(не) Люблю

Пролог

–Ты красивая... – голос Матвея звучит хрипло, вызывая невольный трепет.

Улыбаюсь несмело и на секунду задерживаю дыхание, потому что большая, тёплая ладонь опускается на мою талию, заставляя прижаться к мужскому телу.

От неожиданности теряю равновесие и утыкаюсь носом в то место, где заканчивается ворот толстовки и начинается голая кожа.

Боже, как он пахнет! Это парфюм или чистые феромоны? У меня крышу сносит от его присутствия, от близости...

– У тебя красивые волосы.

Парень протягивает между пальцами каштановую прядь и подносит к щеке, как будто пробуя – достаточно ли они мягкие.

– Спа... Спасибо...– запинаюсь, заставляю себя поднять голову и снизу вверх посмотреть ему в лицо.

В горле сухо, сердце колотится так, что трудно дышать, но в животе порхает целая стая бабочек, от одного лишь осознания, что я наедине с Матвеем Балафиным.

– Что дрожишь? Замёрзла? – парень поднимает идеальную бровь и слегка прикусывает идеальную, сочную губу.

– Нет... Да! – стараюсь унять нервную дрожь, но она лишь усиливается.

Он слишком хорош, недоступен, красив, талантлив. Да что там! Список его достоинств можно перечислять неделю, и он не закончится. Я просто не могу поверить, что Матвей обратил на меня своё внимание.

– Это мы быстро исправим, – он изгибает в улыбке свои восхитительные губы.

– Что? – я настолько погружена в обуревающие эмоции, что едва могу удерживать связь с реальностью.

– Согрею тебя, – Матвей приподнимает за подбородок моё лицо и склоняется к губам.

Ещё мгновение – и его дыхание опаляет кожу.

По венам течёт лава. Раскалённое месиво из бушующих гормонов ударяет в голову, бешеным пульсом бьётся в ушах. Хочу сглотнуть, но во рту сухо, сердце колотится так, что ещё мгновение, и пробьёт грудную клетку.

Земля уходит из-под ног, когда мягкие губы завладевают ртом, а настойчивый язык проникает внутрь, исследуя и лаская. Перед глазами всё плывёт. Закрываю их и просто отдаюсь ощущениям. В голове образуется звенящая пустота. Так лучше, если продолжу думать, грохнусь в обморок.

В этот момент Балафин отрывается от моих губ.

– Ты пустышка, Пуговкина, тупая кукла! Ты никакая! Троечница! И секс с тобой на тройку, на слабую, слабую тройку!

Отталкивает меня и хохочет, сложив руки на груди и задрав идеальный подбородок.

Вздрагиваю и просыпаюсь. Вскакиваю резко, так, что перед глазами начинают плясать чёрные точки. Делаю судорожный вдох.

– Блин, это сон! Это всего лишь дурной сон, – прижимаю руку к груди, пытаясь успокоить тарахтящее сердце.

Глава 1

Даша

– В субботу ты всё же ночевала у Балафина! Я просто не могу в это поверить! – староста нашей группы и по совместительству моя лучшая подруга Ирка смотрит на меня как на полную идиотку.

– Так получилось... Он мне давно нравится, и, в общем... – начинаю мямлить, испытывая острое желание оправдываться.

Мы едем на пары, обсуждая недавнюю вечеринку, что проходила дома у самого завидного парня нашего универа – Матвея Балафина. А Ирка, которая всегда была в курсе абсолютно всего, заметила, что я не отправилась домой вместе с остальными и провела настоящий допрос, чтобы выведать все подробности.

– Он ей нравится! Какая неожиданность! А ты назови мне хоть одну студентку с нашего факультета, которой он НЕ нравится? Да что там студентку! Преподавательницу! Балафин нравится всем! Это же будущая звезда журналистики, спортсмен, красавец и отличник, как говорится. Он и мне нравится, если на то пошло, – Ирка поправляет вязаную шапку, что сползает ей на лоб, и вновь зыркает на меня своими слегка раскосыми глазами.

– Ну вот, значит, ты меня понимаешь, – бормочу еле слышно.

– Да, он многим нравится. НО ЭТО НЕ ПОВОД С НИМ СПАТЬ! – выдаёт Ирка так громко, что все остальные пассажиры маршрутки оборачиваются в нашу сторону.

– Тише! Ты чего орёшь? – шиплю на подружку, отчаянно краснея. – Может, ты завидуешь просто.

Ирка фыркает.

– Дурочка ты, Дашка. Это же всего лишь ещё одна галочка в его бесконечном списке побед. Ну ладно бы первокурсница. Но ты-то знаешь, какой он!

– Ну а вдруг со мной всё иначе? Он такой ласковый был, столько слов всяких наговорил приятных... А в постели Матвей классный! Ураган просто! У меня до сих пор при мысли о нём низ живота огнём горит! – шепчу я, склонившись к подружке, чтобы больше никто не слышал.

– Ураган! – кривится ехидно. – Даже знать ничего не желаю! Ты, Даш, просто не рассчитывай ни на что. И не слишком уж расстраивайся, когда он мимо пройдёт и не поздоровается.

Тупая боль начинает разрастаться в груди, но я упорно не желаю обращать на неё внимание. Нет, этого не может быть! Разве мог он так правдоподобно притворяться, когда говорил комплименты, целовал, восхищался мною? Не мог, ну не мог же!

– Это мы ещё посмотрим, – отмахиваюсь, отказываюсь верить в такое вероломство. – Матвей, между прочим, читал мой репортаж в «вечорке». Он сам про него спросил, представляешь?

– Это тот про магазин игрушек? – подружка с любопытством взглянула в мою сторону.

Я кивнула. Мой опыт в журналистике по сравнению с опытом Балафина выглядит довольно скромно, но я горжусь даже такими успехами. Это ведь только начало. На моём счету уже пять полноценных материалов для газеты «Вечерний город», и два коротких интервью. В прошлом семестре я проходила в этом издании практику и смогла договориться о возможности публикаций два раза в месяц.

Не так давно мне даже поручили сделать рекламный материал о магазине игрушек. Это большая удача, потому как подобные статьи оплачиваются в разы лучше, чем остальные.

Так сложилось, что штатные журналисты оказались сильно загружены из-за приезда высокопоставленных лиц страны в наш город, а упускать денежный заказ главный редактор, естественно, не хотел. А тут я подвернулась со своим интервью. Попала в нужное время в нужное место, как говорится. Короче, неплохо заработала и попрактиковалась.

И, между прочим, материал вышел отличный! Я очень старалась. Сделала кучу фото, выбрала самые лучшие, придумала, как разверстать полосу покрасивее. А ещё собрала безумное количество информации и попыталась преподнести её не как обычную рекламу, а заинтересовать читателей. И надо сказать, у меня получилось. И заказчик, и главред остались довольны.

Основным фото, которое расположили в центре полосы, стал большой кукольный домик. В детстве я ужасно хотела такой, но моей семье подобное излишество было не по карману. Зато увидев его в магазине, мигом сообразила, как обыграть его в тексте и ненавязчиво привлечь внимание к магазину.

