Мирослава
Ненавижу платья. Готова сейчас ножницами изрезать чёрный шёлк, сдавивший моё тело, как удав жертву. Зато мама с утра чуть ли не танцует самбу, вырядив меня куклой на продажу.
— Выйдешь замуж за Борцова и будешь обеспечена на всю жизнь. — Родительница собственноручнонаутюжила мои непослушные тёмные пряди и перед приходом почётного гостя приглаживает взбунтовавшиеся волосинки с помощью воска. — Обговорим с ним сегодня детали и, считай, уже мужняя жена.
Смотрю на мамино отражение. Длинные волосы она собрала в строгий пучок. К приходу будущего зятя прикупила длинное синее платье. Оно выгодно подчёркивает её подсушенную ежедневными тренировками и питанием с подсчётом калорий фигуру, но в то же время выглядит строго. Бриллиантовые серьги, колье и перстень сияют в лучах осеннего солнца. Оно нескромно уставилось на меня в окно. «Шла бы ты сама за Бойцова», — так и рвётся с языка. Но вслух говорю другое:
— Отец не позволил бы выдать меня замуж без любви.
— Отец! Где он, твой отец? Ему всегда работа была дороже семьи. Вот и гикнулся раньше времени.
— Гикнулся. Ты говоришь, как про лошадь! — держась за фальшивый камин, снимаю туфли. Как на таких каблуках вообще можно ходить?
— Так он и пахал как лошадь, — кривая ухмылка искажает мамино красивое лицо. — Но председателем колхоза так и не стал.
— На тебя и пахал, — взрываюсь я. — И на твоё ЧСВ[1]. Что же ты папины тренировки выкладывала для подписчиков, а про похороны умолчала?
Мамины глаза из-под накладных ресниц смотрят на меня со злобой. Мне кажется её ужимки и прыжки перед камерой, и её до добра не доведут. Мать создавала отцу невыносимые условия дома, выдумывая всё новые диеты и упражнения для его тучной фигуры. Папа, замдиректора крупного предприятия, приезжая с работы, давился брокколи с несолёной куриной грудкой; послушно глотал пилюли с неясным составом, но гарантирующие плоский живот; выполнял упражнения, которые едва под силу бойцу спецназа, а не пятидесятилетнему человеку с сердечной недостаточностью. После одной из таких тренировок папа прилёг отдохнуть и больше не встал.
Потеряв единственный источник дохода, мать немного растерялась, но быстро собралась и взялась пристраивать меня замуж. Что называется, снова благими намерениями мостить дорогу в ад. Как раз мне восемнадцать стукнуло и в институт не хватило баллов. Воспитанная в строгости, я даже помыслить не могла пойти против родительницы. Думала, она ищет мне жениха среди сыновей своих подруг. Но вскоре узнала, что она сватает меня за мужчин значительно старше. И не просто сватает, а торгует. Сегодня в гости к нам заглянет начальник моего отца. Она на проходной завода объявление повесила, что ли?
— Богатый, респектабельный — сокровище, а не муж, — не перестаёт мать нахваливать перспективного жениха.
— Ты говоришь, как крыса из сказки…
Хлёсткая пощёчина заставляет меня проглотить конец фразы, но наружу вырываются слёзы обиды.
— Шла бы сама за него! — всхлипываю, не в силах больше сдерживаться.
— Тихо, Мира, тихо! Сейчас тушь потечёт, — мать хватает ватный диск с трюмо и ловит слёзы на моих щеках. — Никита Петрович — друг твоего отца. Плохого не сделает.
— Это его начальник!
— Они были дружны. Никита Петрович недавно потерял жену и ребёнка, ему хочется забыться.
— Вот и забудьтесь вместе!
— Я бы с радостью, но у тебя есть неоспоримое преимущество, — мать никогда не хмурится, ботокс не позволяет. Но я знаю, когда она недовольна или злится.
— Молодость? — задеваю за её больное место.
— Девственность! — усмехается она.
Кровь приливает к моим щекам. Слишком часто слышу от матери это слово: не потеряй девственность, сохрани девственность, не отдай девственность за бесценок. Последнее изречение меня вообще поставило в тупик.
— Мам, ну он же старый! И я его даже не видела никогда!
— Не такой уж и старый. И видела ты его. На похоронах отца. Шатен такой высокий…
— В отличие от тебя, я не разглядывала там мужчин.
Вспоминаю промозглое серое утро. Казалось, небо плачет вместе со мной. Отец до беспамятства любил мать, а для меня был лучшим другом. Она тиранила нас на пару, но мы умели устраивать друг другу маленькие радости. Воспоминания об отце нежные и светлые. В его выходной мы могли часами гулять по парку или кататься на лодке, лакомиться мороженым или покорять американские горки. Мама редко разделяла наши прогулки, участвуя постоянно в спортивных марафонах и снимая бесчисленные видео для блога. Я каждый день ждала отца с работы. Может, потому и не обзавелась друзьями. Хочется, чтобы именно это было причиной, а не мнение одноклассников, что я старомодная и заносчивая. Ну не о чем было с ними разговаривать. Для многих Бетховен был просто собакой, а Наполеон — изысканным лакомством.
Звонок разливается трелью по необъятной квартире. Папа перед самой смертью купил хоромы на набережной Невы. За полгода мать так и не сделала ремонт, всюду коробки с вещами, плитка штабелями и окаменевшие мешки с цементом. Кажется, что мать с нетерпением ждёт, когда меня увезёт какой-нибудь престарелый принц на белой хромой кобыле, и квартира останется в мамином полном распоряжении. Тогда у нашей звезды будет и видеостудия, и спортзал, и будуар, и гостиная. Я здесь чужая. Мне плохо спится. Подолгу лежу на надувном матрасе и гляжу в окно от пола до потолка на проплывающие сухогрузы и катера с туристами.
Никита
Слушаю сбивчивый доклад Корнея Борисовича, моего нового зама. Недовольно поглядываю на его раскрасневшееся лицо, похожее на морду мопса. Корней! Ему бы в писатели пойти, как его известному тёзке. Такие басни на собеседовании сочинял. Но меня убедили его характеристики с прошлого места работы. Возможно, кадровик написал их с единственной целью — сбагрить ценный кадр. Другого на ум не приходит. Хорошо, что я ещё не подписал контракт с Корнеем.
Досадливо поджимаю губы и прохаживаюсь по просторному кабинету. Веду рукой по полированной спинке стула, на котором любил сидеть мой бывший зам. Да, Серёгу не заменит никто. С тоской поглядываю в окно на вереницу работяг, тянущуюся от проходной к воротам. За ними строй распадается, люди расходятся по корпусам. Всё как обычно, но у меня предчувствие, что грядут необратимые перемены. Придётся управлять производством без надёжного плеча друга. Хоть разорвись.
— Вот, собственно, и всё, — Корней жестом фокусника достаёт из рукава несвежего пиджака клетчатый платок и протирает лысину.
Так и хочется отвесить ему смачный подзатыльник за отчёт и неопрятность. На собеседование хитрец оделся с иголочки и заливался соловьём. Ладно, пусть живёт пока. Не хочется руки пачкать.
Падаю в кресло за столом. Портрет Маришки и Галочки режет глаз чёрной рамкой. Открываю старый Серёгин отчёт. Этот год лишил меня не только друга, но и семьи. Набрасываю план работы.
— Корней Борисыч, я вам отправил на почту письмо. Там по пунктам. Повторяю, по пунктам дан список ваших первоочередных задач и сроки.
— Будет сделано, босс, — заискивающе улыбается Корней.
— Я это слышу уже два месяца. Идите.
Корней сталкивается в дверях с Димоном, начальником производства. Его долговязая фигура всегда выделяется, когда он, вынырнув из нутра своего внедорожника, спешит вместе с подчинёнными на трудовой пост.
— Сонечка, у меня срочное дело! — кричит Димон через плечо моему секретарю.
Димон один из немногих людей в моём окружении, на которого можно положиться как на самого себя. Если решусь, подниму его до зама. Но уж очень он хорош на своём месте. Под его началом — производство ключевого продукта. Мы давно дружим с Димоном. Рыбалка, баня, охота пройдены вместе не раз. И это тоже ценно. Мне вроде только тридцать восемь, а уже столько друзей-приятелей похоронил. Новых не нажил. Найти друга в принципе непросто. Когда ты большой начальник — труднее в десятки раз. Снова бросаю взгляд на фото жены и дочки. Боль утраты печёт под лопаткой, когда смотрю на него. Не могу отпустить их.
Обмениваюсь с Димоном рукопожатиями и тыкаю кнопку на селекторе:
— Соня, принеси нам два кофе.
После размытого доклада хочется встряхнуться. Снимаю пиджак, засучиваю рукава, подхожу и бью троечку по груше. Следом двойку. Давно повесил снаряд и не могу ему нарадоваться.
— Кого лупишь на сей раз? — Димон открывает ноутбук.
— Себя!
— За какие прегрешения такое линчевание? — Димон крепкий малый и с трудом помещается на офисном стуле.
— За Корнея… — Заряжаю груше с ноги. — Борисовича! Вообще никакой.
— А зачем взял его?
— И на старуху бывает проруха. Что примчался-то с утра пораньше? — возвращаюсь к столу совсем другим человеком.
— А ты глянь! — хмурится Димон, уставившись на экран.
— И давно ты на сайтах эскорта тусишь? — Сажусь рядом и разглядываю молоденькую девчонку. По виду чуть старше моей Маришки, ей в этом году исполнилось бы шестнадцать.
— Не важно, что я там делал, — отмахивается Димон. — Парень я неженатый, но в отношениях… Знаешь, кто эта девочка?
— Откуда? Я-то ещё недавно женатым ходил. — Вглядываюсь в юное личико, и оно мне уже не кажется незнакомым. — Кхм. Впрочем…
— Это Мира, дочка Серёги.
— Как Мира? — дёргаю ноутбук к себе. — А что она здесь делает? Мать в курсе?
— В курсе, — Димон поджимает губы. — Я пробил контакт. Она сама выставила дочь.
Меня бросает в жар. Мне никогда не нравилась Регина, и я избегал бывать у Серёги дома. У нас в ходу семейные корпоративы на заводе, и меня эта дама взбесила при первой же встрече. Молодящаяся мадам Измайлова пыталась словить хайп на чём угодно и очаровать любого мужчину, оказавшегося в поле её зрения. Друг любил жену, ещё больше дочь, и я, щадя его чувства, не лез с советами.
— И что она хочет за неё?
