( Не ) Истинные. Союз Голд & Сильвер

-1-

Коул

Крадусь по дому, будто бы он совсем не принадлежит мне. Впрочем, так оно почти и есть.

Ублюдок венценосной семьи Голдстейн. Младший брат будущего альфы, оставленный при семье только из-за «выдающегося потенциала», о чем при каждом удобном случае напоминал Дик. Дом огромен, в нем запросто можно потеряться. Но я запомнил каждый закуток здесь. К тому же, дорогу в спальню Джесси я могу найти даже с закрытыми глазами.

Приближается полночь, и напряжение бурлит под кожей – со мной так всегда: в полнолуние чувства обостряются. Ночь темна, а луна скрыта за плотной завесой облаков. Выглядываю в огромное окно в коридоре и вижу, как переливаются вдалеке за огромными соснами огни Вульф-Каверна, небольшого городишки на западе штата Орегон, недалеко от Портленда.

Останавливаюсь, прислушиваясь.

Кажется, слышу вой, доносящийся из подвала. Ритуал для Джесса сейчас в самом разгаре.

Хмыкаю – вой совсем не похож на звериный. И не должен, ведь уже несколько столетий проклятие весит над самыми влиятельными семьями клана. Никто не может обращаться. Многие даже не чувствуют притяжение полной луны, ее зов и обманчиво ласковый шепот, пробуждающий звериные инстинкты. Никто. Кроме меня. Потому меня здесь держат, почти как заложника. Дик даже не разрешил поступить в Университет. Согласился только на дистанционнку.

Но даже загнанная собака, сидящая на цепи, может укусить кормящую руку.

Сегодня особенная ночь для Джесса Голдстейна. Его истинной исполнилось 20, и ее привели в этом дом с одной целью – раздвинуть ноги и глотать слезы и крики боли, пока мой сводный брат будет трахать ее, словно купленную магазине для взрослых куклу. Не удивлюсь, если Ричард, как в Темных Веках, ещё и потребует предъявить окровавленную простынь, как доказательство того, что девушка вела себя как монашка последние 20 лет.

Тех, кто до двадцатилетия поддастся искушению попробовать взрослую жизнь на вкус, ждёт жесткое наказание. Бедняжку пустят по кругу. Вся стая её женишка будет насиловать ее без продыху всю ночь. Безумный и мерзкий обычай. При том что мужчинам из клана позволено трахать человеческих особей женского пола. Правда, истинный несчастной может отказаться исполнять обычай, получив порцию из 10 плетей. Правда, такое встречалось редко, все волки до безобразия собственники. Ричард без колебаний выгнал мать, как только взял на руки меня – ребенка с золотисто-смуглой кожей и миндалевидными карими глазами. Это при том, что они с мамой оба голубоглазые блондины. Он и меня швырнул бы с балкона в ту ночь, когда нас с мамой выписали из больницы, только мои глаза вовремя вспыхнули золотом. Эту историю я слышал миллион раз, поэтому запомнил.

Заворачиваю в коридор, устланный пошлым ковром: здесь находятся две пустые гостевые комнаты и одна – Джесса. А по сути, наш наследничек занимает все три, а мне приходится ютиться на чердаке.

Из комнаты посередине доносится шорох. Значит, она там...

Замедляю шаг, подхожу к резной темной двери и поворачиваю ручку.

Ожидаю увидеть трясущуюся, как осиновый лист девушку – которая наверняка прознала об «особых пристрастиях» брата. Он ни разу не спал ни с одной человеческой девушкой, зато с таким самозабвением натягивал на свой член зад почти каждой встреченной волчицы, как будто играл за голубую команду.

Но нет, девушка не глотала слезы, забившись в уголке.

– Если ты прикоснешься ко мне, я тебя прибью! – она замахивается на меня одним из золотых кубков Джесса, а я едва успеваю увернуться.

-2-

Мелисса

– Если ты прикоснешься ко мне, я тебя прибью! – мой голос дрожит, но в полутьме я плохо могу различить лицо вошедшего: уличные фонари в саду под окнами дают мало освещения, но, кажется парень, ухмыляется.

– Если бы я знал, что брата ждет тут такой теплый прием, я бы не заморачивался... – произносит он. У парня приятный голос. И, как ни странно, я не чувствую исходящей от него угрозы.

– Так ты не Джесс Голдстейн?

– Увы и ах, – он проскальзывает мимо меня и садится на чистые простыни.

Силуэт его крепкой, при этом не перекаченной, фигуры вырисовывается на фоне эркерного окна, изгибающегося у изголовья кровати. У него темные волосы и кожа явно темнее, чем у Ричарда Голдстейна, которого я мельком видела, когда меня силком притащили в этот дом. Нет, конечно, мне не скручивали руки, но угрозы отца возымели эффект. Я смирилась, наивно полагая, что могу сама отбиться. Или сбежать, снять деньги со всех имеющихся карт и смыться, пока отец не успокоится.

– Так кто ты?

– Коул. Брат Джесса. А ты, если я ничего не перепутал, Мелисса Сильвервуд.

Хмурюсь и отступаю к двери, крепче сжимая приз в руке. Что это за дичь такая? Тройничок?

– Да не пугайся ты, – хмыкает он. – Я просто хотел... – он молчит, кажется, подбирая слова: в потемках не разберешь…, – испортить брату праздник. Хотел... Связать тебя и утащить в лес... До утра кормить комаров.

Челюсть едет вниз: откровенность убивает наповал. Их семейка сплошь извращенцы, или что?

– Эй, не надо искать в моих словах двойное дно, – он откидывается на кровать, упираясь согнутыми локтями в матрас, все еще следя за моими движениями. – Я бы не стал тебя трогать. Мне это не нужно. Вернул бы как новенькую на следующее утро.

Во мне начинает медленно разгораться надежда.

– Серьезно? Ты поможешь мне сбежать отсюда? – быстро преодолеваю разделяющее нас расстояние.

Сажусь на кровать рядом: напрягает, что я его почти не вижу, но на поиски выключателя еще нужно найти время, которое стремительно утекает сквозь пальцы.

– «Убежать» – слишком сильно сказано..., – по голосу кажется будто он хмурится. Глаза с желтыми вспышками прищуриваются.

– Черт... – в досаде швыряю кубок в дальний угол.

– Ты ведь понимаешь, что у тебя нет выбора?

Даже если я проторчу в лесу до утра, до завтра все равно проблема не рассосется.

Во рту пересыхает, и я сглатываю.

– Твой брат... – спрашиваю, а внутри все сжимается от страха услышать ответ. – ...Насколько он придерживается традиций? С ним можно договорится?

Смех отскакивает от стен погруженной во мрак комнаты.

– Договорится? С Джесси? О чем? Кто будет сверху?

Скриплю зубами, жалея, что выбросила кубок. Вот бы двинуть сейчас бы этому юмористу позолоченной бронзой по черепушке.

– Погоди-ка... – он поворачивается ко мне лицом. – Ты умудрилась подарить кому-то свою розочку?

Морщусь.

– Я бы это не так назвала...

– И ты в курсе, что тебя ждет, когда Джесс узнает?

– Еще бы, – горько усмехаюсь. – Я пыталась сбежать, охранник поймал. А это гребанное окно, – тычу пальцем себе за спину, – не открывается...

Ждут смешков и едких шуток. Но Коул молчит. Мучительно долго. Потом выпрямляется.

– Я могу увести тебя, – медленно говорит Коул, в его голосит сквозит явно «но».

– Правда?

Он ерошит волосы.

– Но это не выход из твоего положения. Я ведь думал просто насолить Джессу, и вернуть тебя под утро. Они тебя везде найдут. Ты ведь невеста принца.

Фыркаю. В комнате немного прохладно, или это меня знобит? Обнимаю себя руками, чувствуя, как кожу начинает покалывать: тонкая ночнушка – единственное, что мне разрешили оставить – не согревает.

Коул наклоняет голову, изучая меня пристальным взглядом.

Ладони скользят выше – прикрываю скрещенными руками грудь, потому что мне кажется, что он смотрит на мои затвердевшие соски.

– У меня парень есть. Картер Уайетт... Я люблю его... – слова, вырывающиеся из моего рта должны были прозвучать уверенно, но я будто оправдываюсь.

