Научи меня любить

Глава 1.

— Посмотри на меня, — крёстная несколько раз крепко ударила меня ладонью по щекам, затем всунула в руку пластиковую бутылку с минералкой.

Ее холод обжёг кончики моих пальцев, но я всё равно вцепилась в ребристый пластик с такой силой, что вода тут же выплеснулась на джинсы.

— Дани, посмотри на меня, — крёстная взяла меня за подбородок, призывая повернуть голову в ее сторону.

Я повернула, но ничего ровным счетом не увидела. Всё плыло перед глазами, расползаясь разноцветными кляксами. Голова кружилась и мне казалось, что Земля вдруг остановила свое вращение, решив, что она маятник и начала на невидимой ниточке Вселенной раскачиваться из стороны в сторону.

Но это противоречило всем известным человечеству законам физики. Я знала, что сижу на заднем сиденье седана, который принадлежал крёстной. Знала, что сейчас вечер и прогноз погоды, который я услышала сегодня утром — сбылся — выпал первый снег. К ночи обещали настоящую метель.

— Попей-попей, — крёстная постучала ногтями по пластику бутылки.

Когда внешний мир начал понемногу обретать прежние чёткие очертания в моих глазах, я сделала один большой глоток. Холодная вода будто бы обожгла гортань и холодной змеей проникала в желудок. Я не вовремя сделала вдох и подавившись воздухом, закашлялась.

— Дани, а теперь еще раз посмотри на меня, — снова обратилась ко мне крёстная, забрав бутылку.

Я часто заморгала и всё-таки заставила свои шейные позвонки снова начать нормально работать. Повернувшись к крёстной лицом, я встретилась с ней взглядом. Ее большие голубые глаза с густыми и от природы завитыми вверх ресницами с глубоким сожалением и печалью смотрели на меня.

Кажется, я лишь сейчас заметила, что родное и любимое лицо уже давно перестало быть молодым и гладким. Крёстная недавно отметила свой юбилей — пятьдесят лет. Ухоженная, высокая и стройная, она в эту минуту мне показалась намного старше своих лет. Морщины вокруг глаз и рта будто бы стали глубже, чем им еще было положено. Я вдруг подумала о плохом освещении в салоне, намеренно гоня от себя истинную причину таких резких жутких перемен.

— Ты должна быть сильной, девочка. Слышишь меня? — крёстная оставила бутылку в специальном подстаканнике и опустила обе руки мне на плечи.

Я дрожала. Но до этого момента об этом даже не подозревала, что странно, потому что дрожь была сильной и крупной. Взглянув на свои колени, я с удивлением заметила, как они раз в несколько секунд подскакивали, будто бы мои ноги хотели броситься в пляс.

«Нервы», — подумала я про себя.

— Потом погорюешь. Потом, моя девочка. Сейчас нельзя. Слышишь?

Да, я слышала крёстную, но почти ничего не понимала из того, что она сейчас тщетно пыталась донести до моего разбитого горем и шоком разума.

Еще вчера я была в Лондоне и никак не могла дождаться начала посадки на свой рейс. Я полгода слушала курс лекций, посвященный английской литературе 19-20 веков. Затем я должна была вернуться домой и продолжить учебу в университете на кафедре зарубежной литературы.

Папа настаивал, чтобы я сделала выбор в пользу учебы в Лондоне. Наше материальное положение свободно могло позволить мне получить качественное образование за рубежом. Но я твёрдо отказалась, потому что боялась расставаться с отцом на такой длительный срок.

У него было больное сердце. А работой папа жил двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Он с трудом мог выкроить время, чтобы встретиться со своим кардиологом. Пил таблетки и всё отшучивался, что так просто от него никто не избавится.

В конце концов, мы пришли к компромиссу, что я получу образование в родном городе, а потом, в будущем, непременно отправлюсь в Лондон.

Мой страх за отца был продиктован горьким опытом, перенесенным в двенадцатилетнем возрасте. Именно тогда не стало нашей мамы. У нее обнаружили саркому Юинга. Хватило чуть больше года, чтобы болезнь забрала ее у нас. Лекарства, процедуры, химиотерапии — ничего не помогло. Всё случилось внезапно. И тот год для меня сжался в одни сутки, настолько стремительно ухудшалось мамино состояние.

Многие детали мой мозг заботливо поглотил и спрятал так глубоко в сознание, что я мало что помнила. Остался только тот призрачный, всё еще моментами леденящий кровь след нечеловеческого страха. Я вдруг осталась без мамы и понятия не имела, как буду дальше жить без нее.

Отдавая себе отчет в том, что всякая жизнь конечна, я решила, что хочу как можно больше времени быть рядом с отцом. Еще года три назад он постоянно находился в командировках. Как человек создавший и возглавляющий собственную авиакомпанию, он также владел аэропортом. Помимо прочего папа инвестировал в зарубежные аэрокосмические компании, специализирующиеся на разработках двигателей и других систем доставки груза и людей в космос. Поэтому деловые поездки были неотъемлемой частью его жизни. И лишь недавно папа позволил себе немного сбавить нагрузку, поставив своих людей на те объекты, которые лично не мог посещать хотя бы раз в несколько месяцев.

— Ты сейчас должна думать о себе. Слышишь? — крёстная легонько тряхнула меня, пытаясь вернуть мое внимание.

Я кивнула и опустила ладони на колени, вдавив пальцы в косточки, призывая дрожь в ногах наконец-то уняться.

— Аристарха убили. Продажные врачи утверждают, что виновата сердечная недостаточность. В морге ту же самую пластинку крутят. Она очень удобная, учитывая, что Аристарх был с больным сердцем. Все об этом знают. Но я не верю ни единому их слову. Он был в полном порядке, когда я его навещала. Его явно чем-то отравили. Я попытаюсь добиться повторного исследования тела. Но сейчас это уже всё неважно, Дани. Важно только то, что тебя нужно спрятать. Понимаешь?

Я снова кивнула, но по-прежнему очень слабо понимала то, о чем мне говорила крёстная. Сегодня я должна была встретиться с папой, а в итоге не смогла увидеть даже его тела.

Крёстная приехала домой и забрала меня, как только я узнала, что папа умер в больнице.

Глава 2.

Уже смеркалось. Снегопад прекратился. Мороз усилился. Я успела протоптать дорожку настолько, что кое-где снег под подошвами истончился, открывая грязную серость асфальта. Он был идеально ровным и вёл прямо от проезжей части к воротам резиденции. Пожалуй, я бы ни капли не удивилась, если узнала, что каждый год эту дорожку укладывают новым асфальтом.

Чтобы окончательно не замёрзнуть и не умереть, я старалась не прекращать двигаться. Несколько раз пришлось усмирить гордость и справить нужду под огромной старой елью. Их здесь было много. Они негусто посажены справа от дорожки. Временами среди этих елей кто-то бегал. Какое-то животное. Кажется, это была бродячая белая собака. Близко она не подходила, вероятно, испугавшись меня, а затем и вовсе пропала.

Аккуратно запрятавшись за самой пышной и широкой елью, я сделала свое дело и продолжила упрямо ждать. В сумке у меня была маленькая бутылка с водой. Я даже и половины не выпила. А про еду совсем не могла думать. Всё мое внимание было намертво сфокусировано на одной-единственной цели — дождаться возвращения картежа.

У меня не было ни единой гарантии, что картеж вернётся именно сегодня или хотя бы завтра. Ни единой гарантии, что хоть кто-то согласится меня выслушать. Но в этой точке моей жизни я не была способна рационально мыслить. Мне просто была необходима эта аудиенция. Иначе проще самой выкопать для себя могилу и лечь в нее, чем дожидаться, пока меня найдут и убьют.

