Она жертва домашнего насилия, вынужденная бежать из дома. Он начинающий рок-музыкант, настойчиво добивающийся признания. Странная встреча диаметрально противоположных людей из разных миров и культур.
История о любовной зависимости и попытке её преодолеть. Рассказ о том, когда желание спрятаться от жизни, заканчивается испытанием сделать выбор.
========== 1 глава ==========
Если любовь приносит лишь страдания,
то лучше я буду жить нелюбимой, одинокой и свободной.
Машина подскочила на ухабе, и Женя непроизвольно поморщилась. Резкое движение отдалось болью.
Она поёрзала на сидении, чтобы сесть поудобней, и перехватила ехидный взгляд Нины.
— Много курить вредно. Много пить вредно. Много есть вредно. Много трахаться трудно.
Нина была супругой начальника её мужа, и, хотя пересекались они нечасто, всегда норовила подколоть Женю на какую-нибудь пикантную тему. Причём делала это с каким-то изуверским удовольствием, не особенно стесняясь в определениях и выражениях. Такая вот успешная и красивая дамочка, считающая, что ей позволено чуть больше, чем всем остальным простым смертным. В тридцать два года она была руководителем банковского филиала (не без помощи мужа, конечно) и, в отличие от Жени, обладала роскошной холёной внешностью. В её присутствии Женя чувствовала себя особенно неловко, смущаясь собственной убогости и острого Нининого язычка.
— Секс — одна из первичных форм власти. Не кисни, малыш. Скоро будем на месте, — Игорь весело ухмыльнулся и крутнул руль с такой силой, что Женя вновь непроизвольно ойкнула.
Она могла дать голову на отсечение, что муж проделал этот пируэт ей назло.
Июнь выдался на редкость жаркий, и они в кои-то веки выбрались на дачу. В качестве гостей Игорь неизменно пригласил своего шефа, пояснив ситуацию грациозной фразой Ларошфуко: «Изысканность ума сказывается в умении тонко льстить». Игорю светило повышение по службе, и он всячески подмасливал ситуацию, подкалывая самого себя за лесть и подхалимаж тонкими эстетическими эпитетами. Этот аристократический ментальный мазохизм был очень в его стиле, позволяя тонко и ехидно подшутить над самим собой и одновременно сверкнуть энциклопедическими философскими познаниями.
Дача принадлежала родителям Игоря, профессорам Петербургского университета, и располагалась на берегу красивейшего лесного озера, в отличие от шести заросших соток, которыми владели родители Жени. Их семьи происходили из разных социальных слоёв, и в последнее время интеллигентная матушка Игоря напоминала об этом факте, совершенно не стесняясь.
Автомобиль миновал не особенно хорошую грунтовку и вырулил к сухой песчаной поляне, поросшей высокими и ровными, как свечка, корабельными соснами.
Дача была очень старая, построенная в начале прошлого века, но содержащаяся в отличном состоянии и изобилующая милыми башенками и просторными верандами.
— Приехали, — и Игорь нарочито громко хлопнул дверью их «Лады Гранта», купленной в рассрочку. Всякий раз, когда они выбирались куда-нибудь в компании Олега и Нины, муж недвусмысленно намекал, что родители Жени вполне могли бы подсуетиться, тряхнуть подкожными и приобрести для зятя другой автомобиль, более подходящий для его семейного положения и нарастающего карьерного уровня. Наличие этого скромного произведения отечественного автопрома больно ударяло по его самолюбию, и Женя никак не решалась спросить, почему Игорь с такой настырностью возит приятелей на своей машине.
Впрочем, её неудобные вопросы давно стали лишними, и Женя стремительно запахнула разрез полосатого платья-халата, чтобы прикрыть огромный лиловый синяк, который растекался по всему бедру.
— Вода как парное молоко, — Нина резво сбросила босоножки и, не опасаясь за подол шикарного шёлкового сарафана, пробежалась по мягкой песчаной отмели, — ура!!! Женька, айда купаться!
— Да-да, я сейчас, — и Женя машинально поискала глазами Игоря, безмолвно спрашивая его разрешения.
— Иди, — коротко бросил он, — только закрытый купальник надень и парео. Нечего сверкать своими костями.
Пока мужчины раскладывали шезлонги и налаживали мангал, Женя открыла дверь и нырнула в чуть влажную прохладу дома, прошла в дальнюю комнату и предусмотрительно повернула в замке ключ. Старинное мутноватое зеркало отразило невысокую смуглую девушку с тёмными коротко постриженными волосами. Она была симпатичной, даже очень, особенно хороши были её глаза, миндалевидные, приподнятые к вискам, чистого зелёного цвета, если бы не испуганный, даже затравленный взор. Женя застенчиво отвела взгляд даже от зеркала, словно опасаясь саму себя, и начала поспешно разыскивать в сумке купальник.
Её монокини был предельно простым и максимально закрывал тело, что было очень кстати, учитывая, что по спине, бёдрам и животу расплывались чёрные и густые, совсем свежие кровоподтёки.
История её отношений с Игорем была стандартной. Незадолго до знакомства Женя перенесла унизительное и громкое расставание с молодым человеком, которого знала со школы и ждала из армии.
