Последнее, что помнила Таня, - это ослепительные фары грузовика, выскочившие из ночной мглы на мокром асфальте Ленинского проспекта. Резкий, оглушительный звук клаксона, который врезался в сознание, и потом... Пустота.
Очнулась она от пронзительного, настойчивого стука в висках, который совпадал с ритмом еёсобственного сердца. Но это был не единственный звук. Где-то рядом, сквозь густой туман, застилавший сознание, доносился встревоженный женский голос, мягкий, с британским акцентом.
-Леди Вивиана? Проснитесь, моя дорогая. Пожалуйста, очнитесь.
Таня медленно, с огромным усилием разлепила веки. Резкий свет, пробивавшийся сквозь щель в тяжелых бархатных портьерах, заставил ее зажмуриться. Боль в голове вспыхнула с новой силой. Она лежала в огромной кровати с резными колоннами из темного дерева, утопая в груде перин и подушек, накрытая стеганым шелковым покрывалом. Воздух был густым и спертым, пахнул пылью, воском для полировки и слабым, незнакомым цветочным ароматом.
-Слава Богу, вы пришли в себя!-воскликнул тот же голос, и в поле зрения Тани возникло лицо. Пожилая женщина в темном платье и белоснежном чепце смотрела на неё с таким искренним облегчением, что на мгновение Тане показалось, будто это сон. Очень странный и очень реалистичный сон.
-Я… Где я?-прошептала Таня, и её собственный голос показался ей чужим, хриплым и слабым.
-Вы дома, дитя моё, в своей спальне,-женщина бережно поправила одеяло. Её пальцы были прохладными и шершавыми.-Меня зовут миссис Паркер. Я ваша компаньонка. Помните? Вы упали… Упали с лестницы после приема у леди Дэвенпорт. Вы пролежали без сознания почти сутки. Доктор Блэйк опасался самого худшего.
Таня с трудом перевела дыхание. Компаньонка? Леди Дэвенпорт? Доктор? Её сердце забилось с такой силой, что боль в висках стала пульсирующей. Она попыталась приподняться, но тело отозвалось пронзительной болью в спине и плече.
-Нет, нет, лежите спокойно,-тут же засуетилась миссис Паркер.-Элинор, принеси скорее бульон для леди Уэтерби и чаю. И скажи леди Престон, что её племянница очнулась.
Таня услышала, как где-то рядом приоткрылась и закрылась дверь, и легкие шаги удалились. Она медленно перевела взгляд на миссис Паркер.
-Леди Уэтерби?-переспросила она, и в ее голосе прозвучала неподдельная растерянность.-Кто это?
Лицо компаньонки исказилось от беспокойства.
-Это вы, моя дорогая. Вы - леди Вивиана Уэтерби. Боже правый, доктор говорил о возможной потере памяти… Но чтобы до такой степени…
Таня снова откинулась на подушки, чувствуя, как комок паники подкатывает к горлу. Это не сон. Слишком все было осязаемо: грубый шелк наволочки под щекой, давящий тяжестью воздух, ноющая боль во всём теле. Она подняла руку перед лицом. Рука была не ее. Более тонкая, с длинными изящными пальцами и бледной, почти прозрачной кожей, через которую проступали голубоватые вены. На указательном пальце красовался изящный золотой перстень с каким-то темным камнем.
-Зеркало,- тихо, но настойчиво попросила она.-Пожалуйста, дайте мне зеркало!
Миссис Паркер, лицо которой стало совсем бледным, заколебалась, но затем кивнула и направилась к туалетному столику из полированного красного дерева. Она вернулась с небольшим ручным зеркалом в серебряной оправе.
Таня взяла его дрожащей рукой и медленно поднесла к лицу.
Из отполированной поверхности на неё смотрела незнакомка. Очень молодая, лет двадцати, с большими, широко распахнутыми глазами цвета незабудок, в которых стоял немой ужас. Не её карие, привычные глазу Тани, а чужие, ярко-голубые, сияющие на бледном, как у фарфоровой куклы, лице. Обрамляли это лицо не каштановые, а густые волны волос цвета спелой пшеницы, отливавшие мягким золотом в скудном свете. Они в беспорядке рассыпались по плечам, и несколько прядей прилипли к ее влажному от холодного пота лбу.
Она провела рукой по щеке, задевая шелковистую прядь. Незнакомка в зеркале повторила её движение. Голубые глаза на миг сверкнули отчаянием.