Когда яркий режущий свет фар на несколько секунд ослепил меня, я не поверила в реальность происходящего. Ватная тишина, что нарушалась лишь скрипом снега под моими подошвами, словно застыла над резиденцией и примыкающим к ней территориям. А затем эту тишину, к которой я успела привыкнуть нарушил шум двигателей.

Картеж возвращался в «пасть». Несколько секунд я просто наблюдала за движением автомобилей. Все они держались на четко выверенном расстоянии. Скорость так же была одинаковой.

Когда ворота начали открываться, я вдруг опомнилась. Умоляя свои мышцы работать быстрей, я со всех ног бросилась к машинам. Холодный воздух, что с моими рваными глубокими вдохами проникал в лёгкие, обжигал изнутри грудную клетку. Я дышала, но не могла надышаться и будто бы задыхалась.

Так быстро я никогда в своей жизни еще не бегала. Сердце стучало, как ошалелое, всерьез угрожая в любую секунду выпрыгнуть наружу. Я как в замедленной съемке видела охранников. Они выскочили из микроавтобуса. Трое. Все высокие и крепкие.

Седан, в котором, вероятно, сидел их хозяин, был совсем близко. Нас разделяли всего лишь несколько десятков метров. А затем он вдруг перевернулся. Из меня вырвался сдавленный то ли стон, то ли хрип. Но я точно почувствовала, как опустели мои лёгкие, а между лопаток вспыхнула нечеловеческая боль. Я закричала.

Меня повалили прямо на снег, поэтому машины перед глазами и перевернулись. Я не могла пошевелиться. Мое тело было надежно зафиксировано. Я дышала часто и мелко, потому что больше мои лёгкие сейчас вобрать в себя не могли. Боль между лопаток продолжала усиливаться. Кто-то, кажется, вжал мне в спину колено и стиснул запястья на пояснице.

Когда первая волна шока схлынула, я почувствовала, что чья-то тяжелая пятерня удерживала меня еще и за затылок. Я весила всего-то пятьдесят пять килограмм и физически вряд ли могла оказать хоть какое-нибудь достойное сопротивление. А меня скрутили так, словно я была особо опасной преступницей с гранатой в сумке.

Послышался металлический звук закрывшейся дверцы автомобиля. Затем помимо своего тяжелого дыхания и дыханий телохранителей я услышала скрип снега. Через несколько секунд прямо у своего лица я увидела дорогие кожаные сапоги. Даже в сумерках было заметно то, насколько они идеально блестели. Будто бы их только что купили и обули.

— Поднимите, — услышала я спокойный отстранённый мужской голос, что прозвучал над моей головой, как тихий рокот грома, прокатившийся где-то далеко-далеко за горизонтом.

Меня подхватили за подмышки и как тряпичную куклу подняли с земли. Я встретилась с равнодушными голубыми глазами. В них ровным счетом ничего не отражалось. Никаких эмоций. Стало страшно. Потому что такой взгляд не мог принадлежать живому существу. Или существу способному испытывать сострадание или боль.

— Яхонтова Даниэла Аристарховна, — медленно, чеканя каждое слово, произнес мое полное имя Златопольский.

Я удивилась, но затем быстро отогнала от себя это чувство. Вероятно, охранник передал ему информацию обо мне.

— Да, — прошептала я.

— Неразумно бросаться под колёса машины. Особенно, под колёса машины с сопровождением, — Златопольский смотрел прямо мне в глаза и не моргал.

Это был мужчин лет тридцати пяти или восьми. Высокий и с аккуратной тёмной бородой. Воротник его теплого черного пальто был приподнят. В нос медленно заполз аромат мужского одеколона. Свежего, без каких-либо дополнительных ноток.

— Мне очень нужно поговорить с вами, — пролепетала я, решив, что не стану дёргаться, иначе рисковала лишиться той призрачной ниточки, за которою всё же сумела ухватиться.

— С чего ты взяла, что я стану тебя слушать?

Златопольский неподвижно продолжал смотреть мне в глаза. И эта его неподвижность пугала сейчас намного больше, чем телохранители, которые по-прежнему больно удерживали меня с обеих сторон.

— Я дочь Аристарха Яхонтова. Владельца авиакомпании…

— Аэропорта и инвестора зарубежных аэрокосмических компаний. Дальше. — Перебил меня Златопольский.

Я опешила оттого, что он помнил моего отца. Но тут же снова одёрнула себя. Нет. Он не помнил, а просто озвучил всем известную информацию. Судя по его службе безопасности, Златопольский вполне мог получить всю подробную информацию, касающуюся меня и моей семьи. И я бы ничуть не удивилась тому, что эта информация попала к нему в руки ровно в тот момент, когда охранник на посту вернул мне паспорт.

— Его убили, — я из последних сил заставила свой язык произнести эти два слова.

Глава 3.

Счетовод всё это время ждал меня у дверей кабинета. Он никак не отреагировал на мои слёзы и спокойно кивнул в сторону лифта. Утерев тыльной стороной ладони влажные щёки, я тихонько последовала за мужчиной.

Мы спустились на второй этаж. На нем не было ничего, кроме нескольких дверей. Видимо, здесь располагалась исключительно спальная зона. Мои догадки подтвердились, как только Счетовод открыл одну из самых дальних дверей.

За ней скрывалась средних размеров спальня. В ней находилось лишь самое необходимое, без излишеств: пол, устланный светлым плотным ковром; большая двуспальная кровать; туалетный столик с пуфом; отдельная гардеробная и ванная. Цвета стали и первого снега, в которых была выполнена комната, визуально делали ее холодной, стерильной и неприветливой. На кровати уже лежала моя сумка, и я бы ни капли не удивилась, увидев свою куртку висящей на отдельной вешалке в гардеробной. Всё было предусмотрено.

— Ваша комната, — обозначил Счетовод. — Завтра утром жду перечень ваших предпочтений в еде.

Я кивнула и, прежде чем опомнилась, мужчина уже вышел из спальни. Я даже не успела спросить, как его зовут и как лучше мне стоит к нему обращаться.

Ватная тишина спальни неприятно сдавила мои барабанные перепонки. Несколько секунд я неподвижно стояла в двух шагах от двери, а затем словно вспомнив, что всё еще умею двигаться, подошла к кровати.

Я чувствовала себя изнеможенной. Этот день отнял у меня все внутренние силы, с которыми я так долго утром собиралась, чтобы отправиться на аудиенцию к Златопольскому. Всё, на что меня хватило — снять влажные джинсы и взобраться под тяжелое тёплое одеяло.

Стоило бы для начала помыться, но я физически не смогла бы добраться до ванной комнаты. Свернувшись калачиком, я спрятала голову под одеялом и крепко-крепко зажмурилась. Казалось, что серебристые точки только вспыхнули, но, когда я открыла глаза, за окном уже было светло.

Ленивое зимнее солнце заглянуло ко мне в комнату, украсив холодную металлическую белизну стен своим тусклым золотом. Я медленно перевернулась на спину, пытаясь сквозь всё еще ватную тишину, прислушаться к самой себе.

Внутри меня зияла черная пустота. Я была уверена, что наутро все мои раны обнажаться и горькая скорбь опутает сознание своей липкой, крепкой паутиной. Но нет. Резиденция будто бы вобрала в себя все мои эмоции. Но меня это ничуть не испугало. Пусть так. Пусть лучше будет пустота, чем огромная уродливая яма, доверху наполненная моей болью.

Зажмурившись, я с усилием отогнала от себя отголоски воспоминаний, в которых отчаянно рыдала, сидя в машине у крёстной. Теперь я не могла себе позволить вернуться к тому состоянию. И на это имелось массу веских причин.

Во-первых, я должна сохранять здравый рассудок, чтобы отчётливо понимать, как и куда отныне буду двигаться. К тому же это убережет меня от дополнительных проблем.

Во-вторых, Златопольскому не нужны ни мои слёзы, ни сопли, ни слюни. Он сам об этом вчера прямо сказал. Подвергать его слова сомнениям мне не хотелось.

