Наследник для дона мафии

Глава 1

Милана

Поправляю заколку, к которой приколоты белоснежные накрахмаленные рюши. Фартук тоже накрахмаленный.

Мои волосы туго затянуты, сверху закреплены рюши. Образцовая горничная. Идеальная. Как и должно быть в доме дона Ди Стефано.

Молодого дона. Феликса. Старый, дон Винченцо, внезапно скончался несколько месяцев назад.

Сегодня мой первый рабочий день. У дона Ди Стефано гостья, я должна принести ей чай и кофе хозяину.

Это несложно. Только это не все.

Когда меня брали на работу, управляющий Луиджи четко и недвусмысленно дал понять, что именно будет входить в мои обязанности помимо работы горничной.

— Ты понимаешь, что в любой момент можешь увидеть хозяина голым, Роберта? — проскрипел Луиджи, ввинчиваясь в меня глазами-буравчиками.

— Понимаю, синьор, — кивнула я.

— И ты должна быть к этому готова.

— Я постараюсь.

Он прокашлялся.

— А еще может возникнуть щекотливая ситуация в его спальне. Когда мужчина голый, у него внезапно могут проявиться определенные потребности. Ты понимаешь, о чем я говорю, Роберта?

— Понимаю, синьор, — снова кивнула я, несмотря на то, что мои щеки полыхнули жаром.

— И тебе придется их удовлетворить. Ты должна будешь это сделать быстро и без истерик.

Я глубоко вдохнула, задержала воздух. Я не смогу. Но мне придется что-то придумать.

— Да, синьор. Конечно.

Я должна любой ценой попасть в спальню Феликса. Поэтому я здесь.

Беру поднос с чашками из фамильного сервиза — уверена, фарфор какой-нибудь китайской династии. Чай для гостьи, кофе для хозяина...

...Мой муж обещал, что никогда не возьмет фамилию отца. Что никогда не станет доном. Что мы с ним будем жить на берегу океана и растить наших детей. Говорил, что любит...

Теперь он глава сицилийской мафии Феликс Ди Стефано. Он любит другую женщину.

Я не боюсь, что он меня узнает. Доктор Азиз-бей постарался, чтобы меня не узнал никто.

Делаю шаг к открытой двери, и застываю. Пальцы разжимаются сами собой, и поднос с грохотом летит на пол, потому что посреди кабинета стоит Феликс, а на руках у него мой сын. Раэль.

Наш с ним сын. О котором он не знает.

И не должен знать. Я не за этим пришла.

Мне все еще больно. Я все еще люблю его.

А он до сих пор любит другую.

Моему малышу слишком опасно быть сыном такого отца. Но мне нет места рядом с тем, чье сердце занято чужой женой.

Поэтому мне просто надо немного выдержки, немного потерпеть. Потом мы сразу уедем, и он нас больше никогда не увидит...

***

Феликс

Я мог его не услышать.

Если бы не пошел в кабинет, точно бы не услышал. И не увидел. Не знаю, сколько бы он тогда там просидел.

Хорошо, Арина* попросила показать ей документы на серверную. Ту, которую постоянно затапливает. И я пришел в кабинет.

Поднимаю папку, одну, вторую. Все не то, ищу нужную. И вдруг... слышу над головой шорох.

Мыши? Но откуда в особняке дона Ди Стефано взяться мышам?

Еще и под потолком.

И тогда до меня доносится еле слышное:

— Синьол!

Смотрю в одну сторону, потом в другую. Никого.

Опять совсем тихое. Несмелое.

— Синьо-о-ол!

Снова умолкает. Но источник звука я уже засек.

Задираю голову и вижу — он сидит почти на самом верху. Сопит. Видно, что боится.

Спрашивается, чего лез?

Это не совсем шкаф, просто глубокая ниша, утопленная в стену кабинета. В нее вмонтированы полки с книгами, энциклопедиями, словарями.

На самой верхней полке стоит ваза. Она там сто лет стоит, и стоит дохуища. Китайский фарфор династии Мин.

Из-за выпуклого фарфорового бока на меня смотрит пара больших блестящих глаз. Серых. Я бы сказал, смотрит с любопытством, если бы мальчишка не был испуган.

Как он забрался туда, такой мелкий? Эта ваза вдвое больше чем он.

Подхожу ближе. Складываю руки на груди.

— Что, страшно?

Быстро кивает. Так что темный вихор подпрыгивает на макушке.

— Зачем тогда полез?

И если уж на то пошло, откуда он здесь взялся. Но пацан молчит.

— Ты вообще кто? — спрашиваю парня. Высовывается из-за вазы.

— Лафаэль.

— Ммм... — понятливо качаю головой, — а в моем кабинете ты что забыл, Лафаэль?

Глава 1-1

Милана

Как я могла уронить этот чертов поднос боже...

Он не такой тяжелый, приходилось и вдвое тяжелее таскать. Да хоть бы на свадьбе этой Арины и ее угрюмого двухметрового Демида. А здесь всего-то две чашки, чайник, сахарница и плетенка с выпечкой.

Но когда увидела, как посреди гостиной стоит Феликс и держит на руках Раэльку, не выдержала. Пальцы сами собой разжались, и поднос выскользнул из рук.

Как я когда-то об этом мечтала! С того самого момента, как мне на грудь положили моего малыша. А теперь, когда увидела как широкие ладони, покрытые татуировками, держат нашего ребенка, вдруг испугалась!

Господи, как же я испугалась!

Я была уверена, что он сразу догадается. И что все вокруг сразу поймут, как только увидят их вместе — Феликса и Рафаэля.

Потому и просила сына не выходить из комнаты. Потому и до последнего тянула, не хотела его вести с собой в особняк.

Мне не с кем было его оставить, а не прийти сегодня в дом Ди Стефано было равносильно потере места. Я не могла себе этого позволить.

Но и рисковать не хотелось. Они ведь так похожи с Феликсом!

Когда я молилась, чтобы мой мальчик был похож на своего отца, наш Творец и Создатель был явно в прекрасном расположении духа. И я получила точную копию Феликса, только с разницей в двадцать восемь лет.

Я не поэтому обожаю нашего малыша. Не только поэтому.

Но мысль о том, что я слишком сильно любила Феликса, и теперь эта любовь трансформировалась вот таким причудливым образом, приходит чаще чем хотелось бы.

Теперь стою с безвольно повисшими руками, а эта старая ворона Луиджи мне выговаривает:

— Вот так и бери вас с улицы, чертовы клуши! Ничего не умеете, только хозяйское добро портить!

Прижимаю к груди ладони в просительном жесте.

— Прошу прощения, синьор, — мне даже не надо притворяться, голос и так дрожит. Я не могу допустить, чтобы меня уволили. — Я все уберу. Клянусь, и пятнышка на ковре не останется.

Чувствую на себе пристальный взгляд Феликса и добавляю сильный немецкий акцент. Хотя я достаточно бегло говорю по-итальянски.

Но я заметила, что немецкий «высушивает» голос, а значит мне надо будет прикладывать гораздо меньше усилий, чтобы им модулировать.

Опускаюсь на колени, собираю крупные осколки фарфора на поднос.

— Мама, — Раэль изворачивается, спрыгивает с рук Феликса на пол. Подбегает, хватает с пола отвалившийся кусок чашки с ушком, протягивает мне.

— Мой драгоценный помощник, — отбираю у ребенка острый осколок, — давай я сама. А то порежешься.

— Луиджи, мы идем пить кофе в кофейню, — говорит Феликс, помогая Арине встать с дивана. — Уберете здесь все и проветрите комнаты.

Старая ворона засуетилась и закаркала.

— Как же так, дон, как же так! Какая кофейня, ради всего святого! Сейчас Роберта уберет... — поворачивается ко мне шипит. — Пошевеливайся! Уберешь здесь все, и иди собирай манатки.

— Вы хотите меня уволить? — спрашиваю достаточно громко, чтобы меня могли услышать в коридоре. Я слышу там голоса.

— Да. Как только ты здесь уберешь, — Луиджи мгновенно преображается. Чувствует надо мной безграничную власть. — Вылетишь отсюда как пробка от шампанского.

— Пожалуйста, синьор Спинелли, — смотрю на него умоляюще, — не увольняйте меня!

— Мама, синьол плохой? – заглядывает мне в глаза Рафаэль. Разворачивается к Спинелли и грозит ему кулаком.

Тот хмыкает, в глазах зажигается мерзкий липкий огонек.

— Ну разве что...

— Разве что? — звенит за его спиной полный с трудом сдерживаемой злости голос. — Мне тоже интересно послушать.

Глотаю злые соленые слезы, низко наклонившись над подносом. Щеткой выметаю с ковра крошки.

Феликс. Зачем он вернулся? Еще и заступается перед вороной.

Не нужно ему видеть меня такой... разбитой.

Никакой не нужно...

— Ты охренел, Луиджи? — грозно наступает на него Феликс. — Собрался выставить девушку с ребенком на улицу из-за двух гребаных чашек?

— Но, синьор, это очень дорогие чашки! И потом, у нас есть стандарты работы, вам не следует вмешиваться, — бормочет Луиджи, отступая.

— В этом особняке хватит чашек, чтобы напоить всю Сицилию! — рычит Феликс. — И довольно. Ты не станешь увольнять Роберту. Более того, вам не следует больше никуда пристраивать Рафаэля, синьорина Берта. В этом доме полно бездельников, найдется кому присмотреть за ребенком.

— Фел, — слышится нежный голос, и внутри меня вздымается целая туча пепла. Туча летит над пустыней, которая тоже раскинулась внутри. — Не заводись!

Фел...И ему нравится, это видно.

Арина подходит, просовывает под локоть Феликса руку. Похлопывает ладонью.

— Ты слышишь меня?

С трудом сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не оттолкнуть ее руку.

Глава 2

Феликс

Падаю на удобный диван, вытягиваю ноги. И как это ни странно звучит, выдыхаю с облегчением.

Нахождение в «родовом гнезде» порой вышибает меня из седла больше, чем любой форс-мажор в офисе.

В личной жизни их не бывает по причине ее отсутствия.

— Один капучино и чай с лимоном. И десерт для синьорины, — диктую официанту.

— Для синьоры, — поправляет Арина, глядя на нас смеющимися глазами и устраиваясь на диване напротив.

— Точно. Вот черт! Никак не привыкну, — делаю вид, что страшно смущен. — Но вы все равно принесите.

Официант понятливо посмеивается вместе с нами.

Нас здесь знают. И меня, и Ари. Мы всего в паре кварталов от особняка, здесь камерно и без лишних понтов.

— У тебя вид школьника, сбежавшего из пансиона, — Арина подкладывает под спину подушки.

— Да достали, — морщусь, — полный дом ебланов, которые только и знают, что круги наматывать и указывать друг другу, что делать. При этом нихера не делается. Подключить бы «умный дом» и разогнать всех к чертям собачим. Эффективность взлетит до трехсот процентов.

— Ладно тебе, Фел, не злись, — говорит Арина примирительно, — ничего страшного не случилось. Эта девушка не нарочно уронила поднос. Она просто разволновалась.

— Да ясно, что не нарочно, — киваю. — Это все старый пердун Луиджи. Уверен, он девку прессанул, потому она и тряслась как мышь под веником.

— Да, я тоже обратила внимание, что она была напугана, — соглашается Арина. — Вся побелела, когда вошла.

— Интересно, что за инструктаж он провел? — задумчиво разглядываю витраж, из которого наполовину состоит окно.

— Надеюсь, обошлось без домогательств? Девушка красивая... — тревожно спрашивает Арина, и я кривлюсь.

— Ты что, Ари? Он не посмеет в моем доме и за моей спиной. Да и подозреваю, для Луиджи секс остался лишь приятным воспоминанием. Согласен, это больше похоже на сговор.

— Какой еще сговор?

— Видишь ли, в такие дома, как этот, прислугу нанимают не просто так, а с подтекстом, — отвечаю с неохотой, не желая вываливать на Ари то, что для меня давно не является тайной.

— Ты не называешь особняк своим... — осторожно замечает Арина, и я равнодушно пожимаю плечами. Так он и не мой.

— Я знал, что они ищут прислугу, служба безопасности проверяла кандидаток, но я ожидал увидеть какую-нибудь почтенную синьору в годах. А эта... — отпиваю кофе, — слишком молодая и красивая для горничной. Тут явно персонал решил оказать услугу своему дону. Ну же, Ари, не заставляй меня говорить неприличные вещи при ребенке! — отшучиваюсь, Арина сразу машинально поглаживает живот.

— Хочешь сказать, они предполагают, что ты будешь с ней спать? – она округляет глаза и залипает на мне вопросительным взглядом.

— Они заебали, — говорю беззвучно, одними губами.

При Арине я всегда старался не материться. Сейчас особенно.

Я убежден, что дети внутриутробно воспринимают и записывают на подкорке всю информацию. Не хочу, чтобы ребенок Ари первые маты узнал от меня. В их семье для этого есть Демид.

— Бред какой, — возмущенно хлопает ресницами Ари.

— При принятии на работу этот пункт прописывается отдельно, — объясняю ей. — Там куча всякой мудотни, но общий смысл, что спать с доном не запрещено, а очень даже почетно. И всячески приветствуется. Естественно, по обоюдному желанию.

— А Луиджи тоже такое подписал? — недоверчиво смотрит на меня Ари совершенно круглыми глазами.

Как я не сдох от смеха, не знаю. Она когда сама поняла, что ляпнула, тоже зашлась диким смехом. Официант два раза приходил, предлагал воды.

Мы отказались. Жестами. Ари еще смогла головой помотать, я просто ржал.

— Ладно, давай кофе пить, — говорю, вытирая уголки глаз, где выступили слезы. — А ты свой чай пей, а то остынет.

— Почему ты не изменишь этот пункт, Фел? — спрашивает Арина. — Да вообще поменяй все. И правда, установи «умный дом», отправь сотрудников домой с выходным пособием.

Так, а вот здесь осторожно. Надо говорить очень аккуратно, следить за каждым словом.

Арина не должна догадаться. Никто не должен догадаться.

Я ничего не собираюсь делать, потому что не собираюсь здесь надолго задерживаться.

