Взгляд самого опасного преступника провожает до выхода. Въедается, отпечатывается в памяти, как и весь его образ. Белые волосы — слишком заметная деталь для того, кто оказался вне закона, редкая и неприятная мутация, которая встречается только по эту сторону пустыни. Даже замаскироваться не выйдет, молочная кожа и глаза, излишне чувствительные к ультрафиолету, все равно выдадут. За два дня в поезде Лэйн вдоволь нагляделась на плакат о розыске, он стал единственным развлечением на фоне унылых пейзажей и неприметных пассажиров, будто и не бандита изображал, а кого-то особенного. Резкие черты лица. Хищные, напряженные — пустынный волк, готовый к прыжку. Встречаясь глазами с потрепанным клочком бумаги, Лэйн и сама натягивается, будто вспоминая, зачем она здесь. Выпрямляется, проверяет клинок за спиной, сильнее запахивает шарф.
Двери открываются, и острая как стекло пыль затапливает вагон, соленым песком оседает в карманах, просачивается, скрипит на зубах. Каждый вдох отдается болью, из расцарапанного горла рвется кашель. Пытаясь рукой защититься от поднятого мусора, Лэйн делает шаг на перрон.
— Не любишь песок? — голос легионера скрипит безразличием сквозь респиратор. — Прости, тут для тебя плохие новости.
Он предлагает переждать бурю на вокзале, но Лэйн мотает головой: стихия может бушевать долго, и лучше добраться до гостиницы, чем ночевать на неудобной скамье без еды и воды. Изуродованный небоскреб — пожранный временем кусок Старого Мира — становится ориентиром, мигает впереди зловеще-красным. Даже сквозь ночь и бурю ощеривает клыки, впивается зубьями антенн в посеревшее небо, протягивает лапы-арматуры. В пустыне таких гигантов сотни, погребенные под слоем земли, полные механоидов, залезая в них, никогда не знаешь, как умрешь — от яда, мутантов или оружия Эры Пепла. Безжизненные улицы пахнут ржавчиной и разрухой, дребезжат прикрученными наспех металлическими листами. Город как свалка: беспорядочно налепленные дома, собранные из всего, что попалось под руку, контейнеры, неоновые рекламные щиты, среди которых вывеска отеля. Внутри наверняка не лучше, редко где в Содружестве можно встретить хорошую гостиницу, в такой дыре как Сэнд-Харбор и подавно.
Когда дверь не отворяется с первого раза, Лэйн начинает думать, что остаться на вокзале не худшее решение. Отчаявшись, барабанит со всей дури. Кашляет. Не от пыли — от вредных химикатов, принесенных со дна мертвого моря, что сейчас зовется Великой пустыней. Одна из створок открывается, впуская внутрь вместе с тучей мусора, а любая попытка протереть глаза заканчивается яркими вспышками.
— Не вздумай тереть! — предупреждает мужской голос, и она слушается — боль становится невыносимой. — Я принесу лосьон.
Незнакомец затворяет дверь, ворчит, копаясь среди пузырьков и шуршащих бумаг, и, наконец, осторожно протирает ей глаза. Колючий песок мгновенно прилипает к ткани.
— Угораздило же приехать во время бури. Тут шарфом не отделаешься, — он выпрямляется, и Лэйн смотрит на него снизу вверх. — Я Оуэн, хозяин этой берлоги. Можешь снять номер или просто переждать непогоду в баре.
Внушительного роста и такого же телосложения, он больше походит на капитана местной стражи, но дорогие кольца и яркая рубашка путают впечатления. Слишком цепкий взгляд скользит по вещам, в спешке брошенным на пол, по амулету на шее и останавливается на оружии за спиной.
— Лэйн, — спешит представиться она в ответ, пока Оуэн не придумал вопросы посерьезнее. — Прислали вместо Логана.
