Милана
Это сон.
Клянусь усиками гавайских бабочек. Мне снится сон.
Яркий и красочный.
В этом прекрасном сне я отправляюсь в морской круиз по Индийскому океану. Из Дубая через Абу-Даби, Сейшельские острова и Мадагаскар.
Сейшелы!
И Мадагаскар!
Уи-и-и-и-и-и-ии!
Но когда в лицо прилетает целая россыпь соленых брызг, сердце радостно подпрыгивает и замирает. Нет, это точно не сон!
Сны снятся в кровати, иногда на рабочем месте — со мной такое было однажды. Но в эту самую секунду я стою на палубе круизного лайнера, а значит спать никак не могу.
На этом потрясающем лайнере я проведу целых три недели! В шикарном Owner's Suite с окнами от пола до потолка, с террасой и большим балконом. На террасе шезлонги, на балконе столик. У меня даже собственная джакузи есть!
Балкон, кстати, прямо над капитанским мостиком! Правда, сейчас он называется корабельный навигационный мост, но сути это не меняет.
Йо-хууу!!!
Это все Лана, это она. Мой босс и подруга в одном лице.
Это ее я должна благодарить за такой потрясающий подарок. А ведь я у нее не так давно работаю, мы знакомы с Ланой всего два месяца.
Вообще-то она Светлана, только ей не нравится, когда ее так называют. Для всех она Лана, а кто станет спорить с боссом?
Самое смешное, она не намного старше меня — всего на три года. Лана не скрывает, что компания, которой она руководит, принадлежит ее папе-бизнесмену.
Но если бы она плохо руководила, наверняка даже папа не стал бы ее терпеть. Значит, со своей работой Лана справляется, а остальное лирика, как говорит мой дедушка.
У нас много общего. В офисе говорят, что мы и внешне очень похожи, но мне так не кажется. Лана шикарная, а я обычная.
Да, какое-то сходство есть. У нас у обеих длинные темные волосы, одинаковый рост и телосложение. Разрез глаз похож, губы. Но Лана очень ухоженная, она пользуется услугами косметологов, делает уколы красоты.
А у меня на такое просто нет денег.
Бабушка говорит, что естественная красота лучше. Я с ней согласна, но это пока не вижу Лану. Стоит увидеть, все мигом забывается.
Я хочу быть как она — гордой, решительной, независимой. И в то же время, когда надо, она умеет быть удивительно слабой и беззащитной. Мужчины на такое ведутся с полпинка, я сама была свидетелем.
У меня так не получается. Я пока вспомню, что я слабая и беззащитная, успеваю взлететь на шестнадцатый этаж без лифта с полным пакетом продуктов. Или догнать троллейбус и просочиться сквозь ряды плотно утрамбованных пассажиров.
Что делать, иначе придется сидеть на лавочке у подъезда и ждать, когда починят лифт. Или пешком идти на работу. Так что быть слабой это роскошь, не каждой девушке или женщине доступна такая опция.
В общем, сюда я попала только благодаря Лане. А ведь поначалу, когда Лана предложила мне путевку в круиз, я отказывалась. Дурочка...
Наконец, звучит протяжный гудок — сигнал к отплытию лайнера. И одновременно громкоговорители взрываются саундтреком к «Пиратам Карибского моря».
Хлопаю в ладоши и визжу от восторга.
Мы и правда плывем! Эта махина сдвинулась с места и плывет!
Это поразительно. Ошеломительно. Великолепно!
Хотя к выбору звукового сопровождения есть вопросы. Это, конечно, не музыка из «Титаника», что было бы уж точно полным трэшем. Но и судьба «Черной жемчужины», как помнится, сложилась не лучшим образом.
С «Летучим голландцем» и вовсе все плохо... И тут же себя одергиваю.
Милана, хватит душнить! Нашла косяк. Люди старались создать праздничное настроение, а тут ты со своим бубнежом!
Пассажиры высыпали из кают на палубу, все радостные, с горящими глазами, полными ожидания.
Внезапно затылком чувствую на себе чей-то взгляд. Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с незнакомым мужчиной.
Они у него слишком выразительные — черные, проницательные. Я бы сказала, пронзающие. Как два лазера.
Р-раз, вскрыли черепную коробку, два — считали информацию, три — запаяли черепушку обратно, и следа не осталось.
Но если человеку нравится копаться в чужих мозгах, кто может это запретить? У меня, к примеру, читать нечего, все написано на лице.
Ослепительно улыбаюсь и машу рукой мужчине. Мне ничего не может испортить настроения, определенно.
Никто. И ничего.
Двумя неделями ранее
— Нет, нет, и не проси, — мотаю головой, отодвигая голубой конверт с изображенным на нем круизным лайнером. — Сейшелы, Дубай. Мне от одних названий плохо.
— Почему плохо? — Лана нависает надо мной, заслоняя путь к отступлению. — Отдохнешь, развеешься.
Конверт с лайнером медленно плывет ко мне по столу. Сопротивляться становится все труднее. Хочется схватить конверт и с криком «Да пропади все пропадом!» вылететь из директорского кабинета.
Милана
— Лан, смотри, — восторженно оборачиваюсь на подругу, — это же ты!
На экране огромного монитора в холле салона красоты выведено несколько фото Ланы. В полный рост, крупным планом и даже сзади.
— Это не я, дорогая, — мягко возражает Лана.
— Как? — моргаю непонимающе. — А кто?
— Ты, — Лана наслаждается произведенным эффектом. Администратор салона с улыбкой поясняет:
— Это специальная программа, разработанная для таких случаев. Ваша подруга сказала, что вы хотите быть похожей на нее.
Не то, чтобы я хочу, но...
Вслух решаю не возражать и мысленно машу рукой.
Лана привезла меня в один из лучших — не сомневаюсь, что он один из самых дорогих — салонов Дубая. Я это поняла, когда нас подняли лифтом на самый верх одного из небоскребов, расположенных в самом центре города.
А центр он и в Эмиратах центр, там всегда дорого.
— Мы внесли ваши параметры и параметры вашей подруги. Программа обработала данные и составила четкий план по изменениям, которые надо внести, — продолжает администратор, и я настораживаюсь.
— Изменения? Какие изменения?
— Осади, подруга, — смеется Лана, — я уже и забыла, какая ты педантка. Не цепляйся к словам. Назови как хочешь, пускай это буде преображение. У тебя будет другая прическа, макияж, одежда. И манеры. Я хочу, чтобы ты держалась уверенно. Ты ведь понимаешь, как это важно?
Я киваю, хотя внутри появляется странное чувство. В другой ситуации я бы назвала его тревожным. Будто я вот прямо сейчас собираюсь вляпаться в какую-то безумную историю.
Но тут же себя одергиваю.
Почему нет, если это поможет Лане? Она спасает свою любовь, и я ей помогу. Что делать, если для этого надо притвориться, что я — это она.
— И что выдала ваша программа? — спрашиваю администратора, заглушая тревогу.
— У вас достаточно высокий процент схожести, это существенно облегчает нам работу. Мы сделаем вам похожую прическу, научим правильно накладывать макияж и подберем соответствующий гардероб.
— Я же сказала, «апгрейдим» по высшему разряду, — Лана подходит ко мне, приобнимает за плечо и добавляет вполголоса: — Мне так с тобой повезло! Не представляю, что бы я без тебя делала.
Ее голос звучит искренне, и мне от этого становится тепло и спокойно. Улыбаюсь отражению в стеклянной витрине.
Оно пока еще мое, не «апгрейженное», с очками на носу и обычным «хвостом». Но превращение начинается, и мне теперь даже интересно, какое отражение я увижу в итоге.
Замечаю, кстати, что в зале, в который мы перешли, нет ни одного зеркала. Очень странно для салона красоты.
Пока мною занимается парикмахер, Лана рядом листает на планшете фотографии, выбирает нам одежду. Следом подходит очередь визажиста и стилиста, теперь они занимаются и Ланой тоже.
Наконец в зал привозят большое зеркала на колесиках, и мы с Ланой становимся рядом, глядя на свое отражение.
Результат вызывает шок.
Полный.
Мы одинаковые.
Абсолютно.
Да, да, я не придумываю.
Не знаю, как так вышло, но из зеркала смотрят две совершенно одинаковые девушки.
Сглатываю. Вот теперь становится немного не по себе.
Да что там не по себе, я откровенно пугаюсь. Как будто у меня украли... меня. Как будто я исчезла, и меня больше нет.
Говорить это одно, а увидеть своими глазами — совсем другое.
— Что же ты молчишь, дорогая? — Лана заговаривает первой, заметив мой ступор. — Тебе не нравится твой новый образ?
— Нравится, конечно, но... Лан, обязательно быть настолько похожей? — внутри завывают сирены, и я пытаюсь справиться с паникой. — Мне ведь всего лишь нужно отправиться в круиз вместо тебя. Неужели так важно выглядеть точь-в-точь, как ты?
Лана на секунду задумывается, ее глаза сужаются. Но тут же на лице появляется улыбка, мягкая и искренняя, и я вмиг чувствую себя пристыженной.
— Милан, ну мы же говорили, что там могут быть знакомые, папины люди. Я хочу быть спокойна, что никто не догадается. Раз мы с тобой похожи, так почему не сделать из тебя идеального двойника? Тогда я смогу сосредоточиться на своих делах, а ты получишь шикарный отдых. Разве это плохо?
— Н-нет, н-не плохо, — мотаю головой.
Лана меня приобнимает.
— Привыкай, дорогая. Теперь ты будешь так выглядеть всегда, — ее пальцы сдавливают мои плечи. — И ты должна вести себя так, чтобы никто не усомнился, что ты — это я, поняла?
Я снова напрягаюсь. В голосе Ланы звучат незнакомые нотки.
— Поняла. Я буду стараться, но… Если вдруг меня кто-то спросит о чем-то личном, чего я не знаю?
Она деловито щелкает пальцами.
— Не беспокойся, мы отработаем твою легенду. Я расскажу все, что тебе нужно знать о моих привычках, моем круге общения, о том, как я себя веду. К тому времени, как ты отправишься в круиз, ты будешь подготовлена.
Милана
Черт, черт, черт...
Я прокололась, еще так глупо и неосторожно.
И всего-то за несчастный час. И где он взялся на мою голову, этот Моралес?
Прилип намертво, не отцепишь. Куда я, туда и он.
Рыбка-прилипала, блин...
Главное, он даже не пытается делать вид, что за мной ухаживает. Чего тогда таскается?
Непонятно.
Успокаивает то, что он точно не из окружения отца Ланы. Я как раз с ней созванивалась, у нее все отлично, у меня немного отлегло от сердца.
Если бы Моралес был наблюдателем от Ланиного отца, уже бы доложил ему, что вместо дочери на лайнере находится ее не очень удачная замена.
Но как будто никаких последствий не видно, а значит моя оплошность с любовью к классической музыке осталась не замеченной.
Тем более, что я все исправила. Хоть программа была интересной и насыщенной, я весь вечер зевала и всячески демонстрировала скуку. Хорхе так и спросил прямо:
— Вам не понравилось? Вы так старательно изображали внимание, но вам было скучно.