Соня приносит кофе. Быстрым движением закрываю крышку Димкиного ноутбука. Секретарша весит под центнер, но она необыкновенно женственна и чрезвычайно любопытна.
— Спасибо, Сонь, перенеси совещание с двух часов на двенадцать. Мне надо будет уехать пораньше.
Провожаем взглядом богатые Сонины формы и возвращаемся к разговору.
— Денег Регина хочет, ясен пень. — Димон открывает ноутбук.
Растерянно смотрю на фото Миры:
— Как так? Ей же учиться надо. Она вроде только школу закончила. Знал бы Серёга…
— Да, он-то, может, и видит всё оттуда, — Димон указывает пальцем в потолок. — Только сделать ничего не может.
Мира
Минуту назад ощущала себя идиоткой в лисьих лохмотьях, но глянцевый любитель клубнички даже записался в мои поклонники.
— Мими, — улыбается Никита, и на его щеках проступают ямочки, — принеси, пожалуйста, стакан воды.
— Ах, вот для чего вам молоденькая девушка! — понимающе киваю и прислоняю к стене костыль. — Это мы быстро!
Никита прячет смешок в кулак и ждёт, пока я выйду. Потопав по коридору, скидываю чёботы и бегом возвращаюсь к двери гостиной. Неожиданно друг отца захватил всё моё сознание. Он не похож на зачастивших в наш дом маминых приятелей. Её друзья мне больше напоминают бабуинов с раскаченными орехами. Уверена, сдёрни с них штаны и увидишь красную обезьянью каку.
Приоткрываю дверь и замираю. Через щелку слышен разговор. Затаив дыхание, прислушиваюсь.
— Регина Матвеевна, — Никита произносит имя матери, выговаривая слова по слогам. — Я бы хотел пригласить Мими в ресторан. Познакомиться поближе. Верну её в целости и сохранности к десяти вечера.
— Но…
— Вы мне доверяете? Или сводить будущую жену в ресторан тоже стоит денег? — Никита достаёт кошелёк, вгоняя мать в оттенки бордо. Взгляд её разгорается при виде кошелька.
Приоткрываю пошире дверь и рассматриваю Никиту.
— Нет, конечно. Хотя за гроши и кобыла побежит, — мать запинается. — Но я бы хотела быть уверена, что ваши намерения действительно серьёзны.
— Мои намерения более чем серьёзны, — Никита проходится по комнате, и я, отпрянув от щели, прижимаюсь к белёной холодной стене. — Только у меня тоже будут условия, и первое — никакой свадьбы. Мы просто распишемся в загсе. Я, как и вы, недавно овдовел и не хочу пышного торжества.
— Каковы ещё будут ваши условия?
— Для начала хотел бы послушать ваши.
— Вы друг Сергея, и я вам доверяю. Уверена, с вами Мира будет под надёжной защитой.
— Тут вы правы. Но это всё лирика. Я ведь правильно понял из вашего объявления? Вы и денег хотите на этом нажить? — Никита разговаривает с матерью жёстко. Она не привыкла к такому обращению.
— Да ну! Какие деньги? — голос её дрожит. — Но, если вы подкинете бедной вдове на жизнь, я не буду возражать.
Прямо театр драмы и комедии.
— А если не подкину? — Со стороны Никиты это уже откровенная издёвка.
Стою за дверями красная как рак и злая, как медведь после спячки.
— Сколько? — восклицает Никита.
Мать то ли тихо сказала, то ли написала цифры на бумажке. Снова тишина.
Снова заглядываю в щель и вижу, как Никита, склонившись над столом что-то пишет. Выпрямляется и бросает матери в лицо:
— Вы получите столько и не рублём больше. Но я сегодня же перевожу Миру к себе!
— Хорошо. Но мне нужна наличка. Поэтому деньги вперёд.
Слёзы брызгают у меня из глаз. Бросаюсь на кухню за стаканом воды и влетаю в гостиную разъярённой фурией. Выплёскиваю воду Никите в лицо и указываю на дверь:
— Пошёл вон! Я не продаюсь.
— Мира, — вскакивает мать с дивана и отвешивает мне подзатыльник.
Котелок с вуалью слетает с головы. Подхватываю его с пола и опрометью покидаю поле боя. Хлопнув входной дверью, лечу вниз по лестнице и выскакиваю на набережную. Торможу машину. Внутри медлит светофор "садиться не садиться"? Опускается окно. За секунду определяюсь по шкале персонажей от "сатана" до "зайчик". Серые глаза на круглом лице. Пьеро. Зелёный.
Без приглашения ныряю в тёплый салон и с облегчением прижимаюсь к спинке сиденья. Вижу, как из подъезда выбегает Никита, но мужик оказывается не промах. Срывается с места, и я наблюдаю в боковое зеркало, как Никита бежит за угол. Пока он доберётся до своей машины, я уже тю-тю!
***
Никита
Регина разозлила меня не на шутку. По совету Макса, своего безопасника, я включил диктофон и расспрашивал эту шкуру с пристрастием. С каждой минутой росло желание надавать ей по щам, хотя в жизни не поднимал руку на женщину. Но мне и в голову не приходило, что Мира подслушает разговор. В моей семье всё иначе устроено… Было.
Вылетаю на улицу следом за девчонкой, а её моментом подхватили. Фотографирую тачку и бегу к своему джипу. Не полагаясь на фото и память, твержу про себя номер белого седана. Теплится надежда, что за рулём окажется порядочный человек. Но опыт подсказывает, что шанс один к десяти. Наш мир давно сошёл с ума. А крошка Мими сейчас в таком состоянии, что бросится в объятия первому встречному. Спасение этой девочки превращается в дело чести. В машине первым делом отправляю Максу скудные данные похитителя, с пометкой: «Срочно!» Если машина по доверенности, шансы пятьдесят на пятьдесят. Но хуже, если это каршеринг[1].
Мчу скорее по инерции. Водитель мог свернуть уже не раз. Пролетаю несколько перекрёстков и методично объезжаю окрестные улицы. Где хвалёные пробки в центре? Чёрта с два водитель удрал бы от меня часа три назад. Но, как назло, народ уже разъехался по домам и дачам. Пятница, последние тёплые деньки: грибы, заготовки, тёплый плед… Паркую машину у обочины и упираюсь лбом в руль. У меня есть дача, но я не был там в этом году. В саду от яблоньки до незабудок — всё посажено Галей. В доме висят её картины, каждая со своей историей. Я приезжал туда в такую же неприметную пятницу, и меня ждал горячий ужин, мелодичный смех дочери, ласка жены и тёплый плед. Простое и такое недостижимое теперь счастье. Звонок Макса вырывает меня из воспоминаний. Фамилия и имя, дата рождения ничего мне не говорят. Но вот неясный род занятий и погоняло напрягают. Макс своё дело знает:
— Кличка у него «Шакал», сидел за разбой. Чем сейчас живёт — непонятно. Регистрация в области. Так что здесь, скорее всего, снимает. А на кой он тебе? Машину твою покоцал и смылся?
— Если бы машину, — костерю себя на все лады, — дочка Серёги услышала мой разговор с матерью и сбежала. В машину к этому Шакалу прыгнула. Он сразу с места рванул.
Мира
— Спасибо, — отдышавшись, поглядываю на спасителя.
— Пожалуйста, — пожимает плечами мужчина и сворачивает на мост.
Мы быстро перелетаем через Неву, и до меня доходит, что водитель куда-то уверенно меня везёт. Скептически оглядываю свой наряд, поправляю котелок. Надеюсь, не в дурдом. Следующая мысль — я выскочила из дома без денег и телефона.
— Вы не могли бы вернуть меня назад? — робко прошу, разглядывая татуированные пальцы незнакомца. Стрёмный он какой-то. Побитый жизнью.
— Зачем же бежала тогда? — мужчина явно не собирается разворачиваться.
— Видите ли… Я забыла дома деньги и телефон.
— То есть это единственная твоя проблема? — ухмыляется незнакомец, демонстрируя золотой зуб.
Слышала, что такие ставили раньше вместо имплантов. Сколько же ему лет? Становится страшно. Невзрачный человек не вызвал у меня подозрений, когда я белкой прыгнула к нему в машину.
— Куда мы едем?
— Я первый спросил.
— Проблемы? У меня нет проблем… Просто поссорилась с мамой.
— С мамой? А тот амбал, что вылетел из подъезда? Твой папа?
— Нет, он умер полгода назад.
— А, понимаю. Новый отчим оказался чересчур любвеобильным? — мужчина бесцеремонно щупает грубую ткань подола платья Лисы Алисы. — Мать застала за ролевыми играми?
— Не трогайте меня!
— Отвечай, когда тебя спрашивают, — мужчина убирает руку.
— Почему я вам должна отвечать?
— Потому что я взрослый, а ты ещё совсем ребёнок.
— Мне уже восемнадцать.
— Это хорошо, — довольно улыбается мужчина. — Но давай я попробую разобраться в твоих проблемах.
Может, он не так и плох? Внешность обманчива. Никита красавчик, а торговал меня, как собаку.
— Мать хочет выдать меня замуж, — вздыхаю я. За окном уже смеркается и добираться с Васильевского острова, куда завёз меня мой спаситель, пешком такое себе удовольствие. Тем более в моём дурацком наряде. Одна надежда, не тронет никто. Сочтут за городскую сумасшедшую. Тем не менее я бы предпочла вернуться домой на машине.
— И чем тебе не зашёл кандидат?
— Он хотел меня купить.
— А деньги матери? Правильно, понимаю?
— Да! — Внутри до сих пор кипит обида.
— Несправедливо. Ты можешь сама себя прекрасно продать…
— Нет! Вы не поняли, — стягиваю с головы котелок с париком, — я не хочу собой торговать.
— Но работа тебе нужна? — напирает мужчина.
— Да.
— И где жить?
— Да.
— А сейчас тебе даже нечем расплатиться за такси?
— Отвезите меня домой. Я заплачу.
— Мы так не до чего не договоримся. Ты на моей машине шашечки видела?
— Нет.
— Значит, сказал образно. Тебе нужна помощь — я готов помочь. Как тебя зовут?
— Мира. А вас?
Мужчина заезжает в карман и сворачивает в арку.
— Юра. Я с работы еду. Устал до чёртиков. Давай ко мне зайдём, поужинаем и подумаем, что тебе дальше делать.
— Но… Я вас совсем не знаю.
— И я тебя не знаю. И что?
— Ну… Меня учили не ходить к незнакомым людям.
— А прыгать в машину к незнакомцам?