– Тогда есть еще вариант... – от интонации в голосе Коула у меня внутри все сжимается. Он что-то задумал, и наверняка паскудное.

-3-

Мелисса

Пытаюсь отодвинуться, но он вдруг резко хватает меня за плечи и, опрокидывая на кровать, нависает надо мной.

Свет от фар подъехавшей машины вырывает точеную линию скул и ухмылку на лице.

– Что ты творишь?! – ерзаю под ним, пытаясь сбросить с себя.

– Мой братец должен поверить, что это я лишил тебя девственности, – его голос, вибрирующий и глубокий, вызывает мурашки по коже.

– Я не стану спать собой! – стискиваю зубы, когда он стягивает с себя футболку и наклоняется ближе. От него пахнет лесом, стоящим у кромки моря: терпкий запах земли, холодной хвои и соли.

– Не обязательно, – с этими словами он целует меня в шею.

Хотела бы я сказать, что ничего не почувствовала. Но когда его язык касается ключицы, меня прошивает насквозь.

Прикусываю губу, чтоб парень не понял, что мне нравится то, что он делает.

– Думаю, будет достаточно если Джесс, когда ворвется сюда, учует твое возбуждение.

– Мое... Что?

Коул высвобождает грудь из глубокого выреза и припадает к ней губами, втягивая сосок в рот.

Выгибаюсь еще сильнее закусывая губу.

– Расслабься, времени не так много. Лучше не сопротивляйся, – в его голос добавляются хриплые нотки. И мне придется поверить незнакомому парню, что он не пойдет дальше поцелуев? – Выбор у тебя не большой. Либо я немного с тобой поиграю, либо тебя трахнет во всем дыры стая моего брата...

Он отрывается от груди и смотрит в мое лицо.

Что я должна ответить? Дать добро, на то, чтобы брат уже ненавистного мне жениха целовал меня и касался тех мест, что в приличном обществе в слух не произносят...? И как же Картер...?

– Не переживай, – говорит он, будто прочитав мои мысли. – Клянусь, что не стану вставлять в тебя свой член. Хотя... Я был бы не против...

Коул целует меня за ухом и, чуть прикусывая раковину, зализывает отметину от своих зубов.

– Это ведь не измена. Почти.

Ключевое слово: «Почти»...

– Я могу и сама, – выдыхаю в слабом протесте, ведь если это продолжится... Как я посмотрю в глаза Уайетту?

– О, я бы с удовольствием посмотрел на это, – кажется, он облизнулся. – Но на тебе должен остаться мой запах. Доверься мне – и выйдешь отсюда целой и невредимой.

– А... – хочу задать очередной вопрос. Но мой рот закрывает поцелуй. Язык касается внутренней стороны губ и проникает внутрь, медленно, ласкает небо, гладит мой язык. А в это время мужские ладони до боли стискивают грудь, оттягивая соски. Вздрагиваю, со стоном выгибаюсь. Внизу становится влажно, и это пугает. Захочу ли я его остановить, если он решит нарушить свое хлипкое обещание?

– Ты восхитительно пахнешь...

Коул отстраняется и, втягивая носом воздух, коленом касается внутренней стороны бедра, продвигая его вверх, пока не оно не упирается в промежность. Грубая ткань джинсов раздражает нежную кожу сквозь тонкое кружево.

Резко выдыхаю, и невольно трусь об его колено, словно обезумевшая кошка.

– Ты точно не хочешь... – хрипло спрашивает он.

Отвечать нет сил, поэтому качаю головой.

– Тогда тебе лучше держаться покрепче...

Он снова отстраняется, но только для того, чтобы сорвать с меня трусики.

-4-

Мелисса

– Что ты...? – в моем голосе смешиваются возбуждение и беспокойство, и я не знаю, какого чувства там больше.

– Тише, принцесса..., – Коул раздвигает ноги, пальцы обеих руки скользят по половым губам, собирая влагу, он чуть тянет за короткие волосы на лобке, целуя в место под пупком, в опасной близости от пылающего огнем центра. Руки нажимают на внутреннюю сторону бедра, и я раскрываюсь ещё шире. Холодок проносится по влажной коже.

– Хотя... – губы смещаются ещё на пару сантиметров. – Лучше не сдерживайся. Будет здорово, если все сбегутся на твои стоны.

Горячий рот накрывает пульсирующий бугорок, и реальность смазывается. Я стряхиваю предубеждения, мораль и страхи, как не нужную шелуху. Отдаюсь нахлынувшим чувствам со всей остротой ощущая, когда его язык кружит вокруг моего клитора, а потом мягко погружается внутрь. Ещё и ещё. В таком медленном темпе, будто парень пробует на вкус экзотический десерт и не хочет, чтобы он быстро заканчивался. Напряжение внизу живота начинает нарастать, чувствую как стенки влагалища сжимаются, откидываюсь на подушку и со стоном рвано выдыхаю, когда зубы оттягивают чувствительную горошину.

Руки сами тянутся к его голове, пальцы вплетаются в волосы, а я прижимаю его лицо ближе к центру моих сладких мук. Чувствую, как он улыбается.

– Я так и задохнутся могу, милая...– шепот вибрациями распространяется по коже.

Смутившись, моментально отдергиваю руки и вцепляюсь в простыни.

Он продолжает свою изощрённую пытку. В это раз быстрее, глубже. С каждым витком языка – словно маленький заряд электричества проходит через меня.

С губ почти срывается «Еще!», когда он отстраняется.

– Уже все? – хрипло спрашиваю, кажется, разочарованно. Надеюсь, Коул не заметил.

– Нет, – он целует живот, продвигаясь ваше. Наши глаза встречается. Замечаю, что его желтоватая радужка глаз потемнела, парень часто дышит. Он облизывает блестящие от моей влаги губы, а я отвожу взгляд: – Ты очень сладкая. Наверное, сахар не употребляешь и красное мясо почти не ешь...

– Я веге... торианка, – запинаюсь, когда Коул сжимает мой подбородок и поворачивает к себе.

– Хочешь узнать, какая ты на вкус...?

– Я...

Он наклоняется ниже, наши губы почти соприкасаются, и я не могу совладать с искушением.

У его губ мятно-соленный вкус. Он целует меня так, будто дразнит, коротко, не пытаясь засунуть язык мне в рот, чуть прикусывая чувствительную кожу губ. Он прижимается ко мне, и я чувствую, как его стояк упирается в мое бедро. Он в джинсах, и это должно успокоить... Но наоборот – расстраивает.

Со стоном выгибаюсь, когда его пальцы без помех проникают в мою вагину, а горячий и влажный язык скользит в рот.

Неистовая и сладкая пытка продолжается. Сначала движения размеренные, неторопливые, но стоит мне начать постанывать, пока губы парня исследуют мою шею, он переходит к активным действиям.

Пальцы поглаживают клитор, надавливают, а потом скользнув ниже, словно вкручиваются в меня. Коул чуть сгибает их, погружая глубже: они двигаются медленно, исследуя переднюю стенку влагалища, пока не находят чувствительную точку, о которой я даже не подозревала: мой стон заполняет комнату. Рот тут же сминают мужские губы: Коул целует меня так жарко, а пальцы двигаются во мне так яростно, что в голове начинает звенеть. Узел в животе завязывается все туже и туже с каждым проникновением, приближение оргазма все нарастает и нарастает, пока я не забывают как дышать. Рот открывается в беззвучном крике, а я словно разлетаюсь на миллион осколков. Я все ещё дрожу, когда он вытаскивает из меня пальцы. Замутненным взглядом вижу, как он облизывает их.

– А ты весьма занятная, Лисс...

Дыхание сбилось, я не могу ответить и просто откидываюсь на подушку, закрыв глаза.

-5-

Мелисса

Пытаюсь сосредоточится на лекции по Медиа-Стратегиям, но слова мистера Уолша размываются в моей головы, превращаясь в бессвязный набор звуков. А все потому, что я мысленно, снова и снова возвращаюсь к событиям вчерашней ночи...

***

Дверь распахивается, а я мгновенно забиваюсь в изголовье кровати.

– Коул! Я убью тебя! – от крика начинают гудеть барабанные перепонки, а сердце подскакивает в грудной клетке.