Пришлось загадочно улыбнуться и опустить глаза. При этом мысленно попросить прощения у музыкантов, потому что играли они прекрасно.
И почему Лане не нравится классика? Это же так красиво!
С Моралесом мы раззнакомились там же за столиком. Его зовут Хорхе, хотя по моему мнению, он такой же Хорхе, как я Лана.
— Вы испанец? — спросила я. Он покачал головой.
— Нет, это мое адаптированное имя.
— Значит вы Георгий?
Он задумался на миг и кивнул.
— Можно и так сказать.
И я тут же мысленно окрестила его Жориком. Но поскольку я тоже Лана только наполовину, мы с ним квиты.
Кстати, с морскими путешествиями я тоже чуть не провалилась. Но нашла выход из положения. В беседе с Жориком периодически предавалась воспоминаниям то об одном круизе, то о другом, пока он не выдержал.
— Вы же говорили, что это ваш первый круиз, Лана?
— Ой, не обращайте внимания, — смущенно потупилась я, обмахиваясь веером. Не для того, чтобы произвести впечатление, а потому что стояла духота. — Вы просто мне понравились, Хорхе, и я решила с вами пофлиртовать.
Он посмотрел на меня глазами-лазерами. Вскрыл черепушку, просканировал, но видимо ничего не нашел. А мне даже понравилось.
Это же не я. Это Лана. Значит, можно позволить себе что угодно. То, на что никогда бы не отважилась Милана Богданова.
— Правда? Ладно, — сузил глаза Моралес — продолжайте в том же духе.
Даже если бы мне в самом деле пришло в голову с ним флиртовать, после такого ответа сразу бы пропала охота.
Вот такой странной парой мы с Моралесом путешествуем уже третий день.
И не то, чтобы ко мне другие не подкатывали. Еще и как подкатывали. Светлана роскошная девушка, даже я в ее шкуре почувствовала себя королевой.
Но всем мешает Жорик. Во-первых, он сногсшибательно выглядит, особенно раздетый. На него запала вся женская половина лайнера. Эти его мышцы на животе как веревки перетянутые, они кого хочешь с ума сведут. В костюме мышцы скрыты, но он все равно умудряется каким-то образом привлекать внимание.
А во-вторых, он не отходит от меня ни на шаг. Со стороны наверное все уже решили, будто у нас роман. Но рядом со мной еще ни разу в жизни не было мужчины, от которого бы веяло таким холодом.
Вот правда. Как ледник в Северном Ледовитом океане.
Я там ни разу не была, но примерно себе представляю эти ледники.
Они как Жорик, холодные и неприветливые.
Почему он ко мне прилип, загадка. Но спросить неудобно. Ходит себе человек, кушать не просит. Сам ест, сколько влезет. Чего мне тогда выеживаться?
Зато смотримся мы с ним сногсшибательно, вот я и не выеживаюсь.
Уже третий вечер подряд он провожает меня к двери номера, желает спокойной ночи и еще торчит некоторое время под дверью. Не знаю, зачем.
Подозреваю, хочет убедиться, что я больше никуда не пойду.
Как раз есть возможность проверить. Сегодня мне не спится, и я собираюсь выйти прогуляться. Если Моралес приставлен меня охранять или следить, то я быстро об этом узнаю.
Набрасываю на плечи кардиган — это днем может быть душно, вечером было очень даже прохладно. И выскальзываю за двери.
Никого нет, и это даже немного разочаровывает.
Но не надолго. Когда я вижу звезды, у меня отвисает челюсть и становится не до Жорика. Не до Светланы. Не до того блондина, который улыбался мне все утро. Не до кого, в общем.
Это нечто! Это вау! Это бомбезно!
Лайнер кажется застывшим на месте посреди раскинувшегося бескрайнего океана. Кругом одна вода, в которой отражаются крупные яркие звезды. Горизонта нет, его как бы не существует.
Милана
Пираты.
Судя по близости сомалийского побережья, наш лайнер подвергся нападению именно этих типов.
Я слышала о сомалийских пиратах, но была уверена, что их нападения на мирные судна остались в прошлом. Что их удалось победить лет десять назад.
Выходит, нет, не удалось. Или, как минимум, не всех.
Трое мужчин в легких камуфлированных жилетах врываются в основной коридор, размахивая оружием. На палубу выводят группу людей, они падают на колени, закрывая головы руками.
Еще двое пиратов с автоматами гонят группу людей по соседнему пролету.
Пираты последовательно обходят каюты, криками заставляя пассажиров выходить в коридор. Кто-то в панике пытается закрыть двери, но их тут же вышибают прикладами.
Прижимаюсь к стене в глупой надежде, что меня не заметят. Сердце колотится так, словно хочет выскочить наружу. От страха конечности кажутся скованными и задубевшими, ощущение, что я не смогу пошевелить даже пальцем.
Все, на что я сейчас способна, это дышать через раз и молиться, чтобы они меня не заметили.
Мои познания о сомалийских пиратах довольно скудные, но в памяти отложилось, что как будто они специализировались на захвате небольших суден, за которые потом получали выкуп. А здесь огромный лайнер!
Зачем он им?
И как они собираются его удерживать?
Разве нам на помощь не пришлют вертолеты или хотя бы пограничные катера? Пираты же не на авианосце приплыли, а на моторных лодках.
Пересиливаю себя и пытаюсь незаметно отступить за спасительную перегородку. Но чуда не происходит. Один из бандитов, высокий и жилистый, замечает меня и направляется в мою сторону.
Хватает за плечо, толкает к толпе пассажиров. Дальше нас всех гонят вглубь судна.
Проходя через пролет, вижу капитана и нескольких офицеров судна, стоящих в сторонке с поднятыми руками.
Надеюсь, кто-то из них успел подать сигнал бедствия?
Но по виду пиратов не скажешь, что они особо напуганы. В подтверждение этого раздается взрыв. Похоже, пираты специально повредили радиорубку или систему связи, чтобы задержать подмогу.
— Они кого-то ищут, — чуть слышно говорит пожилой джентльмен на чистом английском языке.
— Почему вы так думаете? — бормочу, опустив голову.
— Пираты не сажают лайнер на мель и не собираются вести его к берегам Сомали, — шепчет мужчина. — Слишком целенаправленно действуют.
Может, это правда?
Пассажиров распределили на группы, но это только для того, чтобы легче их держать под прицелом.
Никто не объявляет никаких требований, никто не говорит о захвате всего судна.
Если их цель заключается лишь в том, чтобы найти определенных людей и как можно быстрее исчезнуть, то все выглядит более чем логично.
В подтверждение этой теории пираты вытаскивают из каюты двоих мужчин: одного невысокого, лысоватого, другого — немного старше, с аккуратной бородкой. Что-то требуют от них, размахивая автоматами, но отсюда я не разбираю ни слова.
У меня хоть и уникальная способность к языкам, но сомалийским я никогда не интересовалась.
Один из пиратов пытается отобрать у лысого мужчины сумку и ноутбук. Тот сопротивляется и в итоге получает прикладом в бок.
Второй, который с бородкой, выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок. Но его подхватывают под руки и грубо швыряют в лодку.
Внезапно на палубе появляется знакомая фигура. Роскошный торс плотно облегает белоснежная рубашка.
Куда он так вырядился? Здесь вообще-то нападение, а не светский прием.
Только успеваю об этом подумать, как до меня долетают обрывочные фразы на... арабском?
Жорик знает арабский? Или он сам араб, и это у него не загар?
Кстати, если представить Жорика в жилете на голое тело и с немытой шевелюрой, то в принципе, из него получится вполне пристойный сомалийский пират...
Боже, о чем я?
Но когда до меня доносится, о чем говорит Моралес с пиратом, начинаю жалеть, что знаю арабский.
Не очень хорошо, но понять могу.
— Мне нужен твой босс, отвези меня к нему, — требует Моралес и протягивает пирату несколько сотенных долларовых купюр. Как такси нанимает, честное слово...
Вытягиваю шею, чтобы лучше слышать, и встречаюсь взглядом с тем высоким пиратом, который толкнул меня в толпу.
Он что-то кричит остальным на сомалийском и резко взмахивает рукой, делая знак подойти.
Начинаю пятиться, но он в два шага пересекает расстояние между нами.
Железная хватка сдавливает мою руку, дальше меня волокут к борту. Довольно бесцеремонно, надо сказать.
— Отпустите! — слабо сопротивляюсь. — Пожалуйста, сэр! Зачем я вам? Я обычная туристка, ничем не примечательная.
Однако пирата мои слова мало трогают. Он силой тащит меня за собой, не обращая внимания на мои попытки вырваться.
Милана
Мы плывем достаточно долго.
В трюме почти нет света, кроме тусклой лампы, мигающей под потолком. Я сижу под стенкой, вжимаясь в нее спиной, и стараюсь не привлекать к себе внимания.
Говорить мне не с кем. Лысый и бородатый слишком заняты своим горем и полностью погружены в себя. Жорик злой.
Девушка, которую привели с ним, мне не нравится. Впрочем, я похоже у нее тоже не вызываю симпатии. Так что я просто жду, когда мы доплывем.
Наконец, судно замедляет ход. Слышно, как натужно поворачивает лебедки — это команда бросает якорь.
К моменту, когда корабль пришвартовался у береговой линии, солнце уже клонилось к закату.
Высадка происходит быстро и нервно. Пираты спешат, явно опасаясь погони.
Нас выводят на палубу и затем снова сажают в лодку. Судя по очертаниям береговой полосы, мы причаливаем к какому-то маленькому порту или пристани.
Моралес подходит ко мне вплотную и шипит в ухо.
— Послушайте, Лана, или как вас там по-настоящему. Коль уж вы не дали себе труд прислушаться к умному совету, сделайте одолжение. Не создавайте никому проблем. Выполняйте все, что вам скажут.
Хочется его хотя бы послать, но не могу не признать правоту его слов.
Послушай я своего ушлого спутника, глядишь сидела бы сейчас в своей каюте и пила жасминовый чай.
Поэтому в ответ только молча киваю.
Ступаю на влажный песок, оглядываюсь и замечаю несколько автофургонов и внедорожников, припаркованных у воды.
Пираты выстраивают нас в цепочку и гонят к машинам. В воздухе стоит горькая пыль и запах гари.
Нас всех пятерых вталкивают в один автофургон. Я оказываюсь на скамейке рядом с Моралесом, но по его виду не скажешь, что он рад такому соседству.
А мне все равно, потому что я могу смотреть в окно. Ну почти все равно...
Едем вдоль берега, и вскоре вдалеке виднеются огни поселка. Со стороны он выглядит как обычная приморская деревня.
От тропической экзотики здесь не осталось и следа. Повсюду виднеются груды мусора, покореженная техника и редкие засохшие кустарники.
Зато внутри поселок выглядит на удивление цивилизованно.
Вопреки ожиданию, строения не производят впечатления примитивных лачуг. Это низкие бетонные строения с железными крышами и кое-где надстроенными вторыми этажами.
Несмотря на кажущуюся запущенность и хаос, здесь кипит жизнь — во дворах стоят генераторы, повсюду виднеются сваленные в кучу изношенные шины и синие канистры с водой.
