Первая часть находится ЗДЕСЬ https://litnet.com/shrt/n9gj , без первой части читать эту не имеет смысла.
— Ой, ой, мои розовенькие пяточки появились, — разглядывает себя Машуня, когда мы сидим в другом помещении.
Нам выдали мягкие шелковые халаты бирюзового цвета, расшитые стеклярусом, и принесли чай в большом чайнике с восточным узором, пиалы, сладости на серебряном подносе.
В бане мы пробыли, наверное, часов пять, пару раз даже удалось немного поспать, пока наши тела мазали маслами, скрабами, чистили скребками подошвы. Теперь мне казалось, что моя кожа скрипит от чистоты, стала мягкой, шелковистой.
Больше проблем было с волосами. Первая вода в медном тазу, что у Машуни, что у меня была черная. Представляю, сколько грязи там скопилось. Наши банщицы цокали языками, но продолжали намывать, окуная наши головы в воду. Затем на волосы нанесли вонючую мазь и заставили снова вернуться в бассейн, где уже сменили воду на чуть прохладную, с запахом чего-то сладкого. Запретили окунаться, но мы и так сидели с Машуней, прикрыв от удовольствия глаза, чувствуя, как пощипывает кожу голову.
— Все-таки у нас там в волосах явно была живность, — сообщила мне Машка, а я поморщилась, — Сейчас так щиплет, будто я всю кожу разодрала своими расчесами.
— Не говори мне об этом, иначе меня стошнит, — попросила подругу, и та тихо рассмеялась.
Потом волосы снова промыли и нанесли какую-то маску, что-то типа кондиционера. После нее волосы стали мягкими, шелковистыми. Затем их расчесали, натерли сухими полотенцами и опять намазали каким-то маслом. Все тело при этом скребли кусочками пемзы, особенно локти, ноги. Затем скрабами, губками. Последним перед окончательным ополаскиванием с нас удалили все волосы, кроме головы, конечно.
— Вот это мне нравится, — улыбалась Машуня, взвизгивая от тряпочных полосок, что отрывали от нее, — Древний шугаринг на сахаре, как мило.
— Мило, — согласилась я, — Только становится понятно, для чего нас готовят, — поморщилась: мне удаляли волоски в зоне бикини.
— Придумаем что-нибудь, первый раз, что ли? — весело отмахнулась подруга, а вот я не была такой наивной.
Все эти процедуры над телом, удаление лишних волос, явно приказ нового хозяина. А тут не нужно долго соображать, для чего все это.
Вот и сейчас, когда мы с Машуней пили ароматный чай, закидывали в рот засахаренные финики и халву из фисташек, я снова вспомнила об этом.
— Нам нужно бежать, — тихо сказала подруге, — Отдохнем недельку и убежим.
— Вот только не начинай, Крис, — с мучительным стоном произнесла Машуня, — Мы уже убежали один раз, сама знаешь, что из этого вышло.
— Но сейчас все серьезно и понятно. Тебе хочется отдать свою девственность какому-то старому козлу с бородкой?
— Может, он и не старый, да и для кого ее хранить, эту самую девственность? Рано или поздно мы все равно ее лишимся в этом веке, как ни пытайся, этого избежать. Пусть лучше это будет здесь, во дворце, на шелковых простынях, а не в какой-то вонючей таверне или хуже всего, в подворотне на улице.
Почти три месяца или больше прошло, как мы сюда попали. Версаль, Париж, встреча с Машуней, а я до сих пор думала, что это все какой-то сон. Из будущего попасть в прошлое, да еще и стать дочерью герцога, что-то из области магии, волшебства. Иногда мне казалось, что я нисколько не удивлюсь, если начну поджигать вещи огнем или творить чудеса. А как иначе? Если верить тому, что происходило все месяцы с нами, то невольно начнешь понемногу сходить с ума.
Я, дочь герцога, должна выйти замуж за графа Тальбона, точнее, вышла бы, если не сбежала прямо из Версаля. Сбежать-то сбежала, но не добежала. Нас с Машуней похитили и притащили на корабль, который тут же отплыл в Стамбул. Там нас быстренько продали на рынке рабов, и вот мы во дворце того, кто нас купил. Отмытые, накормленные и теряемся в неизвестности, что будет дальше. Скажем так, я и подруга представляем, зачем нас купили, но вот как избежать насилия, пока не знаем.
В комнату вошла Аула, служанка или, скорее, распорядительница этим гаремом. Мы с Машкой пока не решили, кто такая эта красивая женщина с черными косами. На ней было уже другое платье, красное, цвета вина и расшитое золотыми лилиями по подолу и рукавам. Лицо также прикрыто наполовину, открывая только глаза.
— Я проведу вас в ваши комнаты, — скорее приказала, чем сообщила она, и мы с Машуней последовали за ней, оставляя с сожалением вкусный чай и сладости.
Аула провела нас снова по длинным коридорам, и мы прошли небольшую площадь, где снова был высокий фонтан, розы и гуляли павлины.
— Что-то у них мода на этих птичек, — фыркнула Машуня, но Аула обернулась и сердито посмотрела на нас, — Надсмотрщики еще везде, — добавила подруга, показав в спину Ауле свой язык.
Аула сделала вид, что не слышала или просто забила на нас. Кто мы такие? Две рабыни, которые тут на фиг никому не нужны?
— А у нас дома уже лето началось, — к чему-то добавила Машка и я тут же вспомнила Москву, метро, наши квартирки, свою работу. Меня, скорее всего, уже уволили из аптеки, где я работала фармацевтом.
— Интересно, нас хоть кто-нибудь ищет? — тихо спросила я подругу, когда мы входили в другое здание и поднимались по широкой лестнице с открытым видом на фонтан.
— Да кому мы нужны? — сморщила хорошенький носик подруга, — Тебя точно никто не ищет, а вот меня, возможно, какое-то время спрашивали мои клиентки. Особенно та, что мне все время кофе таскает.
— Ты права, никому мы не нужны, — согласилось я, печально качая головой.
— Да и здесь никому не нужны, — добавила тоски в наше положение Машка.
И она была права: никто про нас не вспомнит в нашем времени, а здесь тем более. В семнадцатом веке мы вообще словно призраки из будущего.
Всю следующую неделю мы наслаждались отдыхом, банями и пару раз даже ходили на море. Точнее, нас туда отвели, только купаться в белом балахоне и платком на голове, то еще удовольствие. Да и как купаться, барахтаться с визгом и криками удовольствия в огороженном лягушатнике?
— Я, конечно, первый раз купаюсь в море, но представляла себе это как-то иначе, — жаловалась Машуня, стоя по пояс в теплой и прозрачной воде.
Для нас на пустынном пляже был огорожен в воде небольшой как бы бассейн. Его стены выложены из камня, спереди сделан выступ, в котором были щели. Морская вода проникала туда, и волны с шумом падали сверху. Но глубина здесь была от силы метр. Так что мы тупо присели в своих платьях и с завистью смотрели на неогороженное пространство.
Бирюзовые волны мягко набегали на берег, оставляя после себя пенистый след. Сам пляж был довольно живописным, правда, маленьким. Казалось, что его искусственно расчистили среди скалистых камней. Да и дорога к пляжу была довольно интересной, вилась среди выступающих скал. Пока мы шли по деревянным мосткам сверху иногда осыпались мелкие камешки. Но сама природа была просто безумно красивой.
Я никогда не была на море, в смысле на курорте. Пока все мое знакомство с ним ограничивалось плаванием на корабле. Сейчас я рассматривала эту пугающую и одновременно прекрасную силу с некоторым благоговением. Все-таки море прекрасно.
— Научи меня плавать, Крис, — просила Машуня, пытаясь барахтаться в прозрачной воде.
— Да я сама не умею.
— А я хочу научиться, — не сдавалась подруга, брызгая вокруг себя, шлепая бестолково руками по воде. Маша решила не сдаваться, на лице у нее было такое удовольствие, что даже меня заразила своим озорством.
Я усмехнулась и приблизилась к ней.
— Хорошо, давай попробуем. Но только будь готова, что вода может быть и немного пугающей. И так как я тоже не умею, то мы с тобой просто утонем.
— Да и ладно, зато в море, а не в гареме у какого-нибудь извращенца-старика.
Машуня горько усмехнулась, а я подхватила ее за руку, ведя нас обеих к более глубокой части моря. Наши ноги пока нащупывали песчаное дно, и я почувствовала, как Маша немного дрожит.
— Постепенно входим в воду, не спеша, — сказала я, пытаясь передать ей уверенность.
Машуня медленно шагала вперед, ее глаза смотрели на меня, словно искали поддержку. Я улыбнулась и постаралась передать ей свою силу. Она достигла такой точки, где вода доходила ей до груди, и остановилась.
-Теперь просто отдохни, чувствуй воду вокруг себя, — сказала я, стоя рядом с ней. Самой тоже было страшно, но, когда рядом подруга, я подавляла свой страх. Причем никто из нас и не подумал, почему учить должна та, которая и сама не умеет плавать. Несколько походов в бассейн с инструктором не в счет. Нет, я барахталась и даже держалась на воде, тогда как Машуня вообще не плавала.
Подруга закрыла глаза и долго наслаждалась морским бризом и звуками волн. Я знала, что она осваивает в душе это новое пространство, пытаясь понять его и принять.
Постепенно Машуня начала двигаться в воде, делая неуклюжие попытки плавать. Я продолжала ее поддерживать, не давая ей утонуть в своих сомнениях.
— Отлично, Маша! Ты делаешь большие успехи, — поощряла я ее.
— Но я все еще не чувствую себя уверенной, — призналась она, немного задыхаясь.
— Это нормально, Маш. Плавание — это навык, который требует времени и практики. Ты только начала, и у тебя уже есть прогресс. Постепенно ты будешь становиться все лучше и увереннее.
Подруга кивнула и продолжала пытаться двигаться по воде. Она делала ошибки, но не опускала руки. Я была горда ее настойчивостью и решимостью.
С каждым разом Машуня становилась все лучше. Она научилась правильно двигаться ногами и руками, учитывать силу волн и контролировать свое дыхание. Я смотрела на нее с восхищением, видя, как она преодолевает свои страхи и становится все более опытной пловчихой.
— Ты справляешься прекрасно, Маш, — похвалила я ее, когда она смело проплыла несколько метров.
— Спасибо, Крис. Без тебя я бы не смогла, — сказала она, улыбаясь, — А теперь ты.
Мы продолжили плавать вместе в течение нескольких часов, наслаждаясь солнцем и морем. Маша стала все более уверенной и счастливой, а я была рада, что могла помочь ей открыть для себя эту прекрасную силу природы. Да и сама плавала по-собачьи, но вода нам помогала, держала на поверхности наши тела.
Плавание на корабле было впечатляющим, но ничто не сравнивалось с ощущением свободы и силы, которые дарит море. Мы обе осознали, что научиться плавать — это не только овладеть навыком, но и научиться преодолевать свои страхи и верить в себя.
Вечером, когда солнце начало садиться за горизонт, мы вышли из воды, уставшие, но счастливые. Закутались в большие махровые простыни, которые подала нам служанка, предварительно сняв белые балахоны. Также нам принесли горячий кофе, который я не особо любила, а подруга смаковала маленькими глотками. Мне казалось, что оно сильно крепкое и горькое.
— Знаешь, я даже рада по-своему, что мы попали сюда, — задумчиво глядя на горизонт, сказала подруга.
— Почему? — сделала я глоток зеленого чая, который только что подали мне.
— Вот представь нашу жизнь: детский дом, учеба, работа. Мы даже моря не видели, тем более корабль, Версаль, да можно перечислять бесконечно. И ты, дочь герцога, будущая жена пирата... Как ни смешно звучит, но это все круто!
— Жена пирата? — удивилась я, — Вот уж нет. Я так понимаю, что Дилан и Энтони тут же забыли про нас, как только мы исчезли с горизонта их замков, роскошных балов и дворцов. Да и какого пирата? Насколько я поняла, Дилан больше, как лицензированный вор, — мы переглянулись и засмеялись, хватаясь за плечи друг друга.
— Лицензированный вор, скажешь тоже, — смеялась Машка до слез.
— Ну а что? То не кради, это кради. Там не плавай, тут плавай. Какой из него пират?
— Да кто его знает? Плавает на корабле, грабит — значит пират, — не соглашалась Машка, — Зачем мы их вообще вспомнили?
— Тебе не кажется, что наши будущие жены немного расслабились? — спросил Энтони, маркиз дю Мор, своего друга графа Тальбона.
— Думаешь, пора вводить в действие план Б? — улыбнулся Дилан, подливая хороший шотландский бренди в хрустальные бокалы, — Мне кажется, Кристин еще бледная.
— Они уже неделю ничего не делают, только гуляют, спят и лакомятся вкусной едой.
Молодые люди расположились в кабинете Дилана, откуда открывался великолепный вид на живописную поляну в саду, около пруда с рыбками. На поляне были расстелены шелковые покрывала с многочисленными подушками. Там в данный момент находились их будущие жены, даже не зная о том, что за ними наблюдают.
Мадемуазель Кристин, с длинными распущенными светло-каштановыми волосами, сидела в позе лотоса с книгой в руках и читала. Леди Мари улеглась на живот и ела виноград из высокой хрустальной вазы. Обе девушки заразительно смеялись над чем-то в книге. На них были одеты красивые костюмы, состоящие из полупрозрачных шаровар, расшитых драгоценными камнями, и блузы с длинным рукавом. Блузы открывали очаровательные животики обеих девушек, и Дилан с Энтони наслаждались этим видом прекрасных женщин, которые довольно раскрепощенно чувствовали себя, скрываясь от солнца под тенью от широкой кроны дерева в жаркий день.
