Не лучший вариант

Глава 1. Аля

Аля.

Лето в этом году никак не хочет сдавать позиции.

Вцепилось в зеленые листья деревьев и сочную траву, не позволяя даже малейшим проблескам осени проявиться в пейзаже. Солнце подсвечивало трещины на асфальте, и от этого они казались будто ещё глубже и темнее, на контрасте с гладкой поверхностью пешеходной дорожки. Все мы гладкие на свету, и всё же, есть трещины, куда солнце не пробирается.

Я думала об этом, разглядывая в окно старушку березу и школьный двор, покусывая колпачок ручки. Не сказать, чтобы я не любила свою школу. Но она похожа на застывшую картинку. Десять лет прошло, а, как будто, совершенно ничего не изменилось. Та же потрескавшаяся штукатурка на стенах, тот же потёртый линолиум, те же учителя. Валентина Федоровна не меняла прическу, кажется, ни разу за это время. Я всегда знала её с этой химзавивкой. И морковной помадой на тонких губах.
Всё такое застывшее. Понятное, простое, размеренное. И эта школа, и одноклассники, и родители, и жизнь в этом городе, и даже я сама. Всё определено: детский сад, школа, институт, замужество, дети, работа. Анапа в отпуске раз в год и дача по выходным.

Скучно. Мне очень скучно. И одиноко. Где Лерку только носит? Неужели опять проспала? Сидеть за партой одной как-то неуютно. Всегда так. Я привыкла, что Лера рядом с 6 класса. Моя лучшая подруга и единственный человек, который ничего от меня не ожидает. Ей не важно, буду ли я хорошей и послушной, будет ли у меня золотая медаль. Она просто есть, смешит меня, заливает своими открытыми эмоциями, не осуждает и не поучает. Мы можем часами слушать рок, болтать ни о чем или дурачиться, и она никогда не шикнет на меня и не скажет, что я веду себя не как девочка. А её рыжие лохматые волосы и голубые глазищи на пол-лица — для меня отдельный вид красоты.

Может, получится поболтать с Димой на информатике? Прикинусь рыбкой Дори. Скажу, что забыла как вставлять формулу в таблицу, пусть покажет мне ещё раз. Он, наверное, удивляется тому, как настолько глупая девчонка умудряется идти золотую медаль. Но от него так вкусно пахнет деревом, пластиком и мятной зубной пастой. Эта смесь щекочет мне ноздри и низ живота каждый раз, стоит только немного наклониться за партой вперед. Я собираю моменты нашего взаимодействия в собственный секретный тайник любимых воспоминаний.

— Мурзина, ты где витаешь!?
— А?, — перевожу рассеянный взгляд на голос.

Учительница литературы привлекла моё внимание. Смотрит на меня, приспустив очки. Что она спросила? О чем тут вообще речь? Я невольно краснею. Перетягивать на себя всеобщее внимание невнимательностью — это не то, что можно хорошим девочкам.

— Простите, задумалась.
— Надеюсь, о Чехове, Мурзина?
— Эээ..да, конечно. Можете повторить вопрос, пожалуйста? — тереблю кончик хвоста и ерзаю на стуле.
— Я не спрашивала. Я попросила пойти тряпку выстирать, раз уж ты всё равно уже сдала сочинение по этому произведению.
— Конечно, сейчас!

Я встрепенулась. Прогулка посреди урока! Ура! До туалета на первом этаже и обратно можно топать медленно.
Как бы я ни любила литературу, но сосредоточиться сегодня сложно. Впереди физ-ра и надо сдать норматив по прыжкам в длину. А я вот вообще ни разу не прыгунья. Ну прям никак. Я и спорт, как Нео и Агент Смит, как Свет и Тьма, как Огонь и Вода — непримиримые, противоборствующие силы. Ненавижу спорт. Нет, скорее, я его не понимаю. Для чего, например, двадцать половозрелых мужиков гоняются по полю за одним мячом? Или за крошечной шайбой, на коньках. Рискуя, толкаясь и сбивая друг друга с ног. Зачем? Я никогда не делаю то, смысл чего не понимаю. И я не понимаю, зачем мне в 17 лет нужно знать длину своего прыжка и то, соответствует ли он гос. нормативу.

Единственное объяснение, которое я нашла для себя - мне нельзя портить оценки. Мама расстроится, папа нахмурится, медаль золотую не дадут, и всё из-за никчемных прыжков. И, всё же, спорт вызывает во мне страх, неловкость и ощущение бесполезности сия занятия. И вовсе это не из-за того, что в пятом классе на тех же прыжках в длину, я упала на уроке и сломала руку, а весь класс смеялся надо мной, пока я плакала, заливая майку соплями и кровью из носа. Мальчишки обзывали неуклюжей коровой, а лучшая, на тот момент, подружка Эльза смеялась громче всех. После того случая, ни спортивного азарта, ни подружки, зато целый год насмешек. Но это, конечно, никак не влияет, да. Психологи всё врут, так мама говорит.

Пока я топала вниз по лестнице, навстречу мне вывалилась толпа парней из холла первого этажа. Буквально. Вывалились из дверей, толкаясь и смеясь.
Ходят тут прям посреди урока!
Они о чем-то шумно переговаривались, и всё время трепали по голове высокого светловолосого парня. Его почти белые кудри от этого электризовались и торчали во все стороны, как у перезревшего одуванчика.

Кто такой? Я в школе всех знаю, по крайней мере, на лица, а этого раньше не видела. Четверых из этих охламонов я знаю точно. Шумная разношерстная банда — Денис, Артем, Егор и Миша. Баскетболист, самбист, музыкант и пухлячок Миша, который хочет стать поваром. А вот пятого я не знаю. Высоченный какой, ух. У него голова не кружится с такого роста на мир смотреть? Меня даже не заметил. Не удивительно, конечно, я ему в пупок, наверное, дышать буду. Смотрятся парни все вместе на удивление гармонично, не смотря на свои внешние и внутренние различия. Они, как приклеенные, всюду ходят вместе, как попугаи неразлучники, или как те выдры, которые по реке в обнимку плавают. Разве что за ручки не держатся. Выпускники. В этом году сдают ЕГЭ. Интересно, после этого они ещё останутся вместе или разлепятся?

Парни обошли меня по дуге, поднимаясь вверх по лестнице и переговариваясь, ушли в коридор, только один бросил приветливо:
— Привет, Мурзина, ты че бродишь?
— Бродит пиво, Егор, или точнее, дрожжи в нем.
— Ага, спасиб, Википедия. — улыбается мне.

Я фыркнула и откинула хвост за спину. Егор улыбнулся краешком рта. Он нормальный парень. Простой, как три копейки, и добрый. Невысокий, худой, и нос у него забавный, большой такой, с горбиной. У него даже кличка из-за этого — Орёл. Я знаю его девушку Женю, они уже два года вместе. И маму знаю, они вместе с моей любят посидеть на лавочке и почесать языками. Но с Егором мы никогда не дружили. Он на класс старше, на голову выше, а я на сорок пунктов IQ сообразительнее. И папа не одобряет лишнего общения с мальчиками. В общем, дружбы не сложилось.

— Что за вакхналия посреди урока?
— Вакха че?, — хмурится — Мурзина, ты как обычно душнишь. Таран ж вернулся, не видела?
— Таран?
— Не знаешь его? Вон ушел с пацанами. Кучерявый такой.
— Первый раз вижу.

Егор усмехнулся.
— Странная ты, слова всякие умные знаешь, а хороших пацанов не помнишь. Он учился в нашей школе до 7-го класса, потом уехал в Питер, а сейчас вернулся.
— Захватывающая история. Он из вашего бойз-бенда?
— Из чего?
Закатываю глаза.
— С вами дружит, говорю?
— А! Да, он свой, с детства.
— Что ж, мои поздравления по случаю счастливого воссоединения.
Натягиваю вежливую улыбку и прощаюсь.

