Глава 1

Поступок отца для меня — предательство. Поступок его матери — подлость.

© Ася Озерская

— Вы с тетей Надей что? — ошарашенно перевожу взгляд от отца к женщине, что стоит за его спиной и мягко поглаживает его плечо.

— Женимся, — повторяет отец.

Только вот я прекрасно расслышала и с первого раза. Не поняла только, куда в этом случае девается моя мама?

— Мы с твоей мамой не очень хорошо в последнее время ладили, часто ссорились и…

— И что?

Я все еще не понимаю. Или не хочу понимать. Тетя Надя, заботливо поглаживающая плечо моего отца, не так давно точно так же утешала меня у себя дома, когда я плохо сдала экзамены.

— Мы разводимся с твоей мамой.

Отец говорит спокойно, но волнуется. Перебирает руками карандаш, едва не ломая его пополам. Следом — кладет руку поверх той, что участливо покоится на его плече.

Мой отец женится на матери моего лучшего друга. На женщине, которую я всегда считала другом семьи. На той, которая всегда меня поддерживала, всегда была добра и с радостью ждала дома, когда я приходила в гости к ее сыну. Но сейчас она — змея, заботливо пригретая на груди.

— Мама уже знает?

— Разумеется Лина в курсе. Мы не вчера это запланировали.

Не вчера. И не месяц назад, что очевидно. Как давно это длится?

— И давно вы согреваете постель моего отца?

Она шокировано распахивает глаза, очевидно не ожидая услышать такое от меня.

— Ася! — рявкает отец, поднимаясь.

Я встаю следом. Ни капли не боюсь, хоть отец и возвышается надо мной скалой, загораживая при этом эту… змею! Никак иначе назвать ее у меня язык не поворачивается!

— Не надо, Стас, — тихо говорит она.

И снова трогает. За плечо, за руку, ведет ладонью по предплечью.

Переводит взгляд на меня. Спокойный, уравновешенный. Наверняка она знала, что я так отреагирую. Она ведь знает мой характер вспыльчивый, не раз меня успокаивала. Таким же тоном, каким сейчас говорит с моим папой.

— Асенька, послушай…

— Я вам больше не Асенька, — чеканю зло. — И вы очень быстро отсюда уйдете, я вам гарантирую.

Под крики отца покидаю его кабинет. Хлопаю дверью так оглушающе, что уверена, грохот стоит на все три этажа дома. На меня оборачивается прислуга, Ольга Петровна, что работает у нас с тех пор, с каких я себя помню, пытается меня остановить и расспросить, в чем дело, но я пролетаю мимо, как фурия. По пути достаю телефон из кармана, чтобы набрать Кима. Он знает? Ему мать уже сказала, что собралась замуж за женатого мужчину? Интересно, что он думает, если в курсе.

Вылетаю из дома, почти сразу попадая в объятия Кима. Он умело меня перехватывает. Ловит, обнимая за талию и не позволяя свалиться на землю. Узнав его, тут же бросаюсь в объятия. Вдыхаю знакомый запах, прячу лицо в его шее и вытираю предательские слезы о его футболку. Он всегда рядом, когда нужен. Поддержит, поймет и утешит.

— Ты здесь, — с облегчением выдыхаю, прижимаясь к нему сильнее. — Ты уже знаешь?

— Знаю.

— Что будем делать?

Я расслабляюсь, хоть меня по-прежнему колотит, а слезы одна за одной текут по щекам. Поступок отца для меня — предательство. Поступок его матери — подлость.

Я знала, что между моими родителями не все гладко. Они часто ссорились, мама устраивала истерики, а отец все чаще не приезжал домой. Я была готова к тому, что рано или поздно они разведутся, но я не думала, что отец решит жениться на матери Кима, даже не подав заявление на развод.

— Мы ведь должны не допустить их брак, верно? Мы должны что-то сделать. Не знаю, расстроить свадьбу, сказать, что у меня неизлечимая болезнь или… почему ты молчишь, скажи что-нибудь? — вместо идей, наталкиваюсь на стену непонимания.

Ким словно… не против?

— Мы ничего не будем делать, Ася.

— В каком смысле?