— Пусть еще отдохнут, — соглашается граф Тальбон, — Да и плавание в это время года уже станет опасным.
— Ты хочешь остаться здесь на всю зиму? — хмурится Энтони, — Черт, король нас прикончит, как только вернемся.
— Тебя да, а меня вряд ли, — усмехается Дилан, — Я привезу ему полные трюмы награбленного с испанских кораблей, так что, извини, — разводит руки.
— Я так и знал, что ты выкрутишься, — сердито ворчит маркиз дю Мор, — Когда мы затащим их на корабль? — кивает в сторону девушек.
— Не терпится начать семейную жизнь? — смеется Дилан, — Никогда не замечал в тебе такой неистовой тяги к браку.
— Да я и сам не замечал, но, когда встретил эту малышку, во мне что-то перевернулось. Боюсь, что, если не женюсь на ней сейчас, меня опять кто-нибудь опередит. Или украдет, или в рабство продаст, или ... Что там еще может быть? — морщит красивый лоб маркиз.
— Да и этого хватит, — кивает Дилан, — Значит, еще недельку им дадим?
— Пусть расслабятся, придут в себя после такого плавания. Надеюсь, капитана корабля, на котором не по своей воле приплыли сюда наши невесты, мы больше не увидим?
— Нет, мои матросы вздернули его на рее, предварительно выпотрошив практически все, — задумчиво произнес граф Тальбон.
— И что ты узнал?
— Все было зря, — от досады Дилан встал и подошел к окну, вглядываясь в веселых и красивых женщин, — Капитан или не знал заказчика, или... Нет, под сильными руками Оливьера заговорит любой. И капитан бы сказал, значит, заказчик держится в тени. Мои люди следят за кораблем, и двое устроились туда матросами.
— Ты хочешь выяснить куда направляется товар? — спросил Энтони.
— Да, сегодня его выгружают в полночь со всеми предосторожностями. До этого корабль просто стоял на якоре, не заходя в бухту. Как мне сказали, траур по безвременно почившему капитану. Сейчас у них другой, выбрали всеобщим голосованием, но я думаю все это до возвращения во Францию. Вначале мы узнаем, кому был предназначен товар из Франции здесь, а затем мои люди проследят за товаром там. Где-то и получится ухватиться за ниточку.
— Надеюсь, иначе мы никогда не узнаем, кто за этим стоит, — нахмурился Энтони.
— Узнаем, — улыбнулся Дилан, — Только пока придется строже охранять наших непутевых невест, иначе опять сбегут. Не понимаю, что творится у них в голове. Иногда мне кажется, что они не из этой жизни, а тебе?
— Сам об этом думаю все время. Моя Мари иногда такое скажет, что мой язык напрочь отказывается мне повиноваться, чтобы дать достойный ответ, — засмеялся маркиз дю Мор.
— Кристин так же. Я даже сомневаюсь, что она дочь герцога, — расхохотался Дилан.
— Так это хорошо, ведь ей придется стать женой пирата, — подмигнул другу Энтони, — А знаешь, мне нравится, что мы проведем зиму здесь. Все-таки тут теплее, чем во Франции или Англии.
— Мы не останемся здесь на всю зиму, — Дилан снова вернулся в свое кресло, подливая им в бокалы бренди.
— А куда ты хочешь отправиться? — повертел бокал в руке Энтони и отпил глоток.
— В Индию, мне давно нужно встретиться с Аурангзебом. Мои два корабля были задержаны и разграблены в порту Сурата, а на мои письма никто не ответил. Торговля с Индией самая прибыльная, мне не хотелось бы потерять эту возможность.
— Но сейчас не лучшее время туда ехать, неизвестно, сколько продержится Аурангзеб у власти.
— Мне нельзя потерять Голконду, ее алмазные россыпи слишком важны для моей торговли, — поморщился Дилан, — Придется рискнуть.
— Тебе хватает денег, чтобы жить, как ты желаешь. Зачем рисковать?
— Ты можешь остаться здесь, — усмехнулся Дилан, — И наслаждаться жизнью с молодой женой.
— Лежать целыми днями в постели и ничего не делать? — хитро прищурился маркиз.
— Про ничего не делать, я не говорил, — засмеялся Дилан.
— Заманчиво, но скучно.
— Вот и я так думаю, — они подняли бокалы и чокнулись ими, произнося молчаливый тост.
В комнату постучались, и с подносом в руках вошла девушка. Ее черные волосы были распущены и струились по спине чуть ниже талии. Едва смуглая кожа и кошачий разрез глаз выдавали в ней чужестранку, явно не европейку.
— Господин, — улыбнулась она Дилану и поставила перед ним поднос с фруктами и сыром.
— Спасибо, Мариам, — поблагодарил ее Дилан, и девушка ответила ему улыбкой.
На ней был восточный костюм белого цвета, расшитый драгоценными камнями и серебряной нитью: шаровары и длинная туника с рукавами. На запястьях позвякивали золотые браслеты, на шее — множество золотых цепочек, глаза густо подведены сурьмой. Красивая девушка, тут не поспорить.
— Оставь нас, — сказал граф, и Мариам покинула комнату, прикрыв за собой дверь.
— Никогда не думала, что Камасутра может быть такой смешной, — заливалась смехом Машка, а я сидела и улыбалась, разглядывая очередную картинку в книге.
— Да, жаль, что нам неизвестен язык, на котором написана эта книга, — вздохнула я, — Если бы не перевод на отдельных листах, мы бы с тобой любовались только нарисованным.
— Я не думаю о том, кто автор сего опуса, — садится Машка рядом со мной, — Мне интересно, кто занимался переводом? Значит, этому человеку для чего-то он был нужен.
— И ты не догадываешься для чего? — усмехнулась я, — Пойдем, пора на обед.
Мы встали с шелкового покрывала и запрятав книгу в плетеную корзинку с бутылкой лимонада, как мы называли этот напиток с Машей, направились к женской половине дворца.
— Слушай, Крис, — шепотом произносит Машуня, когда мы входим на женскую половину дворца.
— Когда ты так говоришь, я уже понимаю, что слушать не хочу, — фыркаю я.
— Да подожди ты, — останавливает меня подруга и подводит к скамейке во внутреннем дворе у фонтана, — У меня тут мысль возникла, — оглядывается она по сторонам.
— Да ты что? — смеюсь я, — Ну надо же.
— Очень смешно, — морщится Машка, — Давай сегодня ночью проберемся на мужскую половину.
— Это еще зачем? — удивляюсь я.
— Мне хочется посмотреть, что там происходит и, возможно, добраться до покоев хозяина.
— Для чего?
— Как для чего? — возмущается подруга, — Я хочу увидеть, кто это. А вдруг он страшный, как вся наша жизнь!
— Ну хорошо, если нас не поймают, если мы проберемся и увидим, что он страшный, что будем делать?
— Сбежим, — тут же отвечает подруга.
— А если красивый?
— Не знаю.
— Нет, Машунь, никуда мы больше не побежим, — печально вздыхаю я, — Нам некуда бежать.
— Лучше жить со старым извращенцем? — слишком громко вскрикивает Машка и тут же прикусывает губу, — Я считаю, что лучше погибнуть на свободе, чем угождать похотливому толстяку.
— Значит, если он хорош собой и приятен, то мы остаемся?
— Нет.
— Тогда и смысла нет смотреть, кто там. Лучше набраться сил и сбежать раньше, чем нас к нему отведут.
— Мы не знаем, когда это случится.
— Что-то мне подсказывает, что скоро.
— А еще можно симулировать болезнь, — загорается новой идеей Машка.
— Это как?
— Ну ты же у нас фармацевт, должна хоть что-то знать о разных там микстурах, травах, в конце концов, — раздражается подруга, а я задумчиво смотрю на нее.
— Допустим, и что нам это даст?
— Время, мы выиграем время.
— Но для чего?
— Чтобы сбежать!
— А ты не думаешь, что мы добьемся совсем другого? Нас, как больных, могут просто выкинуть вон в море, например.
— Риск есть, но мы теперь умеем плавать.
— И куда поплывем? Да и далеко ли мы уплывем?
— Ой, да откуда я знаю! — отмахивается подруга, — Давай для начала заболеем. Лучше всего чем-нибудь заразным, типа ветрянки. Мне кажется, что в этом веке про нее еще не знают.
— А мне кажется, что она тут называлась как-то по-другому... — задумчиво произношу я.
— Да и фиг с ним, так как мы будем вызывать у себя ветрянку?
Вечер после ужина мы посвятили поискам травы, которая вызвала у нас красную сыпь по телу. Но так как мои знания были недостаточны именно в травах, то от души, полазив по саду дворца, остановились на одном.
— Нам нужно туда влезть, — стоим с Машкой напротив небольшого участка крапивы, — Причем раздетыми.
— Что-то как-то... — начинает Машуня, со страхом поглядывая на высокие заросли.
— Ты хотела, вот и лезь, — отвечаю я, начиная стаскивать с себя шаровары из небесно-голубого шелка.
— А другого способа нет? — морщится подруга, стягивая с себя штаны розового цвета.
— Не нашла, — честно признаюсь ей.
— Может, ну ее, эту сыпь?
— Напомни мне, зачем мы туда лезем? — взялась я за подол своей туники, поднимая ее и скидывая через голову.
— Чтобы все подумали, что мы заразные и не потащили в кровать.
— Вот именно. Лезь давай, — подталкиваю ее к крапиве.
Машуня уже голая, стоит у зарослей, прикрыв руками грудь и между ног.
— Она колючая.
— Само собой, давай вместе? — предлагаю я.
— Давай.
Такого сдавленного визга я не произносила никогда раньше. Мы буквально нырнули в крапиву и, стараясь не кричать, только мычали, выпучив глаза. Я дергалась и вздрагивала от колючих жалящих листьев, прикрывая рукой свой рот. А Машка выдрала вместе с землей пару кустов и начала стегать меня ими. Тут я взвыла и ответила ей тем же.
— Мы дуры, — вынесла я свой вердикт, когда напяливала на себя обратно одежду.
Все тело чесалось и зудело так, что мы с Машуней едва слышно попискивали, пока одевались.
— Еще какие, — соглашалась подруга, — Как же все чешется, мамочки!
Вернулись в свою комнату и, раздевшись, завалились в кровать.
— Я не усну, — ныла Машка, ворочаясь и потираясь о кровать всем телом, — Так чешется, что с ума сойду.
— Ничего, зато у тебя уже везде сыпь, — лежала я рядом, рассматривая свои руки.
Как мы уснули, я не знаю, но проснулись от грохота и визга. Протирая заспанные глаза, увидели служанку, что принесла нам медный кувшин с водой для умывания. Именно он, а еще таз, упали с таким грохотом на пол. Служанка выбежала из комнаты, что-то голося на весь женский отсек на своем языке, а мы довольные, снова повалились на кровать. Но через мгновение снова вскочили, когда наши двери с силой захлопнулись и в замке повернулся ключ.
— Ну вот, теперь к нам никто не придет, — довольно улыбнулась подруга, а я нахмурилась.
— И что, нас теперь и кормить не будут? Мы же так долго не продержимся, — с сомнением произнесла я.
— Оспа! Оспа! — послышались крики через открытую дверь балкона, и мы выскочили наружу.
По двору бежали несколько служанок, со страхом оглядываясь на наши покои.
— И что убегают? — возмутилась Машуня, а вот следующий крик заставил нас заволноваться всерьез.
Какое-то время еще пытаемся вырваться из комнаты, когда Машуня бьет себя по лбу и оттаскивает меня к балкону.
— Это наш шанс, Крис, — начинает бегать по комнате, зажав платком рот.
Дым постепенно становится гуще, и у меня уже слезятся глаза, а в горле першит.
— Какой шанс? — возмущаюсь я, выпрыгивая на открытый балкон, чтобы не задохнуться от дыма.
— Сбежать, дурочка, — подскакивает ко мне со шкатулкой в руках Маша.
— Это что? — смотрю удивленно на изящную вещь из красного дерева в ее руках.
— Драгоценности, не бог весть что, но на первое время сгодится, — вываливает подруга из шкатулки жемчуг, ожерелье из изумрудов. Нам дали немного украшений, и мы с удовольствием это носили, — Суй по карманам шаровар и валим отсюда.
Мы достаем из шкатулки пару ниток розового и белого жемчуга, серьги и браслет с изумрудами. Машуня заталкивает в карманы колье из рубинов и черный жемчуг.
— Но как мы спустимся? — выглядываю с балкона вниз.
Под нами камни, рядом фонтан. Высота не особо большая, но прыгать на камни, то еще удовольствие. Мне не хочется себе что-нибудь сломать, а тут без травм не обойдешься.
— Связываем простыни и покрывало с кровати, в фильмах часто так делают, — Машка тут же возвращается в комнату, которая уже сильно наполнилась дымом. Я вижу, как огонь уже лижет дверь, пробираясь внизу через щель. Подруга подхватывает шелковое покрывало с золотой вышивкой, а следом тянет простыню, — Не стой, Крис, иначе задохнемся.
Вбегаю вслед за ней в комнату и помогаю вязать крепкие узлы. Связываем несколько простыней вместе с покрывалом.
— Думаешь, они нас выдержат, — с сомнением смотрю на тонкий шелк.
