- Какой мужик, а! – услышала я восхищенный шепот от девушки, сидевшей на кресле впереди меня. – Я б дала!
— Это ж Левонский! – ответила ей соседка с придыханием. – У него таких, как ты, пачка в загашнике и еще столько же в рукаве!
Подняв глаза от экрана телефона, я с немым удивлением уставилась на сцену, где за кафедрой улыбался Тимофей Ярославович Левонский. Признаться честно, спикеров я почти не слушала, они выступали немного не по моей тематике, увлеклась книгой, скачанной накануне, и пропустила момент, когда объявляли нового участника. И теперь у меня два вопроса – что он делает в нашем городе, и как поступить, ведь мой доклад уже скоро. Встречаться с этим товарищем категорически не хотелось.
- Итак, коллеги, - начал хорошо поставленным голосом Левонский, - давайте коснемся сегодня одной из самых сложных тем в современной стоматологии – протезирования беззубого рта. Всем бы хотелось кусать яблоки зубами, а не пить их через трубочку, - пошутил он, вызвав смешки с разных концов зала, а я поморщилась – тупой юмор, конечно.
Или я просто предвзято отношусь к этому лощеному дяденьке, или у меня ПМС. А может, все вместе. Опустив взгляд на телефон, я попыталась снова увлечься книгой, но, как назло, голос спикера сверлом ввинчивался в мое ухо, и пришлось с раздражением признать, что сегодняшний день испорчен безвозвратно.
Резко выдохнув, я уставилась на Левонского, пытаясь прожечь дыру в его лбу, но то ли я плохой снайпер, то ли моя магия сдохла в зачатке, однако тот продолжал как ни в чем не бывало вещать со сцены, доступно объясняя сложную тему. Сложную для всех, потому как просто протезировать беззубый рот и протезировать его качественно на имплантах большая разница. Собственно, мой доклад мог бы дополнить его, если бы мы хоть немного умели сосуществовать вместе. Будь я повнимательнее, я б в программке увидела фамилию Левонского и, наверное, не стала б заявляться. Однако, что сделано, то сделано, и мне ничего не остается, как только с достоинством принять вызов. Что ж, Тимофей Ярославович, привет.
Волей-неволей я прислушалась к теме доклада и материалу, который легко и понятно излагал спикер. Будь я его ученицей, наверное, в рот бы заглядывала, настолько он умел завлечь слушателей. Но ученицей я не была. Нас связывали куда более крепкие отношения, закончившиеся давным-давно. Как говорится, было и прошло, быльем поросло.
После доклада Левонского еще двое ортопедов выступили со своими кейсами, после чего, наконец, ведущий объявил мое имя.
- Елизавета Сергеевна Левонская, - я поднялась и краем глаза заметила, как обернулись две дамочки, что обсуждали Тимофея часом ранее.
- Жена? – услышала я шепот одной из них.
- Он не женат! – отрезала вторая. – Сестра, наверное. Старшая!
Ах ты ж сучка! Спокойное настроение снова взвилось до состояния ярости, и я чеканным шагом с каменным лицом вышла к кафедре.
- Приветствую всех собравшихся, - сказала в микрофон. – Тема моего доклада – «Современный хирургический подход при лечении полной адентии».
Месяц назад главный врач клиники, в которой я подрабатывала после основной работы, сказал, что мы топчемся на месте и пора бы уже куда-то шагнуть. Типа, начать о себе заявлять, а лучшего способа, чем прийти на стоматологическую конференцию, он не придумал. И сам меня зарегистрировал в качестве докладчика. И тему тоже сам придумал. От меня оставалось только предоставить материал и хоть сколько-нибудь удобоваримый текст.
Материала за годы практики набралось много, как удачного, так и провального, делиться хотелось, особенно тем, как не надо делать. Как надо, учат всякие великие коучи, или современные инфоцыгане, которые очень не любят предоставлять фото «после». Обычно все только до или на этапе, а вот когда уже прошло несколько лет, да если вдруг неудачно, то об этом предпочитали молчать. Иначе кто пойдет к такому коучу учиться, да еще и ославят на весь мир как неумеху с руками из жопы.
Мне бояться было нечего. Отметив весной тридцать девять лет, я поняла, что испытываю абсолютное безразличие ко всему. Не женщина, а робот. Десять дежурств в стационаре в месяц, работа в день, после чего приемы трижды в неделю в частной клинике не давали мне не то, что выдохнуть, вообще хоть как-то задышать. Наверное, только поэтому я согласилась на весь этот фарс с улыбающимися коллегами из области стоматологии.
Мой доклад встретили кучей вопросов. Кто б сомневался. И я ответила блестяще на все. Наверное, это заняло гораздо больше отведенного на мое выступление время, потому как ведущий несколько раз недвусмысленно кашлял и давал понять, что пора б, голубушка, со сцены вон, тебе в спину дышат другие желающие прославиться.
Обведя зал глазами в последний раз, я постаралась не зацепиться взглядом за Тимофея, что оказался сидящим во втором ряду, затем спустилась по трем ступенькам вниз и зашагала на галерку, где меня уже поджидали те две дамы, желающие дать Левонскому все и даже больше.
Скучно.
Еще в бытность студентами с ним хотели переспать многие девчонки с нашего курса. Высоченный парень атлетического сложения, черноволосый, и, как пела одна певица, с глазами цвета виски, он всегда оказывался в центре внимания. Прошло много лет, а оно как было, так и осталось прежним. Женский пол писал кипятком от желания пошурудить своими лапками в трусах у Тимофея. Проверить, так сказать, размер ключика у этого шкафа.
Со злостью хлопнув дверью машины, я воткнула ключ в замок зажигания, только сейчас сообразив, что надо было ее завести удаленно и подождать, пока согреется салон, а не бежать сломя голову в холодрыгу, надеясь побыстрее избавить себя от общества Левонского. Но что сделано, то сделано, буду морозить пятую точку, лишь бы не встречаться с ним вновь.
Я даже малодушно решила вначале, что ни за что не пойду на второй день конференции, но потом вынуждена была признать, что мне такой возможности не дано – Иван Иваныч строго спросит обо всем, что я видела и слышала, тем более что завтра он сам заявился докладчиком и будет крайне недоволен моим отсутствием. Придется идти. Что ж, сяду на галерке, почитаю книжку, коль уж в законный выходной не имею права лежать пузом кверху на диване, изображая бревно в засаде.
А в понедельник опять на дежурство.
Не жизнь, а колесо, в котором я одинокий хомяк, мчащийся вперед с ужасающей скоростью и не имеющий возможности соскочить. Вот нахрена я ввязалась во все это в свое время? Ведь была ж возможность стать стоматологом-терапевтом, например. Сидела б сейчас, вылепливала бугорочки на зубах, подбирала цвет пломбы к оттенкам глаз, и душа б не болела, и времени свободного гораздо больше имелось. Но нет же, Лизавета ж Сергеевна как суперменша, вернее, как супергерлша, впереди планеты всей, кулаком вперед бежит причинять людям добро.
Челюстно-лицевая хирургия – это вам не в кабинетике в белом халатике попу просиживать. Это кровь, гной и боль. Такие вот мы, причинители добра. А в стоматологии я на досуге подрабатываю. Так сказать, отдыхаю душой, ибо в одиноком доме находиться выше моих душевных сил. Правда, кот Тимус, старый свалявшийся валенок, полуслепой и беззубый, ждет моего возвращения, встречая у порога и мурлыкая на всю квартиру, даже если я выходила на пять минут мусор вынести. Нельзя подводить бедолагу, приходится возвращаться и делать усиленно вид сильной и независимой, хотя порой волком выть хочется. Особенно вот как сегодня, после душевных потрясений. А ведь я была уверена, что и у меня отболело.
Десять лет назад я рыдала, лежа на полу в прихожей после ухода Тимофея. Мы все решили полюбовно, мне достается ипотечная квартира и выплаты, ему машина, старая тойота, купленная им еще до брака. Он предлагал продать квартиру, погасить ипотеку и на остаток купить мне то, на что хватит денег, комнату в общаге или коммуналку или еще что, но я отказалась, решив, что справлюсь с выплатами, так как мне надо было залечить свою душевную рану где-то не среди людей. Слишком велика она была, размером с всю меня, и ничто не могло мне помочь. Я и сейчас вспоминала о том, что послужило причиной развода и выла, зарываясь лицом в мурчащего Тимуса, а он мял меня лапками, успокаивая. Что я буду делать, когда и он покинет меня? Ему уже пятнадцать лет, приличный возраст кошачьего дедушки, но думать о будущем вообще не хотелось. Лучше жить сегодняшним днем, не думая о завтра. Завтра будет завтра, вот тогда и подумаю.
Включив печку на обогрев салона, я поежилась, пряча руки в карманы пальто. Скоро пора будет перелезать в пуховик и теплую обувь, зима уже показала свое лицо, сорвав с деревьев последние листья, оголив их и превращая город в унылую серость. Не люблю зиму. Но каждый год приходится мириться с ее наступлением и ждать весны. Я иногда думала, что люди в это время окукливаются, как гусеницы, чтобы к весне вылупиться в бабочек. Кто-то в прекрасных, кто-то в не очень.
Телефон зазвонил резко и тревожно, специальным сигналом, поставленным на рабочую группу. В субботу вечером это могло означать только одно – в отделении жопа.
- Алло! – ответила я, увидев на экране номер коллеги.
- Отдыхаешь, Лизунь? – усмехнулся он в ответ, не поздоровавшись. – Чет Миша трубку не берет, уехал на рыбалку, наверное. А тут у нас весело. Медиастенит (воспаление средостения – прим.авт) с района привезли, скоро мыться буду. В одну каску тяжеловато. Приезжай, а?
— Вот хорошо, что я не успела встретить субботний вечер бокалом вина, - проворчала я в ответ, уже предвкушая адреналин и размышляя, каким путем побыстрее добраться до отделения. – Ладно, ща буду. Я тут недалеко.
Построив в голове маршрут, вырулила со стоянки вуза, ощущая, как теплый воздух согревает салон и всю меня. В крови уже бурлило предвкушение операции. Наверное, хирурги – это маньяки, иначе никак не назвать нашу зависимость от острых ощущений. Адреналинщики.
Охранник в больнице поднял шлагбаум, едва увидел, как я подъезжаю, и я проехала по дороге мимо основного корпуса к месту, где обычно парковалась. Оно оказалось не занято, да и немудрено – в субботу мало желающих поработать, кроме дежурных врачей, да редких энтузиастов вроде меня.
Пройдя до ординаторской, я повесила пальто в шкаф, скинула тонкое шерстяное платье, приобретенное специально для нынешнего выступления, стащила сапоги и влезла в пахнувшую порошком робу. Сестра-хозяйка, Галина Михайловна, как всегда, на высоте – не приходится нашим врачам таскать домой спецодежду, все стирается здесь, в купленной вскладчину стиральной машине.
До операционной я почти бежала, так как постовая сестра сказала, что Сергей Борисович уже полчаса, как ушел туда, и успела вовремя – он стоял, высоко задрав руки в стерильных перчатках, глядя, как анестезиолог крутится возле пациента.
- Что тут? – шепнула, подходя со стороны левого плеча, не касаясь стерильного халата.
- Молодой парень, двадцать пять лет, - вздохнул коллега. - Сам себе выдрал зуб недели две назад, ну и поехало. Обратился поздно, уже вся шея гнойная, привезли санавиацией. Сейчас с трахеостомы начнем, потом заинтубируют (интубационный наркоз – прим.авт) и дальше уже торакальщики (торакальные хирурги – прим.авт) подтянутся, тут передним средостением не ограничено.
Из больницы я вышла далеко за полночь. Подняла голову, глядя на кружащиеся в свете фонаря снежинки, падающие на лицо и волосы белыми хлопьями, протерла усталые глаза, забыв про косметику, и матюгнулась, ощущая комкающуюся под пальцами тушь на ресницах. Поеду домой как панда. Благо, что максимум, кого я могу встретить в два часа ночи, это инспектора ГАИ, вернее, ГИБДД, да бомжа Валеру, что периодически рылся в наших мусорных контейнерах. Думаю, обоим будет глубоко фиолетово, как я выгляжу, поэтому смело почесалась всласть и потопала к машине, оставляя на девственно-белом покрывале одинокие следы.
