Не кради у ведьм

Часть 1. Глава 1. Воровка

Часть первая

«Воровка»

Вы когда-нибудь слышали сказки, в которых принцессы могут сами за себя постоять, а принцы остаются в сторонке ни с чем? Без всеобщей любви, славы и стойкого ощущения, что они кому-то нужны, что кто-то, желательно хрупкого женского пола, в них нуждается? Вот и я нет. А таких сказок порой очень не хватает, особенно в моменты, когда на своей шкуре ощущаешь, насколько мир несправедлив, а заступиться за тебя некому.

Глупо, конечно, все время на кого-то надеяться и думать, что в любой ситуации, насколько бы она не была сложной, появится чудесный спаситель с гениальным планом и загадочными темными, словно виски, глазами. Жизнь давно доказала, что магии не бывает, а принцев на белых конях — уж подавно. Скорее, наткнешься на ведьму в лесу, нежели на одинокого, задумчивого красавца, единственная цель жизни которого — кого-нибудь спасти.

Тем более мечтать о чуде не приходится, когда почти все твои будни проходят с опущенной головой, скрытыми под челкой глазами и спрятанными за спину руками.

Описание довольно… пространное. Так можно сказать много о ком. О послушной домработнице, покоренной любовнице, уставшей хозяйке… И вряд ли хоть кто-то подумает о хитрой воровке.

Сейчас, когда женщина — это чудной предмет интерьера, обходящийся мужчине слишком дорого, или ожившая швабра с увеличенным функционалом, никто не задумывается о том, что эта самая дама может что-то из себя представлять. Что-то большее, нежели просто обслуга.

Опущенная голова выражает излишнюю кротость, которую часто путают со страхом, глаза, спрятанные за растрепанными прядями волос, никто не запомнит, а руками, сведенными за спину, очень легко спрятать то, что только что в них оказалось. И, вуаля, серая мышка обзавелась золотыми часиками, а браслет на ее запястье сидит так, словно был там всегда. Ловкость рук, и никакого мошенничества.

Вот и сейчас, спешно вышагивая по одному из самых оживленных каналов Таранто, я упрямо смотрю себе под ноги, изучаю нелепые протертые до дыр калоши, не замечая ничего вокруг. Слева растянулся холодный камень жилого дома с широкими выступающими карнизами, огромными квадратными окнами и бесконечным числом арок и наличников.

Отовсюду слышатся голоса и крики. Газетчики размахивают исписанной бумагой, оглашая последние новости, торгаши у прилавков нахваливают свои помидоры, а по другую сторону Мар-Пикколо лошади суетливо стучат подковами и тянут за собой резные тяжелые кареты.

Солнце ярко светит на чистом лазурном небе, опаляя своими лучами женские шляпки и мужские цилиндры. Кажется, даже слышно редкое пение птиц и журчание воды под мостом.

Благодать. Ничего не предвещает беды, и день, кажется, сложился идеально для всех жителей Таранто. Однако, как и в любой истории, неожиданный удар под дых приходит тогда, когда его никто не ожидает. Хотя, я определенно только его и предвкушала.

Сверху послышалось неприятное бульканье, но поглощенный в мирскую суету народ его не заметил. С изобретением канализации многие люди почему-то позабыли, что введение новейших технологий в жизнь — процесс долгий и нелегкий, а значит, некоторые пережитки прошлого, даже самые неприятные, сохраняются еще некоторое время.

Поток грязной, с отвратительным запахом, воды обрушился вниз из чьего-то окна аккурат на импозантного джентльмена в черном бархатном костюме и с золотой тростью в руках.

— Черт подери! — раздался его оглушительный бас.

Люди на мгновение остановились, оборачиваясь на шум. На их лицах проскользнуло омерзение, смешанное с жалостью, но никто не рискнул предложить прохожему помощь.

— Одни свиньи! Свиньи! — закричал мужчина, отряхиваясь грубыми толстыми руками. — Это просто возмутительно!

Шушукаясь, прохожие поспешили удалиться куда подальше от бедолаги. А я, приближаясь к нему на встречу, словно не обращала внимания на весьма неприятный запах, доносящийся до моего носа.

Трость, которую мужчина поставил на землю, облокотив ее на фасад здания, вдруг, с чьей-то легкой руки, упала. Ее владелец покрылся красными пятнами — гнев завладел его неповоротливым, массивным телом.

— Я!.. — начал было он, как вдруг сзади в него кто-то врезался.

— Синьор! — вскрикнула я от неожиданности. — Прошу прощения!

— Да черт бы тебя побрал! — взорвался мужчина, оборачиваясь. — Ты слепая?!

— Простите… — говорить с задержанным дыханием оказалось труднее, чем я себе это представляла. Но, боюсь, от любого вздоха, даже самого маленького, я не сдержу в себе завтрак. А он, между прочим, достался мне с трудом. Тунец я хоть и не люблю, но желудок мой его ценил.

— Пшла вон! — рявкнул синьор, отталкивая меня от себя. На платье остался отпечаток его грязной руки.

Я, благо, существо не гордое. Что сказали, то и делаю. Заведя руки за спину, кротко кивнула и поспешила вперед. Через несколько метров со мной поравнялась низенькая брюнетка со вздернутым носом и косым левым глазом. Она вынырнула из темной подворотни, отряхнула платье и невзначай протянула руку в сторону, чтобы тут же зажать в ладони золотые часы на цепочке и кожаное портмоне, такое же толстое, как и его обладатель.

— Хороший сегодня день, — глубоко вздохнув, проговорила я, как сзади вдруг послышался нечеловеческий вой.

— Воровка! — завопил несчастный, тыкая пальцем в нашу сторону. — Держите негодяйку! Часы! Часы украла! Кошелек!

Двое взявшихся из ниоткуда жандармов оглушительно засвистели в свистки. Прохожие ошарашенно заоборачивались, выискивая в толпе ту самую воровку, а я, переглянувшись с брюнеткой, рванула вперед. Ни черта сегодня не хороший день!

Кто бы знал, что бегать в платьях так неудобно. В бесконечных подолах ноги вязнут, словно в болоте, старые изношенные галоши приколачивают пятки к земле, а килограммы ткани на теле тормозят, что есть силы, словно они вдруг встали на сторону справедливости и честного мира без обмана и воровства.

Глава 2

Мне некуда идти. У меня нет ни дома, ни семьи, ни друзей. Почему-то Фортуна решила, что жизненный путь, каким бы он ни был долгим или тяжелым, я должна пройти в одиночку. Ни на кого не надеяться и никого не любить.

Есть только Цитадель. Но назвать ее домом язык не поворачивается. Она скорее как хозяин-тиран, который бьет тебя, если ты не работаешь, и может скинуть объедки со стола на пол, если у него хорошее настроение.

Однако Цитадель дала мне какое-никакое чувство защищенности, когда я в нем так остро нуждалась. Три года назад, когда мне стукнуло пятнадцать лет, моего отца, честного землевладельца, призвали на фронт. Хотя, казалось бы, политические потрясения закончились с объединением Королевства Италия, внешняя угроза требовала крови. И власти отправляли всех здоровых мужчин, которым нечем было откупиться, воевать с невидимыми врагами на чужой территории. Вскоре отец пропал.

Матери пришлось работать за двоих. Тогда, в пятнадцать лет, я даже не задумывалась, где женщина зарабатывала деньги. Да и сейчас не уверена, что знаю. Все, чем я занималась три года назад, — это шила детскую одежду. Каждый день сидела, сгорбившись над свечой, по двадцать часов без перерыва и шила, шила, шила… Я тоже пыталась зарабатывать, но мои скромные накопления никак не помогли маме. В вечных разъездах, она не смогла долго бороться. Вскоре заболела и умерла.

Дом у меня тут же забрали. Не знаю, законно ли это. Сомневаюсь. Однако мнение пятнадцатилетней девочки никого не интересует. Меня почти что вытолкнули за порог новые хозяева скромных владений. Вместо моих вещей мне швырнули отцовские ботинки, в которых он вспахивал землю, а еще пару лир. Это было все, с чем я ушла из дома.

Цитадель — это не частная школа или благотворительная организация щедрого мецената. Это бордель. Самый обычный, каких в Риме десятками на одной улице, но которых так мало в Таранто. Они часто находят новых девочек так, на улице. Их ищейки нанюханы на боль в глазах и чувство безвыходности в груди.

И меня они обнаружили совершенно случайно. Пообещали накормить, намыть, дать отоспаться. И всего-то за одну маленькую услугу, которую мне нужно будет оказать «как-нибудь потом». А когда я оказалась внутри, меня поставили перед выбором — либо торгуй собой, либо больше тебя никто не увидит.

Так я окунулась в мир лжи и воровства, в мир, где за каждый глоток воздуха надо сражаться. Я пообещала Цитадели платить другим образом, и все, что у меня получалось, — это красть.

Так что, мне больше некуда идти.

— Нет, — вход в Цитадель мне перегородили двое здоровяков. Адамо и Адриано — вечные стражи священных покоев и люди, которые за эти три года при мне сказали лишь два слова. — Тебе нельзя.

— Можно! — сопротивляюсь. — Я здесь живу!

— Теперь нет, — дверь за охранниками открылась, и из нее выпорхнула маленькая худощавая блондинка в длинном тонком платье цвета утренней зари. Она строго осмотрела меня с ног до головы. — Уходи и больше сюда никогда не возвращайся.

— Джулия меня подставила! — обессиленно говорю я. — Она все это подстроила.

— Мне плевать, — выплюнула Альба, управляющая Цитаделью. — Ты знаешь правила.

— Но мне некуда идти…

— Это меня тем более не волнует, — хмыкнула она.

Альба, как и все остальные в Цитадели, никогда не отличалась излишним состраданием. Такая уж здесь жизнь. На себя-то порой плевать, а до других дела нет и подавно.

Но был один человек, который мог мне помочь. Точнее, я очень надеялась на это.

— Позови Госпожу Брунилду.

— Тина, — строго процедила Альба. — Она тебе не поможет.

— Просто. Позови, — четко разделяя слова, потребовала я.

Альба закатила большие голубые глаза, но перечить не стала. Она скрылась в тени за высокой дубовой дверью, и на крыльце повисло молчание. Я взглянула на темноволосого Адамо, упрямо отводящего глаза, на коротко обритого Адриана, упрямо делающего вид, что меня здесь нет, и шумно выдохнула.

Спустившись вниз по длинной каменной лестнице, я опустилась на ступеньки и устало припала головой к железным кованым перилам. За спиной возвышалась Цитадель. Высокое трехэтажное здание из темного камня с огромными окнами-арками, завешанными плотными гардинами, причудливыми широкими карнизами, резными пилястрами и треугольным фронтоном наверху.

Цитадель была венцом местной архитектуры. Каждый приезжий первым делом замечал ее, а только потом здание банка или правительства. Еще больше люди приходили в восторг, узнавая, что находится внутри. Здесь никто не шифровался. Молчали лишь о шпионках, то есть о таких, как я.

Удивительно, что это место стало мне таким родным. Даже как-то удручает. Когда же я свернула не туда? И что делать теперь, когда даже эта обитель разврата от меня отвернулась? Неужели я так низко пала?

Дверь Цитадели медленно отворилась с протяжным скрипом. Я обернулась на звук и тут же вскочила на ноги, стряхнув с подола дорожную пыль. Из темноты на палящее солнце вышла Госпожа Брунилда.

Адамо тут же протянул руку, помогая женщине за него ухватиться.

Скрюченная, иссохшая старуха с густыми белесыми волосами и почти такого же цвета глазами недовольно сморщилась, заметив меня.

— Явилась, — пробасила она грубым хриплым голосом.

Поправив фиолетовую шаль, женщина медленно двинулась вниз, не спуская с меня глаз.

«Мерзкая дряхлая карга», — так я назвала Госпожу Брунилду, когда увидела ее первый раз. Наше знакомство совершенно точно не удалось.

— Буонджорно, Госпожа, — покорно склоняю голову, хотя кровь в жилах так и кипит.

— Оставь эти формальности кому другому, — недовольно кряхтит она, спустившись вниз и рукой отослав Адамо обратно. — Знаю я, зачем ты приперлась.

Глава 3

Мне не нужно собирать чемоданы, упаковывать вещи или завершать незаконченные дела перед переездом. Все то, чем занимаются обычные люди в своей обычной жизни, для меня чуждо.

Из личных вещей у меня только серебряная заколка с гроздью винограда, которая почти никогда не покидает моей головы. Она острой шпилькой выглядывает из косы, в которую обычно забраны мои волосы. Эта заколка — единственное напоминание о моей матери и хорошее воспоминание из детства. Одно из немногих.

Все, что мне нужно сделать, — это попрощаться с Брунилдой, что я уже сделала, и собраться с духом, чтобы сделать первый шаг навстречу новому городу.

Куда я поеду? Понятия не имею, но это точно не Рим. Госпожа Брунилда явно переоценила мои способности. Возможные варианты заканчиваются на том, на какой билет мне хватит денег.

Опускаю руку в потайной кармашек, вшитый в нижний подол потрепанного грязного платья, которое когда-то было глубоко изумрудного цвета, и пытаюсь нащупать монеты.

— Святой Франциск…

Сердце в груди ухнуло и на мгновение замерло. Карман оказался пуст.

Несколько мгновений руки еще лихорадочно шарят по складкам платья, пальцами нащупывая холод железа. Я просто не могу поверить в то, что так облажалась. Но догадка подтверждается — мои кровно заработанные лиры исчезли без следа.

В голове прокручиваю последние события, пытаясь угадать, куда могли подеваться монеты. Наверное, выпали, когда я сбегала от жандармов… Но возвращаться в тот район, чтобы искать эти несчастные гроши, — самоубийство.

В порыве отчаяния я пнула ботинком землю и припала спиной к каменному бортику набережной. На Таранто постепенно опускались сумерки. Ноги сами привели меня к каналу Скоменцера. По воде неспешно двигались гондолы, мерно покачиваясь и плескаясь. Люди, совершенно не обращая на меня внимания, проходили мимо. Они тихо переговаривались друг с другом, словно опасаясь нарушить вечернее спокойствие.

Солнце, побагровев, пыталось дотянуться до горизонта. Оно лениво сверкало, выглядывая из-за моста, и словно подмигивало мне. Я зажмурилась, подставляя лицо под его теплые нежные лучи и на несколько мгновений замерла.

Я обожаю каналы Таранто. Тем более, Скоменцера. Не проходило ни дня, чтобы я сюда не приходила хотя бы на несколько минут. Такие места, полные людей, суеты и воды напоминают мне, насколько быстротечна жизнь. Они словно вдыхают мне в грудь чувство защищенности. Своим умиротворением отгораживают от бед и ужасов реальной жизни. Здесь я забываю о том, кто я и какова моя судьба. Здесь я могу стать кем-то другим.

Например, вместо меня, шпионки Цитадели, здесь может прогуливаться молодая принцесса, сбежавшая из замка в секрете ото всех. Или юная донна, влюбившаяся в нерадивого крестьянина, с которым ждет здесь свидания. А может быть, это жена крупного феодала?

Когда солнце скрылось за горизонтом, соскользнув с моего лица, я медленно отворила глаза и осмотрела опустевший канал. Людей с каждым часом становилось все меньше и меньше. Ни у кого здесь не было ни секунды, чтобы вот так просто замереть на месте и прочувствовать жизнь вокруг. А иногда это очень помогает. Вот я, например, теперь знаю, что мне делать дальше.

