой клан ценит жизнь, – зачем-то успокоила его и шагнула в светлое пятно на полу.

Пока я молилась, глаза оставались закрытыми и я не знала, где гурн. Он передвигался мягко и бесшумно даже в одежде, с оружием на поясе и в доспехах, а обнажённый… уже с самыми последними словами я поняла, что он стоит за моей спиной.

Открыла глаза, устремив их в небо, а гурн провёл рукой по волосам, убирая так, чтобы видеть мой шрам от кнута.

— Откуда это? – спросил. Губы у самого уха. И потеряла твёрдость в ногах. Замерла, стиснула себя, чтобы устоять. — Хотел спросить ночью.

— Это лор Шинра, – врать не могла, да и есть ли толк в этом?

— Отец твоего супруга? – не понял гурн.

Знал вероятно, что три года назад, когда я попала сюда, главой клана был ещё отец Гэлина.

— Нет, мой супруг, – поправила я мужчину.

Мне показалось, что пальцы его, слегка касающиеся шрама, дрогнули.

— За что?

И как мне ответить?

— Лоза? – гурн развернул меня к себе лицом.

— Наука. Чтобы не давала советов, – полоснуло обидой. Отчего-то. Гурн заставил смотреть в его лицо, глаза эти и меня скрутило болью от того, что случилось так давно. — Дома отец слушал нас, ценил. Но здесь так не принято. Даже наедине.

— Это кнут?

Я лишь едва заметно повела головой в согласии, но и освободиться попыталась от его пальцев, от пристального изучения моего лица.

— Он разрешил сразу же залечить рану, – попыталась зачем-то оправдать супруга. — Но шрам приказал оставить.

Гурн нахмурился.

— Чтобы я не забывала, что ихнар должна молчать. Но видно не пошла на пользу наука, – сглотнула.

— Так ты умеешь их убирать? – удивил вопросом. Положил руку уже на тот шрам, что оставил его меч и пытка его брата.

— Умею.

Глава 10

Ашияри

Под пристальным взглядом захотелось пропасть. Зачем я сказала это? Потому что попросил говорить? Но мне не может быть места в делах мужских? Только я отчаянно боялась нового кровопролития…

— Лоза! – моё замешательство и промедление вызвали нетерпеливое негодование. — По закону я должен пустить людей, пришедших с миром…

— В морозных землях, – перебила я.

Глупая. Мало того, что он сердит из-за отсутствия внятных объяснений, так ещё и неуважение проявила.

Гурн замер, мне бы надеяться, что не думает, как меня наказать, но пока он спокоен и значит надо найти в себе силы и слова, чтобы…

— Закон этот потому существует, что в морозных землях, ты не пустил бы их и они околели за воротами…

— Я знаю! – прорычал гурн.

— Или нельзя ждать, – постаралась найти правильное объяснение, — что верные придут ко времени, разве нет? Ты бы не ждал, что они все соберутся одновременно. Потому что порой дальние могут прийти раньше ближайших, если дорога лёгкой будет, непогода не застанет. А ближайшие попали в метель и явились позднее…

— Лоза, – рыкнул гурн, но я точно увидела, что не гневался по-настоящему. — Это очевидное, зачем ты мне говоришь то, что я знаю – я вырос в землях на границах с морозными и ледяными кланами!

— Но ты сейчас в доле! И тут нет такого закона. Точнее, не тогда, когда лор собирает верных ему и назначает время, к которому они должны явиться.

Он прищурился, прислонился к основанию ложа, расслаблено сложил руки на груди. И слушал…

— В доле раньше других приходят только приближённые верные. И пустить кого-то ранее или вперёд других – оказать внимание, превысить среди… равных.

— Если бы пустил сейчас, то выделил этих перед остальными?

— Да.

— Но они пришли…

— Скорее всего, – снова перебила его, — знают о законе морозных земель, знают, что клан Арса живёт по ним.

— И хотели провести меня… – он прищурился, глядя на дверь, потом жутковато, криво улыбнулся.

Бестолковая я… не избежать кровопролития – не простит им этой попытки одурачить его, сыграть на разнице в порядках и обычаях.

— Зачем ты предупредила меня? – перевёл от дверей взгляд. Потемневший и полный недоверия.

— Потому что это привело бы к разногласиям, ссоре между верными… и… – потупила взгляд. Что толку теперь об этом?

— Прения, разногласия, склоки, желания вытянуть себя и утопить остальных… от одного к другому, оттуда и обратно. Этому не будет конца, – почему-то тихо проговорил гурн. — Что-то говорит мне, что твоего супруга ждала совсем иная участь, если бы он не затыкал тебе рот.

Я посмотрела на него несдержанно удивляясь словам, встретилась с серьёзным взглядом. Только уверена была, что он ухмыляется, но нет. Гурн вглядывался в лицо, немного склоняя голову.

— Так и быть, не перебью их сразу, – пообещал он. Мне? — И жаль, что тебе придётся присутствовать на встрече.