-Это не я,-прошептала Таня, и её голос сорвался. Зеркало выпало из ослабевших пальцев и мягко упало на одеяло.-Это не я!-повторила она уже громче, с отчаянием, глядя на миссис Паркер.
Компаньонка тут же подхватила зеркало и отставила его в сторону, её лицо выражало глубокую жалость.
-Успокойтесь, моя дорогая, умоляю вас. Это шок. Доктор сказал, что память должна постепенно вернуться. Главное, что вы остались живы. Леди Престон была вне себя от отчаяния.
В этот момент дверь снова открылась, и в комнату стремительно вошла другая женщина, лет пятидесяти, в пышном кринолиновом платье лилового цвета, с взволнованным и растерянным выражением на лице.
-Вивиана! Дорогая моя девочка!-она бросилась к кровати и уселась на край, схватив Танину руку своими холодными, влажными пальцами.-Миссис Паркер сказала, что ты пришла в себя! Я так перепугалась! Как ты себя чувствуешь? Помнишь ли ты тетю Агату?
Таня смотрела на эту женщину - леди Престон, как ее назвала компаньонка, - и чувствовала лишь нарастающую пустоту. Она видела их обеих впервые в жизни. Она видела эту комнату, это тело, эти чужие голубые глаза и эти золотистые волосы впервые. Она была в ловушке. В ловушке чужого тела, чужой жизни, в чужой эпохе, которую она с ужасом начинала осознавать.
-Я… Я не помню,-выдавила она наконец, и голос ее прозвучал глухо и отчужденно.-Я ничего не помню. Ни вас, ни себя… Ничего.
Леди Престон ахнула и прижала платок к глазам.
-Бедное, бедное дитя! Этот ужасный вечер… Этот ужасный, ужасный герцог! О, если бы я могла предвидеть…
-Миледи, пожалуйста,-мягко, но твердо остановила её миссис Паркер, бросая многозначительный взгляд на леди Престон, а затем на Танино бледное лицо.-Мисс Вивиана нуждается в покое, а не в тревожных воспоминаниях. Давайте дадим ей прийти в себя.
Тетушка Агата всхлипнула, но кивнула.
-Да, конечно, ты права. Дорогая, мы оставим тебя отдыхать. Элинор сейчас принесет тебе поесть. Ты должна набраться сил.
Тиканье часов становилось все назойливее, сливаясь с мерным стуком пульса в висках. Таня лежала неподвижно, уставившись в резной плафон балдахина над кроватью. Первая волна паники медленно отступала, оставляя после себя леденящую, трезвую пустоту. Она была здесь. Это не сон, не галлюцинация. Каждая мелочь - от шершавой ткани простыни до сладковатого запаха увядающих цветов в вазе на камине - была чересчур реальной.
«Вивиана Уэтерби», - мысленно повторила она. Это имя было чужим, не вызывающим ни единой искры воспоминания. Она зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, выудить из темноты хоть что-то. Лицо матери? Дом? Голос друга? Всплывали четкие, ясные картины: её собственная московская квартира с видом на парк, заваленный каталогами выставок рабочий стол, лицо подруги Кати, смеющейся над чашкой кофе. Это были её воспоминания. Память Тани.
А потом - фары. Резкая боль. И пустота.
Таня снова открыла глаза и медленно, преодолевая слабость и ноющую боль в мышцах, села на кровати. Комната плыла перед глазами. Она глубоко вдохнула, пытаясь унять головокружение.
Её взгляд упал на туалетный столик. Кроме зеркала в серебряной оправе, на нем стояли серебряные щипцы для завивки волос, флакончики с духами, шкатулка для украшений. Всё это принадлежало той, другой. Той, чье место она теперь занимала.
В дверь снова постучали, и в комнату вошла молоденькая горничная, неся на подносе фаянсовую чашку с паром и тарелку.
-Леди Вивиана, миссис Паркер велела передать вам бульон,-робко произнесла она, ставя поднос на прикроватный столик.-Она говорит, что вам необходимо подкрепиться.
Девочка выглядела испуганной, её глаза избегали встречаться с Таниным взглядом.
-Спасибо,-тихо сказала Таня. Она сделала паузу, рассматривая горничную.-Как тебя зовут?
-Элинор, миледи,-ещё тише ответила та.