В-третьих, безутешность ничего не принесет, кроме проблем со здоровьем.

Если травмирующий опыт, связанный с потерей матери, мой мозг сумел смягчить, завуалировать и спрятать далеко в подсознание, то теперь я не была уверена, что такой трюк со мной снова сработает. В конце концов, мне уже давно не двенадцать лет.

Единственное, чем я могла себя подбадривать, так это запомнившимся улыбчивым папиным лицом. В моей памяти он остался именно таким. Всегда оптимистически настроенным и безумно любившим тонкие остроумные шутки. Но где-то в самом укромном уголке сознания жила и пульсировала крошечная надежда на то, что папа всё же жив. Может, он в критическом состоянии, но ЖИВ. История с больницей и остановкой сердца всё еще казалась мне сюрреалистичной. Нереальной. Невозможным фрагментом в идеальной картинке моей жизни, которую для меня же так старательно создал отец, чтобы заглушить нашу общую тоску по маме. Я же папу не видела. Но и крёстная ни за что в жизни мне бы не солгала. После папы она была моим вторым самым близким человеком. Может, и ее одурачили? Но это тоже сомнительное предположение, потому что она лично была в морге.

Осознав, что мысли несут меня по неправильному течению, я постаралась их как можно быстрей заблокировать и подняться с кровати. Что мне готовил сегодняшний день — я не знала. Поэтому решила начать от простого и плавно перейти к сложному.

Из списка простых задач был душ. Ванная комната, примыкающая к спальне, оказалась просторной, но также лишенной каких-либо ненужных предметов. Душевая кабина, белая овальной формы ванна. Большое зеркало с подсветкой. Несколько полок с нераспечатанными средствами личной гигиены, выполненные на манер флаконов, что предоставляет пятизвёздочная гостиница в своих номерах. Раковина. Унитаз и биде.

Благодаря перламутровой плитке ванная комната выглядела чуть уютней, чем спальня. Аккуратно раздевшись и сложив свои вещи, я шагнула в просторную квадратную душевую кабину. Тугие горячие струи воды помогли моим напряженным мышцам спины, рук и ног расслабиться.

Но скованность спала не только физическая, но и эмоциональная. Пообещав себе не плакать и быть сильной, я всё-таки поплакала прямо в душе. В конце концов, моих слёз всё равно не было видно, а шум воды мастерски замаскировал задушенные всхлипы.

Завернувшись в большое пушистое полотенце, я забрала свои вещи и вернулась в спальню. С досадой отметив, что стоило бы вчера повесить джинсы просушиться, я втиснула свою попу во всё еще немного влажную плотную ткань.

Вчера мне сложно было думать о таких простых вещах, как сушка промокшей от снега одежды. Надев лифчик, я почувствовала, как между лопаток сильно заныло. Подойдя к туалетному столику со встроенным овальным зеркалом, я повернулась к нему спиной и увидела огромное бурое пятно между лопатками. Это было совсем неудивительно, учитывая то, с какой силой меня вчера впечатали в землю.

Глава 4.

День тянулся мучительно долго. Иногда мне казалось, что время совсем остановилось. Я бесцельно слонялась по своей комнате, иногда заглядывала в телефон, будто ожидала в нем увидеть что-то такое, что могло бы вернуть всю мою жизнь к исходной точке. Но не находя в ярком экране ничего, кроме часов и даты, я откладывала телефон в сторону.

Пространство резиденции было наполнено вакуумной тишиной. Ни единый звук из вне не попадал в чрево спящего монстра. Если бы я собственными глазами не видела обслуживающий персонал, то решила, что нахожусь здесь совсем одна.

Стараясь не думать о плохом, я с усердием переключила свои мысли и внимание на повседневные, но не менее насущные проблемы. Все мои вещи, которые я привезла из Лондона, остались у крёстной. С собой у меня были лишь документы, телефон с зарядным устройством и так по мелочи. Отложив этот момент в отдельный уголок своей памяти, я решила, что должна буду включить его в разговор со Златопольским. Я нуждалась в сменной одежде и четком плане, что касался бы моей дальнейшей учебы. Времени у меня еще было предостаточно. В университет я вернусь уже после Нового года. Но что мне делать до возвращения? Я буду здесь? Или меня переселят в другое место?

Вопросов оказалось слишком много. Вчера, когда я изо всех сил желала попасть к Златопольскому на аудиенцию, я не думала обо всех этих важных мелочах. Но теперь, когда всё относительно успокоилось, я с ужасом осознала, что моя жизнь разрушена. Остался только крепкий фундамент и кое-какие кирпичики. Ни окон, ни дверей, ни уж тем более крыши в домике моей жизни на данный момент и в помине не было.

Усталость, которая лишь отчасти была обезврежена ночным сном, снова нанесла свой удар после полудня. Беспокойные мысли, касающиеся моего относительно близко будущего, заставили слабую боль сдавить виски. Я легла на заправленную кровать, свернулась в позу эмбриона и не заметила, как снова провалилась в сон. Похоже, мозг изо всех сил старался оградить меня от сумасшедшего потрясения и сберечь рассудок.

Проснулась я, когда солнце уже скрылось за горизонтом. В небе на несколько минут еще зависла разбавленная красная акварель ушедшего зимнего дня. Затем и она растаяла, уступив место тёмной вечерней синеве.

В комнате было тепло, а мне отчего-то стало страшно холодно, будто я спала в обнимку с ледником. Перевернувшись на спину, я растёрла свои онемевшие из-за неудобной позы руки, затем сев, ступни.

Темнота в спальне, разрезанная светом уличных фонарей, вдруг показалась мне зловещей и застывшей. Так застывает хищник перед тем, как сделать смертельный прыжок в сторону беззащитной добычи. Я посмотрела на окно и тихонько обрадовалась, что тяжелые шторы, которые явно срабатывали автоматически, не отрезали собой путь для внешнего освещения.

Поднявшись с кровати, я немного поёжилась и вышла из спальни. Вокруг всё также царила тишина. Но в отличие от моей спальни, в коридоре, на лестнице и в столовой горел свет. В столовой меня поджидал уже давно остывший обед. Я прислушалась к своим ощущениям и отметив, что аппетит так и не вернулся, решил оставить обед нетронутым.

Вернулся ли Златопольский домой или нет, я не знала и более того, не знала, как это можно было проверить, чтобы получить чёткий ответ. Но Вселенная, будто почувствовав неприятную подвешенность моего состояния, поторопилась помочь в этом вопросе. Когда я собиралась вернуться к себе в комнату, меня встретил Начальник Охраны.

Он спускался по лестнице, немигающий взгляд был устремлен в мою сторону. Этот взгляд смотрел на меня так, будто я сейчас была каким-то важным объектом, целью или заданием, которое нужно немедленно выполнить. Я непроизвольно втянула голову в плечи, потому что то, с какой непоколебимой целеустремленностью ко мне приближался Начальник, было похоже на пулю, выпущенную из дула пистолета.

Такая контрастность в утреннем и вечернем поведении Начальника Охраны спутывала все мои мысли и ощущения. Я попросту не знала, чего можно ожидать в следующую секунду.

— Следуйте за мной, — обратился мужчина, остановившись ровно в шаге от меня.

Я лишь кивнула.

Мы могли воспользоваться лифтом, но Начальник направился к лестнице. Меня эта мелочь немного озадачила, но, когда охранник снова заговорил, всё встало на свои места. Этот путь давал больше времени для того, чтобы ввести меня в курс дела.

— С завтрашнего дня за вами будет закреплен ваш личный телохранитель. Покидать территорию резиденции вы сможете только тогда, когда предварительно будет согласован маршрут передвижения. На любые вопросы, которые могу задавать я, любой другой телохранитель или господин Златопольский, нужно отвечать четко и беспрекословно. Любое решение, принятое мной или лично господином Златопольским обжалованию или обсуждению не подлежит.

