(не) его тройня

Пролог

Кирилл

"Бесплоден" звучит набатом в голове приговор врача. Смотрю на улицу, прислонившись лбом к стеклу, наблюдаю, как чей-то ребёнок царапает ключами моё авто на парковке. Выть хочется и вломить идиотке мамаше, что отчитывает своего сына, тыча пальцем в мою машину. Срываюсь и иду вниз. Двери клиники остаются позади, фиксирую взглядом невысокую брюнетку и иду к машине. Звук входящего сообщения отвлекает меня на секунду. Читаю сообщение и ... наблюдаю как брюнетка с сыном выезжают с парковки. Быстро влезаю в свою машину и еду следом за интересующей меня машиной.

Паркуюсь у детского спортивного клуба, захожу внутрь, тут же сталкиваюсь со знакомыми.

- Кирилл Игнатьевич, какими судьбами? - отвечать и продолжать диалог мне не хочется, потому что меня интересовало лишь одно. Я увидел его. Ребёнка, что поцарапал мне машину. Этого не может быть. Я словно смотрю на себя в детстве. Быстро поговорив со знакомыми, выбегаю на крыльцо здания и вижу их, садящихся в машину. Женщина мельком взглянула на меня и отвела взгляд в сторону. Трое детей и она. Трое.

Возвращаюсь в клуб, узнаю, что интересующие меня дети, занимаются здесь спортом. Взломав их шкафчики, где хранится одежда, нашёл детскую розовую расчёску.

Узнав у друга, где можно сделать экспресс тест ДНК, срочно съездил и сдал на анализ свою слюну и волосы из детской расчёски.

____________

Добро пожаловать в новинку!

Глава 1

- Тимофей, это что? - с сомнением гляжу на рисунок человека.
- Человек, - охотно поясняет сын.
- Вот это что? - не унимаюсь.
- Мам, это голова, шея, вот это плечи, руки, тело и ноги, - сын водит пальцем по рисунку.
- Сын, ты меня вообще слышишь? Это что такое? - нервно дергаюсь, замечая, как открывается дверь клиники. Никто не вышел, наверное, передумали.
- Ну, мам, это рисунок, - Тимофей дергает меня за руку. Полюбовавшись творением сына еще мгновение, задаю главный вопрос:
- Тимофей, ты, зачем нарисовал рисунок на чужой машине? - сын хмурится, но молчит. - Тимофей!
- А это разве не твоя машина? - спрашивает ребенок, ошарашенно смотрю на сына. Он издевается что ли? Какая разница, чья машина?
- Тимофей, а разве ты не отличаешь красный цвет от черного?
- Отличаю, это черный, - уверенно говорит сын.
- А наша машина красная? Так ведь?
- Да, мам. А ты, что сама не уверенна?
- Я уверенна в одном, что ты будешь наказан.
- Почему мам?
- Потому что ты манипулятор! Тебе всего пять лет, а ты уже пытаешься мной руководить. Сын, я такое не приемлю, - тру рукой рисунок, плюю на машину. Не стирается, зажмуриваюсь на секунду. Что мне с тобой делать? Как стереть? Наклоняюсь ниже, смотрю на рисунок под углом и понимаю нам конец. Конец мне и вследствие этого конец моим детям. Рисунок не нарисован, а нацарапан. Тимофей сделал это сознательно, будто выполняя какой-то неведомый мне ритуал. Зачем? Чтобы я знала, что он помнит... Каким же вырастет мой сын? Понимаю, что вся беда еще в том, что никогда больше не обращусь к психологу за помощью, а сына пугать бессмысленно. Детям будет еще хуже и сейчас самое время защитить их и себя. Но как? Убегать - бессмысленно, хозяин машины, все равно нас найдет. У клиники есть камеры наблюдения. А наша машина припаркована рядом, номера видны.
- Мам, девочек пора забирать, - Тимофей смотрит на свои часы.
Точно, девочек с тренировки забрать. Мозг соображает, как бы исхитриться и выкрутиться из сложившейся ситуации с наименьшими проблемами.
- Пошли, - беру сына за руку и подвожу к нашей машине. Моя "малышка" весело приветствует нас с сыном звуковым сигналом. - Залезай, - Тимофей молча выполняет просьбу. - Пристегнись, - сажусь в машину, вдыхаю аромат освежителя воздуха. Правильно выбрала запах, сосна успокаивает.
- Фу, - кривится лицо Тимофея. Ребенок зажимает нос рукой и противно имитирует тошноту. Качаю головой. В кого он такой? В отца что ли?
Вставляю ключ зажигания, он поворачивается, а ребенок писклявым голосом уныло сообщает:
- Добро пожаловать в клинику "Фон-Фуфон".
- Почему "Фон-Фуфон"? - спрашиваю.
Тимофей мгновенно перестает казаться мне эгоистом и несносной букашкой. Я вижу в нем умного, развитого ребенка, у которого фантазии хоть отбавляй.
Да, я мама, немного занудная, согласна, но все же мама. Именно это слово я выговариваю с чувством огромного облегчения и гордости. Мама, которая может позволить себе не думать о проблемах и справляться с ними быстро. Мама, которая хочет, чтобы ее дети росли не только успешными, но и счастливыми. Мама, которую не заботит вопрос: "Ты мне должен или ты мне обязана"? Я просто хочу, чтобы мои дети выросли счастливыми. Тимофей утыкается в игру, а я спокойно веду машину.
Подъехав к спортивному клубу, вылезаем из машины.
- Пойдем, - пихаю сына в спину. Он испуганно улыбается. - Тимофей, ты чего? Пойдем, девочек заберем, - максимально нежно целую его в макушку. Сын дергает правым плечом, выражая недовольство. Беру Тимофея за руку, и мы входим в клуб.
Люблю это место, девочки занимаются художественной гимнастикой. Когда я в первый раз увидела их на общей площадке, мне показалось, что я попала на отдых в лагерь юных олимпийцев. Так они грациозны и красивы, их движения легки, точны и гармоничны.
Я не стесняюсь говорить сыну, что гимнастика хорошо стимулирует умственные и физические способности. У меня все еще теплится надежда увлечь сына спортом. Но, похоже, для этого уже поздно. Жаль, что в жизни все куда прозаичнее: Тимофей постоянно прессует меня своей детской непосредственностью.