Гурн сделал шаг, обхватил мой подбородок рукой. Слегка погладил скулу пальцами.

— И я приношу тебе свои извинения за то, как тебе придётся там находиться. Мне невероятно… – он запнулся. Нахмурился. — Если они будут вести себя хорошо, то уйдут живыми и здоровыми. Даже несмотря на то, что хотели обмануть меня.

Я попыталась поблагодарить, но он не дал. Пальцем прикоснулся к губам, провёл по нижней, потом верхней. Мотнул головой, предупреждая, что предел разрешённого в разговорах я, видимо, исчерпала.

— Убери шрамы. И найди наряд соответствующий твоему положению, – приказал гурн, пригнувшись к моей голове, втянул запах волос, а потом отпустил.

Очень быстро оделся, снова закрепил на ноге цепь и ушёл, оставив меня в одиночестве.

Внутри меня никак не унимался пожар. И это не тлеющие угли, когда сошла стихия и обнажила своё уродливое творение – чёрное, жуткое. Нет… пламя во мне продолжало бушевать!

Что с этим гурном не так? Что со мной не так рядом с ним?

Почему это… пальцы невольно коснулись шрама на плече, идущего от лопатки, через руку, задевавшего грудь.

Я так отчётливо помнила, когда Гэлин наказал меня.

Просто спросила у него, наедине, никак иначе, отчего он так спорил с отцом. Я видела, что лор был прав в обсуждаемом тогда вопросе, но сын упорно пытался доказать обратное. И эта горячность вызвала во мне сомнение. Привиделось, что спор имеет более глубокие корни… не привиделось.

Ярость взметнулась внутри Гэлина и результатом стало порванное платье и кровавый след от удара кнутом.

Почти сразу супруг испугался сделанного. Как поняла позднее – боялся отца, а не того, что не сдержался с супругой. Несмотря на то, что договор между нашими кланами обговаривал, что никакое насилие не могло применяться ко мне, а я должна была служить целителем в клане и заботиться о здоровье семьи. Потому Гэлин и сказал мне залечить рану, но шрам оставить.

Да и позднее – пусть не поднимал руку больше, и груб был только беря своё от супруги, должной делить ложе… и рожать детей. И вот моя беда – за время нашего союза семя Гэлина не прижилось во мне. Дни очищения пустого чрева приходили, как положено. Этим я раздражала супруга и его мать.

Если бы не мои умения… если бы не помощь и уважение клановцев – как только Аякра пали под натиском Арса, меня ожидала бы печальная участь стать вершей, отданной в огненный храм.

Я убрала шрам.

Убрала.

Начала с него. Окунаясь в грани, стёрла эту метку со своего тела.

Она почему-то для меня сейчас оказалась более болезненной, чем шрам, что оставил мне гурн из клана Арса. Гурн, который взглядом, голосом, прикосновениями… утаскивал меня из меня же самой, освобождая что-то неведомое, но и делающее меня бесстыдно счастливой, наполненной негой и, быть может морочной, обманчивой обжигающей тягой, утолить которую можно только вновь и вновь отдаваясь во власть этого мужчины.

Только его и никакого другого…

Гурн вернулся за мной, когда день далеко перевалил свою середину.

Глава 11

Иргэх

Подумать не мог, что эти дураки поднимут руку на лозу, да ещё и когда она и они сами находятся там, где управляют те, кого они считают врагами!

Видел, что они недовольны. Видел, что упрямятся. Видел, как смотрят на лозу, сидящую у моих ног.

Сдерживал себя, чтобы отдать приказ своим гурнам перерезать тут всех… теряю разум. Рядом с ней теряю возможность правильно думать, просчитывать ходы. Но и не показал бы им её вот так ни за что, если бы Граяз не приказал!

И вот…

“Береги! Она им важна!”

Нет никого в этой комнате, кроме меня, кому она важна.

Я перестал пытаться понять, просто наслаждался женщиной, находившейся рядом, вдыхал, пил, чувствовал.

Бесценная…

И её попытались при мне убить?

Я едва уловил движение гурна из верных, метнувших в неё дротик – в неё, не в меня! Дёрнул на себя, за себя, видел, как пришли в движение мои гурны. Мгновение и стояли одни против других с мечами наголо, но и меня не остановили бы сейчас и сотня мечей.

Двинулся вперёд, точно понимая, кто напал. Движение. Второе… гурн из верных Шинра хрипит, захлёваясь своей кровью, а я держу его голову за волосы на затылке, проворачиваю вошедший в горло короткий охотничий клинок – дарю ему мучение.

Отпускаю, он оседает на колени у моих ног. Захлёбывается в крови, хрипит и падает набок, заливая кровью пол.

Плевать на клинки остальных верных Шинра, что сейчас направлены на меня.

Гурны дола застывают в нерешительности, переглядываются.

— Я могу расценить этот выпад против себя, а мои гурны расценят этот выпад против Арса, против нашего лора Олвога, – рычу я, оборачиваясь, всматриваясь в каждого.