— Тоже не учили, — улыбаюсь я.
Юра выходит из машины и открывает дверь с моей стороны:
— Пожалуй, настала пора взрослеть и принимать самостоятельные решения.
***
Никита
Входим в подъезд. Никогда такой иллюминации не видел. Светло как днём. Макс толкает меня в бок и орёт:
— Назад!
Под звуки выстрелов одновременно падаем, и сползаем по ступеням к тяжёлым дверям подъезда. По лестнице кубарем скатывается мужчина и вытягивается на мозаичном полу. Не сговариваясь, выглядываем, и меня прошибает холодный пот. Кровавое пятно расползается под головой несчастного.
— Глушняк! Это не твой Роман?
Макс выхватывает пистолет и качает головой.
— Кто сюда пустил посторонних? Я же велел оба выхода контролировать! — доносится сверху недовольный хриплый голос. — Вась, вставай!
— Да твою ж дивизию! — Покойник поднимается и, недовольно взглянув на нас, ковыляет на голос. Тут же выскакивает приземистая бабуля с тряпкой и замывает «следы преступления».
— Ходють и ходють! Одной краски уже сколько перевели.
— Уфф! Так это же кино снимают! — поднимаюсь, отряхиваю колени и киваю на софиты. Лестничная площадка выстроена полукругом. Аппаратуру пристроили между квартир — вот и не заметили сразу.
Поднимаемся по широкой лестнице старинного дома. На Петроградке, как и в центре города, что не дом, то история. В этом, если верить мемориальной доске, Ленин жил у какого-то рабочего. На третьем этаже натыкаемся на съёмочную группу. Киношники в этом районе тоже обычное дело. Неподалёку — «Ленфильм».
— Проходной двор, а не дом, — спотыкаюсь о кучу проводов, тянущихся через всю лестничную площадку. Чуть пятизвёздочное подношение не выронил. — Не слишком ли шумное место для криминального авторитета?
— Так говорю, он из бывших, — Макс опытным взглядом сканирует хохочущую компанию возле большого окна. — Смотри-ка, похоже, очередных «Ментов» снимают. Вон те двое… Забыл фамилии. Не суть! Из сериала про оперов.
— Макс, не до кино мне сейчас. — Понимаю, как дорога каждая минута, и тащу своего безопасника вверх по лестнице.
На четвёртом этаже Макс тыкает в кнопку звонка, и за дверью разливается мелодичный звонок. Не сразу, но открывают. Невысокая блондиночка средних лет в синем шёлковом халате, чуть прикрывающим аппетитные бёдра, мерит нас оценивающим взглядом и тут же скрывается в ванной. Мы стоим посреди коридора, переминаясь с ноги на ногу. В квартире дорогой современный ремонт, и песня под гитару, доносящаяся из комнаты, никак не вяжется с сегодняшним днём.
Мира
Лифт медленно ползёт наверх. Не знаю куда деть глаза. Обычное дело, когда едешь в лифте с незнакомым человеком — ты рассматриваешь шнурки, он — потолок, лишь бы не друг друга. Но сейчас я еду не просто с незнакомцем, а к нему домой, и этот человек пялится не на потолок, а на меня с неподдельным любопытством. Его глаза словно льдинки, скользят то по моему телу, то по лицу. Хочется ткнуть кнопку «стоп» и поехать обратно на первый этаж.
Пока был жив отец, я росла в тепличных условиях, вот и вырос овощ. Только сейчас понимаю, как глупо было сбегать из дома и прыгать в незнакомую машину. А венец моей тупости — согласиться идти в гости ко взрослому мужику, о котором мне известно… Ничего не известно. Просто Юра. Весьма потрёпанный жизнью. Вновь мой взгляд останавливается на его татуированных пальцах. Сейчас даже выпускница балетных курсов может набить себе тату, как у зэка. Мода такая. Стоп, только что промелькнула умная мысль, кусок мысли… Зэк! Робко поднимаю глаза на Юру и не нахожу ничего более умного, чем спросить овечьим голосом:
— Вы в тюрьме сидели?
— Было дело, — Юра сжимает кулак и кивает на синий узор. — В татухах, что ли, шаришь?
— Н-нет. Просто у вас бледная кожа, взгляд аж до костей пробирает.
— Так, может, я упырь? — усмехается Юра. — У меня девчонка была, молоденькая, как ты. Так она всё про вампира любила фильм гонять. Наизусть его знаю.
— Почему «была»? — Воображение рисует жуткую картину.
— Потому что я сел тогда надолго.
Лифт наконец-то останавливается, и Юра пропускает меня вперёд. Выйди он первый, не раздумывая ткнула бы в кнопку с цифрой один. Меня останавливает врождённая вежливость, похоже, она же меня и погубит. Юра открывает дверь справа от лифта и, подталкивает меня к порогу.
— Что застыла, входи.
В квартире идёт ремонт. Как и у нас, возле стен стоят коробки с вещами и мешки с цементом. Вроде даже той же марки. Слышу за спиной скрежет замка. Надо бы изучить его, на случай если этот тип начнёт приставать.
— Держи тапки. У меня пока только кухня и спальня готовы. Гостиную с коридором напоследок оставил, — Юра бросает к моим ногам красные резиновые тапки. Явно женские. Может, у него жена есть? Она тоже сейчас придёт с работы. Юра расскажет ей про мою беду, и мы вместе подумаем, как мне лучше поступить.
— Спасибо, — ставлю свои чоботы в угол, рядом с двумя парами мужских кроссовок. На чёрной рогатине висит ещё одна кожанка и серая кенгуруха. С женой я, пожалуй, погорячилась.
Юра уходит в комнату и возвращается с безразмерной футболкой. Забрав у меня парик и котелок, суёт её мне и кивает на дверь с матовым стеклом.
— Переоденься! Ванная там. А я пока хавчик соображу.
— Да мне нормально так, — лепечу, соображая, как отказаться от фривольного одеяния.
— Ты серьёзно? — приподнимает бровь Юра. — Это что, твой парадный прикид?
— Не то чтобы парадный, — оглядываю себя, — но мне нравится.
— Как знаешь! — пожимает плечами Юра. — Будешь курицу гриль?
Рот наполняется слюной от вкусного словосочетания. Вспоминаю, что с утра не ела.
— Буду!
— Вот и славно! Мой руки и приходи на кухню.
Небольшая ванная сверкает чистотой. Кабина с кучей рычажков и кнопочек отражается в большом квадратном зеркале с подсветкой. Подношу руки к крану и в ладони льётся тёплая вода. На бортике огромной, сияющей белизной, раковины стоят ароматические палочки. Обожаю аромат сирени. Вытерев руки полотенцем, подношу бутылочку лилового цвета к носу. Закрываю глаза от удовольствия. Дрожь в теле постепенно стихает. Юра не сделал мне ничего плохого, а я про него уже такого насочиняла. Подумаешь, сидел! Кто в этой жизни не оступался? Папа так говорил. Он никогда никого не осуждал и меня учил быть терпимее к людям.
На кухне открываю рот от удивления. Пока я размышляла над вопросами бытия, Юра накрыл стол. Только курочка ещё скворчит в микроволновке, источая неземные ароматы. А так на столе уже греется на чайной свече фондюшница с плавящимися кусочками сыра, манит взгляд чугунная сковорода с маленькими картофелинами в кожуре, блестящей от сливочного масла. Присыпана эта вкуснота укропом и жареными грибами. Глиняная мисочка с солениями и вазочка с брусникой стоят возле бутылки вина.
— Ты скатерть самобранку разметал по столу, что ли? — Уже съела всё глазами и хочется добавки.
Юра достаёт из стеклянного шкафчика бокалы.
— Нет, жизнь скоротечна. Привык быстро поворачиваться. Присаживайся.
Юра откупоривает бутылку, и я быстро накрываю свой бокал рукой:
— Я не буду!
— Да ладно! Это же чистая Италия. Для вкуса, под курицу и сыр.
Быстро соображаю: бутылку открыл при мне, подсыпать снотворное точно не успел.
— Ладно. Только чуть-чуть.
Юра наливает на донышки в оба бокала. Взбалтывает свой и вдыхает аромат:
— Фантастика! Понюхай только.
— Угу, — сую нос в бокал.
— Что тебе положить?
— Три корочки хлеба, — ворчу себе под нос.
— Понял! — Юра достаёт курицу, кладёт мне ножку. — С фондю разберёшься?
— Угу.
— За знакомство! — Юра доливает в бокалы вина и подмигивает мне.
***
Никита
— Да чтоб тебя, — бью кулаком рядом с дверью, но вряд ли Роман слышит нас. В квартире разгорается продолжение мексиканского сериала.
— У нас есть ниточки! Надо за них дёрнуть, — не унывает Макс. — Погнали!
— Куда? В три клуба сразу? — ослабляю узел галстука. Не тот наряд я выбрал для знакомства с Мирой. Думал, выкуплю её у алчной мамаши и отвезу к себе. Даже подумывал дочкину комнату Мире отдать. Она самая светлая и по-девичьи уютная. — Где искать этого Шакала?
— Искать надо не Шакала.
— А кого?
— Авдеева. По дороге объясню.
Мира
Стол пустеет, на сердце теплеет, в бокалах прибывает. По-прежнему ничего не знаю про Юру, и в то же время ощущение, что знаю этого милого парня всю жизнь. Да-да, признаюсь себе, и вовсе он не побитый молью, а очень даже симпатичный.
— А ты не женат? — мы перешли на «ты» без брудершафта. Вернее, я перешла. Юра с самого начала не очень церемонился со мной.
— Нет. Хочешь предложить свою кандидатуру? — Юра откидывается на спинку стула и с усмешкой смотрит на меня. — Предупреждаю сразу. Под венец меня тащить дело безнадёжное.
— Это, типа, вызов?
— Нет. Разве нельзя любить без штампа? — Юра отпивает из бокала и закидывает в рот оливку. Обязательно надо жениться?
— Почему нет? Ну вот встретились два человека и летят на одной волне, — сбиваюсь, к моим щекам приливает кровь. Зацепил меня Юра, а вино развязало мысли и язык. Так много хочется сказать. Никогда не говорила по душам со взрослым мужчиной, с отцом мы не говорили про любовь.
— На одной волне — это как? — Юра кладёт мне ложку салата на край тарелки. — Закусывай.
— Спасибо. Ну это… Это когда понимаешь друг друга, одинаково смотришь на многие вещи.
Юра облокачивается на стол.
