Книга является художественным произведением. Все имена, персонажи, места и события, описанные в романе, вымышленные или используются условно.
Район Тьювхольмен, Осло, наше время.
Воздух просто сочился адреналином.
Полицейские машины окружили вход в здание из белого мрамора с деревянной отделкой, которое выделялось на фоне более низких строений и как бы ставило заключительный аккорд в графичном ансамбле фешенебельного района. Здание принадлежало компании "Хансен-индастриал", верхний этаж его занимал роскошный пентхаус.
Констебли стояли, задрав головы и смотрели на окна, откуда в эту минуту доносилась громкая музыка и крики. Яркие вспышки света сопровождались радостными воплями, а от мощных басов закладывало уши.
Репортеры лезли сквозь кордон, чтобы сделать эффектное фото для журналов. И было понятно, почему.
Одно из окон пентхауса, откуда открывался великолепный вид на Осло-фьёрд, было распахнуто настежь. На подоконнике стоял высокий полуголый блондин в рваных джинсах, который, казалось, даже не замечал того, что происходит вокруг. Он дергался под оглушающую музыку, каждую секунду рискуя свалиться вниз.
- Метров пятнадцать, - резюмировал один из констеблей, лет двадцати пяти, вытирая вспотевшую шею.
- Похоже, у этого Хансена мозги напрочь отбиты, - сказал второй, постарше, качая головой. – Да, деньги реально портят…
- Хотелось бы мне немного испортиться… - пробурчал в ответ напарник.
- Не в той ты семье родился, Ярве. О!.. Смотри!
Вскинув ногу, парень в окне качнулся и едва не выронил микрофон, который был зажат в его руке. Наблюдавшие внизу ахнули. Парень согнулся, ухватившись за раму. Его вырвало, и содержимое желудка вскоре оказалось на забетонированной площадке.
- Приказываю вам плодить печаль и боль посредством блуда!.. – хрипло проорал он, вытирая рот.
- О чем это он? Я не расслышал, – спросил младший констебль.
- Какая разница, - хмыкнул второй. – Ничего такого, что было бы прилично написать на могиле.
- А чего мы ждем, почему не поднимаемся?
- Ждем приказа, - пожал плечами тот, что постарше. – К Хансенам без приглашения не пройдешь.
- Тогда он точно свалится…
- Ну, тогда нам не придется покупать утреннюю газету. Главная новость сейчас у тебя перед глазами.
- И чего ему нормально не живется? - Ярве сунул руки в карманы и поежился.
Старший лишь хмыкнул и поднес зашипевшую рацию к уху.
- Переходим к последнему акту, - выслушав приказ, он обернулся и сделал знак стоявшим в ограждении. – Что бы ни случилось, Хансену придется прилично раскошелиться за очередную выходку его отпрыска. Но у папочки денег хватит. Ему придется платить хотя бы до того момента, пока его сына не соскребут с тротуара.
Со стороны проспекта послышался вой сирен. Три автомобиля вереницей двигались в самое сердце Тьювхольмен. Две полицейских машины вели черный «мерседес». Поравнявшись со зданием, кортеж остановился. Из «мерседеса» вышел первый охранник, следом за ним – худощавый светловолосый мужчина в темном костюме. Второй охранник замкнул процессию.
Репортеры тут же кинулись в их сторону, но были оттеснены полицейскими. От вспышек камер рябило в глазах.
- Герр Хансен, что вы можете сказать о том, что сейчас происходит?
- Ваш сын вернулся, чтобы помогать в бизнесе?
- Влияет ли поведение вашего сына на котировку акций «Хансен индастриал»?
- Планируете ли вы ввести Эрика в совет директоров компании?
- Как вы относитесь к музыкальному творчеству Эрика?..
... Ари Хансен, сжав зубы, остановился около лифта и вытащил магнитную карту.
- Мы хотели войти, но решили дождаться вашего приезда, - заместитель начальника полицейского управления топтался рядом, стараясь не смотреть на Хансена. – Жители стали звонить и жаловаться, когда в окна полетели бутылки. К тому же крики, громкая музыка… Журналисты тут же пронюхали, кое-кто оказался здесь раньше нас. Запретить фотографировать мы не можем, так что…
Ари коротко кивнул и сунул карточку в паз. Когда двери открылись, все, кто стоял внизу, увидели испачканный испражнениями некогда сверкающий пол.
Желваки на лице Хансена заходили ходуном.
- Мы здесь минут пятнадцать. Вниз никто не спускался, - крякнул заместитель управления. – Возможно, среди тех, кто сейчас в гостях у вашего сына, затесались люди другого… э… уровня… - начал он, но тут же смолк под тяжелым взглядом Хансена.
- Поднимемся через пожарный ход, - велел Ари, брезгливо поджав бледные, с сиреневой каемкой, губы.
В огромном пентхаусе творилось невообразимое. Совершенно одуревшие от выпитого парни и девушки шныряли по комнатам, круша все на своем пути. Облеванные диваны, прожженные картины, разбитые вазы и сломанная мебель теперь заполнили пространство, еще несколько часов назад имевшее более чем презентабельный вид. Воздух пропитался спиртными парами настолько, что, казалось, стоит зажечь спичку, как все здесь заполыхает на радость хозяину и его гостям.
Ари шел по осколкам и зловонным лужам, расталкивая беснующуюся молодежь. У окна он остановился, разглядывая кривлявшегося Эрика.
- Эй, вы, лизоблюды! Что вы понимаете в настоящей музыке? Вы жрете свой хлеб и боитесь всего на свете! Отращиваете ляжки… - орал Эрик в микрофон.
В бешенстве Ари выдернул шнур из усилителя.
- … мир создан для секса!.. – хрипло крикнул Эрик, но эту фразу услышали лишь те, кто был в метре от него. – Что за… - он развернулся и уставился мутным взглядом на Ари. – О… Герр Хансен… Какая неожиданная встреча!.. – Светлые волосы его прилипли к вискам, красивый рот дергался словно у марионетки. Расширенные зрачки почти скрыли серо-голубую радужку. – Зачем ты сюда припер…
Двумя руками Ари вцепился в джинсы Эрика и дернул его на себя.
- Скотина… - процедил он сквозь зубы и сам едва удержался на ногах, когда Эрик кулем повалился на пол.
Один из охранников попытался придержать падение вдрызг пьяного Эрика, но тот все же с грохотом упал у ног отца, уткнувшись носом в его ботинки. Ари посмотрел на испачканную слюной глянцевую кожу, прижал кулак к своей груди и помассировал ее.
Хутор Лерде, Согне-фьорд, Норвегия, 60 лет назад
Этот день не предвещал чего-то особенного, такого, чтобы она почувствовала себя иначе чем обычно. Открыв глаза, сквозь белесый туман хмурого утра Мона вновь ощутила приближающийся страх, который заставлял ее переживать болезненные спазмы отчаяния и ненависти ко всему, что окружало ее, и прежде всего, к самой себе.
Она думала, что с каждым таким утром у нее остается все меньше сил, и ждала, когда однажды они покинут ее окончательно. Но тусклое зимнее солнце настойчиво лезло в глаза, и горло саднило чем-то жестким, колючим и гадким, словно внутри поселился морской еж. Мона догадывалась, что это душа хочет покинуть ее несчастное тело и потому рвет на части измученное сердце и истерзанные нервы.
Когда Мона была девчонкой, она и помыслить не могла, что существуют подобные болезни. Ожиревшее сердце, кровавый понос, надсадный кашель или боли в пояснице, - телесные болячки, о которых нет-нет да услышишь от соседей. Но то, что творилось с ней, не было похоже на то, что случалось с ее знакомыми. Тоска завладела ее душой и телом, высосала из них все соки и продолжала мучить, намереваясь свести в могилу раньше времени. Что ж, это лучше, чем ждать, когда тело сгниет от опухоли в ее животе.
Мона мельком взглянула на себя в зеркало - серая тень с синими подглазинами и лохматыми волосами на миг появилась в заляпанном пальцами стекле и тут же повернулась спиной. Без малейшего интереса и желания привести лицо или волосы в порядок Мона мрачно посмотрела на скопившуюся на столе посуду - чашки с засохшей жижей из-под кофе, тарелки с сухарями вперемежку с яблочными огрызками, и пустую бутылку из-под рома. Последнюю неделю ей хватало и маленького стаканчика, чтобы голова отключалась. Мона засыпала прямо в одежде, кутаясь под утро в толстое одеяло и стараясь унять нервную дрожь, которая начиналась с первыми скупыми лучами зимнего солнца.
Следовало протопить печь и накормить корову. А еще расчистить дорожки к дому и сараю. Привычная физическая работа, с которой раньше она с радостью справлялась еще до обеда, сейчас вызывала отторжение.
