Видана
Боясь разбудить маму, тихо открываю ключом входную дверь и вхожу в квартиру. Болезнь отнимает у нее последние силы, поэтому она все чаще спит днем.
— Лара, нельзя упускать такую возможность! — доносится до меня возмущенный голос маминой подруги.
Стряхнув с плеч портфель, тихонько опускаю его на пол. Хочу послушать их разговор. Знаю, что некрасиво, но по-другому правды мне не узнать. Мама несколько месяцев скрывала от меня свою болезнь, да и сейчас старается не посвящать меня в ход лечения. Отделывается банальными фразами: «Все будет хорошо», «Результаты анализов стали лучше». Но я-то вижу, что лучше ей не становится. Мне понятно ее желание уберечь меня от тревог и переживаний, но она не понимает, что я уже выросла. Конечно, учеба важна, мы столько совместных сил вложили, чтобы я окончила одну из сильнейших школ страны с золотой медалью, но теперь приоритеты изменились, я готова пожертвовать всем, только бы она была жива и здорова…
— Кира, ты не понимаешь, — устало звучит голос мамы. — У Виды последний учебный год, ей поступать…
— Ей в первую очередь мать нужна, Лара! — повышает голос Кира. Сердце сжимается от боли из-за этих слов, а на глаза наворачиваются слезы. — Если ты сейчас поедешь в Германию, то есть шанс, что останешься жить. Тебе нужна операция, нужно хорошее лечение и реабилитация!
— Это как минимум полгода, Кира! — повышает голос мама. Нашла в себе откуда-то силы спорить с подругой.
— У тебя может не быть этих шести месяцев, если ты прямо сейчас не полетишь в Германию!
Закусив до крови костяшки пальцев, сдерживаю подступившие к горлу рыдания.
— Я не оставлю Виду, — упрямится мама. Если бы у нас не отменили последний урок, я так и осталась бы в неведении.
— Если ты умрешь до ее совершеннолетия, твой бывший муж лишит ее всего! — зло бросает Кира. Это больно слышать, но она говорит правду. Отец спит и видит, как отобрать у мамы ее бизнес и квартиру в центре Москвы.
— Если он узнает, что я больна, заберет дочь, — голос мамы дрожит. — Если я останусь в Москве, у меня есть шанс с ним потягаться в суде, а если я уеду…
— Он узнает, если ты будешь лежать в квартире и медленно угасать, Лара! — не дает ей договорить подруга. — Я уже все придумала, — включает Кира всем известный энтузиазм. — Мы скажем, что ты уехала в командировку на полгода в Санкт-Петербург, планируешь открыть там свои филиалы. Здесь за всем присмотрит Марио, а я полечу с тобой в Германию…
— А Вида? — не дослушав, перебивает мама Киру. — С кем останется она? — спрашивает с долей злости.
Пришло, наверное, время выйти и сказать, что я вполне могу пожить одна, но мама продолжает:
— Если Алвис узнает, что я бросила несовершеннолетнюю дочь, он не только лишит меня материнских прав, но и сделает все, чтобы привлечь меня к уголовной ответственности.
— Мы не бросим Виду одну, Лара. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу…
— Значит, не говори, — перебивает мама подругу.
— Нет, я скажу! Мамина близкая подруга заведует интернатом…
— Кира! — не желает слушать мама.
— Дослушай! — затевается очередной спор на повышенных тонах. — Интернат очень хороший, находится в элитном поселке. У них есть платный корпус, где условия как в пятизвездочном отеле.
— Кира, это интернат! — не хочет даже слушать мама.
— Очень хороший интернат! А рядом частная элитная школа! Правду будем знать мы втроем, для всех остальных вы с Видой переехали в Питер!
— Нет, — категорично заявляет мама.
Вытерев слезы с лица, я вхожу на кухню.
— Вида? — привстает мама со стула. Ее взволнованный взгляд бегает по моему лицу, и, прежде чем она озвучит свои подозрения, я произношу:
— Я слышала ваш разговор, — прохожу к маме, сажусь на корточки, беру в руку ее прохладную ладонь. — Я согласна с Кирой, ты должна лететь в Германию. Если есть хоть один шанс, что ты поправишься, ты обязана им воспользоваться.
— Дочка… — мотает головой. — Я не оставлю тебя, — кладет свободную ладонь мне на щеку. Я единственная, кто старается сдерживать слезы, мама и Кира устроили водопад.
— Ты оставишь дочь, если не поедешь лечиться! — рубит правду Кира. — Выиграй время для себя и для нее!
— Мама, пожалуйста. Ради меня…
— Если бы была жива бабушка… — начинает сдаваться мама.
— Я поживу в интернате! — заявляю категорично. — Если Кира говорит, что там есть хорошая частная школа, ей можно верить, — перевожу взгляд на плачущую подругу мамы.
— Не хуже той, в которой учишься ты, — уверяет меня. Берет со стола сразу несколько салфеток, вытирает лицо и звучно прочищает нос.
— Мама, ты мне очень нужна…
Видана
Надев новую школьную форму, несколько минут кручусь перед зеркалом. Вроде смотрится неплохо, но я не могу привыкнуть — как по мне, так выгляжу я в этом слишком строго и вычурно, будто я не ученица, а госслужащая, ну или работница похоронного бюро. Мама наверняка раскритикует форму, когда увидит ее. С этими мыслями покидаю корпус интерната, в котором живем только я и пара мальчишек не старше восьми лет.
— Какая красавица, — льстиво выдает Белла Николаевна, встречая меня в вестибюле. — Тебе очень идет, — добавляет она.
— Угу, — без особого энтузиазма. Замечая мое равнодушие, директриса интерната начинает суетиться, достает из сумки мои документы. — Все чеки я отправила твоей маме на почту, — протягивая мне папку. — Здесь твой паспорт, страховое и медицинское свидетельство. В школе тебя ждут, подойдешь к завучу, — подробно объясняет, где находится кабинет. — Представишься, тебя проводят в класс, — сообщает мне с улыбкой. Вчера Белла Николаевна обещала маме лично проводить меня в школу и представить руководству, но, видимо, забыла.
— Спасибо, — сухо поблагодарив, ухожу.
Школа меньше моей раза в два, но здание стильное и современное. Видно, что спроектировали его совсем недавно. Всех подвозят на машине, одна я иду пешком. С каждым шагом нервничаю все больше. В какой-то момент появляется трусливая мысль дождаться звонка, а когда все разойдутся по классам, отправиться на поиски завуча.
Показав пропуск, прохожу в школу. Пытаюсь поймать на себе любопытные взгляды, но их нет, все смотрят мимо, будто не замечают, что в школе новенькая. Это меня успокаивает, я не хотела привлекать к себе внимание. Поднимаюсь на второй этаж, сразу нахожу нужный кабинет. Рима Измаиловна задает мне несколько вопросов, интересуется, куда я собираюсь поступать и какие экзамены буду сдавать в конце года.
— Хорошо, я добавлю тебе в расписание дополнительные часы по этим предметам. Пойдем, провожу тебя в класс. Позже познакомлю тебя с классным руководителем, Ирина Васильевна готовит учеников к олимпиаде, — поднимается из-за стола со звонком на урок. — Сейчас у вас история, — заглядывает в расписание по пути в класс.
Вот теперь я начинаю волноваться. В своей школе я чувствовала себя уверенно. Не стеснялась петь, вести различные мероприятия, а тут чувствую себя скованно и зажато. Видимо, нужно время, чтобы адаптироваться.
— Степан Яковлевич, извините, что прерываю вас, — уверенно входит в класс завуч, я следом за ней. Попадаю под прицел множества глаз. — Одиннадцатый «А», у вас в классе новенькая, — указывает рукой на меня. Я смотрю на пожилого учителя, так мне легче справиться с волнением. — Прошу любить и жаловать, — добавляет она. — Видана, проходи.
Пытаюсь найти свободное место взглядом, за второй партой пустует стул. Я направляюсь туда: во-первых, ближе, во-вторых, сразу познакомлюсь с девочкой.
— Здесь занято, — девочка кладет сумку на стул, когда я останавливаюсь рядом с ней. Ловлю на себе любопытные взгляды мальчишек и ухмылки других девочек.
— Ладно, — задрав повыше подбородок, иду к последней пустующей парте, что стоит в середине ряда.
Урок проходит спокойно. Учителю не мешают, слушают внимательно, про меня будто забыли, но я ощущаю на себе заинтересованные взгляды. Пройдет не меньше двух недель, пока ко мне привыкнут. Учитель записывает на доске домашнее задание. Переворачиваю тетрадь, записываю домашку на задней странице. После того, как ввели электронные дневники, старшеклассники перестали пользоваться бумажными.
До звонка остается несколько минут, когда ко мне пересаживается парень с соседнего ряда.
— Привет, я Денис, — протягивает руку.
— Привет. Видана, — жму протянутую руку. Чем скорее вольюсь в коллектив, тем легче будет адаптироваться.
— Почему перевелась? — интересуется он.
— Так сложились обстоятельства, — веду плечами. Наш диалог привлекает внимание рядом сидящих.
— А подробнее? — в его голосе проскальзывают резкие требовательные ноты.
— Подробностей не будет, это личное, — мне становится неприятно его присутствие.
— Личное… говоришь? — кладет голову на парту, чтобы не привлекать внимание обернувшегося в нашу сторону учителя. — Я люблю личное… — что-то мне все меньше нравится наш разговор. Принимаю решение игнорировать Дениса.
— Разрешите, Степан Яковлевич? — дверь открывается, входит высокий крепкий парень. Назвать его мальчишкой язык не поворачивается.
— Закончил писать олимпиаду? — с улыбкой спрашивает учитель. Парень кивает, после чего проходит и садится за вторую парту. Теперь понятно, почему мне не дали там сесть. Он красивый, а та девчонка явно в него влюблена…
Спотыкаюсь о свои мысли и забываю, о чем думала, когда он медленно оборачивается и смотрит мне прямо в глаза…
**** ****
Иван
— Как вам новенькая? — ожидаемо парни завели разговор о девчонках, как только вошли в раздевалку.
— Красивая, но зажатая какая-то…
— Может, она до сих пор целка? — выдвигает предположение Бустер.
— Если это так, моя очередь распаковывать, — подключается Листовец. Обсуждать девчонок привычное дело, но в этот раз что-то не так. Чем дольше они говорят, тем сильнее я раздражаюсь.
— Какого х… она должна достаться тебе? — злится Денис.
— Мы вроде договаривались…
— Я с тобой ни о чем не договаривался, — соскакивает со скамейки Ден, возвышаясь над Листком. Этим двум только дай повод сцепиться.
— Сядь, Ден, — осаждаю товарища, пока они друг другу не начали бить морды.
— Лютый, не вмешивайся, — пылит Денис.
— Я сказал: сядь! — медленно тяну слова. В раздевалке становится тихо, голоса смолкают одновременно, будто кто-то отключил рубильник. Ребята знают, что я редко выхожу из себя, но если случается…
— Лютый, ты чего? — отходит от Листка Ден.
— Не называй меня так, — обрываю товарища. В этот раз грубее, чем обычно. Столько лет борюсь с этим прозвищем, а оно будто намертво приклеилось, не стереть, не оторвать.
Прошлое моей семьи заляпано такими пятнами, что его никогда не отмыть. Лютым был мой дед, а я с ним не хочу иметь ничего общего. Хотя отец последнее время все чаще произносит: «Дедовский у тебя характер, Иван, но ты никогда не станешь таким, как он, потому что от меня тебе достался несгибаемый стержень, а от мамы благородство и доброта…»
— Лютый… — произносит Бустер, ловит мой взгляд и в примирительном жесте задирает руки. — Ладно, не злись, но «Лютый» тебе подходит, — пытаясь разрядить обстановку, он смеется.
— Закрыли тему, — лезу в сумку за наколенниками, на последней тренировке неудачно упал и повредил колено, без фиксации сложно играть.
— А новенькую можно обсуждать? — ухмыляясь, спрашивает Потапов. — Или ты ее себе присмотрел?
— Лютый с Риткой мутит… — завистливые нотки слышатся в голосе Бустера. Он в нее с началки влюблен, а она относится к нему как к брату. Я не стал бы с ней мутить, будь там хоть один шанс на отношения.
— Обсуждайте кого хотите, — поднимаясь со скамейки, произношу я. — Но без мордобоя, у нас в субботу выездной матч.
— Если Лютый… Лютаев дал добро, — стебется Ден, — предлагаю спор…
Выхожу из раздевалки, беру мяч и начинаю бросать трехочковые. Баскетбол не тот вид спорта, в котором я хотел бы реализоваться, но, если ты капитан сборной команды школы, приходится регулярно посещать тренировки. Жаль, но соревнований по боксу, самбо и мотокроссу школы не проводят.
Пацаны играют на взводе, будто допинг приняли после того, как я вышел из раздевалки. Понимаю, что напряжен, но не могу понять причину. Я не сосредоточен, мысли далеки от баскетбола, неудивительно, что не забиваю штрафной в конце игры.
— Ты, даже когда мажешь, срываешь аплодисменты, — плюясь завистью, Бустер кивает на трибуну, где сидят Ками и Рита. У них сегодня были дополнительные часы по химии, обе планируют поступать в медицинский. Ками желает помогать людям, а Рита — открыть частную клинику пластической хирургии и косметологии…
Входя в раздевалку, жду, что парни продолжат обсуждать спор. Интересно, о чем они договорились. Тема не поднимается, разговор идет вокруг предстоящего матча.
— Листовец, таким маленьким членом целку не распечатать, — привычно шутит Потапов над Листком. Знает, что тот комплексует, и бьет по больному.
— Заткнись, медведь…
Иду в душевую. Сегодня я не настроен слушать тупые шутки. Включаю душ, голоса смывает шум воды.
— Вань, ты меня подвезешь? — когда я выхожу из раздевалки, первой подходит Ритка. Ками стоит в стороне и наблюдает за нами. Шахова ничего не говорит, не комментирует, но я хорошо знаю Камиллу, она не одобряет мои отношения. Подруга топит за Авдеенко, по мнению Ками, та мне подходит больше, чем Маргарита. Ками я не могу сказать, что с Настей скучно, а с Риткой… в горизонтальной плоскости мы отлично понимаем друг друга.
Камилла садится на заднее сиденье, затыкает уши айподсами и закрывает глаза. Всем своим видом демонстрирует, что не хочет нас видеть и слышать.
— Ты сегодня не зайдешь? — спрашивает Рита, когда я заворачиваю в сторону ее дома.
— Нет, у меня дела, — никогда не вдаюсь в подробности. Дел у меня нет, просто решил, что этот вечер я проведу с Камиллой. Секс вряд ли вернет мне душевное равновесие, а вот болтовня с Ками почти всегда способствует мыслительному процессу, хочу разобраться, что меня цепляет в новенькой.
— Вань, смотри! — Ритка указывает пальцем в сторону интерната. — Это наша новенькая? — будто не верит своим глазам. — Как ее там… Вида, что ли? Точно она!
Я и сам вижу, что она. Идет неспешно, с кем-то говорит по телефону. Скорее всего, по видеосвязи, потому что заставляет себя улыбаться.
— Она что, живет в интернате? — удивляется насмешливо Маргарита. — Интернатовка…
**** ****
Видана
— Какие планы на вечер? — встречает меня в коридоре одноклассник. Я не запомнила ни имени его, ни фамилии.
— Доброе утро, — намекаю, что вначале нужно было поздороваться.
— Правильная такая? — усмехнувшись. — Ну, доброе утро! Так какие планы на вечер? — чуть более агрессивно.
— Собираюсь заниматься, — сообщаю ему. Пытаюсь затеряться среди учеников, растолкав ребят, он легко нагоняет меня.
— А отдыхаешь когда? — придерживает меня за локоть.
— Не надо меня хватать, — говорю спокойно, не показываю, что его навязчивость неприятна.
— Так ты остановись, я не буду тебя хватать, — убирает руку, я остаюсь на месте. Парень настроен решительно, если двинусь с места, он меня опять схватит. — Пойдешь со мной вечером в кино? — он скорее требует, чем спрашивает.
— Я ведь сказала, что не могу. У меня после школы дополнительные занятия, — говорю абсолютную правду. То, что я перевелась в другую школу, практически не снизило мою нагрузку, только теперь я занимаюсь онлайн.
— А когда сможешь? — не отстает он. Пробегающий мимо мальчишка задевает рюкзак моего одноклассника, тот сползает с плеча на локоть. — Иди сюда, пи…к! — отвлекается одноклассник. Воспользовавшись моментом, я сбегаю в класс.
Первым уроком у нас математика, ведет ее наша классная руководительница Ирина Васильевна — невысокая пышная женщина с добрым лицом и стальным характером.
Вхожу в полупустой класс, кинув общий «привет», иду к задним рядам. Ни на кого не смотрю, но и взгляд не опускаю.
— Видана, садись со мной, — убирая с пустующего стула свой рюкзак, предлагает Бустер. Слышала вчера, как его называли одноклассники, а запомнила потому, что его прозвище как у одного известного стримера.
— Спасибо… — ищу слова для вежливого отказа, а потом решаю, что нужно быть самой собой. — Я за свою парту, — прохожу мимо.
— Ты куда сбежала? — раздается сзади недовольный голос. Закатив глаза, делаю вид, что не слышу его.
В дверном проеме появляется Денис, ребята отвлекаются, чтобы с ним поздороваться. Он проходит между рядами, садится рядом со мной. Внутри меня растет протест, этот парень мне не нравится, в нем чувствуется скрытая агрессия. аРас
— Привет, красавица, — вальяжно развалившись на стуле, здоровается он.
— Привет, — без каких-либо эмоций. Раскрываю учебник, делаю вид, что повторяю тему, на самом деле не люблю теорию, обычно в нее не углубляюсь, но тут решила почитать, даже уши прикрыла ладонями, хотя мне слышно каждое произнесенное в классе слово.
— Ты решила проигнорировать мое присутствие? — наклонившись, произносит у самого уха. — Я ведь могу обидеться, — ведет губами по костяшкам пальцев. Меня будто током ударило.
— Ты что делаешь? — возмущенно и достаточно громко произношу я, чем привлекаю к нам внимание.
— Целую твои пальчики, — хамски и развязно.