Парень, что буквально пару минут назад довел меня до оргазма, ловко вскакивает с кровати, уворачиваясь от целящегося в его голову кулака. Выпад, блок, прицельный пинок и разворот: удары сыплются как из рога изобилия, а потом братья (А я не сомневалась, что ворвался в комнату именно Джесс Голдстейн) сцепляются и начинают кататься по полу. Я не могу понять, кто побеждает, пока не слышу противный хруст сломанного носа.

Из тьмы вырывается лицо Джесса – бледное, с победоносной ухмылкой, тронувшей губы – когда дверь открывается полностью, впуская в комнату свет из коридора.

На пороге появляется силуэт широкоплечего мужчины.

– Прекратите. Живо.

Внутри все съеживается от звука этого властного, резкого голоса. Ричард Голдстейн. Глава Клана. Человек, которому никто не осмеливается сказать: «Нет».

Джесс послушно слезает с брата. Коул тяжело поднимается, присаживается на край кровати и утирает лицо краем простыни.

– Джесс. Вернись к гостям, – велит он старшему сыну.

Как только Джесси выходит за дверь, взгляд старшего Голдстейна скользит от Коула ко мне. Судорожно сглатываю. Мужчина молчит, а я жду его слов, как приговор. Он стоит спиной к источнику света, но его зрачки все равно отражают жёлтый блеск. Который пугает.

– Мелисса, – вздрагиваю несмотря на то, что тон его голоса гораздо мягче, чем взгляд. Хотя... Может, мне так только кажется? Лица ведь я почти не вижу, – спустись на первый этаж. Мисс Томпсон поможет тебе... привести себя в порядок.

Встаю, чувствуя дрожь в коленях. Мистер Голдстейн делает шаг в сторону, пропуская меня.

На секунду застываю на пороге, борясь с желанием обернуться.

А потом переступаю порог и бегу со всех ног.

***

– Детка, все в порядке? – спрашивает Картер. Его зелёные глаза беспокойно бегают, изучая мое лицо.

Мы сидим на каменной лестнице перед кампусом и обедаем – и я уже десять минут, а то и больше, сверлю взглядом свой сэндвич с тофу, огурцом и цельнозерновым хлебом.

Опомнившись, качаю головой и откусываю приличный кусок от своего сэндвича – лишь бы не отвечать.

Вкуса почти не чувствую – на душе слишком паршиво, чтобы наслаждаться любимой едой. Слишком много мыслей переполняет меня сейчас.

Считается ли то, что я сделала... Или точнее, позволила с собой сделать – изменой?

И Коул...? Насколько сильно его наказали за эту своеобразную попытку защитить мою честь?

– Мел, неужели ты... – Картер давно прикончил свой протеиновый коктейль, запив им сэндвич из индейки. И ему просто не терпелось со мной поговорить. Ничего особенного – мы ведь с утра разминулись и смогли увидеться только сейчас, но я все равно вздрагиваю, будто бы Уайетт уже обо всем знает, и сейчас начнутся расспросы. – Решила не идти со мной на вечеринку сегодня вечером?

– Ну... – я тянула с ответом уже пару дней. А все потому, что Картер упорно не хотел говорить, какой из студенческих клубов ее устраивает.

Парень продолжает выжидательно смотреть на меня. И я сдаюсь. После всего случившегося я чувствую вину, и мне хочется его порадовать.

– Ладно.

– Супер! – Картер притягивает меня к себя и целует. Поцелуй отдает душком убитой индейки, и, возможно, поэтому вместо обычной приятной щекотки в животе, я чувствую желчь на языке.

Губы Картера перемещаются на шею, и я облегченно выдыхаю: ему явно это льстит – конечно, откуда ему значит причину моих судорожный вздохов. А потом он шепчет мне на ухо (и вовсе не вибрирующий тон его голоса заставляет меня снова вздрогнуть):

– Тогда подъедешь ко мне в пять. И мы еще успеем забить парочку голов.

-6-

Мелисса

– Зачем ждать? – голос подводит на последнем слоге. Но я не могу отступить... Хоть и не уверена, что не дрогну, ведь... Я же...

Нет, я должна стереть все воспоминания о прошлой ночи... И есть только один способ сделать это правильно.

Едва заходим в трейлер, Картер целует меня, а я отвечаю. Впуская его язык в свой рот (правда всего на два толчка – его вкус до сих пор отдает курицей), а потом отрываюсь от его губ и, спускаясь к его шее, целую кадык. Щетина колет губы, а стон ласкает слух. В голове вспыхивают наши самые лучшие моменты: как Уайетт защищал меня в школе, как мы подолгу гуляли, просто гуляли, не желая расставаться, наши бесконечные звонки и смс-ки и первая совместная поездка на Большие Озера. В голове все еще звучит его поразительный голос под переливы гитарных струн.

Руками скольжу по его торсу, подцепляю край футболки. Пальцы касаются рельефа мышц на плоском животе – выпуклые, ярко выраженные кубики, не как у...

Тряхнув головой, выбрасываю из головы смазанный образ и тянусь за очередным поцелуем и, расстегнув ширинку на его джинсах, запускаю пальцы за резинку трусов.

Стискиваю полутвердый член влажной рукой, и начинаю лихорадочно ласкать его, сбиваясь с ритма, когда Картер втягивает в свой рот мою губу.

Горячая волна проходит по телу, притупляя чувство вины, а между ног становится влажно.

Да, все так и должно быть...

– Детка, ты сегодня такая горячая... – стонет Картер, запуская руки под мою блузку и расстегивая бюстгальтер.

Когда он пытается стянуть с меня верх отстраняюсь, качая головой. Мне все еще неловко заниматься этим днем, да еще полностью без одежды.

– Вот всегда ты так... – надувает он губы. Так по-детски, что я невольно усмехаюсь. – ...Ладно.

Коротко поцеловав меня, Картер отстраняется, стягивает джинсы (мой взгляд тут же пружинит чуть в сторону, от вида полностью голого мужчины смущение подкатывает к горлу) и, достав из кармана презерватив и отбросив джинсы в сторону, одним движением раскатывает латекс по напряженному члену.

Потом прижимает к себе, целует и тянет меня на разложенный диван, не озаботившись даже поправить смятый плед.

Но мне плевать.

Поскорее бы... До кончиков пальцев пронзает дикое желание утолить пожар в крови, избавить тело от фантомных ощущений прикосновений Коула.

Падаем на диван. Я оказываюсь сверху. Сердце гулко стучит в груди. Уайетт приподнимается, явно чтобы перекатится на живот, прижав меня к дивану.

Но я упираюсь ладонями в его плечи.

– Давай сегодня я... – проглатываю остаток предложения, смущаясь от пристального взгляда темно-зеленых глаз.

– Малышка, да ты сегодня полна сюрпризов... – мужская рука скользит по бедру, задирая юбку на талию. Неловко ерзаю, чтобы стянуть с себя нижнее белье. И чувствую, как живот Картера начинает трястись от беззвучного смеха.

– Эй! – шлепаю на голой груди парня, а он притягивает меня к себя и целует в уголок губ.

– Прости, я просто рад, что у нас все хорошо... – шепчет он. – Вчера ты меня загрузила своим невнятным разговором...

Застываю. Да, точно. Я ведь пыталась узнать – мягко и ненавязчиво – готов ли он бросить Универ и сменить город.

– Думал, ты меня хочешь бросить...

– Нет-нет-нет-нет-нет, – слишком много «нет», но Картер не обращает внимания на это, снова целуя, стискивая своей крупной ладонью мою грудь.

Перестаю мотать головой и углубляю поцелуй: скользя языком по небу, наслаждаюсь его мягкостью.

Чуть сдвигаюсь, и трусь о набухший член. Парень стонет, просовывая между нашими телами руку.

– Приподнимись, – хрипит он, и когда я чуть приподнимаю попу, направляет свой член в мою вагину.

Ощущения захлестывают, в момент, когда стенки влагалища сладко обхватывают твердую плоть. Картер немного разводит мои бедра и надавливает, насаживая меня глубже. Стискивая мою талию, он направляет меня вверх и вниз резко, но лишь на половину длины члена, чтобы нечаянно не выскользнуть из меня.

– О, Мел...! – резко выдыхает он когда, я принимаю правила и начинаю двигаться в такт.

Приятная дрожь распространяется по телу, но этого мало. Стоит вспомнить тот шквал, что накрыл меня, когда во мне двигались пальцы (всего лишь пальцы!) Коула.