Она училась на втором курсе университета и в какой-то момент начала общаться с другом своего одногруппника, которого знала по прошлогодним играм в КВН. Он учился на математическом факультете и оказался очень интересным человеком: писал стихи, обожал театр, увлекался историей и философией. Первое время они много обсуждали превратности любви и жаловались друг другу на предательство. Игорь рассказал о том, что у него были отличные отношения, но девушка внезапно ушла к другому мужчине. Много старше его, богатому и непривлекательному старикашке. Жене было его очень жаль! Заботливый, добрый, интеллектуальный, тем более к ней он относился очень бережно и заботливо. Быстро подружился с родителями. Вскоре они поженились, и Игорь постоянно мечтал о будущем ребёнке.
А вот момент разлада Женя вспомнить так и не могла. Это произошло исподволь, постепенно.
Началось с мелочей. Сперва это были обидные колкие упрёки, удивительно попадающие в цель, долгие обиды, нежелание мириться.
2 глава.
— Женя, мне очень жаль, но, к сожалению, никак нельзя.
— Да, но мы же договаривались.
— Прости, пожалуйста. Очень сожалею. Я сама не ожидала, что так получится.
— Как же так?
Внезапно Женя ощутила такую всепоглощающую усталость, что едва не стекла по стене на пол.
Она стояла на пороге стандартной муниципалки перед своей школьной подругой Мариной. Маринка выскочила замуж практически сразу после окончания школы. Её избранником стал иноземный аспирант, который находился в Петербурге по какой-то мудрёной программе обмена кадрами. Школьная подруга окрутила впечатлительного научного работника в один момент, и уже через два месяца после знакомства счастливая парочка сыграла шумную международную свадьбу. Маринка укатила за границу почти десять лет назад, и, пожалуй, только одна она знала о истинном положении вещей, которые творились в семье Жени.
Всё это время они аккуратно переписывались; сперва обмениваясь классическими бумажными письмами, а потом, при наступлении эпохи интернета, частенько беседовали по скайпу. Именно Маринка стала идейным вдохновителем Жениного побега и сама предложила пожить в её квартире. По крайней мере, первое время, пока острота проблемы не сгладится и Евгения не устроится на новом месте жительства самостоятельно и с полным комфортом.
Весь последний год они стабильно переписывались по электронной почте, тщательно прорабатывая каждый шаг их совместного плана. До нынешнего момента Женя жила в полной уверенности, что не окажется за границей голым человеком на голой земле.
— Женечка, прости. Это просто какой-то ужас. Свекровь неожиданно слегла с инсультом, а свекор просто старый маразматик, который самостоятельно не может ступить и шагу, — Марина говорила так быстро, будто боялась, что Женя может её прервать и вставить свои обвинительные претензии. — Мне приходится не только навещать свекровь, дай ей Бог здоровья, такая терпеливая и мудрая женщина, но ещё и обихаживать свёкра. А у меня дети. Олаф совершенно отбился от рук: у него сплошные двойки и уже пять прогулов в художественной школе. А у Стефании такая аллергия, что я вынуждена почти ежедневно проводить в доме влажную уборку и возить ей в школу специальные домашние обеды. Ну, а Герт... Что Герт? Он весь в своей науке и откровенно считает, что гиперопека над детьми ни к чему хорошему не приведёт. Нет, ты слышала? Гиперопека? Когда ребёнок весь покрывается сыпью и беспрерывно кашляет, а из Олафа растёт хулиган и бездельник.
— Да-да, — Женя машинально кивнула головой, чувствуя, что слова Маринки доносятся до неё как сквозь вату. Ещё три недели назад Марина писала, что их план остаётся в силе и Евгения может жить в квартире романтичного аспиранта столько, сколько пожелает душа.
Если бы она была хоть сколько-нибудь менее доверчивой, то такой безразмерный Маринкин альтруизм раскусила бы гораздо раньше. Школьная подруга в тихой и благополучной стране превратилась в скучающую безработную домохозяйку. Женины откровения о семейной жизни в её глазах выглядели как подробности низкопробного дамского романчика. Вся их переписка была для Марины всего лишь увлекательной игрой с преодолением многочисленных квестов, и визит Жени оказался душераздирающим откровением. И хотя Марина выглядела, положа руку на сердце, совершенно обескураженной, продолжала активно отпираться.
— Женечка, я непременно постараюсь тебе помочь. У тебя есть деньги? Подожди, вот возьми. Надеюсь, этого на первое время хватит. Я, как только расквитаюсь с проблемами, обязательно тебя поддержу. Женюша, всё будет хорошо. Мы непременно прорвёмся. Мы сделаем их вместе. Вот увидишь, они у нас ещё попляшут, — кого Марина именовала множественным родом «они» Женя так и не поняла, а подруга продолжала тарахтеть: — Их всех надо непременно привлечь к суду, а поведение Игоря сделать достоянием общественности. Пусть все знают, какой он на самом деле «скромный» и «тихий» человек.
— Мам, ну ты скоро? — на пороге квартиры показалась крупная румяная девочка, которая так аппетитно уплетала апельсин, что яркий оранжевый сок обильно стекал у неё по подбородку. — Мы с Олафом уже закончили первую партию. Теперь твоя очередь. Здрасть, — небрежно бросила она и заканючила противным гнусавым голосом: — Мам, ну сколько можно болтать? Сейчас дедушка звонил, хочет приехать. Спрашивает, не надо ли нам чего?
— Да-да, — машинально кивнула Женя, — всего хорошего. Не беспокойся за меня, я найду, где устроиться. Обязательно увидимся.
