Наваждение. Отравленное серебро

Глава 1

В книге встречаются сцены курения и распития алкогольных напитков. Автор эти действия не поддерживает и осуждает. Курение и алкоголь вредят здоровью.

Примечание: начало событий и знакомство с героями происходит в книге «Развод. Отравленное серебро»

Глава 1

Наконец, появилась вдалеке знакомая фигура. Анюта. Она шла под руку с высоким молодым мужчиной. Лена вздрогнула, но Давид легко сжал ее руку, погладил пальцы. «Всё будет хорошо, не нервничай», - шепнул одними губами.

Аня бросилась к ней первой. Прижав к себе дочь, Лена тут же позабыла о неприятных мыслях. Что она цепляется? Лишь бы Анюта была счастлива…

Аня отступила в сторону, смущенно оглянулась и потянула ближе к себе своего спутника.

– Знакомьтесь, это Дэниэль. А это моя мама – Лена Николаевна и ее муж Давид Давидович.

Аня смотрела счастливыми глазами, в них мерцали огоньки свечей. Дэниэль поздоровался, сдержанно поздравил и протянул изящный букет. Сиреневые неизвестные ей цветы показались похоронными.

Кольнуло неприятно сердце. Тем временем, Дэниэль широко улыбнулся. Скорее всего, знал, что привлекателен и привык этим пользоваться. Высокий, держится хорошо, дорогой костюм, приятный парфюм. Серые глаза смотрят чуть настороженно. Правильные черты лица, смутно знакомые, как будто Лена встречала их в ком-то другом. Может быть, это был какой-то актер в сериале?

На мгновение их взгляды пересеклись, и Лене показалось, что в глазах Дэниэля забренчали кубики тусклого льда. Будто замерцала сталь ножа, что пролежал много лет в чулане. И вдруг всё исчезло. Дэниэль снова смотрел дружелюбно и приветливо.

Лена моргнула. Показалось?

Заговорил Давид, похлопал парня по спине, пригласил сесть, тепло обнялся с Аней, и как всегда пошутил на коверканном китайском языке. Аня страдальчески зажала уши и театрально поморщилась. Это уже стало доброй традицией. Они хорошо ладили и, порой, Лене приходилось противостоять им обоим. Правда, стоило только выразительно посмотреть, и Давид быстро возвращался в ее лагерь.

– Дэниэль, чем вы занимаетесь? Где с Анютой познакомились?

Давид, как мог, старался разрядить обстановку. Лена натянуто улыбалась. Аня не замечала ничего. Она смотрела на Дэниэля влюбленными глазами, глупо хихикала и не отпускала его руку.

– Я биоинженер. Занимаюсь молекулярным моделированием.

Давид приподнял бровь, верный признак, что услышанное ему понравилось.

– А познакомились мы в бассейне…

Дэниэль улыбнулся и переплел пальцы с пальцами Ани.

– Он меня спас! – лицо Ани сияло от восторга. – Теперь уже можно рассказать, а то…

– Не нужно, Ань, - мягко перебил Дэниэль.

Давид бросил взгляд на Лену, она слушала, но в беседе участия не принимала. Поглядывала на парня, кусала губы, будто пыталась решить трудную задачку.

– Чем занимаются ваши родители? – Давид не оставлял попыток внести нотку светскости.

– Отец биотехнолог, мачеха курсы для детей ведет. Они в Португалии живут. А мама… мама умерла четыре года назад.

Повисла тягучая пауза. Лена вскинула голову и напряженно уставилась в лицо Дэниэля.

– Умерла… - наконец, разлепила губы Лена.

– Да. Опухоль головного мозга.

Давид обеспокоенно посмотрел на жену. Лена вцепилась пальцами в край стола. Звякнули потревоженные приборы.

– Лена Николаевна, я сын Нины Ефимовой. Кажется, вы были подругами? – спокойно сказал Дэниэль.

Глава 2

За два часа до этих событий

– Боже… пятьдесят…

Лена наклонилась к зеркалу близко-близко и с тревогой всмотрелась в отражение. Ничего страшного зеркало не показало. В серо-зеленых глазах плескалось всё то же женское счастье, в котором она купается последние пять лет.

Придирчиво провела кончиками пальцев по губам – розовые и мягкие, кожа светится. Морщинки у глаз? Не беда. Она много смеется, а Давид очень любит ее смех – серебристый, как он его называет.

– Пятьдесят… – повторила Лена шепотом, словно боясь спугнуть это число, как нежную бабочку.

Но можно ведь посмотреть по-другому. Десять раз по пять. А цифра пять виделась ей счастливой. Пять лет назад она встретила Давида, в пятый раз празднует с ним свой день рождения, букет из пяти розовых и голубых гортензий обнаружила в спальне, когда проснулась.

Опустила взгляд на руку, залюбовалась браслетом с пятью черными бриллиантами в виде сердца. Улыбнулась, вспомнив, как Давид застегнул его утром на запястье.

Разглядела на коже морщинки, есть даже пятнышки от солнца, но всё же руки остались изящными, с тонким изгибом пальцев, способными с лёгкостью написать письмо, приготовить вкусный ужин и нежно прикоснуться к лицу любимого человека.

– Что ж, пятьдесят, так пятьдесят! – громко сказала Лена.

Нужно встретить их достойно. Она тряхнула волосами, собрала и свернула французским пучком. Выпустила из общей массы несколько небрежных прядей, повертела головой туда-сюда, и осталась вполне довольна.

Правда, Давид будет ворчать, что не оставила распущенными. Он любил её волосы, часами мог по ним водить рукой, вдыхая нежный, присущий только ей аромат. Аромат орхидеи, которая была заколота в свадебную прическу.

Лена поднялась из-за туалетного столика. Бросила взгляд на платье, приготовленное к вечеру. Жемчужно-белое, из тончайшего шёлка, с лёгким, едва уловимым блеском, оно лежало на кресле, ожидая своего часа.

Она бережно взяла платье, провела ладонью по гладкой поверхности. Ткань казалась прохладной и невероятно приятной на ощупь. Сами собой всплыли воспоминания: свадьба, весёлая, шумная, с множеством гостей и бесконечными тостами. Давид, с широкой улыбкой и горящими глазами, словно солнце, освещавшими весь мир вокруг. Пять лет… пять лет счастливой семейной жизни, полной любви и неизменного влечения друг к другу. Пять лет, пролетевших, словно миг.

Сегодня, на своем юбилее она хочет выглядеть не просто хорошо, а восхитительно. Лена надела платье. Оно сидело идеально, подчеркивая изгибы фигуры, не сковывая движений. Шёлк приятно прикасался к коже, лёгкий аромат французских духов дополнял общее впечатление.

Оглядев себя в зеркале, улыбнулась отражению. Чувствовала себя красивой, женственной, любимой. Несколько легких штрихов косметики, её любимые серьги-капли, подарок Давида на их первую годовщину, и образ готов. Она чувствовала себя на двадцать лет моложе. Пятьдесят лет? Не важно.

– Ты готова, дорогая?

Давид замер в дверях, на лице – восхищение, и это не было притворством. Лена улыбнулась. От этой молчаливой похвалы, более ценной, чем любые слова, сердце забилось чаще.

– Ты… ты невероятна, – наконец прошептал Давид, подходя ближе. – Ты прекрасна. Как всегда. У меня самая красивая жена на планете!

Лена застеснялась. Пора бы уже привыкнуть, что она для Давида самая-самая, но всё же, каждый раз от его слов мурашки по коже и легкий румянец на щеках.