-Элинор,-Таня произнесла имя медленно, стараясь звучать мягко.-Скажи мне… Что именно случилось? Со мной?
Элинор замерла, словно окаменев. Её пальцы судорожно сжали край фартука.
-О, миледи, я… Я не могу… Миссис Паркер сказала, что вас нельзя расстраивать…
-Я правда не расстроюсь, Элинор,-настаивала Таня, хотя ее сердце бешено колотилось.-Мне нужно знать. Я же ничего не помню!
Горничная метнула взгляд на дверь, словно боясь, что её подслушивают.
-Это было… на балу у леди Дэвенпорт, - зашептала она.-Вы… Вы упали. С главной лестницы.
-Почему? Как это произошло?
Элинор, казалось, готова была расплакаться.
-Я слышала, что вы оступились. Что было очень скользко… И вы… Вы сильно расстроились. Перед этим.
«Расстроились». Слово повисло в воздухе, тяжелое и многозначительное.
1Из-за чего я расстроилась, Элинор? — Таня не отводила от девушки своего голубого, теперь напряженного взгляда.
Но горничная уже качала головой, отступая к двери.
-Простите, миледи, мне нельзя об этом говорить. Леди Престон очень рассердился на меня. Пожалуйста, покушайте.
И, не дожидаясь ответа, она выскользнула из комнаты, оставив Таню наедине с подносом и новыми, тревожными вопросами.
Она не стала есть, лишь отпила несколько глотков теплого, наваристого бульона. Он показался ей безвкусным. Мысли путались. Падение с лестницы. Расстройство. И этот зловещий шепот о «герцоге». Кто он? Что он сделал? Она чувствовала, что все вокруг - и миссис Паркер, и леди Престон, и горничная - ходят по краю какой-то страшной тайны, боясь провалиться в неё вместе с ней.
Такое положение вещей её не устраивало. Она не была той робкой Вивианой, которой, судя по всему, все знали. Она была Таней Смирновой, и она привыкла опираться на факты, а не на домыслы.
Собрав волю в кулак, она отбросила одеяло и медленно, держась за спинку кровати, поднялась на ноги. Ноги дрожали, подкашивались, но выдержали её вес. Она была слаба, но не беспомощна.
Она подошла к окну и раздвинула тяжелые портьеры. За стеклом открылся вид на серый, промозглый Лондон. Узкую улицу, вымощенную булыжником, по которой с грохотом проехала запряженная парой лошадей карета. Кричащие разносчики, дамы под зонтиками, закутанные в плащи джентльмены. Все было окутано легкой, влажной дымкой. Это был не музейный экспонат, а живой, дышащий город девятнадцатого века.
Повернувшись от окна, Таня осмотрела комнату уже с иной целью - не как пленник, а как исследователь. Она подошла к гардеробу. Внутри висели платья - все в пастельных, нежных тонах, с кружевами и лентами. Ничего яркого, ничего дерзкого. Одежда послушной, бесцветной барышни.
Потом её взгляд упал на небольшой письменный стол в углу. В ящике она нашла несколько листов бумаги, перо, чернильницу. И небольшую, перевязанную лентой пачку писем. Сердце её екнуло. Неужели это ключ к разгадке прошлого настоящей Вивианы? Возможно.
Развязав ленту дрожащими пальцами, она открыла верхний лист. Это было не письмо, а стихотворение.
«Твои глаза - не небо, не гранит,
А тайный лес, где сумрак властно спит.
Где в глубине, среди густой листвы,
Таится вспышка неземной молвы.
Не просто цвет, а целый мир иной,
Где прячется властитель неземной…»
Стихи были наивными, полными восторженного, почти благоговейного обожания. Они были подписаны инициалами «В.У.», что вероятно означало Вивиана Уэтерби.
А на обороте, твердым, решительным почерком, было написано всего два слова, но они прозвучали в тишине комнаты как выстрел:
«Жалкие потуги».
Больше ничего. Ни подписи, ни даты. Только эта беспощадная, уничтожающая оценка.
Таня медленно опустилась в кресло у стола, сжимая в руках хрустящий листок. Теперь она понимала. Понимала ту леденящую жалость во взглядах, этот шепот за спиной. Она не просто упала. Ее раздавили. Публично и жестоко. И тот, кто это сделал, был автором этой записки. Тот самый «герцог».
Она сидела так несколько минут, глядя в стену. Жалость к той, прежней Вивиане, смешивалась в ней с холодной, рациональной яростью. Никто не заслуживал такого. Никто!