Евгения, игнорируя лифт, медленно спустилась вниз и вышла из подъезда на улицу. Уже за дверями она осознала, что сегодня видела Марину последний раз в жизни. Ей не хотелось думать о таком глупом вероломном предательстве, но мысли то и дело возвращались к короткой сцене, которая последовала буквально минуту назад. Маринка выглядела такой перепуганной и удивленной, что её стало даже немного жаль. Женя миновала тихий дворик со сказочной детской площадкой и вышла на тихую улочку, освещенную круглыми желтоватыми фонарями. Состояние было странным. Евгения чувствовала себя совершенно выжатой. Сказалось безумное нервное напряжение последних дней. И хотя она проспала почти всю дорогу, сон облегчения не принёс. Девушка чувствовала себя самым настоящим параноиком и всякий раз судорожно оглядывалась и вздрагивала, если на улице встречался человек, более или менее похожий на Игоря. Жене казалось, что муж отследил все её перемещения и сейчас тайком следует по пятам, чтобы вернуть легкомысленную беглянку в лоно семьи.
Женя прошла до конца тихого переулка и оказалась на проспекте. Здесь было оживлённей, и она невольно заинтересованно вскинула голову, чтобы рассмотреть незнакомую архитектуру получше. Рядом прогремел трамвай, тёмно-зелёный, совсем небольшой, словно игрушечный. Тоненько взвизгнул на повороте, и Женя снова нервно вздрогнула.
Город был выстроен в стиле «северный модерн» (по крайней мере, такие сведения содержались в интернете), и в первый момент производил впечатление строгости и холода. Здания были массивными, в основном без архитектурных излишеств, скорее всего очень старые, но содержащиеся в наилучшем состоянии. Сначала тёмные приглушенные цвета, грубая кладка и массивные детали показались Жене скучными, но вскоре она обратила внимание, что верхняя часть стен покрыта текстурированной штукатуркой или отделочным кирпичом, а во всех элементах отделки прослеживаются орнаменты, вдохновленные северным фольклором, образами северной флоры и фауны. Майолика, мозайки, цветная керамическая плитка. Здания были громоздкими, свободными от мелких деталей, но контрастные сочетания цветов, разнообразие оконных проемов и их сочетания с простенками превращали город в ожившую северную поэму. В него нельзя было не влюбиться.
Утро для Жени наступило ближе к полудню. Она с трудом разлепила опухшие глаза и обнаружила, что её новые знакомые уже встали (а, может быть, даже не ложились). Она осторожно повернулась на бок и с интересом обнаружила, что вопреки её представлениям о рок-музыкантах, в помещении чисто, от наволочки пахнет кондиционером, а в кухонном уголке нет грязной посуды. Это открытие её почему-то разозлило. Институт благородных девиц, а не пристанище новоявленных бунтарей. На самом деле воспоминание о собственном поведении в баре отозвалось мучительным стыдом, и каплющий яд был лишь жалкой попыткой замаскировать жгучее чувство неловкости.
А ещё Жене было по-прежнему страшно. Столь длительный семейный прессинг не мог пройти даром. Она машинально вжалась в спинку дивана, размышляя, как поскорее покинуть это место, не вызывая лишних вопросов и не создавая очередных проблем. Тем не менее подъём затягивался. Она колебалась. Несмотря на сосущее чувство страха, Женя испытывала вполне объяснимое любопытство. Да, она боялась и стеснялась будущей реакции на своё нечаянное вторжение, и тем не менее, очень глубоко в душе, ей было интересно. Вчера, покидая дом Марины, Женя испытала огромное чувство безнадёжности. Мрачную обречённость, что она действительно осталась голым человеком на голой земле. И грубоватая забота парней неожиданно породила надежду обрести нечто новое и в конечном итоге прилепиться к более сильному, как с Женей случалось практически всегда.
Сейчас парней было двое. Ирокезнутый Ольгерд и малыш-барабанщик Тони были одногруппниками, играли одну и ту же музыку, но более несхожих людей Женя представить себе не могла. Скорее всего, они были ровесниками, но если Ольгерд, как Карлсон, производил впечатление мужчины в самом расцвете сил, то Тони выглядел абсолютным мальчишкой. Худенький, даже тощий и вряд ли возмужавший в будущем, он был откровенно страшненьким. С толстым массивным носом, маленькими глазами и тонкими бесцветными волосами, которые казались несвежими даже после мытья. И тем не менее, несмотря на самую заурядную внешность, Женя каким-то шестым чувством поняла, что парень не просто мягкий и благодушный человек, но ещё и неисправимый ходок. Убеждённый ловелас и дамский угодник. Красивое и звучное имя Тони ему категорически не подходило, и про себя Женя окрестила парнишку Тонькой.
В отличие от Тоньки Ольгерд выглядел настоящим красавцем, той изысканной арийской внешности, которая в реальной жизни встречается нечасто. Высокий лоб, идеально очерченный нос, впалые щёки. Им невозможно было не любоваться. Впрочем, всю утончённость его лица и великолепной фигуры подгаживала высокомерная улыбка. Даже расхаживая по студии в одном полотенце, Ольгерд выглядел презрительным и надменным. Его роскошный белоснежный ирокез сейчас уныло свисал на один бок, а расписанный татуировками торс вызывал желание рассмотреть эти картинки повнимательней.
Мартина сейчас не было, и Женя, которая испытывала к нему что-то вроде благодарности, почувствовала себя ещё более неуютно.
— Вставай, алкоголичка! — Ольгерд больно тряхнул её за ногу и отошёл к кухонному столу, чтобы закурить, — проспалась? Не знаю, что тебе наплёл Мартин, но тебе пора отправляться домой. Нам надо репетировать.
— Да-да. Я встаю, — Женя неловко засуетилась. Схватила кроссовок. С грохотом его уронила и, мучительно покраснев, зачем-то прошептала: — спасибо!