— Не разобьемся, а сбежать получится, — удовлетворенно дергает в разные стороны узлы Машка, — Привязывай к перилам, лезем по одному.
Привязываем один конец к каменным столбам, закрепляя несколькими узлами.
— Сумасшедшая, — ворчу я, залезая на каменный белый парапет и начинаю спускаться.
Маша следом за мной, чуть ли не наступая на плечи и голову. А далее мы бежим, сами не знаем куда, но главное дальше от дворца. Машка впереди, я за ней. Она почему-то бежит к морю и выбегает на скалистый берег, тормозит у входа в воду.
— Поплыли, Крис! — указывает мне на камни.
— С ума сошла? Куда плыть?! — возмущаюсь я.
Но подруга уже ступает в воду, осторожно пробуя босыми ногами камни. Булыжники скользкие от водорослей и торчат острыми гранями из воды. Волны набегают на них, разбиваются на пенистые потоки.
— Мы здесь не пройдем! — кричу Машуне, но она уже барахтается в воде, пытается отплыть от камней. Ее швыряет обратно, но подруга все равно упрямо лезет вперед. Волны накрывают Машку с головой, затем снова отступают.
— Научила плавать на свою голову, — ворчу я и лезу за ней.
Нет, я не бессмертная, но и оставить Машку там одну не могу. Вода теплая, но волны сильные. Не такие как в шторм, но все же больно швыряют меня обратно на камни. Упорно пытаюсь пробраться на глубину, где я смогу плыть.
Но Маша, как всегда, не воспринимает серьезно всю грозящую нам опасность. Я уже привыкла к ее бесстрашию и всегда рядом, чтобы помочь, когда она попадет в беду. С самого детства иду за ней, куда бы подруга ни шла. Вот и сейчас бесстрашно борюсь с морской стихией, точнее, пытаюсь плыть, даже когда меня накрывает водой с головой.
— Мы утонем! — кричу Маше, но подруга не слышит, бьет руками по воде, периодически пропадая из вида.
Я закричала, пытаясь докричаться до нее: что это безумие. Вода все сильнее швыряла меня вниз, заставляя биться о камни. На какой-то момент мне все же удалось удержаться на воде, и я сильнее заработала руками. На берег я не смотрела, все равно не смогу туда вернуться, не оставлю подругу здесь одну. Погибать, так вместе, выбора у нас не было. Только плыть вперед.
Через несколько мгновений вода стала мелькать перед глазами, и я поняла, что уже не держусь на поверхности. У меня закружилась голова, и я погрузилась в глубины. Но я не сдалась. Меня утягивало вниз, я чувствовала, как водные струи обвивают мое тело, как мои легкие заполняются водой. Но вместо страха я чувствовала только решимость и силу. Мои руки и ноги двигались автоматически, направляя меня к подруге. Еще один рывок, спасительный глоток воздуха — и снова круговорот в воде.
Соленая вода проникала в нос и рот, заставляя меня захлебнуться.
— Крис! — услышала я крик Машки и снова попыталась вынырнуть на поверхность.
Мне это удалось на мгновение, но было уже поздно. Я не могла дышать, судорожно барахтаясь в воде, сопротивляясь мощной стихии. Паника все же накрыла меня вместе с очередной волной, и я поняла, что тону, а спасти меня некому. В глазах потемнело, я теряла сознание, пытаясь дышать под водой, но у меня не получалось. И тогда я сдалась, потому что больше не могла ничего сделать. Просто отдалась на волю своей судьбе. В голове еще мелькнула последняя мысль: что как мне жаль свою короткую жизнь.
Еще один удар волной завертел меня, заставляя терять верх и низ, а затем темнота. Мое тело полностью ушло под воду, и я уже ничего не чувствовала. Даже когда чьи-то загорелые сильные руки обхватили меня за талию и рывком дернули вверх. Да и потом, когда, взвалив на плечо, затаскивали на корабль по веревочной лестнице. Я думала, что умерла, и на этом мое приключение закончилось.
— Властью, данной мне богом, объявляю вас мужем и женой. Как капитан корабля, имею полное право перед богом и людьми, — голос говорившего, кажется мне ужасно знакомым, где-то я его слышала. Интересно, а кого только что поженили?
— А ты, Кристин, графиня де Вилеруа, согласна выйти замуж за графа Дилана-Эдуарда Тальбона?
— Что за чушь? — ворчу я, а мою голову кто-то наклоняет властной рукой.
— Объявляю нас мужем и женой, перед богом и людьми. Да будем жить мы долго и счастливо.
С моей головы сдергивают что-то типа мешка, и я на какое-то время зажмуриваюсь, чтобы глаза привыкли к солнечному свету.
Затем вижу такую же обалдевшую Машуню, растрепанную, в каком-то восточном наряде белого цвета и босыми ногами.
— Крис! — вскрикивает она и несется ко мне, плачет, обнимает, — Я думала, что ты умерла, — всхлипывает подруга, размазывая слезы на грязном лице
— Жива, но подожди… — отстраняю Машуню и оглядываю довольные рожи наших якобы женихов, — Смотри-ка, кто тут.
Маша тоже поворачивается, и на ее лице вспыхивает гнев:
— Ах ты, скотиняка такая! — подскакивает она к улыбающемуся Энтони с намерением вцепиться в его лицо обломками своих ногтей.
Оглядываю корабль, матросов, что собрались вокруг, и ничего не понимаю. Когда я очнулась, то практически сразу поняла, что снова на корабле. Ужасно саднило горло, видимо, я все же наглоталась воды. Мое многострадальное тело лежало на обычной деревянной кровати, прикрученной к полу, а из одежды была только какая-то старая рубашка, хорошо, что относительно чистая.
Встала с трудом, все тело болело так, что меня словно танком проехали. В каюте довольно уютно. Двухъярусная кровать, небольшой откидной стол, пара стульев. В углу огромный кованый сундук. Его я первым делом и открыла, подергав на всякий случай дверь. Закрыто, но вначале одежда. В сундуке оказались новые женские восточные костюмы, довольно дорогие, если судить по вышивке и драгоценным камням, что их украшали. Недолго думая, нацепила на себя тонкие шелковые шаровары бирюзового цвета и такую же тунику длиной чуть ниже колен и разрезами по бокам. Сверху еще предполагалась жилетка из очень мягкой кожи, такого же цвета, как сам костюм.
Перерыла весь сундук, нашла несколько платьев и шкатулку с разноцветными лентами и заколками для волос. Кто-то явно позаботился о моей прическе и даже снабдил меня набором серебряных расчесок с зеркальцем. Надо же, какая роскошь. Корабль мягко покачивался на волнах и, выглядывая в круглое маленькое окно, я видела лишь море, но почему-то мы никуда не плыли. Иногда я слышала приказы, до меня доносились лишь обрывки слов. Почему корабль стоит, посреди моря на якоре было непонятно.
В полдень, как мне казалось, принесли еду, и я удивилась обилию блюд. Тут были жареные перепелки, морская рыба, томленая в пряных сливках, стручковая фасоль, очень вкусный бурый рис. Повар на корабле был явно лучше, чем в самом Версале. Умел пользоваться специями и даже добавлял соль, что было довольно редким явлением. Затем мне дали кофе, которое сварили при мне на горячем песке. Маленький юнга с темной кожей уселся прямо на пол по-турецки и сварил мне этот божественный напиток. К кофе подали сливки и засахаренные фрукты. Мне бы еще тогда понять, что здесь не совсем все, как на корабле до этого, что мы плыли с Машуней. Все по-другому.
Меня не выпускали наружу, но я и не рвалась, помня о той своей первой встрече с пиратом на другом корабле. Единственное, что сейчас меня волновало — это моя подруга. Если я спаслась, то, может быть, и Маша уцелела.
Лишь вечером, когда за мной пришел уже не чернокожий юнга, а бравый пират с повязкой на левом глазу, я поняла, что все только начинается.
— Надеть, — протянул мне мешок из ткани пират, но я замотала головой.
Тот пошевелил своими кустистыми бровями и бросился на меня. Я кусалась и царапалась, но эта громила даже не заметил моих усилий. Так меня и вывели на палубу с мешком на голове. Оказалось, я подоспела к церемонии бракосочетания. Вот только замуж вышли не какие-то чужие люди, а я с подругой.
— Это ничего не значит, — твердо заявила я, краем глаза поглядывая, как Машка дерется со своим якобы мужем, — Нас должны венчать в церкви, а это все полная ложь.
— Да что ты говоришь, — подошел ко мне Дилан, и я впервые его увидела в одежде пирата Ла Бюзи.
Белая рубашка расстегнута до середины груди, закатанные рукава, обтягивающие крепкие ноги черные бриджи и высокие кожаные сапоги с пряжками. Волосы зачесаны назад и слегка вьются у воротника. Взгляд острый, сердитый, что пробивает до дрожи.
— В мою каюту их, живо! — приказал Дилан, — Да отцепите вы ее от Энтони, — недовольно проворчал он, указывая кивком головы на Машуню, что уже пинала бедного маркиза по коленям.
Надо сказать, приказы капитана выполнялись молниеносно, я и сама не заметила, как уже стояла посреди капитанской каюты. Каюта была великолепна, словно создана для путешественников, которыми ценились уют и комфорт. За высокой ширмой из красного дерева, напоминающей японские мотивы, стояла широкая удобная кровать, покрытая мягким атласным покрывалом винного цвета, стол с белой скатертью, с красивой посудой и свежими цветами, шкаф с одеждой и зеркалом, в котором можно было любоваться своим отражением.
Большой сервант с различными сувенирами, из которых я сразу выделила просто огромную ракушку. По углам сундуки, на которых лежали мягкие подушки, где можно было присесть. Стены обшиты полированными панелями светлого дерева, а на чистом полу великолепный ковер с мягким цветочным орнаментом. Дилан явно любил и ценил роскошь, о чем свидетельствовали предметы декора, начиная серебряными канделябрами и заканчивая хрустальными светильниками и большой люстрой над столом.
— Прошу за стол, — широко улыбаясь, предложил Дилан и отодвинул мне стул во главе стола.
Я прошла и не торопясь села, словно была на ужине у короля. Машка погрозила Энтони своим кулачком и тоже села рядом со мной. Мы с подругой переглянулись, я заметила небольшую царапину на ее лице и спутанные волосы, однако на ней был такой же восточный костюм, как и на мне, только белого цвета. На положенном месте сверкнул большой перстень с изумрудом, что указывало на то, что они с Энтони даже обменялись кольцами. Точнее, он успел каким-то образом нацепить на Машуню свой перстень.
— Получается, все это время не было никакого начальника гарема, а мы были в твоем дворце? — Машуня даже привстала на стуле, готовая вцепиться в густую шевелюру Дилана.
— Мы хотели вас проучить, — улыбается Энтони и его тут же расстреливают глаза Машки на месте, — Ой, — пугается новоприобретенный муж.
— Если бы вы не убежали, ничего не было, — строго говорит Дилан, — Нам пришлось вас искать, а потом выкупать у этого алчного работорговца.
— И сколько я стою? А? — продолжает рычать подруга, да и я готова к ней присоединиться. Это надо вот так над нами поиздеваться. Нет бы сразу спасти, окружить заботой и вниманием, а это что получается? Мы, как подопытные мышки в лаборатории были, где над нами эксперименты ставили?!
— Я ухожу, — заявляет подруга.
— Я с тобой, — возмущенно встаю из-за стола, а Энтони с Диланом переглядываются и начинают смеяться.
— Идите, — сквозь смех говорит граф Тальбон, — Дальше корабля не уйдете. А вот ваши каюты, самые уютные на этом корабле.
— Наши? — рычу я, — Деревянные кровати, прикрученные к полу с ведром в углу? Это уютно, по-вашему?!
— Так, дорогие наши жены, — примирительно поднимает руки Энони, а мы с Машкой фыркаем, — Все мы немного погорячились, — еще один недовольный возглас с нашей стороны, — Особенно мы, — добавляет маркиз.
— Сейчас все поужинаем, выпьем прекрасное белое вино из Тосканы, попробуем десерт, что приготовил наш виртуозный повар, и я покажу вам, какие у нас каюты, — пробует успокоить нас Дилан.
— У нас? Точнее, у нас с Машуней? — подозрительно спрашиваю я.
— У нас, это у нас с вами, графиня, — легкий поклон в мою сторону.
— Да щаз! — выдает Машка, а я делаю свирепое лицо.
— А что опять не так? — возмущается Энтони, — Вы, дорогая, теперь моя жена, и я бы хотел начать нашу супружескую жизнь.
— Нашел дуру, — заявляет подруга в своей манере, а я неожиданно прыскаю от смеха в кулачок, на что Дилан приподнимает сердито бровь.
— Спать отдельно от жены, не может быть и речи, — заявляет мой, типа муж, — Мы обязаны продолжить наш род.
— Вот и продолжайте, мы-то тут при чем? — удивляется Машка, — Хотя у вас с Энтони вряд ли это получится.
— Это почему? — морщит лоб маркиз дю Мор.
— Ну, как бы мужчина с мужчиной… — начинает подруга.
— Я не приветствую содомию, — возмущается Дилан, а мне снова становится смешно. Ну что за темы у нас за ужином?
— Давайте, не будем ссориться, — предлагаю я, — Мы с Машей не признаем такой брак, без священника и этого, как его, венчания в церкви?
— В соборе? — хмурится Дилан.
— Ну или часовне, — подсказывает Энтони.
