(не) мой новогодний сюрприз

Глава 1.

Идея казалась мне блестящей. Совершенно кинематографичной. Прилететь из красочной Италии, где я гостила у крёстной в предновогодней суете, прямо в ночь на первое января. Без предупреждения. С чемоданом, полным подарков, ворваться в жизнь моего жениха под бой курантов. Я представляла его удивлённые глаза, крепкие объятия, смех и наш первый совместный Новый год. Романтика.

Мы были вместе всего полгода, но всё шло как по нотам. Артём — популярный футболист, я — начинающий бьюти-блогер, для которой такой союз был не просто личным выбором, а удачным, очень правильным пиар-ходом.

Моя семья, хоть и статусная, но консервативная; скандалы и мимолётные романы были не для их дочери. А помолвка с надёжным, медийным, успешным мужчиной? Это красиво. Это то, что нужно для репутации, для роста аудитории.

Артём, в свою очередь, тоже, казалось, был без ума. Осыпал вниманием, подарками, клялся в вечной любви. Иногда его пыл казался слишком идеальным, выверенным, как удар с центра поля. Но я отмахивалась от сомнений. Мне нужен был этот брак. А любовь… Любовь можно было вырастить потом. Или сделать вид. Я ведь умею создавать безупречный образ.

Я знала, что Артём не любит шумные праздники. Говорил, что Новый год для него — обычный выходной. Поэтому я была уверена: застану его одного в его роскошной квартире в новом, пафосном доме с панорамными окнами. Вся эта затея с сюрпризом казалась мне последним аккордом в нашей красивой мелодии ухаживаний.

Такси подъехало к подъезду за час до полуночи. Я, волнуясь как девочка, но сохраняя внешнее спокойствие, поднялась на лифте на его этаж. В кармане пальто лежал ключ, который он вручил мне месяц назад со словами: «Твой дом теперь здесь». Сердце билось часто, но от предвкушения, а не от страсти.

Вставила ключ, тихо открыла дверь. В прихожей было темно и тихо, пахло свежим ремонтом и дорогим парфюмом, который он всегда использовал. Ни звука.

«Спит? Или в душе?» — мелькнула мысль.

Я закатила чемодан сразу в гостиную, но не стала включать свет или снимать белое пальто на меху. Решила подкрасться и застать его врасплох. На цыпочках прошла через просторную гостиную, погружённую в полумрак, подсвеченный только мерцающими огнями гирлянд на соседней высотке. Всё было стерильно чисто, как в выставочном образце. Ни одной лишней вещи. Это всегда немного смущало — в этой квартире не было чувства дома.

До боя курантов оставалось минут пятьдесят, а его нигде не было видно. Странно. Может, выбежал в магазин? Или поехал за ужином? Он сам не готовил, гордясь этим как каким-то достижением.

И вдруг — щелчок в замке. Я обернулась, готовая улыбнуться, сделать шаг навстречу… и замерла, услышав не один, а два голоса.

Его баритон и… молодой, кокетливый, с хитрой ноткой женский смех. Это был не голос его сестры. Не мамы. Не бабушки. Это был голос чужой, молодой девушки. Звонкий, с той самой сладковатой ноткой флирта, которую не спутать ни с чем.

— Тёмочка, ну я умираю с голоду! Или ты меня сейчас накормишь, или… сама знаю, чем займусь!

Смех. Его низкий, бархатный смех в ответ.

— Успокойся, всё будет. Я же сказал.

Ледяная волна прокатилась по спине. Но не от боли, нет. Это был холодный, ясный шок. Сердце не ёкнуло, не ушло в пятки. Оно продолжало биться ровно и гулко в ушах.

Инстинктивно, не раздумывая, я метнулась в сторону огромной, во всю стену, раздвижной двери на террасу и скользнула за тяжёлую портьеру из плотного льна. Оттуда был отличный обзор на всю гостиную, а меня, надеялась я, не видно.

Они вошли. Артём, мой жених, в модном свитере, с румянцем на щеках. И она. Девчонка. Лет двадцати, в коротком платье, хотя на улице минус двадцать. Брюнетка (я почему-то отметила это с досадой), яркая, накрашенная. Она висела у него на шее, как боа.

«Ну конечно, — пронеслось в голове. — Сам готовить не умеет, значит, заказал «десерт» с доставкой на дом. Или это не десерт, а основное блюдо?»