— Собирайся поживей. Мы и так из-за тебя много времени потеряли.
А вот это было обидно. В носу предательски защипало. Женя и сама не поняла, почему слова Ольгерда задели её так глубоко.
— Репетировать? — Тонька влез в разговор, — а пожрать?
— Марти в магазин пошёл. Потерпи, — Ольгерд глубоко затянулся и бесцеремонно выпустил дым в сторону Евгении. Похоже, что она его раздражала, — сейчас придёт, лазанью сварганит или капонату.
— Почему не знаю? — Тонька, который сидел на соседнем диване в одних лишь смешных семейных трусах, сочно потянулся, — капо... чего?
— У Мартина спроси. Кто у нас специалист по итальянской кухне? — Ольгерд присосался к бутылке с минеральной водой и в один присест опустошил её до половины. Похоже, парня мучило похмелье, — А ты давай быстрей. Пошевеливайся!
Женя засуетилась, пытаясь найти свои носки и рюкзачок. Носки обнаружились на какой-то горячей трубе, а вот заплечной сумки нигде не было.
— Я свой рюкзак найти не могу, — жалобно пролепетала она и почему-то посмотрела на Тоньку, словно ища у парнишки поддержки.
— Да подожди ты, — Тонька лениво сполз с дивана и, с треском подтянув трусы, направился к лежащим на столе сигаретам, — Ольги, не гони. Давай спокойно позавтракаем. На улице дождь. Не гнать же её в шею.
— Нам репетировать надо, — недоброжелательно отозвался Ольгерд.
— Бесполезно. Я без еды даже простые биты не сыграю. О, кажется, кто-то идёт, — Тонька глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри и мучительно закашлялся.
— Ольги, посмотри, кто там?
— Угадайте с луком, с яйцами, но не пирожок? — раздался знакомый голос, хлопнула входная дверь, и ноги обдало холодом: — Ответ: Робин Гуд.
Ольгерд распахнул дверь, и на пороге вырос Мартин, весь нагруженный пакетами и покрытый водяной пылью.
— Ну и погодка, — он живо сгрузил многочисленные кульки на пол и потянул с себя мокрую и прилипающую косуху.
— Чего сидим? Почему не репетируем? Пытаетесь определиться, кто из вас курица, а кто чиновник?
Мартин разговаривал быстро, но тем не менее важно, почти демонстративно оттягивая внимание на себя и отлично давая понять, кто здесь руководитель.
— Чего? — удивлённо протянул Ольгерд.
— Оба могут часами сидеть на яйцах. Только курица не безрезультатно.
— Ага! Счас! — Тонька выудил из пакета молодую морковку и схрумкал сочный овощ в один присест, — я есть хочу! У меня сил нет.
— Ну-ну, Святой Антоний. Вчера развлекаться сразу с двумя силы были.
Мартин начал выгружать продукты, а Тонька оскорблённо передёрнул плечами:
Женя вышла из очередного офиса и горько вздохнула.
Чего она, собственно, ожидала? В чужой стране, без вида на жительство, без диплома. Даже неквалифицированный труд ей предлагали неохотно. Нужны рекомендации, медицинские документы, миграционные справки. Похоже, действительно придётся вернуться, и тогда трудно себе представить, какое продолжение её ждёт.
Женя миновала длинный шумный проспект и свернула к хостелу, в небольшой переулок, который шёл под уклон. Что теперь скажет Игорь? Ведь, если положить руку на сердце, она его боится. Боится до печёночных колик. И вряд ли сможет объяснить имитацию собственной смерти толково, не теряя с головы корону и толково выдвигая свои претензии.
А ведь всё так хорошо начиналось. Что она пропустила в их отношениях? Когда прозвучали те тревожные звоночки, от которых стоило насторожиться?
Кажется, это произошло очень быстро. Меньше чем через месяц после того, как они начали встречаться.
Когда Женя вышла из здания университета, Игорь ждал её возле памятника универсанту. В руках он держал огромный букет пионов вперемешку с турецкими гвоздиками. Нелепый косматый веник, собранный в магазине, скорее всего, самим покупателем. Но Женя всё равно невольно заулыбалась во весь рот. Было очень приятно, что её мимолётная фраза о любимых цветах не осталась незамеченной. Игорь вообще был предельно внимательным человеком, и временами Женя ловила себя на мысли, как ей сказочно повезло. За то недолгое время, когда они встречались, он успел выучить Женины любимые фильмы, духи, сорта мороженого и теперь вот цветы. Вряд ли кто-то из девчонок их потока мог похвастаться таким галантным кавалером. А ближайшая подруга Маринка вообще часто жаловалась, что её иностранный аспирант полностью согласен с феминистическим движением в родной стране, совершенно не делает Маринке комплиментов и считает, что брак — это отношения исключительно партнёрские.
Для Жени это звучало дико. Все её представления об отношениях мужчины и женщины укладывались в простую схему. Основная задача мужчины — быть добытчиком в семье. Основная задача женщины — создавать и развивать домашний уют, обеспечивать для мужчины надежный тыл и покой. Ничего другого она представить себе не могла.
— Здравствуй!
— Здравствуй! Какие шикарные цветы!
— Это тебе!
— Спасибо, — она обхватила прохладную скрипящую охапку и осторожно прижала к себе. До сих пор таких замечательных и, наверное, дорогущих букетов ей не дарили.
— Куда пойдём? — поинтересовался Игорь, — погода просто чудесная.
