Наследники. Дочь в отца

ГЛАВА 1

– Гоша! – я влетела в кабинет главврача и замерла на месте. От увиденного. Не скажу, что удивилась, просто такой наглости при открытой двери и отсутвии Сони в приемной не ожидала.

– Чёрт, Аня, ты что, дверь не заперла? – стушевался Георгий Андреевич нервно запахивая свой белый халат. А Аня, новая медсестричка из гинекологии вроде, попыталась прикрыть почти обнаженную грудь, при этом недовольно надувая и без того пухлые губки.

Ну, блин, Гоша! Сексуальный террорист, ей-богу. Никогда наверно не успокоится. Пока его орган, тот что ниже пупка, функционировать не перестанет. А это случится явно не скоро.

– Светлана Дмитриевна, вы не могли бы... – начал Гоша, но я в ответ, нацепив ехидную улыбочку, покачала головой. Да, я прекрасно понимала, что помешала, только вот уходить не собиралась. Демонстративно толкнула за собой дверь, она с грохотом захлопнулась. – Аня, продолжим чуть позже, – с досадой произнес главврач, елозая на своём кресле. Рабочем кресле, между прочим.

Аня, наконец спрятав свою грудь и на ходу застегивая пуговицы блузы, продефилировала мимо меня. Взглядом одарила, наглым и злым. Ох, узнаю себя, такая же была, когда попала под очарование Георгия Андреевича.

Хорош он, чертяга, и в уши лить красиво умел. Хорошо что с меня этот морок быстро сошёл. Но в целом плохо, что и я в списке сексуальных побед нашего теперь главного врача. Очень я об этом жалею. Победа надо мной была, не долгая и, мягко говоря, никакая. Хоть Гоша и старался, но до высшей оценки по сладостранстному соитию ему ой как далеко было.

– Ты что хотела? – придав себе деловой вид, поинтересовался Гоша.

– Всё тоже самое, — вздохнула я. – Верни меня обратно в хирургию. Не могу я больше в приемном. Не моё это – алкашей в себя приводить и полуфабрикатов по кусочкам собирать. Я оперировать должна.

– Свет... – вздохнул он. – Каждый день одно и тоже. И мой ответ не изменится – не могу. Не могу тебя вернуть.

Прозвучало с сожалением в голосе. Однако я уже не верила. Ни черта он не жалеет, а на моё место в хирургии уже посадил своего старого друга. Давно тот рвался.

– Ты мне прямо скажи – сколько длиться это наказание будет?

– Это не наказание. Это условие, при котором тебя оставили в этой больнице. Так что – смирись. Ну или увольняйся.

Вот о последнем я думала часто в последнее время. Только, черт знает, возьмут ли меня куда ещё. После того случая, из-за которого, собственно, я теперь в приемном отделении страдаю. Перевестись согласилась, потому что без работы не могу. Медицина это моё. Я долго училась, шла к этому. Мне нравится помогать людям...

Но...

Перед глазами встал очередной алкаш, от которого я только что отбивалась в процедурой. Есть категория людей, которым нафиг никакая помощь не нужна.

Так что может пора?

Пришло время?

Послать подальше эту больницу?

В порыве я резко подошла к столу главврача, вытащила белый лист из стопки в принтере, схватила ручку и, усевшись за стол рядом с Гошей, начала писать.

Гоша молчал. Смотрел на меня и усмехался. Не верил, чем убеждал меня в правильности моего решения ещё больше. И я, закончив, отдала свое заявление.

– Уговаривать тебя остаться я не буду, – заявил он, быстро прочитав.

– И правильно, – кивнула.

Гоша нахмурился.

– Хорошо подумала?

– Более чем.

– Ты дату не поставила, – фыркнул Гоша. – Я ж могу и задним числом тебя уволить. И отрабатывать тебе не придётся.

– Вообще шикарно, – довольно улыбнулась, выхватила лист и поставила дату с вычетом четырнадцати дней. Вернула заявление и сложила руки домиком.

Георгий Андреевич опять пробежался взглядом по мной написанному. Потом положил лист на стол перед собой и, взяв ручку, уточнил:

– Я подписываю?

– Подписывай! – рявкнула я и Гоша, дернувшись, оставил на листке свою размашистую подпись.

– Ну, все, – бросил Георгий Андреевич и ехидно улыбнулся. Посмотрел на меня, долго водил по лицу своим настойчивым взглядом, словно чего-то ждал, а потом выдал: – Я могу, конечно, порвать...

– Не надо ничего рвать. Я, реально, ухожу, Гош.

– Пожалеешь же. Через неделю прибежишь проситься обратно. В санитарки будешь умолять себя взять.

– Ни за что и никогда, – с широкой улыбкой ответила. – Пока, Гош, трахайся, во всех смыслах этого слова, на здоровье дальше.

Я поднялась с места и быстрой походкой подошла к двери. Вышла в коридор. В приемной, вместо Сони, восседала Аня. Ждала, когда Гоша от меня освободится. А я и не сомневалась, что после моего ухода они продолжат.

Ох, наивное же дитя.

– Он никогда не разведется, – решила я сообщить Ане. – Ты не первая и не последняя.

Аня захлопала длиннющими ресницами и вроде собиралась мне что-то ответить, но я уже спешно покинула приёмную.

Мой рабочий день закончился. С чувством полного облегчения я спустилась в ненавистное приемное отделение, переоделась и, собрав все свои вещи, двинула к выходу. Попрощалась только с теть Зоей, нашей техничкой. Она, положив руку на левую грудь, слезливо пожелала мне всего хорошего. И жениха богатого. Я поблагодарила теть Зою и ушла из больницы. Навсегда ушла. Не вернусь сюда больше.

Добиралась на автобусе, всего пять остановок – и я дома. Удобно было, вот я эту больницу и выбрала из списка после окончания интернатуры. Да ещё и знакомый у меня там работал, лор, тоже обаятельный мужчина. Мы учились в одной альма-матер, только Сашка на год раньше закончил.

Зашла в подъезд, начала подъем по ступенькам, но тут меня тормознула тётя Лида – наша вахтерша, восседающая сейчас в небольшой комнатушке за большим окном.

– Светочка! Тут тебе цветы просили передать, – тетя Лида поднялась и шагнула двери, вышла ко мне, держа букет цветов. Белые, мать их, лилии.

Я невольно посмотрела на стену комнатушки, где висел календарь. Ну конечно – четырнадцатое число же.

Вот уже как пять месяцев подряд, именно этого числа, он присылает мне цветы. Якобы в знак благодарности. А я, признаться честно, так устала – и от благодарности и от него.

ГЛАВА 2

Но цветы я все же взяла. Они же, бедные, не виноваты в том, кто их мне подарил. Пусть доживают свою жизнь, стоя в вазе с водой, а не в мусорном контейнере.

Я поднялась на лифте на свой, шестой этаж, открыла общую дверь, ну а затем и дверь своей квартиры. Зашла, бросая на пол собранные в больнице вещички в пакете и прошла с цветами на кухню. На столе стояла ваза, я налила туда воды и поставила лилии. Полюбовалась ими и наклонилась, чтобы понюхать. И тут увидела маленькую записку, прикрепленную скрепкой к одному из бутонов.

"Спасибо".

Всего одно слово в записке. Простое и, как нас учили в детстве, волшебное, но сейчас вызывающее у меня кучу негативных эмоций. Потому что от него. Потому что он меня уже достал. И я даже жалею, впервые в жизни, что тогда ему помогла.

У меня появилось острое желание смахнуть цветы со стола. Но я сдержалась, посмотрев на один невинный, ещё не распустившийся бутон. Скомкала записку, а потом от души порвала её на маленькие кусочки. И выбросила, конечно. В окно.

И только я потянулась к чайнику, чтобы его включить и попить чая, а точнее сбора тибетских трав, в моем кармане завибрировал телефон.

Номер не знакомый. Ну вот, на тебе, что, цветы – это только начало?

Я сжала челюсти, почти до хруста, долго смотрела на горящий экран телефона с комбинацией цифр. Я была уверена – это он. Опять и снова.

Сколько бы я его номеров не заблокировала – он продолжал мне названивать с чужих. Встретиться хотел и чего только не придумывал, чтобы я пришла. Я и в лотерею выигрывала, ну не в обычную, потому что в таких я никогда не участвовала, а в лотерею супермаркета, чья скидочная карточка у меня имелась и она, якобы, стала выигрышной.

Ещё был случай, что мне одноклассница позвонила и пригласила встретиться. Ну я и пошла. И только на месте вспомнила, что одноклассницы с таким именем и фамилией у меня не было. А в кафе меня ждал он.

Короче, этот ужасный человек – большой фантазер.

Телефон продолжал звонить, а я вдруг подумала: Хрен с тобой! Отвечу. И пойду, куда бы не позвали. А там рожу его поцарапаю. Давно об этом мечтаю.

– Светлана Дмитриевна? – услышала я мужской голос с лёгким, едва заметным акцентом.

– Да, это я, – нараспев ответила.

– Ну наконец-то, я до вас дозвонился! – вздохнул мужчина. – Меня зовут Кохиани Емзари Кахович, я адвокат...

– Ближе к делу, – перебила я его.

– Мы вас ждём, – удивленно услышала.

– Диктуйте адрес.

Да, вот так. Легко и просто и без всяких прелюдий. Чем быстрее мы встретимся, тем быстрее он поймёт как же меня достал.

Мужчина назвал адрес. Я заверила его, что скоро буду и пошла собираться.

Достала из шкафа самые рваные джинсы, которые у меня только были и самую широченную чёрную футболку с огромным черепом на груди. Волосы распустила, надела кепку, тоже чёрную и тоже с черепами и с серебристыми колечками на козырьке, ноги сунула в поношенные кеды. Забавно будет, если меня в пафосный ресторан позвали, а судя по адресу это центр города, во всяком случае улица Мира находилась именно там, и вот я в таком виде... А пусть ему стыдно будет!

Повесила через плечо сумку-банан и покинула квартиру.

Напевая себе под нос песню про бессоницу, которая в час ночной меняет нелюдимой облик, я спустилась по ступенькам первого этажа и вышла из подъезда.

Пока шла к дороге, заказала себе такси. Эконом-класса. И как удачно ко мне приехал отечественный автомобиль примерно моего возраста, да ещё цвета баклажан.

Маршрут был уже проложен и водитель покатил по дороге.

