Наследник для звёздного захватчика

1

Это было истинное сумасшествие. Крики, запах крови, удушливый дым. Ангар пылал в нескольких местах, и никто не стремился тушить огонь. Всем было совершенно не до этого.

Они уже почти были здесь. Я их слышала – ритмичный топот десятков ног.

Где-то снаружи рвануло, и земля под ногами отдалась гулом. Я никого не видела и не слышала. Шейн сказал ни под каким предлогом не высовываться на поверхность, но я не послушалась. Но ведь кто-то должен был вернуться за раненым разведчиком. Да и что толку-то было сидеть в бункере, кого кроктарианцы не вытравили газом, тех просто завалило от очередного взрыва, превратив бункер в душную, пыльную могилу.

Если бы только добраться до того люка, который показал мне брат.

Но между мной и заветным спасительным ходом было более ста пятидесяти метров, а в этом аду на их преодоление потребуется целая жизнь. Но я должна хотя бы попытаться, хотя бы попробовать.

Стиснув зубы, я зажала рану на боку ладонью и снова поползла в сторону железных контейнеров. Где-то сзади раздался крик, я обернулась, но в густом задымлении разглядеть ничего не смогла. Топот приближался, мне было уже никак не успеть.

Может, они убедятся, что тут все погибли, что почти ничего и никого не осталось после обстрела, кроме нескольких раненых, и уйдут?

А мне просто нужно попытаться спрятаться среди плотно стоящих контейнеров, авось не отыщут.

Где-то на улице послышался окрик, и спустя минуту в светлой широкой полосе, что прошила задымление, попадая в распахнутые ворота ангара, появились высокие тени.

Кроктарианцы шли слаженным отрядом, держа наперевес оружие. Высокие, все в чёрном, с закрытыми шлемами на головах. Их топот отдавался животным страхом в мозгу, плавил внутренности в жидкую обжигающую магму.

Я заползла за один из контейнеров и скривилась от боли. Рана не была серьёзной, но кровоточила и была открытыми воротами для инфекции. И даже если я смогу сбежать, что маловероятно, то могу просто не добраться до своих за медицинской помощью. А свою сумку с медикаментами я потеряла, когда меня отбросило взрывом как раз на ту развороченную бочку. Я приземлилась боком, ржавый металл, слава Богу, скользнул лишь по рёбрам, распоров кожу, а потом я свалилась на землю. Если бы сантиметров пять ниже, то меня бы уже не было. И кто знает, может тогда бы всё закончилось намного проще.

Из моего укрытия было хорошо видно пришельцев. В центре остались пятеро, а остальные бросились россыпью по ангару. В том числе и в мою сторону.

Я притихла, но сердце колотилось так сильно и так громко, что хриплое дыхание не получалось давить в горле. Подобрала колени и уткнулась носом. Зажмурилась, когда услышала шаги совсем рядом.

И чуда не произошло.

Уже через пару мгновений задохнулась от боли, когда крепкая рука в жёсткой перчатке вцепилась мне в волосы и вытащила волоком из укрытия.

Меня и ещё человек шесть швырнули под ноги тем пятерым, что стояли в центре ангара. Я упала лицом прямо в пыль и гарь, едва не взвыв от боли в боку.

— Больше никого, — минут через десять отчитались те, кто рыскал по ангару. — Остальные мертвы или сбежали. Что делать с этими, командор?

При последнем слове я вздрогнула. Но ведь это просто звание, их таких сотни.

— Расстрелять, — спокойный ответ, и голос, очень схожий с тем, что я слышала неоднократно, только чуть более низкий и хриплый.

Сзади послышался короткий отрывистый свист — так их оружие приводилось в готовность. Я глубоко вдохнула и выпрямилась. Даже умирая, стоя на коленях, можно выглядеть достойно Земли. Видит Бог, я боролась. Защищалась. Делала всё, что могла для своего дома и своей расы.

Мою руку нашла влажная ладонь. Я посмотрела в сторону и узнала Нину — нашу кухарку. Молодая женщина, добрая и мягкая. Она молчаливо плакала, глядя на меня. Мне тоже не хотелось умирать, но я давно смирилась с мыслью, что рано или поздно придётся. Таков сейчас наш мир. Цель — принести как можно больше пользы общему делу, борьбе. И мы с Ниной сделали, что смогли.

— Не бойся. Всё хорошо, — я сказала это как можно спокойнее, сжав ладонь девушки, хотя у самой внутри всё выворачивало от тошнотворного страха.

— Подожди, — тот, к кому обращался кроктарианец, вытянул вперёд ладонь, останавливая казнь.

Он снял шлем и немного склонил голову, вперившись в меня глазами.

Грязную, в крови и пыли, со свалявшимися, обожжёнными взрывом волосами, но он узнал меня. А я его. Голубые глаза полыхнули ледяным пламенем, а губы сжались в тонкую полосу.

Это был Тайен Яжер.

Тот, кому для существования на моей планете нужна моя кровь.

Тот, кто сделал из меня непонятное существо, превратив моё тело в единственный во всей Вселенной сосуд, что может дать ему потомство.

Тот, чьи прикосновения некогда разбудили во мне странные ощущения, до сих пор хранимые памятью.

— Эту, — он кивнул на меня, — в машину. Остальных убрать.

2

Даже в первый раз, когда меня привели в Центр Адаптации, не было так страшно. Тогда я знала об ужасах этого мира, но жила в своём гетто в относительной безопасности и комфорте. Теперь же я познала все ужасы этого жуткого времени, все страхи и боль войны с чужаками. Я видела смерть своими глазами, видела жертв пыток и экспериментов. И сейчас сама могла стать одной из них.

«Чёрные плащи» привезли меня в Центр и передали в руки сотрудникам. Меня вымыли в камере очищения и дезинфекции, переодели в больничную белую сорочку. Только вот я была не больна, и прекрасно понимала, что меня ждёт.

Двое санитаров привели меня в большую светлую палату с несколькими креслами, разделёнными шторами. Но здесь мы не остались, а прошли дальше. За широкой металлической ширмой стоял стол, похожий на операционный. Блестящий и холодный. Возле светящейся знаками и символами большой электронной панели врач набирал в шприц какое-то вещество. А рядом с врачом, такой же холодный и беспристрастный, как эта операционная, стоял Тайен Яжер.

— Тайен! — крикнула я и попыталась вырваться, но мои руки только сильнее сжали, усмиряя и сдерживая на месте.

Меня дотащили до стола и водрузили на холодную поверхность. Я не могла не сопротивляться, хотя и понимала всю тщетность своих попыток. Ноги и руки зафиксировали стальными браслетами, на лоб лёг удерживающий ремень. Солёная влага обожгла щёки.

— Тайен, пожалуйста… — взмолилась я, глядя на него.

Мужчина, который стоял рядом со столом, напоминал моего командора лишь отдалённо. Холодный и беспристрастный, он смотрел мимо меня.

— Тридцать пять процентов крови в запас, — отдал распоряжение, от которого я вся похолодела внутри. — Возьмите часть яйцеклеток для исследования, а потом в анабиоз.

— Не надо, прошу! — взмолилась я. Анабиоз равен смерти. Меня уже никогда не вернут в сознание, им это не надо. Нужен только мой биологический материал. — Тайен, не надо!

И тут он словно впервые услышал мой голос. Обернулся и посмотрел в глаза. Ещё и слова не сказал, но уже по взгляду я поняла, что проиграла битву за собственную жизнь.

— Я пытался дать тебе подобие нормальной жизни, Лайлэйн. Но ты его отвергла. И теперь у меня нет на тебя времени — идёт война. Прощай.

Он не отвернулся, не ушёл. Склонился и смотрел в моё лицо, пока тёмная жидкость ползла по трубке к игле, ведущей в мою вену, а потом лицо командора стало расплываться. Мозг затуманился… и взорвался жутким писком.

Я рывком села на постели, сжав виски, резко запульсировавшие болью, и уставилась на пищащий на серой стене динамик.

Подъём.

Потёрла запястья и лодыжки, будто там и правда только-только захлопнулись браслеты. Сердце всё ещё колотилось о рёбра, хоть головой я и понимала, что это лишь сон.

С верхней полки спрыгнула моя соседка по отсеку — Нина. Она работала на кухне. Её спасли незадолго до меня, когда ту уже поместили в анабиоз для периодической откачки крови.

— Лили, доброе утро, — девушка мило улыбнулась. — Ты снова ворочалась во сне. Опять он снился?

О своём пребывании в доме командора Яжера, кроме как брату, я почти никому ничего не рассказывала. Но Нина возилась со мной, когда я кричала по ночам от кошмаров, и кое-что я всё-таки ей поведала. Иначе бы просто не смогла пережить первый месяц.

Я встала и заправила постель, надела тапочки и взяла полотенце. На утренние процедуры и завтрак у меня сорок минут, а потом, так как сегодня среда, нужно быть в тренировочном зале. На дежурство я заступала сегодня в двенадцать.

С ночи моего побега из дома командора прошло почти шесть месяцев. Шейн и тот парень, что помогал ему — Том, привезли меня в заваленный хламом старый ангар, в котором был вход в бункер. Здесь сосредоточились те, кто всё ещё сопротивлялся захватчикам. Если я в тайне и предполагала раньше, что кто-то ещё способен противостоять кроктарианцам, то уж точно не ожидала таких масштабов.

Это была целая машина, которая работала слаженно и чётко. Шейн сказал, что сопротивление сейчас насчитывает почти двадцать тысяч человек и постоянно растёт. Конечно, в масштабах планеты это ничтожно мало, но всё же это уже что-то. Это значит, что люди всё ещё способны бороться за свой дом, за свободу. Легко не будет, это всем понятно, но это, как минимум, дарит надежду.

Наш бункер насчитывал почти две тысячи повстанцев. И каждый занимался своим делом, принося сопротивлению посильную пользу. Физические тренировки были обязательны для всех более-менее здоровых, даже дети, которых тут было не так уж и много, должны были тренироваться и учились стрелять.

У меня с этим выходило не очень. Обучать меня взялся тот самый парень, что помогал Шейну с моим побегом — Том. Ему в этом нелёгком деле я совсем не завидовала.

На внимание и время Шейна у меня оказалась соперница. Дина — его девушка. Они вместе жили в отсеке, вместе ходили на задания и вместе тренировались.

Признаться, я ревновала. Умом всё понимала, но сердцу-то не прикажешь. К тому же Дине я явно не нравилась. Она морщилась каждый раз, когда я оказывалась рядом. Однажды я даже услышала, как она себе под нос буркнула, назвав меня «коллабой».

Я знала, что это значит — сокращённо от «коллаборационисты» — сочувствующие захватчикам, те, кто перешёл на их сторону и содействует им.

3

В медблок, куда меня определили работать, я вошла на дрожащих ногах. После тренировки ныло всё, даже пальцы, потому что сегодня Том заставил меня отрабатывать хват противника за одежду. Его форма довольно грубая, и я едва не содрала кожу с пальцев.

Быстро ополоснувшись, я стянула волосы в тугую косу, завернула её низко на затылке и поспешила к выполнению своих прямых обязанностей, на ходу застёгивая белый халат.

— Лили, — воскликнул доктор Ховард, едва увидев меня у входа в лабораторию. — Выглядишь слегка помятой. Опять Том тебя на тренировке загонял?

Да, это был именно тот самый врач, который принимал меня в Центре распределения пришельцев. Он работал на них под прикрытием, выведывал информацию о программе «Источник», о разработках захватчиков и, что самое важное, изучал их самих.

То, как работает их организм, чем отличается от нашего, и где у них слабые места. Именно благодаря его работе мы узнали о кроктарианцах многое. То, чего земляне не узнали на протяжение более, чем пяти десятков лет.

Но с моим побегом доктор Ховард оказался под угрозой раскрытия, и его пришлось срочно выводить. Здесь же он продолжил свои исследования, потому как материала накопил достаточно, а теперь и меня подключил. Он обучал меня врачебному делу, позволив помогать ему и в лаборатории.

О том, что командор Яжер провёл реверсивное переливание, Ховард решил пока умолчать в отчётах. Не знаю почему, но он оберегал меня, хотя знал достаточно, чтобы ему отдали приказ свыше и надо мной проводить эксперименты.

О том, что сказал мне командор в ту ночь, я не сказала никому. Даже Шейну. Иногда мне казалось, что этого разговора и вовсе не было, настолько невероятным казались слова Тайена Яжера. Мы с братом просто не можем быть наполовину кроктарианцами. А если об этом кто-то узнает, то случиться может всё, что угодно. Как минимум, нас арестуют, а если уж захотят исследовать, так и думать о таком страшно.

Ни свои, ни чужие. Нам придётся бежать и прятаться от всех. Сколько мы так протянем, когда на нас откроют охоту и люди, и пришельцы?

— Лилиан, в пятой палате тебя ждёт Дик Мэдис. Осмотри его раны, отдай распоряжения медсёстрам и возвращайся, сегодня мы ставим первый эксперимент.

Мы с доктором, а точнее, конечно, доктор, а я так, просто помогаю, разрабатываем уже вторую неделю вакцину от странной болезни, которая поражает большие участки кожи, покрывающиеся болезненными тёмными пятнами. Доктор предполагает, что эта инфекция была занесена на Землю пришельцами, потому что соответствия симптомов мы не нашли ни у одной земной болезни, даже сопоставляли по старым книгам. Примечательно, что заражение происходит в основном у солдат на вылазках, но не передаётся тем, кто остаётся в бункере.

И сегодня мы будем впервые вводить вакцину мыши, специально заражённой доктором, который пересадил ей участок поражённой кожи больного.

Я взяла необходимые документы и инструменты и отправилась в конец больничного отсека, где находились палаты с ранеными.

Дик Мэдис пострадал во время последней вылазки. Он и команда ещё из четырёх парней разведывали обстановку на бывшем бетонном заводе, где теперь пришельцы возвели странное сооружение, раз в пять часов выпускающее облако голубоватого дыма, которое рассеивается в течение семи-восьми минут.

Судя по всему, для них это стратегически важный объект, а значит, прежде чем совершить диверсию, нам нужно узнать, как можно больше о том, что же они там делают.

Наших ребят кроктарианцы обнаружили, когда те подобрались совсем вплотную. Выжили только двое: Дик и ещё один парень, которому повезло чуть больше, и вот уже как пару дней Ховард отпустил его в свой отсек отлёживаться ещё пару дней.

— Здравствуйте, мистер Мэдис, как себя чувствуете? — я улыбнулась мужчине, лежащему на кровати, а он в ответ улыбнулся мне.

— Хорошо, Лили, а теперь, когда ты пришла, ещё лучше. Скоро мне уже разрешат уползти в свою нору?

Показатели анализа крови, которые отдала мне медсестра свидетельствовали, что в свою нору пациенту уползать ещё рано, потому что раны, полученные на задании, всё ещё были воспалены, что и отразилось в анализах.