Неделя, последовавшая за её пробуждением, прошла в тумане вынужденного бездействия и тщательно дозированных визитов. Доктор Блэйк, суховатый джентльмен с бакенбардами и озабоченным видом, навещал Таню дважды, подтвердив диагноз «нервная лихорадка, усугубленная потрясением и временной потерей памяти». Он рекомендовал покой, легкую пищу и никаких волнений. Леди Престон, она же тетушка Агата, проводила у её постели долгие часы, беседуя о светских новостях, нарядах к предстоящему сезону и своих многочисленных знакомых, внимательно следя за реакцией племянницы. Таня вежливо кивала, делая вид, что слушает, а сама выуживала крупицы информации о своём новом положении.
Миссис Паркер была её главной опорой. Компаньонка оказалась женщиной здравомыслящей и обладающей безмолвной, но твердой силой характера. Именно от неё Таня постепенно узнавала распорядок дня, имена слуг и основы этикета, которые не успела почерпнуть из сбивчивых монологов тетушки.
Однажды после полудня, когда леди Престон отбыла с визитами, а Таня, уже способная сидеть в кресле у камина, вышивала неловким, непривычным движением руки, миссис Паркер, наблюдавшая за ней, наконец заговорила на волновавшую её тему.
-Вы стали гораздо спокойнее, дитя моё,-заметила она, откладывая свою вышивку.-И в ваших глазах появилась какая-то новая, незнакомая мне решимость. Память… Она так и не вернулась к вам?
Таня отложила иголку и встретилась с ней взглядом. Лгать этой женщине казалось неблагодарным делом.
-Нет, миссис Паркер,-честно ответила она.-Я не помню ничего из свой жизни… Внутри меня осталась пустота!
Миссис Паркер не выразила ни удивления, ни испуга. Она лишь медленно кивнула, её умные, добрые глаза внимательно изучали лицо девушки.
-Доктор Блэйк говорил о подобных случаях. Иногда разум, дабы защититься от непереносимой боли, возводит стены, а на их месте могут произрасти самые причудливые цветы. Возможно, так и случилось. Самое главное, что вы живы и, кажется, обрели силу, которой прежде были лишены.
-А какой я была прежде?-тихо спросила Таня.-Прошу вас, скажите мне. Я должна знать, с чем имею дело.
Компаньонка вздохнула и на несколько мгновений погрузилась в раздумья, глядя на потухающие угли в камине.
-Вы были очень юной,-начала она наконец.-Не по годам, а по духу. Робкой, чувствительной, воспитанной в строгих понятиях о чести и добродетели. Смерть вашего отца, графа Уэтерби, два года назад и последующая жизнь под опекой леди Престон, которая, при всей её доброте, не отличается глубиной мысли… Всё это не способствовало обретению уверенности. Вы видели мир в розовом свете и ждали от него лишь прекрасного.
-А он преподнес мне нечто иное,-заключила Таня.
-Да,-покачала головой миссис Паркер.-Он преподнес вам его светлость герцога Риджмонта. Человека, избалованного богатством и положением, привыкшего к тому, что весь мир существует для его услады. Человека, чья собственная душа, я подозреваю, изрядно потемнела от ран, которые ему нанесли в этом самом мире.
-Что же он сделал?-спросила Таня, и её голос прозвучал твердо.
Миссис Паркер принялась рассказывать. Не вдаваясь в излишние подробности, но и не скрывая сути. О наивном обожании Вивианы, о её попытке выразить свои чувства в стихах, о том, как она, поддавшись порыву, прочла их ему в саду во время бала у леди Дэвенпорт, надеясь на хоть каплю снисхождения или понимания.
-Его светлость,-голос миссис Паркер стал сухим и бесстрастным,-был в тот вечер не в духе. Он выслушал их с видом величайшей скуки, а затем взял листок из ваших дрожащих рук и, не глядя, произнес: «Жалкие потуги. Не позорьте себя, леди Уэтерби, и не утруждайте более джентльменов своим вниманием». После этого он развернулся и ушел. Вы бросились прочь, не видя дороги от слез, и… Оступились на верхней площадке лестницы.
В комнате воцарилась тишина. Таня сидела неподвижно, глядя на свои сцепленные пальцы. Она не чувствовала личной обиды, но холодная ярость за ту, чью жизнь разрушили столь жестоко, закипала где-то глубоко внутри.
