… Воздух потрескивал от невидимой энергии. В этом мире, где магия и реальность переплетаются, каждый звук, каждый шепот несет в себе древнюю силу. Здесь, в самом сердце этих земель, можно почувствовать, как энергия пронизывает все вокруг, создавая невидимые волны, которые касаются каждого живого существа. Древние шепоты танцевали на ветру, рассказывая о богах и демонах, о духах и смертных. Эти шепоты, словно эхо прошлого, доносят до нас истории, которые были забыты, но не потеряны. Они напоминают нам о том, что мир полон тайн и загадок, которые ждут своего открытия. Три мира переплетались, хрупкий баланс сил сохранялся тысячелетиями. Небесный мир, мир смертных и мир теней – все они связаны невидимыми нитями, которые поддерживают гармонию и порядок. Этот баланс, столь хрупкий и уязвимый, требует постоянного внимания и заботы. Высоко вверху мерцал Небесный Мир, дом Богов, управляющих судьбой. Здесь, среди золотых вершин и сияющих облаков, Боги наблюдают за миром, направляя его развитие и защищая от хаоса. Их сила и мудрость – основа стабильности и процветания всех миров. Внизу пульсировал жизнью Мир Смертных, гобелен радости и печали. Здесь, среди зеленых лесов и шумных городов, люди живут своей повседневной жизнью, не подозревая о том, что их судьбы связаны с высшими силами. Их радости и горести, успехи и неудачи – все это часть великого плана. А в тенях кипел Мир Теней, пристанище демонов и шепотков забытых кошмаров. Этот мир, полный тьмы и опасностей, скрывает в себе множество секретов и угроз. Здесь обитают существа, которые питаются страхами и сомнениями, стремясь нарушить хрупкий баланс и погрузить все в хаос. В этом мире чудес и опасностей судьба сплетала свои нити, сводя вместе души из разных слоев общества. Каждый человек, каждое существо имеет свою роль в этом великом танце жизни и смерти. Их пути пересекаются, создавая сложные узоры, которые определяют будущее всех миров. Одни искали власти, другие – покоя. В этом мире, где сила и амбиции играют важную роль, многие стремятся к могуществу и контролю. Они готовы на все, чтобы достичь своих целей, даже если это означает нарушить баланс и поставить под угрозу существование всех миров. Одни жаждали знаний, другие тосковали по любви. В поисках истины и понимания, многие отправляются в путешествия, чтобы найти ответы на свои вопросы. Они стремятся к мудрости и просветлению, надеясь, что это поможет им найти свое место в этом сложном и многогранном мире.
И среди них молодая девушка по имени Ань Ду отправилась в путешествие, которое потрясет самые основы этих древних миров. Ее путь будет полон испытаний и открытий, и она станет ключом к восстановлению баланса и гармонии. Ань Ду предстоит встретиться с Богами и демонами, узнать тайны прошлого и найти свою истинную судьбу.
… Ань Ду была не обычной девушкой. Ее дух пылал внутренним огнем, жаждой знаний и стремлением превзойти свои пределы. С юных лет она неустанно тренировалась, оттачивая свое тело и разум. Она овладела древними боевыми искусствами, ее движения были быстрыми и точными, ее удары несли силу бушующей грозы.
"Но я ищу больше, чем просто физическую силу. Я погружаюсь в древние тексты, впитывая знания как губка. Я стремлюсь раскрыть тайны духа, подняться на более высокий уровень существования".
Она и не подозревала, что ее стремление к могуществу приведет ее по пути, полному опасностей и неожиданной любви. …
...Высоко в горах, среди облаков, находилась горная школа Цзинь. Эта древняя секта посвятила себя пониманию потока духовной энергии. Они оттачивали свои навыки. Они стремились к равновесию с окружающим миром. Ань Ду неустанно тренировалась среди них.
Ань обладала природной склонностью к мистическим искусствам. И все же в ее сердце жила тень беспокойства. Она и не подозревала, что судьба ждала ее за знакомыми склонами горы Цзинь.
Ритуал пробуждения
Тьма.
Густая, как чернила, разлитые по шелку.
Ань Ду открыла глаза раньше, чем дрожь рассвета коснулась бумажных окон её кельи. Её тело помнило – ещё три вдоха, и зазвенит нефритовый колокол, возвещая начало нового дня в школе Цзинь.
