Соня
— Вот черт! — выдаю, когда не получается удержать трясущимися руками тарелку, и она падает на пол, разбиваясь на десятки осколков.
— Ты что, нервничаешь? — Стефа пристально на меня смотрит.
Даже на тарелку внимания не обращает, лишь всматривается в мое лицо и щурится.
— Я просто… она выскользнула.
Чтобы не смотреть ей в глаза, быстро хватаюсь за веник и начинаю сметать осколки. Я действительно нервничаю. Сегодня у меня должно было состояться мини-новоселье. Только я, Стефа и еще несколько подруг из университета, но так вышло, что Маринка проговорилась другой девчонке, та еще одной, и теперь ко мне собирается едва ли не весь университет.
Квартира родителей большая, без труда вместит многих, но я все равно нервничаю. Мама и так с трудом отпустила меня жить одну. Все потому, что в новом огромном доме, в который мы с ней переехали из этой квартиры, мне не нашлось места. Не из-за ее нового мужа, нет, Богдан Петрович неплохо ко мне относился. Просто я имела неосторожность влюбиться в своего сводного брата. Жестокого, озлобленного и бесчувственного.
— Отдай, — Стефа выхватывает из рук веник и подметает осколки сама. — И прекращай нервничать. Я же тебе говорила, кто придет. Танского в списках нет.
Стефа понимает причину моего состояния, как никто другой, ведь именно она поддерживала меня после переезда, именно она забивала мою морозилку мороженым, а мою голову – совсем ненужной информацией, чтобы отвлечь от мыслей.
— А его друзья? Ким, Фил, Самвел? Будут?
— Никого не будет. Я же говорила, что только девочки, Сонь. Ну, парни будут, но в основном по парам. Прекращай нервничать, мы хорошо отдохнем, ребята принесут с собой алкоголь, а девчонки – закуски.
— Это как-то… неправильно. Все же у меня новоселье.
— Все правильно! Ты их не звала и любезно предлагаешь место для тусовки, так что выбора у них нет.
Я собиралась все готовить сама, но когда узнала, сколько будет народа, то поняла, что просто не потяну, и Стефа всем сказала, что алкоголь они приносят сами, если хотят прийти. Многие согласились, но мне все равно не по себе, хоть и другого выхода нет. Просить у мамы денег я не стану. Она и так приличную сумму мне оставила. Настолько приличную, что я несколько месяцев могу не переживать о работе, хотя все же планирую ее найти. Рано или поздно моя мама поймет, что никакой работы на самом деле нет, она была всего лишь предлогом, чтобы сбежать из того огромного дома.
Ближе к восьми начинает собираться народ. Первыми приходят Маринка и Ника. Маринка сразу же извиняется за то, что проговорилась, но я уже и не злюсь. Она не знала, что тусовка планируется на небольшое количество людей, вот и пошел слух по университету.
Расслабиться удается только в десять. К этому времени гости прибывать перестают, и среди присутствующих я действительно не вижу никого, кто был бы хоть как-то связан с компанией Тана. Парни и девчонки многие из моей группы, кто-то из Стефкиной, так что я позволяю себе выпить бокал шампанского.
— Хватит сидеть, — злится Стефа. — Пошли, давай потанцуем. Не будет твоего Тана здесь, можешь не переживать. Уже никто и не приходит, все явились.
Поддаюсь уговорам, потому что и правда не могу сидеть. Играет заводная музыка, многие танцуют. В целом вечеринка проходит спокойно, зря я волновалась, что могут быть проблемы. Выходим со Стефой на танцпол, который оборудовали в центре гостиной, и отрываемся как можем. Хорошо, что соседи снизу ищут арендаторов, а то бы сейчас были шокированы происходящим.
Я стараюсь максимально отвлечься. Впервые за несколько недель мне это почти удается, но внезапно я чувствую головокружение и останавливаюсь, а затем и вовсе чуть не падаю. Меня придерживает какой-то парень.
— Прости, — говорю ему.
— Не страшно. Тебе плохо?
— Нет, просто голова закружилась, — освобождаюсь от его рук и следую к себе в спальню, чтобы открыть окно и немного подышать свежим воздухом.
Вдыхаю его полной грудью, и мне становится легче. Видимо, в гостиной слишком душно. Думаю о том, что постою так еще несколько минут, а затем вернусь и открою окно, чтобы больше никому не стало плохо, но до меня вдруг доходит, что музыка прекращается. В гостиной становится как-то подозрительно тихо. Я даже прислушиваюсь, но ничего не слышу, словно все гости разом исчезли.
Делаю несколько шагов к двери, чтобы пойти проверить, но на середине комнаты замираю, потому что дверь открывается, и на пороге появляется Тан. У меня дыхание перехватывает. Я даже несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что это не зрительная галлюцинация, и он действительно стоит на пороге.
— Соня, я не успела, он сам, — за его спиной появляется Стефа.
Она пытается протиснуться в комнату, но ее одергивает возникший словно из ниоткуда Самвел. Секунда – и вот уже дверь за спиной Тана захлопнута, а он – внутри комнаты. Слишком близко ко мне. Опасно близко и почему-то еще подходит. С каждым шагом становится ближе. Как бы я ни отходила назад, он меня преследует. Надвигается, словно несокрушимая скала.
Он изменился. Его волосы больше не скрывают шрам. Они небрежно ниспадают на лицо по обеим щекам. Я сглатываю. Стефа не говорила мне, что Тан перестал скрывать шрам, хотя она упоминала, что давно его не видела. Неужели… это больше не проблема для него?
Ким
— Я не понял, он две недели бухает? — спрашиваю у Само, который, сказав мне эту информацию, почему-то ржет.
— Ну ты ж знаешь Тана. Побухает, перебесится. Че он, кстати? Ты в курсе?
— В каком он клубе?
Час ночи. Я давно спал, пока настойчивая трель звонка меня не разбудила. Все потому что Тан позвонил Само и попросил его забрать из клуба, куда этот идиот поехал на своей тачке. Самвел и сам не в лучшей кондиции. Фил рядом с ним, а потому из нашей компании самым адекватным и трезвым на данный момент оказываюсь именно я. Как всегда, блядь. Как всегда.
— В той шарашке, откуда Аську забирали, — сообщает. — Ты поедешь?
— Уже собираюсь, — отвечаю и сбрасываю звонок.
Сожалею, что тогда не настоял на закрытии этой шарашки. Выжидал время, думал, а теперь еду туда снова – на этот раз чтобы забрать друга. Я ничего не знаю из того, что случилось. Когда спрашивал Тана, он резко ответил, что это не мое дело, а когда звонил Соне, она попросила больше ее не беспокоить. У этих двоих что-то произошло, но мне, откровенно говоря, заниматься разборками было некогда.
Дорога до “клуба” на такси занимает полчаса. Как только захожу, понимаю, что зря не закрыли. Стоило. Здесь буквально царит аура разврата и пошлости. Почти голые девочки танцуют на столах перед мужчинами и парнями. Здесь по-прежнему различный контингент. Кто-то моложе, кто-то старше. Тана нахожу в самом углу помещения с бокалом виски в руках. Нахрена он приезжает туда, где просто сидит в одиночестве – понятия не имею. С таким успехом можно врубить музыку и напиться дома.
— Блядь, — выдает, как только присаживаюсь рядом с ним. — Так и знал, что Само тебе позвонит.
— Сразу бы мне звонил, раз так.
Тан морщится. Выглядит он так себе. В том, что дела плохи, убеждаюсь по открытому шраму. Мы не часто обсуждали случившееся, а его внешность – практически никогда, но шрам был для него триггером. Болезненной темой, которую он предпочитал не поднимать. А тут открыл, показал всем, буквально похвастался. Хмурюсь и смотрю не без интереса.
— Чего? — скалится. — Ты первым его видел. Забыл, как выглядит?
— Считай, что так, — киваю. — С чего демонстрация?
— Заебался скрывать, прикинь?
— Да и правильно.
Это решение я поддерживаю, хоть и понимаю, с каким трудом он его принял. Давно Тану говорил, что пора открыться. Многие догадываются, что с лицом что-то произошло, какой смысл скрывать?
— Поехали домой?
— Валяй, — делает взмах рукой. — Я еще посижу.
— Так тебе не водитель нужен был, а собутыльник?
— Ага… выпьешь?
— Нет.
Тан кивает, не ожидая другого ответа. За то время, что мы с пацанами дружим, все прекрасно знают, что я не пью. Переносимость алкоголя у меня плохая. Хватает совсем чуть-чуть, чтобы выпасть из реальности, да и в целом состояние после не нравится.
— Закажи еще бутылку, а?
— Я приехал отвезти тебя домой, а не покупать бухло. Тебе достаточно, поехали.
— Я не просил тебя приезжать, — пожимает плечами. — Можешь уебывать.
Никак не реагирую. Сдерживаюсь, стараясь понять его состояние.
— Что сидишь?
— Пытаюсь понять, нахрена ты ведешь себя по-скотски. Не первый день знакомы. Есть что сказать – валяй.
— Нечего.
— Я вижу.
— Мне не нужны твои морали.
— А что нужно?
— Чтобы ты со мной выпил. Сделаешь?
— Ладно, но не здесь. У тебя или у меня, иначе мы застрянем здесь надолго, а находиться в этом насквозь пропитанном дерьмом месте не хочется.
— Че, правда выпьешь?
— Да.
— Тогда хватай бутылку и поехали.
Из клуба выходим вместе. Пытаюсь помочь Тану не свалиться, но он упорно не соглашается на мою помощь и идет сам.
— Куда едем? К тебе или ко мне?
— Как хочешь.
— Весомый ответ.
— Другого не будет. Мне плевать, куда поедем. Можем в отель еще.
Пока выезжаю на трассу, думаю, куда ехать. Отвез бы его к себе, но не хочется волновать мать поздним гостем и выпивкой, поэтому на повороте сворачиваю в сторону поселка, где живут Танские. Стас это замечает и, откупорив бутылку с виски, начинает пить прямо из горла.
— Ты не закусываешь?
— Не-а… хороший виски не заедают.
— А горе не запивают, знаешь?
— Фу, как по-философски. И нет никакого горя.
