Настроение жить

Дедушке Морозу

– Нет, ну представляешь, такое совпадение! Полные тёзки! И на моё место! Какова вероятность, а?

Весёлый мамин голос с трудом пробился в моё сознание. Сказать по правде, из беседы я выпала уже минут пятнадцать назад. Но у мамы, всего полгода как вышедшей на пенсию, вдруг образовалась уйма свободного времени. Которое она активно заполняла и не упускала возможности с удовольствием поделиться новыми впечатлениями.

Обычно я была более лояльным слушателем, но сейчас никак не могла сосредоточиться.

Скоро Новый год.

Никогда его не любила.

Отец свалил в закат, когда мне было восемь, а младшему брату – всего четыре. Чтобы прокормить семью, мама вкалывала на двух работах. Это сейчас она беззаботно щебечет в трубку, а тогда это была вечно замученная неулыбчивая женщина, которой было совсем не до того, чтобы организовывать нам новогоднее чудо.

Я хорошо помню два письма деду Морозу, которые я писала в детстве. В семь лет я просила куклу с восхитительными золотистыми локонами, такую же, как у своей подружки. В восемь – чтобы папа вернулся домой.

Куклу мне подарили, но почему-то – брюнетку. А папа не вернулся. В общем, в деда Мороза я больше не верила.

Кстати о новогодних разочарованиях...

– Мама, прости, – вклинилась я в затянувшийся монолог, – мне правда надо бежать.

На том конце провода повисла пауза. Кажется, я выбрала не самый удачный момент. Чёрт, наверное, надо было сначала как-то отреагировать на то что она говорит? Но это было бы сложно. Как минимум потому, что я давно потеряла нить разговора.

– Да, конечно, я понимаю, – чуть обиженно ответила мама, – набери тогда сама, как будет удобно.

Я нажала «отбой», и тут же поставила напоминалку перезвонить через три дня. Потому что сама я это в голове не удержу – там уже и так слишком много всего. Но выдернувшая меня мысль про Новый год ещё не ускользнула, поэтому я отправила сообщение мужу:

«Заказал?»

Я поморщилась, прочитав ответ: «Нет»

«Почему?»

«Её нигде нет»

«Плохо искал, попробуй ещё»

«Давай просто подарим что-нибудь другое?»

Хоть в сообщении не было смайлов, я почувствовала, каким неудовольствием оно пропитано. Мы уже ссорились на эту тему. Данька попросил энциклопедию, которая оказалась дорогой, и, что гораздо хуже – редкой. Когда муж первый раз сказал, что у него не получается её найти, я зашла в интернет проверить – и действительно, по паре первых ссылок мне уныло сообщили, что книги нет в наличии. До праздника оставалось меньше недели.

Может, и правда стоит уже подобрать что-то другое?

Я вдруг вспомнила жгучее, до слёз обидное разочарование от той злосчастной куклы. Ну уж нет. Пусть у моего ребёнка будет Новый год, которого у меня не было.

«Он хочет именно её. Ты что, не можешь постараться ради собственного сына?»

Ответ не приходил минут пять.

«Только вот давай без этого. Могла бы и сама поискать».

Волна раздражения накрыла меня с головой. Конечно, могла. Я могу сама найти и заказать ёлку, нарядить её, сделать генеральную уборку, притащить неподъёмные сумки, наготовить еды. Узнать, что хотят дети к Новому году, купить это, незаметно подбросить подарки… Я всё это могу сама. Только вот один вопрос – а зачем мне тогда ты?

Я три раза трясущимися от злости руками набирала и стирала сообщения, остановившись на коротком:

«Не могла. На мне и так много всего».

Ответ не пришёл ни через пять, ни через двадцать минут. Я давно уже начала заниматься другими делами, но шлейф досады никак не отпускал.

И всё же, когда это случилось?

Когда родилась Аня, мы были семьёй. Командой. Делили ночные дежурства, по очереди бегали по поликлиникам и другим делам. Когда Антон намекнул, что хочет ещё сына – я не сомневалась ни секунды.

