Не грусти, Мари!

Глава 1.

Я долго ковырялась ключом в замке, пакеты оттягивали руку. Кто-то снова выкрутил лампочку на лестничной клетке, а может, она перегорела, и поменять не удосужились. Ввалившись в прихожую, я прислонилась к косяку. Спать хочется. В квартире было неожиданно тихо.

— Из? – Мой голос неожиданно дрогнул. – Изка?

— Маха, иди сюда! – донеслось из комнаты. У меня отлегло от сердца. – Я тебе кое-что покажу!

— Сейчас, - сказала я, расстегивая молнию на куртке.- Сейчас…

К зеркалу в прихожей приклеена фотография. Скорее всего, ее повесила я, больше некому, только не помню, когда. Сейчас фотки не выцветают, как раньше, и кусочек картона сохранил все краски майского теплого дня: свежая зелень, цветут вишни (или это все же яблони?), а мы с Изольдой идем из гимназии, нас тогда подружка щелкнула на память. Как же ее звали? Надя? Или Маринка? Не помню. Многого не помню, а вот тот год запомнился. Мы перешли в одиннадцатый класс, успешно сдав экзамены. Да-да, в нашей гимназии экзамены сдавали и в десятом классе. А потом наступило это лето, Лето-Когда-Все-Поменялось. Поменялось и пошло по другой колее.

С Изольдой мы дружили с первого класса, с того самого дня, как нас посадили за одну парту, первую, перед самым учительским столом. Меня потому, что плохо видела, Изольду по причине маленького роста (потом, правда, вытянулась). Мы были с ней очень похожи. Поначалу нас часто принимали за сестер-двойняшек, особенно в гимназической форме: голубые форменные юбочки и пиджачки, белые или синие рубашки. У обеих – длинные рыжие косы. Только Изольдины волосы отливали красноватой медью, а мои были скорее золотистыми. С возрастом потемнели и стали бронзовыми. Вместе с золотистостью волос исчезли веснушки, доставлявшие мне немало огорчений. Низкий хвост с черной резинкой заменил косы. Изольда тоже ходила с хвостом. До того самого лета.

Мы обе учились отлично, питая особенное пристрастие к наукам гуманитарным. Тем более что в гимназии преподавали массу интересных предметов, которых не было в обычной школе: культурологию, мифологию, основы этики и психологии, латинский язык, философию и даже Закон Божий. Это было учебное заведение с традициями, своим укладом напоминавшее классические русские гимназии девятнадцатого века. Обучение было платным, причем довольно-таки дорогим. Правда, мы с Изкой, как круглые отличницы, от платы за обучение были освобождены. В классе нас считали «ботанками», но в целом относились дружелюбно и уважительно.

Впрочем, наш класс был совершенно разобщенным. Дружили по двое, по трое, все сами по себе. Объединялись только для какой-нибудь цели: поставить спектакль, разнести в баскетбол или в футбол заносчивых «ашек». В «А» классе было двадцать восемь человек, а в нашем – всего шестнадцать, из них девять парней. Потому футбольная наша команда была смешанной, разнополой: я играла в защите вместе с Анюткой, старостой класса, Изольда в нападении. И ведь неплохо играли! Футбол мы любим до сих пор. Вместе болеем за сборную Италии. Не в последнюю очередь из-за того, что у нападающего «Синей Эскадры» (самоназвание итальянской сборной) лицо и стать римского легионера. Или гладиатора. Из тех, что выходили на арену, блестя смазанными маслом рельефными мышцами, и кричали императору: «Идущие на смерть приветствуют тебя!». И ни перед кем не опускали синих отчаянных глаз.

В форме мы ходили до седьмого класса, как и положено по гимназическому уставу. А потом началась пора активного самовыражения, благо, никто не запрещал. Витька с Олегом ударились в рэп или хип-хоп этот, кто его там разберет, стали сочинять речитативные тексты, носить широкие штаны, объемные балахоны, шапочки и прочую атрибутику. Аня Старцева постриглась под ноль, проколола нос, бровь и объявила себя панком. Остальные просто приходили на занятия в модной дорогой одежде, девчонки начали краситься. Мы с Изкой и тут остались в стороне: у меня модной одежды не было, интересного, яркого стиля тоже, а потому мы выработали свой дресс-код, увы, наводящий на мысль о «синих чулках» и «серых мышках». Длина юбок – до колена, белые блузки, средний каблук, приглушенные оттенки, никакого макияжа. Нам было удобно и комфортно не выделяться из толпы, хотя на стриженную Анькину голову и я и Изольда смотрели с восхищением. Восхищались, понятно, не формой черепа, а смелостью и независимостью нашей старосты. Учителя на все эти забавы смотрели благодушно и понимающе: подростки, что поделаешь. Надо этим переболеть.

Сейчас уже можно признаться: таких робких и закомплексованных девчонок, как мы в то время, надо было еще поискать. Не знаю, почему так было. Мы не умели правильно одеться, не знали, как вести себя с мальчишками, зато запоем читали и мечтали, как у нас все будет хорошо. Изольда к тому же страшно стеснялась своего необычного имени и с первых лет обучения просила называть себя Леной. Как ни странно, в классном журнале она тоже фигурировала под этим именем. И даже на уроках зарубежной литературы, когда проходили европейский эпос, легенду о Тристане и Изольде, в сторону моей подруги не было брошено ни одного взгляда. Изольду забыли, осталась Лена.

И все-таки мы были очень разными. Взять имена: Мария Дружинина (банальнее некуда) и Изольда Сталь. Именем из легенды мою подругу наградила мама, известная оперная певица. Фамилия тоже мамина, а может, это ее сценический псевдоним. Красиво: Изольда Сталь. Сталь изо льда. Изо льда – сталь. Вот только стальной Изка не была…до того самого лета.

В Изольдиной семье был достаток. Я это поняла еще в первом классе, когда пришла к ней в гости. Меня, семилетнюю, восхищали нарядные куклы, «настоящие» импортные Барби, которые мама подруги привезла из-за границы. Позже мы заворожено листали дорогие альбомы с репродукциями мировых шедевров, у Изки первой из нашего класса появился компьютер и мобильный телефон. Сразу скажу, что высокомерной она не была никогда и охотно делилась всем, что было. Счастливой тоже не была, и мы чаще сидели на моей маленькой кухоньке, чем в Изольдиной комнате размером со школьный класс. У подруги было все, что может пожелать девчонка, а вот семьи не было. Изка как-то обмолвилась, что родители отдали ее тете Зое, а сами умерли.

Глава 2.

Да, а с Изкиной компанией отношения у меня не ладились. Пару дней назад подруга познакомила меня с высокой, худой, как жердь, девицей с большим носом и близко посаженными глазами. Девица была с выбеленным лицом, густо подведенными глазами, вся в черном. На шее – египетский анх, символ вечной жизни, за спиной – рюкзак, сделанный в виде гроба. Маленький такой, аккуратный гробик с крестом.

— Это Арвен, - сказала подруга.

Я чуть не фыркнула. У Толкиена принцесса эльфов Арвен своей красотой затмевала звезды, ее имя так и переводится «Вечерняя звезда». Однако, самомнение у барышни… Я приветливо улыбнулась.

— Ты готка? – спросила я новую знакомую.

— Готесса, - со значением поправила она, - ну, и на ролевки езжу.

Я знаю, неформалы любят, когда их расспрашивают о том, почему они стали готами, металлистами, панками, ролевиками, что это значит, и так далее. Ту же Орбит спроси, такого нарассказывает, волосы дыбом. И как они в Макдоналдсе «хавали ништяки», то есть, подбирали то, что оставили недоеденным посетители; и как она с подругой опоздала на последнюю электричку из Москвы и они ночевали прямо в здании вокзала на полу, и много чего еще.

Потом Арвен повела речь про каких-то их общих с Изкой знакомых, я скоро потеряла нить разговора.

Пару раз я была с ними на концертах. Один раз на рок-саммите, другой – на фолке. Музыка мне понравилась, не понравилась полупьяная орущая толпа, которая толкалась, напирала, прижимала. Хотя…в этом тоже что-то есть, пожалуй. К середине концерта я, кажется, ощутила это «что-то». Чувство причастия – одна из человеческих потребностей. Быть не сам по себе, а одним из, своим среди своих, среди единомышленников, объединенных – пусть на короткое время – музыкой и словами, полутемным залом. Меня, кстати, не особо и толкали. А Изку так вообще какой-то высоченный рокер поднял над толпой и усадил к себе на плечи. Она радостно засмеялась, сорвала с себя куртку и стала размахивать ей над головой, сверкая зубами и напульсниками. Потом они танцевали вместе. Обменялись телефонами. И начали встречаться.