Указывает в сторону плаката. Каких-то полгода назад Логан жил здесь, работал со всеми, наверняка даже сидел в этом самом баре, а сегодня под его головой непомерно большая сумма. Даже за шпионов столько не назначают. Хотя, будь он шпионом, о нем бы болтали во всех свободных городах, но более вероятно, не искали бы вовсе — разведчиков вражеской Империи устраняют тихо, не развешивая портреты по стенам.
— Ты — новый охотник?
Теперь уже Оуэн осматривает её сверху вниз, прикидывая, как она справится с местной фауной: скорпионами величиной с собаку или парализующими ящерами. И механоидами, настроенными против всего живого. Лэйн стойко выдерживает его взгляд, уничтожать тварей — из плоти или из металла — это ей по плечу.
— Что ж, добро пожаловать! — неожиданно улыбается он. — Работы скопилось прилично. Мы закрыли почти все места раскопок, многие сидят без дела. Да и фермеры жалуются на гиен.
Приветливый. Настораживает. За два года странствий Лэйн не видела такого отношения в Содружестве: в одних местах на неё смотрели свысока, в других, ближе к границам Империи, проверяли каждое слово. После нападения машин даже в Хоупсити к любому чужаку относятся с недоверием.
— Посмотрю, что можно сделать, — кривит уголки губ в ответ, пытаясь не думать о прошлом.
Если хочет притворяться радушным, она будет играть по его правилам. Дружить с хозяином придорожного отеля, значит, всегда знать свежие сплетни, а доверять ему она вовсе не собирается. У нее здесь свой интерес. Не болтать лишнего, не светиться, тихо делать свою работу — простой план.
— Оботри лицо, пока кожа не потрескалась, — Оуэн подает кусок ткани вместе с остатками лосьона. — И стряхни возле двери пыль. Душ работает только по средам и воскресеньям. Останешься?
— До конца бури, — коротко кивает она и заказывает ужин.
На самом деле она понятия не имеет, как надолго задержится здесь, мэр обещала ей дом прежнего охотника, все равно пустует, но то было несколько месяцев назад. Не изменились ли условия сделки, остается гадать. Лэйн расшнуровывает ботинки, высыпая из них песок, встряхивает как следует куртку и только потом протирает шею раствором. Не душ, но лучше, чем ничего. Несколько посетителей — приезжие или пьянчуги — не обращают на нее никакого внимания.
Музыкальный автомат глухо жуёт очередную мелодию, пока она оглядывается. Для захолустной гостиницы здесь вполне сносно: никаких обшарпанных стульев, плотная кожа диванов лишь слегка потрескалась, а запас алкоголя вызывает уважение к владельцу. Одна из стен увешана фотографиями пустыни и, положив ножны на столик рядом, Лэйн подходит ближе. Дикие и заброшенные места, куда соваться одной и без оборудования самоубийственно. Высохшие озера, белые полосы соли вдоль покореженных руин. Подводный корабль посреди песков — это уже интересней. Как и «Потерянный Эдем». Красиво звучит для груды металлических остовов, но совсем недалеко, значит, почти безопасно. Можно начать оттуда.
Кошмары давно стали частью жизни, вцепились в волосы проводами, застыли внутри кем-то спрограммированными чипами. Липко-навязчивые, с привкусом вины и запахом гари. В них машины выжигали улицы, обращая камень в пыль, а некогда живых людей в горсти пепла. В них механический гигант раскидывал её друзей, а силовые волны разрезали их внутренности. В них она снова и снова оставалась в живых, а чертов меч вонзался в тротуарную плитку, пуская трещины на десятки ярдов...
Лэйн просыпается от собственного крика. А может, от грохота разбитых тарелок где-то внизу. Знала ведь, нет смысла ложиться раньше, в выходной вечер бар забит до отказа. Переодев вымокшую насквозь футболку и натянув джинсы, спускается. В любом случае, голову проветрить надо. По субботам Оуэн рассказывает толпе поучительные байки, а после пара местных выступает вживую — оттуда и народ. Махнув официантке, Лэйн берет пепельницу и устраивается на старом диване, почти под лестницей, подальше от света и сцены. Главное, от пронзительных взглядов капитана.