– Ничего себе! Не думала, что Балафина интересуют чужие публикации. Может, он поэтому обратил на тебя внимание? – тон Ирки сразу меняется, став более уважительным, что ли.

– Не знаю, он всё интересовался, как мне удалось заполучить коммерческий заказ. Сама знаешь, внештатникам, да ещё и студентам, такие материалы редко доверяют, – пожимаю плечами.

В это время маршрутка тормозит возле торгового центра, напротив которого располагается наш университет, и мы с Ирой спешим к выходу.

Выскочив на обледеневший тротуар, шагаем к пешеходному переходу, ёжась под порывами ледяного ветра.

Несмотря на показную уверенность, в душе я до трясучки боюсь встречи с Матвеем. После нашей близости прошли целые сутки, а он так ни разу не позвонил и даже не написал. Занят? Вряд ли. Ведь в общем чате перебрасывался ничего не значащими фразами, обсуждая предстоящий экзамен.

Почему тогда? Не посчитал нужным? Ему не понравилось? Не хочет продолжать общение? Нет ответов.

Массивное, старое здание университета всё ближе, а мои шаги всё медленнее и медленнее. Возле ступеней и вовсе зависаю, нервно пытаясь отыскать в сумке пропуск, который и так уже держу в руках, достав из кармана пальто.

– Идём Даш, что ты там копаешься? – Ирка хватает меня под руку и почти насильно тащит к стеклянной двухстворчатой двери.

Глава 2

Матвей

Сегодня экзамен. Я отлично подготовился, но всё равно испытываю невольный внутренний тремор. Так всегда. Мне нельзя облажаться. Это противопоказано. Просто нельзя и точка.

Захлопываю дверь своей тачки и на ходу нажимаю на брелок сигнализации. В голове проигрываю все возможные варианты сочетания вопросов, пытаюсь определить, какой билет знаю хуже, чтобы успеть пробежать глазами ответ, пока есть время.

Прикладываю пропуск, толкаю турникет, киваю знакомому охраннику на входе. Ещё довольно рано, до экзамена минимум полчаса, но некоторые из моих однокурсников уже здесь. Боря, он же Глеб Борисов, Капник и Артём. Окружили кофейный автомат, обсуждают что-то и ржут как кони.

– О, наш отличник пожаловал! – Боря замечает меня, бросается навстречу и тянет руку. – Матвей, я с тобой сяду. Ты, это, если чо подскажешь, я в этой социологии ни в зуб ногой. Вообще, не понимаю, на хрена она нам?

Ухмыляюсь, но киваю. Глеб во всех дисциплинах ни в зуб ногой, как он выражается, с первого курса выплывает, только списывая у меня. При этом делает неплохие спортивные репортажи для специализированного журнала, этого нельзя отрицать. Хотя Боря помешан на спорте, там он в своей стихии.

Даня Капник и Артём по очереди протягивают руки для приветствия.

Начинаем обсуждать экзамен, потом разговор плавно перетекает на вечеринку, что была у меня дома в субботу.

– У тебя Дашка ночевала? Ты же вроде против отношений с однокурсницами? – заявляет вдруг Капник, чем ставит в тупик.

Да против. Я не раз об этом говорил. На пару тройку раз перепихнуться может кто из них и сойдёт, но видеть потом их жалобные взгляды или выслушивать истерики желания нет. Хватает таких страдалиц и так по универу.

Дашку я оставил сначала совсем с другой целью. Но эта простушка так радовалась, смотрела на меня щенячьими глазами, чуть ли не в рот заглядывала. При этом внешне она ничего, фигурка, волосы ниже талии, губки как у куколки. Короче, трахнул.

– Бля, чёрт попутал. Зря я на это подписался. Повторения не хочу.

– Да? – Боря живо заинтересовался. – А что так? Дашка ничего так, красотка.

– Кто? Эта троечница? – фыркаю презрительно. – Пустышка, каких поискать. Да и слишком уж доступная. Я ничего особенного и не делал, чтобы её уломать, раздвинула ноги по щелчку пальцев. Растеклась растаявшим мороженым. И тупая, жесть.

– У неё неплохой материал в «вечорке» вышел, – Артём, как всегда, вставил свои пять копеек.

В груди неприятно ёкнуло. Это материал мне поперёк горла. Именно из-за него я и оставил в тот вечер пустышку Пуговкину. Хотел понять, почему ей доверили коммерческий заказ. Я тоже пишу для «верочки» и гораздо лучше, чем она! Мои статьи идут на первую полосу, чего не скажешь о Дашкиных. Но платный материал достался ей. Почему-то это воспринималось личным оскорблением.

– Посредственный, как и она сама, – презрительно морщусь.

– Не, ну ты уж слишком придираешься, – Боря не отстаёт, обычно он не особо интересуется моими отношениями с девушками, а тут прямо прилип. – Дашка хорошенькая. Губки, глазки, всё остальное. Я бы с такой замутил! Если тебе не нужна, тогда я сам к ней подкачу!

Эти слова почему-то задевают. Вроде не интересует меня эта Дашка, а вопросы Глеба вызывают неприятное жжение в груди. Чувствую желание во что бы то ни стало отговорить Глеба от подкатов к Пуговкиной.

Обычно я не говорю гадости про девушек, с которыми имел связь, но тут всё смещалось в одну кучу. Меня бесил Боря своими расспросами, злило, что пустышка обскакала и получила коммерческий заказ от «вечорки», да ещё это волнение перед экзаменом. Вернуться домой с любой оценкой, кроме отлично, для меня – смерть. Короче, я срываюсь и начинаю нести бред:

– Не знаю, в каком она месте хорошенькая. Вялая как рыба. Мямлит, краснеет вечно, какой из неё журналист?

Надо бы заткнуться, но меня подхватывает и несёт:

– А в постели на тройку. Вы слышали её голос? Она даже кричать не умеет. Скулила как собачонка и таращила глазищи!

В этот момент я получаю ощутимый тычок в плечо от Артёма, оборачиваюсь и замираю, прикусив язык. Прямо за моей спиной стоит побледневшая Даша и, не мигая, смотрит перед собой. Вид у неё был такой, будто она вот-вот свалится в обморок. В одной руке Пуговкина держит розовый шарф, а в другой пальто. Видимо, направлялась к гардеробу, а путь, как назло, лежит мимо грёбанного кофейного автомата.

Кровь приливает к лицу, и мерзкое чувство моментально атакует грудь, разливаясь, как отрава. Таким придурком, как сейчас, я ещё никогда себя не чувствовал.

– Ну ты и козёл Балафин! – орёт откуда-то сбоку Ирка Свиридова. – Я знала, что ты самовлюблённый мудак, но чтобы настолько!

Я даже не могу ничего ответить, сгорая от бешеного стыда.

Пуговкина же вдруг резко отмирает. Она разворачивается на каблуках и бросается к выходу, на бегу натягивая пальто. Шарф выскальзывает у неё из рук и остаётся валяться на мраморном полу, но Даша даже не замечает.

Ирка мчится за ней.

– Даш, постой, ты куда? Сейчас экзамен начнётся! Ты знаешь Совушкину, пересдача на бал ниже будет!

Но Пуговкина не обращает на это внимание и выскакивает на улицу, хлопнув дверью.

