Не надо боли. Друг отца

Глава 1. Ренат

Все персонажи являются вымышленными,

любое совпадение с реальными людьми случайно

9.57. Хамовники, Москва

— Хочу сделать тебе приятно, Марат… — в голову проникает нежный шепот.

Рассеянный свет бьет в глаза, концентрация внимания усиливается, мир слишком цветной. Свыкаюсь с этим, потому что примерно раз в месяц он оказывается черно-белым, и я до сих пор не знаю, как именно лучше. Как?

Тянусь к наручным часам, а затем на выдохе опускаю руку к паху и поглаживаю светлую мягкую макушку.

— Крайне заманчиво, но я опаздываю…

Резко подтянувшись, поднимаюсь с постели и надеваю трусы, впрыгиваю в джинсы. Алена, накручивая на палец прядь волос и демонстративно надувая в меру пухлые губы, пристально за мной наблюдает.

Неглупая ведь, манипуляции со мной не работают, да и дур я на дух не переношу.

— Какой ты неинтересный, Марат. У вас там в филармонии все такие?

— Что-то вроде того, — сухо улыбаюсь.

— И как ты оказался в том баре вчера?..

Накинув шелковый халат, она подбирается ближе, и, пока застегиваю рубашку, чувствую острые коготки на плече.

— А какой у тебя любимый композитор? Бах?.. — игриво спрашивает, заглядывая в глаза.

Резко поворачивается и прижимается ко мне спиной.

— Бах, — соглашаюсь, жестко приобнимая и задевая подбородком нежную кожу на лице. Стискиваю ладони на талии. — Ба-бах.

От Алены пахнет приятно и ненавязчиво. Никаких сладких, приторных нот — только женственные, что-то вроде цветочных, безусловно манящие за собой и создающие приятное послевкусие.

В ванной комнате приходится воспользоваться гигиеническим набором, любезно оставленным хозяйкой. Чищу зубы, сбрызгиваю лицо ледяной водой и смотрю на себя в зеркало, потирая щетину.

Игнорируя запах свежесваренного кофе, сразу иду в прихожую.

— Даже не позавтракаешь? — Алена появляется в дверном проеме.

— Нет.

— Утренняя репетиция?..

— Она самая.

— А мы еще встретимся, Марат? — Алена складывает руки на груди, полностью прикрытой халатом.

Не вульгарная девка, с достоинством. Хорошая. В постели — нежная, податливая шлюха, а как только дверь в спальню захлопнулась — ни намека на пошлость или проведенную вместе ночь. И красивая. По-настоящему. Без напускной пыли и скальпеля.

Женская красота — одно из самых воспеваемых мной качеств. При наличии интеллекта, естественно.

— Если не отправят на гастроли. — Беру плащ с вешалки. — И… если у тебя не будет пар в университете.

Алена ошарашенно спрашивает:

— Как ты узнал, что я преподаю именно в университете?.. Я не говорила вчера, когда мы знакомились.

— Понял, что ты преподаватель.

— А почему не в школе?

— Просто угадал. Не более того. — Мазнув взглядом по университетскому значку на лацкане ее пальто, отворяю дверь. — Закройся.

Покидаю квартиру, в которой появляться больше не планирую.

11.15. Где-то в центре Москвы

Прижимаю служебный мобильный к уху:

— Аскеров, слушаю.

— Ренат Булатович. Это Лунев. Что будем делать с Вронского? С адреса снимаемся? Ребята устали… Вторые сутки в коробочке[1].

— А какие там новости? — посмотрев по сторонам, быстро перебегаю дорогу и направляюсь к стоянке такси.

— Из квартиры не выходили. Гостей не было. Флажки[2] в подъезде вчера расставили, пока тихо.

— Отлично.

— Так снимаемся с адреса?

— Ждите отмашку.

— Ренат Булатович, а какой смысл? Все ведь в порядке… Обычные трудяги из Азии, полгорода таких. Никаких намеков, что объект разработки планирует диверсию, нет.

— Наша задача, Лунев, диверсию предотвращать, — сдерживаю раздражение. — Когда она произойдет, этим займутся сотрудники МВД, а в твои обязанности входит, чтобы у них было как можно меньше поводов поработать. Усвоил?

— Усвоил, — вздыхает.

— Через час буду в Управлении. — Обогнув капот, киваю водителю и сажусь на переднее пассажирское сиденье. — Просмотрю отчет за вчера и приму решение о дальнейшем ходе операции.

— Так суббота ведь.

— Отбой, Лунев, — строго прощаюсь.

Отправив телефон в карман, растираю словно сжатые металлическим обручем виски и называю адрес. По пути заезжаю за кофе и радуюсь, что город вымер.

С началом лета часто такое происходит.

Не то чтобы меня раздражали пробки, я к ним вполне терпим. К тому же в случае крайней необходимости по роду службы всегда могу воспользоваться спецполосой.

Глава 2. Ренат

— Проходи, — Эмилия делает шаг назад, пропуская меня в квартиру.

Здесь привычно: ремонт в классическом стиле с лепниной под потолком, лаковая мебель и отреставрированный до блеска паркет. Жена Литвинова умерла при родах, дочь он воспитывал один, поэтому никакого намека на женские руки в помещении нет. Эти стены пропитаны ароматом кубинских сигар.

— Там мои друзья.

Легким кивком указываю ей, чтобы шла вперед, и закрываю за собой дверь на защелку. Взгляд то и дело грозит опуститься на округлые ягодицы, кое-как прикрытые таким же треугольником, как на груди, только чуть большего размера.

Надо же так измениться!..

Никогда не страдал проявлениями животных инстинктов. Это противоречит моей деятельности, потому что хороший чекист — тот, кто не чувствует даже физической боли. Обуздать член — туда же.

Да и обычно меня возбуждают самодостаточные, интеллигентные женщины, глядя на которых очертания плавных линий можно додумать, а не рассмотреть во всех нескромных деталях. Кто-то вроде сегодняшней Алены.

— Тебя папа отправил? — резко разворачивается девчонка.

Приветливо смотрит, сверкая белоснежной улыбкой. Брекеты сделали свое дело, зубы у нимфы острые и ровные. Она по-девичьи заламывает руки и дуется, что не отвечаю.

В гостиной творится какой-то пиздец.

— Что здесь происходит? — хмурюсь. — Выключите музыку.

Диван заправлен шелковым постельным, а вокруг расставлены камеры и куча видеооборудования. Пацанов трое. Двое смотрят в монитор, один сидит в кресле у окна с телефоном в руке.

Долбежка в ушах стихает, виски благодарно стягивает в последний раз.

Обернувшись, снова разглядываю дочь друга. Твою мать. Она порнозвезда?.. Серьезно?

Брезгливо морщусь. Нимфа превращается в нечто бесцветное.

— На выход, — делаю шаг к ее друзьям.

Тот, что в кресле, поднимает лицо и с усмешкой на меня смотрит.

— Добрый день. У вас какие-то проблемы?

Всего пара секунд требуется, чтобы определить акцент, с которым он говорит. Сначала показалось, литовский, но все же ближе к польскому. Литовский язык — политональный, то есть ударения в нем не только силовые, но и музыкальные — в каждом отдельном случае используется разный тон голоса. Ни с чем не спутаешь.

Поляк продолжает смотреть на меня свысока. На вид ему лет двадцать, весь в татуировках. Виски и затылок гладко выбриты, оставшиеся темные волосы забраны в хвост.

— Ваши документы, — оглядываюсь на девчонку, вынимая руку из кармана плаща. — Все. Трое.

Литвинова нервничает, теребит тесемки на трусах.

— Ренат, ты мешаешь нам работать, — наконец-то нагло произносит.

Глаза у нее кошачьи. Раньше была котенком, сейчас — молодая несмышленая кошка. «Повезло» же Давиду.

— Работать? Каким местом? — усмехаюсь, все же задевая взглядом сережку в аккуратном пупке и все, что ниже.

— Ну что ты придумал? Мы всего лишь снимаем клип. Это Петр, — машет рукой на парня у окна. — Кензо и… Баха. Мои друзья из Европы, мы вместе с ними учились, они совсем недавно приехали в Москву, чтобы прославиться.

Двое у монитора активно кивают.

— Пойдем-ка поговорим, — хватаю девчонку за локоть и тяну в сторону отцовского кабинета. — Готовимся на выход вместе с документами, — напоминаю.

У меня парни вторые сутки в машине живут, а я тут херней занимаюсь. Смотрю на часы.

— Ренат… Отпусти…

— Ренат Булатович, — ставлю на место зарвавшуюся малолетку. — На «ты» я с тобой не переходил. Прикройся, — сдираю с вешалки спортивную кофту.

— Серьезно, блин? — Эмилия ни капли не смущается. — Вообще-то, по этикету это женщина должна решать, как они будут общаться с мужчиной.

— Возможно и так, — грубовато отвечая, прикрываю за нами дверь. — Только женщин я здесь не наблюдаю.

— В таком случае я не наблюдаю здесь мужчин, — парирует девчонка.

— Вот и отлично, Эмилия.

Усмехнувшись, оставляю ее посреди кабинета и подхожу к окну, чтобы проветрить как следует. В отличие от Литвинова, к курению я отношусь крайне негативно. Хлебнув полной грудью свежего воздуха, снимаю плащ и сажусь в мягкое кресло, рассматривая девчонку в отцовской кофте, больше напоминающей мешок.

Дневной свет озаряет ее лицо: гладкую кожу без единого изъяна, нежно-розовые губы, вздернутый нос и широкие густые брови.

Удивительные, конечно, у нее глаза.

Не знал бы с детства, подумал бы, что линзы.

— Буду называть вас дядя Ренат. Нормально? — свысока спрашивает.

— Чем тебе мое отчество не угодило?

— Оно какое-то… тупое.

Смотрю на нее не отрываясь. Ногти на руках и ногах накрашены ярко-розовым. Это тоже странно. Потираю болезненные виски.

— Тупое… Что ты здесь творишь, девочка?

Визуализация. Эмилия Литвинова

Итак, всем привет!

Хочу показать вам, как я вижу Эмилию Литвинову.

Ей 18, как вы знаете из аннотации совсем скоро будет 19.

Она безумно сильная девочка, которая росла с отцом, но у нее хрупкая сердцевина, до которой не так-то просто дораться.

Юная

Дерзкая

Обладает ярко выраженной красотой, но, к сожалению, пока сама же ее не осознает

Стиль одежды, прическу, образ и главное - глаза - я вижу так.

Представлять героиню вы можете по своему, но я все же надеюсь, что девочка вам понравилась) Пишите в комментариях, пожалуйста! Ваше молчание - самое страшное для автора)

Вечером постараюсь опубликовать еще кусик и визуализацию нашего рассудительного чекиста, умеющего обуздать свой член))) Он ХОТ, вэээри ХОТ, девочки)

Всем спасибо за ваше участие, время старта на сайте сейчас не очень удачное, но я так горю этой историей, что мне не терпится начать ее рассказывать.

Визуализация.Ренат Аскеров

Итак, главный герой, окутанный кучей тайн и домыслов.

Ренату Аскерову 33. У него вполне размеренная жизнь (если не касаться опасной службы), звания полковника не за горами и опередленный взгляд на многие вещи.

А еще он очень любит женскую красоту, ну вы уже это поняли)

Фото визуала мне больше нравятся в ЧБ.

Ну и вот такой, бородатенький:

Глава 3. Эмилия

На веранде модного столичного ресторана в этот летний день совсем немного людей, и это как нельзя кстати, потому что настроение стремится к критически низкой отметке. И даже встреча с одноклассником, которого я не видела больше года, уже не радует.

Хочется домой.

— Только не реви, Эмили, — хмурится Сема, пристально разглядывая мое лицо.