— Хочу расстроить тебя, Мира. Но «взаимная привязанность мужчины и женщины всегда начинается с ошеломляющей иллюзии, что вы думаете одинаково обо всём на свете». Это не я придумал. Агата Кристи. В любви всё гораздо проще.
— Это как?
— Да вот так. Проснулась ты утром, а я молча сварил тебе твой любимый кофе с молоком и корицей, ты пошла в институт, а я положил тебе в карман куртки денег. Позвонил днём и узнал всё ли у тебя в порядке. А ты пришла вечером, свернулась возле меня калачиком, и нам хорошо. Просто хорошо. И вот это — любовь. А волны и прочее, это для романтичных дурочек.
— Ты так красиво и вкусно сказал, что даже захотелось свернуться калачиком, — завороженно смотрю на Юру.
— Вот и славно. Пойдём спать, — зевает он, прикрывая рот ладонью, — свернёшься.
Зеваю в ответ. Спохватываюсь и смотрю на табло электронных часов на микроволновке:
— Ой, полночь уже! Мне домой пора.
— Завтра поедешь. А то вдруг маман ещё кого тебе нашла. У меня выходной, вместе съездим. Поговорим с ней по душам.
— Но я не могу лечь с вами в одну постель, — лепечу, вновь переходя на «вы».
На лице Юры искреннее удивление.
— Почему? Я же из тюрьмы, а не из лепрозория вышел.
— Ну потому… Потому что я никогда не спала с мужчиной.
— Я тоже никогда не спал с мужчиной и чего? — смеётся Юра. — Не трону я тебя. Не бойся. У меня просто другой кровати нет. Но могу выделить второе одеяло. Футболка у тебя уже есть.
— Ну ладно, — допиваю остатки вина. Меня тоже клонит в сон. — Только утром с тебя кофе. С молоком и корицей.
Юра проходит мимо меня и треплет по волосам:
— Будет тебе белочка, будет и свисток.
Встаю из-за стола и падаю обратно на стул. Смотрю на опустевшую бутылку. Два бокала. Первый раз так много выпила. До этого лишь пригубляла шампанское. Господи, что я делаю: прыгнула в машину к незнакомцу, пришла к нему домой, а теперь ещё собираюсь спать в его постели.
— Я накрывал, ты прибираешь! — доносится Юрин голос из коридора, и хлопает дверь в ванную.
Он себя ведёт, точно мы дружны сто лет. И за всё время ни одного сального взгляда и даже намёка на бурное продолжение. Со второй попытки у меня получается встать. Открываю одну за одной дверцы тумбочек и в третьей обнаруживаю посудомойку. Стряхнув остатки еды в ведро под раковиной, загружаю посуду в агрегат. Намыливаю бокалы ароматным гелем и, сполоснув, вешаю на рейки. Вроде один Юра живёт, а как всё продумано у него. Наверное, этим и отличается взрослый мужчина от пацанов. Особо сравнивать не с кем, но я месяца два встречалась с мальчиком из параллельного класса и бывала у него дома. Сначала считала его инфантом, но после некрасивого домогательства определила в дебилы. Успела заметить, что в плане хозяйства большее, на что он способен, — донести тарелку до раковины. Даже стол забывал протереть, а у Юры чисто как в операционной. И уютно. Прикидываю сколько ему лет. Останавливаюсь на сорока. Юра появляется в дверном проёме, и я краснею, бросив взгляд на его грудь, спускаюсь взглядом на обмотанные полотенцем бёдра. С ужасом понимаю, что под ним явно нет трусов.
— Управилась? — Юра облокачивается на дверной косяк.
— Нет, — не зная, как потянуть время, протираю с неистовым рвением по второму разу стол.
— Да пойдём спать уже. Утро вечера мудренее.
Интересно, Юра гипнозом не увлекался. Стоит ему заговорить, и все подозрения улетучиваются из моей замороченной головы. Собираю разум, словно остатки разгромленной армии.
— Знаешь, я, может, в ванне посплю. — Хватаю спрей для стёкол и натираю и без того блестящую поверхность чёрной дверцы холодильника.
— Ты хочешь сказать, в душевой кабине? — приподнимает Юра бровь.
Вспоминаю, что у него нет ванны.
Никита
Спать ложиться смысла не было, поэтому заехал домой только чтобы переодеться и смыть грязь самой странной в моей жизни ночи. Соня, увидев меня в такую рань в кабинете, роняет из рук пухлую папку, и документы с разноцветными стикерами, исписанными убористым почерком, плавно ложатся на разноцветную плитку пола. В другой раз я помог бы секретарше, но из меня точно душу вынули.
— Ох, это я дала. Доброе утро! Случилось что, Никита Петрович? — Соня, подтянув юбку повыше, встаёт на четвереньки и ползает среди документов.
— Нет! — Цежу вторую чашку кофе и вновь смотрю на экран компьютера. Щёлкая кнопкой мыши, листаю фото Миры в соцсети. Где же ты, маленькая, сейчас? Не обидел ли кто тебя? Она убежала без телефона и со вчерашнего утра в свой аккаунт не заходила. Матери не звонила, если Регина не врёт. И это страшно. Ведь обычно телефон родителей дети учат наизусть. Марина знала наши с Галочкой номера на зубок с первого класса. Правда, не исключаю варианта, что Мира обиделась на мать и сейчас сидит дуется у подруги или приятеля. Может, у Серёгиной дочки парень есть? Тру кулаками глаза. Хотя Шакал вряд ли такую девочку упустил бы.
Соня семенит к столу, и я сворачиваю окошко. Запыхалась бедолага. Соня бухает передо мной папку:
— Уф! Собрала. Всё, как всегда: розовая бумажечка — на подпись, зелёная — на рассмотрение. И новый контракт. К одиннадцати приедут поставщики…
— Сонь, я помню всё, — проглатываю зевок. В глаза хоть спички вставляй. — Спасибо!
Соня убирается в приёмную. Набираю номер Регины, не в силах дольше ждать звонка от неё. В восемь утра, думаю, приличия позволяют. Да и какие, к псам, приличия, когда речь идёт о жизни дочери!
— Здравствуйте, Регина!
— Доброе утро, — явно спросонья буркает Мирина мать.
— А оно доброе? Дочка звонила, приходила?
— Нет.
— Не спросил вчера... Есть у неё друг или парень, к которому она могла бы пойти?
— Кого могла, я обзвонила.
— Тогда надо идти в полицию, писать заявление. — Мне уже плевать, как я буду выглядеть в глазах представителей власти.
— Подождём немного.
— Чего ждать? Сводку криминальной хроники, — ударяю кулаком по столу. — Я приеду в час дня, и пойдём вместе писать заявление.
— Хорошо, — блеет в трубку Регина, — только вот как быть, если…
— Никаких «если»! — Сбрасываю звонок, и с губ срывается крепкое словцо.
Пододвигаю к себе папку и подписываю документы с такой злостью, что прорываю один документ стержнем. Ору в коммутатор короткое:
— Соня!
Отшвыриваю ручку и вновь открываю фото Миры:
— Как же вы с Серёгой жили с этим чудовищем?
Соня врывается в кабинет с выпученными глазами:
— Здесь я!
— Документ замени. Порвался.
Соня хватается за сердце и плетётся к столу:
— Что ж так орать-то?
На людях Соня ведёт себя деликатно, но, когда мы вдвоём, может и пофамильярничать. Она со мной с самого начала работает и дело знает. Наверное, я и правда сегодня не в себе, раз она напоминает о назначении цветных стикеров.
Едва дожидаюсь конца переговоров. Юрист у меня толковый, начальники цехов тоже. Получаем нужные условия с лихвой. Жму руки партнёрам и вскоре уже вылетаю на внедорожнике из ворот. Регина встречает меня с улыбкой сытой кошки, но не спешит приглашать в квартиру.
— Нашлась Мира. Уехала с подругой.
— То есть?
— Сказала, что хочет пожить самостоятельно, — Регина пожимает плечами и отводит глаза.
— Может, вы пригласите меня в квартиру? Я вашу дочь всю ночь по клубам искал.
— Вы извините, Никита Петрович, но мне надо собираться на тренировку.
— Подождёт ваша тренировка, — нажимаю плечом на дверь и, отодвинув Регину в сторону, шагаю прямиком в гостиную. — Вы даже не соизволили мне позвонить. О, какие розы? Мирина подружка подарила не иначе.
— Почему подружка? — Регина кусает губы. — Вы считаете, мне не могут подарить цветы поклонники?
— Могут, конечно, могут, — взгляд падает на краешек пятитысячной купюры. Он выглядывает из-под подушки. Плюхаюсь рядом с ней. Вчера на этом месте сидела Регина. Приподнимаю подушку и цокаю языком. — И денег поклонники накинули на бедность, да?
— По какому вообще праву вы ввалились в мою квартиру?
— Хотя бы на том основании, что Серёга был мне другом! — вскакиваю с дивана и, схватив Регину за отвороты кенгурухи, впечатываю отвратную бабу в стену. — Ты кому дочь продала, тварь? Я тебя сейчас по стене размажу!
— Я её не продавала! — взвизгивает Регина. — Она сама с мужиком пришла. Кошка драная! Сказала, что уезжает. Он денег дал! На бедность, как ты говоришь.
— Не тычь мне? Что за мужик? Как звать? — меня трясёт от гнева. Я уже совершенно уверен, какое имя услышу из уст этой дряни.
— Нормальный мужик, — лицо Регины перекосило, она испуганно тараторит сквозь слёзы: —Потап зовут. Хорошее имя.
Мира
— Куда теперь? — Тереблю лямку рюкзака, поглядывая в зеркало заднего вида на удаляющийся дом.
— Поехали отметим на свежем воздухе твой первый день свободы.
— Первый день свободы на свежем воздухе… Ты как никто, наверное, знаешь и ценишь сей аромат. — Переставляю слова и пытаюсь упаковать в голове мысль, что я свободна, а не изгнана из дома. Сама пришла, сама забрала вещи.
— Ты права, моя кошечка, — сверкает Юра золотым зубом и сжимает моё колено, скрытое мужскими брюками. — Позволишь мне побыть твоим стилистом? В этот день ты должна быть самой красивой!
— А что, на праздник свободы придёт кто-то ещё?
— Нет, — Юра останавливается на Каменноостровском проспекте возле магазина. В витринах справа от входа стройные чёрные манекены облачены в кружевное бельё и элегантные платья, а слева — в деловые мужские костюмы.
— Чудеса! Утром мы одевались в секонд-хенде, а днём покушаемся на самые дорогие магазины города.
