Насу

Глава 1. Сеть, разорванная уловом

Каждое утро, с понедельника по пятницу, юркие тела бизнесменов просачивались внутрь здания и разбредались по узким жилам-коридорам, активируя калориферы или кондиционеры, включая освещение, выковыривая по пути из холодильника вчерашние бутерброды, и в конце концов присасывались к своим рабочим местам в предназначенных для них офисных каморкахНаиболее жесткие ограничения сосредоточены не в области
средств и методов достижения наших целей, а в сфере языка,
при помощи которого мы определяем для себя эти цели и ищем
для них инструменты. [...] Похоже, эти языковые пределы
не зависят от уровня развития нашей цивилизации, выступая
своего рода константой в онтологии нашего самоопределения.

“Sermo ontologicum”, Brian Nasu (茄子)

В самом центре небольшого города, в переулке, стиснутым двумя бизнес-кварталами, доживало свои последние годы белое двухэтажное здание давно устаревшей архитектуры. Непрактично узкое, кажущееся из-за этого длиннее, чем было на самом деле, оно прятало от глаз прохожих свой обветшалый фасад под кронами липовых деревьев, словно сознавая свою дряхлость и невозможность соответствовать современным критериям городской эстетики.

Как бы в издевку над этой старостью, лишенной возможности апеллировать к архитектурной или исторической ценности, фасад здания был испещрен яркими логотипами дюжины фирм, офисов и представительств, вгрызшихся в его утробу и занявшим все свободные щели – подобно тому, как паразиты захватывают ослабевшее от бремени лет тело. Каждое утро, с понедельника по пятницу, юркие тела сотрудников этих фирм, хлопая дверью парадного входа, проникали внутрь здания и тут же разбредались по узким жилам-коридорам, активируя по пути калориферы или кондиционеры, включая освещение и хлопая дверцей холодильника, и в конце концов забивались в предназначенные для них офисные каморки с персональными рабочими местами. С их приходом воздух внутри помещений густел, в нем появлялись характерные для деловой суеты потоки, завихрения и воронки, поднимавшие со стеллажей и полок астматические клубы офисной пыли, которая теперь до конца рабочего дня будет медленно плавать под высокими потолками с несовременными скругленными сводами, создавая иллюзию, что внутри старинного дома еще теплится жизнь.

Возможно, эта иллюзия была последней силой, удерживающей здание от разрушения – если бы не возня офисного персонала и регулярные ремонты, учиняемые постоянно сменяющимися арендаторами, оно бы рассыпалось от старости, так как давно уже держалось на гипсокартонных переборках и армированных укреплениях, которыми предприимчивые менеджеры нашинковали старые квартиры и тесные коридоры, на стеклопакетах и оконных решетках, превративших некогда уютные окошки бывших гостиных, спален и кухонь в уродливые армированные бойницы.

Когда-то картина была совсем другой. Когда-то в этом здании жили состоятельные люди – уважаемые граждане и их семьи, а сам дом считался известным и престижным жильем, так как располагался в самом центре города, на аристократической и оживленной улице, в модном и престижном районе. За свою почти вековую историю в нем успело появиться и вырасти не одно поколение добропорядочных буржуа. Сотню лет их семьи несли на своих плечах бремя среднего класса, шлифуя и совершенствуя ритуалы выживания, процветания и продолжения собственного рода, трепетно заботясь о том, чтобы передать потомству накопленный багаж – как часть наследства, основную долю которого составляло право на этот дом. Их подросшие отпрыски, в свою очередь, с воодушевлением подхватывали эстафету – семьи росли, пускали ветки потомства, изредка позволяя выгодные прививки со стороны. Благосостояние жильцов престижного дома неуклонно росло, за укреплением материального положения следовал подъем интеллектуального уровня жильцов и их эстетических потребностей, а дом оставался тем же, каким был построен десятки лет назад. Очень долго культурная эволюция жильцов выражалась в изменениях интерьера и стилях обстановки, но наконец наступил момент, когда жильцов уже не удовлетворяла замена олеографий на стенах и герани на подоконниках на плазменные панели и автоматизированные жалюзи – люди поняли, что дом безнадежно устарел и больше не соответствует их потребностям.