Обувшись, Мона застегнула теплую куртку и накинула капюшон. Вышла на улицу и судорожно вдохнула обжигающий морозный воздух. Закрыв глаза, замерла на несколько минут, почувствовав сильное головокружение. В сарае замычала корова. Мона тряхнула головой, будто пытаясь скинуть ватный морок, но состояние тупого сонного безразличия не проходило.
Все когда-нибудь кончается, вяло подумала она. Надо просто подождать…
Как же Мона ненавидела себя в эту минуту!
Она вернулась в дом, взяла лыжи и направилась через огромное снежное поле в ту сторону, где виднелся лес. Через несколько сотен метров ей стало жарко. Шея зачесалась под шерстяным шарфом. Правое колено свело, и Мона, сжав челюсти, перенесла на него вес, чтобы усилить боль. Все же лучше испытывать боль и ненависть, чем обреченность.
И если бы ее ненависть могла говорить, то ее сдавленный хриплый шепот был бы похож на рокот воды под толщей льда, сковавшей озеро под ее ногами. Как бы ей хотелось, чтобы оно разверзлось и поглотило ее! Но озеро лишь пристально наблюдало за тем, как она, сопя и отдуваясь, двигалась вперед, переставляя лыжные палки, навстречу темнеющей полосе лесного горизонта.
Через полчаса Мона остановилась, чтобы перевести дух. Мысли свербели в ее голове и были такими мрачными, что даже красота заснеженного леса не могла разбавить их черноту.
Широкие лыжи мягко заскользили мимо вековых стволов и молодых деревьев, гнущихся под тяжестью снежных шапок.
«Пусть все закончится…» - набатом гудело в голове Моны и тут же всхлипом отдавалось в груди.
Но разве могло все закончиться в одночасье?
«О, Ларс, как же мне одиноко… Если бы у нас были дети, я бы…»
Их брак был обречен с самого начала. Смириться с тем, что у нее не будет детей, у Моны не получалось, а Ларс, как и все мужчины, был занят своими делами и обустройством хутора, куда привез ее глупой девчонкой.
С каждым днем они все больше отдалялись друг от друга. Пустота теперь была не только внутри Моны, но и вокруг нее. Ларс нанялся на рыболовецкий траулер и не появлялся на хуторе месяцами. Она подозревала, что он завел себе другую женщину и ждет момента, когда та забеременеет, чтобы окончательно уйти к ней. Ларс возвращался, привозил продукты и вещи, чинил дом и хозяйственные постройки. Но не замечал ее. Она прекрасно осознавала произошедшие с ней изменения – ее тело стало вялым, раздалось, лицо осунулось, а кожа поблекла. Ей исполнилось сорок пять, но чувствовала она себя на все восемьдесят...
Год назад она выбралась на большую землю, чтобы сходить к врачу. Ларс пропустил мимо ушей, когда она сказала ему о том, что врач отправил ее на обследование. Но она и так знала, что он прав. Ее мать умерла от опухоли, но успела воспроизвести на свет дочь. Кровь Моны с самого рождения была заражена этой дрянью. Получается, она должна была возблагодарить Бога за то, что у нее нет детей и сдохнуть в одиночестве на этом одиноком хуторе. Но ведь Мона хотела жить и любить, а что получила? Теперь, когда жизнь на исходе, зачем вообще было цепляться за нее?
Она пробовала молиться, но становилось только хуже. Разум ее, как и тело, сгорал.
Мона вытерла выступивший пот над верхней губой и задумалась о том дне, когда она впервые за долгое время вновь ощутила присутствие чего-то потустороннего. Это было в середине сентября, как раз на Праздник осени. Ларс перекрыл крышу в сарае и наполнил деревянные коробы душистым сеном. Горные сеттеры были уже пусты – из года в год именно в это время сгоняли с выпаса домашний скот. В тот день, работая в огороде, Мона вдруг вздрогнула и посмотрела вдаль, на горные вершины, и сердце ее затрепетало как в детстве при мысли о нечистой силе, которая теперь могла безраздельно властвовать в сеттерах до самой весны. Горные ведьмы – хюльдры - становились хозяйками склонов и горных пастбищ. Так уж повелось, что именно к середине сентября скотину загоняли в стойбища, и каждый в округе знал, что сделать это нужно своевременно. Хюльдры очень не любили, когда люди заставляли их ждать, а потому всячески пакостили, чтобы выгнать их с горных хуторов. И ладно, если получалось живым добраться до своей деревни, а ведь кое-кто так и пропал, оставив своих близких в полном неведении… Но тут уж мнения расходились – поговаривали, что ведьмы не убивали, а заманивали своей красотой неудачников и оставляли их в качестве прислуги. Но какая радость от того жене, невесте или детям, оставшимся без мужчины в доме? Вот и задумаешься, галочку в календаре поставишь, чтобы все сделать вовремя и не попасться на глаза нечистой силе…
«Высоко-высоко среди хребтов, под самым синим небом, далеко-далеко стоит высокая гора. Ни один человек не смеет приблизиться к ней. Древняя легенда гласит, что внутри той высокой горы спит безобразный тролль - Горный король. По легенде лишь одно может пробудить тролля ото сна – принцесса, которая не выйдет замуж до своего восемнадцатилетия. Хотели того принцессы или нет, но все короли вынуждены были искать женихов своим дочерям, чтобы не пробудить зло…»
Герти поерзала на сидении, устраиваясь поудобнее. Этот фильм она смотрела уже раза три по телевизору, но в кинотеатре впервые. Все-таки большой экран, даже если он и не такой большой по столичным меркам, придает любой картине немного иное звучание, думала она, следя за приключениями сбежавшей принцессы.
Сонья примостилась по правую руку, не особо интересуясь происходящим. Краем глаза Герти улавливала вспышки экрана ее мобильного телефона. Хихикая, Сонья хрустела чипсами, умудряясь при этом отвечать на сообщения.
Герти вздохнула - все же было здорово наконец выбраться куда-то хоть на несколько часов, чтобы немного развеяться и сменить обстановку.
«Легенда гласит: если до восемнадцати лет принцесса не выйдет замуж, Горный король проснется и утащит ее в свою пещеру. Он ее заколдует и оставит в рабстве до конца жизни…»
- А тот, кто спасет ее, получит принцессу и полкоролевства, - пробормотала она.
- Что? – ткнула ее локтем Сонья. – Извини, я тут с Улле переписываюсь. Приглашает завтра покататься на лодке. Поедешь?
- Нет, - качнула головой Герти. – Сезон в самом разгаре. К тому же, мой выходной сегодня.
- Это не выходной - это слезы, - хмыкнула Сонья, поджав губы. – Неужели тебе не скучно?
- Зачем тогда пошла со мной? – В ответ Герти тоже толкнула подругу плечом.
- Сама знаешь, - Сонья свела глаза к переносице и скривила рот. – Потому что ты горный тролль! И теперь я твоя рабыня!
Герти тихо рассмеялась.
- Что решила насчет учебы? - не отставала Сонья.
Картинки на экране сменяли друг друга, но Герти уже не следила за происходящим. Лицо ее помрачнело.
- Не в этот раз, - тихо сказала она. – Мама болеет, отцу нужна помощь в баре.
- Пф, - фыркнула подруга. – Кому нужен ваш захудалый бар?
- Не скажи, - оживилась Герти. – Туристов с каждым сезоном все больше и больше. Фру Мортсен сказала, что если построить несколько гостиниц, то люди будут приезжать гораздо охотнее. Флурё всего в десяти километрах от нас, а посмотри, как здесь много народу! – Герти покрутила головой, оглядывая зал.
Сонья пожала плечами:
- И кто же построит гостиницы? Уж не Хансен ли? Так он даже в собственную усадьбу не приезжает. Не обольщайся, подруга.
- Здесь так красиво! - убежденно сказала Герти. - Не представляю, что может быть лучше...
- Я не спорю, но не собираешься же ты всю жизнь месить тесто и подавать пиво заезжим рыбакам? В жизни столько всего интересного! Только представь, в августе я уеду в Тронхейм и вернусь лишь после сессии, к Рождеству. Кто станет смешить тебя и смотреть с тобой сказки? Ах да, у тебя же есть Берг. С таким не пропадешь, - она закатила глаза и с шумом смяла пустую упаковку из-под чипсов. – Я бы даже сказала…
- Что бы ты сказала? - спросила Герти, отрешенным взглядом уставившись в экран. Настроение падало с каждой секундой.
- Сама знаешь.
- Не понимаю, о чем ты. Мы знакомы с самого детства. Отец считает, что это очень хороший выбор.
- Отец считает! - передразнила ее Сонья. – А ты сама что считаешь? – Следом за чипсами в ее руках оказалась большая шоколадная плитка. Отломив кусок, она сунула его Герти.
- Не хочу говорить об этом, - Герти запихнула шоколад в рот целиком и принялась жевать, чтобы скрыть, как задрожали губы.
В кармане джинсов ожил телефон. Увидев оповещение, Герти несколько секунд раздумывала, прежде чем открыть его.
«Где ты?»