– Идем? – предложила она, чтобы скрыть смущение.

Пока ехали к ресторану, проверила несколько раз телефон. Сегодня двойной праздник – прилетает Аня. Не виделись почти год. Она была на очередной стажировке, на этот раз, в университете в Сингапуре. Преподает, пишет научную работу, невероятно увлечена китайской философией.

Ресторан на побережье сиял мягким светом, с террасы доносилась живая музыка, смешивалась с рокотом океана. Соленый запах терялся в сладковатом аромате цветущих олеандров. На белые скатерти падал мягкий свет свечей, звуки саксофона щемили сердце.

– Спасибо, - выдохнула Лена, глядя сияющими глазами на Давида.

Это ресторанчик она выбрала сама. Понравился необычный интерьер, стены с золоченым узором, окна-арки, картины, на которых красовались странно одетые дамы.

Толпы, шума, гостей не хотелось … Только самые родные – Давид и Анюта.

Завибрировал тихо телефон.

– Мамуль, мы немножко опоздаем! Долго не могли авто арендовать…

– Мы? – переспросила Лена.

– Да, я не одна! Но ты же сама просила тебя познакомить с женихом? – Аня засмеялась. – Так? Так ведь ты его называла? Вот, еду с женихом!

– Аня, но…

Экран почернел. Лена растерянно обернулась к Давиду.

– Аня едет с женихом … - она опустилась на стул, крепко сцепив пальцы.

– Ну и прекрасно, - вскинул брови Давид. – Давно пора… Что ты, матушка, загрустила? К свадьбе надо начинать готовиться, к внукам…

– Каким еще внукам, Давид! – немножко раздраженно отмахнулась Лена.

Настроение вдруг упало. Непонятная тревога обвила змеей сердце. Того и гляди ужалит и выпустит яд.

Глава 3

За столом повисло молчание, тягучее и густое, как смола. Лена попыталась пропустить глоток воздуха сквозь стиснутые зубы. Не получилось. Она скомкала салфетку, нож соскользнул и со звоном покатился по полу. Никто не обратил на это внимания.

Аня в замешательстве посмотрела на мать, потом на Давида и вдруг резко обернулась к Дэниэлю. Взглядом потребовала объяснений, но он по-прежнему спокойно сидел за столом и вежливо улыбался.

Со стороны никто бы и не предположил, что прямо сейчас, в этом уютном местечке, совсем не предназначенном для скандалов, назревает буря. Лена проглотила вязкий ком, образовавшийся в горле, вгляделась в темные очертания пальм, и повернулась всем телом к дочери. Аня покраснела и отвела глаза.

«Актриса… - промелькнула горькая мысль, - вся в отца».

Болезненно дернулись губы. Зачем Аня разыгрывает спектакль? В висках дробно отозвалось: неужели я это заслужила? Острый скальпель вскрыл края старой раны. Сергей вот так же прятался, врал, глупо хихикал в трубку, когда задерживался с работы…

– Аня… ты знала?

Худая девичья шея дернулась от спазма, еще мгновение, и Аня кивнула. Давид шумно выдохнул, отвернулся к окну, барабаня пальцами по скатерти.

Аня сжалась в комочек, словно хотела стать как можно незаметнее. Дэниэль попытался взять ее руку, но она дернулась так, будто прикоснулась к раскаленному железу. Полоснула его гневным взглядом. Зачем он это сделал? Ведь они же договорились! Договорились, что просто познакомятся. Мама поймет, какой он умный и интересный человек, увидит, как он ее любит, и тогда, только тогда можно осторожно признаться, чей он сын.

Всё испортил! Выставил ее предательницей, крысой, которая втихаря жрет сладкий сахар, украденный у голодной матери.

Не позволил рассказать, как они познакомились, а ведь одно это могло растопить сердце и подтвердить, какой он добрый и смелый.

Аня уперлась взглядом в блестящее ведерко, где нагревалось никому не нужное теперь шампанское. Праздник превратился в чудовищную драму, достойную театральных подмостков. Дешевой, грубо сколоченной из не отесанных досок, сцены. С кривляками-артистами. С пошлыми масками. С невозможностью объяснить это странное представление.

– Мама!

Аня поднялась, оббежала стол и потянулась к матери. Но та отстранилась, для надежности выставив вперед руку. Аня наткнулась на нее, как бабочка на булавку. Опустила голову и отступила.

Будто ища поддержки, оглянулась на Дэниэля. Заметила, как сквозь легкий загар побледнело его лицо. Горечью отозвалось сожаление: ведь всё могло быть иначе…

В груди жарко лопнуло. Это сердце разорвалось на две половинки.

Давид попытался что-то сказать, но Лена перебила его.

– Молчи! Я хочу услышать от своей дочери, как она могла так поступить!

– Да как я поступила, мама? – тихо спросила Аня.

– Лена! – Давид одернул ее.

– Молчи! – Лена резко пресекла его попытку сгладить ситуацию.

Ее голос, обычно мягкий и мелодичный, стал острым, как осколок стекла. Глаза блестели, то ли от слез, то ли от ярости.

– Я хочу понять, как это возможно! Моя дочь… встречается с сыном той… которая катком проехалась по моей жизни! И, между прочим, по ее жизни тоже. Она забыла? Как она могла так поступить? Как она могла предать меня?

Всё это Лена произнесла, не глядя на Аню. Будто ее здесь вовсе не было. Будто на все эти вопросы должен был ответить сам Давид. Прижала ко лбу ладонь, закрыла глаза. Все эти годы она старалась о Нине не думать, не вспоминать. Не хотела даже знать, жива она или умерла.

И вот сейчас, когда выяснилось, что Нины давно уже нет на этом свете, всколыхнулась та вязкая муть, что оказывается, не растворилась. Не исчезла, а лишь прилегла тонким слоем на самое дно, поджидая, когда снова можно будет отравить душу.

Слишком глубока была рана. Она заросла, искусный врачеватель Давид сшил ее края, но не смог предотвратить грубого толстого шрама. От легкого прикосновения прошлого шрам моментально разъехался, вывернув наизнанку кровоточащие ткани.

– Как ты могла меня предать… После всего, что было, - Лена качала головой, не в силах поверить в происходящее.

И тут Аня будто стала выше ростом. Расправила плечи, сжала упрямо губы, как делала в детстве, когда ее несправедливо в чем-то обвиняли.

– Я хотела бы всё объяснить, мама, но боюсь, ты меня не слышишь. И, наверное, уже не услышишь.

Сделав еще шаг назад, Аня натолкнулась на Дэниэля, оперлась на него спиной, почувствовала, как плавятся ледяные пальцы в его горячей ладони.

– Нечего тут объяснять!

Лена вскочила, кресло пошатнулось и упало, Аня вздрогнула, Дэниэль заслонил ее собой.

Давид, видя, что ситуация выходит из-под контроля, торопливо подошел к Лене и положил руку на плечо.

– Дорогая, может, немного успокоимся? Давай сядем, поговорим… Это действительно неожиданно, но…

– Не трогай меня! – оттолкнула его Лена.

Давид отшатнулся. Ее лицо перекосилось от гнева.

Глава 4

В Петербург она вырвалась под Новый год. С мамой увидеться не удалось, она уехала с Давидом, а вот бабушку навестила. Хоть она и не поняла, что за молодая женщина принесла ей подарок – теплые носочки со смешными снеговиками, сладости и ее любимый чай с апельсином, папайей и жасмином.