Парня звали Генрих. В смысле, в ролевой и реконструкторской среде, а в жизни Олег. Студент-пятикурсик, будущий программист, неплохой кузнец. Отличный мечник. И имя из средневековья ему шло. Где там правили Генрихи, в Англии или во Франции? Олег походил скорее на испанца: темноволосый, с карими глазами, тонкими чертами лица. Изка совсем расцвела. Не счесть часов, проведенных нами за обсуждением Генриховых слов, жестов и даже взглядов (вот ему же икалось, наверное). Они встречались около пяти месяцев, а потом расстались. Я спросила: почему? А Изка сказала – он скучный, мне другое нужно. Впрочем, что именно нужно, она не объяснила. Я сама поняла уже после. Олегу двадцать четыре, Изольде – семнадцать. Она хочет побеждать и покорять, разбивать сердца, словом, чтобы было «и жизнь, и слезы, и любовь». А парень уже настроился на серьезные, долгие, вдумчивые отношения, возможно, со свадьбой в перспективе. Он звонил ей, часто. Познакомил с родителями. Встречал из школы и хотел быть вместе постоянно. Изольде это льстило поначалу, потом стало надоедать.

— Он обращается со мной, будто с фарфоровой куклой или, - жаловалась Изольда, сидя на полу со скрещенными ногами. – Почему, Мах? Три месяца встречаемся, а он меня лишний раз обнять-поцеловать боится! Вообще жесть!

— Я не знаю, Из. Наверное, боится тебя, ну, обидеть, это же первые твои отношения. Испугать…не знаю, мне сложно судить.

— Блин, и я так думаю. Но я так не хочу вообще! Первый поцелуй в семнадцать лет! В последнем классе школы!

— Да какая разница, когда, Из. Главное – с кем. И чтоб по любви, - вздохнула я. И не удержалась: - Я вот вообще нецелованная. И не встречаюсь ни с кем. И не предвидится.

Я не хотела этого говорить, не в моих привычках себя жалеть и ждать сочувствия от окружающих. Но что делать, если в последнее время тема «личной жизни» стала для меня самой важной? Мне безумно, до одури, хотелось встречаться с парнем. Разумеется, не с первым попавшимся, а с тем, кто нравится. И чтоб я нравилась ему. Даже мама, моя мудрая мама, которая никогда и ни в чем меня не упрекала, не критиковала, начала поговаривать: «Маш, не сидела бы ты дома. Сходила б на дискотеку, может, познакомишься с кем. Вон, у Изольды мальчик какой хороший, а ты все одна».

Я стискивала зубы и терпела. Летом я сходила на дискотеку с одноклассницами. Выпили по коктейлю, но веселее мне от этого не стало. Музыка казалась навязчивой и громкой, да и вообще я не люблю попсу, контингент…как выражается Изольда, «гопота». Вот, сплошная «гопота» и была, все полупьяные. И накурено. Наверное, во всех небольших городках так, даром, что Подмосковье. Словом, я сбежала через час, наплевав на уговоры подружек. А они, скорее всего, посчитали меня законченной «ботаничкой». Ну и пускай.

Это в мамино время знакомились на танцах в клубах, да в кино, да и просто на улице. У нас сейчас не так. А может, просто мне не везло? Как бы то ни было, у меня возникла еще одна проблема, нравственная. Я вдруг разом, в один миг, ощутила острую зависть к Изольде. Генрих стал последней каплей. Странно, что я не понимала этого раньше. Изка красивая, уверенная в себе, интересная, живет в достатке, и, к тому же у нее потрясающий парень… Стоп, одергивала я себя. Что красивая и уверенная – так это она сама себя такой сделала. Ну, пусть с помощью Пра. Я тоже поменялась, но не настолько резко. Зато у меня есть родители, они рядом и всегда готова помочь. И бабушка замечательная. Правда, отец часто бывает в командировках, иногда по несколько месяцев и мы с мамой скучаем. Вот сейчас он на Украине, в Харькове. Семья у нас маленькая, но дружная, хорошая. А у Изки вообще никого нет, только тетя Зоя. Скоро мне становилось стыдно от таких размышлений, нашла, чем считаться. Но зависть – вот беда – не исчезала.

Глава 3.

Однажды мы с Изкой шли с баскетбола. Был ноябрь, стемнело рано. Мы еле тащились, обходя лужи, ноги гудели, руки не поднимались. Даже разговаривать не хотелось. Мне было ближе, а ей еще несколько улиц пилить. «Провожу, - решила я, вздрагивая от холодного ветра. – Чего одной разгуливать?» Проехавшая мимо машина окатила нас холодной водой, я выругалась, а Изка засмеялась. Блин, и как я смогла забрызгать грязью джинсы чуть не по колено? Вчера только выстирала… Да и на ботинках по килограмму грязи, наверное. Впрочем, берцы грязи не боятся. Как танки.

— Эй, телки, закурить есть? – раздался сзади гнусавый голос. Мы, не сговариваясь, прибавили шагу. Я прикинула: убежать не сможем, Изка на каблуках, я ее не брошу, само собой. Подруга с сосредоточенным видом рылась в сумке. Что у нее там, баллончик? Вряд ли, я бы знала. Улица была пуста. Нас догоняли двое.

— Че молчишь? Западло с пацанами побазарить? – обратился к Изке тот, что пониже, с бледным прыщавым лицом. Его приятель ухмыльнулся, показав желтые прокуренные зубы.

— Так чего, покурим?

— Покурим, - неожиданно сказала я. И тоже зачем-то полезла в сумку. Гопники обрадовались: сейчас я достану сигареты, а они скажут, что такие не канают. Наверное, будут бить. Нам это еще на ОБЖ рассказывали в школе. Мелькнула мысль: отдать кошелек, и пусть катятся. Там, правда, денег чуть. Что еще, мобильник?

А потом на меня вдруг накатила холодная ярость: ничего мы отдавать не будем, много чести для быдла! В сумке пакет с формой, кошелек, косметичка, телефон, книжка, салфетки, ключи. Ключи! Самый большой от подвала, длинный и тонкий – от двери подъезда, еще два от квартиры. Я оглянулась на Изку, собирая в ладонь тяжелую связку. Ключи торчали между пальцами кастетом, я держала крепко. Прыщавый неожиданно схватил меня за левую руку, сумка упала, а я, сама от себя не ожидая такого, ударила, нет, ткнула ключами ему в лицо. В этот момент Изка въехала второму каблуком в голень и толкнула, что было силы.

— Бежим! – заорала я, подхватывая свою сумку, и мы понеслись по лужам, спотыкаясь и оскальзываясь в грязи. Сзади матерились и пыхтели, но мы неслись, не чувствуя ног. Задыхающиеся, грязные, мы ввалились в «Макдоналдс», плюхнулись за первый попавшийся столик, сидели, приходили в себя.

— Ништяк ты его, - сказала Изка, шмыгнув носом. Помолчала немного и вдруг неожиданно подняла на меня размазанные глаза: - А почему я так не смогла?

— Не знаю. Ты зачем в сумку-то полезла?

— Смотри, - Изка распрямила ногу и вытянула из-за голенища отвертку с пластмассовой ручкой. – Пра сказала, можно с собой носить, менты не подкопаются. Только я забыла, что она у меня не в сумке. Кофе будешь?

А меня вдруг затрясло, и я смогла только судорожно кивнуть, вцепившись в край стола. Мне не случалось драться двор на двор, в младших классах я никогда не била мальчишек, которые дергали нас за косички… Сейчас я ударила человека, в лицо, возможно, повредила глаз. Я снова вытащила ключи, протерла их и тупо уставилась на кровавый след на салфетке.

Но еще я поняла, что тоже ненавижу гопников, так же как Изка, как все неформалы, как Пра. Изка говорила, к Пра тоже подвалили на улице, да не двое, а четверо, а она была совсем одна. И это Андрюха наш ее выручил, шел мимо, вот после этого они и начали встречаться. Так романтично… Впрочем, Пра заслуживает счастья, она хорошая. И красивая.