Начальник говорил быстро, чётко и без каких-либо эмоций. Глядя в его широкую ровную спину, обтянутую черной тканью строгого пиджака, я кивала на все услышанные инструкции, как маленький китайский болванчик.

Я гнала прочь от себя мысль о том, что слова Начальника Охраны выглядели так, будто меня решили сделать пленницей.

— Вы не пленница, — словно услышав мои мысли, заявил он. — Вы здесь гостья. Я лишь обеспечиваю должную защиту, чтобы избежать нарушения порядка.

Я поверхностно знала, как работает служба безопасности. У моего отца тоже была охрана. Правда, более скромная и не круглосуточная. Папа, обычно, пользовался ее услугами во время важных встреч или длительных перелетов. В остальном в ней нужды не было.

Когда показался уже знакомый мне коридор, ведущий к дверям, за которыми скрывался кабинет Златопольского, я немного расслабилась. На этот раз разговор с ним меня уже совсем не пугал.

Начальник Охраны пропустил меня в кабинет, затем вошел сам. Он бесшумно подошел к сидящему за столом Златопольскому и встал сзади, сместившись чуть в правую сторону.

«Будто тень», — тут же невольно пронеслось у меня в голове.

Глава 5.

Рассматривая одежду из последней коллекции, я поймала себя на мысли, что ничего не чувствую. Ни восторга, ни заинтересованности. Ничего. Раньше я могла подолгу выбирать себе какое-нибудь платье или обувь. Я никогда не покупала слишком много вещей, но то, что хотела приобрести, выбирала тщательно. Теперь же мой взгляд просто безучастно скользил вдоль витрин, вешалок и ни на чем конкретном не останавливался.

Выбираясь за покупками, я надеялась, что смена обстановки немного ослабит мое внутреннее напряжение. Но нет. Оно никуда не исчезло. Всё даже стало еще хуже. Вокруг царила сложная какофония звуков: смех многочисленных посетителей, разговоры, музыка рекламных роликов. Жизнь кипела. Земля продолжала вращаться и удерживаться на своей прежней орбите. Ощущение собственной ненужности этому миру лишь усилилось.

Инга следовала за мной безмолвной тенью. Она была настолько тихой и временами почти незаметной, что я даже забывала об ее присутствии. Наверное, это и есть высшая степень профессионализма, защищать объект, не вторгаясь и не нарушая привычный ход его жизни.

Прикупив исключительно самые необходимые вещи, я посмотрела на свои пакеты и поджала губы. Проклятые слёзы навернулись на глаза так не вовремя и неожиданно, что едва получалось сдержаться и не расплакаться прямо посреди торгового центра. Куда бы я ни посмотрела, везде меня поджидали боль и холодные острые грани неприветливого мира.

Вот так. Еще недавно я была готова обнимать этот самый мир двумя руками и благодарить высшие силы за самого лучшего отца на всём белом свете. А теперь… Теперь я была в шаге от того, чтобы возненавидеть этот самый мир. Возненавидеть то безликое существо, которое отняло его у меня.

— Дани? — услышала я до боли знакомый голос.

Я толком не успела опомниться, когда оказалась заключенной в крепких объятиях. В нос заполз лёгкий немного сладковатый аромат женских духов. Руки автоматически приподнялись, чтобы обнять в ответ.

— А я посмотрела на тебя и подумала: ты или нет. Подошла ближе — ты. Боже, я так по тебе соскучилась!

Ария была моей единственной лучшей подругой. Мы росли вместе, а наши отцы какое-то время тесно сотрудничали. Но затем отец Арии обанкротился и был вынужден всё начинать сначала. Он с женой и дочерью перебрались в Штаты, где у него выкупили патент на разработку каких-то новых космических деталей. И с тех пор мы с Арией встречались только летом, когда она прилетала к бабушке с дедушкой.

— Привет, — разорвав объятия, я внимательно посмотрела на свою подругу.

Последний раз мы пересеклись в Лондоне, два месяца назад. Она специально приехала ко мне, и мы все выходные гуляли. Погода позволила. Прокатились на London Eye. Затем я отвела Арию на улицу Brick Lane. Подруга всегда обожала шоппинг и искусство, поэтому я с радостью повела ее туда, где эти две грани гармонично соединялись между собой.

Из-за учебы больше времени уделить Арии я не могла, но пообещала, что в следующий раз обязательно прилечу к ней в Штаты. Тогда-то подруге придётся придумывать для меня развлекательную программу в Вашингтоне. Но жизнь внесла свои коррективы.

— Ты не говорила, что прилетишь, — я поправила пушистый воротник на модной расстегнутой куртке Арии.

— А я и не собиралась, — улыбка на губах подруги тут же померкла. — Просто… когда папа сказал, что Аристарх Анатольевич… что он умер, я решила приехать. Подумала, что тебе сейчас необходима моя поддержка. Заскочила вот в торговый центр, а вечером планировала тебе позвонить.

Я кивнула и аккуратно выдохнув, поджала губы, но уже было поздно. Я расплакалась и Ария тут же снова крепко обняла меня. Ее светлые волосы рассыпались по плечам и немного защекотали мой нос.

— Давай посидим где-нибудь, ладно? Ты вся дрожишь, Дани, — Ария забрала у меня пакеты и растёрла ледяные пальцы.

Мы заняли столик в небольшой кофейне на третьем этаже здания торгового центра. Инга заняла соседний.

— Ты ее знаешь? — склонившись над столиком, спросила Ария и покосилась в сторону Инги.

— Да. Это мой новый телохранитель, — я кивнула и сняла куртку.

— Серьезно? Женщина? — изумилась Ария.

— Всё верно.

Какое-то время мы просто молчали. Я лишь для приличия заказала себе большую чашку кофе, чтобы столик не казался слишком пустым. Ария не требовала от меня никаких подробностей. Я вкратце ей всё рассказала, опустив эпопею с попытками попасть на аудиенцию к Златопольскому. Учитывая всю неоднозначность и плачевность моей ситуации, я боялась, что и Арию ненароком втяну в нее, если скажу что-то лишнее. В конце концов, не зря же Златопольский спросил меня о разумности крёстной. Лишний раз распространяться на тему моей новой жизни явно было бы опрометчивым поступком.

— Папа тоже не верит, что это была просто смерть, — вдруг призналась Ария. — Говорит, что раз власть в стране сменилась, то и на руководящих должностях тоже непременно все люди сменятся.

Я лишь кивнула, потому что не знала, что следует ответить на эти слова. Да и какой в этом уже был толк? Время всё равно повернуть вспять не получится.

— Может, ты со мной к бабушке с дедушкой поедешь, а? Переночуешь. Оставаться сейчас одной — не вариант.

— Нет. Спасибо. Но не нужно, — осторожно проговорила я, боясь, что могу своим отказом обидеть Арию.

Иначе я поступить не могла. Из соображений безопасности. На данный момент я ощущала себя в подвешенном и не совсем стабильном состоянии. Златопольский и его начальник охраны выдали лишь ту часть информации, которую посчитали необходимой. Насчет сделки Златопольский еще ничего не утвердил. Ко всему прочему скоро похороны, и мне нужно было отыскать в закромах своей души остатки хоть каких-нибудь сил, чтобы пережить всё это.

— Дани, ты только не закрывайся, ладно? — Ария с тревогой посмотрела на меня. — Мы в один детский сад ходили, коленки вместе счёсывали. В общем, ты и сама всё прекрасно знаешь. Поэтому мне не всё равно на тебя. Если я хоть чем-то могу помочь, ты только скажи.

Глава 6.

— Ты встречалась с подругой? — спросил меня Златопольский таким тоном, какой бывает только во время деловых переговоров.

— Случайно пересеклись в торговом центре, — осторожно ответила я. — Мы раньше часто по нему гуляли и устраивали шоппинг.