Каждый вечер Берта садилась к круглому столику у окна, включала светильник, в котором над кукольными домами кружились снежинки, и ставила перед собой прозрачный чайник. Пока медсестра готовила кипяток, Берта осторожно открывала баночку с чаем и серебряной ложкой насыпала заварку. Потом, сложив ручки, умиротворенно наблюдала, как в зеленоватой воде кружат чаинки и лепестки жасмина, улыбалась и щурилась на огонек свечи, горевшей в подставке.

Это был ритуал. Он успокаивал и возвещал, что день подошел к концу и после чая нужно лечь в кровать, а утром в комнату придет смешливая Роза и с шутками, прибаутками поведет в ванную умываться.

За окном, за кружевными занавесками, бушевал петербургский декабрь. Снег, кружась в бешеном танце, бился о стекла, создавая завораживающий, живой орнамент. Берта, завернувшись в теплый плед, наслаждалась своим вечерним ритуалом. Свечи, мерцающие нежным золотым светом, отбрасывали длинные тени на стены, кукольные домики в светильнике, словно завороженные, медленно вращались, создавая иллюзию сказочного, заснеженного городка.

Парящий аромат чая с апельсином, папайей и жасмином наполнял комнату, смешиваясь с тонким запахом старой древесины и ладана, который Берта иногда ставила на полку. Берта, медленно помешивая чай серебряной ложкой, внимательно рассматривала каждый лепесток жасмина, каждый кусочек апельсиновой цедры, плавающие в прозрачной жидкости.

Она пила чай маленькими глотками, чувствуя, как тепло разливается по телу, согревая не только изнутри, но и успокаивая душу. Время словно замирало.

Увидев Аню, Берта сказала, что ей очень приятно лицезреть двоюродную тетю, только пусть она больше не поет ей по ночам песни, иначе Берта не высыпается. Аня погладила старушку по руке, пообещала не петь, выслушала одну из длинных историй, в которой Берта заблудилась уже на второй минуте повествования, и повела ее гулять среди сосен, которые по случаю холодов надели искрящиеся снежные шапки.

А вечером Аня с Лизой поехали в бассейн. Лиза после университета выскочила замуж, родила смешного розовощекого пупса и теперь при любой возможности сбегала из дома, чтобы отдохнуть от мамства.

– Анька, ты останешься в старых девах, - серьезно говорила она, поправляя лямки купальника.

Аня усмехалась, сворачивала в кичку волосы. Ответить ничего не могла, губами держала несколько шпилек.

– А Пашка, что? – не унималась Лиза, придирчиво разглядывая свою фигуру в зеркале.

Видимо, осталась недовольна, так как погладила чуть выпирающий животик, вдохнула поглубже, втянула его до предела и замерла с глупо выпученными глазами.

– Пашка нормально, - лаконично ответила Аня, заколов последнюю шпильку.

– Я не про это, - всё еще не дыша, выдавила из себя Лиза. – Ты сама в старые девы записалась, и его оставишь монахом.

Аня закатила глаза и шутливо стукнула подругу по животу. Она шумно выдохнула и отскочила в сторону.

– Пашка разберется сам. А я, если останусь старой девой, попрошу подарить мне котенка. Ну что, идем?

Лиза, поняв, что Аня ничего из личной жизни обсуждать не намерена, надула губы. И так дома от дня сурка киснешь, а тут еще и с подругой, которую, поди вылови, женихов ее потенциальных не обсудить.

Пока шли к бассейну, Лиза переключилась на умилительные истории, из жизни ее двухлетнего Мишки. Расцвела, лучилась гордостью и любовью и уже позабыла о своем нытье, как ей скучно и хочется свободы.

– Девушки, в бассейн не прыгаем. Только по лесенке спускаемся, - предупредила администратор.

«Прыгать с бортиков запрещено!» - вторили ей надписи со всех сторон.

Шлепая резиновыми тапками, посетители дисциплинированно подходили к лестницам и аккуратно спускались вниз. Публика была в основном спокойная, амбициозных спортсменов не наблюдалось, только в самом дальнем углу у лежаков стояли двое парней. Но они увлеченно разговаривали и в воду пока не лезли.

Аня и Лиза по очереди спустились в мерцающее голубое. Аня всмотрелась в воду: плитки напоминали необычную шахматную доску. Крупные, квадратные, они уходили в глубину, создавая иллюзию бесконечного подводного лабиринта. Свет, пробивающийся сквозь купол бассейна, преломлялся в воде, окрашивая каждый квадрат в разные оттенки синего – от нежно-голубого, почти бирюзового, у бортиков, до насыщенного, глубокого сапфирового на дне.

Лиза, в прошлом призер университетских соревнований, сразу же набрала темп и, рассекая воду, помчалась наматывать километры. К весне ей нужно было избавиться от ненавистного животика.

Аня к подвигам не стремилась. Расслабившись, она полежала на спине, перевернулась, поднырнула и поплыла вдоль одной из «линий» подводного поля. В спокойном темпе добралась до того края, где тусили двое парней. Нашла взглядом лестницу и даже успела протянуть к ней руку.

И в этот момент на голову обрушилось что-то тяжелое. Вихри воды закрутили, как щепку, мелькнула большая белая ступня, нога с татуировкой вдоль икры, а дальше удар и резкая боль в губах. Аня беззвучно ушла под воду. На мгновение ей показалось, что она очутилась внутри трансформаторной будки, так вокруг всё гудело и скрежетало. Боль в губах пульсировала, отдавая в виски. Темнота обволакивала, как теплое одеяло. Еще чуть-чуть и можно крепко засыпать, так хорошо и уютно оставаться в этой мгле.

Глава 5

Дэ-ни-эль… язык цепляется о зубы, когда произносишь это имя.

Лена смотрела в потолок, расчерченный тенями. Давид тихо спал рядом. Вчера они крепко поссорились. Пожалуй, впервые за пять лет. Она повернула голову, посмотрела на его спину. Шевельнула рукой, чтобы, как обычно забраться под майку, прижаться, ощутить тепло. Рука замерла. Обида захохотала и уселась на грудь. Оскалила рот, дохнула горечью. Давид ее не поддержал. Впервые за пять лет.

И снова прозвучало в мыслях - Дэ-ни… Лена поморщилась. Второй слог сразу же превратился в Нину. Сама собой начала в голове раскручиваться лента прошлого. Лена зажмурилась, скрипнула зубами и усилием воли прекратила кино. Но образы не желали покидать – так и мелькали обрывками.

«… Сережа ушел от тебя ко мне. И вовсе не цветы он поливает ночами. Купил кольцо. Ты этого не стоишь. Твое дело горшки выносить…» И смех, и гнусь, что лилась изо рта Сергея, когда обвинял он ее в интрижках, его трусливое бегство от матери – всё это так и вилось клубком черным мошек.

Зудело над ухом, жалило, не давало покоя. Как же так вышло, что достаточно оказалось лишь одного призрака, отдаленно напомнившего о Нине, как снова с головы до ног опутал липкий страх.

Словно Нина смогла дотянуться до нее из могилы. Нет, Лена не радовалась ее смерти, но всегда думала, что возможно, Нина за время болезни что-то успела понять.

Из-за того, что лежала с закрытыми глазами, удалось занырнуть в себя глубже. И там, в этой глубине Лена с вытягивающим нутро ужасом, поняла, что далеко-далеко все эти годы она прятала ликование. Она победила в той битве. Было ох, как нелегко! Но Лена выстояла, выдержала все удары и гадости, что высыпала на нее Нина. Выстояла и стала счастливой.