- Это Берг? – моментально отреагировала Сонья. – Он что, следит за тобой?
Герти помедлила, но затем набрала ответ:
«Мы с Соньей в кино».
«Пришли селфи!»
«Серьезно?»
- Что ему нужно? – склонилась Сонья. Герти замутило от смеси запахов картофеля и шоколада.
- Ничего. Просто интересуется, где я.
- Хм. Напиши, что пошла на вечеринку и вернешься через неделю. Пусть поищет тебя.
- Он волнуется, - поспешила оправдаться Герти и посмотрела на экран.
«?! Я жду!»
- Да господи! - Она выставила перед собой телефон и сделала снимок. Вспышка ослепила. Фотография получилась темной и мутной, но достаточной для того, чтобы понять: вот они с Соньей едят шоколад – подруга опять состроила гримасу, вгрызаясь в содержимое матовой фольги.
«Во сколько заканчивается сеанс?» - не отставал Берг.
«Фильм только начался!»
«Что смотришь?»
«Эспен в королевстве троллей» *.
Герти ждала, что Берг выскажется и по этому поводу, но телефон молчал. Представляла, как сейчас он смеется над ней, и ничего при этом не чувствовала. Вернее, не чувствовала того, что могло бы как-то обидеть или порадовать ее.
Берг был старше на три года, работал на семейной лесопилке, которая снабжала лесом всю округу, и много чего понимал в жизни. Кажется, все вокруг понимали гораздо больше, чем она. Вот и Сонья своими словами разбередила и заставила ее вновь сомневаться во всем – будто у Герти не было своей головы на плечах!
Она провела пальцем по заставке на своем телефоне – фото было сделано совсем недавно, на выпускном балу старшей школы. Берг – высокий и крепкий, с волевым подбородком и коротким ежиком темно-русых волос, надел по этому случаю темный костюм и белую рубашку. Это определенно был достойный уважения жест с его стороны по отношению к происходящему, ведь в обычной жизни Берг был без ума от кожаных штанов и жилеток. Впрочем, как и от своего мотоцикла. Где-то рядом с его черной глянцевой «Хондой» было и ее место. Почетное, по меркам знающих Берга людей.
Звук клаксона выдернул Эрика из мутной сонной дремоты. Сжав ладонь на грифеле прижатой к груди гитары, он посмотрел в окно и не сразу сообразил, где находится. Параллельно автомобилю, в котором он находился, двигался белый скутер с двумя девушками. Вернее, он не сразу увидел первую за впечатляющим задом второй, но, когда та помахала рукой водителю и обернулась, Хансен успел заметить мокрое пятно на ее груди и маленькую босую ступню.
Откинувшись на спинку сидения, он покрутил головой, разминая шею. Все, что произошло с ним, за последние сутки, сейчас виделось как бы со стороны. И эта сторона была темной. Такой темной, что даже солнце было не способно прорваться сквозь поселившийся внутри мрак.
У Эрика был вполне жизнеспособный план, который, если подойти к нему с умом, способен был не только вернуть его обратно в Калифорнию, но и утереть нос отцу. Мысли об этом, однако, не приносили должной радости. Злорадство, которое подстегивало его еще в Осло, несколько поутихло во время пути, и сейчас Эрик испытывал гремучую смесь из гнева, стыда и некоторого восхищения тем, как отец поступил с ним.
Когда он вошел в здание "Хансен-индастриал", три огромных чемодана стояли в комнате охраны в пыльном углу, будто принадлежали не сыну владельца компании, а бедному родственнику, приехавшему в надежде получить хоть какую-то работу из милости. Сбоку примостилась гитара, а сверху лежала кожаная папка, в которой оказались его документы и портмоне. Эрик вскипел, когда понял, что замок в его комнату, вероятнее всего, вскрыли. Хотя, по сути, комната ведь ему уже не принадлежала, так что возмущение его выглядело по меньшей мере смешно.
Охранники не обращали на него никакого внимания, консьерж с вежливой улыбкой указал на вещи и скрылся за внутренней металлической дверью. Краем глаза Эрик заметил несколько экранов, на которых транслировались записи видеокамер. Он усмехнулся, представив, какое захватывающее кино с его участием они смотрели совсем недавно.
Впрочем, усмешка получилась кривой – эти люди, в отличие от него, честно отрабатывали свой хлеб. И никто бы из них не понял, зачем и почему он все это делал... И, судя по их вежливым, но отстраненным лицам, понимать не собирался.
Шаткая конструкция по низложению авторитета отца, старательно воплощаемая Эриком, рассыпалась, словно карточный домик, руками самого Ари. И все же, некоторое удовлетворение от происходящего Эрик получил – вряд ли Хансен-старший сможет теперь спать спокойно, зная, как его сын хочет поступить с его родовым гнездом.
Открыв портмоне, Эрик пробежался пальцами по нескольким завалявшимся банкнотам, о наличии которых даже не помнил. Все это время он пользовался картами, которые лежали в специальном кармашке. Вот только теперь каждая из них была аккуратно разрезана пополам. Эрик не сомневался - то же самое произошло и с его онлайн счетами. Ари был последователен не только в словах, но и в поступках. И Эрик об этом знал, пожалуй, лучше всех.
Чемоданы так и остались стоять у стены. Взяв гитару и документы, он направился в аэропорт, чтобы улететь в Фёрде, откуда планировал добраться уже до Сольворна. Большая часть наличных ушла на билет. Через три часа ожидания и двух часов перелета ему пришлось преодолеть приличное расстояние до речного вокзала, чтобы сесть на паром. Именно на него ушли практически все оставшиеся деньги. Можно было перехватить у кого-нибудь из знакомых хотя бы несколько сотен на первое время, но подобное унижение, как оказалось, ему было не по карману. Для себя он решил, что главное – это добраться до поместья деда. А там он спокойно разживется тем самым наследством – продаст дом и земли, а затем свалит в закат, чтобы начать новую жизнь.
…Скутер помчался дальше. Эрик окончательно проснулся и теперь смотрел по сторонам под звуки этнической музыки из магнитолы водителя.
Первый и последний раз он посетил Сольворн в шестилетнем возрасте. Во всяком случае, именно тем годом была датирована фотография в кабинете отца. На ней они были втроем - Ари, Эстер и Эрик. Стояла ли она до сих пор перед глазами отца, он не знал. Долгие годы Эрик пытался смириться с тем, что матери не было рядом, довольствуясь скупым отцовским: "Ей пришлось уехать". Затем он пробовал найти хоть какую-то информацию о ней, но все его попытки не увенчались успехом. Официально отец с матерью были в разводе, и очень скоро Эрик пришел к выводу, что тот просто-напросто избавился от нее как от надоевшей наложницы, запретив общаться с детьми. Вероятно, у него было достаточно доводов, чтобы Эстер не вступила с ним в борьбу. Молчаливый и сдержанный Ари Хансен умел быть по-настоящему жестоким.
И было в кого.
"Фольксваген" затормозил у выкрашенного красной краской домика, во дворе которого с криками носились дети. Эрик вышел и растерянно огляделся.
- Сколько я тебе должен? - спросил он водителя.
- Поможешь вытащить? - ответил тот, кивая на багажник.
Дети с визгом кинулись к мужчине и повисли на нем как шары на рождественской елке.
- Тебе есть, где остановиться? - улыбнулся водитель, обращаясь к Эрику.
- Конечно, - сдержанно кивнул тот.
Вместе они вытащили коробку и донесли до двери дома.
- Поместье Якоба Хансена... - начал Эрик.
- Это там, - указал мужчина в противоположную от дома сторону.
Попрощавшись, Эрик зашагал прочь, думая о том, что выбранный им путь самый правильный. Пора было разделаться с наследием отца с помощью наследства деда. Ни тот, ни другой, не любили его мать. Но теперь у него будет достаточно возможностей, чтобы разыскать ее.
***
Закат над Сольворном был похож на полупрозрачный мятно-малиновый леденец. Теплый воздух, напоенный дневными ароматами, быстро свежел. Эрик разглядывал аккуратные строения, напоминавшие сказочные пряничные домики, и с удивлением ощущал, как внутри просыпается давно забытая тихая радость. Это было странное чувство, сравнимое разве что с возвращением из долгого муторного путешествия, но Сольворн не был его домом, и делать его таковым Эрик Хансен не собирался.
Звякнул дверной колокольчик. На ходу завязывая фартук, Герти выглянула в окно и направилась к стойке.
- С кем это ушел Берг? – спросила она, выдыхая.
- С каким-то парнем, - пожала плечами Мари. – Бедняга так оголодал, что готов был глазами съесть все, что было на витрине. – И денег у него, похоже, кот наплакал.
- Надо же... – Герти покачала головой. – Ты могла бы дать ему что-то за счет заведения.
- Вот еще, - фыркнула Мари. – Я взяла с него ровно столько, сколько стоили булочки с кремом. Но я тебе скажу так: кажется, твои булочки стоят гораздо дороже, - она усмехнулась и взъерошила пятерней короткие волосы.