— Ещё немного, мистер Мэдис, отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь. Набирайтесь сил.

— Да как же тут не беспокоиться, — черты лица его вдруг заострились, — когда эти вампиры…

Он осёкся и помрачнел. Отвернулся и надолго уставился в стену. Год назад Дик потерял семью, когда бежал из своего гетто к повстанцам. Его жену поймали, когда они должны были встретиться в условленном месте, а потом казнили, а малолетнюю дочь забрали в «питомник» — место, где растили детей преступников, которые потом все становились участниками программы «Источник» без права на хотя бы временную нормальную жизнь.

И теперь Дик старался принимать участие во всех вылазках и самых опасных операциях повстанцев. Ранен за год был уже не впервые, и вот снова торопился вернуться в строй. Как по мне, так он просто искал смерти, наказывая себя за то, что не смог сберечь семью, что вообще рискнул и решился на побег.

Передав распоряжения доктора Ховарда медсестре, я покинула палату и направилась в процедурную, где меня ждал Шейн. Он поранился недавно на тренировке, и мне стоило огромного труда и угроз заставить его явиться в больничный отсек, чтобы обработать рану, которая не заживала вот уже третий день.

4

Я вошла в столовую и вздохнула от длины очереди у раздаточного окна. Думала, если приду ближе к концу обеду, стоять долго не придётся, но я ошиблась. Народ толпился с разносами у окошка в ожидании своей пайки.

Еда в свободном доступе в бункере не находилась. Её выдавали бесплатно, но строго по времени три раза в день. Не успел — твои проблемы. Оставляли только тем, кто ушёл на вылазки, но часто потом оказывалось, что еды больше, чем вернувшихся человек.

Продукты были простые и в режиме экономии, потому что со снабжением были проблемы, что не удивительно. Мне в целом хватало, но насколько достаточным было питание для крепких мужчин типа Шейна или Тома, трудно было сказать.

Я дождалась своей очереди и поставила на столик в окошке разнос.

— Приятного аппетита, Лили, — сказала Нина, опустив тарелки и кусочек серого хлеба, сегодня как раз была её смена на раздаче.

– Спасибо! — поблагодарила я её и, взяв свой поднос, отошла в сторону.

Сегодня на обед был свекольный суп и пшеничная каша с жареным луком, кусочек хлеба и даже две сушки к компоту. Вполне прилично, да и перебирать харчами сейчас не время. Дважды в неделю даже бывают мясо и молочные продукты, а если их не хватает, мы стараемся оставлять их детям. У них растущий организм, нутриенты из этих продуктов им необходимы. Да и не так много детей тут у нас.

Вообще, для многих такое питание оказалось шикарным. Я думала, что все люди жили в примерно одинаковых условиях, весьма неплохих, если судить по нашему гетто. Но это оказалось далеко не так.

Том из Северного гетто, а у них там всё было совершенно иначе. Никаких домов, белых заборчиков, школ и маленьких милых магазинчиков. Никаких собачек и мальчишек на велосипедах. Мы думали, что нам было жить страшно из-за программы “Источник”, но мы глубоко ошибались.

В Северном гетто царил хаос. Никакой медицинской помощи, болезни, безработица, люди жили в грязных, неотапливаемых бараках. Сбивались в банды и воевали между собой.

И умирали.

Том говорил, что встретить на улице несколькодневный труп под забором — обычное дело. Обыскать его на предмет каких-то грошей или других сомнительных ценностей — тоже.

Нет полиции, нет никакой даже видимости правительства, как было у нас. А кроктарианцы просто приезжают на машинах, хватают нескольких человек прямо на улицах или в первом попавшемся бараке и увозят.

И таких гетто, как Северное, не одно. Их множество. Где-то ситуация чуть лучше, где-то примерно, как в том, где родилась я, а где-то совсем худо. Говорят, что если в каком-то гетто начинается болезнь или сильные междусобойные стычки, то захватчики просто-напросто проводят полную зачистку. Им не с руки возиться.

Дина, девушка Шейна, как раз из такого. Брат говорил, она из гетто “Аква”, которое располагалось на берегу моря. Там четыре месяца назад разыгралась эпидемия, люди стали умирать один за другим от кишечной инфекции.

А однажды явились они — кроктариацы. Приехали на огромных машинах, извергающих из больших пушек огонь, и сожгли всё дотла. Дине же удалось спастись просто чудом. Она как раз была на нелегальной вылазке за рыбой.

Нелегальной — потому что само гетто от моря было огорожено высоким забором, и людям на берег было нельзя. А Дина знала лазейку, и когда возвращалась — увидела, что творится что-то страшное, вернулась и спряталась в ущелье, несколько недель жила там одна, пряталась в морской пещере, вход в которую был через воду, пока её там не обнаружили повстанцы.

С тех пор она ещё более люто ненавидит всё, что связано с кроктарианцами и говорит, что готова в любой момент жизнь положить на борьбу с ними.

Думаю, такая её непримиримая ненависть — одна из причин неприязни ко мне. Она считает, что я, как минимум, прожив столько времени в доме командора кроктарианцев, должна была попытаться ему как-то навредить.

Я, крепко удерживая поднос, пошла в конец большой столовой, к столику, из-за которого мне помахал Том.

— Ты сегодня поздно, — сказал он, когда я опустилась на стул и поставила еду на стол.

— Много дел было в медблоке, — пожала плечами. — Ты, кстати, тоже.

— Угу, — он откусил кусочек сушки и аппетитно захрустел ею. - Надеялся встретиться с тобой.

В любой другой раз я бы, скорее всего, даже не обратила внимания на эту фразу, но после слов Шейна само как-то получилось зацепиться. И не просто зацепиться — я почувствовала, как потеплели мои щёки.

— Решил, что мало измучил меня на тренировке? — попыталась отшутиться я.

— Ага, — он улыбнулся простодушно и открыто. — То-то я смотрю, ты слишком легко присела на стул. Видимо, приседаний надо было дать больше. И даже руки не дрожат.

Он положил свою крупную горячую ладонь чуть выше моего запястья и немного сжал, на что моё тело отреагировало странно. Я вздрогнула и уронила ложку. Хорошо, что пустую.

— Эй! — пожурила его я, стараясь игнорировать странное тепло на коже, хотя он уже убрал руку. — А если бы я держала горячий чай?

Он сложил ладони, жестом прося прощение, а я, наконец, приступила к обеду.

— Лили, у меня к тебе предложение, — сказал Том заговорщическим тоном. — Но Шейну оно не понравится. Однако, ты взрослая, сама уже решать имеешь право.

5

— Я сказал нет.

— Шейн! — я ожидала, что он будет недоволен, но Шейн крайне категоричен. — Так нечестно! Я готова!

— Нет, Лили, не готова, — он покачал головой, слишком сильно надавил на ключ, и гайка слетела “с мясом”.

Брат отбросил в сторону сломанный прибор и, тяжело вздохнув, посмотрел на меня исподлобья.

— Нет, готова! Том тренировал меня шесть месяцев, Шейн. Я больше не могу сидеть в бункере, понимаешь? Короткие вылазки на солнце не в счёт. Я хочу быть полезной!

— Ты и так полезна, Лили. Ты почти врач, а такие у нас на вес золота. Мы тебя должны беречь.

Я видела, как он сжал зубы, а взгляд заволокло пеленой грусти. Шейн потёр переносицу, пытаясь скрыть свои эмоции, но потом шагнул ко мне и сжал плечи.

— Лил, я чуть не сдох, когда тебя забрали, понимаешь? С ума сходил, обезумел от горя. Мне башню снесло напрочь. Если бы ребята из сопротивления не пришли за мной и не дали надежду на твоё спасение, я бы не вывез, — он смотрел мне в глаза, и я ужаснулась, как на самом деле сильно ударило по нему то, что меня забрали в “Источник”, как изменило это его. — Я ничего в этой жизни не боюсь уже, Лили, ничего. Только одного — снова тебя потерять.

Выдохнув, я бросилась брату на грудь. Крепко-крепко прижалась и едва смогла сдержать слёзы. Мне в очередной раз так сильно захотелось рассказать ему ту правду, которую я узнала о нас с ним и наших родителях.

Я зажмурилась изо всех сил, сдерживаясь. Напомнила себе о том, какие последствия могут быть у моей откровенности. Это, как минимум, опасно. Я не знаю, как сложится всё дальше, вдруг людям станет известно о том, что в мои вены влили кровь пришельцев. А если окажется, что Шейн был в курсе — его тоже накажут.

Да и вообще… Он всем сердцем ненавидит кроктарианцев, его борьба за свою расу искренняя и целеустремлённая. А каково ему будет узнать, что в нём самом течёт кровь кроктарианцев? Каким будет осознание того, что ты — результат эксперимента?

Я уже прошла через это. И как можно дольше хочу уберечь брата. Не только ведь ему обо мне заботиться.

Он ушёл в свой отсек, а я начала мерить нервно шагами выделенные мне несколько квадратов. От стены до койки и обратно. Я прекрасно понимала Шейна и его страх, его заботу, но… я уже не являлось той Лили, который была до попадания в “Источник”. Меня не нужно было оберегать.

Я хотела действовать. Хотела бороться, как и другие.

Прекрасно понимая, что Шейну это сильно не понравится, я приняла решение пойти с Томом на вылазку. Главное было подготовиться так, чтобы брат не узнал заранее. Ссора перед первым боевым заданием мне была совершенно не нужна.

Получив необходимые разрешения, я прошла инструктаж, собрала сумку с медикаментами и в четыре часа дня была возле третьего шлюза.

— Рад, что ты решилась, Лили, — улыбнулся Том, когда я подошла к группе. — Честно говоря, удивлён, что Шейн вот так тебя отпустил.

— И не говори, — я нейтрально улыбнулась, не планируя сейчас рассказывать, что Шейн-то был как раз резко против.

Я осмотрелась. Группа состояла из четверых человек. Я — пятая. Мужчин среди нас было трое.

— Я Таня, — ко мне обратилась высокая женщина лет тридцати пяти. С виду крепкая и закалённая, с коротким ёжиком рыжих волос и тонким лиловым шрамом, пересекающим лоб. — Операцией командую я. Ты наш медик?

— Да, — я уверенно кивнула, хотя где-то внутри начало зарождаться волнение, потому что приходило осознание того, что я сейчас пойду на своё первое боевое задание. — Меня зовут Лили. Лили Роуд.

— Хорошо, Лили. Объяснять дополнительно ничего не буду, ты ведь прошла инструктаж?

— Да, верно, прошла, — я кивнула ещё раз.

— Отлично. Главное, слушайся приказов и будь максимально собранной, — она по-мужски похлопала меня по плечу. — Выдвигаемся.

Последнее уже было обращено ко всей группе. Мы все ещё раз проверили каждый своё снаряжение, прикрыли лица масками и вошли в лифт, который должен был поднять нас на поверхность.

Чем выше мы поднимались, тем быстрее стучало у меня в груди сердце. Я несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы выровнять пульс. Подвести всю группа из-за своего волнения мне не хотелось.

— Нервничаешь? — тихо шепнул Том, а потом внезапно мгко сжал мои пальцы, незаметно для других.

Признаться, мне сейчас его поддержка была совсем не лишней. Но… в то же время я смутилась от этого прикосновения. Оно было далеко не первым, если учитывать, как Том без зазрения совести и трепетной осторожности швырял меня на маты в спортзале. Но после слов Шейна про свидание именно это осторожное прикосновение к пальцам вызвало трепет.

— Нет, — зачем-то солгала я. Наверное, надеялась, что так действительно перестану волноваться.

Первым делом, что я сделала, когда оказалась на поверхности — глубоко вдохнула свежий воздух и подставила лицо солнечному свету. И не я одна. Но нежиться времени не было, и, пригнувшись, группа направилась на задание.

Относительно недалеко, за лесополосой, проходила трасса. Не самая значимая, и по ней редко ездили кроктарианцы. Но сегодня, после диверсии на более крупном транспортном узле, по этой дороге должна была пройти машина. По данным разведчиков, в ней могла находиться капсула с землянином и партия медицинских препаратов, разработанных кроктарианцами.

6

— Мать их! — выругалась Таня. — Уходим! Живо!

Парень из команды подскочил и вытащил девушку из капсулы, закинул на плечо и выпрыгнул из машины. Я поспешила за ним, но тут мне под ноги подкатилась какая-то штуковина, напоминающая консервную банку.

“Бомба!” — пролетело в голове.

Но это оказалась дымовая шашка. Она завертелась и зашипела.

Я дёрнулась в одну сторону, но оттуда услышала выстрелы снова. Потом в другую. Ничего не было видно, дышать стало тяжело.

Так же тогда вырвал меня Шейн из рук кроктариацев, так же, кажется, я могла сейчас снова угодить к ним обратно — задыхаясь в едком дыму.

Ужасы, которые я часто видела во сне, ожили и выступили липким потом на коже. Голова начинала кружиться,в ногах появилась слабость. Я закашлялась, но вспомнила про противогаз у меня в сумке. Выдернула его и наскоро натянула дрожащими руками.

И вдруг почувствовала, как меня ухватили за локоть.

— Пошли, Лили! — узнала я голос Тома.

Сам он был без противогаза и без своей сумки. Он прикрывал лицо локтем и кашлял. Но, кажется, он ориентировался и точно понимал, в какую сторону нам нужно бежать.

Он держал крепко мою руку, пока мы неслись со всех ног. В противогазе дышать было невозможно, и я сдёрнула его, едва мы выбежали из задымления. Оглядываться я не решалась из страха, да и не надо было тратить на это драгоценное время.

— Сюда, — Том толкнул меня к деревьям на небольшой пригорок, но взбираться на него пришлось ползком, обдирая ладони и колени.

Потом мы скатились вниз и провалились в густой кустарник. Не взвыть от оцарапавших руки и лицо веток, мне не дал страх за жизнь. Я сцепила зубы и как можно тише застонала.

Том навалился сверху и прижал меня к земле.

— Тихо, Лил, лежи, — прошептал прямо в ухо.

Мы замерли. Об удобстве я совсем не думала, главное было остаться незамеченными. Выжить.

Шли минуты. Сердце продолжало биться быстро в жутком ожидании, что нас вот-вот обнаружат. Но постепенно всё же пульс стал выравниваться.

А потом, в какой-то момент, слишком близкое дыхание Тома вызвало во мне странные ощущения. Я старалась их не замечать, но когда его тёплое дыхание шевелило волосы у меня на шее и касалось кожи, это казалось… волнующим. Как-то иначе, чем тогда, когда рядом оказывался командор. Не так мощно, без примеси страха.

Мне хотелось хоть немного отодвинуться, но сейчас самым важным было, чтобы нас не заметили. Поэтому стоило сконцентрироваться на этом.