В класс входят еще ученики, среди них Лютаев. Пристально смотрит в нашу сторону. Не могу объяснить себе, почему меня так волнует его присутствие. Я вчера на протяжении всех уроков боролась с собой, чтобы не смотреть в его сторону. В классе почти все мальчишки высокие и спортивные, но он выделяется на их фоне. Я долго не могла понять, чем он отличается от остальных. Перед сном, когда я пыталась уснуть, до меня дошло, что у него особенный, глубокий взгляд. Лютаев смотрит по-взрослому, будто ему все про всех известно.
— Свои целуй, мои не надо, — буркнув, забираю вещи с парты и пересаживаюсь за соседнюю парту.
— Облом, Ден? — кричит ему Бустер.
— Она почти в меня влюбилась, — пытается перевести все в шутку Денис, но что-то мне подсказывает: он разозлился и еще проявит себя с не лучшей стороны.
До начала урока еще два одноклассника подходят лично со мной поздороваться. Что происходит? Их навязчивость наталкивает на неприятные мысли. Неужели спор? Чего-то подобного я ожидала, но все равно неприятно. Мысль о споре быстро укореняется в моем сознании, к концу урока я вношу в черный список всех сегодняшних «ухажеров».
Следующим уроком у нас химия, я выхожу их класса последней. Лютаев с Коваленко стоят у окна, она ему что-то шепчет на ухо. У нее вид заговорщицы, а у него лицо будто у Сфинкса — не выражает никаких эмоций. Какое мне дело до его эмоций? Разозлившись на себя, догоняю одноклассниц. Я не знаю, где находится кабинет химии, поэтому просто следую за ними.
У двери стоят Бустер и Ден, что-то мне подсказывает, ждут меня. Девочек в класс пропускают, а мне преграждают дорогу.
— Дерзкая, значит? Ну-ну, — хватает мой локон Денис, тянет до ощутимой боли, наматывая его на палец. — Мне такие нравятся, — гадко усмехнувшись, отпускает мои волосы и заходит в класс.
— Сядь за мою парту, — проходя мимо, произносит равнодушным тоном Лютаев.
«Он со мной заговорил! — сердце делает кульбит в груди, но тут же подозрения царапают нутро. — Нашла чему радоваться! Он, видимо, тоже поспорил на меня, — с трудом сдерживаю саркастическую ухмылку. — Так у него ведь девушка есть», — напоминает внутренний голос. Осматриваюсь, он один.
Все понятно…
— С чего вдруг я должна сидеть рядом с тобой? — вздернув подбородок, складываю на груди руки. Так и хочется напомнить, что место рядом с ним занято.
— Потому что только я смогу тебя защитить, — как по мне, это звучит слишком самоуверенно, хотя голос совсем не изменился. Присутствует ощущение, будто передо мной не семнадцатилетний мальчишка, а взрослый мужчина.
— А мне нужна защита? — высокомерно вздернув бровь. Усмехнувшись, он проходит мимо, произнеся напоследок:
— Я думал, ты умнее…
Видана
Я пожалела, что не села с Лютаевым. Пока Маргарита писала олимпиаду по биологии, я могла бы два урока отдохнуть от «спорщиков».
— Отстань, будь добр, — пытаясь пройти мимо парня с «медвежьей» фамилией Потапов. Ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь обращался к нему по имени.
— Ты не ответила на мое вежливое приглашение, — смеется он. — Соглашайся, Видана, — преграждает путь к выходу. У нас последний урок — физкультура, нужно продержаться еще час и не нагрубить.
— Я никуда с тобой не пойду, — подаюсь к нему и поизношу едва слышно. — Я тебе больше скажу: с другими спорщиками я тоже никуда не пойду, — шепчу почти на ухо. — Не трать зря силы и время, вы все проиграли.
— Кто тебе сказал?! — взревел так, что я чуть не оглохла.
Уже через несколько минут я пожалела, что озвучила свои догадки. Эта компашка ворвалась в женскую раздевалку, благо еще никто из девочек не успел раздеться, парни стали требовать у меня имя «предателя».
— Никто мне ничего не говорил, — вешая пиджак на вешалку, произношу я Дену, который стоит впереди и корчит злую рожу. — Я озвучила свои подозрения, а Потапов своей реакцией их подтвердил, — пожимаю плечами. В своей родной школе я не чувствовала дискомфорта, даже если происходили какие-то ссоры в классе, а тут приходится мобилизовать все свои ресурсы, чтобы не показывать страх и неловкость.
— Для тебя я Алексей, — звучит от двери наполненный гневом голос обиженного Потапова.
— Умная, значит… — тянет Денис. Что-то подобное уже было сегодня утром. Если он добавит, что любит еще и умных, я закачу глаза.
— Так, я не поняла, что вы здесь забыли? — рассеивает напряжение ворвавшаяся в раздевалку Шахова. — Кастер, Бустер, а ну пошли вон отсюда, — не страшась парней, выталкивает их в спину. — Совсем офонарели?! Живо, живо выметайтесь отсюда!
— Ками, мы зашли поговорить с новенькой, — кто-то из парней пытается оправдать свой поступок.
— Выметайся, Листок, — не церемонится она. К ней тут же подключаются другие девчонки, парням приходится уступить.
— Мы не закончили, — бросает напоследок Денис. Его взгляд отравленным кинжалом попадает мне в сердце.
— От Кастера держись подальше, — предупреждает меня Камилла. — Остальные понятливые, но безобидные.
— Не назвала бы Листовца безобидным, — поддерживает разговор еще одна девочка, ее вроде Настей зовут. — А у Бустера строгий и жестокий отец. Если он что-то натворит, отец его прибьет, — сбрасывая с себя школьную форму, продолжает делиться Настя. Стараюсь запомнить информацию, которая может мне пригодиться.
— Классное белье, — замечает Маргарита, чем привлекает внимание девочек.
— На такой фигуре любое белье будет отлично смотреться, — улыбается мне Камилла, у нее у самой идеальная фигура, но она не жадничает на комплименты.
— Что за бренд? — спрашивают одноклассницы, подходя поближе. Называю мамин бренд, раздаются завистливые вздохи и присвистывания. У мамы есть несколько коллекций белья, которые не уступают именитым мировым брендам.
— Это паль, — утвердительно заявляет Маргарита.
— Думай что хочешь, — веду плечами, демонстративно от нее отворачиваясь. Не пойму ее выпад в мою сторону.
— Рита, ты завидуешь? — будто специально поддевает ее Настя.
— Чему завидовать? Тому, что она паль носит? — насмехаясь надо мной.
— А ты у нас эксперт? — натягивая лосины, спрашивает Камилла. Чувствуется между ними напряжение.
— Зачем быть экспертом, достаточно включить логику, — высокомерно заявляет Маргарита. — Интернатовка не может носить бренды, — зло усмехаясь.
Интернат — вынужденная мера, я не могла поступить по-другому, но все равно мне неприятно. Моральная боль ощутимее физической, хотя ее никто не видит. Злая девочка Маргарита не представляет, что за ее оскорблением стоит жизнь моей мамы.
Расстегивая рубашку, она демонстрирует свое нижнее белье. Никогда не думала, что можно устраивать соревнования трусов и бюстгальтеров.
— Ты живешь в интернате?.. — сыплются одинаковые вопросы с нескольких сторон.
— Живу, — хочу говорить спокойно, но в каждой букве звучит вызов. Почему меня так задело ее «интернатовка»? Я ведь не сирота, у меня прекрасная… нет, самая лучшая в мире мама!
— А откуда у тебя деньги на обучение в нашей школе? — еще один вопрос прилетает из-за спины.
— Банк ограбила, — обернувшись, с улыбкой произношу. Камилла над моей шуткой посмеивается, но есть те, кто шутки не понял. Стоят, хмурятся, переваривают информацию.
— Идем, — кивает Настя, указывая на дверь. Мы почти покинули раздевалку, но тут Рита специально начинает говорить:
— Наверняка она внебрачная дочь какого-нибудь политика или бизнесмена, который оплачивает ей учебу, ну а матери у сиротки вообще нет, — злые, наполненные ядом слова обжигают нутро.
Не помня себя, разворачиваюсь и подхожу к ней. Мне впервые хочется кого-то ударить, причинить боль, но тогда поднимется шум, директриса может позвонить маме, а ей нельзя волноваться. Мама может бросить лечение и вернуться в Москву, только это удерживает меня от желания дать ей пощечину.
— И чего ты подскочила ко мне? Правда задела? — подается ко мне лицом.
Решение спонтанное, я не задумываюсь над ним. От невысказанной обиды и злости во рту скопилась слюна, которую я не успеваю сглотнуть, в следующую секунду она летит обидчице в лицо. Гордиться нечем, но сделанное обратно не вернешь.
— Это мое отношение к тебе и твоим словам, — успеваю добавить пару слов к своему поступку, прежде чем Рита с криком и визгом кидается на меня…
Видана
Несколько секунд Маргарита хлопает накрашенными ресницами, недоверчиво тянется к лицу пальцами, проводит по носу и мокрой щеке. Морщится брезгливо, взгляд наливается бешенством, с диким визгом она бросается на меня.
Девчонки жмутся к стенке, оставляя место для драки. Вцепившись мне в волосы, она тянет их с такой силой, будто желает меня обезглавить. Не ожидала, что Ритка набросится на меня с кулаками. Продолжая кричать, визжать и материться, она пытается достать свободной рукой до лица. Ударить не получается, тогда она старается его расцарапать. Задевает острыми наращенными ногтями тонкую кожу возле глаза.
— Отпусти ее, ты ополоумела, что ли? — оттаскивает ее от меня Ками. Она единственная кинулась на защиту.
— Я эту суку… — пытается достать меня через плечо Камиллы.
— Ты заслужила этот плевок! — пихает Маргариту в грудь Камилла. — Я бы тебе врезала за оскорбления! — второй раз толкает в грудь, чтобы Рита ко мне не приближалась.
Дверь раздевалки распахивается, на крик влетают парни. Первыми возле нас оказываются Потапов и Денис, за ними стоит Лютаев. Щуря глаза, будто ему мешает яркий свет, он холодно смотрит на происходящее.
— Что у вас тут? — спрашивают парни.
— У Коваленко скоро месячные, забыла намордник надеть, — проходится по Маргарите Шахова. На оскорбление Камиллы она не реагирует, а меня готова разорвать.
— Эта интернатовка плюнула в меня, я убью ее… — тыча в меня пальцем, смотрит на Лютаева. Видимо, он обязан заступиться за свою девушку.
— Ты заслужила! — повторяет Камилла.
Растолкав друзей плечами, Иван выступает вперед. Руки держит в карманах длинных шорт, кому-то покажется, что он расслаблен, но его расслабленность обманчива.
— Ками, хватит, — кивает, чтобы она отошла. Я пока не разобралась в их отношениях, но то, с какой интонацией он к ней обращается, говорит о многом.
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, — цедя слова сквозь зубы, кривит лицо Маргарита. Злость мало кому идет, Коваленко растеряла всю свою привлекательность.
— Успокойся, — одним коротким словом, брошенным едва слышно, Лютаев угомонил истерику.
— Она плюнула в меня! — начинает всхлипывать Рита, у нее из глаз вытекают две бисерины слез. Я поверила, а Ками демонстративно закатила глаза.
— Поговорим после урока. Иди умойся, — бросает Лютаев, даже не обняв и не пожалев свою девушку. Рита безропотно подчиняется. Не могу понять, она настоящая сейчас или притворяется?
— Что здесь происходит? — входит в женскую раздевалку учитель физкультуры.
— Ничего не происходит, — растянув улыбку, отвечает за всех Потапов.
— А если ничего не происходит, что вы делаете в женской раздевалке? — спрашивает строго, сверля недобрым взглядом парней.
— Рита увидела жука, подняла крик, — становится перед учителем Лютаев.
— Какого жука? — хмурит седые брови преподаватель.
— Майского, но с чего-то решила, что это таракан, — врет убедительно, парни поддакивают, некоторые девочки кивают.
— А где жук? — не верит учитель. Неудивительно, с его-то жизненным и профессиональным опытом.
— Сбежал от такого визга, Евгений Михайлович, и умер где-нибудь от разрыва сердца, — посмеивается Денис. Потапов его поддерживает.
— Тараканов в нашей школе быть не может, — заявляет категорично преподаватель. — А жука… мелкие, наверное, затащили с улицы… — чтобы прекратить весь этот балаган, учитель делает вид, что им поверил. — Коваленко, ты кричала? — спрашивает вышедшую из душевой Маргариту.
— Жука увидела, испугалась, — смотрит на Лютаева, ждет одобрения, но он ее взгляд игнорирует.
— Как вы только живете на этом свете? — негромко, но с возмущением и разочарованием. — Кто из вас вырастет? — учитель бубнит тихо себе под нос, разворачивается и уходит. — Жука она испугалась, — качает головой. Как только покидает пределы раздевалки, свистит в свисток и командует: — Строиться!
Пять минут мы разминаемся, потом готовимся к сдаче нормативов. Сегодня мальчики подтягиваются, а девочки качают пресс.
— Будь осторожна, — негромко произносит Камилла, как только мы остаемся с ней вдвоем. — Коваленко не простит твой плевок, — усаживаясь мне на ноги, продолжает говорить. Я начинаю качать пресс, мысленно считаю про себя, а Ками продолжает: — Нажалуется отцу, а тот будет настаивать на твоем отчислении, у него есть рычаги давления на нашу директрису.
Продолжаю на автомате поднимать корпус, но после слов Ками перестаю ощущать мир вокруг себя, он словно рушится под моими ногами.
Если меня отчислят, что я буду делать? Директор обязана будет позвонить маме. Только не это! Мама бросит лечение и вернется в Москву! Я себя никогда не прощу, если с мамой что-то случится! Я должна была смолчать, стерпеть, проглотить обиду. Мамино здоровье важнее моей гордости! А если обо всем произошедшем узнает отец…
— Ты плачешь? — спрашивает Ками. Я не заметила, что по щекам покатились слезы. Глупо отрицать, но я зачем-то мотаю головой. — Ты не переживай, я попрошу отца, он заступится за тебя. Никто тебя из школы не выгонит, — с уверенностью заявляет Камилла. Видимо, ее отец имеет не меньший вес, чем отец Коваленко.
Я не могу ей рассказать, что боюсь не отчисления…
— Спасибо тебе большое, — благодарю обретенную сегодня подругу. Если мама ни о чем не узнает, в дальнейшем я буду вести себя тише воды ниже травы. Надеюсь, у меня получится…
— Ладно, я убежала, у меня электив по химии, — собирая вещи, произносит Ками. Я ей очень благодарна, не ожидала такой поддержки от малознакомой девочки.
Меня задержал учитель физкультуры, допытывался, каким спортом я увлекаюсь, какие спортивные достижения имею, выступала за свою школу или нет. Все уже переоделись и разошлись, пока он раздумывал и гадал, в какую команду можно пристроить бывшую фигуристку. Хорошо, что ничего не придумал, мне к экзаменам готовиться надо. Ками сидела со мной в раздевалке, пока я переодевалась.
Лютаев
«Красивые у нее глаза, — крутится в голове, когда Видана смотрит на меня в упор. — А вот бояться меня не надо», — не озвучиваю, потому что она начнет сильнее переживать. Когда человеку говорят: «Не бойся!», все происходит с точностью до наоборот.
Видана молодец, не дает себя в обиду, держит удар, но против стаи хищников ей одной не выстоять. Хотя она уже не одна, Шахова взяла ее под свое крыло. Улыбаясь своим мыслям, киваю Видане на скамейку.
— Присядь, так мне легче будет обработать твою рану
— Не нужно ее обрабатывать, — мотает головой, выставляя перед собой ладонь. — Я попрошу медсестру в интернате, она обработает, — не соглашается на мою заботу. Но я ведь упрямый, если что-то решил, не отступлюсь.
— Пока не обработаю рану, мы отсюда не уйдем, — заявляю с улыбкой, но она понимает, что настроен я серьезно.
— Я могу сама обработать, — упрямится Видана. Молча смотрю на нее, жду, когда сдастся. Проходит минута, и она, недовольно вздохнув, опускается на скамейку. Даже в своей раздражительности она нежна и прекрасна.
— Держи, — передаю ей бутылочку перекиси водорода. Достаю ватный диск, смачиваю. Рана небольшая, но глубокая. Я замечал во время урока, как она несколько раз стирала рукавом струйку крови. — Щиплет? — замечая, как она морщится. — Потерпи, — прикладывая смоченный тампон, дую на рану.
Видана дергается, прячет лицо. Ее смущает, что мои губы так близко к ее щеке. Делаю вид, что не замечаю ее реакцию. Знала бы она, что я кайфую, вдыхая аромат волос, сбежала бы, наверное. Обрабатываю рану специальной заживляющей мазью.
— Готово, — нехотя отстраняясь. — Забери, — протягиваю ей пакет, — нужно обрабатывать три раза в день.
— Не нужно, я куплю, — не соглашается принять лекарства. Ее будто задевает мое желание помочь.
— Я уже купил. Мне их выкинуть? — собираюсь бросить в урну, но Видана опережает.
— Не нужно выбрасывать, я заберу, — подходит и перехватывает пакет. — Спасибо, я пойду, — прощается, не глядя на меня. Задевает ее равнодушие. Видимо, привык, что девочки легко мне достаются.
— Не спеши, я тебя отвезу, — предлагаю, хотя не планировал.
— Я сама дойду, — слышу ожидаемый ответ.
— Если не провожу я, проводит Денис, — не хочу ее пугать, но Кастер решительно настроен выиграть пари.
— Денис? — сбивается с шага.
— Он ждет тебя у ворот школы, — точно этого не знаю, но мои предположения почти всегда оказываются верными. — Давай помогу, — забираю у нее спортивную сумку.
Я оказался прав, Кастер ждал в машине. Когда увидел нас вместе, долго сверлил взглядом, наблюдал, как Видана садится в мою машину, а потом сорвался с пробуксовками.
— В интернате никто не обижает? — выезжая с парковки, спрашиваю я.
— Нет, — мотнув головой, отворачивается к окну. Всем своим видом показывает, что не хочет говорить.
— Ты всегда можешь ко мне обратиться за помощью, — ехать тут не дольше минуты, даже если бы я захотел завести разговор, мы не успели бы ни о чем поговорить.