Всего немного нужно – сделали шаг и проткнули меня десятком клинков, но они в ужасе. Трусы и мрази. Не достойны разговора. Не достойны жизни.

Они понимают это. Моё решение может обернуться их смертью. И нет. Не только – уничтожением всех кланов дола, которые были под Шинра. Хватило ума попытаться провести меня, так и должно хватать на понимание, что основное войско Арса не ушло далеко – вернуться и придадут весь дол огню, не оставляя в живых ни тварь животную, ни людскую.

Верные Шинра сдались. Расступились. Опустили мечи.

Я глянул на лозу, сидящую на полу в окружении моих гурнов. Внутри неё, причиняющее мне страдание, смирение. Она готова умереть. И это вздёргивает гнев во мне сильнее. Направляю клинок на верного пришёдшего с тем, кто напал и всё ещё продолжает хрипеть, издыхая на полу.

— Так как мне расценить это? – спрашиваю у него.

— Ви-гурн, мы… это не…

Он осматривает окружающих.

— Вы напали на меня? Или на лозу… вашу, находящуюся под нашей защитой? – продавливаю.

Но и вижу, что сейчас никак не оскорбить ихнар им не позволяет только страх, не больше. В них нет никакого сожаления и они придали бы её смерти, разорвали на куски или забили толпой.

— Мы не можем нести ответственность за поступок одного, – вступает другой гурн. — Мы готовы принять условия, но…

— Оружие на пол, все! – приказываю. И они подчиняются. — Нет, – отрезаю после этого, — условия теперь будут иные. И вы, те, кто выйдет отсюда, если не глупцы, приведёте своего лора. За вас будет договариваться он!

Смотрю на одного из своих гурнов, киваю. Он понимает без слов – половину мы оставим, половину отпустим.

— Ви-гурн, – кто-то сообразительный среди верных всё же находится, — из-за девки…

Нет, не сообразительный.

Движение руки, отправленный в полёт дротик… я не промахнулся. А верный валится на пол.

— Девки внизу, а перед вами ваша лоза!

Не собираясь слушать дальше, поднимаю девицу с пола, грубо тащу её из залы. Заставляю себя.

А мне так хочется взять на руки, обнять, прижать, защитить. Осмотреть рану, которую она всё же получила, потому что вижу кровавый след на лице. И внутри снова разрастается яростный ураган.

— Тебе нужно дойти самой, – говорю ей в ухо, когда выходим из залы.

Я не могу проявить слабость, не могу показать своих желаний – это приговорит её. А этого я никак не могу допустить.

— Слышишь меня, лоза? – рычу в волосы.

Она вздрагивает, поднимает на меня взгляд. Мимолётный, но мне достаточно, чтобы пропасть в этих морочных омутах.

— Да, – откликается едва слышно, и снова опускает голову.

Всю дорогу она идёт, еле передвигая ноги и постоянно дёргаясь от даже самого незначительного шума или движения. Её страх, ужас даже, отзывается во мне и заставляет распаляться ещё сильнее.

Только не могла же она так сильно испугаться, чтобы теперь от шорохов дёргаться?

— Что происходит? – не могу уже сдержать себя, добравшись до покоев, где с силой разворачивая её, хватаю за подбородок и заставляю смотреть на себя.

Довела. Она меня довела!

Напуганная, породила во мне необъяснимый и разрушительный всплеск гнева. Кажется даже эта неведомая мне морока, что мутит разум рядом с нею, не защитит её сейчас от меня. Даже лицо в крови, испуг во взгляде, не остужают меня, порождая противоречивые злость и желание вернуться и перебить всех верных, и, вместе с тем, убить её саму, чтобы больше не чувствовать себя зависимым, или вытравить изнутри дурманящую тягу заботы, нежности, что испытываю с ней рядом.

Лоза не понимает меня будто. Не знает о чём я спросил.

— Ты готова была умереть, ты дёргаешься от теней и возни, – рычу, указывая рукой в сторону дверей.

— Мой супруг жив? – спрашивает она, глухо, мертво. Бледная. Сокрушённая.

— Да. Мы думаем, что жив, – отвечаю, и так отчаянно пытаюсь унять себя, но не получается…

Она мотает головой. За дверью слышится какой-то звук. Привычный, ничего непонятного, но я чувствую, как по ней пробегает дрожь. Она оглядывается туда, потом в сторону задней комнаты.

— Здесь есть потайные ходы… – шепчет езда различимо, – они же могут прийти… они…

— Что, – реву уже, хватаю её за горло. – Где? Где, чтоб тебя, пожрала тьма!

Глава 12

Ашияри

Меня несло на волнах, тёплых, нежных. Причиняющих боль, потому как они должны быть чужеродными. Но меня затягивало в это, забирало ясность в голове и дарило плотскую тягу. Недостойную. Но желанную.

— Ашияри, – шептал гурн, и, называя имя, причинял ещё больше страданий. Лишал воли.

Его пальцы расплели косы, губы невесомо касались кожи, заставляли падать ещё ниже, но будто возвышали… туда… куда?