Женя раздумывала всего секунду. Скорее всего, букет стоил огромных денег, а Игорь такой же небогатый студент, как и она. Конечно, было бы неплохо посидеть в милом кафе с видом на Неву, тем более что Женя ужасно проголодалась, но неудобно разводить молодого человека ещё и на угощение. Она не умрёт, если они просто побродят по набережным или посидят в Академическом саду. Дома Женю всегда учили быть скромной, тем более что встречаются они относительно недавно.
— Пойдём, просто погуляем, — предложила она, — погода и вправду чудесная.
Они пошли вдоль гранитного парапета и через несколько минут спустились к самой воде. С Невы тянуло прохладой, и Игорь любезно накинул на Женины плечи свой пиджак.
— Так хорошо сейчас. Обожаю лето, — Женя улыбнулась его немудрёной заботе и в тот момент, когда Игорь застёгивал на пиджаке пуговицу, осторожно прикоснулась к его руке. Он сжал её пальцы в ответ и осторожно поднёс Женину ладошку к губам.
— Ты моя родственная душа!
Игорь подстелил на камни свою папку для бумаг и уселся рядом:
— Мне так хорошо с тобой.
Женя нырнула под его подставленную руку и прижалась к груди. Ей действительно было хорошо, и она умиротворённо прикрыла глаза, прислушиваясь к ровному гулкому пульсу.
— И мне тоже хорошо, — Игорь прижал её покрепче.
— Не спеши молчание нарушить... Говоря ненужные слова... Если ты желаешь слышать душу... Посмотри внимательно в глаза, — процитировала Евгения.
Игорь обхватил её голову руками и пристально взглянул в глаза:
— Ты моя зеленоглазая ведьмочка. До тебя мне никто не говорил таких слов.
— У тебя до меня было много девушек? — без особого интереса спросила Женя и откинулась на его плечо. По большому счёту ей действительно было всё равно. Какая разница, кто был у Игоря до неё, главное, что развивается между ними сейчас.
— Какая разница, что было до тебя, кто верил, предавал, уходил. Мы можем всё начать с нуля, лишь бы ты опять полюбил. Какая разница, что было до меня, кто разорвал твою душу на части. Постепенно влюбляясь в тебя, я укрою собой от напасти... Какая разница, что будет после нас, мгновения с тобой заменят вечность. Огонь души во тьме бы не погас. И мы вдвоём познаем бесконечность.
Они немного помолчали, глядя на сверкающие под солнцем холодные воды Невы.
— Это твои стихи? — тихонько поинтересовалась Женя.
— Угу, — Игорь сдержанно кивнул, — совсем недавно написал. Просто думал о тебе, ну и... как-то само собой сложилось.
Уже много позже Женя наткнулась на эти строчки в интернете. Автора звали Юлия Емельянова. На тот момент их отношения уже были безнадёжно испорчены, и она констатировала этот факт с лишь с грустной улыбкой.
— Очень красиво, хотя звучит грустно, почти безнадёжно.
— Видимо, да, — согласился Игорь, — дело в том, что до встречи с тобой меня никогда не любили достаточно.
Фраза показалась Жене непонятной. Что значит любить достаточно? Тем более проверить её чувства у Игоря пока не было ни времени, ни возможности. Они встречались так недолго, что, по Жениному мнению, даже не успели познакомиться достаточно близко. Она ничего не знала о его прошлых связях, Игорь ничего не знал о ней.
— Я ведь тебе говорил, что у меня была девушка? Наверное, надо рассказать тебе о ней, чтобы больше никогда не возвращаться к этому вопросу. Не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки.
Работа всё же нашлась: Женю взяли разносчицей еды в какую-то сомнительную полулегальную фирму, где хозяином был толстый выходец из Азии по имени Али. С вечно закрытыми сонными глазами и жирный в самом прямом смысле этого слова. Его футболка и фартук были насквозь пропитаны маслом и специями, отчего хозяин заведения напоминал толстый промасленный пончик. В фирме работала вся многочисленная семья Али, плюс несколько молчаливых и мрачных мигрантов. В первый же день сын Али (по сути дела, сопливый подросток лет пятнадцати) сказал Жене несколько слов на своём языке и попытался ущипнуть за попу. Она без труда догадалась об их скабрёзном содержании и брезгливо отшатнулась в сторону. Потом он неоднократно строил ей неприятные рожицы и делал расплывчато-пошлые намёки.
Рабочий день начинался в пять утра и заканчивался по мере доставки последнего заказа. Вместе с ней работал худенький и угрюмый парнишка, кажется, выходец из Украины или Беларуси (Женя не поняла). Парнишку звали Алесь, и он был полностью глух на левое ухо — в детстве его оттаскал за уши отчим, после чего мальчишка практически перестал слышать. Эти сведения он пробубнил ровным монотонным голосом, из чего Женя заключила, что общаться с Алесем бесполезно. Порой он мочился под себя, и запах от него был невыносимый. Парень нередко выпивал, и в эти дни его заказы сваливались на Женины плечи. Целыми днями она таскалась с коробом за плечами и к вечеру буквально валилась с ног от усталости. Короткий сон не приносил облегчения, лёгкие непрактичные кроссовки истрепались, и впереди замаячил призрак ранней холодной осени без соответствующей одежды и обуви.
Так прошло около трёх недель.