— Просто так пьешь уже вторую неделю подряд?
— Нравится. Ты бы попробовал, уверен, тебе тоже понравится.
Чем ближе подъезжаем к дому, тем быстрее иссякают темы для разговора. Тан в принципе не настроен на дискуссию, а мне хоть и хотелось бы вытащить из него хоть что-то, понятно, что он не станет ничего рассказывать прямо сейчас.
Тан
— Какие планы на вечер? — спрашивает Злата, прижимаясь грудью к моему плечу. — Мы же проведем его вместе?
— Не сегодня.
— В смысле?
От милого тона и улыбки, которая была на ее лице минуту назад, не остается и следа. Злата смотрит на меня взглядом разъяренной фурии.
— Ты обещал, что мы проведем вместе этот вечер.
— Я ничего тебе не обещал.
— Мы вчера разговаривали, ты забыл?
— Не забыл. Не моя вина, что мое “умгу” ты восприняла как обещание.
— Но я соскучилась, — Злата снова прижимается к моему боку, закидывает на меня ногу, но тут же оказывается скинутой в сторону.
— У меня другие планы. Сегодня без меня.
— И что за планы, что ты не можешь меня взять?
— Далекоидущие. Тебе, кстати, пора.
После вчерашнего у меня до сих пор болит голова, так что ее появление в моем доме – не лучшее решение.
— Когда ты придешь в университет?
— А что?
— Я просто… не понимаю. Ты забил на учебу, бухаешь, ко мне относишься так, словно мы друг другу никто.
— Мы просто трахаемся, — пожимаю плечами. — Не стоит считать это чем-то серьезным.
— Не стоит считать, что это несерьезно.
— А что? Замуж за меня собралась? — хмыкаю.
— А если да, то что?
— Забудь нахер и ищи жертву в другом месте.
Она царственно поднимается с дивана и шагает мимо меня к выходу.
— Двери за собой прикроешь! — кричу ей вслед.
Несмотря на то, что на часах почти вечер, и я проспал целый день, голова буквально раскалывается. Виски, выпитый уже с Кимом, явно был лишним. Заваливаюсь обратно в кровать, но сон больше не идет. Намереваюсь, как обычно за последние недели, налить себе виски, но торможу. Вспоминаю, что сегодня планирую быть на той гребаной вечеринке, которую устроила Романова.
Вот, значит, как?
Меня скручивает, стоит только о ней вспомнить, стоит мыслям повернуть в сторону Романовой, как внутри все закипать начинает. Вспоминаю, как говорила мне, что я ее недостоин. Не так сказала, но смысл я уловил. Понял. Принцесса не может быть с чудовищем. Не с таким, блядь, как я. Цепляет, конечно. Как бы мне ни хотелось, чтобы это было иначе, я действительно чувствую, как по венам кипящей лавой растекается это осознание.
Я не наивный мальчик, прекрасно вижу себя в зеркале, но то, что недостойным меня воспринимает именно она, разматывает. Не могу перестать об этом думать, как ни стараюсь отвлечься.
Встаю, чтобы привести себя в порядок, принять душ и позвонить парням. Сегодня, когда я буду в квартире Романовой, мне не нужен Ким. Я хочу полную свободу действий, стопроцентный доступ к ней. Хочу посмотреть в ее глаза и… что? Хрен знает. Просто хочу. Увидеть ее, посмотреть на то, как отреагирует, когда увидит меня такого. Чувствую себя мазохистом, но хочу знать, что в ее глазах будет отвращение. Я должен его там увидеть, чтобы окончательно убедиться, что сошел с ума и сохну по ней зря. Зря, блядь…
— И что я, по-твоему, должен сделать? — спрашивает Само, когда прошу его ликвидировать Кима.
— Придумай. Аську подключи.
— Мы не лучшие друзья, знаешь ли.
— Знаю. Короче… к девяти сделай так, чтобы у него не вышло поехать с нами.
— А я тебе тоже нужен?
— Обязательно. Будешь подружку ее фильтровать.
До вечера хожу на нервах. Пару раз порываюсь выпить. Хочется расслабиться. Без бухла за две недели чувствую себя неуверенно. Знаю, что к этой дряни привыкаешь, но все равно тянет к расслаблению. Держусь, отвлекаюсь, плаваю около часа, занимаюсь в зале. Как только отец возвращается с моей будущей мамочкой, сваливаю из дома к парням. Само свою часть договоренностей выполнил, правда, не без помощи Фила. Они там вместе с Кимом где-то зависли, так что к Романовой ближе к десяти заваливаемся вместе с Самвелом.
У двери квартиры пасую, но ненадолго. Уже собираемся звонить, но кто-то вываливается изнутри, так что получается зайти без звонка. В просторной гостиной Романовой нет, зато сидят непонятные люди. Я процентов девяносто из присутствующих не знаю и уверен, что она тоже. Правда, подружку ее сразу вижу, как и она меня. Подрывается и тут же спрашивает, зачем я пришел.
Романовой нет. Ее здесь, блядь, нет. Где она?
Стоять перед собранием непонятных студентов, которые еще и пялятся на меня, как на пришельца – удовольствие из малоприятных, поэтому отправляюсь в сторону дверей. Уверен, она в одной из комнат.
— Не пущу! — выдает ее подружка тихо.
Значит, направление я угадал. Отодвигаю ее в сторону и решительно открываю дверь, которую она так рьяно защищала. Взгляд сразу же находит Соню. За мгновение цепляет в большой комнате. Я практически ничего не вижу и не слышу, хотя осознаю, что какой-то шум ее подружка за моей спиной создает, а потом… тишина. Устрашающая и звенящая. Романова что-то выдает первой, точно что-то говорит, потому что ее губы шевелятся. Пухлые, манящие, я зависаю на них. И на ее взгляде. Она смотрит на меня… удивленно. Без отвращения и неприязни. Где они? Где они, блядь?
Соня
Я не знаю ни про какие долги, но не могу выйти из оцепенения и сказать ему об этом. Стою словно вкопанная и не могу пошевелиться. Попутно позволяю ему себя трогать. Настойчиво, неистово, нахально. Ничего общего с нежностью его прикосновения не имеют, но я сгораю. Не могу его оттолкнуть, даже попросить не могу, чтобы прекратил. Все тело сковывает сладкой истомой.
— Ты мне, блядь, задолжала, — повторяет на выдохе в губы.
Не целует. Больше нет. И смотрит иначе. Жестче, яростнее, жарче. Там, в его взгляде, целая огненная буря. И меня в нее затягивает со всей силой. Не успеваю как-то среагировать – сталкиваюсь с вихрем. Пока он смотрит – тоже не отвожу взгляда. Так и стоим. Сердце работает в ускоренном ритме, я даже дышу шумно, потому что иначе мне не хватает воздуха.
— Не понимаю, — мямлю. — Что я должна?
— Себя, — отвечает почти сразу. — Ты мне должна себя, сталкер. Всю. Без остатка.
Про спор сразу же вспоминаю. Понимаю, о каком долге речь. Наверняка деньги проиграл ребятам, раз так и не смог в первом семестре предоставить “горячее” видео.
— Хочу это тело, — заявляет и бесцеремонно продолжает меня лапать.
Я так бы и не нашла в себе сил оттолкнуть его, если бы не шум за дверью. Я кое-как прихожу в себя и толкаю Тана в грудь. Он отступает, а затем дверь открывается. Человека, появившегося на пороге, я ждала в своей квартире меньше всего.
— Тан, и ты здесь? — буквально елейным голосом поет Злата. — Как неожиданно! А мне девчонки сказали, что тут тусовка, и я решила заехать. Сонечка, мои поздравления. Подарок оставила на кухне, уверена, тебе понравится.
Она так по-хозяйски прилипает к Тану, что у меня пропадает дар речи. Я только и могу, что кивнуть и пулей вылететь из спальни.
В гостиной действительно все сидят немного в напряжении, но радует, что никто никуда не ушел, значит, вечеринка продолжается. Прислушавшись к себе, понимаю, что не хочу, чтобы все расходились. Остаться наедине со своими мыслями – последнее, что мне сейчас нужно. Поэтому стараюсь вести себя непринужденно, беру свой бокал, отпиваю из него и улыбаюсь присутствующим. Стефы в гостиной нет, и поэтому мне не по себе. С ее поддержкой было бы намного легче.
Тан и Злата появляются в гостиной спустя пару минут. Я не хочу думать о том, что они там делали все это время, и надеюсь, что они уйдут, но, к сожалению, они размещаются в гостиной среди других гостей. Выставлять Тана за дверь не собираюсь, так что упрямо делаю вид, что не замечаю его, хотя вижу. Все вижу. Как Злата от него практически не отлипает, как едва ли не в рот ему заглядывает, когда смотрит. Заставляю себя не акцентировать внимание, а сама сижу словно на иголках.
Стефа появляется в гостиной спустя где-то полчаса вместе с Само и сразу плюхается рядом со мной.
— Я честно не знала, что они придут. Даже не думала! — возмущается максимально тихо.
— Никто не знал.
Судя по реакции присутствующих, появление здесь Тана с друзьями и Златы с подругами – неожиданность, значит, узнали они не от тех, кто здесь.
— Они что, вместе? — спрашивает Стефа, а затем тут же ошарашенно округляет глаза. — Прости. А давай их выгоним? — тут же предлагает. — Выставим за дверь, это твоя квартира.
— Они мне не мешают, пускай сидят.
Признаваться, что они не дают мне покоя, не стану. Упрямо пью алкоголь из своего стакана и делаю вид, что все в порядке. Постепенно обстановка становится расслабленней. Девчонки снова начинают танцевать, но я к ним больше не присоединяюсь. Сижу с максимально ровной спиной в кресле. Все же казаться невозмутимой у меня не получается.
— Расслабься, — командует Стефа. — И не смотри на них. Пусть делают что хотят.
Не слушаю, конечно, тотчас поворачиваю голову в их сторону. К увиденному оказываюсь не готова. Злата целует Тана в шею. Облизывает его, как какой-то экспонат, а он… не отталкивает ее. Просто сидит, по его лицу даже непонятно, нравится ему или нет, но если бы не нравилось – оттолкнул бы. Наверняка да!