— Можем себе позволить и не такое! — подмигивает Юра и выходит из джипа.
Сижу, не в силах пошевелиться. Юра сказал, что мы друзья. Но чисто по-приятельски мужчины не спускают целое состояние на девушку. Допустим, Юра помог мне вчера не остаться на улице. Допустим, помог забрать из дома вещи. А что дальше? Купит мне одежду, снимет квартиру, или куда он там меня везёт, и сделает своей содержанкой?
Юра открывает дверь с моей стороны, и я ещё сильнее вцепляюсь в рюкзак.
— У меня есть одежда, — произношу еле слышно.
— Что там бормочешь? — наклоняется Юра ко мне. Взгляд его серых глаз пугает. Юра словно раздевает меня.
— У меня есть одежда, — повторяю чуть громче.
Юра кивает на рюкзак:
— Здесь?
— Да.
— Что влезло в него кроме костюма Лисы Алисы? Пиджак Белого Кролика и пижама Тигры?
К щекам приливает кровь, и я прижимаю рюкзак к груди. Слёзы подступают к глазам. Папа учил быть гордой и независимой. А как независимо гордиться на пять тысяч рублей? Все мои сбережения.
Юра гладит меня по щеке. Соплю, как ёжик, которого нюхает медведь.
— Не хочу быть обязанной тебе.
— Мирёныш, у меня столько денег, что не знаю, куда спустить. Не обижай меня недоверием. Правда хочу устроить тебе праздник. Давай сюда своё добро, — Юра забирает у меня рюкзак и закидывает его на заднее сиденье.
— Не пойду, — складываю руки на животе.
— Тогда я тебя понесу, — Юра так быстро щёлкает замком ремня безопасности и подхватывает меня под спину и под колени, что я только ойкнуть успеваю.
Юра ставит меня перед входом в магазин и шепчет:
— Отпусти свои желания.
Продавщицы, две худенькие гламурные блондинки, скептически смотрят на нас.
— Что-то не так? — включает Юра уверенного в себе и в жизни мужика.
Девушки тушуются под его взглядом, и вскоре Юра сидит в кресле с чашкой зелёного чая, а я только успеваю показываться ему в платьях, юбках, шляпах, свитерах. Восхищённый взгляд взрослого мужчины вытесняет страх. Наконец, Юра встаёт и перебирает вешалки на штанге возле примерочной.
— Девчонки, берём чёрное и красное платья, белый пиджак, вот эти свитера — с мишкой и классику, джинсики с высокой талией, плащ, где подол колоколом, и вот эти брюки клёш.
Прижимаю шляпку к груди и смотрю на Юру.
— Отличный выбор, — Юра понимает меня без слов и снова поворачивается к продавщицам: — А теперь помогите моей малышке с выбором белья. Повседневный комплект и… что-нибудь затейливое. Я пока себе на сдачу пойду гляну. Кто мне поможет?
Обе блондинки бросаются следом за Юрой, но он, обернувшись, осекает одну взглядом. Стою, прижав к груди шляпу, с единственным вопросом в голове: «Как он это делает?» После одежды я обзавожусь новыми сапогами и парой туфель, духами и косметикой. Коготок увяз — всей птичке пропасть.
— Уф! Всё купили. Можно валить из города! — Юра плюхается за руль и заводит машину.
— Ты весь день не кушал, — не решаюсь сказать, что у самой аппетит разыгрался, как у медведя после спячки.
— Терпение, Мирёныш! — Юра довольно оглядывает мой наряд. — Не стоит пихать в себя фаст фуд, а светится в кафешках города сейчас не хочется. Питер — город маленький! По дороге будет хороший ресторан. Но мне приятно, что ты обо мне заботишься.
— В магазинах, значит, можно светиться? — улыбаюсь я.
— Не понял?
— В магазинах я светилась от счастья, — смеюсь и решаюсь отблагодарить своего друга. Привстав, дарю ему робкий поцелуй в щёку.
Юра довольно улыбается и не спеша встраивается в поток машин.
***
Никита
Держим с Максом военный совет в ресторане неподалёку от клуба Авдеева. Договорились с бандюганом о встрече через час. Сочный стейк, полумрак и тихая музыка убаюкивают. Макс, как и я, не ложился сегодня. Сидим зеваем.
Никита
Днём клуб Кости Авдеева отдыхает от гостей. По крайней мере, его видимая глазу часть. Худенькая девчонка в розовых брюках, тунике и колпачке, встав на четвереньки, натирает щёткой паркетную доску. Хозяин клуба спускается встретить нас и взглядом залипает на узких бёдрах сотрудницы.
— Это что ещё у меня за худосочный поросёнок тут завёлся? — Он машет нам рукой: — Секунду, парни!
Девчушка, втянув голову в плечи, ускоряется, и из-под щётки, надетой на ладонь, — сейчас или искры, или пар повалит. Сдав куртки в гардероб, подходим к Авдееву и обмениваемся с ним рукопожатиями.
— Глухонькая, что ли? — он наклоняется к девчонке и за подбородок поворачивает её лицо к софитам на ближайшей стене. Дневной свет чужд этому заведению без окон.
Девчонка зажмуривается, но я успеваю заметить её глаза цвета незабудок. Галина очень любила эти цветы, и в июне они осыпали клумбы возле дома.
— На меня смотри! — Авдеев не миндальничает с девочками, и, похоже, малышка в курсе, что сопротивление бесполезно. Ещё один нежный цветочек, попал под срез. — Встала и вспомнила своё имя. Девчонка поднимается, пряча руку с щёткой за спину.
— Ле-на! — выдаёт запинаясь и испуганно переводит взгляд на нас.
Авдеев цепляет пальцем бейджик на груди и щурясь читает имя:
— Аглая.
— Ой, простите, — девчонка близка к обмороку, — я забыла.
Авдеев стягивает с её головы колпачок, обнажая белокурую голову.
— Зайдёшь ко мне через полчаса. Исцелю тебя от всех хворей.
Девчонка испуганно отшатывается. Авдеев кричит охраннику, обыскавшему нас при входе:
— Проводишь девочку ко мне через полчаса!
— Да, босс, — вытягивается громила по стойке смирно.
Поднимаемся на второй этаж, а мне покоя не дают испуганные голубые глаза Лены:
— Аглая! Куда девались Снежанны, Анжелики? — ворчу себе под нос.
— Не в тренде давно, — зевает мне в спину Авдеев и жалуется: — Морока с этими новенькими. С каждой, как «День Сурка». Смотрели кино?
С Авдеевым в главной роли точно нет! Вслух я говорю, конечно, другое:
— Что-то припоминаю. Там человек регулярно возвращался во вчерашний день.
— Точно, — смеётся Авдеев. — А у меня, прикинь, работа такая.
Хочется с разворота зарядить ему в торец. Макс с опаской поглядывает на меня, с намёком спрятать свою жалейку подальше. Возле кабинета Авдеева, как и вчера, торчат два охранника. Днём, видимо, им дозволено сидеть на стульях. Проходим под их мрачными взглядами вслед за хозяином этого бардака. Диван, скрипя кожаной обивкой, принимает наши туши. Замечаю между боковиной и сидушкой разорванную пачку «изделия №2»[1]. Хочется перебраться в кресло, чтобы не испачкаться, но вопрос Авдеева, рассевшегося за рабочим столом, прибивает меня к месту:
— Что за девочку вы ищете? — Авдеев пресекает поднятой рукой возражения. — Только не надо про фантазии и прочую муть. Не первый день в этом дерьме варюсь.
Переглядываемся с Максом и понимаем — сдал нас Роман с потрохами. А я-то думал, он и думать про нас забыл, воюя со своими бабами. Проспался и наябедничал тут же.
— Дочь нашего друга… — запинаясь, начинает Макс, и я понимаю, что и этот сейчас лишнего наговорит.
Толкаю его локтем и перехватываю инициативу.
— Дочь нашего друга села, предположительно, в машину к Шакалу. Знаешь такого?
— Фамилия у него такая? — Авдеев далеко не прост, а у меня с ним тем более нет охоты откровенничать. Но правда уже выплыла наружу, надо хотя бы сузить её границы.
— Погоняло, — перехожу на понятный ему жаргон и замолкаю.
— Фото есть? — Авдеев тоже не многословен.
— Шакала? — хватается Макс за свой телефон.
Авдеев закатывает глаза и коротко бросает:
— Девки!
— Она не девка, — хмурюсь я. Макс коленом задевает меня и глазами показывает на свой кулак. В нём зажато что-то чёрное. Прослушка! Встаю и прохожусь по кабинету. Я, конечно, не аппетитная девочка, но мне удаётся отвлечь внимание Авдеева. Надеюсь, безопасник понимает, что делает. Он роняет телефон и наклоняется за ним. Выпрямившись, подмигивает мне. Дело сделано. Теперь со своим языком тоже нужно быть поосторожнее.
— Понимаешь, Костя, её отец был очень хорошим человеком. Помоги нам выйти на Шакала, и мы сами поговорим с ним.
Авдеев закидывает ноги на стол и выдаёт по слогам:
— Фото девочки. Я должен понимать, про кого толковище.
Нахожу фото Миры, коими забит теперь мой телефон и подхожу к Авдееву. Показываю из своих рук. В глазах бандюгана разгорается огонёк. Он достаёт из куртки сигареты и, выудив из пачки одну, мнёт и подносит к носу.
— Сама, говоришь, в машину прыгнула? Если красавица на х… бросается… Пардон! — спохватывается Авдеев. — Просто вспомнилось. Я говорил с Юркой сегодня утром. Барышни вашей у него нет. Подробностей не знаю, но, скорее всего, ссадил он её на первом углу. Как девочку зовут? Поспрашиваю по городу.
Никита
Подбегаем с Максом к клубу, едва не попав под колёса роскошной белой тачки. Из неё вываливает дама в длинном красном плаще и такого же цвета сапогах на шпильках. С такой фигурой толкательницы ядра, в программе «Здоровье» она вполне могла бы изображать молекулу гемоглобина.
— Это жена Авдеева! — успевает прохрипеть мне в ухо Макс. — Светка.
— Какого?.. — первое слово Светланы — единственное из приличных в длинной тираде. После неё можно нас даже не бить.
Красивая, породистая Светка, явно помнившая время пионеров, орёт не стесняясь прохожих. Судя по всему, прокуренный голос — это единственное, что у неё осталось своего. Тыкая в нас тронутыми подагрой пальцами, Светка заставляет отступать, пока мы не влетаем спинами в бампер припаркованного у тротуара джипа Авдеева.