Только для него это естественно, если я слышу бурчание его живота: "Ой, ма, какие прыгалки"! Или: "Ой, ма, как эта доска качается!" Это он о треснувшем асфальте. Конечно, дети видят мир иначе, чем мы. Порой логику сына я не могу понять. С дочками проще, их эмоции и мысли, как на ладони. Они простодушны и бесхитростны. Любовь к ним пробудила во мне материнский инстинкт, и я, кажется, отвечаю им взаимностью.
А вот на сына трудно давить, во всяком случае, мне. Минут через двадцать мы прощаемся с тренером, выходим вчетвером из раздевалки и приближаемся к стойке с напитками.
- Вода только с газом, кто-нибудь из вас будет? - зачем спрашиваю? Итак, знаю ответ: трижды "Нет". Не пьют они газированную воду и лимонады, в том числе. Только сок, причем натуральный, желательно свежевыжатый.
Я вижу, как маленькие ладони сына сжимаются в тонкие дрожащие кулачки. Присаживаюсь на корточки.
- Тимофей, ты чего? - сын смотрит в сторону, тяжело вздыхает. Обе дочки смотрят на свою обувь. Молчат. - Так дети, что происходит? Что случилось? - перевожу взгляд туда же, куда смотрит сын.
Замечаю три мужские фигуры. Пытаюсь всмотреться вдаль коридора.
- Мама, пошли, - цедит сын. - Пошли, - тянет за рукав. Подхватываю две спортивные сумки и поддаюсь сыну, теперь он ведет меня. Девочки плетутся за нами. Тихо так. Что-то явно случилось. Подойдя к машине, закидываю сумки в багажник. Краем глаза замечаю какое-то движение у машины. Тимофей пытается открыть дверь. Закрываю багажник и иду на помощь сыну. Открываю дверь, Тимофей хватает Алису за руку и реально впихивает сестру в салон. Только открыла рот, чтобы возмутится, сын, подходит к Софии, шепчет ей что-то на ухо. Дочка сразу же погрустнела и поплелась к машине, забралась к сестре. Офигевшая от увиденного, закрываю дверь за сыном.
Однозначно, раскалывать их нужно поодиночке. Все вместе дети будут молчать.
Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с мужчиной. Он стоит на крыльце спортивного клуба. Лицо мужчины кажется мне смутно знакомым, где я его видела? Смотрит мне в глаза. У меня екает сердце. Это же мой Тимофей, только старше. Лет на тридцать пять старше. Смутившись, отворачиваюсь, не смогу еще раз посмотреть на него. Сажусь в машину и быстро выезжаю с парковки.
Не оглядываясь, двигаюсь в направлении дома. Внутри все как-то странно и непонятно. Понимаю только одно - это мои дети, только мои. К этому мужчине они отношения не имеют. Это же очевидно. Только вот почему я до сих пор его помню? Его лицо. Хмурое. Взгляд цепкий, властный.
До дома добираемся без происшествий. Отпираю калитку и загоняю машину в гараж.
Дом нам с детьми достался от моих родителей, раньше мы жили здесь все вместе. Теперь родители и моя младшая сестра живут в городе на Неве, а я с малышней здесь, в Москве. Небольшой, уютный одноэтажный кирпичный дом. Детям раздолье, да и мне не нужно переживать о съёмном жилье.
- Идите руки мыть, - киваю детям и отхожу от машины. Включаю музыку и "таинственные" ноты мелодично заполняют гараж. Улыбаюсь, вытаскивая сумки из багажника. Хлопаю дверью и поднимаюсь в дом, на душе тревога от предстоящего разговора с детьми. Сначала поговорю с девочками, позже с сыном.
Сталкиваюсь с Тимофеем в коридоре.
- У нас в доме газ, - излагает проблему мальчик. Он стоит прямо, подбородок поднят. Смотрит мне в глаза. В его взгляде смешалось все: боль, страх, злость, отчаяние.
- Тимофей, сынок, у нас, вообще-то, нет газа в доме, - пытаюсь пошутить, однако настрой сына мне не нравится.
- Нет, мама, у нас есть газ в доме, - уверенно произносит сын. - Пойдем покажу, - Тимофей берет меня за руку и подводит к окну в коридоре. Трогает пальцем стекло. - Газзз, - выглядываю из окна.
- Сын это не газ, это наш ко..., - хотела сказать "конец", но вовремя притормозила.
- Мама, Тима перепутал, не газ, а гад. Он хотел сказать "гад", - поправляет брата Алиса. Девочки подошли к окну. От одного лишь взгляда на улицу, у обеих затряслись губы, Тимофей сжал руки в кулаки. Да что же это такое происходит!