Стоит ему только заметить её здесь или в городе, не спускает недоверчивых глаз. Но вопросов, как в первую ночь, больше не задает. Лэйн еще нескоро забудет мерцающие лампы и занудную, почти параноидальную последовательность, с которой Коул едва не выбил из неё остатки терпения. Он спрашивал. Про меч. Из какого металла сделан. Перефразировал. Заставлял сомневаться в ответах. И ведь не умен вовсе — на прямые обвинения мозгов не хватило — но дотошен до оскомины. Только Оуэн, появившийся под утро, спас положение: принес завтрак и свежесваренный кофе, похлопал по плечу, убеждая друга, что ей можно доверять. Замял инцидент. Сделал обязанной. После чего пришлось неплохо сократить поголовье бычков в округе, услуга Оуэна обошлась недешево. Не потому ли он держит её в своем отеле, пока министр кормит «завтраками» по поводу дома? Ведь действующий мэр так не вовремя укатила решать проблемы участившихся бурь, да так и сгинула в пустыне пару месяцев как.
Прикуривая, Лэйн замечает девушку немногим моложе себя — она как-то странно движется вдоль стены, а потом, совершенно уверенная, что её не видят, поддевает карманным ножом плакат о розыске Логана и поспешно сворачивает в сумку.
— Повесишь над кроватью? — спрашивает Лэйн ничуть не стесняясь — гомон толпы способен заглушить что угодно.
— Что? — девчонка подпрыгивает, оборачивается. — Я не...
— А ты знаешь, что он сделал?
— Храм подорвал, — тут же зажимает рот рукой, явно сболтнула лишнего. — Он совсем не... не тот, кем кажется.
— Правда? Ты его знала?
Мнется, запихивает без того изодранную бумагу поглубже и спешит ретироваться. Жаль. Лэйн охотнее послушала бы про несправедливо обвиненного бандита, нежели сочащиеся моралью рассказы Оуэна. В первую неделю один журналист хотел написать статью о нашумевшем преступнике, а Лэйн — за неплохую сумму, разумеется, — взялась помогать. Вот только местные о Логане говорить не желали, отвечали односложно или размыто, хотя наверняка знали и его, и то, что он сделал. Сожаление, разочарование, сочувствие — ни в одном взгляде не было безразличия, как и у той худенькой девчонки, не в первый раз снимающей его плакаты со стен. Значит, вооруженное нападение на «светозарных»? Теперь ясно, откуда такая заоблачная сумма. В мире, где больше не поклоняются эфемерным богам, святоши обид не прощают.
Лэйн прикрывает глаза и откидывается на потрескавшуюся кожу, спать можно и здесь, шума столько же. Главное, чтобы никто не подошел: почти целый месяц местные не дают проходу, уговаривая или даже требуя избавить от той или иной напасти. Сокращение поголовья скарабеев-вредителей, убийство гиен, расчистка руин в черте города... Заработанных денег едва хватает на закупку необходимого и гостиницу. Еще одна такая неделя, и Лэйн готова последовать примеру бандита — наплевать на город и на его законы. За месяц она едва ли приблизилась к своим целям: в «Потерянном Эдеме» не было ничего ценного, а поездка в пустыню прошла неудачно — дверь корабля запечатана, и, судя по кислому запаху, внутри какая-то утечка химикатов. Собрать оборудование на коленке в гостиничном номере невозможно, нужны верстаки, доступ к плавильням или услуги кузнеца. И где найти время между охотой, обезвреживанием машин и тремя часами сна? Да, спать, однозначно, следует меньше.