Затыкается она также резко, как и заорала. Развернувшись на каблуках, Светка нажимает кнопку звонка возле неприметной двери клуба. Охранник открывает и тут же огребает сумкой по голове. Махнув красным подолом, мадам Авдеева скрывается из глаз.
— Телефон у Авдея забыли! — брякает охраннику Макс, но тот отмахивается и трясущимися руками достаёт мобильник.
Проскальзываем в клуб и несёмся на второй этаж. Один охранник стонет, прижав руки к паху, второй стоит, задрав голову вверх и вытирает нос. Из кабинета несутся крики:
— Света, нет! Не было ничего!
В кабинете Авдеев пытается удержать Свету, загнавшую Лену в угол. Макс бросается ему на помощь, а я вывожу Лену из-под удара.
— Света любимая! Успокойся! — Авдеев, увлекая за собой Свету, валится спиной на диван.
Спешу ему помочь. Сочиняю на ходу.
— Света, это моя сестра… Она влюблена в Костю. Я на свою голову уговорил его взять малышку на работу. А она дурочка влюбилась… Костя сказал, что увольняет её! Вот приехал забрать!..
Не думал, что Авдеев способен на благодарный взгляд, но сейчас его глаза служили его эталоном.
— Видишь, Светик! Я чист перед тобой. Вон и Макс подтвердит! Брат Лёхин. Узнала?
— Пусти! Не узнала! — движением мощных плеч Света сбрасывает руки мужа и сверлит меня взглядом. — Чтобы ни тебя, ни этой овцы я близко не видела рядом с Авдеевым.
— Клянусь! — Схватив Лену за руку, увлекаю малышку за собой из кабинета.
В машине, отдышавшись, не сговариваясь поворачиваемся к девчонке.
— Ну и как ты там оказалась?
Лена трясётся, плачет, и из её слов рассказ пока не сложить:
— Юра… Он сказал… Мамочки… Какая ж я дура!
Лена таращится на нас с Максом, прикрываясь розовой рубашкой. Я выволок девчонку на улицу полуголой.
— Про какого Юру речь? — настораживается Макс.
М-да, её только что чуть не оприходовали, а у неё на уме только Юра.
— Дай девочке одеться, — отворачиваюсь и мысленно благодарю небеса, что в этот раз мы подоспели вовремя.
Макс следует моему примеру, барабанит пальцами по рулю и говорит в унисон моим мыслям:
— Про Шакала! Какого ещё. Понятно, что малышка оказалась здесь с его подачи, а не по объявлению пришла. Интересно взглянуть вживую на этого перца.
— Лучше сразу пощупать его печень. А эта Света молодец, — невольно улыбаюсь, вспомнив насмерть перепуганного Авдеева. — Одно не пойму, если есть любимая женщина, то зачем ему вот эти, — киваю за спину. — А если любви нет, то почему до сих пор вместе?
Макс вставляет в ухо наушник и опять настраивает прослушку.
— Светка с Авдеевым со школьной скамьи вместе. Прошла с ним и огонь, и воду. Настоящая пацанская жена. Таких не бросают. Мне вот другое интересно. Кто так своевременно Свете стуканул про Лену и почему именно сегодня? Авдеев регулярно так развлекается… Ох, жарко у него сейчас. Похоже ходить ему сегодня с красными орехами.
Поворачиваюсь к притихшей Лене, пока Макс слушает разборки четы Авдеевых.
— Кто вы? — тихо спрашивает она, стуча зубами.
— Чип и Дейл! Знаешь таких?
— Нет, — похоже, ей не до шуток.
Макс, не отрываясь от прослушки, усмехается:
— Это поколение растёт вообще неизвестно на чём.
— Ты в этом спец, я уже понял, — возвращаю безопаснику шпильку про подкол с добрым Ванькой и снова обращаюсь к Лене. — Мы не из полиции. Просто разыскиваем одну девушку. И есть понимание, что ты нам можешь помочь. Но давай для начала разберёмся, кто ты и что ты.
— Никто и ничто, — Лена мнёт розовые брюки на коленях. — Без денег и без документов… Он заплатил за мои долги Юре, и я должна была их отработать в клубе.
— Но из разговора я понял, что он впервые тебя видит, — мысленно обалдеваю от происходящего. Такое ощущение, что я жил до вчерашнего дня на другой планете.
— Даже не знаю, с чего начать, — мнётся Лена.
— Начни с того, кто жене Авдеева настучал, — Макс наблюдает за Леной в зеркало на лобовом стекле. — Не бойся. Мы ни тебя, ни его не сдадим.
Мира
Поцелуй взбудоражил тело и затуманил сознание, а то, что Юра проделал со мной в кресле, лишило остатков разума.
— Ужин… Да, сейчас, — пытаюсь сообразить, что от меня требуется сделать мокрого, если есть только сухое. Лучше спросить: — А что сухое?
— Вино у нас сухое, — Юра возится возле печи и, не поворачивая головы, указывает за спину. — Посуда на кухне, продукты в пакете.
— А, ну да, — минуя прихожую, бреду на кухню и открываю шкафчики один за одним. Какая мне посуда нужна, не очень соображаю. Надо для начала заглянуть в пакет и понять, что у нас вообще сегодня на ужин.
Возвращаюсь. В прихожей над вешалками замечаю на полке раритетную шляпу с красными перьями. Старинные головные уборы моя слабость, и я, вмиг позабыв про ужин, запрыгиваю на красивый резной стул, обитый голубым шёлком в мелкий золотой цветочек. Потянувшись за шляпой, случайно роняю на пол чёрный полиэтиленовый пакет. Надеюсь, ничего не разбила.
— Что ты там крушишь, малышка? — кричит Юра.
— Это не я! Это астероид упал во двор. — Нацепив вожделенную шляпу, поднимаю пакет. Любопытство — моя сущность, заглядываю узнать, что так бумкнуло. Сердце замирает, и память переносит меня в день, когда я приехала в институт забирать документы из-за недобора баллов. Моё внимание тогда привлекла девушка с огромными голубыми глазами. Она переминалась с ноги на ногу, обутая в жёлтые лодочки, теребя ремешок жёлтой сумки на плече. Девушка плакала беззвучно и не моргая. Не знаю почему, но я подошла к ней:
— Тоже провал?
— Полный! — Слёзы ещё быстрее покатились по раскрасневшимся щекам.
— Пойдём пышек поедим! Тут рядом кафешка.
Мы заказали кофе с молоком и умяли под него по три масляные пышки, щедро присыпанные пудрой. Лена рассказала, что возвращается в Архангельск; я — что под крыло мамы, которая мне теперь плешь прожрёт. На этом можно сказать и разошлись.
Смотрю завороженно на вещи в пакете и пытаюсь понять, как они могли здесь оказаться. Быть может, я и не предала бы им такого значения. Мало ли одинаковых жёлтых сумок и туфель на свете, но, как я понимаю, женщины в этом доме не живут. Бросив настороженный взгляд в комнату, я поставила пакет на стул и, вынув туфли, раскрыла замочек на сумке. Трясущимися руками достала аттестат о среднем образовании на имя Елены Васнецовой. Паспорта не было, но я и без фото поняла, что вещи принадлежат девчонке с огромными голубыми глазами, и вряд ли она доехала до Архангельска.
Весь романтический флер как ветром сдуло. Быстро сунула туфли в пакет и вместе со злополучной шляпой закинула его обратно на вешалку. На дрожащих ногах вернулась в комнату и ринулась к сумкам с едой, как утопающий к спасательному кругу. Как бы теперь себя не выдать и удрать?.. Господи, я же даже толком не знаю, где нахожусь. Куда бежать? К соседям? Дачный сезон в сентябре ещё открыт, но есть ли кто здесь в будние дни? А что потом? Мать сплавила меня неведомому ей Потапу и перекрестилась.
— Ми-ра!
Вздрагиваю от неожиданности, оказавшись в кольце сильных рук.
— Да, Юр, сейчас. Я что-то так растерялась после наших… Обнимашек.
— Ты вся дрожишь, — Юра разворачивает меня к себе и трогает губами лоб. — Ты не заболела? Садись в кресло. Я сам сейчас всё сделаю.
***
Юра
Растворился в Мире. Обо всём забыл. Даже от улик не избавился. В коридоре вижу пакет с Ленкиными шмотками, и пот прошибает. Ведь я на той неделе свернул мешок и закинул к самой стене на вешалку, а сейчас его угол торчит наружу. Сдаю назад в комнату. Мира съёживается в кресле, прячась от меня под пледом. Взгляд — словно первый раз видит. А ведь ничего страшного я не сделал. Скорее наоборот — приоткрыл дверь ко взрослым наслаждениям.
— Мира, что-то случилось?
— Нет… Холодно просто.
Закрылась от меня малышка. Прокручиваю в голове, что такого Мира могла увидеть в пакете. Там только туфли и сумка. Так чего мне бояться? Почему у меня не может быть в доме вещей другой женщины? На кухне рассеянно скольжу взглядом по буфету из красного дерева. Достаю старинный фарфор, хрустальные бокалы — у моей девочки должно быть всё самое лучшее. Она просто ревнует впервые в жизни и страшится нового чувства. Примирившись с этой мыслью, пританцовывая возвращаюсь в комнату. Сервирую столик на колёсах, но не могу себя заставить посмотреть Мире в глаза. А она настороженно наблюдает за мной. Открываю вино, режу сыр кубиками, закидываю один в рот и щурюсь от удовольствия. Кристаллики пармезана тают во рту, терпкий вкус настойчиво требует скорее откупорить бутылку сухого.
— Мира, солнышко, готово! — Наполняю бокалы и качу столик к креслу. — Ты любишь хамон? Лично я обожаю. Попробуй, это вкусно, — присаживаюсь на подлокотник и засовываю Мире в рот ломтик мяса. Она выбирается из-под пледа, а я несу чушь, которую обычно вешал на уши другим дурочкам. — Поедем с тобой в Испанию, снимем дом на побережье и будем по вечерам кутить на берегу. В этой стране есть всё, что я люблю.
Сейчас мне и правда хочется бросить всё и увезти Миру подальше от грязи. Замарался так, что не знаю, как отмыться. Сую Мире бокал, и малышка с опаской нюхает вино. Или мне кажется? Я же сам ей вчера объяснял, как правильно вдыхать букет, спрятанный на дне бокала.