А сегодня ликование исчезло. Растворилось без следа. И вместо него пришло осознание, что снова выиграла Нина. Мячик оказался на ее стороне, и она нанесла поражение, коварно и подло, в своем духе. Подослала в качестве лазутчика, способного снова расколоть семью, своего сына.

Значит, эта война не закончена?

По коже пробежал озноб, прохладный воздух из приоткрытого окна, будто обозначил присутствие Нины.

Лена чуть не застонала в голос: и что теперь прикажете делать, когда из сотен тысяч мужчин на пути ее дочери оказался этот? Отчаяние и обида вновь запели первую партию. Выли в унисон, старались, накручивали, тащили Лену за собой.

Из-за них она поссорилась с Давидом. Он, в отличие от Сергея, был сильным, спокойным, надежным. Мог решить любую проблему. И даже вчера он предложил решение. Но оно не устроило Лену категорически.

Слезы накатили с новой силой. Она провела по лицу, стараясь успокоиться. Снова в ее жизнь вернулись неопределенность и страх. Они неразрывно связаны с Ниной. Хоть живой, хоть мертвой.

– Лена, тебе нужно их выслушать, - пытался достучаться Давид.

– Нет-нет-нет, - как заведенная твердила Лена. – Я не хочу слушать. Я не хочу его видеть рядом с Аней. Ты не понимаешь? По-твоему я сумасшедшая, чтобы добровольно обречь себя на подобное?

– Но, может, он не такой, как ты себе его представляешь? Может, он действительно хороший человек? Ты же знаешь Аню, она не глупая девочка, она сможет сама определить, достоин он ее или нет. Но дать ей шанс, дать им обоим шанс – это важно.

– Нет!

Лена вскочила, заметалась белой птицей по комнате. Платье струилось в воздухе, напоминая о несостоявшемся празднике. Опустилась в кресло, поджала босые ноги, с раздражением отметила, как сильно пахнут гортензии.

– Даже если я всё это приму, мы не сможем больше общаться. Аня будет приезжать к нам одна, этот ее… принц… начнет обижаться и вымещать зло на ней. Нет! Пусть лучше это прекратится сразу!

– Но ты не всесильна, Лена, - устало сказал Давид. – Ты не можешь повелевать людьми. Ты слишком много на себя берешь…

Он встал, отошел к окну, прижался плечом к стене, вглядываясь в ночь. И Лена не выдержала. Сказалось ожидание этого особенного дня, тревога, как доберется Анна, ужасный сюрприз, который она устроила, а теперь и непреклонность Давида.

– Я боюсь за нее, - истерично выкрикнула Лена. – Тебе не понять! Вы с Марком чужие друг другу…

И тут же пожалела о сказанном, но сжала упрямо губы, не собираясь извиняться. Пусть всем сегодня будет больно! Не только ей, а всем…

Она видела, как побелела кожа на суставах сжатого кулака, как дернулась щека мужа, как будто она ударила его. А ведь так оно и было. Ударила. Влепила жестокую пощечину, сотканную из злых слов. В ту же секунду в сердце впилась игла тревоги. Грохнуло в мыслях: опомнись! Что же ты творишь? Но отступать она не собиралась.

Стукнула дверь, Давид вышел на террасу, легкая штора надулась за его спиной парусом. Лена слышала, как он спустился вниз, захрустела каменная крошка, шаги удалялись.

«К океану пошел», - подумала Лена.

И вдруг вскочила, заметалась бестолково в поисках мокасин или балеток, потом на секунду замерла, подошла к дверям и сдвинула их, придавив кусок шторы. Постояла, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и медленно побрела в спальню.

***

Дэниэль давно уснул, а Аня всё гоняла в памяти сегодняшний вечер. Смотрела сухими глазами перед собой, думала. Злость на маму давно улетучилась, вместо нее приползла и присела на край кровати жалость. Пригорюнившись, молчала, но ей и говорить не надо. Жалость умеет безмолвно проникать в каждую клетку, душить слезами, теребить зачерствевшую не к месту душу.

Глава 6

Четыре года назад

Воскресенье 25 октября выдалось на редкость солнечным и красивым. А всё потому, что осень, будто специально готовилась к этому дню, и старательно раскрашивало листья на деревьях. Березовые делала прозрачно-желтыми, похожими на давно залежавшуюся старую салфетку, с кленовыми баловалась на все лады, пачкая их мешаниной красок, дубовые превращала в коричневых птичек, вот-вот сорвутся и улетят подальше от холодов.

Настроение у нее менялось, как у капризной женщины. То смеялась, разбрасывая пестрый ковер под ноги, то злилась, потому что никто не любит. Наплакавшись накануне, осень утерлась серым платком из туч, сделала несколько глотков холодного ветра и завалилась спать. Наутро проснулась, а на голубом небе по недосмотру уже сияет густое, как янтарная смола солнце. Нахмурилась, дунула несколько раз посильнее, призывая облака, но в наступившем тепле разленилась и, закутавшись в разноцветную шаль, притихла. Один денек можно и подарить людишкам. Пусть порадуются напоследок.

Солнце, действительно, сияло необыкновенно. Пробиваясь сквозь полуголые ветви, окрашивало всё вокруг в теплый, золотистый свет. Тонкий, почти невесомый туман клубился над пожухлой травой, стелился над влажными мраморными плитами и деревянными крестами.

Дух прелой листвы смешивался с запахом влажной земли и переспевших, и успевших забродить ягод боярышника.

На солнечном пятачке, укрытом от ветра высокой каменной оградой, стоял молодой мужчина.

Он приехал на похороны женщины, которая его родила и на том, вероятно, посчитала свою миссию выполненной. За три месяца до ее смерти он получил письмо. Думал, что такое же она прислала его сестре, но нет, Даша ничего не получала. Или соврала, что не получала. Выслушала и с раздражением отмахнулась:

– Ой, не хочу я про это знать… Сам разбирайся со своими детскими травмами.

И добавила нехотя:

– Я бы на твоем месте не особо слезу пускала… Мамусик тот еще фрукт. Ты просто ее плохо знаешь.

Но Дэниэль упрямо перечитывал письмо раз за разом, теребил подбородок, щурился, уставившись в одну точку. Письмо он обнаружил случайно на столе отца. Бумажный конверт выпал из стопки журналов «Scientist» прямо под ноги. Дэниэль наклонился поднять, и взгляд уперся в крупные буквы с его именем.

Заинтересованно хмыкнув, Дэн аккуратно отрезал ножницами край конверта, развернул плотный лист, исписанный слегка плывущими буквами. Привыкший к электронным сообщениям, почувствовал себя старомодным сеньором. Надо же, какой артефакт!

Когда понял от кого письмо, сел на локотник кресла, задумался. Нина писала печально и искренне. Сквозило сквозь строки сожаление. Просила прощения, вспоминала, как взяла его на руки и что испытала.

«Дорогой Даниил, прости меня, если сможешь. Я знаю, что многое сложилось не так, я не была той матерью, которую ты заслуживаешь. Возможно, я не справилась, но от этого я люблю тебя не меньше».

Далее следовало несколько моментов из его позабытого детства. Нина вспоминала, как он смеялся, учился ходить, первые слова, первые шаги. При этом о Даше не было упоминаний вовсе. Будто он единственный ребенок.

Он знал, что Даша с матерью общий язык не нашла. Быстро вернулась, будто обожглась, но никогда на эту тему не откровенничала. Что уж там между ними произошло, так и осталось неизвестным. Да и не особо интересно было, если честно.