Не знаю, сколько мы так пролежали, но моё тело ощутимо затекло. Пальцы замёрзли, ноги и руки казались деревянными. Спустя время Том пошевелился и немного приподнял голову.

— Думаю, можем идти, пока они не вернулись с подкреплением и не стали прочёсывать местность. Да и стемнеет скоро.

Осторожно, стараясь не хрустеть сухими ветками, мы с Томом выбрались из оврага и, стараясь идти осторожно и максимально незаметно, двинулись в сторону ближайшего замаскированного входа в бункер.

Выдохнуть у меня получилось только когда мы уже спускались в лифте. Мне сейчас предстояла приличная взбучка от Шейна, но даже это казалось сейчас не таким важным.

Мы потеряли людей.

Скорее всего, никто из команды, кроме меня и Тома, с задания не вернулся. И девушка, которую я вывела из анабиоза, тоже вероятнее всего погибла.

Мы живём в мире постоянных потерь. Казалось бы, такое не должно удивлять и так сильно цеплять, но на деле это оказывается совершенно не так.

Это больно. И осознавать, что ты вернулся, а они нет — тоже.

Едва лифт открылся, первое, что случилось, — это я увидела, как разъярённый Шейн вцепился в куртку Тома.

— Эй! — тот попытался утихомирить моего брата. — Успокойся, дружище, мы живы. Выбрались. Лили вернулась.

— Я вижу! — прорычал Шейн. Он был чрезвычайно зол. Просто разъярён. — Какого чёрта она вообще там оказалась?!

Том бросил на меня быстрый взгляд, догадавшись, что я солгала, и брат мне добро на вылазку не давал.

— Шейн, успокойся! — пришлось и мне подключиться, потому что казалось, что он Тома сейчас задушит. — Том не знал, что ты был против. Я соврала ему. Но… это было моё решение!

— Лил! — он отпустил Тома, сердито оттолкнув, а на меня посмотрел с яростью. В глазах полыхал гнев. — Мы же говорили об этом!

— И я прекрасно понимаю тебя, правда, — я прикоснулась ладонью к его предплечью. — Но ты тоже пойми меня, Шейн, я не могу больше сидеть на месте, я…

Он даже не дал мне договорить. Сбросил мою руку, яростно взглянул на Тома, а потом развернулся и быстрым шагом удалился прочь по коридору.

Тяжело вздохнув, я опустилась на корточки. День и так выдался непростой, а тут Шейн ещё…

— Твой брат слишком переживает за тебя, Лили, — раздался женский голос рядом, я подняла глаза и увидела Таню. — Последние полтора часа он считал, что ты либо погибла, либо снова оказалась в руках “вампиров”.

— Таня! — я тут же резко поднялась. Сердце от радости застучало быстро. — Ты выбралась! А остальные?

7

Наблюдать за тем, как Шейн и Том швыряются друг в друга огненными взглядами вот уже два дня, меня начинало уже порядком утомлять. И шушуканье других, что двое друзей поссорились из-за меня, из-за того, что я приняла самонадеянное решение принимать участие в вылазке.

А что такого я, собственно, сделала?

Том сам предложил. Как мой куратор, он прекрасно понимал уровень моей подготовки.

И во время самой операции я действовала по инструкции. Всё, что на меня возложили — выполнила.

Я понимала Шейна, понимала, почему сердится, но в то же время и ему следовало понимать, что я не маленькая девочка, уже совсем не та сестрёнка, о которой нужно так рьяно заботиться.

Знаю, мы всегда в той или иной мере будем заботиться друг о друге, но нужно понимать, что каждый из нас имеет право выбирать, делать то, что считает нужным. Мы должны научиться принимать этот выбор друг друга.

Сил терпеть это напряжение и перекрёстный огонь взглядов у меня уже не было никаких, и я решила как можно быстрее уйти с ужина. Доела свой рис с тыквой, выпила компот, всё сложила на разнос и отнесла на стол для грязной посуды.

— Жду тебя дома, — улыбнулась Нине, которая как раз вышла с тележкой, чтобы загрузить грязные тарелки и отвезти их в моечную.

— Я сегодня допоздна, — она пожала плечами. — Дежурю возле печей с хлебом. Ложись пораньше, если хочешь, у тебя ведь завтра с утра тренировка?

— Да, завтра рано вставать, — я кивнула ей, на всякий случай мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я ушла из столовой, стараясь не смотреть ни на Тома, ни на Шейна, ни на девушек и парней из их компании, в которую я так толком влиться и не смогла.

Столовая гудела в самом разгаре ужина. В коридорах народу было мало. Я вспомнила, что забыла в медотсеке книжку по хирургии, которую как раз изучала в последние недели, и решила вернуться за ней. Раз уж поужинала я рано, было время до сна заняться учёбой.

Я спустилась по лестнице несколько пролётов на нужный мне уровень, набрала код на двери, чтобы магнитный замок впустил меня за решётчатую дверь, и снова спустилась. Здесь хранились медицинские препараты и располагалась небольшая комнатка, которую мы называли ординаторской. Обычно доктор Ховард проводил тут совещания с остальными медиками, обсуждал план действий на тот или иной случай. Медицинская документация и библиотека тоже были здесь. Когда у меня появлялась минутка, я располагалась на небольшом диванчике и изучала книги по медицине. А иногда, как сегодня, брала их с собой в свой отсек.

Но до нашей ординаторской я не дошла, потому что услышала, как где-то рядом кто-то тяжело дышит и даже всхлипывает. Прошла чуть дальше и у стены увидела Эмму — одну из медсестёр. Она держала в руках медицинский лоток с инструментами и чем-то ещё и вся дрожала. На лице отпечатался неподдельный испуг.

— Эмма, — я бросилась к ней. — Что случилось?

Зрачки у неё были расширены, ледяные пальцы мелко подрагивали, а дыхание было частым и поверхностным. Это очень напоминало паническую атаку.

— Тебя что-то испугало? — я взяла её за плечи и осторожно сжала их, вынудив посмотреть мне в лицо.

— Лили, — буквально пропищала она. — Мне так страшно. Я не могу… не могу преодолеть себя, понимаешь?

— Не совсем… — я покачала головой. — Объясни, что произошло.

— Ты же в курсе, что у нас тут живой “вампир”? — прошептала она, втягивая голову в плечи. — Он, вроде бы ранен, слаб, но… он тут, понимаешь? И… Вики, которую доктор Ховард назначил присматривать за ним и кормить, срочно вызвали в педиатрическое. У миссис Робин ребёнку стало плохо. И… и… Ховард сказал мне провести перевязку и напоить пришельца.

Эмму затрясло ещё сильнее, а по щекам скатились две крупные слезы.

— А я не могу, Лили! Я так сильно боюсь их, что ноги и руки деревянными становятся, стоит лишь подумать, что мне нужно идти туда, где он… В глазах темнеет от страха…

— Ты говорила об этом Ховарду?

— Да, говорила, что боюсь, но он сказал, что больше некому. И бояться мне нечего, он скован, опасности не представляет. И что я должна учиться быть смелой, если решила быть медсестрой. Но я… — она судорожно всхлипнула и вздрогнула всем телом, и мне пришлось даже придержать лоток, чтобы не выпал из рук. — Лили, я не могу.

У Эммы забрали мать в программу, едва ей исполнилось девять. Забрали с жестокостью, сломав сопротивление. И Эмма видела это. Она жила с отцом, который свихнулся от горя и спрыгнул с крыши какого-то заброшенного здания. Эмма росла на улице, потому что в её гетто не было таких правил, как в нашем, не было детских домов и приютов. Повстанцы нашли её умирающей от болезни, когда ей было десять. Выходили, вылечили, и с тех пор она вот уже восемь лет была с ними.

Кроктарианцев боялись все. Ненавидели все. Но у Эммы приступы паники вызывало лишь упоминание о них. Со стороны доктора Ховарда было опрометчиво заставить её идти к одному из них. Его желание закалить девчонку понятно, ведь мы живём в очень жестоком мире. Но ведь он мог попросить и меня…

— Давай, я всё сделаю, Эм, — я осторожно взяла лоток из её дрожащих пальцев. — Иди сделай себе сладкого чаю и выпей, хорошо?

Девушка закивала и посмотрела на меня со слезами благодарности. Она выдохнула с облегчением и оперлась на стену спиной, прикрыв глаза. Кажется, ей становилось лучше.

8

Казалось, будто комната вокруг меня начинала кружиться. Воздуха стало мало, и меня бросило в холодный пот.

Он был здесь.

Мой тюремщик. Мой палач.

Он был передо мною.

Весь израненный, в крови, изнывающий от жажды и боли.

Поверженный.

Тайен Яжер был передо мною.

— Командор… — тихо прошептала я, будто если скажу громче, это и правда окажется он.

Но это и так был Тайен Яжер. Он поднял тяжёлую голову и посмотрел мне в глаза. Голубые радужки сверкнули ярко сквозь спутанные, перепачканные кровью волосы, а полосы на груди отзеркалили свечение.

— Ты жива… — хрипло, едва слышно прошептал он. Казалось, что говорить ему было непросто. — Я очень рад, Лайлэйн.

Он думал, что я погибла?

В голове калейдоскопом начали всплывать картинки из воспоминаний, как я была в доме командора. Ивва, дворецкий, чудище в пруду… Сад, библиотека… Мурашки по рукам поползли, когда я вспомнила комнату переливания и жар от воздействия адаптационной сыворотки.

Но ещё… ещё я помнила космос. Величие Земли, которое мне показал командор из своего крокталёта. Бескрайние воды его планеты…

И грот с подземным бассейном. Его я тоже помнила…

Тайен закашлялся, а потом я увидела, как у него из носа тонкой струйкой на сухие губы потекла кровь. Она устремилась по подбородку, а потом тяжёлой каплей упала на грязный пол.

— Ты… болен? — в горле будто ком встал, мешая говорить. Пальцы мелко подрагивали и я сжала их в кулаки и спрятала за спину.

— Можно и так сказать, Лили, — командор невесело усмехнулся и тут же снова закашлялся. — Если не считать “беседы” с твоим братом, то я умираю.

С моим братом? Это Том пытал его?

Получается, и Ховард, и Том знали, кто находится у нас в заложниках. Что это не просто пленник. Уж Ховарду-то точно известно положение командора и его значение для кроктарианцев.

Внутри стало как-то горько, что они не сказали мне. Утаили.

Не хотели расстраивать?

Или… не доверяют?

— Мне так и не смогли найти другой источник. Переливания теперь нужны едва ли не каждый день, но другая кровь ломает мои сосуды, убивает. Мы так и не понимаем, почему именно со мной такое происходит.

Я отвернулась и отошла на несколько шагов. Прикрыла глаза, ощущая, как нелогичное ощущение вины тяжестью легло на плечи.

Нет, не за то, что Тайен Яжер умирает без меня. Но за то, что другие земляне умирают. Ведь если ему требуется переливание каждый день, то это очень много крови было выкачано из людей за эти полгода. И если бы я не сбежала…

Мотаю головой, пытаясь остановить этот поток мыслей. Это не я виновата, что хотела выжить — это захватчики виноваты! Из-за них умирают люди, а не из-за меня.

Взяв себя в руки, я вернулась к командору.

— Когда у тебя было последнее переливание? — спросила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более твёрдо.

— Три… четыре дня назад, кажется.

— Сколько ты протянешь без них?

Вопрос прозвучал жестоко, но давно пора было научиться не раскисать от жалости к мучителям моей расы.

— Не знаю, — он качнул головой и усмехнулся. Цепи негромко лязгнули в тишине. — Может день, может неделю. Я пока не пробовал умирать, Лили, не знаю. Можем спросить Ховарда, думаю, у него много ответов. Он успел многое узнать о нас.

— Спросим, — кивнула я. — Позже. А пока… нам нужно, чтобы ты оставался живым.

Да, именно поэтому. Только лишь для того, чтобы он, наш пленник, протянул дольше. Живой он ценнее, чем мёртвый.

Только поэтому я сделаю это.

Я подошла с столику и решительно закатала рукав на своей левой руке. Взяла жгут и перетянула вену. Меня саму удивило, как чётко и твёрдо действовали мои руки.

Командор молчал, пока я набирала несколько шприцов своей крови. Я и сама действовала как-то отстранённо.

— Протянешь ещё какое-то время, — я пережала свою вену повязкой, а потом взяла спирт и подошла к командору. — Но адаптироваться кровь в этот раз будет в твоих венах.

Я запретила себе анализировать, что прикасаюсь к нему. Думать об этом. Обработала кожу и воткнула иглу. Не очень удобно было делать это, учитывая, что его руки были приподняты над головой, но выбора не было.

Когда все три шприца были влиты, я отошла на несколько шагов. Командор опустил голову и тяжело дышал.

Внезапно прострелила мысль, что я… могу так убить его. Кто знает, что за процессы всё это время происходили в моём организме. И, вдруг, адаптация крови в его организме, а не в моём, может быть критичной.

— Спасибо, Лайлэйн, — прошептал он, а потом резко выдохнул, как от острой боли, и я увидела, как на его лбу надулась и часто запульсировала жилка, а полосы внезапно изменили цвет свечения на алый.

— Что с тобой происходит? — испугавшись, я подошла ближе. — Тебе хуже?

9

Я впервые порадовалась, что Нины так долго нет с дежурства. Мне нужно было одиночество. Нужно было осознать произошедшее и как-то уложить это в своей голове.

Руки дрожали, голова гудела, а сердце в груди билось неровно: то трепетало быстро-быстро, то вдруг билось так гулко, что, казалось, его биение было слышно за пределами моего тела.

Когда ходить от стены до стены надоело, я забралась на свою кровать, скинув ботинки и обняла коленки, подтянув их к груди. Уткнулась носом и вдруг разрыдалась.

Слёзы хлынули потоком, который остановить получилось не сразу. Будто за весь этот жуткий год — от момента, как меня забрали в Программу, до сегодняшней встречи с командором. Я ведь так редко позволяла себе плакать.

Воспоминания хлестали больно. Но самым ужасным было чувство, которое я не могла игнорировать, как не старалась.

Я испугалась за него.

Не дала убить тогда в спальне, не позволила Шейну перерезать Тайену Яжеру горло. Потом объяснила себе, что это было обусловлено тем, что было перед вторжением Шейна. Какой-то необъяснимый шлейф чувств от нежности командора, от произошедшего в гроте.

И, казалось бы, время прошло, морок спал. И даже если думать о том, что командор обращался со мной хорошо, то это не отменяло, что он держал меня взаперти у себя дома и наполнял свои вены моей кровью. И держал бы так до конца моих дней.

Тогда почему сейчас я всё равно чувствовала что-то странное в груди? Это была не жалость, это было не совсем похоже на сострадание… Тогда что это?

Наверное, блуждая в этих своих мыслях, я и уснула, потому что совершенно не помнила, как и когда вернулась Нина. А утром я встала с тяжёлой головой.