В первые дни Женя чувствовала себя более чем неловко. Ей всё время казалось, что в любой момент она может встретить знакомых. Ей было невыносимо стыдно, что она, пусть и недоучившийся, но подающий надежды журналист и фотограф, занята таким жалким и унизительным трудом. Её амбиции до сих пор не угасли, и это убогое занятие вызывало жгучее чувство досады. Впрочем, она довольно быстро стала тупеть от усталости, и чувство позора несколько притупилось. А вот мысли о том, что надо возвращаться домой, посещали Женю всё чаще и чаще. Единственное, чего она не могла объяснить, состояло в том, что дом ассоциировался исключительно с Игорем. Порой она чувствовала себя так, словно их связывала невидимая пуповина, обрыв которой грозил перекрытием кислорода и неминуемой смертью.
В дальний и неблагополучный район она забрела к концу третьей недели.
Женя шла по темному пустому переулку, и в голове у нее звучал ровный менторский голос Игоря. Она не могла заставить его замолчать и пыталась верить, будто сама перебирает в памяти различные моменты их общения.
«Ну вот опять про свою ерунду рассказываешь».
«Снова про твои проблемы, давай о чем-нибудь веселом поговорим».
«Хватит реветь, иди перед своими родственниками дебильными слезы лей».
Наверное, ей надо было насторожиться ещё тогда, после чаепития у бабушки, когда Игорь изъявил желание заказать детализацию звонков и установить геолокацию, а по сути дела, навязывал тотальный контроль за её действиями и передвижениями.
Тем не менее он не уставал повторять, как он о ней беспокоится и переживает за каждый её шаг. И главное, как ему хорошо с Женей, какая она отзывчивая и хорошая.
Она ещё не понимала, что хороших людей не любят, их используют! Что произошло после того момента? Когда Женя почувствовала, что боится радоваться, что разучилась смеяться, что боится быть весёлой и раскованной?
«Ах, Игорь, ведь это всё из-за тебя», — Женя осмелилась думать о муже плохо и содрогнулась от собственного вольнодумия.
Почему он упрекал Женю в том, что ему приходится проявлять огромное терпение в её отношении почти в каждом разговоре? Почему она не понимала, что жертвенность и терпение хороши там, где они взаимны; где и ради тебя пожертвуют. Например, встретят после работы в ночи или избавят от необходимости мыть посуду после тяжелого рабочего дня. Где любящий человек знает о том, что у тебя прохудились кроссовки или закончился крем. Ведь любовь — это взаимная забота и поступки, а не только вздохи под луной.
Она спрятала лицо в высокий ворот свитера. Ещё пару дней назад солнце было жарким, пели птицы и с моря дул лёгкий прохладный ветерок. Из одежды футболка и джинсы. Но позавчера налетела гроза, обложные свинцовые тучи обрушили на город колкий проливной дождь. Утром значительно похолодало, а вода в заливе поднялась выше ординара.
Шагать с тяжеленным коробом за спиной было так трудно, словно его нагрузили кирпичами.
Ветер задувал в капюшон, руки леденели, пальцы ныли и не разгибались.
Шаги отскакивали от брусчатки ровными звонкими щелчками.
Вокруг не было ни души. Окраина, начало первого. Циклон загнал под крышу даже бездомных и местную арабскую молодежь. Женя пошла быстрей, побежала.
В дальнем дворе горел один-единственный фонарь. Женя растерянно остановилась, пытаясь сориентироваться по навигатору. Хорошо, что это последний заказ. Кажется, Али что-то напутал. Телефон показывал, что она находится в промзоне. Девушка тревожно огляделась — впереди был абсолютный мрак. Где-то неподалёку шумело море, и в вое ветра отчётливо угадывалась тоскливая и жуткая песня. Али не обрадуется, если она не сможет осуществить доставку. Вычтет стоимость из её зарплаты, а она и так сущие копейки.
Женя ещё раз огляделась. Из-за воя ветра не разобрать, но такое ощущение, что вдалеке послышались шаги.
Внезапно ей стало жутко. Впереди пустая тёмная улица. Мокрый фонарь раскачивается с мертвенным скрипом. Женя нервно оглянулась назад. Такое ощущение, что в каждом тёмном углу притаились зловещие фигуры. Стоит отвернуться, и на её шее тут же сомкнуться чьи-то ледяные пальцы.
Где-то в самом начале улицы показалась рослая мужская фигура. Не лучший вариант спрашивать дорогу, но, похоже, у неё нет другого выхода. Женя подождала, когда мужчина поравняется с ней.
Утро было уютное. Кровать располагалась недалеко от окна, и Женя чувствовала, как сквозь июньскую листву проглядывают первые лучи солнца. Пока ещё не горячие, деликатно прикасающиеся к коже.
Она сладко потянулась и села на постели. Наверное, впервые за долгое время девушка почувствовала себя не просто отдохнувшей, а счастливой. Просто так, без всякой причины. Оттого, что здорова. Оттого, что не надо прислушиваться к звукам в соседней комнате. Что никто не испортит прекрасно начавшегося дня беспочвенными придирками и оскорблениями.
Женя слезла с постели, подошла к окну и отодвинула штору.
Её дом располагался в старом тихом районе. За невысокими кирпичными домиками раскинулся серо-свинцовый залив. Справа, чуть на горушке, был старинный лютеранский собор. По одну его сторону заросли малины и отцветающей черёмухи. По другую — густые яблоневые сады.
Женя не спеша влезла в джинсы, поискала в комоде свежую футболку. Вещей было катастрофически мало, и она легонько вздохнула. Она девушка, и ей хочется быть привлекательной. Хочется нарядов и комплиментов. Отсутствие Игоря очень быстро дало понять, насколько она привлекательна. Удивительно, но Женя как будто ожила. Стала замечать заинтересованные взгляды мужчин. Перестала пугаться проявления внимания. Снова почувствовала себя молодой привлекательной особой, и знакомство с разношерстной мужской компанией в рок-баре не оставили в этом факте ни малейшего сомнения.