— Но я капитан корабля и могу…
— Поженить себя сам? — подсказываю я, — Сомневаюсь, что это имеет законную силу.
Дилан с Энтони переглядываются, я вижу, что нам с Машуней удалось-таки зародить в них сомнения.
— Значит, они женаты, — тут же указывает Дилан на маркиза и подругу.
— Я?! — удивленно вопит Машуня, — Для меня все это не имеет никакой силы, — тут же находит ответ.
— Но, дорогая… — обиженно тянет маркиз.
— Нет, я сказала! — обрывает его стоны подруга, — Вот тебе, а не первая брачная ночь без благословения батюшки, — помахала она перед носом маркиза сложенной из пальцев фигой.
— Батюшки? — недоуменно спрашивает Энтони.
— Короче, эта каюта ваша, а нам давайте другую, иначе мы… — тут фантазия подруги внезапно иссякает, но она быстро находит ответ, — Обидимся на вас.
Я снова фыркаю, чтобы скрыть свой смех. Все-таки как интересна эта разница в наших вековых менталитетах. Мы с Машей относимся к этому с улыбкой, а наши мужчины все воспринимают всерьез. Однако именно мы уверены в своей правоте, тогда как они начинают сомневаться. Где тут логика? Это их век, их правила, а в недоумении именно маркиз с графом. А ведь они правы: по условиям их времени капитан мог поженить пару на корабле, которая ответила друг другу согласием. Это считалось ненастоящим браком, а как бы временным, что давало определенную свободу влюбленным в плане первой близости.
— Так, хватит! — грозный рык Дилана заставляет нас с Машей вздрогнуть, — Мы связаны временными узами брака. Я не собираюсь нарушать это правило перед людьми и богом. Если вам нужно время, чтобы узнать нас с Энтони лучше, чтобы между нами не было недоразумений, я согласен. Даю вам неделю. Вас поселят в каюту, соответствующую вашему положению, и завтра мы вернемся во дворец, где вы будете приняты как будущие жены.
— А он ничего так, — оценивающе произносит подруга, за что получает от Дилана сердитый взгляд, — Прямо сказал, как отрезал, — издевается Машка.
— Мы признаем наши браки только после благословения священником, — заявляю я.
— Не провоцируй меня, графиня, — угрожающе произносит Дилан, — Я могу завтра доставить во дворец святого отца нашей веры.
— Зачем завтра, через неделю же сказали? — пугается Машка, дергая меня за рукав туники, типа молчи уже.
— Чушь какая, — возмущаюсь я, но замолкаю. С графа Тальбона станет послать за святым отцом, — А почему мы никуда не плывем? Стоим на месте.
— Потому что мы отправимся в плавание, как будут готовы корабли, — все еще сердито произносит Дилан.
— А куда? — я вижу, как у Машуни загораются от предвкушения глаза. Однако сама издаю еле слышный разочарованный вздох. Моя морская болезнь не очень приятная штука. Нужно будет поискать какое-нибудь лекарство от нее. Что входит в современные препараты, я знаю, попробую найти аналоги. Да и о чем я думаю вообще? Я что реально собралась куда-то еще плыть?!
— В Индию, меня там ждут по торговым делам, — как будто собрался просто сходить в магазин, таким тоном произносит Дилан, а не переплыть океан.
— Оу, — восхищенно оглядывается на меня подруга, а я завожу к потолку глаза.
Черт! Ну зачем нам Индия, вашу мать?!
Возвращались мы на следующий день во дворец уже никак рабыни из гарема, а почти полноправные хозяйки. По крайней мере, такой вид был у подруги, да и у меня тоже. Хотя, я так поняла, что хозяином дворца был Дилан, а, соответственно и я, как будущая жена, Машуня упивалась своей ролью, а я только посмеивалась.
Я ожидала в главном дворце какую-то роскошь, особенно после предоставленной нам каюты на корабле. Но мои фантазии — ничто по сравнению с тем, что мы увидели внутри самого дворца. Такая роскошь, столько расписных фресок, золота, дорогих статуй, что мы только хлопали глазами, рассматривая все это.
Каюта на корабле тоже была очень роскошной. Обшитые светло-зеленым шелком панели, на которых изображены искусным художником рисунки на восточную тему. Очень красивые ветви сакуры и опавшие с нее листья, белые, бледно-розовые. То, что это роспись по шелку, мы поняли сразу. Энтони сказал, что Дилану это стоило кучу золота. Мягкие шелковые ковры, невысокие диваны, обитые цвета зеленой травки парчой с золотым шитьем. После всего увиденного у нас с Машуней возникли естественные вопросы к нашим мужьям, но озвучить мы их решили, когда вернемся во дворец.
После ужина нас проводили в эту богатую каюту и оставили в покое. Дилан и Энтони возмущались, но чувствуя свою вину, за то, что давят на нас своим браком, скорого ответа и действий не ждали. Чему мы были несказанно рады. Отсрочка от первой брачной ночи нас с Машуней вполне устраивала. Ни я, ни она не стремились попасть в объятия к своим супругам. Не то, что Дилан и Энтони нам не нравились. Граф и маркиз были красивы, приятны в общении, хорошо одеты, но нужно было время. И пусть какая-то влюбленность уже была, но все же еще рано. Да и мы не почувствовали, что готовы стать женами в этом веке и для этих мужчин, которые в наше время уже превратились в прах.
— Как ты думаешь, твой муж сильно богатый? — подруга задумчиво ходила по каюте, рассматривая украшенные слоновой костью столики и стулья из какого-то светлого дерева. Полог на широкой кровати, светильники с узором, диванчики с кучей атласных подушек, — Мне кажется, для этого времени, граф — как наши олигархи из списка Форбс.
— Скажешь тоже, — усмехаюсь я и подхожу к двум сундукам, которые только что внесли в нашу каюту.
Затем доставили большой серебряный поднос с напитками и сладостями.
— Крис, давай напьемся, — предложила Машка, наливая в хрустальные бокалы красное вино, — Это золото, что ли? — цапнула она своими зубками золотистый край бокала.
— Да ладно, — усмехнулась я, однако тоже взяла с подноса бокал, рассматривая золотую полоску по краю, — Тут ставили пробу в это время?
— Вряд ли, — усмехнулась Машуня, и мы сделали по глотку вина.
— Прелесть, — смаковала я напиток во рту. Вино прохладное, терпкое, отдает какими-то ягодами, — Я слышала, что раньше вино разбавляли водой, чтобы не было таким кислым, так как сахар еще не был общедоступен. Или его вообще не было? — задумалась я.
— Не знаю про сахар, но я поняла, что мы с тобой плохо учили историю в детдомовской школе, — кивнула Машуня, — усаживаясь на пол перед первым сундуком.
— Не думаю, что в школьной программе мы бы изучали пиратство, и героем там был Ла Бюзи, — подошла я к подруге и села рядом.
— Я вспомнила, — радостно вопит подруга, — Помнишь мы до дыр читали «Хижина дяди Тома»?
— Ну?
— Там рабы работали на плантациях сахарного тростника. Значит, сахар уже есть во Франции, — копается Машуня в сундуке, словно хочет найти мешок сахара.
— А век какой?
— Ты думаешь, я помню? Давно это было, — не отрываясь от своего занятия, отвечает подруга.
— А теперь представь, что мы с тобой и находимся сейчас в этом давно, — говорю ей, и она удивленно смотрит на меня, прервав свое занятие.
— Бред какой-то, — наконец, произносит Машка.
— Согласна, — киваю я и тоже ныряю в сундук.
— Вау! — восхищенно произносит подруга, вынимая корсет, расшитый жемчугом.
Сам корсет выполнен из атласа бело-серебристого цвета. По краю обшит тонким серебристым кружевом и жемчугом. В центре тоже вставка с вышивкой серебром.
— Как красиво! — восхищаемся мы нарядом.
— Для кого это? — беру в руки реально очень красивую вещь.
— Для тебя, — фыркает Машка, — Тут должны быть все составляющие. Ты знаешь, что мне эти платья из Франции напоминают конструктор лего? Юбки, рукава прицепи, корсет на крючки посади, юбку на него привяжи. Опа, собрал платье. Далее квест по чулкам, пояс, подвязки, завязки, банты, красиво, но долго. А еще тяжело.
— Но красиво.
— Очень, — кивает подруга и достает снизу большую юбку.
Машуне пришлось встать с пола, чтобы поднять полностью верхнюю юбку, тоже украшенную жемчугом и кружевом.
— Обалдеть! — разглядываем мы ткань и вышивку, — Неужели Дилан тащил через море свадебное платье для тебя?
— Может, это сундук Энтони для тебя? — засомневалась я.
— А что там еще? — и мы нырнули с головой в глубокие недра.
Пыхтя и отдуваясь, вытащили вдвоем большую и тяжелую шкатулку полностью из слоновой кости. По краю вделаны изумруды и рубины.
— Жесть, это же… — Машуня замолчала и открыла крышку.
— Драгоценности, — выдохнула я.
— Никогда столько не видела, — зарылась подруга руками, достала полные пригоршни колье, браслетов, попадали перстни, — У меня в жизни была золотая цепочка и гвоздики с фианитами. Купила сама себе и берегла, как не знаю что. На праздники только доставала, а тут…
— Маш? — тихо произнесла я.
— Что? — не отрывая взгляда от искрящихся разноцветной радугой камней.
— Наши мужья, богачи, даже почище мужиков из списка Форбс. У них нет Ламборгини и Роллс-Ройса, айфона, охраны, особняков, вертолета. У них дворцы, корабли и слуги, курорты в Турции и Индии. Ты представляешь, что это значит?
— Ага, — довольно улыбнулась Машка, цепляя на себя сразу штук пять колье, — Мы богачки!
Переглянулись и повалились на пол, смеясь в голос, до слез на глазах. Богачки, ну надо же.
— Ваши покои, госпожа, — во дворце нас с Машуней проводили в покои, которые были достойны будущей жены господина.
Дилан и Энтони оставили нас на служанок, когда мы прибыли во дворец. Мы с подругой только обрадовались этому, так как здесь еще не были. Нас не пускали до этого в основное здание. Мои апартаменты, как я их назвала, были просто огромными. Личный широкий балкон, что спускался мраморной лестницей в цветущий сад, и небольшой бассейн, который загораживали плотным кольцом разросшиеся розы. На балконе несколько плетеных диванчиков с шелковыми подушками, столик с напитками и сладостями. У бассейна небольшой пруд с золотыми рыбками.
В самих апартаментах две комнаты, если не считать большую гардеробную. Расписные стены, шелковые ковры, мебель с украшением из слоновой кости. В спальне — огромная кровать под балдахином и сеткой от москитов, туалетная комната с мраморной чашей для мытья.
— Вообще! — ходила по моей комнате Машуня восхищаясь и трогая ручную роспись на стенах, — Чтоб я так жила в другой жизни.
— Вряд ли это у нас получится в нашем веке, — засмеялась я, оглядываясь на дверь, где до этого скрылась служанка, — Ты не заметила девушку? Я ее раньше не видела, слишком красивая для прислуги. Будешь считать деньги своего будущего мужа?
— А как же?! — удивляется подруга, — Я так понимаю, что в этом веке деньги решают многое, здесь кто богат — свободен распоряжаться самим собой.
— Будто в наше время не так, — фыркнула я.
— Так, но здесь слишком большая разница, ты разве не видишь? Богатым все, а бедным ничего. У нас с тобой хотя бы жилье в нашем времени есть, а тут?
— Так у них тоже есть.
— Угу, данное господином, — не соглашается подруга.
— Только давай не будем устраивать революцию, нам такой масштаб не осилить.
— Нет, не будем. Я хочу наслаждаться всем этим.
Дверь в мои апартаменты со стуком открылась, и на пороге появился Асан, склонился в поклоне перед нами.
— Госпожа, госпожа, — приветствовал он нас с Машкой.
— О, и ты здесь, — захлопала в ладоши Машуня.
— Конечно, мистер Дилан послал за мной, как только сел на корабль, я прибыл следом, — улыбнулся индус, — Я позабочусь о вашем комфорте, моя будущая хозяйка, а вас, госпожа Мари, попрошу пройти со мной. Ваши апартаменты рядом.
Я тоже заулыбалась, с радостью принимая присутствие индуса во дворце. Словно я этого человека знала давно, и он был как гарантия моего спокойствия и удобства. Мне кажется, Дилан выделял его как слугу, причем полагался во всех бытовых вопросах именно на Асана.
— Я отобрал вам самых услужливых служанок, госпожа Кристин, надеюсь, вам понравится, — снова заулыбался довольный Асан.
— Мне очень приятно, только вот нас сюда проводила девушка, темненькая такая, — начала ябедничать Машуня, — Не представилась и вела себя как-то отстраненно, будто мы ее чем-то обидели или рассердили. Кто это такая?
— Черненькая, в смысле волосы? — нахмурился индус, и мы кивнули, — Это Мариам, я позабочусь, чтобы моя госпожа больше не видела эту девушку.
— Почему? — удивилась я в свою очередь, — Она не сделала нам ничего плохого. Просто я подумала, нас тут побаиваются, так как мы чужестранки и опасаются, что мы заразны. Но у нас все прошло, да, Машунь?
— Ага, вот смотри, Асан, — подруга задрала рукав своей туники, а индус прикрыл глаза рукой.
— Асан не может смотреть на белую госпожу без одежды, — тут же сообщил он.
— Так это только рука, — обалдела Машуня, а я дернула ее за волосы, — Ну ладно, нет так нет.