В то время Дэниэль был полностью под впечатлением от успехов отца, заглядывал ему в рот и хотел подражать. С детства доказывал ему, что способен стать если не правой, то хотя бы левой рукой. Не испытывая призвания, пошел по той стезе, что избрал для него отец, зубрил ненавистную биологию и химию, подавал скользких улиток и кормил каракатиц крабовым мясом. Вся черная и черновая работа была на нем.

Терпел все отцовские закидоны, мирился с положением бесплатного слуги, лопатил горы статей, готовя для светила тезисы к докладам. И всё это для того, чтобы получить возможность возглавить одно из исследований в смежной структуре.

Но отец отдал это место своему помощнику – долговязому Феррану с клочковатой бородой и вечной перхотью на плечах. А он – красавец-Дэниэль, умница и профессионал, остался не у дел.

Разозлился, но проглотил и это. И снова принялся терпеливо ждать. Однажды попытался перейти в другой институт, но туда его не взяли, и Дэниэль подозревал, что случилось это не без участия отца.

Пытался вызвать родителя на разговор, но Илья искренне не понимал, чем отпрыск недоволен и почему ему так важно шагать по карьерной лестнице быстрее. Всему свое время – так любил говорить отец.

Дэниэль копил раздражение и обиды. Отношения накалялись. Дэниэль съехал и начал рассылать резюме, но крупные компании отвечали уклончиво, а идти в лаборатории без финансирования, чтобы снова кормить каракатиц, не было смысла.

Смирившись, остался у отца. Отношения стали натянутыми, домой заезжал только по просьбе Марты, которая металась между двух огней, пытаясь слепить подобие счастливой семьи.

Вот и в тот день заехал к отцу очередной раз намекнуть на договоренности, но дома никого не обнаружил. Зашел в кабинет и увидел письмо. Судя по дате, оно пришло еще две недели назад, но отец не обмолвился ни словом.

Дэн снова всмотрелся в строки, последние немного расплылись на бумаге. Она плакала? Усмехнулся, скомкал лист, хотел бросить в корзину и забыть, но… медленно разгладил его и перечитал вновь.

Глава 7

Эта чуть резкая девушка привлекла его внимание сразу. Может быть, потому что напомнила ему Ангелину? Его Ангела.

Ангел, - шептал он, откидывая косую челку со лба и спускаясь к острым ключицам. Мой Ангел – проводил губами по нежной шее, на которой билась жилка. Припадал к ней губами, чувствуя жизнь и напитываясь ею. Ты мой Ангел – руки обхватывали лицо, всматривались тревожно в глаза: не собирается ли она его покинуть.

Его Ангел была с иссиня-черными волосами, короткой мальчишеской стрижкой и в вечно сползающих джинсах, открывающих колючие косточки на бедрах. Аня – ее полная противоположность. Светленькая, волосы вьются, стройная, но женственная фигурка, девичьи платья и иногда строгие брючки. Джинсы тоже, но не те и не такие.

Почему тогда замер с полотенцем в руке, когда увидел ее у кромки бассейна. Чем зацепила? Ее шумная подруга сильным рывком вытянула тело в воде и понеслась к противоположному краю, а Аня всё еще медленно и задумчиво спускалась по лестнице. Щурилась от бликов, смотрела вглубь, и по лицу ее разливалось доверчивое и одновременно растерянное выражение.

Как у ребенка, которого поманили в тайную комнату за подарками. Вроде, и страшно, и интересно.

Такое лицо, он был всегда в этом уверен, скрывалось за маской высокомерия и холодности у Ангела. Только она его никому не показывала.

Ангел улетел. Нет, не на небо или куда там взлетают ангелы. Ангелина поступила тривиальнее, нашла другого и переместилась в пространстве. Дэниэль скрипнул зубами.

Аня подняла голову, улыбнулась и снова принялась выводить на бумаге иероглифы. «Нервничает, - подумал Дэн, - раз взялась свои каракули рисовать, значит, нервничает».

Он подошел, наклонился, поцеловал в выступающий позвонок на шее. Она приподняла одно плечо, словно отгоняла, но на самом деле, прижмурила от удовольствия глаза. Капля чернил сорвалась с кисточки и расплылась безобразной кляксой.

– Ох… - воскликнула Аня.

– Я всё испортил… прости

– Ерунда… перепишу...

– А что это значит? – шепнул он тихо.

С удовольствием отметил, как покрылась мгновенно пупырышками ее кожа.

– Любовь, - созналась Аня.

– Так сложно, - протянул Дэн, разглядывая рисунок.

– Любовь – это всегда сложно, - грустно заметила Аня, вспомнив вчерашний вечер. – Здесь четыре графемы: когти, крышка, сердце и двигаться вперед. Это ты, Дэн…

Зарозовели щеки и кончики ушей.

– Я? Почему я? – засмеялся Дэниэль, наматывая длинную прядь на палец.

– Потому что ты это крыша или… защита от когтей обстоятельств, под этой защитой можно идти вперед…

– Любовь с когтями? – подняв брови, переспросил Дэн.

– Да. И она может глубоко ранить.

Дэниэль внимательно рассматривал Анину макушку – знала бы ты, девочка, как ты права… Любовь обязательно ранит. Без этого она просто не живет.

Аня должна была скрасить его одиночество, заземлить его рвущуюся за Ангелом, душу. Милая, открытая, влюбленная в него – чем плохо? Десять дней они не расставались. Аня показывала ему зимний город, и он своими темными силуэтами напоминал ему старинную гравюру. Потом она уехала в свой «бананово-лимонный Сингапур», а Дэн вернулся домой.

Переписывались, созванивались каждый день, по многу часов болтали по видеосвязи, а иногда пересекались в какой-то точке на полпути между Европой и Азией и долго, с выдумкой любили друг друга.

Забавно, но без своей Анчето вскоре он начал скучать, как скучают по оставленному на время отпуска питомцу. Вот так за полгода и образовалась эта странная связь. В мыслях по-прежнему жил Ангел, а наяву рядом нежилась влюбленная, как кошка – Аня.

– Это кто? – рассеянно спросил Дэн, впервые оказавшись у Ани дома.

Он держал в руках фотографию. К тому времени, уже разобрались с тенями прошлого, что связали их по рукам в настоящем. Страшась этой темы, Аня даже пыталась обсуждать, как бы всё это преподнести родным, если придется знакомиться.

– Это мама и ее муж Давид Давидович.

Удивленно шевельнул бровями, с недоверием заглянул в лицо: правда?

– Ты… ты хочешь сказать, что муж твоей мамы это Давид Бернс?

– Да. А что? – поинтересовалась Аня, не понимая, почему Дэн так заинтересовался Давидом.

– Так… Просто известное имя в научных кругах.

И чтобы сбить с толку, подхватил, закружил в объятиях, зацеловал и перевел разговор на совсем другую тему. А ночью грыз изнутри губу, морщился от выступившей крови, щурился в темноту и прикидывал, как бы подобраться к Давиду ближе. Его доклад о стволовых клетках он зачитал до дыр. Тема его исследования тесно перекликалась со сферой, куда он рвался уже много лет, но отец ставил препоны. Считал его метод слишком «сырым», но Дэниэль иногда подумывал, что отец просто хочет сам довести его способ до ума, а потом присвоить авторство. Вот и отодвигает конкурента в сторону.

Тихо повернул голову, всмотрелся в нежный профиль Анчето – вот его пропуск в науку и к деньгам. Ухмыльнулся довольно: сама судьба заслала в тот вечер в бассейн. Заныли костяшки пальцев, вспомнил, с каким удовольствием он вмазал по скуле любителя попрыгать в воду. А уж восхищенный взгляд Ани в больничной палате, и вовсе не забыть. Думал, просто развлечется, а выходит, выиграл в лотерею. Если заиметь дела с Бернсом, папаня локти от досады сгрызет. И станет сговорчивее. И уже не будет ставить условия.

