Обычно девушки моего возраста более всего озадачены тем, где найти подходящего парня, и как поскорее сделать из него жениха.
Передо мной же стояла совсем другая дилемма.
Жених вроде как есть. Правда, не факт, что подходящий, скорее наоборот – самый ужасный из всех возможных.
Вопрос в следующем.
Считаюсь я до сих пор с ним обручённой, или же нет?
С одной стороны – да, потому как меня сосватали ещё в детстве, и я не слышала, чтобы помолвка официально расторгалась. Быть может, у моего брата-короля просто руки не дошли, но более вероятная версия – он посчитал, что это и так понятно.
Потому что десять лет назад мой жених был осуждён за свои преступления перед Королевством и заточён в подземельях нашего дворца навечно. Действительно, в такой ситуации – какие могут быть невесты?
Так что же, нет у меня жениха, или всё-таки есть?
Вот на такой вопрос я и пыталась ответить, глядя на здоровенную, окованную железом чёрную дверь, перед которой стояла уже битый час, кусая губы. За этой дверью содержат Себастиана Отступника. Короля-без-Короны. Человека, который пусть недолго, но занимал трон до того, как новым королём стал мой старший брат. А я прямо сейчас собираюсь с духом, чтобы решить – использовать ли свой магический дар, чтобы переместиться по ту сторону и хоть одним глазком полюбопытствовать, как же выглядит мой несостоявшийся муж.
Потому что так уж вышло, что жениха своего, за которого братик просватал меня в восьмилетнем возрасте, я ни разу в жизни ещё не видела. Он уже десять лет как сидит в заточении, и до конца жизни так и просидит. Мой брат – суров. А Себастиан угрожал причинить вред его возлюбленной. Поэтому помилование ему не светит.
Быть может, кто-то спросит, зачем лезть по доброй воле в неприятности? Да ещё нарушать королевскую волю моего брата, тем самым совершая преступление? Чтобы приблизиться к человеку, который явно не просто так сидит в столь тщательном месте, и без сомнения опасен?
Сложно объяснить в двух словах.
Как назвать того, кто добровольно ищет проблем на свою пятую точку? Идиот? Сумасшедший без инстинкта самосохранения?
Вот только я дурой не была.
Чтобы ответить на вопрос, зачем я это делаю, следует вернуться немного назад, к истоку.
За мою жизнь многие люди заплатили своими жизнями.
Самой дорогой ценой стала жизнь моей мамы.
В ночь, когда я родилась, Тишина напала на холд Нордвинг. Я, конечно, не помню, но брат рассказывал, как завывал ветер, как дрожали камни толстых стен, как просачивался смертельно опасный туман в наш дом, охваченный болезнью.
Тогда никто не знал, почему на самом деле в ту ночь на нас напала Тишина. Все думали, она почувствовала, что в холде много больных и слабых людей. Она всегда чует такие вещи.
На самом деле Тишина напала из-за меня. Она предчувствовала появление силы, которая сможет полностью её сковать. Силы, которой не было названия. Силы, которой никто не ожидал.
В двенадцать лет она пробудилась.
Первое, что я обнаружила – я умею не просто «сворачивать пути», как делают все колдуньи. Я могу мгновенно перемещаться в любую точку пространства!
Какое же это было счастье для меня после долгих лет затворничества! Никакой больше болезни. Моя физическая слабость – та, которая приковывала к постели всё детство – была вызвана всего лишь тем, что моего хрупкого тела было слишком мало для того, чтобы взрастить такую магическую мощь. Ему требовались все ресурсы, какие только могли быть у маленькой девочки. И тело активно экономило энергию на всём другом. Даже на передвижениях.
А вот теперь, когда магия во мне раскрылась, как цветок… я отыгралась на полную. Всё королевство излазила! Где только не была! Путешествовала всюду. В горах и пустынях, дремучих лесах и непролазных болотах. Мне всё было интересно! Все чудеса мира отныне были на моей ладони.
А в мире было на что посмотреть.
Королевство процветало под правлением моего брата Дункана и его чудесной жены. За четыре года брака Тэмирен подарила ему двоих детей. Малышку Дэмирен и принца Дерека. Очаровательных сероглазых малышей. Не думаю, что они остановятся на этом.
***
Когда мне стукнуло пятнадцать, я впервые решилась посетить Тихий лес.
И влюбилась в это место всем сердцем. Там я долго говорила по душам с Тишиной. Узнала, как одиноко ей было все эти годы. Стала ей настоящим другом. Первым другом за долгие века! И постепенно утихомирила её злобу. Научилась языку безмолвия, на котором Тишина говорила с корнями гор. Объяснила, почему есть других живых существ плохо. И выучила её питаться солнечным светом.
Так что теперь Тишина уж точно не опасна! Но на всякий случай брат всё равно просил меня держать её в Тихом лесу и вообще пореже будить. Ему не очень нравятся мои безумные вылазки. Но кто бы мне запретил! А тем более он так непомерно занят делами Королевства, что на меня у него совершенно не остаётся времени.
И я стала часто навещать Тишину, хотя с каждым разом мне всё труднее давалось покидать лес. Все чаще хотелось остаться там насовсем. Наверное, потому, что я тоже чувствовала себя одинокой – такой же, как её вечная безмолвная узница.
Ведь так получилось, что уже в подростковом возрасте я достигла таких вершин в магии, которых не достигал ещё никто. И… мне больше не к чему стало стремиться.
Обычные люди меня побаивались. Парни даже глаз не решались поднять в моём присутствии. Как же! Сестра самого короля, могущественная колдунья, которая по щелчку пальцев управляет Тишиной, да ещё и людей с того света возвращает.
Так что….
К восемнадцати годам моё одиночество стало бесконечным, необъятным и вечно голодным зверем – таким же, как Тишина.
Я всерьёз подумывала о том, чтобы переехать в Тихий лес насовсем и жить там отшельницей, как многие поколения колдуний до меня. В конце концов, не такая плохая судьба.
Всё поставило с ног на голову одно случайное решение.
Уже решив переселяться в лес, я напоследок решила посетить те места Королевства, в которых ещё не бывала.
И вспомнила, что я ни разу не спускалась в подземелья холда Нордвинг. Брат запрещал. Но… мне ведь уже восемнадцать! Я взрослая. А скоро буду вообще жить одна. Так что – кто мне запретит? Тем более, он даже не узнает.
В подземельях было интересно. Не страшно. Скорее будоражаще. Я бродила по каменным коридорам, вертела головой из стороны в сторону… пока не наткнулась на запертую дверь. Кажется, тут был пост какого-то стражника. Забытая алебарда, пустые бутылки, колченогий приземистый табурет…
В первый раз я не решилась переместиться за эту дверь.
Что-то остановило. Смутное чувство, что такая дверь там – неспроста. Я всё-таки была колдуньей. А колдуньи осторожны, даже если им всего восемнадцать лет.
И вот такой осторожной умницей я была ещё дня три.
Потом любопытство изгрызло меня окончательно.
Раз появившись, эта мысль бродила в голове неотступно – как бы мне узнать, что за дверью, в и то же время не накликать на себя неприятности?
В общем, я набралась смелости и решила спросить об этом напрямую у старшего брата. В конце концов – он король, он-то должен знать. Подумаешь, влетит мне за то, что шаталась где попало. Не впервой.
Я переместилась прямиком в королевские покои – в маленькую комнату для утреннего чая. В спальню к ним с Тэмирен, конечно же, я никогда бы не полезла. Я пока ещё в своём уме. К ним в любое время суток туда заходить было опасно. Судя по взглядам, которые мой брат бросал на свою жену даже во время официальных церемоний.
…И впервые на своей памяти услышала, как Дункан и Тэми ссорятся.
- Я хочу его увидеть!
- Неужели ты думаешь, что на свою тысячную просьбу получишь какой-то другой ответ? Нет.
- Но он мой брат!
- Он думал об этом, когда чуть не угробил тебя?! Я говорю нет, и оставим эту тему. Зачем ты снова вспоминаешь единственную вещь, из-за которой мы с тобой можем поссориться?
- Бастиан – не вещь.
От услышанного имени кровь прилила к щекам. Я удивилась странной реакции своего тела.
Я где-то совершенно точно уже слышала это имя. Вспомнить бы только, где… кажется, в учебниках? Странно.
На память я никогда не жаловалась. И вскоре она услужливо подсунула мне скупые строчки, на которых говорилось только, что Себастиан Отступник, Король-без-Короны, за свои преступления – бунт, попытку предать клятвы, данные своим вассалам, а также посягательство на жизнь нынешней королевы, - получил достойную кару. Я почему-то всегда думала, что это была смертная казнь, особенно зная крутой характер старшего брата. А оказывается…
- Дункан, тебе не кажется, что за десять лет он сполна искупил свою вину?
- Нет, не кажется. Приговор вынесен. Каким я буду королем, если стану менять свои решения?
Молчание.
- Возможно, милосердным?
- Но тогда каждый преступник в Королевстве будет знать, что можно творить любые злодеяния, и останется надежда на помилование. Ты королева, ты тоже должна думать о таких вещах! Ты не имеешь права слушать лишь своё нежное женское сердце.
- Ты всё-таки иногда невыносимый мужлан.
- Иди ко мне, моя маленькая колдунья, и я докажу тебе, насколько…
Звук шлепка. Кажется, кому-то дали по рукам. Но, судя по смешку, моего брата это не оскорбило. Держись, Тэм! Он иногда бывает совершенно несносен и упрям как баран. Мне ли не знать.
