Когда я была совсем ещё маленькая, и даже говорить толком не умела, бабушка часто рассказывала мне одну страшную сказку… Каждый раз история разворачивалась в какой-нибудь деревушке, обязательно неподалёку от нашей, и каждый раз главным действующим лицом в ней была мёртвая ведьма — штрига.
Я помню, как ругалась с ней мама, считая, что именно из-за этих историй я никак не успокоюсь по ночам. Она постоянно ворчала, чтобы бабушка прекратила, потому что от страха я не могу нормально разговаривать. Но ни ссоры, ни споры так и не помогли.
Я не знаю, почему бабушка так упорствовала. Зачем это было? Зачем внушать ребёнку страх перед несуществующим? В принципе, уже во взрослом возрасте, родив дочь, я понимаю свою мать, и понимаю, почему она решила уехать из родительского дома. Но именно туда я сейчас и возвращаюсь.
Давно я не была в этих местах, кажется, что целую вечность. Бабушка умерла девять лет назад, и с тех пор, никто из нашей семьи сюда не приезжал. Это, наверное, глупо, ехать в заброшенный дом только чтобы спрятаться от надоевшей суеты, но так было необходимо. Мой муж погиб, оставив все долги на меня и нашу маленькую дочурку. Вернуть деньги у меня нет возможности, поэтому я и решилась на побег. В другой стране нас не найдут, тем более, в такой глуши.
Осень в этих краях такая же, как в моих воспоминаниях: солнечная, тёплая, невероятно живописная. Вижу, что дочке тоже нравится. Это тебе не серый мегаполис, состоящий сплошь из бетонных коробок. Вернуться к истокам… Даже и не знаю, почему я не сделала этого раньше? В кармане у меня ключи от дома и пристройки на заднем дворе, которые мне удалось добыть у нотариуса в столице. Теперь, когда я знаю про бабушкино завещание, мне даже легче на душе: она до последнего меня не забывала. Но, вместе с тем, так грустно и печально, что я не приехала проводить её в последний путь, и даже не знаю, кто занялся похоронами.
Язык я тоже помню слабо, точнее, практически ничего не помню, кроме обычных приветствий и благодарностей. После отъезда, мама запретила на нём разговаривать и сама ни слова не вспоминала. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что в этих местах многие спокойно разъясняются на русском, хоть и с тем странным акцентом, с каким всегда говорила бабушка. Я довольно быстро узнала, как добраться до нужного посёлка, уселась с дочкой в потрёпанную маршрутку — не знавшую ремонта лет, наверное, двадцать, — развязала ей шарф, чтобы не было жарко, и стала дожидаться отправки.
Всю дорогу маршрутка скрипела, дребезжала, я даже подумала, что мы так разобьёмся, но нет — добрались в целости и сохранности. В пункт назначения прибыли уже к закату, а остановкой оказалась небольшая площадка на окраине соседнего села, прямо возле леса. Дальше можно только на своих двоих, и мне эта идея совсем не понравилась. Я стала оглядываться, в надежде найти какого-то попутчика, но ничего, кроме парочки ветхих домов — скорее всего нежилых — не обнаружила.
Стало прохладнее, и я поспешила завязать шарф дочери обратно. Она такая слабенькая, не хотелось бы, чтобы простудилась сразу по приезду. Пока я с этим возилась, в конце дороги, по которой мы приехали, показались два небольших огня. Присмотревшись, я поняла, что это свет от фар. Машина приближалась неторопливо, подпрыгивая на неровной дороге. Пока я думала, стоит ли рисковать, и останавливать её, как водитель сам притормозил возле нас, опустил окно и окликнул меня:
— Буна сеара! Авець невойе де ажутор?
Не поняла всего, но кивнула ему:
— Буна! — Я не могла вспомнить больше ничего на их языке и решила попробовать снова на русском, надеясь, что меня поймут. — Мы идём в село Браништи.
— Аааа, — протянул мужчина с тем же акцентом. — Так садитесь, подвезу.