— Бабник, — тут же вставляет подруга. — Жаль, ты не знала, что он такой.
Я знала. Чувствовала, когда видела в его комнате девушку. Понимала, что Тан не обычный парень, что ему чужды такие понятия, как верность и любовь. Похоть – возможно. Ее он демонстрировал во всей красе и именно ею меня сразил. Глупую, наивную и ужасно неопытную. Знала бы я… знала бы, что из всего этого выйдет – ни за что бы не стала с ним…
Словно почувствовав мой взгляд, он поворачивается и смотрит прямо на меня. Задумчиво смотрит, с легкой ухмылкой на губах. Мне в какой-то момент начинает казаться, что Злата – демонстрация для меня, но потом я отбрасываю эту мысль и отворачиваюсь. Сомневаюсь, что мир кружится вокруг меня, и Тан встречается со Златой для меня. Конечно же, нет. Она ему нравится. Она ему подходит. Они из одного круга и теста. Она – подлая и решительная, ни перед чем не остановится, если чего-то хочет, а он… я думала, что он другой. Теперь считаю его таким же. Мне больше не кажется, что поведение Тана как-то зависит от его отца. Нет! Он просто такой… жестокий и безразличный.
— Идем танцевать, хватит тут сидеть, — командует Стефа и поднимается с кресла. — Покажем им, что и без них неплохо.
Соня
На улицу выбегаю в одном свитере. Я знаю, на что способен Тан, поэтому за ни в чем не виноватого человека переживаю. Стефа двигается следом за мной. Шокированная и не понимающая, что происходит. Я ей в двух словах объяснила, что Игнат пропал, но сделала это слишком сумбурно.
— Я не понимаю, — качает головой. — Мы парня с вечеринки ищем? Он тебе понравился или что?
— Его Тан увел! Они с Самвелом тоже пропали.
— Так мы ищем Тана?
Я лишь отмахиваюсь и рыскаю взглядом по двору. От страха сводит все внутренности, но я никого не вижу и ничего не слышу.
— Идем в дом, ушли они, наверное, — тянет за рукав Стефа.
— Давай еще на площадке за домом посмотрим, — предлагаю.
— Уверена, что туда стоит идти? — скептически спрашивает, всматриваясь в темноту.
— Идем. Там по вечерам максимум местные алкаши собираются.
— Максимум?! — в ужасе восклицает, но идет за мной.
Уже на подходе к площадке понимаю, что никого здесь нет. Слишком тихо. Даже как-то непривычно. Пятница, вечер, обычно здесь и правда собираются мужики, чтобы спрятаться от жен и расслабиться, а сегодня – никого.
— Идем назад, — разворачиваюсь к Стефе, только вот вместо нее я врезаюсь в широкую мужскую грудь.
Сильные руки подхватывают меня за спину и не позволяют упасть. Я делаю глубокий вдох и тут же жалею, потому что знакомым запахом окутывает с ног до головы. Тан. Я пытаюсь его рассмотреть, но из-за кромешной темноты не вижу даже очертаний, зато слышу его шумное дыхание. Его грудь ходит ходуном то ли от злости, то ли от напряжения, то ли от столкновения со мной. Вот так сразу разобраться невозможно.
Пытаюсь отстраниться, но он не отпускает. Обнимает, прижимает к себе все крепче. Как на такое реагировать? Он пришел сюда с другой, а сейчас стоит, обнимает меня, словно имеет на это право.
— Отпусти.
— Как поняла, что это я? В темноте уродливого лица не видно.
— Кто еще может так нагло себя вести? — хмыкаю. — Отпусти, Тан, я не к тебе сюда пришла.
— А к кому? — тут же спрашивает. — Придурка этого ищешь, что к тебе подкатил?
— Где Игнат?
— Даже имя его запомнила. Быстро, однако…
— Где он, боже? Что ты с ним сделал?
— Я сделал? Зачем это мне? Мы с Само покурить вышли, видел просто, как он выбегал из подъезда.
Он все еще меня не отпускает. Так и стоим, дышим уже одним воздухом, так как ни миллиметра расстояния между нашими телами нет. Разве что губами не соприкасаемся, но дыхание горячим всплеском задевает мой висок. Обжигает, хоть я и стараюсь отклонять голову назад как можно сильнее.
— Ты подумала, что я из-за тебя его прессанул? — его насмешливый тон задевает за живое.
Подумала, да! А что я должна была думать? Он набросился на меня в спальне, а потом… так смотрел, словно я… ему принадлежу. Глупо, как же глупо с моей стороны.
— Я просто его искала, — нахожу слабое оправдание. — И где Стефа? Она шла за мной.
— Она вернулась почти сразу. Испугалась, видимо.
— Отпусти! Ну же, Стас!
Уже вырываюсь и от неожиданности едва не падаю, когда он размыкает руки. От переизбытка эмоций путаюсь и иду не в ту сторону.
— Собираешься кататься на качелях? — летит мне в спину. — Тогда хотя бы оденься, здесь холодно.
— Какое твое дело? — бросаю и раздраженно разворачиваюсь в нужную сторону.
Пролетаю мимо Тана, как разъяренная фурия. Так, в общем-то, себя внутренне и ощущаю. Пока иду к подъездной двери, корю себя за растерянность. Теперь Танский будет думать, что это он на меня так действует, что я обо всем забываю, но ведь… это не так! Я просто… дезориентирована в темноте. Не сразу поняла, куда идти.
— Соня!
Как только выхожу из темноты и попадаю в свет уличного фонаря, ко мне бросается Стефа. Чуть поодаль замечаю Само и, кивнув на него, спрашиваю:
— Он тебя задержал?
— Нет, я просто… испугалась! Там так темно было. Я замялась на долю секунды, а потом тебя позвала тихо-тихо, а ты не ответила.
— Я не слышала.
— Ты слишком быстро шла. Ты же знаешь, что я темноты боюсь, вот и не пошла за тобой. Там кромешная темень… бр-р-р-р…
— Поэтому ты меня одну отправила?
— Прости-прости, я не специально.
Злиться на подругу из-за таких мелочей не могу, потому что я тоже живой человек, и у меня есть страхи. После встречи с псом Кима я стала бояться больших собак, ну и врожденная боязнь высоты никуда не делась.
— Ты нашла Игната? — благо, Стефа спрашивает это шепотом.
— Тан сказал, он ушел домой.
— Тан? Ох…
Подруга смотрит куда-то за мою спину. Подозреваю, что там появляется Тан, но не оборачиваюсь. Подхватываю Стефу под локоть и тащу к входу. Только когда заходим в теплую квартиру, осознаю, как сильно замерзла. Все же выходить на улицу в одном свитере в середине января – плохая идея даже для южного региона. Одесса хоть и считается одним из самых теплых городов, но даже здесь в это время года минусовая температура.
Соня
Как только понимаю, что нахожусь в безопасности, прекращаю брыкаться и вырываться. Место страха занимают раздражение и злость. Что он здесь делает? Для чего пришел и испугал меня? Замираю и жду, когда отпустит, но Тан лишь командует:
— Идем.
Не отпускает, нет. Даже руку, накрывающую мой рот, не убирает. Делаю шаг на ступеньку, он идет следом. Так и шагаем паровозиком. Если бы кто-то увидел нас со стороны, подумал бы, что с нами что-то не так.
Медленно добираемся до квартиры. Я не закрывала входную дверь, поэтому остается только дернуть ручку.
Внутрь тоже заходим вместе, но дверь на ключ закрывает уже Тан. Сам. Я же просто стою и дышу носом. Пока поднимались, я успела успокоиться и сейчас просто стою. Замираю в ожидании.
Как только Тан убирает руку, вдыхаю воздух через рот, словно мне его не хватало. Пока прихожу в себя от недавно пережитого стресса, он разувается и проходит в квартиру так, словно просто пришел в гости. Оставляет меня в прихожей, а сам направляется в кухню, гремит посудой.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, когда вхожу следом и вижу, как он открывает тумбочку за тумбочкой и что-то ищет.
— У тебя есть кофе?
— Серьезно?! Ты до смерти испугал меня в подъезде, привел сюда, как заложницу, чтобы… просто попить кофе?
— Я собираюсь остаться.
— То есть… в смысле? Здесь?
— Да, здесь. Где этот чертов кофе?
Не выдерживаю его и своего напряжения. Подхожу к ящику стола, выдвигаю его и достаю ему несколько стиков кофе.
— Кто держит кофе рядом с ложками?
— Я.
Мне нужно время, чтобы переварить информацию о его желании остаться. Квартира большая, в бывшей родительской спальне есть дополнительная кровать, а моя комната закрывается на ключ, но я все равно не хочу, чтобы он был здесь. Не уверена, что смогу уснуть, зная, что через стенку спит он.
— Ты можешь выпить кофе и побыть здесь некоторое время, — предлагаю спокойно. — Но на ночь оставаться я тебе не разрешаю.
Не представляю, что мы останемся в квартире одни. Даже думать о таком не хочу. Тан не умеет держать себя в руках, а я не научилась отказывать. Ему – нет.
— Я не спрашиваю, — холодно рассекает тишину комнаты. — Я говорю, что остаюсь.
— Нет, ты не можешь…
Замолкаю, прибитая его тяжелым взглядом. Отворачиваюсь первой, не выдерживая. Не могу привыкнуть к тому, что его шрам теперь виден. Я столько раз хотела, чтобы он не стеснялся и открылся всем, а сейчас… мне страшно. Я не понимаю, почему сейчас. Почему, скрывая лицо столько времени, он сделал это теперь. Предпочитаю не думать о том, что это могли спровоцировать мои слова, брошенные перед отъездом.
Я сожалею о том, что сказала. Мои слова были резкими и безрассудными, они вырвались из меня в гневе, словно вулкан, который пробудился после длительного затишья. Сейчас понимаю, что не должна была. Стоило сказать правду, но тогда мною двигала обида, которую я чувствую и сейчас. Она преследует меня. Я пытаюсь не думать о том, что произошло, но не могу. Не могу не вспоминать то видео, что показала мне Злата.
— Ты не останешься! — говорю более резким тоном.