- Не понимаю, о чем ты, - отмахнулась Герти. – Цену мы устанавливаем такую же, как…
- Не понимает она! Берг не отходит от тебя ни на шаг, будто приклеенный! – вскинула брови Мари. – Меня не проведешь. Если парень не получает того, что хочет, то выглядит как идиот.
- Вот как? – Герти заглянула внутрь витрины, старательно пряча лицо. – А если получает?
- Тогда как напыщенный идиот. Но, судя по физиономии Берга, ты держишь его на сухом пайке.
- Мы не будем с тобой обсуждать аппетит Берга, ладно? Тем более, ты знаешь, как мой отец относится к…
- Ха! - Всплеснула руками Мари. – Кого и когда останавливали родительские запреты? Мы живем в свободной стране, и ты имеешь право спать с кем хочешь. Но, видать, дело совсем не в Туве. Или вообще не в нем. Я права? – Мари положила руку на ее плечо.
Когда-то Мари училась в одном классе вместе с ее матерью, поэтому каждый раз, когда она "ненавязчиво" интересовалась ее жизнью, Герти нервничала. Знала, что Мари относится к ней по-дружески, но обсуждать отношения с Бергом ей не хотелось даже с Соньей.
Густо покраснев, Герти стала судорожно складывать булочки в пакет.
- Осталось пять штук, - пробормотала она, чтобы перевести тему.
- С минуты на минуту приползет фру Кламме и заберет все, что есть, к вечернему чаю. Она такая сладкоежка! Так что, сделай утром на десяток больше.
- Хорошо, - кивнула Герти. – Ты иди, Мари, тебя ждут. Мальчишки, наверное, перевернули дом вверх ногами, - добавила она, представив троицу шалопаев-погодков. От своего мужа Мари ушла, как только родила третьего, что не мешало им хорошо общаться и устраивать семейные праздники.
- Да, я уйду, вот только… - женщина придержала Герти за локоть. – Послушай меня, дорогая, я видела, каким может быть твой отец. А твоя мать когда-то была моей подругой. Сольвейг с самого начала знала, что он за человек, - она откашлялась. – И если ты думаешь, что что-то изменится, то зря. Берг, конечно, не идеальный, но все же он единственный, к кому Туве хорошо относится. Он заберет тебя в свой дом, и тебе не придется все время отчитываться перед отцом.
- Конечно, ведь тогда я буду отчитываться перед мужем, - неожиданно для самой себя сказала Герти. Прижав ладонь к губам, она нахмурилась, заметив удивленный взгляд Мари.
- Это уж как ты сама решишь. Не думала уехать из Сольворна? - предложила Мари и закинула за спину небольшой рюкзачок, который подходил к ее спортивному стилю.
- Куда же я поеду? – в сердцах Герти с силой дернула витринное стекло. – И потом, мама… Ну как я ее брошу? – она хотела было добавить: «с ним», но в этот момент дверях действительно появилась фру Кламме.
- Герти, я уже бегу, - опираясь на трость, заявила пожилая дама.
- Все готово, фру Кламме, - Герти протянула пакет.
- Кстати, если постоянно есть сладкое, то... - влезла Мари.
- Мой зад слипнется, и я умру, переполненная собственным дерьмом! Можешь не напоминать мне об этом, несносная девчонка, - погрозила фру Кламме крючковатым пальцем в сторону Мари.
- Ну хоть для кого-то я еще девчонка, - состроила гримасу Мари. - Всем пока! И приятного аппетита, фру Кламме! Надеюсь, увидеть вас завтра в добром здравии.
- Надеется она, - фыркнула старушка, забирая пакет.
- Ох, Лотта, как же я тебя люблю! - обняла ее Мари. - Лучшая учительница, которую я только могла желать для своих парней!
- А ты - худшее, что могло случиться в моей карьере! - рассмеялась фру Кламме. - Кажется, именно после твоего появления в классе, я пожалела, что пошла работать в школу.
- Это была любовь с первого взгляда! - расхохоталась Мари и вышла из бара.
- Пока! Увидимся! - Герти перевела взгляд на фру Кламме.
Больше всего ей хотелось сейчас остаться одной и подумать над тем, что случилось на озере. С одной стороны, ничего не произошло, но с другой...
... Переодевшись в своей комнате, она на цыпочках спустилась вниз, чтобы проскользнуть мимо кухни. Но у Берга словно глаза были на затылке. Облизав пивную пену с губ, он направился к ней и, взяв за руку, оглядел с ног до головы:
- Мне нравится, когда ты носишь платья. Станешь моей женой, забудешь про джинсы и скутер.
- Вот как? - огрызнулась она. - Может я сама буду решать, в чем мне ходить?
Туве, откинувшись на спинку стула и широко расставив ноги, хмыкнул и исподлобья посмотрел на нее:
- Не припомню, чтобы я учил тебя дерзить.
- Я просто хотела сказать, что...
- Смотри, Берг! Если она сядет тебе на шею, не зови меня вправлять ей мозги.
- Уверен, что она будет послушной жёнушкой, - ответил Берг. - Правда, милая?..
...Герти почувствовала, как г горлу подступает тошнота. Странно, что раньше она не замечала этого. Берг казался ей сильным и по-настоящему мужественным. Вероятно, он таким и был, но что-то сломалось в ней, и вернуться обратно никак не получалось.
- Ты сегодня какая-то другая, - заметила фру Кламме и стала рыться в матерчатом кошельке.
- Не надо, это подарок, - остановила ее Герти.
- А что скажет твой отец? – подслеповато прищурилась женщина.
- Ничего, - коротко ответила Герти и стала переставлять тяжелые пивные кружки на стойке, чтобы протереть поверхность под ними. Внезапно из-под тряпки выскочила монета и Герти, поймав ее на лету, зажала серебристый кругляш в кулаке.
Розово-лиловые всполохи заката расцвечивали небо подобно праздничным стягам. Полночное солнце здесь не было таким ярким, как на севере. Вершины гор погрузились в бордовую дымку, и казалось, что их белоснежные пики объяты пламенем.
Горная дорога, по которой шел Эрик, была не широкой, но достаточной для того, чтобы по ней можно было проехать на каком-нибудь грузовичке или минивэне, приспособленном для таких вот извилистых троп.
- Дай угадаю – хочешь устроиться туда на работу? - спросил Эрика его новый знакомый. - Не выйдет. Старик Хансен умер, и что теперь будет с поместьем, никто не знает. Разве что новый хозяин, но, похоже, ему нет никакого дела до всего этого.
- Нет, я только… Может, на пару дней, чтобы… - уклончиво произнес Эрик и замолчал. Не в его правилах было распространяться о своих планах.
- Понимаю, - ухмыльнулся Берг. - Впервые в Сольворне?
Эрик криво усмехнулся и, помедлив, ответил:
- Можно сказать, что да.
- Уверен, ты не задержишься здесь.
Они шли вдоль живописного озера, и Эрик чувствовал, как оседают влажные испарения на его коже.
- Отчего же? Вдруг мне понравится? – хмыкнул он скорее из духа противоречия. - Куплю дом, женюсь… - Слова вырвались сами собой, будто он действительно так думал. Глупее, чем сейчас, Эрик не чувствовал себя ни разу.
Брови Берга подскочили вверх, выдавая высочайшую степень удивления. Он резко остановился, а затем громко расхохотался, уперевшись ладонями в колени. Вытерев выступившие слезы, произнес:
- А ты мне нравишься! Как, говоришь, тебя зовут?
- Эрик.
- А я Берг Йоргенсен, - он протянул руку. – Если надумаешь бросить здесь кости, найди меня на лесопилке Йоргенсенов. Тут все меня знают. Дам тебе список местных цыпочек, которые спят и видят, чтобы оседлать кого-нибудь вроде тебя.
- Местных жеребцов не хватает? – Эрик ответил на рукопожатие. Этот Берг ему нравился.
Однако Берг шутку не оценил - улыбка застыла на его лице, и сейчас он смотрел на Хансена странным изучающим взглядом.
- Хватает, не переживай, - наконец ответил он с прохладцей. – Просто хотел предупредить, что здесь не любят тех, кто нарушает чужие границы.
- Разве я что-то нарушил?
- Еще нет, но собираешься, - в голосе Берга не было угрозы, и все же, он явно имел в виду что-то конкретное.
"Ну не местных же цыпочек, в конце концов?"
- Ты про поместье? - на всякий случай переспросил Эрик.
- Ага, - кивнул Берг. – Я знаю, зачем ты здесь, Эрик. Тебя интересует Медвежий лог.
Хансен вздрогнул. Их взгляды пересеклись, но Эрик не заметил в глазах Берга чего-то особенного или пугающего. Вряд ли Йоргенсен знал, кто он. Сейчас, не выспавшийся и вымотанный дорогой, Эрик меньше всего походил на наследника богатой империи. К тому же, наследником он уже не являлся, а по сему ему даже не нужно было притворяться.