Не знаю почему, наклоняюсь и подхватываю невесомый, пахнущих сладковатыми духами шарф и сую в карман.

– Да... – тянет Боря, остальные переглядываются, но молчат.

Я тоже молчу. Просто разворачиваюсь и шагаю в аудиторию, где должен проходить экзамен. Усаживаюсь на место прямо перед столом препода и достаю конспекты. Нужно повторить.

Читаю, но чёртовы строчки плывут перед глазами. Белое лицо Даши не идёт из головы. Вот я придурок! Ненавижу лажать! Просто ненавижу! Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вновь принимаюсь читать.

Парни ржут за дверью и не парятся. Слышу, как к ним присоединились ещё несколько человек. А что им? Хорошо, удовлетворительно или пересдача – разница небольшая. Для меня же получить четвёрку с самого детства было тяжелейшим испытанием.

Глава 3

Даша

Войдя в холл университета, быстро оглядываюсь. В тот же миг сердце замирает и падает вниз. Щёки помимо воли начинают пылать. Всё потому, что вижу Матвея в компании его закадычных приятелей.

Ирка что-то бубнит под ухо, но мой мозг отказывается воспринимать её слова, там бушует какой-то тайфун, сметая все мало-мальски разумные мысли. Просто смотрю и боюсь приблизиться.

Он такой красивый. Разве может парень быть настолько привлекательным? Или это мне так кажется? Но нет же, нет, не кажется! Высоченный, широкоплечий, идеально сложенный, а глаза… Подобрать определение его идеальным глазам мне не удаётся, потому что Ирка начинает дёргать за руку.

– Идём, отнесём одежду в гардероб, а то скоро там образуется очередь, – настойчиво требует она.

Подчиняюсь, начинаю на ходу стаскивать пальто, при этом опустив глаза. Не хочу, чтобы Матвей понял, что я на него пялилась.

Мы подходим ближе к компании молодых людей, и тут до меня доносится моё имя. Его произносит Глеб Борисов.

– Кто? Эта троечница? Пустышка, каких поискать. Да и слишком уж доступная. Я ничего особенного и не делал, чтобы её уломать, раздвинула ноги по щелчку пальцев. Растеклась растаявшим мороженым. И тупая, жесть, – брезгливым голосом тянет Матвей.

Из лёгких моментально исчезает весь воздух. Только что был, и нету. Не могу дышать, не могу говорить, не могу заставить себя пошевелиться. Просто стою и слушаю дальше.

– Вялая как рыба. Мямлит, краснеет вечно, какой из неё журналист? А в постели на тройку. Вы слышали её голос? Она даже кричать не умеет. Скулила как собачонка и таращила глазищи!

В груди давит так, как будто она решила разорваться.

Это не обо мне! Нет, он не может говорить обо мне! Или всё-таки может?

Горло перехватывает спазмом так, что невозможно сделать вдох. Это болезненное удушье занимает всё внимание, позволяет переключиться, перестать слушать. Перед глазами плывёт, а в висках тарабанит кровь. Кажется, ещё немного и рухну прямо здесь, у ног самодовольного Балафина.

Нет, только не это! Через силу вдыхаю воздух, разворачиваюсь и почти бегу к выходу.

Краем создания понимаю, что меня зовёт Ира, но реагировать нет сил. Уже выскочив на тротуар, ведущий к автобусной остановке, чувствую, что по щекам бегут слёзы, отчего на морозе лицо начинает колоть иголками.

Быстро моргаю, стараясь успокойся. Стыдно ехать в маршрутке и рыдать, но прекратить давиться слезами никак не выходит. Солёные капли сами собой набегают в уголки глаз и капают, капают, капают. Я пытаюсь сдержаться, но это так больно. Раздирает изнутри.

Решаю идти пешком, хотя бы до следующей остановки. В голове единственная мысль: поскорее добраться до дома, и там уже позволить себе порыдать в голос. Возможно, станет легче. Но скорее всего – не станет.

Как в бреду шагаю по тротуару, в голове гудящая пустота, зато в груди как будто взорвалось что-то. Давит и болит.

«Пустышка. Вялая, как рыба. Скулила, как собачонка».

Таких гадостей в свой адрес я не ожидала услышать. И уж точно не из уст безупречного Матвея. Я ведь чуть ли не боготворила его с первого курса! Балафин всегда такой идеальный: обходительный, вежливый, приятный во всех отношениях молодой человек.

Да, я слышала, что он не заводил длительных отношений с девушками, подолгу ни с кем встречался. Но, как и остальные глупышки, попавшие в его сети, верила, что со мной всё будет иначе.

Хотя со мной уж точно всё иначе! Прилюдно поливал грязью Балафин только меня!

Самооценка стремительно опускается до нуля.

Троечница! Так и есть. У меня уже второй семестр тройка по информатике. И я никак не могу её исправить, она пойдёт в диплом.

Наш препод слишком ответственно относится к этому своему предмету, заставляет решать сложнейшие задачи, забывая, что в журналистику идут в основном гуманитарии. Все эти расчёты для меня полнейший ад, я никак не могу вникнуть в то, что объясняет информатик, и с трудом сдала экзамен на «удовлетворительно». Хотя и этому рада, могла бы и вовсе провалить.

Вот только откуда Балафин знает про тройку? Я не распространялась об этом, а сам преподаватель никогда не объявляет оценки, мы можем узнать их, только заглянув в свою зачётку.

Хотя плевать на тройку! Как теперь вернуться в университет, как смотреть в глаза однокурсникам? Теперь все будут думать, что я... Что я....

Додумывать мысль слишком больно, гоню её прочь. Просто несусь что есть сил в сторону дома, распугивая взъерошенным видом редких прохожих. На половине пути к остановке звонит телефон, я машинально вытаскиваю его из кармана и провожу рукой по экрану.

– Ты куда умчалась? Экзамен вот-вот начнётся! – орёт в трубку Свиридова. – Так, Пуговкина, немедленно возвращайся!

– Я не могу Ир, – давясь слезами, шепчу в ответ. – Я сдохну, если окажусь сейчас рядом с Балафиным. Мне так стыдно.

– Тебе-то чего стыдиться? Это он опозорился, а не ты! Вот уж от кого-кого, а от него не ожидала! Сплетничает, как бабка базарная за спиной у девчонок!

– Всё равно я не могу. Мне очень обидно… – голос срывается, и слёзы начинают течь в три ручья.

– Эй, ты что там? Не реви! – заволновалась подруга. – Ладно. Успокаивайся, выпей валерьяночки и жди звонка. На экзамен всё равно не успеешь, я попробую договориться с Совушкиной о пересдаче.

– Спасибо тебе, Ир… – бормочу всхлипывая.

– Ладно, давай, уже приглашают в аудиторию. Пока! – бросает подруга и отключается.

– Пока, – вздыхаю в ответ и достаю зеркальце, чтобы вытереть размазанную тушь.

Собрав силу воли в кулак, перестаю рыдать и направляюсь к остановке. В маршрутке стараюсь думать о чём угодно, только не о Балафине, чтобы вновь не раскиснуть. И лишь придя домой, позволяю себе поплакать вволю, снова и снова вспоминая слова Матвея.