Никита
— Ах, Лена, Лена! Сколько же вас таких дурочек клюет на одну и ту же удочку. Ну ладно, ты с этим Юрой пообедала. Но пароход, шампанское, поцелуи. И всё это с первым встречным, — трясу головой, прогоняя дрёму. Я за эти сутки набегался на десять лет вперёд, а ведь это ещё не конец. — Ладно. Это лирика. Домой мы тебе поможем вернуться.
— Но у меня нет никаких документов, — всхлипывает Лена.
— У нас фуры с завода регулярно в Архангельск мотаются, — толкаю локтем клюющего носом Макса. — Да, старина?
— А? Что?
— Не спи, замёрзнешь! Что там чета Авдеевых? Угомонилась?
— Да. Там тихо. Может, Костя пошёл провожать Светку? Половим ещё шанс. Если он вернётся в кабинет, то может и Шакала набрать. Чтобы тот свежачок привёз. Отыграться, так сказать.
— Тебе он позвонит! — усмехаюсь, поглядывая на Лену. — Его свежачок вон сидит. Мы слямзили, нам и ответ держать.
— Да какой ответ! Скажем, мол, рванула девка на улице как антилопа. Только её и видели.
— Как вариант. В любом случае, Лена, тебе надо валить из Питера. Но, прежде чем посадить тебя на фуру, мы хотим, чтобы ты нам помогла.
Лена двигается на край сиденья.
— Да-да, конечно! Я всё сделаю.
Достаю телефон и нахожу фото Миры.
— Вот эта девушка не попадалась тебе в клубах Авдеева?
Голубые глаза Лены округляются:
— Постойте… Это же Мира!
Меня прошибает холодный пот.
— Да, Мира. Ты видела её? Где? — вцепляюсь в Лену клещом.
— Ещё до встречи с Юрой, — тараторит Лена, словно на экзамене и вдруг скисает: — Если она так давно пропала, то вы уже вряд ли ей поможете. У Авдеева девчонок быстро ломают.
— Она вчера только пропала, — перебиваю, — давай ближе к делу. Откуда Миру знаешь?
— Мы в институте познакомились. Когда документы забирали. Вместе налопались с горя пышек. Вот и всё знакомство.
— Да, не густо, — переглядываемся с Максом.
Он чешет подбородок и с сомнением смотрит на Лену.
— А где Юра тебя держал, ты, конечно, не запомнила.
— Почему? — задумчиво тянет она. — Я китайский учила, знаете какая у меня память. Хоть и с будуна была дикого, но некоторые названия помню и поворот.
— Класс! — выдыхаю я.
— Надо тогда разделяться, — качает головой Макс. — А вдруг нет там Миры? Нужно сидеть и слушать разговоры Авдеева.
— Сиди слушай. А я в свою машину перепрыгну и поеду с Леной искать логово этого зверя.
— Лады!
— Смотри только Авдееву на глаза не попадись.
— У меня, наоборот, другая идея, — задумчиво тянет Макс. — А не сунуться ли мне к нему в поисках работы?
— Я тебе сунусь! — цыкаю на Макса.
— На время. Пока Миру не найдём.
— Не отмоешься потом. Сиди и не высовывайся без надобности из машины. Лена… — окидываю взглядом её розовую робу и штаны. Для сентября слишком лёгкий наряд, да и приметно слишком. Мысленно снимаю с девчонки мерки. Она фигурой на мою дочу похожа. — Подожди меня здесь. Размер ноги у тебя какой?
— Тридцать седьмой.
Дохожу до своей машину и качу по проспекту, выискивая глазами магазин одежды. Первым попадается спортивный гипермаркет. Пожалуй, как раз то, что нужно Лене для поездки на фуре до Архангельска.
Одежду мои девчонки всегда выбирали сами. Растерянно гляжу на ряды разномастной одежды. Продавец хочет ускользнуть, но я включаю в себе начальника. Парень преображается, когда я в придачу к чётко обозначенной цели прикладываю две тысячи рублей. У меня времени впритык, да и выбирать одежду Лене мне не интересно. Мира заняла всё моё сознание, вину перед ней большую чувствую. Не затей я этот идиотский спектакль, она бы не сбежала. Найду, разодену как королеву. Только всыплю для начала по первое число.
Через час возвращаюсь к машине Макса и открываю заднюю дверь.
— Лена, на выход! Макс, погнали мы.
Тот прикладывает палец к губам и указывает на наушники.
— Нам остаться? — шепчу я.
Макс показывает мне телефон.
В машине сажаю Лену на заднее сиденье:
— Переодевайся. Потом вперёд посажу. Какие названия помнишь?
Лена, преданно глядя мне в глаза, перечисляет:
— Горская, Дюны…
— А у Шакала губа не дура, — хмыкаю себе под нос и завожу мотор.
Лена восхищённо щебечет, рассматривая наряды, и не перестаёт благодарить меня. Хоть выкупать не пришлось эту дурочку. Головой понимаю, что не смог бы её оставить на растерзание Авдееву. А сколько у него таких? Да, этот рассадник зла нужно с корнями уничтожать. Звонок Макса обрывает мои мысли.
***
Мира
Теперь я точно допрыгалась. И поделом мне! Нечего было провоцировать Юру. Спотыкаясь о порог, влетаю в спальню. Или как называется комната с кроватью на всю площадь, не считая узкого прохода?
— Мирёныш… — шипит за спиной Юра и одним движением расстёгивает на мне лифчик. Валит меня и падает сверху. Отчего-то на память приходит: если на вас в лесу напал медведь, упадите на живот и притворитесь мёртвым. Замираю с глупой надеждой, а вдруг рассосётся. Не поверила я до конца Юриным словам, будущее меня страшит. Один туман впереди.
Юрины руки и губы повсюду. Лежу перед ним на спине, готовая на всё. Одного взгляда на его орудие хватает, чтобы испугаться и зажмуриться. Вживую никогда не видела.
— Будет немного больно. Но только сначала, — нависает надо мной Юра, и я понимаю, что снизу в меня упёрся уже не палец.
— Мне страшно, — шепчу, дрожа всем телом.
— Расслабься, малышка.
Какое расслабься, когда он так пожирает меня глазами и напирает своей штукой!
Неожиданно Юра скатывается с меня и прислушивается. Добирается до окна и приоткрывает его. Теперь и я отчётливо слышу звук мотора.
— Одевайся, живо! — Юра пробирается боком к двери.
Путаясь в лямках, надеваю лифчик наизнанку. Переодеваю правильно, натягиваю трусы. Вернувшись, Юра кидает мне пакет со скомканной одеждой и сумку с деньгами.
— Вылезай в окно и бегом в калитку за домом. Должна успеть! В лесу оденешься. Соседские участки пустуют. Проберись туда и ни в коем случае не высовывайся пока... Я покричу тебя, но если что… С этим не пропадёшь! — кивает Юра на баул. — Там не только рубли. Пошла живо!
Тащу тяжёлую сумку к окну, сжимая в руках одежду. Неужели жена нагрянула? Зачем тогда деньги отдал. Слышу звук разбившегося стекла в гостиной. Не иначе, как он заметает следы нашей вечеринки. Выкидываю сумку и одежду в окно. Царапаясь об облупившийся подоконник, прыгаю сама. Двор освещается яркими фонарями по периметру. В лесу непонятно, куда бежать по темноте. Холодный воздух тут же иголками впивается под кожу. Бегу по склизкой листве под звук ударов по металлическим воротам. Вовремя замечаю, что кто-то уже толкается плечом в калитку. Сворачиваю и дёргаю за ручку дверь в бытовку. В нос ударяет резкий запах машинного масла. Вонь невыносимая, зато легко затеряться среди сваленных коробок, инвентаря и скомканной грязной геоткани. Накалываю ногу и падаю на всё это добро сверху. Снаружи оглушительный грохот. Похоже, ворота снесли.
— Юра, Юра, — доносится со двора звучный мужской голос. — Что ж ты, гад, меня в такую даль гоняешь? Машину вот попортил из-за тебя.
— Чем обязан?
— Обязан, старина, ой как обязан! Девочку чужую умыкнул. Плохо.
Мимо моего укрытия шуршат по листве шаги, и другой голос докладывает:
— Авдей, там окно сзади нараспашку!
— Прочесать лес в округе. Далеко не могла уйти, — меняет интонацию обладатель звучного голоса. — Юра, это залёт! И залёт серьёзный.
— Я у тебя не на окладе… — Юра заканчивает фразу громким стоном, а мимо бытовки вновь стучат шаги.
— Ты против кого идти вздумал?
Выглядываю в треснутое окно, но из него ничего не видно. Только слышатся удары и Юрино кряхтение.
— Где баба, тебя спрашивают?
Нахожу в пакете новые джинсы, свитер и свои кроссовки. Не отрывая этикеток, напяливаю вещи. Спрятав Юрину сумку под кучей дачного хлама, забираюсь под скомканную геоткань и замираю. Дышать совсем тяжело, но я боюсь высунуть нос. Реву от страха и трясусь как заяц. Юра не обманул. Меня ищут. Значит друг отца связан с бандитами? Зачем я ему сдалась? Вздрагиваю от очередного окрика.
— Обыскать дом! А эту тварь водой из бочки окатите. Пусть в себя пока придёт.
Во дворе всё стихает. Если эти страшные люди взялись обыскивать дом, то они придут и в моё убежище. За подсобкой соседский забор. Может под ним можно пролезть? Выходить на улицу страшно до жути, а здесь оставаться опасно. Приоткрыв дверь, прислушиваюсь. Тихо. Пулей бросаюсь между кустов смородины и падаю у забора. Тут кошка не пролезет. Ползу вдоль ограды, надеясь найти хоть какую-нибудь прореху. Кусты и высокая трава скрывают меня от посторонних глаз. Если что, отлежусь здесь. Доползаю до поворота. Дальше тем же макаром не продвинуться — кусты и трава закончились. Ворота нараспашку, посреди двора, рядом со знакомым джипом чужой внедорожник стоит. Плеск воды и Юрин стон бьют по нервам. Приподнимаюсь на локтях и выглядываю между кустов. Двое парней поднимают Юру с земли. Крик ужаса срывается с моих губ.
— Опачки! — один из парней бросает Юру и кидается ко мне. Выволакивает меня из кустов. — Кис-кис-кис! — усмехается парень и кричит: — Авдей! Я нашёл её.
Дверь дома распахивается, и на крыльцо выходит мужик с зачёсанными в хвост волосами и огроменными, перепачканными кровью, кулаками. Не могу отвести от них глаз. Бедный мой Юрка. Сделал всё, чтобы дать мне уйти.