Некоторые дома выглядят почти добротно, из-под навесов доносятся звуки громкой музыки.
По дороге встречаются вооруженные люди, которых можно принять за охрану или местных боевиков. Они одеты в джинсы или камуфляж, разве что обувь разная — от дешевых сандалий до громоздких берцев.
На крышах я с изумлением замечаю спутниковые тарелки и проводку. Значит, у пиратов есть электричество и связь?
В замешательстве совсем забываю, что мы с Жориком в ссоре. Хватаю его за руку и шепчу на ухо:
— Хорхе, где пираты взяли генераторы и спутники?
— Где-где... — ворчливо хмыкает Жорик. — Напиздили.
Ах да, они же пираты.
— Но поселок выглядит так прилично! Я не ожидала!
— А что ты ожидала? Что они живут в хижинах из тростника, а их крыши выстелены банановыми листьями? — скептически ухмыляется Жорик. — Ты хоть представляешь себе, какие деньги они требуют за заложников? Современные пираты достаточно технологичны, поверь мне.
Я верю. Как же не верить?
В животе неприятно холодеет. У меня, если что, денег нет. И взять с меня нечего. Это если я — Милана Богданова. Но если я Светлана Коэн, то есть надежда...
— И что, здесь все поголовно пираты? — спрашиваю, вытягивая шею. По улице неспешно идет высокая женщина и ведет за руку маленького мальчика. — Даже дети?
— Конечно нет, это обычное приморское село, — Жорика то ли попустило, то ли он перебесился, но по крайней мере не стреляет пеплом и не шипит. Объясняет вполне миролюбиво и чуть снисходительно. — Пираты здесь просто живут. Их дома сразу можно отличить, они выглядят иначе.
— По богатому, — хмыкаю я. — Как у нас цыгане. Сразу видно, кто барон.
— Примерно так, — кивает Жорик со скупой улыбкой.
Фургон сворачивает к большому прямоугольному зданию, судя по всему, переоборудованному под склад. Или под тюрьму.
Снаружи висят прожекторы, освещающие площадку. Здесь нас высаживают и, толкая прикладами, заводят внутрь.
Внутри прохладно, пахнет пылью и старой тканью. В полумраке различаю груды ящиков, мешков с зерном, ящиков со снаряжением. Вдоль стены сидят люди, много.
— Это их штаб? — дергаю Жорика за штанину, но он делает вид что не слышит. Заговаривает по-арабски, и я вспоминаю, что забыла спросить, он араб или нет.
Милана
— А я Леонардо ди Каприо, — говорит Аверин, хищно полосуя меня острым взглядом, и поворачивается к сероглазому пирату. — Не верь ей, Феликс. Я за ней четыре дня наблюдал. Это не Лана Коэн, вас наебали.
Теперь они вдвоем высверливают во мне дыры, и я призываю на помощь всю свою сообразительность.
Аверин не дурак, раскусил меня в два счета. Но при этом советовал не высовываться из каюты. А значит был уверен, что мне попадать в лапы пиратов нельзя ни в коем случае.
И после этого я должна признать, что я не Светлана? Что я не наследница миллиардера, способного заплатить за дочь достойный выкуп?
Проще сразу выйти на улицу, подойти к любому из пиратов и плюнуть ему в лицо. Или заехать коленкой по причинному месту.
Думаю, я даже испугаться не успею, как меня превратят в решето автоматными очередями. И никому не будет интересно мое настоящее имя.
Поэтому стараюсь придать лицу насмешливое, чуть снисходительное выражение.
— Значит я неплохо сыграла свою роль. Можете меня поздравить, — хотела добавить «белый господин», но у Аверина сейчас такой вид, что его лучше не злить.
К тому же они оба слишком загорелые, и самая белая здесь я.
Белая госпожа...
Феликс продолжает просверливать взглядом.
— Неплохо сыграла, говоришь? А что, если он прав? — кивает на Аверина. — Как проверять будем, красивая?
Совершенно не к месту вспоминаю, что надеялась в круизе загореть, причем в тех местах, где обычно не загораю, тоже. А что, в моем номере была отдельная терраса. Загорай голышом сколько влезет.
А потом Сейшелы. И Мадагаскар.
Но все мечты накрылись медным тазом, потому что кое-кому захотелось больше денег.
Хотя при всем желании нуждающимся хозяин кабинета не выглядит.
Я готова его убить, и даже красота его пофигу.
Такой отдых перегадить!
— А как хотите, так и проверяйте, — рявкаю так громко, что Аверин с Феликсом дергаются от неожиданности. — Вы меня оба достали! Тест ДНК сделайте, чтобы убедиться. Только для этого вам придется моего отца украсть.
Мужчины переглядываются. Аверин хмурится, Феликс морщит лоб.
— Ладно, — говорит он и снова переглядывается с Авериным. — Какое у нас образование?
— Гарвардский университет, — буркает тот. Я сохраняю гордое молчание.
— Отлично! — Феликс возвращается к столу и падает в кресло. Правда, в этот раз ноги на стол не складывает. — Приступим?
Это было разве что чуть сложнее, чем у Ланы на собеседовании. Там я даже больше волновалась.
Аверин наблюдал за нами с каменным выражением лица, переплетя руки на груди. А мне даже смешно стало.
У Ланы Коэн блестящее образование. Она собеседовала меня несколько часов. Я срезалась буквально на нескольких вопросах, поэтому меня и приняли в компанию.
Все объясняется просто. В нашем в университете действовала программа по обмену с Гарвардом. Я прошла все необходимые тесты, у меня были все шансы. А вот денег не было.
Университет брал все расходы на себя, но все равно нужен был хотя бы минимум, а бабушка с дедушкой и так продали земельный участок, чтобы оплатить мне учебу. Если бы я заикнулась про Гарвард, они бы продали дом.
У меня не хватило духу. В Гарвард по обмену поехал Илья Козлов, который занял второе место, а я неделю проплакала в общаге. Когда Илья вернулся, привез мне в подарок конспекты и подарочный курс по аналитике бизнес-проектов.
— Если бы ты не отказалась, я бы туда не попал, — признался он честно.
Так что вопросы, которые задавал Феликс, были не намного сложнее, чем на собеседовании.
— Я тебе сказал, что копия намного удачнее оригинала, — говорит Аверин в ответ на молчаливый взгляд Феликса, когда тому надоедает меня допрашивать.
— Но ты можешь ошибаться, — возражает тот. Мужчины снова молча меня испепеляют.
Терпеливо жду, когда им это надоест, меня признают Ланой и куда-то отведут. Где там держат ценный обменный фонд? Надеюсь, не в том сарае.
— Светлана три года училась играть на виолончели, — внезапно выдает Аверин, глядя на меня в упор. — Ее отец мечтал, чтобы она играла на лучших площадках мира. Что ты на это скажешь, дорогая?
— Он заставлял меня заниматься по пять-семь часов в день, — отвечаю, не отводя взгляд. — С тех пор я ненавижу классическую музыку.
— Жаль, что здесь нет виолончели, — Аверин не разрывает зрительный контакт.
— До слез, — соглашаюсь и удостаиваюсь убийственного взгляда.
Феликс молча встает, идет к двери, открывает нараспашку. На гортанном сомалийском отдает короткую команду.
— Я устала, — обращаюсь ни к кому, просто смотрю перед собой, — и проголодалась. Раз уж вы на мне планируете заработать, то может закончим с вашими идиотскими проверками, и вы проведете меня в мою комнату? Вы же не станете держать альтернативный мешок денег в подвале? Я очень надеюсь на здравый смысл. И душ...
Милана
В кабинете устанавливается мертвая тишина. Слышно только как за окном перекрикиваются на сомалийском женские голоса.
Аверин присаживается на корточки рядом с Феликсом и смотрит на меня своими жгучими испепеляющими глазами.
— Признавайся, как у тебя вышло Светлану наебать?
— Подожди, — останавливает его Феликс, предупредительно поднимая руку, — сначала мы с ней поговорим.
Вжимаюсь в спинку кресла, подавляя внутреннюю дрожь. Вцепляюсь в подлокотники до побелевших костяшек.
Да, блин! Да!
Я девственница.
Только я никого не обманывала. Точнее, я не специально.
Меня просто не спрашивали. Если бы Светлана спросила в лоб, я девственница или нет, конечно, я бы сказала правду.
Но она не спрашивала! И я промолчала.
А что, мне надо было кричать об этом на каждом углу? Как будто я не знаю, что по устоявшемуся мнению в двадцать один год в девственницах остается только всякий неликвид.
Когда Светлана рассказывала о своих любовниках, я молча слушала и кивала с умным видом. Запоминала на случай неожиданной встречи.
Она еще описала у кого какой член. Как будто мне эта информация могла как-то помочь.
Я так и сказала. Мы еще с ней вместе посмеялись. Она подмигнула мне, ответила «Это на всякий случай. Ну, ты понимаешь!»
Я хихикнула, сделав вид, что понимаю. А что там непонятного?
И все. Все!
Я ехала в круиз. Отдыхать. Помогала подруге в ее любовных делах.
Какая в таком случае разница, девственница я или нет?
Лана спрашивала, были ли у меня отношения. Я поддалась устоявшемуся мнению и сказала, что было. Несколько.
Она больше не спрашивала, и я облегченно выдохнула.
Потому что их не было. И вовсе не потому, что я королева недотрог.
Среди парней у меня много друзей. У нас общие увлечения — языки, музыка, математика. В меня даже влюблялись, но...
Мне нравятся такие, как Феликс. А такие, как он, не играют на виолончели.
Хотя Феликс откуда-то знает, что Шестая сюита Баха начинается с ре-ля-ре, а не с до-соль-ре. И что до-соль-ре это Пятая.
— И долго нам так сидеть? — Феликс поднимается, берется за ремень, и я холодею от страха.
Он правда собрался проверять? Это была не шутка?
Хотя глядя на сдвинутые брови и поджатые губы непохоже, чтобы этот мужчина шутил.
Оба мужчины.
Аверин тоже поднимается следом, и я встаю вслед за ним. Делаю один шаг, второй, меня никто не останавливает. Хочется броситься к двери, но полудикие пираты с автоматами вряд ли окажут мне помощь и моральную поддержку, в которой я так нуждаюсь.
Медленно прохожу к столу, лопатками ощущаю два прожигающих взгляда.
В голове ярко пульсирует и переливается всеми красками одна простая мысль. Пока я Светлана Коэн, с моей головы ни один волос не упадет. Они потому и ведут себя так, что Аверин почти убедил Феликса. И Милана Богданова для них просто пыль.
Разворачиваюсь, опираюсь на стол бедрами, складываю на груди руки.
— А как хотите, так и проверяйте.
Да, мне страшно. И внутри я могу сколько угодно бояться, но я ни за что не должна это показать.
— Уверена? — первым подходит Феликс и смотрит на меня так... так...
Даже больно от того, что он так смотрит. Потому что этот горящий взгляд предназначен не мне, а Лане. Феликс видит перед собой красивую обертку, в которую вместо конфетки завернули серый невзрачный камешек.