- Присели! – произношу тихо, дети мгновенно опустились на пол. - Ползком в детскую, быстро! - шумно дыша, они ползут к своей комнате. Затем Алиса замирает, поворачивается и смотрит на меня. В ее глазах видны слезы.
- Мам, я больше не буду, - всхлипывает она и уползает в детскую. Мне одного непонятно думающего ребенка хватало, теперь еще и Алиса к брату присоединилась. Что означают ее слова?
Аккуратно, стараясь остаться незамеченной с улицы, подкрадываюсь к окну и подглядываю сквозь тюль. Черная большая машина расположилась у наших ворот, из-за машины появляется силуэт. Мужчина подходит к воротам и звонит в дверь. Мужской взгляд мажет по окнам. Прячусь, сделав шаг вправо, надеюсь, что мужчина меня не заметил. Машину я узнала сразу же, она та самая, над которой сегодня утром изгалялся Тимофей. Что мужику нужно? Деньги? Судя по дороговизне машины, он сам может исправить царапины, без предъявления претензий ко мне и Тимофею.
Мужчина не торопится отъезжать от ворот. Несколько раз бьет кулаком по воротам, что - то говорит в телефон. Только больше не звони в звонок! Дети, итак, напуганы! Сколько злости в его резких жестах. Ходит около машины, периодически посматривает на наш дом. Уезжай! Уезжай! Пожалуйста, уезжай! Опять достает телефон, недовольно жестикулирует. Подходит к машине, трет рукой капот. Сглатываю. Все же этот мужик приехал из-за царапины на его авто. Я платить не буду!
Тридцать минут страха, за считанные секунды убили в моем сердце все то, что еще способно было надеяться и ждать. Я не успела спрятаться, и мужской взгляд впился в меня. В его темных глазах недоумение, мы смотрим друг другу в глаза.
- Выйдешь? - беззвучно произносит он губами. Еле заметно киваю головой.
- Дети, я сейчас вернусь! - выхожу во двор. Руки трясутся от страха, а глаза тревожно вглядываются в гущу тени. Мужчина закрывает машину и идет ко мне. Стоит совсем близко, молчит.
- Калитку отопри! - требует он. Я от страха не могу даже закричать. Мужчина берет меня за локоть, и мы медленно и осторожно идём к его авто. - Садись! - звучит над моим ухом его приказ. Дверь уже открыта.
- Нет, - упираюсь руками в дверной проем. - Я никуда с вами не поеду!
- А что так? Родить от меня родила, теперь и покататься можно, - бесцеремонно и грубо заталкивает меня на переднее сиденье.
- Что за бред вы несете? - прижимаюсь к дверям, когда мужчина забирается в салон.
- Это ты от меня понесла и унесла. По-хорошему договоримся? - зло шипит мужчина. На мое плечо ложится его рука и жестко сжимает. Я хочу освободиться, но мои пальцы, сжимающие ручку двери, превращаются в лёд. По коже пробегают мурашки, мужчина наклоняется ко мне. Его лицо находится на расстоянии вытянутой ладони. По глазам вижу, что он ничего не боится. Он прямо смотрит мне в зрачки и говорит:
- Девки тебе, сын мне, - меня передергивает от его слов, когда понимаю весь их смысл.
- Нет, - отрицательно мотаю головой. Мужчина кивает и тяжело вздыхает. Таю от его близости, от его похожести на моего Тимофея и прижимаюсь к двери. Мне трудно дышать от смеси страха и отвращения. Чувствую, сейчас произойдет что-то очень плохое. Пальцы мужчины сильнее сжимают мое плечо и за волосы оттягивают голову назад.
- Как девок воспитывать я не знаю, поэтому предлагаю по-хорошему, - цедит он сквозь зубы. - В принципе, я могу нанять им няньку.
- Это не ваши дети, это мои, - сиплю от боли. - Только мои! - дергаюсь и ору на всю машину.
- Отстань от нашей мамы! - кричит Тимофей. Мужик отпускает мои волосы и плечо, оборачиваемся на голос ребенка. Злой сын стоит рядом с открытой водительской дверью. Одно движенье и сын выплескивает на мужика какую-то жижу из железного ведра. "Моя" пассажирская дверь открывается, и я вижу моих ангелочков. Пока мужчина ругается, я вылезаю из машины, хватаю девочек за руки, кричу сыну:
- Тима!!! Домой! - и бегу с девочками во двор. Заталкиваю их за калитку, оборачиваюсь, и в меня врезается Тимофей. Подхватываю его на руки, забегаю во двор и запираю калитку.
Быстро скрываемся в доме.