Они даже не пытались что-то скрывать. Бросили несколько пакетов из дорогого супермаркета прямо на паркет в прихожей. Артём что-то пробормотал ей на ухо, она захихикала, и они, склеившись, начали двигаться в сторону спальни, целуясь так жадно и небрежно, словно делали это каждый день. У меня не возникло ни капли сомнений в природе их отношений. Всё было слишком уж естественно, привычно.

И знаете, что я почувствовала?

Глубочайшее, тошнотворное отвращение. Не ревность. Не боль измены. А брезгливость. Как будто я наступила во что-то скользкое и липкое. Он столько разговоров вёл о высоком, о семье, о будущем…

А оказался самым обыкновенным, пошлым бабником. Возможно, альфонсом, который просто охотился за связями и деньгами моей семьи. Играл спектакль. И я, дура, почти поверила. Хотя нет, я не верила в любовь, но верила в выгоду сделки. А оказалось, что и сделка-то фальшивая.

Они скрылись в спальне, дверь оставалась открытой. Мне нужно было уходить. Прямо сейчас. Но через входную дверь — никак. Увидят. Устраивать сцену, кричать, требовать объяснений? Выставлять себя униженной и одураченной? Нет уж. Это не в моих правилах. Я предпочитаю тихий, ледяной уход. Тем более что объяснять мне было нечего — всё и так стало кристально ясно.

Мой взгляд упал на террасу. Холодная, стеклянная, но спасительная мысль ударила в голову: эта терраса, я точно помнила со слов Артёма, была общей с соседней квартирой. Две части L-образной конструкции встречались в общем углу, разделённые лишь невысоким парапетом. Если соседи дома (а в Новый год они наверняка дома), я могу попросить их помочь. Объяснить, что заблудилась, что заперлась… что угодно. Лишь бы выйти через их дверь и бежать отсюда, оставив этот опереточный кошмар позади.

Не раздумывая, я аккуратно выбралась из-за портьеры и тихо забрала свой чемодан, затем осторожно открыла раздвижную дверь (благо, она была не заперта) и выскользнула на морозный воздух. Ледяной ветер тут же обжёг лицо. За мной мягко закрылась дверь, и я оказалась в ловушке. Терраса была пустынна. На соседской части стояли зачехлённая садовая мебель и огромная кадка с замёрзшим, обсыпанным инеем кустом. В их стеклянных дверях и окнах — кромешная тьма. Ни одного огонька.

Глава 2.

Пауза тянулась неловко и бесконечно. Я стояла, всё ещё всхлипывая от недавнего истерического смеха, и смотрела на чёрную балаклаву. А он смотрел на меня. И в этой тишине, нарушаемой только жужжанием пылесоса, что-то щёлкнуло.

Он медленно, будто обдумывая каждый миллиметр, поднял руки к голове. Пальцы ухватились за нижний край маски.

— Ой, нет, — я инстинктивно отвернулась, зажмурившись. — Я не смотрю! Не смотрю, честно! Делай своё тёмное дело, а я… я в потолок посмотрю. Или в пол. В пол лучше.

Бормотала я себе под нос, чувствуя себя полной идиоткой. Но любопытство — страшная сила. Оно буквально жгло мне затылок.

Кто этот человек? Как она выглядит? Молодой? Старый? Страшный? Красивый?

Что вообще делает вор в квартире на Новый год один?

Я решила всего на пару секунд обернуться, чтобы утолить своё любопытство и... застыла.

Он откинул капюшон и уже снял маску.

Мужчина. На вид ему было за тридцать. Высокий, определённо выше Артёма, с таким телосложением, которое не купишь в спортзале за месяц — это была привычная, естественная атлетичность, проступающая даже под свободной толстовкой. Широкие плечи, узкие бёдра. И лицо… Господи, лицо.

Чёрные, почти иссиня-чёрные волосы, слегка вьющиеся, были убраны в небрежную, но модную причёску — будто он действительно просто провёл по ним рукой и они упали так… идеально. Светло-голубые глаза. Не просто голубые, а ледяные, яркие, пронзительные, на удивление контрастные на фоне смугловатой кожи и тёмных волос. Прямой, чёткий нос с едва заметной горбинкой, придававший лицу характер. И отросшая щетина — тёмная, густая, явно неделю не бритая. Она ему… чертовски шла.