Моя ласточка уже была заведена, и я с удовольствием уселась в теплый салон, пахнувший немного шоколадом благодаря забытой на пассажирском сиденье плитке бабаевского, включила погромче Арбенину и вырулила со стоянки. Охранник махнул мне рукой, открывая шлагбаум, и я медленно покатилась по заснеженной пустой улице, проматывая в памяти моменты операции. Пациента мы передали в реанимацию в крайне тяжелом состоянии. Уверенности в его будущем вообще не было, и я в который раз поразилась, как можно так запускать себя, хотя за годы работы пора бы уж привыкнуть ко всему, особенно к тому, что от больного зуба до сих пор умирают.
Сразу вспомнился недавний случай, как медсестра с района, мать шестерых детей, приехала к нам с флегмоной. Не получалось у нее пойти к врачу, то младший засопливил, то у старшего в школе проблема, то муж напился и фингал под глаз поставил, стыдно идти. Зуб болел и болел, гной нашел выход и стек в клетчаточное пространство шеи. К сожалению, этой самой клетчатки у пациентки имелось в избытке, и, как мы ни старались, предотвратить распространение в средостение не удалось. За несколько дней, казалось бы, здоровая молодая женщина ухудшилась и умерла в реанимации, осиротив всех своих детей. Теперь ни сопли, ни школа, ни муж ее уже не потревожат. А всего-то надо было вовремя пойти к стоматологу.
До сих пор помню ее взгляд, будто в самую душу впечатался.
Пока вспоминала, не заметила, как добралась до своего дома. Жила я в старом районе, здесь проблем с парковками обычно не имелось, но бросать машину в такой снегопад не хотелось, потому я подъехала к теплой платной стоянке, надеясь, что найдется местечко для запоздавшей дамы. Подъехала максимально близко, не глуша мотор и не выключая фар, вышла на улицу, поежившись от ноябрьского холода, подошла к воротам и постучала.
- Доброй ночи, - улыбнулась я вышедшему на стук сторожу с заспанным видом.
Он щурился от света фар, кутаясь в пуховик, смотрел недобрым взглядом, но я так ослепительно улыбалась, что невозможно было не ответить мне взаимностью. Может, конечно, моя улыбка напоминала оскал, об этом я судить не берусь, и испугала Митрича, моего старого знакомца, да только он со вздохом принялся отворять ворота.
- Другие в это время дома спят, - проворчал он, когда я проезжала мимо с открытым окном, - а ты все работаешь и работаешь.
- Другие не врачи, - возразила я ему, притормозив. – Куда ехать?
- Да тут все занято, бросай возле меня, с утра пораньше заберешь. Во сколько выезжать будешь?
Вспомнив, что мне в десять надо быть в вузе, я мысленно чертыхнулась. Чертова конференция!
- В восемь могу забрать, если не поздно.
- Да, поди, в воскресенье никому не понадобится в такую рань выезжать, - все еще недовольно проворчал он. – Ключи давай, если что, перепаркую сам. А ты кончай работать так много, а то про лошадь помнишь, которая в колхозе работала больше всех, а председателем не стала? Так вот, ты - не лошадь, Лизка.
Уже отойдя от стоянки, я, запахнув ворот пальто и придерживая его рукой от рвущего ветра, пробормотала:
- Чего это не лошадь? Самая настоящая кобыла рабочая.
Тимус дрых на диване, но, едва заворочался ключ в двери, спрыгнул и доковылял до прихожей, встречая меня уже вполне бодрым. Сдал он за последние полгода. Ветеринар сказал, что старость не лечится, прописал ему мягкий корм и покой. А какой тут покой, когда хозяйка бесконечно то отсутствует ночами, то приходит неведомо во сколько. Он недовольно ткнул меня лбом в голень и мявкнул требовательно, намекая, что хоть он и пожилой кот, но поесть любит регулярно, а не время от времени.
- А я сегодня знаешь с кем встретилась? – я почесала кота за ухом, отчего он довольно замурчал. – Я сегодня Тимофея видела. Раскабанел, скотина, будто он стероиды вместо завтрака, обеда и ужина жрет. Плечи в дверь не пролазят. Я б ему дала, да… Больше ж мне некому.
Я и правда в последнее время, а это года три точно, не пыталась заводить никаких отношений. Слишком нестабилен был мой рабочий график, и обещать постоянство партнеру я точно не могла. Да и какой дурак согласится встречаться с немолодой теткой, которая десять ночей в месяц стабильно отсутствует дома, а во все остальные ее могут внезапно дернуть на внеплановую больничную встречу? Нет таких. Перепихнуться – это пожалуйста. Но чет не тянет меня на перепихон уже. То ли фригидная стала, то ли старая, то ли больная, то ли все вместе. Хотя Тимофею б вот дала. Вот же дуры бабы, слов нет. Нет бы купить себе резиновый член приятного колеру и не париться, а я все любви жду, Золушка сраная. А с розовым членом какая любовь… Суррогат один.
******
- Лизавета Сергевна, не ожидал вас увидеть, а тем более, услышать такой интересный доклад вчера! – Алексей Петрович Ивкин, профессор ортопедической стоматологии, светило нашего города и очень опытный доктор, подошел ко мне в перерыве и поцеловал протянутую руку. – Вы так быстро вчера убежали, я даже не успел подойти. Думаю, ну уж сегодня-то я Лизоньку не упущу! – и засмеялся скрипучим смехом старого курильщика.
До конца перерыва я была вынуждена с тоской выслушивать восторженные обсуждения темы зигом (длинные имплантанты, использующиеся при значительной убыли кости в области верхней челюсти – прим.авт). Честно говоря, не будь здесь Тимофея, мне бы даже было интересно послушать доку в этой сфере, возможно, что и самой когда-нибудь поучаствовать, но незримая тень бывшего мужа буквально преследовала меня. Он то ли специально, то ли случайно все время оказывался рядом, и мои мурашки протестующе топорщились по всему организму, не давая сосредоточиться на беседе. Кофе оказался крайне невкусным, бутерброд слишком маленьким, а перерыв затянулся.
Наконец, ведущий в микрофон объявил, что начало второго отделения Марлезонского балета ожидается через десять минут, и я с удовольствием вернулась на свое место, вытягивая ноги и пытаясь принять как можно более удобное положение.
Практически бессонная ночь давала о себе знать, веки слипались, голова периодически падала, и я б свалилась, не скрипни рядом со мной кресло.
- Что, опять спасала кого-то до утра? – послышался рядом громкий шепот, и я открыла глаза, со вздохом отмечая, что, похоже, спокойствия мне не видать – Тимофей явно решил достать своим присутствием. – Давай сюда свою голову, вспомним былое, как ты спала на лекциях.
- Не стоит, - буркнула я, пытаясь взбодриться, не поддаваться желанию воспользоваться предложением и одновременно вслушаться в тему доклада. – А то еще сочтут тут некоторые, что у нас с тобой не все кончено.
- Какие еще некоторые? – вскинул бровь Тимофей, с любопытством глядя мне в глаза. – Я приехал только позавчера, новыми знакомствами не обзавелся, а всех старых блядей знаю наперечет.
- Блядей! – хихикнула против воли я, зажимая рот ладошкой. – Поверь мне, тут и среди новых о тебе молва идет, так что можешь не сомневаться, в одиночестве тебе не бывать.
Замолчав, я уставилась на докладчика. Надо ж быть таким нудным. Он бубнил что-то с одной интонацией, менял слайды на экране, изредка показывал лазерной указкой на особенно, по его мнению, интересные места, но я снова почувствовала зевоту и желание уютно всхрпануть. Тем более, что плечо со знакомым ароматом было так близко. Словно юность вернулась, и нам снова по двадцать лет, мы сидим на парах вместе, потом пойдем гулять в осеннем парке, целоваться и есть ароматную свежую выпечку, купленную на только капнувшую на карту стипендию. И нет этих долгих лет разлуки, совместной боли и страха, которые явились причиной развода. Я и Тимка, два сапога одной пары.
Наверное, у меня не отболело. Я просто загнала это далеко внутрь, и сейчас оно рвется наружу, да только нельзя… Бывший муж тем и хорош, что он давно бывший.
- На банкет пойдешь? – снова зашептал Левонский, ткнув меня локтем в бок.
Я задумалась, покосившись на него. Вообще, не хотела. Завтра мне на полуторасуточное дежурство заступать, хотелось бы хоть вечер воскресенья провести лежа и выспаться. Понятно, что впрок не поспать, но одно дело – обжираться за чужой счет в обществе малознакомых людей, другое – обжираться за свой счет в компании старого кота и уютного пледа. Я б предпочла второе. Сварить какао с маршмеллоу, наделать бутеров с сыром, залечь в объятиях дивана под Гарри Поттера или чего-то такого же уютного.
- Не хочу, - сказала, прикрывая зевок ладошкой. – Что я там забыла? Поеду домой, там Тимус ждет.
- Жив еще? – удивился Тимофей, кивнув головой. – Так и думал, что дворовый котенок окажется живучим.
Когда-то Тимуса подобрал именно мой муж, услышав писк из помойки. Кто-то выкинул новорожденного малыша в мусорку, как и его собратьев. Те уже умерли, а этот отчаянно боролся за свою жизнь, пища изо всех своих кошачьи сил. И ему повезло. Я тогда была очень удивлена тем, как Тимка возится с этим слепым комком, отпаивая специально купленной смесью, согревая, протирая влажным ватным диском, имитирующим язык мамы-кошки, и потом просто оставит его мне, когда надумает уйти из семьи. Хотя, какая я на тот момент семья – убитая горем полусумасшедшая женщина… Видимо, он счел, что кот способен мне помочь, хотя помощь требовалась от него. Психологическая, моральная, физическая. Но мне пришлось самой себя вытаскивать. Выйти на работу, дежурить до одури, забываться в операционной, чтобы потом снова и снова возвращаться мыслями к произошедшему и бесконечно умирать от душевной боли.
- Жив, да, - ответила я просто, глубоко вздыхая.
Память снова и снова возвращала меня в тот день, когда я осталась одна. И сейчас было больно ровно также, как и тогда.
- Тогда я провожу тебя? – Тимофей будто нарочно коснулся моей кисти пальцами, проведя ими от запястья вниз.
- Нет, - ответила я резко, даже резче, чем требовалось, и громче, отчего в нашу сторону обернулись и зашикали люди. – Не стоит, - уже гораздо тише добавила я. – Дорогу знаю, доберусь без проблем.
Мучительно хотелось повернуться всем корпусом и посмотреть на Левонского. Обвести взглядом все его лицо, каждую новую морщинку, упрямый вихор надо лбом, родинку над губой, торчавшую вверх левую бровь, но я заставила себя смотреть прямо на свои руки, дышать ровно и проигрывать в голове какую-то прилипчивую мелодию из современной попсы.
«Нет надо мной твоей власти, Завулон», - всплыла внезапно фраза из одного фильма, и я резко сглотнула комок в горле, поворачивая голову и встречаясь взглядом с карими глазами мужа. Бывшего. Моего.
Иван Иванович в среду был особенно настойчив, приглашая меня на общее собрание. За все годы, что я там работала, не припомню, чтоб он так меня зазывал, говоря, что обязательно нужно присутствовать, что чуть ли не вопрос жизни и смерти и все такое.
Пришлось отпрашиваться у заведующего отделением, Михаила Павловича Серебрякова, хирурга с большим стажем, который в очередной раз качнул головой, осуждающе цокнув языком.
- Ох, Лиза, не доведет тебя до добра твоя подработка, - высказал он мне, спустив очки на кончик носа и глядя поверх них. – Ты посмотри, на кого ты похожа!
Я глянула сверху вниз на себя, ничего нового не обнаружила и пожала плечами.
- Да все та же, Михаил Павлович, - недоуменно моргнув, я сцепила руки в замок. – Как пришла к вам сюда много лет назад, так вот и есть, ничего не изменилось.
- Скоро у тебя волосы на груди вырастут, - пророчески высказал мне в ответ мужчина. – Ты ж не женщина, Лиза, ты какой-то механический человек. Полумужик-полуробот. Тебе надо семью и детей, а не работу вторую. Что ты в старости будешь делать? Сорок кошек заведешь и с ума сойдешь?