Оглядевшись, я двинулась вперед. В десяти минутах ходьбы находится мой район — Марко. Именно в нем я работала на Цитадель и знала наизусть каждый угол и закоулок. И именно там сейчас я собираюсь чем-то поживиться. Раз мне нужны деньги на билет, значит, я достану их так, как умею лучше всего.

Марко — это один из самых оживленных районов города. Он делится на две части: одна — жилая, другая — городская. Находится почти в центре Таранто, поэтому живут здесь высшие классы общества: крупные землевладельцы, предприниматели и некоторые, самые удачливые торговцы и фермеры. В городской части находится центральная площадь и рынок. Самые шумные и самые богатые на добычу места в городе.

Марко не сразу стал моим районом. Он считается одним из самых сложных мест для шпионок, и ставят туда только тех, кто заслужит особое уважение Дона Пэлмиро. Я действительно не считаю себя намного лучше других девочек из Цитадели, но отрицать свои умения тоже не могу. Я заслужила Марко. Я делала все, чтобы оказаться там, и добилась своего.

Пока иду к району, думаю, кто получит его теперь. Джулия? Она своими руками завела меня в ловушку и теперь наверняка рассчитывает забрать мое место. Или Карла? Боже, нет… Марко, прости, что оставляю тебя на них. Однако теперь богачи смогут спать спокойно.

Мне не нужно много денег. Буквально десять лир. Три — на билет и семь — на первое время. Хватит золотого браслета или серебряных часов, а может, просто срежу чей-нибудь бумажник. Главное, сделать все быстро, пока отделения жандармов не успели переквалифицировать на Марко. Защита толстосумов — главная работа полиции в этом городе. А теперь, когда они знают, как я выгляжу, блюстители закона будут намного пристальнее следить за всеми, кто входит в центральный район города.

Оказавшись в Марко, я первым делом иду в жилую часть. Там захожу в узкий переулок меж двумя каменными трехэтажными домами. Под вечер здесь обычно шумно, но сейчас удача оказалась на моей стороне.

Несмотря на статус района, пахнет здесь совсем не так, как представляется себе богатство. Гниющий мусор у подъезда и слитые на землю из окон нечистоты за день нагрелись на палящем солнце и сейчас источали такой аромат, от которого нос тут же продирало, а глаза начинали слезиться.

Я оглядела бесконечные натянутые из окон бельевые веревки в поисках подходящего для меня платья. Почему-то воровать чужую одежду для меня было зазорно, и я старалась никогда так не делать. Однако принципы в моем деле лишь мешают. Почему-то красть у усатых мужчин их портмоне и золотые перстни я могу без угрызений совести, а стянуть мокрое платье с сушилки для меня становится проблемой.

Глава 4

Я взглянула на себя в зеркало, висящее напротив вешалок. В отражении появилась совершенно незнакомая мне девушка. Точнее, я узнаю мягкие черты лица, пухлые щеки, вздернутый нос, карие глаза, смуглую кожу и даже широкие губы. Под челкой выглядывает знакомый шрам.

Но ниже… Это длинное черное платье с пышными рукавами, белоснежный чепчик и такой же фартук совершенно мне незнакомы. Я никогда не представляла себя такой: девушкой с подобной профессией, которая честно отрабатывает по двенадцать часов в сутки и живет на деньги, полученные из рук счетовода. А буду ли я когда-нибудь такой? И хочу ли?

Проморгавшись и сбросив с глаз наваждение, отворачиваюсь от зеркала и прохожу в глубь ресторана. Попадаю на небольшую кухню, где пятеро поваров порхают у плиты. Они совершенно меня не замечают, поглощенные в симфонию готовки. Слышно кипение бульонов, треск огня, железный звон кастрюль и сковородок. Наверняка эти люди — профессионалы своего дела.

На мгновение я принюхиваюсь к сочному аромату мяса и чувствую, как живот сводит от голода. Последний раз мне удалось перекусить утром, и то, этой ужасной рыбой. Я бы сейчас точно не отказалась от жирного стейка или пасты с томатным соусом… Но оказалась не с той стороны баррикад.

Сглотнув слюну, я прошла дальше. Распахнувшись, деревянная дверь завела меня в зал, набитый людьми. Повсюду стояли круглые коричневые столики с белой кружевной скатертью, вокруг них ловко лавировали две девушки в такой же одежде, как у меня.

Я посмотрела налево: там у стены расположилась барная стойка с множеством полок. На них ровными рядами стояли ликеры, вина и шампанское, наверняка безумно дорогое.

Я на мгновение задумалась, пытаясь припомнить, когда последний раз пила алкоголь. Кажется, мне достался бокал шампанского на день рождения госпожи Брунилды, и то, почти год назад. Как-то я не привыкла отдыхать с дорогой сигарой и граненым бокалом в руках.

У барной стойки расположилась небольшая сцена. В ее центре стоял стул, на котором сидел бард в объемном зеленом колпаке и играл на мандолине. Но его, кажется, никто не слушал. Люди, в основном мужчины, присутствующие здесь, предпочитали есть и разговаривать. Бард стал лишь украшением интерьера, сродни картинам на стенах или вазам на подоконниках.

— О! — ко мне вдруг подскочила одна из официанток с короткими темными волосами, нелепо завивающимися на концах. — Ты, должно быть, Юлиана?

— Э-э, — глупо улыбаюсь. — Да.

— Мы тебя заждались, — не дожидаясь моей реакции, девушка хватает меня за руку и торопливо пожимает ее. — Думали, что на придешь.

Пожимаю плечами, пытаясь вжиться в образ. На ходу продумываю легенду.

— Добиралась из деревни, и долго не могла заселиться в гостиницу, простите.

— Ого! — присвистнула она, попутно оглядывая зал. — Не знала, что ты не местная. Откуда приехала?

— Из Монтемезолы, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— Ты шутишь? — выдыхает она. — Я тоже оттуда!

— Не может быть… — нервно смеюсь. «Черт, Фортуна!»

— Я уехала оттуда семь лет назад, — пояснила девушка. — С мужем. Поэтому, наверно, и не помним друг друга.

— Наверное… Там все друг друга знают.

— Скажи лучше, как синьора Маркетти поживает?! Как ее дочь? Все еще работает на винокурне?

— Э-э… — думаю сказать, что она умерла, но тут меня резко прерывают.

— Девушки! — женщина, что застала меня в раздевалке, появляется из ниоткуда, словно призрак. — Что стоим?! Зал полон гостей! Розалинда, хватит языком чесать. Введи Юлиану в курс дела и приступай к работе!

— Да, синьора, — послушно кивает девушка. — Как раз объясняла расстановку столов.

— Санти… — женщина закатывает глаза и уходит в сторону барной стойки.

Мы с Розалиндой переглядываемся, и девушка пожимает плечами.

— Она всегда такая. Но к этому привыкаешь.

«Надеюсь, не придется», — думаю про себя.

— Сейчас твоя главная обязанность — уборка грязной посуды. Возьми поднос с барной стойки и приступай. Если просят сделать заказ — принимай, но сама не предлагай, а то напортачишь еще. Потом объясню тебе, что к чему.

Сказав это, Розалинда тут же упорхнула в зал, не намереваясь больше тратить ни секунды на обучение новой официантки. Я с сомнением посмотрела ей в спину. Легкомысленная и пустоголовая — сразу видно.

Что ж, официанткой я еще никогда не была, но для разнообразия можно и попробовать. Может, кто чаевых отвесит или найду, где здесь находится сейф с деньгами.

***

Честно отработав пятнадцать минут, я устало положила опустевший поднос на барную стойку и оперлась на него. Нет, я не такая хилая, как может показаться на первый взгляд. Но таскать целые горы грязной посуды в неудобных неразношенных туфлях — задачка не из простых.

Благо, теперь есть новая обувь. Думаю, пару сезонов в ней можно будет отходить. Главное, чтобы она растянулась со временем. Размер ноги Юлианы явно меньше моего в несколько раз.

Задумавшись, невольно тянусь рукой к косе и нащупываю в ней заколку. Провожу по ней пальцами, ощущая выпуклости и чувствуя бугристые узоры. Думаю, уже можно уходить. Чаевых все равно не досталось, а сейфа в зале явно нет.

Оглядываю опустевший зал. Несколько столиков освободилось, официантки перестали носиться между гостями как угорелые и сейчас, остановившись у другого конца барной стойки, что-то обсуждают. Я невольно прислушалась к их словам.

— Там все серьезно. Персонал отбирают так тщательно, что проверяют их родословную до седьмого колена, — проговорила Розалинда сбивчиво.

Глава 5

За эти два дня подготовки я услышала очень многое об особняке Фарнезе. О нем ходит неприлично много слухов. Каждый торговец, глашатай или просто сплетник слышал о нем и сам становился разносчиком домыслов. Стоило мне подойти к прохожему с легкомысленным вопросом: «А что там говорят о…», как на меня тут же обрушивался шквал чужих страхов, фантазий и рассуждений. В таком обилии информации очень трудно отыскать золото.

Особняк находится в трех часах езды на поезде от Таранто и является центром всех самых ужасающих и кровожадных домыслов в регионе.

Семья Фарнезе — это целые поколения крупнейших феодалов всего Королевства. Теперь понятно, почему даже к выбору горничной они подходят с такой строгостью. Неудивительно, что в семейном гнезде таится много темных тайн и ведутся серьезные деловые переговоры.

Кто-то говорит, что в особняке Фарнезе каждые выходные проходят жертвоприношения, а другие считают, что их семейка — простые извращенцы. Но мне, если честно, без разницы, едят они баранину или человечину и чем занимаются в воскресенья.

Главное, что у меня будет крыша над головой, своя кровать и еда по расписанию, а еще я смогу скрыться от надоедливых жандармов. И ради этого я готова рискнуть. Если что — просто сбегу оттуда. Не будут же меня силой держать.

Может, для кого-то такие риски слишком страшны и неоправданны. Но для ребенка, выросшего в Цитадели, для девочки, учившейся у проституток и шпионок, такая перспектива совершенно безобидна. А где сейчас вообще безопасно? Как будто в городе нет сумасшедших или чокнутых.

Так, солнечным утром воскресенья я вышла из поезда на конечной остановке и, поправив сумку на плече, двинулась по указателю вперед. Мне предстояло пройти десять километров пешком.

Волосы непривычно развевались от легкого дуновения ветерка, и шею продувало. Я подняла руку и зажала в ней через чур короткую прядь волос.

«Чертова Розалинда», — думаю, вышагивая по пыльной длинной дороге среди бесконечных сосновых боров. — «Не могла отрастить себе волосы?»

Я обожала свои волосы. Они были моей гордостью. Длинные и густые, они ярко блестели на солнце и отливали шоколадом. Я обожала распускать их и ощущать приятную тяжесть, чувствовать мягкие кончики своей поясницей.

Хотя в основном я забирала волосы в косу, чтобы не мешались. Тогда из них выглядывала мамина заколка.

Но с новой личностью пришли и новые обязательства. В паспорте Розалинды была ее фотография. И изображенная девушка была совершенно не похожа на меня. Но, раз цвет кожи и форму губ я изменить не могу, пришлось действовать по-другому. Ее короткие непослушные волосы стали моими.

Щурюсь от палящего солнца. Подол голубого платья покрылся легким слоем пыли. Сумка с вещами, которыми я обзавелась на деньги Розалинды, оттягивает плечо. Пытаюсь отрепетировать свою речь.

— Добрый день, синьора. Меня зовут Розалинда Бруно. Мне двадцать три года.

Морщусь недовольно. Поверят ли они этой лжи? Порой люди с трудом могут дать мне мои восемнадцать, что уж говорить о двадцати трех.

— Я из Монтемезолы. Уехала оттуда семь лет назад вместе с мужем. Последние три года работала в ресторане «Вита». Есть сын, в деревне остались родители. Хочу помочь им закрыть долги, поэтому…

Сердце защемило. Как же я ненавижу притворяться кем-то другим, но только это и делаю. Вся моя жизнь — одна сплошная ложь. Я, кажется, уже и забыла, каково это — быть Мартиной Инганнаморте, восемнадцатилетней девушкой, обычной сиротой.

Но я еще никогда не заходила так далеко. Если раньше чужие личины и придуманные образы накладывались на меня на несколько часов, а с заходом солнца спадали, то сейчас мне предстояло притворяться кем-то как минимум месяц, если не больше. Это немного пугает.

«Сто семьдесят лир в месяц», — напоминаю себе. От этого камень на душе становится чуть легче.

Через час моя скорость заметно поубавилась. Указатель на деревянной табличке, глядя вперед, заявлял, что половина пути уже пройдена.

Я устало выдохнула и стерла со лба проступившую испарину. Июльское солнце нещадно палило землю и тех несчастных, которым не повезло оказаться под его прицелом. Каждый раз, когда из соснового бора вырывался легкий ветерок и будоражил мое вспотевшее тело, я вздрагивала и чувствовала облегчение.

Но все-таки я люблю лето. Его бесконечные солнечные дни, распускающуюся зелень провинций, лавандовые поля, огромные благоухающие сады с цветами жасмина, вербены и каштанами. Летом и без того чудесная Италия превращается в настоящий рай, полный жизни, ароматов и тепла.

Я люблю затейливое журчание водоемов, блеск озерной глади, отражающийся в бесконечных каналах Таранто закат. Люблю мягкий настил зеленой травы, щекочущей босые ноги, разноцветную густую листву деревьев, сладкий запах магнолий. Словом, именно летом наступает пик жизни, и я как никогда сильно осознаю, насколько она прекрасна.

Через полчаса на границе с горизонтом, затерявшиеся среди бесконечных лесов и полей, показались черные шпили, резко контрастирующие с яркой беспечностью природы. Я всмотрелась вдаль, не отрывая глаз от особняка Фарнезе, который становился все больше с каждым сделанным мною шагом.

Словно черное бельмо, особняк возвышался меж густой кроной деревьев и скрывал за собой голубое небо. Он выглядел так, словно очутился здесь случайно. Темный и хмурый, особняк неприветливо глядел на меня в ответ.

Вскоре я оказалась перед железными коваными воротами. Они возвышались на несколько метров вверх, угрожающе сверкая острыми пиками. Золотые вычурные вставки блестели на полуденном солнце, затейливые узоры складывались в картину.

За забором оказалась будка смотрителя. Мужчина средних лет, поглаживая колючие короткие усы, вышел из своего укрытия и внимательно рассмотрел меня.

Глава 6

Я ступила на землю Фарнезе, и, стоило моей ноге коснуться влажной почвы, как все тело словно пронзило током. Кожа покрылась мурашками, и на несколько секунд мир вокруг замер. По спине пробежал холодок.

Я перевела взгляд на сторожа, который не сводил с меня глаз. Его маленькие черные зрачки, почти непроницаемые, были похожи на две дыры. Он стоял слева от меня, сжимая в тонких кривых пальцах калитку.

«Может, мне закричать и убежать отсюда?» — скептично думаю, опомнившись.

Все эти слухи и домыслы, которые я услышала в Таранто, произвели на меня настолько сильное впечатление, что неосознанно отложились на подкорке. И теперь, когда я оказалась в Фарнезе, всплывали из толщи воспоминаний образами и странными ощущениями. Я накрутила себя сама, хотя с иронией относилась ко всему, что слышала от городских. А теперь пожимала плоды собственной восприимчивости.

— Вас проводить или сами дойдете? — спросил привратник с сомнением. Кажется, моя нерасторопность действовала ему на нервы.

Я взглянула вперед. Особняк Фарнезе, выглядывая из-за деревьев, возвышался черным пятном буквально в сотне метров впереди. Вымощенная булыжником широкая дорога, петляя, наверняка вела прямиком к его дверям.