Глава 2

Сердце бьется со скоростью света. Отнимаю ладонь от холодного замка, двери заперты. В дом он не попадет. Смотрю на детей, пытаюсь выровнять дыхание.
Сердце колет, перед глазами пляшут черные точки. Я делаю вдох и приподнимаюсь на цыпочки, будто хочу схватить воздух ртом. Сын поднимает на меня взгляд.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя неприятную тяжесть в груди. Это провал.
Прикусываю язык, чтобы не закричать. Я крепко держусь за дверной косяк, не думая уже о том, смогу ли когда-нибудь снова отругать моего мальчишку. Он за меня заступился. Снова!
Душа рвет меня на части. Я молюсь, чтобы он не заметил, как у меня дрожат руки.
Тимофей обхватывает меня, будто боясь, что я не выдержу. Обнимает так крепко, что мне начинает казаться: он держит в объятиях Вселенную. А я сжимаю его плечи, словно крыльями поддерживая небо.
И мне становится легче.
— Испугался? — слышу собственный голос. Это единственное слово, которое я могу произнести.
Он смотрит на меня растерянно и отрицательно качает головой.
Ребенок смотрит на меня, а потом хватает меня за лицо и начинает теребить, требуя, чтобы я ответила.
- Я здесь, а вы со мной, - говорю я ему и улыбаюсь.
Почему меня не покидает чувство, что это только начало?
- Мам, - шепчет Соня. Подхожу к девочкам и опускаюсь перед ними на коленки. Сжимаю ладони дочек, целую в щечки. - Мам, а папа заберет тебя у нас?- Соня внимательно наблюдает за происходящим.
Такое ощущение, что девочка все еще чувствует себя виноватой передо мной. Только за что? Папа? Соня только что назвала этого незнакомого мужика папой? А вот это уже неприятно.
Я смотрю на малышку и улыбаюсь.
- Ну что ты, солнышко, - стараюсь говорить спокойным голосом.
Не для того, чтобы успокоить ее, а для того чтобы заставить верить мне. Она верит, и я рада этому.
Поднимаюсь с коленок, подталкиваю детей к их игровой комнате, а сама подхожу к окну в коридоре. Теперь нет смысла прятаться за занавеску, мужчина знает, что я дома. С облегчением выдыхаю, обнаружив, что черное авто уже уехало.
Накормив детей ужином, укладываю их спать. Девочки спят в одной спальне, а сын в другой.
Добравшись до своей постели, усаживаюсь на край кровати, стаскиваю одежду, кулем падаю на кровать и закрываю глаза.
Резко просыпаюсь, хватаю себя за волосы, дышу, как рыба на берегу.
В комнате снова "его" голос. Я слышу обрывки слов, которые постепенно становятся яснее.
- Хватит. Надоело! - шепчу в темноту.
Улавливаю, как в мою спальню заходит Тимофей.
После того, как я вытираю слезы, мальчик прижимает меня к себе, целует мои волосы.
Смотрю в его глаза и сквозь пелену накатывающей боли вижу в них застывшую тревогу и печаль.
У меня дрожит рука. Я закрываю глаза, чтобы отогнать сон, нужно быть сильной.
Вместо этого я проваливаюсь еще глубже в темноту, где бесплотные огоньки плавают в тумане. Сколько времени я там провела? Меня расталкивают, я открываю глаза.
Передо мной стоит Тимофей, сжимая в руках фонарик, огонек еле подсвечивает. Уличный свет почти не проникает в комнату. Я сажусь на кровати, прикрываю глаза руками.
Сын выжидающе смотрит на мои руки.
- Тимка, - шепчу я. Сын уже дважды за ночь вытаскивает меня из кошмаров прошлого. Нашего с ним прошлого на двоих.
Мальчишка хмурится, выключает свет от фонарика. Я забираюсь под одеяло, вдыхаю запах ароматизатора воздуха, Тимофей залезает ко мне. Укрываю сына, все будет хорошо. Обнимаю сына и снова проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь утром, обнаруживаю, что ребенка нет в постели. Вылезаю из кровати, надеваю первую попавшуюся домашнюю одежду из шкафа. Захожу в игровую, детей здесь нет. Бегу в детские спальни, девочки еще в кроватях. Выдыхаю. Заглядываю к сыну, он сидит на полу, подогнув под себя ноги.
- Тим, - сын не любит уменьшительно - ласкательные слова, поэтому почти всегда я называю его полным именем. Сейчас исключение. Как объяснить пятилетнему ребенку, что он слишком взрослый? Что это моя обязанность заботиться о нем, а не его обо мне. - Тим, - глажу сына по плечу. Ребенок не реагирует. Обнимаю Тимофея и прижимаю к себе. - Сынок, поговори со мной, пожалуйста. Ты мое чудо, мое счастье... Благодаря тебе и твоим сестрам, я узнала, что такое любовь... Это самое прекрасное в жизни. Просыпаться по утрам и засыпать по вечерам, зная, что есть кто-то, кто меня любит и ждет, для которого я - это весь мир.
- Мамочка, мамочка, - сына будто прорвало. Развернулся ко мне, заплакал, уткнувшись мне в грудь. - Мама! Я тебя никому не отдам! Не отдам! Я тебя не отдам... этому... не отдам! - обхватывает меня руками, пытается сильно сжать свои крохотные ладони.
- Тима, я тебя люблю! Я больше такого не допущу! Слышишь меня, я... больше... такого... не... допущу!
- Мамочка! - срывается с плача на крик. Любая бы мать, думала бы как прекратить истерику сына. Но я - не любая. Истерика - это единственный способ "залезть" в голову Тимофея. Понять, что он думает и чувствует. Только в такие минуты мой сын открыт для диалога.
- Тима, Тима, я люблю тебя! - глажу волосы сына.
- Мамочка, я тоже не допущу... - сын смотрит мне в глаза.
- Тима, - целую сына в макушку.
- Я...
- Мам? - в спальню открывается дверь, и заходят Алиса с Софией. Перевожу взгляд на дочек. - Мы есть хотим.
- Сейчас, идите переоденьтесь. Я сделаю нам завтрак, - девочки уходят. Смотрю на сына и понимаю, что он снова возвел бронированную стену между нами. - Поможешь с завтраком? - Тимофей кивает.