Завтрак мне пришлось в себя буквально впихивать. Есть совсем не хотелось, но пропускать приёмы пищи нельзя — питательных веществ и так впритык по расчету. Чтобы быть в нормальном самочувствии, нужно есть.

Села я, как и в последние два дня, отдельно, но Шейн встал и молча переставил мой поднос за свой стол. Так и просидели без единого слова. Он всё ещё дулся, но и у меня никакого желания разговаривать с ним не было абсолютно. Особенно в свете того, что я узнала, кто у нас в заложниках, а брат от меня это намеренно скрыл. Мне порядком надоело быть маленькой сестрёнкой, которую нужно во что бы то ни стало оберегать.

Но вот с Диной Шейн общаться вполне продолжал, хотя с чего бы им этого было не делать. Весь застрак они тихо переговаривались.

— Ты узнал, что хотел от него? — негромко спросила она. — Вообще хоть что-то важное удалось вытащить?

Мне не нужно было дополнительных пояснений, я сразу догадалась, что речь идёт о пленнике.

— Нет, — недовольно ответил Шейн. — Он держится. Но у меня для него припасено много интересного. Сразу после завтрака и займусь.

При этих словах его у меня по рукам мурашки побежали. Шейн ведь о пытках говорил. О том, как собирается причинять командору боль.

— Не жалей его, — прошипела Дина. — Как они наших не жалеют, когда кровь сливают или кишки на допросах потрошат.

Кусок буквально встал в горле, и мне пришлось протолкнуть его несколькими глотками компота. Я понимала злость Дины, её желание мести хотя бы одному из кроктарианцев. Вся её семья погибла, всё гетто было уничтожено ими — все, кого она знала, с кем выросла. Но…

Вот это самое “но” скреблось и царапало внутри. Стоило лишь представить, что Шейн собирался сделать с Тайеном буквально через полчаса, меня бросало в холодный пот.

Я молча встала, забрала свой поднос, отнесла его на стол для грязной посуды, и отправилась в медицинское крыло на дежурство.

— Доброе утро, доктор Ховард, — я вошла в нашу небольшую лабораторию, уже переодевшись перед этим в ординаторской.

— Доброе утро, Лили, — он обернулся, улыбнулся мне, а потом снова склонился над столом. — Слушай, закатай рукав, пожалуйста. Я хочу взять кровь на анализ. У себя уже взял — ещё раз проверю, не появились ли у нас с тобой антитела к этой болезни. Мне всё же кажется, что контакт с крысами может дать хоть какой-то титр. Иначе мы так и не поймём, как создать вакцину.

— Мы делали это уже пять раз. Последний — позавчера. Если антитела не появились в течение двух недель, показывая абсолютный ноль, то с чего бы им появиться за два дня? Вирусную нагрузку крысам мы не увеличивали, реакций или симптомов новых у них не появилось.

— Ну… — Ховард продолжал рассматривать что-то через микроскоп.

— Или моя кровь нужна вам для чего-то другого? — он замер, хотя и продолжал делать вид, что смотрит в микроскоп.

— Не понимаю тебя, Лили.

— Понимаете. — Обычно я умела контролировать свои эмоции, но сейчас меня буквально трясти начинало. — Почему вы мне не сказали, что он здесь? Что именно Тайен Яжер — наш пленник?

— Лилиан… — Ховард, наконец, обернулся и покачал головой, опустив глаза.

— Да что Лилиан? — я всплеснула руками. — Вы знали ведь! Больше, чем кто-либо знаете вообще! Куда больше, чем Том, Шейн или другие. И всё равно решили промолчать.

— Послушай, — он встал и примирительно поднял руки. — Лили, не злись. Я хотел сказать. Даже поправ запрет Шейна, правда хотел. Но сначала думал кое-что проверить. Стой… — посмотрел на меня озадаченно. — А откуда ты узнала?

10

— Этого не может быть, — я отвернулась, обхватив себя руками. Внутри всё сжалось от страха. — Нереально. Невозможно.

— Почему ты так думаешь? — Ховард встал, подошёл ближе и опёрся бёдрами о тумбочку.

Я посмотрела на него, призывая всю свою логику к аргументации. Пытаясь таким способом скорее успокоить себя.

— Потому что командор слишком ценен для них. Рисковать так наместником не станут. Такую операцию бы готовили, в засаде были бы ещё кроктарианцы. А идти вслепую было бы очень опасно.

— Жить без твоей крови для командора ещё опаснее, Лили.

— И всё же… Его пытают, — на этих словах мой голос, как бы я не старалась удержать его, непроизвольно дрогнул, и я очень надеялась, что доктор Ховард этого не заметил. — Его убить могут и, скорее всего, убьют. Подкрепление бы уже давно прибыло, даже если бы во время самой операции что-то пошло не так… Ну и вообще… откуда ему знать, где я? Он даже удивился, что я жива.

— Скорее убедился и выдохнул с облегчением, — кивнул доктор. — Не знаю, Лили. Может, ты и права. Но… уши среди них есть не только у нас. У них среди наших они тоже есть.

Я с удивлением посмотрела на Ховарда.

— Вы думаете, в нашем лагере есть предатель?

— К сожалению, Лили, предатели есть везде и всегда.

— Но… как? Почему они это делают? — для меня это казалось чем-то немыслимым. Одно дело ещё как Ивва и Денисов — работать на кроктарианцев, жить среди них. Но чтобы шпионить…

— У всех свои причины, — Ховард пожал плечами. — Кого-то прельщают деньги, кого-то возможность получить гарантии, что их близкие останутся живы и не попадут в Программу “Источник”, а кто-то действует из страха, потому что ему есть что терять. Лили… тебе нехорошо?

Его голос как-будто стал отдаляться. Голова закружилась, а в груди словно ком засел. Он рос и давил, не давая вдохнуть полной грудью.

— Не знаю… — я оперлась руками на стол и опустила голову. — Всё кружится.

Где-то на задней поверхности шеи возникла странная пульсация, но продлилось это недолго, всего несколько секунд, а потом всё стихло. Но я вдруг почувствовала непреодолимую жажду, будто из меня враз всю воду выкачали.

— Пить хочу, — прошептала севшим голосом.

Странным было то, что мой рот — губы и язык — по-прежнему были влажными. Эта жажда шла будто изнутри, иссушала все внутренности.

— Держи, Лили, — Ховард протянул мне стакан воды.

Я выпила его залпом и глубоко вдохнула, прикрыв глаза. Будто каждую каплю ощутила внутри, каждую молекулу, слившуюся с моим организмом. Враз стало легче.

Когда я снова посмотрела на Ховарда, то обнаружила, что он разглядывает меня как… как одну из этих крыс в нашей лаборатории. Стало не по себе.

— Лили, у тебя уже случались такие внезапные приступы жажды?

Я отрицательно покачала головой, сама пытаясь понять, что произошло.

— Были постепенные, но не настолько резкие.

Ховард задумался. Будто в себя ушёл. А потом вдруг вынырнул из своих мыслей и сказал, чтобы я шла отдыхать, и сегодня он справится без меня.

Признаться, такой перспективе я была рада. Вернувшись в свой отсек, я легла на кровать и свернулась клубком. Чувствовала себя невероятно измотанной и уставшей и даже уснула ненадолго.

А когда проснулась, стала размышлять. Мысли кружили. Я пыталась разобраться, понять, что за странные ощущения накатили на меня так внезапно. Они словно были… не мои. Будто я на несколько секунд почувствовала что-то, что чувствовал кто-то другой.

Это казалось странным и совершенно необъяснимым, но именно такими были ощущения.

И эта пульсация в шее…

Интуитивно я потрогала пальцами заднюю поверхность шеи — там, где возникло это ощущение. И вдруг нащупала там что-то.

Подбежав к зеркалу, я подняла волосы и попыталась рассмотреть. У меня там не было ни родинок, ни каких-либо ещё образований на коже.

Оно почти незаметное. Прямо под затылком, толком без второго зеркала и не рассмотреть. Цвета кожи, и скорее напоминало будто немного выпуклый позвонок.

Но однозначно было одно — этой штуковины там быть не должно было.

Откуда она взялась и что это вообще такое?

Маячок? Кажется совершенно логичным, что мне могли вживить его.

Я закрыла лицо ладонями и вздохнула. А что если из-за меня найдут и уничтожат весь лагерь? Все две тысячи человек?

Шейна, Тома, Нину, Дину. Всех!

Внутри стал разрастаться жар. Тревога затопила, заставив задрожать.

Мне нужно было знать, что это за штука. И, кажется, я знала, у кого спросить.

Дождавшись ужина, я пошла к командору. Если честно, настроена была так, что даже если бы меня попытались остановить или не впустить к нему, то я бы всё равно прорвалась. Ощущать, что в тебе есть что-то инородное — мучительно.

Может, это даже не маячок, а бомба. И в определённый момент, когда кто-то нажмёт кнопку, моя голова просто отлетит от тела. Думать об этом просто ужасно.

11

Дорогие мои читатели! Я от души благодарю всех, кто решил присоединился к чтению дальше. Нас ещё много чего ждёт в сюжете: тайны, противостояние, интриги, приключения. И Любовь! Обязательно любовь)) Я очень постараюсь, чтобы вам было читать интересно ❤️

Приятного чтения!

_________________

— Помнишь, Лили, я рассказывал тебе, как Кроктарс забрал у нас способность воспроизводить самих себя? Лишил возможности иметь потомство естественным путём.

— Но вы нашли способ искусственно выращивать детей до года. Помню, — я подспудно понимала, к чему он вёл, и от этого становилось совсем не по себе. — И это сказалось на ваших способностях сохранять эмоции.

— Когда мы имели возможность делать это естественно, то наша биология сама выбирала партнёра. Это сложная химическая реакция на гормональном уровне. Самое идеальное из возможных генетических совпадений.

— То есть вы были лишены права выбора? — это показалось мне печальным.

— Не совсем. Просто выбор происходил не через чувства, как у землян. Вариации были возможны, но они приводили к мутациям. И… наши чувства всегда шли в связи с биологической совместимостью. Грубо говоря, Лили, найти свою пару было важной целью, желанной целью. И именно это у нас и атрофировалось, а без генетической совместимости родителей, дети, рождённые в случайных парах, стали умирать.

Я отвернулась и обхватила себя руками. Не знаю, что сотворили мои родители, что сделали из меня, но прямо сейчас мне казалось, в этот самый момент я чувствовала, будто теряю связь с Землёй. Ощущала себя чужой.

Но и Кроктарс был для меня далёким и чужим. Чем-то эфемерным и непонятным. Враждебным.

Я будто… потерялась. Ни там, и ни здесь. Чужая для всех.

И для себя самой.

— Я позвал тебя, и ты откликнулась, Лили, — негромко прошептал командор. — Я не планировал делать это сейчас, но боль снизила контроль.

Я закрыла лицо ладонями и покачала головой. Не хотела верить, но понимала…

— Ты — моя биологическая пара, Лайлэйн, — но он продолжал ввергать меня в пучину неизвестности и страха своими словами. — Мы — то, чего не было на Кроктарсе сотни лет. То, что мой народ ищет всё это время во Вселенной.

Внутри у меня что-то больно сжалось. Мне хотелось, чтобы он замолчал. Не слышать этого. Не верить ему.

Не чувствовать, что его слова… правда.

— Это неправда. Ложь! — я резко обернулась и посмотрела командору в глаза. — Я — землянка! Мой дом здесь. Моя пара — человек! Это будет мой собственный выбор, а не какая-то там внеземная биология. Я полюблю человека своей расы.

Сердце стучало быстро-быстро, пока я пыталась зачем-то доказать командору, что я принадлежу своему народу.

Только правда была в том, что доказать я пыталась не ему, а самой себе. Казалось, что если скажу всё это вслух, громко скажу, то так и будет.

Но…

Командор смотрел на меня молча и даже с некоторым снисхождением.

— У меня есть такая же метка, Лили. Можешь попробовать, если хочешь, и убедиться, что ты на неё реагируешь. Ты сама всё почувствуешь.

— Не стану я этого делать! — я спрятала руки за спину и сцепила пальцы, будто сопротивляясь кому-то, кто бы попытался меня заставить это сделать.

Но командор был закован, и единственный, что мог меня вынудить это сделать — это я сама. И мои пальцы покалывали от желания сделать это.

— Прощай, Тайен, — горло пересохло, но я смогла сказать это. — Мне жаль, что наши миры натолкнулись друг на друга.

Их мир натолкнулся. Мы ведь просто жили себе, пока их корабли не спустились с небес.

Я развернулась и бегом бросилась к двери с намерением больше никогда не входить в эту комнату.

12

Полный бред… Глупость! Не верю я ему. А если всё и правда — не собираюсь я поддаваться этим глупостям!

У меня есть воля. Есть выбор. Меня можно заставить, да, принудить сделать что-то, но заставить сделать выбор — нет!

Я, обессилев от бесконечного хождения по нескольким квадратным метрам своего отсека, остановилась и упёрлась лбом в стену. Дыхание было шумным, тяжёлым. Мне не хватало воздуха в этой клетке. Катастрофически не хватало солнца.

Свободы не хватало. Жизни. Собственной, личной, только мне принадлежащей. Чтобы никто не смел заявлять на меня права, указывать, что делать под каким-либо предлогом, облагать повинностями или обязанностями.

Я просто хотела принадлежать себе.

Решившись, я медленно подняла руку и осторожно потрогала эту штуковину на шее. Та в ответ отдалась лёгкой пульсацией, напомнив, что весь этот бред про метку — правда.

Я подошла к зеркалу ещё раз и снова подняла волосы. Мне нужно было убедиться, что метка эта незаметна для окружающих. Потому что прятать её под волосами слишком неудобно, я ведь не могу держать их распущенными на тренировках или во время работы в госпитале.

Но штука эта была действительно незаметна для постороннего глаза, если не всматриваться и не искать. Хотя бы здесь было облегчение.

Нина застала меня уже немного успокоившейся и взявшей себя в руки.

— Привет, Лили, — она стащила с себя одежду и натянула пижаму, а потом без сил упала на кровать. — Как сегодня прошёл твой день? По мне будто трактором проехали. Устала — жуть. Ещё и руку обварила, когда суп переставляла с печи на раздатку.

— Покажи.

— Да почти не болит, — Нина протянула мне руку. — Я сразу в холодную воду опустила, но потом жгло, правда.

На тыльной стороне кисти у неё краснел ожог. Небольшой и без волдыря, но в работе мог ей досаждать.

— У меня как раз мазь с собой в походной аптечке есть.

Я достала свою мобильную аптечку, с которой почти не расставалась, вытащила заживляющую мазь и нанесла Нине на ожог, а потом замотала бинтом.

— Завтра должно уже полегче быть. А дня через три совсем забудешь.

— Эх, вот бы нам лекарства как у них, — посетовала Нина. — Я слышала, что “вампиры” могут такой ожог вылечить за пять минут. Даже за одну. Их медицинская наука ушла далеко вперёд нашей.