Положив телефон на белую скатерть, откидываюсь на мягкие подушки. Ткань приятно охлаждает кожу на пояснице.

— Я никогда не реву, Черепанов, — стискиваю зубы. — Будто ты этого не знаешь.

— Знаю, конечно. Даже когда ломаешь ногу. Я сам видел. Ты бездушная машина, а не человек, Литвинова.

Киваю удовлетворенно. Так-то.

Шуточки парней по поводу моей слабости всегда ужасно раздражают. Люди придумали какие-то глупые стереотипы про женский пол, типа мы все должны быть нежными фиалками, которые падают в обморок от легкого дуновения ветерка.

А это, в моем конкретном случае, вообще не так. Я обожаю риск, скорость и ощущение выброса адреналина в кровь.

Семен снимает темные очки и, ухватившись за ворот своей футболки, трясет им, чтобы хоть немного охладиться.

Жара в Москве такой силы, что асфальт вот-вот расплавится. Я из шортов и топов не вылезаю.

— Просто ты, я так понял, мечтала попасть в тот продюсерский центр. И клип у вас с поляками неплохой получился. Быстро смонтировали?

— Две недели.

— Жалко, что не взяли, — заключает.

— Ой, да кому нужны эти продюсеры, Сем. Сейчас можно и без них. Я решила вести соцсети, и у меня уже есть один заказ на корпоратив, — играю бровями и возвращаю лямку от топа на плечо. — В субботу с парнями едем загород. Платят там отлично, сыграем каверы и заработаем на студию, чтобы записать еще пару песен.

— Это с какими парнями? С теми же, с которыми клип снимала?

— Да. Баха и Кензо — классные музыканты: самобытные, талантливые, я от них в восторге.

— Их же трое?.. Ты говорила по телефону или я что-то напутал.

— А, да… Еще Петр, но он вообще в музыке ничего не понимает.

— Тогда чего таскается за вами?

— Так… за компанию, — тянусь к трубочке и отпиваю ледяной клубничный мохито, замечая высокого мужчину, который идет по проходу и глаз с меня не спускает.

Хм.

Обычный вроде. Льняной деловой костюм, модные очки, в руках черный айфон и ключи от машины. Когда проходит мимо, чувствую, что затылок начинает припекать. Не по себе становится.

Это что еще такое?..

Тянусь к сумке и среди тонны жвачек, бумажек с записанными на них песнями и салфеток ищу свое зеркальце.

— У меня лицо чистое? — спрашиваю у Семы, пока не нахожу.

— Чистое, — кивает он. — А что?

Нашла.

Разглядываю свое отражение, чтобы убедиться самой — все нормально, и высовываюсь из-за зеркальца.

— Мужик тот, — закатываю глаза и едва заметным кивком указываю направление. — Так на меня посмотрел… Я подумала, вдруг, когда ела пасту, лицо сливочным соусом испачкала.

— Литвинова, ты кадр! — хохочет Черепанов, ероша светлый ежик на голове. — Реально не понимаешь, почему на тебя мужики смотрят?

— И почему же? — закидываю зеркало обратно в сумку. — Раз такой умный — скажи мне.

Семен привстает, нависает над столом и складывает ладони у рта рупором:

— Потому что хотят с тобой трахаться!

— Думаешь?.. — округляю в ужасе глаза.

— Я знаю!

Тоже наклоняюсь к столу.

— И ты хочешь? — прищуриваюсь.

— Я — нет, — Сема садится обратно, откидывается на спинку дивана, кладет ногу на ногу и отвечает вполне серьезно: — Во-первых, ты бро, а с бро не трахаются. Во-вторых, у меня девушка есть.

— Ого, — чувствую легкий укол дружеской ревности. Никаких других чувств к Черепанову у меня нет. — И кто она?

— Моя соседка, в одном подъезде живем.

— Фу… Как скучно, Семен! — вздыхаю.

Теперь все мои мысли устремляются к другому мужчине. Нет, на этого, с ключами и айфоном мне глубоко все равно. Трахаться он хочет. Пусть губу закатает.

Я…

Снова думаю об Аскерове Ренате Булатовиче.

Четко помню, как увидела его в первый раз, в нашей квартире. Мне тогда было десять лет, а ему… наверное, около двадцати пяти, и он вообще меня не замечал. Безусловно красивый, всегда серьезный высокий мужчина с темно-серыми глазами, которые мне отчего-то хотелось обратить в свою сторону. Это, возможно, что-то детское, неосознанное, но каждый раз, когда я, возвращаясь из школы, видела темно-синюю машину у нашего дома, испытывала жгучий интерес. Запретный...

А еще в присутствии Рената мне становилось не по себе. Думала, после колледжа и возвращения в Москву все пройдет, но нет. Не прошло. И Сема здесь со своими рассуждениями.

Глава 4. Эмилия

Устроившись на идеально заправленной постели, перекатываюсь на живот и подкладываю под грудь подушку. Обложка нового блокнота переливается из-за мерцающих страз. Вообще, я не очень люблю все эти штучки, но тут не сдержалась и купила.

Вывожу ровным почерком на первой странице:

МОИ ПЕСНИ

Автор-исполнитель:

Эмилия Литвинова

Рассматриваю эту надпись под разными углами. В голове шум моря, сменяющийся гулом заполненного зрительного зала…

Нравится.

Мурашки по коже.

Перелистываю страницу и… зависаю минут на тридцать. В голове куча мыслей, целая мусорка из слов и рифм, но ничего толкового на ум не приходит.

Стихи я пишу лет с двенадцати. Может, не самые выдающиеся, однако мне нравится творчество. Нравится оставлять на бумаге свой след. Порой даже легче становится, потому что так проще кому-то высказаться.

Говорят, для того чтобы написать что-то стоящее, нужно влюбиться и потерять свою любовь, ощутить бесконечную радость и ошеломляющую боль — только так сможешь прочувствовать текст и стать его проводником в этот мир. Может, это и правда, но я пока не влюблялась. Сложно кем-то увлечься, когда парни, которые тебя окружают, такие придурки. В хорошем смысле.

Реально как дети.

У меня куча чатов в мессенджере. Школьный, болталка с секции борьбы, чат второй смены загородного лагеря и группа студентов колледжа. Все они состоят из пацанов примерно моего возраста, и они там тако-о-ое обсуждают, что желание влюбляться сразу пропадает. Могут и по внешности девушки проехаться. Я смотрю — вроде симпатичная, а чего только не напишут: ноги кривые, усы на лице, жопа плоская. Ужас. Я такие сообщения просто игнорирую и, вообще, в последнее время стараюсь появляться реже.

Долго вымучиваю хоть что-то, но получается бред, поэтому закрываю блокнот и иду пить чай. В квартире пусто и тихо, но я к этому привыкла. Из-за включенного чайника поздно слышу звонок, бегу в комнату за телефоном и, вернувшись обратно, набираю отца.

— Да, пап, привет. Звонил?

— Чего так долго отвечаешь? Чем занята? — без приветствий с подозрением спрашивает он.

— Да вроде быстро…

— «Вроде». Ну как ты там? Все бездельничаешь?

— Почему это бездельничаю? — обижаюсь.

— Частушки свои поешь?

— Да какие частушки?

— Ладно, не начинай. С университетом что? Помощь нужна?

— Нет, пап, помощь не нужна, — отчитываюсь. — Я сама. Экзамены ведь сдала. Должна поступить.

Оказалось, после европейского колледжа, куда отец меня отправил из соображений безопасности и по согласованию с руководством Управления, поступить в столичный вуз не так-то просто. Пришлось вернуться в марте, чтобы сдать единые государственные экзамены.

— Ну, давай…

— Пап, помнишь, я тебе говорила, что у нас дома душ не работает? Что-то с лейкой…

— Помню-помню, — ворчит. — Пришлось Аскерову звонить, куда тебя девать? Обещал сегодня решить вопрос.

Я округляю глаза и быстро осматриваю квартиру на предмет чистоты.

Приедет?

Сегодня?..

Господи.

— Ладно, пап, давай, — снова чувствуя внутри неладное, быстро прощаюсь. — Я тут… чай пью.

— Язык не обожги. Денег-то хватает?

— Хватает. У тебя как дела? — поспешно спрашиваю. — Как здоровье?

— Нормально все. Давай, Эмилия. До связи.

За два часа намываю всю квартиру.

Неудобно в прошлый раз получилось. Может, Ренату и все равно, а мне почему-то важно, чтобы он не подумал, будто я неряха. Правда, душ-то не работает. После уборки приходится вымыть голову в кухонной мойке.

Надев шорты и майку, феном хорошенько просушиваю волосы и решаю заплести косу. Затем хожу по дому в приподнятом настроении.

Чувства странные.

Будто громкость в теле прибавили.

Услышав короткий стук в дверь, пробегаю мимо зеркала и, остановившись, как бы между прочим сбрасываю лямку с плеча. Глаза становятся чуть темнее, почти синими. Волнение скатывается в низ живота, а лицо опаляет стыдом.

Помотав головой, возвращаю лямку на место.

Дурочка.

— Сейчас! — кричу.

Отворяю дверь и изумленно замираю на пороге.

— Добрый день. У вас с сантехникой проблемы?

— У нас, — разочарованно отвечаю и пропускаю в квартиру мужчину лет пятидесяти.

Окончательно расстраиваюсь, когда он, спустя два часа, уходит и оставляет за собой такую грязь, что плакать хочется.

Значит так, дядя Ренат?..

Я так понимаю, ты не приедешь…

Убрав все, наконец-то полноценно моюсь под душем, а перед сном снова открываю свой блокнот и пишу без заминки:

Глава 5. Ренат

15.00. Главное Следственное управление СК, Москва

В просторном кабинете нечем дышать, но, думаю, как минимум полчаса буду вынужден обходиться без воздуха.

Дело, над которым я работал полтора года, наконец-то сдано в соответствующие следственные органы, там его подготовят для передачи в суд, а я получил внеочередное звание и отпуск. И если первому вполне себе доволен, то второе — вроде как ни к чему.

Тем более служба продолжается.

— Аскеров Ренат Булатович, — читает мое досье генерал-майор, поднимает глаза и пристально, выжидающе смотрит.

— Верно, Василий Георгиевич.

Обычный наш мужик. Высокий, плечистый, с сединой в волосах и открытым, строгим лицом.

— Родился в Махачкале?

— Так точно, — с равнодушным видом выдерживаю тяжелый взгляд, после которого собеседник вновь обращает все внимание на мое личное дело.

Незаметно стискиваю зубы, потому что терпеть не могу этих межведомственных танцев с бубнами. Мы все присягали одной стране и одному президенту, а ведем себя, словно это не так. Каждый тянет одеяло в свою сторону, хотя лавры достаются уж точно не Лубянке.

Наши достижения и успешное завершение разрабатываемых операций не показывают по телевидению и не освещают на радио как героические эпизоды. А вот наши ошибки, случается, мелькают на экранах. Зачастую увы, уже с человеческими жертвами.

Сделать так, чтобы в вечерних новостях, транслируемых от Сахалина до Калининграда, сюжетов с происшествиями не было — вот в чем заключается наша работа. Если говорить не о внешней разведке, разумеется.

— Почему в личном деле нет информации о вашей семье, Ренат Булатович. Родители?

— Это закрытая информация. Код «Е-1».

Чувствую себя на собеседовании, хотя это ни хрена не оно. Работать нам вместе придется. Вопрос этот решен в таких кабинетах, где возражения просто не принимаются.

Рабочая группа «Магнолия» уже сформирована. Возглавляю ее я, а от Следственного комитета требуются два хороших следака. Добавлю своего специалиста по кибербезопасности и группу оперативников.

Может, и сработаемся.

— Вот как? Закрытая, значит. Жена, дети?

— Не имею.

И еще один неподвижный взгляд, цель которого…? Запугать? Показать, кто здесь главный?

