Не единственная

Глава 1

На улице царила суета. Весело сновали дети, прогуливались юноши и девушки, бросая друг на друга заинтересованные взгляды. Посреди дороги опрокинулась телега молочника, и несколько бедняков пытались урвать неразбившиеся кринки под зычную ругань хозяина.

Аньис с двумя младшими братишками шла по мостовой и улыбалась. Ей нравилась суета. Было приятно смотреть, как народ начинает отдыхать после работы. Скоро загорятся фонари, еще больше молодежи высыпет на улицу. Может быть ей тоже удастся отпроситься у родителей, и она даже увидит Садди. Его отец собирался просить ее руки для сына, когда ей исполнится пятнадцать.

— Аньис, а давай я тоже попробую достать нам молока? — братишка, семилетний Карри, дернул сестру за рукав и указал в сторону опрокинувшейся телеги. Аньис представила себе обрадованное лицо матери, когда кроме достойной сегодняшней выручки они принесут еще и целую кринку молока или простокваши.

— Да, Аньис, дава-а-ай, — заныл второй братишка, пятилетний Сьирри. — Я хочу молочка! Аньис…

Аньис потрепала его каштановые волосы.

— Нет, ребята, воровать плохо… Видите, у молочника горе – столько побилось… Неизвестно, как он будет сводить концы с концами после этого. Если бы мы могли как-то помочь…

Она присмотрелась – народ вокруг уже поднимал телегу и спешно укладывал обратно все емкости, что не разбились. Пожалуй, от нее и младших братьев будет больше суеты, чем помощи. Да и вероятность, что кто-нибудь прихватит ее мешочек с деньгами, когда она отвлечется, была слишком большой.

Старший из братьев серьезно кивнул:

— Да, Сьирри, воровать нельзя. К тому же сегодня у нас столько денег, что мама сможет купить и молока, и рыбы… Голодным не останешься.

Младшенький приготовился заныть, но вдруг лукаво улыбнулся:

— Ну тогда поиграем у дома тети Марши!

Аньис рассмеялась. У дома бочкаря, за которого вышла замуж ее лучшая подруга, всегда валялось много старых бочек, и ребята любили играть в пятнашки, перепрыгивая с одной бочки на другую.

— Ладно, только недолго! Нас папа с мамой ждут!

«А я поговорю с Маршей», — подумала Аньис. Марша была старше Аньис на год – ей исполнилось пятнадцать лет, и отец выдал ее замуж за старшего сына бочкаря. Поэтому Марша жила теперь в доме «у бочек», занималась домашним хозяйством, а недавно оказалось, что она уже носит ребенка. Аньис переживала, что скоро подруга вся уйдет в семейные заботы, и у нее совсем не останется времени на старых друзей. Поэтому ловила каждую возможность поговорить с Маршей.

В семье отца Аньис – горшечника Горри – было семеро детей. Аньис – третья по старшинству - с легким трепетом ждала, когда отец решит выдать ее замуж. Всего год остался до традиционного возраста невест – пятнадцати лет. Согласно моде последних лет, она считалась красавицей – высокая, худая, без выраженных бедер, с пышными коричневатыми волосами и чувственными губами. Время, когда ценились красавицы с шикарными формами и строгими, словно высеченными из камня, лицами, давно прошло. Теперь в государстве Альбене были популярны именно такие девушки, как Аньис – с простыми, но чувственными чертами лица и детской фигурой. Когда она шла по улице, многие мужские взгляды обращались на нее. Впрочем, они быстро отворачивались. Мало у кого из жителей ремесленных кварталов хватит средств, чтобы заплатить «выкуп» за жену такой красоты.

Старшая сестра Аньис, Колобатти, не такая красавица, но зато умница и мастерица на все руки, вышла замуж за писаря. Вернее, отец выдал ее, когда девушке исполнилось шестнадцать. Старший брат Аньис – семнадцатилетний Вери – взял на себя большую часть работ в мастерской отца. На прошедшей войне горшечник Горри, призванный в регулярную армию подобно многим другим, лишился руки. После этого дела семьи пошли под откос. Керамика, которую изготавливал Вери, сильно уступала по качеству былым произведениям Горри, а сам он далеко не сразу научился управляться одной рукой. Поэтому долгое время его продукция не пользовалась спросом. Лавку с товаром пришлось закрыть, и теперь горшки семьи Горри брал на продажу лишь один сердобольный торговец.

От него Аньис и шла, забрав дневную выручку от продажи. Два младших брата всегда ходили с ней – у матери не хватало ни времени, ни сил, чтобы присматривать за ними, ведь у нее на руках были еще и две совсем маленькие дочки трех лет и одного года.

Пожалуй, единственное, что помогло бы семье Горри удержаться на плаву – это замужество Аньис. При заключении брака жених или его отец будут вынуждены заплатить отцу невесты «выкуп», а при внешних данных Аньис этих денег хватит на открытие новой лавки. Было только одно но: вокруг тоже жили не богачи, вряд ли кто-то сможет раскошелиться, чтобы заплатить такой выкуп… Впрочем, плотник, отец Садди, знавший об интересе своего старшего сына к дочери горшечника, обещал собрать нужную сумму к пятнадцатилетию Аньис. А если не сможет, что ж, придется согласиться на обычный «выкуп»… В любом случае, выдав замуж Аньис, Горри получит некую сумму, чтобы содержать семью, а заодно в его доме станет на один рот меньше…

Аньис присела на одну из бочек возле дома Марши и послала брата привести подругу. Солнце начало двигаться к закату, оно приятно грело лицо. Аньис закрыла глаза и застыла, отдаваясь вечернему теплу и неге. Правда, кошелек она по-прежнему прижимала к животу, а краем уха слушала довольные крики младшего братишки, оседлавшего другую бочку.

Глава 2

«Он не спросил, где мы живем, он не знает», — успокаивала себя Аньис. Почти бегом, привязав кошелек к поясу, она спешила домой, таща за руки младших братьев. Впрочем, напуганные мальчишки и сами старались поспевать за ней. Даже Сьирри не ныл и не просил остановиться поиграть. Вокруг было много знакомых, пару раз ее пытались спросить, что случилось, но Аньис отрицательно крутила головой, показывая, что сейчас не до этого…

Наконец они повернули за угол и остановились возле дома. Рядом с облезлой коричневой дверью и небольшим окном с решеткой был привязан белый конь. Сердце сжалось и полилось вниз от оправдавшихся опасений.

— Аньис, Аньис, что это значит? — заныл Сьирри.

— Поиграйте у дома, — коротко бросила она братьям. — Карри, присмотри за братом. Я пойду посмотрю в чем дело…

Может быть, не стоит, подумалось ей. Убежать, спрятаться с братьями где-нибудь в узких подворотнях и проулочках, отсидеться, пока страшный человек уйдет. Но там, в доме, были родители и две совсем маленькие сестренки. Им может угрожать опасность…

Аньис вздохнула поглубже и вошла.

В первой комнате слева от входа стоял тот всадник и, сложив руки на груди, внимательно смотрел на отца Аньис. Лицо Горри сморщилось то ли от того, что он слышал, то ли просто от всего происходящего. Единственной рукой он обнимал себя и придерживал короткую культю. Когда Аньис вошла, отец обернулся в ее сторону.

— Иди к матери, она все тебе объяснит, — резко сказал он дочери.

Аньис послушно шмыгнула в коридор, и рука матери тут же затянула ее в одну из комнат.

— Аньис, доченька, послушай… — начала суетиться мать… Арсана, еще молодая, но согнувшаяся под бременем тяжелой жизни женщина, одной рукой держала головалую девочку, та капризно надувала губки, водила вокруг глазами, и, вероятно, собиралась расплакаться. Рядом на полу играла еще одна сестренка Аньис – трехлетняя Вильяс. Свободной рукой мать порывисто обняла старшую дочку: — Доченька, отец продает тебя… — быстро-быстро начала говорить она, словно хотела поскорее справиться с необходимостью произносить это вслух.

— Что?! Что ты говоришь, мама! — Аньис в панике схватила шарящую по ней дрожащую руку. — Как продает? Кому продает? Не может быть…

— Доченька, ты должна понять… У нас нет другого выхода! — мать неожиданно заплакала и начала еще сильнее гладить дочку. Вслед за ее слезами раздался хныкающий голос годовалой девочки. Мать инстинктивно покачала ее, потом, не обращая внимания на крик, опустила на пол и принялась оглаживать Аньис двумя руками.

— Аньис, красавица моя, доченька моя милая, спаси нас… Пойми нас! Этот человек — начальник королевского гарема. Король поручил ему купить настоящую красавицу… Не для своего гарема… Он хочет подарить наложницу своему первому советнику, господину Эль… Доченька, у господина Эль нет других наложниц! Представь себе, а вдруг ты родишь ему сына? — Арсана понизила голос. Вероятно, она искала оправдания и перед дочерью, и перед самой собой. — Тогда, возможно, он женится на тебе.

— Но нет, мама… — изумленно прошептала Аньис и чуть снова не сорвалась на крик: — Отец хотел выдать меня замуж за Садди… Мне он всегда нравился! Я дочь свободного человека. Я не могу стать рабыней!

Мать вдруг отстранилась, всхлипнула в последний раз и вдруг успокоилась. Руки ее перестали дрожать, спина распрямилась.

— Такое рабство может оказаться слаще свободы, — сказала она, искоса глядя на дочку.— Ты должна понять нас. Отец Садди сказал сегодня, что вряд ли сможет собрать большой выкуп за тебя. Да и никакой выкуп не спасет твоих братьев и сестер. А этот человек дает за тебя восемь тысяч куэримо. На эти деньги отец с Вери снова откроют лавку, и не одну. Мы сможем нанять рабочего в помощь. Отремонтируем дом. Мы будем обеспечены навсегда. Твои братья и сестры смогут учиться… Если в тебе есть хоть капля благодарности к нам, твоим родителям, ты должна нас понять и не противиться воле отца. Впрочем… уже все решено.

Мать отвернулась, чтобы скрыть слезы. Но Аньис их заметила. Арсана стояла спиной к ней, гордая, распрямившаяся, словно помолодевшая – она казалась совсем не той женщиной, что пару минут назад с причитаниями оглаживала дочь. Две маленькие дочки гомонили возле нее, но женщина, возможно, впервые не обращала на них внимание. Как будто вокруг бушевал шторм, а она стояла, не сгибаясь на ветру, только палец на локте немного подрагивал, а по лицу текли слезы.

— Ты должна понять нас, простить и сделать все, чтобы наша семья смогла выжить, — Арсана обернулась к дочери, остановив слезы.

Аньис замерла, ощущая, что сейчас заплачет, зарыдает, как никогда, хоть ей и казалось, что внутри она ничего не чувствует. Осмыслить услышанное было невозможно. Родители ее продают, ее любящие добрые родители… Продают, чтобы спасти остальных. Что ж, это можно понять… Но внутри задрожало возмущение. Почему именно от нее требуется эта жертва? Неужели больше ничего нельзя сделать?! Они ведь всегда выкручивались…

— Я понимаю, мама… Но пожалуйста… Я… не хочу, я не могу! Я боюсь! — она зарыдала. Мать обняла ее и прижала к груди.