- Я не прошу его отпустить – об этом я уже отчаялась тебя просить. Хотя бы встреча!
- Нет.
- Да почему нет-то?!
- Бастиан умён. И хитёр. И я уверен, за столько лет взаперти всё, о чём он думал – это как сбежать и отомстить. Он наизнанку вывернется, но попытается заставить тебя обеспечить ему побег. Ты единственная, кто его жалеет.
- Но Дункан…
- Чёрт подери, Тэми!! Да что с тобой сегодня? Ты ещё предложи Мэг к нему потащить!
Снова молчание.
У меня сердце пропускает удар.
При чём здесь я вообще?
Тэмирен вздыхает.
- Даже я не настолько безумна, чтобы предложить привести ему Мэгги.
Дальше, судя по всему, слушать уже бесполезно. Звуки поцелуев говорят мне о том, что пора прекратить подслушивать, и желательно поскорее.
С бешено бьющимся сердцем я перемещаюсь в свои покои.
Любопытство грызёт ужасно. Каким образом моё имя вообще могло бы всплыть в разговоре о преступном Короле-без-Короны? Кажется, я чего-то не знаю.
Я долго думала, к кому бы пристать с расспросами.
Служанки, те, что постарше, отшатывались от меня с такими перепуганными глазами, стоило заговорить о Себастиане, да ещё и оглядываясь по сторонам, как будто из-за угла лично выскочит мой братец с мечом наперевес и покарает за болтовню.
В дворцовой библиотеке страницы хроник, посвященные тем годам, были основательно подчищены и переписаны. Я поняла только то, что по древнему праву все лорды королевства обладали привилегиями, а Себастиан Отступник пытался их этих привилегий лишить и узурпировать всю власть в Королевстве в своих руках. Мой брат, лорд Северного крыла, такого не стерпел, и, заручившись поддержкой остальных лордов, сверг узурпатора. Тому не помогла даже попытка взять в плен Тэмирен, чтобы шантажировать восставших. Только разозлила Дункана так, что ни о какой пощаде свергнутого короля потом и речи не шло.
В общем, в итоге Тэмирен оказалась на свободе, мой брат, которого лорды любили намного больше узурпатора – на троне, а сам узурпатор – известно где.
Оставался один только вопрос.
При чём здесь я?
И в конце концов, когда я уже совсем отчаялась и подумала даже, плюнуть на все и переместиться прямиком к самому узнику подземелий, чтоб порасспрашивать его – уж он-то должен знать правду, разве нет? – мне в голову пришла гениальная идея.
Тётя Малена долго смотрела на меня своими совиными глазами… а потом принялась хохотать.
Нет, всё-таки долгие годы пребывания в теле птицы не прошли даром для её разума! Может, напомнить ей, что если б я не расколдовала, так бы и оставалась она молчаливой птичкой? И не вышла бы никогда за замуж за своего рыжего громилу, лорда Закатного края?
- Что смешного? – я топнула ногой.
- Н-ничего… - отсмеявшись, темноволосая колдунья утёрла длинные ресницы и посмотрела на меня уже совершенно серьёзно. – Ты уверена, что хочешь узнать? Имей в виду, этот выбор из тех, которые меняют судьбу. Сделать шаг назад и выбрать по-другому уже не получится.
- Да что такого-то? Что вы все разводите вокруг этого человека такие сложности? Ну сидит и сидит. За дело, видимо. Мне просто любопытно! Я даже идти на него смотреть не собираюсь – я же не совсем выжила из ума, чтобы приближаться ко всяким там убийцам и мерзавцам…
- Он никого не убивал, Мэгги. Да и мерзавцем никогда не был. Он был просто человеком, который выбрал не те средства для достижения правильных целей. А ещё… твоим женихом.
Земля покачнулась и куда-то поплыла.
Я же вроде никуда не собиралась перемещаться.
Стоп, земля! Мы остаёмся тут. Тут мы остаёмся, я сказала!
Я посмотрела на Малену – может, шутит? С язвительной колдуньи станется. Да, наверное, так и есть! Вон на её губах какая коварная улыбка.
- А знаешь, что во всей этой ситуации меня радует больше всего, малышка Мэг?
Трясу головой, потому что членораздельно говорить пока не очень получается. Мне бы мысли свои в кучку собрать для начала. Жених? У меня?! И почему мне брат не удосужился об этом рассказать, интересно?!
- Что для твоего братца скоро наступят весьма беспокойные деньки. И не сказать, что это меня очень огорчает. У меня с ним, знаешь ли, собственные счёты. Можно даже сказать, что наш сегодняшний разговор – моя маленькая месть ему. Нельзя безнаказанно отвергать красивых женщин.
- Не понимаю, о чём ты! Какие ещё «деньки»? Я не собираюсь делать глупостей. Я буду очень осторожна – только посмотрю одним глазком и…
- Ну-ну. А знаешь, я тебе даже чуточку завидую! Бастиан был знатным сердцеедом в своё время. Самые искушённые колдуньи Ордена не могли устоять перед этими чёрными глазами. Не думаю, что время и заточение охладили его горячую кровь.
К себе я возвращаюсь настолько сбитая с толку, что пару раз промахиваюсь и попадаю то в коридор, то вообще в уборную.
Скидываю башмаки и бросаюсь на свою постель ничком прямо в дорожном платье, наплевав на хорошие манеры. Малена мне много чего ещё порассказывала, и события из учебников предстали в весьма неожиданном ключе.
Вот, значит, как.
У меня есть жених, которому меня сосватали в восемь лет.
Вернее, даже не так – Себастиан, который на тот момент был законным королём, потребовал меня себе в жёны у моего брата. Поскольку Дункан был главой рода Роверт и моим единственным законным опекуном, у него было право распоряжаться моей рукой. И скрипя зубами, он согласился. А потом, после того, как Себастиан попытался силой подчинить себе все непокорные ранее земли и уничтожить независимость лордов, просто-напросто поднял восстание и лишил короля его короны.
Возможно, я была бы королевой сейчас, если бы история пошла другим путём. Если бы Себастиан не угрожал убить свою старшую сестру Темирэн, возлюбленную Дункана, чуть ли не приставив ей нож к горлу. Этого поступка мой брат ни за что и никогда ему не простит.
И вот теперь Себастиан свергнут и находится в подземельях, без права увидеть когда-либо солнечный свет. Из любви к своей жене Дункан, по крайней мере, согласился пощадить её младшего брата и оставил ему жизнь. Хотя как по мне – так себе милосердие. Я бы, наверное, с ума сошла сидеть взаперти столько лет. Уж я-то знаю, что это такое – пока болела в детстве, тоже была больше похожа на узника одиночной камеры. Меня никогда никуда не пускали, так боялись за мою жизнь.
Неожиданная мысль пришла мне в голову. И с тех пор как я ни старалась, не могла выгнать её оттуда.
Значит, Себастиан жив.
И я не слышала, чтоб кто-то официально расторгал нашу с ним помолвку.
Так это что же, выходит, мы с ним до сих пор обручены?!
***
Вот так и получилось, что я стою перед этой чёрной, окованной железом дверью, с трясущимися поджилками и выпрыгивающим из груди сердцем, и мучительно думаю – сделать ли мне следующий шаг.
Я положила ладонь на чёрное дерево. Оно словно всё пропиталось стылой влагой и холодом, вечно царящим в этих жутких подземельях. По моему телу прошла дрожь. Бр-р-р! Кошмарное место. Как здесь может выживать человек?..
Выбор.
Именно он определяет нашу судьбу – не высшие на небесах, не предназначение, не жребий, выданный при рождении слепыми силами, которым нет никакого дела до нашего существования.
Какой сделать мне сейчас?
Разум подсказывает одно решение. Сердце – другое.
Кого из них мне слушать?
И в конце концов, мои сердце и разум решают пойти на компромисс.
Сердце уверяет, что это правильно – проявить сострадание и узнать, как там мучается столько лет бедный-несчастный узник, который, наверное, превратился уже в измождённый полудохлый скелет.
Разум подсказывает, что всё равно ведь не будет мне покоя, пока не узнаю разгадку, и лучше уже поскорее дать пищу своему любопытству, чтобы оно наелось и оставило меня в покое.
Итак – план следующий.
Перемещаемся по-быстрому за дверь. Смотрим на узника. С безопасного расстояния, разумеется. Своими глазами убеждаемся, какое счастье, что судьба отвратила от несчастной доли стать женой какого-то коварного старика… а стоп. Он же младший брат нашей Тэмирен?
На этом месте план немного забуксовал, и я начала проводить в уме примерные подсчеты. По всему получалось, что «старику» сейчас вряд ли больше тридцати. Он же потерял корону, когда ему было… восемнадцать?
Как мне сейчас.
Мороз пошёл по коже. Представила, если бы меня так в темницу, на всю оставшуюся жизнь. Я бы точно сошла с ума, как минимум. Ну, или озлобилась на весь белый свет. Так что скорее всего, меня за дверью ждёт озлобленный безумец. И страшный наверняка к тому же, как вурдалак, которые выползают по ночам с деревенских кладбищ мозги жрать. Ну, по крайней мере, так рассказывают пьяные деревенские мужики своим жёнам, когда объясняют, почему явились только под утро.