Закатив глаза, я мысленно поморщилась. Разговоры, что мне пора бы подумать о семье, Михаил Павлович вел уже больше года. Ему самому до пенсии оставалось года два-три, и это я сейчас про пенсию по возрасту, потому что за хирургический стаж он уже давно мог бы уйти на заслуженный отдых. То ли стариковская сентиментальность, то ли желание устроить всех своих коллег в жизни накатывали на него, позволяя читать нам нотации. Нам — это коллективу. Потому что семейных среди коллег было мало, кто развелся, а кто и вовсе не женился.
- Так можно мне уйти пораньше сегодня на час? – перестав разглядывать потолок, перевела я на заведующего глаза. – Работу всю сделала, плановых разгребла, истории написала, даже на завтра выписку всю подготовила.
- Иди, - вздохнул мне в ответ мужчина. – Подумай на досуге, Лиз, я ж зла не желаю тебе. Замоталась ты, как лошадь в колхозе. Хватит, остановись.
Выйдя из кабинета, я на секунду замерла, задумавшись над словами Михаила Павловича, но потом хмыкнула сама себе и пошла в раздевалку. Вот еще, волосы на груди вырастут! Шовинизм чистой воды! Ему еще надо было добавить, что женщина – хирург и не женщина и не хирург, чтоб уж окончательно поставить точку в этом вопросе.
Сбросив хирургическую пижаму, влезла в джинсы и свитер, распустила волосы из хвоста и задумчиво уставилась на себя в зеркало, пока расчесывала их. К парикмахеру сходить, что ли. Седина стала появляться все больше, и, хотя шевелюра у меня светлая, все равно эти белые свидетельства возраста оказалось видно. Какие-то сейчас модные тенденции в окраске наверняка имеются, чтобы не мотаться в цирюльню ежемесячно. Пока водила расческой по волосам, думала о Тимофее. Так он и поселился в моих мыслях, как я его оттуда не гнала. Пришлось все же признать перед собой, что годы прошли, а заноза в сердце осталась. Наверное, другие люди в таких случаях к психологам ходят. Я нет. Не верю я, что мне могут помочь разговоры. Наверное, для меня только метод клина подходит. Надо просто с кем-то познакомиться и начать строить отношения, а не думать бесконечно, как бы могло оно все быть, если бы не… Сослагательное наклонение хорошо использовать в мыслях, чем я периодически пользовалась. Представляла, как бы все было сейчас, нашу совместную жизнь и все остальное. Правда, в последние годы все реже, но теперь, с возвращением Тимофея в город, эти размышления опять одолели меня. И спасение я видела только в работе. Пока занимаешься с пациентами, голова перестает переваривать бытовое, сосредотачивается на лечении. Это уже потом, когда можно сесть и расслабиться с кружкой чая, особенно ночью, в перерывах между спасением страждущих, начинаешь думать о перспективах и грядущем.
Зима за пару дней полностью вступила в свои права. Снег засыпал неубранные листья, посеребрил деревья, крыши домов, сделал скользкими пешеходные дорожки. В такой период я обычно старалась носить удобную обувь, давно наплевав на модные тенденции. Где мода и где комфорт! Абсолютно разные вещи. Старею, наверное. Помнится, в студенческие годы каблуки в тринадцать сантиметров не казались мне такими уж ужасными, носилась на них как сайгак, между парами, а сейчас я даже стоять в них вряд ли смогу.
- Постарела ты, Лизка, и душой и телом, - проворчала я, посмотревшись в зеркало заднего вида, пока мазала губы гигиенической помадой.
Выехав на дорогу, сдержала порыв поругать коммунальщиков, понимая, что и в самом деле ворчу, как бабка, вместо этого переключила волну на популярную музыку и постаралась настроиться на позитивный ритм, подпевая не в такт и кивая головой. Что там хочет сообщить Иван Иваныч, меня не особо заботило. Вернее, как-то отдаленно, наверное, касалось, все ж я сотрудник клиники, хоть и редкий гость в ней. Скажут сейчас, что расторгаем мы с вами, голубушка, договор, идите восвояси, и придется мне последовать совету Михаила Павловича. Куплю спицы, начну теплые носки вязать всем подряд, так и проведу зиму.
Припарковавшись у жилого дома, в котором располагалась наша стоматология, я вышла, поставила машину на сигнализацию и направилась быстрым шагом внутрь здания. Несмотря на то, что пальто я сменила на пуховик, натянула шапку и зимние ботинки, ветер сумел-таки пробраться к телу, неприятно продрав по коже ознобом.
- Здравствуйте, Елизавета Сергеевна, а собрание уже началось, вас не дождались, - выглянула из-за стойки регистрации администратор Елена, приятная девушка модельной внешности.
Вопросов ни у кого не имелось. Все просто оказались ошарашены такой новостью, никто и подумать не мог, что клиника, просуществовавшая более десяти лет, окажется закрыта, а вместо нее появится очередная губонадувательная станция. Большая часть сотрудников жила рядом с работой, им ездить куда-то в центр совершенно не выгодно, поэтому у каждого в голове сейчас имелся совершеннейший сумбур относительно дальнейшей жизни. Как и у меня. Хоть я и не являлась штатным врачом, но очень неприятно узнавать подобное из уст нового начальства. Кстати, я думала, что им окажется мой бывший муженек. Удивил так удивил. Интересно, что ж такого он тогда мне хотел сообщить на конференции?
- Елизавета Сергеевна, у меня для вас персональное предложение, - внезапно повернулся ко мне новый начальник. – Могу я предложить вам пройти в кабинет главного врача? Обсудим.
- Да, конечно, - отозвалась я ровным тоном.
Вот сейчас, Лизка, скажут тебе, что пора и честь знать, выплатят за три месяца и отправят на вольные хлеба. Как пить дать.
Мы прошли в крошечный кабинетик Ивана Ивановича, который он совмещал частично со складом, частично с менеджером по закупкам. Евгений Григорьевич предложил мне сесть на стул возле стены, сам устроился в кресле главного, затем внимательно посмотрел на меня пронизывающим взглядом. Не человек, а рентгеновская машина, все кишочки мои просветил, похоже.
- Я слушаю вас, - ровным тоном произнесла я, не отводя взгляд.
Ну а что, ему можно, а мне нет? Я-то в кишки в буквальном смысле гляжу, могу и прополоскать при желании.
- Вы ценный специалист клиники, - начало новое начальство.
Я даже приосанилась. О как! Да, я такая! А еще красивая, умная и скромная.
- Мы планируем запуск нового формата лечебного учреждения, - продолжил мужчина. – Хотим лицензировать челюстно-лицевую хирургию. В вашем городе нет таких клиник. Это будет многопрофильный стационар с терапевтическими и хирургическими койками и амбулаторной помощью. Для ЧЛХ мы хотим сделать отдельную операционную с микроскопом, полным набором всех возможных новинок, чтобы проведение операций было комфортным не только для пациента, но и для персонала. В регионе очень мало проводится операций в плане ортогнатии, в то время как в мире, да и в остальной части России они востребованны. Люди хотят красивые лица, а одной пластической хирургией этого не добиться, необходимо вмешательство на челюстных костях. В общем, совершенно новая отрасль. Нужен врач. А лучше несколько. Команда. В этой команде будут хирурги, ортопеды и ортодонты. Вам также придется пройти дополнительную учебу по пластической хирургии, чтобы ни у кого не возникало вопросов. Это все за счет клиники, разумеется.
- Разумеется, - прошептала ошарашенно я.
Никогда не думала уйти полностью в частную медицину. Где я и где все эти лощеные товарищи в белом. А как же мои алкаши и наркоманы, кто их будет лечить?
Видя сомнения, Евгений Григорьевич сузил глаза, разглядывая мое лицо, затем взял бумажку и написал на ней цифру со многими нулями.
- Начнем с этой суммы зарплаты, пожалуй, - сказал он. – В месяц. Это стартовая, поэтому вы не думайте, что все так и останется. Чем больше будет у вас пациентов, тем больше будет сумма. Для начала, пока мы раскрутим заведение, такая зарплата, затем увеличим ее. Появится процент от заработанного к окладу. Будем привлекать пациентов из других городов, из центральной России. В Москве, как вы знаете, стоимость операции может выходить за пределы нескольких миллионов, а у нас это будет дешевле. Москвичи с удовольствием будут пользоваться возможностью. Я думаю, дело у нас пойдет. Реклама, как известно, двигатель торговли.
- Здоровьем, - хрипло ответила я.
- И красотой, - кивнул он в ответ. – В нашем депрессивном регионе часть людей думает только о том, как бы выжить, им не до подобных операций. Наша клиника не для них. Такие никогда даже просто брекеты носить не станут, им бы штампованную коронку или съемник. Мы ориентируемся на других людей, будем привлекать их, тем более что есть потенциал. В город вернулся ваш муж, он толковый ортопед. Я уже беседовал с ним, он согласен возглавить направление ортопедической стоматологии, уже разработана стратегия на ближайшие месяцы. Осталось определиться с хирургами. Надеюсь, тот факт, что вы разведены с Левонским, не повлияет на решение работать у нас.
Уел. А я уже думала отказаться, едва услышав, что Тимофей тоже на этого монстра станет работать. Вот, видимо, какая новость у него была припрятана. Что ж, Лиза, сама виновата, надо было слушать бывшего, а не бежать волосы назад с конференции.
- Сколько времени у меня будет подумать? – не понимая, как мне быть, я решила взять тайм-аут и посоветоваться с мамой.
- Давайте до субботы. Вот мой номер, - протянув визитку, мужчина сложил руки на столе, внимательно глядя на мою реакцию. – Позвоните в любом случае. Если вы решите отказаться, то я приму советы относительно других кандидатур. Если все же ответите согласием, то подумайте, кого бы хотели видеть еще в команде из хирургов.
- Спасибо, - я сунула картонный прямоугольник в карман джинсов, поднялась и кивнула, прощаясь. – До свидания.
******
Моя мама, Элеонора Викторовна Городецкая, была дамой с характером. Я б даже назвала это металлическим стержнем. Всю жизнь она проработала оперирующим врачом-гинекологом, много дежурила, моталась по командировкам, будучи заведующей, спасала женщин и их будущих детей, а не так давно, год или полтора назад, решила сменить сферу деятельности и уйти в частную клинику рядовым врачом на прием. Никаких тебе дежурств, экстренных пациентов и головной боли. Это она мне так сказала, когда принимала решение. Честно говоря, мне тогда показалось странным, что она решила так резко все бросить, но, с другой стороны, возраст в шестьдесят три года давал о себе знать, она не так давно заменила хрусталики, жаловалась, что стала уставать больше, и я ее поддержала в таком непростом моменте.
В тот день я решила остаться ночевать у мамы. Мы с ней допили бутылку коньяка, потом я лежала у нее на коленях головой, а она перебирала мои волосы, зарываясь в них пальцами и пропуская между них пряди, легонько касаясь щеки или уха.
- Бедовая ты у меня, Лизка, - вздохнула тихонько мама, - столько шансов было, а все упущены.
- Дура потому что, наверное, - отозвалась я, теснее вдавливаясь в ее пахнувшие почему-то свежими булочками колени. – Другая бы замуж вышла сто раз, а я вот… Не могу я, мам. Как вспомню вечер, когда Тима ушел, как мне плохо было, так и отрезвляет. Не хочу больше. Ты ж вон тоже после папы так и живешь одна. А к тебе там сто процентов кто-нибудь да подкатывал. Ты ж у меня огонь просто.
- Угу, огонь, - усмехнулась мамуля, - как я в наш дом кого-то приведу? После папы. Тут же все им сделано, каждый гвоздик, каждая полочка. И чужой мужик. Нет уж.
- Может, тебе самой можно будет уйти? – усаживаясь ровно, я посмотрела ей в глаза, видя отблески старого горя. – Ну, встречаться ж никто не запрещает на нейтральной территории. Просто не водить сюда. Или хочешь, давай ремонт сделаем? Поменяем все напрочь.
- Нет, Лиз! – резко отозвалась мама, даже как будто отшатнувшись от меня и глядя серьезно своими большими серыми глазами. – Ты что, я не представляю пока, как… Не готова я, в общем. Похоже, какая дочь, такая и мать, обе дуры.
Мы засмеялись от этой нелепости, два врача высшей категории, две несчастных женщины – и дуры. Наверное, такое только с нами может быть.