— Может и так, — я неопределённо пожала плечами. — Но, боюсь, если к ним попасть, не лечением они заниматься будут.

Нина смутилась и села на кровати.

— Прости, Лил, — посмотрела с сожалением.

— За что? — я удивлённо обернулась к ней, укладывая обратно в сумку лекарство.

— За то, что напомнила. Тебе и так несладко пришлось в Программе.

— Ничего, Нин, — я пожала плечами. — Всё уже позади.

— Да, — она потянулась и обняла меня. — Давай спать.

Мы выключили свет в отсеке и улеглись в кровати.

— Знаешь, — тихо позвала Нина со своей нижней койки. — В столовой слышала — разное болтают. Кто-то говорил, что в плену у нас не просто “вампир”, а их важная шишка.

— И что нам это даёт? — я ответила не сразу. Врать не любила, но и говорить Нине, что я знаю, кто у нас в плену, и что это тот самый кроктарианец, для которого я и была источником, не стоило.

— Как что? — оживилась она. — Он может знать куда больше остальных. Он важен для них.

— Да, а ещё его будут искать куда активнее, а если найдут, то месть их будет особенно жестокой.

Нина притихла. Наверное, о такой перспективе ей и не подумалось, а я прикусила язык. Не стоило её пугать, мы и так живём в мире кошмара и бесконечного страха.

— А я всё равно верю, что это к лучшему. Из него вытянут, что смогут, а потом убьют. Я от парней слышала.

По рукам побежала дрожь, а метка на шее тихонько заныла. Я натянула одеяло до самого носа и сжалась в клубок, пытаясь игнорировать эту пульсацию.

— Давай спать, Нина.

— Давай, — вздохнула она и через пару минут уже размеренно засопела.

Я же долго не могла уснуть, а потом и не заметила, как меня утащило в сон. Мне снова снились тёмные воды Кроктарса и тройная тень, что преследовала меня. А ещё я чувствовала его присутствие. Будто он был где-то рядом постоянно, но оставался невидимым. И дети. Сотни маленьких спящих кроктарианских детей в капсулах…

Утром мне нужно было идти на тренировку. Сил, признаться, на это не было. Но и выбора, собственно, тоже. Поэтому я соскребла себя с постели и поплелась умываться. Нину в постели я не обнаружила и почувствовала к ней признательность, что она ушла тихо и не стала будить меня.

Через полчаса я была в зале. Том уже ждал меня.

— Привет, Лили, как утро? — он широко и искренне улыбнулся.

— Как-то так, — я не удержалась от зевка, едва успев прикрыть его рукой.

— О-о-о, — протянул он, ухмыльнувшись. — Будем разгонять. Давай, пару кругов для разогрева и на маты.

13

Том сначала замер, застыл буквально на секунду, а потом его губы будто мягче стали и раздвинули мои. Захватили верхнюю и мягко потянули. Язык скользнул по моим зубам и осторожно, самым кончиком проник в мой рот.

Я выдохнула ему в губы и зажмурилась. И… ничего не почувствовала. Совсем. Ни приятной дрожи, ни волнения, ни бабочек в животе — ничего.

Я столько читала про поцелуи, что они волнуют, заставляют мурашки бежать по коже, а сердце трепетать. Ведь так и было в тот единственный раз, когда меня поцеловал мужчина.

Когда меня поцеловал командор.

А сейчас ничего.

— Прости, — я сомкнула губы, опустила глаза и повернула голову в сторону.

Том почувствовал моё настроение и поднялся. Подал мне руку, помогая встать. Я чувствовала, как мои щёки начали гореть от смущения.

— Том, я… — попыталась оправдаться. Смотреть на него мне было стыдно. — Не знаю даже, что нашло на меня.

— Сожалеешь? — негромко спросил он.

Да. Но мне так не хотелось обижать его, ведь именно это я сделала бы, если сказала, что сожалею.

— Нет, но я… не знаю, о чём я думала.

— Раз не сожалеешь, то уже хорошо, — Том улыбнулся и подмигнул мне, а я почувствовала к нему благодарность за то, что с ним так легко.

Вот именно. Легко. Надёжно. Хорошо.

Том — человек! Землянин!

Молодой, красивый, сильный. И я ему нравлюсь — тут уж совсем нужно быть глупой, чтобы не понять. Но при этом он не наглеет и не напирает. Да и Шейн тогда, думаю, про свидание не просто так сказал. Они ведь друзья.

Тогда почему я не могу влюбиться в него? Выбрать его?

Это ведь моё право по рождению — выбирать себе партнёра!

— Можем закончить тренировку, если хочешь.

— Да, спасибо, — я решилась поднять на него глаза. — У меня сегодня и в госпитале много дел.

— Хитрый способ закончить пораньше тренировку, — он подмигнул, и я не смогла не улыбнуться. — Больше не сработает. Но ты продолжай пытаться.

Он перевёл всё в шутку, и теперь мне не придётся краснеть, когда увижу его в следующий раз. Ну… не сильно, по крайней мере.

Славный он всё-таки парень.

В душевой я позволила себе немного задержаться. Помылась быстро, а потом просто стояла под тёплыми струями, пока не кончилася мой лимит воды. Впитывала кожей каждую каплю, вдыхала влагу лёгкими так глубоко, как могла. Крепко зажмурилась, потому что подступили слёзы. Злилась на себя.

Что, если командор прав? Что, если выбор для меня исключён?

Но ведь я могу не выбирать вовсе. Быть одной не плохо. Меньше боли, меньше страха за близких. Это ведь тоже выбор.

Какой-то своей частью я понимала, что просто сопротивляюсь. Пытаюсь отрицать и бороться с неотвратимым. Но выдержу ли?

Метка тихо пульсировала, едва ощутимо, но не давала забыть о ней. Будто тихо шептала: “Отпусти… отпусти… ты всё равно бессильна”

Весь день я работала в госпитале. Дел было много. Дику Мэдису стало значительно легче, и я выписала его, утвердив решение у Ховарда. Проинструктировала, как и когда пить таблетки и когда нужно показаться на контрольный приём.

Убралась у наших крыс и взяла у них кровь на анализ, распределив пробирки по контрольным группам. Сложила пакеты для мобильных аптечек для вылазок. Пересчитала жгуты и комплекты перевязочных материалов. Осмотрела выздоравливающего после кишечной инфекции ребёнка миссис Робин.

В общем, я старалась занять себя по полной программе, только бы не думать и не ощущать это покалывание в шее. Отвлечься хоть как-то. Загрузить себя работой.

К вечеру так устала, что едва ноги волокла в свой отсек. Даже обрадовалась, ведь усталость должна была помочь мне поскорее уснуть.

Но я обманулась. Нина сегодня снова дежурила у хлебных печей до двух ночи, и я легла одна, выключив свет. И даже начала уплывать в сон, когда вдруг почувствовала это.

Странный жар, что стал разливаться по телу. Не болезненный, как во время действия адаптационной сыворотки, но по-своему мучительный.

Сердце билось быстрее, у линии волос сзади на шее выступил пот. Я будто не могла найти себе места в постели. Всё тело ныло и горело, внизу живота тянуло.

Это было странно, потому что месячные должны были пойти нескоро.

Может, я заразилась от ребёнка миссис Робин?

Но это было не похоже на кишечную инфекцию. Совсем не похоже.

Кожа стала странно чувствительной. Во рту было сухо и хотелось пить.

Словно я была больна.

Я встала с постели и подошла к зеркалу, включив свет. Мои глаза блестели, как при лихорадке.

А потом я потрогала метку и обнаружила, что она стала крупнее и как-будто нагрелась.

Неужели моё состояние было связано с ней?

Я умылась ледяной водой и снова легла. Но стало только хуже.

14

Когда я вошла и не увидела его, подвешенного на цепях посреди комнаты, внутри стало горячо. Под желудком что-то сильно сжалось, и дышать стало трудно. Но потом я увидела его в тёмном углу на полу. Тайен сидел, откинув голову на стену, глаза его были прикрыты, руки сведены за спиной, и оттуда тянулась цепь, которая другим концом крепилась к большому кольцу, вмонтированному в стену.

— Ты пришла, Лайлэйн, — он тяжело поднял голову и открыл глаза. Говорил тихо, будто ему было трудно говорить громче. Грудь его тяжело вздымалась и опадала. — Здравствуй.

— Это ты позвал меня? — я остановилась в нескольких шагах от него.

— Нет, не я. В этот раз не я, — он отрицательно качнул головой.

— Тогда что со мной? — командор понимал, что я не просто так пришла, мне даже пояснять не пришлось. — Я чувствую себя странно. Жар, непонятный трепет, сердце бьётся быстрее обычного. Словно я больна. Словно я…

— Возбуждена? — он посмотрел внимательнее, выпрямил спину и сел ровнее.

Это слово обожгло пощёчиной. Обожгло потому, что всё будто встало на места, когда он сказал это. Произнёс как приговор. Приняло форму и чёткие очертания. И… ужасно испугало.

— Я не знаю, — я отвернулась и обхватила себя руками, не выдержав его взгляда. Врать командору смысла не имело. Тем более, что я действительно пыталась понять, что со мной.

— Знаешь, Лили. — С уверенностью ответил он. А потом добавил: — Подойди.

Это была не просьба. Скорее приказ, отданный повелительным тоном. Тайен Яжер был скован цепями, измучен, истёрзан, но при этом я не смогла ослушаться его. Повернулась и сделала несколько шагов навстречу. Подошла ближе, затаив дыхание и опустилась перед ним на колени.

— Прикоснись, — прошептал он и немного наклонил голову вперёд. Я поняла, что он говорил о метке.

Мне бы бежать от него. Спрятаться, скрыться. Он ведь не догонит, не настигнет меня. Но… сделать то, что он говорил мне, хотелось непреодолимо. Пальцы покалывало, голова немного кружилась.

Я послушно протянула руку и прикоснулась пальцами к его шее, чуть провела вверх и нащупала такую же выпуклость на коже, как и у меня.

И вдруг… ощутила тепло, которое заструилось от его метки по моим пальцам и по руке. Резкий свой выдох судорожный будто со стороны услышала.

Командор поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Ты не сможешь противится этому, Лили. Пока я жив — не сможешь. Оно сильнее. Будет мучить тебя.

Мой разум помутился. Словно туманом заволокло. Будто какая-то неведомая сила заставила меня склониться к нему и прикоснуться губами к его губам.

Это и в сравнение не шло с поцелуем с Томом. Меня словно током прошило. Будто каждая клеточка вспыхнула и заиграла огнями. И мурашки, и бабочки, и трепет в груди — всё это накрыло меня волной. Мой организм с ума сошёл, выстреливая в кровь эндорфинами и Бог ещё знает, какими веществами.

Я тут же отпрянула и испуганно посмотрела на Тайена.

— Всё нормально, Лили. Так и должно быть, — он мягко улыбнулся, успокаивая.

— Сумасшествие, — я поднялась на ноги и покачала головой, сопротивляясь очевидному. — Гормоны не могут так действовать, я не верю.

— Может, потому, что это не только гормоны, не только сила метки, Лили? — он смотрел мне в глаза, а казалось, что прямо в душу. — Метка сильна, но она так не работает. Не должна, по крайней мере.

— Тогда что это?

— Желание, Лили. Твоё желание. Я понимаю, что тебе трудно принять, но это так.

15

Я отвернулась и закрыла лицо ладонями. Сделала медленный вдох, но это не помогло замедлить биение сердца даже немного. Оно колотилось о рёбра, словно сумасшедшее, будто готово было проломить их и вырваться наружу. Выпрыгнуть прямо к ногам командора.

Он словно влез мне под кожу. В прямом смысле так и было, когда его кровь попала в мои вены и вступила в реакцию с моей собственной. Поставил печать на мне. На моём теле и… на моём сердце.

Глупо было бы продолжать сопротивляться этой мысли. Меня к нему тянуло. И тогда, в его доме, когда он был сильным, опасным, когда в его руках была власть стереть всю мою планету в порошок. И сейчас, когда он истёрзанный и измученный, закованный в цепи, сидел сзади и лишить его жизни было в моей власти.

Меня бы поняли. Никто бы не осудил бы помешавшуюся девочку, решившую отомстить своему мучителю, выкачивавшему раз за разом её кровь.

Может, мне стоило бы преодолеть себя и сделать это?

Он ведь сам сказал “пока я жив”. Что я не смогу противиться метке, пока он жив.

Но я понимала, что не смогу. Понимала, хотя и сопротивлялась, что он прав — это не только метка. Не она заставляла меня эти полгода вспоминать его ледяные глаза. Не она вызывала мурашки на коже, когда я вспоминала, как он прикасался ко мне. Не она заставляла испытывать жажду, когда меня терзали воспоминания, как он учил меня слушать воду, чувствовать её, как его крепкие руки держали меня в воде в гроте в тот вечер.

Его улыбку, его редкий смех, странный взгляд, когда он вдруг замолкал, глядя на меня — не метка всё это поднимала во мне. И уж точно не она провоцировала саднящую ревность, стоило вспомнить поцелуй командора с той женщиной в зелёном. Как пекло где-то в районе желудка, стоило только подумать, что он мог быть сейчас с ней…

Не метка.

Я.

Это я тянулась к нему.

Это я в него… влюбилась.

Признание самой себе обожгло всё внутри. Словно яд разлилось внутри и стало сжигать кислотой.

Боль осознания своих чувств и беспомощность что-то изменить заставили ощутить жжение в глаза, а потом и на щеках.

В какой момент я стала настолько слаба, что впустила своего палача в своё сердце?

— Желания можно научиться обуздать, — я обернулась и сказала это настолько холодно, насколько вообще умела. Даже не Тайену сказала это — самой себе. Себе захотелось в сердце нож воткнуть, чтобы оно не билось так бешено не по тому поводу!

Я развернулась и быстрыми шагами ушла прочь. Едва сдержалась, чтобы не броситься бегом. От себя ведь не убежать, как не старайся.

Но едва я вышла из комнаты, в которой содержался командор, как услышала мужские голоса. Те, кто разговаривал, шли в мою сторону. Возможно к самому командору.

Мне не хотелось, чтобы меня видели, и я спряталась в нишу за бетонный выступ.

— Зачем вообще кормить вампира, если завтра ему выпустят кишки? Только продукты зря переводить. И самим в обрез, особенно после того, как третья трасса стала “простреливаться” и запасы пополнять стало ещё сложнее.

В груди больно прострелило. Ноги стали ощущаться слабыми, меня так резко затошнило, что, казалось, сейчас вывернет.

Осознание того, что командора убьют, стальными тисками сжало грудную клетку. Стало так больно… И метка при этом молчала.

Я прикрыла рот рукой, чтобы моё шумное дыхание не услышали эти двое, что как раз подошли ближе.