Он упирается рукой возле моего бедра, нависает широким торсом. Я каждой клеточкой ощущаю жар, который исходит от его тела.
С другой стороны точно так же нависает Аверин.
Хочется зажмурится, так близко сейчас их лица, руки, глаза... Они оба красивы, как только могут быть красивы два хищника, готовящиеся к прыжку...
В который раз напоминаю себе — пока есть хоть малейшая вероятность, что я Лана, они ничего мне не сделают.
Переношу центр тяжести на пятую точку, упираясь в стол руками, и острыми носками туфель со всей силы луплю мужчин по коленным чашечкам.
Ауч! Прости, Жорик, я перестаралась и попала немного выше, чем следует.
— Сссссук...ааа, — выдает он, сворачиваясь внутрь. Феликс тоже матерится, схватившись за ногу.
— Я целилась в колено, — говорю примирительным тоном, глядя на Аверина.
— У меня колени не так высоко, мазила, — шипит он. Наклоняюсь ближе.
— Извини, ты просто не в моем вкусе.
Оборачиваюсь к Феликсу, который скривившись, растирает колено.
— А насчет тебя я подумаю. Если сумеешь мне понравиться.
И получаю редкое удовольствие глядя, как шокировано меняются их лица.
Милана
Выхожу из помещения первой, мужчины двигают за мной. Прям как два телохранителя...
— Я думала, ты пошутил, — бубню под нос, оглядываясь по сторонам.
Вокруг, куда ни кинь взглядом, везде виднеется дым, вьющийся над печными трубами. Или просто от импровизированных очагов, сложенных прямо посреди двора.
— Ты слишком много думаешь, в этом твоя ошибка, — отвечает Аверин, недобро сверкая глазами. — Была бы тупее, осталась бы на лайнере.
Согласно вздыхаю и смотрю на него исподтишка.
Это мы уже помирились? Или все-таки нет?
Лучше было бы, конечно, закрепить. И вот тут Лана подложила мне очередную свинью.
Я могла бы сейчас отправить обоих мужчин в жесткий нокаут. Буквально за какой-то час. При условии, конечно, что нашлись бы нужные продукты.
Прикрываю глаза и на миг позволяю себе помечтать, что бы я приготовила.
Перед внутренним взором встает большая керамическая форма, в которой под золотистой корочкой томятся слои нежной начинки, пропитанные густым ароматным соусом.
Эх, какую бы я могла приготовить лазанью с мясом, соусом бешамель и запеченной сырной короной!
Словно наяву слышу хруст сыра от ножа, разрезающего лазанью. Феликс кладет кусочек в рот, в блаженстве закатывает глаза, а затем впивается в меня потрясенным взглядом. Говорит: «Что это я только что попробовал? Чьи волшебные руки приготовили это божественное блюдо?»
Ну, или можно не так пафосно, конечно. Плюс-минус...
С Жориком сложнее, тот точно не станет рассыпаться в комплиментах. Максимум буркнет что-то из серии «Неплохо, есть можно». Я насмотрелась на лайнере за четыре дня.
Но как бы его я и не собиралась пленять.
Только реальность играет против меня. Здесь вряд ли найдется нормальная мука, хороший пармезан и томатная паста.
С духовкой, как я понимаю, тоже напряг. Вон тот ржавый ящик с углями при всем желании ее не заменит, а лазанью надо как следует пропечь.
Но главное, я ни в коем случае не должна показывать, что умею обращаться с тестом и соусами, будто я повар с многолетним стажем.
Я Светлана, которой в голову не придет заморачиваться с сырной короной. Она все это может получить в лучших мишленовских ресторанах.
Так что да, приходится ставить крест на всех тех проверенных изысканных рецептах, которыми я могла бы покорить Феликса.
По крайней мере, пока я в этой деревне без нормальных продуктов.
Очень вовремя вспоминаю, что я белоручка, которая с рождения не обременяет себя работой по дому. Можно сказать, в последний момент.
— А мне кто-то будет помогать? — спрашиваю Феликса. Тот зачем-то смотрит на Жорика. Нашел помощника, даже мне смешно!
— Можешь взять в помощницы Еву, — отвечает он с небольшой заминкой.
— И кто у нас Ева? — интересуюсь. И сама же отвечаю. — Моя соседка по палате?
Жорик хмыкает, Феликс кивает.
Ну хоть никто не спорит, что у них тут дурдом. Правда, пока это мне не очень помогает.
Кухня здесь все-таки имеется, обнаруживается она в соседней пристройке. Шаткий стол, вместо плиты адская конструкция из трех камней и положенной сверху решетки.
Но в плите уже горит огонь, то есть, в меня здесь верят.
— Можно твой телефон? — поворачиваюсь к Аверину. — Мне погуглить.
Тот сует руку в карман и выуживает гаджет, полностью заряженный и подключенный к интернету. Снимает блок и передает мне, впрочем, не сводя с меня пристального цепкого взгляда.
— Я уже поняла, что у нас здесь реалити-шоу «Остаться в живых», — говорю с умеренной долей язвительности, — но можно отойти подальше и не мешать? И, кстати, у вас яйца есть?
Мужчины обмениваются быстрыми взглядами, в которых сквозит непонимание, смешанное с возмущением.
— Куриные, — уточняю, чтобы снять все вопросы. И возникшее напряжение.
— В дефиците, — отвечает Феликс, — но есть.
Так и подмывает сказать, что я не сомневалась, но благоразумно молчу, потому что жизнь у меня одна.
— Надеюсь, ты не собираешься кормить нас яичницей, — заносчиво предупреждает Аверин.
Забиваю в гугле нужный рецепт и демонстративно вывожу на экран пошаговые фото.
— Яйца бенедикт с лососем, — объявляю можно сказать даже торжественно.
И пусть только попробуют сказать, что это «у них», а не «у нас». Я голодная как волк.
Зато мужчины заметно оживляются.
Что за странные создания? Накорми вкусно и бери голыми руками...
— С лососем напряг, детка, — скалится Феликс. — Есть козлятина, но она протухла.
Смотрю на мужчин с сомнением.
— Чего задумалась? — интересуется Аверин.
— Ясно, что бенедикт с тухлой козлятиной не то блюдо, которое спасет мне жизнь, — отвечаю после недолгой паузы. — Но звучит заманчиво.
Милана
Это правда, он в нее влюбился.
Я так надеялась, что мне показалось, но мои надежды рассеялись как утренняя дымка над Индийским океаном.
Феликс полдня проторчал у нас в кухне. Они с Евой мило щебетали, пока я доваривала суп.
Уже даже не притворялась, что подглядываю в телефон — все равно на меня никто не смотрел. Да и рецепта никакого не было. Бросала все, что нашла.
Нашла немного — несколько сморщенных картофелин, рис, лук-порей. Долговязый принес ящик тушенки. И конечно бананы.
Здесь их полно, какие хочешь. Я подумала и добавила в суп зеленые, вместо картошки. Очень правильно добавила, бананы со своей ролью справились превосходно.
В отличие от меня.
Свою роль я полностью провалила.
Светлана — роковая женщина, она бы влюбила в себя Феликса в два счета. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Он на Еву бы и не посмотрел.
Но я совсем другое.
Я не умею так смотреть, как Лана. Так обольстительно улыбаться.
У Евы это выглядит пошло. У Светланы выходило по-королевски. Мне уже почти жаль, что ее здесь нет, она бы точно сумела поставить на место эту лахудру.
А Феликсу, получается, в самый раз...
Пока влюбленные воркуют на улице, наливаю в металлическую миску суп и отставляю в сторону. Пусть немного остынет. А я пока напишу список продуктов, которые надо... что?
Купить? Украсть? Раздобыть?
Не знаю, передо мной никто не отчитывался. Но мое дело написать, а где они их возьмут, меня не касается.
С неприязнью кошусь на раскрытую дверь — Феликс с Евой захотели покурить, и я выгнала их из кухни.
Терпеть не могу, когда сигаретным дымом пропитываются одежда и волосы. Приходится потом голову мыть и сушиться на солнце.
На удивление у нас есть душ. И вообще с пресной водой нет проблем, потому что Феликс установил возле дома опреснительную установку.
Наверное у него в доме и ванна есть. Еще немного, и он свою Еву в дом заберет.
Что ж, жаль, что я влюбилась в такого нетребовательного мужчину...
Стоп, влюбилась? Да ничего подобного! Это меня просто клонит в сон, я не высыпаюсь. Я уже говорила — пыль, жара, гул ветра. С утра крики рыбаков и собачий лай...
— Лана, Лана! — доносится сквозь вату в ушах. — Что с тобой?
Вату? Какую вату?
Открываю глаза. Я сижу на полу, обняв корзину с бананами, и сплю. Возле меня на коленях стоит Феликс и трясет меня за плечи. В его глазах читается неподдельная тревога.
Из-за широкого рельефного плеча выглядывает Ева. Она нисколько не перепугана, скорее, недовольна, что пришлось отвлечься.
Может, они как раз целовались, а тут я? Захрапела, например.
Я вообще-то не храплю, но вполне могла начать. На нервной почве...
— Я же говорила тебе, что она спит! — фыркает Ева.
— Мало что ты говорила, — как-то не очень приветливо для влюбленного отвечает Феликс.
Ну да ладно. Мне то что. Я уже приняла решение выбросить его из головы.
Но все равно приятно...
— Хватит меня трясти, — пробую отодрать от своих плеч его руки. Получается с трудом.
— Лана, посмотри на меня, — Феликс тут же обхватывает ладонями мое лицо, — тебе плохо? Говори!
Хоть я и понимаю, что он больше беспокоится о деньгах, которые Ланин отец за меня заплатит, но где-то в глубине души живет робкая надежда, что его немного заботит моя персона...
— Она не спит почти, — вмешивается Ева, и мне снова кажется, что мои уши набиты ватой. — Сил никаких нет, крутится всю ночь. Сама не спит, и мне не дает.
Пока Феликс слушает Еву, я обнимаю свою корзину и пристраиваю голову на бананах. Так, чтобы было удобнее. Но все мои попытки пресекает Феликс.
Снова хватает за плечи и встряхивает.
— Да хватит же меня трясти, — бормочу протестующе, — я тебе не шейкер.
— Почему ты не говоришь, что не высыпаешься?
— А если скажу, ты вернешь меня на лайнер?
Феликс замолкает, и я укладываюсь на бананы.
— Тогда оставь меня в покое... — бубню под нос и внезапно отрываюсь от земли и начинаю парить.
Разве такое возможно?
Я так не умею. Значит, меня подняли на руки?
Вряд ли это сделала Ева. Если бы у нее и хватило сил, она точно не держала бы меня так бережно. Скорее, за ноги бы отволокла.
В ноздри заползает опасный аромат, который блокирует все мыслительные процессы. Голова, качнувшись, прислоняется к мощной грудной клетке, а нос утыкается в теплую кожу, пахнущую морем, парфюмом и немного табаком.
— Иди за мной, — командует Феликс Еве и несет меня по направлению к своему дому.
Милана
Мужские голоса снизу затихают. Похоже, разговор закончен.