Понятно. Ещё один попугайчик. Интересно, он кто? Тоже спортсмен? Повар? Парикмахер? Может, стилист? Белые джинсы — смелый ход. Ладно, разницы нет. Хотя... Странно, что я его совсем не помню. Город у нас маленький, многие ученики живут в одном районе вокруг школы, так или иначе, все друг друга знают. Нет, какое мне дело? У меня тут тряпка не стирана, прыжки не прыганы, и Димка не нюхан втихаря.

Спустилась в туалет, вымыла тряпку. Очень тщательно, как в последний раз. Умылась холодной водой, с удовольствием наблюдая, как порозовели щеки, пальцы и покалывает кожу. Люблю холодную воду. И вообще, холод, дождь, снег, и возможность укутсаться в огромный теплый пуховик — всё это нравится мне больше, чем летняя жара и необходимость оголяться.

Я не стесняюсь своего тела, вовсе нет, оно мне нравится. Скорее, мне не нравится чувство незащищенности, когда какой-нибудь мужик на районе пялится на мои ноги, бедра или грудь с сальной улыбочкой. Брр. Мужское внимание меня пугает.

И папа говорит, что девочка должна быть скромной. Поэтому, обычно, я ношу что-то оверсайз и унисекс. Слегка неформальное. Такой образ, мол, раз я люблю слушать рок, то моё — это широкие футболки с черепами, объемные худи, джинсы бойфренды, кроссовки и ремни с клепками. Волосы в хвост, ноль макияжа — и вуаля — Аля Мурзина.

Родителям не очень нравится, но это единственный бунт, который я себе позволила за 17 лет, так что, они молчат. Громко вздыхают, иногда комментируют, косятся скептично, но, в общем-то, не препятствуют. Зато, никаких сальных улыбочек в мою строну. Хотя я стройная, даже худая. Грудь небольшая и аккуратная, талия тонкая, бедра округлые. Уже не подросток, ещё не женщина. Ладная молодая девушка, как сказала бы мама, подчеркнуть бы платьем. Разве что рост иногда смущает, но мама всегда смеется, если я называю себя полторашкой (потому что роста во мне 158 см), и говорит, что маленькие женщины созданы для любви, а большие для работы.

На физкультуре неожиданно выяснилось, что свидетелями моего позора на прыжках станут не только одноклассники, но и 11 "А".
Блиииин, ну за что!?? Я почти плачу, так не хочется мне прыгать при всех. Нахожу в раздевалке подругу и вцепляюсь в неё ледяными пальцами. Пульс бьется в висках. Лера улыбается, а потом хмурится.
— Да, я проспала, и что ты мне сделаешь? Эй! Ты чего такая?
— Меня потряхивает, подташнивает и пошатывает. И ещё что-нибудь "по..", лишь бы на физ-ру не идти.
— Ууу, мать, ну ты даешь. Всё так плохо?
— Почему мы занимаемся с выпускниками? — почти вою.

Меня действительно потряхивает. Я не хочу туда идти. Не могу. Не умею.

— Их учитель заболел, я слышала возле раздевалки.
— Черт. Черт! Ааа!
— Родная, не переживай так сильно. Ну, хочешь, я тебе руку сломаю? — говорит на полном серьезе.

Мы смотрим друг на друга секунду, а потом прыскаем от смеха. Её беззаботный и мой нервный. И да, от этого мне полегче.

— Нет, спасибо, уже был сей бесценный опыт, не люблю повторяться. Может, просто прогулять?
— Нельзя. Физрук же сказал, что будет сравнивать показатели в начале года и в конце по всем нормативам, и это повлияет на оценки. А кому нужна желтенькая медалька? Тебе. Так что переодевайся и тащи жопу на урок.
— Медалька больше нужна маме с папой, чем мне. Вот сами бы и прыгали, а я не хочууууу. Я не смогу прыгнуть хорошо.

Я готова разреветься. Лера успокаивающе стискивает моё запястье и приглаживает мне хвост.

— Тебе же не обязательно сейчас прыгнуть хорошо, Аль. Прыгни как-нибудь, а в конце года прыгни чуть лучше. Разница в нормативах есть? Есть. Эльдарыч не докопается.

Эта мысль дарит мне робкое успокоение. Хотя, чует моя ж.. спина, что Руслан Эльдарович докопается. Он обожает тыкать неспортивных ребят вроде меня в их, собственно, неспортивность. А мне нужна пятерка по физ-ре. А он мне её никогда не поставит за прыжки "как-нибудь". Ааа! Вздыхаю, как умирающий лебедь. Ненавижу. Ненавижу физ-ру. Мир несправедлив!

Переодеваемся с Лерой и выходим в спортзал. Девчонки, обычно, ходят на физ-ру в маечках и обтягивающих леггинсах, велосипедках или коротких шортах. Я в объемных джоггерах светло-серого цвета и белой футболке без принта.
В шеренге по росту я, почти, самая последняя. Ниже меня только Инна. Сегодня два класса, человек сорок, и я стою ещё дальше от учителя, чем обычно. После стандартого громогласного "Равняйсь! Смирно!", Руслан Эльдарович что-то говорит про сегодняшний урок, и его голос эхом разносится в большом холодном спорт зале. Ничего не понимаю из этой мешанины звуков. Пахнет краской и резиной. Моё сердечко взволнованно стучит. И всё же, я достаточно разумна, чтобы понимать неизбежность предстоящего позора, так что, пытаюсь успокоить себя тем, что всем, по факту, плевать на меня. Не отсвечивающая отличница — какой с меня спрос? Да? Да. Точно. Так и есть.

Пока бегаем разминку длинной колонной по одному, разглядываю 11-ый класс. Вроде год разницы, а выглядят все заметно старше. Девчонки какие-то взрослые, парни рослые, у кого щетина, у кого усы. Волосатые ноги, опять же. Вообще на школьников уже не похожи. Новенький попугайчик, именуемый Тараном, бежит вторым. Первый — басктеболист Денис, хотя разница между ними и не очень значительная. Он в спортивной форме — светло-голубые, цвета весеннего неба, свободные шорты до колена, бело-голубая майка без рукавов, открывающая увитые венами большие руки и рельефные плечи. Подкаченный. Значит, точно не парикмахер какой-нибудь. Очевидно, спортсмен. Ну или просто любит спорт.

Блондинистые кудряшки, как шапка, подпрыгивают в такт движениям. Он бежит легко, несмотря на свой рост, широкие плечи и внушительные мышцы. Бежит, будто даже не касаясь пола. Совсем не Таран, скорее херувимчик-переросток. Солнечный свет, сквозь огромные окна, льется яркими полосами в зал и подсвечивает его светлые, почти белые, волосы. Завораживающее зрелище. Они как облачко. Очаровательный контраст между этими нежными кудряшками и точеным лицом — широкие светлые брови, прямой нос, упрямый подбородок, выраженные острые скулы. Полные, четко очерченные губы сжаты, шея с выпирающим кадыком напряжена. Он красивый. Объективно, красивый. Легко бы мог быть моделью. И судя по тому, как жадно на него пялится абсолютно каждая девочка в зале, а он демонстративно сосредоточен на беге — он в курсе, что красивый. Значит, скорее всего, самомнение у него гипертрофированно восторгами фанаток. Эх.

Я вся изнервничалась, пока до меня долша очередь прыгать. Не знаю, смилостивились ли надо мной Боги (Греческие там, Египетские, Скандинавские, или ещё какие). Но на мой очевидно вялый, слабый и жалкий прыжок в длину, Руслан Эльдарович реагирует флегматичной четверкой. Спасибо, Ра, Зевс и Один! И ведь даже не косится на меня неодобрительно за мою неспортивность. Может, потому что устал вести два класса, а я прыгала почти самая последняя. А может, это чудо и завтра выпадет розовый снег. В середине сентября, ага.