Когда мы подъехали к нужному зданию, я нахмурилась. Потому что это был не ресторан, как я думала. А на вид – частный дом. В три этажа. С башенками по краям, как у замка. За высоким забором.

– Это точно тот адрес? – обратилась я к водителю. Он интенсивно закивал. – Спасибо, – бросила и вышла из машины.

Подошла поближе к дому, почти вплотную к идеальному белому забору, и задрала голову. Нет, наверно это не частный дом, может гостиница такая, маленькая?

В общем я уже потянулась рукой к кнопке рядом с калиткой, чтобы позвонить, как эта самая калитка передо мной распахнулась.

– Светлана Дмитриевна? – уточнил у меня высокий молодой человек, одетый в костюм. Я кивнула. – Пойдемьте, я вас провожу.

И я послушно пошла. По каменной дорожке, ведущей к дому. Повсюду цветы, и в клумбах и в вазонах, похожих на кувшины. А какой идеальный газон!

Я даже рот от удивления открыла. Место какое-то волшебное, потрясающее, в центре нашего города!

Молодой человек довёл меня до резного крыльца и кивнул наверх. Я поднялась, открыла одну часть двухстворчатой двери и сделала аккуратный шаг в здание.

Хоромы, как есть.

Ну он сегодня разгулялся. Удивил.

– Нихрена себе, – вырвалось у меня, когда я посмотрела на потолок из лепнины.

– Вы правы, дом шикарен, – услышала я справа и повернулась, ко мне шёл мужчина, лет сорока пяти, восточной внешности, с черной папкой в руках. Я сразу подумала, что это тот самый, который мне звонил. – Добрый день, Светлана. Я Емзари Кахович.

– Добрый.

Он подошёл ближе и вдруг взял меня под руку.

– Рад, что вы все-таки ответили на звонок. Письма же мои получали? А то застать вас дома было нереально. На работе поймать тоже. Признаться, я уже думал, что оглашать завещание мне придётся без вас.

– Какое завещание? – нахмурилась я.

– Вашего отца, – спокойно ответил мужчина и остановился.

– Нет у меня никакого отца, – заявила я и выдернула свою руку.

– Да, сейчас, к сожалению, уже нет. Но он у вас был и всегда о вас помнил. Упомянул в завещании. И сегодня тот самый день, когда я должен его огласить, так как являюсь адвокатом вашего ныне покойного отца.

Я непонимающе огляделась.

Что за чушь?

Какой такой отец?

Не было его у меня никогда.

Нет, я, конечно знала, что дети появляются на свет благодаря двум разнополым людям... я к тому, что своего отца я никогда не видела. И тётка моя всегда говорила: нет у тебя отца.

ГЛАВА 3

Я, пребывая в шоке, перевела взгляд с мужчины на то, а точнее тех, кто находился за дверью. Пять человек, среди них маленькая девочка, лет пяти. Все сидели на большом угловом диване возле зашторенного окна. У всех полное равнодушие на лицах. Кроме девочки. Её светлые глаза были важными, как будто она только что плакала или вот-вот готова расплакаться. Сердце в груди сжалось – так жалко мне стало малышку.

– Ну, знакомьтесь, это Попова Светлана Дмитриевна, – представил меня адвокат.

Девушка, крашенная блондинка, лет двадцати, сидевшая скраю, ближе ко входу, одарила меня настороженным взглядом. А потом толкнула плечом мужчину, что сидел с ней рядом.

– Больше никого не ждём? – спросила она.

– Нет, ваш брат приезжать отказался, – качнул головой Кахович.

– От наследства тоже? – фыркнула блондинка. На это адвокат ничего не ответил, подошёл ко всем собравшимся и устроился в кресле напротив. Рядом с креслом стояло точно такое же, буквально близнец, и я решила присесть в него.

Так, это точно не та встреча, про которую я подумала. Того, кто каждый месяц присылал мне лилии и являлся вот уже почти полгода моим самым страшным кошмаром, здесь не было.

Если все собравшиеся здесь актёры и играют сейчас роли согласно сюжету, написанному ИМ, то... то не девочка. В её глазах печаль и тоска. Неподдельные.

Так стало быть все происходящее здесь и сейчас – правда?

И я, чудесным образом, оказалась среди наследников?

Смотрела на всех по очереди, ощущая себя... лишней. Я даже визуально выбивалась в своём поистине нелепом прикиде.

Мужчина, что вальяжно восседал рядом с блондинкой, выглядел лет на тридцать. Может чуть больше. Шёлковая рубашка, синяя в мелкую серую полоску, идеально выглаженные брюки и золотой браслет часов на запястье – все это явно стоило больших денег. Как и темно-серое платье и украшения самой блондинки.

Я посмотрела на девочку, встречаясь своим взглядом с её. И меня словно током ударило – мы с ней были очень похожи. Как будто я сейчас на свою детскую фотографию смотрела. Волосы у девочки русые, чуть светлее на концах, заплетены в две толстые и упругие косички. Глаза серо-голубые. Губы бантиком, бровки полумесяцем и милый курносый носик.

Малышка сжала подол юбки джинсового комбинезона и поелозила на месте. И смотрела, смотрела на меня, не отводя глаз. Может и она сходство заметила?

Ещё двое присутствующих здесь людей выглядели иначе. Сидели рядом, держась за руки. Мужчина и женщина, лет по пятьдесят. Супруги, наверно. На женщине надето скромное и закрытое платье, поверх него белый фартук, на мужчине джинсы и футболка. Я подумала, что они не родственники усопшего, а скорее всего те, кто в этом доме работал.

– Ну, приступим, – начал адвокат, а потом вдруг резко посмотрел на девочку. – Анжела Дмитриевна, может Мии все же не стоит присутствовать?

– Сама захотела, – бросила блондинка недовольно. А девочка, соглашаясь, кивнула.

– Ладно, – нахмурился Кахович, поправляя очки на носу.

Он достал из папки, которую держал все это время в руках, листок и начал вслух читать.

– Начнем. Супругам Иваньковым, Александру Михайловичу и Наталье Сергеевне достается загородный участок на Новой Каховке и сумма в миллион рублей на строительство дома. А так же ежемесячное вознаграждение в размере тридцати тысяч каждому, невзирая останутся они работать в этом доме или нет. Дмитрий Анатольевич указал, что безмерно благодарен вам за все, – мужчина и женщина, державшиеся за руки с благодарностью и слезами в глазах кивнули. А адвокат продолжил:

– Ярцевой Анжеле Дмитриевне достаются акции фирмы "Девятый Яр", квартрра на Садовом, автомобиль марки лексус и ежемесячное пособие в сто тысяч рублей на личные нужды, – блондинка нахмурилась и задумчиво вытянул губы. Рассчитывала на большее? А что, по мне достойное наследство. Квартиры на Садовом, между прочим, в центре города, стояли прилично.

– Астахову Леониду Алексеевичу, – заговорил Кахович и мужчина, сидевший рядом с Анжелой тут же воодушевился и принялся внимательно слушать, – Дмитрий Анатольевич завещал часть акций фирмы "Девятый Яр" и охотничий домик в Снегирево.

Леониду услышанное тоже не особо впечатлило, но в отличие от блондинки, он этого явно демонстрировать не стал.

Адвокат между тем продолжил и дошёл до меня:

– Попопой Светлане Дмитриевне мой клиент оставляет частную клинику на Матвеевской улице, – я открыла рот от удивления и захлопала глазками, – и так же, как и Анжеле, ежемесячное пособие в размере ста тысяч рублей на личные нужды. Такую же сумму Дмитрий Анатольевич велел выделять на содержание Мии. И ещё, – Кахович снял очки, потрогал переносицу и, надев очки обратно, произнес: – Этот дом мой клиент завещал опекуну своей младшей дочери, Мии Дмитриевне. Как и часть акций "Девятый Яр".

– И кто же станет её опекуном? – фыркнула Анжела.

И только сейчас до меня дошло, что и она и девочка являлись моими сёстрами. Да, по отцу, но и этого не мало. За один день обрести сразу двоих родственников – это не шутка.

Или все же шутка?

Которая затянулась.

– Мой клиент просил стать опекуном свою старшую дочь, – прозвучал ответ из уст адвоката.

И после этих слов все присутствующие резко на меня посмотрели.

– Меня? – пискнула я.

– Да. Дмитрий Анатольевич так захотел.

– Но, кхм, – я покосилась на девочку. Мне было её безумно жаль, но... – Если вдруг обстоятельства не позволяют мне выполнить... данную просьбу...

– Я вас понял, – кивнул Емзари Кахович, – в таком случае остальные члены семьи Мии должны выбрать опекуна для Мии.

Девочка, нахмурив бровки, посмотрела на меня. А в её глазах застыли слезы.

Так нечестно!

Как я могла взять на себя такую ответственность?

И как это, мой типа папочка, вообще до такого додумался?

Он всерьёз считал, что я соглашусь?

Его я не знала, никогда не видела, детей его других тоже... и тут нате вам, вот так!

ГЛАВА 4

– Наташа, принеси вино и закуску, – по-хозяйски и свысока произнесла Анжела, обращаясь к женщине в фартуке, а потом она повернулась на нас с адвокатом: – Помянем папу, в кругу самых близких.

Я дернулась всем телом. Не знаю, вроде последнюю фразу Анжела произнесла без иронии, но мне все равно не понравилось.

Наташа и её муж тут же удалились. Леонид, кто он там был и кому кем приходится, я пока не понимала, отозвал Каховича в сторонку, и они замерли у стеллажа с книгами, начав разговор.

Мия так и сидела на диване, опустив личико в пол. А вот Анжела решила подойти ко мне:

– Света же, правильно? Я Анжела. Мы с тобой, получается, сестры.

– Получается, – кивнула я, присматриваясь к новоиспеченной родственнице, – только называй меня лучше Ланой.

– Хорошо, Лана, – кивнула она.

Здесь в помещение вернулась Наташа, закатывая столик на колёсиках. На нем стояли две бутылки вина, бокалы и порционные закуски на трех тарелках.

Леонид ненадолго отвлёкся от беседы с Емзари Каховичем, разлил вино по четырем бокалам, два взял с собой и вернулся к адвокату.

Анжела тоже взяла два бокала и снова подошла ко мне:

– Ну, как тебе все происходящее? – она протянула мне бокал и тут же, не дождавшись пока я возьму, выпила из другого.