-Я понимаю,-сказала она наконец, поднимая голову. Её голубые глаза были ясны и спокойны.-Благодарю вас за откровенность, миссис Паркер. Теперь многое прояснилось.
С этого дня Таня начала действовать. Её первым шагом стала просьба к миссис Паркер принести ей из домашней библиотеки книги. Не романы, которые, судя по всему, составляли основное чтение леди Престон, а труды по химии, ботанике и фармакогнозии. Компаньонка, удивленная таким выбором, тем не менее, выполнила её просьбу.
Вторым шагом стала осторожная ревизия собственных ресурсов. Под предлогом того, что ей скучно и она хочет занять руки, Таня попросила Элинор принести ей все её духи, пудры и ароматические соли. Изучив коллекцию, она убедилась в своей догадке: парфюмерия той эпохи была примитивной и однообразной, основанной на простых спиртовых настойках и эфирных маслах, добываемых незамысловатыми способами. Её знания о сложных методах дистилляции, о нотном строении аромата, о синтезе новых соединений- всё это было бесценным сокровищем.
Следующие несколько дней она проводила за изучением фолиантов, сверяя старинные рецепты со своими современными познаниями. Она составила список необходимых ингредиентов и простейшего оборудования. Деньги на их покупку она, после недолгого размышления, взяла из небольшого кошелька с личными деньгами Вивианы, найденного в той же шкатулке. Это не было воровством. Это была инвестиция в их с Вивианой общее будущее.
Однажды утром, когда леди Престон за завтраком вновь завела речь о необходимости «появиться в свете, дабы развеять все слухи», Таня мягко, но недвусмысленно положила этому конец.
-Милая тетушка,-сказала она, обставляя чашку с чаем. - Я бесконечно благодарна вам за вашу заботу. Но я считаю, что пока я не обрела достаточно сил и не пришла в себя окончательно, любое моё появление на публике будет лишь поводом для новых пересудов. Я бы предпочла провести некоторое время в уединении. Возможно, заняться рисованием или чтением.
Приглашение от леди Дэвенпорт прибыло неделю спустя. Это был изящный кремовый конверт с гербовой печатью, приглашающий леди Уэтерби и леди Престон на «небольшой вечерний приём» в ближайший четверг. Леди Престон пришла в настоящее волнение, размахивая письмом как знаменем.
-Вот видишь, дорогая!-воскликнула она, влетая в будуар, где Таня в обществе миссис Паркер изучала трактат о свойствах эфирных масел.-Леди Дэвенпорт проявляет участие! Это прекрасный шанс мягко вернуться в свет. Прием небольшой, камерный, никакой суеты. Ты просто не можешь отказаться.
Таня медленно закрыла книгу, чувствуя, как в животе все сжимается. Мысль о том, чтобы оказаться в обществе, где все знали о ее позоре, была отвратительна. Но она понимала и логику тетушки. Вечно прятаться было невозможно.
-Вы правы, тетушка,-сказала она, тщательно подбирая слова.-Это действительно проявление великой доброты со стороны леди Дэвенпорт. Было бы невежливо отказаться.
Леди Престон сияла.
-Вот и прекрасно! Мы подберем тебе новое платье, самое скромное, но элегантное. Бирюзовый шелк отлично подойдет к твоим глазам…
Я бы предпочла что-нибудь более сдержанное, — мягко, но твердо вмешалась Таня. — Темно-синее, например. Или глубокий фиолетовый. Бирюзовый может показаться… Излишне оживленным для моего первого выхода после долгого отсутствия.
Леди Престон на мгновение опешила, затем махнула рукой.
-Ну, разумеется, дорогая, как пожелаешь. Миссис Паркер, будьте добры, распорядитесь.
Когда тетушка удалилась, полная планов, миссис Паркер повернулась к Тане, и на лице у неё застыло беспокойство.
-Вы уверены, что готовы к этому, дитя мое?-спросила она тихо.-Там будут… определенные лица. Возможно, даже его светлость. Леди Дэвенпорт питает к нему слабость, несмотря на весь его скандальный ореол.
Таня смело встретила её взгляд. В ее голубых глазах не было и тени прежнего страха, лишь холодная, отточенная решимость.
-Тем лучше, миссис Паркер. Лучше встретить льва в его логове, когда ты этого ожидаешь, чем наткнуться на него врасплох в укромном уголке. Я не собираюсь играть роль затравленной мышки. Я просто буду собой.