Глава 8

«Лисёнок, ну ты где?» - смайлик с грустными глазками закачался из стороны в сторону.

Сергей, нервничая, уставился в телефон. Ага, прочитала. На полчаса уже опаздывает его рыженькая бестия. При мысли об Алисе заныло под сердцем. Он специально назначил встречу здесь. Год назад они познакомились в этом ресторане.

Он тогда приехал на свидание, но женщина не явилась. Перед этим они неделю переписывались в чате на сайте знакомств и, наконец-то, решили встретиться вживую. Купил цветы, заказал дорогое шампанское, прождал час, но никто так и не пришел.

Спустя время прилетело дерзкое сообщение: «Я подумала, что ты для меня всё-таки староват». Сергей покраснел от злости: староват! Нашлась юная нимфа! В 39 лет…Только зря время потерял.

Настроение упало ниже плинтуса, и, чтобы отвлечься Сергей пересел к бару. Заказал коньяк, поискал глазами, куда бы пристроить ненужную корзинку с желтыми бабочками хризантем, но ничего не придумал и поставил под ножки барного стула.

Бархатистая жидкость смочила рот, скользнула по стенкам горла, принялась излучать приятное тепло. Как будто в центре живота забилась пульсацией яркая звездочка.

Прозвенели рядом смешливые женские голоса, но Сергей не поднял головы. Сидел, грел в пальцах бокал, наклонял в разные стороны, следя, как маслянистые потеки сползают по стеклу.

Вдовец – вдруг пришло на ум. Как удивительно носить этот статус. А главное, непонятно, почему женщины так охотно на него реагируют. Разведенный их пугает, куда больше. А вот вдовец – манит чем-то таинственным и создает ореол верности до гроба. Не сам сбежал или бросили. Смерть разлучила. Наверное, с их точки зрения это ужас, как романтично.

На сайте знакомств у Сергея не было отбоя. И он разомлел, начал перебирать лениво женщин, капризничал, назначая встречи в своем районе, чтобы далеко не ездить.

– Да, - подтверждал он, скорбно поджимая губы, - не так давно я овдовел…

С удовольствием следил, как менялось выражение лица у дам, как начинали смотреть почтительно-сочувственно… Только на молодых девиц, с коими вышло две-три встречи, этот факт никак не подействовал. И Сергей привычно переключился на женщин постарше. Они сентиментальнее и не так избалованы. Да и дешевле обходятся.

С Ниной они поженились за два месяца до ее кончины. Она извернулась и как будто в очередной раз договорилась со смертью. Нашелся экспериментальный препарат, но доктора сразу предупредили, что если улучшение и будет, то временное. Однако Нина стала чувствовать себя бодрее и заговорила о свадьбе.

Сергею по-человечески было ее жаль. Да и что скрывать, апартаменты в наследство получить хотелось. Останавливало одно: к роскошной недвижимости прилагался большой долг. Но и в конуре, которую прикупил после развода, жить не нравилось.

Юлил, обещал, кормил завтраками, понимая, что время работает против Нины. Так всё бы и заглохло, если бы не письмо от нотариуса. Двоюродная или троюродная по отцу тетка Есения завещала ему в Москве квартиру.

Сколько Сергей ни силился, тетку он не вспомнил, и поначалу посчитал письмо ошибкой. Но на всякий случай позвонил по указанному номеру и, обомлев, понял, что получил приличное наследство.

Стучал потом кулаками по креслу, злился: вот бы на пару лет раньше свалилось такое счастье! Тогда всё могло пойти иначе. И мать бы пристроил в достойное заведение, и может быть, с Леной не развелся.

Встретил ее однажды в парке, где обдумывал, что ему делать с Ниной. Прошла со своим хлыщом совсем рядом и не заметила. Висела на мужике, как девка с панели, хохотала…

Раздумывать с регистрацией брака больше не стал. Если что, долги покроет продажей московской квартиры. Она ему всё равно ни к чему, а деньги нужны. Надо интернет-магазин расширять. Дело идет хорошо. Часть можно под проценты пристроить. Да и мать содержать на что-то надо.

Расписались тихо, а потом Нина захотела венчаться. Прямо в больнице. Пришлось уступить, хотя и чувствовал себя загнанным в угол. Стоя рядом с кроватью со свечкой в руке, неумело крестился, потел в тесном пиджаке, вымученно улыбался.

Не пожалел, потому что видел по глазам Нины – она уже не здесь. А как откажешь умирающей? В этот же день Нина сосредоточенно подписала еще один документ.

– Нина… - растроганно шептал Сергей, целуя ее в пухлую от гормонов руку, - а как же дети…

По имени назвать побоялся, особенно Дарью. Знал, что для Нины это как красная тряпка для быка.

Спохватывался, исправлялся.

– И вообще, зря ты это… Ты у меня еще до ста лет доживешь!

Нина благодарно улыбалась.

– Какой ты хороший, Сережечка. Они (почему-то слово дети не произносила)… они устроены. Не думаю, что им что-то нужно. А ты надежным хозяином моей квартирки будешь…

– Вместе будем хозяйничать, - утешал Сергей. – Ты поправишься, Нинуль…

Помолчав, она интересовалась.

– Ты в ящик не заглядывал? Писем мне не было?

Сергей качал отрицательно головой, что можно было понять двояко, подозревал, что Нина просто заговаривается. Какие еще письма? Кто сейчас пишет и отсылает письма в конвертах?

Пустел бокал с коньком, кружились воспоминания того, что предшествовало встрече с Лисёнком. Янтарно-коричневый с оранжевым оттенком напиток напоминал цвет ее волос.

Глава 9

Лена открыла дверь, настороженно стрельнула глазами по сторонам и с облегчением увидела, что Аня пришла одна. «Хватило ума не тащить этого…»

Посторонившись, пропустила дочь и устроилась на краю дивана. Спина прямая, руки сцеплены перед собой. Приготовилась слушать, заранее зная аргументы. Это ведь Аня. Она знает ее, как облупленную.

– Мама, - начала Аня, волнуясь. – Я не хотела тебя расстраивать… Я не думала…

– Вот к этому я тебя и призываю, Аня, - перебила ее Лена. – Подумать!

Не в силах сидеть на одном месте, вскочила и принялась расхаживать по комнате.

– Подумать, зачем ты понадобилась этому человеку? Не надо! – вскинула она руку, предвидя попытку ответить. – Не надо мне рассказывать сказочку про его неземную любовь. Я уже слышала эту сказку в исполнении его матери.

– Но мама! Дэниэль это не его мать! Она даже его не воспитывала! Ты ведь его совсем не знаешь…

– И не хочу знать, - отчеканила Лена. – Можно сколько угодно воспитывать, но есть такая неоспоримая вещь, как гены. Я видела его взгляд. Это взгляд Нины. Хищнический, безразличный, способный на всё…

– Да мам, прекрати демонизировать! - вспылила Аня, но тут же заговорила спокойнее. – Дэниэль не такой…Он хороший, добрый…

Лена насмешливо фыркнула, сложила на груди руки. Закрылась наглухо, выстроила вокруг себя стену, для надежности обмотав ее «колючкой». Напряженно обдумывала: как достучаться? Как? И потом, что если она ошибается? Ведь, кроме аргумента, что это кровный сын Нины, у нее ничего на руках нет. Предчувствия и зашкаливающую тревогу никто в расчет не примет. Даже Давид не считает это серьезным. Так… бабские причуды.