Вслушиваюсь в доносящиеся снизу звуки, и внезапно на лестнице раздаются шаги — гулкие, уверенные.
Сердце мгновенно проваливается вниз. Не хватало, чтобы кто-то донес Феликсу, что я подслушиваю!
Вскакиваю и бросаюсь обратно в кровать. Простыня холодит кожу. Тяну ее на себя, закрываю глаза и стараюсь дышать ровно.
Сердце в груди не стучит, а грохочет. Пальцы немеют, дыхание перехватывает. Трясусь как заяц под кустом.
Надо срочно взять себя в руки и успокоиться.
Задерживаю дыхание, приказываю себе не трястись.
Я спокойна. Я абсолютно спокойна...
Представляю, что я океан, простирающийся до горизонта. Вокруг ни дуновения ветра. Поверхность океана гладкое как жидкое стекло.
Полный штиль...
Мое тело расслаблено. Я сплю. Просто сплю...
Дверь тихо приоткрывается, шаги приближаются. Мне интересно, кто пришел, но я подавляю соблазн приоткрыть веки и подсмотреть.
Они плотно сомкнуты, даже не дрожат. Потому что я океан, полный штиль...
Шумное дыхание выдает мужчину. Он подходит к кровати, наклоняется. И меня обволакивает уже почти привычный запах.
Чистый, теплый с нотками морского бриза, табака и дорогого геля для душа. Слишком выделяющийся на фоне запахов сырости, моря и бензина от работающих генераторов.
Феликс ухаживает за собой в отличие от подавляющего большинства обитателей этого пиратского поселка.
Подавляю глупую радость от осознания того, что Феликс пришел на меня посмотреть.
Я лежу на его кровати в его спальне. Куда ему еще идти?
Но внезапно пахнущие табаком пальцы осторожно касаются моих волос, едва ощутимо скользят по прядям. Мужская ладонь двигается в миллиметрах от кожи, я чувствую, как от нее исходит тепло.
Через тело будто пропускают электрический ток. Волна жара бьет снизу и опаляет мозг. Сама не знаю, как сдерживаюсь и не вздрагиваю от нахлынувших ощущений.
Зачем он это делает? Что ему нужно? Или это очередная проверка?
Его рука на миг застывает над щекой и так же медленно исчезает. Шаги удаляются, осторожно прикрывается дверь.
Остаюсь лежать оглушенная, все еще боясь пошевелиться, все еще ощущая на коже тепло его присутствия.
Сердце колотится о грудную клетку, приходится накрыть его руками, чтобы не выскочило. Дышу медленно, глубоко, чтобы хоть как-то вернуть над собой контроль.
Зачем он так делал? Феликс же влюблен в Еву, они с ней мило щебетали. Мне же не показалось?
Но эти мысли вытесняются волной информации, которую я только что узнала.
Отец, наследство, наркокартели… Все это звучит как настоящий бред сумасшедшего.
Какой еще Винченцо? Кто он такой? Зачем ему наследник, он что, король?
То, что Феликс не простой пират, я и так догадалась. Но что у них тут так все запущено, предположить не могла.
И при чем здесь агроном Горин и химик Мейер? Или наоборот, агроном Мейер и химик Горин? Зачем они понадобились Феликсу?
Яблоки с картошкой на сомалийском побережье, ясное дело, не помешают. Но обязательно при этом злить папу?
Я слишком глубоко погружаюсь в свои мысли и не сразу замечаю, что в комнате я не одна. Ощущение чужого присутствия делает воздух густым и тяжелым.
А еще дыхание. Неровное, прерывистое. Совсем рядом...
Открываю глаза и натыкаюсь на чужой полыхающий взгляд, полный неприкрытой ненависти.
Надо мной зависло лицо. Женское. Красивое. Смуглая идеальная кожа, черные большие глаза миндалевидной формы.
В ее руке что-то блестит, и я не сразу соображаю, что это нож.
Нож, приставленный к моему горлу. Его лезвие почти касается кожи.
Все четыре конечности сковывает от страха. Да что там, меня буквально парализует!
— Тебя… не должно быть здесь, — голос девушки низкий, грудной. Она говорит на ломаном английском, но мне вполне достаточно, чтобы понять общий смысл. — Ты забираешь его у меня!
— Я… я не понимаю, — шепчу в ответ.
— Он мой. Феликс мой! — ее голос дрожит от ненависти. — А ты… Ты обязана умереть!
Не позволяю панике накрыть себя с головой. Мозг работает удивительно ясно и продуктивно.
С поразительной отчетливостью понимаю, что нельзя двигаться, нельзя ее провоцировать. Кто знает, что ей взбредет в голову в следующую секунду?
— Я его не забираю, — говорю сипло, страх сдавливает горло, — при чем здесь я? Ты перепутала, он на меня не смотрит. Не переживай... Ты очень красивая...
Хочется плакать от несправедливости. Как западать, так на Еву, а как убивать, так меня? Почему?
Но девушка пренебрежительно фыркает, на ее губах появляется змеиная улыбка.
Милана
Теплая вода стекает по коже, смывая дневную пыль, липкий пот и нехорошие мысли.
Вечер продолжает тянуться медленно, размеренно. Воздух еще не успел остыть, даже легкий ветерок с океана не приносит прохлады.
Закрываю глаза, вдыхаю запах соли, раскаленного песка и сырого дерева. Душ старый, перекошенный, сколоченный из кривых досок, но свою функцию выполняет. Главное, есть вода, и она пресная и чистая.
Провожу ладонями по мокрым волосам, наслаждаюсь моментом. Здесь в поселке мало приятного, но теплый душ можно заслуженно назвать отрадой и для тела, и для души.
Пусть кое-где между щелями и проглядывают лучи заходящего солнца, но здесь хотя бы можно надеяться, что никто не вломится без причины. И это единственное место, где я могу побыть в условном одиночестве.
Ужин закончился полным провалом Феликса.
Сначала он вскочил, ходил по гостиной, потом нависал надо мной, требовал поесть. Даже поорал.
Бесполезно.
Я высидела положенное время и ни съела ни кусочка. Как ни странно, очень помог Аверин. Можно сказать, вдохновил. Иначе я бы сломалась.
Есть бы не стала, но точно разревелась, а Светлана ни за что бы не позволила себе плакать. Скорее заставила плакать Феликса. И возможно, Аверина, но это не точно.
Феликс махнул рукой и отпустил нас с Евой к себе. У меня от голода перед глазами цветные точки прыгали. Я вбежала в кухню и возвела глаза к небу, прочитав про себя короткую молитву.
Моя миска с супом так и стояла на шатком столике, куда я поставила ее остывать. Проглотила суп в мгновение ока, и настроение немного улучшилось. Отправилась в душ, и теперь чувствую, как ко мне потихоньку возвращаются силы.
Выключаю кран, тянусь к перекладине, где должно быть полотенце, и натыкаюсь на пустоту.
Черт. Я забыла его в доме.
Ну, конечно. Шампунь и мыло взяла, а полотенце так и осталось лежать на кровати.
Тело мокрое, волосы прилипли к спине, ноги скользят по деревянному настилу. Вздыхаю и выглядываю в узкую щель между досками.
— Ева! — кричу громко. — Ева-а, принеси, пожалуйста, полотенце! Я его на кровати забыла!
Тишина.
Жду, бубню себе под нос, снова зову ее, но все без толку.
— Вот же зараза…
Уже собираюсь заорать на всю глотку, как вдруг слышу стук в дверь. Облегченно тянусь к задвижке.
— Ну наконец-то! — ворчу, открывая дверь. И оцепеневаю.
Передо мной стоит не Ева. А он.
Феликс.
Сердце жалобно выдает один удар и отказывается дальше биться. Потому что он смотрит.
На меня.
Глаза скользят по лицу, задерживаются на губах, на волосах, на каплях воды, стекающих по ключицам. И дальше опускаются вниз. Ниже, еще ниже, еще...
А на мне ничего нет. Абсолютно.
Кроме тех капель воды.
Я должна прикрыться, должна вытолкать Феликса и закрыть дверь. Но я не могу ни шагу ступить, ни пошевелиться. Этот взгляд меня буквально обездвиживает.
Со мной творится что-то странное. Это же всего лишь взгляд, почему он так на меня действует? Мое тело будто плавится, становится мягким и податливым.
Низ живота наливается теплом. Между ног зарождается приятное сладкое томление, там становится горячо и влажно.
Колени слабеют, невольно хватаюсь за стенку душа, и пальцем натыкаюсь на неотесанную доску. Это приводит в чувство.
Делаю шаг вперед, выхватываю полотенце из рук Феликса и прижимаю к себе, закрываясь. Он не отворачивается и не двигается.
— Не мог сказать, что это ты? — говорю неестественным сиплым голосом, кутаясь в полотенце.
— Ты не спрашивала, — его голос тоже звучит подозрительно. Хрипло.
Черт.
Черт, черт, черт!
Сжимаю кулаки, щеки пылают от стыда, но еще больше от бессилия. Я не должна была так реагировать! Он же заметил, должен был заметить. С его-то опытом...
— Ты мог повесить полотенце и уйти!
— Мог. Но не стал.
— Почему?
— Не захотел.
В последний момент прикусываю язык и не говорю, что он кобель и извращенец. Недевственнице Светлане такое бы и в голову не пришло.
Запоздало порываюсь захлопнуть дверь прямо перед его носом. Но Феликс окидывает меня все тем же странным взглядом, затем медленно, очень медленно разворачивается и уходит.
Остаюсь стоять, тяжело дыша, и продолжаю сгорать от макушки до кончиков пальцев. На ногах.
Феликс, чтоб тебе пусто было.
Теперь мне точно не уснуть.
***
Сижу на песке, обхватив колени руками, пока океан лениво накатывает на берег свои шумные океанские волны.
Милана
Я решила прислушаться к совету Аверина и занялась подготовкой подарка для Феликса.
Тут все готовятся к его дню рождения. Перед ним весь поселок пресмыкается, как я успела заметить. И на то есть несколько причин.
Первая причина — определенно скука. Жизнь у пиратов достаточно нудная и бедная на события. А вторая причина то, что в пиратском поселке довольно занятная иерархия.
Вся власть здесь принадлежит старейшинам. Но это номинально.
Зато в руках у Феликса, как у главаря пиратов, сосредоточена власть самая что ни на есть реальная.
Дураку ясно, что старейшины спят и видят, как бы заполучить рычаг воздействия на Феликса. И, конечно, мечтают ему угодить.
Аян — дочь одного из старейшин.
Дальше, думаю, всем все понятно. Особенно понятно, почему Аян каждую ночь таскается в дом на берегу с балконом «си-вью».
Я стараюсь не следить, как надолго она там остается. И остается ли вообще.
Судя по злобным взглядам, которыми она меня награждает при каждой встрече, с махром пока не все складывается, как ей хочется.
Правда, непонятно, при чем здесь я, но взгляды в мой адрес летят полные злобы и ненависти. А ведь я больше не спала в спальне Феликса. Да я даже порог его дома не переступала!
У меня другие заботы. Я готовлю музыкальный номер.
Нет, я не собираюсь играть на виолончели, это слишком просто. Мой подарок будет не настолько дешевым и пресным.