Я всегда терпеть не могла небритость на мужчинах. Считала её неопрятной, признаком лени. Но на нём это смотрелось иначе. Дерзко. По-мужски. Небрежно-сексуально. Даже мысленно пришлось признать — привлекательно. Слишком привлекательно.

Я бы солгала, если бы сказала, что он просто симпатичный. Нет. Он был чертовски, вызывающе красив. В той естественной, немного брутальной манере, которая не пыталась никому понравиться. Рядом с этой природной, живой красотой выхоленная, салонная, словно с обложки глянца, внешность Артёма вдруг показалась картонной, пластиковой и до ужаса невыразительной. Артём проигрывал ему по всем фронтам, будто любительский дуэт против симфонического оркестра.

Ирония судьбы достигла своего пика. Вломиться в квартиру в поисках спасения от неверного жениха и столкнуться нос к носу с мужчиной, который одним только видом заставлял усомниться во всех твоих прошлых вкусах относительно мужской внешности и эстетических выборах. Даже если те выборы были сугубо прагматичными.

Тишина снова стала гулкой, но теперь в ней висело моё смущение и его спокойный, оценивающий взгляд. Надо было что-то говорить, делать, шевелиться.

Дипломатия, Рита. Дипломатия и здравый смысл — единственный спасательный круг в этом море идиотизма.

— Слушай… — мой голос всё ещё немного дрожал, я вытерла последнюю слезу с ресниц, стараясь не пялиться на него как заворожённая. — Давай договоримся. Я тебя тут не видела. То есть, видела, конечно, но… забуду. Мне, в общем-то, без разницы, кто ты и что тут делаешь в таком виде. Я просто хочу поскорее доехать до дома и… — я сделала паузу, потому что желудок вдруг предательски заурчал, громко и требовательно, напоминая, что последний раз я ела в самолёте сто лет назад, а итальянский лёгкий перекус — это не про запас. — …И как минимум наесться мандаринов. А как максимум — даже немного оливье и жареной курицы. Кстати, да! Сегодня, чёрт возьми, точно позволю себе наесться жареной курицы. Думаю, после такого приключения и новости об измене жениха я заслужила хотя бы гастрономическую радость. Так что… Я просто хочу выйти отсюда, ладно?

Он стоял, скрестив руки на груди, и слушал. Нахмурился. Его светлые, невероятно яркие глаза изучали меня с непонятным выражением — не злобы, а скорее глубокого, заинтересованного недоумения. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на, наверное, размазанной туши, и я вдруг остро осознала: он смущён не тем, что я увидела его лицо. Он смущён этой всей дикой ситуацией.

Но почему, если он вор? И вообще зачем он снял маску?! И что это за красивый вор, который мог бы легко записаться в модели? Хотя… откуда мне знать, какие они должны быть? Я же никогда раньше воров не видела вживую. Может, они все такие — атлетичные и с модельной внешностью?

Моё лицо, наверное, рассказало ему больше, чем следовало. Потому что он вдруг развернулся и, не сказав ни слова, направился к огромному, встроенному в шкафы холодильнику с матовой дверцей. Открыл его одним движением. И… достал оттуда пластиковый контейнер, в котором через прозрачные стенки предательски угадывалось оливье.

Потом — целую сетку ярко-оранжевых, пахучих мандаринов. Положил всё на гранитную столешницу кухонного острова с таким видом, будто делал это каждый день. Затем подошёл к духовому шкафу, нажал кнопку, дверца беззвучно отъехала в сторону — и оттуда повалил тот самый божественный, сокрушительный аромат, от которого у меня сразу потекли слюнки и забылись все проблемы. Запах запечённой, румяной курицы с чесноком, прованскими травами и чем-то ещё, лимоном, кажется. Он в кухонной прихватке вытащил противень, на котором в блестящей фольге покоилась целая, огромная, сочащаяся прозрачным соком птица.

Я только рот открыла. От удивления. От абсурда. От этого дикого, сюрреалистичного контраста между ожидаемым ограблением с выносом техники и внезапным, почти домашним гастрономическим предложением.

— Ты… — я сглотнула, пытаясь найти слова. — Ты самый странный вор на свете. У тебя что, воровской кодекс чести «накорми свидетеля перед расправой»?

Наконец-то он отреагировал. Усмехнулся. Не просто губы уголком дернул, а забавно, по-доброму, широко усмехнулся, и от этого в уголках его глаз собрались мелкие, лукавые морщинки, которые только добавляли лицу шарма.