Глава 1. Развод

Холод каменных стен судебного зала въедался в кожу похуже осеннего сквозняка. Я сидела на неудобной скамье и впивалась пальцами в шершавую древесину до белизны в суставах. Воздух был спертым, пропитанным запахом старых книг, воска свечей и чужим терпким страхом. Каждый вздох отдавался тяжестью в груди. Я пыталась дышать ровно, считать удары сердца, гулко стучавшего где-то в горле, лишь бы не слышать голос человека, который когда-то клялся мне в вечной любви.

Карель стоял рядом, выпрямившись во весь свой драконий рост. Его бархатный камзол отливал благородной синевой, золотое шитье на манжетах поблескивало при каждом плавном, отточенном жесте. Он говорил. Говорил спокойно, веско, подбирая слова с убийственной точностью, и каждое его слово било по мне больнее физического удара.

— Ее одержимость травничеством и окольными практиками, — голос его лился, словно мед, приправленный ядом, — представляет прямую угрозу для психического и физического здоровья нашего сына. Лиан не раз приходил ко мне в слезах, жалуясь, что мать забывает о нем, уйдя в свои магические опыты. Она неспособна дать ему то, что действительно необходимо ребенку его положения — стабильность, порядок, защиту от… ее же собственного пагубного влияния.

Ложь. Каждая фраза — отточенная, наглая ложь. Настоящие воспоминания были совсем другими: Лиан, смеясь, бегал между грядок моей оранжереи; его восторг, когда он сам вырастил первый цветок; его доверчивые глаза, когда я объясняла свойства трав.

— У вас есть что возразить, госпожа Элиара? — голос судьи прозвучал резко, заставив меня вздрогнуть. Он смотрел на меня усталыми глазами человека, видавшего множество подобных сцен.

Я заставила себя поднять голову. Голос сорвался, стал низким, осипшим от сдерживаемых слез.

— Это… неправда. Все неправда. Лиан… он обожает сад, он любит учиться… Мои знания — это то, что защищает его, а не вредит! Я учу его видеть красоту и мудрость мира!

Карель лишь снисходительно улыбнулся, словно я была нашкодившим ребенком.

— Видите, ваша честь? Одержимость. Она даже сейчас, в такой серьезный момент, говорит о растениях, а не о реальных потребностях мальчика. Ее мир — это мир грез, а не материнского долга.

Я увидела, как судья почти незаметно кивнул. В его глазах читалась решимость принять простое, удобное решение. Решение в пользу знатного, влиятельного дракона Кареля с его безупречной репутацией, а не непонятной травницы с ее «оккультными практиками». Той самой, которой бывший муж когда-то сказал: «Я люблю тебя любой, моя Элиара. Твои травы — часть тебя, и я ни за что не стану лишать тебя твоего любимого занятия».

— На основании представленных свидетельств и доводов, — произнес судья, и каждый его звук падал мне на плечи свинцовой гирей, — я склоняюсь к тому, чтобы оставить несовершеннолетнего Лиана на попечении отца, господина Кареля. Матери будут предоставлены права на свидания в установленное время и…

Я не слушала дальше. В ушах зазвенело, комната поплыла, краски расплылись в мутное, слепящее пятно. Язык онемел. Острое, унизительное бессилие сжало горло, не давая вдохнуть. Я проиграла. Проиграла, даже не успев начать по-настоящему бороться. У меня не было его связей, его денег, его ледяной, непробиваемой уверенности.

И в этот момент, сквозь пелену отчаяния и навернувшихся предательских слез, я заметила его.

В глубине зала, в тени арочного прохода, стоял мужчина. Высокий, в темном, строгом одеянии без единого намека на роскошь, он казался частью самой тени. Его лицо было бы невозмутимой маской, если бы не глаза. Пристальные, пронзительные, цвета зимнего неба. Они были устремлены на меня. Не на судью, не на торжествующего Кареля. На меня. В них не было ни жалости, ни осуждения. Был лишь холодный, безжалостный, всевидящий расчет.

Он наблюдал. И в этом взгляде, таком отстраненном и пронизывающем насквозь, была новая, незнакомая угроза, возможно, куда более страшная, чем обвинения моего бывшего мужа.

Судья закончил говорить. Молоток глухо стукнул, ставя точку в моей прежней жизни. Карель бросил на меня взгляд, полный торжествующего презрения, и развернулся, чтобы выйти. Его плащ развевался за плечами, словно флаг на мачте корабля.

Я осталась сидеть, не в силах пошевелиться, сжав в кулаке серебряный амулет в форме листа мяты — подарок Лиана на последний день рождения. Уголок впился в ладонь, и эта боль вернула меня в реальность.

Лиан. Мое солнце. Мой мальчик. Они заберут тебя. И я ничего не смогу сделать.

Кроме одного. Я запомнила того мужчину. Запомнила его глаза. И почему-то поняла — это еще не конец. Это только начало чего-то гораздо более страшного.

Глава 2. Коварное предложение

Я не знала, сколько времени просидела так, окаменевшая, пока шум в зале не сменился гулкой, унизительной тишиной. Придя в себя, я обнаружила, что ладонь разжата, и на ней отпечатался красный след от амулета. Мне нужно было встать. Нужно было дышать. Нужно было найти способ, любой способ, который позволил бы вернуть моего сына.