- Я знаю, зачем ты здесь, – раздельно повторил Берг. Оглядевшись, он понизил голос почти до хриплого шепота: - Думаешь, Медвежий лог поможет решить твои проблемы? - И тут же ответил на свой вопрос: – Возможно. Но ночь не самое лучшее время для этого.
- Прости? – Эрик подтянул гитару и перекинул сумку из одной руки в другую. – Не самое лучшее время для чего?
- Чтобы встретиться с нечистой силой, - очень серьезно сказал Берг.
Лицо Эрика вытянулось. Впервые он посмотрел на этого парня так, будто сомневался в его здравомыслии. Берг, конечно, не выглядел деревенским дурачком и к тому же был на полголовы выше и крепче в плечах, что делало эту ситуацию еще более двусмысленной.
- Нечистая сила? - на всякий случай переспросил Эрик и немного отстранился. - Что ты имеешь в виду?
- Тебе лучше знать, - цыкнул языком Берг. - Главное, не забывай, что это может быть опасно.
- Понятно… - Эрик кивнул и покрутил головой в надежде, что какой-нибудь житель Сольворна окажется поблизости. Находиться рядом с неадекватным спутником – вот что было по-настоящему опасно.
Берг выдержал многозначительную паузу, сопровождая ее мрачным взглядом, а затем не выдержал и вновь расхохотался:
- Да расслабься ты! Сольворн - тихое и безобидное место. Я просто хочу предупредить, что если ты заблудишься, то…
- То?..
- То все! – Берг радостно потер ладони. – Никто никогда не найдет тебя! Разве что, твою гитару. Но это не точно. Все еще хочешь подняться наверх и пощекотать себе нервы? Вперед! А мне уже пора. Меня ждет самая красивая девушка Сольворна. – Берг горделиво выпятил грудь и заткнул пальцы в шлевки кожаных брюк.
"День. Мне нужен всего лишь день, чтобы отдать распоряжение о продаже и свалить отсюда ко всем чертям", - пронеслось в голове Эрика.
- Рад за тебя, - ответил он. - Надеюсь, она не в том списке, о котором ты говорил.
Кулаки Берга сжались, и Эрик еще раз мысленно чертыхнулся - этот деревенщина явно был не из тех людей, кто спокойно реагирует на подколы. И вероятно не на шутку влюблен. Впрочем, что Эрик мог знать о чувствах? Ему еще не приходилось влюбляться так, чтобы раздувать ноздри и грозить кулаками, как Берг. Быть Хансеном означало иметь возможность покупать все, что хочется. Да и окружение его было лишено предрассудков на этот счет: секс - отличная альтернатива всему этому сумасбродству, которое называют любовью. К тому же, жертвовать своей свободой он был не намерен. И глядя на Берга, Эрик едва сдержался от смеха - было бы интересно посмотреть на него через пару лет, когда ему осточертеют все эти романтические бредни... Да даже через полгода.
Берг медленно выдохнул и посмотрел вверх - туда, где золотились кроны деревьев.
- Тебе пора, - сказал он и, развернувшись, зашагал прочь.
Эрик смотрел ему вслед, пока фигура Берга не исчезла из виду.
- Может еще увидимся, Берг Йоргенсен, - он пожал плечами и отправился в путь.
Эхо гулко вторило звуку его шагов, и время от времени Хансен останавливался и озирался в поисках мнимого преследователя. Но дорога была пуста, и только стрекот цикад наполнял окружавшую его в этот момент тишину.
- Закончила? - спросил Берг и шагнул в открытую дверь. Резко пахнуло деревом, потом и машинным маслом.
Герти непроизвольно отступила, когда он протянул руки, чтобы обнять ее. Никогда до этого его запах не был таким раздражающим, и сейчас она чувствовала себя не только застигнутой врасплох, но и в ловушке.
- Сейчас... только уберу ведро. - Герти суетливо схватилась за швабру, затем кинулась в подсобное помещение, наталкиваясь на мебель и судорожно кусая губы.
Она подумала было закрыться в комнатушке хотя бы ненадолго, сказать, чтобы Берг ушел и оставил ее одну, но вместо этого мучительно пыталась составить в голове последовательность фраз, которые ей все равно придется произнести.
Скрип его высоких мотоциклетных ботинок отдавался в ее ушах, отчего Герти теряла мысль и вновь возвращалась к самому началу: "Я должна тебе сказать... Ты замечательный, Берг, и я очень тебя... Нет, не так... Я тебя не... Давай останемся друзьями... Черт, черт, черт!"
- Нам не придется больше ждать, Герти! - вдруг крикнул Берг. Когда она вышла из подсобки, то увидела улыбку на его лице. - Все решено! Теперь сделаем все как надо! Честно говоря, я уже устал ждать.
- Сделаем что? - опешила Герти.
- Сыграем свадьбу. Не будем откладывать. Тем более, что для этого есть весомая причина.
- Причина? - пробормотала она, вытирая руки о фартук. - Да, причина... Нет-нет, все не так! Понимаешь, дело в том, что... Ты не виноват, это я...
- Да все я понимаю! - отмахнулся Берг: - Мой отец гораздо богаче, а ваши дела идут так плохо, что даже продажа бара не изменит этого.
- Что?.. - не удержавшись на ногах, Герти прислонилась к стойке. - Продажа бара? О чем ты?
Йоргенсен развел руками:
- Это решение Туве. Он сам мне сказал сегодня. Вот уже несколько месяцев твой отец раздумывает над тем, куда пристроить заведение. Налоги съедают почти всю прибыль, и я его понимаю, - голос Берга приобрел покровительственные нотки.
С шумом вобрав в себя воздух, Герти оцепенело смотрела под ноги и чувствовала себя так, будто находилась в ялике без весел посреди моря во время шторма.
- Я ничего не знала, - сказала она глухо, ощущая, как к горлу подступает горячая волна. - Несколько месяцев... Почему он ничего не сказал мне? - Герти сжала кулаки. Если бы она знала о планах отца, то решилась бы уехать вместе с Соньей учиться! Устроилась бы на подработку и содержала бы себя сама вместо того, чтобы... Эта мысль ошпарила ее словно кипятком, вытеснив все прошлые размышления о том, чтобы забрать мать в дом Берга. Она не могла поверить тому, что чувствовала в эту минуту, но знала - это была та самая правда, которую она не хотела видеть. И теперь сожаление, обида и гнев переполняли ее душу.
Берг подошел совсем близко и приподнял ее лицо за подбородок. Его руки были шершавыми и горячими, и от его прикосновения у нее заныла кожа.
- Ты расстроена, - произнес он утвердительно. - Но, поверь, то. что я сейчас скажу, моментально высушит твои слезы. Я смогу позаботиться о своей девочке.
Герти замерла, глядя на то, как шевелятся его губы. Неужели когда-то она отвечала на его поцелуи?
- Теперь мы станем одной семьей, Герти. Все это, - он обвел взглядом помещение, - будет нашим.
- Нашим? Я не понимаю...
- Мой отец выкупит бар и построит напротив него отель. Видишь тот пустырь? - Берг кивнул в сторону улицы.
Герти даже не подняла глаз. Она прекрасно знала это место - Берг с друзьями облюбовал его для своих ежевечерних мото-сборищ и возвращался туда каждый раз, когда отвозил ее домой.
- Представляешь, какая удача? - самодовольно продолжил он. - Конечно, мы все здесь переделаем и переименуем бар, но только подумай - через пару лет здесь может быть целый комплекс зданий под аренду. А еще, - Берг раскраснелся от возбуждения, - я подумываю о том, чтобы выстроить кемпинг на Волчьем озере!
- У тебя наполеоновские планы... - Герти прижала ладонь ко лбу, словно унимая внезапный жар. По сути, так оно и было - ее просто разрывало изнутри от вскипевшей крови. - Что же в таком случае буду делать я?
Берг провел пальцем по ее шее, задержавшись на ямочке у ее основания. Затем также медленно стал спускаться ниже, пока Герти не перехватила и не отвела его запястье.
- Уж поверь, работы у тебя будет предостаточно. - Он выдернул руку и, обхватив ее за талию, прижал к себе. - Дома.
- Вот как... - она вытянулась в струнку и замерла, почти не дыша. - И как давно ты...
- Сегодня мы с твоим отцом окончательно сговорились. Осталось подписать бумаги. Его условие - это свадьба и место управляющего баром. Что ж, мы пойдем на это. Зато туристы будут приезжать в Сольворн, и кто знает, может именно Йоргенсены встанут во главе Городского совета уже в следующем году. А еще через год... - у Берга, кажется, даже перехватило дыхание. - Еще через год отец сможет баллотироваться в окружной муниципалитет! И поверь, все в этом городе поддержат его, ведь мы, - он выдержал торжественную паузу, - печемся о его благополучии. Если бы еще Медвежий лог... - он передернул плечами.