А вот я никогда не буду красивой, навсегда останусь «симпатичной», «привлекательной». Блин, как же меня бесят эти неудельные синонимы. Симпатичная – это значит, не страшненькая, но и до красотки не дотягиваешь. Привлекательная. А какая девчонка в восемнадцать не привлекательна хоть чем-нибудь, хоть какой-то отдельной чертой? У одной глаза в пол-лица, даже если само личико подкачало, у другой кожа, как фарфор, без намека на прыщи, хоть и остальное не очень… У меня выразительное лицо, красиво изогнутые губы, густые волосы. Только почему-то Изке восхищенно смотрят вслед, а на меня не обращают внимания. Так и ходим мы, привлекательные и симпатичные, девушки-соседки, девушки из соседнего двора, как героиня Энистон из «Друзей». Только вот и от Энистон ушел муж, да не к кому-нибудь, а к Анжелине Джоли, у которой лицо и фигура богини, шрамы и татуировки, бурное прошлое и колдовской взгляд из-под бесконечных ресниц. Совсем как у Изки… Красота либо есть, либо ее нет, а все остальное суррогаты, вроде кофе без кофеина или заменителя сахара, гадость редкостная.

Меня отпустило, лишь когда в руках оказался картонный стаканчик с латте.

И еще я поняла: я все-таки меняюсь. Случись нам сегодня драться, я билась бы до последнего, насмерть, ногтями, зубами, чем угодно. Думаю, Изка тоже. А впрочем, после драки, как известно, кулаками не машут.

Домой мы поехали на такси. Вот чего бы дом спорта не построить в центре города, а не на поселке, откуда вечером на транспорте не уедешь, а?

***

Мне нравилось учиться. Группа была небольшая, девятнадцать человек; правда, некоторые лекции проводились совместно с другими, потоком. Было ново сидеть в огромной, по сравнению со школьным классом, аудитории, а после уроков идти всем вместе в столовку. Особой дружбы ни с кем не сложилось, общались главным образом втроем: я, Изка и Алиса Чеботарева, от которой было невозможно отвязаться. Нет, она не надоедала, но как-то так само собой получалось, что Алиска всегда была с нами: с интересом слушала меня, делилась новостями, восхищалась очередным Изкиным «прикидом». Алиса знала все и про всех, подружилась с секретаршей в деканате, с преподавательницей маркетинга, со статистиком. Училась хорошо, но на первый план не лезла, предоставляя это нам с Изольдой. Словом, мы представляли интересную троицу: всеобщая любимица, эпатажная «звезда» и староста группы, умная, серьезная и ответственная. Меня не очень устраивала эта роль, но других я не знала. Да их и не было.

Глава 4.

Я умылась, долго плескала в лицо холодной водой, все не могла отдышаться. Осторожно вышла в коридор. Из актового зала доносилась музыка. В раздевалке столкнулась с Витькой, вернулся, значит.

— Привет, - сказала я, не глядя на него.

— Привет, - ответил он, почему-то шепотом. – Чего ревешь?

— А ты чего шепотом? – спросила я, тоже понижая голос.

Витька выругался.

— Кадык помяли, - прохрипел он. - Ильдар, гад, я ему в следующий раз вообще… - и закашлялся.

— А я в спектакле не буду играть, совсем. А так хотелось!

— Да ты что! Изка за тебя?

— А при чем тут она?

— Просто. Больше ведь некому играть. Только я бы на ее месте отказался.

Я бы тоже отказалась, правда.

— Не переживай, Маш, - сказал парень. – Свет же клином не сошелся на этом спектакле, правда? Будут еще, поучаствуешь.

— Я так хотела на сцену выйти, - тоже шепчу я, чуть не всхлипывая, - всю жизнь мечтала! А в студию больше не пойду, раз Инесса так поступает. Это неправильно, Вить.

Витька поскреб затылок.

— У меня тоже засада, Мах, мне во вторник петь на концерте, а куда я с таким горлом?

Я даже не знала, что Витька поет. На гитаре играет классно, мы на шашлыки ходили всей группой, я слышала. Любую мелодию на слух подбирал.

— Может, восстановится?

— Ага, жди. Ты домой?

— Да.

— Пошли, провожу.

Мы зашагали на остановку. Витька искоса на меня поглядывал, будто обдумывал что-то.

— Слушай, Маш, а будь другом, спой за меня?

— Да ты что! Тебе кроме кадыка ничего не повредили? Я гитару сроду в руках не держала!

— Сыграть я сыграю, не парься. Просто не хочу подводить никого, я же обещал выступить, еще в сентябре договорились. Споешь пару песен, ничего с тобой не будет. Голос у тебя хороший, я слышал.

— То у костра, там все хором поют.

Молчание.

— Ты серьезно?

Витька уверенно кивнул.

— А что петь?

— Ну, там военные песни будут в основном, но можно любые. Только шансон не катит, а попсу, я знаю, ты не любишь.

— Я и шансон не люблю, не думай.

— А чего любишь?

Я задумалась.

— Высоцкого и фолк.

— Не, давай без фолка, - поморщился Витька. – Из Высоцкого чего знаешь?

— Почти все, - без ложной скромности сказала я. У меня четыре диска, все заслушаны до дыр и выучены давно и прочно. – А у нас получится?

— А то ж! – уверенно ответил парень. – Двигаем ко мне, подберем песни.

Я обрадовалась. Я на самом деле люблю петь, мама говорит, у меня есть слух. Только вот вокалом я никогда не занималась. Ладно, посмотрим. Все равно выйду на сцену, пусть Инесса утрется!

Позвонила Изка, я сбросила, мы как раз вошли к Витьке. Дверь открыла его мама, полная румяная женщина в переднике. Витька снял с плеча спортивную сумку.

— Мама, - прошептал Витя, - это Маша, наша староста, мы сейчас петь будем.

— Что с тобой, Вить?! – всполошилась та. – Что с горлом? Как петь?!

Витька бросил на меня умоляющий взгляд, объясни, мол.

— Эээ… Вите кадык помяли, но ничего страшного, скоро все будет в порядке, не волнуйтесь.

— Господи! Я говорила, бросай свою борьбу! Занимаешься музыкой и занимайся, бренчи себе на гитаре, а это дело до добра не доведет! Говорила, не езди на сборы! Да разве ты послушаешь? У всех дети, как дети…

— Понеслась, - улыбнулся Витек.

— Руки мойте! – крикнула с кухни его мама. – Ужин на столе!

А я только что поняла, до какой степени, оказывается, проголодалась, ела так, что аж за ушами трещало, правда, все было очень вкусно: и жареная картошка, и сосиски, и салат. На сладкое мы получили по куску шарлотки.

Потом мы пошли в Витькину комнату подбирать песни. Я оглядывалась по сторонам. Люблю, когда комната может рассказать о своем хозяине: кто он, чем живет, что любит, о чем мечтает… В моей комнате стеллаж с книгами достает потолок, на стенках фотки, в основном, мои и Изкины. А вот цветов на подоконнике нет, они у меня вянут, забываю поливать. Да что цветы, у меня даже кактус не выжил, засох, я отдала его однокласснице выхаживать. У Витьки на стенках висели постеры старых рок-команд: «Алиса», «Ария», «Агата Кристи», грамоты, на полке было несколько кубков, я уважительно покосилась на них. На столе стоял столетник, напоминающий карликовое деревце. Он показался мне похожим на Витьку: сутуловатый, но мощный, крепкий, попробуй, сломай такого; простой, без изысков, но очень надежный и готовый подставить плечо, если потребуется.

Витька пододвинул мне стул, располагайся, мол, а сам достал гитару. Осторожно подержал ее в руках, сдул пылинку.

Глава 5.

В моей жизни наступили крутые перемены: папу перевели в Ярославскую область, насовсем, дали там жилье, а эту квартиру нам надо было освободить, правда, почему-то через полгода. Мы приехали в Подмосковье, когда мне было четыре, а родилась я в Иркутске, и мама моя оттуда родом, а вот отец из Переславля, так что сейчас он, можно сказать, возвращается на родину. Мама с бабушкой очень волновались, суетились. Было решено, что я доучусь первый курс здесь, точно, тем более что еще полгода можно жить в нашей квартире, а потом будет видно. Либо останусь и буду снимать жилье, либо можно будет устроить перевод в другой ВУЗ. С одной стороны, мне очень не хотелось расставаться с родителями, а с другой – манила свобода и самостоятельность. Шутка ли, восемнадцати нет, а буду жить одна, сама себе хозяйка. Хотя, признаться честно, никто мою свободу и не ограничивал, я не стремилась гулять до полуночи и оставаться ночевать у подруг, посещать вечеринки и тусовки…из-за чего там еще не находят взаимопонимания родители с подросшими чадами? Буду скучать, конечно, но, опять же, мои не за границу ведь уезжают, можно ездить на каникулы и праздники, даже на выходные иногда.

