Натка

Натка

На антипригарном покрытии скворчат влажные плитки хлеба, брызги масла постреливают со сковороды в мокрый ворс халата, аромат шампуня вытесняется запахами жареных яиц, чеснока. Гренки почти готовы, я вынул из шкафчика тарелку. В углу кухонного стола утробно шипит чайник.

Недалеко от него застыл ноутбук. В черноте экрана загрузки матово отражается прямоугольник утреннего света из окна. И мой мутный силуэт у конфорки.

Наконец, связь с сервером установилась. Со дна дисплея всплыла картинка.

Я помахал перед ней деревянной лопаточкой.

– Привет, Натка!

– С добрым утречком! – ответил мелодичный голос.

Я застал ее за столиком веранды. Там устроились прозрачная чашка чая, корзиночка с печеньем, зернистая горка малины в мисочке, уложенная разворотом в столешницу книга. И верхняя половина женского тела в легком платьице. Букет оконных лучиков за ее спиной ярче, чем свет на моей кухне, но еще хранит новорожденную нежность утра.

Уперев локоть в книгу, а подбородок – в ладонь, женщина со светлыми волосами до плеч искоса и с полуулыбкой наблюдает, как перебрасываю гренки на тарелку, наливаю в кружку кипяток, усаживаюсь со всем этим добром против ноута.

– Хорошо спал, совенок?

В ироничном тоне растаяла, как сахар в кофе, ложечка материнской опеки. Неосторожный глоток слегка обжег мне язык. Поморщившись, я ответил:

– Как и подобает ночной птице. Не очень…

Натка вздохнула.

Рука переместилась с подбородка под грудь, к другой руке. Их хозяйка слегка подалась к соединяющей нас цифровой форточке, смотрит, как школьная учительница.

– Дай угадаю… Из-за сегодняшней даты?

Я тихо усмехнулся.

– Ясновидящая, однако.

Натка расплылась в заботливой улыбке. В очередной раз любуюсь ее родинками, печальными и уютными, как звезды в ночном небе.

– Эх, ты… чудо в перьях! – произнесла нежно. И добавила: – Говорила же, не влюбляйся…

Я взял с тарелки кусочек хлеба, обжаренный в чесночном омлете. Ноздри сократились, в горло потекла слюна.

– А нечего было в полтинник выглядеть так аппетитно!

– Мне был не полтинник, а всего лишь сорок восемь, – говорит Натка кокетливо и спокойно. – А ты что, хотел, чтоб я в этом возрасте была с тросточкой, в платочке? Семки на лавочке лузгала? Ну, извините. Мне как-то больше нравится быть ухоженной, женственной и в здоровом теле. Возжелал, понимаете ли, сочную милфу – вот и получай.

Она показала кончик языка.

Пальцы левой руки вернули на плечо сползшую бретельку, правая элегантно поднесла ко рту ягоду, та исчезла в губах, и вскоре к ним подплыла чашка. С достоинством леди Натка сделала глоточек чая.

– Не оправдывайся, сердцеедка, – говорю, расправившись с гренкой. – Приютила, приласкала бедного студента.

– Так, молодой человек… – сказала Натка с напускной строгостью. Продолжила в недоумении: – Какого еще студента? Тебе тогда было уже тридцать три!

– Не суть, – отмахнулся я.

Укусил следующую гренку и изрек:

– Штудент – это шоштояние души, меж прочим!

Мы еще потрепались, пока я приканчивал завтрак, затем начались сборы. Я уложил все, что нужно, в спортивную сумку. Спустя полчаса поворот ключа зажигания разбудил моего «железного коня», и тот тронулся по сумеречному бетонному полю подземной парковки. Бортовой компьютер установил связь, и на дисплее в центре приборной панели снова вспыхнула Натка.

– Уже переместилась, стрекоза! – воскликнул я.

– Могу себе позволить, – отвечает «сочная милфа», – с нынешним-то образом жизни!

Теперь лежит на животе в купальнике посреди пустынного пляжа, глаза под карамельными стеклами очков, волосы в хвостик, утренний свет окрасил тело лимонным оттенком, скрещенные ножки торчат к небу, покачиваются туда-сюда.

Натка вертит в пальцах гальку.

– И на солнышке могу загорать, сколько влезет. Благо, здешний ультрафиолет не опасен. Воистину райский климат!

– Да уж, хватит с тебя родинок, – говорю, глядя в боковые зеркала, – и так вся в крапинку.

Пожурчав через трубочку коктейлем, Натка возразила:

– Не ври, только сверху. Грудь, шея, спина… А на ножках и попе все чистенько! Сам знаешь.

Внедорожник рассекает фарами полумрак, заезжает на склон, впереди поднимаются ворота, из-под них льет кремовой белизной, глаза сощурились.

Из меня поперло нахальство мартовского кота:

– Знаю, проверял! Неоднократно!

Покосившись на дисплей, добавил с капелькой тоски:

– И еще бы разок проверил…

Наткины губы сложились в едва уловимый воздушный поцелуй.

– За дорогой следи, проверяльщик.

Я выехал в город. Квартал поводил машину по тихим улочкам и переулкам, я заскочил в круглосуточный цветочный магазин, после чего нас затянула шумная оживленная магистраль. Пробок еще нет, мотор довольно порыкивает, набирая обороты, но светофоры никто не отменял.