Глава 4

Матвей

Дашка явилась в университет только через три дня.

Пропустила три дня во время сессии! И из-за чего? Ну, услышала пару неприятных слов в свою сторону и что теперь? Это выше моего понимания!

Вот я тащился на лекции в любом состоянии, как бы паршиво себя ни чувствовал. На первом курсе сдавал зачёт с температурой под сорок и ничего, сдал.

Пуговкина усаживается на своё место у окна и принимается водить пальцем по экрану смартфона.

Её присутствие напрягает, чувствую себя так, будто за шиворот насыпали битого стекла. То и дело оборачиваюсь и незаметно бросаю короткие взгляды в её сторону.

На самом деле мне стыдно. Я не тот конченый придурок, который обсуждает девушек с друзьями. Это впервые. Но так получилось, что этот грёбаный первый раз стал достоянием общественности.

Хочется извиниться, но блин, стыдно. Матвей Балафин не ошибаешься, он не делает глупостей, раз сказал, – значит, так и есть.

С другой стороны, где я не прав? Она действительно троечница и пустоголовая кукла с макияжем. И в постели скулила подо мной, это ведь правда. Глупо обижаться на правду.

Ага, только, сколько бы я ни пытался убедить себя в правоте, внутренности продолжало стягивать узлом и посыпать стеклянным крошевом.

В очередной раз бросаю взгляд на Пуговкину и не выдерживаю. Она кажется мне бледнее обычного, опухшие веки не скрывает даже макияж. Рыдала, наверное, все эти три дня. По-любому. Дашка такая – неженка меланхоличная.

Точно, неженка. Вспоминаю её в своей постели. Кожа как молоко, контрастирует с каштановыми волосами. Трясу головой, прогоняя нежданное видение. Мне с ней даже не понравилось особо. Страсти в ней – ноль. Просто позволяла себя трахать и всхлипывала. Но всё равно жалко девчонку.

Иду к ней и останавливаюсь возле стола. Она поднимает на меня глаза и смотрит в упор.

Блин, а что говорить? Просить прощения? Я что дебил, так делать? А зачем подошёл тогда?

– Ты сдала экзамен по социологии? – ляпаю первое, что приходит в голову.

Серые глазищи Даши на секунду расширяется от удивления, но она быстро берёт себе в руки и принимает деланно независимый вид.

– Тебе-то что? – голос звенит. Всё-таки нервничает.

– Давай договорюсь с Совой, попрошу не снижать оценку.

О да, я сегодня в ударе! Совушкина, дама строгая, договориться с ней непросто.

Дашка продолжает пялиться мне в глаза, это выводит из равновесия. Но больше бесит, что не сразу отвечает. Молчит.

– Ну, так что? – не выдерживаю.

– Я сдала. На тройку, – бросает и отворачивается.

Блин, на тройку! Мне проще провалиться сквозь землю, чем сообщить родителям о тройке. А не сообщать не получится. Ежевечернего допроса с пристрастием не избежать. И это притом, что я уже два года живу отдельно. Но обязан заезжать каждый день и отчитываться в успеваемости, докладывать об успехах.

Дашка вновь поднимает на меня взгляд.

– Чего кривишься? Отличник недоделанный! – выпаливает вдруг.

Я выпадаю в осадок. Никогда не слышал, чтобы Пуговкина повышала голос, и тем более говорила нечто подобное. А у неё, видимо, накипело за эти три дня, и вместо того, чтобы, как обычно, помалкивать и робко улыбаться, она вскакивает с места и продолжает орать на всю аудиторию, привлекая к нам внимание однокурсников.

– Что тебе надо? Поиздеваться? Не подходи ко мне и не заговаривай со мной никогда, понял? Отвали от меня!

Тихо офигеваю. Смотрю как на ненормальную. И это тихоня Дашка?

В аудитории повисает тишина. Я прямо кожей чувствую, что все вокруг замерли и уставились в нашу сторону с жадным любопытством.

– Нужна ты мне, Пуговкина. Из жалости предложил, – быстро беру себя в руки.

– Да пошёл ты! – выплёвывает, вскакивает с места и убегает.

Невольно краснею и возвращаюсь на своё место. Таким идиотом я себя ещё не чувствовал. Ну, разве что когда опозорился, обсуждая её в тот день перед экзаменом. Блин, надо держаться от Дашки подальше. Третьего раза мне не нужно.

Пуговкина возвращается на удивление быстро. Хотя выбора у неё нет – начинается пара. Я стараюсь не смотреть в её сторону, но кожей ощущаю присутствие.

Странно. Видимо, это совесть взыграла. Мы учимся на одном курсе уже третий год, и до недавнего времени эта меланхоличная кукла не вызывала у меня ровным счётом никаких чувств.

Дашке до моего уровня, как до луны! Она в любом случае мне не пара. Во-первых – приезжая. Я точно знаю, что Пуговкина из какого-то захолустья, и в нашем городе родители снимают ей квартиру. Это уже весомый аргумент против кандидатуры Даши на роль моей девушки. Во всяком случае, по мнению моих родителей.

Во-вторых – троечница. Эта мысль вызывает сомнения, быстро начинаю прикидывать почему. А откуда я собственно знаю, что у неё были тройки до экзамена по социологии? Сразу не могу сообразить, но потом вспоминаю: её нет в списке получателей стипендии. Так и есть.

Хотя она учится на бюджете в престижном вузе, а это говорит о том, что Даша всё же не безнадёжна, сдала ЕГЭ на высокие баллы. Но надо удерживать планку. А не сдуваться после первого же экзамена в университете. Моя девушка должна быть идеальная во всём. Всегда.

И главное – секс с ней более чем посредственный. Ничего особенного. Никакой, я бы сказал. Да, так и есть. Мне не понравилось. И даже мысли об обратном не допускаются.

Глава 5

Даша

Когда закончится этот ад? Слёзы снова подступают к горлу. Делаю глубокий вдох и на несколько секунд закрываю глаза, чтобы дать себе время успокоиться. Блин, мы же всего один раз переспали, он даже не обещал мне ничего. Почему же так больно?

Оказывается, быть отвергнутой – мучительная пытка. Просто невыносимая. И самое паршивое – приходится находиться рядом с ним, просто нет выбора.

А чёртов Балафин, как будто желает помучить посильнее. Утром подошёл со странным предложением договориться с Совушкиной об экзамене. Тоже мне благодетель!

В меня будто бес вселился тогда. Раскричалась, как последняя истеричка. Нервы ни к чёрту, звенят как натянутые струны – тронь и понесёт. Сама себя не узнаю.

На Матвея мой срыв произвёл впечатление, больше не заговаривает, но весь день крутится поблизости, сверля идеальными глазами и кривя идеальные губы.

Слава богу, последняя пара. Но впереди ещё две недели учёбы. Скорее бы сдать экзамены и уехать домой на новогодние праздники. При мысли об этом сердце вновь колет иголкой.

Всего несколько дней назад, после ночи с Матвеем, я как последняя дурочка размечталась о том, что мы будем вместе, может быть, и в новогоднюю ночь. С самого детства верила, что с кем встретишь Новый год, с тем его и проведёшь. Конечно же, больше всего на свете я мечтала провести его с парнем своей мечты.