— Дойду сама, грацие.

После этих слов я двинулась вперед. Быстрым шагом миновала небольшую рощу перед домом и вышла на огромный зеленый палисадник. От открывшегося вида у меня перехватило дух.

Кусты самшита ровными рядами тянулись вдоль дороги прямиком к лестнице. Зеленый идеально постриженный газон застелил все вокруг. Над ним возвышались низенькие деревья с густой круглой кроной. Кусты с яркими фиолетовыми, синими и розовыми цветами были раскиданы вокруг. Стоявший запах сладкой свежести вскружил голову.

Красота природы словно компенсировала серую угрюмость особняка. Она стала противовесом готическим канонам архитектуры и извращениям строителей.

Изучив окрестности, мой взгляд против воли упал и на дом. От его вида поднявшееся настроение стремительно опустилось.

Особняк Фарнезе — это двухэтажное здание кремового цвета. То ли от старости, то ли от неухоженности, наружные стены покрылись грязно-серой пылью и черными трещинами, больше похожими на лощины.

На меня смотрело по крайней мере по десять окон с каждого этажа. Их белоснежные высокие рамы блестели на солнце, но свет через них совершенно не проходил. Складывалось такое ощущение, что внутри оказалось сосредоточение тьмы. Центральные окна ограждала балюстрада, словно решетка. С каждой стороны от рамы возвышались полукруглые колонны. Лишь у дверей они были квадратными, с затейливыми узорами и вырезками.

Серая высокая крыша была похожа на еще один этаж. По ее центру оказалось окно с толстыми пилястрами. Над ним возвышался треугольный фронтон с вырезанными еловыми ветками.

Бесконечные толстые дымоходы усеяли крышу. Откуда-то валил серый дым, другие выглядели слишком чистыми, словно декоративными. На одной из труб уместилась небольшая стая воронов с не мигающими глазками и острыми клювами.

Словом, особняк оказался поистине огромным. Моему скромному глазу не удалость увидеть и половины той красоты, что скрывалась на стенах, наличниках и подоконниках. Обилие узоров, кронштейнов и розеток меня шокировало. Несмотря на вековую ветхость и изношенность, несмотря на слой грязи и облупившуюся краску, особняк поражал своим величием. Он с гордостью глядел на мир вокруг, вскинув кверху подбородок. Такого поведения наверняка стоило ожидать и от его жильцов.

Да, архитектура в Таранто, без сомнений, прекрасна. Но в городе я никогда не видела и в половину чего-то такого же грандиозного, как особняк Фарнезе. И одновременно пугающего тоже.

Я не заметила, как оказалась у самых дверей. Каменная широкая лестница привела меня к порогу. Солнце скрылось в тени, и обжигающий жар сменился на будоражащий холодок. Высокие деревянные ставни угрожающе нависли сверху. На меня внимательно смотрела стальная сова дверного молотка.

В груди неприятно похолодело. Мандраж отозвался едва заметной дрожью в руках. От особняка Фарнезе меня отделяла одна лишь дверь. Дверь, за которой обратного пути уже не будет. Дверь, за которой я окончательно стану Розалиндой Бруно.

Пальцы сжали стальное кольцо и ударили по двери несколько раз. Я перевела сбившееся дыхание и прислушалась к наступившей тишине, пытаясь отвлечься от внутренних сомнений.

За спиной слышалось пение птиц, от каждого порыва ветра шелестела листва, а подол платья щекотал голые ноги. Реальность вокруг вернула меня на землю. Я вспомнила, что нахожусь не в слухах, распускаемых на улицах Таранто, а здесь, в настоящем, где вокруг лето, где светит солнце и синеет бесконечное небо. Где нет места глупым фантазиям.

Неожиданный звон замков заставил вздрогнуть. Дверь медленно отворилась, и на меня уставилась высокая худая женщина лет пятидесяти.

— Буонджорно, — здороваюсь первой, невинно улыбаясь.

За улыбкой пытаюсь скрыть беспокойство.

— Добрый день, — строгий взгляд зеленых глаз прошелся по мне с головы до ног. — Вы кто?

— Горничная. Розалинда Бруно.

— А я — королева Италии, — скрестив жилистые руки, облаченные в темно-синее платье, ответила дама.

Я нервно хихикнула, не понимая, к чему женщина это сказала. Неужели она мне не поверила? Или настоящая Розалинда Бруно уже приехала сюда? А может, эта женщина знает, как она выглядит?

Растерянность на моем лице, кажется, еще сильнее возмутила синьору.

— Документы, милочка, я еще долго буду ждать? Или мне пускать в дом каждого, кто сюда является?

— М-мискузи, — тут же достаю из сумки паспорт с приглашением и протягиваю его через порог.

Глава 7

Четыре часа пролетели незаметно. Погруженная в собственные мысли, я даже не всегда замечала, что в комнату кого-то приводили. Каждой девушке, заходившей внутрь, мадам Кавелье терпеливо объясняла одно и тоже. Ее холодный строгий взгляд не выражал ни капли эмоций, и каждая новенькая непременно ежилась и смущалась под ним.

В остальное время в комнате царило молчание. Мы относились друг к другу настороженно, чувствовали витавшую в воздухе конкуренцию и старались даже не пересекаться взглядами.

Это ощущение опасности, исходившее от каждой девушки в комнате, было не случайным. Мадам Кавелье успела сообщить всем, что в штат отберут лишь двенадцать лучших девушек. А когда в комнату вошла тринадцатая, напряжение в воздухе резко подскочило.

Если сначала я сетовала на то, что комната для персонала слишком пустая и неуютная, то теперь, когда в ней ютилось девятнадцать человек, я пожалела о своих словах. Невероятная духота, смешанная с ароматами как минимум десятка дешевых парфюмов, сжимала горло невидимой клешней.

Поэтому, когда в комнату вошла мадам Кавелье с очередной девушкой рядом, я посмотрела на домоправительницу с такой надеждой, с какой только могла. Своим взглядом я выражала всю боль, скопившуюся в девятнадцати претендентках, запертых в комнате для персонала, за последние несколько часов.

— Девушки, — заговорила женщина. — Вы, наконец, все в сборе. Объявляю начало второго этапа собеседования. Вас будут вызывать по одной в соседнюю комнату.

После этих слов мадам Кавелье вышла наружу, а низенькая девушка, точнее, я бы даже сказала, девочка, с озорной улыбкой оглядела нас.

— В какой комнате может поместиться триста кошек? — звонко спросила она.

Когда все присутствующие недоверчиво промолчали, я сконфуженно отвела взгляд в сторону.

«Вот ей, должно быть, неловко», — подумалось мне. — «Еще не знает, что за последние четыре часа в этой комнате не прозвучало ни слова».

— Точно не в этой, — засмеялась она, совершенно не чувствуя стыда.

В комнату вдруг вошел высокий мужчина в черном костюме. Он прислонил к глазу линзу в золотой оправе и прочитал.

— Синьора Альчато.

Девушка со светлыми тонкими волосами, сидевшая рядом со мной, словно статуя, после этих слов вздрогнула и подскочила с дивана. Она спешно подбежала к слуге и вместе с ним скрылась за дверью.

Девчонка, до этого стоявшая в центре комнаты, тут же скользнула к освободившемуся месту и приземлилась рядом.

— У-у, — протянула она, — Они по алфавиту вызывают. Значит, я последняя. А у тебя какая фамилия? — обратилась она ко мне.

— Бруно.

— Везет. А я Занетти. Мими Занетти.

— Розалинда Бруно, — представляюсь в ответ и пожимаю протянутую бледную ладошку.

Мими Занетти — низенькая худощавая девчонка с непослушными пушистыми волосами, забранными в неаккуратный хвост. У нее вздернутый, словно поросячий, носик, большие карие глаза и пухлые губы. Словом, ожившая кукла, с которыми обычно играют девчонки до десяти лет.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю, не удержавшись.

— Шестнадцать, — отвечает она недовольно. — А что, так заметно?

— Ну… — протягиваю, сдерживая улыбку. — Немного.

— Если меня не возьмут из-за возраста, то я… — начала она, надув губы, но недоговорила.

«И вправду, в противовес ведь ей поставить нечего», — думаю невольно.

Если Мими не возьмут, все, что ей останется — это потратить последние карманные на билет домой, где ее будут ждать недовольные родители. Несколько дней девушку, наверное, пожурят, а потом забудут. И Мими Занетти вновь будет искать работу, навсегда позабыв о том злосчастном дне в особняке Фарнезе.

А если не возьмут меня? Что делать? Денег у меня больше нет, билет обратно не купить. Да и некуда возвращаться. Таранто для меня больше не существует. Неужели придется спать на улице? Святые… Это звучит даже хуже, чем камера в Пальярелли.

— Тут что, кто-то умер? — не унималась Мими. — Что у вас такие лица траурные?

— Некоторым просто есть, что терять, — огрызнулась стоящая у окна девушка с черными длинными волосами.

Мими с сомнением взглянула на нее, а потом перевела недоуменный взгляд на меня. Я лишь с полуулыбкой отвела глаза. Ясно, от кого в этой комнате больше всего проблем.

— Думаешь, мне нечего терять? — спросила девочка.

— Думаю, что у тебя язык без костей, — ответила она. — Ты можешь помолчать хоть пять минут?

— Теперь точно не могу.

— Святые…

— Пусть разговаривает, — вдруг встряла я, сама того не ожидая. — Последние четыре часа мы сидели здесь, как в гробу. Что плохого в одном разговоре?

— В разговорах должен быть смысл, защитница, — цокнула языком девушка. — А это — обычный детский треп.

— Чего это он детский?! — вспыхнула Мими. Кажется, это ее больная тема.

— Как тебя вообще родители отпустили, а? Надоело в дочки-матери играть?

— А тебе что, надоело телом торговать? — рявкнула я, строго взглянув на эту скользкую ящерицу. Мими ошарашенно глядела то на меня, то на нее.

— Да ты кто вообще такая?.. — прошипела брюнетка оскорбленно.

— Не волнуйся, не узнаешь, — скрестив руки на груди, отворачиваюсь. — Это твой первый и последний день в Фарнезе.

В комнате вновь повисло напряженное молчание. Ящерица, обиженно охнув, замолчала, всем своим видом показывая недовольство. А Мими, откинувшись на спинку дивана, поближе ко мне, улыбнулась и прошептала:

— Спасибочки.

Я ничего не ответила. Лишь задумалась, почему заступилась за эту девчонку. Прекрасно понимая, в каком положении нахожусь и что могу потерять, все равно встряла в чужой спор. В Фарнезе мое положение, наверное, можно назвать самым шатким. Я притворяюсь другим человеком, являюсь воровкой, нахожусь в розыске и даже сбежала из Цитадели, о которой здесь, без сомнений, слышали. Одно неловкое движение — и все мои вещи со мной в придачу окажутся за дверью.

Глава 8

Слуга, мужчина лет сорока, представившийся Михелем, отвел меня в жилую комнату. Он оказался очень неразговорчивым и, как бы я не старалась вывести его на диалог, упрямо молчал. А у меня настроение подскочило так сильно, что хотелось обнять весь мир вокруг, расцеловать каждого встречного. Я никогда не благодарила Фортуну так сильно, как сейчас. Да и не везло мне так еще в жизни.

Мы вышли в уже знакомый холл и поднялись вверх по деревянной лестнице. Я невольно заметила, что третья ступень снизу скрипит, когда на нее наступают, но отмахнулась от этой мысли.

Шпионские привычки незаметно укореняются и в обычной жизни. Покупая еду, посещая больницу или приходя к кому-то в гости, невольно смотришь на мир вокруг глазами воровки.

Замечаешь количество замков в двери, вещи, которые «не так» лежат, украшения, что могут пропасть незаметно.

Или, вот как сейчас, какая ступень на лестнице скрипит. Это полезно знать, если собираешься обокрасть особняк глубокой ночью, когда все спят и когда нарушить тишину может быть крайне опасно. Но я, хоть и не зарабатываю себе на жизнь интеллектуальным трудом, недалекой дурочкой себя не считаю и руку кормящего кусать не собираюсь.

Мы поднялись на второй этаж и из длинного коридора свернули налево.

— Крыло прислуги, — пояснил Михель неохотно.

Мы прошли несколько комнат по широкому светлому коридору со светильниками на стенах и зелеными узорчатыми обоями. Под каждым бра стояла небольшая тумба с вазами и свежими цветами. Аромат стоял соответствующий.

— А что в правом крыле? — спросила, обернувшись назад.

— Крыло хозяев.

Последняя, пятая дверь оказалась моей комнатой. Михель услужливо взялся за позолоченную ручку и потянул ее на себя. Я вошла внутрь, и улыбка сошла с моего лица, стоило мне увидеть две двухярусные кровати.

— Я буду жить не одна? — признаю, вопрос звучит слишком самонадеянно и высокомерно для обычной горничной, но почему-то до этого момента я не осознавала, что буду делить комнату с другими девушками. Наверное, меня сбило столку великолепие особняка. Конечно, как в таком месте у кого-то может не быть своей комнаты?!

— Вы же не гостья, — ответил Михель так же отчужденно.

Сейчас я обрадовалась равнодушию слуги. Наверняка про себя он отметил, какая я дура, но внешне этого никак не показал, отчего мне стало не так стыдно.

Слуга закрыл за мной дверь и оставил в полном одиночестве. Я огляделась вокруг. В общем-то, комната оказалась совсем не дурной. Синие обои, явно недавно переклеенные, выглядят словно бархатные. Темный деревянный пол застелен мягким алым ковром, а высокое окно выходит на задний двор, слишком шикарный даже для особняка Фарнезе.

Я положила свою сумку на нижний ярус кровати, стоящей у самого окна. Конечно, я воспользовалась привилегией первого человека в комнате и позволила себе не скромничать.

Сев на мягкий, но скрипучий матрас, оглядела комнату с нового ракурса. У второй кровати, которая стоит вдоль стены у двери, оказался платяной шкаф. Впереди — туалетный столик с высоким зеркалом, в котором видно мою макушку. Рядом — небольшой книжный стеллаж. Внимание привлекла еще одна дверь, прямо рядом с ним.

Я поднялась с кровати и подошла к двери. Провернув ручку, оттолкнула ее и зашла в очередное помещение.

Я едва сдержала радостный писк. Это оказалась ванная комната. Отделанная белоснежной плиткой, она сверкала от чистоты. В дальнем углу оказалась глубокая чугунная ванна, чуть ближе — унитаз, а у самого входа — умывальник с еще одним зеркалом.

Святые… Я никогда не лежала в ванне. У родителей не было средств, чтобы позволить себе такую вольность, а в Цитадели о чистоте шпионок никто никогда не задумывался. За восемнадцать лет жизни моим уделом стал таз и кусок мыла. А теперь я впервые в жизни могла почувствовать себя не просто девчонкой с улицы, а настоящей принцессой…

Да, возможно, глупо сейчас думать, что я смогу помыться в куске чугуна и минут на двадцать забыть о том, кто я такая на самом деле. Но… Я ведь девочка. Где-то глубоко в душе. И я тоже имею право мечтать о ванне.

Еще некоторое время комната пустовала. Я лежала на кровати, скрестив руки на груди, и впервые за долгое время просто расслабилась. У меня появилось свое место, крыша над головой и даже собственный унитаз. О чем еще можно мечтать? Я никогда не чувствовала себя в такой безопасности.

Но спустя какое-то время умиротворенную тишину комнаты нарушило чужое присутствие. Еще до того, как дверь отворилась, я поняла, кто за ней стоит.