***

Усадив детей в автокресла, пристегнувшись сама, выезжаю из гаража и направляюсь к частному детскому саду. Дети посещают его уже целый год. С предыдущим садиком нас связывают лишь горькие воспоминания и ничего больше.
- Мама, не волнуйся, - шепчет мне Тимофей, стоя у шкафчика с одеждой. - Я за девочками пригляжу.
- Тима, - утыкаюсь носом в его макушку, сдерживаю слезы. Так хочется сказать: "Тимофей, будь обычным ребенком, иди, играй и веселись. Ведь это твое детство, а взрослым ты еще успеешь побыть". Но так я ему никогда не смогу сказать. Целую сына и иду к шкафчикам в другой конец раздевалки.
Алиса пытается снять запутавшиеся у нее колготки, Соня прыгает на одной ноге.
- Девочки мои, - улыбаюсь и стягиваю колготки. Протягивая вместо них розовые лосины. София уже надела вторую туфлю и сама застегнула застежку. Как же быстро растут дети.
Три макушки выстроились в ряд. Три поцелуя, по одному на каждую.
- Заберу вас как обычно, в пять, - меня обступают со всех сторон, и маленькие ладони обнимают за шею, плечи и руки.
Через полчаса открываю дверь в салон цветов. Здесь мой второй мир. Пять лет назад мой отец помог мне открыть свое дело. Тогда я это не могла оценить, зато сейчас, магазин не только кормит нас с детьми, но и помогает мне морально расслабиться.
Прохожу в подсобку, переобуваюсь, до открытия салона осталось минут сорок, как раз хватит на то, чтобы разобраться с бумагами.
Сажусь за деревянный стол, беру в руки бумаги. Взгляд падает на фото Игоря. Почти шесть лет прошло, а я еще с трепетом в душе вспоминаю покойного мужа. Всего один год мы были вместе, так толком и не узнав друг друга.
Вчитываюсь в строчки, делаю подсчеты. Время пролетает быстро, стучу карандашом по столу. Напарница опаздывает. В салоне работают несколько девочек, в основном студентки. Одна я не справлюсь, а девчонкам нужна работа, чтобы как они выражаются "без напряга".
Отпираю дверь для посетителей салона, жду Катю. Открываю стеклянную дверь, захожу внутрь "температурной комнаты", беру нужные цветы и выхожу обратно. Разложив на столике стебли, мысленно рисую образ будущего букета. Звенит колокольчик над входной дверью.
- Здравствуйте, чем вам помочь? - взглядом ищу цветной скотч, рукой придерживаю букет, завернутый в декоративную бумагу.
- Все тем же, - цедит мужской голос. Сглатываю. Поднимаю голову и смотрю на посетителя. Опять он. Цепкий взгляд впивается в меня. - Где дети?
Я - абсолютно хладнокровно:
- Там же, где и обычно, - мужчина долго смотрит в мои глаза, а я почти не дышу, лишь нервно сминаю пальцами бумагу. Его серо-зеленые зрачки темнеют.
- Ознакомься, - рядом с потрепанным мною букетом, на стол ложится папка.
- Что это? - почти шепотом спрашиваю я.
- Экспертиза ДНК, - стою, как громом пораженная. Решаю уточнить:
- Чья ДНК?
- Моя и моих детей, - холодный взгляд в упор. - Открывай и читай.
Прикасаюсь кончиками пальцев к папке:
- Почему я должна тебе верить? Для проведения экспертизы ДНК детей - нужно согласие матери. А я это самое согласие не давала!
Мужчина смотрит на меня сверху вниз:
- У меня нет времени, читай, потом поговорим.
Открываю папку, читаю документы, смотрю на мужчину. Отрицательно качаю головой.
- Этого просто не может быть.
- Как видишь, может. Мне нужен мой сын. Где дети? - мужчина нагло проходит в подсобку, окидывает взглядом комнату. Подходит к столу и берет в руки фотографию. - Кто это?
- Игорь, отец моих детей, - отвечаю.
- Отец твоих детей - Я! - резко произносит и поворачивается ко мне. - Где он? - трясет фотографией.
- Умер, давно, еще до рождения детей.
- Давай договоримся по-хорошему? Разделим детей. Я могу финансово помогать девочкам. На куклы там, танцы и прочую ерунду деньги давать. А ты не препятствуешь и отдаешь мне сына, - слушаю мужскую речь, и как будто все плывет мимо. Голос, интонации, фотография Игоря, голубые обои на стенах, мебель. Плывет...
- Ты не справишься с ним, Тимофей, особенный мальчик, - первое, что я произношу, придя в себя.
- Ты как? Часто в обмороки падаешь? - мужская тушка нависла над креслом, в котором я лежу. Смотрю на него, Тима... Трясу головой, чтобы избавится от наваждения.
- Первый раз, - произношу и замолкаю. Нужно обдумать, что делать, проще конечно сбежать. Можно к родителям. Но ведь найдет и там.
- Я не собираюсь отбирать у тебя детей насильно, - я щурю глаза, слыша эту фразу. Чего стоят мужские слова?
- Ты, только что, вломился в мой магазин, потребовал отдать тебе сына. А теперь говоришь, что не будешь отбирать у меня моих детей. Что-то не сходится, - но жить так, в страхе, больше не хочу. Не хочу слышать вранье и жить в неведении.
- Я предлагаю поделить детей по-хорошему, без скандалов. Могу помочь тебе в бизнесе. Откроешь еще пару магазинов.
- Я тебя правильно поняла: ты хочешь обменять сына на деньги? - встаю с кресла. Подхожу к дверям, оборачиваюсь и смотрю в мужскую спину.
- Зачем ты так? - одна секунда и оказываюсь прижатой к стене.
- А что будет с нами? - злюсь на саму себя.
- Разве уже есть "мы"? - усмехается прямо мне в лицо.
- Мы - это я и дети. Они тройняшки. Их нельзя разлучать, - шепчу еле слышно. Боюсь услышать ответ, который вынесет приговор.
- Я не собираюсь их разлучать, пусть общаются.
- Тогда почему тебе нужен именно Тимофей?
- Не ясно, что ли? Мне нужен наследник.
- А девочки, что, не наследницы что ли?
Мужчина стоит на месте, не зная, что ответить. Что он может сейчас сказать? Как попытается спасти ситуацию? Кажется, он уже все продумал. Бьет кулаком об дверной косяк.
- Девок без денег я не оставлю, - наконец произносит он.
- Тогда почему именно мои дети? - мой голос дрогнул.
- Наши дети. Потому что других у меня нет, и уже не будет.
- Ты придумал, что станешь им отцом, теперь я буду должна отвечать не только за них, но и за тебя.
- Объясни свою мысль, - смеется.
- Мне нужно будет как-то всё это объяснить большому количеству человек, - к горлу подкатывает ком. Я не могу произнести ни слова. В течение следующей минуты молчу, стою и смотрю на него, пытаясь понять, что чувствует. Что будет дальше. Нужно срочно что-то придумать, чтобы он поскорее ушел. Ушел, на всегда.
- Даже не надейся, - шипит мне в губы. - Я сам всё объясню. Так, как мне надо.
- Как?
- Через два часа нас ждут в клинике. Для проведения повторного теста. Сейчас ты, закрываешь свой ларек, и мы едем за НАШИМИ детьми, - берет меня за руку и выводит из подсобки в магазин. - У тебя пять минут на сборы.
"Пять минут", - звучит в голове. Машинально переобуваюсь, подхватываю кофту, запираю магазин.
Усаживаюсь в кожаное кресло, смотрю в лобовое стекло. Ощущаю теплое прикосновение к запястью. Не реагирую. Слышу, как заводится машина, плавно стартует. В голове только один вопрос. Как так вышло? В моей жизни был только один мужчина - Игорь. А тут влетел этот "ураган". Заберу ребенка - не заберу ребенка!
- Куда ехать? Где дети? Адрес скажи, - произношу название улицы и номер дома, где располагается детский сад.
- Частный, да? - спрашивает, когда подъезжаем к садику. Киваю в ответ. - Частные я из виду упустил, - поворачиваю голову и смотрю в его глаза. - Все проверил, а про частные забыл.
- Ты проверял детские садики? - ежусь от собственного вопроса.
- Конечно. Проверил и сделал вывод, что дети с нянькой сидят.
- Как видишь, не сидят, - отстегиваю ремень и дергаю ручку двери.
- Пока еще я вижу только здание детского сада. Тише, я сейчас отопру, - щелчок, резко выпрыгиваю из машины. Прохладный ветер обдал мое тело. Холодно, после поездки в теплой машине.
- Не дури, - слышу рядом. Массивное мужское тело преграждает путь в детский сад. - Заберешь детей и выйдешь через эту же калитку. Я буду ждать вас здесь.