Так что Новый год прошел как-то скомкано. Изольда праздновала на квартире у Пра с кучей приятелей, меня тоже приглашали, причем настойчиво, но я хотела остаться с родителями, они через две недели уедут, да и бабушка очень бы расстроилась, я точно знаю, хоть она и не подает виду. Кремень у меня бабушка, что называется, старой закалки. А я не такая. Когда мне грустно, могу и пореветь, а грустно мне частенько бывает.

В конце января все мои уехали в Переславль-Залесский, отец будет работать там в местном военкомате, я осталась одна. Девчонки помогли прибраться в квартире, после того, как съезжают, всегда остается мусор. Изольда сказала: «А перебирайся ко мне, Мах, места хватит, что ты тут одна будешь делать? Тетя Зоя не против, мы тебе комнату выделим, а хочешь, со мной поживи. Давай, Мах! Весело будет». Я решила подумать, в конце концов, было еще полгода.

В итоге я соглашусь, конечно. И не через полгода, а через пару месяцев. Мне было до ужаса одиноко в пустой квартире, которая недавно была нашей, а сейчас стала просто ничьей, просто квартирой с равнодушным электрическим светом. Вечерами мне хотелось кричать от жуткой давящей тишины, которая наваливалась, как только я переступала порог. Я включала телевизор, чтобы он бормотал что-то вполголоса, включала музыку, иногда даже разную в разных комнатах. Может, позвонить Пра? Алиска уехала на выходные к брату в Москву, Изольда недоступна.

- Приходи, - сказала Пра, услышав мой убитый голос. – И не говори, что поздно, это фигня.

По-моему, ей самой было не очень весело.

А я только того и ожидала. Пра жила через два квартала, не так уж далеко. Я вновь накинула куртку и выскочила за дверь. Не люблю март. Какое-то порубежное время: еще не весна, но уже не зима, то пригреет солнышко, то с неба сыплется ледяная крошка, вот как сейчас. Холодный ветер пробирает до костей, что ни надевай. Голые деревья с повисшими на ветках каплями выглядели ужасно тоскливо. А вот местами обледеневший асфальт был красивым: посверкивал под луной, будто в него вкраплены полудрагоценные камни. Нагнув голову, я зашагала к Пра. Она жила в угловой однушке на девятом этаже нового дома. Удивительно, это жилье очень шло ей, если можно так выразиться. Да, именно в том смысле, в каком шли высокие шнурованные «Предаторы» или «Ньюроки» и эти ее невероятные платья, которые Пра зачастую шила сама, и здорово шила. Изка говорила, Пра по образованию модельер-конструктор. Сейчас она работала барменом в Москве, сутки через трое. И тусовалась в основном в Москве, вместе с Андреем. Ей я тоже завидовала. Неужели мне только это и осталось в этой жизни - завидовать другим, потому что у меня самой ничего интересного не происходит? Учеба и дом, а теперь еще и родители далеко. Может, найти какое-нибудь хобби? Или работу? А что, все студенты подрабатывают, да и деньги не помешают, куплю ролики, например. Мое живое воображение тут же нарисовало картинку: вот я, в коротких шортиках и облегающем топике, волосы свободно полощутся по ветру, еду по проспекту, а навстречу – Он. Ха, кадр из рекламного ролика, чушь какая. Чтобы надеть короткие шортики с облегающим топом и не пугать прохожих своим видом, мне надо похудеть килограмм на десять. Нет, я не то чтобы толстуха, я скорее из тех, кого называют крепко сложенными, иногда атлетичными. Это потому, что у меня широкая кость, плечи и таз. Я двигаюсь: играю в баскетбол, много хожу пешком. Но шестьдесят шесть кило при росте сто шестьдесят пять – это много, худенькой модельной красоткой мне никогда не стать. А вот Изке повезло с фигурой, да и с ростом тоже: подруга выше меня на полголовы. Пра тоже высокая и стройная, даже худощавая. Да почти все девчонки такие. Ненавижу себя жалеть. Надо в самом деле найти работу, чтобы лишнего времени не было.

Пра открыла сразу, видимо, услышала, как подъехал лифт, я вошла, укоряя себя за то, что не догадалась принести хотя бы вафельный тортик, чаю бы попили.

- Замерзла? – спросила Пра.

- Так, - неопределенно пожала плечами я.

- Хочешь выпить?

- Чего? – я опешила.

- У меня есть мартини, красное вино. Могу предложить еще ром с колой. Или с яблочным соком.

Забавно, я никогда не пила в гостях у своих подруг. То есть, я вообще пила только на семейных праздниках вроде Нового года (пара бокалов шампанского) и дней рождения (бокал белого). Но мне вдруг захотелось рома с колой.

- Оставайся ночевать, - сказала Пра неожиданно, словно подслушав мои мысли. -Мне как-то грустно сегодня.

Глава 6.

Сказано – сделано, я начала искать подработку вместе с Алиской. Я предложила ей, втайне надеясь, что с Алиской я найду все быстрее, ее энергии и напористости можно было позавидовать. Кроме того, я рассчитывала разгадать ее секрет: как можно нравиться всем вокруг, не прилагая к этому особых усилий. Меня уважали, Изкой восхищались, Алиске же помогали, завышали оценки и считали «дамой, приятной во всех отношениях». Интересно, это врожденное качество? А если приобретенное, то я тоже смогу научиться?

Оказалось, в маленьком городе найти подработку студентке не так-то просто, особенно, если тебе еще нет восемнадцати. Мы поучаствовали в двух рекламных акциях: шоколад и йогурты, заработали по три тысячи рублей. Больше до лета ничего найти не удалось, а там наступила сессия. Шесть экзаменов, шесть зачетов. Я готовилась вместе с Изкой у нее, ночевала там же, да и решила переехать, тем более, что тетя Зоя нашла себе, как выразилась Изка «бойфренда», и частенько оставалась у него, а Изольда просто патологически не выносила одиночества. Вдвоем стало веселее. Я категорически настояла на том, чтобы оплачивать коммунальные услуги пополам. Изольда, похоже, вообще была не курсе, что такое коммунальные платежи. Изка не предложила жить с ней в одной комнате, да я и не напрашивалась. Места, слава Богу, хватало, мне выделили светлую комнату рядом с кухней, очень уютную, в которой подруга хранила свои детские игрушки. Игрушки убрали в большой красивый сундук, перевезли мою кровать, письменный стол, комод и кресло, занавески, комп, вещи. Я прижилась быстро. Наверное, в родне были какие-то кочевники вроде цыган – я начинаю считать домом то место, куда вернусь ночевать и где приготовлю еду. Кстати, насчет еды. Я и не думала, что Изка так беспорядочно питается: тетя Зоя готовкой не занимается, Изка не умеет, и поэтому обе едят бутерброды, кашки быстрого приготовления, пельмени, творожки, заказывают пиццу на дом. Поэтому я стала поварить, невольно повторяя наш семейный уклад: мамин борщ, бабушкины блины, отцовский плов. По выходным месила тесто, делала пирожки, булочки, плюшки с корицей. Изка привыкла обходиться утром чашкой кофе, но постепенно я приучила ее к омлету или овсянке на завтрак. Тетя Зоя с большим удовольствием переложила на меня обязанность закупки продуктов и переселилась к своему мужчине, заявив: «Вы девочки взрослые, проживете. Если что, звоните». Однако звонила в основном она сама, узнать, что да как, а по выходным забегала на чай. Приходил Андрей с Пра, приходили Изкины приятели-неформалы, часто засиживались до утра за разговорами или покером (почему-то все играли в покер), оставались ночевать. Я редко участвовала в этих ночных беседах: стеснялась, но в карты резалась с удовольствием. Мне казалось, я совсем неинтересная, обычная девчонка, синий чулок и «ботан». Ну, о чем со мной разговаривать этим готам, рокерам, ролевикам и реконструкторам? Общих знакомых у нас не было, на игры я не ездила, сейшны не посещала, концерты тоже, на гитаре и то не играла. Изка вот пыталась научиться, еще когда с Олегом встречалась, да забросила. И сама, наверное, не знает, где теперь ее черная «Фина». А я знаю, в кладовке на второй полке, я сама ее туда убрала, вытащив из-под кровати. Андрей убил бы Изку за такое обращение с инструментом.

