Мелисса
Мне не удалось собрать вещи и сбежать, после того, как я узнала, что теперь я привязана к Джессу Голдстейну во всех смыслах – и не столь важно судьба это или вмешательство Голдстейна-старшего и его ритуала. Ведь тот факт, что теперь я себе не принадлежу и не могу доверять собственным чувствам, правда не изменит, какая бы она не была. У входной двери, подпирая широким плечом косяк, меня поджидал Ричард Голдстейн, отец Джесса и Коула.
«Вы куда-то собрались, мисс Сильвервуд?»
Б-р-р. От воспоминаний о его кровожадно-добродушной ухмылочки до сих пор бросает в дрожь…
Пришлось сдаться. И вернуться в выделенную мне комнату.
Но я не собиралась покорно принимать судьбу. Я решила бороться. Бороться с теми чувствами, что вызывал во мне Джесс. И я знала только один способ справиться с ними.
В тот вечер я снова пришла в комнату Коула на чердаке, и он меня не выгнал…
И хотела бы я сказать, что все стало проще, но…
Все запутывается еще больше с каждым днем. А напряжение между братьями только растет, грозя перерасти из холодной битвы взглядами в настоящий мордобой.
И дело даже не в том, что мы с Коулом выставляем нашу «дружбу с привилегиями» на показ (мы довольно неплохо скрываемся: оба Голдстейна ни о чем не догадываются – или, может, только делают вид. А немногочисленной прислуге все равно). Обычно, мы дожидаемся, когда обоих Голдстейнов не будет дома, или же находим укромные места в Академии. В основном, инициатива исходит от меня: когда мое возбужение достигает пика, и нет сил терпеть, я нахожу Коула и седлаю его член, получая дозу необходимой разрядки. Удивительно, что это совсем не портит нашу дружбу. Единственное, у нас существует одно негласное правило – мы никогда не разговариваем во время и сразу после. А тема под тегом: «Кто мы друг другу?» вообще перешла в разряд «запретных». И это работает. Пока. Я не знаю, как долго это продлится, но у меня нет сил сказать: «Нет». Потому что только с помощью Коула я могу побороть дикое желание залезть на Джесса Голдстейна. Оно всегда со мной, как сталкер, тихо идущий по пятам. Стоит немного отвлечься – и оно набрасывается на меня, намереваясь поглотить полностью, без остатка.
Вот прям как сейчас.
– …А сейчас честь перерезать ленточку предоставляется Джессу Голдстейну и Мелиссе Сильвервуд.
Вздрагиваю, отрываю жадный взгляд от подпирающего отреставрированную колонну Джесса. На секунду наши взгляды пересекаются, и ох… В этот момент мне хочется, до жути хочется, чтобы он разложил меня прямо на ближайшем столе. И плевать, что зрителей сейчас до фига и больше.
По случаю открытия отреставрированной части библиотеки Редгольда, сгоревшей 23 года назад, он надел не свои привычные джинсы и одну из многочисленных рубашек, а настоящий смокинг, даже волосы уложил. И это зрелище как будто намеревалось обеспечить инфаркт моему бедному сердечку из-за перегруза. Он сейчас… Невозможно горячий. И я настолько на взводе, что некоторые верканцы с интересом оглядываются на меня, словно псы, почуявшие течку самки, и похабно ухмыляются.
Вытягиваю губы в линию, ожидая, когда он подойдет ко мне.
Лишь бы не улыбнуться. Лишь бы не улыбнуться… Он не обладает острым чутьем других верканцев, но… Мою дурацкую улыбку он заметит, когда поведет меня к небольшому полукруглому возвышению, где проход в дальнюю часть библиотеке перекрыт атласной лентой, которую мы должны разрезать.
Джесс приближается с улыбкой, такой ослепительной, немного дьявольской, что я буквально задыхаюсь от желания, обрушившегося на меня, словно таран. Тряхнув копной распущенных и завитых светло-каштановых волос, я вдавливаю ногти в мякоть ладоней и делаю глубокий вдох-выдох, но это не особо помогает. Когда Джесс протягивает руку, и я вкладываю свою ладонь в его, это невинное прикосновение обжигает, словно искра, пробегает по всему телу, заставляя забыть о приличиях и прикованных взглядах. Мы подходим к ленточке, натянутой между двумя позолоченными стойками, и Джесс берет ножницы.