Я отшатываюсь. Выбираюсь из его объятий и смотрю напряженно. Жду, что он объяснится. Может, это его план? Ничего не делать, притвориться, что мы принимаем, а потом…

— Они взрослые люди, Ася. Сами разберутся. Без нас.

— Что?!

Я не верю своим ушам. Смотрю на Кима и словно не узнаю. Внешне он тот же. Высокий, широкоплечий, значительно набравший массу за последние полгода парень. Он — мой лучший друг. Тот, с кем мы всегда делили горе и радость, с кем поддерживали друг друга.

Чтобы не поддаться резко захлестывающим эмоциям, закусываю губу. Не плакать! Не плакать! Мне нельзя сейчас показывать слабость.

— Ты не против их брака, правильно я понимаю?

Он молчит. Не опровергает и не подтверждает, а мне нужна определенность, не вот эта неуверенность, словно он не определился, а четкий ответ “да” или “нет”.

— Ответь мне, ты ничего не будешь делать?

— Не буду, — звучит почти выстрелом.

Глава 2

Серое небо с грозовыми тучами. Дождь, шумно барабанящий по тонкому оконному стеклу. И мама в слезах. Таким я запомню день, когда у меня появился батя. Теоретически, он у меня и так был. Где-то далеко, в чужой азиатской стране, которую я ни разу в жизни не видел.

У мамы с ним типа была любовь. Первая, не совсем счастливая и непродолжительная. В результате любви остался я, а батя — нет. Но от него остались деньги. Откупные за то, чтобы мама его не беспокоила и от ненужных последствий типа меня избавилась. Мама была гордой, но не глупой. Деньги взяла, батю оставила и проблем ему ни разу не доставляла, а деньги оставила мне «на будущее».

Они, в общем-то, пригодились. На обучение. И на средство передвижения. В моем случае это байк и машина. Простая, без наворотов, но новенькая из салона, так что прослужить должна долго. И да, откупные были хорошие. И мама моя, конечно, не глупая. Перевела все в валюту и поставила на счет. Сохранили бабки, в общем, до моего совершеннолетия. Еще и с процентами.

Но сегодня у меня появился типа новый батя. Как мама утверждает — лучше старого. Я бы и рад поверить, но с новым батей отношения у нас никогда не складывались. Невозможно разговаривать с человеком, который называет тебя не иначе как узкоглазый. Хотя тут, стоит, заметить, я бы поспорил. Все же, гены больше мамкины, хоть и от отца, конечно тоже… досталось.

— Ты ничего не скажешь? — аккуратно интересуется мама.

Не знаю что.

Нет, слов, на самом деле, очень много, но все они — не для мамы.

— Он подал на развод?

Мама вздыхает.

— Считаешь, я поступаю плохо? — тихо-тихо.

— Ты сама как считаешь?

Она собралась замуж за женатого человека. И ладно бы это был кто-то, кого я не знаю, но это Аськин отец. Представляю, что будет, когда она узнает.

— Мне очень жаль Лину, но он ее не любит. И она его тоже. Они давно живут, как соседи. Спят в разных комнатах, ссорятся.

— Давно это у вас?

— Пару лет.

Немало. Неудивительно, что собрались жениться.

— Ася знает?

О ней беспокоюсь больше всего. Аська и так далеко не примерная девочка. Скорее, бунтарка. Было время, когда приходилось вытаскивать ее из таких передряг, в которые сам бы не полез. С отцом у нее постоянные терки. Он хочет видеть принцессу, а она терпеть не может его контроль, так что периодически срывается и творит дичь. Я в это время рядом, чтобы не перегнула. Я всегда рядом, но с каждым годом это становится все сложнее.

Видеть ее, слушать, поддерживать. Обнимать и касаться.

В какой-то момент я перестал воспринимать ее просто подругой. Стало сложнее. Иногда — невыносимо. И обратно повернуть больше не могу. Вид сделать, что мы по-прежнему друзья это легко, но вот чувствовать к ней только дружеский интерес не могу. Пытался, но сердце неумолимо разгоняется, особенно когда она приходит ко мне за утешением, жалуется, забираясь в кровать. У меня в это время все внутри сжимается. А не внутри… в общем, не самые дружеские чувства Ася вызывает.