Сомнения разрывали меня: идти с дочерью по тропе мимо леса ночью или сесть в машину к незнакомцу, который может оказаться кем угодно. Тут какой из вариантов не выберешь — всё равно есть вероятность, что прогадаешь. Я помогла дочке сесть на заднее сидение, а сама выбрала место рядом с водителем. Он снова завёл мотор и направил машину по той тропе, что нам нужна. Я облегчённо вздохнула, но всё равно напряжение никуда не делось.
— Я Мирча, — представился он.
— Илина. — Я кивнула в ответ. — А это моя дочь Настя.
— Илина… Знакомое имя. Не родственница Тэнару?
Я встрепенулась, и наконец начала успокаиваться — он знает мою бабушку! — тут же поспешила ответить:
— Да.
— Доамна Мария часто говорила про свою внучку.
Больше он мне ничего не сказал. Я посмотрела вперёд через лобовое стекло: тропа, продавленная автомобильными колёсами и ногами людей, никакого тебе асфальта, даже камней нет, но бокам одни лишь деревья, в свете фар отливающие розовым золотом, туман и тёмно-серое небо — всё, словно из сказки. Показались первые строения, и я уже хотела попросить остановиться, но Мирча, заметив это, помахал рукой.
— Сидите, довезу до дома.
Я сникла, не желая спорить, тем более, так даже лучше. Пока мы медленно проезжали посёлок, в котором прошло моё раннее детство, я всё пыталась понять: куда же делись люди? Вроде, не очень позднее время, должен же хоть где-то гореть свет. Видимо, моё замешательство было слишком явным.
— Пусто, да? — Отметил Мирча. — В Браништи мало людей осталось.
— Сколько? — Я решила поддержать беседу.
— Всего несколько домов.
— Почему так? — Мне показалось это странным.
— Большинство стариков умерло, дети разъехались по другим странам, а та молодёжь, что оставалась, отправилась либо в столицу на учёбу, либо заграницу. Нечего им тут делать.
Мёртвый посёлок… Вымерший. Мне снова стало не по себе. Не слишком ли опрометчиво вот так остаться тут с ребёнком? Если людей так мало, то некому будет прийти на помощь при необходимости.
— Приехали.
Машина остановилась в самом конце дороги, дальше ехать некуда. Я выбралась на улицу, поёжилась от зябкого вечернего ветра и осмотрелась: небольшой пяточок, парочка домов, один из которых принадлежал бабушке, и лес вокруг. Даже если и захотеть убежать, тут тупик. Открыла заднюю дверцу машины, осторожно потрясла дочку, чтобы разбудить и помогла ей выйти. Поблагодарив Мирчу за помощь и взяв Настеньку за руку, я отошла к воротам, наблюдая, как он снова заводит мотор, разворачивает старенькую девятку и уезжает. Я ещё немного постояла, убеждаясь, что он и правда уехал, и только после повела дочь к дому. Ворота оказались не заперты, что мне не очень понравилось. Надо будет как-нибудь поставить хотя бы засов на них.
Я слишком рано проснулась: солнце едва успело показаться на горизонте, и всё вокруг потонуло в плотном тумане. Настенька ещё спала, и я не стала её будить, спустилась тихонько по лестнице, отворила входную дверь и отправилась обследовать сарай. Здесь всё оказалось более запущенным, чем в доме: всюду паутина, пыли немерено, и жуткий холод, даже холоднее, чем на улице. Оставив дверь в пристройку открытой, чтобы проветрить помещение, я заглянула к поленнице, решив, что нужно будет узнать у Мирчи, где тут можно закупить дров, потому что другого способа отапливать дом нет. Того, что осталось, хватит только на несколько дней.
Я прошлась по саду, осматривая деревья и запущенный огород. Больше всего в детстве мне нравился виноградник, но он практически погиб: почти полностью засох, а те несколько гроздьев, что всё же созрели, уже скукожились и опали. А ведь когда-то бабушка собирала урожай и делала домашнее вино… Я вздохнула. Все эти воспоминания резали по живому.