— Спасибо, Иван, — открывая пассажирскую дверь. — У меня все хорошо, — произносит Видана. — Помощь мне не нужна, — покинув салон, аккуратно закрывает дверь.
Провожая взглядом, я ломал голову, что в этой девочке кажется мне странным, но так и не понял. Ведет себя уверенно, раскованно, не пасует перед нами, не удивляется и не завидует дорогим вещам. Последнее неудивительно, ведь кто-то оплачивает ей обучение в школе. Тогда почему Видана сейчас живет в интернате? Где ее родители? Где училась раньше?
Что-то я заморочился. Зачем мне о ней что-то узнавать? Отношений мне с ней не надо, соблазнять я ее не стану. Мы просто одноклассники. Скоро закончим одиннадцатый класс и разойдемся в разные стороны. Красивая девочка, но она ведь не единственная красивая девочка…
Собираюсь отъезжать, но вижу, как она останавливается, не дойдя до корпуса метров десять, принимает звонок. Машет кому-то рукой. Я даже отсюда вижу, что она улыбается, что-то рассказывает с эмоциями. Такая живая, улыбчивая…
С кем общается эта загадочная девчонка?
Мимо проходят интернатовские. Многих из них я неплохо знаю, парни работают в шиномонтажке тут недалеко. Есть в этой компании несколько отморозков, которые играют в карты на деньги и воруют тачки, потом разбирают их и продают запчасти. Сталкивались несколько раз, дело доходило до драк. Вот они заметили заходящую в корпус Видану, оживились, уроды.
«Помощь ей не нужна!»
Постояв несколько минут, убеждаюсь, что они скрылись в другом корпусе. Раньше девочки и мальчики у них вроде в одном корпусе обитали, просто на разных этажах. Немного задержавшись, в интернат вернулись девочки. Увидев мою тачку, принялись активно махать.
Поздоровавшись кивком, отъезжаю от интерната. С ними я тоже знаком. Мой первый сексуальный опыт случился с одной из них. Понятно, что я не был влюблен, просто встретились на вечеринке на хате у Потапова и переспали. Я не успел пережить свой первый оргазм, как мне озвучили цену. Я тогда был в девятом классе, думал не головой, а органом, который в то время управлял мозгом. Хорошие девочки в интернате тоже есть, но я даже не знаю, как их зовут. А с теми, с кем спал за деньги, не общался года полтора точно.
Вернувшись к школе, остаюсь в машине ждать Ками и Риту. Видана вряд ли понимает, кому плюнула в лицо. Ритка ей этого не простит, втянет в конфликт отца, чтобы отчислить новенькую. Мне должно быть все равно… я ее даже не знаю…
Но мне не все равно. Я взял эту девочку под свою защиту, хоть она ей и не нужна…
Лютаев
Возвращаюсь к воротам школы, чтобы забрать Маргариту, у нее через несколько минут заканчивается электив. Отбивая пальцами мелодию, играющую в голове, думаю о Видане. Девочка-загадка плотно засела в моих мыслях. Не помню, чтобы любил ребусы, но этот хочется разгадать, наверное, все дело в том, что она не хочет, чтобы ее разгадывали…
Рита выходит из здания школы, ищет глазами мою машину. Походкой кошки направляется в мою сторону. Красиво двигается, не зря занималась до четырнадцати лет бальными танцами, но я давно не засматриваюсь на ее соблазнительную походку.
— Долго ждал? — прыгая на переднее пассажирское сиденье, спрашивает Рита.
— Как обычно, — глядя прямо перед собой, поэтому не вижу, что она дует губы, замечаю только, когда поворачиваю голову в ее сторону. — Ками где?
— Мы ее будем ждать? — возмущается моя девушка.
— Да, — категорично.
— Она с Мироновым, — бросает Марго. Я и сам вижу, что Ками выходит из школы с Андреем. — Вы точно просто дружите? — с претензией.
— У тебя настроение поссориться? — в моем голосе появляется металл. — Не со мной, Рита. Найди другой объект для слива негатива, — жестко осаждаю. Сложив руки на груди, из машины не выходит, она дуется три секунды, а потом выдает:
— Извини, день был отвратный, — включает «кошечку». — Если ты не забыл, в меня плюнула эта сука.
— Об этом мы поговорим позже, — оставив Риту, выхожу из машины. — Ками, ты едешь? — окликаю подругу.
— Нет, меня Андрей проводит, — махнув рукой. Вернувшись в салон, молча завожу машину. Чувствую на себе внимательный взгляд Риты. Ищет на моем лице следы ревности? Если бы я любил Камиллу, то ревновал бы не к Миронову.
— Как эту интернатовку пустили учиться в нашу школу? — зло выговаривает Рита, когда мы проезжаем мио интерната. Во дворе играют сопляки, Виданы среди них точно нет, но Маргарите и не нужно ее видеть, чтобы продолжать злиться.
— Прекрати ее так называть, — произношу ровным тоном.
— Ты за нее заступаешься? За нее?! Она посмела плюнуть мне в лицо… — ее визгливые крики останавливаю одним лишь взглядом. Споткнувшись на последнем слове, Рита начинает реветь. — Меня никто в жизни так не унижал! Если ты не хочешь за меня заступиться, то за меня заступится папа.
Мы как раз подъезжаем к воротам ее дома. Останавливаю машину. Охрана открывает проезд, но я не спешу трогаться.
— Она просто так плюнула тебе в лицо? — разворачиваюсь к ней. Рите не нравится вопрос. Хлопая ресницами, делает вид, что не понимает. — Ты сидела, никого не трогала, а она подошла и плюнула тебе в лицо? — перефразировав вопрос, давлю на нее тоном. Рита перестает реветь, на ее лице быстро меняются эмоции: гнев, обида, непонимание. — Тебя никто не унижал, потому что за тебя сразу же прибежит заступаться отец, а девочку можно оскорблять, потому что за нее некому заступиться? — я не повышаю голоса, но Ритка, чувствуя мой внутренний гнев, вжимается в спинку в сиденья.
— Иван…
— Не разочаровывай меня, Рита, — предупреждаю тихим, спокойным голосом. — Золотая банковская карта не делает тебя особенной, — вижу, что хочет возразить, но, чувствуя мое настроение, молчит. — Я надеюсь, что этот вопрос вы закрыли в раздевалке, — жду, когда она согласится. Охрана Коваленко напрягается. Парни не понимают, что происходит, недоуменно и подозрительно косятся на машину, на нас с Ритой через лобовое стекло.
Рита ломает себя, не хочет соглашаться с моим требованием, в ее избалованной фантазиями голове все уже свершилось: Видану с позором выгнали из школы, а она проводила ее плевками.
— Она… Я даже ради тебя не стану терпеть унижения и оскорбления! — не прогибается Маргарита. Я ожидал чего-то подобного. Откинувшись на спинку сиденья, закрываю глаза, жду, что она выйдет из машины.
— Иван… — нежно берет меня за локоть, хочет, чтобы я посмотрел на нее.
— Я тебя услышал, Рита, — отнимая руку. — Ты меня тоже, — пальцами растираю переносицу.
— Ты бросаешь меня? — озвучивает свои мысли, но сама в это будто не верит. — Из-за нее?
— Ты не вещь, чтобы тебя бросать, — моя формулировка ее не устраивает. Маргарите хочется понять, что стоит за моими словами, но она боится спросить. Я и сам не знаю, хочу продолжать с ней отношения или нет. В данный момент я желаю остаться один.
Я мог бы объяснить Рите, что дело не в Виде, а в ней, но вряд ли она меня услышит, поэтому продолжать этот разговор не вижу смысла.
— Мне нужно ехать, — завожу двигатель.
Я никуда не спешу, Рита это отлично знает. Мы договаривались провести день вместе, вечером куда-нибудь сходить, заняться сексом. Это не месть и не наказание с моей стороны, просто не могу делать вид, что все хорошо, если девушка меня разочаровала. Я никогда не идеализировал Риту, в ней есть качества, которые нравятся любому мужчине: женственность, верность, сексуальность… но я видел и ее недостатки. Тогда почему обратил на них внимание только сегодня?..
— Даже до дома не довезешь? — сбивает с мыслей ее голос, полный обиды. Завожу двигатель, проезжаю через ворота, бросив охране:
— Не закрывайте, я сейчас выеду, — тут проехать метров сто, не больше.
— Иван…
— Пока, Рита, — останавливаюсь у парадного входа. Несколько секунд молчит, смотрит на меня. Не поддаюсь ее молчаливому давлению. Психанув, вылетает из машины, не закрыв дверь.
— Если попрошу отца выгнать ее из школы, ты обратишься к своему отцу? — спрашивает Рита, прежде чем уйти.
С моим родителем конфликтовать их семье не по зубам. Я не привык вмешивать отца в свои конфликты, если понадобится, сам попробую разрулить и даже поговорить с Коваленко, но вряд ли до этого дойдет.
Камилла наверняка вмешает Марата, а его веса хватит, чтобы построить и руководство школы, и Коваленко, который даже ради дочери не станет конфликтовать с Шаховым.
Бросив рюкзак себе под ноги, Рита не уходит, стоит у распахнутой пассажирской двери.
Видана
Стоя у окна, наблюдала, как стекают по стеклу капли дождя. Просушивая волосы полотенцем, я переваривала в себе тревогу. Предупреждение Камиллы непрерывно звучало в голове. Сегодня я заверяла маму, что у меня все отлично: прекрасные условия в интернате, отличная школа, в классе хорошие ребята…
Ей должны назначить операцию на ближайшие дни, если до этого времени поступит звонок от директора школы, мама все бросит и вернется. Единственное, что пришло мне в голову — написать Кире и попросить ее перезвонить мне, когда у нее будет возможность. Подруга мамы не звонила, а моя нервозность росла.
Тук-тук…
Стук в дверь отвлек меня от монотонного занятия. Полотенце давно промокло, но я продолжала им сушить волосы.
— Видана, к тебе можно? — не дождавшись приглашения, в комнату заглядывает Белла Николаевна.
От возмущения меня подрывает: «А вдруг я здесь голая стою?!» Желание высказаться обжигает гортань. Прикусывая внутреннюю сторону щеки, неимоверным усилием заставляют себя молчать, на ближайшие полгода я исчерпала лимит ссор. Скорее всего, директриса не стала бы ссориться со мной, но в беседе с мамой обязательно упомянула бы мою грубость, а не свое бестактное поведение.
— Вы уже вошли, — совсем смолчать не получилось. Споткнувшись на пороге, Белла Николаевна виновато улыбнулась. Я расслабилась, потому что живу одна на этаже. В дальнейшем стоит все-таки закрываться.
— Извини, Видана, у нас в женском корпусе нянечки и воспитатели входят к детям без стука… — пока она говорит, из-за ее плеча выглядывают девочки-подростки.
— От меня что-то нужно? — звучит не очень вежливо, но у меня нет настроения на любезности.
— Нет-нет, — машет рукой. — Я тут подумала, что тебе, наверное, скучно одной, пригласила девочек для знакомства, — проходит вперед, за ней входят те самые девочки. Заходят, с завистью осматривают мои комнаты.
— Круто… — не сдержав восторга. Не самый хороший день для знакомства, но не прогонять ведь их. С чайником электрическим пожаловали и конфетами. Все это так странно и неожиданно, что я немного теряюсь. Пока хозяйка соображает, как себя вести, гости рассаживаются на диван и свободные стулья.
— Ну, я вас оставлю, а вы тут общайтесь, — сбегает Белла Николаевна, оставляя меня в компании незнакомых девиц. Как известно, благими намерениями устлана дорога в ад…
Будем надеяться, это не тот случай.
— Ты в шоке, что мы к тебе завалились? — весело произносит одна из девиц.
— Видела бы ты свое лицо, — подхватывает вторая.
— Это была не наша идея, — сообщает третья. — Если ты против, мы посидим минут десять и свалим, — их откровенность находит отклик у меня в душе. На первый взгляд девочки неплохие, хоть и грубые в общении.
— Оставайтесь, ставьте чайник, будем знакомиться, — закрутив влажные волосы в гульку, закалываю шпилькой на макушке. Девочки называют свои имена — Лена, Ира, Оля. Вроде запомнила с первого раза.
— Тебе здесь одной не скучно? — спрашивает Оля.
— Да нет, — веду плечами. — Скучать некогда, нужно готовиться к экзаменам.
— Понятно. А мы после девятого в кулинарный колледж пошли. ЕГЭ все равно не сдали бы. В этом году закончим, — с гордостью сообщают, раскладывая по одноразовым стаканчикам пакетики чая.
— Подожди, не заливайте кипятком, — останавливаю Иру. Из пластиковых стаканчиков пить чай я не буду.
— Они не расплавятся, мы по два стаканчика всегда ставим, — «успокаивают» меня девочки.
— Идемте со мной, — забираю их вазочку с конфетами, а стаканы складываю стопкой. — Тут на этаже есть кухня, там посидим.
Девочки удивляются, что кухней я могу пользоваться в любое время суток, а в холодильнике хранить купленные для себя продукты. Продукты я не покупала, потому что просто об этом забыла. С моим переездом в интернат аппетит совсем пропал.
Нам навстречу направляется охранник с большим букетом. Интересно, кому из девочек его прислали? А они почему-то дружно смотрят на меня.
— Видана, это тебе, — протягивает мне воздушно-белое облако охранник, в котором вместо цветов обнаруживаются шоколадные конфеты. Будто кто-то специально прислал их к чаю.
— А от кого? — подозрительно смотрю на охранника, игнорирую «Ого!» девчонок. Я вообще подозреваю, что за этим стоит Белла Николаевна.
— Не знаю, — машет головой. — Может, там карточка есть, поищи, — разворачивается и уходит.
— Это кто-то из мажоров, — заявляет уверенно Лена.
— Мажоров? — закрадываются нехорошие подозрения. Продолжают свой спор?
— Ты же в школе мажоров учишься, — не спрашивает, а утверждает Лена. — Этот цветочный бутик, — тычет на этикетку пальцем, — находится в их районе. Такой букет тысяч пятнадцать стоит, — завистливо хмыкает она.
— Если он такой дорогой, должен быть вкусный, — первой вхожу на кухню.
— И ты вот так его просто съешь? — удивляется Оля.
— А что с ним еще делать? Ждать, когда конфеты испортятся? — мне все равно, сколько они стоят, деньгами и подарками не купить мое расположение, но спорщикам я об этом говорить не стану.
Девочки оказались кладезем полезной информации. Несмотря на то, что учились они в обычной школе, знали почти всех «мажористых» детей. Если не лично, то слышали разные сплетни, которыми охотно делились. Так я выяснила, что у Кастера плохие отношения с отцом, что он иногда сбегает из дома и ночует в машине или у друзей. Узнала, что почти все парни из моего класса «имели отношения» с интернатовскими девчонками. Выяснила, что самые мажористые — Иван Лютаев и Камилла Шахова.
— Хотела бы я выйти замуж за банкира, — мечтательно вздыхает Ира.
— Ага, такого, как Лютаев? — хмыкает Оля.
— Ну да! Тогда не нужно было бы стоять всю жизнь у горячей печи…
— Губу закатай, — смеется Лена. — Тут хорошего парня найти сложно, а ты — банкира…
— А ты как в той школе оказалась? — спрашивает Оля. Врать не хочется, но и сказать правду я не могу, потому что никому не доверяю. Предают самые близкие…
Видана
Собираясь утром в школу, я думала о том, что принесет мне этот день?
Вечером позвонила Кира, прежде чем выполнить мою просьбу, она попросила рассказать, что произошло.
— Вида, я просила тебя быть тише воды ниже травы, — разозлилась Кира, услышав мой рассказ. — Лара и так себе тут места не находит… Прости, знаю, что тебе трудно, — быстро гасит свои эмоции. — Вида, попрошу еще раз: не создавай конфликтных ситуаций. Пусть Ларе сделают операцию, она пройдет курс химиотерапии и реабилитацию, а потом я лично помогу тебе плеваться в обидчиков!
Даже не сомневаюсь, что так оно и будет. Маме повезло с подругой...
Снимаю с зарядки телефон, взгляд падает на открытку, что я вчера оставила на столе. Ухмыльнувшись, поднимаю ее и перечитываю содержание:
«Этой ночью ты будешь спать в объятиях медведя, но придет время, когда ты будешь спать в моих объятиях», — заковыристым неразборчивым почерком. В конце стояла подпись «Алексей». Кринж! Смяв открытку, выбрасываю ее в мусорное ведро.
Я единственная, кто идет в школу пешком, остальных подвозят родители или водители. В медленном потоке машин, что движется параллельно со мной, я ощущаю на себе любопытствующие взгляды.
Пройдя охранный пункт у ворот, натыкаюсь взглядом на знакомые лица одноклассников, ребята стоят у крыльца и громко смеются. Хочется спрятаться в потоке учеников и пройти мимо, но, как назло, вокруг только мальки из начальной школы.
— Привет, — сухо поздоровавшись, не останавливаюсь с ними поболтать. Периферическим зрением замечаю, как от толпы отделяется крупная фигура и идет в мою сторону. Благодаря хрупкой комплекции мне легче лавировать среди учеников, поэтому я отрываюсь немного вперед.
— Видана, подожди, — не сумев догнать, окликает меня Потапов. Делаю вид, что не слышу, тогда он кричит громче: — Видана! — привлекая внимание всех.
Ладно, придется его выслушать. Мысленно закатив глаза, сбавляю шаг, позволяю ему себя догнать.
— Привет, — здоровается Алексей, преграждая мне дорогу.
— Привет, — складываю руки на груди, будто это защитит от любопытных взглядов.
— Понравился подарок? — подходит чуть ближе. — Ты сегодня спала с мишкой? — подмигивает мне.
Так и хочется сморщить лицо и сказать: «Фу-у-у!» Сдерживает данное себе обещание — не провоцировать конфликты. Сегодня меня вполне могут отчислить из школы…
— За конфеты спасибо, мы с девочками попили чай. А за цветы и медведя спасибо просил передать охранник интерната, — произношу спокойным тоном, наблюдая, как при каждом моем слово хмурые складки на лбу Потапова становятся глубже.
— Я не посылал конфеты, — с возмущением.
Упс! Значит, это был кто-то другой. Наверняка в течение дня я узнаю, от кого они, но уже сейчас могу сказать спасибо, что не прислал кринжовую записку. Алексей ждет объяснений, но их не будет. Пожав плечами, продолжаю молчать.