Ускоряюсь, стоны Картера становятся жалобнее, а движения хаотичнее. Руки шарят по моему телу: стискивают грудь, гладят руки. Но ни на чем подолгу не останавливаясь.

– Детка, тебе ведь хорошо, да..? – бормочет он.

Почти не слышу его, с упорством продолжая скакать на нем, и несмотря на пробивающие приятные толчки внутри меня, сладкого трения члена мне мало. Я отчаянно пытаюсь получить больше – меняя угол проникновения и наклоняясь за поцелуями, позволяя влажному мужскому органу выскользнуть из меня почти полностью (сжав мышцами дергающуюся в преддверии оргазма головку).

Но... я как будто играю в автомат-хваталку, вроде близко к победе, но недостаточно.

А Картер даже не замечает, что в этот раз я не играю на публику: обычно я подбадриваю парня стонами и выкриками его имени.

-7-

Мелисса

– Мел, ты в порядке? – стук в дверь заставляет вздрогнуть и рывком включиться в реальность: в первую очередь ко мне возвращается вина и стыд, а потом только голос. Немного хриплый от напряжения:

– Да, все хорошо. Уже выхожу.

Затыкаю слив раковины первой попавшейся тряпкой, наполняю ее ледяной водой и опускаю туда голову: а когда я через пару секунд выпрямляюсь, откинув со лба влажные волосы, кожу лица пронизывают противные иголочки из-за перепада температур. Лицо покрылось красными пятнами (которые, впрочем, быстро исчезают), зато ко мне вернулась трезвость мысли.

Сжимаю края раковины и, стерев конденсат с зеркала, твердым взглядом впиваюсь в собственное отражение. Тихо, практически одними губами, произношу:

– Наилучшего выхода из той ситуации и быть не могло. Прими это. И забудь. Могло быть и хуже.

Вытираюсь полотенцем, оборачиваю его вокруг тела, а потом, сделав глубокий вдох и медленный выдох, натянув улыбку, выхожу.

– Детка, слушай, мне нужно отскочить. Купить новые свечи и заглянуть к Салли, вдруг в мастерской завалялся какой-то бэушный карбюратор. Давно пора заменить. А то она с отцом завтра уезжает из города на целую неделю.

Голос Уайетта доносится с кухни, и я тут же расслабляюсь, понимая, что, стоя ко мне спиной, он вряд ли заметит мой бегающий взгляд.

– Я с тобой, – отвечаю, поспешно собирая свои разбросанные по углам вещи и натягивая их на себя. – Мне нужно переодеться, и...

– Хорошо, – руки Картера обвивают мою талию, изгибу шеи достается поцелуй. Вздрагиваю, впервые чувствуя дискомфорт. Уютно обставленный трейлер (даже потертая мебель и небольшой хаос в вещах удивительным образом гармонировали друг с другом) впервые показался мне тесным и душным. В нос будто ударяет резкий запах безнадеги и застоя.

Раньше, этот «дом на колесах» казался мне оплотом свободы, где мы – я и Картер – могли делать, что захотим. Он казался мне бОльшим домом, чем том, что стоит в конце Прайм-авеню – куда однажды должен был прийти выбранный папой жених и развалится на диване фирмы Baxter [итальянский бренд известен своей эксклюзивной кожаной мебелью, которая отличается высоким качеством, роскошным дизайном и уникальными материалами], предъявив на меня свои права.

Я мечтала после окончания прокатиться вместе с Картером автостопом по Америке, черпая вдохновение для своих дизайнерских проектов.

Разве можно так резко измениться меньше, чем за сутки?

Нет… Во всем, должно быть, виновато чувство вины перед Картером.

После вечеринки я ему все расскажу, и, как можно мягче объясню всю ситуацию, в которой я оказалась (естественно, не упоминая ликанов и их странных диких обычаев).

Он поймет. И поддержит. И вместе мы найдем выход.

Поворачиваюсь в его объятиях и коротко целую в губы.

-8-

Мелисса

Картер, как обычно, высаживает меня на углу улицы, в нескольких домах от папиного коттеджа с огромными панорамными окнами от пола до потолка, так и кричащие: «Смотрите! Нам скрывать нечего!». А то, как же…

Коротко клюнув парня в щеку, шутливо напоминаю, чтобы не забыл меня забрать, как только закончит свои дела, и направляюсь к своему дому.

Ноги еле идут, будто налитые свинцом. Обычно папа закрывает глаза на мои похождения (в том числе и ночные), поверив, что свободное от учебы время я провожу в компании Клэри Сильверстилл (ей тоже есть что скрывать от своих предков, вот мы друг друга и покрываем). Но сейчас… Ему наверняка известно о скандале в загородном доме Ричарда Голдстейна – пафосном поместье в стиле викторианской эпохи – и то, что он сохраняет молчание со вчерашнего вечера, дает основания полагать, что дорогому папочке нужно остыть. А это значит, что, когда он появится – грянет буря.

Открываю входную дверь с помощью ключ-карты домработницы, которую я стащила у нее еще в прошлом месяце, чтобы чересчур «умный» дом не настучал папе о том, когда я вернулась домой (охранников в доме он не держит, а единственная камера над крыльцом висит больше для вида: не Дереку Сильвервуду, с его-то покровителями, бояться домушников и прочих маргиналов).

Выдыхаю, когда квартира встречает меня тишиной, а моя дальняя комната – спертым душным воздухом (явный признак того, что в мою комнату никто не заходил, даже приходящая уборщица). Включаю кондиционер, открываю окна и начинаю перебирать платья в поисках подходящего наряда. Морщусь, когда натыкаюсь на пошлое коктейльное платье, подаренное мне Эстеллой, моей «как бы мачехой» (официально они не женаты) – черное кружевное платье, едва прикрывающее зад, с нюдовой подкладкой, создающее иллюзию ажурной цветочной сетки, надетой поверх обнаженного тела. Сам факт существования этого платья в моем шкафу напоминает мне сразу о двух вещах.

Первое – новая профурсетка моего отца меня ненавидит (Даже несмотря на то, как она клялась и божилась, что эта тряпка, расшитая черными кристаллами и пайетками, попала ей в руки прямо из коллекции какой-то знаменитой модели польского происхождения).

Второе – я все еще завишу от отца, вопреки моим попыткам добиться самостоятельности. И поэтому мне приходится с натянутой улыбкой принимать подарки его силиконовых дур, которых он меняет каждые несколько месяцев.

И дело даже не в том, что я не пыталась перерезать платиновую пуповину, связывающую меня с отцом. Пыталась. Еще как. Но хоть он и не проверяет с особой тщательностью, где и с кем я ночую и провожу выходные, стоит мне найти работу на неполную ставку или начать получать более-менее весомые деньги за мелкие халтурки, связанные с моей непосредственной специальностью (под «весомыми» деньгами подразумевается любой доход, с помощью которого я могу накопить на билет и уехать в другой конец штата), как он быстренько находит способ перекрыть этот источник, сулящий свободу и независимость.

Одна надежда у меня была – закончить универ.

Имея диплом, я бы смогла набраться смелости и рискнуть.

Только вот… меня продали словно свинью на фермерском рынке.

Сдергиваю это нелепый наряд из шелка и кружева, больше напоминающий пеньюар, с вешалки и швыряю на кровать. Кидаюсь к трельяжу, достаю портняжные ножницы, но замираю, стиснув в кулаке ткань премиального качества.

Некстати, вспоминается реакция Картера, когда я показала ему эту безвкусицу.

«Классно смотрится!», – выдохнул он тогда. А затем последовали уговоры, чтобы я надела его на одну из студвечеринок.

Тогда я ответила категоричное: «Нет». Но сейчас мне хотелось порадовать Картера. Показать, что я люблю его. Плюс, есть шанс что он не станет на меня сильно сердиться, когда я изолью ему душу, если я при этом будут выглядеть, как одна из моделей журнала «Maxim».

Вздохнув, бросаю ножницы на столик, чудом не разбив зеркало.

-9-

Мелисса

Выхожу из дома спустя час, чувствуя себя элитной проституткой: волосы тщательно забетонированы и отутюжены, на губах алеет стойкая помада, коричневый смоки-айс дополнен жирной подводкой. О, еще черные лабутены на 12-сантиметровых каблуках.