— Я не могу их уволить Ари, — качаю головой, — как и не могу продать особняк. Винченцо об этом позаботился. Он взял с меня слово, что я три года ничего не буду менять. Никого не уволю, максимум переведу на другую должность. В особняке работает много тех, кто прослужил ему почти всю жизнь. Если их сейчас уволить, они останутся без копейки денег. Можно назначить разовую выплату, но ты сама знаешь разницу между разовой акцией и стабильным доходом.

Ари выглядит задумчивой. Это плохо, надо, чтобы она перестала думать. Для этого следует как-то вернуть нас в приятную болтовню о чем угодно. Да хотя бы о списке услуг для дона, придуманном Винченцо.

Но Арина как назло только углубляется в тему.

Глава 2-1

Провожаю Арину, еду по делам. Возвращаюсь в особняк вечером и только переступив порог, вспоминаю про новенькую горничную.

Ее хоть не уволили?

— Луиджи! — гаркаю. Не потому, что я ебанутый самодур, а потому что старик глуховат. Если просто позвать, хер услышит.

На секунду представляю, как можно было бы парой простых голосовых команд включить свет, кофемашину и душ. Без всей этой толпы услужливо улыбающихся персонажей.

И коротко выдыхаю. Можно сказать, с тоской.

А не получится.

Уже все собрались, выстроились в ряд. Весь персонал. Ждут указаний, встречают дона. Охранники тоже встали по периметру.

Нахуя столько народу, ну реально?

— Синьор? — Луиджи возглавляет шеренгу. — Что пожелаете?

Взглядом выхватываю блондинистую голову. Волосы гладко зачесаны и стянуты на затылке.

Стоит в самом конце шеренги, голова опущена, глаза в пол.

Не выгнал, значит, Луиджи. Правильно, не для того же брал...

Только Рафаэля вихрастого куда они дели?

— Я к себе. Меня не беспокоить, ужинать не буду.

Охранники должны были сообщить, что я поужинал в ресторане. Повара все равно готовят, кормят персонал, и я в сотый раз думаю, насколько неэффективно работает эта команда.

— Синьор, может вам принести чай? Или какао? — звучит в тишине чуть хриплый голос с сильным немецким акцентом.

Роберта. Значит, Луиджи ее уже надрочил.

И чем этот старый хрен руководствовался, когда нанимал для меня в горничные блондинку? Или он не видел, какие у меня предпочтения в эскорте?

Я всегда выбираю один типаж, вот это вот вообще не мое.

Кукольно-фарфоровое лицо, голубые глаза, какая-то она... неяркая, что ли. Красивая, но как будто смазанная. Хочется взять кисть и дорисовать. Или карандаш...

Только губы то что надо. Я прямо вижу, как они плотно обхватывают член и доходят до самого паха...

— Так вам чай или какао, синьор? — голубые глаза смотрят с холодным безразличием.

Мда, милая... С таким выражением лица ты далеко не уедешь.

Но всплывшая перед глазами картинка уже навела шороху в паху. Кровь приливает вниз, делая движения скованными и неудобными. Член наливается, тяжелеет, начинает пульсировать.

Пришел блядь домой.

В «умный» сука дом...

А она смотрит и не моргнет.

— Приноси, — согласно киваю, — только не сейчас, а минут через сорок. Может, больше. Донато!

Кивком головы показываю охраннику, чтобы шел за мной. Идем по коридору по направлению к спальне.

— Звони Бьянке, пусть пришлет кого-то, только прямо сейчас. Если Адель свободна, то ее. Если нет — Габриэллу.

— Да, дон, — с готовностью отзывается Донато и достает телефон. А меня почему-то это злит. И я не знаю, почему злюсь.

На самом деле я не собирался девок из эскорта в особняк вызывать. Но эти выверты с подкладыванием мне в постель отобранных и одобренных Луиджи кандидаток взбесили.

Так что придется всем смириться.

— Дон, Адель свободна, уже выезжает.

— Отлично. Я в душ. Как приедет, проводи ко мне.

Захожу в спальню, через нее в гардероб. Не успеваю снять пиджак, как в дверь уже кто-то скребется.

— Донато, входи, — кричу из гардеробной.

— Это не Донато, синьор, — слышу голос с сильным акцентом, — это я. Я принесла чай.

И похуй, что я просил через час. Просто похуй.

То есть, вижу цель, не вижу препятствий? Ну, хорошо.

Выхожу, расстегивая пуговицы на рубашке. Полы расходятся, обнажая торс. Подхожу к девушке практически вплотную, протягиваю руку. Глазами показываю на манжету.

— Сними запонки.

Она вздрагивает. Причем видно, что старается, сдерживается. Но не получается, я вижу, как мелко трясутся ее пальцы, когда она расстегивает запонку и достает ее из манжеты.

— И вторую тоже.

Хмуро наблюдаю, как она отводит глаза, упорно стараясь не смотреть на полоску обнаженного торса между полами рубашки.

Я чего-то не понимаю? Зачем тогда пришла?

— Мне их положить на место?

— Положи. И рубашку в корзину брось, — стаскиваю рубашку с плеч.

Тонкая ткань скользит по телу.

Это оттого, что Роберта ошалело моргает, вперившись взглядом мне куда-то в солнечное сплетение, меня так торкает?

Это, блядь, вообще ее ребенок? Или ей его навеяло?

Такое ощущение, что она мужика впервые в жизни видит.

Причем даже не голого.

Но мы сейчас это поправим.

— Брюки тоже отнеси в гардероб, — расстегиваю ремень и еще больше охуеваю глядя, как она распахивает глаза при виде моего стояка. Прикрытого боксерами и прижатого к прессу.

Глава 3

Милана

Из спальни Феликса буквально выпадаю, чуть не роняя поднос. Руки дрожат, ноги отказываются держать.

Я не думала, что будет так, не представляла...

Ставлю поднос на низкий столик в холле перед спальней Феликса и приваливаюсь спиной к стенке.

«А что ты думала, что он все это время хранит тебе верность? Даже не тебе, а Лане?» — плещется изнутри ядом, а в ушах почему-то отдается голосом бывшего хозяина этого дома.

Нет, конечно я так не думаю. Но ведь он любит Арину!

До сих пор любит, и не старается скрыть. Это видно в его взглядах, действиях. Несмотря на то, что она уже жена другого.

Как он тогда так может?

Разве когда сердце кого-то любит, тело может реагировать на другого? Для меня ответ однозначный, но у мужчин выходит иначе.

А я надеялась...

Не знаю, на что я надеялась.

Глубоко дышу, стараюсь выровнять дыхание.

Мне надо прийти в себя. Это никуда не годится, если меня с самого начала так размазало.

Но как ни уговариваю, ничего не могу с собой поделать.

Ни-че-го.

Перед глазами все еще стоит смуглая грудная клетка с короткими жесткими волосками. Я едва сдержалась, чтобы не накрыть их ладонью. Так явственно ощутила, как они колются.

Я думала, что уже привыкла видеть Феликса. Что уже свыклась с чувством, что он чужой. Даже мысленно начала так его называть, чтобы приучить.

Дон. Синьор.

Синьор Ди Стефано.

Но когда он встал совсем близко, расстегнул рубашку, и я услышала его запах — тот, который ни с кем не спутать, — я чуть сознания не лишилась.

Пусть он какой угодно одеколон использует, для меня он всегда будет пахнуть одинаково.

Солью. Океаном. Жарким палящим солнцем. Смесью трав для кальяна.

Прошло больше трех лет, а я помню, какая его кожа наощупь.

Когда щекой трешься о грудь. Или о плечо. Они у него такие же — литые, мускулистые.

Я не думала, что будет так тяжело. Правда, не думала...

Через закрытую дверь из спальни доносятся протяжные стоны, и я поспешно отлипаю от стены. Перехожу на противоположную сторону холла. Закрываю уши, но все равно слышу.

Громкие, женские стоны. И хлопки тел.

Они начинали с минета, я слышала, когда закрывала дверь. Значит Феликс решил продолжить. А что если это на всю ночь?

Почему тут такая слышимость? Я как будто там с ними нахожусь и все вижу...

Или это она так громко орет?

Или я просто дверь не до конца закрыла...

Если бы можно было уйти на кухню. Но нельзя, Луиджи сразу примется выедать мозг, почему Феликс меня выгнал и позвал эскортницу.

Как будто в этом есть моя прямая вина.

Феликс стонет глухо, сквозь зубы, и я вдавливаю руки в уши сильнее. Но все равно слышу. Словно его голос звучит внутри.

Хочется бросить все, схватить сына, прямо сейчас вызвать такси и уехать. И больше никогда не видеть ни дона, ни его дом, ни голоса его не слышать.

И не слышать, как он громко кончает на шлюхе. Или под шлюхой. Все равно. В любом случае в ней.

Меня трясет. В висках пульсирует кровь, во рту сухо.

Облизываю пересохшие губы.

Я не имею права, я должна успокоиться. Я даже сейчас не могу уйти. Я должна принести ему этот гребаный чай и напоить его. У меня слишком мало времени, больше тянуть некуда.

Я ни за что не пришла бы в этот особняк и не стала бы переживать эту пытку. Ни за какие деньги...

Дверь открывается, оттуда выходит девушка. Волосы всклокоченные, приглаживает торопливо.

Ну хоть не голая, успела одеться.

И улыбается. Губы расплывшиеся, размазанные. Ревность внутри скручивается огненным жгутом.

Он ее целовал? Или это от минета? Я помню, от этого губы тоже распухают.

Хотя что я там помню... Та одна ночь, как сон. Если бы не Рафаэль, я бы считала, что это был даже не сон, а наваждение.

Девушка выглядит слишком довольной для эскортницы. Видит меня, бросает насмешливо.

— А ты чего стоишь под стенкой, таблом щелкаешь? Такой мужчина охуенный, а она с чайниками носится. Дура! А, ладно, чего это я, пусть он нам платит. Хотя это мы ему доплачивать должны.

Молча сжимаю края фартука, стискивая зубы.

Из горла рвется «Я его жена!», но усилием воли заталкиваю слова обратно.

Никакая я ему не жена, его жена Милана, и она умерла. А я Роберта, скромная и простоватая горничная дона Ди Стефано, взятая в особняк по протекции.

Вылить на голову случайной девке остывший чай может и достойно было бы донны Миланы, но горничной Берте никак непростительно.

Глава 3-1

Я не успеваю добавить снотворное. Капсула остается зажатой в ладони, но я не рискнула использовать ее ни в кухне, ни в холле. В прошлый раз мне повезло, в кухне я была одна.

Сейчас здесь толклась половина персонала, все время, пока я наливала свежий чай и ополаскивала кипятком чашки. У них тоже вечернее чаепитие.

Теперь еще в холле торчит Донато. Ну хоть дверь мне открыл в спальню, и то хорошо. Значит, придется как-то отвлекать Феликса.

Но он уже выходит из душа в полотенце, обернутом вокруг бедер. Поэтому ставлю поднос на столик и скользящим движением незаметно отправляю капсулу в карман фартука.

Разворачиваюсь к Феликсу, стараюсь не смотреть на его влажные темные волосы, на мокрые ресницы. На широкую рельефную грудь, по которой стекают капельки воды.

На прорисованный сухожилиями пресс тоже нельзя смотреть. И на его руки — сильные, мускулистые, расчерченные ломаными линиями выпуклых вен.

Буду смотреть на полотенце.

Но под полотенцем... Боже, я туда тоже не должна смотреть...

Отвожу взгляд и упираюсь в огромную кровать на половину спальни. Он ее здесь тоже трахал или ограничился ванной?

Все это проносится в голове хаотичным бедламом, из которого я выцепляю последнюю фразу. И выдаю вслух как можно более ровно и безэмоционально:

— Синьор говорил, что мне нужно будет убрать в душе. Постель тоже надо будет заменить?

Делаю вид, что не замечаю, как внимательно Феликс меня рассматривает. А он рассматривает.

Переплел руки на груди, опирается о стенку.

— Так мне поменять постель, синьор?

— Я не трахаюсь там где сплю, Роберта, — говорит он неожиданно зло. Пожимаю плечами

— Как скажете, — отвечаю с полной демонстрацией покорности

— А что с чаем? Носишься с ним весь вечер, — говорит чуть ли не насмешливо. — Все уже?

Стараюсь не выдать отчаяния. Разворачиваюсь к столу, беру в руки чайник. И тут меня осеняет.

— Может синьор желает принять ванну?

В зеркале вижу, как Феликс выгибает брови.

— Нахера мне ванна? Я только из душа.

— Это другое. Может вы хотите расслабиться. У вас был тяжелый день...

— Откуда ты знаешь, какой у меня был день? — он теперь тоже смотрит в зеркало.

Внезапно упирается руками в стол по обе стороны от меня, и я замираю от того, что между моей спиной и его грудью остается пара жалких сантиметров.

— Скажи, Роберта, кем ты хотела стать в детстве?

Я вполне натурально впадаю в ступор и в замешательстве хлопаю глазами. Как и должна отреагировать тупенькая Берта.

— Прошу прощения, синьор... Что?

— Ну ты на кого-то училась? Какое-то образование у тебя есть?

Я все еще не понимаю, с чем связаны эти вопросы, но в любом случае ответить мне нечего.

Здесь Роберта подложила мне большую свинью — она не удосужилась закончить ничего абсолютно. Даже самого захудалого колледжа. Только школу.

Мне абсолютно нечем было подтвердить ни знание языков, ни свое образование. А Феликс в отражении смотрит и буравит пронизывающим взглядом.

— Я... — сглатываю, — не понимаю, зачем это нужно синьору...

— А затем, — он надвигается еще ближе, теперь между нами счет идет на миллиметры. — Ты внимательно читала договор?

— Да, синьор, — опускаю глаза, не в силах выносить этот сверлящий взгляд.

— Тебя ничего не смутило?

— Нет, синьор.

— То есть, ты согласна спать со мной и не видишь для этого ни единого препятствия?

Поднимаю глаза и вздрагиваю, сколько в нем холода и пренебрежения. Молчу, не находя в себе сил, чтобы солгать.

С тех пор, как я стала Робертой, моя жизнь полна обмана. Но я стараюсь там, где есть возможность, свести его к минимуму. И если я могу говорить правду, я ее говорю. А люди сами вкладывают в мои слова свой смысл.

