Натурщик

Глава 1

Как филин поймал летучую мышь,
Когтями сжал её кости,
Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов
К соседу сбирается в гости.
Хоть много цепей и замков у ворот,
Ворота хозяйка гостям отопрëт.
А. К. Толстой «Упырь»

Щедрое летнее солнце ласково скользило лучами по искрящейся поверхности воды. Казалось, что Волга улыбается и подмигивает ярко-голубому небу.

Трамвайчик шёл неспешно, от него почти симметрично расходились мягкие волны с белëсыми барашками.
Альберт смотрел на высокий, поросший стройными соснами берег, не обращая ни малейшего внимания на весёлую болтовню окружающих.

«Жалко акварель нельзя было сюда привезти».

В лагере, конечно, выдадут и карандаши, и гуашь, и ватман. Но как всё это далеко от лëгкости и свободы акварели!

Альберт вздохнул. В лагерь ему крайне не хотелось.

Альберта не пугал ни слишком жёсткий распорядок жизни, ни перспектива оказаться в одной комнате со шпаной. Просто ему было не интересно.

«Жалко терять лето. Лучше бы на пленэре поработать».

Слово «работать» нравилось Альберту сильнее слова «рисовать» — звучало оно более солидно. Это пусть любители рисуют себе, а Альберт хотел именно работать. Несколько лет назад он твёрдо решил стать настоящим художником. И теперь страдал.

Пейзаж за бортом пленял и завораживал: поросшие лесом Жигулёвские горы и возвышающиеся над ними белоснежные горы облаков будто составляли единый могучий и величественный горный массив.

«Да, можно или издали, — мальчик бросил взгляд на противоположный берег. — Написать их все разом. Или подняться повыше на одну из них, чтоб открылся вид на реку. Это даже было бы интереснее».

Альберт прекрасно понимал, что никто не разрешит ему одному отправиться на высокий берег. А пленэров в пионерских лагерях не бывает.

«Хотя, может быть, где-то и бывают? Не знаю. Знаю, что опять упущу лето...».

Конечно, и осенью можно рисовать пейзажи с натуры. Да и зимой, чисто теоретически, можно изловчиться.

«Хотя замёрзнете: и ты, и краски».

Ещё можно перерисовывать фотографии и иллюстрации из книг. Но это всё не слишком интересно.

А вот поймать цветущее, словно светящееся на солнце лето с его разнотравием, налившимися плодами на деревьях, с его трепещущими бабочками и толстыми шмелями, с его ленивой, беспечной радостью, дорогого стоит. Да и природа на Волге действительно располагает к творческой работе.

«Репин здесь этюды писал для своих «Бурлаков...». А Айвазовский вообще целую картину создал. А я так и буду вечно плакаты дурацкие рисовать ко всем праздникам!»

Остановка трамвайчика вывела Альберта из грустной задумчивости.

Приехали. Впереди была целая, такая длинная и скучная, смена.

Глава 2

Первое впечатление от «Буревестника» оказалось неожиданно приятным. Здания пионерлагеря, выглядящие совсем как пряничные теремки, понравились Альберту.

«Будто Абрамцево!»

Альберт ни разу не был в музее-усадьбе, видел только несколько фотографий в книгах, но почему-то решил, что «мамонтовский кружок» просто обязан был обитать именно в таких вот теремках.

И снова мальчик пожалел, что не взял с собой краски.

«Эти домики для этюдов идеально подходят».

Альберт шёл вместе с другими детьми к своему корпусу, но мысли его уносись далеко.

«Как было бы здорово провести лето в таком вот красивом месте, только с нашими ребятами из изостудии».

По правде сказать, в изостудии Альберту нравились не все: он искренне презирал детей, ходящих туда лишь для галочки.

«Если тебе не интересно, зачем время тратишь — и своё, и преподавательское?»

Сам Альберт учился с упоением, получая от этого огромное удовольствие. И любил общаться с такими же одержимыми творчеством людьми. Жаль только, что подобных людей в его окружении было всего трое: учительница Марина Геннадьевна, одноклассница Тася и товарищ по «художке» Серёжа.

«Вот бы жить в Москве! Там много необыкновенных, творческих людей».