Глупо, потому что кто из нас старший по званию? Очевидно, он. А вот по уровню специальных полномочий и допуску к государственной тайне — вряд ли, но мериться одним местом я не привык.

— Окончил Высшее воздушно-десантное училище, нес службу в специальном центре управления «Знамя». — Снова внимательно смотрит, но теперь его лицо абсолютно спокойно. — Пять командировок, включая зарубежные.

Киваю.

— Все так, Василий Георгиевич.

— Посещал секцию спортивной борьбы, занимается фотографией.

— Виноват.

Генерал-майор наконец-то выдает подобие улыбки, и я чувствую, что уголки моих губ тоже дергаются, но порыв этот сдерживаю. Ни к чему панибратство. Ситуации во время оперативного процесса могут быть разные.

— Хорошо, подполковник. Кстати, поздравляю с новым званием. Сколько вам? Тридцать три. Ваши родители могут вами гордиться.

Усмехаюсь чуть зло.

— Давайте перейдем к нашему вопросу. Есть ли у вас на примете сотрудники, которые могут обеспечить строгую секретность?

— Думаю, мы найдем людей. Мне нужно посоветоваться с коллегами. А ваш генерал… Ярославский, кажется?

— Олег Валентинович, — киваю.

Василий Георгиевич смотрит в открытое настежь окно. Туда, где на темно-синей воде играют солнечные блики, а на набережной, как всегда, многолюдно.

— Передайте ему привет от старого друга. И… еще, кажется, Литвинов…

— Полковник Литвинов, — киваю. — Давид Андреевич.

— Вы ведь вместе с ним были в… — снова смотрит личное дело.

— Вместе, — беру на себя смелость и перебиваю, чтобы не касаться некоторых тем. — Когда я могу рассчитывать на ваших сотрудников? Времени немного, задачи — сами понимаете — серьезные.

— Все понимаю, — он поднимается и протягивает руку для рукопожатия. — Выделим вам лучших из лучших.

— Маленькая просьба, Василий Георгиевич. Пусть они будут мужского пола.

— Я вас услышал, — смеется.

После встречи еду к себе, в Управление.

В башке одна работа, больше ничего.

По оперативной информации, агенты иностранной разведки уже хорошенько обосновались в столице и готовятся к крупному международному экспофоруму, который пройдет в сентябре. Осталось чуть меньше трех месяцев.

На форум приглашены первые лица сразу нескольких государств, планируется торжественная встреча делегаций, а также массовые мероприятия. Задача Управления — избежать всевозможных диверсий. Значит, будем искать.

21.00. Управление СБ.

Глава 6. Эмилия

— Я буду завтрак с круассаном и кофе, — отодвигаю блокнот с ручкой.

Утренний свет играет со стразами на обложке.

Достаю зеркало из сумочки и крашу губы блеском. Бессонная ночь абсолютно никак не сказалась на моей коже, но на всякий случай прохожусь по лицу спонжем с мерцающей пудрой.

— Чем вчера занималась? — спрашивает Петр, рассматривая меня с легким интересом.

— Отдыхала после концерта, — прячу все обратно в сумку.

Проводив взглядом официанта, смотрю на поляка. Он не совсем в моем вкусе, но вполне симпатичный. По крайней мере, девчонки в клубах тащатся от его модной прически с хвостиком, как у Колина Фаррела когда-то, и спортивного, забитого татуировками тела.

Нет. Не мое.

Стоп.

Я сказала «не в моем вкусе», значит, у меня уже есть понимание собственных предпочтений среди противоположного пола? И кто же это?..

Кто-то хмурый, преимущественно в джинсах и рубашке. И черном плаще…

Ну?..

Отвечать себе на вопрос не хочу, поэтому ленивым взглядом исследую украшенный цветами зал. Сегодня мы выступали в ночном клубе, а после него заехали сюда позавтракать. Ничего попроще, чем ресторан при отеле, в такую рань не нашли.

Баха с Кензо возвращаются с улицы, что-то активно обсуждая. Бармен за стойкой готовит мне кофе, а сонные постояльцы начинают собираться у шведского стола.

Привстаю…

Мое внимание привлекают мужчины у окна. Округляю глаза от удивления, узнав в одном из них Рената Аскерова. Его собеседник активно жестикулирует, что-то объясняет.

— Я сейчас, — говорю друзьям.

— Ты куда? — спрашивает Петр.

— Сейчас!..

Не оглядываясь, легкой походкой иду к мужскому столику. По пути поправляю волосы и втягиваю живот. На мне широкие джинсы, узкий концертный блестящий топ и кроссовки. Видок для девяти утра так себе, но я не отчаиваюсь.

Решение подойти дурацкое.

Детское.

Что я творю вообще?

— Дядя Ренат! Вот так встреча. Я думала, вы дома завтракаете. А вы, оказывается, модник?

С деланной улыбкой наблюдаю, как в холодных серых глазах Аскерова, начинает разгораться пламя, окрашивая их в янтарно-черный цвет. Острые скулы багровеют, а мощный кулак летит ко рту.

— Доброе утро, Эмилия! — откашливается Ренат.

Я перевожу взгляд на приятного мужчину. Они примерно одного возраста и одной и той же комплекции. Встреча явно не носит характер рабочей, однако я продолжаю:

— А это ваш коллега? Папа не говорил… Здравствуйте.

Дружелюбно тяну руку, но незнакомец только кивает.

— Это не по работе. Иди дальше отдыхай, Эмилия. — Жесткий голос выводит из равновесия. Одним небрежным кивком, обозначающим «на место», Аскеров распаляет мои нервы.

Я… собака ему, что ли?

Ловко убираю вытянутую руку, поглаживаю живот, будто так и планировала, и снова обращаюсь к Ренату:

— Ух… У вас и не по работе что-то бывает?..

— Иди на место, Эмилия, — цедит он уже прямо, задевая взглядом наш стол.

— Да ладно вам. Я всего лишь хотела сказать спасибо за то, что починили мой душ, — смягчаюсь, немного смутившись.

Он на мою грудь посмотрел?..

— Пожалуйста, Эмилия. — Желваки на скулах хаотично гуляют. — Больше не ломай, — поднимает на меня глаза.

Дыхание в груди стопорится.

— Ладно, я… Мне пора, дядя Ренат, — иду на попятную. — Вы как-то странно нервничаете. До свидания, — обращаюсь к незнакомцу.

Пока направляюсь обратно, не могу отделаться от чувства, что поясницу кто-то щекочет. За столом быстро запихиваю в себя круассан и слушаю, как парни размышляют, чем бы сегодня заняться.

— Я спать, — сообщаю всем.

— Надо порепетировать, — возражает Баха.

— У меня голоса что-то нет, — касаюсь горла, все время поглядывая в сторону окна. Аскеров допивает кофе и прощается со своим другом.

— Это потому, что ты работаешь неправильно, Эми, я тебе много раз уже говорил, — недовольно произносит Кензо, приглаживая светлые волосы. — Надо дышать диафрагмой. Встань, я тебе покажу.

— Ну, давай… — неохотно поднимаюсь, поправляя топ.

— Давай распевку. Можешь негромко, чтобы народ не распугать.

Я задеваю робким взглядом Рената, который, кажется, не обращает ни на кого внимания.

— Ми-мэ-ма-мо-му, — чистенько пропеваю, чувствуя, как на живот ложится сухая, теплая ладонь.

Вздрагиваю от неожиданности.

— Вообще не так, — Кензо недовольно цокает. — Так не пойдет, Краля, ты поешь на связках. Мышцы даже не напрягаются.

— Ты ведь знаешь, я не профессиональная певица, — оправдываюсь, потому что критику никто не любит.

Глава 7. Ренат

17:00. Управление СБ

— Это какая-то ошибка, — говорю, не глядя на майора Майю Синицыну. — Я просил отправить опытных сотрудников.

— И чем же мои компетенции вас не устраивают, Ренат Булатович?

Хочется ответить, что дальше графы «пол» я бы вообще не читал, вот только руководство наверняка идею такого неравенства не поддержат. Просматривая личное дело, откидываюсь на спинку кресла и потираю уставшие глаза.

Итак.

«Синицына Майя Александровна.

Пол «Ж»».

Здесь морщусь. Похуй, что подумает.

«Двадцать восемь лет.

Выпускница Юридической академии.

Стаж работы в органах — шесть лет.

Внеочередное звание… — Поглядываю на сотрудницу Следственного комитета. — Майор юстиции».

Нет, чисто теоретически, если исправно давать какому-никакому генералу, то все возможно.

Почему нет?

— Ренат Булатович, — дама явно нервничает. — Расставим точки над «i».

— В моем кабинете такое могу предложить только я.

— Но…

— Не забывайтесь, майор.

— Простите, — выдавливает сквозь зубы.

Молча изучаю ее лицо: широкий лоб, близко посаженные глаза, острые скулы и аккуратный нос. Волосы стянуты в тугой пучок на затылке, парадный китель выглядит идеально, юбка чуть ниже колена — плюсик в карму, если б была вульгарнее, пришлось бы сразу прощаться.

Из чисто женского — туфли на каблуках: лакированные, с острыми носами, одним из которых майор юстиции потирает стройную голень.

— Все осмотрели? — спрашивает она немного нервно.

— Все, что считаю нужным, — строго киваю, снова погружаясь в ее документы.

— Не понимаю, в чем проблема? Ваше руководство, Ренат Булатович, сделало специальный вызов на двух сотрудников Следственного комитета. Мое руководство выбрало для задания меня и майора Краснова. Не вижу никаких причин для отказа.

— Это не вам решать.

— Эм…

Краснеет, но замолкает. Значит, не все потеряно. Искусство засунуть язык в жопу — одно из самых приоритетных в нашей сфере. Главное, я бы сказал.

— В случае вашего отказа я буду вынуждена обратиться в ССБ[1].

Приподнимаю брови в недоумении, потому что угрожать сотруднику Управления в самом Управлении еще никто не додумался.

— Да-да. Я не для того зарабатывала себе репутацию, чтобы мне отказывали по причине вашего предубеждения к женщинам-сотрудницам.

Закрыв личное дело, с грохотом откидываю его на стол и потираю еще гудящие виски.

Утром снова был приступ. Не в силах вынести черно-белого пространства вокруг, уже в шесть утра собрался и вышел из дома. Сперва проверил своих ребят на объекте, затем встретился с другом детства и отвез домой полураздетую Литвинову, которая вылетела из моей машины даже не попрощавшись. И не поблагодарив.

Как мир вновь обрел яркие краски, я не заметил. Кстати, такое со мной впервые. Обычно, чтобы прийти в себя, нужно минимум пять-шесть часов, два литра кофе и полное погружение в работу посложнее.

— Вы ведь из-за этого сомневаетесь? Потому что я женщина? — хмурится Синицына.

Сложив руки на груди, раздумываю, что с ней делать... Наивно было полагать, что мне дадут лучших из лучших следаков, но откровенный шлак тоже бы подсовывать не стали. Межведомственные выебоны никто не отменял.

— У сотрудника Управления нет пола, Майя Александровна, — наклоняюсь к столу и смотрю прямо на нее.

— Я…

— А еще у него нет цвета волос, разреза глаз и размера груди. Понимаете, о чем я?..

— Ренат Булатович, — растерянно качает головой.

— Вы можете сколько угодно обсуждать мой шовинизм с подружками, но здесь, — оглядываю свой кабинет, — здесь я работаю, чтобы получать результат. А я вижу, что ваши волосы пшеничного цвета, у вас изумрудно-зеленые глаза и третий размер...

— Второй, — она откашливается, густо краснея. — Возможно, пуш-ап…

— Оставьте эти подробности.

— Ренат Булатович, я не с того начала. Прошу прощения. Подполковник, я сделаю все, чтобы остаться в рабочей группе. Слышала, многие хотели бы поработать именно с вами, хочу воспользоваться шансом и понять, не врут ли они.