Глава 3.1

Кирилл.

Сколько можно одевать детей? Десять минут? Двадцать? Они же не груднички. Хожу взад-вперед у машины, нервно морщусь. Заглядываю в салон, трогаю ремни, в сотый раз проверяю крепления детских кресел. Где они? Где мои дети? Щелкаю сигнализацией и иду к детскому садику. Толкаю калитку, железная конструкция заскрипела и дернулась, шатаясь в моей ладони. Вот на хрена такое крепление ставить? От чего сможет защитить эта "дверь"? Я ее одной ногой с петель снесу.
Сгребаю ногой листья, стою у дверей здания и как идиот соображаю, что я даже не знаю в какой группе мои дети. Эта "мать" могла запросто сбежать от меня. Посмела бы? Вышла через другой выход и все.
Еще десять минут, убеждаю себя подождать. Меня буквально разрывает от злости. Какого хрена я ее, эту бабу, уламывал отдать сына? Как я должен был поступить? Орать на весь двор, чтобы она их привела? Дергаю ручку двери, захожу внутрь.
- Я за Егоровыми, - произношу глядя на воспитательницу, копающуюся в детском шкафу.
- За тройняшками что ли? - спрашивает женщина, еще глубже забираясь в шкаф. Наблюдаю за вилянием филейной части в обтягивающих штанах.
- За ними, - осматриваю стены в раздевалке. Детские рисунки, дипломы в рамках, медали какие-то.
- Так они в другой группе, - доносится из шкафа.
- В какой?
- В соседней... - не дослушав, вылетаю из группы на улицу, и бегу в соседнюю дверь.

Толкаю вторую внутреннюю дверь и вваливаюсь в раздевалку. Пусто, прохожу вперед и заглядываю в группу. На секунду замираю, быстро оцениваю ситуацию. Разбегаюсь и влетаю по детской спортивной стенке до потолка. Одной рукой держусь за перекладину, другой распутываю ребенка. Бл*ть! Ругаюсь про себя. Кто его так? Обвили ребенка веревками и привязали к лестнице.
- Бл*ть! - замечаю кляп во рту у пацана. Вытаскиваю. - Тихо, тихо, я сейчас тебя освобожу. Потерпи.
- Я писать хочу, - шепчет ребенок. - Очень хочу.
- Потерпи, - повторяю. Нужен нож или ножницы. - Крепко возьмись руками за эту перекладину. Я сейчас за ножницами спущусь вниз и вернусь к тебе.
- Я писать хочу! - хнычет пацан. Соображай! Стаскиваю с мальца штаны с трусами. - Так пописать сможешь?
- Прямо так?
- Да, ты шпион. Писай в полевых условиях. Я сейчас вернусь, - спрыгиваю вниз, уворачиваясь от струи. В коробках с цветной бумагой валяются детские ножницы. Такими, канат не перестрижёшь. Почему ребенка одного в группе оставили? Да и еще в таком состоянии.
Лезу обратно, подтягиваю штаны ребенку. Еле развязал веревки. Малец обхватывает меня руками за шею. Стойкий пацан даже не заревел, слезаю, обнимая ребенка.
- Покажешь мне, где твой шкафчик с одеждой?
- Угу.

- Давай, - наблюдаю, как ребенок самостоятельно одевается. Подхожу, наклоняюсь и застегиваю пацану обувь. - Как тебя зовут?
- Вася, - жалко, что не Тимофей. Оказался бы героем в глазах собственного сына. - А Тимофея знаешь, Егорова?
- Угу, - смотрит на меня, насупившись. Не к добру. - Это Тимофей тебя туда привязал?
- Нет. Тимофею тоже досталось.
- Так, где Тимофей и его сестры?
- Не знаю, они их увели, они всех увели - в глазах ребенка появились слезы.
- Вася, ты храбрый мальчик. Кто увел Егоровых? - подхватываю ребенка на руки и выношу из группы на улицу.
- Дяденьки. Их двое было. Тима очень сопротивлялся, маму защищал.
- А Алиса и Соня? - медленно подхожу к машине. Открываю дверь, засовываю Васю внутрь. - Вася, сиди в машине, двери я заблокирую, ничего не бойся.
- Алиса с мамой рядом была. Где Соня – не знаю.
- Как ты на лестнице связанный оказался? - достаю из бардачка травмат. Прячу под одежду, чтобы ребенок не увидел.
- Играли в пиратов. Я запутался, а потом испугался, а потом зашли дяденьки и закричали.
- Остальные дети, что делали? - сейчас утро, сколько детей ходит в группу? Человек десять? Трое моих плюс Вася. Итого примерно шесть неизвестных детей и Анжелика. Значит девять детей в заложниках. - Воспитатели, где были?
- Тетя Зина была одна. Прибиралась в ящике с игрушками.
- Ясно. Сиди в машине, - обнимаю пацана, хотя мне это чуждо. Запираю машину и иду назад к детскому саду.
- Михайлов, - звоню другу. - Твои дети, случайно не в «Веселые мишки» ходят?
- Туда, а что? - раздается озабоченный голос Славы.
- Походу дела, детей в садике в заложники взяли.
- Чего???!!! Откуда инфа? - проорал в трубку друг.
- От меня лично. Мои тоже в этот садик ходят, в четвертую группу.
- Когда ты детьми обзавелся?
- Пять лет назад. Михайлов, делать что?
- А что у тебя есть?
- Травмат... и кулаки, - усмехаюсь, вспоминая, как в юности увлекался боями без правил.
- Тогда не светись особо. Осмотрись. Я сейчас приеду, на рожон не лезь.
Осмотрись, бл*ть. Легко сказать "осмотрись", когда твои дети, возможно, под прицелом. Обхожу здание садика, подсматриваю в окна, везде пустота. Набираю друга:
- Михайлов, дела еще хуже.
- Что?
- Они все группы захватили.
- Твою ***, откуда узнал?
- В окна подсмотрел. Детей в группах нет. Пусто.
- Понял.
Прячу телефон в карман, соображаю, как лучше внутрь садика попасть, и иду уже к родной четвертой группе, четко помня, что там было открыто. Дергаю ручку, дверь поддается. Идиоты, даже двери до сих пор не заблокировали. Осматриваю группу еще раз, внимательно обвожу взглядом, в надежде обнаружить хоть что-то полезное для меня. С одним травматом мне не справиться, если ситуация обострится.
Все безопасное, все для детей. Ругаюсь, Михайлов прав, куда там я с простым травматом. Взгляд останавливается на плетеной корзине, спрятанной на верхней полке шкафа. Достаю из корзины скотч и "нормальные" ножницы. Острые ножницы, сгодятся.