В комнате мальчик привычно и ловко (опыт пионерско-лагерной жизни у него был немалый) занял кровать в углу, но не у окна. Пусть другие за окна борятся — станут первыми блюдами для комаров. За центральную кровать возле окна действительно разразилась нешуточная битва, но ничего красивого и занимательного для Альберта в ней не оказалось.

«Надо было хоть книжку какую-нибудь взять с собой, почитать».

Глава 3

Как бы не претило Альберту рисовать плакаты, более интересного и полезного для себя занятия за все лагерные смены он так и не нашёл. Поэтому и обратился к Ниночке Сергеевне — вожатой художественного кружка, с предложением помочь в руководстве.

— Алик, это же замечательно! — всплеснула руками Ниночка Сергеевна, узнав, что Альберт учится в изостудии при Доме пионеров. — Ребята будут рисовать плакаты к Родительскому дню, ты им поможешь, чтобы было по-настоящему красиво!

Альберт кивнул, умилившись радости девушки. Он не первый год уже становился неофициальным руководителем художественных кружков. Вожатые с удовольствием делились полномочиями с инициативным пионером. А Альберту было приятно в тишине и прохладе заниматься чем-то, хотя бы отдалённо напоминавшим его любимую работу. Была и другая, более меркантильная причина.

— Только, можно мне, — мальчик понизил голос так, будто речь шла о чём-то незаконном. — Брать бумагу и карандаши для себя? Мне нужно делать наброски, чтобы навыки не растерять.

— Конечно-конечно, — закивала очарованная интеллигентностью собеседника Ниночка Сергеевна.

— Из бумаги у нас, правда, только ватманы... Но ты ведь можешь порезать ватман на несколько частей, и у тебя будет много листов. А карандаши я тебе дам хоть обычные, хоть цветные, сколько нужно. Алик, будешь пейзажи рисовать, портреты — всё, что захочешь!

Альберт улыбнулся. Идея рисовать портреты ему понравилась.

«Но кого тут рисовать? Лица всё какие-то не интересные. Явно не для картин».

Глава 4

— Приветствуем вас на лучшей смене этого года – на Олимпийской смене! — голос старшей вожатой (Альберт успел узнать, что за глаза её зовут «Свистухой») разнëсся по площадке.

Олимпиада представляла для Альберта интерес разве что гармонией пропорций тренированных тел спортсменов.

«Надо потом из газет фотографий нарезать для эскизов».

— Расскажите всем о себе!

Вожатая тихо скомандовала:

– Три… четыре!

– РИТМ! – гаркнул Альберт вместе со всем отрядом.

– Девиз! – продолжила командовать вожатая. – Романтики! Искатели! Творители! Мечтатели!

– Речёвка… Три… четыре!

– Решать! Искать! Творить! Мечтать! В ритме века быть человеком!

Другие отряды по очереди выкрикивали свои речёвки. Потом началось представление вожатых, воспитателей и прочих сотрудников лагеря.

— А вот самый главный человек в нашем лагере! – Свистуха повернулась к сухопарому старику в пионерском галстуке. – Это Серп Иванович Иеронов! Серп Иванович участвовал в Революции и освобождал наш город!

Альберт слушал детали героической биографии Серпа Ивановича вполуха — его больше заинтересовала внешность старика.

«Вроде ничего особенного...»

Да, обычная в общем-то внешность: седые, остриженные ёжиком, волосы, короткая белая щетина бороды и усов, резкие морщины. Серп Иванович немного сутулится, был худ, но крепок.

«Но всё же есть харизма, что ли».

Альберту вдруг захотелось нарисовать портрет старика. Мальчик вспомнил слова Ниночки Сергеевны.

«Да и Марина Геннадьевна тоже говорила, что важно самостоятельно практиковаться. И в книгах про настоящих художников часто упоминается написание портретов и со знаменитых людей, и с обычных».

Альберт наблюдал, как Серп Иванович вместе с мальчиком в очках из четвёртого отряда поднимает красное знамя, продолжая размышлять о художниках и их натурщиках.

«Как про Врубеля говорили, что ему настоящий демон позировал. Конечно, это — полная чушь. Но чушь красивая. Вот натурщик, так натурщик».

В комнате, которую Альберт делил с младшим братом Львом, висела репродукция «Демона сидящего». Альберт сам вырезал её из старого, посвящённого шедеврам Третьяковки календаря.