- Ничего, мам, прорвемся как-нибудь. Выживем.
- В крайнем случае – из ума, - хохотнула она в ответ, поднимаясь. – Так, Лизка, иди в душ, я пока приготовлю ужин, пожрем, да спать. Тебе завтра на работу, мне тоже, потом на пенсии будем слезы лить о своей горькой судьбинушке, пока нам некогда.
В своей бывшей комнате я долго пялилась на желтый круг света от старого светильника, прикрепленного над кроватью. Здесь, в этой квартире и в самом деле все оказалось пронизано воспоминаниями. Не знаю, как мама живет тут все эти годы, она ж даже папины вещи никому не отдала, так и лежат в шкафу в их спальне и в прихожей, будто хозяин ненадолго вышел и вскоре вернется. Старый зонтик-трость, с которым папа встречал меня из школы, стоял за дверью, ботинки со скошенными каблуками покоились на своем месте в углу, шарф все еще хранил запах одеколона папы… Не квартира, а музей. Я потому и поменяла место жительства, затеяв продажу ипотечной квартиры и беря потом новую в совершенно другом районе, чтобы не вспоминать и не зависеть от флешбеков после горя и развода с мужем.
Когда Тимофей бросил меня, я слонялась и угла в угол, рыдая и задавая себе вопросы, на которые не находилось ответов. Просто потому что. Наш брак не выдержал испытаний, это не как в церковном обряде, когда обещают любить друг друга, пока смерть не разлучит их. У нас все треснуло и развалилось, да так, что не склеить. И сейчас мне было неприятно видеть этого человека, по которому я плакала многие месяцы, представляя, как он, уйдя от меня, обрел счастье в новой семье. Едва мне удалось задвинуть его в дальний угол памяти, перестать представлять, как оно могло бы быть, как он появился, словно черт из табакерки. Может, мне следовало поменять фамилию тогда обратно на девичью? Стать Городецкой, как папа с мамой? Сейчас смысла не было об этом размышлять, будет более чем странно, если я спустя десять лет после развода вдруг решу это сделать. Тем более, мои пациенты меня знают как Левонскую.
Сегодня память моя дала слабину. Я снова вернулась в те дни, когда мы были счастливы. Когда нас было трое. Я, Тимофей и Алиса. Наша маленькая дочь, которую мы потеряли. В этом году ей бы исполнилось одиннадцать лет. Тридцать первого декабря. А пятого декабря будет десять лет, как ее нет с нами.
Это было мучительнее всего, остаться в квартире, где вещи моей малышки, хранящие ее запах, лежали на своих местах, а ее не было. Ее игрушки со следами от зубов, ее детские косметические средства. И вместо поддержки от мужа я тогда получила удар от него. Он просто ушел. Просто бросил меня, воющую от горя, в самый ужасный период жизни. Такое не прощают. Мама говорит, ему тоже было сложно, его тоже надо было поддерживать, но я не понимаю, каким образом, если сразу после похорон он уехал к своим родителям и появился только для того, чтобы забрать вещи.
Повернувшись носом в подушку, я задышала часто и шумно, пытаясь не дать прорваться слезам. Горло сдавил спазм, который возникал всякий раз, как я думала о дочери, представляя ее живой. Мою маленькую малышку, ушедшую в одиннадцать месяцев от меня, после чего от сердца остались только лохмотья.
Нет, Тимофей не достоин прощения. Мы с ним параллельные прямые, просто носящие одну фамилию. Фамилию, которая прописана на могильном камне моей Алисы.
******
- Коллеги! – Евгений Григорьевич, поднявшись с места, кашлянул, глядя на нас всех, собравшихся в большом конференц-зале и рассевшихся на удобных стульях нежного салатового цвета. – Приветствую всех в стенах нашей клиники. Сегодня мы торжественно открываем двери для пациентов, которые, уверен, останутся довольны и условиями, и медицинской помощью, что мы им тут будем создавать. Я сознательно не использую слово «услуги», оно является триггером для многих из вас, пришедших из государственных больниц, но я уверен, что здесь вы узнаете, наконец, что такое уважаемый доктор, которого ценят и руководство, и пациенты. Долго вас задерживать не стану, уверен, каждому хочется оценить новое рабочее место, успеть насладиться видом из окон, а также выпить кофе из наших кофемашин, установленных специально для вас в зонах отдыха.
К пятнице мы с Натальей выяснили, что оперировать в комфортных условиях с полным наличием всевозможного инструментария и оборудования, а также лаборатории, которая могла дать ответ на вопрос, злокачественное ли новообразование у пациента или нет буквально в считанные минуты – это несравнимое ни с чем удовольствие. Наверное, мы с ней две маньячки просто, получающие глоток адреналина от работы.
Парни из соседнего отдела, Николай и Всеволод, оказались весьма вменяемыми ребятами, готовыми прийти на помощь в разных вопросах. Мне стало казаться, что Николай имеет на меня какие-то виды, так как в моменты совместных чаепитий он старался присесть рядом, поухаживать за мной, ненароком коснуться руки или ноги, улыбнуться лучезарно, так, что волей-неволей сердце делало кульбит. Приятно, когда в твои тридцать девять на тебя обращает внимание молодой парень, которому недавно стукнуло тридцать три. Возраст Христа, как говорят. И в этом вот своем малолетстве данный товарищ оказался не только не женат, но и полностью свободен от всяческих отношений. Всеволод же, напротив, имел семью и двух ребятишек, один из которых должен был пойти в первый класс, а второй отметить годик в феврале. Оба хирурга переехали по приглашению к нам из Новосибирска, откуда и Тимофей. Они оказались знакомы между собой, и у меня вызывал недоумение факт ухаживания за собой от человека, который знаком с моим бывшим мужем. В общем, скучно мне не было.
Михаил Петрович, заведующий отделением на моей прошлой работе, оказался ошарашен заявлением об увольнении, которое я ему вывалила словно снег на голову, едва приняв решение о переходе в новую клинику. Он даже поначалу отказывался его подписывать, убеждая меня, что частная медицина и государственная не имеют ничего общего. И сейчас я пока убеждалась, что так оно и есть. Небо и земля. Будто я в другой стране работаю врачом, а не в родном городе.
- Пирожное? – подтолкнул ко мне коробочку с лакомством объект недавних раздумий, растягивая губы в улыбке.
- Я растолстею и перестану влезать в операционную, - пробурчала я ему в ответ, однако подношение благосклонно приняла и впилась зубами в сочную шоколадную мякоть, растекшуюся по языку невероятным вкусом. – Ммм, это божественно! – пробормотала я, закатывая глаза. – Все удовольствия в мире созданы из еды.
- Ну я б поспорил, - усмехнулся Коля, глядя, как я лопаю пирожное. – Что ты делаешь по вечерам обычно?
- Спроси ты меня об этом месяц назад, я б ответила, что либо сплю, либо работаю, а теперь трудно сказать. Недавно вот начала читать Достоевского. Всегда мечтала перечитать «Преступление и наказание», оценить на пороге сорокалетия роман, который в школе вызывал такое отторжение, и вот теперь поражена стилем и красочными описаниями. Федор Михалыч просто мастер высокого слога. А ты?
- А я изучаю город, гуляю по улицам, зашел вот в театр ваш, там как раз недавно новый сезон начался, есть премьерные спектакли. Не хочешь сходить со мной? Скажем, в воскресенье?
Внутри меня вместе с шоколадным вкусом разлилось щекочущее ощущение, давно забытое за ненадобностью, когда красивый одноклассник пригласил в кино.
- Я похожа на ту, что посещает театры? – выгнула я бровь, но потом решила не выпендриваться. – Конечно, хочу, я сто лет не была там! Последний раз лет шесть назад, когда… Давно, в общем.
Запинка была вызвана тем, что я вспомнила свое последнее посещение театра. Это было с папой. Он зачем-то купил билеты на детский спектакль новогодний, и мы с ним ходили вдвоем, сидели в третьем ряду в окружении школьников, мне было тепло и уютно, и сейчас стало немного грустно, что папы нет, и никто больше не приглашал меня никуда.
- Тогда я жду от тебя адрес в смс, куда мне заехать за тобой, - Николай улыбнулся, изогнув свои красивые губы, а затем поднялся. – Ладно, мне пора в операционную, мы ж с вами соревнуемся, да? Задавим сиськами члхашников, пусть знают, кто тут самые крутые хирурги!
— Вот еще! – фыркнула я ему в спину. – Ваши сиськи против челюстей не выстоят!
Оставшись в одиночестве в дежурке и включив телефон, я написала свой адрес, помедлила немного и отправила в мессенджере Николаю. В конце концов, я свободная женщина, и присутствие бывшего мужа на другом этаже этой клиники ничего не значит. Вообще.
Я старалась не выходить за пределы отделения, чтобы ненароком не встретиться с ним, а он сознательно избегал подниматься к нам. Да и незачем востребованному ортопеду-стоматологу, к которому очередь из пациентов расписали на три месяца вперед, гулять по стенам данного заведения. Сидит и работает. Если возникнут какие-то вопросы, он их задаст Наталье. Но к его услугам еще и штат хирургов-стоматологов, так что мы вообще еще параллельнее, чем были. Осталось только как-то избежать его на корпоративе, который владельцы клиники решили устроить в честь открытия заведения, разослав приглашения всем сотрудникам по почте. Наверное, будет странно, если я откажусь. Поэтому придется идти. И даже больше того, я хотела пойти. Хватит вести затворническую жизнь, я еще молода, привлекательна, способна к деторождению и даже могу себе позволить быть счастливой.
******
Понедельник, хоть и не был пятницей, тринадцатого, но начался также паршиво. Во-первых, я накануне чем-то отравилась и в театр пойти не смогла, так как просидела в туалете с утра и почти до самой ночи. Самое удивительное, что ничего лишнего в мой рот не падало, скорее, наоборот.
Во всем виноваты клятые пирожные, мрачно решила я, глядя на себя утром в зеркало и понимая, что если в восемнадцать можно не спать всю ночь и выглядеть сказочной феей, то в тридцать девять можно спать всю ночь и выглядеть сказочным троллем. Шрек на минималках, так сказать. Лицо такое же зеленое, под глазами мешки, губы сухие, а волосы всклокочены и косплеят воронье гнездо.
В голове словно развернулась пантомима немого кино – вот она (я) бежит к нему, падает, обхватывая ноги и поднимает вверх бледное заплаканное лицо. Наверное, так нужно было поступить любой мало-мальски порядочной бывшей жене.
Но я ж не порядочная. Хотя внутри изрядно колыхнулось при виде окровавленной физиономии Тимофея.
- Привет, - приближаясь к нему с чисто профессиональным интересом, я подмечала все травмы, что получил мой бывший муженек – отек, гематомы, кривой до безобразия нос, разбитые губы.
Он что, бежал от чьего-то мужа и неудачно вписался в дверь?
- Привет, - еле слышно отозвался Тимофей. – Ты, конечно, не опаздываешь на работу, но я заждался.
- И напрасно, - сухо ответила ему, доставая перчатки из стерильного пакета и смотровой набор из ультразвукового шкафа. – Наташа сказала, что она тебе предлагала помощь.
Левонский попытался улыбнуться, однако, у него получилось плохо, улыбка вышла кривая, больше похожая на саркастический оскал, которым он одарил меня из-под нахмуренных бровей.
- Не могу ж я подпустить к себе левую бабу! – возмущенно прошипел он, стараясь меньше шевелить запекшимися от крови губами.
- Смею напомнить, что я тоже левая баба, - холодно отозвавшись, я положила руки ему на лицо, ощупывая кости и мягкие ткани. – Почему сразу на КТ не пошел?
- Потому что еще непонятно, что ты скажешь. Может, у меня все хорошо.
- У тебя как минимум сломан нос. Как максимум, может быть перелом орбиты, так как есть воздух в тканях. Передняя стенка пазухи в хлам, и стоит надеяться, что только она, а не глазница. Зуб один вывихнут. Что с тобой случилось?
Честно говоря, я не собиралась задавать этот вопрос. Конечно, мне было любопытно, но не до такой степени, чтобы разговаривать лишние минуты с бывшим. Чем быстрее он уберется отсюда, тем лучше.