Подруга снова натянула рукав до пальцев, а Асан открыл дверь, приглашая Машуню проследовать за ним.
— Ваши покои рядом, — услужливо сообщил он, и подруга, подмигнув мне, царственной походкой последовала за индусом.
Я же осталась в своих апартаментах, разглядывая обстановку, а затем вышла в сад. Села на шезлонг, подложив под спину одну из подушек. В саду пели птицы, слышны были крики павлинов от главного входа. Журчание воды в пруду успокаивало, но я сидела, глубоко задумавшись. Мне не понравилось, как Асан среагировал на Мариам, что-то тут было или я делаю из мухи слона? Но нет, если остальные слуги склоняли головы, когда мы шли, боясь поднять на нас с Машкой взгляды, то эта девушка смотрела на меня прямо, пока ее не ловили за этим. Когда наши взгляды встречались, Мариам сразу опускала голову, но мне показалось, что я видела в ее глазах злобу. Но скорее всего, я преувеличиваю, с чего бы обычной служанке меня ненавидеть?
Из сада послышались тихие шаги, и на ступени поднялся Дилан в белом восточном костюме, состоявшим из широких шаровар и длинной туники. По рукавам и подолу шла искусная вышивка серебряной нитью. На ногах, открытые сандалии из кожаных ремешков. Я невольно залюбовалась графом, все же Дилан сильно отличался от мужчин моего времени. Нет, у нас были такие красавцы, но скорее известные актеры, модели. Граф Тальбон произвел бы фурор в моем времени своей горделивой осанкой, натренированным телом и, несомненно, красивым лицом. Такая мужская красота всегда нравится женщинам, даже мне. Хотя я и не считала себя особой, которая восхищается мужчинами, будь они красивее обезьяны.
— Как вам нравятся ваши покои? — присел Дилан на соседний шезлонг, держа в руках коробочку из полированного, почти белого дерева.
— Очень красиво, спасибо, — заулыбалась я.
Честно говоря, мне было приятно видеть графа, как и его внимание. Все же Дилан мне нравился, тут ничего не поделаешь.
— Я хотел бы сделать вам подарок, — протянул мне коробочку Дилан, — В честь первого дня в моем дворце в качестве невесты. Если вы не против, я планирую дарить вам подарки каждый день до дня нашего бракосочетания, — улыбнулся белозубой улыбкой граф.
— Да, собственно, нет, не против, — удивилась я, принимая от него коробочку и открывая ее.
На голубом бархате лежали длинные серьги, которые переливались искрящимся на солнце блеском. Если их вдеть в уши, то они будут доставать мне до плеч. Такая сверкающая дорожка из изумительных камней размером чуть больше спичечной головки.
— Я пришила к шароварам потайной кармашек, — прошептала мне Машуня, когда зашла за мной перед ужином.
На подруге был легкий восточный наряд лазурного цвета с красивой вышивкой. Волосы заплетены в несколько кос и уложены короной на голове.
— Зачем?
— Помнишь, раньше женщины прятали деньги, только зашивали в трусы, — заговорщически зашептала подруга.
— И?
— Ну вот, и я решила обезопасить нас на будущее, вдруг придется снова бежать? Или мы внезапно попадем обратно в наше время. Опа, а у нас с собой куча драгоценностей.
— Знаешь, говорят, у дураков мысли сходятся, — проворчала я, доставая из ящичка туалетного столика подарок Дилана.
Открыла и взяла сверкающую нить в руки.
— Обалдеть! — взвыла Машуня, — Это же бриллианты!
— Сама в шоке, — вставила в свое ушко серьгу и закрепила замочек, — Н-да, как ты думаешь, куда бы я смогла выйти так в Москве? — хмыкнула я.
— В МФЦ? — подсказывает Машка, и мы смеемся до слез.
— Ладно, пора на выход. Тем более, я хочу узнать, кто такая эта Мариам, — предлагаю я, и подруга согласно кивает.
Быстро выбираю себе костюм из сундука, что стоят в небольшой комнате, примыкающей к спальне. Наряды, что были на корабле, видимо, там и остались. Здесь, я так думаю, Дилан заказал мне новые. И я очень благодарна, что нет этих громоздких платьев с драгоценностями, юбок и корсетов. Легкие восточные костюмы: шаровары и туники. Все очень красивое, богатое. Вышивка на манжетах штанишек и рукавов, по подолу и разрезам по бокам.
Растерялась при выборе обуви, что стоит на специальных полочках. Тут и сандалии, туфли с задником и без, на каблуке и просто тканевой подошве. Украшены вышивкой и камнями, на многих мы с Машуней разглядели жемчуг, причем разных расцветок.
— У меня тоже есть гардеробная, — хвалится подруга, — Но у тебя на сундук больше, — морщит она хорошенький носик.
— Это дворец Дилана, понятно, что ему можно сюда тащить все что угодно. Представляешь, если бы твой маркиз плыл на чужом корабле и с кучей женских нарядов? Он, скорее всего, все покупал здесь.
— Ах, я бедная и мой будущий муж нищий, — нисколько не расстроилась Машка.
— Ничего себе нищий, а эти изумруды у тебя откуда? — указываю на браслет и колье на ней.
— Ах, пустяк, — манерно отвечает Машка, чем снова вызывает наш смех.
Так мы и вышли, посмеиваясь из моих апартаментов, к слугам, что ожидали нас в коридоре. Девушки повели нас по открытым арочным проходам, где было чуть прохладнее. Легкая тень от разросшихся на высоту стен вьюнов, была просто спасением при такой жаре, а запах роз присутствовал везде в коридорах замка. Мне это очень нравилось, да и сам дворец был великолепен. Сильно отличался от замка моего отца в Англии. Там топили только утром и на ночь, оттого было довольно зябко днем.
Ужин накрыли в саду, в белом шатре. Внутри пол устилали ковры, лежали подушечки и специальные валики с кистями. Невысокий стол, был заставлен кушаньями и Дилан с маркизом встали, приветствуя нас.
— Как вам ваши комнаты? — улыбаясь, спросил меня будущий муж, провожая к моему месту по правую руку от него.
— Великолепно, а сам дворец — просто нет слов, — похвалила я хозяина, устраиваясь по-турецки на мягкой подушечке.
— Я рад, что вам понравилось, — заулыбался довольный граф, — Надеюсь, в будущем вы с удовольствием будете проводить здесь время, воспитывая наших детей.
— Каких еще детей? — напугалась я, а Машка пихнула меня острым локтем в бок, усаживаясь рядом, — Я не планирую пока ими обзаводится.
— Любой брак должен быть благословлен детьми, — подсказал Энтони, а подруга шикнула на него, заставляя маркиза, удивиться таким манерам.
Нас с Машуней охватила волна негодования. Мы только что приехали в эту экзотическую страну, еще не успели насладиться её красотами, тем более в качестве невест богатых женихов, а маркиз с графом уже предлагают нам замужество и детей. Это было слишком быстро, слишком нежеланно для нас с Машей.
— Энтони, я вас не понимаю, — сказала Маша, пытаясь сохранить спокойствие, — Вы согласились подождать со свадьбой.
— Но мы же обсуждали свадьбу, а значит, и детей, — ответил Энтони, выражение его лица стало удивленным.
Мне стало страшно. Нет, я не готова быть с кем-то в браке, не готова взять на себя ответственность за детей. Я и сама не знаю, как оказалась здесь и сколько тут пробуду. Какие еще дети?!
— Энтони, мы недостаточно хорошо знакомы, чтобы принимать такие серьезные решения. Тем более, обсуждать это до свадьбы, — сказала Маша, надеясь, что маркиз ее поймет.
Энтони вздохнул и опустил глаза. Я видела, что он разочарован, но это было единственное правильное решение для нас.
— Я понимаю, леди Мари, — сказал маркиз, поднимая глаза на Машу, — Извините, если я показался слишком настойчивым. Я просто хотел, чтобы вы были частью моей жизни во всех смыслах.
— Я благодарна вам за понимание, маркиз, но я не могу себя обмануть и согласиться на то, к чему я не готова, — ответила Машуня и взяла его руку, чтобы показать свою искренность, — Я не смогу подарить вам то, что вы хотите от этого брака. Возможно, нам все же стоит отказаться от свадьбы.
— Вы опять все за свое! — рассердился Дилан, — Мы можем хотя бы раз поужинать спокойно? Вы не женщины, а ведьмы!
— А я говорила… — радостно начинает Машуня, а я шикаю на нее, и та замолкает.
— И правда, обсудим все в другое время, не стоит ссориться во время еды, — предлагает Энтони, — Мы проехали полмира, чтобы найти вас, и желаем только добра.
— Да ладно вам, — отмахивается Машуня, — За все вам благодарны, но силой под венец не пойдем. Только по любви, большой и вечной.
— А другой нам и не нужно, — строго смотрит на меня Дилан, — Женщина должна любить и почитать своего мужа, а тот, в свою очередь беречь и уважать священные узы.
— Вот все мне в этом нравиться, кроме слов должна, — снова начинает Машка, а я закатываю глаза к потолку шатра, — Мужчина тоже должен любить. И я не выйду за вас замуж, маркиз, пока вы не признаетесь мне в этом. И пока сама не полюблю вас.
Мы в моей комнате, валяемся с Машей на кровати, рассматривая расписной потолок.
— Знаешь, Крис, нам нужно здесь чем-то заняться, — говорит подруга, вытягивая свой локон рыжих волос, отпускает и тот пружинит обратно на плечо, — Иначе так с ума сойти можно.
— Что ты предлагаешь? — поворачиваюсь на бок, подпирая голову рукой, — В этом времени женщины практически бесправные существа. Если не из богатых семей, то рабыни или служанки. Да и богатые тоже, как товар: замуж, дети, сиди дома без права голоса.
— Да нет, я не хочу сделать глобальную революцию, — Маша тоже поворачивается ко мне, копируя позу, — Но согласись, целыми днями важно прохаживаться по тенистому саду, купаться в лягушатнике и есть все эти вкусные блюда изо дня в день… То еще удовольствие. Скоро я стану жирной, опухшей, и Энтони меня разлюбит.
— А он тебя любит? — смеюсь я.
— Наверное… — сомневаясь, отвечает подруга, — Впрочем, уже не важно. Нам все равно придется рано или поздно выйти за них замуж и распрощаться с девственностью. Как ты думаешь, когда или если мы вернемся обратно, она восстановится?
— Тьфу на тебя, — смеюсь я, хватаясь за живот, — Вот об этом я думаю в последнюю очередь, точнее, вообще не думаю.
— Так мы замуж пойдем или нет? — лениво спрашивает Машка.
— Тебя только это волнует?
— Скучно…
— Давай подумаем, чем мы можем с тобой заняться, — сажусь на кровати по-турецки, когда в дверь стучат и входит Асан.
— Госпожа Кристин, госпожа Мари, — сгибается в поклоне индус, — Не хотите ли дать распоряжения по поводу ужина на кухню?
Стоит и ждет, сложив руки на груди в почтении. На нем голубой костюм, сандалии, на голове неизменный белый тюрбан. Мы с Машкой поспорили: лысый он под ним или есть волосы? Машка говорит, что Асан плешивый, а я уверяю, что лысый. Пока проверить наши теории нам не удалось.
— О, точно, кухня! — вскакивает с кровати Машуня, — Крис, я пельмешки хочу! — ноет она.
— Бог ты мой, нас тут кормят как на убой, а ей пельмени нужны, — вздыхаю я, — Пойдем, посмотрим, что тут за кухня в этом замке. Асан, мы идем с тобой. Давно хотела познакомиться с поваром или кухаркой, кто там у вас.
Асан снова кланяется, и мы поправляем наши прически, наряды, следуем впереди него по широким галереям дворца.
— Асан, а где сейчас мой будущий муж? — по дороге вспоминаю я про Дилана.
— И мой, кстати, тоже? Чем вообще они занимаются целыми днями? — останавливаемся с Машкой у фонтана во внутреннем дворе и Асан тоже, улыбаясь, смотрит на нас.
— Хозяин Дилан и господин Энтони в данный момент на своих кораблях. Готовят их к отплытию в Индию.
— У моего будущего мужа есть корабль? — хмурится Маша, — Мне кажется, нужно уточнить подробно, чем вообще он владеет. Вдруг вокруг меня несметные богатства, а я и не в курсе.
— Зачем тебе, у тебя все есть, — смеюсь я.
— Как зачем, я тоже могу управлять финансами, еще как, — улыбается Машуня, — И что перевозят корабли моего мужа?
— У господина Энтони торговый флот. В данный момент в гавани два корабля, которые загружают турецким кофе, сахаром и какао.
— О, значит, сахар тут все же есть, — радостно хлопает в ладошки Машка, — Я думала один мед и рахат-лукум. А ты нам расскажешь про Индию, Асан?
Подхватывает индуса под локоть, и они идут впереди меня, негромко разговаривая. Асану явно не по себе идти впереди меня, своей госпожи, но я кивком даю понять, что все нормально.
— Мы бы хотели чем-нибудь заняться здесь, Асан, — пытает индуса Машуня, — Вот я, например, косметолог. Ну, знаешь, ногти там, масочки на лицо, пилинг, ботокс…
На все эти слова Машки индус кивает с готовностью преданной собаки. Вряд ли он понимает половину из того, что она называет.
— А Крис у нас фармацевт, знаешь, что это?
Асан на всякий случай тоже кивает, блаженно улыбаясь.
— Аптекарь, по-вашему, я думаю, — поправляет себя Машуня и Асан удивленно оглядывается на меня.