Среди обитателей дома начался исход. Один за другим семьи стали избавляться от прежнего жилья, отдавая предпочтение статусному коттеджу в пригороде или компромиссному решению в многоэтажных ульях современных новостроек. Освободившуюся жилплощадь тут же занимали предприимчивые бизнесмены, каждый из которых, словно подчиняясь освященному веками регламенту, повторял одну и ту же последовательность шагов: ремонт, установка броской вывески, выплата процентов банку, продажа офиса следующему владельцу…

Не прошло и нескольких лет, как из здания окончательно выветрилась атмосфера семейного уюта и домашнего очага, ее место заняли сухая бумажная пыль договоров, озон ксероксов и прагматичный бубнеж конторских работников. Алебастровая лепнина, дубовый паркет и веселенькие мещанские обои спрятались под гипсокартонным минимализмом офисных интерьеров, бухгалтерских стеллажей, директорских кресел и китайских кофемашин, оставив между ними ровно столько места, сколько было необходимо для доукомплектования интерьера офиса молодыми дипломированными выпускницами бизнес-курсов с профессиональными улыбками недорогих офисных содержанок.

Теперь с заходом солнца свет в окнах здания уже не зажигался, как сотню лет назад, когда семья садилась на ужин за большим столом, уставленным семейным серебром, между которым в толстых подсвечниках возвышались медленно оплывающие восковые свечи, или как пару десятилетий назад, когда перед большим экраном телевизора собирались наследники этого серебра, чтобы сообща посмотреть сериал и обсудить поездку на курорт. Теперь с наступлением вечера свет в здании гас, иногда даже не успев зажечься – ни один из регулярных посетителей этого дома не желал оставаться в нем ни минуты дольше того времени, которое было регламентировано его служебными обязанностями.

Глава 2. Троянец

Тайлер Мун с юных лет знал, что умение производить благоприятное впечатление – залог успеха и гарантия влияния на окружающих. После окончания университета, в котором он не только овладел научной терминологией, но и завел массу знакомств с интересными и многообещающими людьми, ему без труда удалось занять кресло менеджера по персоналу в одной из лабораторий, находящихся под крышей военного ведомства. Там он очень быстро усвоил еще одну истину: если хочешь быть востребованным профессионалом, недостаточно одного лишь умения располагать к себе людей, нужно еще уметь им пользоваться – аккуратно, сохраняя в себе уважение к тем, с кем работаешь, но вместе с тем достаточно напористо и жестко, чтобы не оставлять им слишком большого пространства для маневра. Благодаря своему врожденному обаянию, уму и темпераменту Тайлеру хорошо удавалось лавировать между этими многовекторными требованиями, добиваясь отличных результатов там, где авторитарный напор или избыточная либеральность были обречены. В государственных верхах его высоко ценили, признавая, впрочем, что для настоящей политической карьеры его иммунитет к лицемерию все же недостаточно развит. Зато он был своим в мире ученых, прекрасно ориентировался в текущих научных вопросах и находился на короткой ноге со многими из авторитетов – несмотря на то, что давно уже забыл все, чему учился, превратившись в менеджера от науки.

Его находчивость, великолепная память на детали и умение находить сильные аргументы (качества, которыми невозможно овладеть на курсах по завоеванию друзей и PR-тренингах), без каких-либо НЛП-технологий позволили ему в считанные дни собрать дюжину специалистов из самых различных областей науки. Тайлера посетила хорошая идея: он понял, что для такой задачи ему нужны не ригидные мастодонты науки, убеленные сединами и закосневшие в почестях, а плодотворно мыслящие, смелые и способные на дерзкие эксперименты новаторы. Поэтому он сосредоточился на тех ученых, которые уже продемонстрировали творческие успехи, но еще не успели свить себе уютные гнезда из лавровых венков почестей, в какие седеющие орлы науки до конца своих дней откладывают непробиваемые яйца монографий.

При этом его профессионализм позволил уберечься от почти неизбежной в таких случаях огласки происходившего. Каждый из докторов наук, оторванных от своих проектов, прервавших лекции в аудиториях университетов и даже вернувшихся из отпуска, был уверен, что ему просто предоставили возможность проявить свои таланты в срочном социально-филологическом исследовании, имеющем большую важность для государства. Некоторые из них участвовали в подобных проектах не в первый раз, поэтому у них не вызвали удивления ни спешка, ни масштаб мероприятия, ни сопутствующая им секретность предложенной работы.

Изучая список собранных лиц, Уинстон Кларк остался полностью доволен коллективом, который удалось собрать менеджеру – как минимум, в самом начале проект разворачивался по намеченному плану. Пару раз он даже подавил в себе возглас изумления, обнаружив в этом перечне фамилии людей, которых, как ему было известно, было очень трудно вырвать из рабочего графика. Советник редко позволял себе роскошь выражать эмоции, поэтому ограничился тем, что пожал Тайлеру руку.

– Сегодня утром прибыли последние, – сказал довольный менеджер, – все процедуры уже закончены, мы можем собрать их через час.

– Превосходно. Так и сделаем. Я сейчас захвачу еще кое-кого, и можно будет начинать.