— Шейн сказал, что клыкастый ничего важного не сказал. И, похоже, и не скажет. А держать его тут в живых опасно. Так что завтра его пустят в расход.

— Одним кровососом будет меньше, — мрачно ответил второй.

Они вошли в комнату к командору, а я прильнула к двери, забывая как дышать. Прислушалась, а потом зажмурилась, когда послышался глухой звук удара и сдавленный вскрик.

Сжав руки в кулаки, я бросила прочь. Бежала без остановки до самого медблока, бесцеремонно ворвалась в лабораторию, испугав доктора Ховарда.

— Лили? — он тут же подскочил на ноги и посмотрел на меня встревоженно. — Что случилось?

— Завтра они убьют его, — всхлипнула я. Выровнять дыхание после бега по лестнице никак не удавалось.

Ховард опустил глаза и покачал головой, устало вздохнув. Налил стакан воды и протянул мне. Вынудил сесть на диван, нажав ладонью на плечо.

— Лили, я пытался убедить и Шейна, и Таню, и других командиров, что ещё рано. Только Том высказал сомнения, что Тайен Яжер может ещё пригодиться, но сомнения эти были слабыми. Он всё же склонился к тому, что держать его в живых здесь опасно.

Я прикрыла глаза и покачала головой, сжав виски пальцами. Казалось, это должно хоть немного замедлить пульсацию в них.

Что же это происходило? Как так вышло, что все близкие для меня люди сейчас ощущались врагами? А тот, кто разлучил меня с братом, кто заставил пережить столько ужаса, казался таким важным, что… что я готова была предать своих.

Я снова подняла глаза на Ховарда и посмотрела прямо.

Он молчал. Тоже смотрел на меня. А потом тихо спросил:

16

— Нина? — я вошла в свой отсек и с удивлением и тревогой обнаружила соседку. Она лежала на кровати и читала книгу. — Я думала, ты сегодня дежуришь на выпечке хлеба.

— Печь обесточило, едва первую партию успели пропечь. Оставили тесто на опаре, теперь ждём, когда починят проводку и снова подключат печи. Утром сказали быть к четырём. Я пыталась уснуть, но никак не выходит, — вздохнула Нина и откинулась головой на подушку, накрыв лицо книгой. — Решила почитать, иногда это помогает мне уснуть.

Плохо, что Нина никак не могла уснуть. И для неё, конечно, плохо, и для меня. Потому что ей может показаться более чем странным, что я около полуночи, одетая в уличную одежду, куда-то решу пойти. А раскрывать ей правду я не хочу. Нина меня попросту не поймёт. А даже если и поймёт, то это втянет её в преступление. Не хочу кого-то заставлять лгать и тем более ставить под удар.

Натянув плотные штаны и футболку, я залезла на свою койку на второй этаж. Свернулась, поджав ноги и пытаясь унять нервную дрожь.

— Замёрзла? — спросила Нина, а я прикрыла глаза от досады. Она обратила внимание на мою одежду.

— Пижаму испачкала. Пришлось застирать, — солгала подруге, прикусив язык до боли.

— Ой, у меня уже совсем труха, а не пижама. Надо сходить к мадам Рид, недавно была вылазка на склад текстильной фабрики, может мне выделят кусок ткани, я бы сшила тогда и себе, и тебе.

— Спасибо тебе, Нин, — я улыбнулась, хоть она и не видела. Искренность Нины пробирала меня до нутра, и тем более становилось не по себе, что я ей тем же ответить не могла.

Я притихла. Лежала и не шевелилась в надежде, что Нина уснёт. Сердце билось где-то у самого горла, а дыхание от напряжения получалось прерывистым. А потом я поймала себя на том, что сама едва не уснула. Стала повторять про себя правила оказания первой помощи по пунктам в разных ситуациях, одновременно с этим делая сложные когнитивные упражнения пальцами. Это нагружало мозг, не давая ему отключиться.

Часы на руке тихо вздрогнули — было без четверти полночь.

Я осторожно свесила голову, чтобы убедиться, что Нина спит. В последние минут двадцать её дыхание было ровным и размеренным.

Она действительно спала. Тогда я аккуратно спустилась со второго этажа, стараясь не скрипнуть кроватью, натянула куртку, капюшон и тихо вышла.

В груди теснило и жгло от недостатка кислорода, дышать на полные лёгкие из-за переживаний не получалось. Рой мыслей в голове гудел, изобилуя предположениями разных сценариев, что может пойти не так.

Но я была полна решимости спасти командора. Не хотела больше раздумывать и анализировать. Не хотела задумываться о последствиях. Решение принято, остальное сейчас было неважным.

Стараясь идти тихо, я спустилась на третий пролёт, как и указал Ховард, и осторожно пошарила рукой за воздуховодом. Ключ уже лежал на месте, я сжала его в ладони и засунула в карман. Теперь нужно было вывести командора.

Взявшись за ручку комнаты, где его держали, я на секунду замерла и прикрыла глаза.

— Назад пути не будет, Лили, — прошептала сама себе. — Но и иначе ты поступить не можешь.

Ховард не ошибся, дверь действительно оказалась заперта не только на внешний затвор, но ещё и на ключ. Я вставила тот, что оставил мне доктор, и провернула два раза.

Замок открылся, и я с замиранием сердца вошла внутрь, в глубине души испытывая страх уже не увидеть командора внутри.

Но он был здесь. Снова подвешен за руки в центре, на полу небольшая лужица крови — накапало из разбитых губ. Те двое, что приходили кормить его перед казнью, кажется, здорово оторвались.

Я вновь почувствовала наплыв непонятных чувств. Злость и ненависть к своим соплеменникам за их жестокость, за то, что вот так срывали злобу на скованном цепями, беззащитном. Ведь он не мог им ответить.

И тут же меня обжёг стыд. Это были Бен и Дик, парни из Северного гетто, чью мать кроктариацы расстреляли прямо у них на глазах, потому что увидели, как та попыталась украсть из их машины аптечку с антисептиком для своего мужа, умирающего от инфекции. Имела ли я право их осуждать?

— Ты пришла попрощаться, Лайлэйн? — хрипло проговорил командор. — Скоро метка отпустит тебя…

— Отпустит, — я подошла к нему и посмотрела внимательно. Это даже было заманчиво — дать произойти тому, что должно, и освободиться. Но… — Потому что ты перестанешь звать меня, Тайен. Но сначала…

Я закусила нижнюю губу, а потом резко выдохнула. Пора было действовать.

Подтянула железный стул, что стоял чуть в стороне, и влезла на него, чтобы дотянуться до наручников, сдерживающих запястья командора. Достала небольшой складной нож и выкрутила болты.

Тайен внимательно следил за тем, что я делала, не проговорив ни слова. Тяжело выдохнул, когда его руки оказались свободны и сполз на пол на колени, растирая затёкшие израненные запястья.

— Хочешь сделать это сама? — подняла на меня глаза. — Я приму, Лайлэйн.

Сейчас он был у моих ног. Стоял на коленях, глядя снизу вверх. Он не выглядел жалким, ни капли. Достоинства в нём было больше, чем в ком-либо. Но, казалось, он был действительно готов принять смерть от моих рук.

17

Только сейчас я поняла, что стою перед ним, зажав в руке нож, направленный остриём на него.

— Нет, — я сложила нож и убрала в карман. — Пошли, Тайен, надо уходить. Можешь идти?

Командор не стал высказывать удивление или спорить. Позволил помочь ему подняться и опёрся на моё плечо. Не возмущался, как тогда, в его доме, после ранения.

— Подожди, — я остановилась и достала свой шейный платок, поднялась на цыпочки и завязала ему глаза. Старалась не думать об ощущениях, когда прикасалась к нему, от его близости, от звуков дыхания. Сейчас я не могла себе позволить быть несобранной, отвлекаться. А именно это и происходило, когда Тайен оказывался рядом.

В общем-то, он не сильно опирался, старался идти сам, и двигаться у нас получалось быстро. Мы вышли из комнаты, я провела его вдоль узкого коридора за котельной, и мы спустились в северные тоннели, как и велел Ховард.

Я вела командора за руку, а он шёл послушно, мягко сжимая мои пальцы.

Сама же я будто окаменела. Отгородилась от страха и видела только цель — вывести его живым. Остально будет потом. Стыд, последствия — потом.

Шаг за шагом, мы преодолели основную базу бункера и вышли в тоннели. Здесь было меньше воздуха и пахло отвратно. Сырость, затхлость. Пахло сырой землёй. Но не свежеперепаханным полем, а скорее могилой.

— Пригнись, — скомандовала я командору, когда мы перешли в ещё более узкий тоннель. Снимать повязку с глаз Тайена до выхода на поверхность я не планировала. Хотелось как можно больше обезопасить это место.

Примерно через час мы почувствовали приток свежего воздуха. Командор глубоко вдохнул, наслаждаясь кислородом. Я тоже не отказала себе в этом.

Вход в трубу был прикрыт сухим валежником, через который проглядывало звёздное небо. Я взяла палку, что лежала в конце трубы и отодвинула ветки.

Мы выбрались на поверхность. У меня оставалось не так много времени, чтобы вернуться. Я снова взяла командора за руку и повела дальше, а он безропотно подчинился.

— Ещё немного, — прошептала, петляя и отсчитывая деревья. — Ещё.. Стой.

Он остановился. Глаза командора оставались завязанными, и он не делал попыток сорвать повязку, хотя мог. Он слушался меня.

И мне бы сбежать, тихо отступая… Но я не смогла отказать себе…

Подошла ближе и, подняв руки, осторожно прикоснулась кончиками пальцев к его израненному лицу. По рукам тут же заструилось лёгкое тепло, а командор тяжело сглотнул.

— Не зови меня больше, Тайен, — прошептала, прощаясь. — Я прошу.

Хотела сделать шаг назад, но он мягко удержал меня за плечи. Привлёк к себе. Наши губы нашли друг друга. Мягкий, нежный поцелуй будто печатью стал — я снова почувствовала всю эту невероятную тягу к нему, это не поддающееся объяснению и логике притяжение. И я поняла, снова подтвердила то, что пыталась отрицать — он прав. Это не только метка. Это и я тоже. Моё желание, моё стремление к нему, моя отчаянная, обречённая влюблённость.

Но мне было пора возвращаться.

— Тайен, — тихо прошептала я, собрав все свои силы и пытаясь отстраниться. — Мне нужно идти.

Но он внезапно привлёк меня к себе ещё сильнее и прижал крепче, с силой, которую сложно было предположить у такого истерзанного и израненного человека, а потом горячо зашептал на ухо:

— Я прошу немного времени, Лили, — в груди что-то больно кольнуло, насторожившись от его тона. — И… прости меня. Иначе невозможно.

Я отпрянула, не понимая о чём он, но было уже поздно. Сзади послышался шум. Я обернулась и ахнула, увидев “чёрных плащей”. Их было более десятка.

— Вы долго, фицу Тайен, — сказал один из них, пока остальные уважительно склонили головы. — Мы уже думали, что-то случилось.

— Правильно делали, что ждали, — я обернулась на командора. Он снял повязку и строго смотрел на своих людей. — Времени ушло больше, чем мы планировали.

Земля поплыла у меня под ногами. Я смотрела на него в изумлении, ощущая, как внутри всё покрывается колким инеем. Сердце замерло, пропустив удар, а потом забилось быстро-быстро где-то у горла.

— Бункер топим? — спросил снова тот же “плащ”, ввергая меня в ужас.

— Прошу… — я покачала головой, тихо прошептав. Во все глаза глядела на командора, готова была упасть на колени и умолять, чтобы он пощадил всех тех, кого я предала и подвела под смерть.

Он смотрел теперь совсем иначе. Холодно, отстранённо, словно не он мне минуту назад шептал те горячие слова, словно не его поцелуй туманил мне разум.

Туманил разум. Вот оно.

Какая же я дура!

Он смотрел как Наместник Белой ветви, как Тайен Яжер — командор армии захватчиков.

Взгляд командора зацепился за мой на секунду.

— Нет, пока продолжайте наблюдение. Девушку в машину. Пора возвращаться на базу.

Я будто умерла. Словно не чувствовала уже, как две пары рук схватили меня за плечи и увели. Как командор раздавал распоряжения. Его голос гулом пульсировал в моей голове.

Я попалась. Мой кошмар сбылся.

18

Мне казалось, это сон. Просто очередной из моих кошмаров, после которого я проснусь вся в поту и с дрожащими руками. Отдышусь, сделаю глоток воды, умоюсь и выдохну, увидев Нину, брата, Тома и Ховарда с нашими крысками.

Но это была правда. Как не пыталось моё сознание отключиться — это была правда. Я действительно сейчас сидела в закрытой бронированной машине кроктарианцев, и меня везли… да я и не знала, куда они везли меня. На какую-то свою базу, как сказал командор.

Что со мной собирались делать, я тоже не знала. И даже думать не хотела, потому что одно предположение казалось ужаснее другого.

А вот о чём я думала, так это о том, что мой брат, мои друзья будут считать меня предательницей. “Коллаба” — брезгливо бросит сквозь зубы Дина, Том жутко разочаруется, ведь он жизнью ради меня уже не раз рисковал, а Шейн… то, что будет чувствовать Шейн, мне и представить было страшно. Всю его боль и разочарование.

И что ещё ужасало, так это то, что пока повстанцы прятались в бункере, пока налаживали секретные связи с другими группами, пока планировали операции — кроктариацы знали о них. Всё это время знали и наблюдали, готовые в любой момент уничтожить там всех. И детей, и женщин, и мужчин — всех.

“Затопить тоннели” — именно так и сказал “чёрный плащ”. Это бы не заняло много времени, а тех, кто попытался бы спастись, возле выходов встретили бы кроктарианцы. А я уверена, они знали обо всех входах и выходах, если даже на северной ветке тоннелей ждали нас.

А ведь так и было — ждали. Всё это время. Мониторили, следили. Мы давно у них были все под колпаком. Каждая вылазка, каждая удача, которой мы так несказанно радовались.

Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо руками. Они свободны у меня, никто не стал заковывать в наручники. Покачала головой, осознавая куда более полную картину. А ведь доктор Ховард оказался прав — Тайен пришёл за мной.

Всё, что казалось мне странным и нелогичным, таким и оказалось. Не мог Тайен Яжер просто так попасться в руки нашим. Не того он поля ягода. Его охраняют, каждое его передвижение фиксируется. Когда произошла авария с его крокталётом, и сам он едва не погиб, буча знатная поднялась. Не знаю, чем закончилось расследование, но уверена, что оно было очень серьёзным.

Тайен сам пришёл. За мной пришёл. Как настоящий солдат, он не испугался ни боли, ни страха смерти, чтобы довести до конца своё задание.

И довёл. А заданием этим была я…

Машина остановилась, “чёрный плащ”, что молча сидел рядом со мной, поднялся и открыл дверь.

— На выход, — обратился ко мне.