Я пошла в самый конец огорода, где от полей мои новые владения отделял только хиленький заборчик из железных прутьев, соединённых металлической проржавевшей сеткой. Моё внимание привлекло что-то тёмное в самом дальнем углу. Я подошла поближе, уже догадавшись, что это место для компоста — неглубокая, прямоугольная яма, заполненная сухими листьями и ветками, что сюда надул ветер. Интересно, это её бабушка выкопала? Хотя, скорее всего, попросила кого-то из соседей, вряд ли она сама могла в её-то возрасте.
Я замерла у ямы, развернулась, ещё раз окидывая взглядом весь участок. Как тогда, перед моим взором раскрылось не старое холодное здание и увядший сад, покрытые мороком тумана, а цветущие деревья, пушистый виноградник с яркими гроздьями, свежевыбеленный дом и дым, поднимающийся из трубы к самому небу. Я сделала глубокий вдох, теряя связь с реальностью и полностью погрузившись в моменты детства. Слёзы сами выступили на глазах, и я поспешила смахнуть их промёрзшими пальцами. Нужно было навещать её, когда я подросла, нужно было пойти против матери и хоть раз успеть встретиться с бабушкой… Я должна была. Резкий порыв ветра едва не сшиб меня с ног, я даже зажмурилась, а когда открыла глаза — всё снова стало мёртвым и пустым.
Нельзя раскисать. Я вернулась к поленнице, захватила дров и прошла в дом, чтобы растопить печку. Затем достала заготовленный вечером паёк и поднялась к Насте, но она уже не спала, только сидела спокойно на кровати, глядя в окно. Моя дочь, наверное, просто смущена незнакомой обстановкой и не знает, как себя вести на новом месте. Обычно она куда более активная. Сказав ей позавтракать, я решила начать с самого главного.
Уборка дома заняла куда больше времени, чем я рассчитывала, и под конец я работала на чистом энтузиазме, потому что сил уже не было совсем. К тому же, пришлось снова прерваться, чтобы накормить дочку, ставшую на удивление тихой и молчаливой. Когда я спросила всё ли в порядке, Настя просто ответила:
— Да.
— Тебе тут не нравится? — Я всё ещё волновалась.
— Тут хорошо. — Она нахмурилась, затем кивнула чему-то, ей одной известному, и добавила: — Спокойно.
Я её понимаю. Несмотря на мрачный на первый взгляд антураж, мне тоже понравилась тишина этого места. Я бы скорее сказала, что здесь умиротворённо: никакого шума, никаких машин и надоедливых соседей — идеальное место, чтобы побыть наедине с собой и своими мыслями. И как бонус: прекрасный вид, открывающийся из сада. Так как сам дом построен на небольшом пригорке, отсюда можно наблюдать за лесом с одной стороны, и полями — с другой. Если бы не отсутствие определённых благ цивилизации, я бы назвала это место утопией.
Здраво рассудив, что выбора у меня особо-то и нет, я решила сходить к единственному соседу, которого знаю, за помощью. Так как мы ещё не обжились на новом месте, было бы неплохо выяснить где здесь можно закупиться, и вообще, как и куда быстрее добраться — всего этого я не помню. Я одела Настеньку потеплее и взяла её за руку, сказав, что мы собираемся на прогулку. Выйдя за ворота, я снова вспомнила про необходимость купить замок на калитку. Хотя… Какой смысл запираться в месте, где всё равно практически никто не живёт?
Медленным шагом мы двинулись по извилистой дороге, усеянной пёстрыми осенними листьями. Ощущение, будто мы с дочерью попали в настоящую сказку, никак меня не покидало. Пройдя неторопливо до дома Мирчи, я остановилась у ворот, замечая во дворе машину, укрытую брезентом. Неподалёку от входа расположилась старая будка, но собаки на месте не оказалось, так что я не рискнула проходить дальше. Видимо, придётся кричать. Я собралась с духом, набрала воздуха в лёгкие, но тут же поперхнулась и закашлялась. Из окна на меня смотрела странная тёмная фигура. Я не сразу догадалась, что это, вероятно, кто-то из родственников Мирчи.