Глава 3

— Держите ее! — услышала она голос Ансьера, на долю мгновения обернулась: в толпе замелькали белые рубашки. Охранники, раскидывая в стороны попадавшихся под ноги людей, побежали за ней. «Нельзя останавливаться, нельзя сбавлять скорость, как бы плохо и страшно мне ни было», — подумала Аньис.

Сердце колотилось, заполняя все тело, ощущения стали яркими, чувства и инстинкты собрались в один – уйти от погони. Она должна отстоять свою свободу, убежать. Воспользоваться преимуществом гибкого тела, ловкости и быстроты. Прошмыгнуть в щель, скрыться, отсидеться… А как только, господин Ансьер с охранниками перестанут бегать по улицам — пробраться к выходу из города. Не к воротам, а к тем заброшенным земляным валам, через которые они с братом Вери выбирались из города, чтобы поиграть за его чертой. А дальше… Дальше нужно как-то добраться до порта, попасть на корабль, идущий за море, и уплыть в те дальнее страны, где, по слухам, нет рабства. Где женщины сами решают, какому мужчине принадлежать. И принадлежать ли вообще.

Аньис бежала так быстро, как только могла, призвав на помощь все умения, наработанные в детских играх. Иногда на нее кричали, в какой-то момент к ней протянулась пара рук, но она не обратила внимания и ускользнула, гибким ужом ушла от желавших помешать. Время от времени за спиной слышались крики:

— Держите, беглая рабыня!! Десять куарини тому, кто поможет!

Но никто, кроме той пары рук, не пытался ее задержать. Жители бедного района не хотели помогать королевской гвардии. Многие, напротив, отступали в сторону. Но и предложить убежище не пытались. Слишком опасно становиться на пути у людей короля.

Аньис проскальзывала между прохожими, бежала быстрее на свободных участках, сворачивала снова и снова, чтобы запутать погоню. Так, вот здесь повернуть, потом узкий переулок, зайти в него и нырнуть в подворотню — тут они с Вери играли в прятки. Даже зоркий брат не смог когда-то найти ее в темной каменной нише, куда она сейчас и нацелилась. Вряд ли отставшие амбалы окажутся сообразительнее его.

Дыхания не хватало, бок разрывало от боли. Понимая, что больше не может, Аньис остановилась и резко обернулась — погоня отстала. Даже криков, призывавших поймать ее за награду, не было слышно. Люди шли по своим делам и удивленно посматривали на запыхавшуюся девушку.

— Скорее, девочка, прячься, от кого бы ты ни бежала, — услышала она старческий хриплый голос. Сгорбленная растрепанная старуха указывала ей на тот самый узкий переулок.

— Спасибо, бабушка! — выдохнула Аньис и нырнула в переулок. Несколько мгновений озиралась, не в силах найти нужную арку, приказывала себе собраться, но сознание лишь сильнее затуманивалось усталостью. Глаза заливало потом. Наконец, когда из-за угла послышались крики, а сердце зашлось в панике на пределе сил, взгляд выцепил нужное место. Аньис бросилась в темную арку, пробежала через нее и на самом выходе скорее по наитию, чем разглядев в полутьме, шагнула в незаметную каменную нишу, где когда-то пряталась от Вери. Сбоку нишу охраняло от посторонних глаз небольшое деревце с пышной листвой и белыми цветами, растущее во дворике. Если не обойти его, не заглянуть под ветви, то нишу не разглядеть.

А крики за углом стихли. То ли погоня пробежала мимо. То ли Аньис, забившаяся в толщу каменной стены, перестала их слышать. Не в силах стоять, она присела на корточки, оперлась поясницей о холодный камень и попыталась отдышаться. «Что же мне делать дальше… Как добраться до порта одной, без денег, без еды и воды…» Теперь попытка бегства казалась ей опрометчивой. Она просто убежала, почему-то веря, что у нее получится. А ведь идти ей некуда. Никто не поможет. Конечно, Марша укрыла бы ее. Но у Марши есть муж, который никогда не поставит под угрозу благополучие семьи ради беглой рабыни. Отдышавшись, Аньис прикинула, кто живет поблизости. У кого она может попросить еды на дорогу, кто осмелится дать ночлег.

А ведь здесь недалеко до дома Садди, вдруг подумалось ей.

Садди! Вот оно, решение, сообразила она. Он давно хотел жениться на ней. Когда ей было десять, а ему – пятнадцать, они играли втроем, он, она и Вери. Уже тогда Садди говорил, что хочет жениться на Аньис, когда она подрастет. Уже тогда он говорил ей, что она самая хорошая и красивая девочка, которую он знает. Садди. Наверное, он любит ее… Он умный, сильный и взрослый, ему уже девятнадцать лет. Он поможет ей, они убегут вместе! Конечно же! И поженятся там, за морем. Все у нее внутри расслабилось от облегчения, что она нашла выход.

Аньис была слишком молодой, чтобы поверить в провал. Ее семье жилось нелегко, девушка много работала по хозяйству и следила за младшими детьми. Последние годы у нее почти не было времени на развлечения. Но все же жизнь казалась благополучной. Даже в период безденежья, когда они довольствовались самой дешевой кашей из отрубей и приходилось в сотый раз латать одно и то же платье, когда мама плакала от бессилия, а отец вздыхал и отворачивался, Аньис знала, что все будет хорошо. Что трудности временны, да и какие трудности – это просто мелкие неудачи, а по большому счету в жизни все прекрасно. У нее большая дружная семья, она любит родителей и братьев с сестрами. Совсем скоро выйдет замуж, будет любить мужа и заботиться о нем, заведет детишек… А страшные истории о неудачах в семейной жизни, о неприятных ощущениях в постели и грубом обращении мужей с молоденькими женами, что иногда рассказывали подружки, Аньис пропускала мимо ушей. Ее все это не коснется, не может коснуться. У нее будет хороший муж и дружная семья, даже если им придется поголодать или столкнуться с другими житейскими проблемами.

Глава 4

В этот вечер господин Эль отмечал с королем заключение крупной торговой сделки с заморским государством. Сегодня Ахтиону не хотелось шума, поэтому они были вдвоем. Если не считать трех девушек, что танцевали в дальнем конце зала под игривую музыку.

Двое мужчин полулежали в низких удобных креслах, небольшой столик между ними ломился от яств. Девушки грациозно извивались, прогибались назад до самого пола, свет магической люстры бросал отсветы на их блестящие костюмы, лишь немного прикрывавшие самые сокровенные части тела. Неожиданно музыка стихла, девушки остановились и, скромно опустив глаза, ожидали разрешения уйти.

— Хочешь какую-нибудь из них? — спросил король, указав на девушек и лукаво улыбнулся. — Любая из них — твоя. Хочешь на час, хочешь на ночь, хочешь — навсегда…

Господин Эль добродушно рассмеялся и отрицательно покачал головой. Король улыбнулся, тоже покачал головой, мол, так я и знал, и махнул рукой, давая танцовщицам разрешение уйти. Плавно покачивая бедрами, как это было принято в гареме повелителя, они удалились.

Воздержание господина Эль было любимым предметом шуток короля. Горячий тридцатилетний Ахтион не мог разгадать, почему его друг, которого он считал немногим старше себя, пренебрегает женским обществом. Большинство мужчин, наделенных властью, заводили большие гаремы, а в качестве жен выбирали дочерей знатных древних родов, образованных и воспитанных в добродетели. Ведь это наложниц может быть сколько угодно, а жена у каждого только одна.

Сам король еще в молодости женился на принцессе заморского государства, поддерживал с ней дружеские отношения, не забывая иногда приглашать ее в свою спальню. А в его гареме было более четырехсот красавиц из разных частей страны, и из-за ее пределов… В общем, приятного разнообразия хватало.

Поэтому, не понимая друга, король подтрунивал над ним. Предлагал ему то одну, то другую красотку, иногда просто шутил, что господина Эль интересуют только политика, экономика и война. А тот всякий раз добродушно отшучивался.

Но, вопреки мнению короля и распространенным слухам, господин Эль не хранил целибат. Просто традиции этой страны вызывали у него грустную улыбку. Правда, без особого неприятия. Он бывал в разных местах, приходилось ему посещать и страны, где правят женщины-амазонки, а мальчиков убивают при рождении, оставляя лишь немногих — для продолжения рода. Здесь мужчины эксплуатируют женщин, там женщины убивают мужчин. Баланс. Так видел это господин Эль. Но все же местные традиции ему не нравились.

Однако менять уклад жизни в Альбене по собственному вкусу не входило в его планы. У господина Эль были другие цели, более глобальные. И касались они не только Альбене…

Никто не знал, но во всех трех соседних странах, и в нескольких заморских, он был тайным советником. Правда, лишь в Альбене занимал официальную должность, ведь именно на эту страну он делал основную ставку в своей игре. Поэтому и жил он теперь по большей части в столице, в пожалованном ему дворце. А вот желания, которые он, впрочем, давным-давно умел усмирять, реализовывал там, где царят иные нравы. Там, где свободные красотки сами желают провести знойную ночь с мужчиной… При его внешности и умениях таких красоток вокруг всегда оказывалось много. Просто король об этом ничего не знал, как не знал и о его истинной роли на внешнеполитической арене.

***

Аньис очнулась в экипаже, который медленно ехал по вечерним улицам. Она лежала на чем-то мягком и удобном. Обнаженная кожа рук касалась бархатистой обивки. Это было приятно. В углу горел магический светильник из тех, что стоят бешеных денег. Раньше Аньис только однажды видела такой, когда в раннем детстве оказалась с отцом в магазине магических товаров. В карете же она и вовсе была впервые в жизни, и догадалась, где находится, только по покачиванию, рывкам и окрикам кучера освободить дорогу.

— Выпей воды. У тебя был обморок, — услышала она спокойный холодный голос Ансьера. Он сидел напротив на диване с красной обивкой. Еще не полностью придя в себя, Аньис попробовала сесть. Плечи и локти ломило, правой рукой было сложно двигать, сразу возникала боль в плечевом суставе. Да и во время своей отчаянной гонки она наставила много синяков — по всему телу ощущалась ноющая боль ушибов. Голова кружилась, это мешало здраво оценить ситуацию или испугаться по-настоящему. Аньис поморщилась от боли. К ее удивлению, господин Ансьер привстал, подсунул руку ей под спину и помог сесть. От его прикосновения она сжалась, как кролик, застигнутый удавом. Этот человек казался Аньис слишком страшным, жестким и хитрым. Его доброта – это лишь видимость, а прикосновения похожи на прикосновения смерти.

— Выпей, — повторил он, протягивая ей открытую фляжку. Фляжка была изящного вида, вероятно, серебряная. Аньис покорно взяла ее, робко сделала глоток и тут же выпила целиком, просто опрокинула в себя все, что было во фляге. Только теперь она поняла, насколько ей хочется пить.

— Спасибо, — поблагодарила она. Но тут же сообразила, с кем разговаривает, и отползла в угол, стараясь отдалиться от страшного человека. Ситуация казалась безвыходной. Она попала в ад — так называлось место под горами Андоррэ, где живут демоны, и кипят реки лавы.

Господин Ансьер забрал фляжку и устремил на нее холодный изучающий взгляд.