Диван прогибается под большим весом, трудно сбежать от Оуэна в его же баре. Еще труднее не принимать его подачки. Он протягивает виски в бокале — редкий напиток для здешних мест. Неплохой, судя по запаху. Как и все, что он дает: еду, алкоголь, неизменную вежливость. Раздражает. Такие люди знают всё и обо всех, им выкладывают свою жизнь за рюмкой, вываливают всё без разбора, про неверных жен, прохудившуюся крышу и тяготы долгов. К таким несут проблемы. И Оуэн их решает. Оказывает милость. Прячет сплетни и откровения как сокровища, встряхивает в мешке, чтобы поместилось больше. И в нужный момент вытаскивает на свет, чтобы взять плату за хранение. Именно то, чего Лэйн всячески избегает.
— Я говорила, что ты излишне щедр? — заполненный на треть стакан все же берет, отпираться бесполезно.
— Впервые слышу, — выгибает он бровь. — Как тебе новый рассказ?
— Слишком много нравоучений, — сюжеты Оуэна вовсе не плохи, он умеет вплетать суть в яркие описания, придумать неожиданный финал, но веет от них чем-то... целенаправленным. Ненавязчивой пропагандой, что однажды можно принять за собственные убеждения.
— Считаешь, истории не должны учить нас?
— Для этого люди ходят на проповеди, сюда же идут отдохнуть. Не лишай их этого.
— Вот как? — он открывает потрепанный блокнот, что-то черкает в нем, будто и впрямь собирается последовать совету. — Я тут подумал... ведь мы так и не познакомились как следует.
— Еще недостаточно наговорился о себе? — расточать любезности у Лэйн сегодня нет ни желания, ни сил.
— Ты удивишься, насколько я разносторонний человек, — он кладет ладонь — горячую даже сквозь плотную ткань — ей на колено. — Может, именно тебе я расскажу что-то совершенно невероятное?
Горечь от вколотого лекарства скользит на языке, ноют стянутые позади запястья. Разлепив веки, Лэйн едва видит окружающее, тусклый свет размазывает маленькую комнатушку — служебное помещение в руинах Старого Мира: серые стены и такие же унылые полки. Силуэт напротив на Логана не похож, слишком широкие плечи, и чтобы разглядеть его, сев ровно, уходит несколько попыток.
— Привет, Лэйн. Или мне стоит называть тебя… Линда? — знала ведь, что Оуэна стоит остерегаться, знала, и все равно повелась на его слишком простое с виду задание.
Он бросает на пыльный стол какие-то письма, чертежи, фотографии. Глаза с трудом фокусируются, но фото принадлежат ей, сделаны старой камерой. Где он вообще их достал? На них её отряд: Эшли, Маркус и Джейк — яркие картинки из прошлой жизни, кусочки счастья, давно вырванные из сердца.
— Чего ты хочешь? Шантажировать меня этим?
На столе переписка с мэром, Лэйн даже спрашивать не станет, как ему удалось её заполучить, с такими связями как у Оуэна даже неприступные двери распахиваются сами. Он знает кто она, но много ли от того проку? Ни он, ни Логан на шпионов Империи не смахивают, те пленных не берут, им нужны только ресурсы, технологии, способные укреплять влияние, а силу они применяют только по достижению желаемого. Так было и в Хоупсити, никто из них не начал действовать, пока не была активирована «Дафна» — машина, способная управлять другими механоидами на расстоянии. Имперцы собирались испытать её мощь, но все вышло из-под контроля. А открытые похищения — совсем не их метод.
— Попади эта информация Коулу в руки… — Оуэн еще раз перелистывает бумаги. — Линда Майерс, инженер-механик из Хоупсити, приложившая руку к таким проектам, как туннель через Великую пустыню, вдруг меняет имя и заделывается скромным охотником на монстров. Кое-кто может легко связать твой уезд из города с нападением машин. Ведь кому как не механику известны все тонкости настройки таких штуковин? — он подносит поближе одну из фотографий — часть металлического гиганта.
Запугать пытается? Фото где-то взял, собрал информацию, теории строит. Что ж, зерно истины в таких догадках есть: без её «помощи» Хоупсити остался бы цел. Ведь это она нашла в руинах «Дафну», заставила работать. Верила, наивная, что всё на благо человечества, что знания, заложенные в нее, помогут возродить некогда умерший мир. И Лэйн вовсе не сбегала. Почти год разгребала пепелище после трагедии, помогая отстроить заново город, Оуэну об этом либо неизвестно, либо он предпочитает молчать в своих интересах.