Зато мне было радостно кормить всю невыспавшуюся компанию завтраком. В такие моменты я чувствовала себя чем-то вроде щедрой и радушной трактирной хозяйки: заходи, добрый путник, тут найдется для тебя и кружка эля, и кусок пирога… Гости сидели притихшие, девчонки утирали размазанную тушь, зевали и улыбались в окошко. Потом резко подхватывались и убегали на учебу-работу. Частенько Изка не приходила домой, так же ночевала у кого-то. А вот своих мальчиков она домой не приглашала. Я как-то спросила: почему так? Изольда опустила глаза. «Не знаю, - говорит, - это слишком личное. Как-то так. А потом – что мне, с родителями кого знакомить? Вот когда встречу своего единственного, тогда и приведу, а пока нет».

Вторую сессию мы с Изкой закрыли на «отлично», как и первую, Алиска тоже. На каникулы я уехала к своим в Переславль, а Изка снова намылилась в Чехию реставрировать замки, правда, уже без Пра. Андрей ушел в армию в начале лета, Пра осталась ждать, плакала, конечно, мы утешали. Его распределили недалеко, в Тверскую область. Сказали, можно навещать. Пра готовила пирожки, блинчики, котлеты. Смеялась: «Как жена декабриста». А глаза были грустные. Я знала, почему. Уходя, Андрей не сказал ей, жди, мол, меня. Может, это само собой подразумевалось? Конечно, она будет ждать и в сторону другого парня даже не посмотрит. Но Пра нужно было это услышать от любимого. Андрей даже не разрешил девушке проводить его до военкомата, тете Зое тоже не разрешил, пошел один. Странно, наверняка всех будут провожать.

Лето пролетело быстро. Я загорала, купалась на Плещеевом озере, объездила на велосипеде весь город – удивительно красивый – и окрестности. Подружилась с местной девочкой, Таней Пименовой, она тоже закончила первый курс, училась в медицинском в Ярославле. Вместе гуляли по городу вечерами. У Танюхи тоже не было парня. Вот, пожалуйста, нашего полку прибыло: умная, обаятельная, симпатичная и одинокая девчонка. Как и я. Неуверенная в себе, как и я. И, скажите на милость, откуда у нас этой уверенности взяться, если кавалеры – все до одного - смотрят сквозь и мимо? Ну да ладно, проехали.

В конце августа мне исполнилось восемнадцать. Отметили скромно, в семейном кругу плюс Таня и Пра. Родители подарили ноутбук – моей радости не было предела. А вот подруги, точно сговорившись, преподнесли серебряные кольца. Танюшка одарила меня точной копией Кольца Всевластья из фильма, с надписью на древнем языке древнего народа, словом, все, как полагается. Изка обзавидуется… От Пра я получила тяжелое широкое кольцо черненого серебра откуда-то из раннего средневековья. Интересно, днем позже я получила Изольдину посылку из Чехии, в которой тоже было кольцо! И тоже серебряное, сделанное в виде венка из диких трав, очень тонкое и красивое. Оно полезло мне только на мизинец, Изка, видимо, мерила на себя. Поначалу было неудобно носить три кольца сразу, но потом я привыкла и уже не расставалась с ними.

Глава 7.

А в следующую смену мне пришлось работать с Дэном – Алиска отпросилась, пошла на день рождения к сестре. Несмотря на несомненную внешнюю привлекательность (или благодаря ей?) этот парень не вызывал у меня положительных эмоций. Но за полдня я переменила свое мнение: с Денисом я сработалась еще лучше, чем с Алиской. Он выносил мусор, брал самые дальние столики, успокоил тетеньку, которой я принесла эспрессо вместо капучино (ну, перепутала, с кем не бывает), а она вдруг начала возмущаться, как будто я ее облила этим эспрессо; открывал бутылки, промыл кофе-машину, избавив меня от этой неприятной обязанности. Кроме того, мы с ним неплохо поболтали обо все на свете: учеба, досуг, музыка, книги. Алискин парень вовсе не производил впечатление пустого, неинтересного человека. И он был очень сексуален (кажется, это так называется). Мне хотелось смотреть на него, слушать, улыбаться ему. Разумеется, я и думать не думала о каком-то там флирте, да и не умею я флиртовать и кокетничать. Может, здесь научусь?

В конце дня Люда выписала нам премию за отличную работу, и Дэн предложил зайти в гриль-бар по соседству, попить пива. Я отказалась. Во-первых, я не пью пиво, а во-вторых, он все же Алискин парень. Хотя…в «Донне Розе» народ частенько после смен заваливался в этот гриль-бар по двое и по трое, и целой компанией, ничего в этом такого нет. Да и Алиска в жизни не заподозрит меня в посягательстве на своего парня. Да что там – вообще на какого-либо парня. А вот будь на моем месте Изольда, все выглядело бы совсем иначе…

Когда составляли график на следующую неделю, я взяла себе три смены.

- Не возражаешь, если я тебя с Александровым поставлю, а то с ним никто работать не хочет? – улыбнулась Ирина Николаевна.

- Ставьте с кем угодно, мне все равно, - я не сразу сообразила, что Александров – это Денис. – А что, Алисы не будет?

- Вроде бы она у нас больше не работает, - развела руками администратор. – Ты не в курсе? Вы же подруги!

Я не в курсе. Я вообще Алиску не видела несколько дней, она вроде бы уехала куда-то. «Надо хоть позвонить, тоже, подруга называется», - мысленно ругала я себя.

Через месяц Дэн и Алиска расстались, тихо, спокойно, без резких движений и громких слов. Незаметно было, что кому-то из них от этого грустно. Все шло как обычно. Скоро в кафе наметилась вечеринка по поводу трехлетия заведения, все как-то зашевелились, было много разговоров…со смаком вспоминали подробности прошлых праздников: кто, сколько и чего выпил, да где после этого был. Ольга, повар из холодного цеха, в прошлом танцовщица, загорелась идеей организовать шоу-программу. Идея была встречена без особого энтузиазма, но Олю это не остановило.

- Не хотите, да и хрен с вами, - заявила она. – Я буду ставить танец. Люд, можно?

- Конечно!

- Тогда мы будем репетировать после закрытия каждый день, времени мало.

- Кто вы?

- Ну, я, Ленка и вон Машку возьмем! – Оля кивнула на меня.

- Я не буду! Я не умею танцевать!

В жизни не танцевала. Нигде. Даже на школьной дискотеке. Да и не ходили мы с Изкой на них никогда. В танцевальный кружок тоже не ходила. Лет в десять мама отвела меня в какую-то студию, но что-то не сложилось, я уж не помню что. Я уже говорила про свою раскоординированность, надо бы провериться. Нет, ложку мимо рта не проношу, да и в баскетбол играю неплохо, но вот повторить комплекс движений, даже несложных, не могу совсем. Взять хотя бы наш школьный вальс на выпускном – я двигалась, как бегемот в гостиной, оттоптала все ноги добрейшему нашему словеснику, Сан Санычу. Ах да, еще этот рок-н-ролл незабвенный и Инесса, будь она неладна три раза. Я и танцы – две параллельные прямые, не пересекаются. Никогда.

Я так и сказала Оле. Ну, про прямые. Она озадаченно почесала в затылке.

- Евклидова геометрия, - добавила я авторитетно. – Ничего не поделаешь.

- Пользуйся Лобачевским, - усмехнулась Люда. – У него пересеклись. Танцуйте, девчонки, только хорошо! Нет, не хорошо – отлично!

И почему я так быстро уговариваюсь, не могу никому отказать?

Мы начали репетировать. Ольга, быстренько прибрав нас к рукам, гоняла до седьмого пота. Похоже, ей всегда хотелось ставить танцы. И еще я подумала: где, интересно, она сама танцевала? Всяко не в ДК, это и слепому ясно. Наш танец балансировал на грани между просто эротическим танцем и очень эротическим танцем, как я его понимаю. У нас с Ленкой не получалось: растяжка не та. Вдобавок выяснилось, что я не знаю элементарных вещей.