Достаточно того, что Аян, Нажма — это та девушка, которую бортанул Аверин, — и Ева вместе готовят танец для Феликса. Это Ева подговорила тех двоих.
Стоило мне на секунду потерять бдительность, как эта коварная дрянь переметнулась во вражеский лагерь. Но чего еще можно было ждать от такой как Ева?
Естественно, она не могла просто так упустить шанс насолить мне. Быстро нашла общий язык с Аян и ее подругой, и теперь они готовят совместное выступление.
Судя по тому, как они старательно репетируют, для Феликса планируется настоящее шоу.
А судя по толстой металлической трубе, которую кое-как вкопали в песок и закрепили досками, чтобы не шаталась, танец будет, мягко говоря, не из скромных.
Работа, конечно, кустарная, но для местной публики сойдет.
Я же выпросила себе у Феликса долговязого пирата — случайно услышала, как он насвистывал под нос песенку. Долговязого зовут Абди, и он оказался отличным парнем с приятным мужским баритоном.
С Абди мы прошлись по поселку, и я отобрала еще двоих — Джаму и Гуура. Джама толстенький и очень приличный тенор. Гуур молоденький мальчишка с неидеальным, но вполне сносным фальцетом.
Аверин несколько раз пытался за нами проследить, но я каждый раз давала ему жесткий отпор.
Наши репетиции проходят в строжайшей тайне, нечего подглядывать и подслушивать!
Мое отношение к Аверину в очередной раз кардинально поменялось. К нему в частности, и ко всем мужчинам в целом. Все-таки, его слова о любимой женщине сумели меня зацепить.
Ведь если любимая женщина не идеальна, то значит не так она и любима?
Я всегда это подозревала!
Хочется верить, что Аверин не пускал пыль мне в глаза. По крайней мере выглядел он в тот вечер достаточно искренним.
И я правда очень радовалась за незнакомую мне Ольгу.
Еще мне очень нравилось то мечтательное выражение лица, с которым он о ней говорил. Вот бы обо мне кто-нибудь тоже так мечтал...
Феликс тот на меня не смотрит, а зыркает.
В связи с этим у меня возникло много вопросов, но к превеликому моему сожалению Косте я не могу задать ни один из них.
Потому что опытная женщина и так все это обязана знать.
И все равно то, что он не повелся на прелести Нажмы — а она действительно очень красивая, они с Аян обе, пожалуй, самые красивые в поселке, — в моих глазах подняло Аверина на недосягаемую высоту.
Выходит, не все мужчины идут на поводу у своих инстинктов?
То есть, могут не идти, если захотят?
В любом случае, незнакомка Ольга может гордиться своим мужчиной. Я даже чувствую легкую зависть — не за конкретного мужчину, а в целом за ситуацию.
***
Накануне празднества по всему поселку дымятся костры — подготовка идет по полной. Меня от кухонной работы освобождают, но я все же решаю приготовить торт.
Свой выбор останавливаю на «Наполеоне».
Торт «Наполеон» в пиратском лагере без нормальных продуктов, духовки и холодильника это не сложнее, чем яйца бенедикт с королевской макрелью.
Вместо слоеного теста — обычные пресные лепешки. Вместо сливочного крема — густая смесь на кокосовом молоке и яйцах. Вместо духовки — каменная решетка над костром.
Крем загустевает быстрее, чем я его мешаю, тонкие поджаристые лепешки не хотят быть похожими на нормальные коржи.
Но других вариантов у меня нет.
Милана
Постепенно настороженность сменяется тревогой. Сколько они еще будут так лежать?
Пауза затягивается, тревожность нарастает.
Мы с моими пиратами переглядываемся, они в полном недоумении косятся на своего главаря и на его гостя.
Я уже начинаю подозревать страшное — что передержала, что переждала. А что, если наши зрители просто вырубились от скуки и количества выпитого?
Но вдруг замечаю — оба мужчины не просто лежат на столе без движения.
Их плечи мелко-мелко трясутся. А это значит...
Поворачиваюсь к Абди.
— Мальчики!..
Короткая автоматная очередь прорезает тишину.
Феликс с Авериным даже не дергаются, просто медленно поднимают головы и пытаются принять вертикальное положение. С некоторой попытки им это удается. Смотрят они при этом друг на друга.
— Блю блю блю канари, — сипло тянет Феликс.
— Пик пик пик, — дотягивает Аверин, делая попытку подпрыгнуть и взмахнуть прижатыми к торсу ладонями.
— Си пэрде ль'эко, — хрипят они оба вразнобой и срываются. Аверин со стоном роняет голову на сложенные на столе руки, Феликс сползает по спинке дивана, закрывая руками лицо.
— Аааа... — глухо стонет Аверин, его плечи вздрагивают. Он что, плачет?..
Феликс отнимает ладони от лица и трет уголки глаз костяшками согнутых пальцев.
— Как ты с ними вообще... — кивает в сторону Абди, Джумы и Гуура, которые настороженно за нами наблюдают, поскольку не понимают ни словечка — как тебе... коллективчик?
Оборачиваюсь к ним и ободряюще улыбаюсь.
— Они милые.
— Ооо, неееет! — доносится сдавленное сбоку от Феликса. Зато «мальчики» сразу расслабляются и широко улыбаются в ответ.
Выглядит со стороны немного пугающе, но это для неподготовленной публики. Я уже немного привыкла.
— И даже тот длинный? — Аверин ненадолго перестает стонать и давиться.
— Он бусинка, — отвечаю, с теплом глядя на Абди.
Феликс шумно дышит в сторону, Аверин издает булькающий звук.
— Как ты... Как ты их уговорила это спеть? — вытирает он глаза.
— Ты же слышал, — Феликс втягивает носом воздух и задерживает дыхание, — песня про Канары.
— Только не говори им... — хрипит Аверин, не поднимая головы, — не говори, что это про канарейку, а не про Канары... Ей тогда пиздец! Они ее убьют.
Ну все.
— Хватит уже вести себя как два идиота, — шиплю сердито, — на вас люди смотрят!
Это правда. Лагерь замер в безмолвном ожидании, и даже старейшины тянут шеи, во все глаза глядя на своего рыдающего главаря и его почетного гостя.
— Ты понял, — Феликс поворачивает голову к Аверину, — она нас с тобой пытается строить!
— Правильно делает, — бормочет тот, растирая лицо, — пока нас тут нахуй не пристрелили.
Он, пошатываясь, выбирается из-за стола и сует руку в карман.
Эх, Жорик, Жорик, ты как любил пускать людям пыль в глаза, так и продолжаешь, ничего не поменялось...
Аверин достает из кармана доллары и раздает по несколько сотен Абди, Джуме и Гууру. У тех глаза вспыхивают победным огнем, а Аверин взмахивает рукой.
— Шикарно спели, парни. Можно теперь на бис? Иди сюда, — он ловит меня, притягивает за голову и целует в макушку. — Обожаю!
Феликс поднимается следом за ним.
— Абди, Джума, Гуур. Ваш подарок тронул меня до глубины души и растопил мое сердце.
Может, он, конечно, не настолько пафосно выражается, я просто не так хорошо понимаю сомалийский. Он им что-то еще говорит, видимо, очень важное, потому что все ахают.
Абди, Джума и Гуур с восторгом переглядываются, а остальные с завистью вздыхают. Кажется, он подарил им лодку. Или каждому по лодке.
Надо будет уточнить.
Сейчас каждый точно получает по ящику хорошей выпивки. Если до выступления мои пираты смотрели на меня просто с уважением, то сейчас я в их глазах вижу практически приравнивание к божеству.
Щедрый у них главарь, ничего не скажешь.
— А я могу поблагодарить? — поворачивается Феликс в мою сторону.
— Феликс, — предостерегающе окликает его Аверин.
Феликс понятливо кивает, не сводя с меня немигающего взгляда, в котором отражаются горящие факелы. И оттого он тоже кажется таким — горящим. Опаляющим...
Феликс протягивает руку, берет мою ладонь и подносит к губам.
И все?..
А я так надеялась, что он меня тоже поцелует хотя бы в макушку...
Или он собирался, а его Аверин отговорил? Вечно он лезет со своими советами...
Ну хотя бы держит долго. Не отпускает...
— Ты со мной потанцуешь? — спрашивает хриплым голосом.
Милана
Сколько мы танцуем, столько я и обдумываю слова Кости. Больше мы к этому разговору не возвращаемся. Сначала танцуем молча, а потом нас и вовсе разделяют.
Меня перехватывает Абди, Аверина отжимает Нажма. Видимо не теряет надежды, что тот все-таки надумает на ней поджениться.
Но теперь я в нем твердо уверена даже несмотря на все количество выпитого. Просто Костя решил сегодня не портить никому настроения и ведет себя достаточно учтиво и вежливо.
Меня очень вдохновили его слова о любимой женщине. И если насчет Феликса я порядком сомневаюсь, то в чувствах Кости к Ольге не сомневаюсь ни капли.
Мне хочется верить, что такие чувства существуют. Потому что именно так я представляю себе настоящую любовь. И именно так я хотела бы, чтобы меня любил мужчина, которого люблю я.
Феликс...
Но сейчас он танцует с Аян. Не так, как со мной или как мы танцевали с Костей, а как принято у местных — просто напротив, не касаясь друг друга. И я стараюсь, чтобы было не слишком заметно, как я за ними подглядываю.
Аян извивается, беззастенчиво трется о Феликса всеми частями тела — я уже видела этот танец и видела, чем он закончился.
Правда сейчас Феликс ведет себя иначе. Он явно дает понять Аян, чтобы та притормозила. Останавливает жестами, что-то говорит, наклоняясь к ней ниже. Но настырная девка делает вид, что не понимает.
И тогда я вспоминаю о торте.
Прошу Абди мне помочь, и он с радостью соглашается.
Торт к моему облегчению не испортился, только немного примялся. Абди поджигает от факела тонкий прутик, и я зажигаю им свечку.
— У меня есть еще один подарок, — объявляю громко.
Музыка затихает, все оборачиваются. У Аян такой вид, словно она вот-вот на меня бросится, но мне все равно, потому что Феликс с явным облегчением подходит ко мне.
— А почему свечка одна? — спрашивает с улыбкой. — Не нашла больше?
— Потому что она волшебная, тебе одной хватит, — отвечаю серьезно. — Ты загадаешь желание, и оно обязательно исполнится.
— Какая гарантия?
Задумываюсь на минуту.
— Три года.
— Три года гарантии? — удивленно поднимает бровь Феликс. — Почему так долго?
А я сама не знаю, почему так сказала.
— Ты загадывай быстрее, — говорю смущенно.
— О, тортик! — заглядывает из-за его плеча Аверин. — А почему свечка одна?
Закатываю глаза.
— Потому что и эта на вес золота.
— Так обратилась бы к своим друзьям-пиратам. Или меня могла попросить на худой конец. Можно было натыкать в торт сигнальных ракет. Живенько, заодно праздничный фейерверк бы устроили.
— Так все, — решительно оттесняет его Феликс, — не мешай.
— Феликс загадывает желание, — поддерживаю я и многозначительно смотрю на Аверина.