Рвусь из рук бандита. Авдей не спеша спускается с крыльца, подходит и берёт меня за подбородок:
— И правда хороша. Юр, у тебя губа не дура!
***
Мира
Рыдаем с Ленкой, обнявшись на собачей подстилке в багажнике джипа. От салона нас отделяет сетка.
— Заткнулись там обе! — рявкает с переднего сиденья мужчина, которого бандиты называли Авдеев. — А то выдам обеим по соске в ближайшем лесу.
Затихаем как по команде, проглатывая всхлипы и стенания. Над спинкой заднего сиденья торчит шея бугая, который выволок меня из кустов. У него в ушах наушники, и мы, успокоив дыхание, переходим на шёпот.
— Тебя тоже Юра шантажировал? — Лена снимает куртку. — Надень, околеешь.
На мне только джинсы с кроссовками. Просовываю дрожащие перепачканные руки в рукава.
— Юра меня спас вообще-то. И он меня любит… Подожди! Что значит «тоже»? — застёгиваю молнию и поднимаю глаза на Лену.
— Он и мне в первый день руки целовал, — Лена придвигается ко мне. — Уболтал не ехать никуда. Пошли с ним в клуб, а наутро я… Узнала всё с его слов. Я не могла всего этого натворить! — Лена сникает. — Поверила Юре, конечно. Он фотки показал. Понимаю, что после такого ни о какой любви речи и быть не могло. Он меня к себе привёз. В этот же дом. Лечил, кормил, на пианино играл. Ах, как он играл.
— Это да, — судорожно сопоставляю рассказы Лены и Юры. — Артист он ещё тот. Мне он сказал, что купил тебе билет и отправил домой, а сумку с туфлями ты сама попросила выбросить. Но он забыл.
— Сумку с туфлями? — подпрыгивает Лена. — Так они у него?
— Угу. — Вот и последнее доказательство Юриного вранья. — Так где ты была всё это время?
— В прошлые времена такие места назывались публичными домами, — Лена вытирает слёзы. — Я не сразу поняла, что он меня туда продал. Сказал, что там можно отработать долг, но не объяснил каким способом. Думала буду там горшки и полы драить, а меня в первый же вечер таким вещам научили, что я думала умру от стыда.
— Изнасиловали, что ли?
— Нет. Девственность — дорогой товар. Когда нашли на мою охотника, я его покусала. После лучше не вспоминать. Но, как видишь, я всё ещё жива и пломба на месте.
— При чём тут пломба? По зубам били?
Лена усмехается.
— Ещё недавно я тоже спросила бы про зубы. Сейчас в клуб привезут, много нового узнаешь.
— В какой клуб? — меня снова охватывает дрожь.
— Глупых и доверчивых.
Обхватываю колени и судорожно хватаю воздух ртом:
— Но ведь, но ведь… Крепостное право давно отменили.
— А при чём здесь крепостное право? Проституция во все времена процветала. Таблички на перекрёстках, надписи на асфальте: женские имена с телефоном. Думаешь, девчонки сами пишут? Но это дно днищенское. У Авдеева ценник ого-го. Но и дерут там с девочек за эти бабки три шкуры… Мира, ты не представляешь, сколько я повидала и наслушалась за эти дни. Теперь не знаю, как всё это развидеть и забыть.
— Подожди, Лен, что-то важное мелькает в голове. Не пойму что… — Зажмуриваюсь на мгновение, и перед глазами всплывает Никита. Никак он не вяжется у меня с Авдеевым. Да и папин друг требовал меня освободить, а не продать по сходной цене. — Ты ведь с Никитой приехала?
— Приехала, — вздыхает Лена. — Мужик обалденный. За таким — на край света.
— Видишь ли, я из-за него и сбежала. Он купить меня хотел у матери. Села к Юре в машину, а наутро от него узнала, что Никита меня ищет, чтобы забрать себе.
— Дура ты, Мира! Да я бы всё отдала, чтобы такой мужик меня к себе забрал.
— А зачем я ему?
— У него маниакальная мысль: спасти тебя. Из их разговоров с приятелем слышала.
— Но от кого?
— Сначала от мамы спасал, потом от Юры. Уверена, теперь порвётся на лоскуты, но вытащит тебя из этой истории.
— Ты-то его где нашла?
— Это он меня нашёл. Можно сказать, из-под Авдеева вытащил.
— Значит, Юра меня обманывал. Всё это время обманывал. — Боль обиды обжигает нутро посильнее страха за будущее. Когда увидела Юру избитым, поняла, что люблю его. До дрожи. А он оказался обманщиком.
— Это всё, что тебя сейчас расстраивает?
— Больше, чем всё остальное.
— Ты реально дурная.
— Я люблю его.
— Никиту?
— Юру!
— Убила бы его.
— Молю Бога, чтобы он выжил.
За разговорами мы не замечаем времени. Машина останавливается в тёмном дворе, и голос Авдеева возвращает нас к действительности:
— Приехали, барышни!
Инстинктивно прижимаемся плечами друг к другу.
— В этом клубе я не была, — шепчет Лена.
— Их несколько, что ли?
— Я знаю про три.
Крышка багажника медленно ползёт вверх. Бугаи бесцеремонно выдёргивают нас из машины, как кули с мукой.
— Белобрысую ко мне, а кудряху на осмотр. Доктор сейчас подойдёт.
Мира
Успеваю оглянуться и разглядеть темнеющие контуры зданий. Это скорее склады и производственные цеха, чем жилые дама. Нас ведут в двухэтажное здание. С виду — спортивный клуб. Вдалеке у центрального входа горит единственный фонарь, отражаясь в зеркальных панорамных окнах высотой в три этажа. Но мы заходим с торца, через выкрашенную чёрной краской металлическую дверь.
Лена трясётся от страха, а я икаю.
— Если тебя поведут к кому, — быстро говорит она, пока бандит, шевеля губами, нажимает цифры на светящемся табло кодового замка. — Описайся. Они этого жутко не любят. Влетит, конечно, но зато цела останешься.
— Что ты там бормочешь? — толкает её мой провожатый, стоящий позади меня.
Внутри пахнет хлоркой, и за стеной слышится плеск воды. Лену ведут по лестнице наверх, а передо мной открывают дверь в подвал.
— Не рухни, — предупреждает бугай.
Спускаюсь по ступенькам и кляну себя на все лады. Здесь слишком светло из-за холодных голубоватых ламп, отражающихся в белоснежных плитках кафеля.
— Справа дверь, — дышит в затылок провожатый. — Смотри, не ерепенься там.
Берусь за ручку двери и вхожу без стука. На первый взгляд обычный медицинский кабинет. За столом врач, подперев кулаком белокурую голову, уставился в компьютер. В глаза бросаются золотые часы на холёной руке и массивный, как и сам врач, перстень на пальце. Врач лениво водит мышкой по коврику и не сразу отрывает взгляд от экрана.
— Ну и чучело! — встаёт он из-за стола. Он выше меня на голову. Из распахнутого халата торчит брюшко, обтянутое голубой рубашкой. — Тебя кто так растрепал, кукла?
— Чучельник… — язык прилипает к нёбу, стоит мне за ширмой увидеть женское кресло. В кабинете гинеколога это сооружение всегда вызывало во мне ужас.
— Ну-ну, — усмехается врач. — Раздевайся давай. Вещи на кушетку и бегом на трон.
— За-зачем? Я ещё это… Ни того.
— Вот мы и проверим. Давай живенько. У меня ещё работы навалом, а очень домой хочется.
— Не поверите — мне тоже. Впервые за последние полгода.
— Как звать тебя, богиня леса? — врач вытаскивает из моих волос красные листья и сучки.
— Мира.
— Красивое имя. Наверное, так и оставят. Расстегни курточку.
— Нет. Честно! У меня…
— Я это слышал, но обязан тебя осмотреть. Работа у меня такая.
Расстёгиваю молнию. Этот человек не похож на бандита. Врач и врач. Может, получится с ним договориться?
Он снимает с моих плеч куртку и коротко роняет:
— Джинсы.
Послушно стягиваю их. Врач обходит меня и достаёт из металлической тумбочки влажные салфетки. Вытирает грязь с моих рук, лица и тела. Внимательно осматривает мои ногти, кожу.
— Чем болела? Жалобы есть?
— Есть, — хватаюсь за вопрос, как за спасательный круг и, оглянувшись в поисках камеры, понижаю голос: — Меня похитили.
— Мира, я не полицейский и не священник. Руки подними, — врач ощупывает мои лимфоузлы.
— Но вы же человек! Мужчина, муж, отец.
— Я не был женат. И я мужчина, да, — улыбается врач, ощупывает мою грудь и сминает соски.
Они тут же превращаются в твёрдые горошины.
— Ой, — мои щёки обжигает краска стыда.
— Снимай трусишки и на кресло. Мне нужно взять мазки.
— Нет, — отступаю к двери.
— Ты хочешь, чтобы тебе помогли? — врач моет руки и даже не смотрит на меня. Знает, отсюда мне не сбежать.
Снимаю трусы и забираюсь на трон. Но лечь не решаюсь. Я перед Юрой-то раздеться стеснялась до чёртиков. Обманщик! Господи, как же низко я пала! Поглядываю на скальпели, аккуратно лежащие в боксе. Может, полоснуть по вене? Не бросят же меня истекать кровью, а время потяну. В голове звучат слова Лены про Никиту: «Дура ты, Мира! Да я бы всё отдала, чтобы такой мужик меня к себе забрал». И правда дура. А ведь он мне тогда, дома, понравился.
Ласковый голос врача заставляет меня вздрогнуть.
— Мира, ляг, пожалуйста, я ничего дурного не сделаю. Давай по-хорошему.
Ложусь и закрываю лицо руками. Мне так холодно, что кажется, я умерла. Лучше бы я умерла. Врач сам укладывает мои ноги на подколенники. Его холодные пальцы повсюду. Даже прикосновение ледяных инструментов не так противно.
— На первый взгляд всё в порядке, — заключает он, дрогнувшим голосом, — можешь одеваться. Придут мазки и приступишь к работе.
Лежу, раскинув ноги, не в силах пошевелиться. Меня просто сейчас раздавили и растоптали. Осмотрели, как уличную девку. Никита, спаси меня! Сама замираю. Почему не Юра? А потому что обманул. И не один раз. Слёзы градом катятся по щекам. Обманул, чтобы также нагло залезть ко мне в трусы.
— Держи, — врач кидает мне на грудь упаковку бумажных платков. — И вали уже. У меня ещё две чистки сегодня.