— Скажи мне, как? — Феликс продолжает упираться в стол, зажимая меня в кольцо. — Как ты сможешь потом смотреть в глаза своему сыну? Он такой милый малыш. Как будешь выкручиваться? Когда ему все будут говорить, что синьор ебет его мать?

Меня передергивает.

Я понимаю, почему он задает эти вопросы. Сейчас Феликс говорит в первую очередь о себе, а не обо мне.

Но я все равно не могу не проецировать его слова на своего ребенка.

Проворачиваюсь так, чтобы не задеть Феликса под полотенцем. Но задеваю, потому что он там снова твердый.

Плохо работают твои эскортницы, милый, да? Не справляются?

— Это правда, я подписала договор, синьор Ди Стефано, — говорю, глядя ему прямо в глаза, — но я не собираюсь с вами спать.

Наши губы в каких-то нескольких сантиметрах друг от друга, но мною движет холодная решимость. И отчаяние.

Глава 4

Феликс

Ты сначала с членом моим договорись, красивая. А то еще немного, и он сам в тебя дорогу найдет.

Сцепляю зубы до скрежета. Руками сдавливаю столешницу так, что из нее скоро потечет сукровица. А эта пипетка в фартуке голову вскинула и смотрит прямо в глаза в зеркальном отражении.

Смелая.

И главное, правду говорит. Она вообще не в моем вкусе.

Меня ничего в ней не цепляет. Но почему-то смотрю, не отрываясь, на пухлые розовые губы.

Не могу сдвинуться с места. Еще один раз так свою губу оближет, клянусь, похерю все свои принципы и выебу ее прямо на этом столе.

Сука, что вообще происходит? Почему меня так размазывает? Почему у меня на нее такой стояк?

Адель вполне профессионально отсосала, потом я развернул ее к стенке и всадил сзади. Хотя представлял эту...

Роберту, блядь... Которая не в моем вкусе.

А теперь так поджимает, будто я неделю не трахался. Или месяц.

Что за херня?

Рецепторы забивает тонкий, дразнящий запах.

Тело реагирует странно — я как будто попал в силовое поле. Мои границы теряются, смазываются. Меня уносит, срывает с тормозов. А я привык себя контролировать.

Всегда. Везде. Я всегда умел с собой справляться.

Один только раз я испытывал что-то похожее. Тогда я тоже терял над собой контроль, у меня срывало предохранители, и ничем хорошим это не закончилось.

Сейчас во мне снова просыпается тот дикарь, которого я оставил на берегу океана. От остатков которого избавился в Дубае, зачистил и зашлифовал. Который сидел тихо и не высовывался больше трех лет.

И вот, сука, проснулся.

Ему достаточно качнуть бедрами, чтобы завалить девчонку на стол. Толкнуть вниз, прогнуть в спине. Придавить рукой так, чтобы впечаталась грудью.

Задрать подол, отодвинуть белье. Вогнать ноющий закаменевший член во влажную горячую плоть — подсознательно я уверен, что она там мокрая, и даже хлюпает. И трахать, трахать, трахать до полной отключки.

Моей, ее — похуй...

Перед глазами вспышками проносятся фееричные кадры ее-моего-нашего оргазмов. Я даже знаю, как она кончит.

Откуда, блядь?

— Так, все! — усилием воли заставляю себя оттолкнуться от столешницы, хватаюсь за края полотенца. — Значит, договариваться собралась?

Отхожу на шаг, поворачиваюсь спиной к притихшей Роберте. А у девчонки с инстинктом самосохранения порядок, работает.

По новой обматываю полотенце вокруг бедер, затягиваю туже.

Как оно вообще не свалилось это ебаное полотенце? Хорошо, успел вовремя поймать...

Сзади звякает посуда. Разворачиваюсь обратно. В зеркале ловлю собственный взгляд исподлобья.

Пиздец у меня вид, другая уже бы сбежала. А эта даже не смотрит. Решила не терять времени, наливает чай из высокого чайника с золотистым носиком.

Переплетаю на груди руки.

— Я тебя слушаю. Твои предложения?

Она подает чашку с блюдцем. Беру, хоть и не могу сказать, что сильно хочется. Мне бы вискаря накатить не помешало.

Но девчонка полвечера с этим чаем таскается, я буду последним гондоном, если откажусь.

Делаю глоток и внимательно смотрю на Роберту.

Я жду, жду, красивая.

Жги.

Девушка сцепляет длинные пальцы, и мне некстати приходит в голову, что они у нее вполне даже музыкальные. Ей бы на скрипке играть. Или на виолончели...

— Синьор, мне очень нужна эта работа, — говорит Роберта, вдохнув побольше воздуха. — Поэтому прежде, чем идти на собеседование, я постаралась и собрала на вас небольшое досье. Теперь я знаю о вас все. Знаю ваши вкусы, ваши пристрастия. Ваши желания.

— Даже так? — не меняя позы, делаю еще глоток. Мне нравится, как блестят ее глаза. — И какие же?

— Вы пьете черный кофе без сахара, — перечисляет Берта, — не любите сладкое, между мясом и рыбой чаще выбираете мясо, а если курите, то отдаете предпочтение кальяну. Вы играете на виолончели, вам нравится живопись. Вы не выносите беспорядка, любите, когда все вещи лежат на своих местах, но только в том порядке, в котором сами их разложили.

Она не говорит ничего такого, что в принципе является тайной, но у меня отчего-то на загривке волосы становятся дыбом.

— Мне пора уволить мою службу безопасности? — хмурю брови. Мне это не нравится. И я все еще хочу ее трахнуть, хотя уже не так болезненно.

— Нет, — качает она головой, — вся информация в свободном доступе. Поверьте, в Палермо, где вы выросли, это не является тайной. И это далеко не весь список. Не вижу смысла перечислять все. Я просто хочу, чтобы вы знали, что я могу быть вам полезной, используя все эти знания для вашего комфорта.

А о моих сексуальных предпочтениях в Палермо тоже на каждом углу пиздят?

Глава 4-1

Милана

Феликс заваливается на меня, и я чуть не складываюсь пополам под его тяжестью.

Господи, какой же он неподъемный!

Как хорошо, что мы почти возле кровати.

— Еще немного, синьор, — шепчу, опасаясь называть его просто по имени. Хотя так хочется...

Толкаю неподвижное мужское тело к кровати, он по инерции делает еще пару шагов. Падает на постель, и я с облегчением забрасываю по одной его массивные мускулистые ноги.

Жесткие волоски щекочут ладони, но стараюсь не отвлекаться. Дальше остается только стянуть с него полотенце.

Замираю...

Не знаю... Я не готова...

Я не за этим пришла...

Может, пусть так лежит?

Но полотенце влажное, ему будет некомфортно, а я тут распиналась...

Берусь за края, раскрываю...

Сердце больно дергается при виде тонких шрамов на бедре возле паха. Там, где у Феликса была парная брачная татуировка. А у меня есть до сих пор.

У меня не хватило духу вывести. Я так и не смогла. А он смог. Осталось только чуть заметное затемнение. И шрамы. Откуда они?

Догадываюсь, откуда, и холодею.

Он пытался срезать татуировку. Возможно, мачете. Да нет, скорее всего. Чем же еще?

В груди печет, будто там все посечено этим мачете. Заново переживаю боль, которую заставили нас с ним пережить в утро, которое должно было стать самым счастливым...

Чуть ощутимо касаюсь шрамов, глажу.

И в этот момент почти ненавижу Арину.

Тебе так трудно было его полюбить? Зачем ты ему три года морочила голову, если все равно вышла за другого? А он и ребенка твоего, наверное, любит. Какая же ты дрянь...

Но когда разматываю полотенце полностью, мысли об Арине вылетают в один миг.

Господи, я и забыла, какой он. Какой он красивый мужчина — мой муж...

Усилием воли заставляю себя перестать пялиться на член Феликса. Ладно, не только на член. На все его тело.

Сногсшибательное. Загорелое. Мускулистое.

Выдергиваю из-под Феликса полотенце и накрываю его простыней. Удобнее укладываю голову на подушку. Не могу сдержаться, чтобы не подержать в ладонях колючий затылок чуть дольше, чем следует.

Хочется гладить, трогать, пробовать. Наклониться и коснуться губами.

Но я не имею права.

Пока он не спал, я не смела. А сейчас...

Хочет ли он? Надо ли ему это? Что ему вообще надо от прислуги? Покорный и услужливый секс, как прописано в договоре? Или... вообще ничего.

Я знаю ответ. Феликс сказал правду, он не станет спать со мной. Я ничем его не зацепила.

То, что у него была эрекция — это всего лишь физиология, он просто рано отпустил эскортницу. Он слишком темпераментный и требовательный мужчина.

Но он ни за что не станет довольствоваться горничной. Он себе просто этого не позволит.

И я уверена на двести процентов, что он не позволяет себя целовать девушкам из эскорта. Как не позволял это делать Аян. Потому что в его сердце другая.

Так что я не стану вести себя как воровка, я и так пришла сюда, чтобы украсть. Только не для себя, а для нашего сына.

Возвращаюсь к двери, закрываю изнутри на замок.

Дон вполне может запереть спальню, чтобы заняться сексом со своей горничной. Кто посмеет проверить?

Никто, даже старая ворона Луиджи.

Отворачиваю подол платья, там у меня вшит потайной карман. Достаю перчатки, салфетки, пропитанные антисептиком, пробирки.

Беру «бабочку» — тонкую венозную иглу с мягкими крылышками. От нее почти не виден прокол.

С внутренней стороны плеча, чуть выше локтя нахожу вену. Протираю кожу антисептиком, делаю глубокий вдох...

Игла входит легко и безболезненно, Феликс даже не шевелится.

Отработанными до автоматизма движениями наполняю одну пробирку, потом вторую. Медленно, чтобы не причинить вред.

У меня есть время.

После того, как обе пробирки запечатаны и упакованы в контейнер, аккуратно протираю место прокола антисептиком и прижимаю салфеткой.

Теперь там только маленькая точка, и та почти не видна. Утром Феликс точно ее не увидит, даже когда пойдет в душ.

Я взяла всего сто пятьдесят миллилитров, для здорового взрослого мужчины это около трех процентов от общего объема. Он и не заметит, проснется наутро бодрым и заряженным.

Завтра я отвезу пробирки в лабораторию. Из этого объема получится примерно восемьдесят миллилитров плазмы — этого хватит на одну поддерживающую процедуру.

Ее очищают и готовят для введения Рафаэлю примерно раз в три недели. Иногда хватает раза на месяц.

Моя не подошла сразу, у него началась сильная аллергическая реакция. Донорскую тоже, сколько перепробовали, реакция одинакова — слабость, сыпь, иногда температура.

Глава 5

Феликс

Открываю глаза.

Сначала не понимаю, это утро или еще ночь.

В полоске панорамного окна между не задернутыми шторами виднеется серое небо. То ли день такой пасмурный, то ли просто утро раннее.

Кручу головой в поиске телефона. Натыкаюсь взглядом на настенные часы.

Пасмурное утро.

Ловлю себя на том, что крутить было не особо легко. Но я же вчера не бухал?

Нет. Что тогда за странное состояние легкого бодуна?

Сажусь в кровати, растираю лицо. Вообще не помню, как уснул. Сука как рубильник выключило. Зато помню, что мне снилось. Или кто.

Милана.

Только не эта, не Лана. А та самая, моя. Чей портрет в сейфе лежит в кабинете в самом дальнем углу.

Она ходила по особняку босиком, в том же цветастом сарафане, выгоревшем от солнца и соленой воды, в котором была на побережье. Заглядывала в каждую комнату, поворачивалась ко мне, смеялась и хлопала в ладоши.

— Феликс, это правда твой дом? Мы правда здесь будем жить?

Я стоял, сложив руки на груди и привалившись плечом к стене. Смотрел на нее и улыбался. Потом спросил:

— А тебе здесь нравится?

Она обернулась и кивнула. Убрала с лица прядь волос привычным жестом.

— Очень нравится! Он такой большой. Нам нужен большой дом, Феликс.

Только сейчас я увидел, что за ее руку цепляется ребенок. Маленький. Только мне не было видно, это мальчик или девочка. Я спросил:

— Откуда у тебя ребенок, Милана?

Тут малыш повернулся ко мне лицом, и я узнал сына своей новой горничной. Он меня тоже узнал, засиял сразу.

— Синьол!

И они оба исчезли. Потому что я открыл глаза.

Черт! Вслед за лицом растираю затекшую шею. И приснится же такое...

Это все Роберта. Все из-за нее. Вспомнил.

Я вчера не бухал. Это я вчера не наебался. Надо было не Адель сюда везти, а самому ехать. И уже отрываться по полной. Но я решил посвятить вечер общению со своей горничной.

Правда, мы с ней не общались. Мы с ней торговались.

Почему у меня на нее такой стояк был, не понимаю. Хотя, почему был?..

Опускаю глаза вниз.

Хм. А это уже интересно. Помню, что из душа выходил в полотенце. И с Робертой, когда мы наше взаимовыгодное сотрудничество обсуждали, я тоже был в полотенце.

Куда же оно делось? Неужели я ее все-таки вчера нагнул прямо на столе?

У меня даже в глазах темнеет, когда себе это представляю. Не снимая платья. Просто задрав его вместе с фартуком. А сзади пуговицу расстегнул и верх с плеч стянул...

Перед глазами встает картинка, как поднос с чайником слетает со стола, и воздух со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы.

Ну блядь нет. Не может быть.

Я бы запомнил. Если у меня на нее так стоял, что им можно было стенку проломить, то разве я не запомнил бы, как в ней кончил?

При мысли о том, что я кончаю в Роберту, член дергается и становится еще тяжелее, наливаясь кровью. В паху отдается болезненной судорогой.

Так о чем мы вчера договорились с Робертой? Сука, вся кровь от мозга вниз понеслась, нихуя не соображаю.

Обхватываю рукой твердый стояк у основания, веду скользящим движением по всей длине к головке и обратно.

Внезапно накатывает злость. Где она вообще?

Закон обратной силы не имеет. Подписала договор — выполняй. Или мне теперь с возбужденным торчащим членом ходить по всему особняку и искать Берту?

Мне похер в принципе, как она будет выкручиваться. Или не будет.

Член ноет и грозится взорваться у меня в руках.