- Нижняя челюсть визуально цела, однако, это ничего не значит, - припечатала я, глядя на прикус. – Смещение есть по центральной линии, и отстает головка сустава, но было у тебя так или нет, я не знаю. Поэтому надо делать КТ черепа и смотреть, что еще сломано. Нос мы можем поправить и здесь, а если оперировать нужно будет, то только через начальство, Тима.
Короткое имя машинально сорвалось с губ, и я поморщилась от самой себя. – зарекалась же только официальное обращение, а еще лучше, если вообще без всяких контактов.
- Да ехал сегодня, никого не трогал, - буркнул он в ответ, сплевывая кровавый сгусток в лоток, - снежок, красота, спокойствие. Улицы пустые. Вдруг откуда ни возьмись дед на бешеной таратайке как выскочит и прямо под меня. А у меня ж крузак, я б его к ебеням наглухо в этом запорожце! Пришлось тормозить, машина в занос, шарахнула в остановку, благо, людей на ней не оказалось. Подушка сработала. Короче, блядь, я такой вот весь красавец и пришел сюда пешком. Утро, на ресепшен эта администраторша с глазами оленя, да Наташка ваша, стоят, лясы точат. И я – здрасте, я ваша тетя! Вылупились обе, как привидение увидели. К кому мне было обращаться, чтоб КТ сделать? Щас вот пойду, как ты напишешь, что надо. И это… Нос мне поправь, а?
- После КТ, Тимофей, не раньше, - холодно отозвалась я, стягивая с треском перчатки и бросая их в урну с вставленным желтым пакетом. – Мне тоже надо понимать, какой масштаб действий будет.
- Хватит ненавидеть меня, Лиз, - поднявшись с кресла, мужчина навис надо мной всей своей бугайской массой. – Ну сколько лет прошло?
- Десять. И я не ненавижу тебя, я просто пытаюсь жить свою жизнь. Без тебя. И не хочу никаких контактов.
Наверное, голосу моему могла бы позавидовать сама Снежная королева. Тон, достойный ее. Колкий и ледяной. И взгляд такой же.
Я постаралась вложить в него всю свою наработанную годами равнодушность, хотя внутри все пылало – рядом с Тимофеем, в окружении аромата его туалетной воды и тепла тела мое собственное, похоже, предало меня, так как сердце забилось с сумасшедшей скоростью, разгоняя адреналин по венам, дыхание участилось, а кончики пальцев закололо от желания прикоснуться к нему еще раз. Овуляция, что ли? Чего я так на этого самца отреагировала? Он просто один из. Десять лет не должны были пройти мимо, я его забыла. По крайней мере, сейчас я очень хотела себя в этом убедить.
- У меня сегодня полная запись, а я с такой рожей, - пробубнил он растерянно. – И завтра, похоже, тоже.
- Я б на твоем месте начала с КТ все же. Чем гадать, какая рожа будет у тебя завтра, сходи и просвети свой череп, вдруг обнаружится что интересное.
Хотелось съязвить, что у него могут внезапно найти мозг, но я сдержала готовые сорваться с губ злые слова. Вот уж чем, а серым веществом этот товарищ обижен точно не был. Закончил вуз в пятёрке лучших, с красным дипломом, в котором красовалась одна четверка по философии. А все потому, что нечего было ерничать с преподавателем и доказывать ему свою точку зрения, отличную от транслируемой студентам. Тимофей тогда принципиально не стал пересдавать эту оценку, говоря, что она останется доказательством, что он был прав, а так бы диплом оказался краснее красного.
- У тебя сегодня операции? – уже у входа уточнил мужчина, оглянувшись.
- Конечно, я ж за этим сюда перешла работать, - хмыкнула в ответ ехидно. - Поэтому, как сделаешь КТ, пришли мне на почту, я спущусь и посмотрю, а потом будем решать, что с тобой делать.
Тимофей ждал меня в коридоре у смотрового кабинета. Он стоял, сунув руки в карманы, спиной ко мне и смотрел в окно на бесконечный снегопад. Силуэт в белом казался статуей, образчиком идеальной мужской фигуры. Наверное, им можно было любоваться, не будь это мой бывший. Бывшими не любуются.
Но сердце против воли снова булькнуло, похоже, совершенно не согласное с головой. Я шла, негромко стуча резиновыми тапками, по выложенному плиткой полу, размеренно дыша и стараясь не выдать волнения. Надеюсь, у него там ничего, кроме сломанного носа, не обнаружится.
Услышав меня, Тимофей медленно повернул голову и смотрел долго, не отрываясь, как я приближаюсь, чем окончательно смутил. Я не видела его столько лет, старалась забыть, вычеркнуть из жизни, но стоило ему появится, как у меня опять екает сердце и поднимаются волоски на загривке – нелепая реакция, которая случалась постоянно с момента первого взгляда, когда мы поступали в вуз и оказались сидящими рядом на экзамене по биологии. Он также смотрел с соседней парты, когда выполнил свое задание, а я едва не провалилась из-за этого, написав какую-то ерунду. Благо, что у меня хватило ума перечитать и исправить. Письменный вступительный экзамен – это настоящая каторга для студента. Надеюсь, тот, кто это придумал, будет жариться в аду до скончания дней.
Сжав в кармане телефон, я сделала глубокий вдох и приблизилась.
- Готово? – вложив максимальной сухости в голос, я поджала губы и задрала подбородок вверх, встречаясь взглядом с глазами цвета темного шоколада.
Или виски, как пела Ветлицкая. В свое время это казалось таким романтичным, что у моего мужа глаза цвета виски. Бывшего мужа.
- Да, - ответил он, протягивая мне диск. – Ничего серьезного, к счастью. Нос и передняя стенка пазухи, все как ты и говорила. Заживет, как на собаке.
- До свадьбы, - брякнула я мрачно.
- Или до свадьбы, да! – внезапно он попытался улыбнуться разбитыми губами, но поморщился. – Пойдем уже, страсть как хочется стать твоим пациентом. На всякий случай в туалет сходил, чтобы не оконфузиться от великой радости. Вы ж, члхашники, как гестапо. Помню, как мне шинировали сломанную челюсть, чуть не обоссался. От радости, разумеется.
Я тоже это помнила. Случилось все на третьем курсе, когда нас перед Новым годом зачем-то понесло в бар. Мы были пьяные, влюбленные и счастливые, плясали под музыку, но кому-то, видимо, просто не понравились. Парни сначала приставали ко мне, потом задирали Тимофея, потом случилась драка, которую разнимать приехал наряд ППС, а уже потом мы уехали в дежурную больницу, где мой будущий на тот момент заведующий, а тогда дежурный врач, лечил Тимке перелом угла челюсти. Благо, что не пришлось оперировать, да и зажило как на собаке, но пришлось месяц мучиться с протертой едой. Похудел он тогда изрядно, это сейчас раскабанел, видимо, дружит со штангой. Видела я таких качков в зале, когда время от времени туда ходила. Давно, кстати, не была, надо возобновить абонемент.
Покосившись на мощный загорелый бицепс Левонского, я первой вошла в смотровой и направилась к ноутбуку, открывая дисковод и вкладывая в него диск с исследованием. Вообще, в ближайшее время обещали объединить базы по всей клинике, нам станут доступны все документы пациентов, а пока приходилось ждать загрузки.
Ноутбук поиздавал задумчивые звуки, после чего начал загружать специальную программу и наконец выдал мне череп Тимофея. В глаза сразу бросалась сломанная передняя стенка пазухи. К счастью, хоть перелом и был оскольчатым, никуда он не переходил, глазница оказалась цела. А вот с носом товарищу не повезло. Смещение оказалось приличным, тут придется вмешаться.
- Может, все ж Наташе доверимся? – повернула я голову на стоявшего за моей спиной Тимофея. – Мы с тобой бывшие родственники, это плохая примета.
- Я не верю в приметы, Лиз, - ответил мне мужчина. – Поэтому давай быстрее закончим. Ты ж мне хоть немного обезболишь? Если что, аллергии у меня нет, заболеваний никаких тоже, здоров как бык.
- Могу позвать Владимира Аркадьевича, он тебе маску даст подышать, чтобы уж наверняка ничего не почувствовал, - предложила я, поднимаясь и подходя к ультрафиолетовой камере, где хранились стерильные инструменты.
- Нет, - качнул он головой, усаживаясь в кресло и кладя голову на подлокотник. – Мне еще работать сегодня, не забывай, а после маски я буду как зомби. Голова свежая нужна, у меня виниры. Не для того человек пол-ляма заплатил, чтобы видеть неадекватного врача.
- Ну да, действительно, - не стала спорить я.
И в самом деле, зачем я ему еще и наркоз предлагаю, и так нормально будет. Процедура быстрая, хотя и болезненная.
Приготовив все необходимое, я ввела Тимофею анестетик и прижала пальцем кровоточащее место. К чести бывшего, он даже не поморщился, хотя челюсть стиснул.
- Я тебе сделаю гипс после репозиции, - пояснила я. – Иначе процедура будет неэффективной. Придется тебе несколько дней ходить так. Спорт исключить, алкоголь, нагрузки. Желательно б и не работать, а то ты ж сидишь головой во рту у пациента.
- Я давно уже работаю по законам эргономики, Лиз, - глухо отозвался он. – Иначе спина вообще умрет. Итак пришлось грыжу межпозвоночную прооперировать четыре года назад, потом вот в спортзал пошел, чтобы вес снизить и мышцы спины накачать. Врач сказал, в моем случае только ежедневные упражнения предотвратят новую грыжу. Ладно, ты мне зубы не заговаривай, давай уже делай свою работу.
К моему великому счастью, отвечать Тимофею не пришлось, у него зазвонил телефон, и пока он разговаривал, я быстренько ретировалась. Вот еще, целовать меня он собрался!
Идея работать вместе сейчас начала мне казаться еще хуже, чем было изначально. Если раньше я предполагала, что смогу максимально дистанцироваться, то сейчас стало понятно, что не смогу. Даже если не брать во внимание тот факт, что травмы не случаются ежедневно, то поведение бывшего ясно давало понять, что он готов к продолжению отношений, хотя это удивляло больше всего.
Ведь это не я его бросила, а он. Просто ушел от меня, собрав вещи и сказав, что не может больше быть вместе. Наверное, в его картинке семьи не имелось плачущей бесконечно жены и погибшего ребенка.
Когда-то мне сказали, что чувство острого горя пройдет и настанет период тихой грусти. Когда можно будет вспоминать мою малышку, смотреть ее фото, думать о ней без слепящей боли. Но я и сейчас, спустя эти бесконечные десять лет, плакала при мысли о ней. Чужие дети примерно подходящего возраста всегда мне напоминали о дочери, и я думала, что вот такой бы она была сейчас, вот так же бы скакала рядом со мной, вредничала или, наоборот, ластилась. Я бы заплетала ей косички в школу, волновалась, когда она задерживалась, ругала за двойки…
Резко втянув ноздрями воздух, я затормозила перед дверьми ординаторской, успокаиваясь и входя внутрь.
Наташа и Владимир Аркадьевич пили кофе, болтая за столом. Они так низко склонили друг к другу свои головы, что казалось, будто сейчас поцелуются.
- Ой! – вздогнула моя коллега, перестав смеяться. – Ну как там твой муж? Жив?
- И даже относительно здоров, - вздохнула я.
- Вы разве не в разводе? – полюбопытствовал анестезиолог, откидываясь на спинку стула и манерно оттопыривая мизинец от чашки, из которой пил ароматный латте.
- В разводе, - я кивнула и направилась к своему столу, запуская лептоп. – Это Наташа у нас юмористка, моего однофамильца до сих пор называет действующим супругом. А мы уже много лет как чужие. Владимир Аркадьевич, раз уж вы в курсе всех сплетен, то каким образом у нас будут дежурства распределяться между персоналом во время корпоратива? Я вот как раз в воскресенье дежурю, может это быть официальным поводом не посещать мероприятие? Не люблю эти сборища.
- Нет, душечка, - миролюбиво хмыкнул мужчина, глядя на меня поверх очков. – А ты думаешь, почему три дня решили праздновать? Вот как раз поэтому. Чтобы все успели побывать на мероприятии. Руководство клиники заботится о своих сотрудниках. По секрету скажу, что они приготовили нам бонусы, которыми будут награждать каждый месяц особо отличившихся. В каждом отделении окажется свой везунчик.