— И что же мне помешает? Ты?
— Да, я… пей кофе и уходи.
Я не смотрю на него, но слышу, как он усмехается, а затем абсолютно спокойно заливает растворимый кофе кипятком. Я вскидываю голову и врезаюсь в него взглядом. Вижу, как Тан берет чашку в руки и надвигается на меня. Останавливается совсем близко. Настолько, что я чувствую горячий пар, исходящий от напитка. Почему-то вспоминается то, как я принесла ему чай, а он… он сделал вид, что обольет меня. Ошпарит кипятком. Отшагиваю, но он надвигается на меня, не позволяя увеличить расстояние. Мой сердечный ритм начинает сбоить. Пульс ускоряется, разгоняется, дыхание сбивается.
— Я остаюсь здесь, — командует. — Хочется тебе или нет.
— Зачем?
— Потому что я так хочу.
— Хорошо, идем.
Разворачиваюсь и, не глядя, идет ли он следом, веду его в родительскую спальню.
— Можешь остаться здесь.
Я не хочу, чтобы он оставался, но спорить с ним у меня не получается. Тан абсолютно не идет на диалог, а выставить его насильно у меня точно не получится.
— Предлагаешь мне переночевать здесь? — ухмыляется, отпивая кофе.
— Есть диван в гостиной.
— Как насчет твоей кровати?
— Даже не мечтай!
— А что так? Раньше ты была вполне не против.
Руку, занесенную для пощечины, он останавливает прямо у своего лица. Перехватывает и сжимает. При этом такие эмоции на его лице ловлю, что автоматически тело охватывает дрожь. Осознаю, что Тан только что предотвратил.
— Боже… — выдыхаю.
Я пыталась его ударить. Снова. Так же, как и в прошлый раз. Тогда он сказал, что я отлично вписываюсь в их семью. Наверное, и правда вписываюсь.
Тан
— Хочу спать с тобой! — озвучиваю свои мысли. — В одной кровати.
Я весь вечер за ней наблюдал. Время от времени ловил на себе ее взгляд и не понимал, почему она смотрит. Другие – понятно. Не привыкли еще к моей внешности, не знали, что скрывается за косой челкой, но Соня – знала. И видела в спальне. Уже видела, а все равно смотрела. Так, что член вставал не от Златы, что извивалась на моих коленях и с улыбкой победительницы что-то шептала на ухо, а от нее.
— Что? — выдает ошарашенно.
Я зажимаю ее у кухонной тумбочки. Не позволяю отойти или отстраниться. Прижимаюсь настолько, насколько могу. Чувствую, что одержим, блядь, чувствую. До сих пор ее хочу. Я не был монахом все это время. У меня была не только Злата, но и другие. Сколько точно – не посчитаю. Проблема в том, что ни от кого так не торкало.
Рядом с ней сносит крышу. Руки дрожат, стоит представить, что прямо сейчас буду ее касаться, буду трогать оголенную кожу, ласкать и слышать протяжные стоны, как раньше. Блядь, что бы она ни говорила, а она тоже все это чувствует. Наэлектризованный между нами воздух и это ошеломляющее притяжение, которому сложно сопротивляться.
— Сегодня, — говорю с нажимом. — Хочу спать с тобой. Не в той комнате.
Я готов держать язык за зубами. Я, мать вашу, готов наступить себе на глотку и быть в тени, если она согласится, если…
Рывком усаживаю ее на столешницу, не встречая никакого сопротивления – и мне срывает тормоза. Она меня не отталкивает, я с дрожью в пальцах поднимаю ее свитер и запускаю руки внутрь. Прикасаюсь к оголенной коже, и меня будто током простреливает. Разве что стон с губ не слетает, когда осознаю, что она не сопротивляется. Напротив, откидывается слегка назад, предлагая доступ к телу.
Херовые мысли лезут в голову. Унизительные. Она меня оттолкнула, указала на мой недостаток, выставила ничтожеством, а я… схожу с ума, когда ее вижу, когда вдыхаю ее запах, трогаю. Целую. У меня губы сводит, стоит подумать о том, что я могу ее поцеловать. Сейчас, блядь, прямо сейчас. Могу. Но не буду. Не стану.
Она назвала меня уродом. Я помню. Конечно, помню, такое не забывается. Я каждый день, каждый гребаный день смотрю на себя в зеркало и понимаю, что она права. Понимаю, убеждаю себя не таить обиду. Она сказала правду, не врала, в лоб выдала то, что думала, но как же, сука… больно? Мне – и больно? Самому смешно от таких мыслей. Самому непривычно то, что вообще думаю об этом, вспоминаю постоянно и анализирую.
— Тан, что ты делаешь? — до меня словно сквозь толщу воды долетает ее голос.
С трудом, но я его слышу, только на ответы нет сил. Все чувства сосредоточены на ней, на движениях моих рук на ее теле.
Что я делаю? Знать бы, знать…
Пока не оттолкнула, успеваю максимум. Расстегиваю лифчик, стаскиваю его с ее груди, прикасаюсь. Помню, как целовал ее грудь, помню ее вкус на своих губах, языке, во рту. Она вкусная, она, черт возьми, слишком вкусная. Невыносимо. Хочу сделать это снова, но торможу себя. Напоминаю, что нежности – за гранью. Нельзя этого допускать. Единственное, что себе позволяю – прикоснуться к ее шее.
С ума схожу, когда губы касаются нежной кожи. Ее вкус снова заполняет все рецепторы. Выбивает воздух из легких и мысли из головы. Я прикусываю ее шею, совсем не нежно, может, даже останется след. Лижу ее кожу языком, срывая с губ приглушенный стон.
Она дрожит. Всем телом подрагивает, когда все это с ней проделываю. Хочет, она по-прежнему меня хочет. Несмотря на то, что мне сказала.
— Посмотри на меня, — требую, отрывая губы от ее шеи.
Соня не спешит открывать глаза. Сидит с прикушенной зубами нижней губой. Соблазнительная, манящая, до боли в яйцах желанная.
— Смотри!
Она распахивает веки. Смотрит. С желанием. Жду пару мгновений. Жду, что прочитаю в ее глазах отвращение. Если я ей противен – где оно? Я неправильно считываю ее эмоции? Разучился понимать, когда нравлюсь девушке, а когда нет? Не понимаю, чему верить.
Сжимаю пальцами ее соски, не больно, но ощутимо. С ее губ срывается выдох, и она снова прикрывает веки, хотя перед этим смотрела прямиком на меня. Я схожу с ума рядом с ней. Помню, что она нетронутая. Помню, как о таком забыть, но сейчас готов наплевать на все и взять ее прямо тут. Все равно хотел забить на нежности. Забить на все.
Когда добираюсь до пуговицы на ее джинсах, Соня словно приходит в себя. Тормозит мой порыв, перехватывает руки, хоть и не может меня остановить. Я сильнее, настойчивее, мною движет животное желание ею обладать. Но я останавливаюсь. Никогда девушек насильно не брал.
— Просто закрой глаза, — говорю ей, понимая ее остановку по-своему. — Закрой и забудь.
— Я хочу поговорить, — выдвигает хрипло. — Задать тебе вопрос. Можно?
— Валяй.
— Когда я уезжала, я… кое-что нашла.
Она закусывает губу и трясется. Я с трудом сдерживаю себя, но жду, жду, что спросит.
— Я нашла видеокамеру. У себя в комнате. Ты ее туда поставил?
Впервые в жизни до меня доходит значение слова “фиаско”.
— Тан…
Соня
Сжимая кулаки, наблюдаю за тем, как Тан рыскает по холодильнику, а затем со злостью выдает:
— Упала, видимо. Закатилась за холодильник. Найдешь – верни, ладно?
После этих слов он тут же направляется на выход, а я обнимаю себя за плечи и убеждаю стоять на месте. Ни в коем случае не идти за ним.
Лишь когда дверь с грохотом захлопывается, я отмираю, и напряжение покидает тело. Я соскальзываю на пол и сижу так некоторое время. Так много разных мыслей в голове в этот момент. Я цепляюсь за самые нейтральные, например, за предстоящую учебу, за поездку на кемпинг, о которой мы договорились с подругами, за необходимость искать работу. Но ни одна из этих мыслей в голове не задерживается.
Место им уступает произошедшее недавно. Я жалею, что спросила. Да, была обязана, я должна была узнать, кто поставил камеру, но… жалею, что спросила так рано. Я соскучилась. Очень сильно соскучилась по человеку, который снял меня на камеру. Я сразу поняла, что он врет. По напряженным рукам, по отсутствию удивления. Это было видно, я чувствовала. У меня с детства какое-то внутреннее чутье, когда мне врут. Я почти сразу это понимаю, особенно если знаю человека дольше нескольких минут.
Тан мне врал. Я должна была это знать, но, черт, как же не хотелось спрашивать. Хотелось думать, что все по-настоящему. Снова.
Поднявшись с пола, иду закрывать дверь, а затем отправляюсь в кровать. Долго кручусь, не в силах уснуть. Меня терзают тревожные мысли. Я цепляюсь за них, словно упустила что-то важное, но никак не могу понять, что именно. Как итог, утром просыпаюсь разбитой, с темными кругами под глазами и слегка припухшим лицом. Душ, конечно, здорово помогает. А еще макияж, на который я трачу неприлично много времени. Поразительно, но я не испытываю угрызений совести по этому поводу. Сегодня у меня нет никаких планов, но хочется выглядеть красиво.
Когда заканчиваю, телефон оживает трелью звонка. У меня… почти ничего не екает. Я прекрасно знаю, что кроме подруг и мамы звонить некому, но после вчерашнего что-то во мне непроизвольно ломается. Легкий укол разочарования при виде номера матери ядом просачивается в кровь и достигает сердца.
— Сонечка, привет, — стоит мне поднять трубку, как голос мамы звучит оживленно и весело. — Какие на сегодня планы?
— Да, в общем-то… никаких. Собиралась на кофе.
— О, подождешь меня? Я уже собрана, попрошу водителя сейчас и приеду, хорошо? Вместе кофе попьем, поболтаем.
