Ночь. Опять ночь. В кухню уютной однокомнатной квартиры в новостройке через окно проникает лунный свет. Освещение выключено. За столом, любуясь игрой света, отбрасываемого Луной и проходящего через жидкость в стеклянной фигурной бутылке, сидел молодой человек. Сидел и пил. Виски. Из «горла». Крышка, давно отвинченная, валялась где-то на полу.
Мужчина, хоть и было темно, внешне был довольно привлекателен. Аккуратно подстриженные темные волосы, небольшая бородка, средний рост, около 180, среднее телосложение, интеллигентное лицо с вертикальной морщинкой на переносице и проницательные зеленые глаза.
Еще он носил очки, но он был дома, и он пил. Виски. Из «горла». Поэтому очки, как и крышка от бутылки с виски, где-то валялись.
Молодого человека звали Давид Крамт. Давиду недавно стукнуло 32 года. А еще он работал старшим инспектором по особо важным делам в местном комиссариате полиции. А, учитывая его достижения, в части раскрытия преступлений, многие прочили ему к 33, максимум к 34 годам должность комиссара полиции.
Давид сидел в своей квартире на кухне и пил. Виски. Из «горла». Ворот сорочки был расстегнут на одну пуговицу. Почему он вообще не снял рубашку, остается загадкой. Дома, один, летняя духота.
Давид отхлебнул в очередной раз из бутылки. Ощутил терпкий, обжигающий вкус, отдавший в послевкусии на языке слегка торфяными нотами. Приятное тепло разлилось по пищеводу. Давид поставил бутылку на стол и подумал: «Многое в этом деле не сходится…».
Старший инспектор полиции Крамт с недавнего времени возглавлял расследование серии странных убийств, произошедших в городе в течение последнего месяца. Странность была во всем. Во-первых, инспектор загнул мизинец, убийства, имеющие одинаковый почерк, происходили в разное время; во-вторых, всегда оставался, как минимум, один раненый выживший свидетель убийства; в-третьих, характер повреждений у жертв походил на растерзание диким зверем; и в-четвертых, число убийств росло в арифметической прогрессии.
Уже много дней Давид сидел над этим делом, пытаясь разгадать его тайну. Но ни его аналитический склад ума, ни диплом юриста, ни степень магистра психологии, ни профессиональное чутье, ничего не говорили. Молчали. Это раздражало инспектора.
- Выйду, проветрюсь, - вдруг сказал вслух Давид, поднимаясь из-за стола. Инспектор вышел на балкон, прихватив с собой бутылку.
На балконе, смотря на автозаправочную станцию, расположенную напротив дома, а также глотнув «из горла», отметил, что небо уже посветлело и скоро рассветет.
В это время со стороны заправки послышался рык, глухие удары, крики, возня и… сытое урчание хищного животного, наконец-то добравшегося до желанной добычи.
Давид мигом оценил ситуацию, как критическую, хотя и не понимая полной картины, не четко видя без очков.
Поставив бутылку на пол на балконе, сразу же найдя очки, валявшиеся в прихожей на тумбе, на ходу пристегивая кобуру со служебным оружием, выбежал в подъезд. Там, перепрыгивая через одну-две ступеньки, он меньше, чем за минуту оказался на улице. Перебежав через проезжую часть, инспектор оказался на заправке. Рядом с одной из колонок стоял новенький кабриолет-купе. То, что происходило в непосредственной близости от машины, повергло Крамта в шок.
Огромное всклокоченное существо неопределенного цвета, внешне похожее на животное из семейства кошачьих, с урчанием вгрызалось в плоть распростертого рядом с автомобилем человеком, который, судя по остаткам дорогой куртки и так и не выпущенного из руки заправочного пистолета, был владельцем кабриолета.
Шок от увиденного быстро сменился гневом, сказался армейский опыт. Проходя службу в армейском подразделении специального назначения, Давид навидался разного рода жути. К примеру, террористы отрезали пленным головы и ракетами закидывали их на армейские позиции. Ребята хоронили головы и клялись отомстить. Клятву Давид сдержал...
В доли секунды молодой инспектор выхватил пистолет из кобуры и начал огонь на поражение. Тварь, только что с аппетитом обедавшая, подняла, было, морду, зарычав, получила тяжелой пулей в левый глаз. На секунду тварь замерла, разбрызгивая кровь из глазницы и дико рыча. После чего пошла в наступление, прыгнув на Давида, явно чувствуя в нем главную угрозу.