Чую, сейчас наговорит ему с три короба, я потом не отмахаюсь.
— Женщина не должна работать, — сладко улыбается Машке индус.
— Да вот еще! — возмущается та, — В нашем мире, ну или стране, в Москве точно: если не работаешь, не ешь.
Уточнять, что за Москва такая, я не стала, так как мы вошли во дворец со стороны служебных помещений.
Помещение для кухни было просто огромным и открытым с одной стороны широкими арочными окнами. В середине зала — длинные разделочные столы из дерева, у стены — несколько печей и большие глиняные кувшины, похожие на тандыр. Но здесь размер был такой, что туда свободно мог влезть человек. Слуги прервали свою работу и склонились в поклоне, когда мы с Машкой прошли по широкому проходу среди столов и остановились напротив высокого, худощавого мужчины.
— Это Мустафа, главный повар на кухне графа, — произнес Асан, — Если бы здесь был настоящий турецкий дворец, вы на кухню не смогли бы войти, как и на мужскую половину. Еда для мужчин и гарема должна готовиться отдельно…
— У моего мужа есть гарем? — хмуро сдвигаю я брови. Этого еще не хватало!
— Нет, хозяин Дилан живет по европейским правилам. Поэтому разделения на мужскую и женскую половину среди господ нет, а вот слуги находятся в разных помещениях, как вы уже успели заметить.
— И что предлагается нам сегодня на ужин? — любопытство Машуни просто зашкаливало.
Асан перевел слова Машки, и высокий турок сделал какие-то указания на своем языке. На стол начали выкладывать глиняные пиалы, и что-то типа плоских тарелок. В нескольких я узнала рис, но, видимо, с разными добавками. Перед этим на столе раскинули скатерть кофейного цвета, отложив в сторону голубую и белую.
— Асан, а почему скатерть сменили? — наклонилась я к индусу, который внимательно следил за выкладкой блюд.
— Голубая и белая скатерти не для вас, госпожа. Они для слуг и наложниц. Но наложниц здесь нет, а для вас должна быть скатерть кофейного цвета, госпожа, — учтиво произнес Асан.
— Госпожа, — осуждающе качает головой Асан, глядя на наши руки.
— И что не так? — пугаюсь я.
— Ибрикдарбаши! — выкрикивает Асан, и к нам с поклоном приближается полноватый мужчина.
Через руку у него перекинуто полотенце, а в другой он держит серебряный кувшин. Откуда-то появляется сверкающий серебром таз, небольшая подставка. Слуга наливает воду из кувшина, до нас с Машуней доносится запах роз. Все стоят и смотрят на нас, ожидая дальнейших действий.
— Аа, да, руки! — доходит до Машуни, и она, облизав пальцы от риса, окунает их в таз.
— О Господи, ты позорище, — шиплю я на нее, повторяя за подругой.
— Или ты, — вставляет она со смешком.
Мы моем руки, вытираем белоснежной тканью и снова подходим к столу.
— Так, что тут у нас, — потирает благоухающие руки, Машка.
— Здесь несколько видов плова и шурпы из баранины или телятины, кусочки жаренного на углях мяса: баранина, птица, голубь, — начинает пояснять Асан, указывая на блюда перед нами, — Это баклава, мухаллеби и сютлач…
— Звучит как заклятие, — фыркает Машуня и нам все же дают подобие ложек. Тонкие деревянные палочки, широкие с одного конца.
Забираю из пиалы сютлач, как назвал это блюдо Асан, нюхаю, пахнет довольно вкусно, ванилин и мед?
— Что это? — спрашиваю Асана.
На вкус, как сладкая рисовая каша.
— Сютлач, госпожа.
— А из чего делают?
Асан задает вопросы повару и переводит мне его ответы.
— Вода, рис, яичный желток, молоко, немного ванилина, мед…
— Ясно, — киваю я, — Вкусно, а это? — пробую второе блюдо, пока Машуня резвится с мясными, я пошла по десертам.
— Мухаллеби, — охотно отвечает Асан.
— А в нем что?
— Молоко, рис, корица…
Пробую, надо же, продукты одинаковые, а на вкус разное. Видимо, все дело в приготовлении. Первое блюдо было как каша больше, а это как крем с корицей.
— Эх, столько риса зря пропадает, — сетует Машка, — А вы знаете, что такое суши? — спрашивает окруживших ее слуг, — А нори? Имбирь?
Те не понимают, что она говорит, лишь кивают с улыбками на лице.
— Ничего-то вы не знаете, — вздыхает Машуня, — Крис, я наелась на два ужина вперед. Но поняла, чего не хватает.
— Чего? — обреченно вздыхаю я.
— Рыбы и креветок, — тут же выдает Машка.
— Асан услышал госпожу, — радостно улыбается индус, — Это ваше желание на ужин?
— Типа да, рыба и креветки, — сообщает Машуня, — А теперь, у вас здесь есть лекарь?
— Госпожа больна?! — пугается Асан.
— Нет, госпожа хочет посмотреть на лекарства ли, что там у вас: микстуры, сиропы, настойки… Хочет же? — спрашивает меня.
— Можно, — черпаю импровизированной ложкой третий десерт.
Хмм, а вот это мне нравится. Тут риса нет, но есть тонкое тесто, пропитанное медом, орешки внутри, что-то похожее на халву. Напоминает скорее не десерт, а маленькие пирожные. Мягкие, тающие во рту.
— Так, все, идем смотреть лекарства, — оттягивает меня от стола со сладким Машуня, — Успеешь еще все попробовать.
— Сама мяса наелась, а мне нельзя? — возмущаюсь я, пока мы идем по коридорам дворца.
— Я белок ела, а ты сладости, углеводы. Скоро станешь толстой, Дилан тебя разлюбит и выкинет за борт своего корабля, — пугает меня подруга, на что я недовольно фыркаю.
— Чтобы разлюбить, нужно полюбить, — выдаю я, сама не ожидая от себя такой глубокой философской мысли.
— Угу, вот и не полюбит, когда покроешься прыщами от сладкого.
Так, пререкаясь и споря, мы дошли до конца коридора, где в углу скрывалась лестница, что вела в одну из башенок дворца.
— Почему лекарей всегда засовывали куда-то наверх или, наоборот, в подвал? — возмущалась Машуня, пока мы ползли по довольно крутой лестнице.
— Чтобы не видел никто его и не переманил к себе, — озвучила я свою версию, — Раньше не так просто было завести себе личного врача.
— Раньше это сейчас? — остановилась на ступени Машуня.
— Ну да, или еще раньше, — объяснила я.
— Тогда ты можешь стать здесь суперзвездой, — продолжала подниматься подруга.
— Скажешь тоже, я знаю, от чего аспирин, но не знаю, чем его заменяли в это время. Чем я могу быть тут полезна?
— Ты знаешь примерный состав лекарств, что и чем лечат. Думаю, все равно поймешь. Меня лично всегда пугало кровопускание, которое практикуют везде в этом веке. Зачем пускать кровь человеку, что и так на краю могилы стоит? — начинает додумывать свои мысли подруга.
— С одной стороны, ты права, кровопускание помогает при повышенном давлении, правда, потом может быть еще хуже, — соглашаюсь я с ней, — При ранах или другой болезни чревато последствиями. Смотря, сколько крови выпустить одноразово.
— Когда я была в Версале, у мадам де Монтеспан заболела ее верная служанка. Так ей первым делом пустили кровь. Оказалось, что девчонка залетела тайно от какого-то вельможи, и эти действия спровоцировали выкидыш. Девушка умерла. Я говорила им, не нужно пускать, а они мне ее тошнит, плохая кровь, представляешь? Спутать обыкновенный токсикоз с отравлением?
— Ничего удивительного, ты вспомни, что был период, когда травили всех подряд. Я даже помню фильм, где фигурировало именно дело о ядах. Начинали с отравленных ночных сорочек, книг, заканчивали банальным ядом, подливая незаметно в вино.
— Ты права, опасное место, этот Версаль, — кивает Машуня и мы, наконец, ступаем на ровную поверхность, оказываясь в большой комнате с мозаичным потолком и фресками на стенах.
Но не сама красота помещения привлекает меня, а три длинных стола, которые стоят в центре, заставленные склянками, баночками, мраморными ступками. На стенах висят пучки трав, большой очаг полыхает огнем. Около него трудится невысокий мужчина в расшитом восточными узорами халате и тюрбаном на голове.
При нашем приближении он поворачивается и склоняется в поклоне.
— Госпожа, позвольте представить вам местного лекаря, Саида, — представляет нас Асан, — Он давно принадлежит хозяину Дилану, а значит, принадлежит и вам.
Я ходила по комнате лекаря, останавливаясь у высоких деревянных полок со склянками, глиняными горшочками. Машка тоже рассматривала длинный стол, уставленный сиропами, настойками, да и многим другим.
— Фу, что это? — с отвращением произнесла подруга, разглядывая что-то на деревянной поверхности, а я подошла к столу.
На деревянной доске лежала распоротая по брюху большая крыса. Ее лапки и хвост были проткнуты и приколочены чем-то в виде стальных игл.
— Асан, он что, потрошит крыс?! — прикрыла кружевным платочком свой носик Машка, — Пойдем отсюда, Крис, тут Джек потрошитель обосновался.
— Ты иди, Асан, проводи госпожу, — попросила я слугу, — Хочу немного осмотреться. Подруга фыркнула, но быстро скрылась, выбегая из комнаты.
— Саид, ты меня слышишь? — обратилась я к лекарю, тот кивнул, все еще рассматривая меня своими черными глазами, — Ты изучаешь крыс? Зачем?
На это лекарь берет со стола тонкое окровавленное лезвие и вскрывает грудную клетку крысе, достает маленькое сердце, кидает в склянку.
— Ты делаешь из этого лекарство? — морщусь я, чувствуя тошноту, что подступает к горлу.
Саид кивает и делает шаг к полкам, ищет что-то, достает склянку с почти черным порошком. На ней корявыми буквами написано: sanguis (латынь. Кровь). Не думаю, что в этом веке уже знали что-то про гемоглобин и витамины, что нужны для лечения, в частности железо. Но Саид по-своему определил лекарство. Это могла быть и сушеная печень, а тут сердца крыс, которых наверняка было много во дворце.
Лекарь наблюдал за выражением моего лица и понял, что я знаю, для чего ему крыса. Не только для того, чтобы вынуть сердце. Саид, видимо, еще и изучал ее внутренности, их строение.
Я стою в молчании, даже не зная, что сказать, а Саид тычет пальцем мне в грудь не касаясь. Замечаю, какой у него на удивление стерильный, коротко постриженный ноготь, что само собой, уже значимо для этого времени. Затем он берет песочные часы и переворачивает их, отчего песчинки медленно скользят вниз. Опять указывает на меня и на часы. Что это? Время? Какое время, для чего?
— Ты что-то знаешь? — спрашиваю лекаря, и тот кивает.
Во мне зарождается страх, и я отступаю от Саида. Мне хочется бежать из этой комнаты, так как я столкнулась с тем, что не могу понять, а это меня пугает. Неужели Саид знает, что я не из этого времени? Да нет, бред, как он мог догадаться или это время, что отсчитано мне здесь?
— Это мое время? — осторожно смотрю на Саида, и он кивает, — Ты меня о чем-то предупреждаешь? — снова кивок.
Хочу спросить его, и в то же время язык словно не повинуется мне. Приходится с усилием, практически выдавливать из себя слова.
— Мне угрожает опасность?
Снова кивок, и холод ползет по моей спине.
— От кого?
Саид многозначительно обводит руками пространство вокруг и тычет мне в грудь.
— Извини, не понимаю, — признаюсь честно, и лекарь пожимает плечами.
Словно забывает про меня, отходит снова к своей крысе, увлеченно разглядывает в ней что-то.
Я тихо выхожу из комнаты и спускаюсь по крутой лестнице, задумчиво переваривая в голове то, что сейчас произошло. Ясно, что Саид меня предупредил или угрожал? Хотя нет, на угрозу это было мало похоже, скорее всего, пытался сообщить, что меня ждет какая-то опасность. Это не удивительно, мы с Машуней в этом веке подвергаемся всему, что угодно. Начиная с болезней и заканчивая банальным нападением, да всем, что угодно. И пусть у нас имеется хоть какая-то защита от инфекций в виде сделанных прививок, но здесь жизнь женщины ничего не стоит, будь она даже знатного рода.
Брр… Неприятный лекарь. А взгляд у него такой, словно он смотрит внутрь тебя и видит то, что другим не дано. Мне кажется, он понял, что я не принадлежу этому времени, каким-то чудом узнал.
Внизу петляю по коридорам и внезапно сталкиваюсь с той служанкой, которая зло смотрела на меня. Мариам, так ее имя.
— Добрый вечер, госпожа, — присаживается она в реверансе, опуская взгляд в пол.
На ней красивый восточный костюм насыщенного малинового цвета, с вышивкой золотой нитью. Мне кажется, что это слишком дорого для служанки или нет? Но не мне судить, может, она дочь какого-то зажиточного слуги или как там у них по карьерной лестнице.
— Ты не видела мою подругу? — спрашиваю ее, делая указание встать из реверанса.
— Она вышла в сад с мастером Асан, — голос певучий, красивый, а вот взгляд, что украдкой скользнул по мне, обжигает злостью.
Приглядываюсь к девушке внимательнее. Красивая, ту не поспорить. Черные шелковистые волосы распущены и лежат блестящей волной до талии, хотя все во дворце ходят с заплетенными и убранными волосами, а этой, значит, все можно?