Пока мама тараторит, я вдруг вспоминаю, как мы вот так раньше с ней сидели. В глубоком детстве, только тогда я пила теплый чай, а мама – свежесваренный кофе. Это было нашим своеобразным ритуалом, чтобы сблизиться и поболтать. Я понимаю это только с возрастом, а тогда мне просто нравилось проводить время вместе с мамой, пить чай и наслаждаться сладким печеньем.
— Хорошо, я буду ждать.
Мама действительно приезжает быстро. Новый звонок от нее поступает минут через двадцать.
— Мы подъехали. Спустишься?
— А ты… не будешь подниматься? — удивленно спрашиваю.
Почему-то я думала, что маме захочется посмотреть, как я устроилась в новой квартире. Пускай мама знает, как здесь все обустроено, но ведь что может быть важнее, чем посмотреть на жизнь дочери?
— Не буду, малыш. Я что-то замерзла. Собиралась быстро, выбежала без шубы, только шаль набросила.
— Ладно. Я спущусь.
Закрыв квартиру, быстро сбегаю по лестнице и выхожу из подъезда. Черный внедорожник, привлекающий к себе внимание блеском и богатством – редкость в нашем дворе, поэтому я безошибочно шагаю к нему. Не успеваю дойти, как дверца заднего сиденья открывается, и оттуда выглядывает мама.
— Залезай скорее, холодно.
Я быстро запрыгиваю в салон, коротко киваю водителю, хотя ему, судя по всему, вообще наплевать, что в машине теперь не только хозяйка, но и ее дочь. Стоит мне захлопнуть дверцу, как мама сжимает меня в объятиях. С силой прижимает к себе и говорит, что соскучилась.
— Ты не приезжаешь, — говорит обиженно. — Были выходные, новогодние праздники, а ты так и не приехала.
— Прости, я… с друзьями была.
— Ох уж эта молодость! — восклицает и обращается уже в водителю: — Давай-ка в “Мэдисон”, Рома.
Это кафе я прекрасно знаю, оно находится в центре. Мы пару раз там гуляли с девчонками после университета, но я думала, что мы поедем в “Штрудель” – здесь, неподалеку. Раньше мы часто ходили туда в выходные дни, я думала, мы с мамой повторим эту привычку, но не решаюсь предложить, когда она выбирает “Мэдисон”. В дороге едем молча. У мамы выходной, но даже сейчас она в работе, перезванивает кому-то, требует проследить, чтобы все сделали, как нужно.
— Слава богу, здесь свободный столик, — говорит мама, когда добираемся к “Мэдисон”. — Обычно в воскресенье здесь не протолкнуться. Нам повезло.
— Угу.
— Ты чем-то расстроена? Выглядишь подавленно. И словно не выспалась. Макияж сделала.
— У тебя тоже макияж, — замечаю.
— У меня возраст, — смеется мама. — Дорастешь до сорока трех, поймешь, что без макияжа почти никуда.
Тан
— Так что с впиской? — спрашиваю у Фила. — В силе?
— Да. В пять собираемся в моем загородном доме. Привозите все, как обычно.
— Ты со мной? — интересуюсь уже у Кима.
Он только мотает головой и смотрит хмуро. Не может простить мне тот день, когда я ринулся к Соне на квартиру, а его отвлек. Может, и в этот раз думает, что собираюсь отвезти его за город и свалить к ней? Да только нихера подобного больше не будет. Прошли этот этап, забыли. Не хочу больше. Уверен, что нет.
— Чего так? — спрашиваю. — Аська не поедет?
— Я не знаю.
— А ты спроси. Если что – наберешь.
— Ладно.
При упоминании Аси, вижу, уже не так уверен и категоричен в своем решении. Усмехаюсь. Даже интересно теперь, получится у них что-то или нет.
— Стас…
Я так резко торможу, что мои кроссы при трении об пол издают противнейший писк, разносящийся по периметру коридора. Романову, стоящую за дверью, я не заметил. Прошел мимо, а она меня увидела. Зовет вот теперь зачем-то.
— Чего? — поворачиваюсь к ней.
— Мне… нужно с тобой поговорить.
Неожиданно, конечно. Я даже подумываю послать ее… на хер, например. Или куда подальше. О чем будем разговаривать? Камеру снова поищем?
— Нашла камеру? — хмыкаю. — Если что, я не веду сейчас видеорепортаж, так что доказательств нашего разговора не будет.
— Стас…
— Тан. Будешь звать иначе – никакого разговора не будет.
— Хорошо, Тан. Пожалуйста. Мы можем поговорить наедине?
— Идем.
Тащу ее на улицу, в свою тачку. Лучшего места для разговора в принципе не найти. Дверцы захлопнули – и вот тебе пространство, где никто ничего не услышит. Если наедине, то только там. Ну и опять же… слышать не будут, зато смогут увидеть. Идеально, чтобы не съехать с катушек и не полезть к Романовой. Я, конечно, задвинул эти мысли куда подальше, но ладони при виде нее так и чешутся, а мозги медленно превращаются в кашу, словно там, в голове, запустился миксер пока еще на маленьких оборотах.
— Что за разговор? — бросаю равнодушно.
— Ты должен поговорить с родителями. Мама просила, чтобы ты…
— Стоп-стоп, что? — останавливаю ее на порыве.
Должен? Я, блядь, с восемнадцати никому нихера не должен. Даже отец это слово давно не использует, а она так просто заталкивает, будто я тут с открытой нараспашку душой сижу.
— Мама просила, чтобы ты поговорил с ними. Они… хотят кое-что сказать.
— Я нихера никому не должен. Это раз. Хотят сказать – пусть говорят, в чем проблема?
— Они… тебе так сложно уделить пять минут, посидеть за столом и послушать, что скажет моя мама?
— Мне тебя слушать сложно, сталкер. Так и хочется сжать руку вокруг шеи и случайно не сдержаться.
Она в ужасе распахивает глаза. Да, детка, я умею быть мудаком. Особенно когда трезвый. Особенно когда ты меня таким считаешь. А как, мать его, иначе? Показать, что до сих пор ее хочу? Правда ведь хочу. Так сильно, что зубы сводит и руки уже онемели от сжатых кулаков.
— Вдруг я не сдержусь и сожму руки на шее твоей матери, м?
— Ты не посмеешь! — восклицает и поворачивается ко мне.
Впервые с того момента, как сели в машину, смотрит на меня. Разгневанно, недовольно, словно разъяренная фурия.
— Не трожь мою маму, слышишь?
— И что мне за это будет?
Наклоняюсь к ней. Упиваюсь ее растерянностью и беззащитностью. Думаю, что наказываю ее, на самом же деле – себя. Были бы сейчас в другом месте – она наверняка бы уже лежала, а я терял голову, но здесь – нет. В институте она неделю была для меня пустым местом. Ничего не значащей сводной сестрой. Я не могу ее трогать, но, как сумасшедший, вдыхаю ее запах. Дышу им полной грудью, продлеваю агонию в надежде, что все закончится.
— Тебе это нравится? Издеваться над людьми? Ты получаешь удовольствие?
— Нравится, — повторяю за ней.
— Оставь мою маму в покое, она… не заслужила! — восклицает и хватается за ручку двери, чтобы выйти.
Не отпускаю. Дергаю за локоть на себя.
— Что мне за это будет, сталкер, м? Что мне будет за то, что я не стану делать того, что мне нравится?
— Ты… чего-то хочешь?
— Хочу… тебя. Подумай.
Отпускаю ее. Она тут же выбегает из машины как ошпаренная. Я же… остаюсь сидеть на месте. Прихожу в себя, жду, пока член в штанах прекратит таранить ширинку, и тоже выхожу.
На парах о сказанном упорно жалею. Стараюсь отогнать подобные мысли. Я – и сожаление? Что за бред вообще? Но они упрямо лезут в голову. Я однозначно сказал лишнего. На что инфузория готова ради матери? Уверен, на многое… А я? Я готов взять то, что она предложит? Если предложит! Смогу устоять и отказаться?
Тан
Я едва не пропустил этого дрыща, который сообщил всему универу, что собирается навестить Романову. Он вылезает из машины такси с шашечками. Сука, где он в нашем городе откопал такую убогую тачку с шашечками – загадка. Семь-два-семь позвонил, что ли, хотя и у них, кажется, такого уродства уже нет. Машина уезжает, а дрыщ направляется к подъездной двери. С цветочками, мать их, и каким-то пакетом. Презервативы у него там, что ли?
Первый порыв – зашагать следом, но я сжимаю руки на руле крепче и держусь. Никуда я, нахер, не пойду. Однако когда он не возвращается через десять минут, выхожу из машины. Иду и возвращаюсь за сумкой. Перебрасываю ее через плечо и шагаю к подъездной двери. На этаж взбираюсь за минуту, перепрыгивая сразу через две ступеньки. У дверного звонка меня клинит. Как вдавил кнопку, так ее и не отпускаю, пока дверь не открывается. На пороге – Игнат.
Смотрит на меня удивленно. Чему удивляется – непонятно. Я ему в прошлый раз популярно объяснил, что лезть к Соне – херовейшая идея. По тому, как быстро он тогда покидал вечеринку, сделал выводы, что проблем с ним не будет. Ошибся. Проблема есть. Стоит на пороге, хлопает глазами. В какой-то момент думаю, что он сейчас захлопнет дверь и будет убеждать Романову, что там – продавец пылесосов.
А вот хера с два!
Толкаю его плечом и прохожу в коридор. Почти сразу же натыкаюсь на ошалевший взгляд Романовой. Она стоит посреди коридора, сложила руки на груди и смотрит на меня.
— Здорово, — выдаю.
— Тан?
— Ага, он самый.
Швыряю сумку ей в ноги и прохожу в квартиру. Слышу хлопок двери за спиной, какой-то шепот. Блядь, пусть скорее шагают сюда, иначе этот подстреленный спустится с лестницы не на своих двоих.
В гостиную ко мне Романова идет не одна. С этим задротом, который, кажется, вспоминает все, что я ему не так давно сказал.
— Где я буду спать? — спрашиваю нахально.