— Рана совсем неглубокая, – коснулся места под волосами над виском. Протёр влажной тканью, стараясь не причинить боли. — Ты сможешь залечить?

Всматривался в меня с такой заботой и вниманием.

Он морочит мне голову!

Опека и бережность всего лишь, чтобы…

“Я не отдам тебя никому!”

А я отдавалась ему, дарящему то, чего я никогда ранее не испытывала. Обнимаемая им, ожидающим моего возращения из-за граней, чувствовала мягкие прикосновения к волосам и коже – щекам, шее, плечам, переплетения пальцев…

Сплетала свои рисунки, убирая рану и заснула в его руках, но ночью…

“Они придут! Они… твоя жизнь – не твоя!”

Проснулась в ужасе, морозящем меня, пронзающем до основания.

— Иргэх, – выдохнула имя. Впервые. Словно уравновешивая нас с ним.

— А чтоб тебя! – рыкнул гурн, подскочив с ложа.

Так быстро. Я не успела понять, что произошло. Не успела осознать, как он поймал в руку клинок меча подосланного убийцы, а своим мечом, оказавшимся в его второй руке, сразил нападающего.

Когда тот упал, гурн замер, останавливая меня окровавленной рукой, отдавая молчаливый приказ тишины. Сам прислушался. Ступил мягко в заднюю комнату. Его не было мгновение, а мне показалось, что вечность.

— Вот и… – ухмыльнулся гурн, возвращаясь, присел, подхватил за ногу тело, утащил в заднюю.

Прошёл по комнате в сторону дверей. Открыл их.

— Ягина ко мне, живо, – отдал приказ и вернулся ко мне. — Что ж всем так хочется убить мою бесценную лозу?

Улыбка, слегка кривая, коснулась его лица. Он возвышался надо мной – в одних нижних штанах, с раны на ладони капала на пол кровь, во второй руке меч… тоже весь в крови. Слегка взбудораженный, но всё же основательный.

Я благодарна ему – он в который раз спасает мою жизнь. Или – он же сам и причина того, что мою жизнь нужно спасать. Или нет?

“Бесценная…”

Я сжалась, услышав топот ног в коридорах замка. Забралась на самый дальний край ложа, закрываясь покрывалами.

— Ви-гурн Иргэх? – темноволосый мужчина с факелом в руках вбежал в покои. Всмотрелся в Иргэха. На вид они одного возраста.

— Ягин, я нашёл тебе и гурнам занятие на ночь, – улыбнулся тот.

Остальные воины, что зашли сейчас, стали хмурится, как и пришедший первым.

— Там, – ви-гурн, и правда же единственный светловолосый среди всех них, указал рукой в сторону, куда оттащил тело, — нашёл вам тайные ходы. Берите огонь, идите изучать.

— Немедля? – уточнил, Ягин, да? Пока несколько других прошли в заднюю комнату.

— А… хорошо, – протянул ви-гурн и присел на ложе. — Давай подождём, Ягин.

Гурн нахмурился ещё сильнее, перевел взгляд на меня, потом обратно.

— Чего? – тут же спокойно поинтересовался Иргэх. Этому Ягину нечего сказать. — Не думаю, что там станет светлее, или… а, те, кто отправили его сюда, наверное, пока ждут благополучного возвращения, решат поспать?

— Веселишься? – прищурился на него гурн.

— Весьма, – дал ответ Иргэх, показывая свою окровавленную руку.

А после всё пришло в движение.

Воины отправились внутрь стен. Несколько остались в покоях на страже.

Иргэх встал, обернулся, делая мне знак идти к нему, и терпеливо ждёт, пока я выберусь из своего укрытия.

Запах крови наполнил помещение и мне слегка ведёт от него голову, потому я, закутанная в ткань с ложа, почти падаю на пол, но гурн поймал меня.

— Принесите нам еду, – отдал приказ, перед тем как вывести меня прочь из комнаты. Мы направились в другую, трофейную – сюда нельзя ихнар, но можно прислуге и… шувири.

Я на мгновение застыла на пороге, но шагнула внутрь.

— Ты выглядишь так, словно никогда здесь не была, – поздно заметила, что Иргэх за мной пристально наблюдал.

— Я не была в этой комнате. Сюда нельзя ихнар, – пояснила я.

— Нельзя?

— Да… это комната гурнов. Если ихнар попадут сюда, их ждёт наказание.

— Я знал, что юным ихнар в доле нельзя в общие нужники и уходные, но здесь что? – он указал на стены, – могут поранится о мечи?

Оружие здесь украшало стены. Щиты поверженных врагов и щиты союзников. И шкуры. Много шкур убитых животных… а между собой ихнар говорили, что и нелюдей, когда те были в зверином обличье.

— А какое наказание?

— Плеть. Ударов, смотря сколько мужчин здесь находилось, когда ихнар имела неосторожность попасть внутрь.

Гурн повёл головой, немного хмурясь.

— А если никого?