Я опустила взгляд в свою тарелку и чуть-чуть нахмурилась. Вряд ли Златопольскому были интересны детали моей дружбы с Арией. Он быстро и точно нарезал кусочками свое мясо. Внутри оно оказалось совсем сырым, но, кажется, Златопольскому именно такое и нужно было. Он отправил в рот сразу несколько кусочков.

Мой взгляд поднялся к царскому профилю Златопольского. Его взгляд был устремлен вперед и показался мне каким-то задумчивым. Прожевав мясо, Златопольский чуть повернул голову в мою сторону и выжидающе посмотрел на меня.

— Я ничего лишнего ей не рассказала, — справившись с секундной растерянностью, торопливо заявила я. — Пусть она моя единственная лучшая подруга, но я подумала, что так будет правильней.

Златопольский кивнул, вероятно, согласившись с логикой моего поступка и опустив взгляд в свою тарелку, отправил в рот еще один кусочек мяса вместе с запеченным сладким перцем. Я тоже вернулась к своему обеду, поймав себя на мысли, что мне уютно и одновременно неуютно в компании этого мужчины. Казалось, что ледяная Арктика в его глазах была присуща и всему его образу. Холодный, задумчивый и… тихий? Да, именно так. Никаких лишних движений и звуков. Украдкой поглядывая на Златопольского, мне казалось, что я смотрела на ледник. Эта ассоциация у меня возникла из-за его удивительных голубых глаз. Для айсберга Златопольский был слишком внушительным, слишком спокойным, чтобы просто безучастно дрейфовать по океану жизни.

— Я хотела вас кое о чем спросить, — аккуратно произнесла я, вспомнив про телефонный разговор с крёстной.

— Спрашивай, — едва заметно кивнул Златопольский.

— Моя крёстная интересовалась, будете ли вы присутствовать завтра на похоронах? Я ответила, вряд ли. Вы ведь с моим папой не были приятелями. Но я подумала, что лучше всё-таки у вас спросить.

— Что еще она спрашивала? — Златопольский всего лишь на несколько мгновений перестал есть свой стейк из говядины, будто решил прислушаться к собственным мыслям. Затем снова продолжил обедать.

— Ничего особенного. Несколько раз спросила, точно ли я завтра приеду. Думаю, она очень перенервничала. Просила предупредить ее, когда я буду подъезжать. Обычно, крёстная всегда собранная, эдакая «железная леди». Но, кажется, у нее просто сдали нервы.

Отправив в рот еще немного рыбы, я поняла, что больше не съем. Аппетит никак не хотел возвращаться. А мысли о крёстной и предстоящем завтрашнем дне заставляли меня усердно бороться с очередным подступающим к горлу комом. Не хотелось плакать перед Златопольским, чтобы лишний раз не показаться ему истеричкой. Как знать, вдруг мои эмоции ему не понравятся, и он посчитает верным решением отказаться от нашей сделки. Никто со мной здесь нянчиться всё равно не собирается.

— Понятно, — коротко ответил Златопольский и отложив нож, задумчиво провел пальцами по своей аккуратной короткой бороде.

Он снова был задумчивым, но на этот раз будто по-особенному глубоко сосредоточился на неизвестных мне мыслях.

Мой взгляд скользнул от пальцев на бороде, к предплечью, затем медленно поднялся к плечу. Златопольский был весьма крупным мужчиной. Я видела отчётливые контуры его мышц и поймала себя на мысли, что не боюсь его.

Глядя на Златопольского, с легкостью верилось, что под его крылом в принципе нечего бояться. Он точно знает, что и как нужно делать. Чем дольше я изучала взглядом этого мужчину, тем отчётливей понимала мотивацию крёстной. В каждом своем движении, взгляде и едва заметном поджатии губ читался неоспоримый авторитет и сознательность.

— Лев Евгеньевич, — в столовую вошел Сергей.

— Да? — Златопольский покончил с обедом и поднял взгляд на начальника охраны.

— Машина уже готова.

— Десять минут.

Сергей кивнул и хотел уже уйти, но Златопольский вдруг заявил:

— У меня еще одно дело к тебе будет.

— Хорошо.

Когда мы снова остались наедине, Златопольский посмотрел на меня. Посмотрел долгим пронзительным взглядом. Я будто бы и в самом деле почувствовала холодное дыхание многовекового, высокого ледника, который был невольным свидетелем многих событий, случившихся на нашей планете. Я точно не могла описать всю полноту своей реакцией, возникшей под взглядом Златопольского.

— Не повезло тебе, Принцесса. Не повезло.

Златопольский не дал мне возможности уточнить, в чем же именно не повезло. Он встал из-за стола и ушел уверенным широким шагом.

— Принцесса, — зачем-то повторила я за Златопольским.

В этом его обращении не было ни мягкости, ни нежности. Ничего. Он будто бы дал название объекту, который из-за стечения определённых обстоятельств оказался на его территории. Мне совсем не понравилось это прозвище. Никакая я не Принцесса. Я — это я. Без ярлыков и любых других надуманных ролей.

Еще раз убедившись в том, что аппетит точно сегодня ко мне не вернется, я ушла в свою комнату. Раскрыв совсем еще новенький томик Уайльда с хрустящим корешком, я продолжила чтение. На этот раз мне удалось продержаться значительно дольше, чем несколько абзацев. Когда четвёртая глава была прочтена, меня потянуло в сон.

Прикрыв глаза, я вслушивалась в тишину резиденции и не заметила, как уснула. Из-за смерти отца, смены часовых поясов и сбитого режима сна, я будто бы потерялась во времени. Раньше я всегда была полна сил и вообще не знала, что такое дневной сон. Теперь же отчаянно искала для себя спасения в этом сне. Моя бы воля и я предпочла заснуть и проснуться лишь тогда, когда боль в груди окончательно притупится.

Среди неподвижной тьмы, навеянной сном, я кого-то увидела. Мне показалось, что отца, но я не была в этом уверена. Во сне мой мозг словно работал иначе, потому что я не верила в папину смерть. Думалось, что это просто шутка. Грандиозная и тщательно проработанная шутка. И я смеялась. Заливисто и долго. А потом услышала надрывный лай собаки. Он звучал где-то в глубине кромешной тьмы, возбуждая страх.

Глава 7.

— А куда она должна была попасть? — донесся до меня совсем тихий шепот.

Если бы в гостиной было шумно, вряд ли я смогла услышать этот вопрос.

— На похороны к отцу, — послышался такой же тихий ответ.

Я неподвижно лежала на диване в гостиной, свернувшись в позу эмбриона. Обхватив себя руками, я тупо смотрела в одну точку, никак не обозначив хотя бы жестом, что слышу, о чем сейчас говорят. Осознав, что меня действительно никто никуда не собирается выпускать, я какое-то время плакала. Затем наступила странная тяжелая пустота.

Эта пустота была везде: в душе, в сердце, в мыслях. Голос разума устало продолжал твердить, что меня здесь заперли не просто так, и я должна смириться с этим. Но не получалось. Я не могла смириться с тем, что так и не попрощалась с отцом. Для меня это было очень важно. У него же кроме меня никого больше и нет. Никого по-настоящему близкого и любящего просто так, а не за что-то. Поэтому именно я должна была стоять рядом, пока его гроб опускали в холодную землю.

Иррациональное чувство вины не просто укололо меня, а согнуло пополам, грозясь в любую секунду разломать. Я не отдавала себе отчета в том, что мой папа мертв и ему уже всё равно: буду я рядом или нет.

В огромном пространстве гостиной я чувствовала себя не только неуютно, но еще и страшно уязвимой. Поэтому мои колени еще плотней притянулись к груди, будто поза эмбриона могла меня хоть как-то защитить. Я решила, что дождусь возвращения Златопольского. Дождусь, а потом потребую объяснений и никуда не уйду, и не отстану пока не услышу что-то вразумительное в ответ.