Она лежала неподвижно, впитывая холод, поднимающийся от каменного пола сквозь тонкую циновку. Запах сосновых дров, тлевших в очаге с прошлого вечера, щекотал ноздри – слабый, но стойкий, как обещание тепла, которого ещё не было.
Пять... четыре... три...
На счёт «два» раздался первый удар.
Звук колокола пронёсся по коридорам, чистый и пронзительный, будто ледяная игла, прошивающая сон насквозь. Ань Ду вскочила, едва успев поймать край одеяла, прежде чем оно соскользнуло на пол.
— Опять не выспалась, — прошептала она, растирая запястья.
Её пальцы наткнулись на тонкие шрамы – следы вчерашней тренировки. Ли Цзюнь снова «случайно» задел её мечом.
Скала Лунного Листа.
Ветер гнал по небу последние звёзды, когда Ань Ду вышла во двор. Ученики уже выстраивались у подножия скалы – чёрные силуэты на фоне серого камня.
— Ты опоздала, — прошипела Мэй Линь, пропуская её в строй.
— Нет, просто ты пришла раньше всех, — Ань Ду скривила губы в подобии улыбки.
Бинь Лян стоял на вершине скалы, его белые одежды колыхались, как крылья чайки. Он не смотрел вниз – но Ань Ду знала: он чувствовал каждого.
— Поза лотоса. Дыхание восходящего солнца, — его голос прокатился над головами, мягкий, но не терпящий возражений.
Ань Ду опустилась на холодный камень, скрестив ноги.
Ци.
Она закрыла глаза, представляя, как энергия поднимается от земли, как туман, обволакивающий корни деревьев. В школе Цзинь учили: «Ци – это река. Ты не хватаешь её – ты становишься её частью».
Но её река сегодня была бурной.
Энергия вилась вокруг запястий, как непослушная змея, то подпуская близко, то ускользая. Рядом старшие ученики уже собирали её в ладонях – у кого-то она клубилась серебристым дымом, у кого-то мерцала, как светлячки.
— Опять твой дух блуждает, как пьяный журавль!
Ань Ду вздрогнула. Ли Цзюнь стоял за её спиной, его тень падала на скалу.
— Может, тебе в кухню податься? Там хоть вёдра с водой носить научишься, — он фыркнул, и его дыхание пахло вчерашним вином.
Ань Ду стиснула зубы. Не отвечай. Не дай ему удовольствия.
Но её пальцы сами сжались в кулаки.
— Ли Цзюнь, — раздался голос Бинь Ляна. — Ты сегодня собираешь ци или сплетни?
Насмешник мгновенно смолк.
Ань Ду не увидела взгляда, которым учитель обменялся с Ли Цзюнем – быстрого, как удар кинжала. Но она почувствовала его – холодный, расчётливый.
Почему он защитил меня?
Разгар медитации.
Туман сгущался.
Ань Ду сосредоточилась на дыхании – вдох через нос, выдох через рот. Она представляла, как ци струится по её жилам, как свет, наполняющий сосуд.
Но что-то мешало.
Где-то глубоко внутри, за грудиной, будто засел осколок льда. Он не таял, лишь колол изнутри, напоминая:
Ты не такая, как они.
— Смотри, — прошептала Мэй Линь.
Ань Ду приоткрыла глаза.
Над ладонями Бинь Ляна висел шар энергии – идеально круглый, переливающийся, как жемчужина в лунном свете.
Так красиво...
Она потянулась к нему мысленно – и вдруг...
Щелчок.
Её собственная ци дёрнулась, как пойманная на крючок рыба. Боль пронзила виски.
— А-а!
Она едва не свалилась со скалы.
Бинь Лян медленно опустил руки. Его шар рассыпался в прах.
— Ань Ду. Ко мне.
После медитации.
— Ты пытаешься схватить ци, — сказал Бинь Лян, когда они остались одни у Озера Тишины. — Но сила не раб. Она – союзник.
Он протянул руку, и капля воды с листа лотоса взлетела в воздух, зависнув между его пальцев.
— Попробуй.
Ань Ду повторила жест.
Ничего.
Бинь Лян вздохнул и прикоснулся к её запястью – лёгкий, как крыло бабочки, контакт.