- Я прям в какой-то рай попала, - пробурчала я в ответ, усаживаясь за стол и погружаясь в историю болезни пациентки, которую предстояло оперировать завтра.
Надо еще раз просмотреть все анализы, продумать план, прокрутить в голове все, что может пойти не так. Наверное, работа хирурга – это как игра в шахматы, где каждый ход известен, но, чтобы все пошло как по маслу, надо знать заранее, куда двинуть фигуру. И чтобы не проиграть, тоже.
Я настолько увлеклась своим занятием, что не заметила, как открылась дверь.
- Всем доброго дня! – прогудел голос Тимофея, и я волей-неволей отвлеклась, с изумлением глядя, как он волочет в мою сторону огромный букет кроваво-красных роз. – Елизавета Сергеевна, позвольте поблагодарить вас за помощь! – прогнусавил он надо мной и вручил букет, от тяжести которого мгновенно заломило руки. – Раз уж вы поцелуями не принимаете.
В ординаторской повисла тишина. Наташа и Владимир Аркадьевич глядели на разыгравшуюся перед их глазами сцену, я просто была в ступоре от подобного поступка, а Тимофей просто упивался вниманием, вампир недоделанный!
- Спасибо, не стоило, - наконец, пробормотала я, оглядываясь в поисках подходящей посудины, в которую можно было воткнуть цветы.
Таковой в поле зрения не оказалось, и я вздохнула. Вот же демоны, а! Где был мой мозг, когда я согласилась на предложение Евгения Григорьевича работать тут? Ведь подсказывала ж интуиция, что просто не будет, вот вам, Лизавета Сергевна, получите и распишитесь.
Пока я торчу, как столб в пустыне, хлопая глазами, Тимофей здоровается за руку с Владимиром Аркадьевичем, а затем ретируется, оставляя меня с чертовым букетом и кучей сумбурных мыслей в голове.
- Однофамильцы, говорите? – хмыкает насмешливо анестезиолог. – Странный выбор букета для благодарности.
- Красивый, - возражает ему Наташа, подходя ко мне и нюхая цветы. – А пахнут как, с ума сойти! Лиз, ты попроси вазу у старшей, должны быть у нее в закромах.
Всучив ей букет, чтоб могла как следует насладиться ароматом, я несусь в сторону кабинета старшей медсестры. Она у нас одна на два отделения, наше и пластической хирургии, и по пути едва не сшибаю с ног идущего Николая.
- Ого, у нас пожар? – он поймал меня за плечи и взглянул сверху вниз, растягивая губы в улыбке. – Куда ты так спешишь? Никак, ко мне, чтобы пригласить на свидание? Реабилитироваться за динамо хочешь?
- Ага, бегу и падаю, - саркастически прошипела я, высвобождаясь, но потом резко выдохнула и осадила себя – Коля не виноват в явлении Тимофея народу. – Нет, не к тебе. Мне срочно нужна ваза.
- Как фильм? – мы вышли из полутемного зала в ярко освещенный коридор в толпе людей, и я, словно мамонтенок, чтобы не потерять Николая из виду, на всякий случай старалась держаться рядом.
- Честно говоря, ожидал большего, - хмыкнул он. – Но я такой себе критик. Хотелось бы больше развития второстепенных линий. Я читал книгу, мне показалось, что будто немного не те эмоции, что я ожидал. Но у меня и с первой частью было аналогично. Не хватило чего-то как будто. Хотя и зрелищность, и игра актеров – все на высоте.
Мы вышли из длинного коридора в большой торговый зал, и я немного прищурилась, привыкая к ослепляющему свету огромных ламп под потолком.
- Перекусим? Тут на первом этаже приличное кафе есть, там помимо шикарного кофе еще очень вкусная выпечка и вообще меню. Я здесь уже был один раз, когда гулял в одиночестве, изучая город.
Николай улыбнулся, пытаясь сгладить свое недовольство фильмом, и я согласно кивнула, оглядываясь. Сто лет вот так попусту нигде не шаталась. Оказывается, столько мест в городе новых и интересных. В этом торговом центре я вообще не была ни разу, хотя его построили года два как. И людей много. А говорят, что в стране низкие зарплаты и безработица. Что-то все эти праздношатающиеся граждане мало похожи на нуждающихся. Скорее наоборот.
Мы вошли в кафе и сели за столик. Тут же подскочил официант с меню, и я уставилась в него, читая названия блюд.
- Закажу пасту с морепродуктами, - Николай быстро определился с выбором, а я все листала задумчиво буклет, разглядывая яркие картинки.
Фишка заведения была в том, что они все делали с вафлями. Я так понимала, что они были всякими, на любой вкус, и мне захотелось попробовать все.
- Наверное, присоединюсь к твоему выбору. И буду еще венскую вафлю, люблю сладкое.
- По тебе не скажешь, - улыбаясь, ответил мужчина. – В моем прежнем окружении девчонки клевали салат и пили зеленый чай, заботясь о фигуре.
- Поверь мне, я тоже забочусь, - хмыкнула я. – Это моя первая еда за день, и если моя фигура не поест сейчас, то тебе придется волочь труп в сторону кладбища. А поскольку зима, то просто так ты его не спрячешь. Поэтому будем есть все, что принесут, возможно, что и не по одному разу.
Довольно рассмеявшись, Коля откинулся на спинку стула и положил ладони на стол. Невольно я покосилась на его руки, отметив ухоженные пальцы с аккуратными ногтями, дорогие часы, выглядывающие из-под рукава рубашки. Что меня поразило, этот мужчина любил костюмы, и они на нем смотрелись просто потрясающе.
Мой бывший муж предпочитал джинсы и футболки, а мне всегда хотелось рядом с собой лицезреть красавчика в модной классике, и сейчас такая возможность была предоставлена. Темно-синяя клетка брюк, голубая рубашка, расстегнутая у ворота, ненавязчивый аромат туалетной воды заставляли меня наслаждаться их обладателем. Надеюсь, я тоже не выгляжу отталкивающе, хотя сама, как и Тимофей, люблю джинсы и футболки, но сегодня по странному стечению обстоятельств оказалась в юбке-миди и сапогах на каблуках. Должна ж я куда-то выгуливать нажитое добро, решила я утром и нарядилась. И не зря. Видимо, интуиция сработала.
- Ну а ты сама какие фильмы любишь? – Николай, дождавшись, пока официант поставит перед нами чайник с чаем и две чашечки, разлил ароматный напиток и подал мне.
- Честно говоря, я так давно ничего годного не смотрела, что сейчас могу сказать, что и этот фильм понравился. Но это вторая часть, да?
- Да, - кивнул он. – Я думал, ты смотрела первую.
- Нет, - я отрицательно покачала головой. – Я в последнее время либо работала, либо спала все время. Как гусеница в коконе. Надеюсь, сейчас что-то изменится, но старые привычки пока дают о себе знать, дома я сразу падаю в кровать и сплю. Будто можно выспаться впрок. А ты сразу стал пластическим хирургом?
- Нет, - он отпил чай и отставил чашку. – Сначала я закончил ординатуру по травматологии. Работал в городской больнице, занимался переломами. Потом начал потихоньку вникать во всякие тонкости. После металлостеосинтеза костей голени мягкие ткани частенько разваливались, часть пациентов теряли ноги, стало интересно, как это можно исправить, вот и начал расширять специализацию, потом позвали в пластику, я сначала тоже не хотел, как и ты. Думал, мол, как я все брошу, столько людей на мне завязано, подведу отделение. Потом подумал, что жизнь одна. И вот уже лет пять как занимаюсь этим. Ни разу не пожалел. А тут предложили переехать в ваш город. Новая клиника, условия лучше, привлекательнее, у меня из семьи только мама, я ее тоже хочу сюда перевезти со временем, поэтому и решил быстро. Пока мне все нравится. Посмотрим, как дальше будет. А тебе как наша клиника?
- Пока слишком тянет назад.
Вот я это и сказала. Да. Наверное, мне и в самом деле не хватало того адреналина, что был на работе в государственной больнице. Когда несешься в приемный покой или экстренную операционную, ныряешь в подставленный стерильный халат и оперируешь до седьмого пота, а потом, спустя время, выдаешь этому спасенному товарищу выписной эпикриз, провожая его с грустным осознанием, что образ жизни большинства таков, что они могут в любой момент оказаться вновь на операционном столе или в прозекторской.
— Это до первой зарплаты, - улыбнулся Николай.
Нам принесли заказ, и следующие полчаса мы провели, ублажая свои вкусовые сосочки невероятным сочетанием пасты с морепродуктами и вафель. Никогда б не подумала, что это может быть вкусно. Захотелось даже себе домой вафельницу, но я точно знала, что один, максимум, два раза, ею воспользуюсь. Все потому, что я ленивая жопа. Лучше съесть бутерброд с колбасой, чем морочиться с готовкой. Хотя… Наверное, будь у меня дети, я б иначе мыслила. Но мой удел пока – тетка-синий чулок. Возможно, что я такой до старости и останусь.
- Ну что, девчонки, еще по одной, а потом надерем зад этим зазнайкам? – Наташа пьяно сфокусировала взгляд на своем бокале с вином и захихикала, обводя нашу компанию глазами.
Мы – это я и три операционные сестры наших двух отделений.
Общество без мужчин собралось как-то само собой, мы сначала все дружно плавали в бассейне, потом ходили в сауну, а потом уже уселись в банкетном зале и сообща налились вином до состояния косых глаз. Тост следовал за тостом, мы делились смешными историями из рабочей жизни, из семейной, а кто и просто анекдоты рассказывал, пока мужчины делали солидный вид и пытались кататься на снегокатах. Они даже устроили соревнование, победителю полагалась какая-то денежная премия, как сообщил всем Евгений Григорьевич.
Вообще, мы, конечно, филонили по сравнению с другими девицами. Но нам можно, мы уже старые, дохлые, но мудрые – жуть! А им еще замуж выходить, поэтому юные ассистентки стоматологов, а с ними и сами молодые врачи женского полу, нарядившись в лыжные костюмы, отправились поддерживать компанию бородатых дяденек, пока другие тетки успевали пить вино.
- Я пас! – сообщила я, ощущая, как голова моя плывет отдельно от тела.
Давненько я так не напивалась. А все руководство клиники! Нет бы провести трезвый корпоратив, а оно закупило алкоголя столько, что можно стадо слонов споить, да и само место выбрано очень удачно – загородняя база, расположенная почти в лесу, рядом замерзшее озеро, неподалеку ферма альпак, куда можно дойти пешком при желании, ну и все удобства для гостей – крытый СПА-комплекс с русской баней, хаммамом и сауной, а также небольшой бассейн, бильярдная, в которой сразу же располагался бар с великолепным барменом, что готов был намешать нам коктейли с чем угодно, ну и сам банкетный зал. Не знаю, сколько наше руководство бухнуло денег, но явно не экономило.
- Хочешь узнать коллегу – напои его, - хихикнула Марина, операционная сестра примерно нашего возраста, оказавшаяся замужем за стоматологом-терапевтом, Иннокентием Витальевичем, строгим дядькой примерно пятидесяти лет, который сейчас растерял всю эту свою строгость и что-то с жаром доказывал Тимофею, взмахивая рукой и указывая ею на снегокат.
Мужчин было хорошо видно сквозь большое окно. Они вернулись с катания разгоряченные, с красными лицами, большинство бородатые, и на их бородах сейчас у кого снег налип, а у кого и сосульки. Смешные. Один Николай выбивался из их компании – гладко выбритый, с ямочкой на подбородке, он был одет в ярко-синий пуховик и простую вязаную шапку, стоял в стороне, молча глядя на перепалку.
- Не поубивают друг друга они? – кивнула я ей в ответ, указывая на спорщиков.
- Не должны, - хмыкнула она. – Кеша обычно умеет себя в руках держать, должен контролировать ситуацию. Тем более, они еще ж не пили.
- Так, все, я готова! – Наташа поднялась, пошатнувшись, и сделала шаг от стола. – Ты! – она ткнула в меня пальцем. – Раз ты не хочешь рулить, поедешь сундулой (позади водителя – прим.авт. – бурятский сленг), поняла? Должен же меня кто-то вытащить из сугроба в случае чего. Вдруг я туда втыкн… выткн… впаду, в общем.
- И даже не уговаривай, - я помотала головой и отрицательно рукой.