Отсутствие гардероба — такая мелочь. Разве она имеет значение, когда ты свободна? Когда не надо отчитываться за каждый шаг, когда нет постоянного чувства напряжённости и страха?
Женя натянула серую трикотажную майку и снова едва заметно вздохнула.
Прошла на кухню.
Местный хлеб тоже был ржаным, но совсем пресным и более плотным по консистенции. Совсем не таким вкусным, как родные дарницкие горбушки. Нечто серое и скучное, как кусок плотного гофрированного картона. А вот масло было настоящее, деревенское, с нежным сливочным вкусом, которое буквально таяло во рту и напоминало мороженое. Женя сварила кофе, намазала ещё один бутерброд и опустилась в старое кресло возле окна.
Почти у самого стекла качнулась ветка с набухшими цветками сирени. Точно такая же, как росла возле её окон в Санкт-Петербургской родной квартире.
Внезапно ей стало так невыносимо грустно, что в груди всё сжалось от подступающего рыдания. Она снова почувствовала себя беспросветно одинокой и едва не заревела в голос. Такой славный день, а ей попросту некуда пойти.
Нет ни одного человека, с которым можно было бы просто провести время.
Женя машинально откусила новый кусок и торопливо сглотнула слезы. Она сама выбрала этот путь, и нечего жаловаться на нахлынувшую ностальгию.
Конечно, можно скоротать долгожданный выходной, просто изучая город или его окрестности. Посидеть в одиночестве на чистом песчаном пляже, который располагается совсем неподалёку, или побродить по холодным каменным улочкам в центре, но ей нестерпимо хотелось общения. Просто без всяких откровений и душеспасительных бесед. Провести время со спокойным адекватным человеком, слушая чужие рассказы и рассматривая новую окружающую обстановку.
Разумеется, можно наплевать на гордые амбиции и пойти в гости к Маринке. К слову сказать, после того злополучного визита они так и не виделись, Женя держала слово и не звонила, Маринка по этому поводу не заморачивалась.
Можно было позвонить Алесю. Женя чувствовала в парне родственную душу, но идея выгулять закомплексованного и не совсем здорового парня показалась ей сомнительной.
Был вариант пойти в бар к Мартину, но Женя его стеснялась и дальнейшее развитие дружбы рассматривала как самый крайний вариант.
Странно, но Жене почему-то казалось, что первое любопытство новых знакомых будет состоять в вопросе, каким образом она оказалась в их городе. Как решилась на побег от абъюзера и что жертве домашнего насилия мешало уйти от агрессора в течение многих лет?
Она не могла объяснить, почему именно этот факт станет камнем преткновения в развитии их дружбы. Скорее всего, что её прежнее общество искренне считало, что если женщину бьет муж — она ему это позволяет. А также что домашнее насилие — это то, что случается только с маргиналами, пьющими малообразованными людьми из низших слоев общества, а умная и интеллигентная женщина никогда не может попасть в подобную ситуацию уже по умолчанию.
Женя неоднократно задумывалась о том, почему ей всегда было стыдно не просто попросить помощи, но даже объяснить, почему она хочет уйти от идеального мужа, ведь в глазах друзей их брак был пределом возможного благополучия и тотальной заботы.
Как признаться хотя бы себе, что это не просто муж «срывается иногда», а что ты — почти феминистка, умная, начитанная и не имеющая ничего общего с ужасами глубокой провинции — жертва домашнего насилия.
Такие гадкие и позорные вещи случаются только с другими. Она же не тупая деревенская курица, которую лупит пьяный муж. Просто он устаёт, срывается иногда, просто у него характер такой, просто он слишком сильно тебя любит. Раздражительность как черта характера. Ну синяков же нет. По крайней мере видимых. Ну разве швырнуть на пол — это рукоприкладство? Ну даже в течение часа швырять — это разве рукоприкладство?
И так далее, и тому подобное.
Женя так и не могла сформулировать, почему дальнейшее становление отношений перейдёт в предельное откровение о злополучном замужестве. Развившаяся подозрительность? Неверие в равные отношения? Разочарование в мужчинах?
Но она не могла соврать даже самой себе, что Мартин ей бесспорно понравился. Добродушный, смешливый, относящийся к самым неоднозначным ситуациям с великодушным спокойствием.
Но тем не менее в нём было что-то властное, требовательное. Деспотичная черта любого лидера, которая потребует от неё унизительных признаний. Стоит ли снова погружаться в пучину таких тяжёлых и неоднозначных отношений?
Женя толкнула уже знакомую дверь и очутилась в душном полумраке репетиционной базы. Порывистый ветер гнал волны дождя, и от этого тепло репетиционной точки показалось особенно уютным.
Мартин позвонил ей сегодня утром и сообщил, что она должна срочно явиться пред его светлыми очами для получения какой-то жизненно важной информации. На самом деле у неё родилось подозрение, что этому клоуну просто хотелось встретиться, а изложить свою просьбу адекватным манером помешал приступ мифической скромности.
Небольшая балюстрада располагалась чуть выше всей репетиционной точки, и несколько мгновений Женя рассматривала помещение, полускрытая небольшим железным барьерчиком. В студии было пусто, и Женя испытала досаду пополам с разочарованием. Когда необходимо поделиться важной информацией, так себя не ведут. Мартина очень хотелось назвать говнюком, таккак он вытащил её в единственный полноценный выходной, и только врождённая деликатность не позволила обматерить приятеля вслух.