Маме Демон решительно не понравился, и она потребовала снять «этот ужас». Но Альберт стоял насмерть и Демона отбил...

Размышляя, как бы упросить старика на сеанс позирования, Альберт разглядывал стоящих за Свистухой людей. Все они уже были представлены, кроме одного.

Худощавый, аккуратно одетый и причëсанный мужчина, стоявший сбоку, оставался инкогнито. Альберт заметил, что Свистуха видимо хотела дать слово и ему, но мужчина отклонил предложение вежливым наклоном головы.

Лицо незнакомца также показалось мальчику подходящим для портрета, но всё же видеть своим натурщиком Серпа Ивановича он хотел больше.

Глава 5

Альберт постучался в дверь дачи Серпа Ивановича. Закончив дела в кружке, собрав карандаши и аккуратно нарезанный ватман (папки для которого, к сожалению Альберта, не нашлось), юный художник отпросился у вожатых и отправился на переговоры с натурщиком.

Мальчик немного волновался: несмотря на общительность и добродушие, старик мог легко отказаться. Но попробовать всё-таки хотелось.

— Заходи, гостем будешь, — послышался из-за двери стариковский насмешливый голос.

Альберт зашёл. В комнате пахло деревом, какими-то цветами и, кажется, мёдом. Лучи солнца скользили по украшенным старыми фотографиями стенам и дощатому, покрытому кое-где вязаными ковриками, полу.

— Серп Иванович, здравствуйте! — громко сказал Альберт, осматриваясь.

— Здравствуй-здравствуй! — вышедший из соседней комнаты Серп Иванович с интересом смотрел на нежданного гостя. Одетый в рубашку-безрукавку и просторные брюки, старик меньше всего сейчас походил на героя эпической картины.

«Но одежду можно и потом стилизовать».

— Меня зовут Альберт Стаховский, — мальчик решил, что представился слишком официально. — То есть, Алик Стаховский. Я отдыхаю в лагере, в «Буревестнике»...

Старик смотрел на Альберта с возрастающим интересом.

— А вообще я учусь в изостудии при Доме пионеров, — продолжил Альберт. — Но и на каникулах продолжаю работать... Рисовать. Чтобы навыки не растерять.

— Похвально, — добродушно кивнул Серп Иванович. — Хотя и отдыхать, безусловно, тоже надо.

— Я отдыхаю, сколько нужно, — заверил старика Альберт. — Серп Иванович, я хотел вас попросить. Если вам не трудно, конечно. Будьте моим натурщиком?

— Натур... кем? — старик захохотал. От глаз разбежались морщинки-лучики.

Альберт смутился.

«Надо было лучше объяснять! А то он ничего не понял... И, наверное, подумал что-то плохое. И откажется теперь. Как глупо получилось».

— Извините, Серп Иванович, — быстро сказал мальчик, отходя спиной к двери. — Я пойду...

— Постой-ка! — лучезарно улыбающийся Серп Иванович вытирал глаза тыльной стороной загорелой ладони. — Прости старика, Алик. Я с детства смешлив. А в старости, видишь, и слух уже не тот, и котелок не варит, как раньше... Повтори, чего ты хочешь?

— Я хочу написать ваш портрет, — отчеканил Альберт.

— Портрет? — недоверчиво переспросил старик. — Да я ж и виду не имею. Я понимаю, там бабу... То есть, женщину красивую рисовать, а это?

— А портреты разные бывают, — горячо заспорил мальчик. — Кроме того, Серп Иванович, ваш портрет я смогу вписать потом в большую картину... Про Гражданскую войну.

Старик задумался. В комнате стало тихо, только где-то под потолком одиноко жужжала какая-то надоедливая муха.

«Откажет. Точно откажет».

Альберт уже смирился со своей участью отвергнутого художника.

— ...Вроде как я — командарм, да? — внезапно подал голос Серп Иванович, чмокнув губами. — А что, мне идея твоя нравится. Конечно, может, и более статные люди есть. Я понимаю. Но чем чëрт не шутит, да?! Алик, я буду твоим натур... Натурщиком!

Глава 6

— Я вот тут сяду, — Серп Иванович поставил стул возле окна. — Как раз хорошо свет падать будет.