Когда через час Уинстон зашел в конференц-зал, он обнаружил внутри полтора десятка людей самого разного возраста и вида – от облаченных в классические тройки благообразных джентльменов, до хипстерски выглядящих молодых бородачей. Некоторые из них, разбившись на небольшие группы, беседовали друг с другом, остальные двигали стулья, располагая их полукругом около импровизированного пьедестала. Под ним суетился Тайлер, приветствуя знакомых, отвечая на задаваемые вопросы, раздавая негромкие указания и успевая при этом просматривать какие-то документы. Увидев советника, он помахал ему рукой.

Уинстон кивнул ему в ответ: можно начинать. Сам советник вместе со своим спутником, невысоким мужчиной лет шестидесяти в круглых очках, невыразительно одетым и с любопытством изучавшим окружающих, присели у самой стены, в тени портьеры.

Тайлер отлично понимал разницу между двумя категориями людей, с которыми общался всю свою жизнь: между рациональными людьми науки, предпочитающими конкретику в формулировках, и политической бюрократией, избегающей её любой ценой. В данном случае следовало положиться на предпочтения первой группы, оставив за бортом преамбулы и протокольные разглагольствования. Поэтому он сразу перешел к делу. В заранее продуманных формулировках он лаконично изложил историю обнаружения странного рассказа. Причем, зная склонность своих подручных к созданию ситуативной терминологии, он заранее подготовил для них определение странному тексту, введя его в повествование под именем “троянец”. Дальнейшие события показали, что он не ошибся – термин оказался удачным и быстро прижился.

Оказалось, что некоторые из них уже слышали про текст, хотя непосредственно с ним еще не сталкивались – информационные волны общественной реакции опережали само событие. Впрочем, никто его всерьез не воспринимал, поэтому аудитория была в немалой степени удивлена, услышав, что их собрали здесь из-за этого рассказа. Впрочем, очень скоро их удивление исчезло, едва им были зачитаны первые официально зафиксированные симптомы. Глаза собравшихся загорелись, зал притих, внимательно прислушиваясь к тем сведениям, которые методично и не спеша излагал Тайлер.

– Эффект троянца не изучен ни количественно, ни качественно, мы не представляем ни в какой области лежит механизм его работы – при условии, что этот механизм вообще существует, ни возможные варианты его использования. Не исключено, что троянец не один, хотя аналогичные объекты пока больше нигде не обнаружены. Не исключено, что у него не единственный, а несколько слоев внушения, которые проявляются не сразу… Мы совершенно ничего не знаем о нем. Единственное, что для нас несомненно: если троянец на самом деле обладает таким функционалом, то перспективы, которые он открывает, переоценить невозможно… – во время своей речи Тайлер постоянно контролировал выражение лица советника, поэтому сразу понял, где риторику лучше окончить троеточием.

Глава 3. Брайан

Утро в пансионате началось как обычно: первыми поднялись пунктуальные туристы из Германии – тихо собравшись, они неспешно спустились во двор и унесли свои пивные брюшка на прогулку по парку и пабам, откуда теперь вернутся лишь к вечеру. Немного погодя проснулись итальянцы – еще не пожилая супружеская пара с нижнего этажа. Судя по звукам, доносившимся с стороны их номера, день у них начинался самым обычным образом, а значит столь же предсказуемым будет и то обсуждение их нравов, которым займутся их соседи, когда соберутся за утренним столом. И можно будет не сомневаться, что их инвективы окажутся поданы такими же нравственно выхолощенными и обильно приправлеными специями эвфемизмов, как выпотрошенные и обжаренные в муке караси, которыми славилась кухня ресторана: "Ах, сэр, вы совершенно правы – эти итальянцы слишком молодые, чтобы жить в одном отеле с порядочными людьми!"

Еще через пять минут у старичка испанца, проживающего наверху и напоминающего своим лицом епископа без епархии, опять что-то свалилось с тумбочки – наверное, потянулся за челюстью своей сухой, старчески пигментированной рукой. Это значило, что минут через двадцать можно спускаться в ресторан, где постояльцев будут поджидать аккуратно разложенные ароматные булочки, на столике в центре окажется благоухающий заварник с горячим кофе, а хозяева – подвижный семидесятилетний старичок и его супруга – затеют рутинную суету на обширном дворе гостиницы, распоряжаясь прислугой и принимая гостей.

Застучали двери в остальных комнатах, зашумели шаги в коридоре – пансионат пробуждался.

Это однообразие режима и линейная предсказуемость ежедневных событий были едва ли не главными достоинствами семейного пансионата, собравшего под свой кров ленивых туристов из стареющей Европы, уставших бездельников, желающих на неопределенное время отойти от суеты, пенсионеров среднего достатка, которым наскучили стены собственных домов, а также прочий люд, по тем или иным причинам предпочитающий скромное обаяние провинциальной гостиницы пафосному комфорту столичных отелей.