- Что - Медвежий лог? - Герти едва сдерживалась от подступивших слез.
- Если бы нам удалось прибрать еще и Медвежий лог... - азартно ответил Берг, и глаза его заблестели как фары его мотоцикла.
- Ты же говорил, что лес там ничего не стоит, - зло сказала Герти.
Но Берг, казалось, даже не заметил ее тона.
- Не бери в голову, детка. Рано или поздно мы решим и этот вопрос.
- И когда же ты хочешь свадьбу, Берг? - еле слышно спросила Герти.
- На следующей неделе. Расходы я возьму на себя. Тебе останется только принарядиться!
...Серый туман стелился над землей, обволакивал покрытые зеленым мхом вековые буки и кедры, и в этой белесой рыхлой мгле все казалось призрачным и нереальным. Верхушки деревьев терялись в нависшей предутренней хмари, а толстые корни выпячивались из почвы кривыми зловещими горбунами.
Шепот... Влажный и настойчивый, оседающий на коже и заставляющий сжиматься что-то внутри. Невероятное ощущение единения вдруг охватило его и понесло навстречу чему-то дьявольски-прекрасному и в то же время губительному и страшному...
Мокрая трава была похожа на холодные водоросли, и все перед ним колыхалось подобно волнам, отчего закружилась голова и на короткое время к горлу подступила тошнота как во время качки. Идти в этом сером мареве было почти невозможно - деревья вырастали словно из-под земли, пугая и заставляя замирать перед следующим шагом. Он пытался ухватиться за скользкую поверхность стволов, чтобы удержаться на ногах, но пальцы его проваливались в вязкую темноту, похожую на черный кисель. Шепот становился все ближе...
Сейчас... сейчас...
Тени наконец окружили его со всех сторон. Их движения были неторопливы и сосредоточенны. Теперь шепот наполнил не только лес - он пробрался еще глубже - в его голову, чтобы проникнуть в гулко бьющееся сердце. Тело стало ватным и готово было вот-вот разлететься на молекулы, чтобы потом самому стать этим мокрым предутренним туманом...
...Эрик глухо застонал и скинул с себя одеяло. Открыв глаза, вновь зажмурился и наконец выдохнул. Он был весь мокрый от ночного кошмара. Грудь вздымалась и сердце билось часто-часто, как будто он действительно бежал от этих теней, продираясь сквозь лесную чащу.
Сквозь шторы пробивалось солнце. Встав с кровати, Эрик одернул легкую ткань и замер от бушующих за окном красок. Ставни были уже открыты - он удивился, что не слышал ни единого звука. Эрик помотал головой, прогоняя отголоски шепота в своей голове и, натянув джинсы, вышел из комнаты.
- Румос, где ты? Почему не разбудил меня?
Сбежав по лестнице, ворвался на кухню и остановился в дверях, всей грудью вдыхая запах свежего кофе.
Деревянный стол напротив камина остался тем же, каким он помнил его с детства. Все в этом доме осталось прежним, но сейчас, с высоты своего роста Эрик взирал на обстановку в некотором недоумении. Неужели когда-то он боялся звука этих тяжелых напольных часов, или камина, в который мог войти, почти не сгибаясь?
Эрик провел ладонью по отполированной годами столешнице, вспоминая вечера, которые коротал вместе с Румосом под брякание кастрюль фру Бри.
"- Говорят, что один энергичный молодой человек из Нордланда, положив ствол своего ружья на хюльдру в лесу, получил власть над ней и решил сделать ее своей женой. Они жили счастливо, у них родился ребенок, - Румос затянул петлю на рыболовной сети и взялся за ремонт следующей ячейки. - Однажды вечером этот ребенок играл у камина, где хюльдра сидела, занимаясь прядением, а ее муж занимался работой...
- У камина? Как этот? - шмыгнул носом Эрик, подперев щеку кулаком.
- Ага, - важно кивнул Румос.
Фру Бри прошла мимо них к деревянному ларю, чтобы достать несколько луковиц и мимоходом потрепала Эрика по голове.
- Так вот, внезапно в хюльдре взыграло что-то из ее жестокой природы, и она сказала, показав мужу на ребенка, что из него выйдет хорошее жаркое для ужина. Ее муж пришел в ужас!
В напряжении Эрик выпрямился и уставился на старика. Тот, взглянув на него поверх очков, нахмурил кустистые седые брови.
- Женщина поняла, что полностью себя выдала, и начала молить, чтобы ее слова были забыты. Но муж запомнил их накрепко. Ужасные слова постоянно звучали в его ушах. Благодаря им он понял реальную природу своей жены. После этого в их доме мира не стало.... Прежде добрый муж стал угрюмым, начал часто попрекать свою жену за ее дьявольское предложение и проклял тот час, когда решил на ней жениться.
По кухне пополз запах жареного лука. Эрик потер глаза и поерзал на высоком стуле.
- Так продолжалось сколько-то времени. Женщина страдала, но терпела. Однажды она отправилась в кузницу посмотреть, как муж работает, но он встретил ее проклятиями и угрозами. Тогда, используя свою волшебную силу, она схватила железный прут и обвернула его вокруг своего мужа, словно этот прут был из дерева...
За дверью раздались тяжелые шаги, затем открылась дверь:
- Мальчику нужен сон, - заявил Якоб сурово. - Он такой тощий и хилый, что я сомневаюсь в своем с ним родстве.
- Герр Хансен, неужели вы думаете, что мы не откормим его? - возмущенно возразила фру Бри и взмахнула полотенцем.
- Мы сделаем из него настоящего мужчину, - поддакнул Румос, складывая очки в футляр.
- Они уезжают через пару дней, - голос Якоба прозвучал так глухо, будто шел откуда-то из под земли.
- Так быстро? - фру Бри шумно выдохнула и скрутила полотенце в порывистом жесте. - Но как же...
Взрослые замолчали. Эрик посмотрел на деда и под его суровым взглядом сполз со стула и направился вон из кухни, расстроенный тем, что не узнал, чем закончилась история.
- Завтра я свожу тебя в Медвежий лог, - донеслось ему в спину.
- На лошади? - радостно переспросил Эрик.
- Конечно, - кивнул Румос."
Эрик открыл дверь с кухни на улицу и вышел наружу. От порога вела мощеная камнем дорожка к конюшне. Много лет назад эта дорога казалась ему просто бесконечной. Но в конце ее всегда ждал приз. Эрик мог часами отираться около Румоса, стараясь помочь, - накидывал сено, сгребал навоз и расчесывал лошадиные гривы, стоя на перевернутом ведре. Через открытое окно дома он видел кабинет деда, по которому его отец ходил взад-вперед, и лицо его при этом было болезненно-напряженным и даже злым.
К тому же вот уже несколько дней его мать, в легком платье и красных туфлях, быстро покидала дом и направлялась куда-то на прогулку. И в тот раз Эрик хотел было пойти следом за ней, но серая в яблоках лошадь ткнулась губами в его ладонь, прося угощение, и он полез в карман за куском сахара, полную чашку которого фру Бри всегда ставила рядом с утренним кофе...
Сладко пахнуло сухой травой, опилками и... Эрик прикрыл глаза от удовольствия - немного жженой карамелью, гречишным медом, яблоками и кожаной амуницией. Этот аромат он запомнил и полюбил с той самой поездки и, как оказалось, навсегда. Теперь он мог определить, больна лошадь или здорова, и хорошо ли о ней заботятся только по тому, как она пахнет. Правда, не так часто ему приходилось это делать - конный спорт он смотрел лишь по телевизору, а на скачки не ходил из принципа. Но разве то же самое не относится ко всему живому?
"Кошка может заставить тебя выглядеть неуклюжим, собака - глупым, но только лошади дано добиться и того, и другого одновременно", - приговаривал Румос, когда учил Эрика ухаживать и понимать потребности животных. Зерна этих знаний упали в благодатную почву.
Вероятно, Якоб Хансен тоже любил лошадей. Эрик замечал на себе его быстрый взгляд, когда направлялся в конюшню. И взгляд этот становился чуточку мягче, чем в любой другой ситуации. Возможно, дед был доволен тем, что его внук не боится грязи и занимает свой день, выгребая навоз. Ведь Ари был далек от всего этого. Как и его мать, Эстер. Получается, что Якоб все-таки чувствовал в нем родную кровь.
Эрик отогнал от себя грустные воспоминания - к чему ворошить то, чего уже никогда не изменишь?
На стене висели седла и сбруя, чуть дальше находился вход в фуражную. Дверь в один из денников была открыта, и лоснящийся лошадиный круп выглядывал из него, помахивая черным хвостом.
- Ну вот, милая, все хорошо... Потерпи, завтра все пройдет.
В ответ раздалось фырканье и тихое ржание. Из денника, в длинном фартуке и сапогах, вышел старик.