Я ещё раз глубоко вздохнула, как при прыжке в воду, и приготовился пощекотать нервы. Напомнила себе, что если станет совсем страшно, я смогу переместиться оттуда в любой момент.
Ну не съест же он меня, в самом-то деле?
Дух захватило, пол ушёл из-под ног, сердце сбило ритм – привычные ощущения от прыжка.
И вот я преодолеваю, наконец, чёрную дверь.
Выбор сделан.
Открываю глаза, делаю шаг, покачнувшись и едва не потеряв равновесие…
И застываю, будто врезавшись в стену.
Передо мной самая настоящая клетка. Тюремная камера. Вырубленная прямо в скальном основании холма, на котором стоит наш холд. Толстые прутья тянутся из каменного потолка и вгрызаются в стылый гранит пола. В таком месте всегда будет холодно до костей и сыро. В камере - узкая койка, солома на полу, стол, на котором кувшин, толстые оплавленные свечи рыжего воска, глиняная кружка и… стопка книг. Ещё – масляный фонарь под потолком. Но это же непрактично! А если искра? И пожар? Тут, верно, тоже должен быть кто-то на карауле, но этот человек явно предпочёл покинуть пост.
Вообще, стерегут узника из рук вон плохо, надо сказать. Что здесь, что за дверью – на постах никого. Я, конечно, понимаю, что мы всё равно на огромной глубине и похоронены под многотонной толщей камня, да и занятие это, должно быть, чрезвычайно скучное, узника сторожить, особенно если годами. И по ночам людям тоже надо спать, даже стражникам – а я в который раз прихожу именно ночью. И судя по беспорядку и валяющемуся рядом озгрызку яблока, еще не успевшему сгнить, днём тут дежурит кто-то. И всё же брат бы голову кому-то открутил, если б узнал, как плохо исполняются его приказы.
Ну вот, первый результат моей вылазки уже есть, по крайней мере не зря сходила.
И всё же сердце бьётся так, что вот-вот выпрыгнет из груди, вовсе не от того, что мне интересно наблюдать за яблочными огрызками. Я с замиранием жду открытий поинтереснее. Но фонарь даёт лишь слабый свет, он почти уже гаснет, и в глубоких тенях скрываются очертания предметов. Кажется, будто в камере пусто.
Ни единого движения. А может, там и правда никого нет? Может, он вообще уже сбежал? Или…
Умер.
Я подобрала подол длинной чёрной юбки и двинулась вперёд. Меня гнало любопытство. Чёрное платье позволило бы мне совсем слиться с темнотой, как и непослушные длинные тёмные локоны, которые я всегда носила распущенными – если бы не белые кисти рук и бледная кожа лица. Загар ко мне с самого детства не лип, от болезненной хрупкости избавиться так и не удалось.
- Ты кто?
Я вздрогнула и не сразу поняла, что ко мне обращаются. И что в камере… всё-такие есть человек. Ровный спокойный голос – но у меня от него мурашки по спине.
- Мэган… Мэган Роверт! – представилась я, отчего-то робея.
Человек, лежавший на койке, встал, а потом резко приблизился к решёткам, оперся на них. И уставился на меня пристальным взглядом сверкающих чёрных глаз.
Сотканный из теней – на свет.
Он будто вышел ко мне из тьмы. И тьма смотрела на меня сейчас его глазами.
У мужчины были отросшие до плеч тёмные волосы, он был темноволосый, широкоплечий, но очень худой. Вот только на лице – ни следа измождённости или того полубезумного выражения, которое, как я думала, должно быть у заключённых, которые долго не видели солнечного света.
Нет, эти чёрные глаза были умны. И совершенно наглым образом меня разглядывали. Я бы даже сказала – ощупывали! С ног до головы!
- А-а-а… моя несостоявшаяся невеста! А ты выросла. Настоящей красавицей стала. Я всё-таки правильный выбор тогда сделал. Жаль, что теперь это уже не важно.
То, что я сделал, было направлено на благо всего Королевства. Его раздирали противоречия, оно тонуло в хаосе, и рано или поздно погибло бы по вине самолюбия и ограниченности местных лордов.
Я первый заглянул за горизонт – и ужаснулся тому, что увидел в будущем. Я указал им путь к единству и процветанию. И они пошли по нему, объединив разрозненные земли в единый кулак – но уже после меня.
А меня заклеймили позором, как Себастиана Отступника, и осудили заживо гнить, словно бесполезную вещь, выброшенную на свалку истории. Я знаю, я читал те учебники, где обо мне была лишь пара строк.
Пара строк – вот и всё, что осталось от моей жизни. Не слишком много.
Люди всё же такие неблагодарные твари.
Оказавшись здесь, я много думал. Первое время с наслаждением представлял, как однажды выйду отсюда и отомщу всем тем, кто радуется жизни, пожиная плоды моих трудов. Но дни и ночи очень скоро смешались воедино – наполненные одинаковой пустотой, мёртвые, лишённые всяких красок, запахов и вкусов; надежда остановить однажды это пыточное колесо делалась всё более призрачной, а месть – слишком глупая причина, чтобы цепляться за жизнь. И я перестал.
Мне помогла не свихнуться Темнота.
Почему она выбрала именно меня? Понятия не имею.
Возможно, в моих жилах текла непростая кровь. Всё-таки я был братом одной из самых могущественных волшебниц Оуленда. Ну, или потому, что я пребывал так долго в абсолютной изоляции от каких бы то ни было звуков живого мира, в такой зияющей пустоте – что в конце концов смог услышать её голос.
Сначала я решил, что сошёл с ума. Все предпосылки были.
Но потом понял, что всё далеко не так просто.
Я назвал её Темнота. Мне было приятнее думать о ней в женском роде, ведь я был совершенно лишён здесь женского общества. Но, честно говоря, у Темноты не было пола, возраста или чего-то ещё привычного нам, что хоть как-то бы её определяло. Она была просто - Темнота.
Она стала со мной разговаривать, она приходила в мой разум без стука, и с тех пор я больше не был один.
Она не была доброй, Темнота. О нет, доброй она не была, это я понял сразу! Была ли она злом? Даже не так – Злом, как пишут в романах? Не знаю. Мне она не сделала ничего плохого.
Скорее, наоборот.
Я бы сказал, Темнота спасла меня, когда я совсем перестал бороться. Вытащила почти из-за грани, когда от одиночества и бесконечного повторения одинаковых дней и ночей я перестал чего-либо хотеть и к чему-то стремиться, потерял волю к жизни. Мне всё было скучно, всё лень, я не хотел вставать с постели, я не хотел есть и пить, я не хотел открывать глаз, потому что там было то же, что вчера, и позавчера, и поза- позавчера… я не хотел дышать, потому что в лёгкие вползал всё тот же стылый и затхлый воздух подземелья…
Я постепенно уплывал за грань. Растворялся. Прекращал БЫТЬ.
Это случилось, кажется, на исходе второго года моего пребывания здесь. Помнится, ко мне впервые позвали врача. Но никакие лекарства не помогали, да я и отказывался их принимать. Их впихивали в меня силой. Только в этом не было никакого смысла. Тело моё было в порядке – это дух мой медленно умирал в заточении, не видя больше смысла цепляться за жизнь.
И вот тогда со мной впервые заговорила Темнота. И придала хоть какой-то интерес моему существованию.
Она задавала вопросы и заставляла на них отвечать. Она рассказывала удивительные истории. Она призывала задумываться над сложными вещами и побуждала докапываться до корней. Я стал просить новые книги. Фактически, получил несколько университетских степеней, пока сидел здесь. И заодно сделал парочку научных открытий. Проклятие, я даже стал писать стихи! Пергамент и гусиные перья стали главной статьей расходов по моему содержанию. Как и свечи.
Темнота подарила мне новый смысл.
Хотя бы что-то произошло со мной такого, ради чего стоило по утрам открывать глаза.
Темнота была единственным, что скрашивало мне годы в заточении.
Темнота была единственным, что вообще происходило в моей жизни.
Ровно до того момента, как ко мне явилась Она.
Медленно выступила из небытия, из пустоты, где минуту назад ничего не было.
Сотканная из теней – на свет.
Она будто родилась из света. И Свет смотрел на меня её глазами.
Но я знал, что мрак гасит даже самое чистое сияние.
Сначала я подумал, что сплю.
Потом – наверное, у меня так давно не было женщины, что я стал грезить ими наяву.
Я даже зажмурился крепче – и снова открыл глаза, но видение не желало пропадать. Она действительно была там. Девушка с длинными волосами в чёрном платье, таком чёрном, что совершенно сливалось с темнотой вокруг – но лицо и руки светились, будто изнутри. Грациозная, хрупкая, с тонкими запястьями, изящной шеей – бесформенное платье совершенно не давало разглядеть фигуру, но даже так было понятно, что девушка потрясающе красива. Я старался ничем не выдать, как сражён её красотой.
На нежном лице – огромные карие глаза. Смотрят настороженно, но я отчётливо вижу в этих глазах невинность и доверчивость юности. Той самой юности, когда ещё не испытал предательств и разочарований. Когда весь мир ещё кажется одной большой шкатулкой с секретами – и ты уверен, что жизнь впереди будет полна чудес и открытий. Ты всё успеешь, всё сможешь. Перед тобой открыты все пути, и награду обязательно получит герой, который верит в себя.
Я тоже когда-то был таким, как она.
Сейчас я чувствую себя глубоким стариком в теле двадцативосьмилетнего мужчины.