— Врут.

— Хочу составить собственное мнение. Сделаю все, что вы скажете. Могу использовать линзы, остричь волосы и носить мешковатую одежду.

— Для начала смените туфли, — киваю на ноги.

— Спасибо, — выдыхает с облегчением. — Спасибо, я вас не подведу.

— По статистике, так говорят все, кто потом совершает самые глупые ошибки.

— Разрешите идти?

Глава 8. Эмилия

— Ну, допустим, так… — кручусь перед зеркалом.

Повернувшись к нему спиной, инспектирую свой зад, обтянутый джинсовой тканью короткой юбки, и длинные загорелые ноги.

Новый концертный костюм вполне подходит для лета, но никак не сочетается с чувством собственного восприятия. Дурочкой себя ощущаю. Петр же постоянно настаивает, что на сцене я должна быть сексуальной.

Что-то мне подсказывает, Аскеров бы это не оценил. Тем более учитывая, как он безжалостно прошелся по моим моральным качествам в нашу последнюю встречу.

Да и пошел он! Старпер! Много он понимает…

Застегиваю джинсовые сапоги на каблуках.

Мы уже неделю выступаем на разных площадках столицы. В основном это, конечно, ночные клубы и летние веранды ресторанов, работающие до самого восхода солнца.

За это время у нашей группы появились первые почитатели. Немного смущает, что все они мужского пола, но надо ведь с чего-то начинать.

Темные волосы забираю в высокий хвост и заплетаю в длинную косу, приступаю к макияжу дикой амазонки. Тоном не пользуюсь — если забивать поры в восемнадцать, что же будет с кожей в тридцать? Наношу немного терракотовых румян и сияющего хайлайтера на скулы, нос и подбородок, подвожу глаза «кошачьими» стрелками черным карандашом.

Губы увлажняю бесцветным блеском.

Поправив лямку белого кружевного корсета, скидываю в рюкзак антистатик и косметичку и вызываю такси.

Уже через пятнадцать минут я возле бара «Родео».

Баха встречает меня у входа.

— Выглядишь отпад, Эми, — одобрительно кивает, забирая рюкзак.

— Ой, скажешь тоже. Это все корсет… Он со специальными вставками по бокам, формирующими суперузкую талию. Без него все гораздо печальнее.

— Ты серьезно?.. — Баха усмехается и придерживает для меня дверь.

Смотрит недоверчиво. Он парень южный, горячий. Мне порой не очень комфортно, когда он меня разглядывает, но при этом поведение абхаза — на пять с плюсом. Никаких поползновений или намеков. Мы друзья.

— Серьезно считаешь, что красивая из-за корсета?..

— Ну, в этом наряде — да, — озадаченно отвечаю.

— Ну ты и милаха!..

Фыркнув, закатываю глаза.

Первое, что замечаю в «Родео», — яркие неоновые огни, отбрасывающие разноцветные отблески на толпу возле сцены. Красные и синие оттенки создают иллюзию движения, и я чувствую, как перед выступлением горячий адреналин постепенно наполняет тело.

Как же я все это люблю!..

Довольно улыбаюсь.

Я здесь впервые, поэтому осматриваюсь. Обстановка напоминает декорации к старому вестерну. Деревянные стены с большими металлическими подковами и фотографиями ковбоев идеально сочетаются с современной барной стойкой, за которой работает рослый бармен с рукавами-татуировками.

— Эмилия, ты только взгляни! — слышу сзади.

Петр приветственно кивает и указывает на сцену: гигантская металлическая конструкция в виде быка становится центром всеобщего внимания.

— Это что-то новенькое, — замечаю я усмехаясь. — Так мы еще не выступали.

Все волнение трансформируется в сладкое предвкушение.

Мы направляемся к специальному столику для артистов за сценой, но вдруг замечаем, что он занят. Группа из четырех человек нас опередила. Парни в байкерских куртках не обращают на нас никакого внимания, а вот девушка с яркой фиолетовой стрижкой бросает на меня вызывающий взгляд.

— Это наш стол, — хмурюсь.

— С чего вдруг? — отвечает девица, жуя жвачку.

— Мы здесь выступаем сегодня.

— Вы что-то путаете. Это мы здесь выступаем.

— Да ладно?..

Ее спутники замолкают и таращатся на нас.

— Секунду, — выставив указательный палец, ищу глазами менеджера. Стараюсь сохранять спокойствие.

Это просто недоразумение. Так бывает.

Увидев администратора — высокого мужчину с бейджем, — иду к нему.

— Добрый день, произошло какое-то недопонимание, — складываю руки на груди. — Мы договорились с вашим руководством о выступлении на сегодняшний вечер, но, как оказалось, не мы одни…

Обернувшись, киваю на компанию за столом.

— Добрый день, — администратор вежливо улыбается и посматривает за сцену. — Сейчас я все уточню.

Положив руку на барную стойку, постукиваю по ней нервно и жду. Бармен, заметив меня, подмигивает и отдает честь двумя пальцами.

— Я поговорил с руководителем, — вернувшись, сообщает мужчина. — Он сказал, что, возможно, произошла какая-то накладка.

— И что нам делать?..

Бесит!..

— Ну… решите как-то между собой, кто из вас будет выступать. Или поделите гонорар пополам, потому что мне выделили ровно ту сумму, на которую договаривались.

Глава 9. Ренат

В салоне так сильно пахнет сахарной ватой, что приходится немедленно открыть окно и как можно глубже вдохнуть в себя воздух московской летней ночи. Прохожусь ладонью по лицу — от сухого лба до носа, зажимаю его большим и указательным пальцами и активно растираю.

Чтобы блокировать аромат этой чертовой ваты.

— Правда спасибо, — шепчет Эмилия сквозь зубы.

— Молчи!..

— Простите.

Морщусь от боли в висках.

Двенадцать часов на объекте, но до поездки в отделение полиции голова варила отлично. Этому умению тоже учат. Равно как и тому, чтобы вообще ничего не чувствовать, включая физические потребности. Я умею блокировать даже желание отлить, но сделать так, чтобы мозг перестали сдавливать тиски и он не реагировал на эту девчонку, после нескольких попыток так и не удается.

Еще на учебной базе Управления СБ в Подмосковье меня учили находить контакт с абсолютно любыми людьми, вне зависимости от пола, вероисповедания или возраста. Это умение совершенно осознанно забываю, потому что находить общий язык с Литвиновой я не собираюсь.

В идеале с утра мне надо сделать всего один звонок.

Ее отцу.

— Не понимаю, почему вы так со мной разговариваете? — зло шепчет девчонка. — Я же извинилась и сказала спасибо. Два раза.

— Я сказал тебе заткнуться три.

Блядь.

На светофоре перекрывают дорогу: в Кремль из Домодедово направляются важные зарубежные гости, и это тоже то, о чем населению не скажут в новостях по телевизору, а вот сотрудники с уровнем секретного допуска выше пятого круга осведомлены.

У меня, кстати, третий, и я даже в курсе, во сколько коснулся земли их самолет.

Стоять в пробке не меньше часа, поэтому двигаю ручку переключения передач на «паркинг» и отстегиваю ремень безопасности, прекрасно понимая, что это бред, так как люстра[1] именно на такой случай давно пылится в багажнике.

Развернувшись, рассматриваю узкий просвечивающий корсет, очерчивающий высокую грудь и тонкую талию, короткую джинсовую юбку, практически не оставляющую пространства для мужского воображения и характерные синяки на бедрах.

Девочка любит жесткий секс? Как это укладывается с ее чистыми лазурно-бирюзовыми распахнутыми глазами и румянцем на лице?..

Блядь.

Снова затягиваюсь сладким воздухом.

Эмилия перехватывает мой взгляд и хмыкает.

— Снова будете жизни учить и рассказывать, какая я плохая?

— Я тебе не отец, — почувствовав жар в груди, стягиваю пиджак, случайно задевая острое, худое плечо. — Пусть он с тобой разбирается…

Зажав пиджак в правой руке, поворачиваюсь, чтобы закинуть его назад.

— Черт, только не говорите ему! — Литвинова резко обхватывает мое запястье. — Пожалуйста. Не надо.

Перевожу взгляд на ее ладошку.

В среднем мужчина думает о сексе восемнадцать раз за сутки. Я так много сегодня работал, что последние десять минут просто добираю свою норму.

Как-то так.

То, что у девочки нет стопора, я уже понял, но в меня он зашит вместе с чипом в левом плече.

— Я подумаю, — аккуратно разжимаю ее пальцы и с интересом наблюдаю, как она прищуривается и пытается прикинуть, стоит ли ждать от меня неприятностей.

Снова опускаю взгляд.

Это, твою мать, мужской инстинкт. Голый мужской инстинкт.

Разглядываю синяки, которые она старается прикрыть юбкой и руками.

Я не хочу этого представлять, но воображение — хитрая штука. Оно давно нарисовало рандомного поляка между этих красивых ножек, разведенных в разные стороны. Уверен, что плоть у нее блестяще-розовая, похожая на лепестки нежного цветка.

Вычистив мозг от смачно трахающего Литвинову поляка, снова смотрю на ее наивное лицо. В уголках глаз собрались слезы, тушь размазалась, от нее веет юной, еще даже не осознанной женственностью.

Когда она ее осознает, будет жонглировать всеми яйцами на птицефабрике.

Диссонанс вынуждает меня задать следующий вопрос:

— Ты… Тебя… изнасиловали?

— Нет! — возмущенно выпаливает. — Мы соревновались с одной девочкой как наездницы. Я победила.

— Поздравляю, — усмехаюсь.

Пиздец.

Лучше бы не спрашивал.

Отвернувшись, растираю шею и снова прогоняю через легкие московскую пыль. Автомобиль зажат с двух сторон абсолютно пустыми автобусами, по всей видимости, после смены не успевшими добраться до своего депо.

— Послушай меня, — решаю провести время с пользой. — Я помог тебе в первый и последний раз. На няньку я непохож, на идиота, который будет вытаскивать тебя из передряг, тоже вряд ли тяну.

— Извините, это больше не повторится. Экстренный случай.

— Откуда у тебя мой номер?

— Папа отправил, — отвечает, скосив взгляд в сторону.

Глава 10. Эмилия

Ты взрослый, с мертвым, колючим взглядом,

Жестоко унизил жестом своим.

Пружина в груди… до сих пор крепко сжата,

И руки твои меня обожгли…

Любовь безответна, не требует света,

Я в сердце ее буду хранить.

Ты можешь не видеть искр лилового цвета,

Но я буду верить, петь и… любить.

Эмилия Литвинова, июнь

Отложив блокнот на тумбочку, активно растираю опухшее за ночь от слез лицо и сгребаю себя с постели. Понуро бреду в прихожую и поднимаю с пола корсет.

В телефоне несколько сообщений от парней, они добрались до квартиры, которую снимают в Зеленограде, на такси. Конечно, я и не думала, что Аскеров довезет их до места, но до метро подкинуть можно было?..

Сняв пижаму и стринги, забираюсь в ванну и включаю душ. Вода холодная, даже ледяная, но здорово остужает голову.

Весело вскрикиваю, когда становится совсем невыносимо.

Смеюсь сама с собой.

Может, я и легкомысленная, но предпочитаю не задумываться надолго о проблемах. Какой в этом смысл? У меня впереди целая жизнь: насыщенная, яркая, творческая.

А Ренат Булатович?..

Пусть будет как-то отдельно от меня.

Несмотря на то что вчера от тяжелого мужского дыхания, бьющего по щеке и губам, я испытала самые противоречивые и яркие эмоции за все свои восемнадцать лет, хочу больше не думать об этом жестоком, опасном мужчине.

Слишком опасном для таких неопытных девушек, как я.