Вечер четверга настал слишком быстро для Таниного спокойствия, но слишком медленно для её нетерпения. Она стояла перед зеркалом в своём новом платье из темно-синего бархата, отделанного тонким кружевом цвета слоновой кости. Платье было скроено безупречно, подчеркивая её хрупкую фигуру, но его темный цвет и минимальное количество отделки придавали ей вид скорее сдержанный и аристократичный, чем невинный и романтичный. Элинор уложила н золотистые волосы в элегантную, но простую прическу, позволив нескольким прядям мягко обрамлять лицо.
-Вы выглядите… Совсем по-другому, миледи,-прошептала горничная, закрепляя последнюю шпильку.-Такой спокойной и важной.
«Важной». Это было именно то, что Таня и хотела передать. Не вызов, а недосягаемое достоинство.
Карета леди Престон была тесной и надушенной. Всю дорогу тетушка не умолкала, давая последние наставления и перечисляя имена гостей, которых можно было ожидать. Таня почти не слушала, глядя в окно на проплывающие в вечерних сумерках огни Лондона. Она мысленно повторяла свою роль: вежливая, немного отстраненная, ничем не выдающая ни волнения, ни знания о прошлом.
Особняк леди Дэвенпорт поражал своим размахом и богатством. Белоснежные колонны, мраморные полы, позолота и хрусталь люстр, отражавшиеся в огромных зеркалах. Воздух был густ от смеси ароматов - воска, цветов, духов и пудры. Таня шла за леди Престон, держа спину прямо, а подбородок - чуть приподнято. Она чувствовала на себе взгляды - любопытные, сочувствующие, оценивающие. Шепоток, пробежавший по залу при их появлении, был для неё красноречивее любых слов.
Леди Дэвенпорт, величественная дама в пурпурном бархате, встретила их у входа в бальную залу.
-Агата, дорогая! И… Вивиана!- её голос звенел искусственной сердечностью.-Как я рада вас видеть! Дитя моё, вы просто сияете! Отдохнувшая, помолодевшая. Я так счастлива, что вы оправились от этого… Несчастного случая.
-Благодарю вас, леди Дэвенпорт,-Таня сделала безупречный, почтительный реверанс.-Ваша доброта и приглашение очень меня тронули. Я чувствую себя превосходно.
Её голос был ровным, ясным, без тени заискивания или смущения. Леди Дэвенпорт на мгновение замерла, изучая её с новым интересом.
-Ну, это прекрасно, просто прекрасно!- воскликнула она наконец.-Прошу, чувствуйте себя как дома.
Они переместились в гостиную, где гости, разбившись на небольшие группы, беседовали и пили чай. Таня позволила тетушке увести себя в круг её знакомых дам. Она отвечала на вопросы о своём здоровье с вежливой, но немного отстраненной улыбкой, не поддерживая разговор, но и не выпадая из него. Она наблюдала. Запоминала лица, манеры, интонации.
И затем, примерно через полчаса, появился он.
Он вошел не один, в сопровождении двух других джентльменов, но его присутствие словно изменило атмосферу в комнате. Говор стал чуть тише, а внимание - напряженнее. Герцог Риджмонт. Таня сразу поняла, что это был он.
Он был высоким, с безупречной осанкой и широкими плечами, на которых великолепно сидел темно-зеленый фрак, сшитом по последней парижской моде. Его светло-каштановые волосы были слегка вьющимися и уложены в небрежной, но безукоризненной манере. Но даже на расстоянии Таня поняла, о чем были те стихи написаные настоящей Вивианой. Его лицо, с резкими, почти скульптурными чертами и смугловатой кожей, притягивало взгляд. А его глаза… Даже через всю комнату она почувствовала их необычность. Они не были просто карими. Это был сложный, глубокий оттенок, словно смесь темного янтаря с зеленоватыми всполохами и глубоким, почти черным болотным оттенком в глубине. Глаза, которые видели слишком много и давно разучились доверять.
Его взгляд скользнул по комнате, холодный, оценивающий. На мгновение он остановился на Тане. Не было ни удивления, ни признания, ни даже обычного мужского любопытства. Лишь краткая, безразличная констатация факта её присутствия. Затем он отвёл взгляд и что-то сказал своему спутнику, вызвав у того улыбку.