— Еще не знает. Я сейчас поеду туда. Мы должны с ней поговорить.

— Вместе?

— Да.

Это плохо. Аська не умеет сдерживаться в словесных выражениях. Уверен, наговорит моей маме всякого и, что самое главное, жалеть потом не будет. Хорошо, если не продолжит, в чем я не уверен.

— Я поеду с тобой.

Все время, что мама находится в доме, я стою на улице. Жалею, что не поддался никотиновой зависимости, когда все вокруг курили. Сейчас было бы чем занять руки и немного расслабить мысли. Они у меня напряжены. Я жду всего, готов к любому исходу. Даже посматриваю на второй этаж. Туда, где предположительно должен быть кабинет Асиного отца.

Когда дверь дома, наконец, открывается, выдыхаю.

Ловлю Аську, которая налетает на меня ураганом. Она расстроена и дрожит вся. Утыкается носом мне в ключицу, затем начинает тереть глаза о футболку. Та быстро впитывает ее слезы. Чувствую на плече влажный след. Ненавижу ее слезы. Не знаю, что в такие моменты делать и чаще утешаю просто. Обнимаю, что-то говорю, хотя сейчас разговаривать максимально не настроен.

–––– листаем дальше ––––

Глава 3

— Ты здесь, — говорит с придыханием и жмется ближе. — Ты уже знаешь?

— Знаю.

— Что будем делать?

Вот. Об этом я и волновался, когда сюда ехал. Что Аське непременно захочется что-то сделать. И она начинает накидывать идеи. Нелепые, даже глупые, которые ничего не дадут. Наши родители — взрослые люди, сами решат, как им поступать, но это понимаю я. Это не Аськин отец увел мою мать из семьи, здесь все иначе. Она воспринимает мою мать по-своему, хотя прекрасно ее знает.

— Мы ничего не будем делать, Ася.

— В каком смысле?

— Они взрослые люди, Ася. Сами разберутся. Без нас.

— Что?!

Молчу. Подобрать слов, которые хоть немного остудят ее пыл, не могу. Что еще сказать? Я действительно не собираюсь ничего делать. Особым восторгом от предстоящей свадьбы не проникся, но и пытаться ее расстроить не планирую.

— Ты не против их брака, правильно я понимаю?

Молчу. И отворачиваюсь, чтобы не видеть ее разочарования.

— Ответь мне, ты ничего не будешь делать?

— Не буду.

Тишина. Давящая и тяжелая, нарушаемая лишь моим тяжелым дыханием и шумом ветра, нагоняющего тучи.

— И почему? Тебе нравится происходящее?

— Не в восторге.

— Как-то незаметно. Может, ты наоборот рад? — допускает предположение. — А что… из маленькой квартирки переедешь в огромный дом.

Она злится. Я очень хочу это понять, но ее допущение вводит меня в ступор.

— Я не буду здесь жить.

— Да ладно! А что так? Не нравятся хоромы? Маме твоей очень даже.

— Замолчи.

Она обижается и злится одновременно. Вижу, как поджимает губы, но тут же вздергивает подбородок.

— А то что, Ким? Мама твоя — шлюха! Раздвинула ноги перед моим отцом и…

Замолкает сама, видимо, испугавшись. Только вот это уже нихрена не помогает. Я шагаю к ней, хватаю за плечи и встряхиваю:

— Следи за языком, Ася. Моя мама тебе была второй матерью.

Вырывается, смотрит на меня злым, загнанным в ловушку волком.

Не помню, чтобы мы когда-то ссорились. Иногда бывали разногласия, иногда Ася просто просила оставить ее в покое. Чаще, если выпьет и хочет тусить, а я тащу ее домой, потому что хватит. Но так, чтобы до ненависти друг к другу мы еще не ссорились. И я ни разу не испытывал того, что сейчас. Это совершенно новые для меня чувства. Злость вперемешку с желанием прикасаться. Плохо, что это почти неконтролируемо.

— Будешь ее защищать? — спрашивает.

— Буду.

— А я же как, Миш? — вскидывает голову и смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами. — Наша дружба ничего не значит?

— Ты по-прежнему моя подруга, Ась.

— Но ты выбираешь не меня в этой ситуации.