- Восьмерку мне покажи! – Ольга откинула со лба взмокшие волосы.

- Какую еще восьмерку? – искренне удивилась я.

- Обычную, бедрами! Не знаешь, что ли? Маш, и откуда ты такая взялась, а?

- Откуда надо, оттуда и взялась! – разозлилась я. – И не ори на меня!

Подумаешь, какая-то восьмерка еще на мою голову. Не все же обязаны разбираться в танцевальных премудростях. Если я не умею танцевать, это еще ничего не значит…

- Я предупреждала, - тихо сказала я. – Не буду танцевать.

Кажется, мы уже весь пол протерли, ползая по нему в коротеньких шортиках и завязанных узлом под грудью рубашках.

- Ладно, - Оля встала напротив меня, положила обе руки мне на пояс. – Расслабься, Маш, это не страшно. Я тебе покажу.

Глава 8.

Я даже не помню, что за музыка играла в тот вечер, наверное, какая-то там классика-романтика. Мы долго танцевали, крепко обнявшись, потом еще целовались в подсобке, потом…наверное, так всегда бывает на вечеринках, но…у нас было не так, как всегда. Синее платье было спущено с плеч, Дэн прижал меня к себе, я ощутила, как напряглись его мышцы. Я помню все до мельчайших подробностей, но это «все» покрыто легкой дымкой нереальности, словно увиденное в кинофильме. Дэн целовал меня, нежно, но настойчиво, не прерываясь ни на секунду, а я…я таяла, как кусочек льда на солнцепеке, как мороженое, забытое на столике в кафе жарким летним днем. Его прикосновения обжигали нестерпимым жаром, я горела, пылала, боясь одного – что он отстранится и уйдет сейчас.

- Дэн…

- Маш, какая же ты красивая…с тобой такое первый раз?

- Да, - прямо сказала я, глядя ему в глаза, - и я не хочу зайти слишком далеко…понимаешь?

- Понимаю, о чем речь, - парень со вздохом засунул руки в карманы джинсов, - не волнуйся, все будет, как ты хочешь. А ты что, …эээ…ну, девственница?

- Да, - снова прямой взгляд. Испугается? Обрадуется?

Дэн не изменился в лице.

- Ты безумно сексуальная, Маш, у тебя такие нежные губы…и кожа, я просто не могу сдерживать себя…но я постараюсь…чего бы ты хотела сейчас? Может, какая-нибудь фантазия? Скажи, не бойся.

- Дэн, я…

Ох, как же я его хотела тогда. До боли, до судорог. Теперь-то я понимаю – это ощущение ни с чем не перепутать, но в тот момент понимания не было. Было дикое влечение к Дэну, я сходила с ума от его рук и губ…

Не знаю, сколько это продолжалось. Кажется, я кричала. «Тише-тише,» - шептал Дэн, закрывая мне рот ладонью, - «а то решат, что я тебя убиваю. Маш, какая ты…ты так меня заводишь. Машка…». Я тоже что-то говорила ему, целовала, чувствуя отчего-то вкус крови на губах, гладила его плечи, руки, грудь…кожа Дэна была прохладной, а может, это мне так казалось, от того, что сжигало изнутри?

Мы пришли в себя ближе к утру. Я с трудом сфокусировала взгляд на стенных часах: полседьмого, ой-ой! Дэн выглядел таким же ошарашенным. Я поправила платье, застегнула босоножки, он натянул футболку, и мы тихонько вышли из подсобки. На барной стойке лежал ключ от заведения, в туалете звякнуло ведро, послышался шум льющейся из крана воды. Я испуганно вздрогнула.

- Тетя Катя, - шепнул Дэн, - она убираться приходит в это время. Давай я тебя провожу!

Мы оделись и выбрались на улицу. Под ногами хрустел ледок, от дыхания шел пар, но холода я не ощущала. Все мое существо наполняла «невыносимая легкость бытия», легкость бездумная, невозможная, преступная, прекрасная. Я держала его за руку, которую столько раз целовала этой ночью, что успела запомнить мозоли на ладони и пальцах, видимо, от гитары. И мои руки были им зацелованы. И плечи. И живот. И ноги. Он стоял на коленях и целовал мои ступни. И пальцы, каждый по очереди. Как…как это вообще возможно? Неужели это случилось со мной, Махой Дружининой, вечной и одиночкой?

Мы поцеловались у подъезда. В этот волшебный час между ночью и днем все казалось нереальным, призрачным. Мы даже попрощались шепотом, и я еще раз окунулась в его глаза. Оказывается, они меняют цвет, надо же… в полумраке кафе глаза Дэна были серыми, отливали сталью, но сейчас, в этом мягком рассеянном свете они гармонировали с неярким ноябрьским небом, еще не закрытым тяжелыми тучами: вроде бы уже не серые, но еще и не голубые…красивые.

Изольды не было. Наверное, где-то тусуется. Я хотела зайти в ванную, смыть косметику и переодеться, прилегла на минутку на диван в зале, потянула на себя плед…да и заснула, будто провалилась. Последней мыслью было: хорошо, что сегодня среда, в инст не надо, у нас день самоподготовки.

- Маха! Маха, проснись! Мах, ну проснись, а? – Изка трясла меня за плечи все сильнее. – Что с тобой?!

- Что со мной? – я села, убирая с глаз выбившуюся прядь. – Чего орешь? Я в порядке!

- В порядке она, - Изка нервно хихикнула, подсовывая мне пудреницу, - на, полюбуйся на себя!

Я взглянула в маленькое зеркальце. Ну и ничего страшного, глаза размазались чуть, подумаешь. Губы…ох, ну ни фига ж себе! Распухли сильно. Я оглядела шею, плечи…ничего. А вот грудь болела. Но как-то так…приятной болью.

Изольда наблюдала за моими манипуляциями. Сама она выглядела просто здорово, даром что утро: безупречно подведенные янтарные глаза, кожаные брюки, белая прозрачная блузка, кружево на белье, роскошная копна волос рассыпалась по плечам в тщательно продуманном художественном беспорядке, серьги из сердолика, повторяющего цвет глаз. Да, Изка проколола уши, уговаривала и меня, но я не решилась. Да и зачем бы мне, если я ношу каре, и ушей все равно не видно?

- Ты где была? – подруга осторожно присела на край дивана.

- В «Донне Розе» на вечеринке.

- Это понятно, - Изка нетерпеливо отмахнулась, - а…с кем?

- Слушай, Из, - я сжала виски руками, голова начала тяжелеть, - у меня такое было…

Я все рассказала ей. Достаточно бессвязно, надо признать. Мне не приходилось раньше разговаривать на такие темы, поэтому было много междометий и неопределенностей, но суть Изка поняла. Это привело ее в состояние крайнего удивления: ну, мол, Маха, ты даешь! Подруга потребовала подробностей, но я и сама толком ничего не могла вспомнить: только отдельные моменты, словно кадры на фотоаппарате, нереально яркие, надо признать. Я долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь заметить в лице что-то новое: ну, не знаю, признаки какой-то там зрелости, искушенности. Ничего особенного не было. Может, это не сразу появляется?

Глава 9.

На следующий день мне удалось дозвониться до Пра. Слушая усталый и какой-то бесцветный голос в трубке, я засомневалась, удобно ли набиваться в гости. Не ответив на вопрос, что, собственно, случилось, и заверив, что у нее все хорошо, Пра сама пригласила меня зайти. Так, надо срочно простирнуть платье.

Вечером выпал снег, первый. В смысле, второй, первый на Покров всегда выпадает, но не ложится. А этот вот лег тонким слоем. Темная улица стала наряднее – снег укрыл мокнущие листья, грязь и мелкий мусор. Мне подумалось: это как немолодая женщина примерит свадебное платье – и покажется в нем на мгновение юной и красивой, как когда-то была. Интересно, мне доведется выйти замуж когда-нибудь? «Суженого конем не объедешь», - говорит моя бабушка. И еще говорит: «Судьба придет, под лавкой найдет». Но почему же тогда столько одиноких девушек вокруг? И женщин. Взять нашу Светлану Николаевну – преподавательницу маркетинга. Умная, красивая, грамотная, характер хороший. Не какая-нибудь там «синий чулок», совсем наоборот. Тридцать пять лет, не замужем. Или Екатерину Сергеевну с кафедры информатики, почти такая же история. Где же их суженые? Время идет… Ох, опять я на свою тему съехала.