— Смотри, как бы твоя паства не решила, что вы оба тут проводите колдовской обряд, — ворчит тот, неодобрительно глядя на Феликса.
— Моя паства уже почти все в дрова, — отвечает Феликс.
— Пошел и я спать, — Костя без стеснения зевает. Подходит к столу, падает на диван и через секунду уже храпит, закинув руки за голову.
— Так ты загадаешь желание? — спрашиваю Феликса.
Он накрывает мои руки своими, удерживая блюдо. Впивается в меня глазами.
Молчит. Смотрит.
Под его взглядом одновременно и неловко, и очень уютно. Неловко, потому что он очень откровенный. А уютно, потому что...
Легкое движение губ, выдох.
— Загадал...
— Феликс!
Мы вместе оборачиваемся. Мои руки все еще прижаты к блюду руками Феликса.
За его спиной стоит Аян. Губы подрагивают, глаза блестят.
Она что-то спрашивает у него, не совсем понимаю, что. Судя по выражению лица и кривящимся уголкам губ, пробует выяснять отношения.
Феликс подзывает Абди. Берет у меня торт и просит Абди отнести в дом, положить в холодильник. Как у Абди получилось остаться практически трезвым, для меня загадка. Джума тот уже успел наклюкаться.
Феликс поворачивается к Аян, берет меня за локоть и говорит на сомалийском, но медленно, явно для того, чтобы и я могла понять.
— Аян, я сейчас провожу Лану. А ты иди домой. Ко мне приходить больше не надо.
Он это несколько раз повторяет, что ей не надо больше приходить. Не знаю, зачем. Чтобы лучше дошло, наверное. Не понятно только, до кого, до нее или до меня.
Аян выкрикивает что-то злобное в мой адрес и убегает. Что именно, догадаться нетрудно. То ли проклинает, то ли просто материт на местном диалекте. Феликс следит за ней насупленным взглядом.
Мне кажется, или он немного протрезвел?
— Тебе не стоило ссориться из-за меня со своей девушкой, — говорю ровно, не давая понять, как мне больно от своих же собственных слов.
Милана
Сквозь сон слышу, как из окон с улицы доносится странный шум.
Это голоса, причем мужские. Топот шагов, ругань. Как будто кто-то подрался.
Ничего особенного, но почему под нашими окнами? Еще и в такую рань?
На обычную утреннюю суету непохоже. Слишком шумно и слишком все сконцентрировано в одном месте.
— Лан, — стонет Ева, ворочаясь, — что там такое, а? Чего они у нас под окнами разорались? Они ж все с бодуна должны быть?
— Не знаю, — бормочу, пытаясь ухватить остатки сна. Но он уже ускользнул окончательно, испуганный чьим-то истеричным визгом.
Мы с Евой переглядываемся, одновременно скатываемся с кроватей и подбегаем к окну.
— Ни хрена себе! — восклицает она, изумленно присвистывая.
Во дворе выстроилась очередь.
Мужчины. Пара десятков, если не больше.
Крепких, невыспавшихся. Кто в наброшенных поверх голого торса рубахах, кто в штанах, завязанных шнурком, кто с пледом на плечах.
Впереди всех Абди с бараном. Где-то в середине Джума, держит козу на веревке. Сразу за ним Гуур с большим мешком у ног. Даже один из старейшин тут.
— Смотри, вон тот же вчера был в зюзю, — показывает Ева на Джуму. — Я думала, он до завтра не протрезвеет.
— Они что, местный супермаркет ограбили? — фыркаю я.
Каждый из мужчин что-то принес с собой — кто мешок, кто сундук, кто кувшин. Они терпеливо стоят под палящим солнцем, как будто чего-то ждут. Чего-то дожидаются. Или кого-то.
Кому все это принесли...
— Лан… — медленно произносит Ева, — кажется, я догадываюсь. Походу, это все к тебе.
Мне не хочется признаваться, но я тоже, кажется, начинаю догадываться.
— Угу, — тяну нехотя.
— Кажется, ты в цене, — ухмыляется Ева, — смотри, сколько женихов.
Так и есть. Они все пришли свататься и принесли махр. Я уже слышу это из обрывков разговора.
— Ладно, удачи, сестра, а я пошла досыпать, — Ева разворачивается в сторону кровати, но я хватаю ее за руку.
— Ев! Пожалуйста, сходи за Авериным!
Знаю, что за Феликсом она просто не пойдет. Ее новые подружки потом ее загнобят, зачем ей подставляться?
Ева тянет руку назад, но я не отпускаю.
— Сама за ним иди. Это твои женихи, не мои.
— Ева, ну пожалуйста!
Она поворачивается ко мне, скрещивает руки.
— Слушай, у меня впереди долгая, счастливая жизнь. Если я сейчас пойду за Авериным, она закончится прямо сегодня.
— Мне больше некого попросить.
— Лана, я не нанималась будить этого черта. Я его и трезвого боюсь. А он вчера упился до звездочек.
— Я бы сама пошла, но ты представляешь, что будет, если я только выйду за порог?
Ева хмыкает, смотрит с жалостью. Чертыхается и идет в сторону дома Феликса.
Ее нет долго, и все это время я прячусь в доме, не высовываясь из окон.
Наконец Аверин вваливается в пристройку. Взлохмаченный, с перекошенным лицом и красными глазами. Возвращается один, без Евы.
— Как же вы мне надоели со своими любовями и свадьбами, — начинает он стонать прямо с порога. — И зачем я согласился на это задание? Почему я не послал Винченцо сразу как только он мне позвонил?
— Потому что ты защитник слабых, — отвечаю коротко.
Аверин некоторое время фокусирует на мне взгляд.
— Хочешь сказать, сирых и убогих?
— Можно и так, — покладисто соглашаюсь.
— Так что у тебя случилось? — он оглядывается на толпу, которая уже подошла к самому порогу. Кое-кто с любопытством заглядывает внутрь. Аверин ногой захлопывает дверь.
— Меня надо защитить от толпы желающих подарить мне махр. А мне Феликс сделал предложение, — говорю ему тихо, — настоящее. Он сказал, махр нужен, чтобы выкупить меня у пиратов. И чтобы старейшины засвидетельствовали.
— Вот же блядь, — Аверин трет лицо. — А ты ему уже сказала, кто ты?
Молчу, кусаю губу.
— Ясно. Так ты согласилась?
— Он сказал, — отвечаю после паузы, — что он протрезвеет и придет просить моей руки. Подарит махр. Мне, старейшинам. Или им выкуп. В общем, я запуталась, кому что. А еще он сказал, что за мной Коэны выслали корабль. И что он им меня не отдаст...
Я уже почти проболталась, называя отца Светланы не отцом, а Коэном, но обманывать Аверина уже кажется совсем глупым.
— Все правильно твой Феликс сказал, — сипло отвечает он. — Ты сейчас собственность пиратов, их добыча. Трофей. По законам этой шайки или банды, как тебе больше нравится, они все делят поровну. То есть Феликс не может тебя просто взять и забрать себе. Если он хочет тебя забрать, то должен выплатить сумму, равную выкупу, который готовы за тебя заплатить. А дальше ты переходишь в его собственность. И там он уже дарит тебе махр, чтобы ты стала его женой по местным обычаям. Чтобы вот эти вот все — он ведет рукой вдоль окна, — от тебя отъебались.
Милана
Целый день маюсь от безделья в ожидании вечера.
С меня внезапно сняли все обязанности по готовке. Одна Ева теперь за нас двоих отдувается.
Зато охрану усилили, подчеркнув мою ценность в глазах общественности.
К тем охранникам, что были, добавили еще несколько человек. Теперь нашу пристройку охраняет настоящий кордон.
— Ев, давай помогу, — в который раз предлагаю напарнице, но она только отмахивается.
— Сиди уже, мне тут одной делать нечего.
— Я могу подсушить хлеб.
— Он и так подсохнет. Не думаю, что кому-то сегодня понадобятся наши кулинарные таланты.
— Почему? — спрашиваю непонимающе.
— А как ты считаешь, чем сегодня заняты боссы?
Боссы — это Феликс и Аверин. Пожимаю плечами.
— Ну... Как обычно. Наверное пойдут тренироваться. Потом может на рыбалку поедут. Потом Феликс наверное захочет подготовиться...
Ева выпрямляется и фыркает, глядя на меня чуть ли не с жалостью.
— Эх, какая же ты наивная, Лан. Тренироваться! — она закатывает глаза к потолку. — Разве что кто кого перехрапит. Знаешь, как они оба храпели, когда я пришла будить этого твоего Аверина? Я думала, сейчас цунами от их храпа начнется. Уже переживать начала, что ничего не получится. Дверь закрыта, в дом не попасть. Как его разбудишь? Хорошо, окно открыто было. Я покричала и камешек на всякий случай бросила. Проснулся.
То, что Ева потом за Аян и Нажмой побежала, она не говорит, а я не спрашиваю. Но наверное, надо Костю попросить, чтобы он им хвосты прижал, и они Еву не обижали.
Его просить проще, чем Феликса. Тот решит, что это я из ревности на Аян наговариваю.
— Сразу проснулся? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор.
— После пятого камня, — смеется Ева. — Как бы я по нему не попала!
— Не попала? Ничего не сказал? — тоже смеюсь.
— Да нет. Высунулся голый из окна, недовольный. Спросил, чего надо.
— Совсем что ли, голый?
— Откуда мне знать? По пояс высунулся, а как там ниже, мне не видно было.
Мы хихикаем, обсуждая Аверина. Ева собирает пенку с закипающего бульона.
— Он вообще конечно мужик прикольный, — говорит задумчиво. — Я бы с таким замутить не отказалась. Жаль, он не повелся. Так отреагировал странно. Нервно.
— Может, у него есть любимая женщина? — делаю предположение. Костя рассказал мне про Ольгу, но это не мой секрет. Рассказать я ничего не могу. А предположить можно.
— Тогда я ей от души завидую. А ты даже не парься, невеста босса. Сегодня этим двоим до вечера вряд ли что-то понадобится, кроме бульона. И поверь моему опыту, они до заката будут отсыпаться. Зато потом выдуют сразу полкастрюли. Так что ты зря тут торчишь, можешь и ты похрапеть.
Ева меня подкалывает, но получается это у нее на удивление беззлобно.
Уж не знаю, чем я заслужила подобную милость. Спрашивать не хочется, подругами мы уже не станем, так какая разница?
И без того ясно, что ее новые подружки оказались редкими сучками. Я видела, как они с ней обращаются. Как будто они королевны, а она их прислужница.
Да к нам пираты так не относятся. Им Феликс не позволяет. Не знаю, какой выкуп они собираются получить за Еву, но и вести себя как те две хабалки — недопустимо.
Ева оказывается права. Мужчины спят весь день до самого вечера. Бульон успевает остыть, зато потом они съедают весь до последней капли.
— Просчиталась я, — ворчит Ева. — Тут каждый выдул по полкастрюли!
— Что ж ты хочешь, — поддерживаю ее, — он такой вкусный получился! Мы с тобой тоже по тарелке стрескали!