Абсолютно не мой стиль.

Но стоит встретиться с глазами Уайетта, ждущего меня на том же месте, где мы и расстались, понимаю, что любой дискомфорт стоит восхищенной улыбки и горящего взгляда.

– Выглядишь просто… просто… потрясающе.

Под влиянием момента мой кавалер даже распахивает передо мной дверцу с пассажирской стороны (чего уже давно не случалось).

– Правда? – в смущение опускаю взгляд, вцепляясь в воротник джинсовой куртки (надела ее для того, чтобы соблюсти компромисс между моим внешним видом и внутренним содержанием, и, в случае чего, подавить порыв оттянуть край платья вниз).

– Конечно, – усаживаясь за баранку подержанного субару, отвечает он, коротко целуя меня в изгиб челюсти: в ноздри ударяет запах мяты с примесью чего-го лесного, бальзамического. Смутно знакомый…

Сначала я не могу понять, а потом воспоминания пронзают яркой вспышкой, вызывая фантомные ощущения на губах...

Запах земли и морозной хвои... И прожигающий до костей поцелуй с привкусом мяты и соли...

Вздрагиваю от рева мотора.

– Новый парфюм? – хрипло интересуюсь я.

Парень бросает в мою сторону короткий взгляд.

В моем вопросе нет ничего, что может вызвать подозрения. Ведь раньше от Картера пахло самым обычным аксом. Но я все равно внутренне съеживаюсь, как будто Уайетт каким-то образом смог заглянуть в мои мысли.

Возникшая пауза начинает давить на грудь и кажется бесконечной.

– У тебя ведь на него нет аллергии?

От беспокойства в его голосе, чувствую внезапный всплеск вины и нежности (и какого чувства больше, понять совершенно невозможно)

– Нет, нет, нет, – количество отрицаний сократилось почти вполовину. И это, можно сказать, большой прогресс.

Улыбаюсь, поймав очередной взгляд зеленых глаз. И тут же переключаю внимание на магнитолу: тыкаю по сенсору ища хоть какую-нибудь более-менее нейтральную песню.

И, как назло, салон заполняет музыка: ритм сердца, сменяющийся переливами пианино, а голос Рианны начинает петь о том, как она изменяет своему мужчине. На строчке: «And I know that he knows I'm unfaithful» («Я знаю, что он знает, что я неверна» (англ.)), не выдержав, переключаю на следующий трек, а потом и вовсе жму «стоп», не желая искушать судьбу.

Блин... Эта песня, словно пророческая... Будто пыталась нашептать мне мое будущее.

Откидываюсь на спинку кресла и украдкой смотрю на следящего за дорогой Картера.

Технически это не было изменой... А фактически... Я все же позволила незнакомому парню ко мне прикасаться... За что пару столетий назад (вообразим, что в 18 веке и не такое бывало) мой ночной вчерашний «гость» просто обязан бы был на мне жениться. А ведь меня для этого и привели в тот дом... Только вот ошибочка вышла...

Кусаю губу, глотая нервный смешок.

Стоит Картеру дернуть головой в мою сторону, я отворачиваюсь к окну. И тут же начинаю удивленно хлопать глазами, замечая, что машина вырулила на шоссе, что ведет прочь из города.

– И куда мы едем? – спрашиваю с замиранием сердца, чувствуя, как начинают потеть ладони по мере того, как мы приближаемся к роковой развилке.

– Увидишь! Там будет супер круто! Не пожалеешь!

Картер коротко стискивает мои плечи в неловком жесте, оторвав левую руку от руля.

Скулы сводит от фальшивой, будто после похода с пластиковому хирургу-самоучке, улыбки.

Поворот налево сказал больше, чем невнятный ответ моего парня. Только один дом стоит в глуши под сенью огромных сосновых деревьев.

Особняк Голдстейнов.

-10-

Гравий так громко шуршит под ногами, что мне стоит огромных усилий не вздрагивать при каждым шаге.

Вцепляюсь в локоть Картера, в попытке сосредоточиться на реальности вокруг, которая рассеивается, намереваясь ускользнуть от меня. Я так напугана, что пульс стучит в висках, а сердце будто подскакивает к горлу. Поэтому замечание Картера пропускаю мимо ушей.

– А? Что?

– Говорю, если не умеешь ходить на таких высоченных каблуках, могла бы и не заморачиваться. Я тебя и так люблю.

Уайетт наклоняется ко мне, чтобы достаточно невинно поцеловать в висок, но я дергаюсь и отпускаю его руку.

Все... кхм... в порядке, – прочистив горло, отвечаю я. – Просто немного растерялась, – предусмотрительно завожу руки за спину, сцепив их в замок. – Такой большой дом... И давно ты знаешь Джесси Голдстейна?

Не надо быть общепризнанным гением, чтобы понять, на чью тусу приволок меня Картер.

Высокие кованные ворота гостеприимно распахнуты. Но сам вид – острые пики на концах прутьев и силуэт дикого волка, повторяющегося в витиеватых узорах – только нагоняет жути, подкармливая нехорошее предчувствие.

– Мой знакомый в благодарность за помощь с машиной, протащил меня на закрытую вечеринку в «Каверн» для элиты «JA» [Джей-Ай], из той самой закрытой академии имения Джейкоба Аурума. Джесс сцепился с какими-то мудилами, я вступился. Так и познакомились.

– И как близко вы общаетесь? – приложила все силы, чтобы мой голос прозвучал как можно беззаботнее: но мышцы лица натянуты, и их очень нелегко расслабить.

– Ревнуешь? – хмыкает Картер, легонько толкая меня плечом.

Передергиваю плечами, делаю короткий вдох-выдох, и ступаю на широкое крыльцо. Дверь приоткрыта и до нас доносятся вопли пьяных студентов и громкие биты микшированной музыки.

Чего-то я в самом деле?

Это же вечеринка! Не факт, что мы пересечемся. Надо только, чтобы Картеру не пришло в голову продолжить знакомство с наследником Голдстейнов. С него станется пойти искать Джесси, чтобы выпить с ним на брудершафт или сыграть в партию в пивпонг. Чем дальше Картер будет от Джесса Голдстейна, тем лучше. И безопаснее.

– Не в этом дело... – морщу носик, пытаясь состряпать коронную капризную мордочку Клэри Сильверстилл. У нее получается парнями крутить, почему бы мне не попробовать? – Я не хочу сегодня ни с кем тебя делить. Обещаешь не отходить от меня?

Картер поворачивается ко мне, вскидывая брови: его явно удивляет мое поведение. Обычно я так себя не веду.

– Поухаживаешь за своей принцессой? – хлопаю ресницами, надув губки. А потом тянусь к его уху, чтобы прошептать. – И я тебя вознагражу. Тем самым.

Уж лучше девственности лишиться мой рот, чем зад.

– Ладно, – быстро соглашается он.

Надеюсь, он не решил, что я буду делать ему минет (в первый раз, между прочем) прямо в туалете у Голдстейнов?

Переступив порог, я немного теряюсь: вчера обстановка в этом доме буквально давила, окутывая тяжелым духом какой-то торжественной мрачности. Темное лакированное дерево стен, охотничьи трофеи, репродукции «Темных картин» Франсиско Гойя – все буквально кричало о том, что в этом доме не очень-то рады гостям, особенно тем, у которых чересчур нежная психика. Молодежная вакханалия преобразила все. Сдержанный мрачный интерьер теперь украшают цветные бумажные, гирлянды и фигурки из неоновых палочек (какой-то гений умудрился даже состряпать огромный фаллос и прилепить его на место несчастного сына Сатурна, которому не посчастливилось оказаться закуской родного отца). На огромных рогах лося замечаю кружевной бюстгальтер ярко-розового цвета, а в явно старинной серебряной чаше (по бокам которой красовались волчьи головы, держащие в зубах по кольцу) – остатки начос и сразу перестаю удивляться.

Мысль о том, что королю этой вечеринки завтра влетит от сурового родителя, согревает душу. В голове вспыхивает образ Ричарда Голдстейна, мужчины за 40 с ледяным взглядом. А в голове звучит его властный резкий голос, велевший братьям Голдстейн прекратить чесать друга об друга кулаки.

Спотыкаюсь на ровном месте, едва не врезавшись в парочку, зажимающуюся в нише под лестницей.