Прыжок существа (Давид мысленно окрестил его львом, уж очень похож) проходил для инспектора, как в замедленном немом кино. Вот существо получает рану, вот трясет головой от боли, смотрит на него оставшимся глазом, пригибается… Прыжок!
Одновременно с действиями «льва» Давид группируется и, в момент прыжка твари, уходит в сторону перекатом. Встает на колено, дыхание чуть сбито от физических нагрузок. Вот «лев» разворачивается к нему мордой, рычит, изрыгая отвратный запах из утробы. Пистолет в руке, как влитой. Четкие движения, полусекундное прицеливание, выстрел. Зверь рычит: поврежден второй глаз. Странно, что мозг не задет, наверное толстая лобовая кость или еще что.
Тем временем тварь, в бешенстве, делая несколько беспорядочных витков по заправке, убегает в сторону трассы.
Тут Давид замечает в кабриолете какое-то движение, резко направляет ствол пистолета в том направлении.
- Не стреляйте, прошу, не стреляйте! – жалобно просит сдавленный женский голос. – Меня зовут Арья Оуст. Я не вооружена.
Простите, - произнес молодой человек. – Давид Крамт, старший инспектор полиции. Вы ранены?
- Совсем немного, - вымолвила девушка. – Совсем немного. Царапина. А вот, что с Эндрю…
Девушка, повернув голову в сторону растерзанного тела, расплакалась. Давид подошел к машине, не убирая пистолет. Открыл дверь и взял девушку за руку.
- Пойдемте, тут не безопасно, - проговорил он. – Арья, так? У вас шок. Я живу напротив, пойдемте, я окажу вам первую медицинскую помощь до приезда скорой и полиции.
Утро в лесу. Робкий солнечный луч тянет свои тонкие пальцы, которые, проносясь сквозь кроны деревьев, взрываются радугой на стеблях травы, пнях, мшистых стволах деревьев. Лесные цветы, после зябкой ночи, начинают поднимать поникшие головы, навстречу солнцу. Птицы, завидев рассвет, едва открыв глаза, начинают свое пение. Именно в этот час, проснувшись, испытываешь блаженное умиротворение, будто бы душа поет вместе с птицами.
Лесник Восточного парка Борис Мур любил такие пробуждения. Больше всего на свете. Иногда он думал, что именно из-за таких моментов он и стал лесником. Правда уже несколько месяцев он не испытывал подобных чувств. Не испытал и сегодня. Потому, что проспал.
В последнее время Борис спал подолгу, так как регулярно принимал снотворное, выписанное его лечащим врачом. Ему было обидно, что приходится пропускать рассветные часы, но, как человек исполнительный, каждую ночь перед сном он принимал одну большую синюю таблетку. Это, как говорил доктор Штауге, было необходимо для полного выздоровления. Поэтому каждую ночь он принимал одну синюю таблетку. И запивал стаканом воды.
Дело в том, что от и так нелюдимого (да и в общем-то неказистого) Мура год назад ушла жена. Детей у них не было, поэтому ограничилась вещами. Собрала и ушла. Естественно не молча. Эмма, а именно так звали жену лесника, устроила скандал. Взяв в очередной раз джинсы мужа для того, чтобы постирать их, она нашла чек из бара. Набрав в поисковике название, она с ужасом поняла, что ее муж-лесник изменяет ей. Да еще и с проститутками. Чек был из бара публичного дома.
В тот день Борис, выслушав долгую, гневную тираду жены, протяжный скрип двери и щелчок дверного замка, встал из кресла, на котором все это время молча сидел, подошел к холодильнику, достал бутылку водки, налил в стакан немного, подумав, налил еще и разом выпил. Так начался полугодовой запой, из которого его вывел обеспокоенный директор.
Впрочем, директора парка больше заботило то, где и в какие сроки он сможет найти замену Муру, если тот умрет или сойдет с ума на почве алкоголизма. Где найти еще одного такого идиота, который живет посреди леса, болтает со шмелями и белками. От которого даже жена ушла. Поэтому за счет средств парка было организовано принудительное лечение Бориса от алкоголизма.
Лечение действовало. И сегодня, хоть и не с рассветом, но Борис проснулся в отличном расположении духа. Потянувшись на кровати, он сел и, посмотрев в окно, подумал, что неплохо было бы сегодня прогуляться до Малого озера на южной окраине Восточного парка. После недолгого раздумья, решил так и поступить.