Может, когда Данька начал безвылазно болеть? У нас тогда было много споров, как это прекратить. Муж считал, что сына надо отдать на спорт, и всё пройдёт. Но наше самое длинное комбо без перерыва на больничный было всего три тренировки подряд. И мне казалось, что с тех пор как мы начали эти спортивные потуги, Даня стал болеть чаще и дольше.

Спорили бы мы наверное ещё долго, но неожиданно конфликт решил сам сын. Он заявил, что ему не нравится ни футбол, ни хоккей, и вообще – он хочет быть учёным. Конечно, прислушиваться к мнению шестилетки на сто процентов не стоило, но Данька и вправду предпочитал книги любому виду досуга, едва научился читать. Что, кстати, случилось рекордно рано.

Антон был разочарован. Он мечтал о сыне, чтобы ходить с ним на рыбалку и охоту, гонять с мячом, а получил серьёзного не по годам заморыша, который наотрез отказывается соответствовать модели идеального мальчика. И ещё больше Антона бесило то, что Данька нравится мне и таким.

Хотя может это всё мне показалось. В конце концов, напрямую муж никогда ничего откровенно плохого о Дане не говорил. Зато что мне точно не показалось – это то, что большая часть бытовых забот легла на мои плечи.

Отказная

– Следующий!

Дородная дама в бесформенном костюме и очках во внушительной оправе грозно зыркнула на мающихся в очереди людей.

Интеллигентного вида старичок втянул голову в плечи, и без того бледная девушка нервно сглотнула и выронила из дрожащих рук истерзанный скомканный платочек. Храбрящийся молодой человек подумал, что как только дама уйдёт, надо бы незаметно испариться. Ему вдруг показалось, что проблема, с которой он пришёл, не так уж и страшна. Куда страшнее, если за ним явится вот такая мадам.

Мужчина, который имел неосторожность быть следующим в очереди, почти не изменился в лице и лишь едва слышно выдохнул. Чуть раздражённо – от вида дамы, и облегчённо – от того, что вот-вот решит беспокоящий его вопрос.

Женщина решительно зашагала по коридору, не удосужившись обернуться и проверить, поспевает ли за ней клиент. Их путь закончился у обшарпанной дверки с надписью:

«№ 44. Каменюк Ульяна Васильевна, старший специалист».

Кабинет оказался под стать двери. Мебель, просящаяся то ли на чью-то дачу, то ли сразу на свалку, потрескавшаяся краска на стенах, парочка перегоревших лампочек в видавшем виды светильнике.

Ульяна Васильевна смело уселась в жалобно скрипнувшее под могучим весом кресло, кивком указав на хлипкий стул для посетителей. Резко и отрывисто произнесла одно слово:

– Ну!

Мысленно закатив глаза, посетитель протянул папку с личным делом и заполненное заявление. Сказать по правде, он уже давно отвык от таких убогих интерьеров и столь пренебрежительного обращения. Но увы – изменить судьбу можно было только в Канцелярии. Которая мало того, что была полностью некоммерческой структурой, так еще и крайне плохо финансировалась.

Государство и вовсе с радостью бы отказалось от Канцелярии – куда как удобнее, когда все граждане следуют предначертанной судьбе; но Конституция пока что всё ещё гарантировала каждому человеку право на перемены. Правда, в Конституции ничего не было сказано о том, что это право должно быть реализовано в виде качественно оказанных услуг – и чиновники сделали всё, чтобы граждане сами до последнего не хотели бы обращаться в подобное заведение. Например, нанимая таких вот очаровательных работниц.

Ульяна Васильевна изучала материалы дела, сдвинув очки на лоб.

«Интересно, – подумал посетитель, – читает она без очков, на клиентов смотрит поверх них… Такое ощущение, что они ей только для грозного вида».

Словно подтверждая его мысли, специалистка снова водрузила чудовищного вида аксессуар себе на кончик носа, одарила мужчину долгим и мрачным взглядом поверх толстой оправы, после чего откинулась на спинку многострадального кресла и сказала:

– Ну и?