— В любой другой выберу тебя, ты же знаешь.

— Мне нужно в этой.

Она меняет тактику. Перестает повышать голос, тянется ко мне, чтобы обнять. Она делает так всегда, когда хочет меня уговорить и чаще у нее получается, но в этот раз я не ведусь. Как только понимает это, отстраняется и смотрит так, будто я ее предал в эту самую минуту, хотя на этот счет у меня самого другое мнение.

— Если не я, то ты мне больше никто.

— Значит, никто, — отвечаю, стиснув зубы.

Отшатывается и усмехается. Гордо проходит мимо с улыбкой на лице. Уверена, что я пойду следом, потому что так все и было. Ася всегда значила для меня больше, чем я для нее. Я и представить не мог, что мы перестанем общаться. Всегда плелся следом, но сейчас… сейчас я остаюсь на месте. Даже не оборачиваюсь. Слышу, что останавливается и ждет, но я не иду. Если не сделает шаг первой, значит, и правда все. Если сделает… встану на ее сторону. Это осознание приходит неожиданно. Я готов ради нее на все, если она сделает шаг. И она делает, но в другую сторону. Решительно хлопает дверью в дом. Не выходит. Ни через минуту, ни через пять.

Я шагаю к машине. Останавливаюсь у дверцы, поднимаю голову. Начинает казаться, что занавеска в окне Аси шелохнулась. Клиника, блядь. Пора избавляться, раз я больше никто. Надо в следующий раз четче формулировать желания. Я не хотел быть другом, но никак не планировал стать никем.

Глава 4

Стоит только зайти в дом, как мне тут же хочется выйти.

Не пошел. За мной не пошел. Не повернулся, не остановил, вообще ничего не сказал и сейчас тоже…

Не придет. Я теперь в этом уверена, хотя такое между нами впервые. Обычно я на него злюсь и обижаюсь, а он меня успокаивает, при чем сразу же. Но в этот раз… что-то меняется между нами необратимо.

Я уже хочу вернуться, когда в гостиную выходит мама. Осунувшаяся и бледная. Господи, я думала, что ее нет дома, что эта (не знаю даже, как ее называть) приехала, когда мамы не было, но она дома. Смотрит на меня как-то испуганно, словно загнанно.

— Ты дома, Аська…

— Дома, мам. Выходила, чтобы… подышать.

— Она… еще здесь?

Столько боли в ее голосе, что я ею захлебываюсь и отгоняю от себя все мысли о друге. Не стану я к нему идти. Это он неправ, а не я.

— Здесь, мам. Но нам здесь быть не обязательно, правда ведь? Сходим куда-нибудь? Пообедаем.

— А, давай! — неожиданно соглашается. — Пошли!

Берет меня за руку и ведет на улицу. Быстро обувается, оглядываясь, словно чего-то боясь. Я не понимаю, что за реакция, но списываю ее на нежелание встречаться с отцовской любовницей. Я бы на ее месте вообще той глаза выцарапала, но моя элегантная мама ни за что так не сделает. Это выше нее опускаться до такого уровня.

Это я… особенное яблоко, упавшее далеко от дерева. Апельсинка, родившаяся у осинки. Полная мамина противоположность что внешне, что внутренне. Нет, я, конечно, похожа на Полину Озерскую, какие-то общие черты у нас с ней есть. Цвет глаз, например, и губы — пухлые, симметричные, одинаковой формы. А еще волосы. У нас они одинакового красивого платинового оттенка.

Но вот характер у нас кардинально отличается. Именно поэтому отец периодически устраивает показательное воспитание с запретом интернета, карманных денег и домашним арестом. Он всегда хотел, чтобы из меня выросла вторая мать. Интеллигентная, грамотная, умеющая себя вести в обществе женщина, способная поддержать любой разговор леди.

— Давай скорее, Аська, — подгоняет меня.

— Иду, — хватаю на ходу куртку.

Из дома выбегаем, словно воришки. Мама то и дело осматривается, но спросить ее в чем дело я не успеваю, потому что неожиданно возникает другой вопрос.

— На папиной поедем?

— Почему нет? — хмыкает. — Она быстрее.