Так, будто мы с Романовой заранее договорились о том, что я у нее перекантуюсь, только это ни хера не так. Мы вообще об этом не говорили. Я до последнего не думал, что приду к ней внаглую, да и не собирался. Я, вообще-то, ее забываю. Из головы выбрасываю нахрен, потому что ее присутствие там сильно лишнее. Ненужное, я бы даже сказал. Идеальные девочки не встречаются с мудаками. А с такими додиками, как за ее спиной – да. Вот руки чешутся его спустить с лестницы.
— Спать?
Как его там зовут? Ибанат?
— Игнат, я…
А, вот оно – имя. Почти угадал. На пару букв ошибся, хотя, уверен, ошибся не я, а его родители, или же баба в отделе регистрации двадцать лет назад.
— Спать, да. Соня любезно предложила брату свою скромную обитель, — не позволяю Романовой опровергнуть сказанные слова. — У нас с батей контры, а у Сони своя квартирка. С двумя комнатами к тому же.
Его полный разочарования взгляд отражает вселенскую муку. Да, не выйдет у них сегодня ничего. Да и вообще не выйдет. Как только дотянусь – у него всякое желание пропадет к Романовой подходить, не то что приезжать к ней домой на уебищной тачке.
— Мне, наверное, пора, — сообщает он, улавливая мое настроение.
Уверен, что он не идиот. Это Соня может делать вид, что ей безразлично мое присутствие, а он – нет. Бежит, как крыса с тонущего корабля.
Дожидаюсь, пока она закроет за ним дверь. И жду, когда Соня вернется в гостиную, чтобы поговорить. Она приходит, правда, с моей сумкой. Как только ее подняла – не представляю, а ведь она ее еще и швыряет в меня со словами:
— Вали отсюда! Я тебя не приглашала.
— Фу, как грубо, сестричка. Не пустишь пожить? Раз уж настаивала на общении с отцом.
Пока ехал сюда, успел охуеть от ее умения строить из себя святую простоту. Невинность из нее так и перла, когда она распиналась и просила меня поговорить с родителями. Военка – вот это их важное заявление? Так она планировала от меня избавиться? Отправить на хер за пятьсот километров и радоваться жизни в обнимку с этим?
— Вы поссорились?
— Насколько я могу судить о последствиях нашего разговора – да, именно.
А еще со следующей недели меня вроде как отчислили. Приостановили в учебе, но так как повиноваться и отправляться хер знает куда я не планирую, то вопрос отчисления – временный. Отчалить придется в любом случае.
— Не понимаю, — восклицает. — Тебе так сложно порадоваться за родителей?
— Пиздец как сложно. Кстати, что надумала? Я, так-то, мать твою в покое оставил – к тебе вот переехал.
— Ты не будешь здесь жить!
— А где мне жить? Не дома же! Там твоя мама, а я обещал ее не трогать. Возможно, через недельку-вторую к ней с цветами поеду. Так ты представляла, что ее приму?
— Какой же ты…
— Какой есть. Так где мне спать? В той комнате, что ты в прошлый раз показала?
— Здесь, — огрызается. — Все равно ты тут надолго не задержишься.
— Сдашь меня отцу – я превращу твою жизнь в ад, даже если буду отсутствовать в универе. Так что советую делать вид, что ты не знаешь о моем местоположении.
Соня
В машине Тана пахнет никотином и почему-то клубникой. Мы едем минут двадцать, и все это время я пытаюсь понять, откуда исходит запах ягод. Осматриваюсь, принюхиваюсь сначала к двери, затем к заднему сиденью, к Тану, хотя это точно не от него. В квартире, откуда мы уехали, этого запаха не осталось.
— Что с тобой не так? — хмуро спрашивает, когда останавливаемся на светофоре.
— В смысле?
— Дергаешься. Это отвлекает.
— Я просто…
Пытаюсь определить, откуда в твоей машине клубничный запах? Какой бред. Даже озвучивать такое не стану.
— Можно я сяду назад? — выдаю первое пришедшее на ум объяснение.
— Нет.
— Понятно.
Дальше вертеться перестаю, но не могу избавиться от мыслей. Что это за запах? Он явно не принадлежит Тану. Я в этом почему-то уверена. Уж слишком он… девчачий. Спросить не решаюсь. Если окажется, что это духи Златы – не уверена, что доеду к месту назначения. Интересно, она там будет? Должна, если они с Таном встречаются. Непонятно, правда, что делать мне. Я даже не знаю, куда мы едем. Тан ответил обтекаемо, сказал что-то про вечеринку и что останемся там на ночь, так что я взяла пижаму, собственное полотенце, зубную щетку. Бросив взгляд на мою рюкзак, Тан лишь закатил глаза, но ничего не сказал.
Когда останавливаемся у высоких кованых ворот, понимаю, что мы приехали. Прибыли в пункт назначения. Ворота разъезжаются, и мы попадаем на огромную территорию, заставленную автомобилями разных марок и цветов. Здесь по меньшей мере двадцать машин. В центре стоит огромный дом, из которого доносится громкая музыка. Хоть окна и зашторены, видно, что в них горит свет.
— Чей это дом? — впервые с момента, как мы выехали, сама обращаюсь к Стасу.
— Фила. Родителей его. Мы часто тут тусим.
— И они не против?
— А должны? — хмыкает.
— А если что-то сломается?
— Вряд ли.
Уточнить, что он имеет в виду, не позволяет шумная компания, вываливающаяся из дома. Узнаю всех по внешности – они учатся в нашем университете. В центре раскрасневшийся и улыбающийся Самвел.
— Тан! — восклицает при виде нас. — Мы думали, ты уже не приедешь.
— Поэтому обрывали мне телефон звонками? — хмыкает Тан в ответ. — Че у вас тут?
— Не очень прилично, если ты об этом.
— Понятно. Держись ближе, — командует уже мне.
Когда заходим в дом, возникает острое желание его покинуть. Выйти и сделать вид, что ничего я здесь не видела и вообще сюда не приходила. К сожалению, врезавшиеся намертво в воспоминания образы и картинки вряд ли оттуда когда-либо уйдут. Тан, судя по абсолютно спокойному выражению лица, видит такое не впервые. Я уже собираюсь потащить его за рукав, когда замечаю рядом со столом, на котором стоят бутылки с алкоголем и стаканчики, знакомый силуэт.
— Стефа?!
Я не знаю, какие чувства испытываю больше. Удивление, стыд, смятение или ужас. Наверное, все вместе. Когда подруга оборачивается, вижу в ее взгляде отражение своих чувств. Она при виде меня испытывает то же самое.
— Стой здесь, — Тан продолжает раздавать приказы так, словно имеет на это право. — Я вернусь через минуту.
— Ты… как здесь оказалась? — первой прихожу в себя.
Стефания отводит взгляд, словно не хочет говорить, что с ней бывает редко.
— Господи, что это вообще за место?
— Такие вечеринки Фил устраивает раз в… месяц.
— И ты здесь постоянно бываешь? — в ужасе распахиваю глаза.
Для меня вечеринка, где пары открыто проявляют свою любовь, похожа на оргию. И пускай ничем таким они не занимаются – всего лишь целуются и трогают друг друга, – мне не по себе.
— Второй раз, — объясняет Стефа. — Впервые была еще в прошлом году.
— Ты мне не рассказывала! — как ни стараюсь, а голос все равно звучит с налетом упрека.
Не то чтобы я хотела знать об этом собрании или, не дай боже, на нем присутствовать, но я думала, что мы делимся всем.
— Я тебе все расскажу, хорошо? Позже.
— Ты здесь одна?
— Я тут… с Самвелом. А ты? Как ты здесь оказалась?
— С Таном, — пожимаю плечами. — Это долго объяснять. У меня… не было выбора.
На самом деле он был. Тан поставил меня перед фактом. Или мы едем на вечеринку, или он нагло забирается ко мне в комнату и спит со мной в одной кровати. Я такого допустить не могла, поэтому согласилась на поездку.
— Держи, — Стас возвращается позже, чем через минуту, и протягивает мне стакан с прозрачной жидкостью.
— Это что?
— Шампанское.
Тан бесцеремонно пихает стакан мне в руки.
— Я не буду пить.
— Зря. Советую выпить.
— Но…
Тан
Она ему улыбается. Искренне. Так, словно он, мать его, центр ее вселенной. На меня с момента, как к нему повернулась, не смотрит. Мастерски игнорирует.
Предполагалось, что эта вписка поможет отвлечься. Я вообще сюда должен был ехать один. Просто отдых с парнями, возможно, знакомство с девушками, которых еще не знаю, но по первому взгляду на присутствующих понимаю, что ничего бы не вышло. Знакомиться не с кем. Те, кто приехал один, не очень, а остальные уже заняты. Как так вышло, что вместо одиночества на мне висит сводная сестра, а в довесок еще и Злата – понятия не имею. Авдеенко так вообще неясно откуда про вписку узнала. Мы не так чтобы распространялись. Чужих здесь нет, в основном свои, давно проверенные ребята.
— Фил, — тяну друга за рукав, когда он проносится мимо.
Торможу.
— Чего?
— За братом присмотри.
— Он не маленький, — пожимает плечами и идет дальше.
Я закипаю и раздражаюсь. Слюни Златы, которые она оставляет на моей щеке, вымораживают до такой степени, что в какой-то момент я ее спихиваю в сторону. К самому краю дивана отталкиваю.
— Эй! — возмущается. — Зачем так грубо?
— Заканчивай.
— Не поняла?
— Что ты не поняла? Я говорил, что между нами только секс. Что началось теперь? Что за поцелуи, блядь, и объятия?
— То есть вот как?
— Вот как…
Отворачиваюсь. Тратить на нее энергию не хочется. Обвожу взглядом гостиную и не нахожу Романову. Ее нет, как и Натана.
— Ну Танчик… ну что ты начинаешь?
— Отвали! — сбрасываю ее руку, которой она хватается за мою ладонь. — Развлекайся. Понадобишься – я позову.
Первым делом нахожу Фила и спрашиваю, где его брат.
— Я почем знаю? — хмыкает. — Он взрослый, сам может тут слоняться.
— Взрослый… Я ему хер оторву, и будет не взрослый, — рычу нервно.