Срезаю веревку со спортивной лестницы. Скручиваю ее в моток и засовываю в карман. Жадно пялюсь на свисающий канат. Нет.
Прохожу в раздевалку, открываю шкаф за шкафом. Во-первых, внутри может прятаться ребенок, во-вторых, морщусь, обыскивая очередной карман детской куртки. Нащупываю продолговатый предмет, вытаскиваю. Не хрена себе. Охотничий нож. Из второго кармана достаю рогатку. Давно в такое не играл. Прячу находки себе в карманы. Только сейчас ощутил все преимущества женских "бездонных" сумок. Мне бы такие карманы.
Ладно, пора на разведку.
Я: "Я внутри. В четвертой группе. Что делать?"
Слава: "Сиди на жопе ровно!"
Я: "Пошел в соседнюю пятую".
Помнится мне, что в пятой группе, была "филейная" часть. Прохожу по внутреннему коридору, соединяющему группы между собой. Стараясь не шуметь, приоткрываю дверь в раздевалку. Пусто. Хорошо запомнил, что баба копошилась у детского шкафа с изображением ежика. Прислоняюсь ухом к нужной двери, прислушиваюсь. Тихо. Медленно и максимально аккуратно открываю дверку. Твою ****! Делаю фото содержимого детского шкафа и отправляю Михайлову.
Слава: "Вали на улицу, быстро".
Я: "Я потерплю. У меня здесь дети".
"*****"
Михайлов прав, сто раз прав, но я не уйду без своих детей. Подкрадываюсь к двери в саму группу. Подглядываю в щель. Пусто. Замечаю на полу блеск, подбегаю, наклоняюсь и офигеваю - пуля, застрявшая в полу.
Я: "В пятой группе стреляли. В полу пуля. Крови нет". Отправляю Славе фото.
Слава: "Выходи из садика".
Я: "Нет. Сколько здесь всего групп?"
Слава: "Семь. Уходи оттуда".
Я: "У меня в машине сидит мальчик Вася. Он из группы моих детей".
Слава: "Понял".
Я: "Пошел дальше".
Мельком заглянул в седьмую группу. Развернулся по коридору и пошел искать остальные группы. Перед глазами резко возникла картинка, останавливаюсь, макушка, темные волосы. Быстро возвращаюсь в седьмую группу. Подбегаю к углу раздевалки. Между стенкой шкафчика и углом подоконника небольшой проем. Заглядываю туда, смотрю на макушку. Выдыхаю.
- Тихо, я папа тройняшек Егоровых из четвертой группы. Поднимайся, давай, вот так, - щуплый, зареванный пацан, лет семи. Подхватываю его и вынимаю из проема. Крепко обнимаю.
Я: "У меня ребенок. Седьмая группа".
Слава: "Понял. Выходи с ним".
- Тихо. Я тебя сейчас вынесу на улицу и отдам другу. Он отведет тебя к Васе. Васю знаешь из четвертой группы? Он вместе с моими детьми в группе.
- Ууу, - все, что пробурчал ребенок.
Я: "Выйду через четвертую группу".
Слава: "Принял. Встречаем".
Приоткрываю дверь из группы, выглядываю в коридор.
- Я сейчас пистолет достану, ты только не бойся, - держу пацана одной рукой, второй держу травмат, не удобно, конечно.
Проходим по коридору, выходим на крыльцо. Встречают, значит? Нет никого. Придерживаю ногой дверь, чтобы не сильно хлопнула.

Глава 3.2

- Сколько вас всего? - интересуюсь.
- Будет пятеро, с тобой шестеро. Идем. Держись за мной. Вперед со своей пукалкой не вылезай. Вячеслав Михайлович, просветил, что у тебя травмат имеется.
- Имеется, - злюсь сам на себя. Что я теперь сделаю, с таким балластом впереди? - Дети в подвале, - произношу и замираю. - Стой! Слышишь?
По телу прокатились мурашки. Еле различимая возня, киваю на дверь слева.
Боец перехватывает мой взгляд, подходит к двери и прислушивается. Отходит в сторону, рукой подзывает меня к себе.
- Ждем остальных, двое, помимо нас уже в садике. Обходят группы и помещения. Если там есть дети, то их выведут. Еще двое сейчас "подойдут".
- Я, конечно, полный профан, в таких вещах, но может нам нужен план здания и подвала? Вдруг подвал соединяется с каким-нибудь зданием?
- Вопрос правильный. Подвал маленький, дверей две. Если дети там, то...
- Что значит, если дети там? Ты сам слышал детские голоса, - зло тыкаю пальцем в направление двери под лестницей.
- Остынь. Я понимаю, что у тебя здесь дети. Несколько лет назад, проводя подобную операцию, повелись на аналогичные звуки. В результате здание взлетело на воздух, вместе с половиной нашей группы. В подсобке был спрятан обычный магнитофон, примитивный, еще с аудиокассетой, на которой были записаны детские голоса, - он словно ведро с ледяной водой мне на голову вылил.
- Что нам делать? - ошарашенно спрашиваю я.