Голос у Анжелы звонкий и игривый. Меня такие раздражают. Но я решила этого не демонстрировать, взяла бокал и спокойно ответила:

– Я пока ещё не поняла, – и тоже глотнула. – Честно говоря это все неожиданно. Ещё час назад я даже не подозревала о существовании у себя отца.

– Знаю. Папа говорил, что ты не знаешь.

– А ты обо мне знала? – удивилась я.

– Да. Все знали.

Я нахмурилась, не понимая:

– Странно...

– Я не вдавалась в подробности, но на сколько знаю, все дело в твоей матери, – заявила Анжела. – У неё спроси.

– Я бы и рада, но моя мама давно умерла.

– Ой, сочувствую, – сдвинула Анжела бровки и отпила ещё вина. Я последовала её примеру. Тем более вино было очень вкусным. – Моя вот мамка жива, но ей и на меня и на Славку давно глубоко плевать. Как развелась с отцом, так и от нас с братом открестилась. Хотя и брат старший у меня хорош, давно не объявлялся. Думала хоть сегодня придёт.

Я уже поняла, что существовал ещё один наследник, он же брат.

– У него были плохие отношения с отцом?

– У него со всеми. Ужасный характер, – поморщила Анжела носик так, словно рядом плохо пахло. А потом залпом допила остатки вина в бокале.

Улыбнулась мне, подошла к столику и вернулась с бутылкой, наливая себе и подливая мне.

– А этот Леонид, – кивнула я на беседующих у стеллажа, – он нам какой родственник?

– Он брат папиной второй жены, Лены, родной дядя Мии.

– А где сама Лена?

– А Лена погибла вместе с папой.

Я резко перевела взгляд на девочку. Мия так и сидела на том же месте и все вокруг словно её не касалось.

Получается, она осталась совсем без родителей?

Бедный ребёнок...

Девочка вдруг подняла лицо и уставилась на меня. Красивая такая. Милая. И безумно грустная.

– А что произошло? – вернула я взгляд на Анжелу.

– Частный самолёт, на котором они летели, разбился. Погиб отец, Лена и стюрдесса. Пилоту удалось выжить, но... даже не знаю, можно ли теперь назвать его существование жизнью. Инвалид он теперь. А такой молодой и симпатичный был.

– И как давно это произошло?

– Завтра будет сорок дней, – ответила она тихо. А потом резко прибавила голосу децибел: – Кстати, приходи завтра на поминки. Представим тебя папиным друзьям и другим родственникам.

– И много ещё родственников? – нахмурилась я настороженно. Мне бы всех этих пока запомнить.

– Да хватает. Только они все дальние, – фыркнула Анжела, снова выпив вина. – Хоть рты и разинули, но им от папы достанется мелочь. Все основные наследники сейчас здесь... Знаешь, только вот странно, что тебе он клинику завещал... ты, вообще, чем занимаешься?

Судя по всему поболтать Анжела любила. Я же наоборот. Но раз уж такое дело.

Я тоже глотнула вина и ответила:

– Я врач.

– А, тогда понятно. И какой ты врач?

– Хирург.

– Серьёзно? – Анжела вдруг хихикнула. За что её одарил недовольным взглядом Леонид, только вот Анжела этого не увидела. – Ну прям как наш папочка.

– Он тоже был врачом? – удивленно спросила.

– Нет. Но он был Хирургом. Кличка такая у папы была. Ну, девяностые, все дела. До сих пор старые друзья к нему так обращаются... Обращались.

Ну здрасьте, приехали. Кличка.

Явно неспроста такая. И какие там у папочки бывшие друзья из девяностых догадаться не сложно. И откуда столько денег...

Я вздохнула. И снова посмотрела на Мию.

Мне её было ужасно жаль. Смотрела – и сердце кровью обливалось.

– Несносный и невоспитанный ребёнок, – заметив куда я смотрю, тихо сообщила Анжела. – И правильно, что ты отказалась от опекунства. Намучилась бы с ней.

– Ты тогда мучиться будешь? – невольно усмехнулась она.

– Нет. Какие мне дети? Я бы Леониду её отдала. Он-то бы смог взяться за её воспитание.

Я невольно покосилась на того самого Леонида. И подумала вдруг: нет, не смог бы. В том плане – вряд ли бы он занимался бы девочкой. Мне вообще показалось, что всем здесь на ребёнка плевать.

Честно говоря, я не была уверена, что приму все то, что завещал неизвестный мне, но вроде как мой отец. Если Анжела не соврала и нашему с ним общению противилась моя мама, то... была же тому причина?

И скорее всего о ней знала тетя Надя.

– Извини, – бросила я Анжеле, – мне пора. – Я допила вино и поставила бокал на столик. – До свидания, – громко произнесла и направилась к выходу.

– Завтра к четырем! – услышала я в спину голос Анжелы, а затем дверь комнаты за мной захлопнулась.

В коридоре я замерла, доставая телефон. Тетя Надя должна быть дома. А мне нужно было сейчас с ней поговорить.

Я уже собралась идти дальше, но тут услышала, как дверь сзади снова хлопнула. Я обернулась и увидела Мию.

ГЛАВА 5

Шесть лет назад я забеременела. И эта беременность была незапланированной, разумеется. А о своем интересном положении я узнала на третьем курсе во время сессии, проходя ежегодную диспансеризацию. Мне надо было, для летней подработки.

"Шесть недель", – сообщила мне врач и у меня все оборвалось.

Мне ещё учиться и учиться. А потом карьеру строить. Столько планов...

А беременность и ребёнок пока туда не входили. Да даже свадьба туда не входила!

Вечером того же дня я сообщила будущему отцу, что он, собственно, отцом и станет. Лёшка меня расцеловал, сказал, что он счастлив...

А утром ушёл. Вечером не появился. Как и через неделю и через месяц. На звонки и смс не отвечал. Уехал. Пропал. Испарился. И больше я его не видела.

Я, пребывая в раздумьях о своей дальнейшей судьбе, не без нервов, но сдала сессию и пошла работать. В теткину больницу. Она у меня всю жизнь медсестрой проработала, и уже лет десять, как старшая медсестра в ожоговом отделении детской больницы. Я безумно боялась ей признаваться в своём положении. Нет, она не была строгой. Меня она любила. Но тётка сама по себе человек холодный, все время пропадала на работе.

Замужем тетя не была и детей у ней не было. Точнее ребёнок когда-то был, но появился на свет с врожденной патологией и долго не прожил. А у тёти детей больше быть не могло. После смерти мамы она забрала меня к себе. Кормила, одевала, обувала, следила за моей учёбой. Но ласки и нежности от неё дождаться бало практически невозможно.

А один раз мы с ней крупно поругались. Я заявила, что хочу быть врачом, а тетя Надя с негодованием выдала:

– Этот выбор, в любом случае для тебя трагедия. Если ты отучишься и поймёшь, что это не твоё – трагедия по жизни. А если отучишься и станешь хорошим врачом – трагедия для личной жизни.

Я не стала с теткой спорить. А просто пошла, сдала экзамены и поступила. Тётю Надю уже поставила перед фактом. А она со мной до начала учебного года не разговаривала.

И вот как я могла рассказать ей о беременности?

Тут сразу две трагедии. Потому что я хотела быть врачом. Мне нравилось учиться. А если рожать, а другого быть не могло, то мне бы пришлось распрощаться с карьерой и я бы всю жизнь от этого мучилась...

В общем судьба решила за меня.

Прямо во время ночной смены в больнице у меня началось кровотечение. Вот тогда мне и пришлось признаться во всем тетке. Меня тут же отвезли по скорой в больницу. Но ребёнка спасти не удалось.

Отмахнувшись от воспоминаний, я вышла на улицу и вызвала такси. Машина приехала быстро и уже через полчаса я выходила возле теткиного подъезда. Поднялась пешком на второй этаж и надавила в кнопку звонка.

– Привет, а чего не предупредила? – вот такими словами меня встретила родная тётка. Одной рукой она дверь придерживала, другой шёлковый халат на груди.

К слову, несмотря, что тетке через год на пенсию – выглядела она шикарно. И намного моложе. Подтянутая, стройная. Мы с ней одного роста и одного размера, и если мы где вместе появляемся – нас принимают за сестер.

И я подозреваю, что у теть Нади есть мужчина. Только она его от меня прячет. И эта её вечная фраза, чтобы я предупреждала о своих визитах...

– Поговорить надо, – нахмурилась я, толкая дверь.

Тётка сдалась, открыла дверь и пустила меня в квартиру. Я невольно опустила взгляд, подмечая что на стройных ножках тети босоножки на высоком каблуке. Лицо накрашено, и халатик слишком уж короткий и яркий.

– Ты не одна, что ли?

– Одна я, – вздохнула тётка. – Купила босоножки, разнашиваю. А ты... чего это от тебя алкоголем пахнет?

Вот она всегда так. Стоило мне хотя бы глоток чего выпить – тётка почует. Нет, не ругает, но так пренебрежительно смотрит. Уж лучше бы ругала.

– А это мы поминали, – бросила я и, стянув с ног кеды, прошла на кухню. Села за стол.

Тётка зашла следом и, прислонившись спиной к гарнитуру, поинтересовалась:

– И кого вы поминали?

– Папу моего, – ответила я и уставилась на тётку, следя за её реакцией. – Ярцева Дмитрия Анатольевича.

Ни единая мышца на красивом женском лице не дрогнула. А вот глаза тёти Нади выдали – блеснули.

– Умер, значит, – фыркнула она.

– И часть наследства мне оставил.

– И много? – свела она брови к переносице.

– Прилично. Там одно денежное ежемесячное пособие больше, чем моя зарплата.

– Надо же. Не забыл.

– Самое интересное, что родня моя по отцу о моем существовании знала. А я вот о них нет. Не расскажешь – почему?

Тётка вздохнула, покосилась на холодильник и подошла к нему. На дверце стояла бутылка коньяка, начатая, но совсем немного. Теть Надя поставила коньяк на стол, а через несколько секунд рядом оказался лимон и два бокала.

– Ты ж не пьёшь, – подметил я.

– Я все не пью. Кроме коньяка, – бросила тётка и налила напиток в оба бокала на донышко.