Думать о том, что конкретно пьяненькая Романова может позволить хитрому и настойчивому Натану, не хочу. Но упрямо слоняюсь по гостиной, пока не приходит понимание, что их здесь нет. Бросаю взгляд на второй этаж. Так сразу? Да ладно… Разве что если он ей что-то подсыпал? Твою мать, просил же не ее трогать. Даже не смотреть в ее сторону и не дышать. Он, мать его, где в этот момент был?
У лестницы, ведущей на второй этаж, меня хватает за руку Сонина подруга.
— Они на улицу выходили, я видела.
Решаю не делать вид, что ищу не Романову. Киваю и направляюсь к выходу. Группа парней стоит в стороне, курит и о чем-то громко переговаривается. Блокируют, мать их, любые другие звуки. Ничего из-за их хохота не слышно, поэтому бегаю туда-сюда, как придурок, пока не решаю просто обойти дом по кругу.
Голубков нахожу в беседке за домом. Стоят там молча и смотрят куда-то вдаль. Из освещения сейчас только яркий лунный свет, так что вижу только их силуэты. Не зажимаются – уже хорошо. Не придется брату Фила руки ломать.
— Так что думаешь? Может, и правда сходим куда-нибудь, раз ты одна? — долетает его вопрос.
Может, и придется… Не знаю, как руки, а вот по роже съездить уже хочется. Невыносимо сильно. Держу себя в руках, конечно. Напоминаю себе, что Натан, так-то, родной брат Фила. Он на пару лет нас младше, но с шестнадцати почти по всем вечеринкам с нами таскается. Тогда мы за ним присматривали, а сейчас он типа вырос, уже может сам за себя подумать. Нихрена это все не помогает. Так чесануть его челюсть хочется – едва сдерживаюсь.
— Я не знаю, Натан, — слышу ее голос.
Что тут знать? Шли его подальше. Во-первых, слишком мелкий, во-вторых, слишком… “сталкер”. Знает же, с кем она приехала, и все равно лезет. Бесстрашный.
— Нат! — окликаю его и делаю шаг к ним. — Тебя Фил искал.
— Зачем? — спрашивает и совсем не спешит в дом к брату. Стоит дальше рядом с Соней.
— Затем. Вали давай. Срочно.
Когда и после этого не двигается с места, обхожу скамейку, у которой они стояли, и останавливаюсь рядом с Романовой.
— Тебе ускорения прибавить или что?
— Пойдем, — подает голос Соня.
— Тебя не звали, — торможу ее на берегу.
До Натана наконец доходит, что, скорее всего, никакой брат его не звал, и отправляю я его, потому что слишком много себе позволил. Как только понимает – сдувается, словно и не было его здесь. Остаемся наедине. Соня молчит и уйти больше не пытается.
— Его никто не звал, да?
— Да.
— И зачем? Зачем ты все портишь? — спрашивает с вызовом.
— Я сказал ни с кем здесь не общаться. Ничего не пить из чужих рук.
— И что мне делать?! — произносит озлобленно. — Сесть в уголке и сидеть?
— В идеале.
— Знаешь что… А вези меня домой. Прямо сейчас. Давай, поехали.
Выдает это все прерывисто и недовольно. Словно действительно прямо сейчас уезжать собралась, а не капризничает.
Соня
В груди все сжимается, когда осознаю, что остаемся одни. В небольшой комнате, где есть только широкая кровать. Моментально становится мало места. Особенно когда Тан бесцеремонно плюхается на кровать, тем самым демонстрируя, что не шутит. Мы будем спать вместе, на одной постели. Здесь даже дополнительного одеяла нет.
Чтобы чем-то занять руки, разбираю рюкзак. Достаю предметы гигиены и отправляюсь в ванную. К счастью, она находится прямо в комнате. Достаточно открыть дверь и спрятаться под предлогом необходимости переодеться. Жаль, что вместо ванны здесь душевая кабинка. Иначе бы у меня появилось дополнительное место для ночлега.
Долго прятаться не получается. Я чищу зубы, тщательно умываюсь, переодеваюсь и даже просто стою, глядя в зеркало, но все же понимаю, что пора выходить. Наверняка Тан тоже захочет принять душ и переодеться.
Как только возвращаюсь в комнату, он идет в ванную, а я забираюсь под одеяло и натягиваю его до подбородка. Сомневаюсь, что это поможет. Я… рядом с ним теряю контроль над собой. Все разумные мысли разом меня покидают, так что я силюсь уснуть, чтобы не было необходимости делать это при нем.
То, что переодеваться Тан не собирается, понимаю тогда, когда он выходит из душа в одном набедренном полотенце. С мокрыми от воды волосами, с влажными каплями по телу. В первые мгновения от шока пялюсь на него, рассматриваю. Прорисованные идеальные мышцы, широкие плечи, сильные руки и дорожка волос, уводящая взгляд под полотенце, тоже навсегда отбивается в памяти.
И только потом прихожу в себя и отворачиваюсь, краснея. Переворачиваюсь на другой бок, чтобы избежать соблазна смотреть на него. Но как только закрываю веки, перед глазами маячит его силуэт. Слишком четко, чтобы не думать и не вспоминать, как вот так же видела его в своей комнате. И что было потом…
Пытаюсь напомнить себе, что потом – он втайне снимал меня, и даже после его объяснений остаются сомнения. Если допустить, что сказанное им правда, то как видео оказалось у Златы? Он был со мной, а потом спокойно пошёл к ней? Однако чему я удивляюсь…
Сегодня он был с ней… а после пошел ко мне. Поражаюсь его способности так легко менять девушек. Сколько раз за день он метался между нами? Один, два, пять?
Правильные мысли и злость приходятся очень кстати, когда рядом прогибается кровать, а после Тан наглым образом тащит на себя одеяло. Ну и пускай забирает. В теплой закрытой пижаме мне не должно быть холодно. А спать с ним, судя по всему, практически голым, под одним одеялом слишком… опасно. Не поворачиваясь к нему, отбрасываю одеяло, уступаю.
Все это время я практически не дышу. Не дышу, не думаю, пялюсь в одну точку во тьме. Понимаю это, только когда чувствую прикосновение, и с шумом выпускаю воздух. Моя неожиданная реакция действует на Тана как спусковой крючок. Он вмиг переворачивает меня и оказывается сверху. Не успеваю опомниться, как его губы прижимаются к моим, а язык врывается в открытый от удивления рот. Все происходит настолько неожиданно, что моя собственная реакция меня пугает. Пугает то, как я реагирую на него. Дрожу всем телом. До мурашек. И только шок заставляет замереть и не ответить на его жадные ласки.
Поначалу мне кажется, что его поцелуй будет грубым, жестким, напористым, как было раньше. Поначалу он такой и есть. Но буквально через пару секунд на смену жадности приходит неизвестно откуда взявшаяся… нежность. Словно почувствовав мое напряжение, он оставляет мне право выбора. Дает возможность остановить, оттолкнуть, прекратить это сумасшествие или… ответить.
— Тан… — выдыхаю между поцелуями, получив секундную передышку.
Но продолжить не успеваю. Он снова закрывает мне рот поцелуем, а руки жадно шарят по моему телу, забираясь под кофту.
Зачем он так со мной? Мне слишком сложно противостоять ему. Слишком сложно сопротивляться. Я так упорно пыталась не думать о нем, вытравить все глупые чувства и фантазии, а стоило ему прикоснуться ко мне – и все внутренние установки испаряются. Тан прикасается с такой жадностью и вместе с тем с таким трепетом, словно боится, правда боится, что оттолкну. Не потому что жаждет утолить банальное физическое желание, а потому что жаждет меня.
Злата здесь, а он со мной. Это ведь что-то значит? Сомневаюсь, что причина, как он сказал, в каких-то правилах. Тан никогда не придерживался правил. Он всегда делает то, что хочет. Значит, он хочет меня. Прямо сейчас. Не могу не думать о том, что где-то там есть Злата, и она приехала к нему сегодня. Вероятно, он об этом знал. Может, даже позвал ее.
— Тан. Прекрати, — получается почти решительно. Получается даже оттолкнуть его.
— Почему?
Он снова приближается. В слабых отблесках света с улицы вижу, как горят его глаза. Голодный, дикий взгляд на миг пугает и затягивает в водоворот своего безумия.
— Потому что. Так нельзя! Неправильно! Я так не могу…
— Не можешь так? Или с таким?
Его взгляд вспыхивает, до меня резко доходит, что он имеет в виду.
— Не могу так, как ты. Этот обман… где гарантия, что это не повторится?
Он молчит. В воздухе искрит напряжение. Мне кажется, он сейчас скажет что-то в своем духе, что ему плевать, разозлится, нагрубит.
Но вместо этого он говорит мягко, тихо, даже, кажется, с сожалением:
Тан
В первые мгновения, как пришел в себя после аварии и операции, думать о том, какого черта у меня забинтована половина лица, не приходилось. Болело все тело. Кожа, мышцы, местами сломанные кости. Я буквально проходил круги ада и первые несколько суток отключался на обезболивающих. Спал, чтобы не чувствовать.
То, что с лицом “что-то не так”, понял, когда пришел отец. Как-то так вышло, что я не задавался вопросом, почему его нет. Почему единственным посетителем, помимо врача, был только Ким. Я увидел его в первый раз, когда открыл глаза, и видел практически постоянно, когда отходил от обезболивающих и снотворных. Отца не было. Тогда казалось, что я просто много сплю. И только когда я увидел его искаженное неприятием лицо, стало ясно, что со мной что-то “не так”.
Мгновение – и ты урод. По щелчку пальцев. Из-за чьей-то ошибки. Я был уверен, что мотоцикл просто “не проверили”. Ошиблись, пропустили поломку. Позже стало известно, что его “испортили”. Пока Ким выяснял, кто именно, я каждый день пытался принять себя. Смириться с обезображенным ожогом лицом, с тем, что от меня будут шарахаться. Я сомневался, что кто-то в трезвом уме и твердой памяти ляжет в постель с таким, как я.
Никто и не ложился. Скрыть шрам оказалось просто. Еще проще – считать окружающих говном, недостойным даже подошв твоих ботинок. Все было легко. Банально. Пока в доме не появилась Романова. Когда она увидела открытый шрам, я, мать его, не думал, что через каких-то пару месяцев ее губы будут к нему прикасаться. Я… в самых откровенных снах такое не мог представить.
