Вчера чувствовала себя неважно: весь день побаливала голова, и настроение было ни к черту! Выпила таблеток пять обезболивающих, почти не помогло. Потому что пялилась в экран телефона, судорожно пытаясь раздобыть хоть какие-то крохи информации. О нем.
Уже почти месяц, как мы расстались, а мне нисколько не становится легче. Только хуже. Хреново!
Я его безумно ревную. Мне невыносимо представить себе хоть на миг, что рядом с ним может быть какая-то другая женщина, баба. Так и вижу, как вцеплюсь ей в волосы и долбану об стену! Его не трону. Он не виноват. Он высокий, красивый, они сами липнут к нему, как мухи на мед. Почему мне так плохо?
Чтобы окончательно не спятить, вечером иду в магазин возле дома, покупаю бутылку шампанского и пирожное и нагло барабаню в дверь соседки, Юльки. Она в курсе моего... любовного конфуза.
— Чего барабанишь? Входи.
Вхожу, протягиваю ей снедь.
— О, не отошла еще? — спрашивает.
— Куда? В мир иной?
— Дура!
— Сама такая!
Примерно через час вальсируем с ней по комнате, пьяные, веселые. Плюс еще двадцать минут — рыдаем, подавленные.
— Да пошел он! — Юлька права, конечно, только его здесь нет. — О чем задумалась?
— Вот бы разбогатеть! — мечтательно прикрываю глаза. — Куча денег, барахла, дом в Париже! И Павел Михайлович Огрин рядом, любящий и верный супруг.
— Да уж, Павел Михайлович! На хрен бы он тебе тогда сдался? Таких Михалычей бы тогда, из пушки стреляй, не отгонишь!
— Много ты понимаешь! Он такой один!
— Дура ты, Верка!
Хочу ответить ей что-то дерзкое и злое, уже открыла было рот и... заревела.
— Не могу без него!
— Ну, хватит, — Юлька встает со стула, подходит ко мне и прижимает мою голову к своей могучей груди. Начинаю рыдать еще громче. — Ну, ладно, поплачь, поплачь немного.
Хлюпаю носом:
— Я плачу уже очень много. Думала, все слезы выплакала еще в первый день. Откуда они берутся?
— Писить меньше будешь, — хмыкает Юлька.
— Фу, ужас какой!
— А ты как думала? Или плакать, или писить. Жидкость ограничена в организме. Но мы это дело сейчас поправим, — сказала Юлька и включила чайник.
— А покрепче?
— А на работу?
— Вера Николаевна, вы не поможете мне с накладной?
— Не помогу, выдра прилизанная, — думаю я про себя. — Конечно, Светочка, — отвечаю.
Утром на работе все как всегда, как всегда в последний месяц. Все меня бесят и раздражают. Вдобавок я стала мнительной, подозрительной. Мне кажется, что все шушукаются обо мне за спиной. Хотя, я явно приувеличиваю. Коллектив у нас не маленький, сотрудники в разной любовной категории: кому-то хорошо, другим — жесть как нехорошо. Сходятся, расстаются — рутина, одним словом. Сейчас рассталась я со своим Огриным. Тайны из этого события не делаю, конечно, каждому встречному-поперечному не исповедуюсь, но так, в общих чертах, обрисовала. Через пару дней после ухода Огрина выпалила:
— Люди, я теперь завидная свободная невеста!
Так вроде бы в шутку сказала, а сердце как будто вилкой расковыряли.
Так вот, про подозрительность: несколько раз Огрин приезжал за мной на работу, чтобы отвезти домой. Конечно, после моих деликатных намеков и слащавых манипуляций. Он приезжал, а я уж постаралась, чтобы все видели этого самца во всей его красе! Так и эдак вихляла перед ним своим самодовольством. Перед ним и перед всеми. Ох, как же приятно было видеть горящие завистью, да-да, именно завистью, глаза наших сотрудниц женского пола! Потом я подшучивала над ними, сидя в машине. Адреналин зашкаливал! Чувствовала себя небожителем просто. Как сейчас чувствую — ничтожеством!
Вечером хочу погрустить, как будто мне мало было до этого. Плед, шоколад, вино, музыка и осень - благо все к этому располагает. Сажусь на диван с ногами, закутываюсь в плед и начинаю дробить свои воспоминания на кусочки. Потом погружаю в них руки, перебираю, перекладываю с места на место и делаю себе невыносимо больно.
Три года. Мы были с Огриным три года. Ах, какие это были три года! Я была почти женой, он - почти мужем, и мы были почти счастливы. Вот это то "почти" и все погубило.
Это теперь я понимаю, что нельзя быть "почти". Надо быть или до конца, до остатка, до последней капли, вздоха, или вообще не быть. Теперь я это понимаю. Только толку то? Ведь если быть честной, позови он меня сейчас, я помчусь, побегу, поползу, в конце концов. И снова облачусь в это "почти" бесприкословно, без единого слова упрека! Чтобы снова быть счастливой, желанной. Чтобы снова засыпать в его объятьях, пить по утрам кофе, вдыхать его одеколон, заниматься любовью. Стоит ли это пресловутое "почти" отказа от всего этого? Нет! Огрин, позови меня обратно!
Но, еще я не дурочка, как говорит Юлька, я умею видеть очевидное. И в этом очевидном вспоминается чуть насмешливый, ясный взгляд Паши, нет, Огрина. Паша — это что-то мягкое, уютное, родное. В Пашу не сомневаются, ему доверяют, не боятся сделать что-то не так. Пашу не ревнуют. А вот Огрина, Огрина ревнуют, в нем сомневаются, перед ним хотят стать лучше, чем есть на самом деле, гораздо лучше. Настолько гораздо, что просто невыносимо! Вот поэтому я называла его Огрин. И продолжаю называть.
Взгляд Огрина выражал превосходство, насмешку, покровительство. Взгляд Огрина обволакивал вас едва заметной, невесомой паутиной, в которой вы потом непременно запутывались, становились растерянными, так же как я. "Я все делаю правильно? Он не обиделся? Я не затронула его чувственные душевные струны своим неслишком радостным видом?" С ним хорошо. Я продвигалась по его следам, полюбила то, что любит он, я покупала одежду, которая ему бы наверняка понравилась. Странно, ведь он меня совсем не просил ни о чем таком. Или просил? Или мне это только казалось?
В самом начале наших отношений, еще не совсем ясных, мне стало все ясно с первых минут нашего знакомства. Вот он! Мой! Хочу! С самого начала я стала прилежной, послушной, верной, аккуратной, понимающей. С самого начала, без тени сомнений, я удалила всех подозрительных друзей мужского пола со своих социальных страничек. Обновила все свои фотографии: на них теперь на мир взирала счастливая, уверенная, "замужняя" прекрасная дама, готовая смело идти в светлое будущее со своим избранником.
А потом, с чувством выполненного долга, я завиляла хвостиком и, преданно глядя в глаза своему избраннику, спросила его в надежде на щедрую порцию одобрения:
— Пашенька, — (тогда я еще называла его так), — ты видел мои новые фото?
— Да, видел.
И это все? Я так старалась! Моя надежда скомкалась в комочек.
— И как тебе?
— Хорошо.
— Спасибо, дорогой. Я рада, что тебе они понравились... Тебе же они понравились?
— Да, понравились.
Ах, я счастлива!
Дура! Счастливая дура.