С Пра я столкнулась у подъезда – она шла из магазина с банкой кофе в руках. Мне показалось, подруга еще сильнее похудела.

- Привет, Маш. Заходи.

Мы поднялись. Я прямо в прихожей протянула ей пакет с платьем:

- Пра, спасибо огромное. Ты меня очень выручила.

Пра смотрела куда-то в сторону, вид у нее был потерянный.

- Что случилось-то? Я же вижу, неприятности у тебя.

- Да как сказать, Мари. В общем…мы с Мотором…с Андреем, в смысле…расстались. Все.

И зарыдала, закрыв лицо руками, уткнувшись в косяк, выронила платье. Я в растерянности опустила руки. На самом деле, Пра сильно изменилась за последние два года, в ней мало что осталось от безбашенной девчонки, залепившей Изке кулаком в нос. Она повзрослела, стала сдержанней, даже казалась старше своих лет. Всегда ровная, спокойная, в хорошем настроении, готовая пошутить и посмеяться, сейчас Пра плакала навзрыд, кашляя и задыхаясь. Я, не зная, что делают в таких случаях, пошла за стаканом воды. На кухне воняло чем-то тухлым, в раковине громоздились немытые тарелки, на столе стояла куча чашек. Я, нервничая, принялась искать чистый стакан. Когда нашла, Пра села за стол, вытерла лицо рукавом.

- Отбой. Истерика отменяется. Напугала тебя?

- Есть немного.

- Это так, остаточные явления. Мы уже давно.

Короткие рубленые фразы Пра выговаривала через силу, будто слова застревали в горле, а она их проталкивала через гортань.

- А ты где была? А работа как?

- У меня отпуск. Была у…у него. А потом поехала к Катюхе со Степкой. Хорошо у них. Крестник растет. Казак.

Я не стала спрашивать, почему вдруг казак.

- Ты вот что, Пра…расскажи мне, если хочешь. А если нет, ничего. А я приберусь здесь, и не возражай.

- И не буду, - Пра обессилено прислонилась к стене. – Ты извини, я забыла, что тут такой свинарник. Блин, что-то еще и протухло.

Оказалось, пропал лук, Пра хранила его в ящике под столом. Мы решили выкинуть весь ящик.

В морозилке нашлись куриные котлеты, я поставила сковородку с маслом на огонь, стала варить рис.

- Да что рассказывать, - Пра тяжело вздохнула, - я давно заметила, что он стал другим. Переменился ко мне очень. То звонил часто, когда приезжал, всегда со мной был. А тут приехал в пятницу, а зашел ко мне в воскресенье часа на полтора и сразу уехал. Не, я понимаю, семья там, это да. Друзья, все понятно. Я не говорю, что он должен был только у меня торчать, но я не хочу быть в ряду: машина-группа-друзья-гараж. Я хочу свое особое место, не первое, не главное – главное это семья, но все равно особое. Понимаешь?

- Ну? – я осторожно вытирала вымытые тарелки.

- Ну и вот. Был бы он на гражданке, я бы подумала, что другую нашел, а в части у них из женского пола только медсестра да уборщица, обе в годах уже. До города далеко, их не пускают, то есть, девчонку найти негде. Я спросила напрямую: ты меня любишь? Как-никак два года встречаемся, имею право знать…

- А он?

- А он сказал…что не знает, Маш. То есть, времени разобраться у него не было, - у Пра снова потекли слезы по бледным щекам, - извини, я что-то совсем расклеилась.

- Ничего, ты не стесняйся, - я неловко погладила ее по голове.

- А я так не могу, Маш. Говорят, что надо, чтобы тебя саму любили, да только это фигня, - голос Пра окреп. – В одну ладонь не хлопнешь, любить оба должны. Пусть кто-то больше, кто-то меньше. Каждый в свою меру. А когда один не знает, то надо расходиться. Ну, мы и разошлись. Я предложила, а он не стал спорить.

- Жалеешь?

- Не привыкла еще. Пройдет время, переживу.

Она сильная, Пра, я сразу это поняла. Не то, что я. Мне так плохо из-за Дэна, я каждую ночь о нем думаю, а мы ведь даже не встречаемся.

- Он сказал, что боится меня потерять, что я ему нужна. А сам ни малейшего шага не сделал навстречу, просто исчез. Я сама позвонила, а он даже разговаривать со мной не захотел. Будто я этого не заслужила. Жесть, Маш. Такая жесть. Но ты знаешь, мне кажется, все через это проходят. И никто еще не умирал.

Глава 10.

Конечно, Изка согласилась позировать, мы обменялись телефонами с Лизой. Люда кое-что рассказала мне про эту пару: у ребят оказалась не совсем обычная история. Коля был серьезным и вдумчивым парнем из профессорской семьи Нагорных. Его сдали в физмат лицей, потом парень поступил в Бауманку. Но проучившись там один курс, вдруг понял, что вообще не хочет заниматься математикой, ну совсем. Потенциальному светилу науки хотелось просто волком выть от цифр, формул, графиков, диаграмм, но бросить престижный институт он не мог. Родители очень гордились сыном-студентом, видя в нем продолжение самих себя, даже мысли не допуская о том, что Николай не пойдет в науку. А у парня началось тяжелое нервное расстройство, которое закончилось клиникой. Врачи, психологи, уколы. В общем, на семейном совете решено было на единственного сына не давить. Коля был отпущен в «свободное плавание» и через год без особого труда поступил в Строгановское училище. Он еще в больнице начал рисовать. Лечащий врач сказал: не мешать ни в коем случае.

Жизнь в общаге стала для «домашнего мальчика» нешуточным испытанием. Несостоявшийся ученый понятия не имел, как, к примеру, сварить макароны или пожарить яичницу. Сердобольная соседка Лиза Швец подкармливала сокурсника, учила адаптироваться к незнакомой среде. А потом стала необходимой. Коля почти сразу представил ее родителям своей невестой. Будущие свекор со свекровью в восторг не пришли: совсем не такую жену они прочили Коленьке. Мама – кандидат наук и папа – замдекана хотели видеть рядом с сыном серьезную, умную, перспективную девушку, в идеале тоже научного работника, на худой конец, медика или юриста. Или хотя бы преподавателя. А тут такое чудо в фенечках… Но Коля стоял насмерть, он, мол, однолюб и больше ему никто не нужен в этой жизни. Родители поняли: мальчик вырос.

А Коля почувствовал себя счастливым. Он писал совсем небесталанные картины, впервые в жизни у него появились друзья, любимая девушка. Лиза ввела его в свой круг общения, достаточно пестрый, надо сказать: богема, неформалы, ролевики, музыканты какие-то, поэты, начинающие фотографы, журналисты… И все это крутилось, тусовалось, создавало, придумывало, не спало по ночам. Николай познал радость задушевных полуночных разговоров над остывшим чаем, посиделок у костра в лесу с гитарой и песнями, научился кроить и шить «историчные» и «аутентичные» шмотки, когда Лиза вытаскивала его на ролевые игры. Родители не узнавали сына: из послушного и тихого, застенчивого ботаника, парень стал спокойным и твердым, как гранитный уступ, прямо смотрел в лицо знакомым и незнакомым, независимо пожимал плечами. Пришлось заново привыкать…

И ведь, как в той поговорке, стерпелось и слюбилось: даже Лиза со временем стала казаться вполне себе приятной. Оказалось, что девица со странной внешностью совсем недурно готовит, много читает, увлекается историей, а о живописи знает практически все. Лиза тоже пошла на компромисс: в гости к Нагорным одевала строгие консервативные платья и туфли, приглаживала волосы. Все утряслось: Колина бабушка перебралась жить к старшей дочери, оставив молодым домик и собаку – немецкую овчарку Фриду. Зажили неплохо, стали готовиться к свадьбе…

- Летом, должно быть, поженятся, - сказала Люда, - наверняка у нас играть будут. Хорошие ребята, думаю, тебе с ними интересно будет общаться. А Лизка правда талантливая: в Голландии где-то выставлялась, там даже пару картин ее купили, она отложила на свадьбу. А Коле с нами работал еще на втором курсе: весь дизайн заведения его рук дело, по-моему, неплохо.

- Да вообще здорово, - говорю я.

Через неделю мы с Изкой пришли к Швец-Нагорным в гости, прихватив тортик. Сначала Фрида залилась лаем, потом Коля прошаркал через двор, прикрикнул на собаку, тепло улыбнулся нам.