— Зачем ты мои подарки отдала охраннику? — в его голосе слышится скорее любопытство, чем злость.
— В моей комнате нет для них места, Алексей, — нагло вру, но он ведь не сможет проверить эту информацию.
— И для цветов тоже? — а вот теперь в его ухмылке появляется злость.
— А на цветы у меня аллергия, поэтому больше не траться на подарки, — пытаюсь пройти мимо, но он хватает меня за руку и притягивает к себе. Легкая паника застревает комом в горле, но я не успеваю ей поддаться, рядом словно по взмаху волшебной палочки материализуется Лютаев.
— Потап, — произносит тихим холодным голосом, и захват с моей руки исчезает.
— Привет, Лютый! — пока они жмут друг другу руки, я протискиваюсь ко входу и сбегаю в класс.
— Миронов, дай списать алгебру, — просит один одноклассник у другого.
— Не дам, — жадничает другой.
— Не будь сучкой, Миронов, — смеясь, произносит балагур класса. — В вашей паре мужские яйца у Камиллы, а не у тебя, — продолжает его поддевать.
— Заткнись, Шнурок, — злится Миронов, достает из рюкзака тетрадь и кидает ее на парту одноклассника.
— Блин, ты что, дрочил на ее? — подняв, тут же кидает ее обратно.
— Ты дебил, Шнурок?
— Там засохшее белое пятно, — морщится, смеясь.
— Это кефир, придурок…
Наблюдая за ними, убеждаюсь, что Кира права. Мужчины до сорока пяти лет дети, а потом плавно въезжают в маразм.
— Новенькая, дашь списать? — подходит ко мне Шнурков.
— Тебе реально нужна домашка или это какая-тот вшивая проверка? — достаю тетрадь из рюкзака, но не спешу отдать.
— Не, реально нужно списать домашку, — приглаживает пятерней свою лохматую прическу. — Верну на перемене, — стукнув моей тетрадью по голове Миронова, он проходит на свое место.
Походкой победительницы в класс входит Коваленко. Бросает на меня такой взгляд, что уровень тревоги в организме сразу поднимается на самый максимум. Со звонком входят остальные ученики.
Поздоровавшись, Камилла садится с Мироновым. Из-за шума в классе мне не слышно, о чем они общаются, но видно, что Ками неинтересно слушать своего парня. Не мое дело, конечно, но этот зануда не подходит ей. Лютаев ни на кого не смотрит, хмуря брови, он не отрывает взгляд от экрана телефона, проходит и садится рядом с Маргаритой. Вместо того, чтобы слушать учителя, я зачем-то наблюдаю за ними. Между ними ощущается напряжение. Они практически не общаются во время урока.
На перемене ко мне подходит Камилла и радостно сообщает:
— Я поговорила с папой, — громким голосом привлекает внимание к нашему разговору. — Он сказал, чтобы ты не переживала, никто тебя из школы не отчислит, — с превосходством в голосе. Этот булыжник попал в огород Коваленко, громко фыркнув, та вылетела из класса.
— Спасибо, — я искренне благодарила Ками, но при этом прекрасно понимала, что наживаю себе врага.
— Обращайся, — улыбается Ками, ее глаза блестят от счастья. Когда-то и мои глаза так сияли, но после того, как я услышала диагноз мамы, сверкать они перестали даже тогда, когда я улыбаюсь…
Видана
Соглашаясь, чтобы Лютаев вчера подвез меня до интерната, я и не подозревала, что это может стать очередной проблемой. Кастер вывернул все так, будто я вешаюсь на Ивана. У меня и без этого конфликт с Коваленко, а тут я еще парня у нее увести пытаюсь?
Слова Кастера привлекли слишком много внимания. Почти весь класс развернулся в мою сторону. Скажи им, что у меня рога выросли, меньше было бы интереса.
Единственные, кто не обернулись — Коваленко и Лютаев. Маргарита застыла, словно на нее заклятие неподвижности наложили. Вытянув шею и позвоночник по линеечке, застыла как струна. Мне кажется, в тот момент она перестала дышать. Если Ден хотел усилить конфликт между нами, у него здорово получилось! Я и сама напряжена, но стараюсь это скрыть.
Парни переводят взгляд на Лютаева. Ждут его реакцию? Пока ее нет, он расслаблен, демонстрирует полное безразличие к происходящему. Видимо, его не задели слова друга. А может, он привык, что девочки за ним бегают? Мне такая репутация не нужна.
— Кастер, тебя задело, что она прыгнула не в твою тачку? Так ты у меня спрашивай, можно ее подвезти или нет, — заявляет Лютаев, Рита чуть шею не сломала, так резко развернулась в его сторону. Раскинув ноги, Иван съезжает по стулу вниз. — Я застолбил право подбрасывать Видану до интерната, — таким тоном, что непонятно, шутит он или нет. В любом случае своим заявлением он взбудоражил настороженный улей шершней.
— Так ты только таксист или еще какие привилегии застолбил? — выделяет интонацией предпоследнее слово Кастер. Его злая ухмылка и смешок подчеркивают намерение меня задеть. Он специально вкладывает пошлый подтекст в свои слова, урод!
Нарастающее напряжение в воздухе заставляет класс забыть обо мне, все настороженно следят за парнями. Преподавательница, что до сих пор общается с коллегой, недовольно посматривает на нас.
— Не помню, чтобы раньше я перед тобой отчитывался или исповедовался, Кастер, — почесывая большим пальцем подбородок, произносит Лютаев. Он уже не выглядит расслабленным и спокойным.
— А Марго устраивает такой расклад? — наигранно смеясь.
Лица Маргариты я не вижу, она продолжает сидеть ко мне спиной, но я просто чувствую, что она кипит от злости. Если присмотреться, можно заметить, что она дергается, будто получает небольшой разряд тока.
— Кастер, ты в себе мужика похоронил? — растягивая слова, спрашивает Лютаев, разворачиваясь к Денису лицом. В классе больше никто не улыбается, а это о многом говорит. — Решил, что поведение бабы тебе больше к лицу? — бьет словами Лютаев.
— Ты кого бабой назвал? — вскакивает Кастер с места, откидывая назад стул.
— Не прыгай, — кто-то может подумать, что Лютаев усмехается, но его ухмылка похожа на оскал. — Поговорим вечером на ринге, выскажешь мне все свои претензии, — от его тона по позвоночнику растекается холод.
Я просто в шоке от происходящего. Не верится, что они собираются продолжить конфликт. Драка из-за того, что Иван меня подвез? Видимо, мне стоит держаться от них подальше.
— Кастер, блин, отрежь себе язык, когда-нибудь он доведет тебя до инвалидного кресла, — громко высказывается Камилла, недовольно качая головой. На ее выпад он не отвечает.
— Я бы на твоем месте извинился перед Лютым, — злорадствуя, с усмешкой произносит Листовец. Ситуация его забавляет.
— Ты не на моем месте, — буркнув, Денис оборачивается ко мне, смотрит с презрением, будто это я виновата.
— Одиннадцатый «А», что за неуважение к учителям? — войдя в класс, строго спрашивает преподавательница.
Вопрос риторический, никто на него и не думает отвечать. Ее разозлило, что шум в классе помешал им обсудить что-то «важное». Я слышала краем уха их разговор, когда входила в класс. «Важным» была распродажа в каком-то бутике. Спрятав свои эмоции, учитель начала объяснять новую тему.
— Что с вами сегодня происходит? Вы меня совсем не слушаете, — возмутилась она, не выдержав стоящего в классе гула. Все продолжали тихо обсуждать случившееся, при этом почему-то косились в мою сторону, будто я виновата в том, что Кастер и Лютаев собираются драться. Даже Маргарита не выдержала, бросила косой взгляд. Она не разговаривала с Иваном, но постоянно следила за ним. Убедившись, что Лютаев не смотрит в мою сторону, принялась записывать в тетрадь решение задачи.
После звонка конфликт между парнями продолжился в коридоре. Кастер подошел к Ивану, их тут же плотным кольцом обступили одноклассники. Разговор был негромким, а шум перемены не давал ничего услышать. Оставалось надеяться, что драки удастся избежать, они обо всем договорятся. Сбавив шаг, я все-таки пыталась хоть что-то услышать.
— Совсем скоро ты свалишь из нашей школы, — прошептала проходящая мимо Коваленко. Она почти коснулась губами моего уха. Это было так неожиданно, что я испугалась. — Я хочу фреш, — как ни в чем не бывало она подхватила под локоть подругу. Гордая и довольная собой, Коваленко уверенной походкой удалялась в противоположную сторону.
— Фролова кто? — заглядывает в класс парнишка лет тринадцати. Я только прошла к парте, даже рюкзак не сняла с плеча. Появляется предчувствие неприятностей. По позвоночнику бежит холод, он колючими иголками впивается в нервные окончания.
— Ну я, — севшим от волнения голосом. В голове всплывают только что сказанные Коваленко слова.
— Тебя вызывают к директору, — подтвердив мои подозрения, бросил парнишка и тут же исчез.
Страх сковывает движения. Я стою и не могу заставить себя двинуться с места. Ищу взглядом…
Не знаю, кого я ищу. Наверное, мне просто нужна поддержка. Поддержка в лице Камиллы. Хватаюсь за ее обещание помочь, как утопающий за соломинку. Ками наверняка сейчас со своим парнем, можно было бы сначала найти ее…
Мы не настолько близки, чтобы я обращалась к ней с просьбами…
Выхожу в коридор, втягиваю ртом полные легкие воздуха, медленно его выдыхаю. Пробую успокоиться, не помогает. Ищу взглядом Лютаева. Зачем? Он не сможет мне помочь. Разозлившись на себя, иду к директору. Мне придется самой отстаивать себя, пусть это ничего и не даст…
Видана
Паника охватывает мозг. Ломая ребра, сердце стучит в груди. Каждый шаг отзывается болью в висках. Прежде чем войти к секретарю, проверяю пропущенные звонки в телефоне, от мамы нет. Надеюсь, она ничего не знает…
Секретаря не оказалось на месте, потоптавшись на месте, иду к двери.
— Здравствуйте! Можно? — постучавшись, вхожу в кабинет директора.
— Проходи, Фролова, — откладывая в сторону документы, кладет руки на стол, складывает их в замок. — Присаживайся, — указывает на стул. — Три дня в школе, а уже столько проблем от тебя, — поджимает тонкие губы.
Не предоставив возможности себя защитить, уже осудили и вынесли приговор. Какой смысл оправдываться или извиняться, если ее позиция ясна? Наверняка и решение приняла. Меня исключат... И что делать дальше? Паника мешает думать. Нужно успокоиться, но как? На кону жизнь моей мамы. Она не должна бросать лечение.
Если меня отчислили, куда идти учиться? Где жить? Нельзя допустить, чтобы папа обо всем узнал…
— Ночью мне звонил Петр Коваленко, — дергая лицом, цедит она недовольно. — Ты догадываешься, чего он хотел? — постукивает по столешнице сложенными в замок руками. Она сжимает их с такой силой, что белеют костяшки. Не я одна нервничаю.
— Догадываюсь, — скрывая панику, говорю ровно и уверенно.
— Петр Андреевич потребовал, чтобы я выгнала тебя из школы, — ее голосу не хватает уверенности, будто решение еще не принято. — Он, между прочим, один из главных спонсоров нашей школы, — продолжает выговаривать она. — Мы не можем потерять его расположение! — разрывая замок, трясет пухлым пальцем.
Тяжело вздохнув, отворачивается в сторону, будто ей больно на меня смотреть. Несколько секунд в кабинете висит гробовая тишина, и в это время решается моя судьба.
— Я бы вернула твоей маме оплату за этот учебный год и выставила тебя из школы… — ей не хватает дыхания, чтобы закончить фразу, — …за твое поведение! Оно недопустимо! — брызги слюны летят в мою сторону. — Ты оскорбила свою одноклассницу, плюнув ей в лицо! У нас строго запрещено провоцировать драки. Ты поставила меня в очень неудобное положение, — мотает головой, будто не верит в то, что собирается сделать или сказать. — И что мне делать? Из-за тебя я могу лишиться работы, — нервно поправляет прическу у виска.
Поднимаясь из-за стола, она берет документы, складывает их в папку. Разговор не закончен, но она не спешит озвучивать свое решение. Берет папку, относит ее в шкаф. Жаль, что я не могу ее поторопить. От напряжения у меня начинает болеть голова.
— Не знаю, чем ты заслужила такую благосклонность, но за тебя вступился Марат Шахов. Противоречить ему я не могу, ты останешься в школе, — выпаливает на одном дыхании. Чувствую, как расслабляются мои мышцы, как отступает боль. Мысленно я благодарю Камиллу. Если бы не она… Не знаю, чем смогу отплатить ей за доброту.
— Конфликт спровоцировала Маргарита, — теперь можно попытаться заступиться за себя. — В классе могут подтвердить.
— В нашей школе есть правила, которых следует придерживаться, — будто не слышит меня. — Это первое и последнее предупреждение, в следующий раз не поможет даже протекция Марата Шахова. Сегодня же ты извинишься перед Маргаритой, — требовательно. — Перед всем классом, — не терпящим возражений голосом.
Каждая частичка моего разума противится такому повороту событий. Я не чувствую за собой вины, я не должна извиняться… но придется. Придется наступить себе на горло…
— Я извинюсь, — обещаю директрисе.
— Хорошо. В любом случае я обязана позвонить твоей маме и обо всем ей рассказать, — строго произносит она.
— Пожалуйста, не нужно звонить маме, — умоляю ее, поднимаясь со стула.
— Это не обсуждается, — смотрит на меня возмущенно, будто я попросила ее скрыть убийство. — Я обязана поставить ее в известность о твоем поведении, — таким тоном, что я понимаю: просить бесполезно. — Все, можешь идти на урок, — отправляет меня взмахом руки. — И помни о моем предупреждении.
— Спасибо, — не придумав ничего лучше, произношу первое, что приходит на ум. За что благодарю? Ее заслуги в том, что я остаюсь в школе, точно нет.
Звонок на урок прозвенел несколько минут назад, нужно спешить в класс, но я задерживаюсь, чтобы отправить сообщение Кире. Нельзя допустить, чтобы директриса дозвонилась до мамы.
Вернувшись на урок, я не могла сосредоточиться на новой теме. Мне не было дела до Маргариты, до Лютаева, до конфликтов… я думала лишь о маме. Боялась ее потерять…
Если директриса позвонит маме, нет смысла держаться за место в этой чужой для меня школе, нет смысла извиняться перед Маргаритой. Из-за нервного напряжения прокусила нижнюю губу. Слизнув выступившую каплю крови кончиком языка, ощутила во рту солоноватый вкус, от которого меня затошнило. Будто этого было мало, поймала на себе похотливый взгляд Кастера, от которого захотелось отмыться.
Дождавшись звонка, тянусь к рюкзаку, достаю телефон в надежде увидеть сообщение от Киры. Она ответила! Одноклассники шутят, шумят, покидают класс, а я с замиранием сердца открываю переписку с Кирой.
«Не переживай, я поговорила с ней, представившись Ларой. Вида, постарайся больше никуда не влипать. Твоя мама и так не находит себе места от беспокойства. Ты не представляешь, каких сил мне стоит уговаривать ее пройти весь путь до конца», — чтобы не расплакаться, быстро-быстро моргаю. Убеждаюсь, что на меня никто не смотрит, одноклассники продолжают покидать класс.
Благодарю Киру, обещаю больше не доставлять проблем, прошу ее звонить мне и рассказывать обо всем, потому что мама обязательно будет приукрашать действительность. Отправив сообщение, со спокойным сердцем собираю рюкзак. Осталось только извиниться перед Коваленко, но это я как-нибудь переживу.
Даже не заметила, что осталась одна в классе. Собираюсь выходить, когда в помещение входит Лютаев и закрывает дверь. Мне неуютно, я не знаю, чего ожидать.
Иван
Собираясь утром в школу, получил сообщение от Риты:
«Привет! Заберешь меня?»
Засунув телефон в боковой карман рюкзака, я не спешил с ответом. Проблем нет, я могу подвезти ее до школы, ну а дальше? Понятно ведь, что Рита ищет способ помириться. Мы вроде как не ругались, но после вчерашнего разговора у меня остался неприятный осадок, который никак не могу переварить. Я терпимо отношусь к людским недостаткам, если эти люди не входят в ближний круг общения. Девушка, что будет рядом со мной, должна прислушиваться к моему мнению, разделять мои взгляды, вести себя достойно.
Спускаюсь на кухню, где завтракает все семейство. Мама перекусывает листом салата и яйцом-пашот, боится испортить фигуру, а папа недовольно посматривает на ее тарелку. Скрывая улыбку, здороваюсь с родителями и целую в макушку мелкую. Она смеется и тянется к моей щеке жирными губами. Позволяю ей себя поцеловать.
— Уля, поехали, — встает папа из-за стола. Папа мог бы поручить сестренку мне, но дело в том, что Уля предпочитает, чтобы ее отвозил папа, а он не может ни в чем отказать своей принцессе. — Иван, не опоздай в школу, — предупреждает он, посматривая на наручные часы.
— Мам, ты сегодня дома? — спрашиваю я, поднимаясь следом за сестрой, которая побежала за своим рюкзаком.
— Да, сегодня поработаю дома, — улыбается мама. Раньше она обнимала меня и целовала в щеку, когда я уходил в школу, но слишком серьезный Иван Лютаев отмахивался от ее ласк и корчил недовольные морды, поэтому мама стала сдерживать свои порывы.
— Пока, мам, — сам подхожу и обнимаю ее. — Увидимся, — стоило этот сделать, чтобы увидеть, как заблестели ее глаза.
— Давай на выход, — кивком головы папа выпроваживает меня из кухни. Вот кто не может уйти из дома без маминого поцелуя.
— Опять целуются? — столкнувшись со мной у входной двери, спрашивает мелкая, морща свою смазливую моську.
В поцелуях нет ничего плохого, но ей об этом еще рано знать, поэтому я тоже морщу лицо. Под ее смех мы спускаемся с крыльца. Она идет к автомобилю отца, я к своему.