— На усмотрение лора. Но скорее всего, сколько гурнов живёт в семье.

Иргэх удивился. Он, может, и не хотел показывать своих чувств, но сдержать их не смог.

— Их же может быть не один десяток?

— Я знаю, что в одном из кланов дола, сёстры избавились таким образом от неугодной сестры. Затолкали её в трофейную и она не вынесла наказания, которое ей назначили.

— Низко, – фыркнул он с пренебрежением. — Что могут делать столько гурнов в одной комнате, чтоб меня ярва? – он прошёл вдоль союзной стены, вглядываясь в гербы на щитах.

— С ними могут быть слуги и… шувири.

— А это уже… – он ухмыльнулся, потом глянул на меня, — так я притащил тебя в комнату, нахождение в которой, оскорбительно для такой, как ты?

— Какой? – всмотрелась в его глаза. Отчего-то показалось, что разозлила его своим вопросом, но он лишь в молчании всмотрелся в меня, ответом на мой взгляд.

Глава 13

Иргэх

Я не помнил детства. Его стёр проклятый огонь. Сила, что спасла мне жизнь, но лишила воспоминаний.

Тёплая рука матери или внимательный взгляд отца. Быть может у меня были братья и сёстры. Моя семья, мой клан… я не помнил этого.

То, что у меня было – Арса, заботившиеся обо мне.

Я мог бы стать всего лишь мальчишкой-слугой, но Олвог принял меня, как сына, назвал им, присматривал за мной, учил. Я многое перенял от него. Очень многое.

Чувство справедливости. Тоже.

И… брать то, что твоё по праву.

Рождения? Или силы!

И. Она. Моя.

Я не понимал как. Я просто чувствовал.

Эти ладони, дарящие нежные прикосновения. Губы мягкие и сладкие. Вздохи. Стоны, ласкающие слух. Опьяняющие. Робкий взгляд. Тихость смирения с участью.

Умная. Послушная? Ведь от этого зависела её жизнь?

Не понимал. Почему?

Корабль? Супруг хотел продать её на корабль? Потешать в портах грязный люд?

Одна только мысль, что её светлой кожи коснуться пальцы нищих, убогих, прокажёных… ходоков, мужиков из низа, наёмников?

Я заставил себя смирить ярость, взметнувшуюся во мне, чтобы не испугать её, потому что не хочу видеть страха в её омутах, хочу видеть огонь, тёплый и зовущий.

За что? Не поступают так с ихнар в морозных кланах.

Даже простая девка имела права, а Ашияри не простая…

Дочь сильного клана – вообще могла рассчитывать на то, что её вернут назад, если натворит что-то неугодное супругу. Отец или брат – защита для ихнар.

Понятно, что разное случалось. И люди разные. Если гурн, то не значит, что всегда живёт по закону благородного небесного воинства. И я слышал, всякое – доходило до увечий, кровопролития, причинения смерти, но причина… причина должна быть такой веской, такой основательной – иначе лор гурна накажет его по всей строгости закона.

— Но брат супруга вступился за меня, – сознание лозы было за гранями, тепло силы целительства наполняло мою руку. Глаза смотрели в никуда, и она не видела, как мне хотелось вскочить и пойти самому по лесам рыскать, искать этого их главу клана Шинра.

Я найду её супруга и выпотрошу его. Не будет с ним никакого разговора. И мне плевать, что мне скажут.

Только не скажут – он нужен лишь для того, чтобы показать его голову на шесте, как свидетельство свергнутой власти и право Арса на эти земли.

— Ледвин попросил отдать меня ему, – так же ровно произнесла, — Гэлин согласился.

— Но не отдал? – голос мой пропал куда-то.

Смотрел в пустые сейчас, будто она слепа, глаза ихнар. При отсветах факелов, которых здесь было в достатке, она выглядела совсем юной, беззащитной.

— Не успел, – ровным голосом ответила моя лоза.

— Прости, но я не понимаю, – сложно не понимать, что она чувствует, говоря со мной. — Я не… – нахмурился, — твой брак – союзный. Так?

— Да.

Я ещё раз пробежался взглядом по щитам на стене. Ещё когда рассматривал их, понял, что не вижу Аякра.

— На стенах нет щита с отличиями твоего дома, – уверен был, что видела бы она сейчас меня, то поняла без слов вопрос, который возник внутри.

— Но и клана моего больше нет, – так же ровно ответила лоза.

Это укололо меня. Снять щит, если он был… как символ союза, договора – оскорбление ихнар. Только она же не могла зайти в эту комнату. И не видела, что щита на стене больше нет. А был ли?

— Есть ты, – всё же произнёс очевидное. — И уговор. Союз. На что?

— Меня отдали в Шинра, как залог помощи.

— Военной.

— В том числе, – повела слегка головой, но всё же граней не покинула.

— Но они не помогли, – я бы не стал спрашивать, но не удержался. — Меня не было там, но полотен и знаков Шинра не было среди тех, кто защищал Аякра.