Мими ворвалась внутрь, словно ураган. За ней в комнату прошла еще одна девушка и Михель.

— Роззи! — воскликнула девочка радостно. — Меня взяли, представляешь! Я так рада!

— Поздравляю, — легко улыбаюсь и сажусь на кровати.

— Я так надеялась, что мы будем жить вместе, — продолжила она с тем же энтузиазмом. — Но Михель упрямо молчал, сколько бы я его не уговаривала поселить нас вместе.

Не успела я ответить, как Мими уселась рядом.

— Чур, мое место сверху, — она похлопала ладошкой по верхней кровати. — Все-таки, Михель — добрый парень. Пытается казаться таким плохишом, но меня не обманешь. У него душа нараспашку.

Я покосилась на слугу, который стоял у двери все с тем же безразличным выражением лица. Мими говорила о мужчине так, словно его здесь и не было. Но выдержке Михеля стоит отдать должное — ни один мускул на его лице не дрогнул. Даже когда шестнадцатилетняя девочка назвала его «парнем».

— Я здесь жить не буду! — требовательный тонкий голос заставил Мими умолкнуть.

Мы синхронно обернулись ко входу и увидели застывшую в дверях Ящерицу.

— Только не с ними, — не унималась она.

Глава 9

Я никогда особенно не верила в Фортуну, хоть и обращалась к ней при каждом удобном случае. Ее имя стало своеобразным фразеологизмом, который срывался с моих губ каждый раз, когда было или слишком плохо, или слишком хорошо.

Это как услышать выражение «Слава Богу» от неверующего или «Я бы купил этот особняк в Риме» от бедняка. Рано или поздно ловишь себя на мысли, что к кому-то необходимо обратиться за помощью. Но, за неимением других, более приземленных вариантов, находишь спасение в том, чье существование даже не можешь объяснить.

Однако, когда вечером мы зашли в просторную светлую столовую с двумя длинными столами из темного дерева и перед нами поставили по три тарелки, доверху набитые едой, я усомнилась в своих религиозных устоях.

Сначала передо мной появился салат с шариками моцареллы, которого в прошлой жизни мне хватило бы за глаза. Потом опустевшую тарелку сменил минестроне, традиционный суп из овощей и картофеля ярко оранжевого цвета. А за ним последовал цыпленок Парминьяна: курица в томатном соусе под расплавленным пармезаном.

Под конец ужина мой живот был набит так сильно, что я едва могла двигаться. Я, кажется, никогда не съедала и за неделю столько, сколько за этот ужин.

Откинувшись на спинку стула, я оглядела столовую. Помимо нас, двенадцати новеньких горничных, здесь были и другие слуги. За соседним столом уместился Михель, рядом с ним я заметила сторожа. Еще четверо мужчин расположились напротив привратника. Я не видела этих людей раньше, поэтому могла лишь догадываться, какую роль они занимали в Фарнезе. Единственное, что могло мне подсказать о их профессии, — это одежда.

Двое мужчин в синих перепачканных грязью комбинезонах были похожи друг на друга как две капли воды. У них были одинаковые залысины, широкие лбы с прорезями морщин и маленькие глазки, спрятанные под тяжелыми надбровными валиками. Словом, внешность близнецов не внушала доверия. Они были похожи на очеловеченных шарпеев.

«Может быть, садовники», — склонив голову, предположила я. О двух других мужчинах я не могла сказать ровным счетом ничего.

Вокруг столов суетились несколько поваров в белоснежных кителях и низеньких объемных колпаках. Они выставляли на столы посуду, забирали грязные тарелки и обслуживали сидящих.

— М-да, — Мими, отставив в сторону опустевшую чашу, откинулась на спинку стула вместе со мной. — Цыпленок, конечно, передержан, но неплохо.

Я взглянула на нее с сомнением. Мало того, что в девчонку вместились все приготовленные блюда, так у нее еще остались силы на критику поваров.

— А ты, видимо, одни флорентийские стейки раньше ела? — говорю с иронией.

— М-м-м, — мечтательно протянула Мими. — Мясо молодых бычков… Я бы не отказалась от бифштекса.

Я лишь улыбнулась. Сил разговаривать не осталось. Единственное, что мне сейчас хотелось, — это лечь спать. И…

«Санти», — замечаю вдруг. — «Да у меня от одного сытного ужина просыпаются королевские замашки».

Вдруг двустворчатые двери столовой отворились. Я невольно перевела взгляд и заметила в проходе мадам Кавелье. Женщина, строго оглядев зал, прошла внутрь, а за ней в столовую проследовал мужчина лет пятидесяти.

— Дамы, — голос домоправительницы эхом разнесся по сводчатому потолку столовой. — Минуточку внимания.

Девушки оставили свои бокалы и отложили в сторону вилки. Все с интересом уставились на человека в коричневом вельветовом костюме и с тростью в руках.

— Хочу представить вам владельца дома — господина Маркиза Фарнезе.

Краем уха я уловила восторженный вздох Мими. Мгновенно в столовой воцарилась идеальная тишина. Ножи перестали со скрежетом царапать тарелки, бокалы — цокать о стол, а чужие голоса — перешептываться. Мы все не сводили пытливых глаз с хозяина особняка.

Это странно, видеть в живую человека, о котором до этого я услышала столько противоречивых слухов, хвалебных речей и уничижительных комментариев. Теперь мне представилась возможность самой понять, кто такой этот Маркиз Фарнезе на самом деле.

— Добрый вечер, дамы, — голос мужчины был словно шелковый, мягкий и бархатный, но при этом до дрожи глубокий. — Рад всех вас видеть.

Мужчина склонил седую голову в приветствии. Его волосы оказались зачесаны назад, открывая весьма молодое для человека подобного возраста лицо.

Если бы меня спросили, как выглядит аристократия, я бы, не сомневаясь, указала на Маркиза Фарнезе. Его лицо словно срисовано с картины эпохи Возрождения. Худое лицо обрамлено высокими и острыми, словно лезвия, скулами. Глубокие карие глаза блестят в свете люстр, а острый соколиный нос довершает образ высокомерного герцога. В каждом движении его рук и тела чувствуется дворянская спесь, а осанка выражает полную уверенность в своем положении.

Словом, Маркиз Фарнезе выглядит как настоящий феодал и владелец огромного поместья, и он доказывает это всем своим видом.

— Неужели он правда объединил Италию? — шепчу, обернувшись к Мими.

Теперь, когда я сама увидела Маркиза, в это поверить куда легче. Такой человек действительно может сделать все, что захочет.

— Я же говорила! — восторженно отвечает девчонка. — Он просто чудо!

— С такими людьми шутки плохи, — скромно вставила Патриция.

Я не стала обращать внимание на слова Мими. Такому человеку, как Маркиз Фарнезе, можно подобрать множество подходящих прилагательных. Но назвать мужчину «чудным» может только настолько же чудная девчонка.

— Поместье Фарнезе уже несколько столетий возвышается в этом месте. Оно стало сосредоточением семейного древа и истории не одного поколения моей семьи, — Маркиз говорит медленно, вальяжно растягивая гласные. — Я надеюсь, вы приложите все усилия для того, чтобы наш особняк и дальше демонстрировал свое величие. Теперь это и ваш дом тоже.

Глава 10

На следующий день я уже могла назвать себя настоящей горничной. На мне было длинное черное платье с белым воротничком и таким же фартуком. На голове оказался чепчик, скрывающий волосы. Я смотрела на свое отражение без особого восторга.

Платье очень напоминало то, которое я получила в ресторане «Вита». Только это было сшито из качественной дорогой ткани, тело в нем не потело, а нежную кожу не натирало. На ногах оказались черные лакированные туфли на низком каблуке. В них было до дрожи удобно, тем более после нескольких дней в обуви, украденной из ресторана. Та была мне не по размеру и натирала так, что порой было и шагу ни ступить. Теперь натертые мозоли могли спокойно заживать.

Я поправила манжеты и невольно потянулась к волосам. Серебряная заколка спряталась в коротком низком хвостике. Взъерошив челку, обернулась на соседок. Те тоже не были рады новому образу.

Мими пыталась потуже затянуть фартук, чтобы уменьшить талию. Ящерица стянула с волос бабушкин чепчик и распустила черные блестящие волосы. А Патриция упрямо расправляла складки на подоле. Словом, первые разочарования в профессии начались мгновенно.

— Зато удобное, — ободряюще проговорила Мими. — Мы же не на подиум пришли.

Вскоре в комнату зашел Михей. Он вывел нас в коридор, и толпа новоявленных горничных, еще не привыкших к новым платьям, спустилась на первый этаж.

Там мы вновь зашли в левое крыло, прошли до последней двери и попали в самое большое помещение — техническое.

Внутри оказалось множество железных стеллажей. Они до отказа были набиты разными баночками и средствами, тряпками и швабрами. У одной из стен в ряд стояли десять тележек, а у другой, напротив, оказался рабочий стол. За ним восседала домоправительница.

— Доброе утро, дамы, — сухо поздоровалась она.

— Доброе утро, — ответили мы нескладно.

— Сегодня ваш первый рабочий день. Весьма ответственный момент, потому как он выявит, кто сгодится для работы в Фарнезе, а кто — нет.

«Отличное начало», — думаю хмуро. Если мадам Кавелье приспичит устроить испытание, то, боюсь, первым его провалю именно я.

— Я не буду учить вас убирать комнаты, — продолжила женщина. — Вы все обладаете необходимым опытом и знаниями. Стандарты уборки знаете. Все, с чем вам необходимо ознакомиться, — это расписание и список напарниц.Работаете по двое, убираете строго отведенные вам комнаты. Это понятно?

— Да.

Вскоре у меня в руках оказалось две бумажки. В одной я увидела, что до десяти утра должна убрать три жилые комнаты на втором этаже и после обеда приступить к стирке. А во второй — что моей напарницей оказалась Мими.

— Роззи! — девочка радостно подскочила ко мне. — Как нам повезло!

— Ага, — механически улыбаюсь. — Начнем?

Я подозревала, что Мими была совсем не горничной. Она обладала слишком аристократичными замашками и порой выдавала такое, за что обычно служанок увольняли сразу. Однако, стоило девушке начать выкладывать на железную тележку необходимый инвентарь, все мои сомнения развеялись.

Девочка хватала с полок самое необходимое и умело выставляла баночки так, что они идеально помещались на узкой металлической поверхности. Ее руки легко складывали тряпки, а глаза не останавливались ни на одном названии средств дольше, чем на секунду. Я изо всех сил пыталась запомнить каждую баночку, мелькнувшую перед глазами, но уже на третьей поняла, что не различаю выставленные в ряд порошки и спреи.

— Ну, поехали? — спросила Мими, закончив.

Я взялась за ручку тележки и покатила ее в сторону выхода, пропуская мимо торопящихся горничных и аккуратно объезжая самых нерасторопных.

На бумажке с расписанием с обратной стороны оказалась начерчена схема всего особняка. Мими, идя передо мной по узкому техническому коридору, всматривалась в рисунок. Я глядела на ее узкую спину и на темные завивающиеся локоны, прыгающие от каждого бодрого шага.

— Нам нужно идти до конца коридора, там будет техническая лестница, — объявила она.

— Хорошо.

— Наше первое задание, — с энтузиазмом продолжила Мими, изредка оборачиваясь и проверяя, иду ли я за ней. — Даже руки трясутся. У тебя тоже?

— Нет, — задумчиво смотрю на тыльную сторону ладоней, сжимающих железную ручку.

Удивительно, что я не испытываю совершенно никакого страха. Образ горничной словно въелся в меня до самых костей, а имя Розалинды Бруно впечаталось в голову. Я чувствовала себя в личной комнате, техническом помещении и этом коридоре так, словно нахожусь на своем месте. Не знаю, оттого ли это, что до сих пор у меня не было своего дома, но это ощущение мне нравилось. Будто опасность, всегда следующая за мной по пятам, на несколько мгновений развеялась и потеряла меня из виду.

— Да? — удивляется девчонка. — Ну-ка, покажи!

Останавливаюсь против воли, потому что Мими обернулась в мою сторону и замерла на месте. Коридор настолько узкий, что здесь едва поместятся двое человек, что уж говорить о телеге, наполненной моющими средствами и тряпками.

Вытягиваю вперед руки, и Мими хмыкает.

— А у меня вот так.

Смотрю на выставленные вперед детские ладошки. И вправду дрожат. Внимание привлекает глубокая царапина на левой ладони, совсем свежая.

— Что это у тебя? — киваю на руку.

Мими озадаченно глядит на свою ладонь, словно сама только что заметила ссадину.

— Ой, — растерянно шепчет она. — Откуда это?

— Ты не заметила, как рассекла руку? — ухмыляюсь. Вполне в ее манере.

— Наверное, где-то порезалась, — девчонка легкомысленно пожимает плечами и отворачивается, продолжая путь. — Главное, что не болит.

Через несколько минут мы оказались на втором этаже, в просторном светлом коридоре с зелеными обоями и резными светильниками. Я приставила тележку к стене, осматривая одинаковые деревянные двери. Нам нужно было убрать комнату синьоры Фарнезе — жены Маркиза — и две гостевые комнаты, в которые, видимо, вскоре кто-то заедет.

Глава 11

Первый рабочий день пролетел незаметно. Погруженная в работу, на какие-то мгновения я даже забывала, что лишь притворяюсь. Но действительно ли это так?

В какой момент обман перестает быть таковым? И можно ли обманывать саму себя? Несколько дней я упрямо твержу всем вокруг, что мое имя — Розалинда Бруно, что я замужем, имею ребенка и три года работала в ресторане «Вита». Люди вокруг верят мне, ведь причин для сомнений нет. Но, раз все считают меня Розалиндой, почему это не может быть правдой?

Я думаю, обмануть себя нельзя. Есть грань, до которой ты считаешь собственные мысли ложью. Где-то глубоко в подсознании слышны отголоски тревожных звоночков. Они упрямо твердят о лжи. Но стоит перешагнуть невидимый край, искренне уверить в свой обман, и он перестает быть неправдой. Ведь, если ты наивно веришь, что являешься горничной, то постепенно ей и становишься.

У меня нет определенного плана, нет конкретной цели на ближайшие недели. Все, что мне нужно, — найти пристанище, где я могла бы спрятаться и переждать бурю в Таранто. Такое место нашлось — особняк Фарнезе стал моим домом. И теперь я была не просто шпионкой из Цитадели. Я стала настоящей горничной, хоть и с выдуманным прошлым. Но какая разница, кем я была за коваными воротами поместья, если здесь хорошо вытираю пыль и почти не нарываюсь на неприятности?

Мадам Кавелье проводит строгий отбор, всматривается в глаза претенденток, выискивает ложь в их истории лишь с одной целью — защитить тайны особняка Фарнезе, утаить от лишних глаз то, что должно остаться сокрытым. Я же с чистым сердцем могу поклясться, что дела богатеньких феодалов меня не интересуют и раскрывать их секреты на публике мне не хочется. Все, что может пропасть у Фарнезе, — это золотая ложка из столовой. И то, если я решу уйти.

Первые дни прошли в суете и бесконечных лабиринтах. Я блуждала по коридорам особняка, стискивая в руках бумажку с планом. Но даже она не могла помочь мне освоиться здесь. Двери были похожи одна на другую, некоторые повороты соединялись в просторные холлы, другие — неожиданно обрывались. Я помногу раз возвращалась в одни и те же места, только чтобы запомнить расположение нужных комнат, но каждый раз неизбежно терялась.