Я так рада, что улыбаюсь до ушей, пока Лера обнимает меня и скачет вокруг позитивной козочкой.
— Видишь, а ты боялась. Умница, Аля! Горжусь тобой!
— Это не я. Эльдарович просто головой ударился, видимо.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Плевать на причины. Оценка есть.
Самые страшные прыжки я пережила, даже канат и козел нет так ужасны.

Свисток и громкий голос Руслана Эльдаровича разносится по залу и вырывает меня из эйфорического блаженства.
— Десять минут до звонка! Все, кто ниже пятерки, делимся на команды, натягиваем сетку. Воллейбол. Пошли. Остальные на скамейки, отдыхайте. — радует нас учитель. Свисток.

О неееееееет. За что!? Почему? Почему, Древние Боги? Может, начать верить в Бога на самом деле? Только не воллейбол. Да ещё и с 11-ым "А". Блин!!

Я негодую! Я страдаю! Я умираю! Я иду в левую половину зала, где собрались мои одноклассники, и планирую слиться с окружающей средой. Вдруг не заметят?
Ужасная игра. Ужасная физ-ра. Я стараюсь прятаться за спинами тех, кто хотя бы умеет отбивать мяч. Но, уже в самом конце урока, не успеваю среагировать вовремя, так что, чья-то подача лепит крученым мне прямо в лоб. Да так, что искры из глаз летят! Я сгибаюсь пополам под громкий гогот окружающих. Какие-то слова и шуточки долетают до меня сквозь звон в ушах. "Неуклюжая", "Пиздец, ей прилетело", "Что за стрём", "Трэш", "Кринж".

Больно лбу. Но больше, конечно, обидно. Физрук свистит.
— Мурзина, мяч ловят руками! В воллейболе их держат поднятыми! А ты что стоишь как палку проглотила?!

Молчу, не слушаю смешки, комментарии и хохот. Красная как помидор, тру ладошкой лоб. Я вспотела, устала и мне больно. Отпустите, дяденька.
— Иди приложи холодное. Свободны все. Урок окончен.

Ухожу. Вокруг галдят, кто-то смеется. Явно, надо мной. Звезда урока. На подходе к раздевалкам обхожу новенького во главе толпы. Спотыкаюсь, когда позади меня низкий голос с усмешкой говорит:
— В каждом классе должны быть такие нелепые мыши, которые мяч в руках не держали, без них скучно.
И смех — высокий и заискивающий у девчонок, раскатистый и одобряющий у парней.
Это обо мне? Краснею снова, стыд топит по самую макушку. Вжимаю голову в плечи, горблюсь, и скрываюсь в раздевалке вслед за другими девочками. Ненавижу физ-ру.

Лера приносит мне полотенце, смоченное в ледяной воде. Пока все переодеваемся, стараюсь прийти в себя. Устала. Хочу есть. И плевать мне, кто там что думает про меня. Точно, плевать. Я нелепая мышь, а он то кто? Павлин!
Мышцы тянет, пульс сбоит, глаз дергается.
— Пойдем обедать?
Лера помогает мне расправить футболку, пока я одной рукой держу компресс.
— Да, пошли. — отвечаю устало. Я готова плакать от унижения.
— Ну, Аль, не кисни. — Лера смотрит на меня с теплом в голубых глазах. Вытирает капли воды, стекающие с моего лба.
— Я не кисну. — шмыгаю носом как маленькая.
— Киснешь же. Как кислород.
— Лера, кислород не от слова "кислый". Это же газ, он не может киснуть.

Подруга улыбается и приподнимает брови. Она знает, что ляпнула глупость, а я знаю, что она специально. Улыбаюсь в ответ, благодарю её за поддержку и попытку отвлечь.

Болтаем, пока петляем по коридорам в столовую. Лера зовет меня на вечеринку к Толику вечером. Толик — наш одноклассник. Спортсмен, в школьной команде по баскетболу, сын директора местной пивоварни. Я отказываюсь от приглашения, ибо домашки много, с сестренкой обещала поиграть и родители не пустят. Это надежные способы смягчить мой отказ. И это правда. Лера знает моих родителей, и их отношение к одному только слову "вечеринка". Я даже на школьные дискотеки только под маминым присмотром ходила.

В столовой набилась уже толпа народа, очередь на выдачу до самого входа, к буфету не подобраться. Всюду шум, смех, разговоры. Столы забиты голодными школьниками. Младшие классы носятся вокруг. Пахнет выпечкой, пережаренным маслом, кислой капустой и немного хлоркой. Оглядывась в поисках свободного стола, замечаю новенького попугайчика. Он сидит с друзьями и одноклассницами за длинным столом по центру, пьет что-то из кружки, улыбается, громко смеется. Алёнка Матвеева подкладывает ему на тарелку пирожок и улыбается так, что я бы подошла утереть ей слюну платочком, если бы мне было до этого дело.

Мы с Лерой встаем в очередь за одноклассницами. Болтаем. Она всё же идет на вечеринку, Толик ей нравится. В один момент я замолкаю на середине слова, когда до меня долетают обрывки разговора девочек впереди, в котором мелькает слово "член". Лера округляет глаза. Я прищуриваюсь. Улыбаемся и прислушиваемся.
— Да темно было, говорю же, не разглядела я.
— Ну хоть потрогала?
— Ясное дело,Вика! — фыркает Оля — Как ещё сексом заниматься, если не трогать?
Вика наклоняется ближе к Оле и понижает голос до шепота. Мы с Лерой тоже наклоняемся, но сзади и аккуратнее. У меня щекочет под ребрами.
— А в рот брала? — и хихикает.
— Нет, до этого не дошло. Нельзя выдавать парню все свои таланты на первом свидании. Вот предложит встречаться, тогда посмотрим. — говорит уверенно, со знанием дела.

Оля и Вика заговорщицки хихикают, мы с Леркой стоим красные как раки. У меня уши горят. Девчонки в моём классе занимаются сексом! Я догадывалась, конечно, но..До 18-ти! До брака!!! Папа бы такое точно не одобрил. Я точно знаю, что в классе я старше всех, потому что пошла в школу в восемь лет. Ужас-ужас. От такого ужаса, что-то теплое шевелится у меня внизу живота. Мне жарко, и как-то томительно сжимается внутри. Смотрю на Олю с каким-то внутренним благоговением. Она уже женщина. Она очень красивая. Высокая, в обтягивающей кофточке, которая всем желающим сообщает о том, что у Оли третий размер груди. Крутые бедра обтянуты черными брюками, каблуки делают и без того длинные ноги бесконечными. Вообще, она неплохая девчонка, может, легкомысленная, но не злобная и не подлая. Мы учимся вместе с первого класса и часто пересекаемся на вокале в ДК. Иногда болтаем. Но мы не настолько близки, чтобы я расспросила её подробнее о чувствах и ощущениях. Хотя мне хочется. И лучше понять этот свой трепет тоже хочется. Это интригует и волнует меня. Но я это скрываю даже от самой себя. Какой там секс? Я и не целовалась ещё. И родители меня прикопают за такое, даже за мысли об этом.

День в школе прошел, в целом, не так уж плохо. Хотя вру. Отвратительно прошел. Зевс, дай мне сил доползти до дома. Завтра будет лучше. Все забудут про мои позорные прыжки и воллейбол, а на информатике я буду болтать с Димой. Попрощавшись с подругой, перекидываю рюкзак на левое плечо, вставляю в уши наушники, включаю Broken Iris, поудобнее надеваю свой костюмчик послушной дочки и топаю домой.

Глава 2. Аля

Аля.

Родная пятиэтажечка, как же я соскучилась по тебе за день! Прохожу мимо старого дуба, сворачиваю к подъезду, здороваюсь со стражниками-бабулями.

— Добрый день, красавицы!
— Добрый день, Алечка, добрый день! Как в школе?
— Всё отлично, спасибо!
— Жениха то уже нашла себе?
— А то как же, десять штук! — показываю два больших пальца вверх. Бабули хохочут.

Юркаю в прохладный подъезд и взбегаю по пяти ступенькам на первый этаж. Открываю ключом, захожу. В нос бьет аромат свежей выпечки и сливочного масла. Ммм, это блинчики? Дом. Люблю.