— Жаль девочку, — снова послышался первый голос и, кажется, в нем зазвучало искреннее сожаление.

Этот голос принадлежал Якову Степановичу, а его собеседницей была Инга.

— Ладно, ты иди, — обратился к ней управляющий домом.

В гостиной снова воцарилась застывшая ватная тишина. Через несколько секунд я услышала неторопливые шаги, еще через мгновение я увидела Якова Степановича. Он медленно сел рядом со мной. Диван был огромным, поэтому такая близость указывала лишь на одно — Яков Степанович хотел со мной поговорить.

— Сейчас вам подадут суп. Вы должны его съесть, — он взглянул на свои наручные часы. — Вы не ели больше пяти часов после пробуждения. Это неправильно.

— Спасибо, но я не хочу, — мой голос звучал совсем тихо и сухо, будто из него некто выпил всю жизнь, все эмоции и их оттенки.

— Это не предложение, а настоятельная рекомендация, — аккуратно объяснил Яков Степанович и переведя взгляд на меня, одним легким движением поправил очки на переносице. — Мне искренне и по-человечески вас жаль. В жестоком мире больших денег действуют не менее жестокие законы. Но вы должны понимать, что, мучая себя, причините вред только себе. Те, кто заинтересован в том, чтобы вас не было на этом свете, только обрадуются, если вы самоликвидируетесь.

Я крепче вжала пальцы в свои рёбра, стремясь превратиться в одну крошечную точку. Может, тогда мне не будет так невыносимо больно?

— Я не знаю причин, по которым господин Златопольский запретил вам покидать резиденцию. Но я точно знаю, что он это сделал неспроста.

— Знаю. Но я должна была быть там, — я медленно приняла сидячее положение и наморщилась оттого, что в голове на миг что-то неприятно запульсировало. Потом всё успокоилось. — Должна была проводить папу.

Прикрыв глаза, я вдавила пальцы в веки, стараясь предотвратить новую истерику и новые слёзы.

— Вы молодая храбрая девочка. Я уверен, что со всем справитесь, — в голосе Якова Степановича скользнула совсем неожиданная для меня ласковая нотка.

Убрав руку от лица, я растерянно посмотрела на управляющего.

— Храбрая? — переспросила я.

— Я много лет здесь работаю и многое успел повидать. Вы поступили очень храбро, не побоявшись обратиться за помощью к тому, с кем многие бояться даже заговорить.

— Это, скорей, была просто глупость. Я ничего не знала о Златопольском. Думаю, если бы знала, побоялась, как и все.

— Вы просто себя недооцениваете. Таково мое мнение.

— Не сочтите мой вопрос за грубость, но… Почему вы меня жалеете? Мне казалось, что вас всё это не интересует.

— Работа обязывает меня не отвлекаться на то, что напрямую не касается моих обязанностей. Но это не значит, что у меня нет сердца и мне чуждо сострадание, — Яков Степанович позволил себе одну едва заметную улыбку, от которой его голубые глаза, скрытые за прозрачными стёклами очков, заблестели теплотой.

— Спасибо вам, — прошептала я и не нарочно отзеркалила улыбку Якова Степановича. — Можете обращаться ко мне просто Дани и на «ты».

— Нет-нет. Не могу. Работа обязывает быть почтительным. Идемте, Даниэла Аристарховна, суп уже непременно готов.

— Я хотела побыть здесь и дождаться возвращения господина Златопольского. Отсюда хорошо видно и ворота, и холл.

— Распоряжусь, чтобы обед принесли сюда, — Яков Степанович поднялся с дивана, поправил манжеты своей белой рубашки и направился в сторону столовой.

Я глядела ему вслед и мысленно была искренне благодарна за его такую простую человеческую доброту. Как оказалось, я сейчас в ней очень нуждалась. Нуждалась в той небольшой порции, которая придала бы мне сил, а не наоборот — заставила утопиться в собственном горе.

Пригладив пальцами волосы, всё еще собранные в хвост, я подкатила рукава на свитере. Через несколько минут на стеклянный столик опустился поднос с тарелкой ароматного куриного супа и чашкой зеленого чая.

— Большое вам спасибо, — искренне поблагодарила я Якова Степановича.

Он лишь коротко кивнул мне и ушел.

Осторожно дуя на свою ложку с супом, я потихоньку съела всю порцию. Горячий бульон будто бы растапливал лёд внутри меня. Согревал и дарил мимолетное ощущение уюта. Стоило отдать должное повару Златопольского, этот человек был прирожденным кулинаром. Такой вкусноты я давно уже не ела. В Лондоне из-за учебной нагрузки мне банально не хватало времени на нормальный завтрак или обед. А дома мы с папой питались сами. Ни меня, ни его не прельщала идея иметь личного шеф-повара. Я неплохо готовила. Не так вкусно, как этот суп, но вполне приемлемо. Папа чаще питался в ресторанах, чтобы объединить прием пищи с деловыми встречами.

Глава 8.

На улице было тихо. Ветер отсутствовал. Крепкий мороз тут же начал кусать мои нос и щёки. Сунув руки в глубокие карманы папиной куртки, я молча шла вслед за Сергеем. Скрип снега под ногами в вечерней застывшей тишине звучал несколько угрожающе. Я уже мысленно готовилась к тому, что меня выведут к воротам, выставят за пределы территории резиденции и отправят на все четыре стороны. Но мы направлялись к парку. Он подсвечивался со всех сторон. А высоко над ним зависла полная желтоватая луна, окруженная тоненьким контуром морозного гало. Не знаю, как этот парк выглядел в теплую пору, но и сейчас заботливо укутанный снегом, что переливался холодным серебром на свету, парк выглядел как начальная точка сказочных путешествий.

Только вот я не была Принцессой, а моя жизнь совсем не походила на сказку. Мы вошли в парк, по узкой, аккуратно вычищенной от снега дорожке. Неподалеку я увидела абрис небольшого пруда. Он был покрыт тонкой корочкой прозрачного льда. Еще дальше я обнаружила мраморный фонтан, который сейчас не работал.

Сергей вдруг остановился, и я едва успела затормозить, чтобы не врезаться в него.

— Ожидайте, — коротко произнес он и направился по дорожке обратно в сторону главного здания резиденции.

Я даже толком не успела спросить, чего именно стоит ожидать. А даже если бы и спросила, то вряд ли начальник охраны дал развернутый ответ. Говорить много и долго — это явно не про Полкана. Я, грешным делом, уже подумала о том, что меня здесь, в парке, убьют. Но это было явно бредовое предположение, навеянное страхом и неизвестностью.

Снова послышался скрип снега. Я дёрнулась и увидела, как ко мне неторопливой, уверенной походкой приближался Златопольский. Одетый в тонкую куртку, что сейчас была нараспашку, он держал в правой руке термокружку. Златопольский выглядел так, словно на улице сейчас не зима лютовала, а догорал август месяц. Я тут же вспомнила то утро, когда увидела Златопольского обтирающегося снегом. Теперь всё встало на свои места. Этот мужчина был весьма закалённым.

— Держи, — он протянул мне шапку.

Судя по темной расцветке и строгому дизайну — мужскую. Не исключено, что она могла принадлежать и самому Златопольскому. Когда Сергей пришел за мной, я так растерялась, что кроме папиной куртки ничего с собой больше и не взяла. Демонстрировать глупую гордость или просто капризничать сейчас не имело никакого смысла. Поэтому я молча взяла протянутую шапку и быстро надела ее на голову.

— Видишь фонтан? — спросил меня Златопольский и указав взглядом на неработающий сейчас фонтан, отпил из своей термокружки.

— Вижу, — кивнула я и мысленно представила, что идти до него метров триста, может, чуть меньше.

— Туда и обратно. Бегом, — приказал Златопольский.