Предложить мне такое... Отсосать ему...

Стыд.

А еще я впервые почувствовала… сексуальное желание, которое до этого встречала только в любовном дарк-романе. В колледже много кто такие читал, и я попробовала. Вся эта жестокость — не мое, но я, кажется, поняла, что испытывала главная героиня.

Это… странно. Будто нутро разворотили и начали нещадно скрести его горячими, жадными пальцами. Жарко, нетерпеливо, капельку больно и щекотно одновременно. Что-то с чем-то!

Хочу это повторить.

Только не с Аскеровым.

После ванной комнаты, затянув потуже пояс халата, иду на кухню и ставлю чайник на плиту. В холодильнике пусто: вспоминаю, что последние деньги я потратила на концертный костюм. Жить целую неделю планировала на то, что мы заработаем в «Родео». Получилось как получилось.

И что же делать?..

С отцом у нас уговор — никаких внезапных звонков, поэтому оставляю сообщение в мессенджере и спокойно пью чай.

Телефон вибрирует спустя час.

— Привет, пап.

— Здравствуй, дочь. Жалуйся.

— Не буду я жаловаться, — смеюсь.

— Наш человек!

Он замолкает, а я, кажется, краснею от радости.

Наш человек.

Это ведь похвала?

— Ну так что молчим?..

— Я… в общем, деньги закончились.

— Так бы сразу и сказала. Перестали платить за твои частушки?

— Просто получилось так, — оправдываюсь. — Через несколько дней еще концерт. Там уже заплатят.

— Ладно уж. Возьми в столе банковскую карту и сходи, сними сколько надо. ПИН-код знаешь.

— Спасибо, пап, — улыбаюсь. — Сейчас чай допью, посуду помою и пойду.

— Дома-то как? Кран больше не ломала?

— Нет, — смеюсь. — Только вот посудомоечная машина снова полетела. Я пыталась почистить фильтр, но она все равно не работает.

— Без этого можно прожить…

— Конечно, пап. — Тут же пугаюсь, что увижу здесь Аскерова вновь. После вчерашнего вечера как-то не хотелось бы. — Ты только никого не проси ни о чем, пап. Я руками посуду буду мыть, не переживай.

— Ладно. Давай уже. Не натренькивай. Некогда.

— Пока...

Закончив с домашними делами, надеваю легкий длинный сарафан без рукавов и убираю волосы в шишку. Слишком жарко, чтобы оставлять их распущенными. Закидываю в рюкзак банковскую карту отца и, прежде чем убрать телефон, долго смотрю на экран.

Все потому, что там пропущенный. Номер незнакомый.

Еще раз захожу в кабинет отца, достаю блокнот и сверяю цифры с теми, что удалила вечером.

Это не Ренат.

Несмотря на тихое разочарование, усмехаюсь.

— Ну конечно, — шепчу. — Зачем ему звонить тебе, дурочка?.. Он посмеялся над тобой.

Решаю все же перезвонить просто потому, что становится любопытно. Кто это может быть?..

— Привет, подруга, — слышится смутно знакомый женский голос. — Узнала?

Глава 11. Эмилия

Немного смущаюсь, когда у стеклянных дверей отделения банка замечаю ярко-фиолетовую шевелюру и, обхватив лямки рюкзака, спешу туда.

Когда эта жара закончится?

Плоская подошва босоножек прилипает к тротуарной плитке, а кожу покалывает от активного солнца.

— Привет! — громко окликаю.

— О, привет, — Искра поворачивается и машет рукой, а затем с интересом смотрит через дорогу, не обращая на меня внимания. — Ты сильно торопишься?

— Да… нет.

— Пойдем где-нибудь посидим. Здесь все равно пока закрыто, — кивает на табличку, висящую на металлической ручке: «Технический перерыв — 30 минут».

— Пошли, — соглашаюсь, даже радуясь тому, что Искра все-таки пришла и мне не надо будет занимать время. — Только давай найдем что-нибудь с кондиционером… Иначе я расплавлюсь.

— Без проблем.

В полном молчании направляемся к подземному переходу и спускаемся по лестнице. Мои шаги — легкие, семенящие, шаги Искры — размашистые и уверенные. Кое-как за ней поспеваю.

Когда мы наконец-то находим небольшое прохладное кафе, становится совсем неловко от сложившегося дисконнекта. Не сговариваясь, выбираем столик на двоих у окна.

— Я буду светлое безалкогольное пиво, — решает Искра, даже не открывая меню. — Ты будешь?

Сейчас только два часа дня…

— Пиво? Нет, — недоуменно отвечаю.

Она складывает руки на груди.

— В безалкогольном пиве содержатся полифенолы, они положительно влияют на работу сердца, — будто бы надеется, что я передумаю.

— Нет, я не буду, — повторяю.

С выражением лица «окей, но потом не жалуйся», Искра отворачивается к окну, а я заказываю официанту холодный лимонад с киви и ягодами.

Украдкой изучаю свою новую знакомую.

Черная футболка и такие же джинсы кажутся странными и, пожалуй, даже нелепыми. На улице минимум плюс двадцать шесть, мне в сарафане жарко.

А еще у девушки абсолютно мультяшное лицо: большие раскосые глаза интересного чайного оттенка, пухлые щеки и аккуратные бледные губы. Макияжа ни грамма, зато в ушах девять серебряных сережек — пять с одной стороны и четыре с другой, а на руке — увесистый браслет, больше похожий на собачий ошейник.

За всей этой своеобразностью опасности от Искры я не чувствую, а то, как открыто она изучает мое лицо, даже вызывает легкую улыбку.

— Что смеешься? — вдруг настораживается.

— Не знаю. У меня… нет подруг, поэтому не знаю, что сказать…

— У меня тоже нет.

— Зачем тогда меня позвала?

— Виноватой себя чувствую. За вчерашнее.

— Да брось, — отмахиваюсь.

— У тебя есть парень? — она спрашивает, наблюдая за официантом, который возвращается с напитками и наполняет высокий бокал прохладным пивом.

— Нет.

— Я думала, кто-то из этих… Вчерашних, нерусских.

— Нет. Это мои друзья из Польши, мы работаем вместе.

— Ты красивая…

— Ох, ну… спасибо.

Она еще внимательнее прищуривается.

— Долговязая немного…

— Это потому, что ты слишком коротышка, — парирую.

Грубовато отвечаю колкостью на колкость. Я привыкла общаться с парнями, а у них есть негласное правило сразу давать сдачи.

Удивительно, но Искра, кажется, расслабляется и даже смеется. Жадно пьет, а затем отставляет бокал и смачно вытирает губы.

— Один-один, Эмилия.

Я, равнодушно пожав плечами, аккуратно обхватываю трубочку губами.

— А тот мужик на крутой машине, который вчера тебя увез, твой масик?

— Масик?

Ренат Булатович Аскеров — масик.

Даже улыбнуло.

— Ну, папик?

— Нет, — смеюсь. — Это… друг моего папика.

— В смысле? — зависает.

— В смысле друг моего папы. Если точнее, Ренат Булатович — его коллега.

— А… ясно… И хорошо, что это просто друг твоего отца, — рассуждает Искорка. — У меня одногруппница встречается с таким. От него даже воняет...

— Чем?

— Старостью.

— Аскерову тридцать три...

— Динозавр!..

Я качаю головой.

От Рената не воняет. Аромат его туалетной воды древесный, а кожи на лице — какой-то особенный. Будто соленое море острым черным перцем присыпали. Будто это не должно было мне понравиться, но что-то в этом мире сломалось.

— А ты с бабушкой живешь? — интересуюсь, чтобы сменить тему.

— Ага. С бабкой.

Поджимает и без того тонкие губы.

Глава 12. Ренат

Оперативный штаб Управления, Юго-Запад Москвы. 18:00

— Дождь заебал, — ворчит Лунев и выкидывает окурок, поспешно прикрывая боковое окно микроавтобуса.

Надеваю наушники и просматриваю видео из клиентского зала банка, в котором прямо сейчас преступник удерживает заложников. Народу тьма, яблоку упасть негде.

Сжав зубы, упрямо смотрю на экран.

Это жизнь. Иногда по объективным причинам предотвратить терроризм просто невозможно. Если град размерами с пятак уже валит с неба, то весь урожай спасти не удастся. Что-то может погибнуть.

Или кто-то…

Для кого-то близкий и родной.

Раз за разом прогоняю восемь минут записи, до того момента пока камеры не были уничтожены. Взгляд привлекает девушка-коротышка с ярко-фиолетовыми волосами. Рядом с ней лицом в пол лежит еще одна, уже повыше. На вид до двадцати. Хрупкая, в тонком цветастом сарафане и легких босоножках без каблука.

Стройное тело дрожит, рука закрывает голову.

Мир в один момент становится серым.

Все вспоминаю. Страх на любимом лице, обкусанные губы, слезы…

Я… блядь.

Сердце противно тянет.

Это мое наказание.

— Пойду на доклад, — беру папку со стола и открываю дверь.

— Удачи, — вздыхает Лунев. — Надеюсь, штурманем в течение часа, если переговорщика не отправят.

— Надеюсь…

Задрав воротник пиджака, направляюсь к брезентовому навесу неподалеку от автобусной остановки. По периметру выставлены ребята-омоновцы.

Все ждут команды.

Генерал встречает меня строгим кивком. Вынимаю из папки фотографии и кладу прямо перед ним.

— Минниханов Азамат Саидович. Тысяча девятьсот девяносто девятого года рождения. Место рождения — Бишкек. Имеется вид на жительство, работает в службе такси. В разработке не был, у коллег не привлекался. Из нарушений — пара штрафов за превышение скорости. На этом все.

— Это я уже прочитал в твоем отчете, Ренат, — нервничает Ярославский. — Ты мне скажи, что думаешь, подполковник?..

Генерал у нас мужик нормальный. Самое главное, правильный. Худшее, что может быть в этом мире, — бразды правления у несправедливого человека. Увы, таких я тоже видел и даже им подчинялся.

Осмотрев огороженную красно-белой лентой площадку и стихийно развернувшийся пресс-центр с парой десятков аккредитованных журналистов, качаю головой.

— Он там один. Ребята проверили по камерам…

— Если только подельника не было внутри, — скептически морщится генерал.

Я не делаю предположений. Просто так не принято. Ты либо говоришь что есть, либо молчишь и проверяешь свои догадки, только после этого докладывая.

— В данный момент мой сотрудник работает над списком заложников, — продолжаю. — Работа трудная, так как после незапланированного перерыва в отделение зашло порядка тридцати человек.

— Ты мне скажи, как и почему у нас в центре Москвы люди с оружием ходят?

— Олег Валентинович, мы обязательно вернемся к этому вопросу…

— Обязательно вернемся. Что с его братом, которого он требует освободить? Кто он такой вообще?

— Минниханов Дилшод Саидович. Год рождения — две тысячи третий. Заключен под стражу неделю назад по делу о подготовке диверсии на футбольном стадионе. Был в нашей разработке. Там залет стопроцентный…

Генерал обрывает мою речь резким взмахом руки.

— Переговорщиком пойдешь, Ренат? — щурится.

— Я с террористами переговоры не веду.

— Да знаю я, — вздыхает, — что не ведешь…

Пожав плечами, смотрю прямо перед собой. Ничего не вижу. Лист даже не белый. Серый… с кроваво-красными точками.

— Ты ведь тогда, в Махачкале, был не виноват, Ренат, — Ярославский понижает голос. — Сделал все, что мог. Десять лет прошло…

— Не понимаю, о чем вы.

— Так уж и не понимаешь, — ворчит. — Значит, будем штурмовать?

— Единственно правильное решение, — соглашаюсь.

— Главное, кого не надо не зацепить!.. Нам лишние разговоры не нужны.

— Будем работать осторожно.