Мужчина уже было открыл рот для язвительной отповеди в духе «там же все подробно написано, я что, зря ваше заявление семь раз переделывал?», но вспомнил вдруг, что в Канцелярии имеют право отказать клиенту в оказании услуг за «поведение, отклоняющееся от нормального». Причём, насколько он слышал, трактовали здесь эту нечёткую формулировку весьма свободно, и использовали часто.

– Меня зовут Краснов Пётр Валерьевич. Я – топ-менеджер крупной компании. Вхожу в совет директоров. Женат, двое детей. Хочу изменить свою судьбу.

– А я тут причём? – нелюбезно ответила Ульяна Васильевна. – И чего только таким как вы не хватает-то, а? Я ещё могу понять, когда бедные и больные приходят. А ты-то – взрослый мужик, при деньгах. Чё тебе надо ещё? Для вас даже слово отдельное придумали, как его там… даун… даун… Дауншифтеры, вот. Иди и увольняйся, я тебе зачем?

Пётр Валерьевич, правый глаз которого отчётливо дёргался на каждом «дауне», вопреки ожиданиям, не стал скандалить. Он вдруг ссутулился, съёжился как сдутый воздушный шар, очень устало посмотрел на возмущённую специалистку, и ответил:

– Вы же знаете, что это бесполезно. Я уже трижды пробовал. Но куда бы я не пошёл работать, меня замечают, нагружают сверхобязанностями, потом повышают, и так несколько раз… У меня на роду написано быть начальником. А я больше не могу. Вам может кажется, что это очень здорово – руководить. А я вот что скажу: у меня давно уже всё есть, кроме покоя.

Знаете, каково это, быть топ-менеджером? Спать по 4 часа в сутки, работать по 12-14. С телефоном нельзя расставаться даже в туалете, не то что в отпуске. Большинство людей тебя ненавидит, боится или завидует. Особенно когда увидят в годовых отчётах размер премии. А я уже не помню, когда последний раз в руках книжку с детективом или фантастикой держал, а не бизнес-литературу. Когда по радио слушал что-то кроме новостей. Всё время надо быть в курсе всего, на всё реагировать…

Вот вы думаете легко подписать документ на сокращение 1000 человек? И идти потом по зданию, встречаясь с ними взглядом? А журналистам с уверенным видом доказывать, какое правильное это было решение для компании… Да что я вам рассказываю, откуда вам знать…

Я ведь и совсем не работать пытался. Так глазом моргнуть не успел, как меня сначала главой совета дома назначили, потом в районную администрацию потянули… И ведь каждый раз всё так поворачивается, что нельзя отказаться. Судьбу-то не обманешь… Не могу так больше. Устал. У меня по плану через 10 лет инфаркт на рабочем месте. А я не хочу. Сделайте что-то с этим, я вас от всей души прошу!

К концу своей исповеди Пётр Валерьевич совсем слился с шатким стульчиком, растеряв всю уверенность и импозантность. Ульяна Васильевна тяжело вдохнула, ещё раз глянула на клиента поверх своих очков, но он лишь жалобно смотрел в ответ, ожидая решения.

– Ну ладно, посмотрим, что у нас тут есть…

Она открыла ящик стола, вытащила несколько зелёных папок, бегло пролистала их и сказала:

– Учтите, вам будет предложено только три варианта с другими опциями по карьере. Откажетесь – пеняйте на себя.

Вариант номер один – безработный. Жена от вас уйдёт, отсудив почти все деньги. Дети общаться будут, но уже после того как повзрослеют. Зато спокойно доживёте до глубокой старости, выращивая огурчики на участке, доставшемся в наследство.

Бюро добрых дел

Сашка вытер мокрые ладони о потрепанные, но чистые штаны – самые приличные, которые у него были.

Он уже несколько минут мялся на крыльце, не решаясь войти. Прокручивал в голове: что скажет, как поздоровается, куда будет смотреть и куда денет руки, которые имеют подлую привычку становиться в такие моменты будто чужими, мешать и нелепо болтаться вдоль тела.