Камера щелкает, запечатлевая момент. На лице Джесса – приклеенная сияющая улыбка, как по заказу для глянцевых журналов, как будто он, и вправду, рад, что именно я, Мелисса Сильвервуд, стою рядом с ним…
Когда ленточка падает, раздаются аплодисменты. Джесс отпускает мою руку, чтобы поблагодарить собравшихся, и я чувствую легкое разочарование, которое всеми силами пытаюсь в себе заглушить.
После церемонии нас окружают гости, поздравляя с открытием. Джесс умело ведет беседу, очаровывая всех своей харизмой – в нем сейчас нет ничего от его обычного образа «упрямого, бесячего козла». Я стараюсь держаться в тени, обшаривая взглядом помещение в поисках Коула. Но каждый раз натыкаюсь на Джесса – и словно получаю удар под дых.
Вечер тянется мучительно долго. Я мечтаю лишь об одном – сбежать отсюда, найти Коула и утонуть в физическом наслаждении, чтобы хоть на время заглушить эту нестерпимую тягу к Джессу. Но я знаю, что это лишь временное решение, и рано или поздно мне придется столкнуться с правдой – я влюблена в обоих братьев.
И это – катастрофа.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Том 1. ( Не ) Истинные. Союз Голд & Сильвер

Мелисса
Пытаюсь незаметно улизнуть, уже дохожу до последних стеллажей, протискиваюсь в узкий зазор между колонной и полками…
Но чья-то сильная рука хватает меня за локоть, разворачивая лицом к себе. Джесс. Его глаза потемнели, взгляд прожигает насквозь, от былой улыбки не осталось и следа.
– Куда это ты собралась, Мелисса? – рычит он, припечатывая меня спиной к книжным полкам. Даже сквозь два слоя одежды, что составляют его официальный костюм, я чувствую его мускулистый пресс, крепкое бедро и… О, боже… Его член заметно твердеет, когда он своим корпусом вдавливает меня в стеллаж.
Дерево скрипит, а мое дыхание сбивается: сердце колотится в груди, как пойманная птица.
Дурманящий запах цитрусового одеколона, смешанный с животным мускусом, заполняет мои легкие, а ледяные голубые глаза прожигают меня насквозь.
– Куда это ты собралась, Мелисса? Разве тебе не интересно, что будет дальше?
Я молчу, прижатая к полкам его телом. Книги давят мне в спину, а от его близости перехватывает дыхание. Мысли путаются.
– Я… Мне надо… проветрится…
Хватка на моем плеч усиливается. Я жду резких слов, оскорблений. Как обычно бывает, когда мы остаемся наедине, а он смотрит на меня так… Словно либо хочет вырвать мое сердце и сожрать его, либо… трахнуть.
Но Джесс вдруг немного отступает, давая мне пространство для судорожного вдоха: его лицо преображается, но улыбка, до жути ласковая, не предвещает ничего хорошего…
– Ладно, – он опускает мое плечо. – Только постарайся долго не гулять…
Едва приоткрыв дверь, застываю и оборачиваюсь.
– …Завтра у тебя тяжелый день…
В голове против воли начинают мелькать пошлые картинки, хоть я и знаю, что до этого у нас вряд ли дойдет… Горечь с облегчением во мне образуют неделимую смесь.
– А что будет завтра?
Вопрос на мгновение повисает в воздухе, словно зловещее обещание. Джесс не сразу отвечает, только смотрит, и в его голубых глазах плещется не то хищный интерес, не то ледяное презрение. А потом все же удостаивает меня ответом.
– А ты хорошенько покопайся в своей памяти. А как вспомнишь – знай, что ты не можешь отказаться. А то я перестану закрывать глаза на твою дружбу с моим братцем.
Такой ответ ничего не проясняет, лишь посылает ледяные мурашки вниз по моему позвоночнику: вздрагиваю и выскальзываю в прохладу ночи.