— Знаю я, как вы осторожно. — Ярославский растирает лицо ладонью и тяжело вздыхает. Постарел, генерал. Только сейчас замечаю. — За прошлый раз еще отписываемся…

— Сделаем все, что от нас зависит. Используем газ, чтобы не было паники. Сейчас подъедут специалисты, начнем подготовку.

— Ну давай работай, Ренат. Я пойду к журналистам, к гиенам проклятым. Никак не успокоятся.

Усмехнувшись, направляюсь обратно к микроавтобусу, попутно раздавая указания, чтобы сообщили, когда привезут газ.

В салоне все так же пахнет кофе.

— Да, полковник. Да. Будет сделано, — удрученно отвечает Лунев. Убрав мобильный, недовольно смотрит на экран.

Глава 13. Эмилия

«Жертва благоухает так, что ее аромат непременно хочется вкусить. Не будь жертвой, Эмилия», — часто говорил мне отец.

Помня об этом, единственное, чем я занимаюсь на полу в отделении банка, — отгоняю липкий страх, стараясь не паниковать. Паника, трусость, неумение себя контролировать — вот чем пахнут самые настоящие жертвы.

А Искорка дрожит так, что не почувствовать это сложно, поэтому я сжимаю ее ладонь еще сильнее.

Придурок, который взял нас в заложники, мне противен. Он что-то кричит о своем родном брате, периодически стреляет в потолок так, что стены и пол под нами дребезжат, и всячески запугивает ни в чем неповинных людей.

Я все стараюсь пропускать мимо ушей.

Не вникать. Не думать. Ждать помощи.

Этому тоже учил отец, отдавший большую часть жизни службе в Управлении. По факту семьи у нас не было. Так… фикция. Еще и потому, что отец — ужасный однолюб. Маму он любил по-настоящему, больше ни к кому так и не смог проникнуться, хотя догадываюсь, что женщины были.

— Полчаса у вас. Брата хочу видеть.

С сотрудниками полиции террорист общается по личному телефону одного из менеджеров банка. Требует, угрожает, что начнет убивать заложников. По одному каждый час. Услышав это, в зале раздается душераздирающий женский плач. Кто-то не выдерживает.

— Заткнулись все! — орет ошалевший придурок. — Языки всем отрежу!

Не вникать в такое сложно. У страха вырастают длинные скользкие щупальца, противостоять которым могут только самые отчаянные.

Я вспоминаю какие-то слова и начинаю петь про себя.

Что-то вроде:

Нас бьют — мы летаем от боли все выше,

Крыло расправляя над собственной крышей.

Нас бьют — мы летаем, смеемся и плачем,

Внизу оставляя свои неудачи[1].

Пою, пою, пою… Особое внимание уделяю звукам и артикуляции, шепотом проговаривая каждую букву.

Искорка же отчаянно всхлипывает и стонет.

Неожиданно ноги обдает прохладным, влажным воздухом. Мурашки кочуют по спине, тело сжимается тугой металлической пружиной, пока я не слышу знакомый голос:

— Я переговорщик. Меня зовут Ренат Булатович Аскеров.

— Иди на хуй. Я буду стрелять.

— Я без оружия, Азамат. — Судя по тяжелым шагам, Ренат пересекает небольшой тамбур и заходит в зал. Бесстрашный. — Обсудим условия освобождения твоего брата, и я уйду, чтобы все как следует подготовить, затем я же приведу Дилшода к тебе.

— Ко мне не надо, как мы будем отсюда выбираться? У вас наверняка ОМОН там... на улице. — Наконец-то до придурка доходит — живым ему не уйти. — Бля-я-ядь…

Боюсь поднять голову, но предательски начинаю дрожать.

Не из-за себя.

Из-за Рената.

Зачем Аскеров пришел сюда? Он что, камикадзе? Знает ли он, что я здесь? И если нет, то зашел бы в банк, располагая этой информацией? Стал бы меня спасать?

Не знаю...

— Ладно, давай говорить, — слышу голос прямо над нами и нарастающий галдящий шепот. — Заткнулись все.

Звук выстрела оглушает.

Вспотевшая рука в моей ладони напрягается и пару раз дергается, я чувствую, что террорист хочет, чтобы Искра поднялась, и поэтому... поднимаюсь первой. Сначала встаю на колени, а затем на ноги.

Пусть уж лучше выберет жертвой меня. Я не пахну животным страхом, ему будет невкусно. Рядом с шеей щелкает складной нож, а плечи обхватывает грязная рука.

Резкий разворот, слепящий свет в глаза, мужской силуэт в трех-четырех метрах… Зажмуриваюсь всего на секунду и пытаюсь проморгаться.

— Отпусти девочку. — Аскеров равнодушно меня осматривает.

Как всегда собранный и спокойный. Человек в футляре. На лице — ни грамма удивления, но он ведь может просто его не показывать.

— А она мне понравилась, — ржет над ухом террорист. — Мы ее с братом с собой возьмем, а?..

— Не советую, — Ренат безразлично пожимает плечами и без какого-либо интереса оглядывает меня с ног до головы. — Молоденькая совсем и слишком костлявая.

Второй рукой террорист нахраписто исследует мое тело: бедра, живот, грудь. Хочется тут же снять с себя кожу.

— Может, ты и прав. Я люблю баб посочнее, а эта доска, два соска, — снова мерзко ржет.

— Дилшода освободят в течение часа, — Ренат спокойно сообщает, когда гогот стихает.

— Я сказал: у вас полчаса, потом я начну убивать, — рука вокруг моих плеч сжимается, шеи касается холодное острие. — Буду резать всех, как паршивых овец.

Я чувствую боль, и следом под сарафан тонкой струйкой забирается тепло. В ужасе смотрю на Рената, но на его лице все еще пусто. Ни одной живой эмоции, даже глаза бесцветные. Только желваки на скулах поигрывают.

— Так быстро не получится, Азамат, — абсолютно спокойным, рассудительным голосом продолжает. — Давай не забывать, что мы в Москве. Дай мне время.

Глава 14. Эмилия

Пиджак валится на пол.

Мое продрогшее от дождя тело льнет к Ренату. Руки обнимают упругий торс. Замираю, стараясь поймать все-все-все ощущения. От откровенной слабости, касающейся моих коленей, до легкого возбуждения, распирающего тесную грудь.

— Думал, ты в состоянии шока, поэтому не плачешь. Как правило, объятия расслабляют, позволяют выплакаться.

— Я не привыкла к объятиям, поэтому и плакать не люблю.

— Уже понял.

Понял, но не отпускает…

Зажмуриваюсь.

Конечно, я чувствую, что Аскеров не проявляет ко мне никакого лишнего внимания: одна его рука укрывает мои плечи, вторая — мерно поглаживает по спине. Отеческие объятия, не более того, но я привыкаю, хочу продлить этот момент, малодушничаю.

Глупость с моей стороны?

Наверняка да, но пусть я буду глупой.

— Зачем ты встала? Он бы тебя не выбрал…

Я только пожимаю плечами. Слова застывают внутри вместе со всхлипом, который я стоически глотаю. Объятия действительно расслабляют.

— Зачем, Эмилия? — Ренат давит на плечи и поднимает мое лицо, подцепив пальцами подбородок.

Смотрит сверху так, что степень возбуждения только нарастает, а кровь в венах будто начинает бежать быстрее. Горячая-горячая кровь.

— Там была моя подруга. Ее зовут Искра.

— Крашеная?

Киваю.

— Она боялась, а я… нет.

Облизываю пересохшие, обветренные губы. В центре нижней неприятно щиплет. Вспоминаю, как кусала ее там, на полу в отделении банка. Нервничала. Не по себе становится.

— А ты, стало быть, ничего не боишься? — хмуро спрашивает Ренат без капли иронии.

— Ничего!

— Нет людей, которые ничего не боятся…

— Даже ты?..

Опустив глаза, жду, что он снова поставит меня на место. Нагрубит, пригрозит, заставит говорить «вы». Аскеров на удивление продолжает, пропуская мою вольность:

— Даже я.

— И чего же? Чего ты боишься?..

— Темноты.

Я улыбаюсь, а серьезное лицо остается неподвижным, только серые глаза чуть темнеют и опасно искрятся. Так, будто пепел вот-вот догорит.

Подумать, что подполковник Ренат Аскеров чего-то боится просто невозможно. Он для меня на голову выше всех мужчин, которых я знаю. Пожалуй, только… кроме отца.

Кто же из них круче?.. В этой странной, необычной иерархии я еще не разобралась.

— Пойдем, — отстраняется, убирая мои руки со своей спины. — Где у тебя аптечка?

— На кухне, но мне надо принять душ. Чувствую себя грязной.

— Хорошо, — смотрит на часы и хмурится. — Успеешь за пять минут?..

— Да, конечно.

Пулей несусь в ванную комнату.

Скидываю сарафан, нижнее белье, натягиваю шапочку, чтобы не замочить волосы, и настраиваю поток теплой воды. Греюсь под ним недолго. У Аскерова много задач: его ждут подчиненные, начальство. Ему надо спасать мир от всяких ублюдков.

Раненую шею стараюсь не трогать, осторожно протираю спонжем вокруг пореза, когда заканчиваю мыться. Из выделенных мне пяти минут удается справиться за три, просто чтобы оставшиеся две провести с Ренатом наедине.

И снова безнадежная глупость — игнорирую махровый халат и появляюсь на кухне замотанной в крохотное полотенце. Плечи, верхняя половина вздымающейся от частого дыхания груди, ноги — все максимально открыто.

Ренат же слишком одет. Строгие брюки, белая, испачканная рубашка, сосредоточенный на моем полотенце взгляд.

— У меня ни вещей, ни телефона, ни денег. Все в рюкзаке, там осталось.

— Садись, — чуть охрипшим голосом Аскеров указывает на столешницу.

Упираюсь ладонями и подтягиваюсь, чтобы забраться.

— Подними голову, — Ренат щедро поливает хлоргексидином сложенный в квадрат бинт и подходит ближе.

Бедро упирается в мое колено.

Задрав подбородок, придерживаю полотенце. Пальцы дрожат, это наверняка заметно.

— Ты убил его?.. — спрашиваю, чтобы хоть как-то переключиться.

— Ранил в плечо, — отвечает, обдавая горячим воздухом мою шею.

— Ты… когда-нибудь убивал?

Аскеров молчит. Готовит новый бинт, смачивает его.

— Я думаю, что ты убивал. И мой отец тоже.

— Не думай об этом.

— Я не говорю, что это плохо. Они очень опасны. Те, кого вы убиваете.

— Это называется «ликвидация».

— Вот как?..

Опускаю голову и с интересом наблюдаю, как он выкидывает испачканные бинты в мусорное ведро и собирает аптечку.

— Ты… придешь ко мне на день рождения?.. — снова нарушаю тишину.

Глава 15. Эмилия

День моего девятнадцатилетия начинается с подарка, который шокирует и одновременно вызывает восторг. Отец вручает мне ключи от новенького автомобиля.

Это «Тойота». И это седан.

Возможно, не совсем то, что я бы хотела, но совершенно точно эта машина отвечает всем требованиям безопасности. Другую папа бы мне не купил.

— В автошколу тебя записал. Прогонят по ускоренной программе. Только старайся, — недовольно сообщает он, глядя в сторону.

— Уи-и-и! Спасибо, — улыбаюсь, подаваясь вперед.

Хватаю его за широкие плечи и прижимаюсь к груди. Всего на секунду. Почувствовав общую неловкость, отстраняюсь, а он два раза похлопывает меня по спине. Раз. Два.

— Ну-ну, давай.

— И за то, что друзей разрешил сюда пригласить, спасибо.

Где-то к пяти часам все собираются в беседке перед домом. Всего человек пятнадцать. Мои одноклассники, включая Сему, Петра, Баху, Кензо и Искру, которую я пригласила в самый последний момент.