— Хорошо, что праздничный прием у Первого Советника лишь через семь дней. Синяки успеют зажить. Не волнуйся, тебя приведут в порядок.

Глава 5

То, что происходило с Аньис в следующие семь дней, не было страшно. Напротив, иногда ей казалось, что она попала в сказку и даже обрела новую семью. Знала, что ненадолго, но этих дней ей хватило, чтоб привязаться к доброму господину Арбаку, служанкам, заботившимся о ней, и даже к толстому евнуху, знакомство с которым началось не самым лучшим образом.

Когда она осмелилась встать с ковра и оглядеться, к ней подошли две служанки. Обе невысокие, с темными волосами и мелкими чертами лица, похожие друг на друга. Одна — чуть постарше Аньис, другая — чуть помладше. Сестры, решила Аньис. И тут же вспомнила своих братьев и сестер, которых больше не увидит. Она уже начала скучать по ним.

Одеты девушки были в длинные пуари[1] темно-синего цвета, то есть намного лучше и богаче самой Аньис. Пуари считалось дорогой одеждой, слишком много ткани на него уходило. Девушки из бедняков одевались в простые прямые платья с кушаком. Пуари у Аньис было только в детстве, в благополучные довоенные времена. А после войны, в один из дней, когда семье было нечего есть, мать просто продала все пуари, которые были в доме. Даже замуж Колобатти выходила в простом платье без украшений.

Девушки молча поклонились Аньис.

— Пойдемте, госпожа, — сказала старшая. — Мы должны искупать вас и переодеть.

— Я не госпожа, — ответила Аньис. — Меня зовут Аньис, я такая же рабыня, как вы…

— Хорошо, госпожа Аньис.

Через незаметную дверь в другом конце комнаты ее провели в сад. Это был не внутренний сад гарема, где предавались неге наложницы короля. А небольшой садик, окруженный красивыми галереями с колоннами. Но вечером, под звездами, в свете круглых голубых светильников, он казался волшебным. Тогда Аньис впервые подумалось, что она попала в сказку — в одну из тех, что она читала еще до войны, до того, как отец продал большую часть книг.

Темно-зеленые растения с огромными листьями слегка трепетали на теплом ветерке. Изысканные статуи, изображавшие прекрасных женщин и мужчин, словно светились изнутри. Тихонько пели птицы. А посреди сада располагался небольшой круглый бассейн. На дне тоже было установлено два светильника, и вода казалась сияющее-голубой. Аньис замерла, пораженная.

Девушки подвели ее к бассейну. Младшая нагнулась, чтобы снять с нее сандалии, другая потянулась стянуть с нее платье. Аньис инстинктивно отшатнулась. Кто она такая, чтобы другие девушки заботились о ней…

— Я сама разденусь, — сказала она.

— Госпожа Аньис, мы должны… — робко протянула старшая. — Господин Арбак добрый, но и он может рассердиться, если мы не сделаем то, что он велел.

Аньис быстро стянула с себя платье, скинула сандалии и пошла к бассейну.

— А мы не скажем ему! — предложила она девушкам. — И давайте, вы будете называть меня Аньис, когда никто не слышит?

— Хорошо, — неожиданно просто согласилась старшая. — Мы так уже делали с одной девушкой…

Волшебная голубая вода в бассейне была приятно-теплой. Аньис присела, чтобы плечи погрузились в воду, и ощутила, что все напряжение сегодняшнего дня уходит, растворяется... Пробежала легкая рябь, она едва ощутимо ласкала кожу.

— Нужно, чтобы ты села, облокотившись, а мы будем мыть тебя ароматическими растворами, — пояснила старшая девушка.

Аньис села на приступку в воде, прислонилась спиной к стене. Хотелось запрокинуть голову, положить ее на край бассейна… Но она стеснялась. Что она, принцесса какая-то… Дома Аньис мылась, набирая воду ковшиком из ведра, и думала, что будет делать так всю жизнь.

Девушки взяли каждая одну из ее рук и начали протирать мягкими губками, смоченными в ароматной, пахнущей цветами и фруктами, жидкости. Очень хотелось совсем расслабиться, отдаться приятным ощущениям… Но пока ей было слишком неловко.

— Какие у тебя страшные синяки! — вдруг сказала младшая девочка. — Ты сопротивлялась, да? — она нагнулась и заглянула в лицо Аньис, в детских глазах стоял ужас. — Никогда нельзя сопротивляться!

— Да, я сопротивлялась… — вздохнула Аньис и вспомнила стальную хватку охранника, рывок вверх, как ее руки чуть не вывернуло из суставов. Хорошо, что в воде боль в плече стала проходить. — Как вас зовут?

Девушки переглянулась, и старшая начала рассказывать. Их история была незатейливой и такой же грустной, как у Аньис. Старшую девушку звали Кьяса, младшую – Абба. Раньше они жили в провинциальном городке недалеко от столицы. Не так давно там приключилась эпидемия неизвестной болезни, которая почему-то поражала только взрослых людей. Родители девушек умерли, а родные дядя с тетей, не желавшие кормить два лишних рта, продали их скупщику рабов. Кьяса считала, что им повезло попасть служанками в королевский гарем. Работа здесь была несложная, а начальник — господин Арбак — добрый. Главное не попадаться на глаза господину Ансьеру, властному и жесткому.

— И мы можем выйти замуж. А если кого-то из нас возьмет в жены свободный человек, то она сразу тоже станет свободной. И сможет потом выкупить другую… — поделилась надеждами Кьяса.

Глава 6

Доставить к хозяину — прямо в разгар праздника — ее должен был Ансьер. Аньис до последнего надеялась, что поедет с Арбаком, но главный евнух этим не занимался. Его вотчиной был гарем, а обязанностью — забота о женщинах короля и подготовка новых наложниц. Провожали ее как родную. Сестры Кьяса и Абба плакали, Карра давала последние наставления.

— Если сможешь, заходи потом к нам в гости! — попросила Кьяса. — Господин Арбак, можно ведь, если ее отпустят?!

— Не забывай, голову вниз, они все на тебя смотреть будут… А плечи распрями, даже теперь не теряй собственное достоинство… — напоминала Карра.

Аньис хотела разрыдаться вместе с новыми подружками. Но глаза были подведены красивыми стрелками, нарисованными Каррой, а ресницы густо накрашены. Плакать было нельзя. Одета же она была в пуари своего любимого персикового цвета — с необычным креплением. Оно не завязывалось на плече, как традиционное, а держалось сверху на двух тонких лямках, что сзади обвивали шею. И шея, и плечи оставались бы обнаженными, если бы не невесомая полупрозрачная накидка, закрепленная на голове парой небольших заколок и струящаяся до лопаток. Украшениями служили длинные золотые серьги завитками и тонкие браслеты на руках и ногах. Аньис подобрала наряд сама, с небольшой помощью Карры. Чем заслужила их с Арбаком одобрительные кивки и переглядки.

Как она выглядит, понравилось и Ансьеру. Он удовлетворенно хмыкнул и одарил ее откровенно плотоядным взглядом. Таким же взглядом он пожирал ее всю дорогу.

Дворец господина Эль сильно отличался от королевского. Королевский был красив величием и роскошью, дворец же первого советника, не такой обширный — поражал изяществом и гармонией постройки. Трехэтажный, с четырьмя колоннами у входа, несколькими эркерами, украшенный пилястрами, и ничего лишнего. По слухам, господин Эль похвалил это строение, пока еще не был его владельцем, а король, как раз решивший одарить друга и спасителя страны имением, вспомнил, что особняк пустует с момента казни его прежнего хозяина…

С тех пор прошло много времени, король одарил первого советника другими имениями, но жил господин Эль только здесь. Да и то не всегда: по слухам, он часто пропадал неизвестно где. То ли по поручениям короля, то ли по своим делам, но не вызывая у правителя никаких возражений.

Аньис робко смотрела на красивое белое здание, куда ей предстояло сейчас войти, и… возможно, остаться на всю жизнь. Она не могла не признать, что дворец ей нравится даже больше королевского. Стройность линий, строгость, сочетающаяся с изящностью – даже в ее состоянии это радовало глаз. Наверное, Карра была права, что у нее талант видеть и чувствовать красоту.

Скоро все изменится. И в какую сторону, неизвестно. Но разумная Аньис поняла одно – как раньше уже никогда не будет. Она не вернется к родителям. Даже, если бы это было возможно – возвращаться не к кому, родителей у нее нет. В душе на месте мамы и папы теперь плоская стена, словно отделившая ее прошлое от настоящего. Мамы и папы нет – только чужие люди.

А ее путь к свободе лежит через одного человека – господина Эль. Сердце начинало биться при мысли, как он ее встретит, что подумает, что решит... Вся ее жизнь теперь зависит от него. Откажется от нее – и быть ей еще одной наложницей в королевском гареме, безликой, никому не нужной. Это самое худшее. Этого нельзя допустить. Примет ее – и, может быть, не сейчас, но хотя бы со временем – даст ей свободу. А может, этот господин Эль и верно не любит женщин, но добр душой, и с ним удастся договориться? Или она сможет сбежать потом, когда волосы отрастут…

Мысли мелькали в голове, пока Ансьер в сопровождении двух амбалов-охранников вел ее вдоль экипажей, подъезжавших к дворцу и высаживавших богато одетых господ. Некоторые прибыли верхом, видимо, молодые люди из высшего командного состава армии. Многие с интересом поглядывали на Аньис, она смущалась, опускала голову… Любому теперь понятно, что она рабыня, коротко остриженные волосы выдавали сразу. Рабыня-наложница. Женщина, существующая только для одного: чтобы дарить наслаждение хозяину. Какое он захочет. Это было унизительно… На глаза просились слезы, но Аньис сдерживалась, чтобы не потекла краска и чтобы Ансьер не заметил.

«Господин Эль, может быть, ты как-то спасешь меня от этого?» – в отчаянии подумалось ей. Но предстояло еще само вручение подарков, когда король подарит ее первому советнику у всех на виду. Пережить. Как-то. Стиснуть зубы, сдержать слезы и пережить, что все эти господа будут оценивающе смотреть на девушку с остриженными волосами, обсуждать, причмокивать…

По большой белой лестнице, где на каждой ступеньке стояло по охраннику в черной форме, а не белой, что означало принадлежность к личным войскам господина Эль, Ансьер привел ее к огромной двери, чуть приоткрытой. Из-за нее слышались звуки празднества: песни приглашенных музыкантов, поздравительные возгласы в адрес короля и первого советника… Праздник победы в войне с Аль-Касл впервые отмечался в доме господина Эль, это была идея короля, что «виновник» победы должен провести его у себя и получить поздравления и признание своих заслуг.

Время от времени в дверь вбегали слуги, заносившие яства, тогда она открывалась широко, и праздничный шум оглушал. А за Ансьером с Аньис выстроилась толпа с множеством разнокалиберных предметов: огромных коробок, украшенных расписными тканями – других подарков советнику.