Умывшись, почистив зубы и позавтракав яичницей с беконом и белой фасолью с гигантской порцией томатного соуса, Борис стал одеваться. Одежда его представляла форменный комбинезон зеленого цвета, футболку того же цвета с логотипом парка на левой груди, куртку (опять же зеленую) со множеством карманов и кепку, наподобие воинских, с логотипом парка и имеющую окраску того же зеленого цвета. На ногах – высокие армейские ботинки. Черные. Стоит заметить, что каждый элемент формы, кроме футболки и ботинок, имел светоотражающие полосы, нужные для того, чтобы проще было обнаружить лесника (или его тело), если с ним что-нибудь произойдет.
Борис, будучи человеком нелюдимым и скрытным, отпорол все светоотражающие полоски. Он не любил, когда его уединение прерывали. Без этих полосок Борис был почти не заметен в лесной чаще.
Ну вот, одевшись и отхлебнув уже порядком подостывшего кофе, парковый служитель отворил дверь своей сторожки и вышел на улицу. В лицо сразу пахнуло утренней свежестью, ароматом трав и цветов. Борис снова потянулся и, улыбаясь, зашагал по направлению к озеру, напевая под нос простенький мотив, отчаянно фальшивя.
Он прошел примерно с километр, как почувствовал что-то неладное. Остановился. Прислушался: птицы, их пения не было слышно. Было ощущение, что насекомые прекратили стрекотать и жужжать. Борис продвинулся еще на несколько десятков шагов и увидел за поворотом тропы истерзанный труп оленя. У животного были жуткие раны, оторванная голова валялась отдельно, тело обглодано и изорвано так, что кожа и мясо переплетаясь, свисали лоснящимися лоскутами.
Мур подошел ближе, понюхал воздух. Гнить труп еще не начал. Взглянул на раны: рваные, кусаные, кости выворочены. Кровь успела свернуться. Борис нередко видел подобное: дикие звери не знают манер и этикета, они нападают, когда хотят есть. И этот случай был не исключением. Судя по виду ран, лесник решил, что это могла быть рысь. Только очень крупная рысь. Очень. Если не сказать – огромная.
Борис осмотрелся вокруг и вдруг заприметил невдалеке что-то, что не вписывалось в общую картину леса: предмет был белым. Точнее: телесного цвета. Рука! Человеческая. Женская. Мысли так и метались в голове смотрителя.
Время, казалось, замерло. Ветер прекратил движение, и трава с листьями перестали шелестеть. Гулкие удары сердца отдавали в ушах. Ужас холодной и липкой волной захлестнул тело.
«В лесу бродит огромная рысь, и она убила человека…», - подумал лесник.
Отдышавшись с минуту и набравшись смелости, он смог-таки заставить себя двигаться в направлении торчащей из-под папоротников руки. Подойдя поближе, он увидел лежащую на земле совершенно голую молодую девушку. Тело покрывали грязь, синяки и ссадины. Он наклонился, проверил пульс – прощупывается! Жива. Но, похоже, без сознания. Борис осторожно перевернул ее с живота на бок. Хорошенькая. Поспешно сняв с себя куртку и наскоро прикрыв девушку, Мур достал из подсумка рацию, зажал клавишу и сказал:
Белый ухоженный седан промчался по улице, и затормозил у входа в Городской Департамент полиции. Из автомобиля вышел мужчина, лет сорока. Черные, густые волосы. Нос с небольшой горбинкой. Узкие губы, серые глаза. Мужчина был гладко выбрит и был одет в черное кожаное пальто, черные брюки и такие же черные туфли с острыми носами. Он нажал на кнопку на брелоке, закрывая машину, и взбежал вверх по ступенькам ко входу в департамент. Навстречу ему торопился сержант полиции. Поравнявшись с мужчиной полицейский вскинул правую руку, призывая остановиться.
- Сэр! Постойте, сэр! Пожалуйста, уберите ваш автомобиль от входа – это запрещено! – запыхавшись выдохнул сержант.