Мы, не чокаясь, выпили, закусили лимоном. Тётка села напротив, сложила руки на столе и, посмотрев мне в лицо, начала:

– Мать твоя была безумно в этого Ярцева влюблена. Розовые очки надела и ничего не замечала. Он так ухаживал, по ресторанам водил, подарки дарил. Вера нас с ним познакомила и я сразу поняла – бандит, вылитый. Естественно говорю об этом сестре, а она головой качает. Я ей: откуда у него столько денег в наше-то время? Вера плечами пожимает. Но потом она все поняла... – тётка опять разлила коньяк, махнула и продолжила: – Похитили её, уже беременную тобой, она только утром узнала, поспешила к Диме своему все рассказать, а её на улице схватили и в машину затолкали. Привезли в дом старый. Неделю держали. Издевались. Прознали, что она любовница Димы Хирурга, такая кликуха у него была, и так, через Веру, до него достучаться хотели. Не знаю в чем именно было дело... Ярцев мать твою спас. Она рассказывала, как он её на руках нес к выходу, а вокруг... трупы вокруг тех, кто её держал. И все, Верку как отрезало. Сбежала она сюда, ко мне.

ГЛАВА 6

Тетя Надя, сделав паузу, чтобы в третий раз налить коньяка, снова заговорила:

– Ярцев приходил сюда. В любви клялся, обещал, что Веру никто и никогда больше не тронет, он к ней охрану пристроит. Но сестра моя нивкакую. Не хочу, говорит, жить в страхе. Я итак натерпелась. Про беременность молчит. Слава богу, с тобой все в порядке было, высшие силы тебя уберегли, сохранили, – я невольно фыркнула, потому что всегда удивлялась, что тётка, будучи человеком с медицинским образованием, продолжала верить в какие-то там высшие силы, – только Дима Хирург не сдавался. Подарки слал и заявлялся периодически. И однажды он заметил, что у матери твоей живот вырос. От кого, спрашивает. Мать молчит. И тогда он её в охапку и в больницу. Там срок поставили, Ярцев все сопоставил и давай Верке предложение руки и сердца делать. А она его на... шлёт она его, в общем, говорит, что не хочет, чтобы у её ребёнка был такой отец, что ей страшно рядом с ним и она боится, что все снова может повториться. Ведь отец твой продолжал деньги не честным трудом зарабатывать, каждый в нашем городе знал, о Хирурге такие дикие слухи ходили, после случившегося с твоей матерью он ещё агрессивней стал...

– И он сдался, отступил? – спросила я тихо.

– Не сразу. Но да. Послушал мать твою. Не появлялся, но деньги каждый месяц парень какой-то привозил. Это я потом узнала, Верка от меня это скрывала, – тётка перевела дух и продолжила: – А когда Вера умерла, Ярцев на моем пороге появился и стал требовать, чтобы я тебя ему отдала. Что ты будешь жить как у Христа за пазухой в любящей семье. Ведь он жениться уже успел. Я в позу, говорю – ты обещал оставить своего ребёнка в покое. Нет у Светланы отца, она так думает и дальше думать будет, для её же безопасности. А потом заявляю, что вряд ли его новая пассия будет счастлива воспитывать чужого ребёнка. А я справлюсь с тобой. И мне и тебе ничего от него не надо.

Ох, я даже представила себе эту картину. Тетя Надя умеет быть очень убедительной. И бесстрашной.

– Злой, но Ярцев ушёл. И больше я его не видела.

– Н-да уж, – качнула я головой.

– Я делала все для того, чтобы ты была в безопасности, Лана. Для тебя старалась, пойми. Он... бандит он, понимаешь?

– Да понимаю, – отмахнулась. – Одна слово – Хирург.

Тётка нахмурила брови и подметила:

– Представляешь как я удивилась, когда ты выбрала именно эту специальность?

– О да, – фыркнула я. – Мне когда моя новоиспеченная сестра эту его кличку озвучила, я тоже удивилась.

Тетя Надя повела плечами и почему-то с опасение спросила:

– И много у Ярцева детей?

– Как я поняла ещё трое. Двое, взрослых, от первого брака и маленькая девочка от второго. Её мать, кстати, вместе с отцом погибла.

– Бедный ребёнок, – покачала головой тетя Надя.

– Но самое интересное, – начала я, опуская лицо и круча в руке пустой бокал, – Ярцев почему-то захотел сделать именно меня опекуном девочки.

Я не видела, но почувствовала, как тётка напряглась.

– А ты что? – спросила она.

– А я не знаю, – вздохнула я. – Девочку жалко. Ей... ей пять лет. Понимаешь?

– Понимаю, Лана, понимаю, – почти ласковым тоном, выдала тётка. – Ты... ты большая уже девочка, умная девочка. Решай сама. Я лезть не буду, с советами в том числе. Если сама не попросишь.

Не удержавшись, я фыркнула:

– За меня ты больше не боишься?

– Я всегда буду за тебя бояться. Но зная твой характер, который очень похож на мой... запрещать что-то тебе нереально. А ругать все равно, что портить.

Я мысленно усмехнулась. Ведь тётка была права. Помню, как она узнала, что меня из хирургии перевели в приемное, я думала тётка начнёт причитать и гневаться, но она лишь плечами повела. А потом, когда я попросила совета, тетя Надя заявила: борись за свое место.

– Завтра сорок дней, – вспомнила я. – У тебя есть чёрное платье?

Тетя Надя ничего не ответила, молча встала и ушла с кухни. Вернулась быстро, держа в руке вешалку. На ней чёрное платье футляр, длиной примерно до колен и со слегка спущенными плечами.

– Подойдёт? – спросила тётка. Я кивнула.

Ушла из дома тетки и, закинув платье на плечо, пошла домой пешком. Благо квартира матери, в которую я перебрались, когда закончила учёбу, была недалеко. Знаю, что когда мама жила с теткой, это квартиру они сдавали. Много лет одной и той же семье.

Дом встретил меня тишиной. Но запахами. Букет пах на всю квартиру. И наверно впервые я была ему рада. Рада, что в моем мире есть вот такое прекрасное.

Но меня пугало, что мой мир в очередной раз резко менялся.

Утром я проснулась непривычно поздно, около одиннадцати часов. И ощущение такое, что на мне всю ночь пахали, я после дежурств себя лучше чувствовала.

Но чашка крепкого кофе как всегда привела в чувство. Я замерла у окна, выглядывая на улицу. Мои окна выходили на детскую площадку, новую, разноцветную, и там сейчас вовсю резвились дети, а их мамочки и даже папочки разбились на группки, стоя у деревянных лавочек.

И что-то мне взгрустнулось. А ещё я вспомнила светлые и печальные глаза маленькой девочки Мии.

Ну надо же, как мы с ней похожи. Гены отца настолько сильны?

И тут я поняла, что понятия не имела как выглядел мой отец. Фотографию, что ли, у новоиспеченных родственников попросить.

Около двух часов я начала собираться на поминки. Теткино платье гладить не надо, у тёти Нади свой, особенный фетиш – она всегда все наглаживала, и говорила при этом, что данный процесс её успокаивал. Меня же наоборот – раздражал и бесил. Но гладить все равно периодически приходилось. Например рабочую форму, даже если после стирки её развестить, она все равно оставалась мятой.

Надев платье, под него чёрные чулки и чёрные туфли, я соорудила на голове высокий пучок. Минимум косметики на лице, из украшений только серёжки, золотые, маленькими колечками, доставшиеся мне от мамы.

В три часа вызвала такси и, накинув на плечи тонкий темно-синий пиджак, спустилась к подъезду, решив дождаться свою машину на улице.

ГЛАВА 7

Несмотря на то, что приехала я на не самое приятное мероприятие раньше четырёх, народу уже было много. Причём не в доме, а в саду. Видимо это было место сбора. Двое юношей в чёрной форме разносили напитки: красное вино и, судя по бокалам, коньяк. Я выбрала вино и, прижав бокал к груди, замерла на месте, вглядываясь в лица людей. И у большинства, в основном мужчин постарше, эти самые лица, мягко говоря, были неприятные.

Поначалу никто на меня особого внимания не обращал. Даже Анжела, тоже облаченная в чёрное и ужасно короткое платье, дважды посмотрела в мою сторону, явно не узнавая. Но посмотрев в третий раз, сестра сперва нахмурилась, а потом удивленно приподняла брови и подошла ко мне.

– Здравствуй, Лана, – произнесла она и даже поцеловала меня в щёчку. – Отлично выглядишь, – это прозвучало удивленно. – Тебя не узнать.

– Я умею удивлять, – невольно фыркнула в ответ.

Признаться честно, все эти каблуки и платья я с подросткового возраста жутко не любила. Я была пацанкой: джинсы, кроссовки, широкие футболки и толстовки. Вот только волосы не стригла, мне нравился их цвет и их длина, я их частенько распускала.

И люди всегда удивлялись, если согласно дресскоду мероприятия я наряжалась в платья. Ведь у меня тут же появлялась грудь, спрятанная до этого под широкой одеждой, ну и сзади, ниже спины, тоже кое-что выделялось. Фигура у меня в тётку и маму – женственная.

– Как много людей, – подметила я, оглядываясь.

– Да, – кивнула Анжела, – сегодня здесь много тех, кто не успел на похороны приехать. Люди чуть ли не со всего света собрались.

Анжела собиралась сказать ещё что-то, но тут к нам подошёл молодой человек, лет двадцати пяти. Его черная рубашка блистела на солнце, как и гель на уложенных волосах.

– Добрый день, – кивнул он, остановившись рядом с Анжелой и вовсю разглядывая меня. – Полагаю это и есть Светлана? – спросил он, едва сдерживая улыбку.

– Да, – кивнула Анжела. – Знакомьтесь, это Артём, крестный сын нашего папы.

– Очень приятно, – выдал Артём и вдруг схватил меня за руку, поднес мою ладонь к своему лицу и невесомо коснулся губами между костяшками.

А я слегка опешила. Забрала свою руку и ответила:

– Взаимно.

– Удивительно, – Артём перевёл взгляд на Анжелу, потом снова на меня, – какие у дяди Димы красивые дочери получились.

И тут я невольно начала искать глазами самую младшую из дочерей Ярцева. Только вот Мии нигде не было.

– Что-то не вижу Славку, – произнес Артём.

– Вряд ли объявится и сегодня, – поморщила нос Анжела.

– Они так и не помирились?

– Нет. Причём папа был, на удивление, готов, а вот братец упрямился.

– Жаль. Интересно было бы посмотреть, как он изменился, – усмехнулся вдруг Артём.