Тень в окне исчезла, и через минуту с правой стороны дома распахнулась другая дверь. К нам навстречу вышла невысокая женщина с тёмными волосами с проседью, собранными в высокий пучок. Они сжимала на груди края чёрной шали с бахромой на уголках и яркими красно-жёлтыми цветами. Я и не знала, что сказать, но она обратилась первой:
— Ты — Илинка? Дочь доамны Марии?
— Нет. — Я покачала головой, но тут же спохватилась: — Да. Илинка, но не дочь, а внучка.
Илинкой меня только бабушка называла, а мать всегда — Илиной. Так странно было снова услышать этот вариант имени от незнакомого человека.
— А вы…
Я надеялась, что женщина сама представится, но та только поёжилась от холода, крепче укуталась в шаль и махнула нам рукой:
— Не стойте на холоде, заходите в дом.
Она быстро скрылась за дверью, оставляя меня на перепутье. Редкая радушность, конечно, но стоит ли на неё поддаваться? Настя потянула меня за ладонь, и я мгновенно переключила всё внимание на дочку.
— Холодно, — пожаловалась Настенька, а её щеки покраснели от вечернего мороза.
В этот раз варианта у меня было два: вернуться домой и попытаться что-то придумать завтра или зайти в дом к чужим людям, к этой странной женщине. Я вздохнула, толкнула калитку — тоже незапертую — и повела Настю к двери. На всякий случай постучав, я надавила на ручку и прошла внутрь, заводя дочку следом. В доме было жарко, не удивительно, что эта женщина так ёжилась, когда вышла к нам на холод.
Нужно было что-то решать с работой, причём как можно скорее. И как бы жалко мне не было Настю, оставить её дома или с соседкой я не могла. Родика с Мирчей, конечно, очень добры ко мне, но я всё равно пока не прониклась к ним достаточным доверием, чтобы попросить присмотреть за дочкой.
Утром я встретила Мирчу у порога ещё до того, как он постучался. Просто за всю ночь я так и не сомкнула глаз, не после увиденного. Сначала я пыталась переубедить себя, что мне показалось, что это ветки дерева у дома закачались от ветра. Вот только никакого ветра не было и в помине, а ветви этого дерева были повёрнуты в другую сторону — к окну на чердаке. Потом я решила, что просто устала, что выпитый коньяк так повлиял, и вообще, всё дело в той сказке, неотрывно связанной в моей памяти с этим домом. После мыслей о бабушкиной сказке сон, как рукой сняло.
В итоге, я всю ночь несла вахту, вглядываясь в малейшие изменения за окном, будь то очередным танцем опадающих листьев или медленным движением тяжёлых тёмных облаков по небу. Однако я так и не решилась выйти на улицу, чтобы осмотреться нормально — слишком уж страшно было. Поэтому приближение Мирчи к дому я заметила мгновенно, стоило ему показаться возле дерева сбоку. Я тут же подскочила к двери и распахнула её.
Дверь дёрнулась от напора, раскрываясь нараспашку, и я едва не вылетела вместе с ней, в последний момент успев уцепиться свободной ладонью за косяк. Теперь, когда я наконец оказалась снаружи, силы начали покидать меня: коленки затряслись от целой ночи стояния на ногах, в теле появилась тяжесть и глаза запекло от бесконечного надзора. Мирча, кинувшийся было подхватить меня, остановился, нахмурился странно, а затем поздоровался. Я с трудом откликнулась на приветствие. Хотелось улыбнуться, но и на это сил не было, и причиной бесконечной усталости было больше моральное истощение, едва ли не доведшее меня до ручки всего за одну ночь.
— У вас всё хорошо? — в первую очередь поинтересовался Мирча.
— Да.. Да, конечно, просто…
Тут я запнулась. Сказать ему, что я увидела этой ночью? А вдруг, мне просто почудилось? И я снова начала прокручивать в голове все те мысли, что не давали мне заснуть до рассвета, сомнения, которые мучили. Нет, так нельзя. Я встряхнула волосами и растянула губы в улыбке, кивая соседу.