— Алюша, это ты? — мама кричит из кухни.
— Я мамуль, привет!
— Мой руки, обед готов.

Выглядывает из коридора, пока скидываю ветровку.
— А где шапка, Аля!? Сентябрь на дворе!
— Так +18, мамуль, жарища страшная.

Целую пухлую мамину щеку и сбегаю в ванну под бубнеж о том, как я себе всё застужу, а мне ещё детей рожать. Мою руки, умываю холодной водой лицо. Смотрю на своё отражение.
Миндалевидные светло-карие глаза, длинные густые ресницы, четкие брови с изломом "домик", гладкие темные волосы с медным отблеском. Легкий румянец на бледной коже, курносый нос, пухлые розовые губы. Над верхней губой маленькая родинка, под правой бровью тоже. И ещё одна на шее, прямо в выемке меж ключиц. Красивая ли я? Пожалуй, да. Но не такой яркой, броской, кричаще сексуальной красотой, как, например Оля Воробьева. Одна только её светло-русая коса возбуждает у мальчиков первобытный инстинкт за неё подергать. А я не из тех, на ком от восторга стопорится взгляд. Может, поэтому у меня нет парня до сих пор?

— Аля, ты обещала дошить мне платье для Барбиии! — кричит из коридора моя сестренка Рина.
Вздыхаю. Или вот поэтому. Потому что вечерами я шью платья для кукол и читаю фэнтези, вместо свиданий и вечеринок.

Выхожу из ванны, Рина караулит меня у двери с куклой в руках, вешается мне на шею и тарахтит что-то про свои дела. Обнимаю и вдыхаю родной запах. Она пахнет карамельками "Золотой ключик".
— Дошьем, милая, — треплю сестру по темной вихрастой макушке. В отличие от меня, у неё папины кудряшки — Только уроки сделаю и вечером дошьем.

Обедаем, как всегда, вместе на кухне. Мама суетится у плиты и рассказывает, что дядя Сережа из второго подъезда вчера ночевал на скамейке во дворе, потому что тетя Лариса опять не пустила его ночевать. Мама домохозяйка. Ни дня в жизни не работала, закончила пед.училище уже беременная мной, и всю себя посвятила детям, мужу, дому. Она самая домашняя и теплая женщина, которую я знаю. Невысокая, полная, с короткой стрижкой. Такая мягкая и любящая. Настолько любящая, что от её заботы мне порой нечем дышать. Абсолютно убежденная в собственных идеалах женщина. Истинная хранительница семейного очага. Таким покровительствовала Гера. У таких женщин всегда порядок дома. Дети умыты, одеты, причесаны и накормлены, а мужа после работы с порога окутывает заботой. Да, слегка удушающей, но искренней, от всего большого сердца.

После ужина и уроков, вечером, шьем с Риной платья для Синди и её отпуска. Синди поедет в отпуск с Кеном. О, Один Всемогущий, даже у куклы есть парень. Смотрим с Риной Спанч-боба. На часах десятый час, я уже хочу спать.

Телефон вибрирует сообщением.
Лерчик:Я у Толика, народу пздц. Смотри че творят.

Открываю прикрепленное видео. На нем парни без маек орут что-то воинственное в стиле африканских племен и пьют пиво на скорость. Оно стекает тонкими струйками по обнаженным мышцам. Вокруг музыка, шум и смех. У меня щекочет в животе от заразительности веселых звуков. Смеюсь над блонди-попугайчиком, который заканчивает первым, подбрасывает пустую банку вверх и громко победно улюлюкает.
З - зависть. Вот, что слегка меня коробит. Легкость и яркость их молодости вызывает во мне глухое чувство неудовлетворенности. Не обязательно, что я бы пила, курила и шлялась по злачным местам. Но иметь возможность гулять с друзьми и познавать мир юности мне бы всё хотелось.

Отправляю Лерке смайлик "класс" и сворачиваю переписку, когда в дверь заходит папа.
Он сегодня поздно. Немного хмурый, уставший, с морщинками в уголках глаз и легкой сединой на висках, он всё равно кажется мне прекрасным. Высокий, чуть полноватый, с темными глазами, волосами и бородой. Когда-то он был без залысины. И кудрявый, как попугайчик Таран, только черненький. Эта мысль меня забавляет. Расплываюсь в теплой улыбке.

— Папууууля! — Рита с визгом виснет на папиной шее, он подхватывает и кружит, целует в лоб.
— Привет, принцессы, чем заняты?

Подходит и целует в макушку меня. Жмурюсь от этой ласки. Каждый день целует, каждый день я жмурюсь. Да, я папина дочка.

— Шьем платье для кукол, вот смотри какой Аля сделала шлейф, а вот ещё для другого платья корсет. Правда, классно? У меня самая модная Синди во дворе! И в классе!
Сестра светится довольством.
Папа одобрительно качает головой и тепло на меня смотрит.
— Умница, дочь. Как школа?
— Хорошо, папуль.
— Сдала прыжки?
Сглатываю. Опускаю глаза.
— Да — выходит сипловато и на полтона выше, чем хотелось бы.
— Какая оценка?
— Четверка. — выходит ещё выше.

Папа поджимает губы, я уже чувствую себя виноватой. Торопливо добавляю:
— Я исправлю, пап, на медаль не повлияет, это только первый норматив.
— Хорошо.

Папа уходит ужинать, я выдыхаю.
У папы свой небольшой бизнес. Две аптеки и кабинет для частного приема. Он травматолог-реабилитолог с огромным опытом. Но на зарплату в больнице семью не прокормишь. А папа всегда делал так, чтобы мы ни в чем не нуждались.

Я росла как принцесса, у меня были лучшие платья, из тех, что продавались на рынке. Я не могу пожаловаться на холодность, недолюбленность или пренебрежение от родителей. Я их очень люблю. Возможно, они слегка тираничны, но я не давала повода для недовольства. Иногда, просто, немного грущу, ибо жизнь моя распланирована на годы вперед. Я пойду на экономический в местный университет, а потом буду помогать папе с аптеками. Выйду за какого-нибудь сына маминой подруги, рожу ему детей.
И эта предсказуемая стабильность, понятность и безопасность отчего-то отзывается во мне тоской и обреченностью. Я не знаю, чего я хочу от жизни. Где и как хочу жить. Мне не давали возможности задуматься об этом самостоятельно. Но я гоню эти мысли под давлением чувства вины и уважения к родителям.

Закончив с платьями, желаю семье доброй ночи и закрываюсь в своей комнате. Забираю к себе Бубочку. Это рыжая толстая котейка недоперсидской породы. И, без лишней бравады, меня она любит больше всех. Мы с Бубочкой разваливаемся поперек кровати. Лерка на сообщения не отвечает. Наверное, занята.

Я снова думаю о том, что завтра информатика, а значит, я поболтаю с Димой. Эта мысль, как обычно, отзывается во мне легким трепетом. Улыбаюсь сама себе. Ставлю будильник, открываю "Сокровище дракона" на телефоне и под непритязательное чтиво быстро уплываю в сон.

Утром просыпаюсь разбитой. Иногда мне снятся какие-то тяжелые сны. Я не помню ни картинок, ни лиц, ни голосов. Только ощущение брезгливости и страха. Будто меня скинули в жидкую навозную кучу и я тону в ней, захлебываюсь в зловонии и беспомощности, без возможности выбраться или позвать на помощь. У меня нет голоса, нет сил сопротивляться и я тону. Тону.
Вскакиваю с колотящимся сердцем и сорванным дыханием. Давненько мне не снилось такое. С чего вдруг сейчас, интересно? Убираю налипшие пряди со лба. Спину мерзко холодит от влажной пижамной футболки. Доброе утро, блин.
Быстро собираюсь, чищу зубы, умываюсь холодной водой. Скидываю пижаму с котятами. Натягиваю любимые черные джинсы, которые больше всего похожи на брюки, светлую толстовку с танцующим скелетом в наушниках, надеваю потертые кожаные фенечки. Волосы зачесываю в высокий хвост. Завтракаю молочной кашей с орехами, целую домашних, глажу Бубочку по мягкому пузику и выскакиваю из дома под мамино "Аля, возьми шарф!". Шарф....погода почти летняя, я в теплой кофте с капюшоном. Ну какой шарф, а?