Стоп. Но откуда здесь взяться девушке? От поверхности до моей камеры одиннадцать дверей – я считал, пока меня вели сюда в тот самый первый день, когда ещё наделся выбраться однажды на свободу. В запутанном лабиринте подземелий лишь крысы и те бедолаги, которых за какие-нибудь провинности ссылают сторожить меня. Им даже разговаривать со мной запрещено под страхом смертной казни. Я не слышал живой человеческой речи десять лет.
- Ты кто? – задаю самый главный вопрос. Голос едва слушается меня. Как долго я молчал?
Она разглядывает меня так же жадно, как я её. И не боится, не отводит глаз – надо же!
Если сейчас она ответит, значит и правда – настоящая.
Вскидывает подбородок – храбрится, но голос дрожит, я слышу. Смелая.
- Мэган… Роверт!
Её голос звучит для меня самой прекрасной музыкой. Ничего красивее я не слышал за всю свою жизнь.
Смотрит выжидающе своими удивительно огромными глазищами. Как будто ждёт, что я узнаю её имя.
И каким же для меня оказывается шоком, когда я и правда узнаю.
Бросаюсь на решётку, вцепляюсь в прутья до хруста костей. Девушка чуть отшатывается, но не делает и шагу назад. Впиваюсь в неё взглядом, трогаю на расстоянии, обвожу и запоминаю каждую черту, каждую деталь её облика, чтобы прочно запечатлеть в памяти и вспоминать потом, когда она уйдёт.
Значит, моя несостоявшаяся невеста. Как иронична бывает судьба!
Показать мне сокровище, которое никогда не будет моим – здесь, на расстоянии вытянутой руки.
Я помнил тот день, как будто вчера. Когда ко мне на аудиенцию явился лорд Дункан Роверт, повелитель Северного крыла и мой вассал, со своей невестой Тэмирен. Как мне в голову пришла светлая идея, растоптать в зародыше семя будущей войны. Породниться с одним из самых древних родов Оуленда. Взять в жёны младшую сестру самого непокорного и своевольного из моих лордов. Совсем ещё девчонку – но я готов был ждать, пока она вырастет и расцветёт. Я был бы терпелив, я проявил бы уважение к Нордвингу и его маленькой принцессе. Но союз, скреплённый клятвами верности, стал бы основой прочного мира для наших земель.
Если бы всё получилось тогда, я сейчас по-прежнему был бы королём. Королевство избежало бы смуты и процветало под моей рукой, я позаботился бы об этом.
А она… эта девочка с огромными невинными глазами, что смотрит на меня сейчас – стала бы моей королевой.
Конечно, я узнал её имя.
Но не хочу показывать ей, что оно ранило меня куда-то под самые рёбра так, что больно дышать. Поэтому говорю сдержанно и равнодушно – так, что глаза этой гордой малышки вспыхивают обидой:
- А-а-а… моя несостоявшаяся невеста! А ты выросла. Настоящей красавицей стала. Я всё-таки правильный выбор тогда сделал. Жаль, что теперь это уже не важно.
Каким я был дураком, когда забыл, что при нашей встрече присутствует кто-то третий.
«Что ты медлишь? Почему молчишь? Скажи ей хоть что-то, ну же, не то она уйдет! Ты же хотел отомстить? Через его сестру ты это сможешь»
Ты права, Темнота.
Дункан Роверт.
По его вине я здесь. По королевскому, мать его, приказу.
А эта девочка передо мной – его сестра. И я действительно хотел отомстить. Но хочу ли делать это такой ценой?
Темнота продолжает, и её шёпот звучит у меня под черепной коробкой так вкрадчиво, как никогда:
«Если хочешь, я помогу тебе подобраться к ней ближе, пролезть в душу. Подскажу, как сделать так, чтобы это невинное создание думало только о тебе. Хочешь, я сделаю так, чтобы она стала твоей?»
Моей?..
Я не сразу понял, что Темнота имеет в виду. Я разучился думать о ком-то в таком смысле.
Я десять лет не видел ни одной женщины.
И почему-то предложение Темноты меня разозлило. Как будто я сам хотел решить, что делать с этой малышкой – и впервые присутствие Темноты начало раздражать.
С этой девочкой мне хотелось быть только вдвоём.
Я разозлился.
«Что ты понимаешь в людях? Чем ты мне можешь помочь?»
«О-о-о-о, я читаю души людей, как открытую книгу. Конечно, девчонка очень замкнута в себе, да ещё и закутана в прочнейший кокон своих магических сил. Но кое-что я вижу отчётливо. Я помогу тебе подобрать ключ к её сердцу».
«На черта мне её сердце? Зачем – чтобы заставить страдать так же, как страдаю я? Она и я… мы всё равно не пара. Мне никогда не выйти отсюда живым».
«Ты идиот. От долгого сидения взаперти у тебя совсем заржавели мозги. Но я попытаюсь объяснить еще раз. Эта девочка – твой единственный шанс на свободу. Я помогу тебе её очаровать и сделать твоей, и тогда она выведет тебя отсюда. Теперь понятно?»
Нет. Не понятно. Я смирился. Я привык думать, что моё заточение – до тех пор, пока не сдохну тут, и только мой хладный труп покинет эту камеру, вперёд ногами. Ну, или милосердный король Дункан оставит и его тут гнить, пока не останется от меня один скелет, прикованный цепью к стене.
Но Темнота снова вмешивается в мои мысли, и мы продолжаем наш безмолвный диалог, пока я любуюсь Мэган, а она дуется на меня и решает, что бы такого ответить.
«Ты выйдешь на свободу, если будешь меня слушать. Так что запоминай – эту девочку все любят, опекают, заботятся и балуют. Брат в ней души не чает, она ни в чём не знает отказа. Подданные брата уважают как сильную колдунью. Но вместе с тем она не привыкла никого пускать в душу и безмерно одинока. Одиночество в толпе – ты не знаешь, какой это особый, страшный вид одиночества».
«Да уж. Куда мне. Я уже и забыл, что такое толпа. Наслаждаюсь своим собственным сортом одинокой пытки. Когда не поймёшь – может, и правда свихнулся, раз голоса в голове пытаются заниматься сводничеством…»
«Заткнись и слушай дальше. Ты должен быть к ней внимательным. Очаруй её. Расспрашивай, выслушивай, утешай. Стань для начала другом. Она любопытна – заинтересуй её своим умом, увлеки беседами так, чтоб ей было с тобой интересно. Потом – только постепенно, очень медленно, когда она уже привыкнет к тебе! – попытайся сделать шаг дальше. Но только после того, как она начнёт тебе доверять. Не вздумай испортить всё поспешностью. Девчонка умна, к тому же у неё сильная интуиция, как у всех колдуний. Она не станет тебе доверять просто так. А если она насторожится, если в твоём поведении хоть что-то её смутит или не понравится – она просто переместится отсюда, и всё. И ты никогда её больше не увидишь. Понимаешь, что на кону? Понимаешь цену ошибки? Так что не будь идиотом! Или упустишь свой единственный шанс».
То, что рисуется перед моим внутренним взором от её вкрадчивых слов, слишком прекрасно, чтобы стать явью. Меня переполняет горечь, когда я думаю об этом.
«Зачем тебе это, Темнота? Ты что, заскучала здесь? Ни за что не поверю, будто просто хочешь сделать для меня доброе дело».
«Я хочу помочь тебе использовать твой шанс на свободу. Взамен я тоже попрошу тебя об услуге. Приведи эту девчонку ко мне, отдай её мне! Когда попадёшь на волю, когда она станет тебе доверять, ты должен будешь сделать так, чтобы она пришла в место, которое я тебе укажу. Но об этом после. Слушай меня, и я помогу тебе выбраться отсюда. И не забывай – ты мне должен, мальчик! Ты бы давно умер здесь, если бы не я. Пришло время отдавать долги».
Значит, чтобы отплатить долг Темноте и выбраться на свободу, мне придётся обмануть это чистое, невинное существо?
Смотрю на Мэган. Как она нервно заправляет за ухо локон длинных волос. Как переминается на месте и смущается под моим пристальным взглядом.
Что ж. Только тот, кто прошёл через то же, что и я, сможет понять.
Что за свою свободу я готов был бы заплатить даже намного большую цену.
Его равнодушие в ответ на новость жалит обидой – намного сильнее, чем я ожидала. А ведь ему не кого-нибудь, а невесту показали, собственной персоной! Неужели ему и правда всё равно?! Как он там сказал? "Это уже не важно"
Я вспыхнула.
Рассматривает меня так, будто я мебель какая-то. Впрочем, ему наверняка наскучила здешняя обстановка за столько-то лет. А тут хоть какое-то разнообразие.
И всё-таки моя женская гордость задета. Я не считала себе такой уж красивой – вот тётя Малена, это да! – но хорошенькой вполне можно было назвать. А он… говорит «настоящей красавицей стала» с таким скучающим видом, будто я ему спать помешала. И вообще, что это за формулировка такая?! Так, наверное, бабушки внучкам своим говорят, когда весь год не видели, и хотят порадовать. Даже если у внучки зубы кривые и глаза косят. «Настоящей красавицей стала». Тьфу, а не комплимент!
Неужели я для него до сих пор ребёнок?
Хотя… наше обручение ведь было политическим. Ему наверняка вообще плевать на моё существование. И кого в невесты выбирать было сугубо параллельно, лишь бы подходящего рода.