- Румос! - воскликнул Эрик и, ухватившись за притолоку двумя руками, на мгновение повис на ней. Деревянная балка даже не скрипнула - все здесь было сделано на совесть и, похоже, на века.
- Здравствуй, мальчик! - Лицо старика, испещренное глубокими морщинами, обветренное и будто подкопченное солнцем, просияло. Румос вытер руки о ткань фартука и подошел к нему.
Эрик зажмурился от непрошенных слез, когда обнял его и прижался щекой к седому виску.
- Румос, как же я рад!
- Ты действительно рад тому, что вернулся?
Эрик замер, почувствовав, как к щекам приливает краска стыда.
- Я... - он тяжело вздохнул, - я хотел приехать раньше, но...
Румос похлопал его по спине - рука его до сих пор была сильной и жесткой, впрочем, как и он сам - жилистый крепкий старик, которому, должно быть, было... Эрик поморщился, пытаясь вспомнить его возраст. Знал ли он вообще это когда-нибудь?
- Пойдем завтракать? - спросил Румос, отстраняясь и оглядывая его. Сложно было понять, о чем он думал. Но Эрик почему-то был уверен в том, что Румос действительно рад его приезду.
- Пойдем. Мне надо многое тебе сказать, - в нерешительности Эрик замолчал. Его вдруг потрясла собственная мысль: ведь если он продаст Медвежий лог и поместье, то старику придется уйти отсюда. Есть ли у него другое жилье и возможность жить так, как он привык? И как вообще обстоят дела в поместье после смерти Якоба Хансена? Нет, одной беседой, судя по всему, тут дело не кончится... - Наверное, ты удивился, когда увидел меня вчера. Я не позвонил, хотя должен был. Прости. Все получилось так спонтанно, что я...
- Ты вернулся вовремя, - просто сказал Румос.
- Да, но, - Эрик взъерошил волосы. - Скажи, а фру Бри, она ведь... - Он боялся произнести слово "жива", поэтому лишь с надеждой посмотрел на старика.
- Все хорошо, - кивнул Румос. - Мы оба ждали тебя.
Эрик выдохнул. Фру Бри - приятная, добрая и ласковая - в его воспоминаниях оставалась женщиной чуть за пятьдесят, с гладкой румяной кожей и похожими на темный янтарь глазами. Должно быть, время не пощадило ее, но кого оно щадит? Главное, что он сможет обнять ее и поблагодарить за то тепло, которое получил когда-то.
- Она в доме, - словно прочитал его мысли Румос.
- Вот как? - немного растерялся Эрик. - Как же я мог пропустить... Не слышал. Сразу пошел сюда.
- Понятное дело, усмехнулся старик, стаскивая фартук. Эрик заметил на нем несколько пятен крови. - Одна из лошадей поранила ногу о камни. Стоит им оказаться на выпасе, начинают носиться и играть как дети. А дети порой падают и расшибаются...
- Рана серьезная? - обеспокоенно спросил Эрик и обернулся. Ему показалось, что что-то светлое мелькнуло сквозь доски загона, но старик подтолкнул его к выходу.
- Царапина. Все заживет, не переживай. Завтра будет как новенькая. Ты еще не забыл, как сидеть в седле?
- Ну, честно говоря, - смутился Эрик, - я больше по автомобилям.
- Понятное дело... - снова повторил Румос и потер подбородок. - Тебе нужно хорошо поесть. Здесь совсем другой воздух, и скоро ты окрепнешь, войдешь в силу.
- Я не жалуюсь на здоровье, - хохотнул Эрик. - Поверь!
Румос посмотрел на него долгим внимательным взглядом, и Эрик почувствовал себя неуютно. Длилось это ощущение лишь краткое мгновение, но заставило его вновь понять, что то, чем он занимался на "большой" земле, точно не сделало его сильнее и здоровее.
- Это очень хорошо, - ответил Румос. - Как тебе спалось?
- Ну, - замешкался Эрик, вспомнив ночной кошмар, но затем отмахнулся. - Нормально! Главное, добрался.
Они уже почти подошли к дому, когда Эрик обернулся и посмотрел на конюшню.
- Разве мы закрывали дверь? - спросил он.
Румос посмотрел в туже сторону.
- Пойдем, мальчик. Это всего лишь ветер.
- Но ветра же нет, Румос! И дверь достаточно тяжелая, чтобы...
- Бри ждет нас завтракать.
Эрик пожал плечами и, подгоняемый зверским аппетитом, двинулся следом.
Кухня встретила их ароматами скворчавших на плите рыбных котлет, и полной тарелкой лефсе - картофельных блинов.
- Бри, мы здесь! - крикнул Румос.
- Бегу! - раздался мелодичный голос, и через минуту женщина вошла в кухню.
Эрик шагнул ей навстречу и застыл как вкопанный. Затем, качнув головой, он восторженно присвистнул и протянул руки.
В это утро у нее все валилось из рук. Первая партия булочек подгорела, и Герти пришлось снова ставить тесто, ругая себя за оплошность. Время стремительно утекало сквозь пальцы, но внутри нее оно словно замерзло ледяной глыбой с момента разговора с Бергом. Герти пыталась гнать воспоминания от себя, будто это могло что-то изменить. Она прекрасно знала, что сама была виновата в том, что произошло. И теперь ее раздражало все - и собственная нерешительность, и эти подгоревшие булочки, и необходимость улыбаться клиентам в то время, как глаза были на мокром месте, а душа горела, словно огонь в печи.
Когда в бар пришли присланные Йоргенсеном работники, чтобы измерить помещение и оценить будущий ремонт, она уже буквально не находила себе места. Они о чем-то спрашивали ее и шутили, но Герти с трудом понимала, чего от нее хотят. В конце концов они просто занялись своим делом. А она, будто робот, занялась своим.
Погода была прекрасной - светило солнце, и небо, такое синее и бескрайнее, радовало глаз. Дверной колокольчик то и дело возвещал о новых клиентах. В ход шло все: и газированные напитки, и мороженое, и выпечка, и пиво. Герти не могла припомнить, чтобы когда-нибудь торговля шла так бойко. В голове постоянно крутилась мысль позвонить отцу и сказать ему, что они справятся сами, и что для того, чтобы все наладилось, совсем не нужно идти на такие жертвы, как свадьба. Сказать все то, на что у нее не хватило мужества по возвращению домой.
Туве был счастлив, и Герти сразу поняла это, когда увидела его. Но не его улыбающееся лицо поразило ее в тот момент. Отец и мать сидели перед телевизором, словно делали это изо дня в день, как примерные супруги. Мать была в платье и с накрашенными губами, что уж вообще выбивалось из колеи. На столе стояла бутылка вина, и по всему было видно, что праздновалось что-то особенное. И Герти сразу поняла, что.
Это окончательно добило ее. Не то чтобы она рассчитывала, что мать поймет или подскажет как поступить. Собственно, ей и нужно-то было лишь поделиться с ней своими сомнениями, а заодно коснуться темы, о которой они говорили с фру Кламме. Но глядя в мутные и пустые глаза матери, Герти поняла, что не добьется ровным счетом ничего. Она сразу же отправилась в свою комнату, легла и проворочалась в постели всю ночь, прокручивая в голове мысли по сотому кругу.
Когда в бар забежала Сонья и, дождавшись своей очереди, перегнулась через стойку, дернув ее за локоть, Герти уставилась на нее таким больным взглядом, что подруга оторопела.
- Эй, с тобой все нормально? У тебя такой вид, будто ты всю ночь пряталась в подвале от зомби!
- Хорошо, что ты пришла! - Герти сунула ей в руку тряпку. - Пожалуйста, вытри вон тот столик. Я совсем зашилась.
- А.... - Сонья оглянулась. - Конечно!
- Мне очень нужно поговорить с тобой. Я не стала звонить тебе ночью, потому что... - губы Герти дрожали, пока она отсчитывала сдачу.
- Момент! - Сонья кивнула и понеслась к столу. Возя тряпкой, она с тревогой смотрела на Герти.
Прошло еще полчаса, прежде чем у них появилась возможность поговорить. В баре осталась только семейная пара с двумя маленькими детьми, которые не желали есть мороженое сами, а потому родители были целиком поглощены кормежкой своих чад.
- Давай, рассказывай! - Сонья втянула носом запах свежих булочек и тут же получила одну из них.
- Берг сделал мне предложение. То есть, не мне, а отцу...
- Чего? - кусок едва не вывалился изо рта Соньи.
- Они хотят, чтобы через неделю я вышла замуж за Берга, - торопливо прошептала Герти. - И тогда начнут стройку отелей. А наш бар переделают на свой вкус. Может, вместо него будет ресторан.
- Ну... - Сонья вытерла измазанные кремом губы. - Разве ты не понимала, что рано или поздно так и случится?
- Но я не хочу!
- Хм, я тебя не понимаю. Скажи Бергу, что между вами все кончено. В чем дело?