— Расслабься.
И тогда...
Капля дрогнула.
Она поднялась на дюйм, дрожа, как испуганный зверёк, и упала обратно.
Но это было что-то.
— Хорошо, — он улыбнулся, и его глаза стали мягкими. — Завтра продолжим.
Когда он ушёл, Ань Ду заметила, что на её руке остался лёгкий след – будто от ожога.
Почему он такой... разный?
Дыхание Бинь Ляна и ледяная скала
Ань Ду всё ещё чувствовала жгучий след его пальцев на запястье, когда опустилась на скалу Лунного Листа на следующее утро.
Ночь не принесла покоя.
Она ворочалась на жесткой циновке, а в голове звучал его голос: «Расслабься». Глухой, тёплый, как мёд, стекающий по горлу.
Но сейчас, под предрассветным небом, камень под ней был безжалостен.
Холод проникал сквозь тонкую ткань тренировочных штанов, цеплялся за бёдра, заползал под кожу. Ань Ду сжала зубы, стараясь не дрожать.
-Не показывай слабость.
Рядом старшие ученики уже погрузились в медитацию. Их лица были спокойны, дыхание — ровным. Они словно не замечали ни холода, ни ветра, ни острых краёв камня.
— Ты снова дрожишь, как осиновый лист.
Ли Цзюнь бросил взгляд через плечо, его губы искривились в усмешке.
— Может, тебе одеяло принести?
Ань Ду не ответила. Она сосредоточилась на дыхании — вдох, выдох, вдох…
Но холод не отступал.
И тогда —
— Ань Ду.
Голос прозвучал прямо за её спиной.
Она не услышала шагов.
Бинь Лян стоял так близко, что его одежда шелестела у неё за спиной.
— Ты забыла самое главное, — прошептал он.
Его дыхание коснулось её шеи — тёплое, живое, пахнущее дымом и чем-то горьковатым, как корень женьшеня.
Оно обволокло ее шею, как пар от только что заваренного чая — густое, влажное, с едва уловимым дрожанием. Ань Ду замерла, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
Он наклонился ещё ближе, его пальцы легли на её плечи — лёгкие, но неумолимые, как судьба.
Трапезная школы Цзинь.
Зал для утренней трапезы был наполнен шумом голосов, звоном фарфоровых пиал и густым ароматом рисовой каши с имбирём. Ань Ду протиснулась между длинными деревянными столами, стараясь не задеть локтями других учеников.
— Эй, осторожнее! — буркнул Ли Цзюнь, когда она случайно задела его рукав.
— Прости, — пробормотала она, ускоряя шаг.
Её место было в самом конце зала, рядом с Мэй Линь — одной из немногих, кто не смеялся над её неудачами. Но сегодня…
Сегодня её обычное место было занято.
На низком столике перед пустой циновкой уже стояла пиала с дымящейся кашей, а рядом — маленькая нефритовая тарелка.
На ней лежал личи.
Ань Ду замерла.
Этот фрукт не подавали в общей трапезной.
Он рос только в запретном саду мастера.
Подарок.
— Садись, Ань Ду.
Голос прозвучал за её спиной, и она вздрогнула.
Бинь Лян стоял прямо позади, его тень накрыла её, как крыло.
— Я… я не знаю, как это здесь оказалось, — она потянулась к фрукту, но остановилась, не решаясь коснуться.
— А разве подарок требует объяснений? — он обошёл её и сел напротив, его пальцы сложились в изящную мудру, будто он собирался медитировать, а не завтракать.
Ань Ду опустила глаза.
— Но это же из вашего сада…
— И что? — он наклонился чуть ближе. — Разве плоды не для того, чтобы их вкушать?
Его рука протянулась через стол, и он подвинул тарелку прямо к её пальцам.
— Ты сегодня особенно усердна.
Его мизинец коснулся её запястья — лёгкое, почти случайное прикосновение.
Но оно задержалось на секунду дольше, чем нужно.
Ань Ду почувствовала, как тепло разливается по коже, и поспешно отдернула руку.
— Спасибо, учитель, — она покраснела, уставившись в пиалу.
Она не видела, как его глаза потухли, когда она отвернулась.