- Выпьем? – Наташа обошла стол и села рядом со мной на стул. – Давай с тобой за наше будущее.
- Это звучит практически как предложение руки и сердца, - я подняла бокал и стукнулась с Наташиным. – Но я согласна.
- Вот и хорошо, - она кивнула и выпила.
Дальнейшее я помнила плохо. Почему-то сознание скрыло от меня факт согласия катания на снегокатах, и пришла я в себя уже визжащей за Наташкиной спиной. Она летела по замерзшему озеру на запредельной скорости, а я крепко вцепилась в нее руками и орала, чувствуя, как поднятый снег залетает мне в рот и залепляет глаза.
Резкий разворот, и мы несемся обратно. Край озера быстро приближался, и я сжалась, покрепче вцепившись в куртку коллеги, ощущая, как мои варежки, явно не приспособленные к сцеплению с таким материалом, скользят по нему, а в следующий миг Наташа опять резко развернула снегокат, и я, не удержавшись, полетела куда-то в бок, ощутив резкую боль в ноге при ударе о дерево, которое внезапно перебегало дорогу в неположенном месте, затем в бедре, и окончательно затихла, лежа на спине и глядя, как с веток на меня осыпается снег, а затем огромная белая масса шлепается сверху, залепляя окончательно глаза и рот.
Вот и покатались.
- Осторожно, не дергай ее! – в сознание ворвался мужской голос.
Я зашевелилась, ощущая себя огромной черепахой, копошащейся на панцире в бессильной попытке перевернуться, затем меня усадили на попу, смахнули с лица снег и приложили к губам что-то горячее.
- Выпей-ка! – приказал тот же голос.
Я послушалась и хлебнула ароматного чая, который, как ни странно, привел меня в чувство. Страх отступил, и я смогла мыслить более ясно, видя, как рядом стоят Тимофей и Иннокентий Витальевич, а со стороны базы бежит Николай, его я опознала только по пуховику, и кто-то еще.
- Кто тебе позволил пьяной садиться на снегокат? – прогрохотал над ухом Тимофей.
Я поморщилась, подняла взгляд и показала ему язык.
- Да уж явно не ты! – отозвалась, пытаясь подняться, но тут же рухнула обратно, ощутив прострел в ноге. – Ой!
- Полагаю, будет разумным, если поедет Тимофей Ярославович, - решил вмешаться Иннокентий Витальевич и тут же пояснил свою позицию набычившемуся Николаю: - Во-первых, он лучше знает город, во-вторых, у него здесь масса знакомых.
- Чем помогут знакомые при переломе ноги? – упрямо возразил Коля, сурово сжимая челюсть. – Я травматолог, в случае чего могу и сам оценить снимок.
В момент, когда мне начало казаться, что сейчас у Тимофея появится фингал под вторым глазом, появился Евгений Григорьевич. Он вошел с мороза румяный, в лохматой шапке, на ходу расстегивая пуховик, и замер, оглядывая нашу компанию с выражением глубокой задумчивости.
- Елизавета Сергеевна, вы тут практически в неглиже, - кивнул он наконец на мою ногу, возлежащую без носка на табурете. – Что случилось?
- Поскользнулся, упал. Очнулся – гипс, - извиняющимся тоном произнесла я известную фразу и пожала плечами смущенно.
Отчего-то мне было жутко стыдно, что начальство застало в такой нелепейшей ситуации. Хмель немного выветрился, и я стала осознавать, насколько я сейчас ужасно выгляжу, а противостояние бывшего мужа с новым коллегой не добавляло уверенности в себе. И нога болела. И еще больше распухла, превратившись в сине-фиолетовую культяпку. А ведь мне послезавтра на дежурство. Надо было бы. Мда…
- Как вы умудрились? – удивился неподдельно Евгений Григорьевич. – Вы ж с девушками мирно плавали в бассейне.
- Если бог ума не дал, то ничего не поделаешь, - бросил в никуда Тимофей глубокомысленно. – Сейчас увезу ее в травмпункт, пусть загипсуют до затылка, чтоб одни глаза наружу торчали. Может, хоть думать научится.
- Попрошу без оскорблений! – вскинула я на него глаза. – И вообще, не хочу я никуда с тобой ехать!
- А придется, потому что моя машина стоит с краю, а ваша, - тут Тима обернулся к Коле, - заблокирована напрочь. Не будем время терять. Где твои документы?
- Лиз, как снимок сделают, скинь мне фото, - Николай подошел ближе и остановился, глядя сверху вниз, как я в это время пыталась натянуть ставший малым носок на ногу. – Давай-ка я тебе свой шарф дам. Замотаешь, чтоб не замерзнуть.
Он снял шарф с шеи и склонился ко мне, обматывая мою конечность, едва касаясь при этом пальцами, а я чувствовала себя неловко. Устроила людям праздник, называется.
В этот самый момент дверь резко распахнулась, впуская Наташу. Она оказалась без шапки, взлохмаченная, с ярким румянцем.
- Лизка! – гаркнула коллега. – А куда ты потерялась? Я остановилась, а тебя нет. А ты вон где! Что тут у вас за собрание?
- Плюшками балуемся, - хмуро отозвался Тимофей, глядя сверху вниз на нас с Колей. – Как можно не заметить, что снегокат стал легче? А если б мы не увидели, как Лиза упала?
- Готово, - Коля поднялся на ноги, оглядев результат своих трудов – замотанную шарфом ногу. – Отнести тебя в машину?
- Сам справлюсь, - ведя себя, словно медведь, мой бывший муж оттеснил его плечом и подхватил меня со стула на руки легко, будто я вообще ничего не весила. – Где сумка твоя с документами?
- В моей машине, - я ухватила его за шею и ощущала себя крайне неловко, несмотря на то что все еще была пьяна. – На переднем сиденье, а ключи вот.
Вытащив связку с брелоком сигнализации, я подала их идущей следом за нами Наталье в руку и попросила добыть сумку.
- Лиз, ты извини, я не подумала, что ты так упала, - виновато шмыгнула она носом.
- Ничего, я ж сама с тобой поехала, - вздохнула я, а Тимофей уверенно зашагал к своей машине, открыл дверь и усадил меня на переднее сиденье. – Спасибо, - сказала я ему, глядя, как в дверях дома стоит Николай без шапки, в расстегнутом пуховике, провожая нас глазами, а чуть позади него Евгений Григорьевич с Иннокентием Витальевичем переговариваются, качая головами.
Едва мы выехали на трассу, как Левонский прибавил музыку, свой любимый рок, который надоел до зубовного скрежета еще в период брака. Ладно бы что-то веселое, так нет, завывания группы, что я вообще никогда не любила. Как такое можно слушать? У нас вечно была борьба интересов, фильмы нам нравились разные, книги тоже, музыка вообще диаметрально противоположная. Хотя я тоже любила рок. Но не такой.
В прошлой жизни я б давно переключила музыку, а сейчас просто отвернулась к окну, глядя, как мимо несутся заснеженные елки, скользит белая лента обочины, чувствовала, как опущенная вниз нога пульсирует от боли, и внезапно поняла, что мне себя жалко. Настолько, что даже слезинка из глаза покатилась. Левого. Правый оставался сух. Предатель.
- Лиз, - Тимофей сам сделал тише музыку. – Ты извини, что я так резко. Просто что-то заволновался за тебя. Ты ж помнишь, как мы на Байкале упали… Подумал, вдруг что серьёзное.
- Спасибо, - я все еще не хотела разговаривать с ним.
В машине пахло любимым парфюмом Тимофея, и я внезапно вспомнила, как мы любили ездить с ним вдвоем куда-то, все равно, куда, лишь бы просто вместе. Несмотря на все разногласия, разновкусия и непонятные моменты, нам было хорошо вместе. Когда-то. И сейчас воспоминания затопили жаркой волной.
Повернувшись к нему, я взглянула на гордый профиль, скосила глаза на правую руку, которая была без обручального кольца и следа от него, затем вновь перевела взгляд на лицо.
- Лиз! – Тимофей внезапно с резким щелчком отстегнул свой ремень безопасности и прижался ко мне, обхватив руками и буквально вдавливая в свое тело.
Я дернулась, пытаясь высвободиться, но он держал крепко, и я слышала, как под моим ухом гулко бьется в груди его сердце. Стало еще жальче себя, и я зарыдала уже в голос. Просто не сдерживаясь. Тело мое тряслось, пальцами я вцепилась в его запястья, все еще желая избавиться от стального захвата.
- Отпусти меня, кабан! – выдавив сквозь всхлипы, прошипела я, извиваясь, как червяк.
- Нет! – мужчина еще больше сдавил меня. – Не отпущу. Я уже сделал однажды подобную глупость, и больше я не намерен отпускать тебя.
Я открыла было рот, чтобы ответить что-то резкое, но в стекло со стороны водителя раздался стук.
Тимофей выпустил меня, и я, повернув голову, увидела инспектора ГИБДД. Он стоял в зимней форме, усы его заиндевели, глаза смотрели строго из-под кустистых бровей.
- Добрый день! – едва открылось окно, инспектор склонился к нам. – Капитан Овешников. Что случилось у вас? Документы предъявите.
Молча достав портмоне, Тимофей достал водительские права, документы на машину и страховку, все подал строгому полицейскому и сказал:
- Жене плохо стало, упала сегодня, ногу повредила, плакала от боли. Едем в травмпункт.
- Ну, не настолько ж критическая ситуация, чтоб посреди перекрестка стоять, - устало возразил гаишник, возвращая документы. – Хоть бы на обочину отъехали или аварийку включили. Создали пробку на ровном месте. Гололед, граждане Левонские!
Я вспыхнула, когда меня назвали действующей женой, но возражать не стала, мечтая побыстрее убраться отсюда и избавиться от общества «муженька». Пусть катится колбаской куда хочет, нам не по пути, несмотря на все его слова и заверения. И вообще, с чего он взял, что может вот так себя вести? Типа, прошло десять лет, волос долог, ум короток, можно к Лизке подкатить, она поймет и простит? Вот уж дудки!
Наконец, нас отпустили, и Тимофей поехал вперед, сворачивая на улицу, где находился городской травмпункт. Это было старое здание, по поводу которого пациенты неоднократно жаловались, так как кабинеты врачей там располагались на втором этаже без лифта, рентген в подвале, все это было ветхое, времен царя Гороха, и пострадавшие люди испытывали дополнительные мучения от неудобств при подъеме и спуске по ступенькам. Мне ж тоже предстоял этот эквилибристический бросок. Честно говоря, я не представляла, как я туда заберусь. В студенчестве мы были свидетелями, как одна женщина со сломанной ногой ползком добиралась до врача. Так я точно не хочу. Может, там какие-нибудь костылики есть?
- Уверена, что не надо в частную клинику? – будто услышал мои мысли «муженек». - Я читал, тут открылась какая-то у вас новая, там и хирургия, и травматология. Там побыстрее будет, чем тут.
- Нет, - пожав плечами, я отвернулась, с досадой прикусив губу. – Меня ОМС вполне устраивает.
Как я сама-то об этом не подумала? Что бывший травматолог Деревцов открыл свою клинику буквально за забором той больницы, в которой я работала, и можно было спокойно пройти все обследования там. И там же, в случае необходимости, всю реабилитацию, если она потребуется. Но не признаваться ж Тимофею. Чем быстрее он меня оставит, тем быстрее я смогу вздохнуть без напряжения. Его присутствие меня страшно нервировало. Особенно после срыва в машине. Не люблю, чтобы посторонние видели мои слезы и слабость.
Остановившись максимально близко ко входу, Левонский вышел из машины и обошел ее, намереваясь помочь мне, но я уже сама спрыгнула на здоровую ногу и озиралась, соображая, как по снегу добраться до крыльца с перилами. Там я смогу на них опираться и запрыгнуть потихоньку в здание.
- Слушай, не беси меня, а! – резко выдохнув, бывший муж взвалил меня на плечо, что я чуть не сломала нос о его спину, ткнувшись как следует им куда-то в район поясницы, а затем едва не взвизгнула, когда он пикнул сигнализацией и перехватил меня двумя руками, нависнув своей бородой над моим лицом. Как в фигурном катании, ей-богу! Сейчас еще осталось поддержку над головой сделать, и мы займем первое место. Тройной тулуп уже сегодня был в моем одиночном исполнении.