— Да, и тени удачны, — Альберт сидел напротив нового натущика на табурете. На столе возле мальчика стояла большая с цветочным орнаментом по кромке миска, доверху наполненнная малиной.

«Чтобы было, чем подкрепиться», — заботливо сказал Серп Иванович.

Альберт принялся за работу.

«Так, общий план, потом детали».

Поймать особенности лица старика не составило большого труда для мальчика. Но всё же в первом портрете чего-то недоставало.

«Что же это?»

— Алик, а ты, наверное, любишь читать? — спросил Серп Иванович, подбоченясь.

— Я? — переспросил пребывавший в творческих сомнениях Альберт. — Люблю.

— Это видно, — многозначительно кивнул старик. — Видно, что ты — образованный, воспитанный парень. А про Гражданскую войну ты любишь читать, Алик?

— Люблю... Но я больше про искусство читаю: учебники, справочники. Про эпохи, стили... И биографии художников, конечно.

— Ну, то есть, для работы? Похвально-похвально.

«Как Серп Иванович понял, что это — работа для меня?!»

Альберта до глубины души тронули слова старика. Дело было даже не в похвале, хотя и она была приятна. Понимание и поддержка от практически незнакомого человека — вот что обрадовало мальчика.

«Но я отвлёкся».

Альберт пристально взглянул на набросок.

«Жизни нет. Может, морщинами заняться?»

Мальчик принялся старательно переносить на бумагу стариковские морщины. Изображение вроде бы начало оживать.

«Главное, не увлечься деталями. Они способны разрушить целое иногда, как ни странно».

Альберт вспомнил, как однажды работал над пейзажем: нужно было изобразить кирпичный дом среди деревьев. Задача казалась мальчику лёгкой, но он так увлëкся прорисовкой деталей-кирпичиков, что всё испортил. Дом получился каким-то рябым и вся гармония картины исчезла. Пришлось переделывать.

— ...А какие ты ещё книжки читать любишь? — очевидно Серпу Ивановичу не нравилось сидеть в тишине и он продолжил развлекать себя беседой. — Вот что из последнего прочитанного понравилось?

Альберт задумался.

«Да, вроде ничего интере... А, точно».

— «Упырь».

— Что? — Серп Иванович бросил изумлëнный взгляд на мальчика.

«Глаза! Вот что главное в его лице!»

Альберт смотрел в печальные, словно бы видевшие всё на свете, глаза Серпа Ивановича. В этих глазах таилась бездна. На мгновение мальчику почудилось, что он смотрит в телескоп, проваливаясь в высокую пропасть ночного неба. Только в той пропасти не было мерцающих звёзд – один лишь чёрный дым.

«Это, наверное, дым Гражданской войны? А я тут со своим глупостями».

— Это книга Толстого, — пояснил Альберт. — Алексея. Но не того, кто «Буратино» написал. Другого. Там про вампиров.

— Про вампиров? — переспросил старик. — Занятно. А ты веришь в вампиров, Алик?

— Нет, — усмехнулся Альберт.

«Я не маленький же».

Серп Иванович задумался. В комнате снова повисла тишина. Мальчик принялся за детали глаз.

«Да сейчас упустил бы важное. Глупо бы вышло».

— Знаешь, Алик, — Серп Иванович задумчиво поправил алый галстук на своей шее. — А я думаю, что художнику вроде тебя необходимо верить в вампиров.

— Почему?

«Он не шутит? Не разыгрывает меня?!»

— Художник должен уметь оторваться от быта. Нашего человеческого быта, — старик задумчиво следил глазами за полётом мухи над потолком. — От мещанства этого, обывательщины. И быть готовым ко встрече с чем-то... Или кем-то чудесным и страшным. Кем-то необыкновенным, понимаешь, Алик?

«Как Врубель. Может, он действительно встретил своего Демона? А люди не поняли и упрятали великого художника в сумасшедший дом».

— Понимаю.

— Алик, ты готов к такой встрече? — печальный взгляд Серпа Ивановича заскользил по лицу Альберта.

Мальчику показалось, будто он физически ощущает леденящее прикосновение к щекам.

Старик взглянул прямо в глаза Альберта. У мальчика захватило дух.

«Это тьма! Это бездна! Вселенная».