- Проходите, званые гости.

Мы прошли. Я ожидала увидеть «творческий беспорядок», разбросанные кисти, холсты, подрамники…что там еще бывает у художников. Ничего этого не было. Внутренность домика напоминала скорее славянскую избу, но, что удивительно, ощущения стилизации не возникало: глиняная посуда, вышитые скатерти, салфетки, полотенца, деревянная мебель органично соседствовали с плитой, компьютером, огромными часами на стенке. Лиза появилась из боковой комнаты, радостно протянула руки.

- Наконец-то! Чаю?

Мы не стали отказываться, незаметно разглядывая обстановку и хозяев. Чай, налитый из огромного – ведро войдет – чайника, оказался необыкновенно вкусным. Похожий заваривала моя бабушка: с мятой или мелиссой, чабрецом, зверобоем, душицей и еще сотней травок. Лиза во все глаза разглядывала Изку – сегодня подруга выглядела особенно эффектно: макияж в стиле «смоки айс», пышная юбка с корсетом, высоченные шпильки, короткий кожаный жакет, шляпа, длинные серьги. Выпив по три чашки, мы вылезли из-за стола.

- С кого начнем? – оценивающе прищурилась художница.

- С меня! – выпалила Изольда. Я пожала плечами.

- Коль, ты бы дров наколол, - попросила Лиза. – Выстудило все.

В студии был камин, самый настоящий, с решеткой и полочкой. Лиза стала разводить огонь, мы снова оглядывались по сторонам. «Творческого беспорядка» все равно не обнаружилось, видно, молодые художники были на редкость организованными людьми. Может, потому, что Коля еще и математик? На стенках висели картины, не понять, где чьи, разные: пейзажи, портреты, абстракции какие-то, наброски, эскизы. Меня заинтересовала женская рука с гроздью винограда, ее было очень много: углем, красками, снова углем…вроде бы одна и та же рука, но первый и последний набросок отличались очень сильно, даже на мой неискушенный взгляд. Тем временем Изка была усажена за стол рядом с узким окошком, Лиза вдруг стала очень серьезной, даже строгой.

Глава 11.

Тетя Зоя внезапно пошла на откровенный разговор. Начала издалека. Мол, ты, Маш, девушка серьезная и умная, присмотри уж за Изочкой, она такая непрактичная. Квартира, в которой вы сейчас живете, принадлежит нам с Изольдой, родные вскладчину купили. Прописаны трое: я, Изольда, Андрей. Но он с пятнадцати лет с другом снимает комнату в общаге. Пусть, я не вмешиваюсь, у них там группа, репетиции, все такое. Это я тебе объяснила, что к чему.

Маш, я уезжаю в Беларусь вместе со своим мужчиной, он сам из Минска. Вы остаетесь вдвоем. Оплачивать коммуналку, решать все бытовые вопросы вам придется самостоятельно. Если что, звони, пиши, я на связи. Я знаю, Изка с тобой не пропадет. Может, замуж скоро выйдет, вон у нее поклонников сколько. Но лучше сначала все же институт закончить.

- А когда вы уезжаете?

- Да вот, к Новому году хотели уже перебраться. И еще я хочу с тобой обсудить…ммм…финансовую ситуацию.

Оказалось, у Изольды есть деньги, на ее имя открыт счет в Сбере. До Изкиного совершеннолетия тетя Зоя выдавала ей деньги на расходы, сейчас подруга распоряжается счетом самостоятельно. Откуда деньги? Незадолго до гибели родители Изки продади квартиру в Софрино. Тетя Зоя до недавних пор зарабатывала очень неплохо, трудилась в городской администрации не на последней должности, была возможность обеспечить комфортную жизнь и себе, и воспитаннице. А теперь все, сменился мэр, пришел молодой да ранний. Новая метла замела по-своему…в общем, Зоя Михайловна, пожалуйте на выход. Поэтому ты, Маш, не давай Изольде спускать все деньги на наряды и поездки, поговори с ней.

Все это было неожиданно, но не слишком. Я и так ощущала себя Изкиной старшей сестрой. Если бы я не готовила, она питалась бы бутербродами или ела в кафе. Когда сломалась стиральная машина, именно я искала гарантийный талон и чек, чтобы сдать ее обратно (приняли без разговоров, вернули деньги). Я же купила новую. Я слежу за наличием продуктов в холодильнике, бытовой химией и прочими «расходными материалами». Что ж, теперь буду еще ходить в Сбербанк и оплачивать коммуналку. Меня удивляло отношение подруги к деньгам: сходив раз в месяц в банк, она складывала всю сумму в тумбочку, в деревянную шкатулку, а потом брала оттуда по мере надобности. Мне тоже предлагалось брать на всякие хозяйственные нужды. Я честно делила расходы пополам, приносила чеки, складывала их рядом со шкатулкой – для отчетности. Периодически Изка их выкидывала, не просматривая. Всех все устраивало.

Предполагаемый отъезд тети Зои Изольда восприняла спокойно. Обняла меня за шею: «Ну, Маха, мы теперь точно как сестры!».

Я начала экспериментировать с рецептами глинтвейна. Когда к Изке в очередной раз пришел народ – четыре одноклубника (двое с девчонками, один, Ярослав, Изкин, один свободный), из-под моих рук вышел совсем неплохой напиток: красное сухое вино (я брала самое простое, в коробках), виноградный сок, яблоко, апельсин, лимон. И пряности, конечно: палочки корицы, гвоздика, кардамон, мускатный орех. Горсть изюма. Байкеры были в восторге. Я уже привыкла к неформалам всех мастей, но на «русичей» (так называется наш местный байк-клуб) было приятно смотреть: высокие, крепкие, в кожаных штанах со шнуровкой, в безрукавках, открывающих сильные мышцы на груди. Руки у всех четверых тоже были сильные, накачанные, правда, с татуировками. Я не люблю «картинки» на теле. Нет, одно дело маленький рисунок где-нибудь на плече, «браслет» на бицепсе, к примеру…у Дэна такой есть, какая-то кельтская тема. У Изкиных же приятелей все руки были «расписаны» какой-то жутковатой символикой: языки пламени, оружие, черепа. Правда, у ее парня «татушка» была только на одной руке, красивая, художественная: могучий викинг в замахивался топором, а на заднем плане виднелись полосатые паруса и мачты драккара.

А вот девчонки мне не понравились: обе чересчур накрашенные, напудренные, жеманные и страшно гордые тем, что пришли с такими крутыми парнями. У обеих – высветленные локоны, коротюсенькие юбочки и колготки с блеском. Я даже подметила одинаковое выражение досады на лицах их кавалеров: наверное, сравнили своих подружек с Изольдой. Та сидела на коленях у Ярослава, слегка опершись локтем на его плечо, пила глинт, опустив глаза, чуть притушив ресницами их блеск.

Я бы тоже так хотела. Если бы Дэн был здесь. А потом уйти об руку с ним…куда угодно.

Четвертый парень сидел в углу, почти не принимая участия в общем разговоре, только изредка вставляя реплики. Забавно, у него были такие же рыжеватые волосы, как у меня. Длинное бледное лицо, глаза чуть навыкате. Изольда сказала, этого зовут Никита, недавно расстался «со своей».

Разговоры, изрядно сдобренные матерщиной, мне тоже не нравились. Хотя Изкин парень почти не ругался. Сначала обсуждали последнюю пьянку на чьем-то дне рождения, потом – какую-то драку и Костяна, которому, видимо, здорово досталось в той драке. Девчонки восторженно пищали. Байкеры выходили курить. Потом на столе появилась бутылка виски, парни выпили. Юля и…Яна, кажется, тоже не отказались, покраснели, развеселились. Мы с Изкой вышли на минутку.

- Маш, Ярик сказал, ты Никите понравилась. Может, дать ему твой телефон? У него сейчас никого нет…

- Бедняжка, - я едко усмехнулась. Почему-то внутри поднялась волна раздражения пополам с самой настоящей злостью. – Из, а он мне не понравился. И вообще, что это такое: Ярик сказал… Он сам что, подойти не может? Или сказать мне пару слов?

- Ой, Мах, да ладно тебе…Никита хороший парень. Встретишься, поговоришь, узнаешь его получше. Не хочешь?

- Нет, Из, сорри. Может, ты права, конечно, но нет.