Может, и правда уйти обратно? Посмотрела, и хватит. Этому заносчивому индюку, судя по всему, вообще всё равно на моё присутствие в его камере. Или отсутствие. Он за эти десять лет наверняка даже и не вспоминал ни разу о том, что у него где-то там имеется невеста.
Переминаюсь с ноги на ногу, почти уже решаюсь уходить, но почему-то этого так и не делаю.
В конце концов, обратно всегда успею. Вдруг что-то ещё интересное скажет?
Но Себастиан всё молчит и молчит. Только смотрит неподвижным взглядом.
И в глазах его проступает такая тьма, что начинает пугать меня не на шутку.
Я попятилась. Пробормотала:
- Зря я сюда пришла. Это был очень глупый поступок…
- А ты, значит, у нас хорошая девочка! – криво улыбнулся узник, сверкая на меня глазами из-под тёмных прядей волос, упавших на лицо. Громыхнула сталь на его руках. - Никогда не совершала отчаянных поступков. Никогда не делала того, что не одобрили бы другие.
Я вскинула голову.
- Почему же? Ещё как делала!
- Ну так давай – заходи ко мне в гости! Поболтаем. Я скован, как ты видишь. Чего тебе бояться? Я уже отвык от звука человеческого голоса. Меня не выпускают на поверхность. Кормят, дают свечи, книги, перо и бумагу… даже мыться водят регулярно. Так что не бойся, принцесса, я не оскорблю твой хорошенький носик недостойными ароматами.
Он всё больше расходился – и говорил, говорил, говорил… как будто моё присутствие заставило его выплеснуть всё, о чём он думал тут долгими ночами.
- Твой брат прекрасно знал, что наказание, которое он мне выбрал, сведёт меня с ума лучше всего. Быть здесь, в одиночестве, в абсолютном бездействии и знать, что молодость проходит мимо. Что жизнь проходит мимо! А я ничего в этой жизни не успел совершить. Я здесь торчу уже десять лет! Мне двадцать восемь. А всё, что я сделал – это стал строчкой в учебнике истории. Неудачный мятежник, пошедший против нашего благословенного короля Дункана Роверта Первого. Я знаю, я читал эти учебники! Но кому я это говорю… тебе не понять… принцесска.
Он с презрением посмотрел на моё платье, чисто вымытые волосы. Вернулся на свою койку, гремя цепями. Сел и откинулся на каменную стену.
Я слушала его, кусая губы. А выходит, вовсе не так он равнодушен, как мне показалось вначале. И ему не всё равно, что я пришла. И даже в гости вон приглашает…
А в сущности, что я теряю? Я же могу переместиться в свою комнату в любой момент. Если меня что-то насторожит или испугает. У меня же это, как его… чутьё колдуньи, вот!
И чутьё подсказывает, что ничего плохого этот человек, тоскующий по звуку чужого живого голоса, мне просто не сможет сделать.
- Мэгги. Меня зовут Мэгги. Ты не можешь не помнить, раз у тебя такая великолепная память. И… зря ты думаешь, что я не понимаю, каково тебе. Очень даже хорошо понимаю. Я сама провела полжизни взаперти. Так что…
И я вдруг совершаю большое безумие. Перемещаюсь к нему, усаживаюсь рядом, прямо на койку. Хотела на дальний край – но что-то сбилось, видимо, в настройках прыжка, и получилось плечом к плечу.
– Ну что, о чём поговорим?
Кажется, он опешил.
Да я и сама, если честно, обалдела от собственной смелости. Точнее, опьянела. Даже не ожидала от себя подобного безрассудства.
Вот только что этот узник был как цепной пёс на недосягаемом расстоянии – что-то чужое, странное, загадка, которую мне хочется разгадать, таинственное имя на страницах книг или в устах чужих людей.
И вдруг оказывается, что он живой. Настоящий. Дышащий. Что это единственное, что греет в этом сыром стылом подземелье – потому что я чувствую плечом, что от него жарко, как от печки. И невольно согреваюсь, ведь я уже успела тут озябнуть.
Боюсь представить, какой он будет высоты, если выпрямится здесь в полный рост – даже сидя чувствую себя крохотным воробушком, прикорнувшим на ветке рядом с коршуном.
Чёрная плотная ткань рубахи. Дорогая вышивка золотой нитью у распахнутого низко ворота. Кажется, брат не скупится для самого почётного и тщательно охраняемого узника холда Нордвинг – одни свечи из чистого воска сколько стоят, а он жжёт их ночи напролёт, судя по нагару. Дункан умеет быть щедрым. Как и жестоким. Он сделал всё, чтобы наказать Себастиана – но проявляет уважение к поверженному врагу.
Да и не видно по заключённому, чтоб он так уж плохо питался. Я ожидала встретить измождённый скелет, а передо мной гибкий и сильный хищник, закованный в кандалы и бесящийся от невозможности расправить лапы. Именно это вижу я во взгляде пристальных чёрных глаз. Широкие плечи, царственная осанка, которую даже в таком месте, даже за десять лет Себастиан, Король-без-Короны, умудрился не потерять.
А ещё у него очень красивые руки. Наши ладони оказались слишком близко после перемещения, и я чуть отодвигаю робко свою руку с края его постели, в который вцепилась. Потому что это слишком смущает – когда вижу его длинные пальцы, пальцы музыканта, а не убийцы, совсем рядом со своими тонкими пальчиками.
Он по-прежнему не шевелится и ничего не говорит – застыл неподвижной статуей, положив правую руку небрежно на колено согнутой ноги.
Как будто боится меня спугнуть, только смотрит сверху пристально своими чёрными, как бездна глазами. Я пыталась найти какие-то интересные темы для беседы – потому что хозяин как назло ничего не предлагает, даром что сам пригласил в гости – но ничего в голову не лезет.
Снова опустила взгляд, и он залип на стальном обруче оков на его запястье. Толстая длинная цепь от них тянула свои хищные звенья в темноту, заканчиваясь на кольце, вбитом в стену. Достаточно длинная, чтоб узник мог ходить по камере, и достаточно прочная, чтобы он не пытался вырваться, когда кто-то отпирает дверь.
Я заметила красный след от железа на коже – отметину от многолетнего ношения, клеймо, которое вряд ли теперь может когда-то сойти с его запястья. И у меня замерло сердце.
Повинуясь порыву, совершенно ни о чём не думая в тот момент, кроме того, как же мне его жалко, осторожно коснулась кожи в этом месте кончиками пальцев.
- Это больно? – вскидываю взгляд. – Я могу в следующий раз принести мазь…
В чёрных глазах вспыхивают огни, и я забываю, что хотела сказать дальше.
Он рывком подаётся ближе и накрывает мою ладонь своей, прижимая её к тонкому матрасу, покрытому колючим шерстяным одеялом. Просто припечатывает сверху, как будто тоже надевает оковы на меня. И теперь мои пальцы навек соединены с его.
А правую руку запускает мне в волосы, властно привлекая к себе – и впивается горячим, жёстким поцелуем.
Его грубые губы не дарят мне ни капли нежности в мой первый в жизни поцелуй – только тёмный огонь, плавящий до костей, опаляющий меня вмиг, как лебединое перо в столбе бушующего пламени.
Тяжёлое холодное прикосновение стальной цепи к моей груди.
Бастиан замирает на миг, коротко вдыхая, а потом пальцы на моём затылке стискивают мне волосы почти до боли – и он продолжает снова. У меня внутри будто взрывается что-то снопом огненных искр в ответ на каждое движение его дерзких губ… А потом и языка… мамочки родные, я даже не догадывалась, что в этом, оказывается, может участвовать и язык!!
От неожиданности перемещаюсь обратно за прутья.
Прижимаю пальцы к истерзанным, горящим губам.
Бастиан бросается на прутья как лев, у которого вырвали добычу из когтей. С лязганьем следуют за ним его цепи.
- Стой! Погоди! Прости, я… Мэгги! Я не хотел тебя напугать. Не уходи!
Мои эмоции переливаются через край, грозя расколоть на части. Меня штормит, я не знаю, что говорить и что делать. В эту самую минуту понимаю только одну вещь предельно чётко.
Не представляла, что поцелуи, оказывается, бывают такими.
Но мне ужасно понравилось.
- Прости, я … ты меня не напугал. Вернее, напугал… но не так. Я.. пойду. Но я ещё вернусь, обещаю!
Когда уходила, перед глазами стоял тоскливый взгляд раненого зверя. Отчаявшегося раненого зверя.
О чём я думал в этот момент?
Да в принципе, ни о чём не думал.
Просто не ожидал, что она примет всерьёз мои провокации. Только что она была там, за прутьями опостылевшей решётки. Казалось бы, не так и далеко, но для меня – дистанция, равная бесконечности.
И вот спустя миг уже рядом. Живая, настоящая, дышащая. У неё волосы пахнут ветром и летним лугом. Свежескошенным сеном. Я уже успел забыть эти запахи. Она вернула их мне.
Её белая кожа светится во тьме. Длинные ресницы бросают тени на щёки. Едва заметные веснушки на носу. Когда она горбится в смущении, в целомудренном вырезе простого чёрного платья видны хрупкие ключицы. Как много деталей, оказывается, можно разглядеть только вблизи! Совсем рядом с моей оказывается её рука – и она отдёргивает стыдливо тонкие пальчики. Но сама не замечает, как мы соприкасаемся плечами. Я не спешу обращать её внимание на эту оплошность, поэтому стараюсь не шевелиться и даже, кажется, лишний раз не дышать.