На подходе к школе вижу, как за оградой тормозит блестящий черный квадроцикл. Рокочущий мотор затихает, водитель снимает шлем. Попугайчик Таран. Кто бы сомневался. Раньше у нас в школу на таких агрегатах не приезжали.

Я не пялюсь. Иду себе мимо. Просто после шлема его завитушки на голове растрепались и от этого он, почему-то, ещё симпатичнее. Как жаль, что он, скорее всего тупой спортсмен. А отсутствие интеллекта у людей всегда меня отталкивает, какими бы милыми не были их кудряшки. Хотя, почему это жаль? Он меня в жизни не заметит. Дима два года не замечает. А этот только приехал. Такие парни выбирают девушек себе под стать. Ярких, красивых, бессовестно длинноногих и дальше по списку.

Выходит так, что к парадным дверям мы с Тараном подходим вместе. Он смотрит в телефон. Как его зовут-то хоть? Явно же не Таран. Задумчиво прикусываю губу. Обгоняю блондинчика, тяну на себя дверь, влетаю внутрь и спотыкаюсь на ступеньке у входа. Да чтоб тебя! Десять лет тут хожу, как я забыла о ней!? Готовлюсь к близкому знакомству с напольной плиткой, но меня вдруг цепляют крепкие пальцы чуть выше локтя и резко дергают назад. От страха и этой неожиданной хватки я пошатываюсь и издаю какой-то мышиный писк.

— Ты как, норм? Чуть не улетела, спортсменка. Горим, что ли?

Парень с легкой усмешкой мажет по мне взглядом и смотрит куда-то поверх моей головы, отпускает мою руку и уходит, не дожидаясь ответа. Глаза зеленые. Черт. Зачем я посмотрела!? Что значит "спортсменка"? Это такой подкол за вчерашнее? Фу, как плоско. Что-то и правда жарковато.

Разворачиваюсь и провожаю взглядом широкую прямую спину в нежно-розовом пуловере. Розовый. На парне. Он серьезно? И почему это смотрится очень брутально? Может, потому, что розовый трикотаж обтягивает мощный бицепс, натянут на Атлантовых плечах, и сравнить такую фигуру с девчачьей нет абсолютно никакого варианта? Он как Джейсон Момоа с этой его розовой резинкой на руке. Вау.
Так, стоп. Куда вау? Всё. Очнулась, развернулась, ушла. Встряхиваю головой, отгоняя дурацкие мысли.

— Кирюша, привет! — на шею розовенькому пуловеру вешается девчонка из 11 "Б". Не помню, как зовут. Он поддерживает её за талию и что-то говорит. Она смотрит снизу вверх, кивает, достает телефон.

Я прохожу мимо. Кирюша, значит. Ну вот. А то "Таран". Хмыкаю своим мыслям и тороплюсь на первый урок.

День течет неспешно и привычно. На переменах мы с Леркой оккупируем любимый подоконник в холле, слушаем музыку, болтаем. Соседний подоконник занимают попугаи неразлучники в окружении поклонниц. Подруга восторженно делится впечатлениями от вечеринки, так что говорит громче, чем обычно. Её захлестывают эмоции, потому что с Толиком она танцевала медляк. Через неделю у него День Рождения, и он снова будет собирать тусовку.
— Аля, ты должна пойти со мной, пожалуйста! Одной мне было жуть как неловко! Пожааааалуйста! — Не знаю, Лер, ты же знаешь моих.
— Давай я тебя отпрошу у мамы с папой? Тебе 17, один раз-то можно побывать на вечеринке? Вернешься до десяти, пить не будешь, всё прилично! Давай, а?
Смотрит на меня своими голубыми глазами как кот из Шрека, теребит рыжие волосы. Как вот отказать? Никак. У меня, в принципе, с отказами сложно. Хорошие девочки не говорят "Нет".

В наш разговор влезают с соседнего подоконника.
— Соглашайся, Мурзина, а то так и стухнешь дома! — это Денис. Смотрит на меня с насмешкой и вызовом.
— Подслушивать не вежливо, Никольский. Тебе знакома вежливость? — отвечаю ровно.
— Не душни, Мурзина, дышать итак не чем.
Смешки в их компании меня раздражают.
— Может, в душ сходишь? Вдруг легче станет. И мы, окружающие, тебе спасибо скажем.
Смешки громче. Парни начинают развивать эту тему. Я дальше не слушаю.

Отворачиваюсь от их подоконника. Лера хихикает. Чувствую жжение в районе лопаток, но не оборачиваюсь. Немного веду плечами в попытке сбросить чужое внимание.

— Ну так что, Аль? Пойдешь?
— Посмотрим, Лер. До 28-го ещё дожить надо. Пошли, урок начинается.

Увожу подругу в класс информатики, под её беспечный лепет о том, как нам будет круто и какой Толик милаш, когда улыбается. Ага, милаш. Толик похож на Бенедикта Кэмпербетча. Где там милашность, я не знаю. Но ей нравится, и кто я такая, чтобы осуждать?

На информатике привычно сажусь за девятый компьютер, потому что Дима сидит за восьмым. Это единственный урок, где я не любуюсь на его спину, а сижу рядом.
У меня потеют ладошки и дрожат коленки. Дима высокий. Хотя для меня все высокие. Худощавый брюнет с прической как у Джастина Бибера в молодости. На нем мягкая темно-синяя кофта и черные брюки. Очки в темной оправе увеличивают и без того большие серые глаза. Внимательный взгляд под прямыми бровями устремлен в монитор, пальцы порхают по клавишам не глядя. Губы сжаты в линию. Я любуюсь им. И думаю, как начать разговор? Неловко откашливаюсь и поворачиваюсь к нему полубоком. Слегка наклоняюсь, тереблю кончик хвоста пальцами, улавливаю аромат дерева, пластика и мятной зубной пасты.

— Дим..кхм, — отчего-то голос кажется выше на октаву — Дим, можешь помочь? Я забыла как включить в таблицу промт для автопросчета вот этих столбцов.

Дима отрывается от монитора и переводит взгляд на мой экран туда, где я тыкаю мышкой.
— Аль, ты не туда его вставляешь.
— Даа? — опять высокий голос — Кхм. А куда надо? Мм. Вставлять.
— Вот сюда, пониже. — выдает своим басом Дима, тыкает пальцем в окошко. — Давай покажу.
Тянется к мышке, на которой моя ладонь, кладет свою сверху. Я замираю. Перестаю дышать, не моргаю. Чувствую, как жар поднимается от шеи и приливает к щекам. Неловко, немного резко, одергиваю свою ладонь из под его руки и глубоко вдыхаю.
— Прости. Да, покажи, пожалуйста.
Дима проделывает несколько нехитрых манипуляций с моей таблицей, абсолютно не глядя на клавиатуру или меня.
— Всё, теперь будет работать как надо.
Я смотрю на его профиль. Он переводит взгляд на меня и кривовато улыбается. Я всё. Плыву, растекаюсь восторженной лужицей от ямочки на левой щеке. Зевс, помоги.
— Спасибо тебе. Большое. Ты такой хороший.
У Димы розовеют скулы. Он смотрит, как будто, немного, с сожалением. От того, что я глупая? Или от того, как я на него пялюсь?
— Потому что разбираюсь в Эксель?
— Не только.