Вечерний воздух немного прочищает голову, но не приносит облегчения. Мысли мечутся, словно загнанные звери. Джесс… Коул… Эта проклятая помолвка… Ритуал… Все сплелось в один тугой клубок, который вот-вот взорвется. Завтра.
Что будет завтра? Унижение перед стаей? Разоблачение моей связи с Коулом? Или… что-то еще более страшное?
Дрожащими руками достаю телефон и набираю номер Коула. Гудки кажутся бесконечными. Сердце колотится, словно пытается вырваться из груди. Наконец, он берет трубку. От одного звука его голоса сердце сжимает, а глаза и нос начинает щипать.
– Мелисса? Что-то случилось?
Нет, я не должна ничего говорить. Нажимаю «отбой», так ничего не ответив.
Мелисса
После благотворительного вечера, мы возвращаемся домой. Я специально задерживаюсь, чтобы поехать с Коулом на мотоцикле. Он непривычно тих, можно сказать – напряжен. И я сначала не понимаю с чего, пока не поднимаю голову к небу.
Полнолуние. В такие дни Коул всегда сам не свой. И я стараюсь не провоцировать его: естественно, в такие дни близости – именно физической – между нами нет. Но его бессонные, болезненные ночи (он сам мне признался, что в часто в полнолуние чувствует себя паршиво, особенно на второй день), мы проводим вместе, но немного по-другому: смотрим кино, болтаем, играем на пару в Мортал Комбат (в единственную игру, в которой я еще могу его победить), делимся идеями по поводу новых иллюстраций, иногда даже вместе работаем над проектами. Коул неплохо на них зарабатывает, кстати. У него просто фантастически выходят женские персонажи в городском антураже. А у меня неплохо получается рисовать облака и природу.
Но сегодня, даже после душа (а я там не только мылась), я понимаю, что возбуждение никуда не уходит: а то, что комната Джесса находится рядом с моей, и я за стенкой слышу, как он переодевается и, кажется, переставив, что-то из одного угла в другой, начинает подтягиваться на перекладине: стены ужасно тонкие, и я слышу каждый его натужный выдох, и это только добавляет жара между ног.
Поэтому я и не могу пойти к Коулу. Не сегодня.
Мы, может, и спим вместе, и я использую его, как действенное средство избавления от сексуального напряжения. Но он в первую очередь – мой друг.
Включаю ноут и подсоединяют к нему графический планшет. Фоном ставлю недавно вышедший ситком и прибавляю громкость, чтобы не слышать Джесса. И почему он не ушел...? Обычно, когда его отец заставлял нас присутствовать вместе на таких мероприятиях, он потом исчезал на несколько дней.
Бесцельно вожу стилусом по экрану, рисуя... Даже не рисуя, а просто добавляя кривые ломаные линии на канву. Останавливаюсь, когда понимаю, на ЧТО похоже мое художество. Линии сложились в узор, повторяющий помолвочную метку вокруг моего запястья.
Хочу стереть, но отвлекаюсь на едва уловимый скрип двери.
Сердце екает.
Я прислушиваюсь, прежде чем обернуться, и обнаружить на пороге моей комнаты... Коула.
На нем все те же брюки и майка, вся пропитанная потом, как и он сам, будто пробежавший ни одну милю, прежде чем оказаться здесь.
Медленно подхожу к нему, помня о том, какая сегодня ночь.
– Ты как? – тихо спрашиваю его, не касаясь, а лишь смотря, как тяжело он дышит.
Его взгляд, скользнув по мне, устремляется к планшету.
Он делает шаг, другой. Проходит мимо меня – жар его тела буквально обжигает меня, едва наши плечи соприкасаются (хоть всего на секунду).
Нет, это плохая идея...
Пальцы Коула касаются экрана, потом он поворачивается, и его взгляд находит мою метку на руке: инстинктивно прикрываю ее ладонью другой руки.
– Неплохо получилось... – говорит он. Его голос звучит отстраненно и как-то бесцветно.
– Да? – подхожу ближе к нему, облокачиваюсь о край стола, стараясь звучать, как можно беззаботнее. – Если честно, я даже не пыталась ее скопировать, оно как-то само...
Осекаюсь, когда наши взгляды сталкиваются.
– ...получилось.
И этот его взгляд мне хорошо знаком...