Эх, тупая, наивная дура!

Правильно Ира говорит: нельзя спать с парнями на первом свидании. И на втором нельзя, и на третьем. Вот тогда они ценят и добиваются. А тех, кто бросается им в объятия – презирают. Так и со мной получилось.

Дура. Дура. Дура. Какая же я дура.

Констатирую. Как будто гвозди забиваю. В сердце. Во всяком случае, болит именно там.

Я прогуляла два дня. Просто не могла выйти на улицу, опухшая от слёз. Никогда в жизни я не рыдала так много и бесконечно долго. Хорошо, что в это время не было зачётов. Сегодня тоже буду плакать, я просто не знаю, как ещё уменьшить это тягучую тоску, что распирает грудь и царапает горло.

И обиднее всего, даже не то, что он воспользовался и бросил. Нет, больше всего задевает, что Балафину не понравилось со мной. Он ведь так и сказал – секс на тройку.

Интересно, что нужно было вытворять на пятёрку? Что его величество предпочитает? Мой сексуальный опыт ограничен, да и природная застенчивость к тому же. Не могу представить себя в роли искушённой в подобных играх девицы. На самом деле без понятия, что должна была делать такого особенного.

Скулила как собачонка! А надо было что? Орать как не в себе? Изображать порнодиву? Да я и не знаю, честно признаться, как её изображать, потому что ни разу не смотрела порнуху.

Да какая, к чертям разница! Дело ведь не в этом. Я просто не нужна ему, неинтересна, он считает себя намного лучше. До его планки недотягиваю и, всё тут.

Впервые за это время чувствую злость. Недотягиваю. Звучит как вызов. Журналистка я значит, никакая! Посмотрим ещё. Возьму и докажу зазнавшемуся мудаку Балафину, что журналист не хуже, чем он. Вот только как это сделать?

Идея приходит моментально. Нужно попасть на первую полосу газеты. Во что бы то ни стало попасть! Пусть побесится, придурок! Это его величеству точно не понравится, вон как задевает его самолюбие мой платный материал.

Эта мысль помогает взбодриться и вынырнуть из тягостных размышлений. Будет на чём подумать, помимо размазанного самомнения.

Последнюю лекцию ведёт Валентин Павлович, наш преподаватель по большей части спецпредметов. У него на парах не скучно, не то что на информатике или на социологии.

Открываю тетрадь и достаю ручку, готовлюсь записывать, но в это время слышу своё имя. Переключаю внимание на препода и невольно краснею, увидев у него в руках газету с моим материалом.

– Вы только взгляните, что я увидел в номере «Вечернего города», – с улыбкой поглядывая на меня, произносит он. – Дарья, ну что сказать – молодец! Как учитель рад, что мои уроки не прошли даром!

Кто-то из ребят начинает задавать вопросы, другие соглашаются, что материал действительно хороший. Краснею ещё сильнее. Не очень люблю всеобщее внимание.

– Идея построить материал вокруг игрушечного домика – отличная. Текст живой. Прямо чувствуется, что автор в восторге от того, о чём пишет. Цепляет, безусловно, цепляет, – продолжает Валентин Павлович.

– Да там об одном этом домике речь и идёт! – неожиданно заявляет Балафин. – Если уж на то пошло, он слишком дорогой, не всем по карману. Да и сам по себе привлекает внимание! Другое дело взять неприметную игрушку и так раскрутить, что за ней очередь выстроится.

Кровь бросается в лицо, а сотни горячих иголок впиваются в сердце. Открываю рот, чтобы возразить, но тут же закрываю. Не могу придумать, что ответить.

– А ты, Балафин, часом, не завидуешь? Привык, что только твои материалы Валентин Павлович показывает! – неожиданно вступается Ирка.

– Чему тут завидовать? «Лучший подарок, для маленьких принцесс», – цитирует с издёвкой. – Банальность, клише, шаблон. Скажи ещё, что не так?

– Ты не прав, Матвей. В целом материал отличный, – прерывает преподаватель. – Так, тетради открываем и готовимся записывать. Завтра у нас зачёт, все помнят?

Балафин презрительно хмыкает и косится в мою сторону. Я же утыкаюсь носом в тетрадь, не желая показывать, как сильно задевают его слова.

Глава 6

Матвей

Утром в универ еду в паршивом настроении. Почему-то в последнее время плохо сплю, всё раздражает. Опять выпал снег, на дорогах адские пробки. И зачёт сегодня. Хорошо всё же, что не экзамен. Получается отметку «зачёт» гораздо проще, чем «отлично».

Вчера ещё родители выели мозг маленькой ложкой. На новогодние праздники собираются на горнолыжный курорт, хотят, чтобы я ехал с ними. Блин, но это тоска смертная! Они задолбают своими наставлениями, нравоучениями. Быть рядом с ними — дикий напряг. Перфекционизм зашкаливает просто. Нужно ежеминутно соответствовать их представлению о том, что хорошо, быть «нормальным». Хотя их норма — это пипец.

Не сутулься, не хрусти пальцами, не смотри в телефон, разговаривай вполголоса, не смей употреблять просторечные выражения. Я, как грёбаный робот должен сидеть на одном месте и выглядеть при этом довольным жизнью – кислые мины им тоже не нравятся.

На новогодние праздники мечтаю валяться на диване, смотреть тупые видосы и есть чипсы из пачки. Я этого никогда не делал, а вот сейчас хочется. Да, именно самые дешёвые, блин, вредные и жирные чипсы! Иногда накатывает такая усталость, что нет сил ни на что. Задолбало всё!

На университетской парковке сегодня свободно. Большая часть студентов уже на практике. Это у нашего курса она начнётся только в феврале.

Паркуюсь и выхожу на дорожку, ведущую к главному корпусу.

Заворачиваю за угол и едва не врезаюсь в Дашку. Она стоит прямо за поворотом и о чём-то болтает с Иркой, Артёмом и ещё парочкой девчонок из нашей группы.

Поскальзываюсь на обледенелой дорожке и, чтобы удержаться, упираюсь ладонью в стену, причём случайно получается так, что моя рука оказывается прямо возле головы Пуговкиной, а тело по инерции оттесняет её от остальных и прижимает к каменной кладке.

Девушка изумлённо распахивает серые глазищи и смотрит снизу вверх, немного приоткрыв розовые губы.

– Привет, принцесса! – ляпаю и тут же прикусываю язык.

Что за бред лезет в голову?

– Принцесса? – слышу за спиной ехидный голос Ирки.

Даша краснеет и хлопает своими серыми озёрами, от которых почему-то не получается отвести взгляд.

Моргаю, чтобы развеять наваждение, и отступаю, приходя в себя.

– Принцесса кукольного домика! – хмыкаю и продолжаю путь, по пути киваю девчонкам и пожимаю протянутую руку Артёма.

Сердце почему-то грохочет об рёбра. Наверное, из-за того, что едва не упал. Да именно поэтому.

У меня в кармане до сих пор Дашкин шарф, нащупываю рукой и как будто даже чувствую запах её духов, которыми пропитана тонкая, полупрозрачная ткань.