- Ждать. Ждать, пока будет принято решение.
- А что потом? А что если, кто-нибудь из детей решит сбежать прямо сейчас? - мой вопрос остается без ответа.
Мы стоим уже минут десять, ждём остальных. В помещении под лестницей не прекращается шум.
- Ладно, слушай меня внимательно. Сейчас мы подходим к двери, я ее вскрываю, и заходим внутрь. Сразу же начинается лестница в подвал. Внимательно смотри себе под ноги. Запомни, никто из них не знает, что у тебя травмат, а не ствол. Держись уверенно.
Цель - обезвредить террористов. По нашим подсчетам их трое плюс женщина, возможно не одна. По этому, сначала выводим детей.
- Там Анжелика, мать моих детей.
- Так, ясно. К своим сразу же не подходи. Если террористы почувствуют слабое место, то туда и выстрелят. Приготовься. Ствол достань!
- Мы одни будем?
- В подвале одни. Но нас будут страховать, трое своих в здании. Вторая дверь ведущая в подвал открыта, что нам сыграет на руку. Здание уже проверили, больше спрятавшихся детей нет. Надень, - протягивает мне балаклаву. Мну маску в руках. Боец отворачивается к дверям, ковыряется в замке. Поднимает руку и дает сигнал, показывая пальцем вперед.
Кидаю балаклаву в мусорное ведро, я даже не пытаюсь спорить с бойцом, понимая всю бессмысленность этого занятия. Травмат засовываю под рубашку, так, чтобы его не было видно. Я сам по себе. Я просто ОТЕЦ.
Дверь беззвучно отворилась и мы вошли. Темень, нащупываю перила, осторожно прикасаюсь пальцами. Спускаюсь, боец где-то впереди. Останавливаюсь, едва заметив тонкий луч света. Гомон, плач, ругань. Прислушиваюсь, пытаясь разобрать слова.
Тень мелькнула влево. Что ж ты влево, а я направо. Нагибаюсь и тихо прохожу несколько шагов вперед. Приседаю, когда замечаю луч света, промелькнувший над головой. Опускаюсь на колени и ползу вперед.
- Неет!!! - доносятся женские стоны. - Не надо!!! - голоса становятся все ближе и ближе. Подползаю к дверному проему.
- Пожалуйста! Отпустите детей! - женский плач.
- Заткнись с*ка! - рьяный мужской голос. Один есть.
- Лика! Как же так? Зачем ты так сделала? А? - еще один.
- Отпусти детей, и мы поговорим, - пытается убедить знакомый женский голос. Как он ее назвал? Лика? Это же сокращение от Анжелики. Бл*ть! Это конец.
Вглядываюсь в проем. В темноте еле различимы детские фигуры, сидящие на полу. Сколько их? Пятьдесят?
Достаю телефон, выключаю звук, полностью убавляю яркость экрана.
Я: "Эвакуирую детей. Пусть кто-нибудь спустится в подвал и ждет у лестницы шестой группы".
Слава: "Сбрендил? Ждем".
Убираю телефон и вползаю в проем. Главное - не наделать шума. Замираю, оперевшись спиной к стене. Всматриваюсь в помещение. Детский гул и плач заглушают моё сбитое дыханье. Подтягиваюсь на заднице, словно подъезжая на ней. Перебираю ногами, наклоняю голову.
- Молчи! Я папа, - обнимаю ребенка, наклоняюсь назад, перекатываюсь вместе с ним, еще раз. Останавливаюсь у проема, шепчу ребенку на ухо: - Ползи прямо в проем, там тебя встретят. Не кричи. Ползи, - и он ползет.

Подбираюсь еще к одному ребенку, вывожу и его. Все нужно передохнуть, я не спецназовец ни разу. Стресс мать его, никто не отменял. Детей слишком много, надо эвакуировать хотя бы по двое. Так шансов будет больше у большинства ребят.
- Не надо! - кричит женщина и получает пулю в лоб. Дети начинают орать, плакать, визжать, так что уши режет. Темнота мой друг. Встаю на колени, подползаю к близ сидящим детям. Хватаю двоих, затыкаю им рты руками.
- Быстро к тому проему. Молчите оба, - пользуясь все общей суетой, подползаю вместе с детьми к проему. - Туда, - и подталкиваю малышню в нужном направлении. Возвращаюсь и вытаскиваю еще двоих.
- Заткнулись все! - а вот и третий мужской голос. Еще выстрел, этот в воздух. Бесполезно считать выстрелы, у них запаса пуль дохрена. Подползаю к стене, прячусь среди детей. - Значит так! - рявкает третий мужик. - Еще хоть один звук и я всажу в вас пулю.
- Лиикккааа, - пойдем поболтаем. - Мы отойдем на пару минут, - слышу возню недалеко от меня. - Вставай, «чё» как не родная? Вперед, с*ка! - ложусь на живот и передвигаюсь туда, куда г*ндон Анжелику повел. Проползаю за спинами детей. Еще один дверной проем, перелезаю через порог. Куда эта тварь увела мать моих детей? Темень еще хуже, чем там, где заложников держат. Иду, ориентируясь исключительно на звуки.
- Нет! - кричит Анжелика откуда-то справа, шум, громкий шорох.
- С*ка! Засадить меня решила?! Падаль! Знаешь, что я сделаю? Тебя продам, а отбросов твоих скормлю псам, по-кусочкам, - что эта тварь сделает с моими детьми? Быстро подхожу к еле различимым в темноте фигурам. Пока мозг обрабатывает информацию, руки уже действуют. Удар, еще удар. Треск и хруст.
- Не кричи, нас могут услышать. Это я. Тихо. Ну, всё, всё. Шшш, - успокаиваю Анжелику, а сам придерживаю безжизненное тело ублюдка. Медленно опускаю его на пол, стараясь не задеть Анжелику. - Иди ко мне, - как женщин успокаивать? Знаю только один способ. Заткнуть рот и отыметь. Я не романтик, цветочки и букетики не про меня. Обнимаю женщину. - Ты должна выйти из здания. Где-то здесь есть лестница наверх, по ней выберешься и выйдешь из садика.
- Я никуда не пойду, - пищит словно мышка. От моего грубого ответа ее спасает только топот ног. Еле успеваю спрятать Анжелику себе за спину, когда мое лицо освящает свет от фонарика.
- Оба вон из здания. Кирилл Игнатьевич, выведите женщину из подвала, - из-под балаклавы раздается голос Михайлова.
- Выведу и вернусь, - выплевываю слова.
- Слушай, ты нам всю операцию загубишь. Оба вон! - шипит сквозь зубы друг.
- Можно, мы здесь, в коридоре подождем? - подает голос Анжелика.