Взглянула на бледное лицо дочери. Простой запрет не поможет, Аня упряма, как ее отец. Надо бы что-то более изощренное, чтобы дочь сама поняла: этот тип ей не пара.

Господи, ну откуда он всплыл на их голову! Нина говорила, что совсем с детьми не общается. Лена старалась не осуждать, мало ли как жизнь поворачивается. Хотя представить себе, как можно в такой ситуации спокойно жить, не могла.

И вот сейчас между ней и Аней ширится трещина. Грозит перерасти в пропасть и оставить их с дочерью по разным сторонам. Где ее мудрость? Кого призывать, чтобы нашлись нужные слова и Аня прислушалась?

– Мама…

Лена вздохнула, воздух застрял в груди, сжимая лёгкие. Она и сама не понимала, с чего вдруг в ней проснулась уверенность в том, что Ане грозит зло. Её интуиция просто кричала. Не давала есть, спать, дышать. Лена и сама была не рада этому. Ей казалось, она сходит с ума.

Чувствовала себя безумицей, на которую снизошло откровение, но никто, ни одна живая душа не хочет ее услышать. Растерянно отводят глаза, пытаются неловко успокоить, и даже не притворяются, что верят. Только деловито размышляют, можно ли еще разубедить или уже пора отправляться к докторам.

Аня, слепо влюбленная, в первых рядах протянет матери смирительную рубашку. Она видит лишь доброго и заботливого Дэниэля, строит замки на песке, планирует совместное будущее.

И разрушить эту иллюзию предстоит самому близкому для нее человеку – матери.

Нужно попробовать еще раз, может, достучится? Лена поймала Анин взгляд.

– Аня, дорогая, я не хочу тебе навредить, поверь. Но ты понимаешь, что мы почти ничего не знаем о Дэниэле? Его прошлое – это белая страница. А такие люди… они всегда что-то скрывают. Ты видела его документы? Проверила его историю? Или ты веришь всему, что он говорит?

Лена старалась говорить спокойно, но в голосе дребезжала тревога. Будто ржавый колокол вклинился в перезвон серебристых колокольчиков.

Аня вскочила, сжала кулаки, стукнула себя по бедрам и подняла голову наверх, словно собралась призвать на помощь кого-то сверху.

– Да, мама!!! Перестань! Ты превращаешь его в монстра! Он ничего не скрывает. Он открыт со мной. Мы разговариваем обо всём!

Лена разочарованно отвернулась. Казалось, перед ней гладкая зацементированная стена, покрытая глянцевой пленкой влюбленности. Доказывать что-либо бесполезно, любой довод срикошетит и останется незамеченным. И всё же снова попыталась.

– Аня, ты помнишь, что делала Нина? Помнишь ее поддельные письма или историю с якобы украденным ожерельем? – спросила она тихо. – Ты понимаешь, почему я так не доверяю ее сыну? Как бы тебе объяснить…

Лена беспомощно взмахнула руками и прижала их к груди.

– Вот тут, Анюта, вот тут всё… Как будто я откуда-то знаю всё наперед…

– У тебя открылся третий глаз? Или в предках числится баба Ванга? - насмешливо фыркнула Аня. – Всё, мам! Я честно попыталась! Ты меня не слышишь. Вбила себе в голову какую-то чушь… Мне очень жаль, что с тобой случилось то, что случилось. Но… Но нельзя свои комплексы проецировать на других. Разберись со своими тараканами. Мне кажется, Давиду совсем не понравится, что ты так зациклена на той, которая увела у тебя мужа. На его месте я бы подумала, что тебе не всё равно, и ты до сих пор любишь отца.

Лена ахнула, отшатнулась, и пока соображала, что на это можно возразить, Аня схватила сумочку и выскочила из дома.

***

– Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Пулково»…

Глава 10

Лена не находила себе места. Вся ее налаженная и счастливая жизнь рассыпалась на глазах, а она снова оказалась не готова.

Аня улетела домой. И судя по всему, не одна. Этот с ней. Получается, своими разговорами и требованиями Лена сделала только хуже. Дочь замкнулась и, похоже, из упрямства будет делать всё, чтобы позлить мать.

Давид наверху в спальне собирает чемодан и тоже уезжает. Она остается здесь одна. Но даже если сейчас сорвется следом, что она сможет там сделать? Только еще больше настроит Аню против себя. А этот… - Лена поморщилась, будто увидела гусеницу, - этот непременно воспользуется ситуацией.

Аня уже нарисовала себе прекрасную картину будущего, и никому не позволит ее разрушить. Даже Давид попал под обаяние Дэна.

Давид… Лена схватилась за виски. Они так больше с того вечера и не поговорили. Лена много раз собиралась с духом, но во рту словно горели раскаленные камни. Никак не удавалось подобрать слов, а банальное «прости» виделось слишком бесхитростным. Будто она пролила ему на рубашку сок.

Пять лет… Пять лет они дышали в унисон. Почти не расставались, а если и случалось такое, выдерживали в разлуке пару дней, не больше. Потом кто-то из них срывался с места. А чаще, просто сразу ехали вдвоем, будь то конференция или деловая встреча. Любую свободную минуту проводили вместе. Когда вокруг все сидели, уставившись в телефоны, они смотрели друг другу в глаза и держались за руки.

И вот кто-то безжалостно прокрутил колесо судьбы и снова лишил ее покоя и счастья. В спальне что-то громко упало. Лена подняла голову, быстро шагнула к лестнице, начала подниматься, но на третьей ступеньке в нерешительности застыла. Всмотрелась в полумрак наверху, развернулась и медленно пошла вниз.

Постояла в нерешительности, снова обернулась. Впервые за пять лет Давид может уехать в мертвой тишине, без ее поцелуя, без ее сердца. Никогда он не наказывал ее молчанием. Спорили, она могла злиться, он ловил ее руки, крепко обнимал, дул легонечко в лоб, как бы остужая.

Лена покусала губы, по слогам произнесла, глядя на себя в зеркало: ду-ра… И уже не раздумывая, побежала наверх.

– Давид!

Застегивая рюкзак, он обернулся.

– Прости меня, - выпалила Лена. – Прости, я не имела права говорить тебе о Марке… Напоминать о ваших… сложных отношениях с сыном.

Давид распрямился. Придерживая рюкзак коленом, стоял, бессильно свесив руки. Лена смотрела, как напряглись мышцы на его шее, а плечи, наоборот, опустились. Тишина в доме давила сильнее любого крика. Только глухой стук сердца отдавался в ушах – громкий, навязчивый ритм раскаяния.

Она приблизилась, не зная, что делать, как прикоснуться к нему. Пять лет. Пять лет молчаливого согласия, пять лет, проведенных в уютном, хрупком мире, который она чуть не разрушила неосторожным словом.

– Прости меня, - повторила Лена, пряча взгляд. – Пожалуйста, прости…

Давид медленно поднял голову, взгляд его был потухшим, в нём не было ни гнева, ни обиды, только глубокая, пронзительная усталость. Он выглядел старше своих лет, будто несколько последних дней добавили ему седины и морщин.

Стыд охватил с такой силой, что стало жарко волосам. Что? Что ей стоило подойти к нему раньше и не мучить? Зачем она так с ним?