Ну и похуй, это же Роберте потом белье менять. Пусть видит.

Толчок бедрами, плотно сжимаю рукой член. Запрокидываю голову. Закрываю глаза...

Все. Тормози.

Не похуй тебе. У нее ребенок болен. И ты пообещал, что не будешь ее трахать.

Сука.

Сука. Сука.

Рывком поднимаюсь с кровати, иду в ванную. Включаю тропический душ, прислоняюсь спиной к прохладной гладкой стене. Прикрываю глаза и вижу Милану. Такой, какой она мне снилась.

Толкаюсь членом в руку, начинаю двигаться с ускоренной быстротой. Оргазм выходит таким же смазанным, как и ощущения. Не «вау», короче. Кальян даже покруче будет.

Белесые брызги спермы смываются тропическим душем, и я встаю под частые капли.

Мозги хоть и затуманены, а соображают намного лучше. Секс, пусть даже такой извращенный как дрочиво, все равно их прочищает. Хоть я дрочить не люблю.

Может и правда в Рим съездить на пару дней? Посмотреть там кого-то на постоянку? Заебало, что вся Сицилия обсуждает, кого ебет их дон...

Глава 5-1

Успеваю поймать, поднять на руки почти рефлекторно.

— Синьол! — он упирается мне в плечи и не поймешь, то ли это приветствие, то ли протест.

Парень порывается бежать дальше, но я держу крепко, хоть и боюсь придавить. Он все еще кажется слишком хрупким в моих руках.

Малыш часто дышит, запыхавшись от быстрого бега. Его грудная клетка — хотя какая там клетка, паутинка из ребер, — поднимается и опадает.

Ему же нельзя бегать. Ну как минимум вот так разгоняться...

Мне словно наяву представляется, как там, внутри маленький клапан натужно работает, с трудом справляясь на пределе своих возможностей.

Подношу ладонь к птенчиковой груди, мысленно уговаривая птенчиковое сердце побыстрее успокоиться и забиться в нормальном ритме.

Это блядь вообще необъяснимо, но поездка в офис и разбор очередных полетов отходят на второй план. Сверх важным кажется то, чтобы его дыхание пришло в норму.

Держу руку у его груди, будто гипнотизирую. Я бы притронулся, но боюсь придавить.

— Не беги так быстро, carino, — стараюсь говорить негромко. — И дыши ровно.

Он пыхтит, а не дышит, но уже спокойнее. Надо что-то придумать, чтобы он так не носился по особняку.

Еще из школьных уроков анатомии помню, что человеческое сердце имеет размеры ладони, сжатой в кулак.

Малой Рафаэль вцепился рукой в лацкан моего пиджака, сжав руку в кулачок. Внутренне содрогаюсь, представляя размеры «птенчикового» сердца.

Как оно сука справляется?

Мой брат очевидно не справился. Его мать, донна Паола, тянула с операцией, у него были противопоказания. Она не решалась. Отец, наоборот, настаивал.

Прогоняю тяжелые мысли.

Наша как будто в адеквате, тянуть не собирается... Кстати, где она?

— Где твоя мама? — спрашиваю парня. Он уже смирился и притих, ковыряет мне шов на пиджаке.

Услышав про маму, оживляется.

— Мама? Там!

Как в ответ на мой вопрос в холл вбегает Роберта.

В форме, с фартуком. Волосы собраны в пучок, сверху — белая заколка с рюшами. Увидев нас с Рафаэлем, кидается к ребенку.

— Господи, Раэль, я тебя ищу! Уже весь дом дважды оббежала. Иди сюда, не надоедай синьору... — она протягивает руки к Рафаэлю, но я не отдаю.

— Он не надоедает. Роберта, вы были в больнице?

Кивает.

— Я хочу видеть результаты обследования.

— Но, синьор, мы проходим лечение в хорошей клинике...

— Роберта, я жду его медицинскую карту, — говорю жестко. Ставлю ребенка на пол. — Ты меня услышала?

Берта еще кивает, торопливо приглаживает волосы одной рукой, а другой хватает за плечо Рафаэля, который явно уже куда-то намылился.

Быстро иду дальше, чтобы она не увидела, как я хмыкаю. Вот же неугомонный чертенок. Сама Роберта не производит впечатление мини-реактора.

Интересно, что у них там за папа был. В кого-то же должна была пойти такая турбинка...

А еще не могу отделаться от странного чувства, когда Роберта быстрым жестом поправила волосы. Меня коротнуло, но объяснить, почему, не могу.

По дороге в офис проезжаем с водителем мимо торгового молла, как меня вдруг осеняет.

— Джакопо, останови, — приказываю, — мне надо в отдел детских игрушек.

Это не совсем игрушка, но думаю, малому Рафаэлю зайдет. И тогда проблема будет наполовину решена.

***

По возвращении домой замечаю машину Арины. Наверное, привезла документы, которые я ей давал по ремонту насосов для серверной.

— Донато, узнай, была доставка из детского магазина? — поручаю охране.

— Все доставили, синьор, в наилучшем виде, — докладывает он. — Распаковали, как вы и просили. Подарок ждет в вашей спальне.

— Иди принеси, надо найти мальчика.

Но когда вхожу в гостиную, наблюдаю странную картину.

Посреди гостиной стоит Рафаэль, возле него Луиджи. У дивана затаилась Катя-Котенок, Арины почему-то не видно. За ними в стенку спиной влипла Роберта.

Губа закушена, лицо пылает.

Что то за пиздец творится в моем доме, стоит ненадолго отъехать?

Судя по виду Берты, она готова вцепиться в глотку Луиджи. А тот трясет пальцем перед носом Рафаэля и строго его отчитывает.

— Ты не можешь играть с синьориной, Рафаэль. Немедленно иди к себе.

— Но почему? — вскидывает тот серые большие глаза на Луиджи и упрямо отступает на шаг. — Я хочу иглать!

Его «вольё джокале!»* звучит слишком громко. И отчаянно. Он держится из последних сил, чтобы не заплакать. Но держится.

И у меня из глубин памяти поднимается что-то темное, тяжелое, неподъемное.

— Синьорина приехала к синьору. А ты сын прислуги и должен сидеть в своей комнате, — каркает Луиджи.

Глава 6

Милана

Я боялась, что не успею.

Если бы эта девочка первой заговорила с Рафаэлем, все могло рухнуть. Весь мой план, вся моя конспирация полетели бы к чертовой бабушке.

Они говорят между собой на русском, Феликс с Ариной. Мне постоянно приходится себя контролировать, чтобы ничем не выдать.

Меня же не готовили в шпионы. И я не тайный агент.

А здесь маленький мальчик. Конечно, он мог проколоться.

Мы с ним давно не говорим по-русски. Поначалу, когда сын родился, я говорила. Хотела, чтобы он его знал, пела ему колыбельные. Особенно Элька одну полюбил, сразу под нее засыпал.

Как подрос, все время просил ее спеть. Песенку про лучик...

Но когда я собралась работать у Феликса, полностью перешла на итальянский. Надеялась, что если малыш не будет слышать знакомую речь, знакомые слова, то быстро их забудет.

Так и произошло. В Потенце весь наш круг, все соседи и знакомые были местными, мой мальчик полностью погрузился в иноязычную среду. Я почти успокоилась.

В особняке к нему все обращаются на итальянском, Феликс тоже. Он называет его carino, и когда я это слышу, мне каждый раз приходится сглатывать жгучий, царапающий ком. Будто горло изнутри обожгли кипятком.

Сегодня Арина привела дочку, попросила меня присмотреть за ней. Извиняющимся тоном дала понять, что ей нужно в туалет.

Как бы я к ней ни относилась, но я помню свою беременность. Чем больше срок, тем чаще хочется, это так. Конечно я согласилась побыть с Катей.

Да и что с ней сделается, если тут полный дом охраны?

И если я ревную Арину к Феликсу, то к Кате это никак не относится. Малышка вызывает у меня только щемящую нежность.

Она слишком маленькая и хрупкая даже рядом с Рафаэлем, хотя старше его на несколько месяцев. Но я слышала, девочка родилась раньше срока, в критичном весе, поэтому немного отстает от сверстников.

Я думала, дождусь Арину и принесу им с кухни чаю со сладостями. Арина сказала, что привезла Феликсу документы, но хочет его дождаться.

Это не мое дело, мое дело обслужить гостей.

Рафаэль прибежал, увидел девочку. Он привык, что вокруг много детей — в Потенце мы с ним много гуляли на детских площадках. И здесь ему скучно среди взрослых.

Конечно, мальчик обрадовался. Откуда он взялся, этот Луиджи, пес его знает.

Я видела, как потемнело лицо Феликса, как потяжелел его взгляд, когда он услышал про «сына прислуги».

Я сама готова была убить этого кретина Луиджи. Двадцать пять лет прошло, дона Винченцо и донны Паолы уже нет на свете, а он все наступает на старые грабли!

Старый идиот, похоже, даже не понял, что напомнил своему дону, как его в детстве тыкали «сыном горничной».

Но когда Арина позвала маленькую Катю играть с Раэлем, я испугалась.

Понимала, что очень важно, на каком языке заговорит с моим сыном малышка. Арина только что обратилась к ней на русском — логично, что девочка продолжит так же. И мне пришлось вмешаться.

Я успела. Перехватила внимание девочки, заговорила на итальянском. А потом Феликс с этой машиной...

Он мне всю душу перевернул. Все сердце в крошку искрошил. В который раз.

Как это выдержать, если он и дальше вот так?..

Раэль катал Катю на машине по гостиной. Арина с Феликсом смотрели на них, пили чай и смеялись. А я стояла за дверью в коридоре и умирала.

Почему все так сложилось?

Зачем я снова с ним встретилась?

Я же в этот раз еще сильнее...

Арина с Катей уехали, Феликс ушел к себе. Донато сказал дона больше не беспокоить, он сегодня утомился и уже лег спать. Чаю ему тоже не хочется.

Нет так нет. И я иду укладывать сына.

— Мама, спой песенку, — просит Раэль.

— Какую, милый?

— Про лучик.

— Эм... — лихорадочно соображаю, что же сказать. И ничего не могу придумать. Покорно соглашаюсь. — Хорошо, сынок. Закрывай глазки, а я буду петь.

Он с готовностью укладывается, смыкает длинные папины реснички. Я начинаю тихонько петь, в уме переводя на итальянский. Слова подбираю на ходу и на ходу же подстраиваю под ритм мелодии:

— Il raggio del sole d'oro...*

Мой малыш быстро засыпает, а я все еще пою, прижавшись щекой к его теплой макушке.

La notte passerà, verrà una mattina chiara
So che la felicità ci attende
La notte passerà, e finirà la tempesta
Il sole sorgerà... Il sole sorgerà...

*Луч солнца золотого...

Кто не поставил Фелу звезду за Кайен, ставим Миланке за удачный перевод))) Почти дословный, кстати! Звездочку надо ставить не в конце главы, а в шапке книги. Там, где добавляете книгу в библиотеку. И добавить в библиотеку не забудьте, кто забыл!

Глава 6-1

Феликс

Мне снова снится Африка, багрово-оранжевый закат и берег Индийского океана. «Моя» Милана стоит босыми ногами в воде, а я пою ей серенаду. Только почему-то на итальянском.

Почему?

Я уже настолько ассимилировался, что начинаю на нем думать? Да вроде нет.

Открываю глаза. Окно распахнуто настежь, я лежу в одежде поперек кровати.

Переворачиваюсь на спину. Где-то в подкорке, на обочине сознания снова звучит мелодия, женский голос поет на итальянском серенаду. Луч солнца золотого...

Поднимаю голову, встряхиваю, прогоняя остатки сна. Почему голос женский? И почему я вырубился? Одетый, даже в душ не пошел.

Куда делась вся эта толпа ебанатов, которые с утра до вечера ходят за мной толпами. А тут всем внезапно стало похуй?

В конце концов Роберта с чаем где?

Хотя я бы сейчас выпил кофе...

Смотрю на часы — десять. Судя по тому, что за окнами темно, вечер.

Встаю с кровати, растирая затекшие мышцы. И наконец-то вспоминаю.

Я сам сказал Донато, чтобы меня не трогали. Так сильно меня торкнуло. Арина с Катей уехали, я ушел к себе, бахнул с горла вискаря, упал на кровать и уснул.

Не понимаю, почему меня так разъебало. Сколько раз я Катюху на руки брал, и она меня обнимала. Она очень милая девчоночка, любит понежничать. Они обе с Ариной такие.

Меня ни разу так не накрывало. Ни единого разу.

Здесь же все блядь нутро наизнанку. Малой и думать забыл, побежал подружку свою новую на машине катать. А у меня все нервные окончания как под высоковольтным напряжением.

Не хочу думать об этом. Не хочу в себе рыться, заебался.

Хочу ее...

Растираю лицо руками. Ладно. Просто посмотреть.

Выхожу в коридор, спрашиваю у охраны, где комната Берты. Я знаю, в каком крыле живет прислуга, мне нужна комната.

— Вы сказали, что идете спать, и я отпустил девушку, синьор, — оправдывается парень. — Давайте я ее позову.

Я и сам мог ее вызвать по внутренней связи. Смысл же не в этом.

— Я пройдусь, Донато, не суетись.

— Синьорина Берта уже могла лечь спать.

Разворачиваюсь к охраннику.

— Значит она мне не откроет, и мы вернемся обратно.

Но Берта открывает. Причем сразу.

— Сколько раз просить, Франческа, не стучаться после десяти... — она начинает выговаривать с сердитым видом, но увидев меня осекается. И удивленно выгибает брови. — Синьор?

Запахивает короткий халатик, но я успеваю увидеть округлое выпуклое полушарие под прозрачной белой сорочкой.

Ее волосы не зализаны, а мягкими волнами ложатся на плечи.

Блядь. Мне походу теперь каждый вечер со стояком засыпать?

— Ты уже спишь? — спрашиваю, чтобы хоть что-то спросить.

— Нет, — она удивленно поводит плечом, — синьор что-то хотел?

Да. Синьор хотел бы содрать нахер этот халат, втолкнуть тебя в комнату и закрыть дверь, чтобы Донато не пялился. Развернуть лицом к стене и трахать пока в яйцах не зазвенит пустое эхо.