Комнаты были схожи друг с другом, их великолепие ослепляло. Золотые торшеры, блестящие люстры, дорогие ковры. Особняк Фарнезе не стеснялся своего величия, он им хвастал. Куда бы ни упал мой глаз, везде виделись горы золотых монет. Мне казалось, что если продать все, что уставляло комнаты в поместье, то на его месте выросла бы куча золота раза в три больше, чем сам особняк.

Если бы не Мими, я, кажется, сошла бы здесь с ума. Девчонка явно лучше меня ориентировалась в пространстве, а еще она намного быстрее справлялась с уборкой и с изучением местных порядков.

— Я познакомилась с горничными из соседней комнаты, — на второй рабочий день заговорила Мими.

Мы убирали бильярдную. Это было огромное овальное помещение с двумя игральными столами по середине. Высокая люстра с мириадами хрустальных шаров, рожков и капель отбрасывала на коричневые стены радужные зайчики. Деревянный пол был застелен темно-алым ковром. В левом углу комнаты оказалась курительная с большим завешанным окном, темно-зелеными диванчиками и мраморным резным камином. С другой стороны — зона отдыха с такими же креслами и софами, и высокими книжными шкафами.

— Они милые, — продолжала девочка, подходя к одному из столов. — Но наша комната, конечно, лучше.

— Ты так думаешь? — спрашиваю, вытряхая в мусорный пакет грязную пепельницу. — Даже несмотря на то, что мы живем с Ящерицей?

— С Ящерицей? — переспросила Мими недоуменно. — Стой, это ты так Инес назвала?

— Да, — пожимаю плечами. — Такая же скользкая и неприятная. А ее волосы блестят так, словно покрыты слизью.

Мими вдруг расхохоталась. Она взяла со стола кий и неумело отбила один из шаров. Тот, прокатившись, остановился в самом углу стола.

— А я и не замечала сходства. Как думаешь, если схватить Инес за ногу, она отвалится?

— Проверим ночью? — улыбаюсь.

С Мими было легко. В ее словах и поведении явно ощущалась детская непосредственность. Она не была испорчена безразличием окружающих и жестокостью жизни. Мими говорила, что думала, и поступала без лишних сомнений. Мне нравились такие люди, и рядом с ней я ощущала давно забытое присутствие дружбы.

— А остальной персонал здесь какой-то странный, — продолжила девочка, откладывая кий в сторону. — Один Михей нормальный.

— Михей нормальный? — переспрашиваю скептично.

Если она считает слугу, играющего в молчанку с самим собой, «нормальным», то как выглядят остальные?

— Кажется, да, — Мими хихикает. — Я видела садовников на заднем дворе… Вот они меня напугали. Но…

— Что?

— В прочем, нельзя так говорить о людях, — Мими вновь хихикает и возвращается к уборке. Я замечаю проступивший на ее щеках румянец.

Вообще, для меня жители особняка Фарнезе поголовно странные. Маркиз — пугающий герцог, его старший сын — точная копия отца, лишь на пару десятков лет моложе и чуть привлекательнее. Его невеста, Жаклин, избалованная аристократка. Неудивительно, что с такими хозяевами прислуга в доме обрела некоторые странности. Попробуй прожить под одной крышей с самодовольными богачами несколько лет.

Как человек меняет природу вокруг себя, так он и влияет на свое окружение. Вольно или невольно, семья Фарнезе передала аристократичные замашки и слугам. Мадам Кавелье ходит по особняку, как по собственным владениям, с вечно задранным носом. Михей, хоть и молчит, глядит на всех с явным превосходством. Он шевелит густыми усами, словно таракан, но звуки из его рта никогда не вылетают.

В общем, прислуга в Фарнезе еще может посоревноваться со своими хозяевами за статус гордецов и нарциссов.

Глава 12

Несколько дней прошли на удивление спокойно. Я вставала в шесть утра под механический звон будильника, надевала рабочее платье, завтракала и выполняла то, что требовала мадам Кавелье. Мы с Мими сработались, и работа шла как по маслу. Я не замечала, как пролетало время, тем более что постоянно пыталась чему-то научиться.

Вслух признаться, что не умею правильно выполнять свои обязанности, я не решалась даже Мими. Поэтому лишь украдкой подглядывала за девочкой. Подмечала, какие баночки для чего она использует, какие тряпки кладет на тележку, что с чем смешивает и как разбавляет. Так, постепенно, я набиралась опыта и училась искусству горничных.

За эти два дня я больше не встречала членов семейства Фарнезе, за исключением жены Маркиза, Габриэллы. Она вышла из своей комнаты однажды утром, перед тем как я собиралась туда зайти, и чуть не столкнулась со мной. Женщина была высокой — я доставала ей лишь до груди — и невероятно худой. В белой полупрозрачной ночнушке и с такой же бледной кожей она была похожа на привидение.

— Доброе утро, синьора, — нарочито громко произнесла я, не уверенная, что женщина вообще меня заметила.

— Доброе… — чуть задумавшись, ответила она и наконец взглянула на меня осознанно.

У Габриэллы были густые длинные волосы цвета топленого шоколада и усталые глаза, которые в самом обычном выражении лица выглядели жалостливо. Большой нос оттеняли пухлые губы.

Я неловко улыбнулась и отошла в сторону, позволяя синьоре пройти. Женщина заторможенно проследила за мной, а потом неспешно двинулась вперед. Я некоторое время наблюдала за ее худощавой удаляющейся фигурой, а потом пожала плечами и продолжила уборку. Это же особняк Фарнезе, здесь все со странностями.

Вскоре наступила пятница. К концу подходила утренняя уборка. Я стояла в коридоре, когда из соседней комнаты вышли двое горничных. Они выкатили тележку и прошли мимо меня.

— Чао, — я улыбнулась им.

— Мы закончили, — сказала одна из них, толстощекая смуглая девушка. — Вы скоро?

— Скоро, — ответила, посмотрев в сторону технической лестницы.

Мими утром забыла какое-то из своих чистящих средств и теперь упрямо твердила, что без него закончить уборку мы не сможем. Хотя, как по мне, в комнате было идеально чисто. Теперь я вынуждена ждать, пока она его принесет.

— Давайте, а то на обед опоздаете.

Я вяло улыбнулась. Опоздать на очередное празднество желудка не хотелось. Каждый день, проведенный в Фарнезе, я пробовала что-то новое. Будь то еда, одежда или разговоры. И завтрак, и обед, и ужин становились для меня самыми настоящими гастрономическими путешествиями в миры, в которых я никогда не бывала. И каждое блюдо вынуждало меня закрывать в блаженстве глаза и сдерживать вздохи.

Несмотря на мелкие неурядицы, пока в особняке меня все устраивало. А еще с каждым днем, проведенным здесь, обещанные сто семьдесят лир за месяц становились все ближе. От этой мысли на душе было чуть легче. Раньше мне едва удавалось наскрести десять лир за неделю, а сейчас, в особняке, я ощущала себя чуть ли не принцессой. С единственной поправкой: за своим замком должна ухаживать я сама, а злой дракон рычит на меня чуть ли не каждый день, раздавая все новые и новые приказы голосом мадам Кавелье.

Когда Мими вышла из технической двери, скрытой в темной нише, я с облегчением выдохнула.

— Наконец-то! Все уже на обеде.

— Иду, иду, — запричитала Мими, приближаясь. — Мадам Кавелье меня задержала!

Вдруг прямо перед моим носом открылась дверь. Та самая, которую я избегала уже несколько дней и о которой мечтала, чтобы она больше никогда не отворялась.

Мими тут же замедлилась, не осмеливаясь бежать по коридору в присутствии Стефано Фарнезе. А я, кажется, забыла, как дышать.

Мужчина громко захлопнул дверь и вдруг посмотрел на меня. Я также вперилась взглядом в него. Только сейчас заметила его высокий рост. Им мужчина, кажется, пошел в мать. Черные волосы были уложены, виски — выбриты. Густые брови обрамляли острые глаза.

«Цвет виски», — вдруг заметила я.

Прошло несколько секунд, хотя мне показалось, что вечность. При виде Стефано в груди ожили уже забытые чувства: страх, отвращение и гнев. Я одновременно и боялась человека, который по щелчку пальцев мог от меня избавиться, и презирала его. Стефано Фарнезе всего за одну встречу обнажил самые гнусные качества всей аристократии.

«Крестьяне не созданы для того, чтобы их чему-то учили».

Да ты даже не подозреваешь, чему мне пришлось научиться. И вряд ли когда-то это поймешь. Ты родился с золотой ложкой во рту, никогда не знал ни горя, ни бедности. И всегда будешь считать себя вершиной эволюции нашего вида.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове за долю секунды, но вслух я сказала лишь:

— Добрый день, синьор.

Фарнезе смерил меня равнодушным взглядом и прошел мимо. Я невольно обернулась, наблюдая за четкой выверенной походкой. Носа коснулся аромат бергамота и лаванды.

«Хоть не уволил», — подумала я с облегчением.

— Это он?! — подбежав ко мне, встревоженно зашептала Мими. — Старший брат?

— Да, — я недовольно кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не сморщиться.

— От него словно смертью повеяло, — Мими съежилась и обняла себя руками. — У меня по спине мурашки побежали. Как два брата могут быть так непохожи?

— Не знаю, — ответила я, все еще глядя в сторону Фарнезе. Он уже скрылся на лестнице, но коридор, казалось, сохранил его темный отпечаток.

Вскоре с уборкой было покончено. Почти вся прислуга собралась в обеденном зале, и повара начали накрывать на стол. Мы с Мими зашли в столовую последними, и мадам Кавелье смерила нас недовольным взглядом. Она уже сидела во главе соседнего стола и вальяжно осматривала присутствующих.

Глава 13

Я вышла в коридор в полной растерянности. В ушах шумело, во рту разверзлась целая пустыня. Мириады тревожных мыслей мелькали в голове. Образы трех старух-близнецов не покидали сознание.

Я зажала книгу поплотнее и побежала к лестнице, желая хоть на пять минут запереться в ванной комнате и прийти в себя, однако моим планам не было суждено сбыться. В холле я чуть не налетела на мадам Кавелье.

— Бруно! — вскрикнула она недовольно, отступая назад.

— Мискузи, — третий раз за пять минут упрямо повторяю одно и то же слово.

— Какого черта книга все еще у тебя? — вспыхнула домоправительница, вырывая ее у меня из рук. — Слишком сложное задание?

— Нет, простите, я не успела, — твержу в свое оправдание, но строгое лицо Кавелье не разглаживается в понимании.

— Сама отнесу, — бросает она и идет в сторону малой гостиной. — А ты сделай уже что-то полезное, наконец!

Я смотрю вслед домоправительнице, нервно закусив губу.

«Теперь меня точно уволят!» — думаю с досадой. — «Эти старухи сейчас все расскажут».

Задержаться в поместье Фарнезе надолго оказалось намного сложнее, чем мне казалось. Здесь не было жандармов, никто не знал о моем прошлом, а плакаты с портретом воровки не висели в каждом закоулке. Но я столкнулась с другими трудностями — с людьми. Почти каждый день нарывалась на неприятности, впутывалась в мелкие неудачи, которые постепенно вырастали в огромные проблемы.

«Что ж, если меня уволят, то хоть отдохну напоследок», — думаю разочарованно и поднимаюсь в свою комнату.

Подхожу к кровати и гляжу в открытое окно. Задний двор прекрасен. Он похож на зеленый оазис среди пустыни, полный экзотических цветов, постриженных кустов и густых крон деревьев. В центре сада — многоярусный фонтан, из которого вода бьет ключом. От сада в разные стороны уходит множество вымощенных тропок, растворяющихся в горизонте.

Я даже не успела в нем прогуляться. Не увидела и половины роскоши, сокрытой в особняке и его окрестностях. От этого на душе становится еще противнее.

Несколько секунд наблюдаю за работой садовников, а потом ложусь на заправленную кровать и закрываю глаза. Пытаюсь подавить нахлынувшую тревогу и грызущую боль. Я и не рассчитывала, что действительно смогу долго продержаться в Фарнезе. Но тогда почему так жжет в груди?

Момент Х наступил, пора возвращаться из сказки в реальную жизнь. Туда, где я не горничная у самой влиятельной семьи в Италии, а обычная шпионка Цитадели, воровка и ничтожество.

***

— Роззи! — ошарашенный голос Мими вырывает меня из сладкого полусна.

Я нехотя раскрываю глаза и пытаюсь привыкнуть к дневному свету. Даже не заметила, как уснула.

— Почему ты в кровати?! — спрашивает девчонка, подбегает ко мне и тянет за ноги вниз. — Ты с ума сошла?

— Тебе-то что? — спрашиваю недовольно и сажусь на кровати, потирая заспанные глаза. — Что ты кричишь?

— Мадам Кавелье тебя повсюду ищет! Если бы она увидела, что ты спишь в середине рабочего дня…

— …То ничего бы не сделала. Она уже меня уволила.

— В смысле?! — Мими неверяще моргает, а потом падает на кровать рядом. — Она только что рвала и метала внизу. Говорит, мол, почему должна искать горничных по всей Италии, чтобы дать им задание.

— Задание? — переспрашиваю недоверчиво. — Она точно про меня?

— Ну, если ты Розалинда Бруно, то да.

Я неверяще вскакиваю с кровати и разглаживаю помявшееся платье. Меня не уволили! Не верю своим ушам! Неужели старухи ничего не рассказали Кавелье? Или она сжалилась надо мной? А может, ее задание — это собрать вещи и убраться из особняка в ближайшие пять минут?

В любом случае, пока не приду к домоправительнице, не узнаю. Может быть, Боги смиловались над своим неудачным, вечно проблемным творением?

Затягиваю хвост и бегу к двери, попутно крикнув Мими:

— Иди работай!

«Ну, Фортуна!» — думаю с радостной улыбкой. — «Прости, что наговорила тебе лишнего. И спасибо!»

Перепрыгивая через ступеньки, спускаюсь на первый этаж и под удивленные взгляды двух горничных вбегаю в технический коридор. Несколько раз ударяю кулачком в дверь Кавелье и, не дожидаясь ответа, захожу внутрь.

— Мадам Кавелье, Вы звали?

В кабинете, как всегда, светло и прохладно. Из открытого окна бьет солнечный свет, слышится причудливое пение птиц. В воздухе пахнет женским свежим парфюмом.

— Нашлась, наконец, — недовольно отвечает домоправительница, глядя на меня из-за рабочего стола.

— Простите за задержку.

Кавелье откладывает в сторону документы и поправляет съехавшие с переносицы тонкие очки. Она сидит за столом как настоящая аристократка. Идеально ровная осанка, вскинутый подбородок, легкие движения рук.

— Оставь свои извинения для синьорины Жаклин, — бесстрастно произносит женщина. — Она звала тебя почти полчаса назад.

Меня словно окатило холодной водой. Улыбка тут же сошла с губ, и на ее место пришла едкая тревога.

— Зачем?

— Откуда мне знать? Я не обсуждаю с хозяевами их приказы.

Я растеряно оборачиваюсь к двери и замираю. Зачем я понадобилась Жаклин? Что может хотеть от горничной невеста хозяина?

Наша первая и одновременно последняя встреча не удалась. Я получила целый ушат помоев, выговор и угрозу увольнения. Жаклин и ее любовник четко дали понять, что больше не хотят меня видеть.

Теперь же невестка Фарнезе меня разыскивала. А раз ей нужна именно я, значит, речь пойдет далеко не об уборке.

— Не стой столбом, — недовольно произносит Кавелье. — Иди давай.