Женя спустилась вниз. Почти всю средину комнаты занимала огромная ударная установка. И как это Тонька разбирается во всех этих барабанах, тарелках, кронштейнах и прочих причудливых штуках, назначение которых совершенно непонятно? Женя машинально постучала кончиками пальцев по краю барабана и невольно вздрогнула. Над инструментом был закреплён микрофон, и по всему помещению разнёсся густой и тяжёлый звук. Женя проворно отскочила прочь и тут же рассмеялась.
Пока хозяев нет, можно безнаказанно рассмотреть всё, что ее заинтересовало, сохраняя при этом умное лицо и не задавая глупых вопросов.
Женя обошла студию по периметру. Душевая. Туалет. Чисто и вполне прилично. Даже как-то немного по-женски. Мыло душистое и полотенце пушистое... Интересно, парни убирают сами или порядок поддерживают заботливые наёмные руки?
Чайник в кухонном уголке был тёплый, значит, были совсем недавно. А пустая пачка из-под сигарет говорила о том, что её приятели, скорее всего, вышли в ближайший магазин. Женя провела ладонью по столешнице и сняла с полки фотографию в простой деревянной рамке.
Забавно, но её представления о новых знакомых не так уж верны. Похоже, что вместе они давно. На фотографии обычные мальчишки. Ещё совсем маленькие. Не больше двенадцати-тринадцати лет. И ещё одноклассники.
Ольгерд пока без ирокеза, но уже сверлит объектив надменным взглядом избалованной рок-звезды, капризно оттопырив нижнюю губу. Тони совсем ребенок, в смешной футболке с Микки Маусом. А Мартин непривычно серьёзный. Авторитетно солидный и, кажется, немного напуганный. Рельефные губы сжаты в нитку, а руки, что лежат на коленях, напряжённо стиснуты в кулаки. Опознать можно только по густым кудрям. Лицо совсем чужое. Да и манера держаться кажется крайне непривычной.
Женя поставила фотографию на место.
Стойка с гитарами её заинтересовала постольку-поскольку. Женя осторожно вытащила из гнезда самый первый инструмент и зачем-то взвесила в руках. А она, оказывается, довольно тяжёлая, вызывающая ядовито-зелёная гитара, принадлежащая Ольгерду. Даже странно, как он умудряется скакать с ней по сцене, да ещё попадать в микрофон. Женя поддержала гитару в руках, затем воровато оглянулась на дверь и осторожно перекинула ремень через плечо. Как же она подключается? Кажется, Ольгерд вставлял штекер в большой чёрный ящик, который ребята называли комбиком. Ну, всё правильно. Шнур подошёл идеально.
Первый звук оказался настолько пронзительным, что Женя мучительно поморщилась. На какой-то момент от этого визгливого всхлипа она даже потеряла слух. Подумать только, неужели ЭТИ вопли кто-то слушает добровольно.
Женя старательно наморщила лоб, пытаясь вспомнить самые примитивные аккорды. Её дядя, большой любитель блатных песен и незатейливых городских романсов, однажды показал, как играть в «Траве сидел кузнечик». Женя робко пощипала гитару, пытаясь вспомнить, какие лады надо зажимать и за какие струны дёргать. Вышло мучительно и пискляво. С огромными перерывами и неуверенно-робко. Впрочем, происходящее её вдохновило, и она повторила снова. На этот раз более уверенно. А вот играть было больно. Пальцы почти сразу засаднило от соприкосновения со струнами, и Женя поискала глазами медиатор. Она видела, как этой крошечной штучкой играет Мартин, но ощущение живого прикосновения сразу потерялось, и Женя вернула плектр на место.
Теперь понятно, почему у её приятелей такие грубые и жёсткие руки. Это ж сколько лет надо играть, чтобы нажить такие твёрдые бесчувственные мозоли?
Женя снова проиграла простенькую мелодию и, увлекшись, не услышала, как на балюстраде хлопнула дверь.
— А говорила, что играть не умеет? — хихикнул Мартин.
— Эй, ты! Раз*ебайка, — завопил Ольгерд, — а ну, поставила гитару на место.
Женя испуганно отпрянула, не зная, что последует за гневным воплем. Она невольно сжалась в комок и почувствовала, как сердце моментально ухнуло в пятки. Она отпрянула к стене и уставилась на парней расширенными от ужаса глазами.
— Тихо. Ты чего так испугалась? — Мартин примирительно выставил ладони вперёд, — ну же, сестричка!
После совместного отдыха на озере между Мартином и Женей установилась своеобразная игра. Полушутливые отношения, где Мартин разыгрывал роль заботливого старшего брата, а Женя послушно внимала его наставлениям. На самом деле, она действительно была искренне рада, что прилепилась к более сильному. Будучи по жизни человеком ведомым, она относилась к этим игривым хлопотам более чем серьёзно, тогда как Мартин всего лишь играл роль. Иногда Жене казалось, что при всей своей нарочитой открытости Мартин редко бывает откровенен и за нравом расп*здяя и балагура скрывается чувствительная и проницательная натура.
— Не сердись на Ольгерда. Просто инструмент для музыканта — это очень важно. Порой гитару выбирают тщательнее, чем девушку. Можно?
И Мартин вопросительно посмотрел на друга. Ольгерд проворчал что-то недоброе, но утвердительно кивнул головой.