— Что? — я так ярко и точно ощутила новый импульс возмущения. Казалось, что новая эмоциональная вспышка, пробудившись где-то в области живота, набирала высоту и волной уже стремилась к грудной клетке и горлу.

— Туда и обратно. Бегом, — повторил Златопольский.

— Я должна была сегодня поехать на похороны своего отца. Но меня не пустили и даже толком ничего не объяснили. А теперь… Теперь вы мне приказываете заняться бегом? — я говорила и чувствовала недостаток воздуха из-за новой эмоциональной волны.

— Бегом, — повторил Златопольский, остановив свой холодный, как воды талого ледника, взгляд на моем лице. — Иначе на всю ночь оставлю тебя на улице, — спокойствие и серьезность в его голосе свидетельствовали лишь об одном — он ни капли не шутил.

Мне пришлось удушить собственные эмоции. Приказать всем тревожным мыслям в моей голове замолчать. Это стоило немалых усилий, но когда мне удалось усмирить саму себя, я исподлобья посмотрела на Златопольского и спросила:

— Как долго мне нужно бегать?

— Пока я не сочту нужным остановить тебя, — всё тем же спокойным и даже немного скучающим тоном ответил он.

Я не понимала, зачем это вообще понадобилось Златопольскому. У такого человека, как он, всегда найдется масса важных и неотложных дел. Но решила, что не стоит больше злить его своими глупыми вопросами.

Назвать себя человеком, который любит спорт, я никак не могла. Иногда, правда, я плавала в свое удовольствие и могла прокатиться на велосипеде или на лыжах. Но не больше. И теперь, бегая от фонтана к Златопольскому и обратно, я мечтала лишь об одном, чтобы эта «гуманная экзекуция» поскорей закончилась.

У меня быстро сбилось дыхание и начало колоть в левом боку. Щёки неприятно пылали, а ледяной холод опаливал глотку, потому что я дышала и ртом, и носом. Каждый раз, когда я подбегала к Златопольскому, надеялась, что он вот-вот скажет мне остановиться. Но Златопольский продолжал хранить молчание. Он неторопливо пил из своей термокружки и непроницаемым взглядом наблюдал за мной. Я же продолжал это «движение в бесконечность», игнорируя сумасшедший ритм сердца, съезжающую на глаза шапку и боль в мышцах. Временами о себе еще напоминала гематома на спине, но я, стиснув зубы, терпела.

Не знаю, сколько времени длился этот мой забег. Я давно сбилась со счета. Казалось, что Златопольский будет держать меня в таком состоянии до утра. Фонтан-Златопольский, Златопольский-фонтан. Один плюс был лишь в том, что я уже совсем не чувствовала холода. Я вообще больше ничего не чувствовала — физически не хватало сил.

— Ну как? — спросил меня Златопольский, когда я в очередной раз остановилась рядом с ним, жадно втягивая носом воздух и вжав ладони в колени. — Угомонила свои эмоции?

Я выпрямилась и подняла усталый взгляд на Златопольского. Он провел пальцами по своей аккуратной бороде и вопросительно приподнял брови. Я молча кивнула. Мои эмоции действительно улеглись. Мне даже на секунду показалось, что холодный ночной воздух будто бы одним точным движением вычистил из моей головы всё ненужное. Моя истерика в данной ситуации являлась самым главным ненужным элементом. Она мешала мне здраво рассуждать и видеть всю картину целиком. Теперь же, когда я была полностью обессиленная, мне совсем не хотелось кричать и что-то требовать. Похоже, именно этого Златопольский от меня и добивался.

Глава 9.

Последующие несколько дней прошли в полном спокойствии. Я спускалась к столу всякий раз, когда меня приглашал Яков Степанович. Ела я в одиночестве, так как Златопольский был постоянно занят работой и либо возвращался в резиденцию уже поздно ночью, либо и вовсе не возвращался.

Пережив ту мучительную и по моим ощущениям аномально длинную ночь после похорон папы, я твердо для себя решила, что должна двигаться вперед. Должна начать новый отрезок своей жизни и попытаться найти в нем смысл. Я отдала все слёзы и всю свою боль той ночи. Поставила жирную точку и крепко зажмурившись, быстро перелистнула страницу.

Чтобы хоть немного отвлечь свое внимание от происходящего, я сосредоточилась на обычных повседневных делах. Как оказалось, в такие моменты рутина способна стать надёжным союзником. Встретив новое немного тусклое зимнее утро, я быстро позавтракала и решила наконец-то навести порядок в гардеробной.

Распаковав все купленные вещи, я принялась их раскладывать по полкам и мысленно делать пометки, что еще нужно будет приобрести. Златопольский ничего не говорил по поводу сроков моего пребывания на его территории. Но в любом случае мне нужно было о себе позаботиться.

Перебирая пальцами родительские кольца на шее, я осматривала результаты своих стараний. Папина куртка висела на отдельной вешалке. Я провела ладонью по ее кожаному рукаву и глубоко вздохнула. Почувствовав, что в переносице начало неприятно жечь, я поспешила вернуться в спальню и разобраться с новым телефоном и SIM-картой.

Усердно вспоминая пароль от своего электронного ящика, я услышала, как в дверь несколько раз постучали. Дождавшись моего положительного ответа, в комнату вошел Яков Степанович.

— Через полчаса у вас состоится встреча с адвокатом.

— Адвокатом? Зачем? — Встревоженно спросила я.

— Таково распоряжение господина Златопольского. Уверен, при встрече вам всё подробно расскажут.

— А где будет проводиться встреча?

— Здесь. В конференц-зале. Там господин Златопольский всегда проводит переговоры.

— Хорошо. Спасибо.

Ровно через полчаса Яков Степанович пришел за мной и проводил в небольшой конференц-зал с массивным прямоугольным дубовым столом. Здесь не было ничего лишнего. Типичная деловая обстановка.

Перешагнув порог зала, я увидела женщину, уже сидящую за столом. На соседнем стуле лежал ее стильный кожаный черный портфель. Она же с крайне сосредоточенным выражением лица перебирала какие-то бумаги. Как только наши взгляды встретились я узнала в женщине гостью Златопольского. Черноглазая стройная брюнетка. Одетая в строгий черный женский костюм с белоснежной рубашкой.

— Добрый день, Даниэла Аристарховна, — женщина поднялась со своего места.

— Добрый, — кивнула я и подойдя к столу, пожала адвокату руку в знак приветствия.

— Верес Мелания Анатольевна, — представилась женщина.

— Очень приятно, — вежливо ответила я, про себя отметив, что взгляд черных глаз госпожи Верес показался мне излишне изучающим.

— Присаживайтесь.

Когда мы сели я несколько секунд пыталась привыкнуть к чужому присутствию. Мелания была весьма эффектной женщиной, которая явно обладала стальным внутренним стержнем, иначе вряд ли бы она выбрала такую профессию. Пока Мелания перечитывала какие-то документы, я украдкой поглядывала на нее и никак не могла избавиться от навязчивого чувства, что она кого-то мне напоминает. Взгляд, движение рук, мимика. Когда Мелания переключила всё свое внимание на меня, я вдруг осознала, что она напоминает Златопольского.

— Лев распорядился, чтобы я урегулировала несколько моментов, непосредственно касающихся вас, — заявила Мелания.

Если она называла Златопольского просто Львом, значит, они явно находились в довольно тесных отношениях. Этот простой и безобидный факт почему-то откликнулся внутри меня каким-то непонятным неприятным чувством. Природу этого чувства я не знала. Но оно определённо мне не нравилось, как если бы кто-то нарочно провел ногтем по школьной доске.

— Доверенность на право подписи. Всё это я отдельно согласую с нотариусом. Вы должны лишь дать свое согласие, что вашим поверенным лицом станет Лев. Таким образом он сможет без вашего участия урегулировать все проблемы с передачей наследства. Здесь в тексте, — Мелания передала мне документ для ознакомления, — указано, какие именно документы будет иметь право подписывать Лев. Указаны временные рамки действия данного соглашения.