Я смотрю на то, как решительно мама открывает водительскую дверь с сомнением, хмурюсь, когда заводит двигатель, но все же тоже забираюсь на переднее сидение.

— Ты расстроена, Ась?

— Нет, просто…

Держу при себе мысль, что папе это не понравится. В конце концов, маме тоже вряд ли нравится его новая подстилка, а он ведь ее не спрашивает, можно ему на ней жениться или нет.

— Забудь обо всем. Мы свободные и самостоятельные, так ведь?

— Так.

У мамы есть свой автомобиль. Самый, насколько можно верить интернету, безопасный в мире. И нет, это не потому, что мама плохо водит, просто она… беспечна и часто невнимательна на дороге. За последние пять лет папе пришлось сменить уже второй автомобиль, потому что предыдущие мама умудрялась довести до состояния “проще купить новый, чем чинить старый”.

Я до последнего думаю, что нас не выпустит охрана, но парни спокойно открывают ворота, и мы с мамой выезжаем с территории, где расположен наш особняк.

По трассе, ведущей в сторону города, мчим на какой-то запредельной скорости. Я понимаю это лишь когда автомобиль чуть уводит в сторону. Это мама едва не впечаталась в машину, едущую впереди. Тянусь к ремню безопасности и впервые пристегиваюсь, чего никогда прежде не делала, несмотря на правила.

— Мам…

Дальше я с ужасом смотрю, как мы едва не врезаемся в очередную машину. Перевожу взгляд на маму, которая с обезумевшим выражением лица едет по трассе, но вскоре все же снижает скорость до минимума.

— Набери папу, Ась…

Я тут же ему звоню, ставлю телефон на громкий режим. Несколько мгновений мама молчит, а затем, вжав ногу в педаль газа, говорит:

— Я в твоей машине, Стасик. С твоей дочерью. Мчимся по трассе и нам очень весело.

Пожалуй, мне впервые за все время становится по-настоящему страшно. Я планировала поехать с мамой в кафе, чтобы пообедать, но никак не думала, что это превратится в ее абсолютно неадекватное поведение и превышение скорости на дороге.

— Лина! — рявкает отец. — Немедленно останови машину и высади Асю.

— О, милый… а я? Я не должна выйти из машины? Только Ася?

Мама смеется как-то совсем не так, как обычно. Я прикасаюсь аккуратно к ее плечу и она дергается. Машину заносит, мы едва не врезаемся снова. Я вскрикиваю, а мама выравнивает автомобиль, но ни на километр не сбрасывает скорость.

— Ма-а-а-ам, — пищу жалобно. — Мамочка, давай остановимся, пожалуйста.

— Это же весело, Ась! Мы просто катаемся.

— Лина, немедленно останови машину!

Глава 5

— Мы будем помнить ее…

Я едва ли различаю, кому принадлежит этот голос. За сегодняшний день их было слишком много. По большей части незнакомых. Тех, кого я если и видела когда-то, то лишь мельком. Но все они сегодня пришли на похороны моей матери. И почти все нашли, что мне сказать.

Мне, которая, в общем-то, ничего слушать-то и не желает. Все, чего я хочу — уйти отсюда как можно скорее. И нет, это не неуважение к матери, это, скорее, попытка сбежать с места, где все лицемерно пытаются доказать, что им жаль. Из всей толпы многочисленных присутствующих жаль, пожалуй, только мне.

Отцу, который стоит в компании своей новой подстилки, вполне неплохо. Он, конечно, пустил скупую слезу, но на этом все. Уверена, не пройдет и сорока дней, как они с этой вот… подадут заявление в ЗАГС, а там и свадьба, счастливые улыбки и праздник на костях.

— Ася, дорогая, ты в порядке? — спрашивает, пожалуй, еще один человек, которому не плевать — подруга мамы, с которой она довольно часто виделась.
Она утирает скатывающиеся по щекам слезы, а я усиленно киваю, стараясь выразить благодарность за ее заботу, но не в силах произнести ни слова. Вместо этого я просто смотрю на землю, избегая ее взгляда. С Аллой мама любила ходить по магазинам и подолгу могла болтать с ней по телефону. Она — одни из тех, кто пришел сегодня соболезновать. И хоть ее слова прозвучали как обычное формальное выражение сочувствия, мне кажется, она сделала это искренне.