— Гэлин отказал в помощи… моему клану.

Она слегка свела брови, будто увидела что-то неведомое мне, но потом лицо её вновь разгладилось.

— И вот этого я не понимаю – если бы Аякра не пали, Шинра ждало бы уничтожение от них и их союзников. Так рисковать?

— Гэлин не заключал этого союза, – пояснила лоза. — Его заключил отец моего супруга. Ему нужен был целитель. И они с моим отцом сошлись на договоре. Пусть не было угрозы… но… угроза есть всегда, – звук её голоса очаровывал меня. Спокойный и тягучий, при том, что именно она рассказывала… Но я бы просто слушал её. Просто. — Лор был болен. Как ты знаешь, здесь отдают предпочтение силе огня. Отца моего супруга лечили проклятым огнём. Его супруга и мать Гэлина, лоза клана, а так же береги храмов на холмах. Но проклятый огонь лишает памяти и воли…

— Я знаю это, – да, не только просто слушать, мне хотелось говорить с ней. — Мою жизнь спасли им. Но считаю, что воспоминания о детстве не так и важны, в сравнении с возможностью жить дальше.

Она прикрыла глаза в знак согласия.

— Его хворь выжигали огнём, не сильно, но он терял себя, это беда для лора. Он боялся, что власть ускользнёт от Шинра, и ему нужен был целитель, – я видел, что моя собственная рана почти затянулась. — Он верил, что проживёт ещё долго. Я помогала. Он ценил мою помощь. Как и клан. Но случился устрашающий поход в дальние земли и там хворь снова поразила его. Когда отец моего супруга вернулся сюда… он был мёртв. А мой супруг и его мать обвинили меня в том, что я не подняла его, не искривила грани, что не помогла…

Неужели она действительно умеет искривлять грани настолько? До возвращения мёртвых?..

Тогда она бесценна не только для меня.

Она просто… я почти задохнулся.

— Ледвин, сопровождавший отца, – снова вспомнила это имя, и как же жаль, что я не могу понять настоящих чувств внутри неё. Я же всегда чувствовал её, но видно, когда она разделяет себя, чтобы бродить внутри граней, то я теряю способность…

Способность?

Я думал, что это всего лишь морока, проклятие, жуть, но нет – хочу ощущать свою лозу, хочу!

— …знал, что отец был мёртв до прибытия в замок, и сделать я ничего не могла. Это же знали гурны, бывшие с ним в походе. Оттого внешний круг клана относился ко мне с уважением и принимал мои умения, ближний круг… с плохо сдерживаемым снисхождением.

Глава 14

Ашияри

Открыв глаза, я не сразу поняла, где я. Осознав, нахмурилась и всмотрелась в мужчину, обнимавшего меня и спящего рядом.

Что ему до меня? Что?

В гранях я видела огромного волка, яхрита, белого и такого отчаянно знакомого мне. Настолько, что пальцы вспомнили, как зарывались в мех, мягкий и тёплый. Это было реальностью или всего лишь видением?

Грани могли исказить истинное, но и дарить понимание о грядущем. Понять, что именно я увидела – только время решит.

Я прикоснулась к груди гурна. Под моей ладонью билось его сильное сердце и я могла остановить его.

Я не целительница… я ходящая в гранях, я могу исправить их, изменить, могу разрушить. И, ровно так же, как я в ночи соединила плоть раны этого мужчины, сейчас я могла бы убить его сердце.

Моё собственное сжалось от ужаса – только мысль о том, что причиню ему вред, вызвала нестерпимую боль, слёзы горя от возможной потери наполнили глаза.

— Сон плохой? – всмотрелся в меня тут же проснувшийся Иргэх.

Притянул меня к себе. Прижался сухими тёплыми губами к виску. Пальцы его коснулись щеки, волос. Всего лишь прикосновение и я рассыпаюсь под ним. Он так безумно ласков и нежен. Почему он такой со мной? Должен же быть жестоким и грубым. Должен…

Но даже то, как он сейчас, переместив корпус своего крепкого тела, навис надо мной, всматривался в лицо, утягивая за собой в пропасть желания, что чувствовала в нём – это не властная требовательность. Он мягко коснулся губами глаз, полных слёз.

— Не плачь, лоза моя, – шептал Иргэх, — не плачь, бесценная.

И целуя губы, лишал воли, забирал в плен, которого я хотела?

Сколько раз я уже сгорала до пепла в его руках, сколько раз принимала в себя, растворяясь, желая больше? Не оглядываясь на то, что будет дальше.

Я решила.

Я решила, когда он взял меня в первый раз. Просто поняла это только сейчас – моя жизнь в его руках, но надолго ли? И что ждёт меня после? А значит, отдаваясь дурману, мороку, кидаясь в омуты – это тепло, нежность, значимость… я заберу с собой за грань, куда уйду, как только останусь одна.

— Рассыпайся, бесценная… Моя лоза, моя…

И правда его. Ждала ли меня иная судьба?