Я краснею, кашляю и отворачиваюсь. Всё, на большее моей смелости не хватает. Чувствую ещё пару секунд его взгляд на своей щеке. Дима отворачивается к своему монитору, а я сдуваюсь, как воздушный шарик, выпуская воздух через рот и немного сползаю вниз на стуле. Охх. Мне жарко. Дима милый. И тааакой умный. Ну почему я не могу быть смелее? Я бы позвала его погулять после уроков, не боясь того, что Дима не видит во мне девушку. Эх.
Возвращаюсь к своей таблице. Цифры разбегаются, как тараканы в подсобке у тети Вали. До конца урока на Диму больше не смотрю. Мне и так хватило впечатлений.

День пролетает, после горячей информатики ничего не происходит. Но когда я выхожу домой и мы прощаемся с Лерой на повороте, сквозь музыку в наушниках я отчетливо улавливаю шаги за спиной. Разворачиваюсь резко и застываю. Дима. Поправляет нервным жестом рюкзак, одергивает кофту, смотрит на меня через очки эти своими серыми, как осенняя туча, глазами.

— Аль, можно тебя проводить до дома?

Греческие Боги! Держите меня кто-нибудь.

Глава 3. Кирилл

Кирилл.

Гул трибун, свет прожекторов, яркая зелень газона, удар по мячу, сладкий вкус победы — всё это растворялось в назойливой трели будильника. Нащупал кнопку с закрытыми глазами. Ещё пять минут. Потянул затекшие за ночь мышцы, ощущая как кровь в жилах ускоряется и сгоняет остатки сна. Пора вставать. Рывком соскакиваю с кровати, оглядываю свою старую комнату.

Постер с Эминемом на стене, комп в наклейках от жвачек, старые детские кубки и дипломы с соревнований расставлены на темно-коричневой полке. Моя комната. И в то же время не моя. Я отвык от дома. Там, в Питере, в общаге с пацанами было уютнее, чем в этом дорогущем коттедже.

Тру ладонями лицо. Нахуй этот городишко. Я не хотел возвращаться сюда никогда. Зубами вырывал себе место в юниорском Зените, лишь бы свалить. И снова здравствуйте, не прошло и четырех лет. Сраный город, сраное ЕГЭ. Я хотел сдавать экзамены в интернате. Но отец позвонил, как всегда внезапно, и с хуёвыми вестями.

— Я договорился с директором в школе. На 11-ый класс вернешься сюда. Тебе помогут сдать ЕГЭ на нормальные баллы.
— Я бы и тут нормально сдал.
— Вопрос решенный. Не факт, что тебе предложат контракт, я в этом почти уверен. Значит, пойдешь в Нефтяной, там высокие проходные. Сам ты не сдашь.
— Как ты в меня всё-таки веришь, отец.
— Поговори мне, давай. Или сдаешь экзамены здесь, или денег на житьё в Питере больше не получишь. Крутиться будешь сам. Это тебе не мяч пинать, да девок щупать. Билет на самолет у тебя на почте. Вылет 31 августа.
— Но у меня сборы до 15 сентября! Я не могу пропускать!
— Сборы у него. Ладно. Значит, заменим билет, прилетишь после сборов. В школе я договорюсь. Всё. Отбой.

Рррр! До сих пор этот унылый диалог вызывает у меня раздражение. Любимая присказка отца: или делаешь, как я сказал, или денег не получишь. Вот и вся любовь, сына. Получи, распишись и не раскрывай рта.

Вздрогнул от скребущегося стука в дверь.
— Кирюша, завтрак, спускайся.

Спасибо, Кристина, как же ты заебала. Ненавижу, когда меня зовут Кирюша. Я взрослый мужик, какой, нах, Кирюша? Кирюша в детском саду в колготки ссался.

С мачехой у меня отношения такие же, как у моего члена с презиком — натянутые. После смерти матери, отец долго жил один. И хотя я жил с ним, он не особо это замечал, по-моему. А когда я уехал в Питер, появилась Кристина. На 10 лет меня старше и всё туда же. Мамашку строит.

Умылся, почистил зубы, закинул в рюкзак старую форму. Красавец. Завтрак в 7:10 и только самоубийца пропустит пытку утренней трапезой от Константина Сергеевича Таранова.

Спускаюсь на первый этаж в гостиную. Отец уже восседает во главе стола. Потягивает кофе, читает газету. Кто в наше время читает газету, а? Тоже мне, Дон Карлеоне.

— Василий отвезет тебя в школу. — бросает отец, не глядя на меня.
— Я хотел на квадрике.

Вздыхает. Непроизвольно сжимаю руку в кулак и напрягаю плечи. Отец поднимает на меня холодный взгляд. Оценивает белую футболку поло с крокодильим логотипом, белые джинсы, смотрит на волосы.

— Квадроцикл, Кирилл, сначала надо свозить на СТО, он 4 года пылился в гараже. Ты бы подумал об этом, если бы знал, что такое ответственность. Когда ты подстрижешься?

Пропускаю подъеб мимо ушей.
— Мне нравится и так.
— Ты похож на одуванчик, а не на мужчину.

Скриплю зубами. Цежу слова с усилием.
— Спасибо, папа.
— Василий займется квадроциклом. Подстригись. Учись. Готовься к экзаменам.Учителя предупреждены о твоей посредственной подготовке. Смотри, не позорь мне фамилию.
— Понял, отец. Ещё что-нибудь?
— В воскресенье поедешь со мной к мэру на ужин.

Держи себя в руках, Кир. Держиссссьь.
— Зачем? — ровный голос. Ровный.
— Познакомлю тебя с Леночкой. Дочь Михаила Александровича. Хорошая девочка.
— Я не трахаю хороших девочек, па-па.

Кристина давится апельсиновым соком. У Константина Сергеевича дергается мускул на щеке. Замораживает меня своим пренебрежением. Только мне давно уже похую. Искать одобрения отца я перестал лет в 16, когда понял, что это тупое бесполезное занятие. А я вроде не тупой, как бы папуля не убеждал меня в обратном. Медаль "Разочарование семьи" была бы моей пожизненно, просто по факту существования.

— Я и не предлагаю, Кирилл. По части беспорядочных половых связей ты и без меня преуспел.

Сжимаю вилку. Ссссспокойно. Выдыхаю воздух сквозь стиснутые челюсти. Год. Я могу выстоять год. Самая мощная моя тренировка на выносливость.

— А что предлагаешь, Константин Сергеевич? Жениться в 18? — насмехаюсь.
— Я тоже женился в 18, как ты знаешь. Но у меня уже была работа, квартира. И был весьма доволен. Женщина уравновешивает мужчину. Но именно женщина, а не те пустоголовые вертихвостки, которые тебе обычно нравятся. Семья - это ответственность, Кирилл, а мы уже выяснили, что тебе это слово не знакомо. Так что, с женитьбой не тороплю. Пока. Просто пообщайтесь. — высекает жестко с твердой убежденностью.

Усмехаюсь холодно.
— Кристина тебя шикарно уравновешивает. Ты прям сама доброта и благородство.

Отец выдыхает, ноздри раздувает, как долбаный носорог.
— Свободен. Машина ждет.

Шлепаю вилкой о мраморную столешницу, скриплю ножками стула по дубовому паркету. Сваливаю молча.

Мы с Отцом совсем не похожи. Я светлый, как мама. У нее были такие же зеленые глаза и белые кудри. Мама была теплой, нежной, самой ласковой и заботливой женщиной на свете. Глухая тоска скулит побитой собакой под ребрами. Единственное от отца у меня - рост и ебучая твердолобость. Тарановы — упрямые. А мама была маленькой и мягкой. Мне было 10, когда она заболела. С её смертью умерло и то, что мы называли семьей. Я пытался быть хорошим сыном отцу. Но что бы я ни делал, как бы ни усирался — результат один. Сраное равнодушие. Ненавижу равнодушие. Ненавижу игнор. И город этот злоебучий ненавижу тоже.

Школа встретила меня знакомым гулом в кабинетах и унылой желтой краской на стенах. В холле первого этажа, у гардероба, как всегда, сидят-пиздят четыре оболтуса. Друзья. Перекидываю рюкзак за спину.