Сопротивляться или предпринимать что-то ещё мне смысла не было, поэтому я послушно встала и вышла из машины. На меня тут же набросили широкий чёрный плащ, как у кроктарианцев, и накинули на голову капюшон, натянув как можно ниже. А потом повели под руку. Я не видела куда, потому что моему обозрению из-за капюшона были открыты только мои собственные ноги. Я даже осмотреться не успела. Только и успела увидеть, что мы не в городе — здание этажей в десять перед нами, а сзади какие-то непонятные бетонные строения и высокая стена.

Асфальтированная дорожка и ступени. Низ массивных металлических дверей, разъехавшихся в стороны, а потом меня пробрало дрожью до самых костей от воспоминаний.

Мы встали на платформу сразу за дверями, по мне и моим сопровождающим прошёлся синий луч и электронный голос объявил:

— Объект 1ФНЗ. Регистрация в системе подтверждена. Уровень доступа — красный.

Ни имени, ни фамилии. Даже не субъект.

Просто объект 1ФНЗ. Так же, как и когда меня впервые привезли по программе “Источник” в центр Адаптации год назад.

Плащ с меня снимать не спешили. Вели дальше. Наверное, сейчас в медблок, потом очередные исследования.

Как мне всё это пережить? Как справиться? Что уготовил мне Тайен?

Но, кажется, в медблок меня никто вести не собирался. Двери-ступени-двери. Снова ступени. В основном вниз. И снова вниз.

Я подняла голову и столкнула капюшон, когда мы остановились. Передо мною была серая решётка, а за ней небольшая белая комната.

Меня привели в тюрьму.

Один из сопровождающий меня “плащей” набрал код на небольшой панели на стене рядом с решёткой, и она отъехала в сторону.

— Проходите, — велел мне.

Я выполнила требование и вошла внутрь, а решётка встала обратно. “Плащи” ушли, и я осталась одна. Села на застеленную плотным белым покрывалом койку, потому что стоять уже была не в силах.

Хотелось плакать. Но слёзы будто испарились. Исчезли из моего организма. Сухие глаза горели, а сердце билось как-то слишком медленно. Будто оно устало от бешеной гонки и сдалось.

Тишина давила на уши. Я чувствовала себя не просто в одиночестве, я будто пребывала в каком-то вакууме. Густом безвременье.

Не снимая плащ, я легла на бок и подтянула колени. Прикрыла глаза и просто продолжала дышать. Без мыслей, без чувств, без эмоций. Тишина и дыхание.

Внезапно подумалось: а может, анабиоз не такая уж и плохая штука? Ни боли, ни переживаний, ни страха. Ты вроде бы и существуешь, а вроде бы и нет. Так, может, это и неплохо?

19

Уже третий день обо мне никто не вспоминал. Никто не приходил, никуда меня не забирали. Ни чтобы откачать кровь, ни забрать что-либо ещё.

Может, командор был в госпитале после истязаний? Или слишком занят тем, что потрошил со своими головорезами наш бункер. Или… ему попросту было плевать на меня, а за кровью придёт позже. Ховард ведь ему влил моей крови пару дней назад перед побегом.

Метка тоже молчала, никак себя не проявляя.

А ещё я узнала, что эта тюрьма для источников не совсем обычная. Чем-то мне напомнила даже бункер повстанцев, в котором я провела почти полгода.

Утром на следующий день меня разбудил электронный голос, огласивший на весь коридор, что сейчас семь утра тридцать минут — время подъёма.

Потом по камерам прошла медсестра и выдала всем в окошки раствор электролитов.

Но больше всего я удивилась, когда все камеры одновременно открылись и электронный голос пригласил всех в столовую.

Я осторожно вышла из своей камеры в коридор и увидела остальных. Человек пятнадцать-шестнадцать, сразу и не пересчитала, растерявшись. Они стали болтать друг с другом, кто-то обнялся, кто-то пожал руки. Желали доброго утра и улыбались.

— Лили, — от толпы отделилась девушка и направилась ко мне.

В этой девушке я узнала Бритни. Но узнала с трудом. Выглядела она куда лучше. Набрала вес, даже щёки чуть округлились и не выглядели такими пугающе запавшими. Волосы у неё отросли до плеч, а тени под глазами посветлели.

— Рада видеть тебя! — она обняла меня так тепло, будто мы с ней были подругами когда-то. — Ты выглядишь хорошо.

— Спасибо, — я кивнула. — Ты тоже, Бритни.

Остальные стояли чуть поодаль и смотрели на нас, а точнее на меня. Негромко переговаривались. Но я, признаться, не ощутила от них какого-то неприятного колющего внимания. Я будто была… своей.

— Идём на завтрак. Сегодня среда, нам будут давать красную рыбу, запечённую с овощами, а ещё сладкую кукурузу. Среда мой любимый день.

Бритни как будто выглядела даже счастливой. После цепи на щиколотке и бесконечных издевательств свобода уже иначе воспринимается.

Все пошли вперёд по коридору, и мы с Бритни тоже пошли за остальными. Я проходила мимо других камер, как две капли воды схожих с моей.

В небольшой светлой столовой пахло вкусно. Совсем не так, конечно, как в столовой бункера повстанцев, там запах возбуждал только тогда, когда ты невероятно голоден, но это не позволяло мне обмануться.

Хорошая еда, лекарства, условия — это всё не ради нас. Это чтобы наша кровь была хорошего качества. Как будто инструкция на продукте: хранить при температуре не более двадцати пяти градусов по цельсию в оригинальной упаковке подальше от прямых солнечных лучей.

Я села за стол вместе с Бритни и ещё одной девушкой — худенькой бледной брюнеткой.

— Я Лиза, — слабо улыбнулась она и потупила глаза, будто стеснялась меня.

— Лили. Очень приятно, — кивнула и тоже ей улыбнулась.

И вдруг Лиза снова вскинула на меня глаза и посмотрела с такой горячей благодарностью, что мне даже неудобно стало.

— Я знаю, кто ты. Все знают. Спасибо тебе, Лили, — прошептала она, озирнувшись. Охранников я не видела, но предположила, что камеры наблюдения тут были везде.

— Меня… не за что благодарить, — я растерялась от такого потока эмоций от незнакомой мне девушки.

— Лили, до того, как ты сбежала, и нас всех перевели сюда, — пояснила мне Бритни. — Лиза “кормила” даму из Золотой ветви. Над ней часто проводили всякие обряды, большинство из них жестокие и болезненные. Лиза первые три месяца здесь вообще не разговаривала.

Лиза посмотрела на Бритни с благодарностью, что та мне всё разъяснила, а у меня по спине мороз пополз, стоило только представить, что это были за обряды.

Через минуту в столовую открылась металлическая дверь и в проём въехали несколько невысоких роботов, вместо голов у которых были подносы с едой. Они подъезжали к столам и задерживались там, пока все люди не переставляли себе на стол эти подносы.

Я тоже себе переставила. В тарелке действительно был крупный кусок запечённой красной рыбы, такую я только в доме командора пробовала, ломтики печёных кабачков, кружочки помидоров и картошки, в другом отделении подноса дымились по два небольших початка золотистой кукурузы.

Лиза и Бритни с аппетитом приступили к завтраку. Признаться, я тоже чувствовала себя очень голодной. Ужин-то я вчера в бункере пропустила. Поэтому не стала жеманничать и тоже начала есть.

— Бритни, а где Алекс? Я его не вижу.

Алекс — это парень, который был с Бритни тогда в той комнате в доме Ириса Яжера. Он выглядел так, будто был совсем не в себе. И Бритни мне тогда сказала, что он является источником сестры Тайена — безумной и жестокой Яры Яжер.

— А его нет, — Бритни помрачнела и опустила ложку. — Сестра Тайена слишком заигралась однажды… и… в общем, Алекса больше нет. Он не дожил до твоего побега, Лили.

Я сглотнула и тоже отложила ложку. Аппетита как не бывало. Внутри стало очень тоскливо и сумрачно, хотя не сказать, что и до этого я искрилась весельем.

20

Я вошла в камеру и вздрогнула от лязга закрывшейся за моей спиной двери. Остаться запертой в клетке с Ярой Яжер так себе перспектива.

Сцепив зубы, немного опустила голову. Меня выворачивало от необходимости соблюдать этот чёртов этикет субординации, но в противном случае это могло мне сильно аукнуться. Я это знала, и дразнить дракониху не хотела.

— Ну здравствуй, дорогой сердцу моего брата источник. Лили, верно? — Яра сцепила за спиной руки и смотрела на меня, чуть приподняв подбородок и прищурившись.

Она выглядела совсем не так, как в прошлый раз, когда умоляла меня уговорить командора быть к ней снисходительным. И накладного беременного живота на ней сейчас тоже не было. Как не было и растерянного взгляда, наполненного слезами, сцепленных в мольбе рук.

Тогда Тайен меня предупредил, что это был просто маскарад. Что его сестра сумасшедшая. Жестокий солдат, идеальный для миссий зачистки. Одна из тех, под чьим руководством было сломлено сопротивление землян после порабощения.

Сейчас же Яра внешне вполне себе соответствовала. Белая одежда в обтяжку, на длинных ногах массивные сапоги, куртка под горло. Белоснежные волосы стянуты в косу. Ледяная красота и мороз во взгляде. Ей бы идеально подошли клыки, если бы кроктарианцы нашу кровь бы пили, а не вливали в вены.

— Верно. Лили, — ответила я, подняв на неё глаза. Не могла заставить себя смотреть в пол. Претило до тошноты. — Смотрю, вы разрешились от бремени, фирри Яра.

Я не смогла сдержать сарказм. Очень хотела, понимала, чего мне моя дерзость может стоить, но не смогла.

Яра в ответ выдержала паузу. Наверное, чтобы укус казался более болезненным. А в том, что она укусит, я никаких сомнений не имела. Не справится же о моём здоровье она явилась.

— А ты смелая, — Яра медленно двинулась в мою сторону и пошла не спеша вокруг меня, а я задержала дыхание от напряжения, но изо всех сил старалась не показать, что мне страшно. А ведь мне действительно было страшно. — Маленькая смелая Лили… Чем же ты такая особенная, раз мой старший брат без тебя был таким… засранцем?

Их семейные проблемы меня, признаться мало волновали. И что у них там происходило в эти полгода тоже.

— Злился, психовал… Знаешь, я никогда не видела раньше его таким… таким жестоким. Оказалось, что с ним может быть даже интересно…

Я сглотнула. Последствия моего побега проявлялись то тут, то там. И если Яра не лгала, если командор действительно озлобился сильнее, чем за все шестьдесят лет, которые кроктарианцы держат Землю под своим контролем, то… в этом была и моя вина.

Что бы я ни делала, результат всегда казался хуже, чем было до.

Я напряглась ещё сильнее, когда Яра зашла мне за спину и остановилась. Чувствовала её присутствие, и по спине заструился пот.

— Ты не такая, как Элеонор, — сказала она совсем близко, почти у моего уха, и я вздрогнула. Яра взяла прядь моих волос и вытянула её пальцами. Мягко, едва ли не нежно. Но я прекрасно знала, как мягко она может стелить. От этой женщины веяло опасностью. Она просто стояла рядом, а я кожей чувствовала, как вокруг от неё исходит яд. — Ты другая, Лили. Мягкая, нежная овечка, но я тебя раскусила. Ты только с виду такая, а на самом деле ты на многое способна. Очень многое…

Она несла какую-то чушь. Или хотела казаться умной и не попала в цель. Была бы я такой, как она говорит, уже давно бы лицо ей расцарапала.

— Не была бы ты землянкой, — последнее слово она произнесла так, будто её мутило от одного лишь созвучия, — мы бы с тобой могли подружиться.

Это точно вряд ли.

— А вот с твоим братом мы подружились, — прошептала она мне на ухо.

Моё сердце вздрогнуло и замерло в груди. Под рёбрами разлился холод, а вдохнуть стало так тяжело, будто грудь придавило бетонной плитой.

Я обернулась и посмотрела Яре в глаза, чтобы убедиться, что она лжёт. Она ведь лгунья. И манипуляторша. Ей нравится издеваться над людьми и физически, и морально. А причинить мне вред она не посмеет, потому что так или иначе боится Тайена и подчиняется ему.

Яра ждала моей реакции. Она склонила голову на бок и улыбнулась.

— Ладно, шучу, — махнула рукой и отошла, а я наконец смогла вдохнуть, но тут же получила ещё один удар под дых, куда более болезненный. — Не подружились. Он упёртый. Но я найду к нему… ключик.

— Лжёшь, — прошептала я. Закричала бы, да горло внезапно сдавило. Лжёт она. Лжёт!

— Думаешь? — Яра подняла бровь, с иронией глядя на меня. — Или ты верила, что тот подземный муравейник из людишек так и будет автономно существовать и делать нам мелкие пакости? Его зачистили через несколько часов после того, как Тайен увёз тебя.

Внутри всё свело болезненным спазмом, и только чудом мне удалось остаться стоять на ногах. В голове будто огненный шар стал образовываться и расширяться.

Я ведь на какое-то мгновение поверила, что он их не тронет… Хотя, с чего бы ему не делать этого? Меня он получил, а остальные… Все до единого в бункере, кроме, может, Ховарда, желали ему смерти и мучений. Его пытали, хотели казнить.

Но… почему я всё равно надеялась?

— Я бы туда газ лучше пустила или воду, — буднично сказала Яра. — Но Тайен запретил. Решил в благородство поиграть, наверное. Не понимаю, зачем он так экономит людишек, но их всех оттуда был приказ достать живыми.

21

Просыпалась я тяжело. Веки показались тяжёлыми, голова тоже.

Никакого сигнала на подъём. Может, ночь сейчас?

Я, признаться, и не помнила, как вчера уснула. Долго плакала на полу, потом взобралась на кровать, а дальше всё как в тумане.

Открыв глаза, я поняла, что нахожусь не в своей камере. Кровать, на которой я лежала, была большой и застелена мягкой шёлковой простынёй и пушистым одеялом. Подушка тоже совсем не такая, как в моей тюрьме.

Я осторожно села и потёрла пальцами виски.

Я действительно находилась не в камере. Это была комната. Спальня. Большая, красиво обставленная. С резной мебелью и большим окном до самого пола.

Когда меня сюда переместили, я совершенно не помнила.

Рядом с кроватью на тумбочке я обнаружила стакан с водой, взяла его в руки и залпом осушила. Тяга к воде никуда не исчезла, казалось даже, что с момента, как проявилась метка, она стала даже сильнее.

Откинув одеяло, я осторожно опустила ноги на пол и встала. С удивлением обнаружила, что на мне не моя одежда, а длинная белая сорочка до самых пят. Тонкий нежный шёлк мягко заструился по ногам.

Вряд ли я спала, когда меня переодевали и несли сюда. Думаю, мне дали какое-то снотворное. Но я этого не помнила.