С момента прибытия сюда Брайана не прошло еще и недели, но он уже успел оценить всю прелесть этого места. В его положении он вряд ли мог мечтать о лучшем – тем более, учитывая поспешность, с которой ему пришлось покинуть предыдущее место жительства. Лишь случайность помогла ему оказаться здесь – спешно уезжая из города на попутной машине, он вышел на одной из остановок, чтобы перекусить в придорожном кафе, где услышал, как за соседним столиком расхваливают эту малозаметную семейную гостиницу, словно специально созданную для тех, чей банковский счет производит меньшее впечатление, чем собственный возраст, и для кого потребность в тишине важнее, чем список услуг, включенных в базовый тариф. Ни минуты не колеблясь, он тут же изменил курс, и через час уже договаривался с хозяйкой о номере.

Это был действительно подарок судьбы. Брайан хорошо знал – и как социолог, и по опыту последних месяцев своей жизни – насколько полезны случайные факторы в жизни скрывающегося от преследования. Поведение человека предсказать далеко не так сложно, как думают многие, однако когда в дело вступают непредсказуемые события, резко меняющие поведение преследуемого, любая ищейка надолго теряет след.

Брайан знал, что легче всего заботиться о своей безопасности, когда используешь как можно меньше лжи в собственной легенде. Поэтому он представился хозяйке как ученый, находящийся на длительном отдыхе с целью восстановления здоровья, которое подорвала работа над скучными абстракциями и отвлеченными вопросами. Эта самохарактеристика позволила ему уклониться от ненужного любопытства и некоторых навязчивых знакомств, неизбежных в такого рода заведениях. В обеденном зале он обосновался за скромным столиком в самом невзрачном углу, а иногда, когда позволяла погода, выбирался в патио, где, гуляя по извилистыми полосками газонов, ощущал, как к нему постепенно возвращается спокойствие – в окружении густого лабиринта неухоженных кустиков его страхи преследуемого уменьшались, позволяя сосредоточиться на мыслях, отличных от той единственной, которая доминировала у него в последние несколько дней.

Иногда он оккупировал одну из уютных скамеек в каком-нибудь тупичке сквера, где не спеша тянул кофе, постепенно избавляясь от воспоминаний о своем бегстве. Первые сутки он боялся выйти из номера – не столько из-за страха обнаружить за дверью подстерегающих его силовиков, сколько из-за уверенности в том, что его настороженность неизбежно бросится в глаза обитателям пансионата, когда те обратят внимание на новое лицо в своем коллективе. Лишь когда его нервы пришли в порядок, он стал приучать постояльцев к физиономии нового жильца – интеллигентной, равнодушной, слегка усталой и вежливо-отстраненной. В общем, ему это удалось – его приняли в общество, не навязываясь в друзья и не напрягаясь от его присутствия. Похоже, он действительно не ошибся, выбрав это заведение.

Теперь можно было подвести некоторые итоги. Брайан знал, что прожить здесь он сможет полгода или год – вряд ли больше. Этот предел диктовали не столько финансы, сколько другие соображения – Брайан ни минуты не сомневался, что его преследователи рано или поздно обнаружат его присутствие здесь. Вопрос состоял не в том, сможет ли он задержаться тут дольше этого срока, а в том – сумеет ли он в следующий раз успеть обнаружить слежку за собой? До сих пор у него это получалось, но он отдавал себе отчет, что в этом была немалая доля везения. Финал противостояния дилетанта конспирации и профессионалов сыска был предсказуем.

После завтрака большинство постояльцев пансионата разбрелось по своим делам, осталась лишь парочка пенсионеров, предпочевших просмотр газет в тени тисовой аллеи. Наступившее спокойствие навеяло на Брайана воспоминания о прошлом.

Каких-то полтора-два года назад он жил спокойной жизнью неприметного ученого: Брайан Насу, когнитивный лингвист и социолог, преподаватель в провинциальном университете и, в свободное время, специалист по изучению влияния социальных метаморфоз на лингвистические паттерны в современном языке. Как и прочие сотрудники кафедры, он периодически публиковал какие-то статьи, однако большой известности они не приносили, поскольку выполняли одно-единственное назначение – поддержание собственного статуса, согласно ролевым требованиям, принятым в их среде. Впрочем, эта среда не ограничивалась тем, что накладывала ряд формальных обязательств, иногда она еще предоставляла некоторые бонусы. В частности, посещая конференции, ему удалось познакомиться с парой-тройкой авторитетных людей – известных в своей области профессионалов. Сперва Брайан, начисто лишенный честолюбия и карьерных устремлений, не оценил перспективы этих знакомств, но однажды наступил момент, когда они оказались ему очень кстати.