Над головой вспыхнула вывеска: «Бюро добрых дел». Сашка вздрогнул: раз включили подсветку, значит скоро откроются. Надо идти! Но страшно. Как же всё-таки хочется произвести приятное впечатление, запомниться! Он не может себе позволить провалить эту стажировку. И дело не только в матери, которая уже надорвалась на своих трёх работах, и не в многочисленных их долгах. Дело в том, что на эту работу Сашка бы пошёл, даже если бы был миллионером.

Набрав побольше воздуха в грудь, он толкнул дверь вперёд и тут же неловко ввалился в прохладу торгового зала, запнувшись одной ногой о другую. Но не успел он пролепетать и трёх слов, как его остановили:

– Молодой человек! Мы ещё закрыты. – Мужчина в безупречном костюме-тройке окинул Сашку оценивающим взглядом, – А, вы новенький. Вход для персонала с другой стороны здания. Прошу запомнить. Посетители не должны видеть курьеров, это дурно влияет на выручку. Дважды повторять не стану.

Сашка постарался скрыться с глаз как только мог быстро, но вопрос всё же догнал его у самого порога:

– Как вас зовут, молодой человек?

– Александр Васильев, – обреченно ответил Сашка.

Ну вот его и запомнили. К сожалению, не так, как хотелось бы.

***

Конкурс на стажировку был просто огромным. Каждый видел в этой возможности что-то своё: кто-то – стабильный заработок, кто-то – удобный график, престижного работодателя. Но Сашка хотел сюда по другой причине.

Как только он научился читать, истории о магии и супергероях стали его самыми любимыми. Всеми правдами и неправдами он добывал редкие издания биографий богатырей, личные интервью Супермена, ранние дневники Бэтмена… Денег на это в их семье не было, особенно после того, как ушёл отец. Но что-то можно было взять в библиотеке, одолжить, выиграть, найти в интернете…

Сашка страшно жалел, что появился на свет в эпоху вырождения магии. Драконы и волшебники давным-давно вымерли, на русской земле уже сотни лет не рождались благословлённые природой. Разве что за океаном, в Америке, еще осталась магия. Да и то с натяжкой – Супермен все-таки был инопланетянином, добрая часть героев – мутантами, а Бэтмен так и вообще обычным человеком, просто богатым и технически продвинутым. Скука.

Попасть за океан Сашка и не мечтал. На родине же только в одном месте уцелели крупицы магии – в сети «Бюро добрых дел». Жалкие крохи, буквально пыль, но она была. И ради того, чтобы прикоснуться к этому чуду, Сашка был готов работать всю жизнь и забесплатно. Но, на его счастье, за эту работу платили – если не завалишь стажировку и попадёшь в штат, конечно.

Полдела уже было сделано. Едва Сашке исполнилось семнадцать, он тут же подал заявку, и стал самым молодым кандидатом в курьеры из всех прошедших конкурс в этом году. И за своё место он готов был бороться.

Даже если надо было бороться с собой.

Проглотив горечь обиды и разочарования, Сашка направился к задней двери, изо всех сил делая вид, что такая неудачная встреча с управляющим его не расстроила. У Казимира Михайловича была репутация человека сурового и резкого, любезного к клиентам, но не к работникам. Так что надо будет здорово постараться, чтобы Сашкина оплошность не сыграла против него через полгода, в день принятия решения.

И как он только мог упустить такую важную деталь, как отдельный вход для персонала?

– Добро пожаловать в «Бюро добрых дел»! – сухо проговорила женщина в форменном костюме. – Для начала хочу напомнить, что из всех вас, – она окинула взглядом несколько десятков собравшихся, – в штат попадёт не больше пяти человек. Все наши сотрудники очень ценят свои места, и вакансий у нас появляется мало. При принятии решения будет учитываться всё. И начнём мы с пунктуальности. Вы, вы и вы, – аккуратный наманикюренный пальчик выцепил троих из толпы. – Вы вошли в зал уже после начала рабочего дня.

– Но я же ничего не пропустил! Я слышал каждое ваше слово! – попробовал было возмутиться один из несчастных.

– Инструктаж я начала в девять ноль две. Вы вошли в девять ноль одну. Добрые дела не могут ждать. Прошу на выход.