Как что-то тёмное промелькнуло в них — на мгновение, но достаточно, чтобы даже Ли Цзюнь, сидевший в двух шагах, инстинктивно отодвинулся.
Его пальцы скользнули по её запястью — и Ань Ду едва сдержала вздох.
Они были ледяными.
Не просто прохладными от утреннего воздуха, а по-настоящему холодными, как мраморные плиты в подземельях школы.
Это было неестественно.
Особенно контрастируя с его тёплым дыханием, которое только что обжигало её шею.
— Ты дрожишь...
Его большой палец провёл по её пульсу — медленно, словно проверяя, как часто бьётся её сердце.
Ань Ду попыталась отстраниться, но его хватка (лёгкая, почти невесомая) вдруг стала железной.
Всего на одну секунду.
Ровно настолько, чтобы она поняла:
Он может удержать меня, если захочет.
Потом он отпустил, и его пальцы снова превратились в вежливые, учительские — сложенные в спокойной мудре перед животом.
Но она уже запомнила это:
Как его кожа не нагрелась от прикосновения к ней.
Как его ногти (идеально ровные, бледные, почти прозрачные) на мгновение впились в её плоть — будто пробуя на вкус.
И самое странное:
Когда он убрал руку, на её запястье остался след — не синяк, не царапина, а...
Белое пятно.
Как обморожение.
Оно не болело.
Оно просто было.
Напоминанием.
Вкус запретного.
Ань Ду осторожно надкусила личи.
Сладкий сок брызнул на губы, и она непроизвольно облизнулась.
— Нравится? — спросил Бинь Лян, наблюдая за ней.
— Он… необычный, — она не знала, что сказать.
Фрукт был слишком сладким, почти приторным, с лёгкой горчинкой, которая оставалась на языке, как послевкусие крепкого чая.
— Это особый сорт, — он улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. — Он растёт только в тени древнего дерева, которое поливают водой из источника Лунных слёз.
— А почему его не подают остальным?
— Потому что не каждый сможет вынести его вкус, — его пальцы постучали по столу, словно отбивая невидимый ритм. — Но ты… ты особенная.
Ань Ду сжала пиалу крепче.
— Я просто ученица, как все.
— Нет, — он наклонился ещё ближе, и его шёпот ощущался на её коже, как прикосновение. — Ты даже не представляешь, на что способна.
Она подняла глаза — и застыла.
В его взгляде не было привычной снисходительности учителя.
Там горел голод.
Настоящий, животный.
Как у волка, который уже видит добычу.
Ядовитое семя личи.
Когда Ань Ду разломила плод пополам, ее пальцы наткнулись на нечто странное.
В сочной белой мякоти, прямо в сердцевине, лежало крупное семя – гладкое, почти слишком идеальное, с глянцевой чёрной поверхностью, отражавшей свет, как обсидиановое зеркало.
Она потянулась, чтобы вынуть его, но…
— Не трогай.
Голос Бинь Ляна прозвучал мягко, но в нём звенела сталь.
— Семя личи – ядовито, — он улыбнулся, но глаза оставались пустыми. — Если разгрызть – парализует сердце.
Ань Ду замерла.
— Но… зачем тогда есть плод?
— Ах, — он наклонился ближе, и его дыхание снова стало тёплым, контрастируя с ледяными пальцами. — В этом и прелесть. Сладость – на поверхности. Яд – в глубине.
Его рука протянулась, и он подхватил семя её ножом, поднеся к свету.
— Ты ведь чувствуешь, да?
Семя мерцало, будто впитывая свет.
— Оно… шевелится? — Ань Ду почувствовала, как мурашки побежали по спине.
Бинь Лян рассмеялся – звук был красивым, но пугающе пустым, как эхо в пещере.
— Нет. Это не оно.
Он перевернул семя, и тогда она увидела.
Тончайшие нити – почти невидимые, как паутина, – тянулись от семени к мякоти плода.
Будто оно высасывало из него жизнь.
— Вот почему его не дают ученикам, — прошептал он. — Оно питается ци того, кто его ест.
— Но… вы дали его мне.
— Ты особенная, — его пальцы сжали семя, и оно раскололось с тихим хрустом.
Внутри не было сердцевины.
Только чёрный порошок, который рассыпался по столу, оставляя ожоги на дереве.