— Здравствуйте, девочки! Че сидим, скучаем?
— Аааа! Какие люди!
— Здарова!
— Таран, бля, вернулся!
— Здаров, брат!

Улыбаюсь, подаюсь вперед, получаю приветсвенные хлопки по плечам и затылку.
— Че, двинули, пацаны. Рассказывайте, что нового в нашем царстве.

Пока идем на второй этаж, перекидываемся с парнями и ржем. Обходим какую-то мелкую девчонку с конским хвостом. Урок уже идёт, я спецом опоздал. Топтался вокруг школы полчаса, лишь бы не терпеть приветственную речь классухи. А пацаны, оказывается, ждали. Приятно.

Глава 4. Кирилл

Кирилл.

Утром еле оторвал башку от подушки. Нет, не в похмелье дело. Не выспался просто. Кто придумал тусовки посреди учебной недели? Он явно не умел веселиться. Или был старым и знал свою меру.

Контрастный душ отхлестал меня так, что я сразу проснулся. У шкафа завис. Внешний вид чуть ли не единственное, что мне не насаждают силой и шантажом. Отец ворчит, но не угрожает лишить денег за волосы. Это было бы тупо даже для него. А значит, я могу побесить его хотя бы так. Достаю розовую кофту, которую брал в Питере. Брендовая вещь, между прочим. И к цвету у меня вопросов нет. Мужские цвета, женские — вообще бред.

Спускаюсь на завтрак, сверкая как виниры во рту пенсионера. Контрастненько так. Отец в черной рубашке, Кристина в бежевом платье. Гостиная в светлых тонах. И розовый я.

— Что на тебе надето, Кирилл? — Гол. Бесится. Хмурится.
— Это Лакост, отец. Отличное качество. Хочешь потрогать? — Широко улыбаюсь.

Сергеич играет желваками. Видно, что хочет высказаться. Но почему-то сдерживается и утыкается обратно в свою газету. Больше не смотрит на меня. Говорит равнодушно.
— Мне нужно, чтобы ты забрал флешку у одной девочки из вашей школы. Я тебе скинул её номер на почту. Заберешь и завези домой после занятий.
— Зачем тебе флешка от школьницы?
— Не от школьницы, а от её отца. Он на меня работает, улетел в командировку. На флешке остались нужные мне документы.
— Почему нельзя скинуть по почте?
— Потому что.
— Я не смогу после уроков. У меня тренировка сразу после этого, а ещё до ДК ехать.
— Документы нужны мне после обеда. Отложи тренировку.
— Не могу. Пошли за флешкой дядь Васю.
— Я посылаю тебя.
— Я не курьер.
— Ты сделаешь как я сказал. Без лишних бесполезных разговоров.. — наконец отрывается от газеты и смотрит на меня своими ледяными глазами. — Понял меня?
— Да.
— Свободен.

Я зол. Я очень, сука, мать твою, зол. Спускаюсь в гараж, седлаю квадрик. Куртка. Шлем. Ключ в зажигание. Рррр. Мотор рычит или я? Похуй. Даю по газам.

Двадцать минут одиночества, легкого драйва, мелькающей лесополосы, встречного ветра. Он пробирается по шее под шлем и охлаждает моё бессильное раздражение.
Хорошо. Я бы хотел ехать так куда-то долго и просто кайфовать. Молчать. Никого из себя не изображать. Никому ничего не доказывать.

Ладно. Откладываем философию. Надо успеть заехать домой с ебучей флешкой и попасть на первую тренировку в этом Мухосранске. Познакомиться с тренером, с программой, с залом. А вечером можно завалиться к пацанам в район.

Доехал до школы. Поднимаю голову. Сталкиваюсь с взглядом вчерашней звезды физ-ры. Она смотрит на меня. Но не видит, что я это вижу, потому что я в шлеме. У неё милое лицо. Необычный разрез глаз, как будто что-то немного восточное или азиатское. Или кошачье. Точно, она же Мурзина. И всё же, я ещё слишком раздражен утренней перепалкой с Отцом, чтобы задуматься об этом глубже.
Снимаю шлем, топаю к школе. По пути открываю письмо на почте и набираю смс-ку на номер, указанный там.

Таран:Жди на первом этаже у гардероба. Заберу флешку.
Сразу получаю ответку "Я уже тут" с несохраненного номера. Збс.

Захожу в школу. Кошачьи глазки прям передо мной спотыкается. Ловлю на чистом инстинкте. Хватаю за руку. Пальцы целиком обхватывают тонкое плечо. Такое хрупкое — сожми чуть крепче и точно сломаешь. Девочка пищит мышью и поднимает на меня глаза. Какая же она мелкая. До плеча мне, максимум. Глаза испуганные. Карие. Пухлые губы приоткрыты в маленькую "о".

— Ты как, норм? Чуть не улетела, спортсменка. Горим, что ли? — усмехаюсь.

В холле замечаю, как мне машет какая-то девчонка. Видимо, с флешкой. Оставляю кошачьи глазки, убеждаясь, что твердо стоит на ногах и иду за ебучей флешкой.

— Кирюша, привет! — дамочка виснет на моей шее, автоматом кладу руку на талию. Схуяли такие нежности? Я тебя даже не знаю. Но, видимо, она знает меня. Улыбается немного восторженно. Мда.
— Принесла флешку?
— Да, сейчас. Только их там две было. Я папе позвоню узнать какая именно нужна.

А раньше не могла? Достает телефон. Я отстраняюсь сую руки в карманы, сжимаю и разжимаю пальцы. Жду.
Быть папочкиным посыльным меня раздражает. И девчонка эта раздражет тоже.
Через три минуты забираю флешку. Отбиваю предложение обменяться номерами, даже имя не спрашиваю. Сворачиваю разговор и тороплюсь на первый урок. К физику опаздывать нельзя. Этот старый пердун заебет потом.

На перемене, после четвертого урока, зависаем с пацанами в холле на втором этаже. Рядом трутся одноклассницы и незнакомые девчонки с параллелей. Кто-нибудь постоянно задевает меня то локтем, то бедром. Поддерживаю общий разговор, боковым зрением наблюдая за кошачьими глазками у соседнего окна. Пытаюсь расслышать о чем чирикают. Она так внимательно слушает свою бешеную рыжую подружку. Легко улыбается. Как-то мягко, что ли. Она точно из кошачьих. Мурзина. Катаю фамилию на языке. Мурррзина. Мурзик. Как Мурзика звать?
Я не залипаю. Просто скучно.
Рыжая зовет Мурзика на вечеринку к Толику. Аля, значит. Такие как Аля по вечеринкам не ходят. Она там будет так же неестественно смотреться, как я в бальных танцах. Не сказал бы, что Аля красотка. Но глаз, почему-то, цепляется. За длинный гладкий хвост тёмных волос. Они похожи на молочный шоколад, и на солнце отливают красным. За бледную молочную кожу лица без косметики. За пухлые розовые губы.

Дэн орет в их сторону.
— Соглашайся, Мурзина, а то так и стухнешь дома!
Зачем он с ней разговаривает? Дел, что-ли, других нет? Стоял бы молча. Царапает раздражение. Царапает раздражение за это непонятное раздражение.

Мурзик хмурит свои бровки домиком, морщит курносый носик. Странно, что он не розовенький, как у котёнка. Я бы не удивился.

— Подслушивать не вежливо, Никольский. Тебе знакома вежливость?

Голос у нее ровный и мягкий. Но говорит твердо. А я думал покраснеет и запищит. С Дэном она явно знакома, и видимо, не в восторге от него. Эта мысль неожиданно приятна.

— Не душни, Мурзина, дышать итак нечем.
Дэн провоцирует или чё? Она ему нравится? Они точно знакомы. Нужно узнать что к чему. Зачем? Хуй знает. Просто интересно.

— Может, в душ сходишь? Вдруг легче станет. И мы, окружающие, тебе спасибо скажем. — отбивает без лишних эмоций. Отворачивается.