— Будь это правдой, меня бы искали по всей территории Содружества. Что-то не вижу своего портрета рядом с Логаном, — боятся ей нечего, она сменила имя, потому что хотела стать другим человеком, стереть себя прежнюю, а не потому что пряталась от закона.
— Поверь, Коул охотно повесит его на каждом столбе, если я отдам ему письма. Он не станет разбираться в ситуации и придумает тысячу причин, почему ты можешь быть шпионом. Так почему бы нам просто не договориться, Лин?
— Не смей меня так звать. Это имя только для друзей, — для тех, кого больше нет, кто отдал жизнь, пытаясь защитить её и Хоупсити.
— А я искренне хочу им стать.
— Поэтому твой степной пес вколол в меня какую-то дрянь? Поэтому я связана?
Оуэн пересаживается на растрескавшийся кожаный диван, к ней поближе, однако, освобождать не спешит. Вздыхает, трет переносицу — редкий жест для его обычной расслабленности.
— Пойми, я не мог рисковать. Мне нужно было собрать информацию о том, кто ты такая. А потом убедиться, так сказать, лично. Глядя тебе в глаза, — будто не он смотрел едва ли не в душу при первой встрече, не он десятки раз беседовал с ней в баре.
— Но теперь-то нагляделся? — Лэйн смело поворачивает к нему голову. — Знаешь обо мне всё, прочел переписку, видел фотографии, — кивает на одну из них, самую старую, когда они даже не знали, что на свете есть мутанты, способные травить воду, а опасными технологиями считали самодельный обрез. — Такое, по-твоему, лицо у тайного агента Империи?
И тут же осекается, вспоминая столь же безмятежное выражение у Адриана на фото рядом с ней. Так вжился в роль мирного горожанина, что некоторые до сих пор не верят, что он был «Клинком Империи» — особым солдатом, способным вырезать полгорода с помощью гиганта и силового меча. Даже Лэйн долго не принимала правду, искала его целый год по свободным городам, пока не поняла, что того человека, что был с ней, целовал по утрам и велел быть осторожней в руинах, никогда не существовало.
— Если бы я была их шпионом, — выдыхает она, пытаясь побороть боль от шрама, что и после двух лет не затянулся, — вы бы меня никогда не поймали или были бы мертвы. Ты даже не представляешь, какие технологии они могут использовать.
— Как тот меч, что ты носишь с собой? Тебя можно посадить за решетку только за то, что держишь его в руках.
Верно говорит. Попади он святошам в лапы, тут же будет переработан: столь опасные технологии за двести лет почти перестали существовать. Разумеется, не для Империи. В отличие от Содружества городов-государств и прочих свободных земель, имперцы сосредоточены на захвате смертоносных изобретений, а не их уничтожении, потому и Хоупсити превратился в руины меньше чем за сутки — и сотни примитивных орудий не хватит для противостояния одному такому мечу.
— Перейдем к сути, Оуэн. Что на этот раз я должна для тебя сделать?
— Мы не с того начали. Я не собирался тебя шантажировать. Вместо этого предлагаю помочь друг другу. Ты нам нужна. Как опытный механик. И как дайвер.
— Обчищать для тебя очередные руины?
— Для общей цели, Лэйн. Не для меня лично.
— Какие у меня с тобой могут быть общие цели? — едва не выплевывает ему в лицо. — Думаешь, так много знаешь обо мне?
— Достаточно, чтобы сказать: мы на одной стороне. Нам с тобой нужно одно и то же — реликвии, способные навредить Содружеству, опасные объекты или чертежи, для уничтожения которых у тебя даже есть разрешение, — официальное письмо в тонкой непромокаемой обложке ложится поверх прочих бумаг. — Но ты знаешь, что Империи они наверняка тоже нужны.