Нужно бы вернуть. Но почему-то продолжаю идти вперёд, сжимая шарф в кармане в комок.

Возле входа трутся Капник и Боря. После приветствия перекидываемся ничего не значащими фразами. Глеб, как всегда, морозит какую-то хрень, мы с Даней начинаем подкалывать его и смеяться.

– Что с Новым годом? Будем собираться в этот раз и где? – Боря вновь поднимает больную тему. – Ты как, Матвей?

– Я пас, – отвечаю не раздумывая.

Мне позволено устраивать вечеринки только два раза в год. К тому же попойки утомляют. При мысли о том, чтобы всю ночь глотать алкоголь и смотреть на беснующуюся толпу, невольно накатывает брезгливость. Видимо, я не так уж отличаюсь от своих предков.

– Ну ты же у нас принц датский! У тебя, когда собираемся, даже нажраться порядочно не получится, всегда приходится догоняться в клубе. Ты хоть иногда можешь спуститься к нам, простым смертным со своего величия? Напиться в стельку, поорать, поваляться в грязи? – ржёт Глеб и тут же бросается куда-то в сторону.

Оборачиваюсь. Артём и девчонки идут в нашу сторону.

Боря подскакивает прямиком к Даше и обхватывает огромной лапищей её тонкие белые пальцы.

– Привет! Даш, мы тут Новый год обсуждаем, решаем, где отмечать. Ты придёшь? Я тебя приглашаю. На бухло и закуску скидываться будем, я внесу за тебя, – частит с ходу.

Пуговкина ошарашенно хлопает накрашенными ресницами, но быстро приходит в себя и вырывает руку из захвата Глеба.

Фыркает и пожимает плечами:

– Какая невиданная щедрость! Но я, пожалуй, откажусь.

– Нет, ты подумай, подумай хорошенько!

Боря не отстаёт. Он принимается кружить возле Даши как коршун, и уговаривать.

Моё горло сжимается и саднит, как будто туда насыпали песка, отвратительная тяжесть появляется в груди и начинает разрастаться. Молча поднимаюсь по ступеням и захожу в универ. Смотреть на эти дешёвые подкаты нет желания.

Во время зачёта Борисов, как обычно, подсаживается ко мне. Разумеется! У кого ещё ему списывать?

Препод на несколько минут отлучается на кафедру, неплохо бы повторить вопросы, но Глеб не даёт.

– Хочу с Дашкой начать встречаться, – заявляет вполголоса, заглядывая в лицо, видимо, ожидая моей реакции.

Огненный шар моментально взрывается в груди, мешая сделать вдох. Но я прилагаю всю свою силу воли, чтобы сохранить невозмутимый вид. Кривлюсь презрительно и не отвечаю. Мне плевать. По херу. Дашка мне не нужна.

– Не, ну а чо? Она красивая, – продолжает Боря, поглядывая в сторону соседнего ряда, на котором сидит Пуговкина.

Горло сжимается в спазме, ещё чуть-чуть и задохнусь. Стискиваю зубы, но упорно смотрю в тетрадь, делая вид, что читаю конспекты.

Борисов же достаёт телефон и начинает что-то быстро строчить в нём. Краем глаза замечаю, что он усиленно тычет в сердечки, отчего весь экран красный.

Дашке пишет. Урод. Специально решил меня позлить перед зачётом? Хотя чего я бешусь? Пусть забирает эту пигалицу безвольную. Раз уж ей всё равно, под кого ложиться.

Глава 7

Матвей

Пусть забирает, пусть!

Ага, вот только эти мысли ничуть не утешают.

Боря раздражает меня всё сильнее. Сидит с тупой лыбой и продолжает написывать.

Не выдерживаю и осторожно заглядываю в его телефон. Так и есть, поёт дифирамбы Дашке, зовёт вечером встретиться. Она что-то ответила, я вижу, что от неё пришло сообщение, но Борисов поворачивает мобильник так, чтобы я не смог прочитать.

Кровь начинает колотиться в висках, во рту пересыхает, сердце бахает будто молот.

– Чо, не в падлу за другими подбирать? – не выдерживаю. – Не припомню, чтобы она тебе раньше нравилась, пока я её не трахнул.

Глеб поднимает удивлённый взгляд от экрана.

– Почему? Даша красотка. Просто скромняжка такая. Я не знал, как к ней подступиться. Даже не думал, что она не прочь, ну ты понял, – шепчет, чтобы больше никто не услышал.

Меня просто током прошибает. Зачем я раскрыл свой рот в тот день? Получается, это с моей подачи о тихоне Пуговкиной пошла слава, как о легкодоступной и готовой раздвигать ноги по щелчку пальцев. Мои слова, между прочим.

– Слышишь, Боря, оставь девчонку в покое! Она не шалава, – рычу вполголоса.

– Да я что? Я так не думаю вовсе. Мне серьёзные отношения нужны, – этот клоун поворачивается к Дашке и начинает лыбиться ей и подмигивать.

– Знаю я твои серьёзные отношения. Просто отстань от неё, – от бешенства внутри всё клокочет.

– Глеб поворачивается ко мне и мигом перестаёт кривляться. Смотрит внимательно, как будто понимает, что за дичь творится у меня внутри.

– Ты ревнуешь, что ли? – впивается глазами в моё лицо, ожидая ответа.

– Я? Нет! – выдыхаю так громко, что все остальные студенты поворачиваются в нашу сторону. – Что за бред ты несёшь?

В это время в аудиторию входит препод, прерывая тем самым нашу перепалку. Он начинает раздавать билеты и бланки для ответов.

Впервые в жизни я не могу сосредоточиться на зачёте. В голове пустота полнейшая. Только в груди тарахтит зашкаливший мотор, заглушает все мысли, не даёт дышать.

– Можете приступать. Телефоны и конспекты убрали со стола, я всё вижу, если что. Кто напишет, сдают мне работы вместе с зачёткой и тихонько покидают аудиторию. В конце дня староста пусть заберёт зачётные книжки на кафедре, – объявил Валентин Павлович и, усевшись на своё место, уткнулся в какие-то бумаги.

Делаю несколько глубоких вдохов и, собрав в кулак всю силу воли, сосредотачиваюсь и начинаю писать. Благо знаю предмет, пишу просто на автомате.

Рядом пыхтит и елозит на стуле Боря.

– Матвей, глянь, как тут надо ответить? – суёт мне свой билет.

Я даже не смотрю в его сторону. Злорадно ухмыляюсь. Придурок, нашёл кого злить, да ещё и перед зачётом! Посмотрю, как выкрутится!

– Братан, ну ты чо, не поможешь? Бля, ну ты чего? Из-за Дашки, что ли? – бубнит взволнованно. – Ну помоги, Матвей!

– Отъебись! – бросаю резко и продолжаю строчить на своём бланке.

– Не, ну если для тебя так важно, я не буду подкатывать к Пуговкиной. Я что, против разве? Девушки друзей для меня – табу. Ты же вроде сказал, она не нужна, вот я подумал…

Дышать становится легче. Тугой обруч, стягивающий грудь, немного ослабевает. Смотрю на растерянное лицо Глеба и невольно начинаю улыбаться уголками рта. То-то же! Встречаться он надумал!