Зачем она подписала этот ебаный договор? Как мне теперь себя сдерживать?

— Синьор? — с тревогой в голосе зовет Роберта.

Упираюсь одной рукой в дверной проем, второй тру подбородок.

— Я хотел кофе, но ты уже собралась спать. Ладно, спокойной ночи, Роберта... — отталкиваюсь от стены, а взгляд сам ныряет ей под халат.

Если бы она открыла мне голой, я бы так не завелся.

— Подождите, синьор! — окликает Роберта. Оборачиваюсь. — Донато сказал вас не беспокоить, и я ушла укладывать ребенка. Я сейчас оденусь и все принесу.

— Нет, не надо, — качаю головой.

Не одевайся, хочется добавить. Воображение рисует ее в фартуке, надетом прямо так, какая она сейчас. Можно и без халата. Получается вообще охуенно.

— Подождите десять минут, — настаивает она и торопится закрыть дверь. Я торможу.

— Кстати, вы не слышали случайно, тут поблизости никто не пел? — спрашиваю Донато и Роберту. Они переглядываются.

— Нет, синьор, здесь никто не поет без вашего разрешения, — качает головой Донато.

Берта ничего не говорит, просто молчит.

— Значит приснилось. Ложись спать, Берта, я сам сварю себе кофе, — разворачиваюсь и иду на кухню. Донато плетется за мной.

Тут же дело было не в кофе совсем...

Всем огромное спасибо за лайки и награды! И от меня, и от наших героев!

Глава 7

Милана

Раэль спит.

Быстро ныряю в платье, набрасываю фартук. На ходу наматываю волосы в гульку и закрепляю заколкой с рюшами. Эти действия отработаны до автоматизма.

Линзы я не успела сменить. Впрочем, мои лечебные, которые я надеваю на ночь, тоже цветные. Небесно-голубого цвета. Так что в доме Ди Стефано в любое время дня и ночи я остаюсь Робертой.

Послушной, исполнительной, готовой прибежать по первому зову синьора.

Несусь по коридору, влетаю на кухню.

Феликс стоит возле открытого холодильника. За ним с двумя чашками кофе в руках застыл Донато.

— Синьор? — зову осторожно. Феликс оглядывается.

— А... Пришла? — окидывает оценивающим взглядом, и мне кажется, в серых глазах мелькает разочарование. Поворачивается к Донато. — Я знаю, кто нас обеспечит едой. Как насчет ужина, синьорина Берта?

Его тон насмешливый, но взгляд такой же обжигающий, как когда я открыла ему дверь.

Я и подумать не могла, что это пришел Феликс. Конечно он успел увидеть мою голую грудь, мелькнувшую в вырезе сорочки.

Но почему он так реагирует? Как будто у него женщины не было минимум месяц. Взгляд так и прожигает сквозь платье.

Если бы я своими глазами не видела вчерашнюю эскортницу, которую привозили охранники для босса, то назвала бы этот взгляд голодным.

— Конечно. Чего синьор желает?

Феликс захлопывает холодильник, кривит уголок губ. Спрашивает медленно.

— А ты можешь как-то иначе формулировать свои вопросы?

— Конечно. Что угодно дону?

— Блядь... — он упирает руки в боки, смотрит сначала в потолок, потом на меня. — Ладно. Ты готовить умеешь?

— Да, синьор, — опускаю глаза, — все, что пожелаете.

— Сссука, — цедит он сквозь зубы, — да она издевается.

— Синьор? — обеспокоенно переспрашивает Донато, поскольку хозяин матерится не на итальянском. Я спокойно смотрю на Феликса, сложив руки поверх фартука.

Я ведь тоже не понимаю. Теоретически...

— Все в порядке, — машет Феликс рукой и обращается ко мне. — Давай ты быстро приготовишь что-нибудь. Ты же изучала мои вкусы. Самое время блеснуть знаниями.

— Вы любите карбонару, лазанью или запеченное мясо, но на это нужно время, — отвечаю как заученный урок. — Если быстро, я могу приготовить яйца Бенедикт с лососем.

Боже зачем я это сказала? Не знаю, само вырвалось.

Затолкала бы обратно, если бы можно было.

У Феликса тяжелеет взгляд, глаза темнеют. Он подходит вплотную, вглядывается в лицо.

— И кто тебе сказал, что я их люблю? — спрашивает хрипло. Я сглатываю.

— Никто, синьор, я сама так решила. Это блюдо быстро готовится и оно легкое для позднего ужина, а поскольку вы...

— Ладно, — обрывает он меня, отбирает чашку с кофе у Донато и делает глоток, — меньше разговаривай.

Садится на подоконник, а у меня начинают дрожать руки.

Все как тогда. Все повторяется.

— Я подожду снаружи... — бормочет Донато и исчезает за дверью, а я достаю из холодильника продукты.

Меня словно отбрасывает в прошлое, только сейчас мне не нужно заглядывать в телефон. Все мои действия четкие и размеренные.

Приготовить соус, нарезать рыбу, сварить яйца-пашот, подсушить хлеб.

Феликс сначала следит молча. Затем откуда-то достает сигару, подкуривает.

Ну хоть не кальян...

— Ты где-то училась готовить? — спрашивает. К этому моменту я уже полностью владею собой.

— Да, я прошла полный курс подготовки в агентстве домашнего персонала.

И снова повисает молчание. Вязкое, тягучее.

— Роберта, — звучит за спиной голос Феликса, только теперь уже близко. Как он подошел, а я не заметила? Увлеклась, выкладывая рыбу... — Я хотел спросить об отце Рафаэля. Вы были женаты?

Делаю вдох и выдаю отточенную и отшлифованную версию.

— Да, отец Раэля был моим мужем, — отвечаю отрывисто, — но заключить брак мы не успели. Попали в аварию, он погиб, а я попала в больницу с ожогами. У меня была частичная амнезия, память до сих пор полностью не восстановилась.

Выдох.

Вот так. Сначала сказала правду, а дальше пошла ложь. Пусть хоть так, раз по-другому не получается.

Беру соус, поливаю готовое блюдо.

И тут снова мой рот показывает, что живет отдельной от меня жизнью. Сам по себе открывается и спрашивает:

— А вы, синьор? Вы были женаты?

Замираю. За спиной слышится тяжелое сбитое дыхание.

— Нет, Роберта. Я никогда не был женат. Ты уже закончила?

Вздрагиваю. Несколько капель соуса проливается мимо на стол.

Глава 7-1

Феликс

— Сипента, сипента, — слышу сквозь сон тонкий голосок. Затем что-то громыхнуло, кто-то утробно завыл.

Окончательно меня будит чей-то истошный крик. Даже не крик, вопль. И опять тоненький голос.

— Сипента!

Перекатываюсь на спину, открываю глаза.

Ебучий «умный» дом...

Снова чей-то визг, и я понимаю, что поспать сегодня мне никто не даст. Выходной, блядь...

Встаю, натягиваю штаны и босиком иду посмотреть, какой пиздец у нас случился с утра на этот раз.

В холле с потолка какого-то хера до половины спущена люстра. Она здесь большая, как в опере. Возле люстры стремянка, на ней торчит Луиджи, который уже почти перелез на люстру. Подоконники все забиты работниками.

Я даже вижу старого садовника Антонио. Сидит на дальнем подоконнике.

Тут же отмечаю источник пиздеца. По холлу носится малыш Рафаэль, в его руках извивается черная блестящая змея.

— Сипента!

Серпенте*! Он же не выговаривает «р»...

Этот малой засранец где-то поймал змею, и все домочадцы «умного» дома вместо того, чтобы забрать ее у ребенка, разом обосрались. Даже моя охрана. Встали в ряд под стенкой с пистолетами наголо и смотрят на пацана как зачарованные.

В голове в моменте рисуются возможные сценарии.

Самое простое — схватить змею за хвост и ударить о пол. Успеть за доли секунды.

В Сомали я часто так и делал, особенно если змея попадалась возле дома. Хватаешь за хвост, бьешь с размаху об землю. Потом добиваешь, если шевелится. Бывало приходилось бить несколько раз, пока не сломается позвоночник.

Иногда мог придавить змею палкой или ногой за шею и отрубить голову мачете. Но не возвращаться же за ним сейчас. Надо спасать парня, пока охрана щелкает ебальниками.

Куда они, интересно, собрались стрелять? В голову змее? Или в глаз? Надо потом спросить Донато...

Но стоит представить, как от удара о плитку вокруг полетят кровавые склизкие ошметки, притормаживаю. Это же Луиджи заставит Роберту отмывать. Сука...

Это не для ее глаз зрелище. Я не хочу, чтобы она чистила плитку от этого дерьма.

Она слишком... слишком чистенькая... Блядь, о чем я?

Надо попробовать перехватить змею ближе к голове. Как раз так, как малой ее держит. Она его поэтому до сих пор не укусила.

Стоп. На Сицилии только один вид ядовитых змей, они больше в горах. И разве садовник Антонио допустил бы, чтобы в сад проникла хоть одна? Да он скорее сам бы ее убил...

Все это проносится в мозгах за доли секунды. И пока одной рукой хватаю малого Рафаэля, а второй перехватываю «сипенту», я уже замечаю текстуру, блеск, выраженный шов...

Сука. Это же игрушка. Игрушечная змея.

Вот же засранец.

— Иди сюда, — поднимаю парня выше, сую себе под мышку.

— Синьол? — он так удивляется, будто это я к нему домой пришел. Конвульсивно дергается, пытаясь вырваться.

— Тихо сиди, — говорю сердито, я и правда злой. Только не на него. Поворачиваюсь к охране. — Какого черта? А если бы это была настоящая змея?

Луиджи осторожно выглядывает с люстры. Он все-таки туда перелез.

— Синьор, я вам сразу предлагал уволить Роберту!

— Какого ху... — начинаю недовольно, но вспоминаю, что он не понимает по-русски. Перехожу на итальянский. — Зачем вы опустили люстру, Луиджи?

— Там перегорели лампочки, синьор, — с готовностью отвечает тот, — Франко пришел поменять.

Франко это тот, что на втором подоконнике сидит с поджатыми ногами. Аттракцион смелости и мужества, сука. Резиновая змея...

— А можно было сначала дать мне выспаться, а потом менять лампочки, Луиджи? — задаю риторический вопрос.

На лице управляющего отражается смесь отчаяния и раскаяния. Не дожидаясь, пока меня сметет этим потоком эмоций, разворачиваюсь и иду обратно в спальню.

В одной руке малой Рафаэль, в другой — змея. «Сипента»...

Я даже спрашивать этого засранца не буду, где его мама. Ясно, что ее Луиджи где-то припахал. Что-то трет или чистит.

Яйца Бенедикт она, кстати, приготовила просто охуенно. Хотя я их ненавижу, три года не ел, с тех самых пор. Теперь будет каждый день мне готовить.

Но сначала пусть придет за своим ребенком.

Открываю ногой дверь и так же закрываю. Мальчишка обеспокоенно оглядывается.

— Синьол... мы идем?

— Мы идем спать, — говорю серьезно, — у меня сегодня выходной. А ты своей змеей взял и распугал всех моих сотрудников. Ты понимаешь, что они всерьез испугались?

Малыш усердно кивает, и я начинаю подозревать, что в этом, собственно, и крылся весь замысел. Точнее, перестаю сомневаться.

Усаживаю малого на кровать, даю в руки змею. Сам заваливаюсь рядом.

Глава 8

Милана

Стою перед дверью в спальню Феликса.

Стучать, не стучать? Не могу решиться.

Мне уже добрые люди все рассказали. И как Элька загнал Луиджи на люстру. И как весь персонал от страха полез на стены. Все испугались игрушечную змею.

Один Феликс не испугался.

Мой пират любимый.

Он и в Сомали их не боялся. Мне даже жаль, что я этого не видела.

Когда Анджело подарил змею Раэлю, я сама первое время вздрагивала, видя как мой сын с ней носится. Или когда находила в его вещах. Потом привыкла.

Что делать, если сейчас детям нравятся такие игрушки?

Но потом Феликс унес сына, и я не знаю, могу ли теперь просто так войти в его спальню?

Сегодня выходной. Мартита сказала, синьор был очень недовольный и сердитый, что ему не дали выспаться. Но как будто это касалось люстры, и вздрючил он Луиджи. А Рафаэля просто забрал с собой.

Ладно, будь что будет.

Собираюсь с духом и стучу. Легонько.

Прислушиваюсь — тишина. Снова стучу. Тот же результат.

Приоткрываю дверь, просовываю голову в проем. Слышу ровное глубокое дыхание и детское сопение. Боже неужели...

Стараясь ступать неслышно, вхожу внутрь и закрываю за собой дверь. Прохожу дальше в спальню и замираю, потрясенная представшей картиной.

На огромной кровати лежит Феликс в одних штанах и босиком. Лежит на животе, одной рукой подбив подушку. Рядом на подушке голова к голове лежит наш сын. Точно так же подмяв под себя подушку с другой стороны.

Прямо в сандаликах на чистой шелковой постели...

Они оба спят. Змея валяется тут же между ними на простыне.

Второй рукой Феликс держит ножку Раэля. Чтобы не сбежал и снова не начал пугать персонал змейкой? Но внутренний голос подсказывает — нет, не поэтому.

Феликсу тоже жаль маленькое слабое сердечко. Он не хочет, чтобы Рафаэль его перегружал.

Поэтому Кайен. Поэтому он все время берет малыша на руки. Поднимает и держит, пока тот бежит в воздухе...

Я тоже так делаю, только я знаю, что Раэль мой сын, а Феликс?

В груди щемит и печет. Разве можно так относится к абсолютно чужому ребенку?

Он догадывается. Точно догадывается.

Почему тогда молчит?

Или просто чувствует. Бывает же такое? Зов крови или как там...

А может все проще, и Феликс в Рафаэле видит себя?

Сына горничной...

Не знаю, что делать. Глупо так стоять и пялиться на спящего Феликса. Но и оторваться нет сил. У него такие сильные руки, широкая мускулистая спина. И Раэлька рядом с ним кажется совсем маленьким.

Они так похожи, когда спят. И когда не спят, тоже похожи.

Просто у Феликса короткая стрижка, а у Раэльки непослушные вихры торчат во все стороны. Остальные волосы вьются, и мне жаль их состригать. А сейчас еще и опасно. Так еще больше станет заметно сходство с доном Ди Стефано.