- Сержант, прости, но посторонись, у меня важное дело, - мужчина резко сунул руку в карман пальто так, что от неожиданности сержант начал тянуться к кобуре, а в глазах его застыл ужас. Ему вдруг показалось, что время замедлилось и все происходит, будто воздух состоит из желе: движения казались замедленными, но мысли двигались как никогда быстро. Рука странного мужчины, как будто застряла под складками его кожаного пальто, но при этом сержант каким-то образом понимал, что свой пистолет он достать не успевает. «Это конец», - подумал он, попытался зажмуриться.
- Окружной комиссар Мортон Хант! – время опять вернулось в свое привычное течение, и сержант увидел, что мужчина трясет перед его лицом служебным удостоверением и что-то гневно говорит. – Сержант? Ты слышишь? Я – окружной комиссар Мортон Хант. И у меня важная встреча с главой Департамента генералом Де Шале!
- Извините, сэр, не положено… - пролепетал потерявшийся от такого напора сержант.
- Посторонись, а? Будь добр! – устало произнес Хант, проходя мимо полицейского. Входя в вестибюль Департамента, он разочарованно пробормотал. – Вот, молодежь… Не охрана, а швейцары.
Мортон Хант в здании Департамента был достаточно частым гостем: должность комиссара округа предполагала, что отчитывался по следственно-оперативной работе он непосредственно заместителю директора Департамента, кабинет которого находился на третьем этаже. Сегодня ему предстояло подняться по широкой мраморной лестнице на четвертый этаж в кабинет самого директора, где до этого он был ровно два раза. Первый – это вступление в должность: генерал пожал ему руку, торжественно вручил мандат и удостоверение со значком. Второй раз, тоже не менее торжественно, на вручении ему все тем же Де Шале медали Доблести, за раскрытие дела о террористической организации, действующей на территории региона и предотвращение террористического акта.
Обычно, Мортон просто кивал дежурному и бегом несся по лестнице, но не в этот раз. Он хотел было так поступить и даже, не глядя, кивнул в сторону поста охраны, как его окликнули.
- Сэр? Постойте. Предъявите документы! Вы вошли в Департамент полиции Города! – выпалил молодой полицейский, вскакивая из-за стойки.
- А то я не знаю, - пробормотал комиссар, подходя к молодому полицейскому, на ходу доставая служебное удостоверение, все тем же резким, пугающим движением. – Окружной комиссар Мортон Хант! К генералу!
- Спасибо, сэр! – парень подтянулся. – Простите, сэр! Необходимо о вас доложить адъютанту генерала!
- Что же у вас тут сегодня такое? – недоуменно бормотал Хант. – Не иначе, в сумасшедшем доме День открытых дверей…
- Простите, что? – молодой полицейский смутился, не поняв, о чем говорит старший по званию.
- Ничего. Не бери в голову, парень, - комиссар повернул к полицейскому осунувшееся от недосыпания посеревшее лицо с воспаленными красными глазами, и тихо, вкрадчиво проговорил. – Понимаешь, парень, тут такое дело. Если тебе в пять утра на твой личный мобильный звонит сам генерал Де Шале и требует срочно приехать, то не кажется тебе, что он, наверное, в курсе?
Юный полицейский смутился, покраснел, и попытался что-то сказать, но смог выдавить что-то наподобие «наверное».
- Давай, так! – предложил комиссар. – Ты доложи адъютанту: порядок есть порядок. Но меня не задерживай. Дело, похоже, и правда, срочное.
С этими словами он хлопнул ошарашенного полицейского по плечу и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
В приемной генерала было необычно пусто: на своем месте привычно сидел адъютант Натан Бланш, а вот посетителей – ни единого. Адъютант заметил вошедшего, кивнул в знак приветствия.
- Генерал ждет вас. Здравствуйте, Хант, – поприветствовал комиссара Бланш, протягивая руку.
- Доброе утро. Спасибо, - ответил на рукопожатие Мортон. – Скажите, Бланш, что за дурдом у вас внизу?
Натан Бланш, услышав, сначала не понял, о чем говорит комиссар. Некоторое время он думал, при этом он смешно подергивал носом. Потом лицо его озарилось в догадке.
- Вы про полицейских из взвода охраны?
- Именно, - Хант устало потер веки. – Из какой учебки вы их понабрали?
- Вы почти угадали, комиссар, - Бланш провел рукой по лицу, было заметно, что он тоже устал. – Сегодня нас охраняет взвод курсантов-стажеров Академии. Командует ими сержант Кристоф Болле. Вы должны были видеть его, он стоит снаружи у входа в здание.