Ева сварила бульон по моему рецепту, набросала пахучих корешков, перца, пряностей.
— Надо было тебя не слушать и больше воды подлить, — продолжает она бубнить, — им с бодуна все пищей богов показалось бы.
Наконец за нами приходят охранники, зовут на берег.
— Здесь у них берег как ночной клуб, — говорю Еве, — или дворец спорта.
— Ты хоть цветок какой в голову воткни, — суетится она, — а то и на невесту не похожа.
— Да где его тут взять, этот цветок, — машу рукой, — ладно расслабься...
Мы хором заканчиваем:
— Это не твоя война.
И смеемся.
— Ты прикольная, — говорит она, когда мы выходим из пристройки. Наклоняется, как будто поправляет пряжку на босоножке и шепчет. — Будь осторожна. Аян против тебя что-то замышляет.
То, что Ева говорит мне это на улице, только добавляет нервозности. Вряд ли наша пристройка натыкана жучками. Скорее, благодаря щелям в стенах, нас проще так подслушать. Натуральным образом.
А разве для меня новость продажность и жадность пиратов? Вообще не новость.
Раздумываю, как лучше рассказать о предупреждении Евы. И главное, кому?
Милана
Феликс заканчивает петь, отставляет виолончель и подходит ближе.
— Братья, уважаемые старейшины, — не расшаркивается, лишь слегка наклоняет голову, — я призываю вас в свидетели. Я хочу попросить эту девушку стать моей женой.
Он еще что-то говорит слишком быстро, я не улавливаю. Затем поворачивается ко мне. Кажется, я сейчас превращусь от этого взгляда в морскую пену, как Русалочка.
Невольно выпрямляюсь, ощущая важность момента.
— Лана, — голос хриплый, и это не от того, что он его надорвал. Партия была не слишком сложной. Феликс прокашливается и говорит уже по-нашему. — Лана. Я хотел бы подарить тебе кольцо, как принято у нас. Но я бы не успел за ним слетать. А плести из травы или из проволоки как в дешевых романах не хочу. И мы должны соблюсти местные обычаи. Это подтверждение моих серьезных намерений.
Он кладет на стол квадратный футляр, открывает крышку. Делает шаг назад и становится на одно колено.
— Я люблю тебя и прошу стать моей женой.
На темном бархате россыпью сияют бриллианты. Колье и серьги. Старейшины дружно подаются вперед, пираты вытягивают шеи, чтобы лучше рассмотреть.
Аверин заглядывает мне через плечо и присвистывает.
— Дона Винченцо разобьет инсульт, когда он увидит, куда делись фамильные драгоценности.
— Он подарил их матери, — отвечает Феликс, продолжает стоять на коленях. — Их ценность не столько в деньгах, сколько в принадлежности семье.
Один из старейшин что-то выкрикивает, и я узнаю отца Аян. Кажется, он просит показать драгоценности поближе, чтобы убедиться, что это не подделка.
Феликс встает с колен, берет футляр и несет старейшинам.
— Ему какое дело? — ворчу недовольно. — Я уже не их собственность.
Аверин собирается ответить, но у него пиликает телефон. Он достает из кармана гаджет и смотрит на экран. А я наблюдаю, какой спектакль разворачивается в лагере старейшин.
Отец Аян размахивает руками, видимо доказывая, что драгоценности не настоящие. Один из его соратников пробует камень на зуб и утвердительно кивает.
— Слушай, они сейчас серьезно потребуют у Феликса отвезти эти побрякушки к ювелиру, — шепчу Аверину, перевожу на него взгляд и осекаюсь.
Я никогда не видела, чтобы люди так менялись. Только что он стебался и язвил, а сейчас сидит закаменевший и смотрит в одну точку.
В сердце поселяется смутная тревога. Осторожно трогаю его за локоть.
— Кость, — зову тихо, — что-то случилось?
Он переводит на меня взгляд, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть. Совершенно чужой с незнакомым холодным блеском.
— Костя... — голос срывается, Аверин сглатывает, и мой локоть попадает в стальной захват.
— Ты уже один раз меня не послушала. Вот прямо сейчас. Сделай как я скажу. Не принимай его предложение. Откажись. Не бери этот махр. Но только ничего не говори Феликсу. А главное, не признавайся, кто ты.
Каждое слово меня расплющивает, раздавливает. Я словно попала под гигантский пресс, из-под которого не могу выбраться.
— Но почему? Объясни! Я ничего не понимаю!
В это время возвращается Феликс, который судя по его виду одержал победу в схватке с отцом Аян. Старейшины подтвердили, что драгоценности настоящие и могут сойти за махр.
Он кладет футляр на стол, протягивает мне руку. Смотрит на нас с Авериным.
— Что-то не так?
— Да, — Костя встает и выходит из-за стола, — я тоже хочу предложить за нее махр. Если Лана согласна, я верну тебе выкуп, который ты за нее заплатил. Плюс сверху десять процентов каждому.
— Что? — я вжимаюсь в спинку дивана и распахнутыми глазами уставляюсь на Аверина.
— Ты ебанулся? — прищуривается Феликс.
Тот упирается ладонями в стол и смотрит на нас тем же ледяным взглядом.
— Нет. Я предлагаю тебе, — кивает на меня, — выйти за меня замуж. Мой махр вилла в Испании, яхта, вертолет. Три автомобиля.
По коже пробирает мороз, несмотря на теплый вечер.
Нет, это не может быть правдой. Аверин не может всерьез хотеть на мне жениться, еще и предлагать такой богатый махр.
Он любит другую женщину. Я знаю, я видела. Женщины это чувствуют.
Но Феликс уже сжимает руки в кулаки. С шумом втягивает ноздрями воздух, смотрит исподлобья.
— И как давно ты хочешь на ней жениться?
— Да вот только что захотел, — Аверин выдерживает взгляд. — На тебя насмотрелся.
Феликс оборачивается ко мне, а меня так трясет, что даже зубы мелко-мелко стучат. Пираты не понимают ни слова, но видят, что их главарь недоволен, и смыкаются вокруг плотным кольцом.
— Что ты молчишь? — спрашивает Феликс. — Скажи, что он несет полную херь. Ты же не любишь его?
Смотрю на него глазами, полными слез. Ну зачем Костя вспомнил про эту каюту? Да, он меня предупреждал. Но что сейчас происходит? Почему я должна отказаться от Феликса?
Милана
Не думала, что смогу уснуть после всего, что случилось. Долго стояла в душе, нещадно скребла мочалкой кожу, чтобы смыть следы потных лапищ и вонючий чужой дух.
Но когда легла в постель, которая пахла Феликсом, обняла подушку, которая пахла Феликсом, неожиданно быстро уснула. И спала долго, пока меня не разбудила Ева.
— Вставай, соня, — слышу сквозь сон, как она трясет меня за плечо, — всю свадьбу проспишь!
— Какую свадьбу? — вскакиваю и чуть не сваливаюсь с кровати с перепугу. — Она что, уже началась?
Ева покатывается со смеху.
— Как же твоя свадьба без тебя начнется, дурында?
Я, сидя на полу, тоже начинаю смеяться. Сначала короткими смешками, потом захожусь хохотом, потом складываюсь пополам, а потом реву.
Ева тоже ревет. Садится возле меня рядом на пол и завывает.
— Я не знала, что эта сука такое подстроит, Лан! Прости! Я правда не знала!
Мы обнимаемся.
— Ну что ты, — успокаиваю я ее, — ты здесь при чем? Она тебя вообще отравить могла.
Потом мы с ней просто так плачем, оттого что я замуж выхожу. Успокаиваемся только когда Ева вспоминает, что она вообще-то мне завтрак принесла.
— Жуй быстрее, — подгоняет меня бывшая соседка по плену. — Скоро местные придут, будут над тобой какие-то обряды проводить.
— Какие еще обряды? — недовольно морщусь. — Я их местным колоритом уже сыта по горло.
— Не знаю, — пожимает она плечами, — там твой жених распорядился.
— А, кстати, где он?
— Улетел куда-то на вертолете. После того как этого поймали...
Ева замолкает.
— Ев, — зову ее, — как ты думаешь. Он его сам... ну, то есть Феликс его своими руками...
Я не обманываюсь в участи своего насильника. Даже если бы я не понимала ни слова, мне достаточно было бы взгляда Феликса.
И я все понимаю.
Я понимаю, что человеческая жизнь здесь стоит дешевле мобильного телефона.
Понимаю, что для ублюдка, который хотел меня изнасиловать, я просто вещь. Мусор.
Понимаю, что здесь мало личностей, отягощенных моралью и особенными духовными ценностями. И при одном воспоминании, как потная рука мнет мою грудь, у меня скручивается желудок, но...
Но мне не хочется, чтобы Феликс лично в этом участвовал.
— Послушай, — Ева разворачивается ко мне и берет за руку, — твой будущий муж не владелец отеля ультра олл инклюзив. А мы не на курорте. Ты это должна понимать. Одно могу сказать точно, ему нет нужды делать это собственноручно. У него достаточно исполнителей. Тебя такой ответ устроит?
Вздыхаю.
— Я буду этим довольствоваться.
— Вот и отлично, — она встает, приглаживая волосы, — тогда допивай кофе.
Очень скоро приходят поселковые девушки, приносят горшочки и ступки с порошками и снадобьями. Следом появляется Абди, подает мобильный телефон.
Когда вижу на экране Феликса, сердце замирает, потому что он... лежит. И еще он... голый.
Ну не совсем. Прикрыт полотенцем. На том самом месте.
Улыбается. Счастливый такой...
— Любимая, смотри!
Камера плывет, на экране появляется картинка. Два сердца, соединенных вместе. Одно меньше, второе больше. Просто, лаконично, и в то же время трогательно.
— Тебе нравится, Милана? — звучит голос Феликса.
— Очень, — отвечаю, — а что это?
Камера двигается дальше по оголенному торсу и спускается к бедру. Там ближе к паху, на который как раз целомудренно наброшено полотенце, нанесен эскиз. Эта же картинка с сердечками.
— Я хочу сделать татуировку. Если ты согласишься, тебе тоже сделают. Уже все готово, только скажи. Это недолго. И не больно. Соглашайся, Миланка. Я хочу, чтобы на тебе была моя метка. Парная, брачная, — голос Феликса становится подозрительно хриплым, опускается до шепота, — я вернусь, зацелую...
— А ты где? — тоже непроизвольно шепчу.
— В самолете. Слетаю по делам в Найроби и обратно.
— Найроби? Это... это Кения?
— Да, тут всего два часа. Все, милая, мы взлетаем. Решение за тобой... — и отключается.
— Госпожа желает сделать тату? — спрашивает одна из девушек. Растерянно оглядываюсь.
Даже посоветоваться не с кем.
Хотя как это не с кем. Есть Ева. Она, конечно, обеими руками за. У нее есть две небольшие татушки, одна на лопатке, вторая на ключице, они выглядят очень мило.
А здесь...
Метка Феликса. Брачная.
«Вернусь, зацелую...»
Господи, да что я, дура, чтобы отказываться?
Особенно когда представляю, что я ее у него сегодня увижу без полотенца. А он у меня...