Сев в машину, завожу двигатель. Прежде чем выехать за ворота, принимаю решение. Проще, наверное, было бы ответить на сообщение, но я решаю поговорить с Ритой.
— Привет, через три минуты буду у тебя, — произношу, как только она принимает вызов.
— Хорошо, я выхожу, — натянуто.
Обиделась, что не ответил сразу.
— Привет еще раз, — Марго садится в машину, пытается изображать беззаботность, но я чувствую ее напряженность.
— Привет, — сухо поздоровавшись, отъезжаю от ее дома метров на триста, съезжаю с дороги и глушу двигатель.
— И что все это значит? — спрашивает кокетливо. Разворачиваюсь к ней, замечаю в глазах тревогу. Она понимает, что для кокетства нет повода.
— Рита, я вчера, наверное, недостаточно ясно объяснил сложившуюся ситуацию. Я ставлю на паузу наши отношения, — ей неприятно это слышать, но я не хочу играть, предпочитаю быть честным.
— Вань, что не так? — в глазах Риты блестят слезы, которые цепляют меня где-то глубоко внутри. — У нас же было все хорошо…
«У нас был хороший секс, но его недостаточно, чтобы создать крепкую пару, в которой царит любовь, уважение, гармония и взаимопонимание», — мысленно отвечаю ей, вслух говорю немного другое:
— Есть качества, которые я не терплю в людях. Подлость — одно из этих качеств.
— Она плюнула в меня! — выпучив глаза, кричит Рита. — А я, значит, подлая?
— Не начинай! — резко обрываю ее тон. — Если ты не понимаешь, что твое поведение отвратительно, не вижу смысла продолжать разговор. Видимо, в твоем мире уважать стоит только тех, кто богаче и влиятельнее, — завожу двигатель и жму на педаль газа.
— Никогда не думала, что ты можешь быть таким… жестоким, — вылетая из машины.
Вот и поговорили…
Направляясь в класс, я думал о том, что выкинет Кастер. Он обязательно что-то скажет или сделает. Я видел, как он вчера сорвался с места, оставляя на асфальте следы шин. Взбесился, когда увидел, что новенькая села ко мне в машину. Я сделал это намеренно, хотел показать, что девочка под моей защитой.
Ждал с его стороны провокацию, и крысеныш меня «не разочаровал». Ден знал, что его слова меня никак не заденут, они заденут Коваленко, которая захочет отомстить всему миру, а в первую очередь Видане.
Кастера угомонить будет легче, чем Маргариту. Отделаю его так, что он начнет думать, прежде чем открывать рот. На перемене он подошел и попытался сгладить конфликт.
— Ты бы сказал, что участвуешь в споре, вопросов не было бы, — начинает наезжать в кругу пацанов, пытаясь выставить меня неправым.
— Я не учувствую в споре, Кастер. Я тупо забираю девочку себе, — обвожу взглядом всех пацанов.
— Ты ее знаешь один день, — усмехается он.
— Ты тоже, но запал ведь.
— Я? Ты чего, Лютый? Я просто хотел ее трахнуть…
— Перехотел? — хватаю за горло и сжимаю пальцы на его шее. Парни хотят броситься на защиту, но я останавливаю их взглядом. Гнев я умею контролировать, а значит, Кастеру нет повода переживать за жизнь. Жду, когда он начнет кивать, отпускаю его шею. — В этом вопросе мы поняли друг друга, остальное решим вечером на ринге.
Виды в классе не было. Видимо, вызвали к директору. Судя по улучшившемуся настроению Риты, так оно и есть. Я знал, что Виду не исключат. Камилла позвонила вчера вечером и пересказала свой разговор с отцом. Не вмешайся в эту историю Марат, вмешался бы я.
В затылке росло напряжение, сложно было сосредоточиться на материале. Мое желание защитить девочку начинает приобретать излишне много личного, нужно себя немного тормозить. Только с появлением Виды напряжение стало отступать.
Со звонком выхожу из класса. Ритка демонстративно меня игнорирует, пытается скрыть обиду, написанную у нее на лице. Узнав, что у нас свободный урок, решаю не тратить время зря и поговорить с Видой.
— Ты Виду не видела? — спрашиваю Ками.
Видана
Поведение Лютаева меня настораживает. Он ведет себя… не могу понять, что именно кажется мне странным, ведь я его почти не знаю. В моей голове сложился образ серьезного юноши, а тут какая-то беспечность во взгляде, шутливый тон.
Какие отношения? Он дразнит меня?
Звенит звонок, ученики расходятся по классам, а это значит…
Ничего это не значит, мне нужно выйти отсюда. Если раньше я сомневалась, что Лютаев участвовал в споре, то теперь убеждаюсь в этом. Выход перекрыт его массивным телом, чтобы сбежать, отхожу к учительскому столу, обогну его и припущу к выходу…
— Стой! Ты что творишь?! — испуганно вздрагиваю, когда он хватает меня за талию и усаживает на учительский стол.
— Что такого? — нагло улыбаясь, он почти касается моих губ.
— У тебя девушка есть! — упираюсь руками ему в грудь.
— А если бы ее не было, позволила бы? — дерзко, еще и подмигивает.
— Нет! — слишком эмоционально.
— Врешь, — заявляет он, целуя меня в губы. Дверь за моей спиной открывается… Дружный удивленный вздох одноклассников и один громкий возмущенный возглас — та самая крышка гроба, под которой меня теперь похоронят…
— Подыграй мне, — отлепившись на секунду от моих губ, произносит Лютаев и тут же вновь целует.
Подыграй?
Так это розыгрыш? Прикол?
А зачем мне подыгрывать?
— Пошли отсюда! Другой свободный класс найдем или пойдем на улицу, — раздается голос Камиллы, которая закрывает дверь с той стороны, прогоняя всех одноклассников. Вот тебе и подруга…
Губы Лютаева все еще вжаты в мои, но он ничего не делает. Какой-то неумелый поцелуй. Он раньше не целовался? Как не целовался, если встречается с Коваленко? Да и девочки из интерната отзывались о нем как о мачо.
Убедившись, что больше никто не ломится в дверь, он отлипает от моих губ. Я не хотела с ним целоваться, но, признаться честно, этот поцелуй оставил во мне печать разочарования.
— И что все это значит? — оттолкнув его, сползаю со стола, юбка, как назло, задирается до самых трусов, что не остается без внимания Лютаева. — Зачем ты это сделал? — не скрывая обиды в голосе. Он и Камилла были единственными, к кому я почувствовала расположение, и тут такое разочарование.
— Я не хотел тебя обидеть, — стирая тыльной стороной ладони слезу с моей щеки, которая зачем-то скатилась из глаз. Ненавижу показывать слабость. Я молчу, не хватало, чтобы еще и голос подвел. — Сядь, мы с тобой спокойно поговорим.
Мотаю головой. Подхватываю рюкзак и направляюсь к двери.
— Видана, ну прости меня, — взяв аккуратно за руку, останавливает меня. — Я тебя даже не поцеловал, — произносит он, а голос у меня в голове звучит:
«Может, ты поэтому и обиделась?»
— Но хотел, чтобы другие подумали, что у нас серьезно, — объясняет он.
— Зачем? — не понимаю я. Не дав ему ответить, продолжаю: — А твоя девушка? Как она на это отреагирует? — я сидела спиной и не видела, заглядывала в класс Рита или нет, но до нее в любом случае донесут.
С Коваленко мне проблем не надо! Я и так обязалась извиниться перед ней в присутствии класса. Вряд ли после такой подставы она зароет топор войны.
— Рита больше не моя девушка, — произносит он холодно. Я чувствую, что Лютаев закрывается, не хочет обсуждать эту тему.
— Я не понимаю, что происходит. Ты участвовал в споре? Решил выиграть таким способом? — отхожу спиной к двери, но Лютаев продолжает меня удерживать. Его взгляд темнеет, лицо хмурится.
— Мелко мыслишь, — холодным, режущим вены голосом. — Сядь, мы поговорим, — кивает на первую парту.
Мне все еще хочется уйти, но серьезный властный тон голоса заставляет подчиниться. Оставив рюкзак на соседней парте, сажусь за ту, на которую указал Лютаев. Он берет стул и садится передо мной. Отодвигаю стул чуть назад, парта слишком узкая, меня смущает, что он буквально дышит мне в лицо.
— Я никогда не спорил на девушек, — заявляет Лютаев, глядя мне в глаза. Он больше ничего не добавляет, а в моей голове звучит:
«Потому что в этом не было необходимости, я всегда мог получить любую».
— Тогда… я не понимаю…
— После того, как директриса отказала Коваленко, ты попала к ней в немилость, ведь по твоей вине она лишится… премии, — выделяет насмешливым тоном последнее слово.
Думала, что мои проблемы в новой школе закончились, но они, видимо, будут преследовать меня, пока я отсюда не уйду…
— Она не исключит тебя, но сделает жизнь здесь невыносимой. У Марата своих проблем хватает, Камилла не станет бегать к нему по каждому пустяковому поводу, тебе нужен тот, кто сможет тебя защитить. Я уже один раз предлагал свою помощь, предложу еще раз, — ровным тоном. Опустив взгляд, думаю над его предложением. — Парни от тебя отстанут, по школе разнесется слух, что мы вместе…
Вскинув голову, смотрю на него.
— Я не предлагаю ничего, кроме своей дружбы, — поясняет Иван. — Но будет лучше, чтобы об этом знал только избранный круг людей.
— Как дружба с тобой поможет мне избежать проблем с Валентиной Михайловной? — интересуюсь я. План мне кажется несовершенным. Каким бы мажористым ни был Лютаев, он всего лишь ученик.
— Поверь, поможет, — уверенно-насмешливым тоном.
— Допустим, — почти соглашаюсь я. — Но остается еще Маргарита, вряд ли она смирится с нашей… дружбой. Или она тоже будет входить в избранный круг посвященных?
— Рита ни о чем не будет знать, — встает со стула, идет к своему рюкзаку, достает телефон. — Диктуй свой номер. Я пущу дозвон, запишешь мой.
Диктую цифры, которые он забивает в телефон.
— Ты не ответил на вопрос, — напоминаю Лютаеву.
— Я не знаю, что будет с Ритой, но одна ты не выстоишь, — отрываясь от экрана телефона, произносит он.
— Зачем тебе это? — мне все еще непонятен его мотив.
— Не знаю, но чувствую, что так правильно.
Я зависаю, думая над его словами. Убедительно, но ничего непонятно.
— Гудок пошел, запиши, — кивает на мой рюкзак. Выполняю просьбу.
Лютаев
Любое общество, даже самое благопристойное и интеллигентное с виду, способно обнажить свои худшие стороны. Внутри каждый человек — хищник. В данном случае у нас хищница. Отец Риты наверняка лишит директрису «прибавки» к зарплате, которую регулярно кидал на личную карту.
Обычно я не действую импульсивно. Мои поступки — результат взвешенных решений. Видана девочка, а девочек нужно защищать. Мне не понравилось, как с ней собирались поступить. Вопрос можно было бы легко закрыть, стоило только обо всем рассказать отцу, и Валентину Михайловну попросили бы написать заявление. Директриса не самый приятный человек, но достаточно неплохой управленец, школу она вытянула на хороший уровень. Ее увольнение вряд ли пойдет на пользу бизнесу.
Главное, чтобы до Валентины Михайловны дошло, что Видана под моей защитой. Сплетники не должны подвести, донесут и приукрасят правду.
Входя в класс, я не знал, как именно собираюсь помочь Видане. Воевать с педагогами, руководством и раздолбаями-одноклассниками? Я вывезу, но они ведь будут бить по девочке, а ей к экзаменам надо готовиться. Нужны Видане лишние переживания? Судя по тому, что она в семнадцать лет оказалась в интернате, переживаний там хватает. Были наметки в голове, как поступить, но идеального выхода я не видел. При любом раскладе Виду будут продолжать дергать, а значит, я на эти месяцы должен быть рядом с ней. Вроде все логично, но внутри я ощущал внутреннее беспокойство, которому никак не мог найти определения.
В моих планах точно не было поцелуя, но он случился. Чистейший экспромт. Перемкнуло что-то в голове, когда я оказался так близко к ней. Хотя какой поцелуй… так — прижался к губам, а она заледенела в моих руках, превратилась в статую. Впервые мне так сложно было бороться с инстинктами, которые требовали разморозить ледышку. Вовремя себя тормознул. Целоваться по-дружески я не умею, поэтому не стоит больше экспериментировать. Надеюсь, получится. Слишком вкусные и мягкие у нее губы, сложно будет удержаться и не захотеть снять с них сладость.
Учитель распинается, рассказывает новую тему, а я думаю о том, как мне приятно было к ней прикасаться, как ее аромат заполнял мои легкие, а я не мог им надышаться. Раньше со мной не происходило ничего подобного. Не хотел ее отпускать. Впервые стало понятно выражение — теряю голову. Любая красивая девочка может завести меня с пол-оборота, но тут что-то другое. Я до сих пор представляю, что мог быть с ней прямо там…
Стоит выбросить эти мысли из головы. Я предложил ей помощь и защиту. Отец правильно говорит: «инстинктами нужно учиться управлять». Мы друзья, а я с друзьями не трахаются.
Со звонком мы идем в класс. Видане неловко оттого, что я сажусь за парту рядом с ней. Она смущается от внимания, что мы привлекли, но в девочке чувствуется сила и стойкость. Вида не прячет голову в песок, она открыто смотрит в глаза одноклассникам.
Чтобы понять ее, мне нужно знать о ней чуть больше, но Вида ничего не рассказывает о себе, уходит от прямых вопросов. В ее глазах застывшая печаль, а это значит, что события, которые с ней произошли, до сих пор причиняют боль…
Только что это за события?..
— Я отвезу тебя домой, — запихивая тетрадку в рюкзак, предлагаю в конце последнего урока.
— В интернат, ты хотел сказать? — улыбаясь только губами, глаза остаются грустными.
— В интернат, — исправляюсь.
Подходим вместе к двери. Распихав грубо в стороны, между нами пробегает Авдеенко. Меня сложно сбить с ног, а вот Вида летит плечом и головой на косяк двери. Успеваю схватить ее до того, как она ударится.
— Спасибо, — выдыхает Вида. За реакцию стоит благодарить боксерскую школу, а не меня.
— Не обращай внимания, она немного расстроена, — заступается за подругу Камилла.
— Расстроена? Из-за меня? — останавливаясь в коридоре, спрашивает Камилла.
Подозреваю, что злится и обижается Настя на меня. Я знаю о чувствах Авдеенко, она и не скрывает свою влюбленность, но я не могу ответить взаимностью. Хорошая девочка… но я могу предложить ей только дружбу.
«Такую же дружбу, как предложил Видане?» — ехидно звучит в голове вопрос, на который мне не хочется отвечать.
— Вы должны мне объяснение, — подхватывая Виду под руку, меняет тему Камилла.
— Объяснение? — Андрей непонимающе смотрит на свою девушку.
— Я сегодня с Ваней домой поеду, — уходит мастерски от ответа. Ками не делится с ним нашими секретами. — Вечером жду в гости, — Шахова переводит взгляд на меня. Веду плечами.
— Вечером он дерется с Кастером… — заявляет Андрей. — Несмотря на то, что Иван сильнее, исход поединка…
Ками взглядом просит его заткнуться, я не настолько деликатен.
— Не обязательно озвучивать все свои мысли, — обрубаю зануду, пока он не продолжил философствовать на эту тему.
— Андрей… — пихает локтем в бок Ками своего бойфренда. Я бы тоже дал ему локтем… в нос.
Спускаемся на первый этаж. В холле прямо напротив входных дверей стоит Валентина Михайловна, о чем-то негромко общается с Маргаритой.
— Я забыла извиниться перед ней, — шепчет Видана, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Не шарахайся от меня, — наклоняюсь к самому уху Виды. Рита смотрит на нас. Со стороны это выглядит так, будто я шепчу что-то интимное, на деле тихо произношу: — Я приобниму тебя, — предупреждаю и обнимаю за плечи.
Недотрога напрягается, как только моя рука ложится ей на плечи.
— Расслабься, — негромко.
Валентина Михайловна поджимает губы, смотрит недовольно на Виду. Я тоже умею взглядом ставить людей на место. Поглаживая плечо Виданы, перетягиваю на себя внимание директрисы. Ловит мой взгляд, тут же меняется в лице, пытается улыбнуться, но выходит гримаса, видимо, ее челюсть свело судорогой.
— Видана, мы вроде с тобой договаривались, что ты извинишься перед Ритой? — поет сладким голосом, от которого сводит скулы.
— Видана должна извиниться? — не дав никому вставить даже слово, оттолкнув руку Андрея, который пытается остановить Шахову, Камилла выступает вперед. — А ты не должна перед ней извиниться? — вскинув голову, смотрит на Маргариту.
Лютаев
— Ванька, вот ты вроде умный, но порой такой дурак, — злясь, тянет Камилла, направляясь быстрым шагом к моей тачке. Видит, как я загрузился после признаний Риты.
Но для Маргариты это нетипичное поведение, не помню, чтобы раньше она перед кем-нибудь извинялась или признавала неправоту.
— Андрей, пока! — прощается Камилла с Мироновым. Он продолжает топать за нами, хотя она предупредила, что едет со мной. В ее судьбе Миронов временный пассажир, но его присутствие все равно напрягает. Неплохой пацан, но точно не для Камиллы. В их паре мужик со стальными яйцами — Шахова.
— Вечером жду в гости, поговорим, — негромко шепнув, чтобы не слышала Видана, которая чуть отстала, Камилла садится на заднее сиденье.
Удивленно приподнимаю бровь, но никак не комментирую. Поддерживает мой новый выбор? Когда я подвозил ее и Риту, то Ками специально садилась вперед.
Видимо, не только меня зацепило признание Риты, Видана молчалива и задумчива.
— Рассказывайте, как у вас все так быстро произошло? — спрашивает Ками, как только мы трогаемся с парковки. Шахова в своем репертуаре, у нее абсолютно нет терпения.
Я все еще перебираю слова Риты в голове, поэтому не спешу с ответом. Да и отвечать не хочется. Сказать, что все это постановка?..
— Вы так и будете молчать? — устав ждать, требовательно произносит Шахова.
— Между нами ничего нет, — покосившись на меня, произносит Видана.