Коул...

Он ведь тоже может быть здесь...

Сердце сбивается с ритма, и вовсе не от страха.

-11-

Картер здоровается за руку с незнакомым мне парнем, пока я рассыпаюсь в извинениях за свою неуклюжесть перед похотливой парочкой. Не знаю, что сказал Уайетту тот парень, но Картер уверенно повел меня одним из коридоров: мы оказались в просторной гостиной, дальняя стена, сделанной из сплошного стекла: толстые вертикальные полоски металла, от пола до потолка, с загнутыми скругленными краями подсказывают, что это не просто окна, а двери.

По ту стекла вокруг бассейна толпятся пьяные студенты: одни – танцуют, другие – целуются, развалившись на шезлонгах. Самые отвязные прыгают в воду, чтобы присоединиться к бою в бассейне. Стерильная вода утратила свой природный голубоватый цвет и отливает красным из-за подсветки, вмонтированных в борта водонепроницаемых светодиодных ламп. Такое цветовое решение вызывает лишь неприятные ассоциации – будто где-то среди визжащих парней и девушек на поверхности плавает труп с перерезанным горлом, и его кровь, расползаясь по воде, окрашивает ее в бледно-алый цвет.

Подходим двери, и она со свистом разъезжается в стороны – шум вечеринки обрушивается на меня с такой силой, что я даже немного отступаю назад.

Останавливаюсь у двери, как раз рядом с одним из насосов для пива – удивительно, но элита тоже пьет пиво сомнительного производства из пластиковых стаканчиков. А я-то думала, здесь будут литься рекой напитки с XO-маркировкой.

– Давай? – кивает Картер в сторону плескавшихся в бассейне парней и девушек. Его зеленые сверкают.

Удивляюсь, как он может быть таким беспечным. Словно овечка, попавшая в логово волков и до сих пор не сообразившая, что шкурки ее «собратьев» совсем не белые и абсолютно не пушистые.

– Ум... Не хочу платье испортить. И светить бельем тоже не особо хочется. Ты ведь не говорил, что нужно надеть купальник, – пытаюсь улыбнуться, чувствуя, как неохотно растягиваются мышцы лица. Будь вокруг чуть больше освещения, Катер наверняка заметил, что моя улыбка словно сошла с рекламы мелкой стоматологической клиники с сомнительной репутацией.

– Мел... – почти скулит он. – Мы ведь пришли веселиться...

– Не хочу, – вытягаю губы, уточкой. – И ты обещал не отходить от меня... – цепляюсь за рукав футбольной куртки Картера с эмблемой Вульф-Кавернского Университета, чтобы привлечь его внимание, стоило ему снова повернуться в сторону бассейна. – Лучше, налей мне пиво. Будь лапочкой, – мурлычу я, легонько касаясь гладко выбритой скулы накрашенными губами: пальчики скользят под куртку и, нащупав край футболки, ныряют в пространство между животом и поясом джинс. Игриво провожу пальчиком по выступающем гребнях подвздошных костей. Картер напрягается.

– Х-хорошо, – хрипло выдыхает он. Уайетт тут же и думать забыл об игрищах в бассейне. Возможно, мне даже удастся уговорить его уйти отсюда.

Но он не успевает и шага сделать в сторону пивного насоса, как музыка вдруг резко прекращается.

Наступившую тишину разрывает вой: и несмотря на то, что он явно был воспроизведен человеком, я все равно вздрагиваю.

Спина покрывается липким потом. Кажется, моим планам не суждено сбыться...

– Эй, вы все! – знакомый голос разносится по веранде, и все вдруг замирают, будто кто-то нажал на кнопку «стоп».

Из тени одного из выходов во внутренний двор появляется блондин, в спущенных на бедра джинсах, без футболки и с бутылкой виски в руке.

– Как вам моя вечеринка, народ? – Джесс Голдстейн купается во всеобщем ликовании, театрально разведя руки, будто пытаясь охватить всех и каждого, кто с воем одобрения салютую ему тарой с алкоголем, опрокидывает в себя дозу спиртного за здоровья короля этой вечеринки.

-12-

Мелисса

– А сейчас будет еще лучше! Я приготовил для вас незабываемое зрелище! 22 года ведь исполняется только один раз! – парень с размаху бросает бутылку на землю: встретившись с отполированными камнями мощеной дорожки, стеклянная тара с оглушительным звоном разбивается. Осколки брызгают в разные стороны, часть из них с булькающим звуком (к которому примешивается мощный всплеск воды: одна девушка в желтом бикини от неожиданности, взвизгнув, валится с плеч своего партера) опускается на дно бассейна,

Джесс Голдстейн едва удостаивает несчастную легким поворотом головы, когда, отплевавшись от воды, девица одаривает его забористым матом. Парень, с плеч которого бедняжка свалилась, надавливает ладонями на ее плечи. Но вместо того, чтобы окунуть ее с головой в воду (или того хуже – утопить за то, что та нахамила влиятельному наследничку), он лишь что-то шепчет, наклонившись к ее уху, и она сразу затихает, съежившись, словно от холода.

Снова воцаряется тишина.

Джесс расторможенной пьяной походкой начинает прохаживаться по широкому бортику бассейна: он явно пьян в стельку, но голос его звучит четко, размеренно и достаточно громко.

– Но сперва... Небольшой урок истории. Я, как и большинство из вас, происхожу из рода, что объединяет в себя людей, что уже не одно десятилетие, – акцент на таком, казалось бы, простом и заурядном слове, заставляет поежиться. Сколько же здесь верканцев, потомков первых волков? – что стоят на ступень выше остальных. Как так получилось? Почему наши предки смогли забраться на вершину? Почему продолжают удерживать позиции и расширять масштаб своего влияния? Каков же секрет успеха? Все просто. Традиции. Культурное наследие. Если мы перестанем чтить историю наших предков – мы превратимся в стаю тупых хищников, которым движет только одно – жажда наживы. Так… о чем я.…? – Джесси вдруг останавливается, явно наигранно хмуря брови и почесывая висок. – Традиции. Обряды. Ритуалы. Все это очень важно, не правда ли?

Со всех сторон слышится гул одобрения: нехорошее предчувствие тугим склизким комом застревает в горле. С усилием сглатываю. Картер, заметив это, оперативно сует в мою потную ладонь стаканчик, наполненный пенным напитком: осушаю его до половины, почти не чувствуя вкуса.

– А что мы делаем с теми, кто нарушает устоявшиеся порядки?

– Наказываем!!

Вечеринка плавно перетекает в какую-то дичайшую лекцию, пропитанную какой-то весьма серой моралью.

– Верно, – хищная ухмылка искажает лицо довольно привлекательного блондина (своеобразного эталона нордической внешности: аристократический нос с узкой спинкой и слегка выступающий подбородок в сочетании с голубыми глазами и светлыми волосами, как у чистокровного викинга, наверняка разбили не одно девичье сердечко). – И сегодня вам посчастливится принять участие в первом заседании синедриона нового поколения!

Стекло под его армейскими ботинками противно хрустит, и я не могу оторвать взгляд от его обтянутых джинсой ног: как же хочется, чтобы он поскользнулся и шлепнулся в бассейн, а мы с Картером, воспользовавшись заминкой, смогли бы слинять, пока хозяин вечеринки не обратил на нас внимание… За этими размышлениями, я не сразу понимаю, к чему ведет наследник Голдстейнов.

– Но не беспокойтесь. Наше собрание будет коротким. Мы ограничимся устным голосованием.

Синедрион... Это же заковыристое название Совета Кланов, что созывается только тогда, когда кто-то из семьи совершает по-настоящему серьезное преступление.

– Привести обвиняемого! – взмах руки настолько пафосный и кичливый, будто Голдстейн пытается изобразить римского перфекта. – Кей!

Из тени у дальней стены, откуда, как черт из табакерки вылез Джесс Голдстейн, появляются четверо. Они волокут за собой нечто, что при первом взгляде ассоциируется с огородным пугалом и праздничной пиньятой.

Но облегчение (всколыхнувшееся во мне, стоило подумать, что Джесс просто решил устроить какой-то балаган, вдохновленный ночью Гая Фокса) быстро сменяется леденящим душу ужасом.