— Куда ты направлялась? — спрашиваю девушку.
— За госпожой, хозяин Дилан хотел показать сады, — тут же отвечает Мариам, — Для вас принесли новое белье в комнату, все готово ко сну, но вечерняя прогулка будет в самый раз перед ужином.
— Это тоже сказал тебе Дилан?
— Хозяин очень внимательный, — кивает Мариам, а ее голосе сквозит какое-то восхищение, и я начинаю догадываться, в чем дело.
Ревность? Вполне возможно. Здесь такие порядки, что Дилан вполне мог иметь гарем, но тут, скорее просто женский дом со служанками, а вот Мариам на особом положении или мне показалось?
— Хорошо, проводи меня, где ждет твой господин, — разрешаю я, и Мариам указывает, в какую сторону идти.
Иду впереди, чувствуя, как мою спину просто жжет взглядом. Такое ощущение, что на мне горит мой костюм и плавится по краям расползающейся дыры. Нужно все же поговорить с Диланом, обсудить некоторые моменты. Возможно, я и преувеличиваю, но после предупреждения Саида как-то неспокойно. Или лекарь специально нагнал на меня страх, но для чего?
Мы приятно провели время в саду. Дилан провел меня тайными тропами к большому фонтану, где я еще не была. Здесь довольно уютный уголок, где приятно находится вечером.
Слуги, неслышно ступая, зажгли на деревьях фонарики, а Дилан предложил мне сесть на одну из скамеек рядом с разросшимися кустами плетистых роз. Их кремовые кружевные бутоны опускались под собственной тяжестью почти до земли. Весь куст просто усыпали розы, очень красиво и пахло до головокружения.
— Тебе нравится здесь? — спросил Дилан, перебирая в своей крепкой, чуть шершавой руке мои пальчики.
Невинная ласка, но такая восхитительная, волнующая.
— Вполне, — не задумываясь произнесла я, вспоминая Мариам, — Только вот одно…
— Что? — нахмурился Дилан.
— Ты не подумай, все здесь относятся к нам с Машей доброжелательно, но вот одна девушка… — я потупила глазки, делая вид, что смущаюсь. Черт, во мне пропадает уникальная актриса.
— Говори, Кристин, ты моя будущая жена, и я должен знать, что тебе не по вкусу. Кстати, через неделю прибудет священник, и наш брак будет благословлен, — строго произнес граф Тальбон.
— Оу, — только и смогла выдать я из себя на эту новость.
— Ты против?
— Нам был обещан месяц, — напомнила я Дилану, — Прошло пару недель.
— Когда приедет священник, пройдет обещанное время. Святой отец пробудет здесь пару месяцев, у него здесь дела. Несколько пар хотят пожениться, нужно окрестить родившихся за время его отсутствия детей…
— Дилан, у тебя есть дети от других женщин? — неожиданно даже для себя, спросила я.
— Нет, — твердо ответил граф.
— А кто такая эта служанка, Мариам? У нее длинные черные волосы, она носит их распущенными, что не соответствует правилам во дворце.
Дилан на какое-то время задумался, отводя взгляд в сторону. Мне казалось, что граф не скажет мне правду, но я ошиблась.
— Эта служанка — моя бывшая любовница, — наконец, произнес он, внимательно глядя мне в глаза, — Как только я узнал, что скоро женюсь, женщины в моей постели не было.
— Бедненький, — невольно вырвалось из меня, и я тут же прикусила свой язык.
Дилан бросил на меня короткий сердитый взгляд. Мужчины в этом времени вряд ли привыкли к осуждению своих связей на стороне. Однако граф еще не был женат, что его держало от близости с другой женщиной? Ничего. Любви ко мне не было, верность пока хранить некому.
— Мне бы хотелось, чтобы ее не было во дворце, — произнесла я, вытягиваю свою руку из ладоней графа.
— Я собирался это сделать, но не так все просто. Мариам мне подарил торговец из Марокко, как благодарность за торговлю, что я с ним веду. От подарка не принято отказываться, и ей было всего тринадцать лет.
— Господи, и ты сразу… — прикрыла я ладошкой рот.
— Конечно, нет, — возмутился Дилан, — Для постели Мариам уже созрела после первых кровей, но по моим понятиям было еще рано. Она моя любовница с шестнадцати лет.
— Вау, — поморщилась я, — А сейчас ей сколько?
— Двадцать три. Мариам уже старая женщина.
— Что?! — удивилась я, вспоминая свой возраст, — Да ей еще рожать и рожать.
— Она младшая дочь того торговца, и в семье ее ожидала незавидная жизнь. Замуж без приданного ее никто не возьмет, а отец, у которого еще четыре старших дочери, вряд ли будет искать Мариам хорошую партию. Поэтому подарить мне, было наилучшим выходом в данной ситуации.
— Безумие какое-то, — рассердилась я, — Женщины у вас не более чем товар.
— Так и есть, — невозмутимо произнес Дилан, — Мариам у меня не в рабстве, но и отпустить я ее не могу просто так. Отвезти отцу тоже нельзя, он возмутится, если я верну подарок. Это недопустимо. Да и терять торговцев солью и золотом, я не намерен.
— И что ты собираешься делать? Оставлять Мариам здесь, рядом с женой, не совсем прилично.
— Я бы так не сказал… — начинает граф, но видит вспышку ярости в моих глазах, — Хорошо, я думал о том, чтобы выдать ее замуж. В ближайшее время вернется из Марокко один из моих кораблей. Капитан преданный мне человек, молодой, он будет рад взять Мариам в жены. Она ему нравится, я знаю. У нее будет свой дом в Мекнесе, сможет видеться со своей семьей, если захочет.
— Это хороший вариант, — соглашаюсь я, — Когда он должен вернуться, твой корабль?
— Пара недель, — кивает Дилан.
— Отлично, — встаю я со скамьи, поправляя тунику, — Идем на ужин?
Дилан тоже встает и подает мне руку. Мы идем, непринужденно болтая, по дорожкам сада в беседку, где сегодня накрыли поистине королевский стол. Повар постарался на славу: тут и кальмары, фаршированные крабовым мясом и яйцами, лобстер с пряным рисом, мидии, запеченные в сырном соусе.
— Маш, тебе плохо не будет, — сажусь посмеиваясь за стол.
— Ты что, когда я все это еще попробую, — улыбается подруга и слуга разносит чашу для омовения рук, а затем нам разливают напитки.
— Сегодня пришел мой корабль из Франции и привез нам новый напиток, который представил монах Периньон, — улыбается Энтони, держа в руках темную пузатую бутылку с пробкой, которая залита сургучом, — Говорят — это самый модный напиток у дам в Версале.
Он ловко отковыривает сургуч, затем достает пробку и разливает игристое вино по бокалам.
— Шампанское, что ли? — принюхивается Машка, — Дайте два!
Дилан удивленно смотрит на нее и Машуня смущается:
— Это говорят так, когда что-то нравится, — поясняет она.
Дилан пожимает плечами, и мы пробуем шампанское, про которое в этом веке только узнали. Оно не такое газированное, как мы привыкли, и кисловатое, но вкус интересный, насыщенный виноградом. В наше время шампанское совсем другое. Да и мюзле еще не изобрели, поэтому закупоривали как могли. Иначе пробку выбивало в дороге, тем более на корабле.
— Оно забродило, играет, — сморщился Энтони, — Видимо, испортилось в дороге.
— Нет, так и должно быть, — потягивает слегка мутноватый напиток из своего фужера Машуня, — Все, я тут остаюсь, меня все устраивает, — мечтательно произносит она, вызывая у меня сдавленный смех.
— Что с ней, Саид? — слышу я сквозь туман голос Дилана.
Граф волнуется, заметно по изменившейся интонации. Я не могу открыть глаза. Даже не знаю какой сейчас день или ночь. Мне настолько плохо, что я не могу поднять даже руку.
— Что это за пятна у нее на руках?
Не пойму мне это снится или все же происходит на самом деле? Издаю стон, больше похожий на вздох. Боль в животе режет и заставляет вздрагивать. Сознание путанное, я не понимаю, что бред, а что реальность. Кажется, что жизнь уходит из меня. Слышу звуки, больше похожие на мычание.
— Хочешь сказать, что это яд? — Дилан, кажется, удивлен, и его возмущение я чувствую, как свое.
Яд. Не понимаю, что это и зачем меня травить. Кажется, что жизнь уходит из меня, словно песчинки в песочных часах. Я чувствую, как моя сила утекает, а мир вокруг становится все темнее и беспомощнее.
— А ее служанка? — тревога в голосе Дилана мне приятна, но я не могу ответить ему. Боль в животе снова заставляет меня скорчиться и начать содрогаться в рвотных спазмах.
— Сделай что-нибудь, срочно! — приказ Дилана обнадеживает меня.
Я не хочу умирать. Не хочу даже в этом времени. Мне все равно, где я, мне важно жить, пусть здесь и сейчас, но я снова хочу быть сильной и здоровой. Улетаю в туман, что периодически выкидывает меня в реальность полную боли, и опять накрывает с головой. Мне кажется, что я слышу плач Машуни. Хочу ей ответить, но не могу. На мне словно уже лежит тяжелая, каменная плита, накрывая собой, не дает подняться из моего болезненного омута.
Внезапно вижу маму. Я знаю, что это она, хотя не видела в жизни ни разу. Я попала в детский дом еще младенцем и не знала своих родителей. Конечно, хотелось бы их найти и задать вопрос «Почему?». Как вы могли меня бросить? Уйти, оставить беспомощного ребенка чужим людям. И я спрашиваю ее. Мы сидим на лавке в каком-то парке. Мама красивая. Невысокая, стройная, похожа на меня. Особенно длинные каштановые волосы, отливающие золотом.
— Ты меня оставила. Зачем? — спрашиваю ее, вглядываясь в зеленые глаза, где затаилась печаль и обреченность.
— Тебе там было лучше, — отводит она взгляд, — Моя жизнь… Не подходила для тебя.
— Я бы была с тобой, — качаю отрицательно головой, — Мы были бы вместе!
— Я потеряла себя… — шепотом отвечает мама, — Ничем хорошим моя жизнь не закончилась.
— А она закончилась? — со страхом спрашиваю ее.
— Да, но он найдет тебя, я верю, — мама растворяется как туман, исчезает, — Он найдет, да, а тебе со мной нельзя.
— Кто найдет, мам? Кто?! — выкрикиваю я и бьюсь в слезах. Кричу, пытаюсь бежать, но ноги словно кисель. Я хочу их сдвинуть с места, но меня держат тысячи камней. Не дают сделать ни шага. Просыпаюсь от этих усилий, лежу, не открывая глаз.
— Крис, Крис, — чей-то шепот совсем рядом.
Теплые руки обрисовывают пальчиками мое лицо, ведут по бровям, скулам.
— Вернись, Крис, я здесь совсем одна, слышишь. Мы всегда были вместе. Ты же знаешь, что я одна не справлюсь. Обязательно влезу куда-нибудь и пропаду.
Машка, выдает мое воспаленное сознание. Я хочу открыть глаза, посмотреть на нее, сказать пару слов, успокоить, но не могу.
— Если тебя не станет, я тоже не останусь, — горячо шепчет Машуня, прижимаясь ко мне. Ее руки обнимают меня, а мокрая от слез щека обжигает мое плечо, — Ты такая холодная, Крис, что я подумала, ты умерла.
Моё сознание медленно пробуждается из туманного сна, словно под воздействием сильных наркотиков. Я слышу голос Маши, её просьбу вернуться, но как будто заключена в тело, которое не подчиняется моим желаниям. Пытаюсь двигаться, открыть рот, но тщетно. Только тяжелое чувство холода и безысходности окутывает меня.
Слова Маши доносятся до меня, как отзвуки из другого мира, мирка, в котором я нахожусь в плену. Её голос проникает сквозь моё сознание, пытаясь донести до меня свою боль, свою отчаянную просьбу. Он как ниточка, что еще связывает меня с этим миром.
Я чувствую, как слёзы Маши горячими, солеными каплями, остаются на моем плече, создавая ощущение тепла на фоне моего холодного, бесчувственного тела. В этот момент я осознаю, что не могу оставить её одну, что моя судьба связана с её судьбой, что мы две половинки одного целого.
Мне кажется, что я слышу её слова, хотя мои уши уже давно перестали воспринимать звуки. Мы всегда были вместе, всегда поддерживали друг друга, и я не могу представить свою жизнь без неё. Моя сила, моя надежда, моя Маша.
— Вернись, пожалуйста, не оставляй меня здесь одну, — продолжает плакать Маша, а я делаю вздох. Глубокий, полный. Он растекается лавой по моим легким, идет горячими всплесками по крови. Мне кажется, что я все силы отдала на этот вздох.
Голос Маши, умоляюще просящий вернуться, разрывает мое сердце. Я знаю, что она не виновата, что случилось. Это все мое решение, моя ошибка, мой выбор.
Я устала бороться, ну нет у меня этих волшебных сил, чтобы сопротивляться. Очень хочу ответить на просьбу Маши и жить дальше, но не могу. Меня пьянит этот последний мой вздох с примесью лекарства и дыма от жаркого камина. Я чувствую этот вкус, смакую горечь во рту. Понимаю, что это последние мои ощущения в этом мире: холод, вкус и запах дыма, горечь, слезы подруги, которая стала мне сестрой. Все, я отпускаю себя, расслабляюсь, и боль внезапно уходит из моего тела. Чувствую, как пересохшие губы раздирает от последней улыбки. Но мне все равно, я плаваю в эйфории, мне хорошо, тепло.