Взгляд словно проникал в мозг, выманивая потаëнные, скрытые даже от самого себя мысли и желания, подавляя...

— Я не... знаю, — на мгновение Альберта охватил безотчëтный страх. Ему захотелось выбежать из комнаты, оставив листы с карандашами хозяину теремка.

«Что это со мной?!».

Неимоверным усилием воли мальчик отвёл взгляд.

— Алик? — казалось, Серп Иванович забеспокоился. — Ты не заболел?

Альберт провёл ладонью по лицу, отгоняя морок.

«Чего испугался? Фантазий каких-то? Серп Иванович, в принципе, интересные вопросы задаёт».

— Всё хорошо, — мальчик облизал бледные губы. Страх понемногу уходил. — Серп Иванович, извините. Я не знаю, готов ли я к такой встрече. Просто я не думал никогда...

— А ты подумай на досуге, — ласково усмехнулся старик.

— Подумаю, — пообещал Альберт.

Глава 7

В художественном кружке стояла привычная тишина, не считая редкого перешëптывания увлечённо рисующих свои плакаты детей. Окна были распахнуты, донося ленивый птичий щебет.

Альберт изредко прохаживался среди будущих плакатов, вежливо поправляя художников-любителей, а потом возвращался за свой мольберт и продолжал работу.

Общение со стариком поразило мальчика. Причём налетевший было страх рассеялся и забывался. Остались огромный интерес и какое-то робкое очарование.

Альберт решил попробовать написать картину о Гражданской войне и сейчас как раз работал над эскизами. Идей появилось множество, и мальчик добросовестно переносил каждую из них на бумагу.

«Надо потом их Серпу Ивановичу показать, какой ему больше понравится. Будëновку ему сделать. Глаза его оттенять как раз будет. Эх, хорошо бы лошадь ещё. Нужно лошадь с натуры порисовать! Интересно, в деревне есть лошади?»

Дверь за спиной Альберта со скрипом распахнулась.

— Ребята! Познакомьтесь...

Альберт обернулся. У двери стояли Свистуха и тот худощавый мужчина с открытия смены.
Ниночка Сергеевна поднялась со своего места, стремительно поправила подол лёгкого платья и вежливо кивнула вошедшим. Дети притихли.

— Юрий Дмитриевич Постнов, — отрекомендовала Свистуха мужчину. — Первый секретарь обкома!

— Здравствуйте, дети! — сдержанно, но дружелюбно улыбнулся Юрий Дмитриевич.

— Здра-а--сте! — нестройным хором ответили пионеры.
Свистуха умильно улыбнулась.

— Как вам смена? — спросил Постнов, неспешно прохаживаясь среди мольбертов.

Здесь пионеры ответили в разнобой, но с общей мыслью, что очень нравится.

— Ребята рисуют плакаты к Родительскому дню, — вставила Ниночка Сергеевна.

— Очень хорошо, — в тоне Постнова Альберту послышалась добрая насмешка. — Какой замечательный кот!

— Это кошечка, — поправила мужчину довольная похвалой Леночка Петрова. — Наша Мурка.

— Красивая, — улыбнулся девочке Постнов и подошёл к Альберту. — А где ваш плакат, молодой человек?

— Алик Стаховский, — ответила за Альберта Ниночка Сергеевна, — У нас творческим руководством занимается: помогает ребятам правильно рисовать. Алик учится в изостудии при Доме пионеров, ему нужно тренировать навыки. Поэтому я разрешила ему заниматься не плакатами, а эскизами.

Постнов оценивающе взглянул на Альберта.

«Наверное, он решил, что я — просто любимчик вожатой, поэтому она разрешает мне ничего не делать».

Альберт сделал шаг в сторону, чтобы мужчина мог увидеть его работы. Большая их часть лежала на столе рядом с мольбертом.

Постнов нахмурился и подошёл к столу, молча рассматривая наброски. В помещении вновь повисла тишина, только теперь она давила. Свистуха и Ниночка Сергеевна обменялись взволнованными взглядами. Альберт успел подумать, что он всех подвëл.

«Вдруг он вообще запретит мне в этот кружок ходить?! Что я буду делать? Тут кроме этих плакатов совсем ничего интересного нет».

— ... А это Серп Иванович? — Постнов обернулся к Альберту, держа в руке портреты старика. Циферблат часов на запястье мужчины блеснул от скользнувшего из окна солнечного луча.