– Да, не нужна. Она не моя девушка. Но это не значит, что можно к ней лезть со своими пошлыми предложениями. Просто отъебись от неё и всё, – отвечаю, стараясь казаться равнодушным.

– Понял, не тупой. Других девчонок полно, – сразу же идёт на попятную Боря. – Так ты мне поможешь?

– Ладно, что у тебя там за вопрос? – теперь, когда болезненный спазм, сковавший внутренности, начал отступать, вполне могу позволить себе быть великодушным.

Пробегаю глазами вопрос, подсказываю, как начать, и диктую основные тезисы. Боря быстро строчит неразборчивым почерком, время от времени бросая на меня непонятные взгляды.

Заканчиваем писать с ним почти одновременно. Сдаём бланки, шагаем на выход. В пустынном холле усаживаемся на жёстком диванчике, стоящем возле окна.

– Знаешь, Матвей, ты это, не парься особо. Дашка меня послала, – неожиданно заявляет Глеб.

Вскидываю голову, просто таращусь, не находя нужных слов. Вроде как мне всё равно и нужно обозначить это сразу, чтобы разговоров не было. Но если скажу что-то типа: "мне по херу", Борисов не станет рассказывать подробности. А мне до рези в животе нужно их узнать.

Глеб понимающе кивает, достаёт мобильник и показывает мне переписку. После его льстивого предложения встретиться и кучи брехливых комплиментов вижу одно-единственное сообщение от Даши:

«Отвали!»

А дальше надпись, что абонент запретил отправлять ему сообщения.

Железные тиски окончательно сваливаются с сердца и разлетаются на куски. Чувствую такое облегчение, что слабость накатывает.

– Да мне-то что? – пожимаю плечами и отворачиваюсь, чтобы скрыть дурацкую улыбку, которая помимо воли расползается на лице.

Глава 8

Даша

С самого утра меня атакует Борисов. Просто прохода не даёт. То на новогоднюю вечеринку зазывал с маниакальным упорством. Еле отбилась, сообщив, что уеду к родителям. Теперь написывает в личку, засыпая сердечками.

Это внимание раздражает и пугает одновременно. Ведь раньше Глеб не особо обращал на меня внимание. Просто здоровался, ну могли перекинуться с ним парой слов. С чего вдруг любовь проснулась? Началось-то всё после того, как Матвей расписал приятелям в красках наш с ним секс.

«Доступная, раздвинула ноги по щелчку пальцев», – его ведь слова.

Сердце бешено колотится, внутренности сводит от безумного стыда. Вот и ещё один минус импульсивных поступков. Переспала необдуманно с парнем, значит, ты кто? Правильно, легкодоступная девица. Теперь все его друзья воображают, что я и перед ними вот так раздвину ноги.

А что я ещё могу подумать? Три года никто из них не замечал меня. А услышав про то, что запросто легла под Матвея, сразу заинтересовались. Ну, точнее, Борисов заинтересовался. Придурок.

Вижу, как загорелся экран смартфона. От Глеба пришло эмоциональнейшее сообщение с кучей сердечек. Пишу одно слово «отвали!» И блочу его. К чёрту, не собираюсь я и близко с этим клоуном связываться.

Пока ждём преподавателя, всё чаще поглядываю в сторону Матвея. Не могу удержаться.

«Не смотри на него!» – твержу раз за разом, но блин, это невозможно.

Взгляд сам собой скользит в его сторону. К тому же Балафин и Глеб начинают привлекать к себе внимание. Видно, что спорят. У Матвея такой вид, будто он сейчас взорвётся. Таким злым его ещё ни разу не видела. Обычно он – сама невозмутимость. Чем Борисов ему не угодил, интересно?

Входит Валентин Павлович и начинает раздавать билеты. Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на своём вопросе и не думать про Балафина. Понемногу даже начинает получаться.

Тема мне попалась лёгкая, я её отлично знаю. Поэтому без проблем отвечаю на вопрос. Закончив писать, собираюсь отдать бланк и зачётку преподавателю. Но не успеваю.

Матвей и Глеб, оказывается, тоже справились с заданием, и первыми подошли к учительскому столу.

Что же, я лучше посижу в аудитории. Выходить в холл и стоять там вместе с ними нет никакого желания. Поэтому я опускаю глаза к билету, делая вид, что внимательно читаю.

После зачёта у нас ещё две лекции. Осталось только вытерпеть их и поскорее уехать домой. Кто бы знал, что всего из-за одной ошибки, учёба в один момент превратит в пытку!

Сердце болит. По ночам всё так же реву в подушку, проклиная свою глупость. Ненавижу себя, Балафина, весь белый свет.

Больно. Стыдно.

И тяжелее всего то, что приходится много времени проводить рядом с ним, чувствовать его презрительный взгляд, оборачиваться на звук голоса и вздрагивать. Вдруг он опять обсуждает меня? Всё время мерещится, что каждый студент в нашей группе за спиной смеётся надо мной.

Скулила как собачонка. Вялая как рыба. Никакая. Троечница.

Никогда я не слышала в свой адрес подобных слов. Вспоминать их просто невыносимо. А забыть, никак не получается.

После зачёта большинство однокурсников направляются в кафетерий. Я не иду вместе со всеми. Кусок в горло не лезет. Да и не хочу встречаться там с Балафиным. Мне нужна передышка, пусть ненадолго.

Староста Ирка унеслась на кафедру по своим делам, я же решила подняться в аудиторию, где будет следующая лекция.

В университете на удивление тихо. Мои шаги отзываются гулким эхом в пустых коридорах. Не удивительно: почти все уже на практике. Сессия сейчас только у нескольких групп, помимо нашей, да и то, похоже, остальные сегодня занимаются в другом корпусе.

Поднимаюсь на третий этаж и шагаю к нужной аудитории.

Может, открыто?

Дёргаю ручку, и она легко поддаётся. Вздыхаю облегчённо. Не слишком хочется торчать в одиночку в коридоре.

Прохожу внутрь, прикрываю за собой дверь и, прислонившись к стене возле входа, закрываю лицо руками. Слёзы вновь подступают к глазам, но усилием воли стараюсь не плакать. Нельзя, не хочу, чтобы кто-то видел мои переживания, да и глаза накрашены, вдруг тушь потечёт.

Делаю несколько глубоких вдохов, пытаюсь выкинуть из головы все мысли о Матвее.

Скоро, совсем скоро всё закончится. Это ведь не может длиться вечно!

Но только поверить в это сейчас практически невозможно. Боль в груди настолько реальная, как будто оттуда кусок вырвали. Неужели её можно забыть? А стыд? Те его слова смешали меня с грязью, опустили ниже плинтуса. Это невыносимо просто.

– Так успокойся уже! Нужно отвлечься срочно! – вполголоса командую сама себе.

Подхожу к окну и разглядываю заснеженный двор университета. И тут вспоминаю про фотки, сделанные, когда выпал первый снег. Ира сфотографировала меня на фоне присыпанных снегом елей, растущих как раз с этой стороны здания.

«Нужно выложить их в соцсети!» – приходит отличная идея.

Немножечко лайков мне не повредят и поднимут настроение.