– Такие, Тем, не меняются, – усмехнулась ему в ответ Анжела. Посмотрела куда-то мне за спину, а потом выдала: – Ну, пора за стол.

Я обернулась и увидела, как на крыльце дома распахнулись двери.

И все тут же направились в дом.

Я шла медленно, Артём шёл рядом, поглядывая на меня с задумчивым видом. И когда мы уже поднимались по ступенькам, спросил:

– Ты же не была знакома с отцом?

– Нет, – качнула я головой, – до вчерашнего дня я даже не подозревала, что он есть.

– Жаль. Замечательный был человек, – вполне искренне произнес Артём.

Все, что я на данный момент знала про отца – это со вчерашних слов тетки. И невзирая на его бандитсое прошлое, а может и настоящее, было в рассказе тёти Нади то, что меня приятно удивило. Что отец спас маму, что он хотел участвовать в моей жизни, а потом и забрать меня захотел. Это говорило как минимум о его человечности. Что у Ярцева была какая никакая, но совесть.

Миновав дверь той комнаты, где вчера адвокат зачитывал завещание, толпа людей прошла дальше. И вот мы оказались в просторной гостиной с накрытым столом. И за ним я заметила Мию. Девочка, одетая в шёлковое чёрное платья с кружевом на подоле юбки и на рукавах, сидела на высоком стуле, опустив голову в тарелку, на которой, как и на всех остальных, лежал сложенный блинчик и маленькая горка кутьи. Казалось малышка даже не заметила людей, а они вошли в помещение шумно, не шелохнулась, глаз не подняла.

Рядом с Мией уже сидел Кахович, с другой стороны от девочки тут же сел Леонид, рядом с ним Анжела. Она, найдя меня глазами, подозвала к себе, предлагая сесть с ней рядом. Что я и сделала. А по левую руку от меня устроился Артём.

Повисла тишина, и в ней все присутствующие съели свой блинчик с кутьей. Я тоже. А вот Мия так и сидела неподвижно. Я увидела, как Леонид толкнул её плечом. Никакой реакции у девочки. Леонид склонился к детскому уху и что-то шепнул. После чего Мия дернулась, подняла лицо и посмотрела почему-то на меня.

Боже!

В её глазах стояли слезы! Не текли по румяным щекам, а просто застыли.

Я ей улыбнулась и кивнула, после чего Мия потянулась руками к своей тарелке. Взяла блин, откусила и положила его обратно.

Но это не понравилось Леониду. Он снова что-то шепнул ребенку, девочка взяла в руку вилку и попыталась ей подцепить рис. Не получилось с первого раза. Со второго Мия не донесла вилку ко рту, кутья рассыпалась, и по тарелке и по столу и на платье. Девочка попыталась отодвинуться от стола, смахивая с себя рис и изюм, и уронила вилку на пол.

Леонид вдруг психанул, шумно отодвинул свой стул, затем стул девочки и, схватив Мию за руку, резко дёрнул, заставляя малышку встать и пойти за ним.

Мое сердце сжалось. Я проводила взглядом дядю с племянницей до двери, а потом какая-то неведомая сила заставила меня выйти из-за стола и пойти за ними.

– Ты как себя ведёшь? Неряха! – услышала я возмущенный голос Леонида, когда вышла за дверь. Мия стояла напротив своего дяди, молчала, опустив глаза в пол. – Посмотри, платье испачкала! – он наклонился и дёрнул ребёнка за подол платья, послышался треск.

– Леонид! – громко позвала я и сделала несколько решительных шагов.

ГЛАВА 8

Мужчина обернулся на меня с застывшей злостью в глазах.

– Что тут происходит? – как можно ласковей произнесла я. а внутри меня все кипело – так я зла была на мужчину.

Леонид выпрямился и попытался улыбнуться:

– Ничего. Всё в порядке.

Я перевела взгляд с него на Мию, опустилась перед девочкой на корточки и аккуратно взяла за ручку:

– Ты как? – ребёнок качнул головой. А в глазах... боже, эти огромные светлые и мокрые глаза! – Покажешь мне свою комнату? Заодно переоденешься.

Мия вдруг кивнула и повела меня по коридору в сторону лестницы. И я пошла, не оглядываясь на явно шокированного Леонида.

Маленькая и теплая ладошка держала меня крепко, словно Мия боялась, что я вырвусь. Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо двух дверей и остановились напротив третьей. Мия, нажав на ручку, открыла дверь и потянула меня за собой.

Эта комната поистине была детской и девчачей – вся розовая. Начиная с мебели, заканчивая рисунками принцесс на обоях.

В детстве я тоже мечтала о такой комнате. Не обязательно о розовой, просто о своей. Но нам с мамой приходилось ютиться в маленькой комнатке в теткиной квартире. К слову спальня тёти Нади была ещё меньше нашей. Я уже говорила, что у мамы была своя квартира, но её мы сдавали, потому что мама сидела со мной до трех лет, не работала и декретные не получала, так как до беременности она училась. А когда меня взяли в детский сад, мама пошла доучиваться, и уже после работать. Но переезжать в мамину квартиру мы не спешили.

Я ещё раз огляделась, замечая на маленьком столе у шкафа фотографию, тоже в розовой рамке. Мия и молодая женщина. Её мама...

И тут я неожиданно подумала, что мне повезло в другом, в отличие от Мии. Свою маму я узнала лучше, она была со мной, пусть и чудовищно мало в мерках вселенной, но все же дольше, чем мама Мии.

– Чёрного платья у меня больше нет, – вдруг выдала малышка.

– А какие есть? Покажи, – попросила я.

Мия подошла к шкафу и расппхнула дверцы. На вешалках, в ровный ряд, висела детская одежда. Вся такая маленькая, пестрая и яркая. Я подошла ближе и повела рукой по вешалкам с одеждой. Остановилась на чем-то джинсовом. Вытянула – платье-рубашка, глубокого темно-синего цвета.

– Думаю это подойдёт, – сказала я нежным голосом, отдавая вешалку Мии.

Девочка взяла наряд и вдруг крепко прижала его к себе. А застывшие в её глазах слезы крупными горошинами посыпались по детским щечкам.

Я растерялась. Серьёзно. Я не знала как реагировать на детские слезы. Я никогда, никогда не няньчилась с детьми. Да я даже их боялась! Особенно, когда они вот так – плакали.

И что же делать?

Отругать?

Но это же не капризная истерика.

Пожалеть? Но как?

– Это... платье... мне... – глотая слезы, начала говорить Мия. – Подарила... мама... Последнее! – и тут она начала ещё сильнее плакать, дергаясь всем телом.

Поддавшись неожиданному порыву, я опустилась перед девчушкой на колени и... обняла её. Крепко, но с осторожностью. Потому что Мия такая маленькая, хрупкая, а я, несмотря на внешнюю тоже хрупкость, довольно сильная. Спасибо хирургическому и приемному отделению, чего я только не носила, чего только своими руками не делала.

Мия вдруг отпустила платье и положила свои ладошки мне на плечи, а лицом уткнулась в мою шею. И начала успокаиваться.

– Ты.. вкусно... пахнешь, – подметил вдруг ребёнок. – Апельсином...

– Да, духи такие. Цитрусовые, – прошептала я нежно.

– Мне... нравится...

– Ну, отлично. Теперь я знаю что подарить тебе на день рождения, – ответила и тут же начала сомневаться: а можно таким маленьким детям пользоваться взрослыми духами?

Блин, придётся напроситья на дружескую беседу к знакомому педиатру. Думаю Костик сможет мне рассказать, как правильно ухаживать за детьми.

Стоп!

Я напряглась от своих мыслей, а Мия словно это почувствовала. Чуть оттолкнувшись от меня, она повернула голову и уставилась в мои глаза.

– Ты сегодня другая. Красивая, – произнесла она вполне спокойно.

– А вчера некрасивая была?

– Как мальчишка просто, – пожала она плечами.

– Зато знаешь как удобно? – хихикнула я и коснулась детского курносого носика указательным пальцем.

– Мама не любила штаны, – заявила Мия, – говорила, что девочки должны носить платья, юбки...

– Если тебе самой это нравится, то конечно, – закивала я.

– А ты разрешишь мне носить джинсы? Такие, модные, с дырочками, – она провела ребром ладони по своему колену, а потом по середине бедра.

– Ты можешь носить все, что хочешь, Мия, – ответила я, и опять с улыбкой.

А в голове крутился вопрос: почему она это спрашивает у меня? Она... она хочет жить со мной? Господи! А я вот не знала, не решила, не понимала, как правильней поступить.

Мы с ней, несмотря на кровное родство, по сути чужие люди, друг друга видим во второй раз. А она вот так ко мне – тянется.

Неужели среди остальных людей, которые её окружали и окружают, нет тех, к кому бы она тянулась?

Неужели эту сероглазую крошку никто, кроме родителей, по-настоящему здесь не любил и не заботился?

Я взяла малышку за руку и ласково произнесла:

– Но сейчас тебе надо переодеться и нам нужно вернуться.

Мия нахмурила светлые бровки и качнула головой.

– Мне там плохо, – шепотом сказала малышка. – И страшно.

– Хочешь – мы сядем вместе? – предложила я и Мия, пару секунд подумав, кивнула.

Я помогла девочке растегнуть молнию платья, затем снять его и надеть другое. Оно было чуть великовато, но мы это летыли: затянули поясок, завязывая его бантом, и растегнули верхнюю пуговицу.

– А можешь мне сделать такую же прическу, как у тебя? – попросил вдруг ребёнок.

– Ну давай, попробуем, – пожала я плечами. – Где у тебя расчёска и заколочки?

Мия тут же подошла к столику, выдвинула верхний ящик и протянула мне расчёску и бирюзовую косметичку. А потом малышка села на стул, спиной ко мне.

ГЛАВА 9

Держась за руки, мы вернулись в гостиную. Все присутствующие все ещё сидели за столом и при нашем появлении на нас обернулись.

Я подошла к тому месту, на котором сидела и попросила Анжелу и Леонида подвинуться, чтобы Мия села со мной. И если Анжела нормально отреагировала на мою просьбу, то Леонид недовольно поморщился. Но оба все же подвинулись и даже переставили тарелки.

Я помогла Мие съесть кутью, в буквально смысле покормив ребёнка с вилки. И она не сопротивлялась, послушно жевала, смотря на меня.

– Вина? – предложил мне вдруг Артём.