Однако происходящее не сон. Соня напротив меня, прикасается к шраму губами, ласкает пальцами шею. Я… дрожу, блядь, будто девственник, и мне пообещали секс. Первый, мать его, в жизни. Именно такие чувства сейчас. Даже сильнее, потому что в свой первый раз я… не терялся. Я твердо знал, что нужно делать, а сейчас… торможу и сомневаюсь.
Не хочу сделать ей больно. Не представляю, как вообще лишу ее девственности. Стоит представить, что ей будет неприятно – меня кроет. Импульсы дрожи, дорвавшиеся к рукам, умело пресекаю. Не хватает еще опозориться и облажаться. Соня ведь тоже хочет. Сгораем с ней вместе. В омут ныряем с такой силой, что страх захлебнуться возникает по инерции.
Пальцы подрагивают, когда тянусь к застежке ее лифчика. Кофту снимать не спешу, даю ей возможность привыкнуть. Раньше давил, брал то, что хотел. Был уверен, что не откажет. Видел по ней, что не сможет. За какие-то жалкие несколько недель все изменилось. Соня по-прежнему меня хочет, сгорает синхронно вместе со мной, но… я не могу так, как прежде. Не получается.
Купаю ее в нежности. В легких, почти невесомых прикосновениях. Каждый раз наступаю себе на горло, потому что не привык так. Потому что хочется сгрести в охапку, подмять под себя, оставить на шее засосы. Пометить ее собой. Чтобы смотрела в зеркало и вспоминала меня, чтобы знала, кому принадлежит.
С трудом подавляю собственнические замашки. Ловлю губами ее сорвавшийся негромкий стон.
— Стас…
Так меня называть может только она. Лишь ей позволяю. С ума схожу, когда она с придыханием мое имя произносит. Пиздец как сексуально у нее это получается.
— Можно теперь я? — просит, когда наконец снимаю с нее кофту.
Она передо мной почти голая. Сверху – абсолютно. На середине пути Соня меня тормозит.
— Что ты?
— Раздену тебя.
О, да, мать вашу…
— Давай.
У меня от одной мысли об этом член болезненно поджимается. Когда сдуру напялил на себя обратно одежду, прежде чем забраться к ней в постель, не думал, что вскоре так этому обрадуюсь. Теперь же представляю ее руки на своем теле и развожу свои в стороны. Позволяю ей, конечно. Сам этого хочу. Впервые. Никогда прежде процесс раздевания не был для меня чем-то особенным, сакральным. Сейчас все именно так и происходит. Едва ее подрагивающие пальцы прикасаются к краю футболки, с шумом втягиваю воздух. Поднимаю руки вверх, помогаю Соне оставить меня без одежды. Как только футболка оказывается в ее руках, замираем. Вижу, как трепещут ее ресницы, как подрагиваю губы, а взгляд бегает по моему телу. Соня замирает с одеждой в руках. В какой-то момент вообще кажется, что она сейчас спрячется за тканью, но она отбрасывает ее в сторону и тянется ко мне. Охотно подставляет для поцелуев губы и так отвечает, что мне срывает крышу.
Сдавливаю Соню в объятиях и целую так, как хотел весь вечер. Глубоко. Влажно. С напором. Засовываю ей в рот язык и с ума схожу от дразнящего все рецепторы вкуса. Опрокидываю ее на спину. До этого стояли на коленях, словно боясь соприкоснуться с постелью.
Как только укладываю Соню на лопатки – ложусь сверху. Рывком закидываю ее ноги себе на бедра и вдавливаюсь членом в ее промежность. Полностью соприкоснуться мешает одежда, но и барьерного столкновения достаточно для того, чтобы закоротило. Соня с выдохом громко стонет, я сдерживаюсь, но теперь еще больше боюсь позорно кончить в штаны от одного прикосновения. Кажется, что только его достаточно. Ее оголенных острых сосков, задевающих мою грудь, тяжелого неровного дыхания и ее вкуса. Сбивающего с ног. Опьяняющего. Дурманящего.
— Идем до конца?
Добираюсь до резинки ее штанов.
Соня медлит.
Смотрим друг на друга с тяжелым дыханием. В ее взгляде – неприкрытое искреннее желание.
Соня
Выстроенные ранее барьеры с треском рушатся. Я столько раз повторяла себе, что между нами с Таном больше ничего и никогда быть не может, что… сама не верю. Особенно сейчас, когда мы вместе в одной комнате, в одной кровати, когда я трогаю его. Не просто прикасаюсь к телу, а поглаживаю его… член.
Стоит об этом подумать, как щеки начинают гореть. Наверняка еще и краской заливаются, но Тан, похоже, не замечает. Его шумный выдох выводит меня из ступора. Я бросаю беглый взгляд на его лицо. Ищу там ответы. Нравится? Ему нравится?
— Все круто, — кивает. — Продолжай. Можешь снять с меня… все.
Я знаю, я предлагала. Сама сказала, что хочу его раздеть. Больше, конечно, чтобы тоже чем-то заняться, чтобы ему тоже было хорошо. Теперь хочу спасовать. Как представлю, что буду его раздевать – от стыда сгореть хочется. А еще от возбуждения. Теперь я знаю, что это такое.
— Смелее, — подгоняет.
Потом, когда видит, что я по-прежнему медлю и не спешу, кладет ладонь мне на бедро. Слегка сжимает и уводит руку между ног. Я пытаюсь закрыться. Господи, конечно пытаюсь. Раньше это было иначе. Не так. Он трогал меня, пока я лежала. Мы не смотрели друг другу в глаза, не читали во взглядах желание и похоть. Сейчас мы друг у друга как на ладони. Мне… непривычно.
— Позволь, — просит, когда у него не получается.
Я несмело расставляю ноги. Когда прикасается, не сдерживаю громкий хриплый стон.
— Мокрая. Пиздец, какая ты мокрая.
Его пальцы между ног вытворяют что-то невообразимое. Я задыхаюсь, пульс ускоряется, сердце барабанит о грудную клетку, а руки дрожат. Импульсы дрожи вообще прокатываются по всему телу. Исходят от низа живота выше, проскальзывают с невообразимой силой по телу: спине, рукам, ногам.
— Смотри на меня, — слышу словно сквозь толщу воды.
В его взгляде утопаю, стоит распахнуть веки. Смотрим друг на друга мучительно долго. Тан все еще ласкает меня пальцами, а я, не сдерживая стонов, приоткрываю рот и, подобно рыбе, выброшенной на берег, шевелю губами.
— Такая красивая, — отвешивает мне комплимент.
Я могу только кивнуть.
— Разденешь меня? Ты же хотела. И я… хочу.
Тан ложится на простынь и смотрит в упор на меня. Красивый, сексуальный, нереальный. Шрам ничуть его не портит, наоборот. Ему идет. Это странно – о таком думать. Но даже в этом изъяне я нахожу привлекательность. Красота в глазах смотрящего: только сейчас я понимаю значение этого выражения.
Набравшись смелости, прикасаюсь к застежке на его брюках. Аккуратно расстегиваю пуговицу, намеренно провожу ладонью по члену, когда тяну змейку вниз. Тан с шумом выдыхает, а я делаю глубокий вдох и тяну джинсы вниз. Конечно, он мне помогает. Остаются боксеры. С ними справиться легче, но решиться сложнее. Я не видела Тана там так близко. Не рассматривала, стесняясь. От вида внушительного бугра, скрытого черной тканью боксеров, мне становится жарко. Пульс учащается еще больше, я слышу, как удары сердца отзываются барабанной дробью в ушах.
Когда тянусь руками к боксерам и тяну их вниз, закрываю глаза. Тан меня видел, трогал, целовал. Исследовал все тело, я же… не могу так сразу решиться. Съеживаюсь, когда чувствую, как он обнимает меня за талию.
— Смотри на меня.
Широко распахиваю веки и смотрю на Тана. Он напротив. Обнимает меня, плотно прижимая к себе. Я… чувствую, как его член упирается мне в живот. Большой. Горячий. Пульсирующий.
— Ничего не будет, если ты не захочешь, — убеждает.
Наверное, стоило бы на этом закончить. Сказать, что не хочу и нам пора просто лечь спать, но я почему-то мотаю головой. В эту минуту совершенно ни о чем не думаю. Причины своего поступка стараюсь не искать. Просто… чувствую.
— Тогда смотри…
Тан отстраняется. Стоит на коленях и смотрит мне в глаза, затем – медленно опускает взгляд вниз. Я повторяю за ним. Словно завороженная смотрю на то, как Тан сжимает член в руке и проводит по нему ладонью.
Сглатываю и чувствую при этом неожиданный прилив возбуждения. Это странно, учитывая, что ничего необычного в его пенисе нет. Он… неприлично большой, с крупной розовой головкой, с рисунком венок вокруг. Испытываю неконтролируемое желание прикоснуться. Как только приближаю руку к члену – назад дороги уже нет. Тан перехватывает инициативу и сжимает своей рукой мои пальцы. Помогает, показывает, как ему приятно.
В этот момент приходит понимание, насколько же мы все-таки разные. Физиологически.
Я шумно дышу, пока моя рука плотно обхватывает член Тана. Так шумно, что в какой-то момент он серьезно спрашивает:
— Порядок?
Вместо ответа лишь киваю и, закусив губу, смотрю туда, где сейчас находится моя рука. Тан свою убрал. Я остаюсь в гордом одиночестве с большим членом в руке и абсолютным непониманием, что делать дальше. То есть… я, конечно, знаю. Он только что показал, но почему-то медлю.
— Ну же, Соня… — хрипло, слегка надсадно произносит. — Отмирай.
Повторяю показанное им ранее движение: провожу ладонью по члену до основания и обратно. Стараюсь не думать о том, что прямо сейчас происходит, что я делаю. Как прикасаюсь к органу Тана. Он у него… необыкновенный. Я представляла его другим. Не таким… мягким? Когда ласкаю его рукой, пытаюсь представить, прикасалась ли я когда-либо к чему-то подобному. Думаю, нет. Точно нет.