Боюсь спугнуть.
Боюсь, что она исчезнет так же быстро и внезапно, как появилась в этом богом забытом месте.
Почему она продолжает оставаться так близко?
Вскидывает доверчивый взгляд, снова прячет его под ресницами. Краска смущения на скулах. Закусывает губу – кажется, я уже замечаю, что это у неё привычка, когда нервничает. Мой взгляд застревает там, не могу оторвать.
Мне хочется укусить эти губы тоже. Эта картина так живо вспыхивает перед внутренним взором, что тёмный хмель бьёт в виски. Внутри поднимается что-то жгучее, нестерпимое… опасное. Но я ещё держусь. Я ещё пытаюсь быть благоразумным – за нас двоих держаться на этой черте, за которой нет возврата. Если уж она такая безголовая, что не может, и сама прилетела беспечным мотыльком к моему дьявольскому огню.
Она думает, что такая взрослая в свои… сколько ей должно быть сейчас? По моим подсчетам, вряд ли больше восемнадцати. Воображает себя опытной, мудрой волшебницей. Думает, всё предусмотрела и ей нечего опасаться. Ведь в любой момент она может уйти из этой камеры тем же путем, что и пришла.
Она такая дура.
Потому что ей нельзя было. Ни в коем случае нельзя было приближаться ко мне.
На секунду колет совесть. Ах-ха… надо же, она ещё есть у меня!
Был бы я настоящим рыцарем и героем романа, велел бы ей тут же возвращаться, откуда пришла. Ну, или по крайней мере, держал бы руки при себе.
Но я им никогда не был.
А она – рядом. И смотрит доверчиво. И говорит что-то… мой взгляд снова застывает на её губах. Слов уже не слышу. Кажется, она предлагает поговорить.
Вот же смешная. О чём говорить с такой девушкой мужчине, который девушек не видел десять лет?
Но возможно, у неё ещё был шанс уйти отсюда нетронутой – как и положено видению. Как известно, мечту руками трогать не положено. Совершенством принято любоваться издалека.
Да вот только моя дурочка сегодня бьёт все рекорды глупых поступков.
Она сама, первая касается меня. Пробегает озябшими пальчиками по моей коже, трогает след от оков на моём запястье, и каждый нерв моего тела отзывается на это прикосновение. А что-то ещё глубже, что-то в том месте, где когда-то у меня была душа, отзывается на жалость, которую слышу в её словах. Она жалеет меня? Надо же…
Если трогаешь капкан, не удивляйся, если он захлопнется, девочка.
Тонкие пальцы медлят на моей коже.
Что ж…
Я выдержал много мучений на своём веку, но такого стерпеть не могу.
Поэтому просто тянусь к ней, наплевав на разъярённый вопль Темноты в голове.
«Рано!! Рано, идиот, ты её спугнёшь, и она никогда, никогда больше к нам не придёт!»
Ловлю её руку, чтоб прекратила эту пытку прикосновениями, сгребаю мою малышку в охапку и тяну к себе – такую тёплую, нежную, податливую.
Не ожидающую от меня подобной наглости.
Прости, девочка! Я сам не ожидал, что ты появишься рядом и перевернёшь мой мир вверх ногами.
Мне просто хочется схватить тебя и никуда больше не отпускать.
Мне просто хочется, чтобы ты забрала проклятое одиночество, пожирающее меня заживо. Чтобы ты уничтожила Темноту светом своей улыбки.
Мне просто хочется убедиться, что ты не снишься мне. Что я не сошёл с ума в этом проклятом подземелье.
Мне просто хочется поверить на секунду, лишь на одну безумную-безумную секунду, что ты не заблудилась в хаосе подземных лабиринтов – что ты шла сегодня именно ко мне. Потому что так было суждено.
Потому что ты моя.
На вкус Мэг – как родниковая вода для подыхающего от жажды. Я не могу ею напиться. Мне нужно снова и снова. Мне нужно больше.
Я понял безошибочно, что этот поцелуй у нее первый. А я настолько отвык целоваться, что кажется, просто набросился безо всякого почтения к ее невинности, как голодный грубый зверь.
И поэтому, конечно же, её испугал.
Перемещаюсь к себе в комнату – и чуть от неожиданности не получаю остановку сердца, потому что в комнате я не одна.
С каких это пор я стала такой нервной?
Возможно, с тех, как жизнь мне стала преподносить довольно странные сюрпризы.
Ну, или это вполне нормальная реакция, когда видишь собственного брата, сидящим на шкафу, подобрав ноги и вцепившись пальцами в край, как на жёрдочке.
До сих пор не избавился от совиных привычек. И как только забрался туда? Со стола перелез, что ли?
- Здесь теплее! – заявляет негодник, а потом легким скользящим жестом спрыгивает, и вот он уже рядом, смотрит взглядом начинающего инквизитора, даром что меньше меня на целую голову. Впрочем, Данвин активно растёт и обещает в будущем догнать Дункана.
- Я тебе сколько раз говорила, не заходить, когда меня нет?! – взвилась я. Лучшая защита – нападение, а я уже предчувствую, что будет дальше.
- А я тебе сколько раз говорил - не шататься одной, где ни попадя? Хочешь попасть в беду? Ты вообще видела, который час? Ты в курсе, что уже глубокая ночь? – укоряюще выставляет на меня указательный палец, как коготь.
Вспыхиваю.
- Иди лучше к Тэми права качать. Я тебя личным телохранителем не нанимала.
Он дёргает головой, насупливается, и в этот момент я отчётливо вижу нахохлившуюся птицу, растопырившую пёрышки.
- Я больше не её Страж. А вот моя младшая непутёвая сестрёнка, чует мой нюх, вляпалась в какие-то неприятности! Рассказывай.
- Не младшая, а старшая! – огрызаюсь я. А сама бочком огибаю его и подхожу к столу, налить водички из кувшина. Мы с ним вечно спорим по этому поводу, так ещё и не сошлись во мнении, кто из нас получается главный, если совой он стал, когда технически был меня старше, но вот сейчас-то я уже восемнадцатилетняя девица, а он «пробудился» снова в теле десятилетнего, как будто и не было тех долгих лет, что провёл в теле птицы. Да и разумом такой же, честно говоря. Приставучее дитё. Нечего ему знать, чем взрослые девушки по ночам занимаются!
Я хихикнула.
Данвин посмотрел таким взглядом, как сова смотрит на мышь.
Я поёжилась. А в комнате, между прочим, совсем холодно! Слуги привыкли, что меня вечно нет дома, и никто не позаботился растопить камин. Даже странно, что в подземельях холда мне было намного, намного теплее.
Местами даже горячо.
- У тебя щёки красные. Признавайся, простудилась? – обеспокоенно спрашивает брат, поворачивая ко мне одну голову, без плеч.
- Всё в порядке. Иди спи, - отмахиваюсь от него, прикладываю ледяные пальцы к горящим щекам.
- Я не сплю по ночам, - укоризненно замечает он, как будто я забыла очевидные вещи.
А, ну да, точно. Это тоже привычка, которая с ним так и осталась.
Ещё один человек в холде Нордвинг, который не спит по ночам.
До меня вдруг дошло, почему Бастиан делает так же. Ведь я его вовсе не разбудила в эту ночь! Он просто поменял местами время суток – спит днём, когда приходит стражник. Потому что слишком гордый. Потому что не выносит быть зверем в клетке, на которого постоянно пялятся. А ночью… ночь, когда он предоставлен сам себе – это его время.
Наше время.
Потому что я собираюсь вернуться будущей ночью.
Понимаю совершенно отчётливо, что по-другому поступить просто не смогу. Я же не дура, я прекрасно себя знаю. Я давным-давно поклялась себе, что больше никогда стены и замки не удержат меня взаперти.
- Странная ты какая-то. Лекаря завтра к тебе пришлю, - вздыхает брат и неслышными шагами выходит из комнаты. Порой мне кажется, что он скучает по времени, когда был совой.
- Только попробуй! – злюсь на него. Терпеть не могу лекарей. Наелась лекарствами в детстве на несколько жизней вперёд. С тех пор тошнит от одного запаха.
Данвин обижается.
- Ну, значит и не расскажу тебе свою новость!
Я вздыхаю. Кажется, не совсем справедлива к младшенькому.
- А я тебе тогда тоже свою не расскажу! – показываю ему язык. Он надувается и выходит из комнаты, аккуратно притворив дверь.
Я бы всё равно не рассказала. Такую – никому и ни за что. Но пусть помучается в отместку.
Повинуясь порыву, подхожу к шкафу, открываю и придирчиво рассматриваю содержимое. И почему я была так небрежна, и не озаботилась пошивом каких-нибудь платьев посимпатичнее? Мне всегда было всё равно, лишь бы удобно «прыгать» туда-сюда. А вот теперь понимаю, что мне хочется быть красивой. Мне хочется, чтобы кое у кого при виде меня дух захватывало.
Именно при виде меня.
Потому что, опять-таки, я не дура. И я, к сожалению, прекрасно всё понимаю.
Мужчина десять лет не видел женщин. Вот у него и «крышу сорвало», и вообще не важно, кто был бы на моём месте, хоть какая-нибудь косая и кривая. Меня это дико злит, ведь он даже поговорить со мной не удосужился, прежде чем… лезть со своими поцелуями.