Подняв взгляд к зеркалу, замечаю разочарование на лице Камиллы. Она реально верила, что я за пару дней могу настолько влюбиться и потерять голову? Сейчас мне хочется ей сказать: «Ты вроде умная… а до сих пор веришь в единорогов».
— Со стороны Ивана это… просто дружеская поддержка, — добавляет Фролова.
Видана сказала правду, выразилась максимально просто и доступно, тогда почему меня покоробило, царапнуло внутри? Когда я стал обращать внимание на слова?
— Иван предложил стать фиктивной парой, чтобы защитить меня от нападок вашего директора школы, — выбрав максимально деловой тон, продолжает откровенничать Видана.
— Какие вы скучные, — тянет Камилла. Откидывается на спинку сиденья и вроде как не хочет больше говорить.
— Я думал, ты поддержишь мой план, — кидаю подруге, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида.
— Я его поддерживаю и даже буду подыгрывать… но вы все равно скучные, — корчит мордочку.
За что люблю Камиллу — она всегда на моей стороне.
— Зайдете в гости? — приглашает подруга, когда я торможу у ворот дома Шаховых.
— Не сегодня, — отказываюсь я. — Может, завтра заеду, на вечер у меня планы.
— Вечером я иду с тобой, — вспомнив о моих планах, категорично заявляет Камилла.
— Ками, сиди дома, — говорю требовательно, с долей раздражения, хотя знаю, что эта егоза не послушается.
— Вида, ты пойдешь? — вместо ответа обращается к Фроловой. Сурово смотрю на подругу, но на нее не действует.
— Куда? — спрашивает Вида, но тут же начинает мотать головой, видимо, вспоминает, что сегодня мы встречаемся с Кастером на ринге. — Нет! Вряд ли меня отпустят.
С языка чуть не срывается: «Я могу отпросить», но вовремя вспоминаю, что зрители там не нужны, это не бой за чемпионский титул. Мне бы Шахову уговорить остаться дома…
— А ты попробуй отпроситься. Пусть и фиктивный, но Ванька твой парень, ты должна его поддержать, — подбивает Камилла.
— Ками, прекращай. Останься сегодня дома, — прошу подругу. Она привыкла видеть тренировки парней, спокойно относится к синякам и сломанным носам, но не все девочки любят такое, некоторые и вовсе испытывают страх.
— И пропустить, как ты отправишь Кастера в нокаут? — улыбаясь. — Пока, — прощаясь, Ками покидает салон автомобиля. Махнув рукой, входит в открытые для нее охраной ворота.
Я давно мог доехать до интерната, но почему-то делаю большой круг. Обычно девчонки раздражают своей несмолкающей болтовней, что порой сильно раздражает, а тут, наоборот, хочется услышать голос, а Видана молчит. И как ее разговорить? У нас мало общих тем для общения, а те, что есть, не хочется поднимать… Хотя есть один вопрос, который, как назойливый комар, пищит в уголке сознания.
— Что тебе прислал Потапов? — спрашиваю я.
— Сначала букет из конфет, — улыбнувшись. — Мы с девочками попили чай. Потом медведя и букет цветов. Потратился вчера Алексей, видимо, очень сильно хотел выиграть спор.
— Что за цветы? — уточняю.
— Не знаю, — пожимает плечами, — не рассматривала.
Притормозив на повороте, смотрю на Виду, она улавливает посыл, хотя вопрос даже не созрел в моей голове.
— Я их отдала охраннику вместе с медведем, а оставшиеся конфеты девочки отнесли к себе.
— Конфеты могла оставить, они были от меня, — бросив в ее сторону взгляд, думаю о том, что она правильно поступила с подарками Потапова! Но что-то эти мысли отдают ревностью…
В зал прихожу за час до боя. Предупреждаю тренера, что у нас сегодня «спарринг» с Кастером. Я занимался разными видами спорта, одно время фанател по гонкам, был в моей жизни и хоккей. Последние два года я стабильно в боксе. Тренируюсь не ради побед, а для себя. Хотя тренер настаивает, чтобы я шел дальше. Что касается моего сегодняшнего соперника — Ден давно тренируется, но в его занятиях спортом нет стабильности. Он периодически бросает, потом возвращается. Несколько раз менял клубы. Двинуть ему я мог бы и за периметром школы, но у нашего тренера жесткие требования — все разногласия выясняем на ринге.
Кастер первым покидает раздевалку. Он напряжен и раздражен, бросает в мою сторону злые взгляды, но ничего не говорит. Парни подбадривают, подкалывают, шутят. В зале возле трибун замечаю знакомые лица. Даже из параллели подтянулись пацаны, и среди всей этой толпы стоят Ками… и Вида…
Все-таки она ее уговорила!
Видана
— Как тебе удалось уговорить меня? Ты колдунья? — повторяю во второй раз. Водитель, слыша наш разговор, улыбается.
— Не колдунья, настоящая ведьма, — Ками изображает злое выражение лица, вызывая своими действиями улыбку.
— Я не уверена, что хочу смотреть на драку, — пытаюсь отказаться от поездки, пока мы не очень далеко отъехали.
— Это не драка, это бой, — возмущается Шахова.
— Не вижу принципиальной разницы: и там, и там бьют друг другу морду, — веду плечами.
— Нет, разница есть…
Камилла пытается объяснить мне разницу, но мне сложно сосредоточиться на ее словах, мои мысли далеко отсюда. У мамы через два дня операция, от ее исхода будет зависеть так много…
Наверное, поэтому Камилле удалось меня уговорить, я из-за переживаний сама не своя.
— Кастеру давно пора было навалять, ведет себя как кусок дерьма, — эмоционально выдает Ками. — Проблема в том, что навалять ему в нашей школе способен только Лютаев, а он без особой надобности не машет кулаками, — с каким-то сожалением. Кровожадная у меня подруга. — Ванька предпочитает решать конфликты цивилизованными способами. Он классный, но порой меня бесит его чрезмерная серьезность и чувство ответственности.
У меня создается ощущение, что Ками нахваливает друга, хочет представить его в максимально выгодном свете, но она забывает, что мы просто одноклассники, отношений у нас нет, да я и не хочу. В моей жизни есть куда более важные вещи.
— Не помню, чтобы Кастеру он предлагал извиниться, — саркастическая ремарка слетает с языка.
— Кастер давно напрашивался. Задевал слабых и тех, кого считал ниже себя по статусу.
— А какой у него статус? Сын влиятельного папаши? — с насмешкой произношу я.
— Как и у всех нас, — ведет плечами Ками. Она осознает, что без своих родителей, которые стоят за нами, мы ничего из себя не представляем…
Я не имела представления, где будет проходить бой. В моей голове зависла картинка старого склада, а тут современный спортивный комплекс.
Вряд ли Кастеру и Лютаеву позволят убить друг друга. Теперь я более смело входила в здание. Я обещала Кире не впутываться в неприятности, их вроде и не должно быть…
Людей собралось столько, что некоторые спортивные состязания могут только позавидовать. Будто это не обычный мордобой, а чемпионат какой-то. У нас на районных соревнованиях было меньше болельщиков, да какие там болельщики — в основном родители участников.
Когда Кастер появляется в зале, ребята пытаются его подбодрить, но я замечаю их сочувствующие взгляды. Они будто знают, чем завершится бой, но забывают, что в истории полно примеров, когда побеждал более слабый соперник. Лютаева встречают радостными вскриками, хлопают его по плечам, желают победы. До этого момента я не ощущала, что напряжена, а увидев парней в перчатках, разволновалась так, что воздуха перестало хватать.
— Раскрась его, чтобы мать родная не узнала! — зло смеясь, кричит Листовец. Кастер прекрасно его слышит, что-то мне подсказывает, это будет не последняя драка. — Из его зубов я сделаю ожерелье, — продолжает Листовец злить Кастера. Двинуть бы ему, чтобы держал язык за зубами, тут и так от напряжения голова раскалывается.
Заметив меня в толпе, Лютаев, рассекая людской поток, двинулся в мою сторону.
— Ками, я просил тебя остаться дома, — произносит холодно, при этом смотрит на меня.
— Вань, не нуди, — нисколько не задетая его тоном, она отворачивается и начинает общаться с девчонками, а мне вроде как нужно объясниться…
— Я сама не знаю, как здесь оказалась… — под любопытными взглядами всех присутствующих несу какую-то ахинею.
Лютаев движется на меня. Осматриваюсь в поисках путей побега, но даже не успеваю двинуться с места. Схватив меня за талию рукой в перчатке, притягивает к себе и под дружный вздох удивления, в котором тонет мой вскрик, целует в губы. Поцелуй длится не более двух-трех секунд, он просто прижимается сухими горячими губами и успевает пройтись кончиком языка по нижней приоткрытой губе, а у меня ощущений и эмоций словно у ребенка, впервые попавшего в парк аттракционов. И мурашки по коже, и пожар в солнечном сплетении, и бабочки в животе… и от смущения я сейчас сгорю. Вообще на меня не похоже. Ну подумаешь, поцелуй. Не первый и не последний в моей жизни…
— Поцелуй на удачу, — подмигнув, Лютаев под крики и аплодисменты отходит и поднимается на ринг.
По залу бегут шепотки, все смотрят на меня. Ками появляется рядом, чтобы оказать молчаливую поддержку, которая мне сейчас необходима. В незнакомой для меня компании я чувствую себя неуютно, а тут еще Лютаев привлек ко мне внимание. Обязательно поговорю с Иваном, чтобы впредь он ничего подобного не делал. Или мы приятели, или никто друг другу.
— Для фиктивной пары вы слишком часто целуетесь, — тихо подкалывает меня Шахова.
— Я… — не знаю, что ответить.
— Он сделал это специально, — заявляет Камилла.
— Специально? — не совсем понимая, о чем она говорит.
— Ты сильно нервничаешь и боишься, это и слепой заметит, Ванька просто хотел тебя отвлечь, — сообщает она. Не совсем лестно такое слышать, хотелось бы, чтобы парень целовал, преследуя другие цели или желания. — Получилось? — спрашивает Ками, а я вместо ответа защищаюсь:
— Я не боялась.
— Теперь не боишься, — продолжает поддразнивать.
— Не защищай его, он поступил… — подбираю слово.
— Отвратительно? — подсказывает Шахова. — Но тебе все равно понравилось, — хитро смотрит на меня.
— Нет, — мотаю головой. Кого хочу убедить: ее или себя?
От бессмысленного спора меня спасает тренер ребят, который поднимается на ринг. Крики в зале смолкают. Мужчина объясняет, что у парней произошел конфликт, который они собираются решить на ринге. Со свистком и под дружный визг девчонок начинается драка… то есть бой.
Неприятно на это смотреть, для меня любая агрессия — отсылки в прошлое, где мой отец устраивал скандалы и поднимал руку на маму, иногда на меня.
Видана
— Никуда я не пойду, — я настолько возмущена, что не получается проконтролировать громкость голоса. Рядом стоящие с удивлением посматривают в нашу сторону.
Идея стать фиктивной парой мне и так не нравилась, а бесцеремонное поведение Лютаева порядкам напрягает.
— Я просто хотел поговорить, — подавшись чуть вперед, холодно произносит сквозь зубы. — Моя девушка могла бы сделать вид, что рада моей победе, — разворачивается и уходит.
А я ощущаю… полный раздрай. Почему-то после отповеди Ивана чувствую себя виноватой.
— Иди за ним, — подталкивает меня в спину Камилла.
— Зачем? — упираюсь я.
— Чтобы все эти сплетники решили, что ты постеснялась поздравить его публично с победой, — шепчет Ками. После ее слов чувство вины усиливается. Я ощущаю на себе внимание толпы, они смотрят, шепчутся.
— Я не могу, — мотнув головой, остаюсь стоять на месте.
— Ну не будь такой замороженной, — пихает чуть сильнее в спину, но сдвинуть меня не может. Я будто вросла ногами в пол.
— Я хочу вернуться в интернат, — озвучиваю свое стойкое желание сбежать. Камилла ничего не отвечает, она просто растворяется в толпе. Не понимая, что происходит, пробираюсь на выход, но, как назло, у двери стоят мои одноклассники, бурно обсуждая поражение Кастера.
Осматриваясь в поисках другого выхода, замечаю Камиллу, которая спешит ко мне.
— Вань, мне срочно нужно домой, довезешь Видану до интерната? — смотрит мимо меня. Оборачиваюсь, за спиной стоит Лютаев, я не слышала, как он подошел. Судя по его влажным волосам, он успел не только переодеться, но и принять душ.
Кидаю на Шахову подозрительный взгляд, хочу дать понять, что ее хитрость разгадана, но Камилла делает вид, что ничего не замечает. Я готова к тому, что Лютаев может отказаться. Мы вроде не ссорились, но между нами повисло недопонимание.
— Езжай, — отвечает подруге Ваня. Я жду, что он еще что-нибудь скажет, но Лютаев молчит.
— Извини, что я тебя оставляю, — обнимает меня. — Пока, — бросает на прощание и скрывается в толпе. Пока не ясно, подвезет меня Лютаев или нет, прежде чем я успеваю его спросить, он берет меня за руку и ведет к выходу.
У меня внутри все обмирает от этого простого, но такого взрослого поступка. Я не чувствую, что он злится или раздражен. Мой отец из-за любой мелочи способен был раздуть скандал, довести маму до слез. А Лютаев ведет себя так, будто ничего не произошло.
— Заедем по дороге в супермаркет, мама просила кое-что купить, — Ваня говорит спокойно, без тени обиды в голосе.
Хорошо, что мы поедем вместе, нам нужно прояснить один вопрос.
— Иван, я хотела тебя попросить, — начинаю разговор, как только мы выезжаем на трассу. Смотрю на профиль Лютаева, жду, когда он посмотрит на меня, но он сосредоточен на дороге.
— О чем? — спрашивает он.
— Больше не целуй меня, — категорично. Теперь я привлекла его внимание, сбросив скорость, он поворачивается ко мне.
— Если дам обещание, я его нарушу, — свет фар проезжающего мимо автомобиля освещает его серьезное лицо. — А я не терплю мужиков, которые не держат слово, поэтому прости, но такое обещание я тебе дать не могу, — заявляет он.
Я настолько удивлена его заявлением, сделанным серьезным тоном, что теряю дар речи. Даже не знаю, что ему ответить. Оставив меня подвисать и обдумывать услышанное, он набирает скорость.
В какой-то момент я замечаю, что руки, лежащие на руле, напрягаются, белеют костяшки пальцев. Он выпрямляется на сиденье, все чаще смотрит в зеркало заднего вида. Не понимаю, что происходит, но чувствую непонятный страх, будто над нами нависла опасность.
Хочу обернуться назад, чтобы посмотреть, кто нас там преследует, но его строгий голос останавливает меня.
— Пристегнись, Вида, — говорит таким тоном, что я тут же подчиняюсь.
— Что происходит? — спрашиваю я, поправляя ремень. Иван не отвечает, но его желваки приходят в движение.
Он сбрасывает скорость до шестидесяти километров в час, позволяет преследователям нас догнать. Через спущенные стекла я узнаю одноклассников. За рулем одного автомобиля Кастер, за рулем черного «мерса» — незнакомый парень, но рядом с ним сидит Потапов, в двух других автомобилях незнакомые парни, старше нас лет на пять.
— Лютый, давай сыграем? — предлагает тот, что за рулем черного мерседеса. У него отталкивающая аура, хотя лицо смазливое.
— Я не играю, Борзый, — обрывает резким тоном говорящего, но тот не сдается:
— Лютый, я предлагаю гонку. Нажми на газ, — насмешливо. — Победитель…
— Борзый, хочешь поговорить, давай остановимся и поговорим, — таким тоном, что мне становится страшно.
— Поговорим на трассе, ты ведь любишь гонки, — приближаясь настолько, что между машинами остается расстояние в несколько сантиметров. Одна ошибка — и они столкнутся. Зажмурив глаза, хватаюсь за ручку двери.
— Он нас сейчас ударит, — голос звенит от испуга.
«Мне нельзя попадать в аварию… нельзя!» — злюсь на себя. Обещала ведь не создавать проблем! Открываю глаза, когда начинает говорить Иван:
— Борзый, поговорим в другое время и в другом месте, — резко дергает руль, направляя машину в черный «мерс», но успевает вырулить до столкновения, а у меня сердце перестает биться. Все это длится не больше трех минут, а у меня негативных ощущений на жизнь вперед.
— Лютый, ты что нервничаешь? Мы просто прикалываемся, — заметно нервничая. — Перед девчонкой рисуешься?
— Проваливай, — рявкает, как собаке.
— Брат, извини! Неудачная вышла шутка! — Потапов поднимает руки в извиняющемся жесте, а в руке у него початая бутылка спиртного. Они еще и пьяные…
— Завтра поговорим, — себе под нос произносит Лютаев.
Прибавив скорости, первым срывается и уходит в отрыв черный «мерс», за ним уезжают остальные.
— Ты участвуешь в гонках? — спрашиваю его, как только ко мне возвращается голос.
— Не в таких, — отвечает Иван, набирая скорость.
Лютаев
Я отлично умею контролировать внешнее проявление чувств. Вида даже не догадывалась, в каком бешенстве я нахожусь. Видимо, я недостаточно отделал Кастера, раз он не внял моим предупреждениям. Не сомневаюсь, что это его идея была — устроить гонки. Чтобы натравить Борзого, много ума не надо. Этот отморозок постоянно ищет неприятности и находит. Три месяца провел в СИЗО, его отец отвалил кучу бабла, чтобы в очередной раз вытащить его, а тот не успел выйти, как принялся за старое.
Борзому повезло, что я был не один. Вывести меня из себя сложно, но если это происходит, во мне просыпается беспощадная хищная натура, которая не чувствует жалости к врагам. Борзый уже сталкивался с той моей стороной личности, только поэтому и отступил. Чтобы у Борзого не возникало желания повторить свою выходку, я напомню ему, что провоцировать меня не стоит. Своей жалкой жизнью он может рисковать сколько хочет, но сегодня по вине этого урода мы чуть не совершили аварию. Был момент, когда я с трудом ушел от удара. Меня удивил Потапов. Неприятно удивил. С ним пообщаюсь завтра. Еще одна подобная выходка — и он перестанет быть мне другом.