Глава 14

В поисках нескольких минут спокойствия и одиночества я вышла на задний двор поместья. Солнце только скрылось за горизонтом, и наступил такой мимолетный промежуток дня, когда ясность дневного света уже растворилась, но ночные порядки еще не наступили.

В полумраке сумерек я прошла вглубь дворика, осматривая разноцветные яркие цветы, аромат которых кружил голову, и затейливо постриженные кроны низеньких острых сосен.

Ушей коснулся плеск воды, и я заметила верхушку фонтана, выглядывающую из-за зеленого лабиринта. Где-то пели свои колыбели птицы. Ветер, подвывая им, гулял по ногам.

Особняк Фарнезе снаружи выглядел пугающе. Непроницаемые окна смотрели на меня своими черными стеклами, словно бесконечные паучьи глаза. Потрескавшиеся стены в полумраке покрылись мрачной пеленой, и дом выглядел еще страшнее, чем в солнечном свете.

Резко контрастировал с уродством особняка его задний дворик. Цветущая зелень накрыла меня и отделила невидимой стеной от остального мира. Я шла по узкой выложенной тропинке в полном одиночестве, совершенно не ощущая ни страха, ни тревоги. Словно зеленый оазис забрал себе все мои переживания.

Каждый день за садом ухаживали два брата-садовника. Они педантично выстригали крону, удобряли кусты и поливали цветы. Я видела скрюченные фигуры мужчин каждый раз, когда выглядывала в окно, и только теперь по-настоящему оценила масштабы их работы.

Таранто всегда был зеленым городом. Он цвел каждую весну, раскрывался летом и погибал зимой. Я видела вокруг лишь массивные стволы деревьев и разноцветную листву, вдыхала ароматы городских цветов, смешанных с овощами и фруктами на торговых лавках.

Но даже весь Таранто никогда бы не смог соревноваться с задним двориком Фарнезе. Один его сад затмевал все парки города, вместе взятые.

Спустя несколько минут дорожка вывела меня к деревянной, чуть подгнившей беседке. За ней в сиянии выглянувшей вдруг луны мерцала неподвижная водная гладь. Я остановилась, глядя на озеро. Его безмятежность передалась и мне, разлилась по телу сладостным облегчением.

Я дотронулась до волос. Стянула с головы опостылевший чепчик, распустила короткие волосы, которые тут же разлетелись, и вынула из прически серебряную заколку. Несколько секунд глядела на вырезанную гроздь винограда.

Вспомнилась мама. Ее теплые усталые глаза и мягкая улыбка. Я тут же сунула шпильку в кармашек на фартуке, рядом с золотым перстнем. Не нужны мне были сейчас такие мысли. Когда вокруг все рушится, нельзя поддаваться напору и падать вслед, словно домино. А такие мысли только добивают.

— Люблю это время суток, — послышался вдруг мужской голос, и я всем телом вздрогнула. — Мир покрывается тенями и стирает все границы.

Я резко повернулась в сторону беседки и только сейчас заметила в полумраке мужской силуэт. Кто-то сидел на скамейке, глядя в сторону озера.

— Мискузи, — говорю полушепотом. — Не знала, что здесь кто-то есть.

— А кто ты? — спросил мужчина и встал.

Силуэт медленно приближался, а я не решалась отвести от него взгляд. Когда человек вынырнул из тени беседки и озарился лунным светом, я различила его лицо.

— Розалинда Бруно, — ответила в полголоса. — Новая горничная.

Мужчина с непослушными вьющимися волосами и стальными глазами глядел на меня с выражением вселенского спокойствия. Он спустился вниз по ступенькам и встал рядом, переключив внимание на озеро.

Мужчина оказался немногим выше меня. У него были широкие плечи, облаченные в белоснежный пиджак. Я искоса взглянула на мужской профиль: густые длинные ресницы, прямой нос, узкие губы. Темные волосы блестели под луной.

Вдруг в его внешности я узнала описание Мими и обомлела.

— Вы — Кристиан Фарнезе? — спросила неуверенно.

— К сожалению, — ответил он, не глядя на меня.

— К сожалению?

— Все произносят мое имя с таким же страхом, с каким его произнесла ты.

Я опешила. Мысленно прокрутила свою реплику в голове. Неужели в моем тоне так явно ощущается тревога?

— Я не боюсь, — шепчу смущенно.

— Пока что.

Я не нашлась, что ответить. Стоящий рядом Кристиан Фарнезе был насквозь пропитан вопросами. Понятно, почему Мими так быстро поддалась его чарам. Он был сплошной загадкой. Таинственным незнакомцем, словно из сказок.

Молчание неловко растягивалось. И если Кристиан чувствовал себя вполне уверенно, то я с каждой секундой покрывалась румянцем все больше и больше.

— Я пойду, — прошептала, чтобы не отвлекать мужчину.

— Тебе нравится здесь?

— Да. Я давно не видела такой природы.

— Я говорю об особняке, — мужчина наконец повернул голову в мою сторону, и я едва не утонула во внимании, с которым он на меня посмотрел.

— Везде есть свои сложности, — отвечаю смущенно.

— Тебе не кажется, что здесь их намного больше?

Я с тревогой взглянула на Кристиана. Его вопросы настораживали. Все его существо было пронизано глубочайшим спокойствием. Взгляд серебристых глаз не бегал, а скользил, тело словно плыло, руки нежно рассекали воздух. Но его слова, хоть и были бархатно-терпкими на слух, нагнетали.

— Возможно, — говорю уклончиво и отвожу глаза, не в силах противостоять такому проницательному взгляду.

— Рад был поговорить, — ответил вдруг Кристиан и вновь отвернулся.

Я оказалась сбита столку. Личность младшего брата Фарнезе обескуражила и возродила в моей голове множество вопросов. Она вновь напомнила мне о том, где я оказалась и с какими людьми имею дело. Это семья Фарнезе. О ней ходит множество слухов по всей Италии. Кто-то восхищается, кто-то презирает. Теперь и я поняла, почему о них так много говорят.

Глава 15

Воскресное утро началось с позднего пробуждения. Впервые за неделю я открыла глаза сама, а не по зову будильника. По телу разлилась приятная истома. Я уже и забыла каково это, высыпаться.

В окно заглядывало солнце. Его лучи грели мои ноги, спрятанные под тонким хлопковым одеялом.

Некоторое время я лежала в тишине, глядя, как пылинки кружатся в затейливом вальсе под теплым светом. Вставать совершенно не хотелось. Где-то сверху копошилась в полусне Мими. На соседней койке, отвернувшись лицом к стене, сопела Ящерица.

«Когда она спит и повернута ко мне спиной, то очень даже ничего», — думаю я и улыбаюсь собственным мыслям.

Кажется, сейчас все устаканилось. За прошедшую неделю я чуть ли не три раза оказалась под угрозой увольнения, постоянно говорила раньше, чем думала и делала то, что не должна была. Но в итоге все мои решения привели меня туда, где мне и место. Я все еще жива, сыта, одета и даже имею собственное одеяло.

Конечно, осталось еще множество проблем, с которыми мне предстоит разобраться. Например, шпионаж для Жаклин или натянутые отношения с тремя старухами-хозяйками Фарнезе, отсутствие знаний о работе горничной или разборки с неприятной соседкой. Но в моей жизни были трудности и потяжелее.

Сейчас, лежа в светлой спальной комнате и нежась в солнечных лучах, я как никогда почувствовала, что все проблемы решаемы. Что у меня есть силы преодолеть эти невзгоды. И, кажется, от былых сомнений не осталось и следа.

Я вдруг вспомнила госпожу Брунилду и нашу последнюю с ней встречу. Тогда я была сломлена, подавлена и растоптана. Меня предали, подставили и хотели упечь за решетку. Я получила нож в спину от таких же, как я. Своих сестер. Брошенных, одиноких девушек, которым приходилось выживать, жертвуя моралью и совестью.

— Я устала сопротивляться, Брунилда… — шепчу, потупив взгляд. — Я делала это всю жизнь.

— Такова реальность, Тина. Ты не одна страдаешь в этой жизни.

— Но как будто больше других.

Интересно, как сейчас поживает мерзкая дряхлая карга? Вспоминает ли она обо мне? Скучает ли?

Глупый вопрос. Вряд ли у нее есть на это время. Хотя Альба и забрала бразды правления Цитаделью в свои руки, она слишком молода и неопытна, чтобы грамотно руководить целым борделем. Думаю, Брунилда сейчас занята тем, что разгребает мешки проблем или сидит с Доном Пэлмиро за бумажками.

Меня уже давно никто не называл Тиной. Настоящее имя словно стерлось из памяти. Это меня испугало. Как долго я еще могу сохранить воспоминания о себе настоящей? И значат ли они что-то, если никто о них не знает? Для остальных я Розалинда Бруно. Значит ли это, что Тины больше не существует?

— Я — Мартина Инганнаморте, — шепчу уверенно. — Мне восемнадцать лет. Я родилась в Таранто. Мою маму звали Фелиса, а папу — Торе. Я воровка. Я — Мартина Инганнаморте.

— Что ты там бубнишь? — послышалось вдруг сверху.

Я тут же умолкла, прикусив язык. Мими свесилась вниз, глядя на меня заспанными глазами.

— С кем ты разговаривала?

— С гномами, — шепчу недовольно.

— Ты думаешь, я совсем ребенок? — обиженно пробурчала Мими. — Я всего на семь лет младше тебя!

— Всего?

— Да ну тебя!

Я промолчала. Мими упрямо шаг за шагом рушила стену, возведенную вокруг меня. Я знаю, что не имею права заводить друзей. Мне это ни к чему. Любимый человек — не подарок, а наказание. Обуза. Он будет тянуть меня на дно, заставлять бессмысленно рисковать и идти на жертвы.

Я всегда держала людей, появляющихся в моей жизни, на расстоянии вытянутой руки. Не позволяла им подходить так близко, чтобы рассмотреть страх в глазах. Ведь главный закон жизни я уяснила раньше, чем научилась читать. «Подпустишь слишком близко — получишь нож в спину». Совсем недавно я за это поплатилась и лишилась Цитадели. Не дома, но укрытия.

Вновь я не повторю эту ошибку. Особняк Фарнезе слишком важен для меня. Здесь у меня есть не только крыша над головой или еда и одежда, но и возможности. Возможности начать новую жизнь, другую. Где хоть я и буду Розалиндой Бруно, но не стану затворницей без прошлого и будущего. Не вернусь к жизни воровки и беглянки.

Поэтому мне важно сохранить ледяные стены, сковавшие мою жизнь. Закрыть приоткрывшиеся ворота. Избавиться от любой угрозы, которая проникла внутрь в момент, когда я оказалась безоружна.

***

Впервые за долгое время у меня был выходной. Настоящий день отдыха, когда не нужно думать о своих обязанностях, о проблемах, о работе.

Раньше у меня никогда не было выходных. Моя работа — если ее можно так назвать — была частью жизни. Воровство стало настолько же обыденным делом, как покупка овощей в торговых лавках или прогулка по городским каналам. Я понимала, что, если прекращу это делать, — останусь без средств к существованию.

Здесь же, в особняке Фарнезе, мне дали целый день, двадцать четыре часа, которые я могла потратить так, как сама захочу. Конечно, все поместье не было в моем распоряжении. Но я могла поехать в город или проспать весь день в кровати, принимать ванну несколько часов или просидеть в комнате персонала.

Кто-то из горничных уехал в город, в том числе Мими, Патриция и Инес. Девушки с энтузиазмом обсуждали, какие магазины им надо посетить, что купить и кого навестить. Я же вслушивалась в разговоры горничных со стороны, словно мне было совсем не интересно.

Но я чувствовала непривычные сомнения, думая о чужих планах. Было так непривычно слушать, как кто-то рассуждает о поездке к семье или походу по магазинам, словно это обычное дело.

Для меня такие сценарии были несбыточны. Я не могла и мечтать о том, чтобы просто поехать в город и потратить все деньги на платья, а потом прийти в гости к семье и за бокалом вина сплетничать о соседях.

Глава 16

«Думай, думай, думай!» — кричит разум, пока стены вокруг разваливаются на части.

«Фортуна, пожалуйста!»

Я бегу к выходу из особняка, едва справляясь с нахлынувшим головокружением. Легкие распирает от жара, ладони взмокли. От паники мир вокруг стремительно уменьшается.

«Прибегу туда и пошлю ее к черту! Скажу, что домоправительница собирается вызвать жандармов. Запугаю ее!»

План родился в голове за секунду. Я лихорадочно перебирала в голове слова, мысли и идеи, и одна из задумок вдруг показалась удачной. Оставалось лишь добраться до ворот намного быстрее, чем мадам Кавелье, убедить Розалинду уйти, пока ее не заметили, и самой скрыться так, чтобы никто не догадался, что я покидала особняк.

Не знаю, насколько это реально. И возможно ли. Но у меня не остается другого выбора. Если Кавелье увидит настоящую Розалинду Бруно, она поймет, что получила подложные документы, что какая-то девица водила ее за нос целую неделю. Я не только лишусь работы и дома, но и скорее всего окажусь за решеткой. Ведь я перейду дорогу семье Фарнезе.

Я оказалась у входной тяжелой двери за мгновение. Но, стоило мне потянуть позолоченную ручку на себя, как проход загородил человек. Он застыл на входе и вынудил меня остановиться.

Я чуть не столкнулась с Кристианом Фарнезе. Мужчина смерил меня стальным взглядом с ног до головы и с сомнением взглянул на побледневшее лицо.

— Что случилось? — спросил он скорее дежурно, чем заинтересованно.

— Ничего, — говорю слишком резко, и тут же пытаюсь исправиться. — Простите, позволите пройти?

— Я хотел бы знать, в чем причина Вашего беспокойства, — Кристиан скептично вскинул брови, стоило мне огрызнуться.

Теперь мужчина точно не собирался меня пропускать.

За спиной вдруг хлопнула дверь и раздались чужие напряженные голоса. Я сглотнула ком в горле, и слова сами вырвались из моего рта.

— Приехала моя старшая сестра. Она хочет забрать меня домой.

— Почему? — удивился мужчина.

— Я сбежала, — мои глаза взмокли, а голос почти сорвался. — Она держала меня взаперти. После смерти матери я была ее личной прислугой. Пожалуйста, господин Фарнезе… — я подалась вперед и схватила Кристиана за руку, умоляюще заглядывая ему в глаза. — Не дайте ей забрать меня!

Кристиан несколько секунд задумчиво вглядывался в мое лицо. Кажется, он искал в нем следы обмана. Но эмоции были настоящими. Я испугалась. Так, что слезы выступили на глазах, а кровь отлила от щек.

Стоило в холле появиться мадам Кавелье и ее мужу, как Кристиан словно очнулся и сделал шаг вперед, освобождаясь от моих рук. Он хмуро оглядел домоправительницу, которая разъяренно о чем-то рассуждала.

— Бруно! — воскликнула она. — Ты-то мне и нужна, ментира!

— Мадам… — начала было я, но не успела продолжить.

Кристиан вдруг прошел вперед, закрывая меня за своей спиной. Он скрестил руки на груди и по-хозяйски заговорил с домоправительницей. Я опасливо выглянула из-за его плеча.

— Жюли Кавелье. Что происходит?

— Господин, я…

— Теперь из-за каждого приезжего вы будете поднимать на уши весь дом?

Кавелье, явно не ожидающая такого отношения в свою сторону, растерялась. Она несколько секунд глядела то на Кристиана, то на меня, явно не понимая, что происходит.

— Дело в том…

— Дело в том, что наш сторож забыл, как нужно работать и как поступать с незваными гостями.