Но как же трогательно они смотрятся вдвоем...

Непроизвольно протягиваю руку, чтобы поправить малышу футболку, и моя рука попадает в крепкий захват.

— Где ты так долго ходишь?

Миг, и я оказываюсь опрокинутой на кровать и прижатой спиной к твердому матрасу. Феликс не любит мягкие, я помню. А я наоборот люблю...

— Что это за песня про лучик? — нависает надо мной голый торс, и я зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как выразительно двигается кадык на крепкой загорелой шее. — На меня смотри!

Феликс говорит тихо, но ощущения такие, будто каждое слово взрывается в моей голове.

Открываю глаза. Он смотрит в самую глубину, и этот взгляд не предвещает ничего хорошего.

— Ка-какая песня? — переспрашиваю шепотом и облизываю пересохшие губы.

— Мне ее твой сын спел. Сказал, мама ему колыбельную поет. Только это не колыбельная. Откуда ты ее знаешь? Еще и на итальянском? Отвечай!

Феликс вжимает мои плечи в матрас, ладони крепко держат запястья, а его колено оказывается у меня между ног. Пробую дернуться, но движения получаются ерзающими, и я добиваюсь только того, что навалившийся на меня пах стремительно твердеет.

— Блядь, — тихо шипит Феликс и смотрит туда, где наши тела соприкасаются.

Я тоже туда смотрю. Поднимает голову, наши взгляды встречаются. Бегло отвлекаются на спящего ребенка и снова со звоном скрещиваются.

— Лучше так не делай, — предостерегающе качает головой Феликс, непроизвольно вдавливаясь в меня бедрами. — А то похерю свой комфорт и пойдем в ванную выполнять договор.

Сглатываю и хлопаю ресницами максимально сговорчиво.

— Да, синьор. Не буду. Может вы... — «с меня слезете» сказать не поворачивается язык.

Он сам это понимает. Максимально отодвигается, но колено не убирает. И руки тоже. И нависает так же.

Глава 8-1

— Роберта, может вы присядете с нами? — Арина до приторности мила. Надо сказать, ее итальянский довольно неплох, хотя ей конечно далеко до Феликса. Как и мне...

— Благодарю, мне не положено, — отвечаю, расставляя чашки. Хочется, чтобы вышло сдержанно, но получается скорее сухо.

Я принесла господам напитки, сейчас пойду за закусками. Увидев огромного таракана возле Феликса, вздрагиваю, но вовремя вспоминаю, что это Катина игрушка. Змея лежит возле Арины.

Дети бегают перед домом на лужайке, Феликс с Ариной сидят на террасе.

Я прислуживаю.

В глубине души признаю, что несправедлива к Арине. Она довольно дружелюбна, в ней нет ни капли жеманства или заносчивости. Возможно, мы бы даже смогли с ней нормально общаться. Если бы не Феликс...

— Что значит, не положено? — Арина возмущенно оборачивается к Феликсу. — Фел! Ты же можешь...

— Не надо, Ари, — тот качает головой и продолжает по-русски, — оставь ее в покое. Ей еще работать в коллективе, там начнут смотреть косо. Решат, что я ее выделяю.

— А ты не выделяешь? — Арина лукаво наклоняет голову. Феликс остается серьезным.

— Нет.

Вжжик. Прямо по сердцу. Несколько раз, туда-обратно.

Не выделяет. Правда. Разве что Рафаэля.

— Побежали туда! — кричит Раэль и тянет малышку Катю за собой.

Я выпрямляюсь, только собираюсь его позвать, как меня опережает Феликс.

— Carino, — зовет малыша, — ты уже долго бегаешь, может покатаетесь с Катей на машине?

Рафаэль поворачивается к девочке, они совещаются между собой, приходят к согласию и бегут к Кайену. Тот уже стоит на дорожке под охраной Донато. Арина с озадаченным видом смотрит на Феликса.

— Почему ему нельзя долго бегать, Фел?

Опять Фел... Забираю пустой поднос и ухожу. Не хочу слышать, как Феликс будет с ней говорить о нашем сыне. Пусть даже она спрашивает не из пустого любопытства.

На дорожке появляется охранник с наушником в ухе и переговорным устройством. Идет к Феликсу, докладывает, наклонившись к дону.

Кто-то приехал? Значит гостей прибавится, а у меня прибавится работы.

Возвращаюсь обратно и вижу, как к дому по центральной аллее идут двое мужчин. В одном я сразу узнаю Демида Ольшанского, мужа Арины. А другой...

Черт. Кажется, это тот душнила, который на свадьбе Демида и Арины заставил нас всех трижды перевесить бейджики. Видите ли, они не на одном уровне были приколоты.

И он так недовольно косился, когда мне на поднос прилетел букет невесты! Как будто я его нарочно притянула силой мысли. А букет туда случайно упал, я просто проходила мимо, предлагала гостям напитки.

Но теперь мне кажется, я этого мужчину еще где-то видела. Особенно когда он вот так сверлит меня взглядом. Прямо дырки сейчас высверлит.

Делаю вид, что ничего не замечаю. Расставляю на столе тарелки с закусками.

— Еще что-то принести, синьор? — спрашиваю Феликса.

— Сс-с-ууу... — раздается громкий короткий возглас, больше похожий на шипение змеи. Большой такой змеи. Можно сказать, громадной.

Это Ольшанскому в ноги сзади врезался Кайен. Рафаэль за рулем, Катя рядом.

Демид оборачивается, недосказанное «ка» повисает в воздухе объемными осязаемыми буквами. Ольшанский с нескрываемым интересом смотрит на Рафаэля.

— А ты кто?

— Папа! — радостно констатирует девочка, но из машины не выходит.

— Все, Дема, — удовлетворенно говорит Феликс, вытянув ноги и откинувшись на диване, — умыкнули твою Катюху на белом мерседесе.

Демид криво улыбается, поднимает голову. Смотрит на меня, на Феликса. И душнила смотрит.

Прижимаю к себе поднос, мысленно молюсь.

Боже, пусть они не заметят. Пусть на них на всех временно нападет слепота. Только чтобы никто вдруг не воскликнул: «Смотрите, смотрите! Да они же как две капли воды! Феликс, это случайно не твой сын?»

— Это сын Роберты, его зовут Рафаэль, — говорит с улыбкой Арина, подходя к мужу. И смотрит в мою сторону.

Демид вежливо кивает и отворачивается. Он меня не узнал, это сто процентов. И даже по часовне, где мы с ним столкнулись почти нос к носу, точно не помнит.

А вот его спутник...

Демид достает дочку из Кайена, знакомится с Рафаэлем. Он ведет себя с ним очень серьезно, как со взрослым. И я понемногу расслабляюсь.

Как будто никто не заметил. Может, пронесло?

Приношу еще кофе для прибывших, ловлю на себе пристальный взгляд душнилы. Он Андрей, его так называют Феликс с Демидом. И он начальник охраны Ольшанского, который будет теперь жить в особняке.

Не знаю, хорошо это или плохо. Раздумываю над этим, стоя в проходе за террасой, пока господа отдыхают.

Демид впадает в ступор при виде змеи Раэля, зато Андрею неожиданно приходится по душе таракан. Они устраивают бои на траве, чем приводят детей в полный восторг.

Глава 9

Милана

— Синьорина Роберта? — острый взгляд пригвождает меня к стенке, стоит только войти в кабинет. Кабинет дона, на минуточку! — Или фроляйн?

— Как будет удобно синьору, — опускаю глаза в пол, поспешно принимая как можно более бестолковый вид. Хотя я и так стараюсь не выходить из образа. По мере сил... — Можно мисс. Я не замужем.

Последнее добавляю с жалкой улыбкой. Ну, надеюсь, что она выглядит жалко.

— Хорошо, синьорина, — широкие ладони ложатся на стол, я внимательно изучаю собственные пальцы, переплетенные на фартуке. — Вы же меня узнали, не так ли?

— Конечно, — киваю.

«Как не узнать такого красивого синьора» вовремя проглатываю.

Это был бы уже перебор. Мы не на рынке, и я не собираюсь ему погадать.

Судя по цепкому взгляду, передо мной далеко не идиот. Интуитивно понимаю, что строить из себя дурочку — это неправильная тактика. Простодушную — да, тупую — нет.

Он просто не поверит. Как и Феликс. Это вам не Луиджи.

— Тогда, думаю, вам не составит труда объяснить столь обширную географию вашей занятости, — сухо говорит Андрей.

А вот тут можно и потупить.

— Эм... — поджимаю губы, — простите, как можно к вам обращаться?

— Платонов. Андрей Платонов. Прошу прощения, я не представился.

Ну конечно, ты же считаешь, что тебя здесь знают даже птицы, прилетающие из дальних стран на зимовку!

— Я не поняла, что вы имеете в виду, герр Платонов.

А теперь можно и в упор посмотреть.

Да, мой немецкий безупречен, нечего губы поджимать. И если я обвела вокруг пальца немецкого консула, турецкую полицию, службу безопасности сицилийского дона и Лоренцу Россини, то тебя и подавно проведу, синьор Душнини!

И да, я прекрасно тебя поняла. Я просто тяну время.

Он кривится, как будто хочет сказать «Не прикидывайтесь!», но не говорит. Возможно, я и в самом деле неплохо играю.

— Я имею в виду, что вы как известный персонаж из пьесы Бомарше. Вы слышали о ней, фроляйн?

— Если синьор уточнит, о какой именно пьесе идет речь, то я конечно попробую вспомнить.

— О Фигаро, Роберта. Вы точно как он, вы везде.

Хлопаю глазами, наклоняю голову, подношу ладонь ко лбу. В общем, всячески демонстрирую замешательство.

— Если синьор будет так любезен и пояснит...

Платонов медленно закипает, но сдерживается изо всех сил, а я усиленно изображаю непонимание. В конце концов, кто ему виноват, пусть учится у службы безопасности дона Винченцо. Те прямые до невозможности.

— Буду, — все-таки не взрывается и начинает перечислять, — сначала вы караулите дона Ди Стефано в часовне на его свадьбе, затем переноситесь вместе с ним на Бали и переквалифицируетесь в официантку на свадьбе господина Ольшанского. А теперь я приезжаю в особняк дона и вижу вас здесь уже в качестве горничной. Какая похвальная привязанность к дону Феликсу, Роберта! Правда, на этот раз вы обошлись без свадьбы. Что скажете?

— Ничего, — качаю головой.

— Совсем ничего?

— Абсолютно, — подтверждаю и добавляю, — кроме того, что я уже сообщила синьору Феликсу.

— Не сочтите за труд повторить мне. Итак, вы следили за доном Ди Стефано?

«Обойдешься, чертов чистоплюй! Пускай Феликс лично скажет, что я должна перед тобой отчитаться!»

Проговариваю мысленно, гордо вздернув подбородок вверх. Можно сказать, по-королевски. Вслух же приходится начинать оправдываться.

— Я в самом деле следовала за синьором, но я не следила за ним. Я собирала информацию. Синьор в курсе, что я это делала, и зачем.

— И зачем же?

— Я знала, что в особняке есть вакансия горничной дона и собиралась подать свое резюме. Для этого мне нужно было подготовиться. Я изучала привычки и вкусы синьора Феликса.

— И для этого вы заехали аж на Бали?

— Я проходила подготовку в агентстве домашнего персонала, заодно выпала возможность подзаработать. Мне нужны деньги.

— А почему вы вылетели из часовни как ошпаренная? — подозрительный взгляд ввинчивается в меня как бур. — И в слезах? У вас были личные мотивы?

А вот тут осторожно, Милана. Очень-очень осторожно...

Мне даже играть не надо. Когда вспоминаю Феликса в костюме и Арину в свадебном платье, слезы наворачиваются сами по себе.

Если бы Демид тогда не пришел, их бы обвенчали. И тогда я больше не могла считать себя его женой. Никогда.

Сглатываю тугой ком, почти полностью перекрывший горло.

— Мне сложно об этом говорить... — мне и правда сложно, тут я вообще не вру, — но после аварии, в которой погиб отец моего сына, у меня была кратковременная потеря памяти. Синьора Лоренца, моя крестная, мне рассказывала, как красиво на Сицилии проходят обряды у фамильи Ди Стефано. Я была на крестинах, а здесь венчание самого дона. Мне стало любопытно, захотелось увидеть. Синьор Россини, он работает сторожем в часовне, провел меня через служебный ход. Никому не запрещено смотреть на свадьбу дона. Но там случился прорыв, я вспомнила. Вспомнила, как готовилась к собственной свадьбе. Это было слишком эмоционально, синьор Платонов, если вы понимаете...

Глава 9-1

Он стоит слишком близко к двери, а я слишком быстро выбегаю. Чуть не падаю, когда в него врезаюсь, и он успевает меня подхватить.

Почти как Ольшанский на их свадьбе в Палатинской часовне...

— Роберта? — Феликс ловит за талию обеими руками, и у меня перехватывает дух. — Все хорошо?

Киваю и прячу глаза. Я не готова сейчас его видеть. Вот вообще не готова.

А он не отстает, заглядывает в лицо и не выпускает.

— У тебя глаза красные. Что случилось?

Поднимаю голову. Стараюсь не моргать. И не реветь.

— Ничего не случилось, синьор.

Просто ты меня разлюбил. А так ничего особенного...

Он показывает на Платонова, стоящего в дверях.

— Этот синьор вел себя грубо?

Боже, а он тут причем? Качаю головой.

— Господин Платонов был вежливым и учтивым.

Феликс разжимает руки, я начинаю дышать. Он не отступает, все еще стоит близко, одну ладонь держит на талии. Поворачивает голову.

— Кстати, Берта, я так и не дождался медицинской карты Рафаэля.

— Я сделала запрос в клинику, но еще не получила выписку, — отвечаю.

Он кивает.

— Хорошо.

И все равно не отпускает, держит. Всматриваюсь в его лицо. Между бровей пролегла вертикальная морщинка, он хмурится. А в самой глубине серых глаз затаилась настоящая боль.

«Как же я заебался тебя любить...»

А я нет. Совсем нет. Мне не надоело.