Сверившись со списком, закидываю в корзину все, что заказала мама. По пути на кассу беру Виде серого зайца с голубыми глазами взамен медведя, что дарил ей Потапов. Кладу в корзину упаковку пирожных, конфеты, ананас. Что-то из этого должно ей понравиться. Возвращаюсь к машине, пакеты складываю в багажник.
— Это тебе, — забираясь в салон, протягиваю мягкую игрушку. — Если охраннику понадобится заяц, куплю другого, а этого оставь себе.
— Спасибо, — произносит без тени радости.
— Не любишь мягкие игрушки? — выдвигаю предположение.
— Этот заяц мне нравится, — уходит от прямого ответа, но выводы я сделал. Больше мягкие игрушки не дарю.
— А с настроением что? — спрашиваю, выезжая с парковки.
— Ничего, — пожимает плечами. — Все хорошо.
Я не большой эксперт в области женской психологии, да и Виду знаю всего несколько дней, но когда я уходил в магазин, то не чувствовал между нами ледяной пропасти, которая образовалась в мое отсутствие. Она вроде сидит рядом, но далеко от меня.
— Если ко мне есть претензии, лучше сразу проговаривай, — предлагаю я. — Уход от разговора не решает проблем, — притормаживая на светофоре, любуюсь ее красивым профилем.
— Никаких проблем, просто устала, — мотнув головой, отворачивается к окну. Если не хочет говорить, пытать нет смысла. Папа в таких случаях оставляет маму наедине с собой, дает ей остыть, а потом подходит и обнимает. Они садятся и разговаривают. У нас такой возможности не будет. Остается надеяться, что ее плохое настроение никак не связано со мной.
Остановившись у ворот интерната, выхожу из машины.
— А ты куда? — спрашивает Вида, прижимая к себе плюшевого зайца.
— Минуту подожди, — обхожу автомобиль, достаю из багажника пакет. — Это тебе, — подхожу и протягиваю ей.
— Что там? — интересуется Вида, не спешит забирать пакет.
— Ничего особенного: фрукты, сладости, — ловлю себя на мысли, что ничего не знаю о ее вкусах.
— Не нужно было, — ей становится неудобно. Когда Видана тянется за пакетом, отвожу руку в сторону. Для нее он тяжелый.
— Я сам донесу.
Из ворот выходит охранник и просит убрать машину.
— Сейчас уберу, девочку до корпуса провожу, — поднимаю пакет, чтобы он видел.
— Я донесу пакет, а ты переставь машину, — подходит к нам. — На территорию без разрешения все равно входить нельзя, — произносит он, протягивая руку, чтобы поздороваться.
Мне не хочется спорить и указывать на прорехи в их работе. За котельной в заборе имеется приличная дыра, через которую интернатовские сбегают по ночам. Иногда местные парни захаживают к девочкам, которых трахают прямо во дворе. Не поверю, что охрана не в курсе. При желании я могу получить пропуск и проходить на территорию в любое время, но пока в этом нет необходимости.
— Донеси, — передаю ему пакет. — Я наберу, — бросаю Виде, когда она собирается уходить.
— Пока, — махнув рукой, поворачивается спиной. Провожают взглядом, жду, когда обернется. Не оборачивается…
Возвращаюсь в машину, на приборной панели горит экран телефона.
— Мам, — спешу принять вызов. Не хочу, чтобы она волновалась.
— Иван, ты где? — в голосе слышится беспокойство.
— Еду домой. Был в супермаркете, купил все, что ты просила, — сообщаю информацию, которая должна ее успокоить.
— Все хорошо? — интересуется она. Напрягаюсь, слыша подозрительность в голосе мамы. Неужели кто-то сообщил о бое с Кастером? Папа отнесется с пониманием, а мама будет переживать. Начнет донимать каждый день вопросами.
— Да, а почему спрашиваешь? — интересуюсь как можно беззаботнее.
— Рита приехала в гости, ждет тебя во дворе, — сообщает мама. Ждет от меня реакции, а ее нет.
Рита и раньше могла приехать, но всегда предупреждала о своих визитах. Хотя после того, как между нами случился секс, Марго перестала приезжать в гости. Может, она звонила, пока я был в супермаркете? В любом случае домой я ее к себе сегодня не приглашал. Нам нужно поговорить с Коваленко, но сегодня я не настроен на длительную беседу.
— Вы что, поругались? — спрашивает мама.
— Нет, мам, с чего ты взяла? — растирая переносицу. Включаю громкую связь, проверяю пропущенные звонки. Их нет, но есть сообщения от Маргариты. Быстро открываю.
«Поздравляю с победой! Я не сомневалась, что ты сделаешь Кастера!»
«Мне так плохо, Вань. Ты прости меня», — пришло спустя несколько минут, следом еще одно:
«Мне нужно с тобой поговорить. Ты не будешь против, если я приеду к тебе?»
— Ну хорошо, Вань, мы тебя ждем, — говорит мама. — Рита не заходит в дом, сидит во дворе. Ты поспеши, а то девочка замерзнет.
— Еду…
Видана
Лютаев обещал позвонить… но, видимо, был настолько занят, что забыл о данном обещании. Не то чтобы я ждала… Ждала. Посматривала на телефон, будто могла не услышать звонка. Злилась на себя, злилась на Лютаева. Ему удалось затронуть тонкие струны в моей душе. Я уже влюблялась ранее, знала, как это происходит. Первые признаки заинтересованности в парне налицо!
Отключив звук на телефоне, отвернулась к стене, обняла зайца и постаралась уснуть. Почти до часу ночи я прогоняла неприятные образы, которые всплывали в голове, потом меня отвлекли мысли о маме. Поплакав, я наконец-то заснула.
Поднявшись под будильник, я долго простояла под душем, потому что организм никак не желал просыпаться. Пришлось окатить себя холодной водой, чтобы взбодриться. Поверив телефон, убедилась, что Кира не звонила и не писала, а значит, у мамы все хорошо. Быстро набрав сообщение, в котором пожелала маме доброго утра, я, как обычно, написала, что очень сильно ее люблю. Она ответит, когда проснется.
Входя на территорию школы, я издалека увидела стоящих у крыльца одноклассников. Из всей толпы взгляд выхватил Маргариту и Ивана, которые мило беседовали. Ощутив неприятный укол в сердце, я отругала себя за реакцию, на которую не имела права. В голове тут же поплыли образы, как они мирились вчера вечером.
«Это не мое дело! — мысленно. — Я сама настаивала на том, что между нами может быть только дружба», — как бы я ни пыталась убедить себя, а настроение испортилось, но этого никто не должен понять. У меня было несколько секунд, чтобы взять себя в руки и нацепить на лицо маску.
— Всем привет, — поравнявшись с группой одноклассников, весело произнесла я. — У нас первым английский? — обратилась к стоящему рядом Андрею, который посматривал в сторону ворот.
— Ага, — кинул он и бросился встречать Камиллу.
— В класс никто не идет? — спросила я, при этом старалась смотреть на всех, но не задерживать взгляд на Иване. Мне хотелось скорее уйти, маска на моем лице трещала и осыпалась, удерживать ее долго я не смогу.
— Пошли, — вышла неожиданно вперед Рита. Я растерялась и осталась стоять на месте. — Ну, ты идешь? — спросила она. Как-то против воли я посмотрела на Лютаева, будто он должен был подсказать, что мне делать. Иван хмурился, глядя на Маргариту.
— Идем, — вздернув повыше подбородок, первой двинулась в сторону школы. Если она хочет сообщить мне, что они с Лютаевым помирились и опять вместе, я спокойно ее выслушаю и пожелаю счастья. Она чуть задержалась, что-то шепнув Ивану. И зачем я обернулась?
— Поговорим? — догнала меня в вестибюле Рита.
— Давай поговорим, — согласилась я.
— Можем поговорить здесь, — взяв за локоть, она потянула меня в сторону читального зала, где в это время никого не было.
— О чем ты хотела поговорить? — присаживаюсь на край стола. Рита не спешит, долго собирается с мыслями, словно нервничает. Мне уже хочется ей помочь и самой сказать, что они с Иваном опять вместе.
— Я хотела извиниться перед тобой, — удивляет Маргарита своими словами. Теряюсь, не знаю, что сказать. — Я вела себя как сука, — усмехается она, глядя мне в область солнечного сплетения. — Хотя я и есть сука, — чистосердечно признается, нисколько этого не стесняясь. — Я всегда была в центре внимания, но ты появилась, и все парни переключились на тебя. Я злилась… — пожимает плечами. Вроде чистосердечное признание должно как-то смягчить мое отношение к ней, но я не могу до конца поверить в происходящее, будто чувствую во всем этом какой-то подвох. — Я была не права, Вида. Мир? — протягивает руку.
Я до сих пор не верю в происходящее. Если мне что и удалось узнать о Маргарите — это то, что королева всегда права и никогда не склонит голову. Могла Камилла в ней ошибаться? Верится с трудом.
— Мир, — пожимаю протянутую руку. Конфликты мне нужны меньше всего. Я не заинтересована в том, чтобы продолжать вражду.
— Звонок, — произносит Рита. — Идем скорее в класс, — первой покидает читальный зал.
Я вхожу в класс следом за Маргаритой, ее не ругают, а мне делают замечание:
— Почему опаздываете? — строго обращается ко мне преподаватель. — В следующий раз не пущу на занятие, — продолжает отчитывать, а все мое внимание приковано к задней парте, за которой сидит Лютаев. Они не вместе? Не спешу радоваться, но на душе будто становится теплее.
— Инесса Сергеевна, это я Видану задержала, — заступается за меня Маргарита, чем удивляет всех присутствующих в классе.
— В тело Коваленко кто-то переселился? — негромко произносит Камилла, корча недоверчивую рожицу. Класс начинает смеяться. Рита показывает всем средний палец, но так, чтобы не видела учительница. — Приступ доброты закончился, — с усмешкой комментирует Камилла ее жест.
Я иду к своей парте, сажусь рядом с Ваней. Проведя быстро опрос домашнего задания, Инесса Сергеевна дольше всех почему-то спрашивает меня. Я с пятого класса занималась с репетитором, поэтому без какого-либо труда отвечаю на все вопросы.
— Садись, — махнув указкой. — Записываем… — принимается диктовать новую тему, выводя материал на интерактивную доску.
Открыв тетрадь, Лютаев смахивает со страниц… билеты и протягивает мне.
— Это что? — шепотом спрашиваю.
— Билеты в кино, — так же тихо. — Дневной сеанс. Сходим?
Вместо ответа пожимаю плечами. Конечно, мне хочется вырваться из стен интерната, сменить обстановку, провести с ним время, но я вроде как все еще обижена.
— Не хочешь со мной, сходи с кем-нибудь, — предлагает спокойным тоном Иван.
До конца урока мы больше не разговаривали, билеты лежали под моей тетрадью. Лютаев решил, что они должны быть у меня.
— Скажешь, в чем я виноват? — удерживая за руку, спросил Иван, когда весь класс после звонка потянулся к выходу из класса.
«Ты не позвонил!» — вертится на языке, но я прикусываю самый кончик. Мы даже не настоящая пара, чтобы я ему что-то предъявляла и высказывала, словно сварливая бабка.
Видана
Сегодня я не хотела подниматься и идти в школу. Схватив с тумбочки телефон, сразу принялась писать Кире.
«Набери мне, как проснетесь», — отправив сообщение, прижала к себе телефон.
Маме, скорее всего, сделали успокоительный укол, чтобы она отдохнула перед операцией. Сама я не спала почти всю ночь, нервничала и переживала, проваливалась в короткий сон и тут же просыпалась. Беспокойство мешало дышать, думать, действовать. Как же тяжело находиться вдали от мамы. Разве я оставила бы ее в такой важный момент одну?
Нельзя пропускать школу без уважительной причины, у меня могут быть проблемы, поэтому я заставила себя встать и отправиться в душ. Собираясь, я каждую минуту проверяла телефон, хотя звук был включен. Я видела, что Кира прочла сообщение, но пока не ответила. Напряжение нарастало, в голову лезли разные мысли, которые я старалась гнать от себя.
Перед самым выходом из интерната мне позвонила мама по видеосвязи. Хорошо, что я не успела отойти далеко от своей комнаты. Вернувшись, я приняла вызов.
— Мама, — стараясь сдерживать подступающие рыдания, нарисовала на губах улыбку.
Мы виделись вчера, долго разговаривали, но этого было так мало. Хотелось быть рядом и обнять ее, дождаться, когда ее вывезут из операционной…
— Вида, все будет хорошо, я не хочу, чтобы ты переживала, — отвечая на мою улыбку улыбкой. — Я уверена в своем докторе. Я верю, что все будет хорошо, — пытаясь меня успокоить, говорит мягким, нежным голосом. Мне нравится ее настрой. — Вида, я люблю тебя, — говорит мама. У меня ком стоит в горле, не могу ответить. Несколько секунд проходит, пока мне удается взять себя в руки. Мой единственный самый любимый и близкий человек борется за жизнь, я должна быть сильной, я должна поддерживать ее и помогать.
— Мамочка, я тоже очень сильно люблю тебя, — произношу я. — Буду молиться за тебя и ждать новостей.
— Кира позвонит тебе и обо всем расскажет, — мама переводит взгляд на подругу, которая стоит рядом, скрывая беспокойство, она наблюдает за нашим разговором.
— Давайте не будем киснуть, — наигранно бодрым голосом. — Это первый шаг на пути к выздоровлению, мы пройдем их все и обязательно победим, — сжимает кулачки, как делает перед показом маминых моделей на подиуме.
В палату входит врач, мама спешно со мной прощается, говорит еще раз о своей любви и сбрасывает звонок. Утерев со щеки одинокую слезу, которую не удалось сдержать, я спешу в школу. Сегодня мне повезло, если бы учитель не задержался, я бы опоздала на урок.
— Что с настроением? — спрашивает Лютаев, когда я сажусь за парту.
— Ничего, — пожав плечами, лезу в портфель за тетрадкой и книгой. Чувствую на себе внимательный, сканирующий взгляд Ивана. — Все нормально, — даже улыбаюсь ему, но все равно вижу в глазах неверие.
О том, что мама вынуждена была улететь в другую страну из-за болезни, не знает ни одна живая душа. И не узнает. Как бы мне ни хотелось порой выговориться, выплеснуть из себя боль переживаний, я не стану рисковать. Чем больше людей узнают о моей тайне, тем больше вероятность, что о ней узнает отец. Как бы мне ни нравился Лютаев, ему я тоже не скажу.
Урок проходит в молчании. Обычно мы перекидываемся редкими фразами, подшучиваем, комментируем ответы или реплики преподавателя, но сегодня мои мысли далеки отсюда. Когда учитель задает вопрос и обращается ко мне громче обычного, я понимаю, что он не в первый раз окликает меня.
— Фролова, спишь, что ли? — бросив на меня недовольный взгляд, переадресует вопрос Авдеенко. Сложно не выпадать мыслями из учебного процесса, но я стараюсь весь остаток урока сосредоточиться на голосе учителя. Со звонком я первым делом хватаю телефон, хотя прекрасно знаю, что операция начнется в девять по их времени и займет несколько часов.
Когда я пытаюсь встать, чтобы собрать принадлежности в портфель, Иван ловит меня за руку, чуть сжимая, заставляет остаться на месте.
— Дверь закрой! — кричит он Листовцу, выходящему последним из класса. — Ты расстроенная, — констатирует он твердым голосом и будто предупреждает: не врать и не отнекиваться. — Тебя кто-то обидел? — кладя руку на щеку, разворачивает лицом к себе. Мне сложно выдержать его жесткий, наполненный холодом взгляд. — Я могу помочь, только скажи… кто.
Ваня надумал себе проблему там, где ее нет, но я понимаю, что это моя вина. Мое молчание привело к неправильным выводам. Все мы мыслим стереотипами. Если я живу в интернате, то, конечно же, меня кто-то может обидеть.
— Меня никто не обижал, Вань, — хочу мотнуть головой, но он крепко держит мое лицо. — Мои переживания связаны с родным человеком, — голос дрожит, с трудом сдерживаю слезы, которые подступают к глазам.
— Поделишься? — такое ощущение, что он пытается заглянуть мне в душу.
— Извини, это не моя тайна, — приходится выкручиваться, чтобы он не задавал вопросы.
Какой бы сильной я ни казалась, в душе я остаюсь маленькой напуганной девочкой. Ваня очень располагает к себе, порой мне хочется выговориться, поделиться. Хочется, чтобы меня пожалели, успокоили, обнадежили, что все будет хорошо.
Он проявил участие, мне так хочется ему довериться, открыться… но нельзя. Этот груз мне предстоит нести в одиночестве.
— Хочешь куда-нибудь сходить вечером? — спрашивает он. Первая реакция — отказаться, но, немного подумав, я понимаю, что этим вечером мне будет сложно находиться одной. Кира позвонит после операции, но все оставшееся время я буду вариться в своих переживаниях.
— Давай сегодня просто погуляем, — предлагаю я. Позавчера мы были в кино, вчера вечером ходили в кафе.
— Хорошо, — тянется к губам, но в этот самый момент дверь со стуком открывается. Мы успеваем отпрянуть друг от друга до того, как в класс войдет первый ученик…
Когда заканчиваются уроки, я вздыхаю с облегчением. Напряжение во мне достигло пика. Я не могла расслабиться, не могла изобразить улыбку, мне все труднее удавалось делать вид, что я слушаю преподавателей. Наплевав на правила, я спрятала телефон в карман и, отпрашиваясь на двух последних уроках, ходила проверять его в туалет. Не выдержав, написала Кире.
Видана
Поговорив с мамой и убедившись, что чувствует она себя хорошо, сажусь за уроки. С тех пор, как мы с Лютаевым стали проводить вместе почти все свободное время, моя учеба начала хромать. Вторую неделю я валяю дурака. Несколько часов получилось позаниматься в те дни, когда он был на тренировках.
Сегодня я попросила его не приезжать, потому что нам обоим нужно подготовиться к четвертной контрольной по математике. Директриса продолжает точить на меня зуб. Это заметно по отношению учителей. Нельзя сказать, что они занижают мне оценки, но чтобы получить свою заслуженную пятерку, мне приходится отвечать в три раза больше остальных. За каждую помарку или небольшую ошибку мне снижают балл. Как бы мне ни хотелось провести время с Иваном, пока не сдам все контрольные, встречаться мы не будем.