— С днем рождения, — поздравляет она, приглаживая фиолетовые волосы и поправляя просторное платье.

Быстро обнимает меня и только потом рассматривает мой наряд шоколадного цвета: короткий топ и кричащую мини-юбку.

— Выглядишь, конечно, секси. Ноги от ушей, — Искорка вздыхает, будто бы это совсем не комплимент. — Как у осьминога…

— Скажешь тоже, — шутливо закатываю глаза.

— И живот плоский. Ты вообще ничего не ешь, да?

— У меня… хороший метаболизм.

— Все вы так говорите, а потом оказывается, что едите только по средам.

— Эмилия-я-я, с днюхой, — тянет Сема, по-хозяйски приобнимая меня за талию. — А музыку можно врубить? Давид Андреевич нас не задержит?..

— Тебя, Черепанов? — смеюсь, отстраняясь. — Вряд ли. Можешь врубать свою музыку!..

Отвернувшись от гостей, рассматриваю отца, который задумчиво курит в кресле на террасе у дома. Мой личный праздник навсегда граничит с самым большим горем папы.

В этот день умерла моя мама.

Когда до террасы доносится громкий бит, отец смотрит на меня не очень довольно и тушит сигарету. Я лишь развожу руками и тянусь к бокалу с легким игристым вином. Запиваю ком в горле.

Мы веселимся.

Ребята поздравляют, отпускают не очень уместные шуточки, много говорят о сексе, о котором, думаю, половина еще не знает. По крайней мере, не так, как они об этом мечтают.

Я чувствую себя немного нелепо.

Мой наряд, профессиональный макияж и высокий гладкий хвост — все это для одного конкретного человека, который, кажется, не приедет.

С тех пор как Ренат покинул нашу квартиру в тот самый вечер, мы больше не встречались.

Вещи мне вернул их с отцом коллега, и он же рассказал, что за геройство при освобождении заложников Аскеров получил выговор. Руководство Управления планировало штурм, но в последний момент Ренат решил начать переговоры.

Это могло стоить человеческих жизней.

И было со всех сторон глупо… Даже странно, потому что подполковник точно неглуп.

— Потанцуем, Эмми? — Сема снова приобнимает сзади.

— Черепанов, убери свои черенки, — скидываю наглые руки с живота. — Ты одурел сегодня? Где твоя девушка?

— А мы расстались.

— Вот как?

— Ага.

— Из-за чего?

— А я люблю другую, — снова меня обнимает.

— Идиот, — смеюсь заливисто. — Ты когда успел так напиться?

— Да не пьяный я! — психует.

С улицы слышится звук подъезжающего автомобиля, и я, неуклюже передвигаясь на каблуках по газону, иду к калитке. Тороплюсь.

— Ого, — чувствую, как кровь приливает к лицу, а в груди что-то рвется. — Сам Ренат Булатович пожаловал.

Прислонившись плечом к металлическому столбу, наблюдаю, как Аскеров выходит из машины и снимает серый пиджак. Небрежно отбрасывает его на заднее сиденье и идет прямо на меня.

— Привет. С днем рождения, — спокойно произносит, не проявляя никакого интереса ни к моему наряду, ни к оголенному животу, ни к ногам.

Я изображаю наигранную веселость и щурюсь от вечернего летнего солнца, бьющего по глазам.

— А где подарок? — спрашиваю обиженно.

Он убирает руки в карманы брюк и смотрит куда-то за мое плечо, а я считаю пуговицы на его черной рубашке. Их восемь.

— Ты сказала, что я могу прийти без подарка, — спокойно напоминает Ренат, переведя вкрадчивый взгляд на меня и сощурившись.

— Так все говорят, когда приглашают. Это дежурная фраза. Не более…

— А-а-а… Ренат, — перебивает меня отец и небрежно отодвигает. — Привет, друг. Спасибо, что приехал.

— Привет, Давид.

Мужчины обмениваются крепким рукопожатием.

Глава 16. Ренат

20:55. Дача Литвиновых, Подмосковье.

«Знание — сила». Эта выдержка из «Левиафана» Гоббса, опубликованного еще в середине семнадцатого века, прекрасно объясняет, почему работа нашего Управления имеет особый, сакральный смысл и приоритетный статус.

По своей сути, разведка — всего лишь средство получения информации. Если быть точнее, информации секретной, той, которую сильные мира сего скрывают от посторонних ушей и глаз.

И коли уж, с одной стороны, хорошему чекисту требуется великолепная память, то с другой — ему просто необходимо обладать навыком стирания той самой информации. Даже из головы. Ведь от этого в прямом смысле зависят человеческие жизни. И коллег, и всех сопричастных.

Увы, знание — порой такая сила, которая убивает.

Давиду Литвинову после ряда нештатных ситуаций я искренне доверяю, но уверен, так же как и он, стараюсь фильтровать свою речь, чтобы не навредить ненужной информацией.

— Сигару? — предлагает он.

— Нет, спасибо, — качаю головой, наконец-то расслабляясь в кресле.

Свежий подмосковный воздух разжижает кровь, делает ее горячее.

Виски снова с самого утра страшно выкручивает, а мир опять был безнадежно серым и это… пиздец.

Пиздец, никогда меня не покидающий.

— Не закурил?

— И даже не планирую, — усмехаюсь.

— Здоровье бережешь?

— Нет. Не вижу никакого смысла его беречь…

— Это почему вдруг? — Давид тянется за пепельницей.

С интересом на меня посматривает.

Сибирь будто бы оживила его до блеска в глазах. А может, всему виной алкоголь?..

— Почему офицер советской разведки не собирается следить за своим здоровьем? — иронизирует.

— Здесь все просто. Моя жизнь — служба, а служба — моя жизнь. Если эти нитки оборвутся, то вместе. Неразрывная конструкция. Думаю, вряд ли я умру от рака легких, скорее всего, это будет вражеская пуля или минное поле. В худшем случае — плен. Но ты наши инструкции знаешь…

— Не в первый раз от тебя это слышу. Мне жаль, Ренат, — становится задумчивым.

— Не выношу запаха табака, но тебя уважаю, Давид. Поэтому терплю, но ворчу, как старая, сварливая жена! — отшучиваюсь и тяну другу руку.

Литвинов отвечает на рукопожатие и, откинувшись на спинку кресла, молча курит.

Я, почесывая подбородок, пялюсь прямо перед собой. Постройки на участке расположены так, что с высокой террасы открывается отличный вид на беседку, где резвится молодежь.

Как на ладони.

Полуголая Литвинова в безвкусном легкомысленном костюмчике танцует с четвертым кавалером. Судя по тому, как тесно к нему прижимается, девчонка уже нетрезва.

— Весело у них.

— Пусть отдыхают. Я всех проверил. Все чистые.

— И поляков пробил?

— А ты в курсе про поляков? — искренне удивляется.

Я отстраненно киваю.

— Был повод познакомиться.

— Это обычные студенты. Я проверил.

— Вот и отлично.

Откашливаюсь, потому что если родного отца все устраивает, то это совершенно не мое дело.

— А что с «Магнолией»?.. — вдруг вспоминает. — Ты собрал команду?

— Можно сказать и так.

— Кого ангажировал Василий Георгиевич?

— Следственный комитет выделил две боевые единицы, — без особого энтузиазма сообщаю. — Правда, один патрон холостой и бесполезный. Майор Майя Синицына…

Взгляд Давида становится цепким. Приблизившись, частит:

— Будь осторожен, Ренат. Старый хрыч не очень чистоплотен, и его сотрудники могут представлять его личные интересы. Особенно баба…

— Странно. А он тебе привет передавал, — усмехаюсь.

— Пошел он на хуй, — ни с того ни с сего злится Литвинов, снова закуривая. — Мне его привет, что в Сибири кабриолет.

— Ай-ай-ай. Значит, не любишь генерал-майора?..

— Я в своей жизни, Ренат, люблю только Родину и дочь. Вторую люблю осторожно, вполголоса, чтобы не испортить. Молодежь сейчас такая пошла, один бред на уме. Наркота, бабки и полное отсутствие каких-либо общепризнанных ориентиров. Для них Родина — это хоккейный клуб в молодежке.

— Не слышал о таком.

Я снова прицельно смотрю на отдыхающих.

Литвинова куда-то исчезла. В беседке осталась только та девица с фиолетовой башкой. Стало быть, на самом деле за подругу вступилась в банке.

В своей жизни я привык полагаться на собственное представление о людях, но вот о дочери друга составить какое-то определенное мнение сложно.

Она безусловно красива и сексуальна. Я отчасти даже понимаю Давида с его нереальной любовью к Марине. Если они с дочерью похожи, то после женщины с такой яркой внешностью сложно найти кого-то хотя бы отдаленно ее напоминающего.

Глава 17. Эмилия

Придерживая полы халата, взмываю по лестнице. В свою комнату, где хоть ненадолго смогу побыть одна. Сердце бьется как ненормальное.

Просто не могу поверить, что позволила себе такое поведение. Но тут же нахожу оправдание.

Все просто.

Чисто инстинктивно мне хочется, чтобы Ренат увидел во мне женщину, а не маленькую неопытную девочку. Ведь такая — забитая, раненая мышка с большими глазами — ему точно не зашла. Он даже на мой поцелуй не ответил.

Снимаю с вешалки еще одно приготовленное для сегодняшнего вечера платье — шелковое, кремового цвета, тоже максимально короткое, на тонких бретельках и с открытой примерно до середины спиной.

Меняю босоножки на высокие лодочки и решаю сменить прическу. Убираю шпильки и распускаю хвост. Все неровные пряди вытягиваю утюжком, губы подкрашиваю карандашом оттенка пыльной розы.

Несусь вниз и замираю перед выходом.

Когда вижу, что заветное кресло на веранде опустело, страшно раздражаюсь.

— Аскеров уже уехал, пап?..

— А тебе какое дело? — прищуривается.

Сегодня день моего девятнадцатилетия, а я, вместо того чтобы пить игристое с друзьями, нервничаю и весь вечер выискиваю взглядом всегда серьезного друга отца. Они, вообще, похожи. Оба умные, волевые, сдержанные. Будто на Лубянке их только этому и учат: отключать сердце и не чувствовать ничего.

— Не вздумай опозорить меня, Эмилия. Удавлю. Своими руками удавлю. Я таких дурочек, как ты, у Рената столько видел, пальцев пересчитать не хватит. Сначала слюни пускают, потом слезы льют. Результат всегда один.

Моя жизнь камнем летит ко дну, но тут же, отталкиваясь от него, расцветает новыми сочными красками. Все еще задыхаясь от неосознанной ревности, читаю уведомление.

Каждое слово от Рената разжигает огонь в груди все сильнее.

«Хочу пригласить тебя на ужин, Эмилия. Сейчас».

Сбегаю по лестнице и направляюсь к беседке.

В сердце горят и обжигают сразу все составляющие: злость за «дурочек, которых пальцев пересчитать не хватит», какое-то странное предвкушение, покалывающее низ живота, стыд и страх перед отцом.

Боже…

«У меня гости», — отвечаю, чуть подумав.

«Я не могу их просто так оставить…»

«Ок», — прилетает безжизненный ответ.

Теперь разочарование душит. До слез меня душит, не давая вдохнуть. Грудь будто перетягивают ровно посередине, а страх со стыдом рассеиваются.

Это ведь моя жизнь.

Мое тело.

Моя девственность.

Я вправе подарить ее тому, кого считаю достойным.

Я, если честно, вообще мечтаю от нее избавиться. Меня страшит первый секс, а я бояться не привыкла.

«Мне нужно пятнадцать минут, Ренат», — печатаю новое сообщение, боясь не успеть.

Вдруг он уже уехал?

Вдруг уехал… к другой?