Глава 7

 Пока она разбирала книги, тревога отошла на задний план. Работа в библиотеке помогла отвлечься, отрешиться. Теперь же, идя по коридору за молчаливым Пармом, Аньис снова начала волноваться. Как-то неожиданно подошел тот самый момент. Сейчас все и случится? То, для чего у мужчин бывают наложницы…

Ей стало страшно, хоть сам господин Эль не казался неприятным, как Ансьер. Мысль о его прикосновениях не вызывала ужаса, скорее интерес, даже слабо осознаваемое предвкушение… Но как это все произойдет, насколько больно ей будет… Старшая сестра Колобатти говорила, что первый раз очень больно, потом – привыкаешь. А Марше и вовсе нравилось, она рассказывала, что это бывает очень даже приятно… Впрочем, у Марши был хороший, любящий муж, внимательный и нежный.

А еще… о чем ей говорить с господином? Она ведь понятия не имеет, как его развлечь. А, наверное, нужно? Петь и танцевать, рассказывать интересные истории она не умеет… Да и кто знает, зачем он ее зовет. Может быть, и вовсе отправить обратно к королю… Аньис снова начало трясти.

Господин Парм остановился возле неприметной двери и открыл ее перед Аньис, кивком указав зайти. Она сделала шаг внутрь…

От волнения она забыла, что взгляд нужно опустить в пол, и, как только вошла, встретилась с черными глазами. Глубокими, но блестящими. Несколько секунд она не видела больше ничего, острый взгляд одновременно пронзал, и в то же время окутывал. Оторваться было невозможно. То же спокойствие, что немногим раньше в зале, накрыло ее. А потом сердце вдруг один раз громко ударило, и она опустила глаза, подумав, не сочтет ли господин ее поведение наглостью… Одновременно она наконец заметила, где находится — в просторной комнате не было ничего, кроме нескольких кресел по бокам. По крайней мере, это не спальня, подумала она и почувствовала облегчение. Может быть, сегодня ничего и не будет?

— Приветствую, Аньис,  — спокойно произнес мужчина напротив. — Меня зовут Рональд.

— Здравствуйте, господин Рональд, — с легким поклоном растерянно ответила она.

Какое странное у него имя, подумалось ей, чужеземное. Она не встречала никого, кого бы так звали. Мужчина слегка улыбнулся краем рта.

— Скажи, Аньис, какая у тебя фамилия? — спросил он с такой же полуулыбкой. Голос у него был глубокий, властный, но с едва ощутимыми бархатными нотками, которые словно гладили ее. «Он не хочет пугать меня», — вдруг поняла Аньис.

Еще в детстве она заметила, что многие взрослые (да и некоторые дети) пытаются казаться более суровыми и строгими, чем они есть. От господина Рональда исходило противоположное ощущение. Ей подумалось, что ему беспрекословно подчиняются и мужчины, и женщины, стоит только им оказаться рядом. Ему не нужно утверждать свою власть — достаточно спокойно сказать что-то и… Аньис не сомневалась, что все будет именно так, как он скажет. А с ней он, напротив, старается быть мягче, не пугать.

— Вербайя, господин, — ответила она. И неожиданно для себя самой добавила: — Но у рабов нет фамилии…

И опустила голову еще ниже.

— Твоя фамилия никуда не делась, — улыбнулся ей господин Рональд. — Скажи, Аньис, чем занимается твоя семья? Как и почему ты оказалась у Ансьера?

— Мой отец — гончар, господин… — робко начала Аньис, и вдруг обнаружила, что почти не волнуется. Рассказывать ему оказалось совершенно не страшно, даже легко. К тому же, пока они говорят, он вряд ли будет делать с ней то, что мужчины делают со своими наложницами. Впрочем, если бы он ее коснулся, наверное, это было бы приятно, вдруг пронеслось у нее. И ей маленькой частичкой души очень захотелось, чтобы, выслушав рассказ, он обнял ее… Положить голову на его сильную грудь и заплакать…

— …Когда закончился выкуп, который дал муж моей старшей сестры, дела опять пошли плохо… А потом меня увидел на улице господин Ансьер, и … Он дал за меня восемь тысяч куарино, это очень много…

Она случайно слегка подняла голову, дойдя до самого тяжелого момента, и уткнулась взглядом в обтянутую плотной тканью рубашки грудь. Господин Рональд поднял руку останавливающим жестом и кивнул ей: мол, дальше понятно. В черных глазах, неотрывно смотрящих на нее, появилась задумчивость. Он скрестил руки на груди.

— Скажи, Аньис, твой отец не получал пенсию, положенную инвалидам войны?

— Нет, господин. Пенсию дают тем, кто стал инвалидом во время военных действий. А моему отцу оторвало руку в лагере, в перерыве между битвами, когда маги короля испытывали новую магическую пушку… Он случайно оказался рядом.

Господин Рональд повернулся боком и бросил на нее задумчивый взгляд. С полминуты он молчал, разглядывая ее краем глаза. Аньис снова опустила глаза, стесняясь. В его взгляде не было ни похоти, читавшейся в глазах Ансьера, ни открытого тепла, как у Арбака. Было только спокойное задумчивое внимание. «Наверное, он решает, что со мной делать», — подумалось Аньис, и сердце снова громко забилось от волнения.

— Что ж, Аньис… — задумчиво произнес он, — отменять рабство целиком или менять ваши традиции не входит в мои задачи. Возможно, потом… Сейчас это не целесообразно. Но я хотел бы дать тебе свободу. Скажи, могу ли я вернуть тебя твоей семье?

На секунду в душе Аньис загорелась надежда. И тут же погасла. Какая-то ее часть очень хотела сказать «да». Но она не могла…

— Господин, это будет значить, что я не угодила вам, что вы сочли меня недостойной и отдали обратно как некачественный… товар, — произнести последнее было особенно сложно, на глаза выступили слезы. Но внимательный взгляд господина Эль вдруг стал необыкновенно теплым, она ощутила его на своей макушке, словно он опять неведомым образом погладил ее по голове. И слезы отступили. — Это будет позор для семьи. Мои сестры не смогут выйти замуж… А братьев не возьмут в работники… И я…

Глава 8

У Аньис началась новая жизнь. Первые дни она просто осматривалась и осваивалась во дворце хозяина. Знакомилась со слугами, многие из них проявляли к ней участие, рассказывали о порядках, принятых в доме. А порядок был простой.

Дворец жил как большая отлаженная система, поддерживающая сама себя. Под руководством госпожи Тиарны. Все хозяйственные вопросы, которые не решал хозяин, брала на себя она. Изредка – ее муж. А главным правилом было не задавать вопросов, не удивляться, когда хозяин исчезает на несколько дней, а порой и недель, не беспокоить его лишний раз. Аньис подумалось, что хозяин и его дом существуют сами по себе, хоть все здесь предназначено для того, чтобы он мог прийти, когда захочет и отдохнуть от государственных (и кто знает каких еще) дел. Впрочем, иногда он занимался делами дома.

За четыре дня, что прошли с момента первой встречи она почти не видела его. По словам Тиарны он отсутствовал, лишь один раз пришел переночевать. Рабыню он к себе не звал, и Аньис все больше убеждалась, что совершенно ему не нужна в том качестве, в котором ее подарили. Один раз она столкнулась с ним коридоре, когда он выходил из кабинета, куда был заказан путь любому, кого он не вызвал сам. Аньис скромно опустила глаза, а он, глядя на нее сверху вниз, спросил, все ли у нее хорошо, нет ли каких-нибудь пожеланий, и получив смущенный ответ, что все в порядке, и она очень благодарна, кивнул. И скрылся за поворотом длинного коридора. У Аньис навернулись на глаза слезы. Она для него всего лишь новая деталь интерьера, которую он пристроил на нужное место, проследил, чтобы никто не обидел – и забыл. Пусть стоит на месте. Можно иногда проверять, не сломалась ли вещь, и все.

А ей так хотелось поговорить с ним! И просто побыть рядом, потому что возле него так спокойно, так… она не могла понять свое ощущение от его присутствия. Словно все тревоги уходили далеко-далеко, и оставалась лишь легкая радость да ощущение падения в бездну, наполненную странным наслаждением и сладостью.

Слуги занимались своими делами, иногда разговаривали с ней. Тиарна вызывала ее каждый день, часто обнимала, успокаивала, хоть Аньис и не жаловалась на жизнь, спрашивала, что ей нужно… А Аньис ничего не было нужно. Она еще не понимала, чего хочет. Ей нравилось, что можно читать книги в библиотеке, гулять в красивом внутреннем саду, любоваться на изысканные растения, дарящие прохладу в жаркие дни. Что можно самой выбрать, чем заниматься. Это была непривычная, приятная свобода. Но она же вызывала тягучее чувство собственной никчемности. Все вокруг были чем-то заняты, у нее одной не было никаких обязанностей. Живя в семье, она привыкла, что всегда есть дела, и сейчас не знала, куда себя деть, хоть возможностей было немало. Но вскоре все изменилось.

На четвертый день началась учеба. Аньис сразу поняла, что кто-то постарался, чтобы ее наставниками были люди, которым неважно, что она девочка и рабыня. Учитель по наукам, невысокий наполовину лысый господин Шмальер в первый же день сказал ей:

— Мальчик, девочка – не вижу никой разницы. Главное, есть ли способности. А этого мы еще не знаем. Впрочем, если ты наделена усидчивостью и терпением, то сможешь освоить все науки, хоть время упущено, и ты уже большая… Аньис, у тебя есть усидчивость? — он лукаво посмотрел на ученицу.

— Не знаю, господин, — честно ответила Аньис. Она сидела за столом, прилежно сложив перед собой руки, так же, как делала это, когда ходила в школу грамотности. Там учителя били по рукам линейкой, если ученик отвлекался от занятия, начинал чесать за ухом или лез пальцем в нос. — Я не очень хорошо понимаю, как это, я всегда делала то, что нужно.

Шмальер понимающе улыбнулся:

— Хорошо. Думаю, ты точно наделена этим качеством…

Так началось ее обучение и пошло хорошо. Она была сообразительной, легко запоминала новое. В ней совершенно не было лени и желания бездельничать, свойственного детям из богатых семей. Правда, уже на второй день она поняла, что работать головой ничуть не легче, чем по дому. Даже намного сложнее. От этого устаешь, хоть и по-другому, чем если полдня стирала одежду малышей или прибиралась в мастерской. Но учитель хвалил ее и за усидчивость, и за способности.

— Ты хорошо делаешь логические выводы, — говорил он. — И достаточно быстро думаешь.

А перехвалить Аньис было невозможно. Она и верно была слишком старательной для этого. Лишь благодарно улыбалась и продолжала учиться еще лучше.

Правописание, математика и история не составили для нее проблемы. Особенно ей нравилось слушать об истории Альбене и других государств, запоминать, что, где и когда происходило, кто правил и как правил много веков назад и почему вошел в легенды… А вот с предметом под названием «естествознание» она сразу не подружилась. Вернее, ей очень понравилась та его часть, где учитель рассказывал, как устроены тела человека и животного, зачем растениям цветы, что такое плод аостри, какие звери водятся на суше и в воде. Иногда нужно было приложить усилия, чтобы понять и разобраться, но это было интересно. А вот та часть, где нужно было изучить принципы передвижения тел, законы того, как течет вода, как падает свет на предметы, была ей совершенно непонятна. Иногда Шмальер даже раздражался.

