Будильник не прозвенел. Точнее, он, наверное, звонил, захлебываясь своей стандартной мерзкой трелью, но я, провалившаяся в сон всего три часа назад, просто выключила его на автомате.
Когда я открыла глаза и увидела на экране телефона «08:15», сердце не просто екнуло — оно рухнуло куда-то в район желудка, покрываясь ледяной коркой ужаса.
— Черт! Черт, черт, черт! — Я подскочила с кровати, путаясь в одеяле. Нога зацепилась за край простыни, и я едва не полетела носом в пол, чудом удержав равновесие.
Сегодня. Именно сегодня. В день, когда в холдинге «Астра» должны представить нового владельца. Того самого «мясника», о котором в курилке шептались уже две недели с дрожью в голосе. Говорили, что он увольняет за кривой узел галстука. Что он режет штаты, не глядя на стаж и заслуги.
А я — младший помощник руководителя отдела маркетинга. Пешка. Расходный материал. И я опаздываю.
— Миша! Солнышко, вставай! — я ворвалась в детскую, на ходу стягивая пижаму.
В комнате пахло теплым молоком и сонным ребенком — запах, который обычно действовал на меня как успокоительное. Но не сейчас. Сейчас он пах катастрофой.
Миша спал, раскинув руки, обнимая плюшевого медведя, у которого не хватало одного глаза — результат нашей недавней стирки.
— Зайчик, просыпайся, мы опаздываем в садик! — я потрясла его за плечо, чувствуя себя последней сволочью. Будить ребенка в такую рань — преступление.
Сын недовольно поморщился, открыл один глаз — такой же серый, как свинцовое небо за окном, — и сразу же закрыл его обратно.
— Не хочу, — пробурчал он в подушку. — Хочу спать. И мультик.
— Мультик будет вечером, обещаю. И мороженое. Если мы сейчас встанем за пять минут. Время пошло! — я включила «режим генерала», хотя руки тряслись, пока я вытаскивала из шкафа его колготки.
Двадцать минут спустя мы вылетели из подъезда. Питерское небо, как обычно, решило, что нам не хватает водных процедур, и щедро поливало город мелкой, противной моросью. Зонт я, конечно же, забыла.
— Мам, лужа! — радостно возвестил Миша, прыгая прямо в центр грязного месива. Брызги полетели на мои светлые брюки. Единственные приличные брюки, которые сочетались с блузкой.
Я замерла, глядя на серые пятна, расплывающиеся по ткани чуть ниже колена. Хотелось сесть прямо здесь, на мокрый асфальт, и зареветь. Просто разрыдаться в голос от бессилия, от хронического недосыпа, от того, что денег на химчистку нет, а до зарплаты еще неделя, и нужно заплатить за садик, и купить Мише зимние ботинки, потому что из старых он вырос…
— Мама? — Миша испуганно затих, глядя на меня снизу вверх.
Я глубоко вздохнула, загоняя истерику обратно в горло. Нельзя. Я взрослая. Я мама. Я справлюсь.
— Ничего страшного, герой, — выдавила я улыбку, доставая влажные салфетки. — Сейчас почистим. Ты же охотник на лужи, да?
В садик мы вбежали за минуту до закрытия группы. Воспитательница, Анна Петровна, посмотрела на меня с укоризной поверх очков, но ничего не сказала. Только когда я целовала Мишу в макушку, пахнущую детским шампунем, она тихо вздохнула:
— Елена Дмитриевна, вы бледная совсем. Отдохнуть бы вам.
— На том свете отдохнем, Анна Петровна, — отшутилась я, хотя внутри все сжалось. — Вечером заберу как обычно, в шесть!
Я выскочила на улицу и побежала к метро. Такси я позволить себе не могла — утренний тариф «комфорт» стоил как три моих обеда.
В вагоне было душно и тесно. Меня зажали между крупным мужчиной, пахнущим перегаром, и студенткой с огромным рюкзаком, который впивался мне в ребра. Я пыталась оттереть пятно на брюках, но только размазывала грязь, превращая её в мокрое размытое облако. Ладно. Буду сидеть за столом и не вставать. Или прикроюсь папкой.
«Главное — не попасться Ему на глаза», — билась в голове паническая мысль.
О новом владельце, Дамиане Барском, ходили легенды. Говорили, что он купил наш холдинг не ради прибыли, а чтобы уничтожить конкурента. Что у него вместо сердца калькулятор. Что он не прощает ошибок.