— Прости меня, — шепчу я, не в силах открыть глаза. Чувствую, как рука подруги покидает мою, как шаги Маши удаляются от меня. Я остаюсь одна, с легкостью в теле и непонятной наполненностью внутри.
В моей душе еще раздается эхо слов Маши, прошение вернуться, но я знаю, что это невозможно. Я остаюсь здесь, с собой и своим решением уйти, погружаюсь в мир тишины и темноты.
Почти неделю я не отходил от Кристин. Самое сложные и страшные дни были последние. Девушка настолько обессилила, что уже не могла пить, даже стоны стали редкими и еле слышными. Саид делал все, что мог, но казалось, что все его действия только ухудшают состояние леди. Пиявки, которых он расположил по ее телу, напивались и дохли, падая раздутыми от крови черными шарами на кровать.
Леди Кристин, то покрывалась ледяным потом, что приходилось менять постельное белье несколько раз в день, то горела в огне, пылая горячей кожей. Эта ночь стала решающей, как сказал Саид. Точнее, показал жестами. Я его понял, язык глухонемых мне был знаком.
Страшно, мне, бравому пирату, стало за нее страшно. Я никогда не боялся, когда стоял напротив врага, глядя в налитые кровью от злости глаза. Когда уклонялся от кривой сабли, чувствуя дыхание смерти за спиной. А вот сейчас я испытывал самый настоящий страх. Кристин такая прекрасная, хрупкая, нежная. Красива даже сейчас в своей болезни, что обострила черты ее лица, глубокими тенями залегла под глазами. И что пугало больше всего — это мое бессилие, я не мог что-либо изменить. Я не мог сделать ничего, совершенно.
Мои слуги уже неделю обыскивали весь дворец. Перевернули все вверх дном. Было понятно и мне, и Саиду, что это яд. Им была пропитана сорочка Кристин. Первые дни по ее телу выступили красные волдыри, как от ожога. Саид накладывал специальные мази, накрывал чистыми мягкими тряпочками, качал головой, боясь, что останутся уродливые отметины. Но мне плевать было на эти отметины, лишь бы Кристин выжила.
Тихий стук в дверь оборвал мои мысли, когда в покои Кристин вошел один из янычар.
— Мы нашли яд, мой господин, — поклонился он мне, и я встал из кресла, что стояло у кровати Кристин, — Позови Саида, — бросил короткий приказ, выходя из комнаты.
Новая служанка сразу метнулась к леди. Старая служанка Кристин уже давно была мертва. Яд, что был на одежде леди, убил ее в ту же ночь. И теперь невозможно было узнать, кто принес в покои Кристин отравленную сорочку.
Я шел по коридору в сопровождении янычар, направляясь в подвал дворца, где были расположены тюремные камеры. Там сейчас и находилась та, что отравила мою невесту. Я хотел узнать, зачем она это сделала, но больше всего хотел выяснить, чем можно помочь моей леди. Саид узнал яд, которым отравили Кристин, но противоядия не было. Довольно редкий яд, что действует не мгновенно. Хорошо, что служанка успела снять с Кристин отравленную сорочку, когда догадалась обо всем. Это лишь одна из теорий, которую мы с Саидом придумали. Утром обнаружили Кристин, раздетую под одеялом, на полу лежала ночная сорочка, а служанка леди была уже мертва. Хорошо, что сорочку сразу подобрал Саид, иначе отравился бы кто-то еще.
Мариам сидела на деревянной лавке, прислонившись к холодной каменной стене. Свеча, что стояла на высоком, узком окне, не давала света и я зажег новую, подходя к девушке. Осветил ее лицо, отвел спутанные пряди, открывая красивые глаза, смуглую кожу.
— Зачем ты это сделала, Мариам? — тихо спросил девушку, глядя в ее карие, цвета шоколада глаза. Я видел в них торжество, тень победы, и это злило меня еще больше.
— Господин принадлежит Мариам, — просто произнесла она.
— Но почему именно леди Кристин? У меня было много девушек, что случилось теперь?
— Она здесь, — горько улыбнулась Мариам, касаясь тонкими пальчиками моей груди в области сердца, — Мариам там нет.
— У тебя есть противоядие? Я сделаю все, что ты хочешь: выдам тебя замуж, дам приданное. У тебя будет жизнь, которой будут завидовать, будет семья, дети. Возможно, ты полюбишь своего мужа и будешь счастлива, — предложил я Мариам, но она лишь покачала головой.
— Жизнь без любви господина ничего для меня не значит, — с печальной улыбкой ответила Мариам, — Господин никогда не полюбит меня, как леди.
— Что тогда ты хочешь? Спаси леди Кристин и останешься жива, — сердито произнес я.
— Нет, — покачала головой Мариам, — Любовь господина умрет вместе с леди.
— Тогда умрешь и ты.
— Да будет так, — кивнула бывшая любовница.
— Жаль, Мариам. Я относился к тебе лучше, чем ты того заслужила. Если бы ты меня действительно любила, то желала бы мне счастья. Ты никогда не любила меня, это нелюбовь.
Я отошел к окну, разглядывая звездное чистое небо в узком тюремном окне. У Кристин не было шанса без противоядия. Ни единого. Все договоренности, все мои надежды на семью и наследников, с мыслями о которых я уже смирился, летели в пропасть. Узнавая Кристин, я все больше влюблялся в нее, в ее красоту, доброту, веселый смех. Мне стала необходима эта девушка, что внесла в мою жизнь планы на будущее, сделала мою жизнь более красочной, волнующей. Я в первый раз познавал это чувство любви, которое росло и крепло во мне.
— Ты лишаешь меня будущего, отбираешь мою любовь, — снова повернулся к Мариам, — Ты никогда не любила меня, только пользовалась.
— Нет! — горячо крикнула страстная марокканка, — Мариам любила!
— Докажи, — встал напротив нее, сложив руки на груди, — Если любишь, пожелай мне счастья и спаси мою любимую.
Слезы горячим потоком текли по щекам Мариам.
— Господин не любит Мариам? — дрожащим голосом спросила гордая марокканка.
— Нет, я никогда не клялся тебе в любви. Я купил тебя, спас от незавидной участи быть отданной грубому животному, в качестве седьмой жены. Никогда не обижал тебя, не наказывал. Был горяч и ласков в постели. Наша близость была яркой и волнующей. Ты имела все: свои покои, драгоценности, слуг.
— Но не господина, — горько всхлипнула Мариам.
— Нет и, если леди Кристин умрет, я прикажу тебя казнить. А затем твое тело сбросят с высокой скалы, и рыбы будут разрывать его на кусочки. Если ты дашь леди Кристин противоядие, обещаю, что тебя отвезут в Стамбул. Там я куплю тебе лавку с тканями или сладостями. Ты станешь богатой женщиной, хозяйкой. Будешь сама распоряжаться своей жизнью. Возможно, выйдешь замуж, родишь детей. Выбирай, Мариам.
— Господин! — голос Мариам едва слышен через толстые тюремные стены, но я услышал.
Немного помедлил, но снова открыл дверь, ступая в полутемную камеру. Мариам подняла руки, на запястьях которых звенели кандалы. Из расшитого бисером и драгоценными камнями лифа достала два крошечных пузырька. В одном прозрачная зеленоватая жидкость, в другом красная.
— Выбирай, господин, — усмехнулась Мариам, — Пусть Аллах решит мою судьбу и судьбу леди Кристин.
Я с сомнением смотрел на эти два пузырька, боясь протянуть руку и взять их.
— В одном из них яд, в другом противоядие. Твой выбор, господин, решит все. Один ты заберешь и дашь своей леди, второй я выпью при тебе. И пусть сама жизнь решит, кто будет жить, а кто умрет.
— Я не хочу играть с тобой в игры, Мариам, — гневно ответил ей, — Скажи, где из них противоядие и останешься жить.
— Нет, выбирай, — отрицательно качнула головой Мариам, — Господин сам решит жить нам с леди или умереть.
— Ты понимаешь, что это не выход? Если ты выпьешь противоядие, а леди снова яд, то ее это убьет?!
— В этом случае есть шанс, который полностью в вашей власти.
— Я могу забрать оба!
— И дать их своей невесте сразу все? Двойная доза убьет ее, в таком случае противоядие не поможет, — усмехнулась горько Мариам, — Выбирай!
Я протянул руку, внутренне содрогаясь от страха. Если я дам Кристин яд, то что? Она все равно умирает. Но есть шанс, что Мариам не врет. Но какой? Красный или зеленый?! Как непросто держать в своих руках чью-то жизнь. Господи, направь мою руку в нужном направлении, дай шанс леди Кристин, умоляю тебя.
Долго разглядывал эти пузырьки в раскрытых ладонях Мариам и решительно протянул свою руку к зеленому. Мимолетная торжествующая усмешка пробежала по губам бывшей любовницы, и я в последний момент схватил красный пузырек.
Смех Мариам разрезал тишину камеры. Она смеялась словно сам демон, отчего мои волосы на голове встали дыбом. Прежде чем я смог ее остановить, содержимое зеленого пузырька оказалось у нее во рту.
— Красный — цвет опасности, мой господин, — отбросила пустой пузырек в угол камеры Мариам. Тот разлетелся на мелкие осколки, рассыпаясь блестящим дождем, — Живите с этим, а теперь уходите. Я сделала все, что могла. Это ваш выбор, доведите его до конца. Уходите, я вас люблю.
Сжал до боли в руке пузырек и вышел из камеры не оглядываясь. Мне не хотелось смотреть на эту ведьму, что лишила меня моей возлюбленной. То, что в пузырьке яд, я уже не сомневался. Мне оставалось лишь дать его леди Кристин, чтобы прекратить ее мучения. Она не заслужила такой мучительной и медленной смерти.
Возвращаюсь в комнату леди Кристин, где застаю Саида, Асана и сидящую в кресле рядом с кроватью Мари. Позади нее стоит Энтони, с таким видом, что одного взгляда достаточно, чтобы понять, это все. Конец близок.
Саид начинает собирать свои склянки в плечевую сумку из грубой кожи, Асан уходит, поклонившись мне.
— Леди Мари, — пытаюсь сказать слова сожаления, но горло сводит болью, и я хриплю, обрываю свою речь.
— Что? — вскидывает свою огненно-рыжую голову Мари, — Вы, граф, хотите сказать, что Кристин от нас уходит? — ее голос тоже дрожит, полный возмущения и горя, — Она не может меня покинуть! Нет, только не Крис, нет!
— Тише, любовь моя, — пытается успокоить свою невесту Энтони, — На то воля божья.
— Да идите вы в задницу со своей волей, милорд! — вскакивает с кресла леди, задевая юбками серебряный поднос с чаем.
Чашки и кувшин падают на пол, содержимое растекается коричневым пятном по белому ковру. Никто и не думает поднять кувшин, а я делаю шаг к кровати больной.
— Оставьте меня с ней, — прошу леди Мари и киваю Энтони, чтобы увел свою невесту.
— Нет! Я буду с Крис, я нужна ей! — бьется в истерике Мари, — Она не может меня здесь оставить одну! Мы не для этого сюда попали, Энтони! — поворачивается к маркизу, хватает его за грудки расшитой драгоценными камнями туники, — Сделай же что-нибудь?! Почему вы ничего все не делаете?!
Ее рыдания пробивают что-то в моей душе, и я делаю резкий жест, как бы выпроваживая всех из покоев леди Кристин. Энтони подхватывает бьющуюся в истерике в его руках рыдающую Мари и практически вытаскивает из комнаты. Остаюсь один на один с Кристин, что лежит и, кажется, почти не дышит. Скулы обострились, дыхание еле слышно с хрипом вырывается из обветренных и потрескавшихся губ. Иногда по телу проходит еле заметная судорога, искажая лицо Кристин болью.
— Тебе больно, любовь моя, — сажусь в кресло, где до этого сидела Мари и беру практически белую руку Кристин в свои руки. Кожа ледяная, безжизненная. Цепляю ладошку своими теплыми ладонями, пытаясь согреть тонкие пальчики, — Я должен избавить тебя от страданий, моя любовь. Прости меня, что не оградил от неприятностей и не спас. Это только моя вина, я знаю. Я должен был все предвидеть, должен был защитить тебя, но не смог. Нет мне оправдания. Всю оставшуюся жизнь буду молить тебя о прощении. Никогда мне не исправить свою ошибку, что ждал, что верил. Даже подумать не мог, что Мариам решится на такое.
Чувствую, как слезы обжигают глаза, и закрываю их, целуя руку Кристин. Никогда я не плакал. Никогда не чувствовал такой утраты. Сам не заметил, когда Кристин стала для меня всем в этой жизни. Смыслом, любовью, дорогой к чему-то более лучшему, светлому. И теперь я должен ее отпустить, но не смогу никогда забыть. Эта девушка, такая своенравная, добрая, нежная и так рано уходит. Все, что я могу для нее сейчас сделать, облегчить ее страдания, не более.
Достаю из кармана крошечный пузырек с красной жидкостью внутри и подношу к приоткрытым губам Кристин. Рука моя подрагивает, страх заполняет душу, заставляя холодом покрыться кожу.
— Люблю тебя, Кристин, — наклоняю пузырек и вижу, как капают на губы и в приоткрытый рот Кристин капли яда, — Гори в аду, Мариам.