— Ну как ты не понимаешь! — говорил он, прохаживаясь из угла в угол по комнате. — Свет падает на предмет и отражается… — он рисовал на небольшой доске, установленной на штативе, стрелочки и коробочки. — Поэтому мы видим предмет… Если бы не отразился, а попал в предмет, то мы не увидели бы… Что тут непонятного?!

Глава 9

Эдор учился жить по-новому. Когда он был далеко, выполнял поручения Рональда на другом конце континента, становилось легче. На расстоянии он не чувствовал ее запаха, не слышал ее голос в соседней комнате… Его неодолимо влекло вернуться, вдохнуть и услышать. А может быть, и увидеть – тайком. Но с этим можно было справиться. Сложнее было, когда он возвращался и вновь ощущал ее аромат, вплетающийся в клубок запахов… Тогда он знал, что она неподалеку, за стеной. Хотелось сломать стену и броситься к Сокровищу. Преодолеть это было сложнее. Но именно этому наставник его и учил.

— Скажи, что ты хочешь? — меч Рональда снова был у его горла. Первые два раза Эдор ощущал ярость и желание убить учителя. Наставник снова и снова давал ему идти в атаку, делал вид, что ему удается удержать верх. И в последний момент, когда победа казалась такой близкой, – неожиданно совершал резкий незаметный ход, и Эдор оказывался с мечом у горла, прижатый к стене.

В третий раз Эдор отреагировал спокойнее.

— Я уже не хочу убить тебя, — усмехнулся он в смуглое лицо с блестящими черными глазами. — Всего лишь хочу победить. И думаю, как это сделать, как вывернуться…

— Неплохо, — ответил Рональд и убрал меч. Эдор потер место прикосновения металла. Порезов не было никогда, учитель был точен.

— Запомни, так же будет и с девочкой. Если ты не сломаешься сразу, то в первый раз на огонь внутри наложится еще и ярость. Ты будешь зол на меня, что я не позволяю тебе получить ее… Потом, если все будешь делать правильно, с этим станет легче. Ты начнешь думать, как достичь своей цели. В чем твоя цель, Эдор? — с долей лукавства спросил он.

— Быть с ней! — порывисто выкрикнул Эдор. Но взял себя в руки. Они тренировались уже семнадцать дней. Он действительно научился лучше контролировать чувства. — Быть с ней, но не убить ее.

— Ты осознаешь, что даже, если все получится, то лишь спустя годы ты сможешь быть с ней? — Рональд убрал меч в ножны и кивнул Эдору на его меч, показывая, что тренировка окончена.

— Осознаю, — поморщился Эдор. — Ты каждый раз об этом спрашиваешь… И осознаю, что может ничего не получиться. Она может просто не полюбить меня.

— И ты можешь не полюбить ее, — заметил наставник. — Чем отличается та любовь, что ты должен почувствовать, от огня, горящего в тебе?

Эдор задумался. Конечно, наставник Эль часто раздражал его, будил в нем агрессию. Но он уважал учителя. И чем дальше — тем больше. За время, что Рональд учил его владеть собой, Эдор понял: любой вопрос, любое действие учителя направлено на достижение какой-либо цели. Все, что он делает, наполнено смыслом. На его вопросы не стоит бравировать. Лучше отнестись к ним серьезно, и со временем получить результат.

— Не знаю, — признался Эдор.

— Тогда скажи, почему в тебе горит этот огонь? — спросил Рональд.

— Потому что в ней наша кровь, — удивился Эдор. — Она проявилась так, что девочка родилась Сокровищем.

— Верно, — согласился учитель. — Но ваша кровь – это всего лишь гены, дающие особые свойства ее телу. Запах, внешний вид, звучание голоса… Все то, что сводит тебя с ума. Но это только тело. А полюбить ты должен ее душу. Она — твою.

— Сложно, — признался Эдор. — Точно я знаю только то, что не хочу ее убивать. Она такая… — Эдор попробовал подобрать слово. И удивился, таким сентиментальным оно было. — Такая нежная… И, мне кажется, хочет жить. Поэтому я учусь всему этому.

— Уже неплохо, — усмехнулся Рональд. — Садись. Дальше медитация.

Медитацией учитель называл упражнение, когда нужно было сидеть, положив пятку одной ноги на бедро другой, сложить пальцы кольцами (или в какую-нибудь другую хитрую фигуру, каких наставник знал великое множество) и… сначала проживать свои эмоции, потом наблюдать за ними, потом — отрешаться от них. Это упражнение получалось у Эдора хуже остальных. Наверное, потому что его деятельной натуре было сложно даже просто сидеть на месте, не говоря уж о путешествиях внутрь себя... Но медитация была неизбежна в конце каждого занятия. А сам Рональд считал ее эффективным и полезным упражнением.

***

Пока Эдор размышлял о неизбежности медитации, Рональд думал, что, раз мальчик не хочет убивать девочку, раз ему жалко ее, то шансы у них есть. Эдор немного, совсем чуть-чуть, но ощущает другую живую душу, прячущуюся в теле, которое затмевает для него все.

И еще он думал, что нужно уделить внимание девочке. Ей явно его не хватает. Недаром ведь она шпионила за ним прошлым вечером. Но тут нужна тонкость… Чтобы избежать влюбленности в него самого. Хотя, похоже, это уже неизбежно...

А заодно он хотел кое-что проверить.

***

Спустя несколько дней после шпионажа за хозяином Аньис долго и мучительно решала уравнение. Оно ей никак не давалось. Учитель Шмальер вздыхал, с нетерпением ожидая, когда, она наконец справится. Обычно Аньис щелкала примеры как орехи. А тут что-то не сходилось. Или, может быть, она просто устала… Все же ее разум не привык постоянно работать, а Шмальер учил ее так же серьезно, как когда-то принцев. Правда, был еще один момент, из-за которого ей могло быть сложно. Все же девочки отличаются от мальчиков.

Глава 10

Тем же вечером Аньис пришла в голову идея. Господин Рональд хочет, чтобы у нее была служанка. Ну что ж… Если получится, она сделает доброе дело. На следующий день она попросила Парма сообщить хозяину, что хочет поговорить с ним, дождалась разрешения прийти. К тому же, это был повод увидеться с хозяином...

— Слушаю тебя, Аньис, — он стоял возле письменного стола в кабинете, по обыкновению, сложив руки на груди. Как всегда – уверенный. И явно читающий мысли на ее на лице.

— Господин Рональд, вы хотите, чтобы у меня была служанка… — начала Аньис, опасаясь, что может ничего не получиться. — Я подумала, и… мне нужны две служанки…

— Две служанки? — он поднял брови в наигранном удивлении. — Расскажи, в чем дело, Аньис. Ты что-то задумала.

— Господин Рональд, когда я жила при королевском гареме… — и Аньис рассказала ему про Кьясу с Аббой. — Вы не можете дать свободу мне… Но, может быть, вы могли бы… — Аньис стало стыдно просить о дорогой покупке, за которой, как она надеялась, последует освобождение подружек.

Господин Рональд рассмеялся:

— Хорошо, Аньис, я выкуплю твоих подружек. И действительно дам им свободу. Но с того дня они так и будут прислуживать тебе, до тех пор пока не выйдут замуж.

— Благодарю вас, господин…

«Надо же, получилось…», — подумала Аньис. И в тот же день поспешила в гарем рассказать девочкам хорошую новость.

Так у нее появилась не одна, а целых две служанки, которые были счастливы перемене судьбы. К тому же в доме господина Эль было много слуг-мужчин, в отличие от королевского гарема. И шансы выйти замуж у девушек повышались…

«Только мои шансы равны нулю», — думала Аньис, слушая веселый щебет Кьясы, когда она закалывала ей волосы. Это расстраивало, да и господин Рональд снова не проявлял к ней никакого интереса. Он больше не вызывал ее – ни с какой целью. И его снова почти не было дома.

А Аньис скучала… После того вечера в саду ей казалось, что сказка продлится. Что она будет видеть его каждый день, разговаривать с ним, он расскажет еще что-нибудь интересное, позовет играть в парти… Особенно сладкой была мысль о том, что он может опять к ней прикоснуться. Но ничего не происходило, лишь редкие встречи в коридоре. В то недолгое время, что она оставалась наедине с собой перед сном, Аньис грустила только об этом. Рана от предательства родителей и резкой перемены судьбы лишь изредка напоминала о себе и слегка ныла иногда. Слишком много нового было вокруг …

В своем районе Аньис бывала теперь каждую неделю. Конечно, когда у нее появился третий учитель и уроки иностранных языков, времени стало еще меньше. Но господин Эль настоял, чтобы у девочки обязательно были выходные.

— У меня нет цели довести ее до нервного срыва от избытка интеллектуальной нагрузки, — сказал он Шмальеру, самому строгому из учителей.

Поэтому Аньис часто виделась с Маршей, да и домой заходила. Приносила подарки младшим — красивые дорогие игрушки, симпатичные костюмчики, сладости, каких не видели в бедных районах. Денег у нее теперь было хоть отбавляй. Господин Рональд назначил ей «содержание» — пять куарино в день. Для Аньис это были огромные деньги, дневная выручка ее семьи перед тем, как отец ее продал, редко достигала одного куарино. К тому же она далеко не каждый день что-нибудь покупала, поэтому постепенно деньги накапливались, и она тратила их на дорогие подарки или делилась с Маршей и Колобатти.

Младшие братья и сестры висли на ней, уговаривали остаться… А вот с родителями Аньис поначалу не разговаривала. Плоская стена внутри так и не рассосалась до конца, хоть и дала брешь еще во время первой встречи с матерью. Мать пыталась ее разговорить, рассказывала о делах в новой лавке отца, про успехи Вери… А Горри просто смотрел на дочь, вздыхал и отворачивался.

Но вода камень точит, и со временем Аньис начала немного говорить с ними, сообщать о следующем приходе. Только вот былой душевности в общении с матерью больше не было.

Впрочем, был еще один человек, встречи с которым Аньис опасалась. Садди. Аньис стыдилась, словно она сама изменила ему, сбежала из дома к лучшей жизни. Ведь для него она теперь наложница великого господина Эль, дорогая, красивая игрушка могущественного мужчины. Интересно, что он о ней думает?

Марша говорила, что с момента ее исчезновения Садди стал молчалив. Ходил подавленный, иногда впадал в ярость. Потом вроде успокоился, но тоже чаще всего молчал. А еще Кирри рассказывал, что иногда, когда она гостит у Марши, какой-то высокий худой парень приходит и смотрит издалека, не отваживаясь войти в дом.

Так продолжалось долго, больше месяца. Но однажды Аньис с Кирри пошли по улице, где жила семья Садди. Экипаж они, как обычно, оставили на базарной площади, а на улицах, которые напрямую вели к домам Марши и Горри, царила такая толчея, что было не пройти… Совсем не подходящее место для девушки в дорогом наряде с изысканными украшениями. Даже в сопровождении охранника. Пришлось идти в обход. Аньис опустила глаза и с громко бьющимся сердцем проходила мимо дома Садди, когда услышала знакомый оклик:

— Аньис, подожди! — Садди шел навстречу с противоположной стороны улицы, и с опаской посматривал на Кирри.