– Да, пожалуйста, – кивнула я. – А сок или компот есть?

– Компот из сухофруктов, – услышав меня, ответила Анжела.

– Налей, пожалуйста, Мии, – попросила я и Анжела тут же потянулась за кувшином и налила в стакан компот.

Я взяла бокал с вином, Мия стакан с компотом, и мы выпили. Чокаться на поминках не положено, да и не стала бы я это делать с ребёнком.

Я предложила Мие салат, она кивнула, я положила ей и себе, и девчушка вполне с аппетитом ела, повторяя за мной. Просто ей нужна забота, как любому другому ребёнку, а учитывая, что эта кроха пережила в своём совсем ещё маленьком возрасте... забота нужна вдвойне, умноженная на ласку и любовь.

И что-то подсказывало мне, что никто из сидящих за столом, не был готов это ей дать. Может, конечно, няньки там всякие, я и не сомневалась, что они были и есть. Но это же совсем другое. Особенно при наличии такого количества родни.

Я практически все время смотрела на Мию, взглядом по поминающим не водила, но в какой-то момент почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Меня даже передернуло от такого и я повернула голову.

Мужчина, лет шестидесяти, с карими, почти чёрными глазами и с довольно старым и изогнутым шрамом на правой щеке внимательно на меня смотрел, а, поймав мой взгляд, вдруг подмигнул. А я нахмурилась. Мужчина, а точнее этот его шрам, показался мне знакомым.

Звуки и голоса за столом начали становиться громче, люди общались между собой, продолжая есть и пить. А затем, тот самый мужчина со шрамом поднялся с места – голоса тут же напряженно стихли.

Он произнес речь. Стандартную для подобного случая, что жаль, что Дмитрий так рано ушёл, что он был умным, сильным и справедливым человеком, в конце пожелал ему земли пухом и махнул рюмку, судя по всему с водкой. А после этой речи, инициативу подхватили и другие гости. По очереди вставали и произносили хорошие и тёплые слова про усопшего. Так положено... только вот не все говорили искренне – это было видно по выражениям их лиц.

Не то что я была физиогномистом, но иногда читать людей по лицу умела. Научилась, за столько лет работы в медицине. Скрытый страх и скрытую радость распознать могла точно.

И если мужчина со шрамом искренне скорбил, то тот мужчина, что сидел по правую руку от него, сверкая крупным перстнем с красным камнем, скорбил далеко не искренне, едва давил в себе улыбку. И я волей неволей, периодически на него смотрела.

Леонид и Анжела тоже высказались. Я же не стала, мне сказать было нечего, кроме того, что я сожалею. Но подобного озвучено уже было прилично.

Кто-то, предложив покурить, поднялся с места, примерно одна четвёртая сидящих встали со своих мест, но из гостиной вышли далеко не все. Те, кто остались в помещении, разбились на группки и продолжили общаться.

Мия попросила достать ей колбасу, я потянулась рукой к блюду с мясному ассорти, а положив малышке колбасу, обнаружила, что на месте покинувшей помещение Анжелы сидел тот самый мужчина со шрамом.

– Здравствуй, Светлана, – произнес он.

– Здравствуйте, – кивнула я, нахмурившись.

– Ты меня не узнаешь? – фыркнул он.

– Лицо ваше мне знакомо, но...

– Понимаю, – он почесал пальцами свой шрам, – столько людей через твои руки проходят, – мужчина усмехнулся, но не зло. – Я Владимир Шипников. Ты резала меня года два назад, – при слове "резала" Мия испуганно дернулась. А я, прижав к себе ребёнка, присмотрелась к собеседнику внимательней. – Острый аппендицит. Экстренно я тогда поступил, себя не помнил. Но тебя вот запомнил, ещё до того, как меня усыпили. Ты так непривычно ласково со мной общалась, хотя я, кажется, от души матерился.

– Да, – фыркнула я. – Вспомнила. Ночью вас привезли, причём не по скорой.

И я, действительно, вспомнила. Как один из сопровожатых больного чуть ли не перед моим лицом тряс пистолетом, пытаясь тем самым убедить что мне нужно действовать как можно быстрей.

– Да, ребятки мои скумекали, что это не просто кишки болят, а что это нечто посерьёзнее.

– Серьёзней некуда, ещё бы пара часов и мы бы с вами сейчас не общались.

– Это я в курсе, мне объяснили, – качнул Владимир головой. – Шрам, кстати, там, в отличие от шрама на морде, почти незаметный уже. Золотые у тебя руки.

– Спасибо, – кивнула.

Мужчина улыбнулся, демонстрируя свои белоснежные виниры. А потом тихо произнес:

– И, признаться честно, я даже не подозревал, что девушка-хурург, видевшая меня, хм, обнаженным, дочка моего старого друга Димы Хирурга.

– Я тоже об этом не подозревала, – зачем-то ляпнула я, а Владимир нахмурился:

– В каком смысле?

– До вчерашнего дня я даже не знала, что у меня есть отец.

– О как! Интересно, – Владимир поозирался по сторонам. – Тебе адвокат что ли позвонил?

– Да.

– А Димка наследство тебе оставил?

– Кое-что, – ответила уклончиво.

– Клинику, – вдруг произнесла Мия. – Там красиво, все белое.

– То есть папка про тебя не забывал? – не унимался Владимир. – Скажи, а твоя мать, случайно, не Верка Попова? – я с настороженостью кивнула. – Красивая она была. Первая любовь и боль Димкина. Отворот поворот она ему дала. Но тебя все же от него родила. Как она, кстати?

– Мама умерла когда мне было десять лет.

– Да? Не знал. Соболезную, – нахмурился Владимир и снова почесал свой шрам. Владимир задумался на несколько секунд, а потом покосился на Мию и заявил: – Представляю как ты удивилась, Света.

ГЛАВА 10

– В общем дело такое, Лана, – продолжил говорить Владимир, – я вижу что ты человек... хороший. Не избалованный. Да ещё врач, профессия эта благородная... Ты тогда от моих благодарностей гордо отказалась, а я теперь просто обязан вернуть долг, да ещё дочери моего друга...

– Благодарностей я не приняла, потому что, как вы сами выразилась, я врач, – невольно перебила я мужчину, – будь на вашем месте кто-то другой, я бы поступила точно так же. Это моя работа.

– Понимаю, – дёрнул он щекой в попытке улыбнуться, – ты дослушай, не перебивай дядю Вову. Ну так вот, Лана, попалы ты, мягко говоря, в серпентарий, – Владимир снова покосился на Мию, а потом погладил её по голове, причём девочка не шарахнулась, позволила, – будь осторожна, короче. И если тебе или Мийке потребуется помощь, обращайся. Номер мой запиши. И звони, хоть днем, хоть ночью.

Пусть и нехотя и понимая, что вряд ли я обращусь к этому дяде Вове, но я достала телефон и записала номер.

– Вот и славно, Светлана Дмитриевна, – кивнул Владимир, в очередной раз побеспокоив свой шрам на щеке. А затем он молча поднялся и вернулся на свое место за столом.

– Дядя Вова хороший, – вдруг сообщила мне Мия. – Мы с ним в прятки раньше играли. И он долго не мог меня найти.

– Здорово, – ответила я, просто не знала что ещё на это ответить.

За стол вернулся Артём, затем и Анжела с Леонидом. Крестник отца, заметив мой пустой бокал, молча налил мне вина, а потом и компота Мие.

– Светлана Дмитриевна, – услышала я за спиной знакомый уже голос. Обернулась и увидела адвоката, Емзари. – Не уделите мне пару минут?

Адвокату лучше не отказывать и я кивнула. Начала подниматься, но тут меня схватила теплая ладошка Мии. Девочка смотрела на меня такими просящими глазами.

– Прогуляемся в саду? – предложила я одновременно и Каховичу и Мие.

И мы втроём покинули помещение. Вышли на улицу, где ярко светило солнце. После траурного полумрака гостиной глазам было непривычно. Я шла, держа Мию за руку, по каменной дорожке, щурясь и часто моргая.

– Мия, а ты нас не оставишь? – попросил Емзари Кахович.

И малышка, хоть и нахмурилась, но просьбу исполнила, отошла от нас и подошла к необычным качелям, которые стояли в этой части сада.

– Слушаю вас внимательно.

Емзари Кахович сложил руки за спиной и тоже пощурился на солнце. А я вдруг решила рассмотреть его получше. И по внешности, ну и по имени, было понятно, что этот мужчина представитель кавказской национальности. Грузин, скорее всего. И должен быть, согласно стереотипам, горяч. Но адвокат казался другим – сдержанным, спокойным и невозмутимым. Очки в тонкой оправе ему шли, добавляли интилигентности. Костюм сидел идеально. Я подумал вдруг, что он реально, выглядел как настоящий адвокат.

– Вчера мы не успели пообщаться, – начал он. – Вы так быстро и резко ушли. Скажите, я видел, что вы беседовали с Анжелой, она... сказала вам что-то неприятное?

– Почему же, мы вполне с ней мило пообщались.

Кахович чуть удивленно вздернул брови, а потом спросил:

– А с Шипниковым?

– С ним тоже. Пока со всеми, с кем мне довелось беседовать, демонстрировали мне только свою симпатию, – фыркнула я. – А что, мне есть кого и чего опасаться?

– Скажем так, среди присутствующих есть люди, которые удивлены завещанием вашего отца.

– Знате, я тоже в их числе, – призналась я. – И я пока не уверена, что имею право стать наследницей...

– Вы про опекунство? – перебил меня адвокат, кивая на Мию. Девочка в этом момент медленно качалась на детских качелях. – Вчера, я понимаю, вы были удивлены. Но сегодня... Мне показалось, что вы нашли общий язык со своей младшей сестрой...

– Нашли, – теперь я перебила Емзари. – Но я сомневаюсь. В себе. У меня нет детей и нет опыта общения с ними. Я просто боюсь сделать ребёнку хуже. Но, говоря про право наследницы, я имела в виду не только Мию. А все, что завещал мне... отец.

– Вы отказываетесь вступать в наследство? – чуть удивленно спросил адвокат.

– Я просто боюсь, что кто-то сочтёт это несправедливым. А мне не нужны проблемы. Моя мама и тётка всю жизнь меня огорождали от отца и я понимаю почему.