Потом будут каникулы…
Которые я всегда проводила с мамой…
На несколько дней она оставляла работу, мы улетали в короткое путешествие. Из-за того, что отец не подписывает мне разрешение на выезд, в основном летали мы на Алтай, в Сочи, посещали Байкал… В нашей стране есть прекрасные места для отдыха. Эти каникулы я проведу в чужих стенах интерната…
Спустя три часа без перерыва за учебниками в моей голове застучали барабаны. Открыв окно, я впустила в помещение холодный октябрьский воздух. Во дворе гуляли «интернатовские». Им, в отличие от меня, не было скучно. Они давно знали друг друга. Какая-то парочка, в опускающейся на двор темноте их было не разглядеть, юркнула за котельную.
Я не в первый раз наблюдаю за ребятами, догадываюсь, чем они там занимаются по очереди. Вернутся минут через пятнадцать, а может, раньше. Хотя на улице достаточно прохладно, их это не останавливает. А может, они знают, как проникнуть на территорию самой котельной, чтобы не отморозить себе что-нибудь.
Съев несколько кусочков шоколада, я принимаю решение сходить в бассейн. Вода снимет напряжение в мышцах, взбодрит немного. Надев купальник, я спускаюсь на первый этаж, где рядом с тренажерным залом располагается сауна и небольшой бассейн метров восемь в длину и метра три в ширину. В корпусе тихо, как ночью в Мавзолее. Ни одной живой души. Мальчишки, что жили здесь, когда я заселялась, видимо, съехали. Охранника на посту не видно, то ли прилег, то ли обходит периметр.
Включив свет, осматриваю бассейн. Вода чистая, пахнет хлоркой. Я спускалась сюда несколько дней назад, хотела поплавать, но увидев мутно-зеленую воду, позвонила и пожаловалась Белле Николаевне. Она обещала почистить бассейн. Из-за того, что им никто не пользовался, о нем благополучно забыли.
Оставив на пластиковом шезлонге полотенце, сбрасываю банный халат. Подхожу к кромке и ныряю. Стараюсь не мочить волосы, но шпильки на голове ослабевают, большая прядь падает в воду. Удерживаясь на воде, кое-как закрепляю пучок.
Как только начинаю чувствовать усталость в мышцах, выбираюсь из бассейна. Убрав шпильки из волос, выжимаю их, прежде чем накинуть на себя халат.
Есть ощущение, что я не одна. Осматриваюсь — никого нет, а ощущение не проходит. На меня кто-то смотрит, но я не могу найти источник, откуда исходит угроза. А она точно есть, потому что по спине бежит неприятный холодок, тело покрывается липким страхом.
Быстро растираюсь полотенцем, накидываю халат. Перед тем как выключить свет, замечаю возле матового непрозрачного окна два силуэта. Видимо, краска в некоторых местах стерлась или была некачественно нанесена, и кто-то все это время за мной подсматривал. Меня передергивает, есть в этом что-то отвратительное и мерзкое. Нормальный человек не станет подглядывать за девушкой.
Идиоты!
Быстро поднимаюсь к себе. Принимаю душ, смываю с тела чужие липкие взгляды, одеваюсь в домашний теплый костюм и сажусь за учебники.
Когда я выхожу из школы, сразу включаю звук на телефоне, чтобы не пропустить звонок от мамы или Киры. Как только на смартфоне начинает играть рингтон, я тут же подскакиваю и бегу к телефону. С мамой мы разговаривали несколько часов назад, все было хорошо, но вдруг что-то случилось?
Увидев на экране имя Лютаева, глубоко втягиваю воздух. Чуть успокоившись, принимаю вызов.
— Алло, — повторяю два раза, потому что не сразу происходит соединение. — Я тебя слушаю, Иван.
— Привет еще раз, — в голосе слышится усталость и улыбка. — Чем занимаешься?
— Готовлюсь к контрольной, — тяжко вздыхая. — Тренировка закончилась?
— Да. Только вышел из клуба, — в трубке слышится звук сигналки. Хлопок двери.
— Домой едешь? — покусывая колпачок ручки, спрашиваю я.
— Нет. Ками просила заехать, хочет о чем-то поболтать, — делится со мной планами. Я знаю, что они просто друзья, но все равно испытываю легкое чувство ревности. Они так близки, что в их «просто» дружбу верится с трудом.
Мы проводим все свободные вечера вместе, но между нами сохраняется дистанция. Мы оба ее держим, не переходим допустимых границ. Ваня за мной ухаживает, я с радостью принимаю его знаки внимания. Мы целовались несколько раз… но эти поцелуи все равно были сдержанными. Я боюсь себя отпустить, полностью открыться. Я не позволяю себе сильно влюбиться. Возможно, потому что в моей жизни есть более важные вещи. Я постоянно переживаю за маму. Случись у меня несчастная любовь, боюсь, что я могу сдаться и опустить руки…
— Вида, ты что молчишь? — спрашивает Ваня. — Могу заехать к тебе, когда выеду от Шаховых. Выйдешь минут на десять?
Сложно отказаться. Меня тянет к Лютаеву магнитом. Его присутствие в моей жизни придает уверенности, дарит спокойствие. Мы можем разговаривать ни о чем, сидеть в обнимку и молчать, о чем-то спорить, но мне всегда хорошо рядом с ним.
Я уже готова сказать ему «заезжай», когда чувствую в комнате постороннее присутствие. Резко обернувшись, обнаруживаю в своей комнате двух интернатовских. Рука с телефоном неосознанно опускается, тело сковывает страхом. У них на лице написано, что они пришли с недобрыми намерениями.
Видана
Сфокусировав взгляд на блестящем острие ножа, я медленно отступаю назад. Убежать не получится, они перегородили выход. Я много раз слышала, что самые жестокие преступления совершают подростки, а не матерые преступники. В этих нет жалости. Вглядываясь в их лица, я почти не сомневаюсь, что достучаться до «этих» не получится. У парня с ножом взгляд пустой, холодный, в нем нет интеллекта. Он словно потрепанный звереныш: шрамы на лице, сбитые костяшки пальцев, рабочие руки с мазутом под ногтями, обветренное одутловатое лицо.
Сжимая корпус телефона до боли в пальцах, я лихорадочно пытаюсь придумать, что мне делать. Договориться вряд ли получится, на их искаженных злобой лицах горит упрямая решимость. Они сделают то, за чем пришли.
В моей голове истерично бьется мысль: «Где охрана?!». Они обязаны меня защищать за те деньги, которые заплатила мама! Нужно попытаться их отвлечь, заговорить…
— …закрой дверь, — сквозь шум крови в голове выхватываю часть фразы. — А ты раздевайся и ложись, — кивает на кровать тот, кто продолжает сжимать в руке нож.
«Нельзя показывать свой страх», — бьется на периферии сознании. Легко сказать. У меня каждая мышца звенит от напряжения, в голове набатом бьет колокол, испарина, выступившая на теле, покрылась коркой льда. Мне не хватает воздуха, паника глушит рецепторы.
— Давайте вы просто уйдете отсюда, а я сделаю вид, что ничего не было, — мой голос дрожит, тело немеет, но, вздернув повыше подбородок, произношу высокомерно. На это уходят оставшиеся крохи сил.
— Цига, ты слышал, что она сказала? — усмехается.
— Рот завали! — распрямив плечи, движется на меня. — Ты думаешь, мы тут разговоры с тобой до утра вести будем?
Отступая, обвожу взглядом комнату, ищу хоть что-то, чем могу себя защитить. На глаза попадается пенал, в котором из острых предметов — только циркуль.
— Я первый, Цига! — первый, резко схватив подельника за плечи, сует ему нож.
— Мне пох… Миха, — скалится второй. — Даже если она после тебя сдохнет, я ее все равно вы@бу, — похабно ржет над своей шуткой. Меня всю передергивает. Богатое воображение рисует эту картину, и мне становится дурно, к горлу подкатывает тошнота.
— Тогда держи ее. Нож к горлу приставь, чтобы не брыкалась. А будет брыкаться, лезвием по лицу пройдись…
— Я вам денег дам! — кричу истерично, потому что они зажимают меня с двух сторон. Мне больше нечего им предложить. Деньги ведь всем нужны. Они останавливаются, переглядываются. Заинтересовались вроде. Но потом Миха едва заметно мотает головой. — Сколько вы хотите? — орать опасаюсь, но специально повышаю голос в надежде, что охранник поднимется на этаж и услышит меня. — У меня телефон дорогой… на карте почти сто тысяч… золотые серьги с бриллиантами возьмите… — предлагаю все, что есть ценного. Вижу, что им интересно предложение, но Миха будто заставляет себя отказываться, поджав губы, мотает головой, в то время как его друг взглядом просит согласиться.
— Цига, бл@... нельзя нарушать договор, — злится Миха на друга. — Мы потом не разгребем. Я не хочу, чтобы мое тело весной где-нибудь всплыло, — злится он, пихая друга в плечо. — Держи ее, я сказал!
— Вы знаете, что сделает с вами мой отец, если вы меня тронете?! — истерично, когда Цига хватает меня больно за руку и бросает на кровать. Телефон падает на пол. Подталкиваю его ногой под кровать, заметив, что на экране до сих пор горит контакт «Иван».
Он слышит наш разговор?
Он приедет?
Спасет меня?
Может, хотя бы охрану предупредит?..
Нужно тянуть время…
— Мой отец криминальный авторитет, — сочиняю на ходу. — Меня сюда спрятали. Если вы меня тронете, вас на ленты порежут, — все это я выдаю, заикаясь. У меня от страха голос срывается, мозг, охваченный паникой, с трудом соображает, какую выдавать ложь. — Вы будете молить о смерти! — выплевываю им в лицо. Их это останавливает, но ненадолго. Опять переглянувшись, они принимают решение идти до конца.
Как я после этого буду жить?..
— Рот закрой! — приставляет нож к глазу. Ощущая, как острие клинка упирается в нежную кожу, я начинаю дрожать.
На мои бедра ложатся грубые грязные руки. Хватаются за резинку штанов, тянут их вниз вместе с трусами. Из глаз текут слезы. Мертвой хваткой вцепившись в ткань, я не даю себя раздеть. Стараюсь минимально при этом двигаться, но острие ножа все равно протыкает кожу. Не обращаю внимания на легкую обжигающую боль, это в данный момент самая маленькая проблема.
— Сука! — бьет по моей руке Миха, но я не сдаюсь, хотя от боли и унижения из глаз брызгают слезы. Тогда он принимается выламывать пальцы.
Не знаю, что еще сказать или сделать, чтобы остановить их.
— Мой отец убьет вас, но до этого будет долго и жестоко… — договорить мне не дают. Цига бьет меня кулаком по лицу, из-за чего я на несколько секунд теряюсь в пространстве. Но как только прихожу в себя, он закрывает мне рот ладонью, сдавливает с такой силой, что у меня от боли темнеет в глазах. Нос забит, воздуха катастрофически не хватает, я в нескольких шагах от потери сознания, но стараюсь жадно втягивать носом воздух, чтобы не провалиться в темноту.
Мои слова все-таки долетают до тупоголовых насильников. Хватка на моих пальцах ослабевает. Несмотря на боль, я с новой силой сжимаю ткань штанов.
— Закончим здесь и сбежим, — после недолгих раздумий произносит Миха, но я своим расплывшимся зрением вижу, что Цига боится, он не уверен. Если бы он не закрыл мне рот, я смогла бы его убедить.
Он возвращается к прерванному занятию — продолжает выламывать мне пальцы. Долго сопротивляться не получается. Брыкаясь и срывая голос в молчаливом крике, я уступаю его силе.
— Сядь на нее и держи руки, — сжимая мои запястья, закидывает их за голову. Когда Цига садится мне на грудь, я начинаю задыхаться. Одной рукой у него не получается удерживать мои запястья, поэтому рот ему приходится освободить. Жадно хватаю ртом воздух, не могу протолкнуть его в сжавшиеся легкие.
Видана
Следующее, что я слышу — глухой удар. Происходит все настолько молниеносно, что я вздрагиваю. Первым по заслугам получает Миха. Еще удар… Он отдается спасительной музыкой у меня в голове.
Руки, державшие мои бедра, пропадают. Упираясь в грудь, спрыгивает с кровати Цига, позволяя нормально вздохнуть, но из-за истерики не с первого раза получается втянуть в себя воздух. Глотая крохи, я пытаюсь ухватиться за покрывало, чтобы прикрыться. Пальцы не слушаются, не подчиняются. Болят так, словно по ним били молотком. Не оставляя попыток спрятать свое обнаженное тело, я без всяких эмоций наблюдаю, как Ваня бьет по голове парня. Миха пытается увернуться, прикрыть голову руками, но получается это у него откровенно плохо.
В другой день Лютаев мог бы напугать меня своей жестокостью. В его глазах адское пламя смерти. Напоминает бога войны, который несет разрушение, кровь, стоны боли. Он беспощаден, не знает жалости. Это совсем другой Ваня. Я таким его ни разу не видела
Капли крови разлетаются по полу, когда очередной удар кулаком приходится прямо в лицо. Слышится характерный хруст сломанной кости. Раньше я бы от ужаса умерла, а сейчас смотрю на это без эмоций, только слезы продолжают литься из глаз, затуманивая взор и размазывая картину происходящего. В душе черная необъятная дыра. Выжженное поле эмоций.
— Сдохни, сука! — выплевывает Лютаев, нанося очередной удар.
В какой-то момент Миха поворачивается ко мне избитым лицом, во взгляде мольба.
«Ты меня не пожалел!» — безмолвно ору, транслируя ему взглядом.
«Хорошо, что у меня получилось натянуть на свои бедра край покрывала», — в разрушенном болью и униженном сознании всплывает здравая мысль, когда в комнату врывается охранник — тот, который должен сидеть внизу и никого не пускать в корпус!
Где ты был?!
— Так! — орет командным тоном. — Прекратили! — хватает Ивана за плечо, останавливая занесенный над головой Михи кулак. — Езжай домой, мы сами тут разберемся, кто прав, кто виноват, — в его голосе нет чувства вины. — Тебе, парень, проблемы вряд ли нужны. Ты на них уже намахал кулаками, — смотрит на сидящего на коленях Миху. Он продолжает смотреть на меня, но в его глазах уже нет осмысленности, взгляд будто неживой, расфокусированный. Момент, голова виснет, пропадает нацеленный на меня взгляд. Заваливаясь вперед, он утыкается лбом в пол. Так и лежит в неестественной позе со спущенными штанами, а охранник тем временем продолжает: — Мне тоже проблемы не нужны, поэтому иди отсюда, — тянет Ваню в сторону двери, но даже не может сдвинуть его с места. Тот стоит как вкопанный и смотрит с прищуром.
— Что ты сказал? — подается лицом к нему Ваня.
Говорит вкрадчиво, вроде спокойно, но от него такие волны агрессии исходят, что становится жутко. Меня трясет от пережитого стресса, а тут еще атмосфера в комнате понизилась до минусовой отметки.
— Кто прав, кто виноват, говоришь? — перехватывает руку охранника и убирает ее со своего плеча. — Это она, наверное, виновата, что ты с работы съебался, а эти ублюдки решили этим воспользоваться? — Ваня вроде смотрит в мою сторону, но будто мимо, словно я стеклянная.
— Так, мажор, ты себя тут так дерзко не веди, а то… — пытаясь вести себя уверенно, он все же нервничает. Я вижу, как бегает его взгляд, как скулы играют на лице.
Договорить ему Ваня не дает.
— Сука, ты про@бал свою работу и свою жизнь! — выплевывает Ваня агрессивно, отходит назад, чтобы совершить замах. Видимо, охранник не ожидал, что и ему достанется, а может, просто такой охранник, но он не успел сориентироваться, Ваня наносит удар в челюсть. Тот пытается ответить, Лютаев уверенно уходит от кулака и встречает его ударом. Он как подкошенный падает на пол. Я наблюдаю за всем этим без сожаления, во мне будто что-то умерло: любовь, жалость, сострадание.
Воспользовавшись моментом, Цига, который все это время стоял, забившись в угол, пытается проскочить в дверь.
— Лютый, ты чего? — кричит Цига, когда Ваня хватает его за капюшон и грубо дергает назад. — Я ее не трогал… Не трогал! Это все Миха! Его заказ… он меня подбил! Просил подержать…. Я не хотел, клянусь… — малограмотную сумбурную речь останавливает прямой удар в челюсть. Заскулив, Цига хватается за рот, через секунду сплевывает вместе с кровью несколько зубов.
Продолжая теперь совсем невнятно шепелявить, отходит назад. Охранник приходит в себя, тряхнув головой, пробует подняться на локтях.
— Лучше лежи, сука, или я тебя добью, — не глядя в сторону охранника, произносит Ваня. Застонав, тот падает обратно на пол, закрывается локтем от света, режущего глаза. Ваня наносит комбинацию ударов, Цига бьется головой о стену. Оставляя на ней кровавый след, скатывается на пол.
Я не чувствую удовлетворения, не чувствую чужой боли. Я продолжаю биться и умирать в агонии, что сковала мою душу и разум. Наверное, я понимаю тех, кто сходит с ума после изнасилования. Меня это лишь коснулось, но ощущение премерзкое. Мне кажется, от этого невозможно отмыться, невозможно забыть…
Все мои обидчики повержены, а у меня все та же дыра в груди. Пытаюсь поймать взгляд Вани, может, там увижу свет… тепло, которое согреет и заставит чувства ожить. Но Лютаев не смотрит на меня, сжимая и разжимая кулаки, он тяжело дышит. Его тело звенит от напряжения, венка бешено бьется на виске, а я хватаюсь за его образ, как за спасительную соломинку.
— Вида, сейчас… дай минутку… — его грудь резко вздымается и опадает. Он подходит к охраннику, пинает его по ноге. — Вытащи их отсюда. Я добью, если придут в себя, — теперь командует Ваня. Он будто всю жизнь с людьми разговаривал подобным тоном. — Вызови сюда вашего директора, будем с ней разговаривать, — а вот теперь неприкрытая угроза в голосе.
Охранник молча поднимается на ноги. Он старше Лютаева как минимум вдвое, шире в плечах, весит под сто килограмм, а оказался неспособным оказать сопротивление восемнадцатилетнему мальчишке. Вот такая тут охрана…