- У нас финансовые трудности, - Герти отвела глаза.
- А у кого их нет? - пожала плечами Сонья. - Тоже мне, удивила.
- В том-то и дело! Йоргенсены хотят сделать из Сольворна курортный город. Но для этого нужны большие средства. Они готовы вложиться, если я выйду за Берга.
- Ого! Да ты у нас принцесса, Герти? Детка, а ты не забыла, что это твоя жизнь?
- Я не знаю, что тебе ответить...
- А как вообще на это смотрит твоя мать?
Герти нагнулась к уху Соньи и тихо сказала:
- Мне кажется, что она сошла с ума! Если бы ты видела ее вчера...
Сонья отодвинула тарелку.
- Не такой уж это и редкий случай в наших местах, - пробормотала она.
- Что ты имеешь в виду?
- То самое! Разве ты не знаешь, что произошло с матерью Улле?
- Нет, - покачала головой Герти, судорожно вспоминая полную женщину с рябым лицом и вечной сигаретой в уголке рта.
Сонья почесала бровь и вздохнула.
- Улле классный парень, с ним весело, но... - она закусила нижнюю губу. - Три месяца назад его мать вышла на улицу совершенно голая и шла так, пока прохожие не позвонили в полицейский участок.
- Черт! - воскликнула Герти, чем моментально привлекла внимание семейной пары. У женщины был такой вид, будто ее оскорбили на приеме в королевском дворце. - Почему ты мне не рассказала?
- Улле попросил. Мало ему, по-твоему, досталось? Можно подумать, если бы я сказала, это как-то помогло бы ему.
- Да уж...
- Учитывая, что твоя мать тоже немного того... - Сонья многозначительно приподняла брови. - Не обижайся, но все об этом знают.
Герти прикрыла глаза ладонью, а Сонья продолжила:
- А моя бабка, Герти? Помнишь, я тебе про нее рассказывала? Там, на озере? - Сонья погрызла ноготь. - Чердак у нее тоже был с дырой, если ты понимаешь, о чем я.
- О... - только и смогла произнести Герти.
Сонья махнула рукой:
- Поэтому я и хочу уехать. Улле мне очень нравится, но если я влюблюсь в него, - щеки Соньи покраснели, - то не смогу потом бросить. И как тогда быть? - встретив непонимающий взгляд Герти, она пояснила: - вдруг это передастся нашим детям?
Эрик разглядывал Румоса и не мог отделаться от болезненного чувства жалости: своими словами старик только подтверждал его догадки, цеплялся за малейшую возможность сохранить свое место и привычный уклад...
- Прости меня, Румос! - снова повторил он. - Дело в том, что я действительно не могу остаться здесь. Что я буду делать, живя в горах? Сольворн - прекрасное место, но... - он покачал головой. - Я привык к другому.
- Что ж, - Румос смерил его задумчивым взглядом, - значит, время пришло.
Ничего не понимая, Эрик нахмурился.
Раздались шаги. Фру Бри подошла к ним и встала рядом. С улыбкой кивнув мужчине, она прижалась к его плечу, и Эрик в очередной раз поразился тому, как хорошо она выглядела на его фоне.
Румос зажал секатор локтем и, вытерев ладони о ткань штанов, полез в карман рубашки. Достав сложенный вдвое конверт, он протянул его Эрику.
- Что это? - спросил тот. - Письмо? Мне? От кого?
- Прежде, чем ты решишь идти к поверенному, прочти. Точно такой же конверт лежит и у него. Герр Якоб знал, что не в его силах заставить тебя изменить решение, но...
- Мой дед написал мне письмо? - Эрик судорожно перевел дыхание и выхватил конверт. - Вы позволите?.. - широким шагом он зашагал прочь, чтобы прочесть письмо без свидетелей. Даже если Румос и фру Бри знали о его содержимом, ему не хотелось, чтобы они видели его реакцию, потому что он и сам не знал, чего ждать от себя.
Обычный лист бумаги явил перед ним несколько строк, написанных твердым почерком без вензелей и завитушек, но вглядываясь в ровные буквы, Эрик испытал своего рода потрясение - он и сам писал так же: с едва заметным уклоном вправо и короткой черточкой вместо привычной запятой.
"Здравствуй, Эрик! Если ты читаешь эти строки, значит, сейчас ты здесь, на земле своих предков. Что ж, я рад, хотя догадываюсь, что не родственная любовь привела тебя сюда... Надеюсь, все еще можно исправить.
Эрик обернулся и увидел за оградой застывших в немом напряжении Румоса и Бри.
...Все, о чем я хочу просить тебя, крайне важно не только для меня, но и для других людей. Я не могу сказать тебе всего, что должен, по одной простой причине - сейчас ты мне не поверишь. Поэтому прошу тебя прислушаться к моей просьбе и остаться в поместье на неделю. Всего лишь на неделю, Эрик! И, если ты будешь внимательным, то очень скоро поймешь, о чем я говорю. Медвежий лог твой по рождению, ты его наследник. Но чтобы стать его хозяином, тебе придется выполнить мою просьбу. Возможно, это изменит твое представление о мире, как бы странно это не звучало. Я люблю тебя.
Твой дед, Якоб Мортен Хансен.
P.S. Передай Ари, что я любил его."
Эрик свернул письмо и замер, поддавшись оглушающему шуму в ушах. Легкое отупение определенно было результатом воздействия этого послания. Каждое слово было ему понятно, но все вместе они представляли какую-то абракадабру, смысл которой все время ускользал от него. Значило ли это, что, пробыв неделю в поместье, он все-таки сможет продать его? И если да, то что имел в виду старый Хансен, прося его быть внимательным? Изучить амбарную книгу и рассчитать реальную стоимость земли, чтобы не продешевить? Или, может быть, есть список тех, кого дед не хотел видеть среди новых владельцев? Неужели он реально думал, что Эрик, выросший среди небоскребов, частных джетов и колоссальных возможностей польстится на жизнь в одиноком, скрытом горами месте?
Все эти мысли бились в его голове подобно стае чертовых оголодавших чаек в борьбе за дохлую рыбу.
- Ладно, - положив письмо обратно в конверт, Эрик зажал его между ладонями. Через несколько минут поднял голову и окликнул Румоса: - Нужно починить генератор!
Раз уж придется провести здесь неделю, имело смысл наполнить ее комфортом. А какой комфорт без привычных вещей? В доме нет даже телевизора, что уж говорить об интернете.
- Инструменты в сарае! - ответил старик и направился в дом.
- В сарае?.. - Эрик почесал затылок, а затем стащил с себя рубашку: - Надеюсь, у вас все же имеется достаточный запас свечей, если что.
Через пару часов поломка была устранена, и вымазанный в дизельном масле Эрик выполз из сарая под смех Румоса.
- Как тебе такая наука, сынок?
- Почему нельзя жить как все нормальные люди? Национальная энергетическая сеть создана для того, чтобы каждый мог получать энергию, не затрачивая на это столько сил и не ломая голову! Этому генератору, вероятно, лет больше, чем мне.
Фру Бри выглянула в окно и помахала ему:
- Иди мыться, мальчик!
- А вода точно есть? - насторожился Эрик. - А то ремонт сантехники я точно не осилю.
После душа Эрик спустился на кухню. Фру бри уже накрыла на стол, и он в очередной раз убедился в том, что еда на свежем воздухе - а воздух здесь был упоителен - это лучшее, что можно было себе представить. Запеченная форель, грибной соус и ягодный мусс! - фру Бри была невероятна в кулинарном мастерстве.
И она, и Румос все время с ожиданием посматривали на него, а Эрик все никак не мог подобрать нужные слова.
- Он попросил меня пробыть здесь неделю, - сказал он наконец. - Не знаю, зачем и почему. Возможно, вы можете объяснить мне?
- Нет. - Румос оперся о столешницу и еще раз повторил: - Нет. Я много лет прожил рядом с Якобом, и если бы он велел мне что-то объяснить тебе, то сделал бы это, не задумываясь. - Знаю только одно - ты будешь жить в его комнате и...
- И?.. - Эрик пристально посмотрел на него, но не дождавшись ответа, произнес: - Пойду прогуляюсь до Медвежьего лога. Кажется, вы все здесь ждете, чтобы я каким-то образом проникся и восхитился им? Буду честен - я не вижу причин, чтобы оставаться здесь больше положенного срока.
- Посмотрим, - хитро подмигнул старик. - Оседлать тебе коня?
- Я сам, - вставая, ответил Эрик.
В конюшне он сразу же направился к загону, где стояла раненая лошадь. Ему хотелось взглянуть на ее ногу, чтобы вновь ощутить те эмоции, которые он испытывал когда-то в детстве. Сжимая в ладони яблоко, с десяток которых лежало на входе, он остановился у двери загона, чтобы лошадь почувствовала его запах и не испугалась. Животное тихо заржало и потянулось к нему. Теплые губы ткнулись в руку.