– Светлана Дмитриевна, – качнул головой Кахович, – вы имеете такое право на наследство, как и все остальные. Так решил Дмитрий Анатольевич, это был его выбор что и кому оставлять. И, смею заметить, про вас он никогда не забывал. И даже старался вам помогать.

Я удивленно уточнила:

– Каким образом?

– Этого я не могу сказать. Не знаю. Просто мой клиент мне говорил, что был рядом, хоть вы этого и не знали.

Я отвела взгляд от собеседника и вновь посмотрела на Мию. И зря. Чем больше и дольше я на неё смотрела, тем сильнее моё сердце разрывалось. А в голове крутилось первое, что моя маленькая сестричка ещё вчера мне сказала: ты не вернёшься, да?

– Я могу подумать?

– Конечно, – закивал Кахович, – но желательно не долго. Нам нужно будет подписать документы, о вступлении в наследство и про опеку, там та еще бумажная волокита, но я все заранее подготовлю. На всякий случай. А ещё мне поручено показать вам клинику. Не захотите её возглавить, сможете хотя бы перевестись туда врачом, по своей специальности.

Я взмахнула ресницами:

– Я как раз вчера уволилась. Ещё до того, как ответила на ваш звонок.

Адвокат сдержанно улыбнулся:

– Что ж... приемное отделение это не хирургия.

– Вы и об этом знаете?

– Со слов вашего отца.

Мы решили вернуться в дом. Я подозвала Мию и мы втроём вскоре вошли в гостиную.

И только сейчас, когда в большой комнате с камином людей стало меньше, я вдруг обратила внимание на тот самый камин. А точнее на фотографию с черной лентой, которая там стояла.

– Это папа? – тихо спросила я у Мии. Ребёнок кивнул.

А я, глубоко вздохнув, опустилась рядом с сестрой на стул.

Мужчину на фотографии я узнала.

Только я понятия не имела, что нас с ним связывали родственные узы.

ГЛАВА 11

Все смотрела и смотрела на эту фотографию и хмурилась.

Черт, а ведь да, его тоже звали Дмитрий Анатольевич. Как я забыть могла, услышав это имя и отчество ещё вчера?

Мы встречались. И не единожды.

В первый раз мы встретились, когда я, став молодым специалистом, вышла официально на работу в больницу. И к нам тогда приехал спонсор, который привёз новое оборудование, в хирургическое отделение в том числе. И наш спонсор почему-то решил познакомиться именно со мной.

Он так смотрел. Внимательно и с довольно улыбкой. И я грешным делом подумала, что мужчина начнёт ко мне подкатывать. Так я восприняла его интерес ко мне. Слишком явный. Хотя не было никакой пошлости в его общении. Взгляды да, может и восхищенные... Но так мог и отец на своего ребёнка смотреть!

Твою же...

Но вот почему он ничего не сказал?

Почему не признался мне, ни тогда, ни потом?

Держал обещание, данное маме, а затем тетке?

Или... боялся чего-то?

Я обвела настороженным взглядом помещение, всматриваясь в детали интерьера. Других фотографий не было. И я вернулась к той, единственной, что стояла на камине.

Потом мы виделись ещё пару раз. Он привозил очередную помощь. И снова в мой рабочий день и в моё отделение. Взял меня под руку и, спрашивая, что нам ещё нужно, прошёлся со мной по коридору.

– Спасибо большое, но вы итак много чем нам уже помогли, – ответила я ему тогда.

– А вам, лично вам, никакая помощь не нужна? – поинтересовался он. Я чуть насторожилась в тот момент, робко качнула головой. Хотя давно уже перестала быть робкой девчонкой, медицина, и в частности хирургия, закаляли так, что мама не горюй, столько всего приходилось видеть, слышать, делать. И нельзя, чтобы от твоих чувств трясса твой самый главный инструмент – руки. Одно, всего одно неловкое движение – и трагическая ошибка неизбежна. Я даже иногда начинала заставлять себя быть жестокой. Иначе бы сгорела на работе от сентиментальности и других эмоций. Я ставила себе чёткую задачу – на работе я работаю. Я холодная, как сталь в моих руках. Всё остальное и другое потом – не в стенах больницы.

А тут я, повторюсь, заробела. Наверно из-за того, что подобного у меня давно не спрашивали. Даже тётка.

– Если что, Светлана Дмитриевна, обращайтесь, – улыбнулся тогда он. Мой отец. И сейчас мне все его улыбки казались другими. Максимально искренними.

Я, конечно, не обратилась. Даже в самый тяжёлый момент. Я просто не вспомнила предложение спонсора. Да и как-то не привыкла я чего-то просить. Привыкла все сама, да сама...

В последний раз мы столкнулись в тот день, когда решалась моя судьба. Когда из-за врачебной ошибки, моей по сути ошибки, погиб человек. Умер на операционном столе. Его семья хотела меня буквально растоптать. А потом вдруг они сменили гнев на милость. И меня не выгнали из больницы, как они настаивали, а перевели в другое отделение.

А может?

Мог тогда мой отец вмешаться?

Не просто же так объявился в тот день?

Мог он денег дать, например? Авторитетом своим надавить? Не сомневаюсь – он у него был.

Да и Кахович говорил, что отец был рядом, что он не забывал про меня. И теперь я верила, на сто и более процентов. Был. Помогал. Тихо, не афишируя и не навязывась.

И мы с ним похожи. Сейчас вижу, а тогда не замечала. Разрез глаз, форма лица... и у Мии такие же.

Я перестала пялиться на фотографию. Ощутила сейчас призыв организма.

– Я сейчас вернусь, – сказала я Мии и встала из-за стола. Покинула полупустую гостиную и в коридоре поозиралась по сторонам, в надежде кого-то увидеть и спросить где здесь туалет.

Но никого не было. Ну и ладно, сама найду.

Я пошла по коридору, разглядывая все вокруг и вскоре обнаружила нужную комнату. Быстро сделала свои дела, помыла руки. И, стоя возле небольшого, но открытого окна, медленно и задумчиво вытирала ладони полотенцем. Как вдруг услышала с улицы мужской голос:

– Вредная, мелкая зараза. Вцепилась в эту Светлану и не отходит. А вдруг она передумает?

Леониду, а голос принадлежал ему, никто не ответил. Может он по телефону разговаривал?

– Надо поторопить адвоката, чтобы надавил и все по-быстрому сделал, – снова заговорил Леонид. – Отправлю потом заразу куда-нибудь подальше. В пансионат какой-нибудь, надо будет подыскать заранее местечко построже. Пусть выбьют из избалованной девчонки всю её дурь...

И здесь я услышала женское хихиканье. А значит Леонид не по телефону общался, рядом с ним девушка или женщина была.

Я хотела было выглянуть в окно, но побоялась, что меня могут заметить. А мне не надо было, чтобы дядюшка моей маленькой сестрички понял, что я все это слышала.

Тихо, стараясь не стучать каблуками, покинула туалет. Быстро дошла до гостиной и вернулась к Мие.

Девочка что-то жевала, запивая компотом.

А я вновь посмотрела на фотографию.

Эх, папа, папа. Знал ли ты, что у твоего ребёнка вот такие родственники?

– Лана, – детская ладошка коснулась моей коленки. – Ты останешься?

– Сегодня? – нахмурилась я, все ещё продолжая думать о своем.

– И сегодня тоже, – кивнула Мия.

– Я не знаю, Мия, – попыталась я улыбнуться. – У меня есть свой дом. И все мои вещи там.

– У нас все есть, – произнес ребёнок. – Все-все, что надо.

– Верю, но... – начала я, но тут Мия вдруг меня обняла.

А мне одновременно захотелось и плакать и улыбаться. От того, что я осознала, почувствовала наше родство с этой малышкой. Но принимать решение все ещё была не готова. Не готова брать на себя ответственность.

Да, мне страшно. Пусть я выгляжу трусихой, но зато это честно. Мне страшно. И за себя и за маленькую девочку, которой, возможно, выбрали не того опекуна.

Но, черт... ещё страшней будет, если опекуном Мии станет, например, этот Леонид. О воспитании детей он знает не больше моего. Поэтому и хотел избавиться от племянницы, отправив её в какой-то там пансионат.

ГЛАВА 12

Мия обняла меня крепче.

– Спасибо, – прошептал ребёнок.

А я готова была расплакаться, клянусь. Что-то во мне дребежало, а внутренний голос шептал, что я поступаю правильно.

И я пока не видела, чтобы Мия была избалованной. Разве что любовью. Но это для ребёнка нормально же. Детей нужно любить и показывать это. Надеюсь, что у меня получится.

– Надо сказать тёте Наташе, что ты останешься, – выдала Мия.

– Кому? – не сразу поняла я.

– Домработнице. Нужно же комнату тебе подготовить. Давай ту, что рядышком с моей?

– Хорошо, скажем, – улыбнулась я и в этот момент посмотрела в сторону входа.

Леонид возвращался в гостиную, пропуская вперёд себя рыжую девушку. Они обменялись взглядами и девушка подошла к столу. Села рядом с мужчиной, на пальце которого красивая перстень. Мужчина по-хозяйски обнял рыжую, притянул к себе и зашептал ей что-то такое, от чего девушка, прикрыв алый рот ладошкой, тихо хихикнула. На столько, что я не смогла расслышать, похож ли был её этот смешок на тот, который я слышал под окном уборной.

Мог Леонид шептаться с этой девушкой? Причём явно чужой.

Здесь на свое место плюхнулась Анжела. Небрежно поправила волосы, недовольно сдувая их со лба. Вторая моя новоиспеченная сестра была чем-то недовольна.

– Что-то случилось? – тихо спросила я у неё.

– Да нет, все в порядке, – отмахнулась она. – Просто... я, хоть и надеялась, но подозревала, что брат не придёт. А вот мама... её я ждала. А она мало того, что не соизволила прийти и проститься с отцом хотя бы сегодня, так она ещё игнорит мои звонки! – Я не знала, что на это ответить. Поджала губы. – Ладно, это я так, считай высказалась, – Анжела опять сдула со лба прядь волос, а потом подлила себе вина. Выпила бокал залпом.

– А когда твои родители развелись? – решила я спросить. Потому что мне стала интересна история этой семьи. Готова поспорить – тайн там хватало.

Анжела откинулась на спинку стула, вздохнула:

– Да лет десять назад... – она задумалась, а потом закивала: – Да, десять. Как Вольф наш умер, так они и развелись.

– Вольф? – нахмурилась я. – Это собака, что ли?