Я усмехаюсь. Тонко подъебала. Ни одного обидного слова, но всё понятно. Интересно. Смотрю на покачивающийся хвост вдоль ровной спины. Желание намотать этот хвост на кулак, пропустить гладкие пряди сквозь пальцы, узнать чем они пахнут, удивляет меня самого. Перевожу внимание на Дэна.
— Теперь ты не Шпала, Дэн, а Вонючка? Как в Игре Престолов, а? — играю бровями.
— Ха-ха, Таран. Шутка тупая. — Дэн косит глазом в сторону уходящей Мурзиной и её подружки.
— Знаешь эту девчонку?
— Не особо. Живет в соседнем дворе. Батю её знаю, ходил к нему после травмы плеча. Нормальный мужик. А че?
— Ниче. Она ж мелкая. А ты, вроде, малолетками не интересуешься. — слежу за реакцией. Дэн хмурится. С чего бы, блять?
— Ей семнадцать. Восемнадцать будет в феврале.
— А говоришь, не особо знаешь.
— Не особо. У меня тоже днюха в феврале. Ты че то хочешь от меня? Или от неё?
— Ниче не хочу. Просто спросил. — продолжаю смотреть на Дэна. Он в ответ сжимает челюсти, дергает плечами. Отворачивается первым.
— Погнали, пацаны, нам на первый, на химию. — Егор волочит нас на урок. — Давай, вонючка, двигай шпалами.
— Пшел нах, носатый. — усмехается Дэн.
Мы все тоже ржем.

Половину химии я, зачем-то, раскладываю на молекулы эмоции Дэна и Мурзика.
Но уже на истории мы с Дэном садимся вместе, рисуем усы в учебнике каждому изображению. Угараем и болтаем, как обычно.

После уроков выхожу к квадрику. Сажусь. Разминаю шею из стороны в сторону. Надеваю шлем и выезжаю с парковки. Быстро домой, ещё быстрее в ДК. Позвонил тренеру, объяснил, что опоздаю. По телефону вроде нормальный мужик. Не орал, не давил. Спокойно перенёс время. Наверное, те бабки, что отец заплатил провинциальному тренеру за индивидуальные тренировки, не хило так увеличили его терпимость к нарушению дисциплины.

На светофоре оглядываю тротуар. Наблюдаю занятную картину. Мурзик идет с тощим Бибером. Очкарик держится за свой рюкзак двумя руками и что-то втирает девочке, она в ответ хмурится и поджимает губы. Она даже по сравнению с этим хлюпиком мелкая. Точно ей 17? Объемная толстовка с танцующим скелетом и свободные джинсы скрывают фигуру. Вряд ли там что-то выросло, конечно. Она худая, и скорее всего, плоская. Я и не рассматривал её как сексуальный интерес. Такие девочки — не лучший вариант. Слишком долго. Слишком сопливо. Романтика-хуянтика.
В спину сигналит тачка. Отлипаю взглядом. Трогаюсь с места.

Долетаю до дома за 10 минут, закидываю флешку отцу в кабинет, вылетаю, по пути подмигивая Тамаре, и мчу назад. Дворец культуры и спорта в центре. До туда минут 50 на квадрике от моего дома.
Хочется жрать. Сумка с бутсами и формой прикреплена к сиденью. Пока еду, вспоминаю, как первый раз сел за руль квадрика. Отец подарил на ДР в 14 лет, чтобы я приучался водить. Водить было легко с первого раза. Ощущение силы под тобой, которая контролируется твоей волей и твоими действиями меня, пиздец, вдохновляет. На права я сдал этим летом, сразу после 18-ти, но тачку брать смысла не было. В Питере из интерната я выбирался максимум раз в неделю. И, обычно, побухать. А тут и ездить-то некуда особо. Город маленький. Дороги убогие. Квадрик - самое оно.

У ГДКС имени Ленина торможу с получасовым опозданием на треню. Копаюсь в телефоне, ищу номер тренера, чтобы понять куда тут заходить. Большое трехэтажное здание времен СССР сияет свежими пластиковыми стеклопакетами. Походу, ремонт делали недавно. Тут занимается местная активная молодежь. Певцы, танцоры, актеры, самбисты, каратисты и прочее. На заднем дворе должно быть тренировочное футбольное поле. А в пристройке слева есть крытый каток.

Тренер трубу не берет. Решаю пойти спросить на вахте. Открываю тяжелую деревянную дверь, и в грудь мне врезается чья-то темная голова. На рефлексах ловлю нападающую за плечо.
Опускаю подбородок вниз. Девочка задирает вверх голову. Спотыкаюсь об ясный взгляд светло-карих глаз. Мурзик. Волосы шоколадные, глаза карамельные, губы как зефирки. Это что такое? Её на кондитерской фабрике собрали? Шарю по лицу взглядом. Дышу ртом. Родинка над губой, родинка под правой бровью. Они шевелят во мне какое-то первобытной желание лизнуть их языком. Пометить собой каждую манящую точечку. Зрачки в карамельных глазах расширяются. Густые бровки приподнимаются, а потом сходятся к переносице. Этот её нос торчком забавно дергается. Я не могу. Кто тебя вылепил, милая? Ты откуда такая?

— Ты что, меня преследуешь? — голос чистый и ровный. Приятный голос.
Что она сказала? Я не услышал. Я залип, что ли? Так, бля.
Встряхиваю головой.
— Че? — наверное, я выгляжу как баран, раз она так прищуривается.
— Я спросила, откуда ты здесь?
— А. Я это, на тренировку приехал. А ты откуда?
— У меня вокал здесь пару раз в неделю.
— Поешь?
— Нет, декламирую Маяковского.
Я не понял. Смотрю на приподнятый уголок губ. Озвучиваю.
— Кхм. Не понял. — голос у меня че то хриплый какой-то.
— Да пою, пою. Немного.
Уголок сочных губ приподнимается выше. Я забыл зачем приехал. Она меня тролила щас?
— Не знаешь, как к футбольному полю пройти?
Девочка обходит меня и шагает на улицу. Я за ней.
— Тебе надо обойти справа, там калитка и тропинка до поля. Ты футболист?
— Да. Играю за Зенит.
— Это команда?
Она меня точно тролит.
— Ну да, вообще-то. В Питере. На всю страну и СНГ известная. А ты Аля, да?
Кошечка на секунду удивленно вскидывает брови.
— Да. А ты Кирилл, как я поняла.
Не удивительно, что она меня знает.
— И как ты это поняла?
— Дедукция, Кирилл. — снова мягко улыбается.
— Понял, типа как Шерлок.
— Типа. Да. Хорошей тренировки, Кирилл. Пока.
— Спасибо, Мурзик. — улыбаюсь и приподнимаю левую бровь. Взбесится или нет?
Аля хмурится секунду. В карамельных глазах мелькают янтарные искры. Или у меня глюки, ибо таких глаз в реальности не бывает. Немного прищуривается.
— А ты знал, что клички людям начали давать очень давно, ещё в Древней Руси? Из-за веры в то, что настоящее имя может навредить носителю, если произнесено со злым умыслом. Прозвища появились как "второе имя", которое знали только близкие, а настоящее имя скрывалось. — глаза у Али сияют, молочная гладкая кожа розовеет на щеках.
Я не знал то, о чем она говорит.
— Конечно, я в курсе, Мурзик. Ты веришь в такую чепухню?
— Почему чепухню? Это же мифология. Не пробовал расширять кругозор? — хмурит брови, как будто я сказал хуйню.
— Мой кругозор явно пошире твоего, девочка, если понимаешь о чем я, — играю бровями и ухмыляюсь.
Искры в глазах тухнут. Меня окатывает внезапным равнодушием. Я отзываюсь на это привычным раздражением.

— Возможно и так. Проверять не будем. До свидания.
— Ну, пока.

Аля отбрасывает хвост за спину. Она в синей джинсовке, черной футболке и тех же широких джинсах, что и утром. Разворачивается и идет в сторону аллеи перед ГДКС.