Решив не устраивать цирк, я молча покорилась Тимофею, в глубине души благодарная ему, что он решил не бросать меня на потеху публике.
Мы зашли в фойе, затем свернули направо, в сторону регистратуры, и уже там меня усадили на свободную лавочку и потребовали документы.
- Давай сюда свой паспорт, пойду кредит оформлять, - криво усмехнулся Тимофей, с предупреждением в глазах глядя на меня.
Я молча протянула ему и паспорт и полис и СНИЛС, а затем уставилась на свои руки, сцепленные на коленях в замок.
- Спасибо, - буркнула я глухо, краем глаза замечая, что муж стоит все еще рядом.
Он вздохнул, но ничего не ответил и пошел оформлять меня на прием.
******
- Тебе что-нибудь нужно? – Тимофей осторожно уселся на диван, подавая мне кружку с горячим чаем и заглядывая в глаза с тревогой. – Может, обезболивающее купить? Тут аптека в доме есть, я схожу.
- Нет, у меня есть, коробка в шкафу справа от плиты, - устроив ногу удобнее на подставленном табурете, я подпихнула левой рукой подушку под спину и вздохнула.
Мы приехали ко мне домой полчаса назад, и бывший муж тащил меня по лестнице вверх, сам открывал дверь и заносил в квартиру. Он же устроил на диване настоящее гнездо и сейчас суетился, словно заботливая квочка вокруг цыпленочка.
- Давай, - хрипло отозвалась я, отводя взгляд.
Что-то такое пробежало между нами. Или это все мое подстегнутое алкоголем воображение нарисовало, я не знаю. Будто не случилось никакой трагедии, и мы вновь студенты Тимка и Лизка, каждый еще под своей фамилией, встречающиеся в свободное время, целующиеся между парами и счастливые до невозможности.
Но нет, я давно Левонская, а не Городецкая, почти умудренная сединами тетка около сорока лет. Мне уже о пенсии думать пора, а не о том, как хороша задница моего бывшего мужа. А она хороша. И не только задница.
Наконец, Тимофей справился с джинсами, и я с трудом смогла стащить их с левой ноги, оставшись в смешных трусах с мордой кота спереди. Ну а что, имею право! Я ж не на свидание ходила, а на корпоратив, а там кому какая разница, какая на мне одежда. Лишь бы была надета.
- Ты не поедешь к нашим? – будто между прочим поинтересовалась я светским голосом, когда бывший муж отошел от меня.
В чем прелесть современных планировок – из гостиной его было прекрасно видно в кухне.
- Нет, - качнул он головой. – Завтра поеду, сегодня у меня другие заботы.
Внутри вспыхнуло возмущение. Ишь ты, заботы у него!
- Планирую тебе приготовить ужин, - спокойно продолжил Тимофей, стягивая свитер и оставаясь в простой белой футболке.
Готовое сорваться с губ ехидное замечание заглохло где-то в горле противным бульком. Так вот чем он собрался заниматься! Стало даже немного совестно.
- Я все еще могу вызвать маму, - пробормотала я смущенно, прикрываясь покрывалом.
- И я все еще настаиваю, что ее не надо тревожить, - разбирая принесенный пакет, взглянул на меня Левонский. – Ничего сверхъестественного я не совершаю, просто приготовлю самое простое из продуктов, а то ты тут окочуришься с голоду.
- Ну как-то ж прожила столько лет, - не удержалась я от колкости и замолчала, глядя, как бугрятся на руках мужчины мышцы, когда он доставал из пакетов упакованные в пленку куски мяса.
Он что, решил, что я тут голодаю? И поэтому надо мне половину супермаркета припереть?
- Любишь запеченную курицу? – бросив на меня косой взгляд, Тим извлек из пакета фольгу для запекания. – Я купил целую, сейчас суну в духовку, она сама себя приготовит.
- Слушай, я не понимаю, зачем ты тут?
Тимус в это время решил перестать изображать работу таксидермиста и перебрался на диван, ступая мягкими лапами по мне до шеи, где и устроился меховой горжеткой. Котржеткой, как шутила моя мама, когда кот так укладывался спать.
- Затем, что чувствую за тебя ответственность, - мужчина нахмурился, бросив косой взгляд на меня.
А затем достал бутылку вина.
- Где тут у тебя бокалы? Раз уж мне суждено провести вечер не на корпоративе, следует сделать это достойно.
- Я уже взрослая тетенька, могу и сама о себе позаботиться, - выпятила я нижнюю губу.
Во мне будто соревновались демоны упрямства и раздражительности. Кто ж победит в этот раз.
- Я в тебе и не сомневаюсь, - раскатывая фольгу по противню, отвлекся бывший муж. – Нисколько не принижаю твоих достоинств. Умная, самостоятельная женщина, которая способна позаботиться о себе.
В голосе его я ловила иронию.
- Особенно в том, - добавил Тимофей, - что касается еды.
На языке крутилось что-то обидное, но я решила не выпендриваться, так как желудок в этот момент выдал возмущенный рулад, намекая, что не против был бы отведать и курочки, и всего остального, что готов предложить шеф-повар нашей кухни.
- Бокалы там, - махнув рукой в сторону шкафчика у окна, я проследила, как курица оказывается полностью закручена в фольгу и отправлена в духовку.
Наверное, это первое ее включение, не считая того, которое произвел мастер-установщик. Ну не способна я к готовке. И не только не способна, но и не желаю этим заниматься. Вся кухонная техника – словно атрибут домика Барби, играть можно, пользоваться нельзя. Но Тимофей так органично смотрелся в ярко освещенном пространстве, что я невольно залюбовалась им, позабыв, что мне надо ненавидеть бывшего мужа.
- Держи, - он принес мне бокал с рубиновым напитком. – Взял сразу литровую бутыль, пока ждем курицу, отметим нашу встречу.
- Могли б обойтись и без этого, - не удержалась я от колкости, стукая своим бокалом о его и отпивая глоток.
Честно говоря, я не большой любитель вина. Но сегодня, судя по всему, звезды сложились таким образом, что мне придется упиться вусмерть. Ибо просто так находиться в обществе Тимофея я не способна. Одна часть меня продолжала неистово ненавидеть его, вторая заинтересованно принюхивалась, словно вопрошая, можем ли мы воспользоваться самцом в репродуктивных целях. И ведь раньше я никогда не замечала за собой в овуляцию таких странных мыслей. Все-таки, алкоголь – зло.
- Могли бы, Лиз, но не обойдемся, - присев на краешек дивана, он тоже отпил из бокала и взглянул на меня странным взглядом.
Внезапно мне становится как-то спокойно. Напряжение, державшее в тисках все последние недели, отпустило, и я расслабленно вздохнула, отводя глаза. Мы впервые с Тимофеем оказались так близко после развода, и даже способны к вменяемому диалогу, а не к испепелению друг друга взглядами. Все-таки время лечит.
Утро началось со звонка в дверь.
Едва разлепив склеившиеся от не снятой туши ресницы, я поняла, что у меня жутко болит голова. И нога. И противный звук дверного звонка словно соседская назойливая дрель всверливается прямиком в мозг, добавляя еще больше боли.
Кого могло принести в такую рань?
Настенные часы показывали полдень. Приличные люди в выходные к глубоко больному человеку так рано не приходят. Или хотя бы звонят предварительно. Кстати, где мой телефон?
Спустив обе ноги на пол, я мрачно оглядела спальню. Сброшенное комком одеяло валялось на полу, там же отчего-то находились мои трусы и лифчик, а я вся голая и лохматая – зеркало на шкафу очень хорошо это отражало – пыталась вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Хоть убей, не могу сообразить. Последнее, что удалось выудить из закромов памяти, как я хихикаю над какой-то шуткой Тимофея, стукаясь своим бокалом о его.
Здрасьте, приехали! Я что, переспала с бывшим мужем и даже этого не помню? Обидно. А где он сейчас?
Господи, да кто ж там такой назойливый, а? Ну ясно же, что хозяева не в духе, открывать не хотят, а то и вовсе померли.
Пришлось буквально сковырнуть себя с кровати, допрыгать на одной ноге до шкафа и натянуть первую попавшуюся футболку, прикрывающую меня до колен. С трусами потом разберусь, как выпровожу нахала.
- Привет! – за дверью стояла Наташа с двумя пакетами, в одном из которых что-то подозрительно звякало. – Я решила, что тебе требуется моральная и физическая помощь, на звонки ты не отвечаешь, на смс тоже, вот и приехала проведать, вдруг ты тут скопытилась. Неохота в тюрьме сидеть, я еще так молода!
Она патетически закатила глаза и протиснулась между мной и стеной в квартиру.
- Как ты узнала, где я живу? – хрипло отозвалась я, закрывая дверь и ощущая себя подбитой цаплей.
Нога под гипсом жутко чесалась, что добавляло в мое и без того «прекрасное» настроение толику перца.
- Спросила у кадровички, - радостно отозвалась коллега, сбрасывая пальто и устремляясь в гостиную. – Так, я тут тебе привезла минералки и сладостей, давай пить чай!
- А, так это минералка, - то ли разочарованно, то ли с радостью отозвалась я, прыгая за ней следом.
Надо костыли купить. А то так можно и шею свернуть, не вписавшись в поворот.
- Ага, три бутылки, - выгружая их на стол в кухне, повернулась ко мне Наташа. – Наши все продолжают гулять, а у меня что-то испортилось настроение. Завтра я вместо тебя дежурю, ты ж на больничный ушла, правильно?
- Ну да, - добравшись до стула, я плюхнулась на него всем весом, размышляя, куда вчера подевался Тимофей.
Он явно убрался в кухне, потому что следов пиршества не оказалось – посуда вымыта, бокалы висели на своем месте, на столе ни крошки. Плед на диване сложен аккуратно у подлокотника, Тимус желтыми глазищами пялился с тумбы под телевизором. Надо ему туда лежанку соорудить, что ли.
- Покорми кота, Наташ, а то я только проснулась, - попросила я коллегу. – Корм в шкафчике слева от раковины.
- Если б не твоя нога, я б подумала, что ты бурно провела ночь со своим бывшим мужем. А где он, кстати? Я сегодня уезжала с базы, его там не было.
- Не знаю, - пожала я плечами. – Он меня доставил в травмпункт, потом привез домой, а потом ты пришла. Наверное, он спит у себя дома. Остаток вечера я не очень помню, просто упала и уснула.
Хотя меня тоже очень интересовал вопрос, где Тимофей. Я надеялась, что он не выпрыгнет сейчас внезапно из туалета, но, судя по отсутствию мужской обуви в прихожей, обойдемся без казусов.
- Приготовить тебе поесть?
При мысли о еде желудок протестующе сжался, намекая, что неплохо б хозяйке поголодать. Алкоголь – зло! Нельзя столько пить.
- Нет, спасибо, - я помотала головой. – Вот если б ты мне костыли откуда-нибудь добыла, я б была очень благодарна.
- Блин! – Наташа хлопнула себя по лбу. -Еще ж думала, что я хотела в гараже у себя взять. У меня брат ломал ногу года три назад, покупали ему костыли, я еще вчера хотела заехать и взять, а сегодня пока в магазин зашла, пока до тебя добралась, уже из головы вылетело. Старческое, наверное.
Закипел чайник. Наташа по моей подсказке нашла кружки, кинула в каждую чайный пакетик и залила кипятком.
- Вообще, я люблю чай, но у тебя какая-то моча динозавра, - пошутила она, водружая передо мной кружку. – Разве в нашем возрасте пьют такое?
- В нашем возрасте и не такое пьют, - ответила я ей, пожимая плечами. – И самое главное, что нам абсолютно за это не стыдно!
После чаепития мы перебазировались в гостиную. Я уселась на диван, потому как стоять было тяжело, а Наталья остановилась напротив стены, на которой висел один-единственный портрет. Алисик улыбалась беззубо с него, ямочки на щеках, точь-в-точь как у папы, родинка над губой, смешной хвостик на голове. Разве думала я, когда делала то фото, что оно будет моим постоянным спутником вместо живой дочери?
Я боялась, что Наташа что-то спросит, а я не смогу удержаться и не плакать. Но коллега молча отошла и села на другой конец дивана.
- Лиз, ты прости меня за вчерашнее? – извиняющимся тоном вопросительно пробормотала она. – Испортила тебе и выходные и ближайший месяц.