Хотя поцелуи были… чем-то невероятным.
Я очень остро почувствовала миг, когда он вынырнул из полузабытья – и до него дошло, наконец, что я и впрямь рядом, наяву. От него перестали плыть волны отчаянной тоски и одинокой ярости. Вместо этого он собрался, как зверь, готовый к прыжку.
Убрала тут же руку.
Он медленно, очень медленно и осторожно приподнялся, повернулся на бок и, опершись на правый локоть, вперил в меня цепкий взгляд.
Жалеть и сострадать тут же перехотелось, когда увидела, как смотрит на мои губы.
- Ты и правда снова здесь? – по счастью, снова возвращается к глазам. Прищуривается испытующе.
- Правда. Вот такая дура, - добавляю зачем-то, смутившись.
- И не собираешься уходить? – уточняет Бастиан. А сам так же медленно садится на постели.
Подавляю желание отпрянуть. Каждый дюйм моего тела напряжён и чувствует опасность. Колкими искрами по коже – напряжение от близости, от постепенного сокращения дистанции между нами. Как тогда. Как вчера.
Бежать бы. Спасаться отсюда. Уносить ноги. И своё глупое сердце.
Качаю головой – «Не собираюсь». Накручиваю кончик косы на палец, чтобы успокоиться. Сердце колотится как сумасшедшее. Решаю, на всякий случай, уточнить:
- Только если не станешь снова руки распускать, и… целоваться не полезешь без разрешения.
Глаза в глаза. И зачем я, ненормальная, добавила вот это «без разрешения»?! Судя по дьявольским огням в чёрном взгляде, эту оговорку Бастиан прекрасно уловил.
- Обнять можно? – спрашивает быстро, как бы между делом.
- Обнять можно… - повторяю машинально, прежде чем успеваю спохватиться и… стоп!.. чего?!..
Поздно.
Он меня сгребает в охапку, тянет к себе, обнимает двумя руками сразу и прижимает так, что хрустнуло пару косточек.
Мы замираем неподвижно, будто камни, из которых сложен Нордвинг. Вот только камни не бывают горячими. И у них нет сердца. А у этого пленника подземелий холда – оно есть. И бьётся быстро и гулко под моей щекой.
Ту-дум.
Ту-дум.
Ту-дум.
Совсем не так спокойно и безразлично, как был его голос.
- Бас… - говорю глухо.
Рука на моём затылке вжимает теснее. Он касается носом под моим правым ухом. Глубоко вдыхает.
Дрожь по телу.
- Бас…
- Сейчас. Подожди.
А я ведь сама разрешила. Он же ничего не нарушал. А значит, у меня и повода нету рыпаться.
Его правая рука – по моей спине. Медленно вниз – и снова вверх. Сминая ткань платья своим плотным движением. Как будто и нет на мне одежды – я чувствую эти твёрдые напряжённые пальцы каждым позвонком. Тело мгновенно покрывается испариной.
Губы вжимаются в сгиб моей шеи.
- Э-это уже не считается обнимать… - шепчу, изгибаясь навстречу. Короткий выдох носом мне в кожу – смеётся.
Вспыхиваю, когда правая рука смещается ещё на дюйм ниже. Он что думает, я не замечу?!
Мгновение – и я перемещаюсь.
На шаг в сторону, к столу, заваленному книгами, свитками, перьями и всякой всячиной.
Бастиан откидывается на камни стены под своей спиной и смотрит на меня, улыбаясь. Ни капли раскаяния на красивом лице. А я забываю возмущаться. Он же видит прекрасно, что я не ухожу далеко. И делает правильные выводы.
Пора бы уже сделать правильные выводы и мне, но я как заколдованная. Это будто меня приковали цепями к стене. Уйти подальше не выходит, хоть ты тресни.
Надо срочно придумать, чем отвлечься. И я начинаю бесцеремонно разглядывать его стол. Скольжу указательным пальцем по истёртым, с позолотой корешкам книг, небрежно сваленных в лохматую стопку. Исторические трактаты, ботаника, жизнеописания древних королей… томик стихов.
Между книг торчит кончик пергаментного листка. Осторожно тяну.
- Так, стоп! – Бастиан вдруг меняется в лице и кидается вперёд, чтоб перехватить мою руку.
Я успеваю вытащить лист и отпрыгнуть в сторону раньше, чем меня поймают на месте преступления. А что, не только ему можно нарушать правила!
Перемещаюсь с добычей по ту сторону решётки. И…
Это портрет.
Девушка с большими, распахнутыми удивлённо глазами. У неё приоткрыты губы – так, будто её только что…
Целовали.
На портрете – я.
Нарисованная чернилами, гусиным пером. Тонкими, изящными, идеально отточенными штрихами. Губы обведены и изображены особенно точно.
- А вот это я забираю с собой! – краснею и прячу за спиной добычу. – Я тебе разрешения рисовать меня не давала!
Впрочем, как и на остальное в ту ночь не давала тоже.
- Не беда. Нарисую ещё, - небрежно отвечает Бастиан.
Вот же… И как на такого прикажете воздействовать? Вздыхаю и перемещаюсь обратно. На этот раз усаживаюсь на стул, от греха подальше.
Когда перемещаюсь к нему снова на третью ночь – сразу внутрь, забывая напрочь о том, что сначала хорошо бы в безопасное отдаление – он ходит туда-сюда, как нетерпеливый зверь по клетке.
Чувствует моё появление спиной, резко оборачивается, звеня цепями.
От легкомысленного настроения, которое охватывало нас, когда мы прощались вчера утром, не осталось и следа. В моё третье прибытие Бастиан чуть не бросается на меня как голодный лев, когда ему кидают в клетку долгожданный кусок мяса. Его глазами смотрит на меня кипящая тьма, ощупывает, зажигает дьявольский огонь на коже. Мне не по себе, поэтому на всякий случай выставляю вперёд ладонь и предупреждаю сразу:
- Как вчера здороваться не обязательно! Достаточно сказать «привет».
Шутка явно не удалась, потому что на его губах – ни тени улыбки. И такое ощущение, будто он прикидывает сейчас, глядя на меня – как бы половчее снова прибрать к рукам, но так, чтобы я не возмутилась и не сбежала.
- Будешь хулиганить, не отдам подарки! – выкладываю последний козырь. Вторую руку по-прежнему держу за спиной. Прячу бумажный свёрток.
Удивить получилось. Зверь заинтересованно останавливается и выжидает.
Куда бы положить?
Мой взгляд цепляет полный поднос еды на столе, с которого небрежно сдвинуты книги. Почему-то очень ярко представилось, как он не ел весь день, чтобы разделить свой ужин со мной.
Подхожу ближе, разворачиваю промасленную бумагу и добавляю туда здоровенный пирог с мясом. Свежеиспечённый, кухарку с самого утра замучила своими приставаниями. Сказала, нестерпимо хочется. Меня все в холде вечно порываются подкормить, поэтому в кухне поверили и с готовностью бросились исполнять пожелание любимой сестры своего лорда.
Подземелье наполняется упоительными ароматами.
- Держи, это всё тебе! Я не буду. В этот раз решила, что невежливо идти в гости голодной. Так что съешь сам, пожалуйста. И вот это… тоже тебе.
Выкладываю рядом на стол серебряные вилку и нож. Острый металл благородно блестит в огне свечей. Сегодня Бастиан зажёг их все.
С нетерпением жду реакции на подарки.
Вижу, как трепещут крылья его носа. То, как он смотрит на простые, и такие обыденные для меня вещи, как столовые приборы… это трудно описать словами. У меня в груди становится тяжело.
Несколько шагов – осторожных, вкрадчивых.
Пальцы опускаются на ручку ножа, касаются прохладного металла. А потом решительно смыкаются на рукояти. Он поднимает нож, смотрит пристально на блеск острого лезвия. Медленно поворачивает в пальцах, любуется бликами.
На секунду пугаюсь, но отгоняю страх.
- Ты ведь отдашь, когда я пойду обратно?
Не отвечает. Когда вижу его таким, моя идея принести узнику холодное оружие уже не кажется мне такой уж замечательной. Не хочется, чтобы какой-нибудь невезучий стражник завтра не вернулся к своей семье. Потом до меня доходит, что вообще-то, и я тут не так чтобы в абсолютной безопасности – мало ли, у него за столько лет крыша совершенно поехала и он в маньяка превратился… судя по некоторым повадкам в отношении меня, я бы не удивилась…
- Спасибо, Мэг.
Но что-то в его глухом бесцветном голосе, что-то в том непроницаемом взгляде, которым он пытается скрыть от меня свои эмоции – эмоции человека, перед которым лежат сейчас осколки его разбитого вдребезги прошлого, о котором он почти успел забыть, убеждает меня в том, что все мои страхи беспочвенны.
Ну, по крайней мере, мне нож в его руках совершенно точно не угрожает. Намного опаснее, кажется, сами руки. Особенно, когда смотрю на них и вспоминаю движение горячих ладоней по своей спине… Сглатываю комок в горле, отгоняю наваждение.
Спустя пять минут мне уже не до посторонних размышлений.
Никогда не думала, что буду как загипнотизированная смотреть на то, как ест другой человек.
Бастиан медленно отрезает от пирога кусок за кусочком, орудуя вилкой и ножом с такой изящной виртуозностью, что захватывает дух.