Волной маленькой смерти, смело в прах, снова, как не бывало никогда – только в его руках. Так.

— Что тебе приснилось? – спросил, когда я затихла и он прижимал меня к себе, обнимая, будто и правда бесценная, даря раздирающее мою душу счастье.

— Волки, – ответила я. И ведь это правда.

— Волки…

Лишь повторил за мной гурн, эхом, тихо, глухо, пропавшим голосом.

Тяжело вздохнув, он встал, распорядился, чтобы в купальнях нагрели воду, вышел и вернулся со своей одеждой и одеждой для меня – нижней рубахой, верхним платьем, накидкой тёплой и капоном. Я нахмурилась – голову мне покрывать капоном нужно выходя из дома под открытое небо на людях, как ихнар.

— Мне нужна твоя помощь сегодня, – проговорил, подавая мне руку, вероятно замечая недоумение, а потом перехватил, взяв на руки, и отнёс в купальню.

— Помощь?

— Да, в замке.

Я склонила голову, наверное хотелось спросить всё же, что именно мне надо будет сделать, но Иргэх, опустив меня в воду, стал меня мыть.

Я смутилась, а потом и в очередной раз сгорела под его внимательным взглядом и от движений его рук.

Он не говорил со мной. Или говорил?

Его взгляд… прикосновения. Наверное, будь я более опытна в том, что происходило между мужчиной и женщиной скрытыми от глаз окружающих, то могла бы понять… нет, я понимала.

Забота, нежность, ласка… как о любимой?

Меня бросало в жар от этого, но только поверить в это я тоже не могла.

Он просто забавляется. Ему скучно.

Воин, а вынужден заниматься управлением. Да ещё и в местах, о которых ничего не знает.

Быть может в моём лице он видит помощника? Я же высказала свою благосклонность к нему, когда предупредила о попытке верных обмануть его… а позднее он, выполняя приказ, а может и сам того желая, выставил меня на показ этим самым верным, словно диковинного зверька.

А кем я была? Зверьком и была. Трофеем. Он заработал меня в бою.

— Ашияри, – позвал меня гурн, вытаскивая из полных горечи дум.

— Да…

— Не бросай меня, – проговорил Иргэх, глядя мне в глаза.

— Я не… – попыталась ответить, но голос пропал.

Гурн подался вперёд, почти вплотную ко мне.

— Я не смогу без тебя, – прошептал в губы.

Потом замер, закрывая глаза, вдыхая важность с поверхности моей кожи. Разбивая этим моё сердце… почему-то так хотелось сказать ему, что я не буду без него, признаться, что как только он оставит меня, неизбежно, я перестану существовать.

Но Иргэх поцеловал моё плечо, потом встал, погладив щёку.

— Одевайся, я жду тебя, – сказал, уходя и оставляя меня растерянной и непонимающей происходящего.

Мы прошли по дому. Я следовала за гурном, ему кланялись стоящие на страже воины, приветствуя привычным обращением к старшему по роду и положению: “ви-гурн”, – шептали они, кто-то прибавлял имя. Но и меня они приветствовали…

Я поверить не могла, что услышу ещё обращение к себе, как к знатной или уважаемой ихнар, но воины не поднимали голов, пока я шла мимо и шептали мне почтенное: “ихнар-си”.

Я невольно глянула мимолётно в спину Иргэха – неужели это приказ? Приказ обращаться со мной, как с хозяйкой?

Только не отпускала печаль, что это всего лишь ради смеха, ради развлечения – не может это быть основательным и правдивым.

— Не смотри на стены, – шепнул мне гурн, когда вышли на улицу.

Глава 15

Иргэх

— Иргэх, – Ягин был тихим. Не могу сказать, как он воспринимал, происходящее, но сейчас проявлял уважение. — Мы убрали все эти ягоды… – отчитался, подойдя ближе. — Нашли парочку шувок, которые, видно, пришли на угощение.

Я кивнул.

— Я ищу, кто мог бы нам такой подарок сделать, – он помолчал, ожидая какого-то ответа от меня. Но не дождался. — Наши четверо встретились с десятью Шинра. Ближе к выходу из этого прохода. Он ведёт в леса, за поля, к могильникам, но оно и понятно, куда может такой ход вывести, – он усмехнулся, но понял, что мне не до смеха. Хмыкнул, становясь снова серьёзным. — Наши полегли, но уложили шестерых, одного ранили. Он и ещё трое дошли до того места в проходе, где на тебя наткнулись. Двоих ты пожёг огнём. Двоих прирезали подоспевшие тебе на помощь гурны.

Ягин цыкнул недовольно.

— Надо было бы живым хоть одного взять, но наши не поняли ничего в темноте. Хорошо, что друг друга не перебили. Но шинрийские твари, когда пришли сюда, хорошо наследили, там в лесу. Я отравил следопытов пару, попробовать найти по следу их стоянку. Не могут же они… – Ягин ругнулся, — достали, чтобы их ярвы пожрали! Не лес, а выход в никудашние грани.

Я снова кивнул.