Моя ошибка сегодня могла стоить мне всего. Если меня уволят… Я даже думать об этом боялась. Аренда квартиры, кредитка, пустая почти под ноль, садик. Я одна. Помощи ждать неоткуда. Родители в другом городе, живут на пенсию, я сама им помогаю, когда могу. Отец Миши…
Я тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания. У Миши нет отца. Есть только прочерк в свидетельстве о рождении и одна ночь три года назад, которую я пыталась забыть, но не могла. Потому что каждый день видела эти серые глаза и упрямый подбородок в лице своего сына.
«Не думай об этом. Думай о работе. Маркетинговый отчет. Презентация. Ты все сделала. Ты молодец. Просто проскользни незаметно».
08:55.
Я вылетела из метро и помчалась к стеклянной высотке бизнес-центра «Москва-Сити» (да, филиал в Питере тоже любил пафос). Каблуки цокали по плитке, отбивая ритм моего бешеного пульса.
Вестибюль встретил меня прохладой кондиционеров и запахом дорогого кофе. Охрана на входе лениво проверила пропуск.
— Опаздываем, Смирнова? — подмигнул мне Вадик, начальник смены.
— Лифт! — выдохнула я, игнорируя его флирт. — Вадик, задержи турникет, пожалуйста!
Я проскочила через «вертушку» и увидела, как двери единственного свободного лифта начинают плавно закрываться. Следующего ждать минут пять, а это приговор. Совещание начинается ровно в 09:00.
— Придержите, пожалуйста! — крикнула я, забыв о приличиях, и рванула вперед, размахивая сумкой.
Двери остановились. Чья-то рука в безупречно белом манжете, выглядывающем из-под рукава дорогого пиджака, небрежно нажала кнопку удержания.
Я влетела в кабину, как взмыленная лошадь, едва не врезавшись в спасителя. Волосы растрепались, на щеках, наверное, пятна румянца, на брюках — след от лужи. Красотка.
— С-спасибо, — выдохнула я, сгибаясь пополам и опираясь руками о колени, чтобы восстановить дыхание. — Вы меня… спасли.
— Надеюсь, ваша пунктуальность лучше, чем ваша физическая форма, — раздался сверху голос.
Запах больницы ударил в нос, стоило автоматическим дверям разъехаться в стороны. Эта тошнотворная, ни с чем не сравнимая смесь хлорки, дешевого столовского супа, старой пыли и человеческого страха. Запах беды.
Меня повело. Ноги, которые еще минуту назад казались ватными, теперь налились свинцом. Я споткнулась о резиновый коврик, и если бы не рука Дамиана, железным кольцом сжимающая мой локоть, я бы распласталась прямо на грязном кафеле приемного покоя.
— Соберись, Смирнова, — его голос прозвучал над ухом не как просьба, а как приказ офицера солдату в окопе. — Ты нужна племяннику дееспособной.
Он не отпустил меня. Наоборот, притянул ближе к своему боку, создавая иллюзию защиты. Или контроля? С ним никогда нельзя было понять наверняка.
Мы вошли внутрь, и гул приемного отделения на секунду стих.
Картина была привычной для любого бюджетного учреждения: очередь из уставших, озлобленных людей на пластиковых стульях, крик какого-то ребенка, замученная медсестра за стойкой регистрации, которая печатала одним пальцем, словно мстила клавиатуре за свою маленькую зарплату.
И посреди этого унылого серо-зеленого хаоса — Дамиан Барский. В своем идеально скроенном черном пальто, расстегнутом, чтобы был виден костюм, стоивший больше, чем все оборудование в этом холле вместе взятое. Он выглядел здесь инородным телом. Хищником из другой экосистемы, случайно забредшим в загон для овец.
— Дамиан Александрович, — я попыталась высвободить руку, но его пальцы лишь сжались крепче. — Пожалуйста, вам не нужно... Вы же заняты. Я сама. Правда. Спасибо, что подвезли, но дальше я...
— Где регистратура? — перебил он, игнорируя мой лепет. Его взгляд сканировал помещение, не задерживаясь на людях, словно они были мебелью.
— Вон там, но там очередь, и... — начала я, надеясь, что вид очереди из пятнадцати человек отпугнет миллиардера.
Наивная.
Дамиан не стоял в очередях. Очереди рассасывались перед ним сами, повинуясь законам физики денег.
Он потянул меня к стойке, бесцеремонно огибая бабушку с палочкой и мужчину с перевязанной рукой.