Внезапно до зуда в ладонях захотелось отбросить папку. Обнять широкие плечи. Спрятать лицо в разрезе рубашки, прижаться губами к соленой коже. Потом обхватить за шею крепко-крепко. Разгладить эту морщинку, взять хмурое лицо в руки и целовать, пока он не станет прежним Феликсом. Сказать «Не люби ее больше, не надо. Зачем тебе такая любовь? Попробуй полюбить меня снова. Просто попробуй...»

— Босс, вам надо переодеться, капо уже выехали, — слышу осторожный голос Донато. Феликс оборачивается.

— Да, конечно. Иди, Берта, — отпускает меня и поворачивается к Платонову. — Андрюх, ты отъебись от девчонки, у нее ребенок больной...

Он думает, что я не понимаю. А я иду назад, не разбирая дороги.

Откуда он взялся, этот Платонов со своими вопросами...

Я себя почти уговорила, что я здесь только ради сына, ради своего малыша, а он опять вывернул наизнанку всю душу. Все, что я считала похороненным и спрятанным глубоко внутри, вытащил наружу, обнажил, содрал пластыри и бинты.

Теперь все это снова кровоточит, сочится и отдается в груди тупой ноющей болью.

...Я чуть не умерла от горя, когда узнала, что Феликс женится на Арине.

Не могла поверить. Приехала с Раэлькой на Сицилию, упросила Лоренцу пойти со мной в часовню. Пока она гуляла с малышом, стояла и смотрела на распятие. И мысленно твердила:

«Ты не можешь. Ты не можешь так поступить со мной. Это несправедливо. Ты не можешь их обвенчать. Он не должен на ней жениться. Зачем тогда ты оставил меня жить? Зачем тогда все это было нужно?»

Когда увидела улыбающихся Феликса с Ариной в свадебных нарядах, чуть не умерла второй раз. Не выдержала, побежала прочь и в дверях столкнулась с Демидом.

Лоренца как меня увидела, начала причитать и охать. Наверное я в самом деле выглядела ужасно, потому что она вцепилась в меня мертвой хваткой.

— Деточка, что с тобой?

— Мой муж... — только и смогла я выговорить, и она расценила это по-своему. Рассказала всем и каждому, что у ее любимой крестницы случился прорыв в памяти, и что я вспомнила свою свадьбу...

Я уже сама начала верить, что синьора Россини моя крестная. По крайней мере идею она подала на редкость удачную. К тому же, пока я приходила в себя, повсюду разлетелась новость о том, что свадьба не состоялась. Помешал Демид Ольшанский.

Я потому и поехала на их свадьбу с Ариной. Оставила Раэля с Лоренцой и полетела на Бали. Чтобы убедиться, что она теперь точно Ольшанская, что она теперь чужая жена. Увидеть своими глазами. А мне ее букет на поднос прилетел...

Оставляю папку в комнате и иду искать Рафаэля. Малыш оставался кататься на машине под присмотром охранника, когда я уходила с Платоновым, значит он должен быть во дворе.

Но во дворе его нет, и я отправляюсь на поиски своего ребенка. Обхожу добрую треть территории, пока не натыкаюсь на садовника Антонио.

— Его Мартита на кухню увела, Роберта, — говорит мужчина. — Сейчас съедутся капореджиме дона, не надо мальчику у них под ногами путаться.

Рассыпаюсь в благодарностях и направляюсь обратно. Но чтобы попасть в особняк через служебный вход, мне надо сделать крюк. Через парадный рукой подать.

Иду к главному входу. Сворачиваю с аллеи и потрясенно застываю. Едва успеваю юркнуть за колонну.

К парадному ходу подъезжают огромные черные автомобили. Я даже отсюда по толщине стекла понимаю, что они бронированные.

Глава 10

Феликс

На меня устремлены взгляды всех, сидящих в кабинете. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сложить на стол ноги.

Привычка вести совещания в комфорте никуда не делась. Мне так лучше думается.

И похуй кто передо мной — африканские пираты или сицилийские гангстеры.

Они продолжают на меня смотреть, ждут.

Их лица непроницаемо-вежливы и может чуть снисходительны, но я читаю в глазах каждого ожидание.

Ну давай уже обосрись. Признай, что ты недотягиваешь. И дай нам, наконец, официальную возможность порулить.

Знали бы они, что я для них приготовил. Представляю, как бы они все охуели. Уверен, их лица сразу же бы поменялись.

Мне их жаль? Нет.

Согласен у всех этих людей есть семьи, дети. Но не я выбирал за них такой способ заработка. Такой образ жизни.

Вот Роберту и ее неугомонного парнишку мне жаль. Она как раз ничего не выбирала.

А этих нет. Тем более, их семьи получат полную компенсацию.

Свой остров я превратил в хаб, перевалочную базу. Весь товар сгружается в бывшую серверную, которая дополнительно укреплена и усилена мощной насосной станцией.

На бумаге. В действительности насосы выведены из строя.

У острова пористая порода. В бывшей серверной, которая превращена в склад, наиболее тонкие стены. Она была самой удобной для охлаждения серверов, это еще Глеб Покровский рассчитал*. А мне удобнее всего будет взорвать одну из стен и впустить туда воду.

В один из дней я соберу их всех — своих капореджиме со свитами, — мы спустимся вниз, и я нажму спусковую кнопку на пульте. Сработает взрывное устройство, и вода из океана хлынет в зал.

Еще раз представляю их выражения лиц. Я не садист, я тоже буду там. По-другому нельзя. Зато я разом уберу всю верхушку фамильи Ди Стефано и обезглавлю хотя бы один клан. Раз отец не захотел по-хорошему.

Сажусь ровнее. Кладу на стол руки.

Не дам.

Они все еще выжидают.

— Это слишком высокий процент, синьоры, — говорю медленно и вижу как они все выдыхают. Облегченно выдыхают. — Ди Стефано не будут платить.

— Но Казале хотят... — начинает рыжий Бруно, и я его обрываю.

— Казале все время чего-то хотят, Никола. Мы не станем больше платить Казале за доставку товара по их территории, — делаю паузу, выжидаю. За мной следят хищные, цепкие взгляды, и внезапно меня охватывает азарт.

Не то, чтобы мне хотелось их удивить. Решение принято, оно останется неизменным. Но если рассмотреть возникшую проблему с точки зрения аналитической и логистической задачи, просто представить, что я решаю ее как рядовой кризис-менеджер...

— Мы не станем платить Казале, — повторяюсь. — Они в односторонне порядке подняли процент, мы в одностороннем порядке расторгаем договор.

— Но, босс, мы тогда нарушим наши договоренности, — осторожно замечает Пьетро Мандзини, коренастый широкоплечий бородач.

— Не нарушим, — качаю головой, — мы выкупим всю партию товара и положим себе на склад.

В хабе. На острове. Я должен приучить их, что периодически там будет скапливаться большая партия товара. Не сразу, но они привыкнут.

— Если мы точно рассчитаем время, это сыграет нам на руку, — продолжаю, в очередной раз подавляя желание забросить ноги на стол или вскочить и начать мерить кабинет шагами по периметру. Дон должен сохранять хладнокровие. — Тогда мы сумеем создать небольшой дефицит и повысить цену.

В направленных на меня взглядах появляется хорошо знакомое выражение. Жажда денег, наживы. Все равно, нищие пираты или богатые гангстеры, этот блеск в глазах абсолютно у всех выглядит одинаково.

— Но как мы сможем обойти Казале, босс? — спрашивает Пьетро.

— Кто поддерживает Казале? — в свою очередь задаю вопрос.

— Джардино, — буркает молчавший до этого высокий мужчина с коротким ежиком. Вито Карбоне. Самый отбитый из них всех. — С тех пор как их война с Фальцоне сошла на нет, они круто поднялись.

— Значит, мы ослабим Джардино, — говорю, неторопливо прокручивая в пальцах ручку.

— Дон Винченцо всегда был против того, чтобы воевать, — не особо учтиво замечает Карбоне. Все никак не привыкнет, что у него теперь другой дон.

Ничего, скоро ты с ним встретишься.

— Ди Стефано не станут ни с кем воевать, — обвожу твердым взглядом недовольные лица, делаю паузу и добавляю. — Вместо нас это сделают Фальцоне.

— Но у них некому, босс, — замечает Бруно. — Там осталась одна Луиза и ее сын Риццо. Парень инвалид, полный овощ. Проклятый род...

Поворачиваю голову.

— Вас научить как это делается, Никола? Найдите из наших невесту для Риццо, я сам переговорю с донной Фальцоне. Мы повезем груз по ее территории.

— А как мы переправим товар на территорию Фальцоне, минуя Казале? — не успокаивается Вито.

Глава 10-1

Милана

Я чуть не дала ему себя поцеловать. Если бы Раэлька не захныкал, даже не знаю, чем бы все закончилось.

Я определенно сошла с ума. Но когда увидела в его руке портрет, меня понесло.

В том, что это портрет Арины, уверена на двести процентов. А чей еще?

И в том, что Феликс сам его нарисовал, тоже. Он красиво рисует. Я видела наброски карандашом в его доме на берегу — пиратские лодки, океанские волны, рыбацкий поселок. И даже Абди с автоматом.

Мне не стоило заходить на опасную территорию. Мое положение слишком зыбко, чтобы я могла рисковать, но в тот момент я ни о чем не думала.

Я позволила Феликсу подойти слишком близко, войти в мое личное пространство. И перестала себя контролировать.

Близость его тела действует на меня одурманивающе.

Мне нельзя к нему приближаться, нельзя позволять притрагиваться к себе. Иначе у меня отказывают все инстинкты самосохранения, и я снова готова с головой броситься в бездну по имени Феликс Ди Стефано.

А я должна сохранять холодный рассудок и здравый смысл.

Только как, если он уехал в город? И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, куда именно поехал голодный, взвинченный и возбужденный мужчина.

Возбужденный еще какой — у меня на бедре точно проступит синяк от его эрекции.

Рафаэлю видимо что-то приснилось. Я легонько дую на насупленную мордашку, осторожно покачиваю маленькое плечико.

Моя бабушка могла поругаться с дедушкой, но она всегда готовила ему ужин. Иногда даже вкуснее, чем обычно. И тормозок с собой на работу обязательно собирала.

«А потому что мы обещали друг о друге заботиться и в горе, и в радости, Миланка, — говорила она. — Куда теперь деваться? Зато если приготовишь ему с любовью, это обязательно подействует. Он придет и помирится».

Что самое интересное, такой метод срабатывал. Дедушка съедал все подчистую, а потом они с бабушкой мирились.

Мы с Феликсом не давали клятвы «и в горе, и в радости», но...

Малыш засыпает, сую трубку от радионяни в карман и иду на кухню. Включаю свет, достаю из холодильника продукты.

Вернись домой, я приготовлю все как ты любишь. Что ты таскаешься по помойкам как бездомный кот. Там грязно и невкусно. Возвращайся, amore mio...

— Что вы здесь делаете, Роберта? — слышу за спиной резкий голос. Андрей Платонов.

— Синьор попросил меня приготовить ему на ужин яйца Бенедикт, он их очень любит, — отвечаю, не оборачиваясь.

— Синьор уехал на всю ночь, — звучит чуть насмешливо, но я не реагирую.

Там нечего делать всю ночь. Там невкусно...

— Значит у синьора будет ранний завтрак.

— С каких пор вы выполняете функции повара, синьорина?

Поворачиваюсь. В моих руках нож, которым я нарезаю лосось на тонкие полоски.

— Чего вы боитесь, господин Платонов? Что я отравлю синьора? Вы можете проследить за процессом приготовления лично. И потом здесь везде камеры, — обвожу рукой пространство вокруг. — Дону Ди Стефано нравится, как я готовлю это блюдо. И у меня действительно вкусно получается. Хотите попробовать, синьор Андрей?

Он тушуется. Не ожидал такого резкого и решительного отпора.

— Спасибо. Я не ем так поздно, — отказывается поспешно и немного сердито. Подходит ближе, складывает руки на груди. — А почему две порции?

— Это для Донато. Он ест в любое время суток. Как и синьор.

Непроизвольно улыбаюсь, вспоминая, как радостно Донато уплетает свою порцию. Сухарь Платонов тоже кривит уголок рта, но вовремя спохватывается. Прислоняется к стенке и смотрит.

Неужели правда думает, что я хочу отравить Феликса? Или что-то заподозрил...

Нехорошее предчувствие холодит под ложечкой. Плазма готова, нам с Рафаэлем надо выбрать день и ввести препарат. Лучше это сделать в нашей клинике, а значит я должна взять выходной.

Если кровь Феликса подойдет, мне надо будет повторить свой финт с забором крови. Или что-то придумать. А если нет...

Я даже думать не хочу, что будет, если она не подойдет.

— Откуда у вас рекомендательное письмо дона Винченцо, Роберта? — спрашивает Платонов, и я вздрагиваю. Просто забыла, что он здесь стоит. Пожимаю плечами.

— Мне дал его сам дон Винченцо.

Это тот редкий случай, когда я не лгу. Правда, он не лично мне его дал, а Лоренце. У дона Винченцо оказалась феноменальная память, он вспомнил о беременной крестнице охранника капеллы Джузеппе Россини.

Я бы ни за что не допустила, чтобы Винченцо крестил Рафаэля. К счастью, Лоренца поняла это по-своему. Она нажаловалась дону, что мой малыш родился с пороком митрального клапана, и поэтому я не могу прилететь с ребенком на Сицилию. Еще она посетовала, что мне нужна работа. И тогда Винченцо выдал ей рекомендательное письмо на мое имя.

Когда я пришла на собеседование в особняк Ди Стефано, служба безопасности меня проверила. Но они проверяли только последние три года жизни в Потенце. Мою общую благонадежность гарантировало письмо дона Ди Стефано.

Глава 11

Феликс

Завтра Сицилию ждет охуенная новость. Их дон больше не ебет шлюх.

Почтенные матроны будут в экстазе. Шлюхи в трауре. Остальные в ахуе.

Я вот так точно в нем.

Мне даже немного жаль девчонок, я делал им неплохую кассу. Но что делать, если у меня больше ни на кого из них не стоит.

Не в прямом смысле. В фигуральном.

Хорошо, что пока Сицилия не в курсе, на кого у их дона теперь стоит всегда и в любое время. И кто во всем этом пиздеце виноват.