Бейджи незадачливых стажеров загорелись красным, не давая им ни шанса затеряться и остаться в здании.

– Это правило касается не только опозданий на работу. У вас будут заказы, которые нужно выполнить к определённому часу, срочные доставки… Скорость – одно из важнейших достоинств курьера добрых дел. Ни пробки, ни погодные условия не станут вашим оправданием. Мы ценим железную дисциплину и безупречную исполнительность.

Суровый взгляд добрался до каждого, усиливая эффект слов. Сашке захотелось втянуть голову в плечи. Может и хорошо, что он попался управляющему. Кажется, эта дама просто отправила бы его прочь безо всяких разговоров.

– Меня зовут Алевтина Игоревна. Я ваш наставник, и буду делать из вас настоящих курьеров добрых дел – из тех, из кого вообще возможно сделать хоть что-то путное. Прошу за мной.

К концу двухчасового инструктажа голова у Сашки кружилась. Он и представить себе не мог, что между ним и волшебством будет столько… бюрократии.

– И напоследок. Помните, что те поступки, которые вы будете совершать – это не ваши добрые дела. Это – дела наших клиентов. Вы просто те, кто доставляет поступок от заказчика к получателю. Точка. Вы не герои, ваше время и действия оплачены другими людьми, поэтому не стоит заблуждаться и приписывать себе чужие заслуги. На сегодня у меня всё. Вопросы?

Вопрос у Сашки был только один: когда он сможет увидеть или поработать с волшебной пылью. Но задавать его было страшно. Пока он собирался с духом, рыжий парень рядом с ним поднял руку.

Не время

Оля провела по губам помадой, и плотно закрыла колпачок. Руки дрожали. Неудивительно: не каждый же день она готовится сообщить такие новости!

Отражением в зеркале она была почти довольна. Ну и в любом случае – это лучше, чем обычно. Интересно, заметит ли Витя, что она нарядилась после работы, специально для него?

Хлопнула входная дверь. Оля поморщилась: ну вот, пропустила писк домофона. Витя всегда набирал код, а не пользовался ключами, и короткий «треньк» оповещал о скором приходе мужа. Чем бы Оля не занималась в этот момент, она тут же бежала в прихожую. Приятно ведь, когда тебя встречают? А тут на тебе – опоздала.

Легкая шифоновая юбка взметнулась от торопливых шагов хозяйки, открыв больше ног, чем полагалось по замыслу создателя. Но Витя красоты не оценил, не улыбнулся при виде жены. От суровой складки на лбу супруга и Олино веселье испарилось без следа. Но о причинах дурного настроения мужа долго гадать не пришлось:

– У мамы инсульт.

В голове Оли разом возникло столько вопросов, что ни один из них не мог прорваться первым. Почему инсульт? Она же ещё молодая?.. И что будет дальше? А как она себя чувствует? В какой больнице? И – где-то на задворках сознания – а как ему теперь сказать…? Вслух получилось выдавить только одно:

– Как?

– А вот так, – недовольно скривился Витя, – говорил я ей: дался тебе этот огород! Я тебе десять мешков той картошки куплю, и долбаных огурцов – тоже! Вот зачем там уродоваться по жаре, а? Но нет же: ей виднее. И вот – пожалуйста! Спасибо хоть жива осталась… Завтра же закажу трактор, чтоб перекопали там всё к едрене фене. Хотя какой трактор… Кому теперь вообще эта дача нужна!

Оля благоразумно промолчала. Хотя справедливости ради и хотелось сказать, что ничего Серафима Павловна там не «уродовалась». Десять кустиков огурцов, десять – помидоров, грядка зелени, и ведро посаженной картошки. Кусты и немножко цветов. А чем еще развлекать себя на пенсии, если всю жизнь привыкла работать на износ? Не на фитнес же ходить, в самом деле… Свекровь сажала только то, что могла обработать сама, и Витю с Олей к полевым работам никогда не принуждала. Но Витя всё равно мамино увлечение не одобрял. А теперь и вовсе запретит, даже если Серафима Павловна поправится…

Оля встряхнула головой. Что значит «если»? Конечно поправится! Надо будет её навестить как только разрешат…

Витя помыл руки и направился на кухню. Глядя на несложный, но красиво сервированный ужин, он вдруг внимательно осмотрел Олю и спросил:

– А что, у нас сегодня какой-то праздник?