- Когда-то я различал четырнадцать видов вилок. Иногда только путал закусочную с рыбной.
Невольно любуюсь отточенностью движений длинных пальцев. Я была не права. Король-без-Короны не растерял своих аристократических манер за десять лет сидения здесь.
И конечно же, я давно пересела с безопасного стула к нему совсем близко. Ну, просто с этого места наблюдать сподручнее.
- Что?.. – ворчит Бастиан, и руки замирают над блюдом. Пытаюсь скрыть смущение. Надо срочно спасать ситуацию – не положено невинным девицам так пялиться на руки мужчины. Даже такие красивые.
- У меня тебе ещё один подарок.
- Послушай, Мэг! У нас с тобой совершенно неправильное свидание получается. Это я должен дарить тебе подарки, а не наоборот!
Бастиан настороженно откладывает поднос с приборами, который он держал на коленях, в сторону, и выжидающе смотрит на меня.
А я, немало робея, вынимаю из мешочка на поясе коробку красок в тюбиках и три кисточки разных размеров.
- Бумага у тебя и так есть, так что… я подумала…
Он смотрит на краски как-то странно. Я даже разочарована – столько времени убила, чтобы их достать! В холде Нордвинг, конечно же, ни одной лавки с такими товарами не обнаружилось, мне пришлось «прыгать» за ними аж в южный портовый Саутвинг! А он молчит, вообще ничего не говорит.
Тянет руку, проходится по ровному ряду тюбиков осторожными движениями, как музыкант по струнам гитары.
А потом стискивает пальцы в кулак.
- Убери это.
Вскакиваю с постели, как ошпаренная Меня ужасно обижает злость в его голосе. Вообще не такой реакции я ожидала на свои подарки!
Он смотрит несколько долгих мгновений в моё лицо, на котором, видимо, отражается всё, что я о нём думаю, а потом вздыхает. Устало опускает руки на колени и свешивает голову.
- Прости. Иди сюда.
Кивает на свободное место рядом.
Поколебавшись немного, принимаю приглашение – и снова тело действует раньше разума, потому что усаживаюсь зачем-то совсем вплотную, хотя места на койке предостаточно.
На исходе третьего дня я не могу думать ни о чем другом, кроме её возвращения.
Не на шутку начинает раздражать бесконечный трындёж Темноты в моей голове. Она мешает мне думать о Мэг.
«Что ты натворил, идиот!! Она сказала, что теперь ни за что не вернётся! Почему ты меня совершенно не слушаешь?! Я же тебе твердила – ты должен быть обходительным и вежливым! Должен покорять девочку внимательностью и острым умом, должен постепенно, медленно, но верно приручать этого пугливого зверька, привязывать её к себе. И ни в коем случае не торопиться! Иначе эта пугливая малышка исчезнет снова, или, чего доброго, нажалуется своему брату-королю на приставания, и тогда тебе просто-напросто отрубят твою тупую голову. Неужели до тебя это не доходит?!»
Отстань, Темнота. Ты не человек. Ты не можешь увидеть, как она стыдливо краснеет, когда я напоминаю ей о своих правах на неё как на свою невесту. Ты не можешь понять, какой сладкой она была, когда я обнял её прошлой ночью. И как она прильнула ко мне доверчиво ровно на один короткий миг– прежде, чем спохватиться и оттолкнуть.
Но я успел заметить.
Она вернётся.
***
Вот только наступил вечер, прошла полночь – а Мэг все не было.
Я начал бояться, что всё-таки испугал её. Тревога заставляла гореть и метаться, как зверю в клетке. Я ходил с ума от невозможности сделать хоть что-то, от тупого бессилия.
Поэтому, когда она всё-таки появилась – смущённая, взволнованная, красивая как рассвет, которого я десять лет не видел, – первая мысль была, залюбить до смерти. Не знаю, что бы сделал с ней – всё, что угодно бы сделал, ведь тело действовало быстрее разума. По счастью, она вовремя остановила.
Страх потерять её был сильнее, и я замер в последний миг перед броском.
А она… оказывается, принесла мне еду.
И лучше бы не знать этой милой девочке, о каких совершенно не милых вещах с ней я думал, пока она робко выкладывала передо мной этот чёртов пирог. И что рот наполняется слюной вовсе не от запаха мяса. И зубы запустить мне хочется не в него – а ей в шею. Чтобы оставить пару отметин, которые сойдут не скоро, а будут всему свету сообщать, что эта девочка теперь принадлежит мне. И периодически их обновлять.
Глупышка.
Ты правда думаешь утолить мой голод этим?
Я бы мог сказать тебе, как ты сможешь его утолить. Но не хочу тебя снова пугать
Поэтому я держусь.
Видимо, держусь из рук вон плохо, потому что Темнота то и дело что-то шипит мне прямо под черепную коробку - чтоб не смел об этом даже думать, иначе снова все испорчу.
«Не смотри на нее так, идиот, будто хочешь живьём сожрать!! Неужели ты думаешь, она этого не заметит?! Ты совсем уже тронулся рассудком, хочешь испортить наш единственный шанс?!»
Да, я безумен.
Но разве может быть по-другому, когда рядом она? Она ведь не знает, что каждый её выдох, который доносится до моей кожи и бьёт по нервам, каждое прикосновение её волос, каждое случайное, такое невинное касание плеча – для меня как удар наотмашь, который начисто лишает спокойствия и душевного равновесия. Если они вообще когда-либо у меня были рядом с Мэг.
Я не был готов.
У меня нет от такого брони.
Ты говоришь что-то, а я могу видеть только твои губы.
Ты просто дышишь – а мои глаза не могут не любоваться тем, как двигается твоя грудь под тонким платьем. Воображение с готовностью дорисовывает то, что скрывает ткань. Но этого мне мало – я хочу знать наверняка. Я хочу ощущать. Я хочу ощущать тебя всей кожей, моя маленькая колдунья. Никогда не думал, что больше всего в этой чёртовой камере мне будет не хватать человеческой речи – и простого прикосновения к тёплой коже другого человеческого существа.
А впрочем, кому я вру.
Совсем не простые прикосновения к тебе нужны мне, Мэг!
Я заставлю тебя гореть так же, как сгораю сам.
Я уже предчувствую, как это будет красиво.
А потом ты совершенно спокойно, между делом, сообщаешь мне, что хотела просить брата о моём освобождении. Сама, по доброй воле, по своей доброте, из-за того, что ты – сострадательный ангел, волею судьбы попавший в лапы к алчному демону – сделать то, что я хотел заставить тебя, после того, как подчиню твою волю.
Если бы у меня была совесть, без сомнения, сейчас я испытывал бы жесточайшие муки.
Я как будто срываюсь с обрыва и падаю в тёмную бездну. В этот раз куда-то уносит все доводы рассудка. Я просто посылаю их подальше. Так же, как посылаю в преисподнюю Темноту, которая воет от бессилия в моей голове, уверяя, что я идиот, каких ещё не видывал свет. Приказываю ей заткнуться.
Протягиваю руки, и забираю то, что мне принадлежит. Я и так слишком долго ждал, и этот огонь едва не выжег меня изнутри.
Мне снова не хватает терпения целовать её нежно.
Вся доля нежности, отпущенная нам на двоих – на её губах, которые она приоткрывает несмело под моим напором. Это действует на меня, как вино, которое плеснули в открытый огонь.
Мэг, кажется, снова пытается оттолкнуть – но хватается за ткань моей рубашки, как котёнок, что вцепляется крохотными слабыми коготками, чтобы не упасть. Она ещё не понимает, что я ни за что не выпущу её теперь. Она ещё не осознаёт, чего именно хочет сама. Я объясню.
Но насколько же это лучше, чем было в моих мечтах!
Мэг вздрагивает, когда кладу ладонь ей на грудь и сжимаю.
Заглушая протесты, яростно целую, чтоб не дать ей возможность прийти в себя. От шума крови в ушах глохну. От того, как долго я сдерживался, не давая себе коснуться её по-настоящему, – темнеет в глазах. От реакции собственного тела на её близость теряю всякую способность рассуждать.
Мои руки тянут вниз вырез лифа, рвется тонкая ткань, летят вниз обрывки кружева нижней рубашки. Я как зверь, разгрызающий в щепки скорлупу, чтобы добраться до вожделенного содержимого.
Вот оно – мягкое, нежное тело. Девственно-чистая кожа под моей ладонью. Я уверен, ты никого ещё не подпускала к себе так близко, - да, моя Мэг?
Потому что ты только моя.
Ты была предназначена мне судьбой, теперь я знаю точно.
Сминаю в ладони свои новообретённые сокровища. Ни у одного дракона ни в одной пещере не было ничего более ценного. Мэг выгибается и не успевает сдержать стон. Я высекаю искры из её тела – а моё давно уже горит в этом дьявольском огне.
Стыдливость всё время пытается взять верх, она отталкивает меня, но недостаточно сильно. Я сильней.
Ты ведь в любую минуту можешь уйти отсюда, Мэг! Для твоей магии нет преград – только те, что ты ставишь сама.
В любую минуту, моя сладкая девочка.
Но ты не уходишь. Ты остаёшься. И плавишься, плавишься в моих руках дальше – податливым воском, как эти свечи, что бросают трепещущие тени на твоё тело.
Хочешь узнать, к чему нас это может привести?
Хочешь узнать, о чём я думал все эти бесконечные часы без тебя?
Узнаешь очень скоро.