То, что волокут за собой прихвостни Голдстейна, это… не вещь. Ведь «оно» сопротивляется, пытаясь вырваться.

Это парень, одетый в черные джинсы и рубашку в тон, с разодранным воротом, обнажающим смуглую кожу с алеющими на ней царапинами и кровоподтеками. Лицо его скрыто под искусственной головой волка от карнавального костюма, но…

Я и так знаю, кто это.

-13-

Мелисса

Парни выкручивают Коулу руки, при очередной безуспешной (и если честно, откровенно слабой попытке) вырваться. Лысый, с татуированным черепом стягивает запястья избитого парня стяжками. Коул снова предпринимает попытку освободиться, извернувшись и пнув в голень одного из вшивой стаи Джесса, но Кей, рыжий дылда с болезненно-белым лицом, бьет его в живот.

Мои внутренности сжимаются, будто удар пришелся по мне.

Коул, качнувшись, падает на колени. Парни зря времени не теряют – подволакивают его к водной горке, задирают руки и куском бечевки приматывают их к металлическим перилам.

– Кто за то, чтобы наказать ублюдка? – Джесс обводит взглядом собравшихся. – Поднимайте руки. Ну же не стесняйтесь… – никто не шевелится, остатки веселья смыло, будто приливной волной. И тогда Голдстейн добавляет: – Вы ведь все помните негласное правило нашей семьи?

Последнюю фразу он произносит, развернувшись в пол-оборота и наблюдая, как его прихвостни выполняют его приказ.

Вверх сразу взметаются десятки рук.

Ну, конечно же, никто не горит желанием разделить наказание с каким-то придурком, что рискнул перейти дорогу самому Джессу Голдстейну.

– Вам, должно быть, интересно, чем он заслужил наказание? – убедившись, что его приказ выполнен, Джесс, крутанувшись на каблуках (да так легко и грациозно, будто совсем не пил), снова поворачивается лицом в рот смотрящей публике: все приглашенные сгрудились в одну кучу, образовав полукольцо вокруг нелепо обставленного судилища. – Не буду вдаваться в подробности, чтобы не смущать нежные ушки наших прекрасных дам...

Джесс улыбается, обводя присутствующих взглядом. На затылок будто давит многотонная тяжесть, и я опускаю глаза.

Узнал ли он меня?

Заметил ли вообще?

Надеюсь, что нет...

– Скажем так… Он взял то, что ему не принадлежало…

– Картер, нам надо... – начинаю бормотать, хватаясь за рукав Уайетта, продолжая следить за сценой, разворачивающейся у бассейна: не могу оторвать взгляда от Коула, хоть внутренний голос и вопит: «Надо уходить!»

Отступаю назад, и врезаюсь стеной в стеклянную дверь: парни и девушки возбужденно кричат, требуя расправы и никто не обращает на меня внимание.

Мне нужно что-то придумать… Срочно. Нужно увести Картера отсюда.

– За то, что он сделал, существует особое наказание…, – продолжает растягивать слова Джесс, пытаясь удержать интригу и внимание публики. – Но я решил его немного... Смягчить. Он получит лишь... Десятьплетей.

Произносит он – все внутри меня леденеет.

Я отпускаю руку Картера, который напрягается и буквально прирастает к месту.

Сердце бешено колотится. Треск разрываемой рубашки даже с того места, где я стою кажется оглушающим: даже перешептывание со всех сторон не может заглушить его.

Все гадают, что натворил Коул и почему ему прописали именно 10 плетей... Ведь именно столько получает простофиля-жених, согласившийся принять наказание за свою неверную возлюбленную.

Это из-за меня. Из-за меня...

Ладони потеют, а сердце стучит так, что его шум отдается в ушах, грозя заглушить все окружающие меня звуки.

– Мел? – обеспокоенный Картер поворачивается ко мне.

Я чувствую внимательный взгляд Уайетта, и благодарна ему, что он молчит и не пытается выведать, что со мной происходит.

Я сейчас физически не могу повернуть голову в его сторону. Все внимание приковано к Джессу, который, небрежно откинув крышку с продолговатого ящика, ласково, словно бедро любимой женщины, гладит посеребренную рукоять кнута, покоящегося на бархатной подушке.

Первый пробный удар со свистом рассекает воздух.

– Лучше уйдем отсюда… – голос Картера до краев наполнен мольбой и раскаянием. Он жалеет, что привел меня на судилище, замаскированное на вечеринку. Он еще не знает, что на месте Коула должна быть я… Конечно, меня ожидала бы не плеть, но…

Качаю головой, поджав губы.

Я во всем виновата. И не имею права сбегать.

-14-

Мелисса

Когда следующий удар до крови рассекает спину Коула, а его крик глушит уродская маска волка, я так сильно стискиваю зубы, что десна немеют.

Второй удар – и я уже, отпустив Картера, проталкиваюсь ближе к площадке у бассейна. Не знаю даже зачем, ведь оказавшись во втором ряду, за спиной какого-то рослого парня с волосами, скрученными в пучок на затылке – когда за вторым ударом следует третий – я не могу заставить себя сделать еще шаг. Не могу заставить себя протиснуться между парнем и девушкой в микроскопическом бикини и перехватитить руку, что почти без задержек продолжала полосовать спину невиновного.

Четыре... Пять...

Горло сдавливает спазм, и я стискиваю зубы, давя приступ тошноты – лицо покрывается испариной, портя макияж, мерзкая дрожь, словно сотня мерзких каракатиц расползается по коже. Но я заставляю себя смотреть... И считать.

На шестом ударе Коул безвольной куклой повисает на веревках, ноги распластываются на гладкой влажной поверхности досок. Джесс встряхивает хлыст, обдавая толпу кровавыми брызгами. Все синхронно отпрянув, разрывают плотное кольцо – и в какой-то момент, Джесс, окинув публику холодным, безразличным взглядом, останавливается на мне.

Капля крови на моей щеке, будто прожигает кожу – ужасно хочется ее стереть, но я не могу пошевелиться, а Джесс Гольдстейн... продолжает смотреть прямо на меня. По его лицу невозможно понять, узнал ли он меня, но когда будущий альфа, чуть повернув голову в сторону Коула, начинает говорить, он продолжает краем глаза наблюдать за мной, словно хищник за добычей.

– Ну как ты,… приятель? Не выдохся еще?

Этот подонок даже ерошит волосы и ухмыляется, будто они бейсбол играют, а не…

– …Может, хватить покрывать эту сучку, а? Признай, что она тебя разжалобила и провела… и мы покончим с этим.

Коул судорожно ведет плечом – его смуглая спина, обтянутая остатками черной футболкой, вздрагивает: и текущая из длинных перекрестных разрезов кровь, обманчиво-темная в опускающихся сумерках, заполняет прорехи в изодранной ткани.

Горло пересыхает, а тугой ком слюны, ощущается мотком колючей проволоки, скользя вниз по пищеводу.

Кажется, он что-то прохрипел, только маска заглушила…

Джесс, наконец, отрывает от меня взгляд и делает шаг к привязанному к перилам лестницы брату. Даже наклоняется, в надежде услышать слова капитуляции… Но Коул вдруг резко дергает головой назад, впечатывая затылок в лицо Джесса.

– Ах, ты ебаный…!!

Отпрянув и едва не потеряв равновесие, он выпрямляется. И когда он снова поворачивается к своей публике, его лицо – по-ангельски безмятежное.

Мягко улыбнувшись, он стирает выступившую на губе кровь...

– Что ж… Как хочешь.

А потом резко разворачивается на каблуках – и вместо четырех оставшихся ударов Коулу достается шесть.

🌚А вот наши 🫦hot as Hell🫦 братья🌚 (думаю, кто есть кто, и так понятно)

-15-

Мелисса

Хочется зажать уши руками, и кричать, кричать… пока мой голос не перекроет рычащие стоны Коула и редкие, рваные крики. Но я не шевелюсь и смотрю, как двигаются мышцы под мокрой белой рубашкой на спине Джесса, пока он наносит своему брату удар за ударом… Запах соли и железа буквально раздирает нос – и хоть я понимаю, что мне так только кажется (ведь верканки не обладают такой же остротой чувств, как самцы-оборотни), с трудом сглатываю, чувствуя, как будто кровь наполняет рот и стекает вниз по горлу вместо слюны. И только потом до меня доходит, что я прикусила язык.