Сестра перевела на меня слегка удивлённый взгляд:

– Вольф – это мой дед. Мамин отец. Томбовский Вольф Александрович. А ты не слышала про него? – я качнула головой. – О, как тебе повезло, не слышать и тем более не расти в такой среде, как я, – Анжела фыркнула. – Та еще семейка у меня была. Козаностра отдыхает.

Ну, судя по всему мной услышанному – дед у Анжелы тоже тот еще, хм, авторитетный человек был. А имя какое – никакая кличка не нужна.

– И что, родители после развода не общались больше? – продолжила я спрашивать.

– Нет, – замотала головой Анжела, – они и в браке общением друг друга особо не баловали.

– Странно, – сдвинула я брови. – Так а почему они вообще вместе были?

– А хе... хрен их знает, – Анжела вовремя вспомнила, что рядом с нами сидел ребёнок, материться не стала, но ей очень хотелось, – и к нам с братом родители странно относились, – добавила она, покосившись на Мию. Ребёнок слышал наш разговор, но казалось, что ей не интересно. Малышка не влезала и вела себя отстраненно.

– Это как? – спросила я.

– А так. Я была папиной дочкой, а Славка – маменькиным сынком, – заявила Анжела. – Но после развода брат все равно вроде как выбрал сторону отца. Он тогда как раз учился в столице, но приезжая в город, оставался здесь.

– А ты до сих пор живёшь в этом доме?

– На окончание института отец купил мне квартиру, ту самую, которую завещал. Так что год, как я переехала. Но этот дом я люблю. Моя комната здесь осталась, – Анжела повела взглядом по гостям, которых за столом становилось все меньше, видимо народ уже расходиться начинал.

– Я хотела бы остаться сегодня. Здесь, – сообщила я.

Анжела резко на меня повернулась.

– Оставайся, – пожала она плечами и поднялась с места. В гостиную в этот момент зашла Наталья, домработница, и Анжела подошла к ней.

– Анжела меня не любит, – заявила вдруг Мия.

– С чего ты взяла? – с улыбкой спросила я.

– Мама говорила, что она ревнует. А ещё, что это все из-за её брата.

– Из-за Славы? – уточнила я, а то мало ли, чьего брата имела в виду Мия.

– Да. Мама с ним не дружила.

– А почему?

На мой вопрос ребёнок не ответил, лишь плечами пожал.

Н-да, я была права, подумав, что у этой семьи много тайн. И хоть я не любила копаться в грязном белье, но хотелось бы приоткрыть некоторые завесы. Чтобы быть готовой. Или знать к чему.

Как только Анжела закончила разговор с Натальей, я подошла к домработнице. Сообщила женщине, что планирую переночевать в доме. Мне ответили, что подготовят свободную комнату. После чего Наталья ненадолго вышла, а вернулась в гостиную не одна, а с женщиной, лет сорока. Они обе начали убирать со стола.

– Мия, – обратилась я к сестренке, – а у тебя няня есть?

– Да. Люба. Но я её уже несколько дней не видела.

– А кто же за тобой приглядывал? И спать укладывал?

– Тетя Наташа, или Катя, – кивнула она на женщин, собирающих посуду.

– А во сколько ты спать ложишься?

Мия нахмурила светлые бровки:

– По-разному.

Я посмотрела на часы на своём телефоне, они показывали уже пол девятого вечера. И я задумалась – пора ребёнку спать или нет?

– Лана, я пока не хочу спать, – поведала мне догадливая малышка, – пойдем лучше на качельки. Хоть чуть-чуть.

– Ну пойдём, – кивнула я и протянула ребёнку свою ладонь. Мия вложила свою ладошку, я её крепко сжала, и мы пошли в сад.

Там дошли до качелей, на которых Мия сегодня уже каталась. Я ещё тогда заметила, что они необычные: сама сидушка круглая и плоская, по краям, вместо цепочек, четыре плетенных каната, закрепление наверху, на перекладине.

– Садись, – сказала мне Мия.

– Я? – удивленно спросила.

– Да. Мы с мамой вместе на них качались. Это весело.

ГЛАВА 13

Наше веселье остановила Наталья.

Она подошла, сообщая, что Мие пора спать. Девочка капризно поморщилась, посмотрев на меня с немой мольбой:

– Я не хочу...

– Мия, послушай, – ласковым тоном начала я. – Я тебе как доктор скажу – для здоровья очень важно соблюдать режим, – спокойно сказала я ей.

Малышка, продолжая морщиться, задумалась ненадолго, а потом выдала:

– А можно с тобой? Можно ты меня спать уложишь?

Я, конечно, не представляла как это делается, но согласилась. Надо учиться, раз уж я решила стать младшей сестре опекуном.

Мы, в сопровождении Натальи, зашли в дом и направились к лестнице. Я успела заметить, что в гостиной уже убрали стол и стулья, а в той части, где был камин, передвинули диван и сейчас на нем сидел Леонид. Заметив нас, он нахмурился, но промолчал.

Поднявшись на второй этаж, Мия тут же пошла в свою комнату, переодеваться, а Наталья открыла дверь соседней комнаты, сообщая, что подготовила её для меня.

– Это была комната мамы Мии, – поведала мне домработница.

– А разве родители Мии спали не вместе? – удивилась я.

– Вместе, – кивнула Наталья, – но Елена Алексеевна иногда ночевала здесь, поближе к дочери, – женщина подошла к шкафу и распахнула его, – основной гардероб Елены Алексеевны находится рядом со спальней хозяев, но тут остались вещи, совершенно новые и чистые, как и полотенца. Если вам что-то понадобиться, то...

– Спасибо, я поняла, – кивнула я, заглядывая в шкаф, через плечо Натальи. Вещей было немного. Что-нибудь присмотрю себе, всего на одну ночь. Мама Мии вряд ли была бы против.

– Наталья, – обратилась я к домработнице, когда та уже шагнула к выходу, она на меня обернулась, – Мия мне сказала, что у неё есть няня, но она уже несколько дней не появлялась. Почему?

– Так велела Анжела Дмитриевна, – ответила женщина, – мы с Катей в принципе справлялись. Мия – спокойный ребёнок.

– Да? А мне вот Анжела сказала, что невоспитанный, – произнесла я желая увидеть реакцию домработницы.

Я вот пока не увидела что Мия невоспитанная. Милая и, правда, вполне спокойная. Даже её каприз, что она не хочет спать, я быстро свела на нет простой фразой, сказанное ласковым тоном.

– Анжела Дмитриевна мало общалась и общается с Мией. То что ребёнок капризничает сейчас – понять можно. Сиротой девочка осталась, – последнюю фразу Наталья произнесла с болью в голосе. А затем, дернув плечами, женщина покинула комнату.

А я огляделась.

Комната была небольшой, мебели по минимуму, но все подобрано со вкусом, и все лежало на своих местах. У меня вот дома вечный хаос, грязи и пыли нет, тут тётка мне правила чистоплотность, но беспорядок капитальный. И мебель с текстилем куплены разношерстные, без общей концепции и сочетаемости. Я покупала то, что нужно и то, что дешевле. А сегодня я буду ночевать в почти гостиночной комнате.

– Лана, – послышался сзади тонкий, детский голосок.

– Да, – отозвалась, обернувшись.

– Я в ванну пошла. А ты мне книжку на ночь почитаешь?

Боже, как это прозвучало! И простительно и трепетно одновременно.

– Конечно, крош, – вырвалось у меня.

Мия хихикнула, повторяя с моей интонацией:

– Крош, – и исчезла из поля моего зрения. Даже дверь за собой закрыла – тихо и аккуратно.

А я, стоя на месте, растерялась.

Я любила читать, тоже спасибо тёте Нади, но не вслух же. А ребёнку так, вслух, нужно читать? И с выражением же? И играя по ролям?

Или как?

Как правильно?

Я – профессиональный хирург. Я резала людей. Удаляля ненужное. Спасая и помогая. Я знала все про медицину..

Но я не знала как правильно читать ребёнку книгу!

И сейчас я боялась больше сделать что-то не так, как перед операционным столом. Там мне все сейчас казалось проще. Там был опыт.

Так. Стоп.

Я же женщина, в конце концов!

Должен же быть у меня инстинкт?

Должна же я чувствовать, как лучше?

Я, сделав несколько нервных шагов к шкафу, заглянула внутрь. Пробежалась взглядом по вешалкам с одеждой.

Взгляд зацепился за костюм. Бежевый. На ощупь – тонкий хлопок. Достала: футболка и шорты. Самый раз. И размер вроде бы мой.

Сняв теткино платье и чулки, я натянула шорты и футболку.

Чужая одежда вкусно пахла. Нет, не чужими духами, а порошком или кондиционером. Иначе бы я не надела. Одна мысль, что эта одежда умершего человека вызывала у меня брезгливость. Но... если бы Наталья не сказала, что шмотки здесь новые, я бы вряд ли решилась что-то из этого надеть. Надеюсь домработница не соврала.

В комнате было зеркало. И я к нему подошла. Посмотрела на себя, распуская пучок. Светлые волосы небрежно упали на плечи. Я потрепала их у корней и вдруг улыбнулась. Просто так. Не зная чему.

И только я вышла из комнаты, как увидела в коридоре Мию. В её руках полотенце, а сам ребёнок уже одет в пижаму, лимонного цвета, с большим единорогом на груди.

Увидев меня, малышка замерла на месте. И смотрела на меня с широко распахнутыми глазами.

– Ты как мама, – произнесла Мия тихо.

– Это как?

– Такая же стройная. И красивая.

– Костюм мамы? – почему-то испуганно уточнила я.

– Нет. Этот нет. Но у мамы были похожие...

Я облегчённо выдохнула. И улыбнулась. А Мия подошла ко мне и коснулась моей руки. А потом повела меня в свою комнату.

– Почитаешь мне? – спросил ребёнок, забираясь на кровать. – У меня есть новая книжка. Вот там, на столе. Про русалочку. Папа купил...

– Конечно, – закивала я и подошла к столику. Нашла нужную книжку, на обложке которой девушка с рыбьем хвостом и с красными волосами. – Эту? – Мия кивнула. А я присела на детскую кроватку и открыла книжку. Долго смотрела на первую страницу и начала медленно и с выражением читать.

И сама, с удивлением, получала удовольствие от происходящего.

Потому что представила, что читаю книгу своему ребёнку.

Это странное ощущение. Но очень приятное.