Роберта.

Это из-за нее все началось. Из-за нее мне больше не вставляют ни Адель, ни Габриэлла, ни прочие бляди.

Можно, конечно, слетать в Рим для сравнения, но я почти уверен, что там будет то же самое. Когда смотрю на девушку, а вижу как Берта глазками хлопает. И голос слышу.

«Зачем тратить себя на того, кто никогда вас не полюбит, синьор?».

Ну охуенно же, да?

Габриэлла ноги раздвинула, а я представил, как Роберта в том халатике коротком почти голая спать ложится. Потом представил, как этот халатик с плеча сползает. Как на пол соскальзывает. Или просто в угол летит. Роберта на кровать заваливается на спину. Потому что я сверху навалился.

Или еще лучше. Ее на себя насадил.

Я даже зашипел, со свистом воздух сквозь зубы выпустил. В паху, сука, скрутило, аж в глазах потемнело.

Взял Габриэллу за волосы, вниз потянул. Чужой рот на член насадил, загнал до упора так, что она носом в пах уткнулась. Кончал долго, пока мышцы рефлекторно сокращаться не перестали.

И это оргазм, блядь?

Нахуй такое. Очередная дрочка. Одни рефлексы.

— Может хотите с двумя девочками, синьор? Я Адель позову... — Габриэла попробовала погладить мой живот, но я уже вытирал член.

— Нет.

Застегнул ширинку, ремень — я ведь даже не раздевался. Деньги на столик положил. Вышел из комнаты, бросил Донато «Едем домой».

И вот едем.

А раньше я всегда говорил «в особняк». Почему теперь сказал «домой»?

Ну не потому же, что там теперь Роберта?

Хотя...

Ловлю себя на мысли, что теперь все время ее с особняком ассоциирую.

Даже не ее. Их обоих с малым Рафаэлем. Как будто они вместе в одной капсуле спрятаны, и от нее свет идет. И тепло. И где бы я ни был, я этот свет вижу. И тепло чувствую.

Бред, да?

Конечно, бред. С голодухи еще и не такое привидится.

— Мы пожрать забыли, Донато, — говорю охраннику и по совместительству водителю. Бедный парень, он тоже походу голодный остался.

— Может, что-то осталось с ужина, синьор? — говорит Донато с надеждой.

Выхожу из машины первым. Испытываю непреодолимое желание что-то с ноги разъебать, вот прямо сейчас.

И нахуя уезжал, спрашивается?

Но не пинать же колеса на глазах у Донато. Парень решит, что его босс совсем ебанулся. Пойти что ли грушу помолотить...

Ее окно третье слева в левом крыле на первом этаже. На автомате поднимаю голову и вижу, как в окне шевельнулась занавеска. Шевельнулась и снова все замерло.

Внутри вздымается целый вулкан. Закипает. Сейчас точно сорвет крышку.

Не спит? Ждет? С каких херов вдруг подглядывает?

Подавляю первый порыв пойти и вломиться к ней прямо сейчас. Надо успокоиться. И точно не надо тащить с собой Донато.

Он доходит со мной до спальни, я оставляю дверь открытой.

— Подожди, я сейчас переоденусь. Посмотрим, есть ли чего пожрать, а потом пойдем в тренажерный зал, — говорю Донато.

На столике лежит сложенный вдвое лист бумаги. Это что за херня? Я его не оставлял. Беру, разворачиваю.

Аккуратный почерк, круглые буквы.

«Ужин на кухне, синьор. Если вернетесь утром, можете его выбросить. P.S. Вторая порция для Донато».

Перечитываю несколько раз, даже на другую сторону переворачиваю.

И улыбаться не перестаю.

Засранка. Мелкая засранка Роберта.

Ей вообще не идет это имя. Как можно так назвать девочку? Роберта... Как пацан.

Робертина?

Нет.

Мне нравилось Милана, потому что милая. Пока не оказалось, что это сука Лана.

Сую записку в карман, выхожу из спальни.

— Донато, — направляюсь в сторону кухни и призывно машу рукой, — нам с тобой оставили ужин.

***

— Как же вкусно она готовит, эта синьорина Роберта, — мурлычет Донато. Он разве что тарелку не облизал.

И я тоже. Но я бы лучше Роберту...

Блядь. Отблагодарил в смысле.

Глава 11-1

— И что это за умник, который провернул такую схему? — я все еще в небольшом ахуе после рассказа Ольшанского.

— Да есть один такой, Тимур Шарданов, — нехотя тянет Демид, сидя напротив.

Он заехал ко мне в офис, мы сейчас одни, поэтому я могу сложить ноги если не на стол, то хотя бы на соседнее кресло.

Ольшанский тоже на расслабоне. Но мне разве не похуй?

— Хм, не слышал о таком, — качаю головой.

— О нем никто не слышал, — кривится Демид. — Про него говорят, что он не человек, а джипити**** в костюме.

— Что ты так кривишься? — спрашиваю подозрительно. — Конкурент на пятки наступает?

— Какой там конкурент, — смотрит в потолок Ольшанский, — я больше этой хуйней не страдаю. Так, по мелочи...

— Ты прям как Аверин, — хмыкаю, — тот тоже в завязке. Великим бизнесменом заделался, самолет купил.

— Я тоже хочу купить, — оживает Демид, — это удобнее, чем арендовать. Мы тут у тебя застряли. Я думал, быстро разгребусь, а теперь вот с этим делом увяз. Арине у вас теплее. А мне уж лучше здесь, чем на Бали.

— Не нравится тебе Бали? — прищуриваюсь.

— Нет, — крутит головой Демид, — меня там все бесит. Если ты поможешь, то я быстро свернусь, и мы домой полетим.

— Помогу, — киваю, — если ты меня с этим Шардановым сведешь. Интересно, что там за мегамозг такой.

— Попробую. Кстати, Арина спрашивала, какие планы на вечер. Котенку нравится с этим мальчиком играть, сыном твоей горничной, Рафаэлем.

— Привозите, пусть играют, — киваю. Ольшанский встает и перегораживает собой проход.

— А кстати, у вас с этим пацаном и правда ямочки похожи. Ты случайно там нигде в прошлом не наследил?

И ржет как конь.

— Угу, — отвечаю, — наследил.

У Ольшанского иногда такие дебильные шутки, я просто поражаюсь, как Арина его выдерживает. Но любовь зла, факт. Полюбишь и Демида.

***

В особняк возвращаюсь еще засветло. Хочу попасть в тренажерный зал, поэтому пришел раньше. Уже несколько дней подряд пропускаю. А это намного лучше снимает напряжение, чем бордель...

Переодеваюсь, иду по коридору и вдруг слышу знакомый голос. Роберта?

Замедляю шаг, останавливаюсь возле ниши с картиной — на ней залитый солнцем пейзаж с оливковыми деревьями и морем. Под картиной на низкой, оббитой тканью банкетке сидит Рафаэль. Нетерпеливо болтает ногами — уже готовится стартовать.

Рядом на корточках сидит Роберта, застегивает ремешок на его сандалике.

Неслышно подхожу ближе, становлюсь у края ниши. Залипаю, глядя, как она нежно гладит, целует и обнимает своего малыша. Ласково ерошит непослушные волосы.

Малой смотрит на нее, улыбается. Уворачивается и смеется, когда она его щекочет.

И правда у него ямочки. Поворачиваюсь к окну, пытаясь рассмотреть свое отражение, но оконные стекла достаточно далеко. Да и не улыбаться же мне как идиоту.

Надо будет взять Рафаэля на руки, подойти к зеркалу и улыбнуться. А Роберта видно скучает по сыну. Я уже чувствую себя гондоном, что не даю ей с ребенком видеться...

— Ну посиди немножко, Раэль! Ты уже побегал во дворе, теперь надо отдохнуть. Что тебе доктор говорил?

— Ну мама, — малой упирается, она продолжает уговаривать. Целует, обнимает.

Рафаэль поднимает голову, замечает меня. Смотрит снизу вверх. Я ему подмигиваю, прикладываю палец к губам. Он хитро улыбается. Точно, ямочки, причем одна ярко выраженная справа.

— Мой драгоценный, — приговаривает Роберта, гладит малого по спине, — мой махр...

Что?!

У меня в голове сигналят сирены.

— Какой еще махр? — спрашиваю гневно, ступая вперед.

Роберта испуганно задирает голову и вскакивает при виде меня. Рафаэль радостно машет.

— Синьол!

Я умудряюсь одновременно улыбнуться ребенку и снова грозно надвинуться на перепуганную Роберту.

— Ты сказала махр?

— И что с того? — она возмущенно вскидывается. И покрывается красными пятнами.

— Я спросил, — повторяю настойчиво, — отвечай.

Она кусает губу, ее дыхание учащается. У меня внутри клокочет и кипит, словно неудержимая волна напирает на плотину, и она вот-вот прорвется.

— Роберта!

— Не кричите, синьор, вы испугаете ребенка! — шипит она. Теперь уже белая как мел.

— Рафаэль, — поднимаю парня на руки и говорю с серьезным видом, — иди посмотри, где Донато. Он шел за мной и куда-то подевался.

На самом деле Донато уже в зале, но мне надо на пару минут остаться с Робертой наедине.

— Только не бежать! — напоминаю строго. Рафаэль кивает и припускает по коридору в сторону зала. Поднимаю глаза на Роберту. — Я жду.

— Отец Рафаэля… — она сглатывает, глаза бегают, — вы знаете, синьор, он был турок. Мы не успели пожениться.

Глава 12

Андрей

— Рафаэль, улыбайся. Нам надо сравнить ямочки, — Андрей с непроницаемым видом наблюдал, как его новый босс стоит перед зеркалом в тренажерном зале и держит на руках сына горничной Роберты. Они оба смеялись, глядя в отражение в зеркале. Потом дон сицилийской мафии позвал своего личного телохранителя. — Донато, иди сюда. Встань возле нас. Вот так, да. Теперь улыбнись. Раэль, смотри, у Донато тоже есть такая ямочка, как у нас с тобой!

Мальчик засмеялся так заразительно, что у Андрея невольно поплыл уголок губ.

Донато растянул рот до ушей и тоже улыбался ребенку.

Он сам больше напоминал Андрею цыганенка из цыганского лагеря, чем телохранителя. Ему бы кольцо в ухо вставить, и точная копия.

Этот лагерь часто останавливался на окраине города. Андрея пугали в детстве, что его украдут цыгане, если он не будет слушаться. Андрей не всегда слушался, но цыгане все равно его не украли.

У Донато правда были ямочки, только Андрея больше беспокоили большие серые глаза маленького Рафаэля. Слишком пугающе похожими были они у него и дона Ди Стефано.

У обоих донов. И Феликса, и Винченцо.

Странно было, что никто, кроме Андрея этого не замечал.

К мальчику новый босс Платонова испытывал странную привязанность, и это тоже беспокоило Андрея. Он попытался узнать самым простым способом — спросить. Причин было названо несколько, и ни один ответ не прозвучал убедительно.

Это значило, что причина лежит глубоко внутри. Туда, куда Андрею не добраться.

Приходилось рыть.

Точно так Андрей попробовал поговорить с Робертой.

С этой Бертой он и вовсе голову сломал. Слишком складно у нее все получалось, слишком правильные ответы выдавала она на самые заковыристые его вопросы.

Но чем больше она говорила, тем больше Андрей утверждался в своих ощущениях.

Она не лгала. Но и не говорила всю правду. Выдавала дозированно — то полуправду, то полуложь.

Словно кружева плела.

Даже не кружева, паутину. Запутывала, запутывала, пока он окончательно там не залипнет и не покроется липким слоем уверенности в собственной неправоте.

Но Андрей залипать и покрываться паутиной не собирался. Он собирался докопаться до правды.

К Феликсу взывать было бесполезно.

— Отъебись от нее, — это все, что Андрей от него услышал внятного и осмысленного.

То, что у Феликса в отношении девушки неслабо искрило, не видел только слепой. И если бы Роберта пришла сюда, чтобы использовать дона, она давно бы этим воспользовалась.

Андрей много видел таких, хлопающих глазками, и готовых на все. Здесь явно был не тот случай.

Она как могла избегала своего синьора, который изо всех сил держал себя в руках. И все эти игры были совершенно непонятны Платонову.

Девушка всю дорогу сталкерила Феликса, это было очевидно. Вот только все портила часовня. Андрей хорошо помнил эти слезы в часовне на свадьбе Феликса и Арины, они говорили о настоящей боли. И Рафаэль мог бы стать вишенкой на торте, но...

Платонов первым делом посмотрел на дату рождения Рафаэля и прикинул сроки. Спросил у Феликса, где он был.

— Я тогда был в Сомали, — равнодушно ответил тот.

Феликс, значит, был в Сомали. А Винченцо-то не был... И это не давало Платонову покоя.

Вот еще одно белое пятно в биографии Феликса для Андрея.

Блядское Сомали.

Кого ни спросишь, никто ничерта не знает. Все делаются глухими и бестолковыми.

И память сразу теряют.

Можно разве что Аверина спросить. Константина Марковича. Но тот разбежался откровенничать с начбезом Ольшанского, с которым у него любовная любовь...

Хм...

Начбезу Ольшанского не скажет, а тайному советнику Ди Стефано может и сказать.

Именно так. Андрей занимает должность тайного советника.

Платонов сам попросился к Феликсу. Его беспокоила тревожность жены босса в отношении острова. Сам босс как раз находился в том состоянии, когда его можно было на некоторое время оставить на заместителей.

Андрей нюхом чуял — что-то затевается вокруг этого ебучего острова. Правильно его босс называл. И не зря Арина так нервничала.

Платонов видел, ее здесь что-то держит. И это не привязанность к Ди Стефано, иначе босса бы уже разорвало и размазало по ближайшим окрестностям.

Арина что-то ищет, потому Платонов и предложил отправить его к Феликсу. Подстраховать. Правда, была еще одна причина, но пока Андрею там ничего не светило. Он ее и не видел больше ни разу, эту свою причину...

Парадокс. Феликс стал доном, но вся его верхушка настроена против него.

Слишком молодой. Слишком чужой. Слишком неопытный.

Молодому дону нужен был свой человек, преданный, который бы находился внутри, мог все видеть, анализировать и вовремя предупредить об опасности.