Глава 11

В самой башне была нечисть, не владеющая магией, тут они справились мечами. Пришлось только вволю «потанцевать», разбрасывая вокруг серых когтистых тварей с ярко-красными глазами и обрывками волос на корявых черепах. А вот на выходе, в темной арке их ждали четверо. Такие же серые, но выше, в грязно-зеленых мантиях.

Сразу две магические сети полетели к Эдору от двух фигур... Он резко выбросил руку и направил в сплетение нитей «огонь испепеления». Нити вспыхнули и растаяли, а Эдор кинул огонь в сторону зловещих фигур. Краем глаза он заметил, как наставник поймал руками две такие же летящие к нему сети, раскрутил их над головой и запустил обратно в нападавших. Противники Эдора вспыхнули и с воплями выбежали на улицу, а противники Рональда скорчились на полу, увитые душащими их серыми сетями. Они хрипели и извивались, отчаянно пытаясь выбраться. Но спустя минуту стали неподвижными, как и два обгорелых трупа во дворе крепости.

— Зачистили! — обрадовался Эдор.

— Да, — лицо наставника неожиданно стало озабоченным. Он подошел к одной из затихших фигур, наклонился и приоткрыл зажмуренное веко погибшей твари. Вместо обычного глаза за ним полыхало застывшее пламя. — Мне не показалось, — задумчиво продолжил он. — Значит, ад действительно просыпается. Вся эта мелкая нечисть, что мы видели в башне, всегда старалась быть ближе к родине. А эти твари… Настоящие выходцы оттуда. Первые ласточки.

— Так что же, будет война? — так же серьезно спросил Эдор. Зачистить от нечисти крепость возле гор Андоррэ казалось ему простым развлечением. Но, если на горизонте замаячила война, становилось не до шуток. Эдор это понимал.

— Да, но не сейчас, — ответил Рональд. — У нас есть от семи до пятнадцати лет в запасе. Они никогда не действовали без подготовки. Сейчас у них нет выходов, лишь щели. Пока что они могут лишь сочиться, а не переть полчищами. Сочиться и готовиться… — Рональд задумчиво посмотрел в темную арку и вышел во двор. В пасмурном небе вспыхнула одинокая молния. Наставник вдруг рассмеялся.

— Время у нас есть, Эдор! И… — он развернулся и пристально посмотрел ученику в глаза, — можешь заговорить с девушкой… Ты хорошо подготовился.

У Эдора сперло дыхание. Наконец-то! Ему, как тогда, когда он первый раз почуял ее запах, захотелось прыгать от восторга.

— Только не распускай язык. Не стоит рассказывать ей подробности о себе, да и о ней самой. Дай ей жить. И послушай, Эдор, — наставник слегка усмехнулся, — сейчас я доверяю тебе. И не буду ставить полную защиту. Ты сможешь находиться рядом с ней, защита будет легкой. Лишь если ты подойдешь ближе, чем на расстояние вытянутой руки, у тебя в голове затикает, примерно вот так…

Эдор ощутил чужое прикосновение к своему разуму, а где-то в области темечка почувствовал легкие равномерные толчки.

— Если ощутишь это и будешь не уверен в своих силах, сразу зови меня. И никогда – запомни это – не подходи к девочке, когда меня нет в Альбене.

***

С тех пор Аньис видела странного ученика господина Рональда почти каждый день. Он все так же доброжелательно кивал ей, обжигал взглядом и уходил куда-то по своим делам. Это смущало ее, мужчина казался привлекательным, но очень опасным. Слишком горячим был его взгляд. А глаза – Аньис их разглядела во время второго столкновения – странными. Яркие, янтарные, и зрачок в форме песочных часов. Неужели есть люди с такими глазами, думала Аньис. А в памяти всплывали смутные образы шумящего ветра и облаков, несущихся в необъятном небе… Становилось тревожно.

Прошло полторы недели, господин Рональд так и не проявил никакого внимания. Иногда она плакала об этом по ночам. Но, пожалуй, ей нужно привыкнуть. Уже ничего не изменить. Мучиться осталось недолго. Скоро Садди наймется строить беседку у них в саду – стройматериалы уже принесли — и они убегут. Она должна забыть господина Рональда. Навсегда. Больно от этого было неимоверно. Но другого выхода Аньис не видела. Мучилась сомнениями, переживала, но уговаривала себя не отступать.

А в один из вечеров она, как обычно, шла почитать в саду перед сном, когда снова заметила загадочного ученика, выходящего из кабинета хозяина. На этот раз он пристально посмотрел на нее и не ушел.

— Здравствуй, — словно через силу сказал он. — Меня зовут Эдор.

Аньис опустила взгляд, как положено с незнакомым человеком явно выше ее по положению.

— Здравствуйте, — сказала она. Сердце громко забилось от неожиданности, что он заговорил с ней. А еще Аньис казалось, что голос у него должен быть необыкновенный, как и глаза. Но нет. Обычный звонкий голос, уверенный, сильный. Несмотря на звучащее в нем напряжение. — Я Аньис…

— Ты тоже ученица господина Эль? — спросил мужчина, подошел и встал сбоку в нескольких шагах от нее. Аньис показалось, что он сам чувствует себя неуверенно, словно смущается. От этого она стала смелее.

— Наверное, можно так сказать, — ответила она. — А вы, господин?

— Я ученик господина Эль, он учит меня управлять государствами, военному искусству и прочему, — охотно ответил Эдор. — А куда ты идешь? У тебя книга…

Глава 12

Он что-то сделал не так. Иногда – очень редко – Рональд ошибался. Обычно – в том, что касалось человеческих чувств и связанного с ними поведения. Природный телепат, самый одаренный среди своего народа, но иногда он просчитывался. Он наблюдал за девочкой издалека, не хотел приближать ее к себе, надеясь, что юношескую влюбленность в господина пересилит увлечение Эдором и новой интересной жизнью. Но девочка лишь расстроилась и попыталась сбежать. Может быть, ей просто не хватило времени увлечься, а этот Садди так вовремя подвернулся… Но сам Рональд ошибся в расчетах, а это было необычно.

Он усмехнулся. Интересно, а дал бы он выбор Аньис, если б не был уверен в том, что именно она выберет? Сложно сказать. Может быть, и нет, и оправдал бы себя тем, что она ребенок и решить сама за себя не может.

Ему не хотелось ее терять. Ее трепетная живая душа наполняла дворец. Ее образ слегка звенел у него в душе, негромко, но постоянно. А глядя на нее, на ее живые чувства, сильные молодые эмоции, отчаянные решения и горящую любознательность, он сам становился живее. Его давно ничто не затрагивало глубоко, вот девочка затронула. С того момента, как, покачиваясь, стояла посреди зала.

С тех пор как ему донесли, что Аньис слишком часто разговаривает с одним из плотников, работавших в саду, и он прочитал мысли этого Садди – лезть в ее голову не хотелось – он глупо надеялся, что она сама сдастся, откажется от плана… Но она пошла до конца. И, конечно, убежала бы себе на погибель, если бы он не вмешался. И, несмотря на всю глупость задумки, ее упорство и способность идти на боль, вызывали уважение.

….Но хорошо, что она решила остаться. Эдор слетел бы с катушек, а защитить ее где-то там далеко — сложнее… Удивительно, но вокруг его цветочка оказалось много мужчин. Наверное, сказывается кровь архоа, делает ее особенно привлекательной для них. Недаром даже этот работорговец Ансьер вожделел королевский подарок… А еще, оказывается, цветочек нужно поливать. Иначе ничего не получится… Опять завянет, расстроится и натворит глупостей.

Тоже мне садовник.

Конечно, Рональд мог бы выписать ей вольную в любой момент. Но беда в том, что отпустить ее сейчас, когда не прошло нескольких лет после «дарения», означает, что она ему не угодила. Местные нравы исключительно глупы в этом плане. Да и через несколько лет будет сложно сделать ее свободной. В этой стране не было свободных самостоятельных женщин. Либо жена, либо наложница, либо чья-то служанка, в лучшем случае — квалифицированная наемная работница вроде Тиарны. Поэтому самым разумным будем выдать ее замуж, дав этим и свободу, и устроенную жизнь.

Рональд всерьез рассматривал вариант отдать ее за Эдора, если у детей сложится. И все же…

Посмотрим.

***

— Ты был в ее комнате! Там все пропахло тобой! — бушевал Эдор. Опершись руками о стол, он испепелял взглядом учителя, спокойно сидевшего напротив. — Ты и какой-то молодой самец… О, Господи! Значит, ты сам… а меня специально услал на целых четыре дня?! Что здесь произошло?!

— Прекрати истерику, — очень тихо сказал Рональд, но Эдора словно ударили по щеке. — Кажется, ты забыл все, чему научился. Да, я был в ее комнате, и мы поговорили. И да, я специально услал тебя, чтобы сохранить жизнь ей и тому мальчику, с которым она собиралась сбежать.

— Сбежать... — Эдор недоуменно уставился на учителя и сел. — Ты прав, что отослал меня… Я убил бы обоих… Мне кажется.

— Вот именно, — краем губ усмехнулся Рональд. — Зато теперь ты можешь беспрепятственно общаться с девочкой. В любой день, когда ты свободен, а я здесь, в Альбене.

***

Прошло два месяца. Аньис теперь вела себя хорошо. И господин Рональд тоже. Регулярно — не реже, чем раз в две недели вызывал ее, расспрашивал об учебе, иногда сам объяснял что-нибудь по наукам. С ним даже сложная часть естествознания оказалась куда проще. Два раза снова предложил ей сыграть в парти. Правда, ставок наученная опытом Аньис не делала. Господину нравится игра ради игры, что ж, и она так может. Обычно она выигрывала.

Аньис сказала бы, что живет от встречи до встречи, но почти каждый вечер, исключая лишь те, когда и наставник, и ученик отсутствовали, она проводила с Эдором. Ей даже начало казаться, что она привязалась к нему, а он — к ней. Что они стали лучшими друзьями. Яркий мужчина и сильный маг, он почему-то с удовольствием тратил на нее время и силы. И даже «фокусы» показывал.

— Ой, а можешь снова зажечь «шарик» — просила Аньис.

— Конечно! — улыбался Эдор, вытягивал красивую, изящной формы руку, и в его ладони зажигался огненный шар. Сначала он сиял голубыми всполохами, потом они становились оранжевыми, иногда зелеными…

— Как красиво! — восхищалась Аньис. — Ой, Эдор… А ты можешь… Ну вот маги ведь могут двигать предметы, не прикасаясь? Ты можешь сделать, чтоб вон тот светильник прилетел к нам?

Эдор задумался.

— Я понял, о чем ты, — наконец сказал он. — Учитель называет это странным словом «телекинез» — он двигает предметы прямо силой мысли. Но я так не могу. Но зато я могу использовать силы воздуха, и будет почти то же самое… Моя стихия – огонь, но и воздух мне немного подвластен. Смотри… — Эдор устремил взгляд на светильник в дальнем углу сада, витиевато взмахнул ладонью, и светильник, словно покачиваясь в невидимой ладье, заскользил по воздуху. Сделав круг над скамейкой, он опустился Аньис на колени.