— Да. Он согласился быть моим натурщиком, — с гордостью, хоть и страшно волнуясь подтвердил Альберт.

— Очень похож, — улыбнулся Постнов, глядя на изображения. — Я смотрю, ты активно «тренируешься».

— Стараюсь, — улыбнулся в ответ Альберт.

— Молодец, Алик! — мужчина ободряюще похлопал мальчика по плечу.

Альберт слышал, как одновременно облегчëнно вздохнули Свистуха и Ниночка Сергеевна. Надвигающиеся было тучи рассеялись.

Глава 8

Альберт бодро шёл к даче Серпа Ивановича. Под мышкой он нëс чистые листы и листы с наиболее удачными набросками для будущей картины, а в ладони — безупречно наточенные, острые, как кинжалы, карандаши.

Мальчик находился в радостном предвкушении: сейчас начнётся настоящая работа! Лицо Серпа Ивановича нравилось ему всё больше: оно было достаточно стандартным, при этом запоминалось. Это был тот тип внешности, уловить особенности которого художнику было нетрудно.

«Вот даже этот мужчина... Постнов, кажется, сразу его узнал».

Но глаза Серпа Ивановича одновременно пугали и манили юного художника. Альберт даже видел их во сне среди пламени Гражданской войны. Почему-то в том сне ещё летали филины и летучие мыши.

Но то был всего лишь сон. А сейчас Альберт снова размышлял над тем, чтобы осенью, уже дома, использовать наброски для создания настоящей большой картины.

«На настоящем холсте и масляными красками».

Где он возьмёт холст и масляные краски, мальчик ещё не придумал.

«У Марины Геннадьевны спрошу, может, она подскажет. Может, можно где-то в городе всё это купить? Или только в Москве холсты продаются?»

Отец Альберта периодически ездил в командировки, правда, как правило, не в Москву, а в Сибирь, но чисто теоретически...

«Или можно попросить папиных друзей привезти мне из Москвы... Только, согласится ли он просить их»

Альберт вздохнул, но решил пока не расстраиваться. Вдруг отец всё же согласится или найдётся другой способ. Пока надо продумать сюжет картины.
Идею со сценой из Гражданской войны Альберт развивал, как мог.

«Надо будет в библиотеке набрать книг про Гражданскую и выписать из них самые подходящие для набросков моменты. И справочники взять про форму там и оружие».

Кроме того требовалось решить: молодить ли Серпа Ивановича или изобразить его, к примеру, командармом.

«Вроде он хотел как раз».

Все эти размышления, хоть и требовали определённой концентрации внимания, были по-своему упоительны для мальчика.

Сладостные творческие мечтания прервали голоса. Альберт замер и прислушался.

Голоса доносились с дачи. Много голосов. Альберт приблизился к дому.

На веранде собралось человек двенадцать: вожатые и активисты из пионеров. Собравшиеся смотрели телевизор.

«Да, сегодня же открытие Олимпиады!»

Альберт вспомнил, что его тоже приглашали на импровизирлванный сеанс, но он отказался. И даже не понял, что его приглашают на дачу к его натурщику.

Серп Иванович сидел позади всех зрителей, Альберт хотел подойти к нему, но передумал.

«Чего отвлекать человека?».

В принципе, можно, конечно, было делать наброски, пока старик смотрит телевизор, но Альберту не понравилась эта идея: здесь терялась атмосфера серьёзного творчества.

«Да и вообще будут все лезть со своими советами и комментариями. Нет уж, спасибо!».

Мальчик разочарованно пошёл к корпусу своего отряда. К разочарованию от несбывшихся надежд на настоящее творчество примешивалось какое-то подобие ревности: натурщик предпочёл просмотр глупых соревнований!

Алберт одëрнул себя.

«Серп Иванович просто хотел сделать приятное другим людям. Это правильно. Нельзя быть эгоистом. Тем более, Олимпиада проходит редко и на ней выступают лучшие из лучших... Тем более, сейчас она проходит у нас!»

Аргументы, хотя правильные и умные, успокоения не привносили.

«Завтра приду к Серпу Ивановичу пораньше, чтобы до начала соревнований успеть».

Эта мысль немного ободрила мальчика.