Я внимательно перечитала всё от первого до последнего абзаца. Здесь была указана вся информация обо мне и о Златопольском. Это меня ни капли не удивило. Люди Златопольского работали качественно. Ситуация была очевидно весьма рискованной для меня. Златопольский благодаря моему согласию фактически получал карт-бланш в финансовых вопросах моей семьи.

Окинув быстрым взглядом строгое, но дорогое убранство конференц-зала и вспомнив, где я вообще сейчас живу, мне с трудом верилось, что Златопольский желал отнять у меня всё до последней копейки. Он в этом явно не нуждался. К тому же Златопольский сразу обозначил мне свои аппетиты. И я согласилась на его условия. У меня не было другого выхода. И пусть папа учил меня не доверять всем подряд, сейчас я была вынуждена отступиться от этого принципа.

— Можно ручку? — решительным тоном спросила я у Мелании.

Она передала мне ручку, и я тут же поставила свою подпись.

— Хорошо, — Мелания еще раз пробежалась взглядом по документу, затем аккуратно вложила его в папку.

— Это всё? — осторожно спросила я.

— На данный момент — да, — кивнула Мелания и взглянула на меня. — Дата уже назначена? — ровным спокойным тоном вдруг спросила она, будто этот вопрос совершенно ее не тревожил.

— Дата? — переспросила я, не сразу сориентировавшись, о чем идет речь.

— Заключения фиктивного брака, — объяснила Мелания, сделав едва уловимое ударение на слове «фиктивный».

— Нет. Во всяком случае, мне еще ничего не сказали.

Глава 10.

— Удачно тебе покататься и будь осторожен, — произнесла Мелания и провела ладонью по плечу Златопольского.

Он ничего на это не ответил. Сергей открыл ему дверцу, и Златопольский скрылся в салоне автомобиля. Через несколько секунд я увидела, как из подземной парковки выехал стильный глянцевый черный спорткар. Он оказался идентичной марки с седаном Златопольского. Цвет, тонировка и некоторые линии этой машины очень были похожи на автомобиль Златопольского. Я догадалась, что это спорткар Мелании еще до того, как машина остановилась, а водитель передал ключи владелице. Значит, никаких совпадений быть не могло. Мелания в каждом элементе хотела подчеркнуть свою принадлежность лишь одному мужчине — Златопольскому.

— Садитесь, — обратился ко мне Сергей, всё еще держа дверцы открытыми.

Я быстро кивнула и села. Оказавшись в одном небольшом закрытом пространстве со Златопольским, я почти перестала двигаться. Мной руководил не животный страх, а нечто совсем иное. Я находилась в новых для себя условиях и теперь осторожно пыталась свыкнуться с ними и определить, что же будет дальше.

Златопольский вынул из кармана своего совсем тонкого пальто, какое, обычно, носят осенью-весной, смартфон и начал что-то проверять в нем. Краем глаза я рассмотрела электронную почту. За рулем уже сидел незнакомый мне водитель. Пропустив вперед спорткар Мелании, он тоже двинулся в сторону уже открытых ворот.

Когда мы выехали за приделы огражденной территории, машина Мелании уехала в одну сторону, а мы — в противоположную. Я боролась с желанием спросить у Златопольского, куда же мы всё-таки едем, но так и не решилась. Отодвинувшись максимально близко к дверце, я смотрела в окно. Мы двигались параллельно огражденной территории резиденции. Рассматривая ее, я всё еще не могла перестать удивляться такой ошеломительной масштабности. Здесь было предусмотрено всё для комфортной жизни: непосредственно главное здание, отдельные домики для прислуги, гостей и охраны, большая парковая зона, баня, зимний сад, большая терраса на первом этаже и чуть поменьше на этажах повыше. И это была лишь та малая часть, которую я видела и знала.

— Ты так и планируешь везде ходить в отцовской куртке? — вдруг спокойным тоном задал свой вопрос Златопольский.

Я отвернулась от окна и посмотрела на его профиль. Лицо, подсвеченное холодным белым светом экрана смартфона, создавало странную иллюзию, будто Златопольский и впрямь был холодным белым ледником.

— Я не думала, что это может стать проблемой.

— Это не проблема, — Златопольский чуть повернул голову в мою сторону, и я встретилась взглядом с холодом бирюзы, застывшей в его глазах. — А, скорей, эфемерный способ отгородиться от реальности.

— Это вовсе не способ отгородиться, — я нахмурилась. — Просто мне так проще.

— Думать, что отец где-то рядом с тобой? — Златопольский выгнул одну бровь и вернулся к своему смартфону. Ему в этот момент кто-то позвонил и вопрос так и остался без ответа.

Пока Златопольский быстро и без лишних слов обсуждал время встречи, вероятно, со своим каким-то деловым партнером, я мысленно прокручивала у себя в голове тот факт, что этот мужчина так чётко считал мою эту потребность в отцовской куртке. Неужели всё настолько очевидно?

— Через полтора часа, — донесся до меня серьезный деловой тон Златопольского. — Еще задержусь. Возникли некоторые незапланированные дела, — он покосился в мою сторону. — Новый год встречу не здесь. Знаю, что предложение выгодное и, пожалуй, приму его. Но Новый год в любом случае праздновал бы не здесь, а так одним выстрелом двух зайцев.

Я не собиралась вслушиваться в детали чужого разговора, но и сидеть, заткнув уши тоже со стороны выглядело бы, как минимум, странно. Исходя из того, что я услышала, мне вспомнились слова Мелании. Она что-то говорила про поездку в Норвегию и выгодное предложение. Возможно, сейчас Златопольский именно это и имел в виду.

Подумав о том, что я могу на неопределённое время остаться в резиденции одна, мне вдруг стало необъяснимо неуютно.

Автомобиль плавно остановился у небольшого, ничем не примечательного одноэтажного домика. Мы отъехали на приличное расстояние, но всё равно позади вдали виднелась верхушка резиденции. Златопольский закончил телефонный разговор и спрятал смартфон обратно во внутренний карман пальто.

Когда мы выбрались наружу, я внимательно осмотрелась по сторонам. Здесь так же, как и на огражденной территории резиденции, было установлено уличное освещение. Справа от домика я обнаружила припаркованный черный пикап.

— Что это за место? — не удержавшись, задала я свой вопрос.

— Сейчас узнаешь, — коротко ответил Златопольский и двинулся в сторону домика.

— Мы всё еще на вашей территории? — озвучила я свой следующий вопрос, пытаясь успеть за Златопольским.

— Да, — еще один короткий ответ.

В домике горел свет. Когда мы вошли внутрь, я увидела мужчину из обслуживающего персонала.

— Готово? — спросил у него Златопольский.

— Экипировка и инвентарь уже полностью подготовлены, — кивнула мужчина и получив одобрительный кивок от начальства, поспешил ретироваться.

Слова «экипировка» и «инвентарь» натолкнули меня на одну довольно логичную и, пожалуй, единственную правильную в нынешней ситуации догадку.

— Иди за мной, — произнес Златопольский и прошел в следующую комнатку, что справа примыкала к общей.

В ней тоже горел уютный апельсиновый свет. Выглянув из-за плеча Златопольского, я увидела на кожаной черной кушетке с острыми углами уже полностью подготовленную горнолыжную экипировку.

— Мы будем кататься на лыжах? — уточнила я.

— Лёгкая вечерняя разминка, — отметил Златопольский. — Каталась когда-нибудь? — Он снял пальто и аккуратно повесив его в небольшой шкаф, повернулся ко мне.

Мой взгляд вперился в крупную грубую вязку черного свитера, что облегал широкую крепкую грудь Златопольского. Подняв глаза выше, я снова увидела эту морозную бирюзу.