«Ок». — Аскеров не креативен. Отвечает односложно.

И?..

Как теперь избавиться от десятка не совсем трезвых парней?

— Ребят, — привлекаю к себе внимание, вырубая подпрыгивающую на столе колонку, — предлагаю всем поехать в клуб!..

— Я — за, — поднимает руку Баха.

Петр задумчиво осматривает мой новый наряд и пожимает плечами. Я пробегаюсь взглядом по лицам оставшихся гостей.

— А где Сема? — спрашиваю у Искры, убирающей со стола. — Не трогай здесь ничего, я завтра приберусь.

— А Семе твоему такси парни вызвали, что-то там на улице произошло. Подрались они.

— Драка? — округляю глаза. — И с кем же?

— Не знаю. Но кровищи было…

Смотрю на часы. Осталось десять минут.

«У дороги», — приходит еще одно сообщение от Аскерова.

Я сразу забываю об однокласснике. Все потом. В конце концов, Черепанов перепил, может, сказал кому-то лишнего. С ним такое бывает.

— Собираемся быстрее, — командую и направляюсь к отцу.

Слезно заверяю его и отчитываюсь: буду осторожна и переночую в городской квартире, а уже утром вернусь, чтобы навести порядок и попрощаться перед его отъездом. Папа вполне охотно соглашается и продолжает курить, глядя в одну точку.

Покидаю террасу, оглянувшись и отметив, каким одиноким он выглядит… Грустно становится.

Перекинув ремень сумки через плечо, тяну Искру за руку. Парни уже собрались возле калитки в ожидании такси, курят и о чем-то разговаривают. Все какие-то притихшие.

—Так где встречаемся, Эм? — спрашивает один из них.

— Встречаемся возле «Прадо», — кричу не оборачиваясь.

По узкой тропинке выходим на проселочную дорогу. Параллельно к ней, в метрах двадцати пролегает большая и асфальтированная.

Глава 18. Эмилия

Естественно, на мой вопрос он не отвечает, поэтому я задаю новый:

— Это как-то связано с моим Семой?

— С твоим? — ошпаривает меня недоумением.

— С моим… одноклассником, — тут же исправляюсь.

Отвлекаюсь, потому что мы заезжаем видовую площадку — парковку одного из самых дорогих ресторанов Москвы. Я в нем никогда не была, но слышала от парней, что здесь достойная кухня. И конский ценник.

— Пойдем, Эмилия, — зовет Ренат, открывая дверь.

Я выхожу на улицу и иду за ним, ускоряя шаг.

Просто не верится, что все по-настоящему. Обхватываю замерзшие плечи и незаметно их щипаю. Ни привычной невесомости, которая случается на грани сна и реальности, ни тяжести одеяла — ничего не чувствую, значит… действительно передо мной спина Аскерова, и он решительно направляется к высокой, украшенной цветами входной группе.

— Добрый день, Ренат Булатович. Александр сказал, что вы хотели бы уединиться? — с вежливой улыбкой обращается администратор.

Я пытаюсь уловить сарказм или уничижающие мое достоинство взгляды, но ничего этого нет. Мне тоже улыбаются вполне искренне и открыто. Это успокаивает.

Нас проводят в отдельную, скрытую от чужих глаз тяжелыми шторами зону. Кладу сумку на небольшой дополнительный столик и устраиваюсь в уютном кресле.

— Через какое время подойти? — интересуются у Рената.

Он садится напротив и вопросительно смотрит на меня.

— Я бы выпила шампанского, — говорю чужим голосом. — Замерзла…

Взгляд серых глаз легонько касается выреза на моем шелковом платье.

— Моя спутница выпьет не больше бокала, Мария. Что-то дорогое и торжественное, для особого случая, — он кивает официантке. — Мне — кофе.

— Конечно. Все сделаем.

Я таю от этого «моя спутница».

— Эмилия, ты голодна? — звуки доносятся будто сквозь толщу воды.

Пытаюсь соображать, вспоминая разговоры об этом заведении.

— Я… слышала у вас есть хенд-роллы? — обращаюсь к Марии.

— Да, это наше фирменное блюдо.

— А можно… попросить вашего шеф-повара не собирать их, а предоставить все ингредиенты. Я хочу составить по своему вкусу…

— Конечно, — улыбается. Снова искренне, не дежурно.

Прекрасное обслуживание. И обстановка выше всяких похвал. Такая одухотворенная готика в интерьере. Темные цвета, зеленые скатерти, дорогой фарфор. Аскерову идет.

— Не люблю рис в роллах, — открыто улыбаюсь ему. — Он всегда сухой, пресный, невкусный…

— Только не говори об этом японцам, — снисходительно отвечает Ренат и отпускает официантку.

— Просто не понимаю, зачем использовать рис в суши и роллах, если можно сделать по-настоящему вкусно, выбрав побольше начинки?.. Ведь именно в ней самый сок!

— Это в силу возраста, Эмилия. Со временем узнаешь, что так во всем…

— Опять ты про возраст, — нервничаю. — Мне девятнадцать, а тебе сколько?

Я прекрасно знаю ответ, но мне хочется флиртовать, а не быть горе-сталкершей, которая все знает про коллегу собственного отца. Ренат откидывается на спинку кресла, и в его глазах загорается сдержанный интерес.

— Мне тридцать три.

— Всего-то… четырнадцать лет…

— Пятнадцать, — мягко поправляет.

— Когда мне будет шестьдесят, тебе стукнет семьдесят четыре, Ренат. Согласись, что разница будет незаметна?

— Весьма оптимистичный расклад, — уголки его губ чуть приподнимаются.

— А я хочу быть оптимисткой. — Вдруг чувствую легкость и вкус к жизни внутри. — Есть роллы без риса и не вспоминать о японцах. Встречаться, заниматься сексом с кем хочу… — чуть затихаю.

Поверить не могу, что все это несу вслух.

— У тебя отлично получается быть оптимисткой, Эмилия, — голос Рената становится резковатым. — Я бы добавил пессимизма, но сегодня твой вечер.

— Да, — улыбаюсь, задирая подбородок. — Сегодня мой вечер, поэтому давай не будем его портить. Спасибо, что привез меня сюда.

— В качестве подарка, — усмехается.

С интересом раскручиваю специальную деревянную подставку, только что вынесенную Марией, и рассматриваю аккуратно нарезанные ингредиенты.

— Хочешь попробовать? — спрашиваю, сжимая в руке небольшой лист нори. — Я сделаю тебе на свой вкус. Тебе понравится.

Он неопределенно приподнимает брови и отпивает дымящийся кофе.

Я тянусь к запотевшему ото льда бокалу и делаю пару глотков вкусного шампанского.

— Все, я делаю. Для тебя. — Тут же включаюсь, рассматривая аккуратно выставленные на подставку пиалы. — Рис, если тебе такое нравится, — выкладываю на сложенный в ладони лист, — сыр, огурец, перец. Такие, как ты, любят овощи.

— Такие, как я? — снова усмехается.

Глава 19. Эмилия

Пока мы находимся в машине, я стараюсь на него не смотреть. Ренат тоже не сводит взгляда с дороги.

Замираю и шумно дышу.

Кожу на ладони страшно печет, так хочется потрогать еще горящие от поцелуя губы, на которых он оставил след. Вместо этого нетерпеливо проезжаюсь по ним языком.

Мы едем по ночной Тверской, пролетаем светящийся фасад Большого театра и уходим на Лубянку. Когда вижу здание Управления, стыдливо прикрываю веки.

После Сретенки начинается череда бесконечных поворотов, узеньких улочек и остановок на загорающихся красным светофорах.

Ренат делает это специально. Закрадывается такое сомнение. Чтобы я не запомнила место, куда мы едем. Тут же еще она мысль: это… его дом. Я догадывалась, что Ренат живет где-то недалеко от работы. Это в его стиле — всегда быть наготове. Жить на службе.

После мучительного ожидания паркуемся в старом московском дворе, огороженном с двух сторон шлагбаумами.

Я разглядываю трехэтажный дом с широкими, высокими окнами.

— Идешь? — спрашивает Ренат.

— Да, — отвечаю сдавленно.

Продев руки в рукава пиджака, выбираюсь из машины и запахиваю его как следует.

Похолодало.

По телу расползается неконтролируемая дрожь, которая только усиливается, когда мы заходим в ухоженный подъезд и по высоким каменным ступеням поднимаемся на второй этаж.

Аскеров открывает металлическую дверь и проходит первым. Я — за ним.

Скидываю туфли и ступаю на холодный паркет.

— Я сейчас подойду, — говорит Ренат, отправляясь вглубь квартиры. — Гостиную найдешь?

— Постараюсь.

Привыкая к яркому свету, сворачиваю направо и открываю тяжелую дубовую дверь. По-моему, здесь. Нащупываю выключатель.

— Ого, — оглядываюсь с интересом.

Комната больше напоминает музей. Белые стены, на которых висят картины, ошеломляющие высотой потолки, на окнах только металлические жалюзи.

Оставив пиджак на большом кожаном диване, наклоняюсь над журнальным столиком.

— Это патефон? — спрашиваю, чувствуя приближение Рената.

— Граммофон.

— Это не одно и то же? — перебираю пластинки.

— Нет, — отвечает он сухо и садится на диван.

Я чувствую неловкость, поэтому нервно смеюсь:

— Двадцать первый век. Ты о колонке «Алиса» ничего не слышал?..

Он пожимает плечами и, положив локоть на подлокотник, подпирает подбородок кулаком.

И правда, динозавр…

Отвожу взгляд.

— Алиса включает музыку какую захочешь. И классическую тоже, — киваю на пластинки. — Там есть много функций… Можно узнавать погоду, новости.

— Я знаю все новости.

Демонстративно закатываю глаза.

Ну конечно, он знает. Фээсбэшник, блин.

Я ведь не о том.

Ренат вдруг поднимается и вытягивает пластинку из чехла. Через минуту гостиная наполняется спокойной, тихой мелодией, от которой волосы у меня на затылке начинают шевелиться. Такая она пронзительная и проникающая куда-то вглубь, под кожу.

— У граммофона другой звук. Ни одна колонка с ним не сравнится.

— Что ты включил?

— Это Шопен.

— Да, мне нравится. — Отправляюсь гулять по гостиной. — Звучание на самом деле другое.

— Не все новое по своим характеристикам превосходит старое, Эмилия. Часто люди что-то создают, чтобы сделать проще, а не лучше. Это проблема современности.

— Интересно...

В углу замечаю абстрактную металлическую подставку для бутылок с алкоголем. Что-то подобное стоит в кабинете у отца.

Останавливаюсь у окна и замечаю небольшую нишу в стене напротив, закрытую напольной перегородкой.

— А там что?..

Ренат пересекает комнату и складывает ширму гармошкой. Убирает ее к стене.

— Что это?

— Специальный тир-тренажер. Хочешь, Эмилия?..

— Что?

— Попробовать, — спрашивает безо всякой улыбки или желания мне понравиться.

Неистово кусаю губы и вообще не понимаю, что происходит.

Еще утром я проснулась с мыслью, что ничего не будет и мы с ним чужие. Ренат — друг моего отца. Красивый, взрослый мужчина. Я — обычная первокурсница, которой исполнилось девятнадцать.

Приглашение на свидание сегодня — полнейший шок, а то, что в итоге мы оказались здесь, в его медвежьей берлоге, только вдвоем — производит эффект землетрясения в груди.

Это так запретно и… опасно. И дело не в разнице в возрасте, а в том, как открыто он смотрит и какой огонь полыхает в его темно-серых глазах.

Прислонившись бедрами к подоконнику, молча наблюдаю, как Ренат поднимает со стойки револьвер, перезаряжает его и целится в мишень. Широкая грудь, сильные руки, уверенные пальцы, обнимающие рукоятку, сосредоточенное лицо.