— Всё в порядке.
— Ну хорошо.
По его взгляду я поняла, что он мне не поверил. Хотя бы не стал допытываться, я и тому была благодарна. Мирча свалил у ступенек перед порогом два средних мешка и кивком головы указал на них.
— Это вам. Пока обживётесь, пригодится.
Я спокойно поблагодарила его, стараясь не давать повода для новых подозрений. Вспомнилось, что нужно было разобраться с дровами, и, пока я пыталась запомнить все его объяснения, краем глаза отметила в окне движение — Настя проснулась и сама спустилась вниз. Мирча заметил мою отвлечённость, шумно цокнул языком и сказал:
— Оставь это. Я тебе привезу, только за бензин заплатишь.
— Как так? — Против воли в моём голосе проскользнули удивлённые интонации. — А как же стоимость дров?
— Потом. — Он попятился назад, маша мне рукам. — Потом разберёмся. Завтра привезу. — И ушёл, оставляя меня в полном смятении.
Опомнившись, я перехватила первый мешок и потянула его в дом. Затем вернулась за вторым, оставив рядом с предыдущим, и, пока закрывала дверь, Настенька уже полезла посмотреть что там. Один мешок был наполнен яблоками, и Настя сразу ухватила одно, потирая взятым со стола полотенцем. Я наклонилась, поцеловала её в макушку, затем заглянула во второй, обнаружив там картошку, усмехнулась и пошла топить печку.
— Как спалось, солнышко?
Я опустилась на одно колено перед шестком, открывая заслонку и проверяя остатки с прошлого дня.
— Хорошо, — отозвалась дочь, кусая яблоко.
— Я рада.
В этот раз я улыбнулась абсолютно искренне и вернулась к прерванному делу. Сегодня мне предстояла новая задача: нужно было разобрать все завалы в саду, а разбирать там много чего нужно было: поваленные ветки, пожухлая трава, засохшие сорняки и опавшие с деревьев фрукты, гниющие вместе с горами листьев. В общем, нелёгкая задачка предстояла.
В первую очередь, конечно же, следовало расчистить участок перед домом. Вдруг, Настенька захочет поиграть во дворе, подскользнётся на покрытых утренней моросью листьях, упадёт и ушибётся? Захватив из сарая найденные грабли и местами проржавевшую, немного косящую вбок тачку, я принялась за дело. Не успела я разгрести залежи перед домом, как уже пожалела об отсутствии хоть каких-нибудь перчаток: руки были исцарапаны ветками.
Мне пришлось отложить работу, быстро ополоснуть ладони под краном, зафиксированном во дворе, и заскочить в дом за пластырем. Я поднялась на второй этаж и уже собиралась залезть в сумку, когда заметила, что Настенька чем-то увлечена. Она сидела на кровати спиной ко мне, склонившись над матрасом и что-то с интересом рассматривая.
— Играешь? — поинтересовалась я весёлым голосом и подошла поближе.
Настя вздрогнула от моего голоса и полностью опустилась телом вперёд, закрывая от меня какие-то листы бумаги.
— Что это? — Мне стало любопытно, что такого она смогла найти в этом доме, что пропустила во время уборки я? — Покажи.
Я, всё ещё улыбаясь, стала на колени перед кроватью и потянула аккуратно пальцами кончик тетради, виднеющейся из-под Настенькиного живота.
— Покажи маме, — попросила я. — Мне тоже интересно.
Настя покачала головой и попыталась сильнее вжаться в матрас. Это показалось мне очень странным. Нехорошее предчувствие волной мурашек прошлось по спине, остановившись у загривка, отчего я сразу напряглась. Примерно то же самое я ощутила прошлой ночью, когда услышала вой, и это чувство вывело меня из ступора.
— Настюш… — Я сглотнула, погладила дочку по спине. — Давай, покажи маме, что у тебя там.
— Не знаю, — неожиданно отозвалась она.
— Тогда почему прячешь? — Мне хотелось нахмуриться, но я подавила это желание, стараясь, чтобы тембр голоса не сбился.