Глава 13

Аньис взяла дудочку топоко и вышла в сад. Она хотела поиграть на любимом инструменте вечером, когда ночные птицы начинают выводить свои трели. Ей нравилось вплетать нежный голос топоко в мелодию сумерек, смешивать с пением птиц. К тому же сегодня она разучила новый этюд… Жаль, что его некому послушать. Эдор уехал, господин тоже…

Вздохнув, Аньис прошла по тропинке из белых камешков, свернула на полянку и села на резную скамейку под кустами тальпери, усыпанными душистыми белыми цветами. Поднесла топоко к губам, но вдруг что-то заслонило светильник с краю поляны, и она отвлеклась. На мгновение стало страшно, хоть никого чужого здесь быть не могло.

Из темноты беззвучно вышла темная фигура, это был Эдор.

— Эдор! — обрадовалась Аньис. Ей хотелось кинуться ему на шею, как кидалась к старшему брату, когда он возвращался после долгой отлучки. Но она сдержалась, зная, что Эдору это может не понравиться. — Ты уже вернулся! А говорил, тебя не будет четыре дня…

— Ну… — уклончиво ответил Эдор и присел на другом конце скамейки. — У наставника Рональда еще есть дела, а я уже все выполнил и решил вернуться…

Аньис показалось, что он смущается, как при их первой встрече.

— Я очень тебе рада! — искренне сказала она, чтобы поддержать друга.

— Послушай, Аньис… — Эдор опять как-то замялся, отвел глаза на мгновение, потом посмотрел на нее особенно горячо. — Я хочу сделать тебе подарок…

— Из заморских стран? — спросила Аньис. Пару раз он привозил ей подарки из-за границы. Один раз – шкатулку, увитую железными цветами, из которой лилась музыка, если покрутить ручку сбоку. Этот подарок Аньис очень понравился. Иногда она слушала мелодии из шкатулки перед сном и сочиняла под них новые наряды. В другой раз – красивую заколку. Она хорошо подошла к ее зеленому платью, придуманному недавно.

— Нет, другое… — тихо сказал Эдор и снял с шеи цепочку с небольшим кулоном в виде прозрачной капли. Но прямо в руку не дал, положил на скамейку посередине. Аньис про себя вздохнула и взяла кулон. Он казался хрустальным, а внутри светилась прозрачная чистая жидкость, если наклонить – она перетекала из стороны в сторону и блестела, как вода родника или слезы.

— Осторожно, он бьется, — сказал Эдор.

— Как красиво! — восхитилась Аньис. — Спасибо, Эдор! — она надела подарок на шею и ощутила, как теплая, нагретая Эдором капля коснулась груди. — А что там внутри?

— Мои детские слезы, — серьезно ответил Эдор. — Послушай, Аньис… Я не могу научить тебя мысленной речи, но… Ты знаешь, столько всего может случиться, ты ведь можешь попасть в беду… Ты такая нежная девушка! Носи при себе этот кулон и, если что-нибудь случится, разбей его! Урони на пол, например. И тогда – один раз – я услышу тебя и приду на помощь… Сделаешь так, ладно?

Аньис молчала, пораженная. Эдор, милый Эдор, как он о ней заботится, как волнуется за нее…

— Милый Эдор, спасибо… — с искренней благодарностью сказала она. — Но сам подумай, что со мной может случиться здесь… — она инстинктивно подалась к нему, пересела поближе и потянулась погладить его плечо.

Резкая, как молния, стена раскаленного воздуха ударила в нее, а Эдор вдруг вскочил и отпрыгнул в сторону, словно к нему приблизилась ядовитая змея. И замер. В глазах с песочными часами застыл ужас.

— Не трогай меня, не приближайся! — прошипел он. Теперь воздух вокруг него стал совсем горячим, он почти обжигал Аньис, как солнце в жаркий день.

Аньис тоже замерла. Вот, значит, как… Ее словно оглушили, боль застыла в горле. Захотелось кричать от безысходности.

— Я тебе настолько неприятна?! — крикнула она. — Зачем же тогда такой подарок и прочее!?

Захотелось прямо сейчас сорвать кулон с шеи и разбить о белые камни под ногами, чтобы сделать ему так же больно.

— Да нет же, Аньис! — в глазах Эдора появилась мольба, и он чуть-чуть, на сотую долю дюйма подался к ней. — Ты мне очень приятна… Очень! Дело не в тебе, а во мне! Я не хочу тебе навредить!

Что это значит? Аньис выдохнула, ее осенило. Ее друг болен, у него жар… Ведь никогда еще он не нагревал воздух так сильно. Аньис слышала и читала про странную болезнь, что внезапно поражала некоторых людей за границей. Они уезжали в путешествия, а возвращались больными. От этой хвори не умирали. Большую часть времени человек жил нормально, просто у него был небольшой жар и головокружение. Но периодически приключался приступ настоящей горячки, температура поднималась сильнее, его мутило, и начинался бред. Странный недуг не поддавался лечению ни медициной, ни магией… Бедный Эдор, видимо он заболел за границей… И он бережет ее, не хочет заразить… Но зря, ведь известно, что эта хворь переходит лишь через поцелуи, а прикосновения рук безопасны.

— Эдор, ты болен! — сказала она и решительно направилась к нему, протягивая руку, чтобы пощупать лоб. — Я тебе помогу!

Глава 14

Эдор скорчился на полу, обхватил голову руками и покачивался из стороны в сторону, словно и верно сошел с ума. Пытался не дышать… Вдохнуть он отважился, лишь когда девушка, по его представлениям, уже вышла из подземелья. Только бы она ничего не сломала себе, только бы благополучно вылезла!

Но стоило втянуть воздух, и снова стало невыносимо душно от ее запаха. Вся камера пропиталась ею. Он так и видел перед собой, как она стоит напротив, решительная, глупая, странно бесстрашная… Словно ее заколдовали. Вот она делает шаг в его сторону… И у него кружится голова, мутнеет перед глазами, животная жажда обладания смешивается с духовной… С желанием заглянуть в глаза, впитать эту ее бесстрашную, но тонкую душу… А потом… Потом он бы впивался губами в ее губы, пока она сгорает, брал бы ее снова и снова, вжимая в стену, проникая до самой сути ее духа и тела. Пока она еще жива… О-о! Эдор закатил глаза, только чтобы не кинуться из камеры по следу – по нитке запаха, уводящей вверх.

На всякий случай он снова приковал одну руку к стене. Знал, что бесполезно. Бесполезно, даже если эта толстая дура, командующая здесь всем, прикажет прямо сейчас заложить вход в подвал. Все бесполезно… Он вынесет все двери. Или разрушит дворец, если потребуется.

Он не знал, сколько просидел так, вероятно, несколько часов. Нестерпимое вожделение, мучающее, словно его постоянно жгли каленым железом, превращало существование в ад. В те муки, что, по преданию, испытывают пленники, попавшие в подземелье Андоррэ. И мысли, мысли… Разные, сложные.

…Он убежал бы сразу, как только она потянулась к нему. Сбежал бы на другой конец материка. Но он не мог. С того момента, как она почти коснулась его, цепная реакция, что несет к Сокровищу, как бурный речной поток, запустилась в нем. Теперь он не мог уйти. Хотел умчаться как можно дальше отсюда. Но словно огромный магнит не давал ему покинуть замок. В отчаянии он кинулся в подземелье – старую тюрьму, оставшуюся во дворце от бывшего хозяина.

И теперь был как на привязи. Не уйти. Но и не остаться по-настоящему, не приблизиться. А когда она пришла, действительно был готов убить ее, не только, как его народ сжигает свои Сокровища. Ему хотелось отомстить за ту муку, дилемму, что она создает своим появлением.

Но… Даже когда в отчаянии он уже не мог бороться, когда Аньис шла прямо к нему, чтобы отстегнуть, а сам он уже все решил… – даже тогда что-то, одна неуловимая точка в душе не давала убить ее. Самое страшное и самое великое, что было в его жизни – когда он прыгнул, выдирая кольца из стены, спасаясь от своего счастья, от своего наслаждения… Добровольно уходя от него. И те оскорбления, что он кинул в нее… Чтобы спасти ей жизнь.

….Значит… Значит, он может владеть собой? Значит, он любит девочку, раз, даже когда она была так близко, не убил ее? Эдор перестал раскачиваться. Осознание теплом залило душу.

Он не знал любви к женщине. В его жизни вообще было мало любви. Отец был суров и справедлив с ним, воспитывал истинного наследника, правителя великого народа. Мать тоже была строгая, жесткая, как железный стержень, умная и проницательная. Но она любила его… И Эдор любил мать. И знал, что главным в этой любви было нежелание делать друг другу больно, стремление радовать и делать счастливым, заботиться, решать проблемы… Так, выходит, он любит Аньис? А она его?

Ведь он смог устоять, когда она сама шла в его объятья… А она! Она, его девочка, его Сокровище! Она готова была умереть, лишь бы помочь ему! Она так волновалась за него, так хотела позаботиться! Что это еще, если не любовь?

Проклятый наставник! Выходит, они давно любят друг друга. А он… Он обманывает их. Готовит ее для себя, выращивает, творит под себя, делает такой, как ему нужно. Лепит как скульптуру. И водит за нос его, Эдора…

Эдор встал и принюхался. Если добавить магии, то нить запаха покажет, где именно его любовь. Его Сокровище легло в постель, ждало его. И он придет.

Эдор пружинисто подпрыгнул на молодых сильных ногах, усмехнулся – криво, как его учитель. Потом улыбнулся и пошел обрести свое счастье. Или убить.

***

Отводя глаза встречным, он спешил туда, куда его тянуло. Дождался, когда двое кухонных парней, переговариваясь, скрылись за поворотом, и открыл замок заклятьем подчинения. Вошел.

В вожделенной комнате царила темнота и тишина. Даже ее дыхания, тонкого и желанного, не было слышно. А атмосфера пропитана страхом. Она ведь сильно сегодня напугалась…

Ему хотелось кинуться, сразу убить дистанцию между ними, схватить ее, теперь точно зная, что их ждет не краткое пламя, а долгое полыхание вдвоем. На всю ее жизнь. Но именно поэтому Эдор сдержался. Нужно разбудить ее нежно, легко, так, чтобы не напугать. Посмотреть в глаза и сказать все. Рассказать, как любит ее, и что их ждет счастье, а бояться нечего. Убить ее страхи своей нежностью.

Беззвучно он подошел к изголовью кровати. Из-под необъятного одеяла выглядывал пушистый затылок и краешек носа, Эдор видел их своим особым зрением, которому не помеха ночная тьма. На мгновение ему показалось, что она задышала чаще, когда он подошел. Но нет, девушка спит… И нужно быть очень нежным, чтоб не превратить этот сон в ад, не прервать его слишком резко...

Только вот терпеть Эдор больше не мог. Огонь внутри ликовал, предвкушая, как вырвется на свободу и подарит незабываемую близость обоим. Сглотнув, Эдор откинул одеяло, понимая, что пышет жаром, и порывисто нагнулся коснуться губами ее шеи… Этот миг его движения к нежной, трепетной коже растянулся в вечность. Как будто незначительное расстояние никак не хотело сокращаться, растягивалось вновь и вновь.