Ослепительный солнечный свет ударил в глаза, едва дверь здания суда захлопнулась у меня за спиной. Город шумел, как и обычно, — крики разносчиков, стук колес по булыжнику, беззаботный смех. Вся эта нормальность, привычный быт — все казалось сейчас жестоким, циничным издевательством.

И тогда я увидела его снова.

Тот самый мужчина с зимними глазами стоял в тени старого платана на другой стороне улицы, неподвижный и безмолвный, как часть архитектуры. На этот раз он не просто наблюдал. Мне показалось, что он хочет, чтобы я подошла. Сердце заколотилось в тревожном, предостерегающем ритме. Все во мне кричало об опасности, приказывало бежать прочь. Но куда? К кому? Что оставалось у меня, кроме отчаяния? Возможно… Лишь возможно, он хотел предложить мне помощь.

Сделав глубочайший вдох, я заставила себя сделать первый шаг. Затем другой. И пересекла улицу, чувствуя, как под его тяжелым, неотрывным взглядом кожа покрывается мелкими мурашками.

— Госпожа Элиара, — голос этого человека был низким, без единой эмоциональной ноты, по-настоящему ледяной. — Позвольте выразить мои соболезнования. Несправедливость всегда имеет горький вкус.

— Кто вы? — выдохнула я, и мой собственный голос показался мне хриплым и чужим.

— Моя фамилия Кайрен. И я предлагаю вам решение вашей проблемы, — произнес он, не представляясь дальше, словно его имя должно было о чем-то сказать мне.

Неужели известный лорд? Почему же я не встречала его на приемах? Фамилия смутно знакомая…

Он говорил спокойно, взвешивая каждое слово, выверяя предложения. Фиктивный брак. В каком-то смысле даже политический союз. Моя роль — быть ширмой, за которой он скроет свою уязвимость от бдительного ока Совета магов. Его роль — дать мне его статус, новое, безопасное место для жизни. И главное — законные основания оспорить решение суда и оставить Лиана.

— Почему я? — прошептала я, все еще не веря в реальность происходящего, в это унизительное предложение. — Вы могли выбрать кого угодно. Девушку из знатного рода, которая дала бы вам связи, влияние…

— Знатные роды плодят интриги, а не решают их, — отрезал он резко, и в его глазах мелькнула тень чего-то давнего. — Вы — мать, борющаяся за своего ребенка. Это делает вас предсказуемой. И мне ясны ваши мотивы. Кроме того, ваши специфические навыки могут оказаться полезными там, где я живу и работаю.

Он говорил это так, будто покупал на рынке не особо ценный, но практичный и нужный в хозяйстве товар. Во мне закипело возмущение, даже обида, но я подавила их. Он предлагал единственную, пусть опасную, но все же соломинку.

Я сглотнула и опустила взгляд:

— Мне нужно подумать.

— У вас есть сутки, — холодно констатировал он, ни на йоту не изменившись в лице. — Завтра в это же время я жду ваш ответ здесь.

Он повернулся и растворился в толпе так же внезапно, как и появился, оставляя меня наедине с душащим грузом на душе. Продать себя. Продать свою свободу, свое будущее, вступив в фиктивный брак с холодным незнакомцем. Ради призрачного шанса. Ради надежды на жизнь с Лианом.

Если бы кто-то сказал мне, что такое может произойти, я бы рассмеялась. В один день столь унизительно проиграть суд и тут же услышать столь провокационное предложение — разве такое бывает? Выходит, бывает. Что же значит этот брак? Где мы заключим его, где будем жить, что он подразумевает под словом «фиктивный»? С недавних пор я вообще не верила словам. Клялся же Карель в вечной любви, и что с того?..

Я вернулась в нашу — теперь только мою — опустевшую квартиру. Я съехала сюда из дома Кареля, когда швы нашего брака разошлись окончательно, и все равно чувствовала, что живу на его территории. И пусть сейчас она стала моей, проклятье, я бы все отдала за то, чтобы моим остался сын, а не бездушные квадратные метры!

Тишина была оглушительной. Я прошлась по комнатам, везде натыкаясь на вещи Лиана — его незаправленную кровать, разбросанные карандаши, маленький горшок с ростком шалфея, за которым он так старательно ухаживал, деревянный меч…

Когда входная дверь скрипнула, я бросила меч на пол и поспешила в прихожую. На пороге стояла наша соседка, Марта, а за ее спиной, прижавшись к юбке, — мой сын. Мой любимый Лиан! Его глаза были красными от слез, щеки горели лихорадочным румянцем.

— Мама! — он вырвался от Марты и вцепился в меня так, будто боялся, что я вот-вот исчезну. — Он приходил! Папа! Говорил, что я теперь буду жить с ним, что ты… что ты отдала меня! Отдала потому, что я мешаю твоим травам!

Его тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Я прижала его к себе, зарылась лицом в волосы, пахнущие детством, солнцем и моим собственным шампунем, и впервые за этот день позволила себе заплакать.

— Нет, солнышко мое, нет. Я никогда тебя не отдам. Никогда. Слышишь меня? Никогда и ни за что.

— Но он сказал… — всхлипнул сынок.

— Он лжет. Ты — самое важное, что есть у меня на свете. И я сделаю все, абсолютно все, чтобы мы были вместе. Все, что угодно.

Загрузка...