И тут я заметила его. Тайена Яжера. Он молча стояла в углу комнаты у окна спиной ко мне. Стоял тихо, в тени, поэтому я сразу и не увидела его.

— Доброе утро, Лили, — негромко проговорил он и повернулся.

Он был не в своей форменной одежде. Свободные белые брюки, такого же цвета рубашка. Волосы убраны назад. Стоял, сцепив руки за спиной. Прямой, высокий, статный — всем своим видом демонстрировал силу. Как и всегда.

Я посмотрела в окно, на котором было спущены бумажные рулонные шторы, и пожала плечами.

— Не знаю, утро ли… но уж точно не доброе.

Я подошла ближе, остановившись у окна, в паре метров от командора. Взявшись за ленту, осторожно потянула вверх, не особенно надеясь, что за окном действительно небо. Может, окно декоративное? Я так отвыкла смотреть на небо, что такая возможность уже казалась нереальной.

— Я подумал, ты скучаешь по солнцу, — сказал командор, а я почувствовала, как моя метка слабо кольнула, отреагировав на его бархатный голос. Едва ощутимо, но меня это вдруг разозлило.

Хотелось впиться ногтями в собственную шею, чтобы она замолчала. Вырвать её оттуда, чтобы не напоминала о себе.

— Я скучаю по своей жизни, Тайен, — на него я смотреть не хотела и не решалась, смотрела вдаль в окно. За ним действительно было небо. И земные просторы. Сколько видел глаз — поля. Зелёные, чёрные, серые… Вдали, с высоты этажа, на котором была эта комната, можно было даже рассмотреть тонкую ленту далёкой реки. — По своим друзьям, своему брату, своим родителям. Ты можешь так же вернуть их мне, как и солнце?

Прозвучало горько. Самой отдалось так глубоко, что сердце заныло, а на последнем слове голос прозвучал хрипло.

— Лили…

Я представляла нашу встречу. Знала, что так или иначе, но скоро она состоится. Думала, что буду чувствовать обиду, какое-то волнение, но вместо этого я очень ярко ощущаю, как внутри поднимается волна злости.

— Ты отомстил Шейну так за пытки, да? — я резкоразвернулась к командору и посмотрела ему прямо в глаза. — Отдал его своей сестре. Она садистка, убийца, ей в удовольствие причинять боль просто так! Шейн делал тебе больно из мести. За меня. Это можно понять, но Яра… она безумна! Ты знаешь это, Тайен. Ты сам мне это когда-то сказал.

— Я сохранил ему жизнь, Лили, — в голосе командора я почувствовала твёрдость. — Он мятежник. Мало того — он один из руководителей ячейки подполья. Таких, как он, мы казним. Показательно.

— А ты сделал ещё хуже… — я покачала головой и прикрыла глаза, чтобы сдержать слёзы, которые так внезапно и так не вовремя подступили к глазам. — Лучше бы он… лучше бы он умер…

Я сама не думала, что скажу такое. Но для Шейна это было бы действительно избавлением. А то, во что может превратить его существование Яра… уж лучше смерть, наверное.

— Ты обижена, Лили. Зла. Я понимаю, — командор сделал ко мне шаг, а у меня внутри всё заледенело от его непрошенной близости. — Но ты передумаешь. Успокоишься, примешь реальность и передумаешь. Яра не посмеет причинить твоему брату вред. Она же никого к нему не подпустит — никого, кто бы мог захотеть убить Шейна. А такие есть, Лили, ваша ячейка принесла нам немало хлопот.

Я покачала головой и отвернулась, обхватив себя руками. Может, он и прав был. Но… как я могу принять эту реальность, как он говорит? Смириться? Как?

— А остальные? — голос совсем садится. Я спрашиваю и до дрожи боюсь услышать ответ. — Их убили?

— Нет. Только тех, кто оказал яростное сопротивление, но таких было всего двое.

— Кто? — сердце замерло, боясь услышать имена. Да хоть бы и кто это был…

— Какой-то пожилой мужчина и девушка. Девушка застрелила наших двоих, поэтому её ликвидировали. Таня, кажется. Так звал её кто-то из пленных.

Наша бригадирша. Сопротивлялась до последнего.

22

Настенные часы над камином издавали негромкий размеренный звук, который успокаивал Тайена Яжера и помогал ему сконцентрироваться. Раньше он делал это под шум волн, но со временем командор научился структурировать мысли и в тишине, рассеивая внимание к миру вокруг в эти моменты через мерное тиканье часов.

На самом деле в данный момент он был напряжён. Ему предстоял серьёзный разговор, результат которого Тайен Яжер спрогнозировать не мог.

А ещё он чувствовал её. Лили. Метка не давала отвлечься, улавливая её злость. Именно злость девушки оказалась настолько сильной эмоцией, что командор не смог отключить восприятие. Вибрации метки были новыми ощущениями, неизведанными для него. И спросить было не у кого, никто, кому он мог доверять, не испытывал притяжения истинной. Его уже в принципе никто сотни лет не испытывал. Тайену приходилось ориентироваться по легендам и древним документам, чтобы понять, что это такое. Ведь на нём лежала особая ответственность — научить этому и Лили. Когда она будет готова.

Но как он мог это сделать, если и сам понимал с трудом? Приходилось учиться доверять себе, слушать себя, чего кроктарианцы уже давно не делали. Они доверяли фактам и исследованиям и совершенно разучились доверять самим себе.

“Наши души умерли, — однажды сказала Тайену его мать. — А тем, у кого нет души, Вселенная не даст возможности иметь наследие — иметь подобие своё в ребёнке”.

Тот разговор произвёл на юного фицу Яжера, Наследника Белой ветви, неизгладимое впечатление. В груди возникли странные вибрации, сами по себе взялись откуда-то. Тайена это испугало, а мать отреагировала очень странно. Замолчала, вглядываясь сыну в глаза, и вдруг прижалась губами к его лбу.

А потом… потом она исчезла. Утром во дворце её уже не было. Тайен больше не видел мать. Ни разу с ней не говорил. И жжение это странное в груди тоже исчезло. Без следа. Словно и его никогда и не было.

И каково же было удивление командора, когда это странное чувство снова кольнуло, едва он увидел в кресле для переливания девушку. Бледная, волосы светлые разбросаны, к шее вспотевшей пряди прилипли. Губы приоткрыты, дыхание тяжёлое. Она, пристёгнутая по рукам и ногам, проходила свою первую адаптацию.

Кольнуло и стихло. Эхом отдалось пару раз потом ещё. Это озаботило командора. Но самым необычным и странным было то, что он будто бы подсознательно ждал этого ощущения снова.

Дверь приоткрылась, и Тайен открыл глаза. В кабинет проскользнула его сестра — Яра.

— Ты звал меня, брат? — спросила, вскинув подбородок, замерев перед командором в нескольких метрах.

— Звал, — Тайен сжал пальцами подлокотники. Беседа с Ярой перед связью со старейшинами была совершенно не к месту. Сестра всегда оставляла его в неспокойном состоянии. — Но надеялся, что ты придёшь позже.

— Не люблю откладывать на потом, фицу, ты же знаешь, — девушка пожала плечами и, чуть прищурившись, посмотрела на брата. — Так что ты хотел мне сказать?

Тайен встал и неспешно сделал пару шагов к сестре. Посмотрел на неё внимательно.

— Ты помнишь, что я тебе сказал насчёт Шейна Роуда?

Его тяжёлый взгляд давил, но Яра была не из тех, кто боялся. Она вообще ничего не боялась.

— Помню, — прорычала через зубы. — Чтобы был жив, цел и остался в своём уме. То есть ты запретил мне всё.

— И, надеюсь, ты помнишь, что тебя ждёт, если ты нарушишь мой приказ?

Яра сжала зубы, тяжело дыша через нос. Её красивое, словно из камня выточенное, лицо излучало ярость. Но она не смела перечить брату.

— Ты по-прежнему мне не доверяешь, брат? — она несколько раз моргнула, обуздав свои эмоции. — После того, как я спасла тебя? Думаешь, мне легко было предать Ириса? Ведь именно он всегда понимал меня лучше, чем ты. Чем все!

— Поэтому ты всё ещё жива, Яра. И находишься на свободе, в отличие от нашего брата.

— Это свобода, по-твоему, Тайен? — она вскинула руку, на которой был закреплён тонкий металлический браслет, переливающийся на застёжке то зелёным, то фиолетовым диодом. — Ты обещал снять!

— Когда смогу тебе доверять, сестра. Но до этого ещё далеко.

— Преданней меня у тебя нет никого! — бросила девушка в лицо командору. — Никого, Тайен! Я не только твой верный солдат, я ещё и твоя тёмная сторона. То, чему ты не позволяешь поглотить тебя, чтобы не обжечь твою ненаглядную землянку Лили!

Яра давно поняла, что перед старшим братом она может не пытаться разыгрывать комедию. Поэтому стойко терпела и смотрела ему в глаза, когда он, поддавшись ярости, резко выбросил руку и сжал её шею.

— Ещё слово о Лили, и я надену на тебя не только контролирующий браслет, Яра, я тебя в ошейник закую. Условия по парню остаются те же — развлекайся, но не навреди ему. Твоя основная задача — охрана. Если с Роудом что-то случится, я отправлю тебя к Ирису. И Кроктарс ты точно увидишь нескоро.

Да, Яра брата не боялась. Но ещё она знала, что Тайен держит слово. Всегда.

— Я помню, — она опустила глаза, и командор её, наконец, отпустил. — Но и ты, брат, помни, что дал мне слово. И пойми уже, наконец, то, что ты бесишься из-за своей землянки, не изменит её отношения к тебя. Я уже давно тебе говорила, что нужно делать. Трепыхнётся пару раз и сложит крылышки твоя милая Лили.

23

Удар.

Выдох.

Ещё удар.

Выдох.

Ещё. Ещё. И ещё.

Пока кто-нибудь не придёт и не откроет эту чёртову дверь.

Руки болели. Запястья ныли уже несколько часов, пока я неустанно продолжала стучать в дверь. Сначала активно, потом перешла на мерный стук. Сползла на пол, но продолжала стучать.

Сидеть здесь одной взаперти сил не было больше. Красивая комната, книги, вид из окна — мне не нужно этого! Пусть лучше узкая камера и решётка, но я буду не одна. В соседних таких же комнатах будут другие люди, те, кто понимает меня и разделяет мою боль.

Я хотела к источникам. К своим. К людям. Одиночество сжирало, сводило с ума.

И я продолжала стучать в дверь. Стук. Пауза. Стук. Пауза. Час за часом, с самого утра. Уже просто по инерции. Как вдруг услышала шаги за дверью и поскорее вскарабкалась, держась за кресло, и снова что есть силы заколотила в дверь, игнорируя болезненное онемение в уставших руках.

— Откройте! Я хочу видеть фицу Яжера! — громко, почти крича, позвала я. — Откройте немедленно!

Шаги прекратились прямо у двери, и я замерла, прислушиваясь. Замок щёлкнул, и дверь распахнулась. На пороге передо мною стоял сам командор.

Его вид не сулил ничего хорошего. Он не был зол или разъярён, но явно недавно испытывал эти эмоции. Что-то случилось, и это что-то наложило отпечаток на него.

Сглотнув, я сжала саднящие руки и отступила на несколько шагов вглубь комнаты. Ужасное предположение, что Яра ослушалась командора и погубила Шейна, обожгло грудь.

Но я молчала. Смотрела на него, выискивая страшную новость в глазах. Застыла в ожидании жутких слов.

Командор же в ответ смотрел на меня. Сначала в глаза, а потом его взгляд упал ниже и выражение лица резко изменилось. Лицо вытянулось, взгляд вспыхнул. Командор резко выдохнул и вошёл в комнату.

— Что-то с Шейном? — сглотнув, всё же не удержалась я и спросила. С самого утра я чувствовала, будто кто-то стальной рукой мне горло сжимает, а сейчас это ощущение вдруг усилилось, стало даже болезненным.

— Нет, — Тайен качнул головой, продолжая смотреть странно на меня.

Я выдохнула и на мгновение прикрыла глаза.

— Я звала тебя. Я хочу обратно в ту тюрьму, где остальные источники, — сказала, как могла, твёрдо.

— Нет, — он снова посмотрел мне в глаза.

— Тайен… я тут с ума сойду. Или именно этого ты и добиваешься?

— Лили, ты сама туда не захочешь больше, поверь. Скажи, ты сегодня подходила к зеркалу?

Что? О чём он? Это-то здесь причём?

— Наверное, не помню… — ответила ему растеряно.

Пульс дал сбой, когда командор сделал несколько шагов ко мне. Я замерла, будто окаменела.

Почему он так смотрел на меня?

Тайен поднял руку и протянул ко мне, заставив задрожать. Мне хотелось ещё отступить, но ноги словно приросли к полу. Меня парализовало под его взглядом.

Это какая-то мера воздействия? Что-то, чего он не применял ранее?

Он же… не собирается так меня… заставить?

Верить в это не хотелось.

Я сглотнула с трудом, когда он кончиком пальца прикоснулся к коже на моей шее и провёл им вниз. Так осторожно, будто боялся причинить мне боль, а меня словно током в этом месте кольнуло.

— Ты ещё не видела… — прошептал с предыханием. — Это невероятно…

— О чём ты? — я непонимающе посмотрела на командора.

Внезапно он будто встряхнулся. Взял меня за руку и повёл за собой. Я не сразу поняла, что мы идём к большому зеркалу у кровати. Тайен вынудил меня остановиться, а сам встал сзади и положил мне ладони на плечи, возвышаясь за спиной.

А потом… потом он осторожно сжал пальцами ворот моего платья и развёл его немного в стороны.

Сначала я дёрнулась, испугавшись, но потом мои глаза расширились от шока.

— Смотри, Лили, — прошептал командор. — Внимательно смотри.

Я смотрела. Стояла, словно меня громом поразило, будто оглушило. Стояла и смотрела, как по моей шее и до груди по коже стекали две тонкие серебристые полосы…

Резко выдохнув, я решилась и подняла руку, осторожно прикоснулась у одной из них и заметила, как полоса стала чуть ярче.

— Как… — губы онемели и не слушались. Я не могла поверить в то, что видела в собственном отражении, — как такое может быть?

— Мои предположения снова подтверждаются, Лили, — негромко ответил Тайен. — Ты наполовину кроктарианка.

— Боже, — я покачала головой, вдруг осознав, что сама не понимаю, что чувствую. Полоски не причиняли мне боли и, что самое странное, не вызывали отторжения. Моё тело и мой мозг воспринимали их частью меня.

Я сделала шаг к зеркалу, и командор отпустил мои плечи. Подошла ещё ближе и посмотрела внимательно. Они были словно… словно вода. Переливались приглушённым блеском, будто дорогое украшение. Но это было не украшение, это была моя собственная кожа, моё тело включало их в себя.