Голос Кристиана сейчас был похож скорее на скрежет металлических лезвий. От каждого его слова тело словно покрывалось невидимыми ранами. Но такая строгость подействовала на мадам Кавелье отрезвляюще. Она, проморгавшись, словно очнулась и выпрямилась. Вскинула подбородок и с привычной горделивостью взглянула на хозяина, ничуть не уступая тому в суровости.

— Ты слышал, Педро? — обратилась она к мужу. — Гони прочь всех, о ком не получил распоряжения. Почему я должна учить тебя твоим же обязанностям?

— Но, Жюли… — сторож ошарашенно посмотрел на жену.

— Мадам Кавелье, — четко разделяя слова, проговорила женщина. — Изволь освободить меня от чужой работы и научись принимать решения самостоятельно, а не с помощью жены.

Сторож, явно оскорбленный таким пренебрежением, что-то пробормотал и поплелся к выходу. Он взглянул на меня исподлобья, все с тем же недоверием, и я едва сдержалась от того, чтобы отвести глаза.

На секунду мне стало его жаль. Но это чувство угасло, стоило мне вспомнить, что из-за сторожа я чуть только что не оказалась на улице.

Когда мужчина скрылся за порогом, мадам Кавелье тряхнула головой, словно скидывая наваждение, и заговорила вновь.

— Прошу прощения, господин. Такого больше не повторится.

— Надеюсь, — безразлично кинул Кристиан, обернувшись ко мне.

— Я могу идти?

— Можете.

Перед тем, как домоправительница скрылась в техническом коридоре, я успела заметить, с каким раздражением женщина мазнула по мне взглядом, и внутренне содрогнулась. Меня явно ждала веселая рабочая неделя. Но главное, что она меня ждала.

— Спасибо, — обратилась я к Кристиану, потупив взгляд.

— Сделайте мне одолжение, — вдруг сказал мужчина. — Составьте компанию.

Я с недоверием взглянула на Кристиана, но он уже вышел из дома, явно демонстрируя, что отказы не принимает. Тогда и мне пришлось последовать за хозяином.

Жаркое полуденное солнце опалило лицо, стоило мне ступить за порог. Я сощурилась, оглядываясь. На чистом лазурном небе не было ни намека на облачность. Где-то вдалеке маячили две одинаковые фигуры садовников, стригущих кусты самшита. Сторож ковылял в сторону поворота.

Глава 17

Понедельник начался с надменных взглядов мадам Кавелье, резких приказов и полного понимания, что я себя подставила. Домоправительница явно была очень злопамятной, и весь оставшийся выходной хранила на меня обиду, чтобы теперь сполна ее выместить.

Зря я надеялась, что ситуация с Кристианом сойдет на «нет». Я думала, что это для меня она стала полнейшим потрясением и шоком, что младший брат Фарнезе вел себя так всегда, что домоправительница уже привыкла к выходкам хозяина. Однако меня ждало разочарование. Кристиан Фарнезе хоть и помог мне вчера, но невольно подставил сегодня.

Конечно, я его не виню. Наоборот, испытываю огромную благодарность. Если бы не Кристиан… Я и вся моя легенда оказались бы не только за стенами особняка, но и стали достоянием всей жандармерии Италии.

Однако теперь не заметить сквозившего в голосе мадам Кавелье раздражения и не подумать о его причинах было невозможно.

Мими невольно расплачивалась за мои грехи. Девчонка была вынуждена следовать за мной, куда бы меня не послали, и помогать там, где другие бы отказались. Так мы оказались в комнате Жаклин.

По утрам горничные с содроганием сердца вслушивались в приказы домоправительницы, ожидая своей участи. Для многих из них покои невестки Фарнезе были страшнее увольнения. Юная госпожа очень придирчиво и властно относилась к тем, кто прибирал ее комнату. Мадам Кавелье об этом прекрасно знала, поэтому ее решение было очевидно.

Некоторое время мы убирались в тишине. Я протирала полочки и шкафы, погрузившись глубоко в мысли, когда Мими вдруг заговорила.

— Чего это Кавелье на тебя так взъелась?

— Не знаю, — пожала плечами, не отворачиваясь от туалетного столика, с которого протирала пыль.

На столе были разбросаны украшения: золотые кольца, очень похожие на то, которое дала мне Жаклин, и серебряные браслеты с разноцветными камнями. А в блюдце в виде ракушки лежали порванные бусы.

Жаклин словно совсем не волновало, что ее явно дорогие украшения находятся под угрозой. Будто девушка безгранично доверяла всем горничным, работающим в особняке.

Я поразилась такой легкомысленности. И, скажу честно, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы одно из этих колечек не улизнуло ко мне в карман. Мартина упрямо твердила, что мне под руку попал идеальный момент, но Розалинда хлестала воровку по рукам и неодобрительно качала головой.

Да, и подумав, я решила, что слишком рискованно красть из комнаты хозяйки. Ведь все в доме знают, кто именно здесь убирает, и подозрения в случае чего будут очевидны.

Иногда безбашенная воровка во мне была сильнее доводов разума и вынуждала поступать опрометчиво. Но сейчас, когда так много было под угрозой, я смогла ее сдержать и поступить правильно. Хотя очень хотелось насолить надоевшей Жаклин. От одного тонюсенького колечка она не обеднела бы.

— Наверняка ты где-то облажалась, — не унималась Мими. — Хотя, может ей просто скучно. Вчера же мы хорошо отработали.

— Вчера? — я наконец повернулась лицом к девочке, оставляя в покое стол с украшениями.

Мими беспечно расправляла складки на белоснежном постельном белье, которое только что поменяла. Ее темные непослушные волосы растрепались и прядками выбились на лицо.

— Ну да. Или ты что-то сделала? — она посмотрела на меня, сощурившись.

— Вчера было воскресенье. Выходной.

— Ой, — Мими растерянно захлопала кукольными глазками. — Но я помню… Или нет…

— Мими, — я усмехнулась и скрестила руки на груди. — Ты вдали от города с ума сходишь? Вчера только там была.

— Я вчера не была… — начала было Мими, но вдруг замолчала и плюхнулась на кровать.

Некоторое время в комнате царило молчание. Мими сосредоточенно о чем-то думала, шевеля губами, словно разговаривает. Я же с сомнением подошла ближе. Поведение соседки настораживало.

— Мими?

— Что? — девочка резко вскинула голову и взглянула на меня.

— Ты вчера была в городе. У нас был выходной. Помнишь?

Мими нервно рассмеялась.

— Конечно, помню, — она вскочила с кровати и подошла к тележке. — Ты думаешь, я совсем уже?

— Так ты только что об этом забыла.

— Ни о чем я не забывала, — Мими нервно повела головой. — Хватит уже шутить надо мной. Нам еще одну комнату убирать.

Проговорив это, Мими вышла в коридор и выкатила за собой тележку. Я устало вздохнула. Иногда странности девчонки просто сбивают с толку. То ли ей скучно, то ли она действительно такая, с причудами.

Стоило мне шагнуть в сторону порога, как в комнату вошла Жаклин. От ее неожиданного появления я невольно вздрогнула, но тут же выпрямилась и нахмурилась. Нельзя было показать, что девушка меня пугает.

Жаклин взглянула на меня, вскинув одну бровь, улыбнулась и медленно закрыла за собой дверь.

— Я как раз хотела с тобой поговорить.

«Вот черт», — единственное, что пронеслось у меня в голове.

Жаклин прошла в комнату и грациозно опустилась на кресло у туалетного столика. Она мазнула взглядом по украшениям, чему-то ухмыльнулась и вновь посмотрела на меня.

— Не стой, присаживайся.

Я вновь опустилась на кровать девушки, ровно как и в первый наш разговор.

— Ну, что нового?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Жаклин хмыкнула и отвернулась к зеркалу. Она распустила забранные в узел волосы, и светлые пряди упали ей на спину. Девушка взяла в руку расческу.

Некоторое время в комнате царило молчание. Жаклин сосредоточенно расчесывала волосы, а я не сводила глаз с ее тонкой прямой спины. Внутри все сжалось от напряжения. Я ждала слов девушки, как приговора. Но от томительного ожидания струна внутри меня натягивалась все сильнее.

Глава 18

Две недели спустя

Время в особняке за городом летит незаметно. Тем более, когда работы выше крыши, и с каждым днем ее становится все больше.

Я чувствую себя полноправной горничной. За этот статус мне пришлось побороться, и теперь наконец он мой. Я проделала столько грязной работы, чуть не надорвала спину, стерла руки, надраила все полы в особняке только чтобы доказать самой себе, что достойна считаться кем-то кроме воровки.

По жизни мне не часто приходилось жаловаться. Не потому, что меня все устраивало, а потому, что выслушать было некому. И теперь история повторялась. Я быстро привыкла к новому темпу жизни.

Каждый день вставала в шесть утра, выполняла поручения мадам Кавелье до позднего вечера, а потом ложилась спать. Я не жаловалась ни на ранний подъем, ни на количество работы. Для меня это стало новой привычкой.

В последнее время работы стало еще больше. Весь дом готовился к предстоящей свадьбе. Поэтому домоправительница не щадила своих горничных, выжимая из них все соки.

— Бруно! Иди сюда!

— Бруно, бери тряпки в зубы и бегом в гостевую!

— Бруно, ты почему еще не закончила стирку?

«Бруно-Бруно-Бруно», — последние несколько дней я только и слышу свою фамилию из уст Кавелье, и это уже начинает раздражать.

Я как ужаленная ежедневно ношусь по особняку, разношу вещи, протираю мебель, и делаю все, чтобы к назначенному сроку дом Фарнезе блистал.

Но есть в этом и свои плюсы. В свадебных хлопотах вся чета Фарнезе словно позабыла о своих странностях. Трех старух-близняшек за эти две недели я не видела вовсе, Маркиз проходил мимо с привычным надменным видом, а Стефано словно смотрел сквозь меня каждый раз, когда я с ним здоровалась.

Но самое главное — Жаклин от меня отстала. Девушка в нетерпении металась по особняку каждый день, приставая то к будущему мужу, то к персоналу. Она контролировала подготовления так дотошно, как даже мадам Кавелье была не в силах. И я чувствовала, что домоправительницу такое внимание тоже раздражает.

Но пусть лучше Жаклин пристает к Кавелье со свадебными вопросами, нежели ко мне с требованиями на кого-то донести. Тем более, что за эти две недели я не услышала ровным счетом ничего.

Мне было не по себе, что в прошлый раз я донесла на Кристиана. Но у меня не было другого выбора. Младший брат Фарнезе – единственный человек из его семьи, с кем мне удалось поговорить больше трех минут и кто проявил хоть какие-то живые эмоции. И либо я могла рассказать о своих сомнениях, либо Жаклин подставила меня так сильно, что одной тюремной камерой я бы не отделалась…

Да, Кристиан оказал мне услугу, помог остаться в особняке. А что я? В благодарность рассказала о его неприязни к Фарнезе.

С того момента мы с Кристианом не разговаривали. Каждый раз встречая мужчину и здороваясь с ним, я где-то глубоко в душе ожидала очередного приглашения выйти на задний двор или хотя бы вопроса о том, как мои дела. Но после фразы «Добрый день» наши разговоры и обрывались.

Я в мучительном неведении заламывала пальцы. Почему-то мне было не все равно. Кристиан в своей семье был единственным человеком, который не желал мне смерти или не хотел использовать меня. Он единственный проявил доброту. А теперь и этого я лишилась.

Неужели Жаклин что-то сделала? Могла ли она как-то воспользоваться той, информацией, которую я ей дала? И если да, то узнал ли об этом Кристиан? Поэтому он отдалился от меня, или это я слишком много надумала себе?

Ведь действительно, с чего мы с младшим Фарнезе должны были стать друзьями? Он пару раз поговорил со мной, один раз оказал услугу. На этом наше общение было кончено. Так почему я так переживала? Из чувства благодарности?

В любом случае, мне нужно решить проблему со своими чувствами. Неважно, какие они. Их быть не должно. Потому что эмоции только мешают сосредоточиться на том, что действительно необходимо. А все, что мне нужно, — это выжить.

Единственное, на что я не могла закрыть глаза, — это поведение моей соседки, Мими. С каждым днем девочка становилась все слабее и слабее. Свое состояние она списывала на болезнь. Но из-за ее больничных страдала и я, ведь работы на меня свалилось в два раза больше.

Почти всю прошедшую неделю Мими провела в постели. Я кое-как научилась справляться сама, но не упускала ни единой возможности напомнить напарнице, что ее помощь мне не помешает.

Где-то глубоко в душе мне было жаль девочку. Ее болезнь не была похожа на обычную простуду. Не было температуры или кашля, озноба или лихорадки. Мими тихо пролеживала дни в кровати, почти не разговаривая и отказываясь от еды.

И без того худая, девочка сбросила еще несколько килограмм. Пухлые юношеские щечки впали, озорной блеск в глазах погас. Мими была не похожа на ту девчонку, которую я встретила в первый день своего пребывания в особняке. И, признаюсь, мне было скучно без ее вечных разговоров и глупых шуток. В особняке сразу стало как-то одиноко.

Закончив работу, я зашла на кухню, чтобы взять еды для Мими. Большое светлое помещение было самым сердцем особняка. Здесь рождались кулинарные шедевры и готовились напитки для семьи Фарнезе и их слуг.

Управляли кухней четыре повара. Двое из них сейчас крутились и суетились у плит, перебегали с места на место, успевая при этом перемешивать содержимое кастрюль и нарезать овощи.

На кухне было до невозможного жарко. Мой лоб тут же покрылся испариной, стоило шагнуть внутрь. Ароматы еды вскружили голову. За три недели, проведенных в Фарнезе, я так и не привыкла к местному рациону. Каждый прием пищи становился для меня праздником. Я радовалась тому, чему семья Фарнезе даже не придавала значения.

Глава 19

Наступил день предсвадебного приема. С самого утра весь персонал Фарнезе стоял на ушах, носился по коридорам, вычищал комнаты и накрывал столы, чтобы ровно в полдень двери особняка приглашающе отворились.

К назначенному сроку я уже валилась с ног, с чувством безысходности осознавая, что впереди еще пол дня усердной работы.

Без двадцати минут до официального открытия я стояла в своей комнате и всматривалась в отражение. На мне было длинное платье темно-алого цвета. Без лишних узоров и рюшек, оно выглядело по-скромному роскошно. Так, как подобает служанке такой семьи, как Фарнезе.

Я заплела на волосах две косички, которые плавно переходили в распущенные волны. В обычные дни служанкам запрещалось ходить с неубранными волосами, но сегодня мадам Кавелье над нами смиловалась. Хотя, скорее всего она сделала это не по доброй воле, а чтобы приглашенные гости восхищались всем, что увидят в стенах особняка. Даже горничными.

Когда дверь в комнату отворилась и в нее чинно вошла Инес, я невольно сморщилась. С соседкой мы почти не разговаривали, лишь уже привычно обменивались парой-тройкой колкостей в день. После сцены с Кристианом девушка ни капли не изменилась. Лишь стала чаще оборачиваться перед тем, как сморозить какую-нибудь очередную глупость.

Вот и сейчас Инес, заломив тонкую черную бровь, высокомерно проговорила:

— Что платье, что мешок из-под картошки — на тебе все одинаково плохо смотрится.

Я недовольно фыркнула. Слишком много спеси было в той, что ежедневно намывала полы и драила чужие туалеты. Инес Маркетти, явно не познавшая всех прелестей жизни, почему-то думала, что стала частью семьи Фарнезе, а не ее прислугой.