— Такое горе… — говорит она, крепко сжав мою руку.

Пока отец утешается в объятиях любовницы, меня пытается привести в чувство женщина, едва ли меня знающая.

Ким, что удивительно, стоит по мою сторону. Мрачный, холодный и словно отстраненный. На его голове темный капюшон, защищающих от холодных капель начинающегося дождя. Даже погода на моей стороне. Все, кроме людей, которые некогда были мне самыми дорогими. Близкий друг, отец… все они выбрали не меня. Другую женщину, змеей влезшую в нашу жизнь. Она отравила отца, довела мать до самоубийства. Во всем виновата она.

Мне кажется, если бы я могла убивать взглядом, то Надя бы уже бездыханно лежала на полу. Но таких суперспособностей у меня нет. Впрочем, у меня ничего нет. Даже обезболивающих, которые сейчас бы очень пригодились, учитывая то, что я хоть и выжила после аварии, но заимела множественные ушибы и даже переломы. Здесь я оказалась чудом. Чуть вдалеке стоит доктор и, готова поспорить, он тут же ринется меня спасать, если мне вдруг станет плохо. Надеюсь, что я хотя бы распознаю, когда заканчивается моральное плохо и начинается физическое. Пока что ощущение, что меня переехал поезд.

— Нам пора, — говорит отец, когда все заканчивается.

Подняв лицо, сталкиваюсь с тем, что Надя вцепилась в его локоть своими загребущими руками. Держит, не отпускает, словно боясь, что останется без него.

— Я отвезу тебя в больницу, — говорит папочка, мягко освобождая руку из захвата любовницы.

— Интересно, как много людей знают, пап, что ты с радостью потащишь в ЗАГС ее вот, м? Как много из тех, кто пришел сюда…

— Не смей, слышишь!? — шипит отец. — Не позорь проводы матери в последний путь.

Я начинаю хохотать, словно ненормальная. А затем, обратив на себя внимание всех присутствующих, во всеобщее услышание объявляю причину, по которой моя мать села за руль и не справилась с управлением.

Перевожу взгляд с отца на тех, кто еще не успел уйти. Ищу в их взглядах сочувствие, шок, удивление или отвращение, но все, что там вижу — легкое раздражение и недовольство. Кто-то уходит, не дослушав до конца, а другие словно и слышать не хотят, отводят взгляд и мотают головой.

Вот как…

Хочется зарыдать, но вместо этого я стойко задираю голову вверх и ухожу в себя. Перестаю отвечать на вопросы и обращать внимания на подошедших. Такое со мной периодически бывает. Я абстрагируюсь, словно прекращая существовать в этом мире. Такие мои “погружения” в себя очень часто пугали Кима. И сейчас он тоже оказывается рядом. Я слышу его и чувствую, но не выныриваю, как всегда.

Первый ясный взгляд происходит в стенах моей палаты.

— Ну наконец-то! — слышу облегченный выдох.

Вокруг суетятся медсестры, а передо мной стоит Ким. Промокший до нитки, недовольный, но явно обеспокоенный моим состоянием. Пришел, несмотря на то, что мы, вроде как, поставили точку в дружбе.

— Ты как? — приседает рядом с моей коляской, хватает мои руки, сжимая их в своих.

Выдираю ладони, прижимаю к себе, не позволяя прикоснуться.

— Что ты здесь делаешь?

— А незаметно? О тебе беспокоюсь.

— Больше некому, да, Миш? Мама папу утешает? А папа? Ее, видимо? Или… радуются.

— Что ты такое говоришь, Ася. Моя мама эти дни только и плакала, как узнала об аварии. О тебе молилась, пока ты тут лежала.

— Святая женщина. Надо перед ней извиниться, сказать, что была неправа.

— Надо, — кивает на полном серьезе.

И это так сейчас раздражает. Едкая злость проносится по каждой клеточке моего тела, будоражит, вытаскивает из вакуума.

— Издеваешься!? Никогда такого не будет! — твердо заявляю. — Маму твою при первой возможности спущу с лестницы, понял? У нас она ты знаешь какая… крутая, опасная… ей понравится, почти американские горки.

Загрузка...