Глава 15

Прошло чуть меньше двух лет. Аньис вот-вот должно было исполниться семнадцать. Вся резкость окончательно ушла из ее облика, а из души исчезло детское неистовство чувств. За время учебы, изучения искусств, филигранного создания нарядов, которые сделали ателье господина Тэрье самым популярным в городе, она научилась лучше понимать себя. Осталась такой же искренней и непосредственной, но стала сдержаннее, эмоции обрели плавность и красоту. Теперь она лучше знала, какая она и что ей нужно.

Аньис все так же любила людей и легко сходилась с ними, но поняла, что для счастья ей не нужно много друзей. Осознала, что она вдумчивая и внимательная, и погрузиться в чтение ей порой интереснее, чем поболтать с подружками. Поняла и то, что, по сути, она одинока, и с этим ничего нельзя сделать. Это одиночество можно только принять, как принимал самый одинокий человек, из всех кого она знала – господин Рональд. И когда он находил для нее время, она ощущала, что одиночество уходит, а ему на смену приходит теплая близость.

Марша была беременна вторым ребенком, а ее маленькая дочка Перри очень любила тетю Аньис. Радостно верещала, когда та приходила к ним, тащила за юбку поиграть… А Аньис навещала их часто, чтобы помочь подруге с ребенком. Их дружба не распалась, но появилась дистанция, неизбежная при таком разном образе жизни. Марша погрузилась в семейные дела и всегда охотно рассказывала о них, а Аньис слушала, она умела слушать. Только вот о том, чем жила Аньис – книги, музыка, новые знания и искусство модельера, Маршу совсем не интересовало, и Аньис не мучила ее непонятными увлечениями «знатной дамы».

Горри и Вери делали керамику на новых, по последнему слову техники, станках и продавали ее в двух лавках. Семья процветала. Вери собирался жениться на хорошей девушке из соседнего квартала. С братом, как и с подругой, сохранялось тепло, но понимания больше не было. Аньис и ее семья теперь жили в разных мирах. Она вздыхала, но ничего не могла с этим поделать. Оставалось только принять и дарить тепло тем, кого любит.

Все младшие дети Вербайа, кроме самой маленькой дочки Темми, ходили в школу. Аньис радовалась этому, посещая родных, сама рассказывала им что-нибудь из того, что знала. Приносила подарки: игрушки, сладости, костюмчики, сшитые по ее проектам. А родители гордились ею, и как будто забыли, что когда-то Горри собственноручно подписал бумагу о продаже Аньис в рабство. Правда, последнее время мать начала косо поглядывать на нее, как и многие в бедняцком районе. И Аньис знала, почему...

О том, что она не настоящая наложница господина Рональда она не говорила никому, кроме Марши и Колобатти, и была уверена в обеих, и в подруге, и в сестре. Садди тоже вряд ли стал бы распространять слухи. Сам Садди, но не его жена. А женился Садди на Марисе, той самой служанке из дворца господина Эль, что когда-то очень удачно подвернулась в коридоре.

Сложно сказать, что двигало Марисой, когда она выходила замуж за молодого плотника. Вообще-то брак с ремесленником для служанки из богатого дома считался невыгодным. Но Мариса без всяких сомнений согласилась на его предложение.

Может быть, хотела насолить Аньис, выйдя за ее бывшего жениха. А может, расчетливая служанка поняла, что Садди будет прекрасным мужем. Но, так или иначе, а женой она оказалась хорошей. Заботливой, хозяйственной. Садди с отцом не могли нарадоваться на молодую хозяйку в доме.

А вот ненавидеть Аньис она не перестала. Аньис лишь догадывалась, за что Мариса с самого начала ее невзлюбила, но ошибиться тут было сложно. Почти все молодые служанки во дворце мечтали, чтобы господин Рональд обратил на них внимание, взял в наложницы… Только, в отличие от остальных, Мариса полагала, что лично у нее есть шансы, ведь она считалась самой симпатичной и сообразительной девушкой в доме. И вдруг появилась девица, которая просто волей судьбы и непонятно за какие заслуги оказалась на том месте, куда метила Мариса…

Работая во дворце, служанка опасалась распускать слухи или открыто нападать на Аньис, ведь всегда могли вмешаться Тиарна, а то и сам господин Рональд. А своим местом Мариса дорожила. А вот став женой и домохозяйкой, Мариса принялась распускать слухи про ненавистную рабыню, что господин Рональд пренебрегает ею как женщиной. Видать, не годна для этого… Только и может, что читать книжки, да рисовать какие-то тряпки на бумаге… А в качестве доказательства приводила факт, что у Аньис до сих пор нет ребенка. Странно, не правда ли? Молодая здоровая девица, наложница молодого мужчины, а до сих пор не зачала… Да и все время, что Мариса работала во дворце, ни разу не слышала, чтобы господин взял рабыню на ночь…

Это была такая лакомая, такая пикантная сплетня. Как пыльца под порывами ветра, она разносилась по району… Многие, кто знал Аньис в лицо, усмехались, завидев ее. Аньис училась не опускать глаза при этом, старалась не обращать внимания. Но это было и стыдно, и больно… Ведь господин Рональд, даривший ей столько душевного человеческого внимания, так и не захотел ее как женщину.

В этот день Аньис в сопровождении Кирри решила пройти через базар, прежде чем посетить родных. На выходе с базарной площади на плетеных стульчиках сидели Мариса и две ее подружки-соседки того же возраста. Располневшие руки бывшей служанки возлежали на огромном животе, а лицо дышало гордостью, словно на свете не было ничего более почетного, чем восседать беременной на базарной площади.

Завидев Аньис с охраной, подружки склонились друг к другу и захихикали и закивали в ее сторону, но когда она приблизилась, замолчали, следя за ней насмешливыми взглядами.

Глава 16

У себя в комнате Аньис, не дожидаясь Аббу (Кьяса недавно вышла замуж за одного из гвардейцев господина, теперь у нее был свой дом и своя служанка), сняла платье и с необычной неаккуратностью кинула на спинку кресла. Душа была наполнена горем и протестом... Слезы возмущения и боли отчаянно просились наружу.

Вдруг что-то с легким щелчком упало с кресла и закатилось под стол. Аньис удивленно посмотрела вниз и подняла небольшой флакончик с кабалистическими названиями на боку. Надо же, так и не вылила, забыла, удивилась Аньис. Она задумчиво смотрела на флакон, и что-то в ней менялось... Может быть, это выход?!

«Мужчины не всегда понимают, чего хотят, и иногда нужно им объяснить…» — прозвучала в голове фраза матери. Вот уж точно! Порой мать бывает права... Ведь только что его тянуло к ней, она не могла ошибиться! Это ощущалось и в его теле, и в глазах, и даже в атмосфере вокруг него. Будь она хоть трижды неопытная девушка, но ей просто не могло показаться! Но почему тогда господин Рональд все усложняет? Выдумал какие-то условности, хоть она уже совсем взрослая.

А на самом деле все так просто: его тянет к ней, а она... она его любит и всей душой хочет быть с ним.

А теперь его не будет целый год. Все это время над ней так же будут смеяться. Она так и будет ненужной и бездетной. Да, может, она вообще тут умрет! А главное – целый год она не увидит его, это еще хуже смерти!

А если он вообще не вернется, вдруг подумалось Аньис. Сердце йокнуло и оборвалось... Она давно подозревала, что работа у господина Рональда куда опаснее, чем он показывает. Кто знает, где он пропадает, может быть, в местах, опасных даже для мага его уровня. А если он не вернется... Тогда вообще все потеряет смысл, и она завянет, так и не узнав его ласки, так и не побыв с ним...

Аньис крепко сжала пузырек в руке, и когда пришедшая Абба подала ей голубое пуари с глубоким вырезом на груди, сунула его в карман. Один раз в жизни совершить плохой поступок? Чтобы получить в итоге что-то хорошее? Да и не такой уж плохой... Ведь она чувствует, что его тянет к ней... От этого ей было сладко и восторженно. Она лишь поможет ему отпустить предрассудки, перестать усложнять. И целый год будет ждать его, как ждут с поля боя, одарив перед этим лаской.

Аньис сжала в кармане пресловутый пузырек. До боли в руке. Подкрасила губы под веселый щебет Аббы, рассказывавшей о своем поклоннике. И пошла в малую трапезную.

***

Конечно, она пришла раньше. Малая трапезная сильно отличалась от большой, пышущей великолепием и предназначенной для хозяйских приемов. И здесь Аньис нравилось намного больше. Сколько раз за эти два года она радостно спешила сюда, когда господин Рональд звал ее пообедать или поужинать.

Небольшой столик из дерева кио-карн, устеленный светло-голубой, подобранной Аньис скатертью, был накрыт на двоих. Хозяин любит, чтобы все было готово заранее, и во время обеда его никто не тревожил. Множество фруктов, любимых Аньис, в центре закрытое блюдо с рыбным кушаньем, популярным в высших слоях Альбене. Две тарелки с овощным супом «венье» с маленькими крышечками. Аньис открыла ту, что была с его стороны...

Еще несколько мгновений она колебалась. Смотри на свои мотивы, всплыли вдруг в голове слова господина Рональда, сказанные ей давным-давно... Но она просто не могла сейчас разобраться в себе.

Что двигало ее дрожащими руками, когда она опрокинула пузырек в дымящийся суп с той стороны, где обычно сидел господин Рональд? Отчаяние, вызревшее на стыде, позоре, издевках глупых девчонок; на безответной юношеской любви и внезапном взаимном влечении, разбившемся о предстоящую разлуку...

Она просто должна была сделать что-то, что повернет, изменит невыносимую ситуацию. Пусть необдуманное, пусть глупое, пусть опасное... Может быть, последний детский посыл, желание топнуть ногой, чтобы получить, что хотелось... Она и топнула. Не могла не топнуть. Правда подумала, что если придется расплата, то отвечать ей. Но к этому она готова. Если ничего не выйдет, если господин Рональд поймает ее и разгневается – ей все равно уже нечего терять.

Она едва успела вернуть крышку на место, обойти стол и сесть, ожидая господина, как дверь открылась, и он вошел в трапезную. Тоже переодетый после верховой езды.

Доброжелательно улыбнулся ей и устроился напротив. Сердце бешено колотилось. Она ведь не знала точно, что произойдет...

Он рассказывал ей еще что-то о телебести, когда открывал крышку, когда со знанием дела вдохнул аромат... Потом взял ложку и попробовал суп. Она же была, как во сне, происходящее начало казаться нереальным.

— Венье сегодня необыкновенно ароматный, — улыбнулся он, подняв взгляд на Аньис. — Похоже, Тиарна решила модифицировать рецепт...

Съел еще одну ложку. И тут все изменилось.

Его взгляд застыл, и черные глаза словно залило маслом. Он резко оттолкнул тарелку с супом, и горячая ароматная жидкость пролилась на пол. В лице читалось нечто не передаваемое, то ли злость, то ли что-то намного глубже и больше.

Рывком он вскочил на ноги и в два шага оказался у окна. Открыл его, уперся руками в подоконник и глубоко дыша смотрел на улицу. Аньис замерла, боясь что-либо сказать, как-то вообще проявить свое присутствие сейчас. По ее представлениям, все должно было происходить не так...