Не выдержав, качнулась вперед, обняла за шею, уткнулась лицом в грудь. И вдруг он обнял ее, обнял крепко, так что стало больно. Слезы выступили на глазах, волна облегчения подхватила и понесла на гребне. Лена встала на цыпочки, нашла губы, и тут же принялась целовать всё лицо, куда только дотягивалась. Больно кололась о щетину, жмурилась и вздрагивала, вдыхала любимые древесные нотки, и никак не могла остановиться.

Наконец, с радостью поймала его улыбку, усталую, но такую родную. Затихла.

– Куда ты уезжаешь? – спросила, чуть помедлив.

– В Питер.

Сердце оборвалось, не веря услышанному, всмотрелась в центр зрачков. Отступила на шаг, растерянно перевела взгляд на сумку.

– Хочешь, перенесу рейс? Ночью вылетим вместе.

Покачала головой, села на кровать, упираясь руками в покрывало.

– Надолго?

– Пара недель… потом нужно в Прагу. Поехали со мной…

Он присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои. Она слабо улыбнулась и снова качнула головой.

– Присмотри там за Аней…

Давид улыбнулся, поднес ее ладошки к губам, поцеловал и прошептал прямо в них.

– Не волнуйся. Всё хорошо будет. Наладится всё… И с Дэниэлем тоже. Толковый парень. Я просмотрел его наработки. Поговорим, обсудим, хочу ему кое-что предложить…

Лене показалось, что она ослышалась. Она непонимающе моргнула и отдернула руки.

– Что? – голос был хриплым, будто она давно не разговаривала. – Что ты сделал? Ты собираешься взять его под крыло? То есть мои слова и переживания – это всё пустой звук! Чушь! Блажь и истерика?

Увидела, как на его лицо опустилась тень. Выдохнул шумно, поднялся, взглянул на часы.

– Давид! – в голосе Лены послышалась паника. – Я прошу тебя… Не торопись. Мы же ничего о нем не знаем…

Глава 11

– Пап, а помнишь?... Помнишь, как ты в валенок подарок новогодний для меня прятал?

Разрумянившаяся Аня, вертела головой, поглядывая то на отца, то на Дэна.

– Представляешь, мне уже пятнадцать было, а папа всё еще валенок каждый раз с антресолей доставал! Его уже моль поела… А я всё не решалась сказать, что давно уже не верю в Деда Мороза. Но теперь… теперь это кажется таким милым…

Аня тепло посмотрела на отца. Время растворило без следа обиды и слезы, и ей было немножечко стыдно за свои глупые выходки, которые она устраивала, чтобы ему насолить. Вот уж точно, не суди, да не судим будешь.

Только теперь, влюбившись до дрожи в кончиках пальцев, она поняла, что испытывал отец. Причем та любовь в ее сознании теперь вовсе не была связана с Ниной. Просто любовь. Такая же сильная и всепоглощающая, как у нее. Любовь к Дэну открыла глаза на мир, на чувства, на то, как сложно и многогранно всё устроено.

Неожиданно пришло сравнение, что любовь – это океан, в котором хватит места для всех. И только мама почему-то этого не понимает. Скорее всего, потому что ее обида была застарелой и глубокой, как рана, которая толком не зажила.

Аня посмотрела на мизинец. Три года назад мыла стеклянный чайник, и он треснул прямо в руках, глубоко вспоров острым осколком. Вошел глубоко в мясо, разрезал нервы и сухожилия. Теперь на месте шрама онемевшая кожа, а если надавить чуть сильнее, чувствуется противная ноющая боль. Наверное, и у мамы так. Только след этот в душе.

Отец, сам того не желая, рассек не плоть, но самые тонкие нити, отвечающие за любовь, доверие и понимание. Кажется, мама этого не пережила, а Давид так и не сумел эти связи восстановить.

– Не грусти, Анюта, мама, я уверен, со временем поймет, - сказал на прощанье Сергей.

Потряс в воздухе гитарой, будто подтвердил свои слова, другой рукой потянулся обнять дочь.

– Как он тебе? – смущаясь, спросила Аня, переминаясь у двери.

Отец вместо ответа поднял большой палец.

– Серьезный, целеустремленный и видно, что очень тебя любит.

Раскрасневшись от смущения и радости, Аня глупо хихикнула.

– Это, наверное, судьба, дочка… - задумчиво пробормотал Сергей. – Не случайно же вы встретились.

В памяти всплыл момент его знакомства с Ниной, руки вновь почувствовали ее тело, что с такой легкостью он держал в зеленоватой теплой воде. Прошелестело где-то и нигде: Сережечка…

И в ту же секунду картинка прошлого была разбита ворвавшейся реальностью – Лисёнок… Его рыжая бестия.

По губам скользнула улыбка, перышком защекотали в груди восторг и предвкушение. Сегодня он сыграет Лисёнку на гитаре, ведь она в силу возраста, наверняка, даже не знает этой песни. И не догадается, что «солнышко лесное» относится к ней. Но он ей разъяснит и споет потом еще раз.

Растрогавшись, улетел мыслями в надвигающийся вечер. Аня расценила сентиментальный вид отца по-своему.

– Спасибо тебе, пап… И прости меня… Я была такая глупая.

Не решаясь взглянуть на отца, смотрела куда-то в коврик на площадке. Сергей молча прижал Аню к себе, поцеловал в волосы и, слегка подпрыгивая, начал спускаться вниз.

Выезжая из двора, усмехнулся. Надо же, как затейливо вершить судьбы людей жизнь. Увидев Дэниэля, споткнулся о смутное ощущение, что черты его лица знакомы. Правда, значения этому не придал. Удивился, когда Аня взяла Дэна за руку, вытянулась по стойке смирно и, волнуясь, произнесла:

– Пап, нам нужно кое-что тебе сообщить…

Пошутил еще, не собираются ли дедом его скоро сделать, но Аня юмор не оценила. Покрылась красными пятнами, в глазах заблестели слезы, и тогда Сергей занервничал. Посмотрел пристально на Дэниэля, и тот, обнимая Аню за плечи, обезоруживающе улыбнулся и совершенно обыденно поведал, чей он сын.

Сергей замер на секунду, припомнил свое знакомство с Дашей, настороженно заглянул Дэну в лицо. Парень глаз не отвел, смотрел спокойно и просто, словно декларировал: вот он я, мне скрывать нечего.

Аня, сжимая его руку, с тревогой следила за отцом. Лицо было бледным, губы подрагивали, будто решали то ли улыбнуться, то ли сжаться от обрушившегося непонимания. Похоже, она и сама не могла до конца поверить в этот круговорот судьбы, поэтому боялась любой реакции. Увидев радость в глазах Сергея, выдохнула с облегчением, заговорила весело, расставляя на столе чашки.

– Пап, мне столько тебе надо рассказать…

– Мне тоже, Анют… У меня тоже есть кое-какие новости… - Сергей смущенно потер переносицу и улыбнулся.

***

Алисы дома не оказалось. Телефон не отвечал, и Сергей, памятуя, как Лисёнок возмущенно округляет зеленые глазищи и шипит: ты, что мне не доверяешь? - решил просто ждать.

К романтическому вечеру всё было готово. В холодильнике пряталось ассорти из нескольких десертов, на балконе, где он собирался музицировать, лежала искусственная медвежья шкура, и в ожидании марочного вина, хрупко застыли два бокала.

Сергей заварил себе крепкий чай, настроил гитару и, тихо мурлыча слова, начал перебирать струны. Обвел затуманенным взглядом гостиную и вздрогнул, прихлопнув по гитаре, будто убил муху. Почудилось, что прямо сейчас он видел перед собой Нину. Нахмурился, избавляясь от миража.