Судьи поневоле начинают шептаться.

– …разве десять ударов не закончились? – интересуется кто-то справа от меня, и достаточно громко, потому что рука Джесса, взметнувшаяся для очередного удара, замирает в воздухе.

Когда он опускает кнут – я не могу удержаться от выдоха, до краев наполненного облегчением.

Все закончилось…

Джесс поворачивается к гостям. Откидывает со лба взмокшие волосы и… улыбается.

Желудок переворачивается от этой его улыбки, хоть он на меня и не смотрит. Ведь она… обещает продолжение.

– Что-то я немного увлекся… – со смешком произносит он, тыльной стороной ладони стирая с щеки кровь (и на этот раз кровь не его), – Жить будет, и ладно, – бормочет он, немного отстраненно, будто сам себе, бросая плеть прямо на окровавленные плитки.

Встряхнув плечами, словно после изнурительной работы, он стягивает с себя рубашку: какая-то деваха рядом, как по команде возбужденно мычит, едва не оседая на землю. Запачканная кровью рубашка, подобно савану накрывает кнут с посеребренной рукояткой.

Сцепив руки перед собой в замок, Джесс вытягивает их и, размяв шею, хрустит суставами. Потом щелкает пальцами, подзывая к себе Кея. Тот слету понимает немую команду и достает из нагрудного кармана рубашки свернутую трубочкой пачку купюр. Пухлую такую, явно не с двумя-тремя вшивыми бумажками. И не долларов даже. А евро.

Шепотки прекращаются. Многие из собравшихся состоятельные козлы, но даже они не откажутся от халявных денег.

– Кто замутит коктейль для папочки Джесса? – задорно кричит он, за секунду превращаясь из садиста-психопата в короля вечеринки. – Я оставлю щедрые чаевые самому охуительному бармену!

Обступившая импровизированное судилище толпа тут же ломится к двум барным стойкам, расположенным друг напротив друга почти в центре бассейна под рифленой крышей просторной мощеного сооружения с колоннами, напоминающего нечто среднее между беседкой и люксовой комнатой отдыха для Vip-клиентов: вообще бассейн Гольдстейнов поражает своими размерами, со стороны больше напоминая немного угловатое искусственное озеро с островком «релакса» посередине. И я бы даже восхитилась, не чувствуя я сейчас растущую неприязнь к этому дому.

Делаю вид, что тоже не прочь заработать денег – подхожу к бортику, но не спешу снимать лабутены и сигать в воду.

Мне нужно знать, что Джесс планирует делать с Коулом дальше.

Я должна помочь ему.

Сажусь на бортик, свесив ноги и, чуть взъерошив волосы, разворачиваюсь так, чтобы мое лицо не было видно Джессу и парням, подскочившим к нему, когда основная масса схлынула.

– И что дальше, рахбар?

О, Боже. Они даже называют его титулом главы объединенных кланов (тем, что использовался первыми выходцами из Геркании, пока на смену ему не пришло более распространенное «альфа»)

Джесс, будто только вспомнив о Коуле, оборачивается.

Небрежно ткнув его мыском ботинка в бок и услышав в ответ стон и невнятное слово (явно ругательное), он поворачивается к своему бетте.

– Кей, ключ от погреба еще у тебя?

– Ага, – тот красноречиво хлопает себя по заднице.

Джесс закатывает глаза.

– Что «ага»? Запри его, бестолочь. Пока он не очухался и не попытался сбежать. Я с ним еще не закончил.

– Как скажешь, босс! – этот рыжий полудурок даже честь отдал.

– Ну вот и…

Чувствую на себе взгляд – хоть я и старательно избегала смотреть на прямо на парней, видимо, все равно попалась.

– Ой! – встаю, качнувшись, словно пьяная, при этом удачно развернувшись к ним спиной. – Моя сумочка… Куда я ее…

На ватных ногах вихляющей походкой направляюсь к стеклянным дверям.

Не для того, чтобы сбежать. Нет. А выждать, когда Кей, выполнив указание, останется один. Чтобы стащить у него ключ.

-16-

Мелисса

Я нахожусь будто в вакууме, а звуки веселья вокруг меня едва доходят да меня. Я отвечаю на вопросы, улыбаюсь, даже смеюсь (до ужаса пластиковым, неестественным смехом), но мыслями я не здесь. А в погребе, где истекает сейчас кровью парень, что помог мне избежать участи похуже, чем у портовой шлюхи. Я ведь не то что денег, даже удовольствие вряд ли получу, если Джесс узнает, что девственности меня лишил совсем не Коул. И даже не другой верканец. А человек.

Картер.

Вспоминаю о нем – и сердце в груди ёкает. Я напрочь о нем забыла.

Сначала, я должна найти его, убедить уехать, а потом...

– Прости, красотка, – извиняется парень, пихнувший меня под локоть, отчего пиво из стаканчика пролилось на мое платью: эту потаскушную тряпку не жалко, а вот запах...

Резко разворачиваюсь, чтобы высказать придурку все, что я о нем думаю. И натыкаюсь взглядом сначала на мятый ворот клетчатой рубашки, откуда выглядывает треугольник белой конопатой груди. Запрокидываю голову, дабы убедиться в своей догадке. И мутно-серые глаза под будто выгоревшими рыжеватыми бровями похотливо скользят по моему лицу (особо на нем не задерживаясь), а потом теряются в моем глубоком декольте.

– Все о'кей, – заставляю себя улыбнуться. – Ой!

Качнувшись как при переизбытке алкоголя в крови, цепляюсь за его руку и буквально наваливаюсь на парня.

Желудок делает кульбит – но я, мысленно стиснув зубы продолжаю играть.

– Не проводишь меня на кухню водички попить?

Хлопаю ресницами, закусываю нижнюю губу в притворном смущении. И не без мрачного удовольствия замечаю, как дергается кадык парня, а рот приоткрывается.

Он не знает, что я из Сильвервудов, и думает, что я обычная человеческая девчонка. Которую можно разложить на ближайшем диване.

– К-конечно, – Кец отвечает так поспешно, что запинается, и подает мне руки.

Глупо хихикнув, цепляюсь за нее и следую за ним.

Мы недолго петляем по просторному особняку – кухня находится буквально за поворотом. Но она не пустует. Какой-то парень посадив девчонку в красном бикини на стол, исследует свои языком ее рот: они тесно прижимаются друг к друге, а одна из его ладоней, уже забралась под тканевую чашечку девичьего бюстгальтера.

– Шуруй наверх, Сид! – пинает в его в голень Кей.

Парень нехотя прерывает поцелуй, но всё-таки, послушав, поспешно ретируется, закинув на свое широкое плечо хохочущую блондинку.

Кей открывает холодильник, достаёт бутылку минералки и потягивает мне.

Делаю глоток, намеренно дав струйке воды потечь по подбородку в ложбинку грудей.

Кей издает сдавленный звук, когда я пальцами собираю скопившуюся влагу: рука намеренно скользит по шее ниже, а по лицу парня расползается знакомое выражение. Мысленно он уже имеет меня во всех позах.

– Может, нам тоже подняться наверх...?

Спрашиваю тихо, смотря на парня из-под опущенных ресниц.

Играю я чересчур топорно, безбожно фальшивя, но пьяный Кей этого не замечает.

Он кивает, словно автомобильная игрушка, а я с приклеенной улыбкой лихорадочно пытаюсь вспомнить, где у него лежат ключи от погреба, скользнув по парню взглядом.

Нагрудный пуст. Передние, вроде тоже...

Точно. В заднем кармане.

– А можно... – запрыгиваю на стол и раздвигаю ноги. – ... прямо здесь.

Кей моментально подскакивает ко мне, словно я могу в любую секунду передумать. И целует, без прелюдий толкая свой язык цвета испорченной колбасы мне в рот.

Преодолевая просыпающееся во мне отвращение, выдергиваю его рубашку из штанов. Одна рука скользит за пояс джинс: Кей взвизгивает, когда мои ногти вонзаются в мягкую плоть его ягодицы, и прижимается ко мне своим членом (радуюсь тому, что он не в пляжных шортах). И в этом момент вторая моя рука скользит в его правый задний карман.

Когда пальцы нащупывают металл ключа, вкус победы перекрывает привкус прогорклого арахиса во рту.