– Нет, просто захотелось, – ответила Оля и густо покраснела. Врать она не умела совершенно. Но и сказать правду не решилась: лучше как-нибудь потом. Видно же, что сейчас не время.

***

– Оля, пойми, сейчас совсем не время для такого! Мама парализованная, ипотека не выплачена, да и вообще…

Оля растерянно глядела перед собой, машинально прижав руку к животу. Что значит «не время»? а когда оно – время, если она уже…

– Как же ты недосмотрела-то? Взрослая ведь женщина, у вас же есть там всякие способы… Могла бы хоть моим мнением сначала поинтересоваться!

Оля было открыла рот, но поспешно его закрыла, не дав вырваться жалким оправданиям. И вдруг разозлилась. Почему она должна чувствовать себя виноватой, и объяснять взрослому мужчине, что женщины не беременеют сами по себе? И что ни одно средство не даёт стопроцентной защиты?

Но прежде чем выдать гневную отповедь, Оля снова передумала. Ни к чему скандал. Вите сейчас тяжело: он с трудом перенес известие, что его мама теперь инвалид. Сама-то она узнала о своей беременности до всех событий, и свыклась с ней. А как бы она отреагировала сейчас? Может, тоже бы не обрадовалась…

– Вить, – осторожно начала она, – я понимаю, что это неожиданно. Я и сама удивилась. Но… всё уже случилось, понимаешь? Не переживай, мы справимся. Мы же всегда справлялись. Вместе. И мама поправится. Надо ей сказать обязательно! Доктор же обещал, что есть шансы на восстановление. А уж ради будущих внуков разве она не постарается?

Витя посмотрел на неё как-то странно.

– Оля, а… срок же еще небольшой, да? Может, есть пока какие-то варианты? Давай сейчас решим проблемы, а потом уже вернемся к вопросу. Через годик. Лучше – через два… Завтра надо к маме съездить, можем сразу и тебя на консультацию свозить. Чтобы два раза не мотаться.

Олю замутило. «Это всё токсикоз, – сказала она себе, – это не от Витиных слов. Просто токсикоз». В конце концов, много ли она знает, как реагируют мужчины на такие новости? Обмороки счастья хороши для фильмов, а в реальности-то оно по-всякому бывает…

Она понимала, что был всё еще не лучший момент вываливать известие на мужа, но скрывать беременность стало тяжело. Утренняя тошнота, изменившиеся вкусовые предпочтения, отсутствие менструации… Лучше было сказать самой, чем он бы догадался и рассердился, что она его обманывает.

Оля глубоко вдохнула. Ну же, соберись! Все конфликты решаются только одним способом: словами через рот. И надо как-то подобрать эти самые слова…

***

Компромисс – основа счастливого брака.

На аборт Оля не записалась. Но и Серафиме Павловне они тоже ничего не рассказали. Хотя Оле хотелось до жути – глядя в растерянные, потухшие глаза свекрови, так и тянуло поделиться. Дать новую цель, зародить надежду. Свекровь очень хотела внуков. В общем-то и Оля против не была, только Витя всё откладывал. Ждал подходящего момента…

Оля подумала, что более подходящего и не найти. Её родители уже умерли, Витин отец тоже. Серафима Павловна – единственный шанс Олиного ребенка на любовь бабушки. Доктора в прогнозах были осторожны, но не категоричны. И разве маленькое чудо не помогло бы встать на ноги?

С Витей про беременность они больше не говорили. Он делал вид, что ничего не случилось, а она старалась не привлекать лишнего внимания к этому вопросу, чтобы больше не слышать пугающих намеков.

Оля помнила, как сама чувствовала себя после смерти родителей. Но они ушли быстро и не болели. Поэтому на Витю она не обижалась – ничего, он потом всё поймёт, осознает, и жизнь снова наладится. Пока же она справится сама.