На небе взошла практически полная луна, высыпали мерцающие звëзды. Небо манило. Спать совсем не хотелось.

«Может, пойти в Дружинный дом? Над лошадями поработать...»

Альберт свернул к Дружинному дому. Перспектива поработать в тишине казалась неплохой альтернативой написанию портрета с натуры.

В окнах Дружинного дома горел свет.

«И здесь Олимпиада!».

Сквозь окно Альберт увидел руководство и сотрудников лагеря, внимательно наблюдавших за действом на экране чëрно-белого «Рассвета».

Тяжко вдохнув, мальчик поплëлся в корпус. Снова накатили грустные мысли о зря потерянном лете.

«Осенью школа начнётся, а по выходным мама, конечно же, найдёт мне занятия».

Справедливости ради, мать не слишком нагружала Альберта домашней работой, но у мальчика каждая минута была на счету. Ещё столько всего нужно узнать, столькому научиться...

— Алик!

Погружённый в свои мысли Альберт вздрогнул и обернулся.

Из окна ближайшего теремка на него смотрел Постнов. В синей клетчатой рубашке и без галстука мужчина утратил свой официоз, а какая-то книга в руках добавляла его образу прямо-таки домашний уют.

— Не спится, молодой человек? — серьёзно спросил мужчина.

— Я к Серпу Ивановичу ходил. У вожатых отпросился.

— Олимпиаду смотреть?

— Нет, — Альберт показал Постнову карандаши. — Портрет рисовать. Но Серп Иванович занят, у него гости...

— Подожди секунду, — Юрий будто что-то вспомнил. — Сейчас выйду. Присядь пока на лавочку, хорошо?

Мужчина мгновенно скрылся в окне.

— Хорошо, — растерялся Альберт, садясь на освещëнную одиноким фонарём лавку. Теперь уже слегка помятые листы мальчик положил на колени, заботливо разгладив их ладонями.

«Интересно, зачем я ему понадобился?»

Откуда-то издалека донеслось уханье совы.

«Или это филин. Как тот, который мне снился. Забавно».

Альберт прислушался: ночь таила в себе множество звуков, стоило только их уловить. Треск сверчков, скрип старого дерева теремков, шум веток невидимых в темноте верхушек сосен. Шум маленьких крыльев.

«Птицы? Какие-то маленькие совы? Или...»

Прямо над головой Альберта пролетела летучая мышь: мальчику показалось даже, что перепончатое крыло задело его шевелюру. Альберт вскрикнул и замахал руками, отгоняя непрошенную гостью.

Глава 9

Постнов отряхивал брюки от веточек и листьев.

— Наверное, какой-нибудь зверь лазил по кустам. Лиса там или куница. Не знаю местной фауны.

Мужчина сел рядом с мальчиком на лавку. Альберт старался казаться спокойным, но теперь страх уступил в его душе место радости.

«Всё хорошо. Какой я глупый. И трусливый. Но это не важно. Важно, что всё хорошо. Мне просто показалось. Это могла быть лиса. Или собака. Нашла что-нибудь и ела. А я уж напридумывал себе. Да, мама права: у меня слишком буйная фантазия».

— Алик, я подумал, что тебе может пригодиться эта вещь, — Юрий подал Альберту папку для бумаг. — Наброски складывать.

— Ого! — мальчик положил папку на колени, бережно коснувшись её кончиками пальцев. Папка была великолепна: красная, сделанная из натуральной кожи, с застëжкой-кнопкой. На ней был изображён золочëный Олимпийский мишка.

— Как красиво! — проговорил Альберт, смутившись. — Но, Юрий Дмитриевич... это слишком дорогой подарок!

— Ты его достоин, — коротко ответил Постнов. — И, Алик, мне очень нравится поддерживать увлечённых людей...

— А хотите, — мальчик повернулся к собеседнику. — Я ваш портрет нарисую. И подарю вам. На память?

— Хочу, — Юрий улыбнулся и бросил взгляд на часы. — Но сейчас уже поздно. Устроим сеанс позирования завтра. Приходи утром к беседке. Она вон там, под соснами, старая такая...

Мужчина указал рукой в сторону беседки.

— Знаю, — кивнул всё ещё смущённый и одновременно польщëнный Альберт. — После завтрака приду.