Достаю из сумочки смартфон и привычными движениями осуществляю задуманное. Тут же сыплются первые сердечки и комментарии. Приятно. Начинаю отвечать и листать ленту, оценивать публикации друзей.

Незаметно для себя увлекаюсь, временно забываю о проблемах и начинаю улыбаться. Особенно радуют восторженные комментарии от знакомых парней. Убитая Балафиным самооценка немного приподнимается.

Когда хлопает дверь в кабинет, даже не обращаю на это внимание. Решаю, что однокурсники начали подтягиваться на пару из кафетерия, и продолжаю лайкать хвалебные отзывы и благодарить за них.

Глава 9

Матвей

Захожу в аудиторию и вижу там Дашку. Она стоит возле подоконника, держит в руках телефон и улыбается чему-то. Как раньше.

В мозгу загораются воспоминания. Мы у меня дома, сидим на диване, я целую её, иногда лениво сжимая небольшую, упругую грудь через ткань платья и тонкий лифчик. Не спешу. Время от времени прекращаю ласкать её губы, просто обнимаю, наблюдаю, как должное, принимаю обожание, с которыми она смотрит.

А Даша едва дышит. Щёки полыхают красным, нежные губы дрожат, а тонкие пальцы впиваются в мою толстовку, цепляются как за чёртову последнюю соломинку.

– Я тебя люблю, – шепчет и прячет лицо у меня на груди.

В тот момент не придаю значения этим словам. Сколько раз я слышал их от девчонок? Не считал. Много.

Я тебя люблю. Это же не в том самом смысле? По-любому. Это ведь было просто – я тебя люблю. А вовсе не – Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! Ты мне нравишься, я не прочь с тобой перепехнуться, в этом же смысле было? Разумеется, в этом! Я и сам так говорю, если нужно уломать. Это просто грёбаные слова и ничего более!

Мотаю головой, пытаясь вытрясти оттуда навязчивые мысли.

Вместо того чтобы сесть на своё место, зачем-то топаю к окну, не сводя глаз с лица Пуговкиной.

Она чувствует это, отрывается от экрана телефона и вздрагивает, встречаясь с моим взглядом.

Тушуюсь, весь внутренне сжимаюсь, но упорно пру в её сторону, стараясь казаться невозмутимым. Как раньше. Мы ведь всегда могли перекинуться парой слов, как однокурсники.

Невольно начинаю вспоминать, как она вела себя ещё на прошлой неделе. Заглядывала мне в глаза снизу вверх, улыбалась, краснела, если вдруг обращался к ней. Слушала с величайшим вниманием, ловила каждое слово, во всём соглашалась.

Сейчас же смотрит настороженно, замерла, как будто ждёт удара. Какого, блядь, удара? От меня? Что за мысли лезут в голову? Я не бил девчонок и не собираюсь. Но Пуговкина выглядит именно так, в глазах ужас какой-то плещется, а ещё – ожидание боли.

– Написала зачёт? – прочищаю горло, пересохшее от нежданного волнения.

Обычный вопрос. Его можно задать любой девчонке из нашей группы. Им, этим вопросом, я как бы предлагаю всё забыть, общаться, как будто ничего не случилась. Играть по старым правилам. Просто однокурсники. Не более.

Не отвечает. Молчит и смотрит, не мигая серыми глазюками.

«Может, извинений ждёт?» – мелькает дурацкая мысль.

Но я не готов извиняться. Не готов, и всё тут. Это как будто унизит меня. Получается, нужно признать, что ошибся. Что ступил, облажался. А для меня ошибки – смерти подобны. Взращённое бесконечной гонкой за достижениями эго отказывается их признавать.

Поэтому тушуюсь под пристальным взглядом и собираюсь просто отойти. Но в этот момент её телефон издаёт короткое пиликанье.

Я гораздо выше Даши и стою достаточно близко, чтобы видеть экран её мобильника. Бросаю взгляд, и в сердце будто железным прутом протыкают. Вижу фото Пуговкиной, под которым какой-то придурок, ну судя по дебильной аватарке, пишет что-то, перемежая текст целующимися смайлами.

«Эта троечница мне не нравится. Она мне неинтересна. Пусть переписывается, трахается, да что угодно делает с кем угодно и когда угодно! Мне по херу», – мысленно напоминаю себе.

Но бля, это не помогает! В груди кипеть начинает просто. Едва сдерживаюсь, чтобы не вырвать у неё телефон и не разъебашить его об стену к херам собачьим! В душе такая борьба происходит, что крышу рвёт.

«Дыши, Матвей, дыши, блядь! По фигу, просто по-фи-гу,» – провожу себе внутренний тренинг.

Разворачиваюсь, неуклюже, как робот, и топаю к своему месту. Чувствую, как зашкаливает пульс, как ладони покрываются липким потом. Да что со мной такое? В грудине давит так, что вдохнуть тяжело. Мне бы сейчас мамины успокаивающие капли не помешали!

Это всё не правильно. Не должно так быть! Почему она себя так ведёт? Почему я себя так веду? Что происходит вообще?

Усаживаюсь на своё место подальше от Пуговкиной, делаю несколько вдохов и начинаю анализировать. Подобное со мной впервые. Я спал с девчонками из универа. Пусть не из нашей группы, но всё же. С некоторыми даже встречался. Недолго, правда. Потом прекращал общение, потому что ни с одной из них не видел совместного будущего.

Ха! На самом деле, потому, что ни одна из них не прошла бы жёсткий отбор моих родаков. Но не об этом речь сейчас.

Своих бывших никогда не обижал, всегда старался остаться в приятельских отношениях. Я ведь приличный, хорошо воспитанный человек, блядь!

Как вели себя девчонки? Ну, так же примерно, как и Дашка. Кто-то обижался, кто-то начинал игнорить, кто-то принимал правила игры и сейчас здоровается, как ни в чём не бывало, при встрече в коридорах универа. И если у кого-то из моих прежних девушек начинались новые отношения, меня это не трогало ни разу! Что сейчас изменилось?

Ладно, неважно. У меня реально нет времени об этом думать. День расписан по минутам. После пар надо заскочить в редакцию, обсудить с главредом мой план публикаций на январь. Я скинул ему предварительный список материалов, теперь его согласовали со штатными журналистами и распределили первополосники, новости и остальное. Нужно узнать есть ли изменения, и забрать распечатанный вариант.

Затем выложить пост для мебельной фабрики. У них я веду соцсети. Работа не пыльная, занимает немного времени, но оплачивается лучше, чем все материалы в газете вместе взятые.

Так, дальше: сегодня пятница, а значит, у меня бассейн. С детского сада по настоянию отца хожу на плавание и участвую в местных соревнованиях. Не могу сказать, что очень уж люблю это занятие, просто привык. Вечером ужин у родителей. Потом нужно дописать материал для «вечорки». Ну и зубрить билеты к следующему экзамену, само собой.

Привычная унылая жизнь. Но некоторые считают её насыщенной. У меня ведь с детства не имелось свободного времени. Кружки, секции, репетиторы, школа, подготовительные курсы. При этом учиться нужно идеально. Только на отлично. Во всём, в любой деятельности быть лучшим. Это охренеть, как выматывает.