— Мужчина, вы куда?! — взвизгнула женщина в пуховике. — Тут люди стоят!
Дамиан даже не повернул головы. Он подошел к стеклянной перегородке и постучал костяшками пальцев по мутному стеклу. Звук вышел сухим, властным.
Медсестра подняла на него глаза, полные профессионального раздражения, открыла рот, чтобы гаркнуть "Ждите!", но осеклась.
Что-то в его лице заставило слова застрять у неё в горле. Может быть, ледяной холод серых глаз. Может быть, та самая аура власти, которую невозможно подделать.
— Смирнов Михаил, — произнес он четко. — Поступил по скорой полчаса назад. Три года. Подозрение на аппендицит. Где он?
Я замерла, чувствуя, как сердце колотится о ребра, пытаясь сломать грудную клетку. Он назвал фамилию. Мою фамилию.
Да, это логично. Я сказала "племянник". Значит, сын сестры или брата. Фамилия может совпадать.
Но он назвал его возраст. Три года.
Дамиан умел считать. Три года назад была та самая ночь.
"Успокойся, — приказала я себе, кусая губу до крови. — У половины страны фамилия Смирновы. А детям свойственно рождаться. Это совпадение. Просто совпадение. Он не догадается".
— Вы кем приходитесь ребенку? — спросила медсестра, наконец справившись с оцепенением и натягивая маску вахтера. — Информацию даем только законным представителям.
— Я спонсор, — отрезал Дамиан. — А это, — он кивнул на меня, бледную как смерть, — его тетя. И единственный представитель, который сейчас в состоянии говорить. Где ребенок?
— Он в смотровом боксе номер четыре. Врач сейчас подойдет. Ждите в коридоре.
— Нет, — Дамиан достал из кармана бумажник. Не толстый, но из кожи аллигатора. Вытащил визитку — черную, матовую, с золотым тиснением. Положил на стойку. — Мы не будем ждать в коридоре. Мне нужна платная палата. Одноместная. Лучшая, что у вас есть. И заведующий отделением. Сейчас.
Медсестра взяла визитку двумя пальцами, словно это была радиоактивная пластина. Прочитала. Её глаза округлились.
— Барский? Тот самый... "Астра Холдинг"?
— У вас одна минута, — он посмотрел на свои часы. — Время пошло.
Она схватила телефонную трубку, забыв про очередь, про правила, про всё на свете.
— Алло? Сергей Викторович? Тут... тут к Смирнову пришли. Да. Нет, не родители. Спонсоры. Очень... очень серьезные. Да, я поняла.
Я стояла рядом, чувствуя себя марионеткой. Моя воля была парализована страхом. Я должна была остановить это. Я должна была крикнуть: "Не смейте! Это мой сын! Уходите!".
Но я молчала. Потому что у меня в кармане вибрировал телефон с пятьюстами тысячами рублей, которые спасут жизнь моему ребенку. И потому что часть меня — та слабая, испуганная женская часть — была безумно благодарна, что кто-то большой и сильный взял этот кошмар на себя.
— Идем, — Дамиан снова взял меня под локоть, уводя от стойки.
— Куда? — пискнула я.
— В четвертый бокс. Ты же слышала.
Паника накрыла меня цунами. Четвертый бокс. Там Миша.
Миша, у которого такие же глаза. Миша, который в три года уже умеет хмурить брови точь-в-точь как мужчина, который сейчас тащит меня к нему.
— Нет! — я уперлась ногами в пол, тормозя подошвами туфель. — Дамиан Александрович, вам нельзя туда! Там... там инфекция! Карантин! И вообще, это детский бокс, вы... вы в пальто!
Он остановился, глядя на меня с недоумением, смешанным с раздражением.
— Смирнова, ты бредишь? Какой карантин при аппендиците?
— Я... я сама, — затараторила я, чувствуя, как по спине течет холодный пот. — Вы сделали достаточно. Более чем. Вы оплатили палату, вы договорились с врачом. Спасибо вам! Огромное спасибо! Но дальше... это семейное дело. Понимаете? Семейное. Ребенок испугается чужого дяди.
Я говорила слишком быстро, слишком громко. Мой голос срывался на визг.
Дамиан прищурился. Он сканировал мое лицо, и я видела, как в его мозгу крутятся шестеренки. Он чувствовал ложь. Он чуял страх, который был глубже, чем просто тревога за здоровье.