— Иргэх… среди них явно был кто-то из меченых Шинра.

— Был.

— Гэх, я…

— Это я виноват, – голос пропал. — Иди.

Ягин не стал ничего говорить. Не глядя на него, боковым зрением видел, как он склонил голову в почтении, развернулся и вышел.

Я не мог оторвать взгляд от лежащей на постели деве, моей лозе. Бесценной…

Только мысль, всего мысль, что она не вернётся, уничтожала меня – если бы я знал, я бы ни за что не просил её заглянуть за грани.

Внутри отзывался момент, как она прислонилась ко мне, как дрогнула и как я ощутил на себе ледяное дыхание духов, а следом за ним свист клинка, успел уйти, скрыл лозу, распустил проклятый огонь, который саданул по мне тоже, шипя и жалясь.

А потом этот её выдох с моим именем и… лишь видел, как падает на ступени. Будто замертво. Я и подумал, что замертво. Сам перестал дышать в тот момент.

Она и сейчас жива, но и не жива. Тёплая, но не дышит.

Я сидел и смотрел на неё, не отрывая взгляда. Чувствуя, что она ещё со мной, пусть и не видя признаков явных, но всё же – моё сердце бьётся, а значит моя бесценная со мной.

Почему я думал, что не смогу без неё?

Эта печаль утром – она раздирала меня. Мне так хотелось увидеть снова тепло улыбки, что касалась губ и глаз накануне. Но внутри девы была пропасть из горя. Горя, которое откликалось во мне, словно она должна была, чувствовала, что покинет меня.

И если это вот то, что она поняла…

Такие, как она, умеют видеть предстоящее.

И я не знаю, кого я мог бы спросить об этом. Просто не знаю…

У отца был такой, как она – Унрих. Возраст его невозможно было определить. Гурн этот выглядел, чуть младше Граяза, но при этом все мы знали, что сражался бок о бок с Олвогом, ещё когда тот был мальчишкой.

Унрих наверное сказал бы, что с Ашияри… только я бы ни за что не показал её ему. Ни ему, ни своему названному отцу.

Никому не хочу показывать её.

Рвал бы глотки, ломал бы руки, вырывал бы сердца, тем, кто попытался бы тронуть мою бесценную. Защищал до последнего вздоха… и сам… сам отдал её граням – она теперь вот такая! Из-за меня и моего решения. Моей просьбы.

“Вернись ко мне, бесценная…”

Умолял внутри, едва справляясь с невыносимой тоской и гневом, яростно рвущимся из меня. Мне нужен был бой, необходим, как воздух. Я сидел здесь на цепи… я, не она.

Проклятое место!

Не мог найти остатки Шинра! Десяток, их пришёл десяток! Ради чего? Десяток очень мало, чтобы навредить. Слишком мало. Или они пришли с тем, который пытался убить меня. Меня ли? Лозу?

Нет. Зачем Шинра убивать её?

Девка, просто – участь таких, как она, определена, её решали захватчики. В пользование гурнам или на продажу – корабли, храмы. Даже неизвестно, что хуже… ублажать сброд на кораблях за незначительную плату, или быть вместилищем огня в храмах. Там – мерзкие обряды, от которых девы сходили с ума, да и жили не дольше тех, кого насиловали в трюмах у торговцев живым товаром.

Или – моя лоза отмечена даром, в ней сила – с этими мало кто из победителей имел дело. Не только Арса, много кланов. Отмеченные девы чаще висели на стенах.

Хотя в храмах такие очень ценились. Просто не рисковали таких вести в храмы… проще убить, привязав низу душу, чтобы не случилось лишнего и страшного. Потому что отмеченные просто так не умирают.

Ожидали ли Шинра, что с их лозой обойдутся иначе?

Не думаю.

Тогда и нет им толку так рисковать, подсылая сюда убийцу для неё.

Значит меня убить хотели?

А это что решило бы? Ничего. Не настолько они там глупы, чтобы не понимать – не решит моя смерть их проблем. Только усугубит. Или убить просто так? Терять нечего?

А если забрать её?

Убить меня, а деву забрать?

Но тогда, зачем пытались верные убить её в зале при встрече?

Или одно с другим не связано?

Думы крутили меня, выворачивали, а она всё не приходила в себя. И с каждым моим вздохом, мне казалось, что мир мой рассыпается на части…

Я встал, когда светило уже почти очертило свой путь по небоклону и ушло в сторону дальних холмов, поросших лесами, такими густыми, что человек не мог пройти сквозь них.

Ещё утром я знал, что мне надо скорее найти Гэлина Шинра, живым ли, мёртвым, но доказать, что власти его и его клана больше нет в этой части дола. А потом я мог бы собрать своих гурнов, дождаться, чтобы Врог вернулся из Вахлэха, и убраться следом за воинством Арса, туда до Лигивы.

И её я забрал бы с собой. С собой. Не выпустил бы из рук. Она бы привыкла, морозный народ стойкий, но я бы берёг её, так отчаянно, так…