Стоило мне открыть рот, чтобы ответить колкостью на колкость, как дверь ванной комнаты отворилась, и из нее вышла Мими.

Одетая в точно такое же платье, она почти что сияла от переполнявшего ее возбуждения. Девчонку было не узнать: еще вчера вечером она лежала в кровати, словно мумия. Но, стоило наступить столь важному для всего особняка дню, как она подскочила с постели и как ни в чем не бывало вернулась к привычной жизни.

Я уж стала подозревать, что Мими все это время лишь притворялась больной, чтобы подольше отдохнуть от наскучивших обязанностей, но седая прядь в ее темных волосах избавляла от всех сомнений.

— Хоть один день ты можешь побыть чуточку добрее? — спросила девочка, улыбаясь мне. — Роззи, это платье тебе так идет! Да мы все выглядим, как хозяйки этого дома!

— Спасибо, Мими, — я улыбаюсь, но тревога не покидает мои мысли. — Ты уверена, что тебе можно вставать? Может, стоит пропустить этот день?

— Пропустить такое событие! Ни за что в жизни! Да и мне уже лучше, ты же видишь.

В подтверждение своих слов девчонка с заливистым смехом прокрутилась на месте, как волчок, раскинув руки в стороны и задрав голову кверху. Я лишь неодобрительно качнула головой. Но глупо было отрицать, что я не почувствовала долгожданного облегчения. И не только потому, что теперь не придется работать одной.

Через десять минут весь штат горничных выстроился по обе стороны от деревянной входной двери, распахнутой настежь. В глубине дома слышались затейливые ноты фортепьяно, по полу пробегал теплый летний сквозняк, поддевая одинаковые подолы алых платьев.

Впереди стояла мадам Кавелье в строгом черном платье. Она не изменила себе и своему деловому стилю даже в такой день. Женщина, чинно вскинув подбородок, осматривала ровные ряды горничных с явным удовлетворением, хотя в ее глазах привычно плескалось недовольство. Она явно уже нашла, к чему придраться, но не могла этого сделать, потому что по широкой пыльной дороге к дому уже приближались первые повозки.

Прямо у самой двери с белоснежной счастливой улыбкой стояла Жаклин. Ее светлые волосы аккуратными прядками, словно водопады, переливались от каждого дуновения ветра. Нежное белоснежное платье делало ее почти похожей на ангела, а умиротворенное, совершенно безмятежное выражение лица довершало образ примерной невесты и будущей жены Стефано Фарнезе, которого здесь, кстати, не было.

Жаклин была единственной представительницей своей семьи, появившейся у входа. Я могла лишь догадываться, где сейчас был ее жених или будущая свекровь. Но больше всего меня интересовал вопрос, увижу ли я сегодня Кристиана.

Мне хотелось с ним поговорить. Хотя бы обсудить выздоровление Мими. Я уверена, что он должен знать о ее волшебном исцелении за одну ночь. Думаю, мужчина искренне обрадуется.

У меня не было сомнений, что мужчина своим визитом поспособствовал выздоровлению Мими. Однако помимо целебного эффекта Кристиан также пробудил целый ураган из сплетен и тихих перешептываний, которые я слышала за спиной на протяжении всего сегодняшнего утра. Глупо было предполагать, что визит хозяина в комнату прислуги останется без внимания, и уже совсем скоро через каждую горничную прошла удивительная новость.

Первые гости отвлекли меня от ненужных мыслей. Я невольно вздрогнула, когда внутрь вошли безупречно одетые мужчины и женщины, с громкими возгласами поздравляя невесту и вручая ей шикарные букеты.

— Грацие! Грацие! — то и дело повторяла Жаклин, искренне смеясь и улыбаясь.

Если бы я не знала девушку лично, то умилилась бы ее поведению вместе со всеми гостями. Жаклин либо очень убедительно играла роль любезной невестки, либо действительно была такой, когда дело не касалось семейных интриг и тайн.

Гости один за другим проходили в овальный зал для приемов. Они смеялись и здоровались, обнимались и обменивались последними новостями, совершенно не замечая два ряда одинаковых улыбающихся горничных. Зато мы подмечали каждого, кто проходил мимо.

Глава 20

— Кажется, это была самая интересная часть приема, — насмешливо проговорил Кристиан, проходя в глубь комнаты и останавливаясь рядом с туалетным столиком, который стоял напротив кровати.

— Если вы пришли меня отчитать, то можете избавить себя от этой обязанности. Скоро мадам Кавелье сделает это за вас, — отвечаю лениво и на удивление развязно.

У меня уже нет сил держать маску на лице и сохранять уважение в голосе. Кристиан пришел очень не вовремя, и боюсь, что могу себя подставить этим разговором, если вовремя не прикушу язык.

— Это меня не интересует.

— А что вас интересует?

— Например, как у тебя дела.

Я недоверчиво смотрю на Кристиана, который привалился к столику и скрестил руки на груди. На нем уже нет синего камзола, осталась лишь белоснежная рубашка. Волосы, что еще в зале были уложены, сейчас в легком беспорядке. Словом, тот Кристиан, которого я встречала раньше, сейчас вновь стоял передо мной.

— Я устала, — признаюсь честно, хотя говорю далеко не о физическом изнеможении.

— Могу дать тебе выходной, — отвечает Кристиан, и только сейчас я замечаю, что он перешел на «ты». — Но кажется, это не то, что тебе нужно.

— Я сама не знаю, что мне нужно.

— Позволишь помочь? — вдруг тихо произносит мужчина.

— Если придумаете как, буду только рада, — за унылым сарказмом прячу неожиданно прилившее к груди волнение.

Кристиан вдруг отстранился от туалетного столика и подошел ближе, опустившись рядом на кровать. Некоторое время мы молчали. Я — потому что не знаю, что сказать. В голове вертится так много вопросов, но ни один из них я не решаюсь задать, хотя мой страх безоснователен. Кажется, словно своим голосом я нарушу всю интимность момента. Разрушу магию, что воцарилась между нами.

— Тебе здесь все еще нравится? — вдруг спрашивает мужчина.

— Мне не с чем сравнить, — кисло улыбаюсь, не глядя на собеседника. — Точнее, есть одно место, но в сравнении с ним даже тюрьма — пансионат.

— Как дела у Мими? Я видел ее сегодня.

— Я хотела вам сказать. Она, кажется, выздоровела. Хотя доктор говорил о еще нескольких неделях лечения. Ваши приемы творят чудеса.

Кристиан не ответил и даже не улыбнулся. Я всем телом почувствовала исходившее от него напряжение.

— Почему вы здесь? — неловкий вопрос все-таки вырвался из меня.

— Я здесь живу, — ответил мужчина, хотя явно понял, о чем я.

— Нет, здесь, со мной, — говорю нехотя. — Вам не все равно, вы совершенно не похожи на своего брата или на свою семью.

— Правда? — Кристиан искренне изумляется, словно и не подозревал об этом.

Наши лица так близко, что я могу рассмотреть черные вкрапления в серебристых глазах. Кристиан хмурится и рассматривает мое лицо, отчего уши начинают пылать. Но я отвечаю мужчине тем же.

В какой-то момент тишина становится оглушительной, глаза опускаются ниже, на губы, а лица становятся все ближе. Я всем телом ощущаю галоп, в который пустилось собственное сердце, но не могу остановиться. Мне хочется очутиться еще ближе. Попробовать на вкус…

Еще мгновение, и случилось бы что-то совершенно сумасшедшее. Но перед глазами вдруг мелькает образ родителей, краем глаза я замечаю силуэт матери, и тело пронзает осознание, что мои ледяные стены тают от палящего солнца Кристиана Фарнезе. А вместе с ним в мое защищенное царство проникает и слабость.

Мы отворачиваемся почти синхронно, словно нас обоих поразило осознание чего-то страшного. Время вокруг, что до этого замерло в предвкушении, вновь потекло, унося нас за собой.

— Я не могу, — произношу стыдливо.

— Это правильно, — Кристиан в такой же растерянности.

Мы больше не смотрим друг на друга, когда я встаю с кровати и неловко поправляю складки на платье, когда двигаюсь к выходу из комнаты и произношу почти шепотом:

— Мне лучше уйти.

Кристиан ничего не отвечает, оставаясь сидеть на кровати, а я выхожу из комнаты, лишь в последний момент осознавая, что мне придется сюда вернуться. Ведь гостевые комнаты еще не готовы.

***

Остаток дня прошел в круговороте работы, сбивчивых мыслей и бесконечных попыток осознать, что произошло парой часов ранее.

Когда я вернулась на второй этаж и вошла в гостевую комнату с металлической тележкой, Кристиана уже не было. Незаправленная кровать все также одиноко пустела, как тогда, когда я зашла в нее первый раз. В комнате не было ни намека на то, что в ней что-то произошло. Я вздохнула с облегчением, хотя не могла отделаться от непонятного огорчения.

Я едва не совершила ошибку, но смогла вовремя остановиться. Не позволила себе переступить грань, сделать то, о чем потом пожалею. Тогда почему чувствую себя проигравшей?

Я помню свое единственное и нерушимое правило — не привязываться к людям. Не подпускать близко, не позволять им узнать меня или мне узнавать их. И сейчас едва не оступилась. Цитадель привила мне главный закон жизни: будь готова поплатиться за слабость.

Но еще меня гложил вопрос о том, почему Кристиан тоже отвернулся. Сомнения и страх были не только в моих глазах, но и в его. О чем подумал мужчина? Что понял он?

Казалось, мы оба хотели одного, а потом, словно по чьему-то великодушному решению, осознали, что не должны глупить. Но что делать дальше? Теперь, когда воспоминания будут мелькать перед глазами каждую нашу встречу, а смущение повелевать над словами?

Когда я заканчивала прибирать четвертую гостевую комнату, в открытую дверь вдруг влетела Мими. Она осмотрела все вокруг, провела рукой по туалетному столику в поисках пыли и удовлетворённо кивнула.

Часть 2. Глава 21. Горничная

Часть вторая

«Горничная»

Начался последний месяц лета. Время, когда солнце нещадно палит из последних сил, прижигая уставшую листву и словно оставляя свой отпечаток на память. Земля под ногами плавится, а дожди, как назло, обходят Италию стороной.

Где-то уже можно заметить пожелтевшие листочки, что так сильно выделяются из общей ярко-зеленой массы. Вербена постепенно увядает, переставая цвести с былым энтузиазмом, а садовники все реже выходят в сад с ножницами.

Однако еще рано говорить об увядании. Цветы день изо дня распускаются, источая сочные ароматы, небо продолжает сиять чистой лазурью, а трава все также зеленеет под ногами.

Несколько дней назад в поместье Фарнезе прошел пышный прием, о котором еще долгое время будут твердить в газетах и на городских улочках. Конечно, предстоящая новость впечатляет! Старший наследник Фарнезе, будущий владелец более трех сотен владений по всей стране, двадцати деревень и отдельного домика в императорских поместьях, скоро женится.

Маркиз Фарнезе, его отец, обладает дурной славой. Его одновременно боятся и презирают, им восхищаются, но не упускают случая перемыть феодалу косточки. В высшем обществе его называют живой легендой, а между собой, среди простого люда, он прослыл ведьмаком и чуть ли не посланником с того света.

Стоит лишь произнести фамилию Фарнезе, как слухи вокруг сами собираются и клубятся, словно пустынная буря. Конечно, ведь особняк семьи — самое таинственное и загадочное место во всей стране. Мало кто там был, а те, кому посчастливилось увидеть убранство поместья изнутри, говорят об этом с восторгом, скорее нахваливая себя и свое достижение, нежели рассказывая подробности из жизни мистической семьи.

Я работаю здесь уже целый месяц. За это время мне удалось избежать множество проблем и неурядиц: скрыться от жандармерии, найти новое место работы, пройти собеседование и стать настоящей горничной. Но, конечно, не обошлось и без потерь. Моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я потеряла место, которое считала домом, уехала из родного города, столкнулась с высокомерием и эгоистичностью тех, кем все восхищаются.

Мне пришлось меняться, изворачиваться и врать так много и часто, как никогда в жизни.

Зато теперь я чувствую себя в безопасности.

Наверное, много кто удивился бы такому заявлению. Как можно быть в безопасности там, где опасаться нужно даже стен и окон, где каждый человек может воткнуть нож в спину, где ты — лишь прислуга и ожившая мебель? Но для меня, девочки из Цитадели, быть в доме, спрятанном от чужих глаз, просыпаться в собственной постели и не засыпать с пустым желудком — это верх мечтаний. А с мелкими проблемами я мало-помалу справляюсь.

Уже несколько дней я работаю одна. Моя напарница, Мими Занетти, совсем недавно в спешке покинула особняк, ни с кем не попрощавшись и не почувствовав совершенно никаких угрызений совести.

В чем причина? Во мне. Хотя я ни капельки не чувствую себя виноватой.

«Мы с ним не поцеловались!» — напоминаю я себе каждый раз, стоит только взглянуть на пустую койку над моей кроватью.

Как вообще можно уволиться только из-за того, что какой-то парень не ответил тебе взаимностью? Неужели она думала, что у них есть шанс? Или дело совсем не в злополучном Кристиане Фарнезе?..

В любом случае Мими подложила мне свинью своим побегом, и больше вины я чувствую злость на бывшую напарницу.

Но сильнее мыслей о Мими меня беспокоит образ самого Кристиана, так навязчиво являющийся мне во снах или преследующий меня едва заметной тенью. Мы не виделись и не разговаривали эти два дня. Наша последняя встреча была в гостевой комнате, из которой я так позорно сбежала. Но Кристиан даже не догадывается, что у меня в голове мы вновь встретились уже тысячи раз.

Я мучительно представляла этот миг, подбирала слова, пыталась предугадать взгляды и мысли мужчины. Готовилась к моменту, когда мы встретимся наяву, чтобы или разобраться в случившемся, или сделать вид, что ничего не произошло. И даже не знаю, чего бы я хотела сильнее.

Тем не менее, жизнь продолжается. А я все также остаюсь Розалиндой Бруно, самой обычной горничной, что сбежала от городской суеты в надежде помочь родителям и своему ребенку.

И сейчас я привыкаю работать одна. С Мими было намного проще, ведь она была настоящей домработницей. Умела выбирать тряпки для каждого вида поверхностей, смешивать растворы и мыть окна без разводов. Мими невольно учила и меня, но еще многое оставалось загадкой.

Я только закончила прибирать комнату Габриэллы Фарнезе, жены Маркиза. Женщина, что походила скорее на призрака, нежели на владелицу богатейшего в стране поместья, сидела на небольшой террасе, выходящей на задний двор, все время, пока я прибиралась.

Габриэлла держала в руках книжку и не отводила от нее глаз, хотя я ни разу не видела, как она перелистывает страницы. Полуденное солнце опаляло ее длинные густые волосы, что на свету отливали топленым шоколадом. Ее тонкие руки грациозно лежали на коленях, а бледная кожа выглядела полупрозрачной и блестящей, словно шелк.

Габриэлла очень красива, но это какая-то печальная красота. Заточенная в золотой клетке. И это одновременно и пугает, и завораживает.

Я не смогла долго думать о синьоре. Стоило мне выкатить железную тележку из комнаты и неловко захлопнуть за собой дверь, как одно из колес с лязгом отломилось. Тележка покосилась на бок, и ведро воды, что стояло на нижней полке опрокинулось на пол.

Несколько баночек с растворами упали на мягкий ковер, что тут же пропитался грязной мутной водой. По коридору эхом прошелся шум, и от него у меня внутри все передернуло.