Не оставляй меня, Виолетта

Пролог

Когда подросток не возвращается домой – мир вокруг замирает. Сердце колотится где-то в горле, каждым ударом отмеряя мучительные секунды, а тишина становится оглушительной.

В панике вы хватаете телефон, набираете нужный номер и после каждого гудка надеетесь услышать родной голос: «Вот сейчас… сейчас…». Сколько было гудков? Внезапно совсем другой голос, холодный, механический, сообщает, что абонент не отвечает, и советует перезвонить позднее.

Тогда вы бросаетесь звонить всем: друзьям, родителям друзей, тренеру, классному руководителю. Игра в салки с завязанными глазами. Каждый новый звонок – тщетная попытка поймать надежду, которая растворяется в воздухе.

Ледяной страх заполняет нутро, отдаваясь пульсирующим звоном в ушах. Воспалённый мозг услужливо рисует самые страшные картины, и вы уже готовы завыть от неизвестности и собственной беспомощности. Остаётся одно – полиция и розыск, а здесь важно всё: любая мелочь, которую получится вспомнить.

А что делать, если в памяти нет никаких деталей? Как быть, если внезапно окажется, что вы совсем не знаете своего ребёнка?

Полина Владимировна закрыла кассу и сдала смену в семь часов. Работа фармацевтом в аптеке неподалёку от дома отнимала у неё все силы. Переодеваясь, женщина столкнулась с неприятностью: пуговица оторвалась от рабочего халата и укатилась под один из шкафов. Пришлось опуститься на колени и пошарить рукой, чтобы достать. Вместе с пуговицей она вытащила горсть чужих волос с пылью, и лицо искривила гримаса отвращения. Выходя на свежий воздух, Полина Владимировна размышляла, что завтра придется прийти раньше, чтобы пришить злополучную пуговицу, и негодование разгоралось в её душе.

На площадке у дома кипела жизнь. Звонкий детский смех разносился по округе. Протяжному визгу качелей вторил велосипедный звонок и хруст асфальта под колёсами самокатов. У старой «Короллы» с открытым багажником собралась компания молодых людей с гитарой. Полина Владимировна поморщилась, увидев их, – «опять будут горланить до самой ночи».

Тёплый апрельский вечер окутал двор мягким светом заходящего солнца. Медленно опускались сумерки, дарующие прохладу, а пьянящий аромат весны знаменовал пробуждение природы и обновление жизни. Но для Полины Владимировны в этом не было ничего прекрасного – её мысли занимала злосчастная пуговица и дети, снующие под ногами.

Оказавшись в квартире, она сразу заметила, что в прихожей нет обуви Марка – «Где опять шляется этот паршивец?» На всякий случай решила заглянуть в комнату сына – пусто и как-то мертвенно тихо. О том, что здесь живёт подросток, напоминал лишь рюкзак на стуле.

Поужинав в одиночестве, она заняла место в любимом кресле перед телевизором, но тревога всё нарастала. В девять часов Полина Владимировна надела очки и позвонила сыну – его телефон завибрировал в тумбочке. Выругавшись, женщина набрала номер классной руководительницы Марка, Ирины Анатольевны. Та сообщила, что мальчик был в школе и посоветовала связаться с родителями Игоря Кормилина. «Ну и получишь же ты, только явись домой! На месте зашибу!» – гневно думала женщина.

Номеров Игоря или его родителей она не знала. «Так. Его телефон!» Схватив мобильный сына, женщина тут же гневно швырнула его назад: «Так и не убрал пароль, гад!» Перевалило за половину десятого. «Вот сейчас придёт – ну я ему да-ам…» Десять – нет. Полина Владимировна нервно мерила шагами комнату, понимая, что нужно звонить в полицию. Она отчаянно надеялась, что сейчас хлопнет дверь, и Марк войдёт в квартиру, но каждая минута подтверждала страшное – он не вернётся. В половине одиннадцатого стало ясно – ждать дальше бессмысленно. Наскоро одевшись, женщина взяла телефон, документы, фотографию Марка и вызвала такси. Она дважды выронила ключи в попытке замкнуть дверь – всё тело била крупная дрожь.

В холодном помещении отделения полиции гнетущая тишина нарушалась треском люминисцентной лампы. Полина Владимировна пустыми глазами смотрела на лежащий перед ней лист белой бумагии и не могла написать ни слова. Она не знала, в какое время её Марк вышел из дома, куда ходил и с кем виделся, во что был одет и... – она, его мать, ничего не знала о своем единственном сыне.

Стандартный вопрос о конфликтах дома обрушил на плечи несчастной непосильный груз. Комната поплыла перед её глазами, в ушах зазвенело. Она посмотрела на следователя, слабо кивнула, и слезы потекли по щекам.

– Вы не переживайте так, – спокойно произнёс полицейский. – Он, скорее всего, просто сбежал – вернётся. Такое часто бывает после скандала с родителями, – успокаивал мужчина. – Перебесится, есть захочет и вернется.

В этот момент вошёл другой полицейский с пластиковым стаканчиком в руке.

— Материалы передадим волонтёрам, как только заявление будет оформлено, — сообщил он и поставил стаканчик. — Выпейте воды.

Полина Владимировна вышла из участка уже заполночь. Всё тело будто налилось свинцом, и для каждого действия требовались титанические усилия.

Пустая квартира встретила ледяной тишиной – Марк не вернулся. Увидев ложку для обуви, она ощутила, как сердце мучительно сжалось, по щекам снова покатились слёзы. Полина Владимировна была крещёной, но общение с Богом ограничивалось лишь упоминанием его имени в суе. Только сейчас она впервые за долгое время по-настоящему обратилась к Богу. Стоя в прихожей, женщина читала «Отче наш» – единственную молитву, которую помнила с детства.

Пройдя в комнату Марка, Полина Владимировна застыла у его стола. Дрожащими руками, словно драгоценность, она подняла портфель и опустилась на диван. Татрадки, учебники, фантики, сломанные карандаши и ручки – целая жизнь, которую она упускала день за днём, год за годом… Перелистывая исписанные тетрадные листы, она гладила их пальцами: «Вот какой у тебя теперь почерк… уже совсем не каракули». Аккуратно сложив вещи сына на стол, Полина Владимировна легла и, закрыв лицо руками, самозабвенно разрыдалась, громко всхлипывая.

На следующий день во все группы города была разослана ориентировка с заголовком, написанным большими красными буквами.

Глава 1. Перемена

Урок русского языка в душном кабинете тянулся бесконечно. Виолетта закончила упражнение, сделала следующее и уже минут десять смотрела в окно, подперев голову рукой.

В этот момент от её плеча отскочила скомканная бумажка. Она знала, кто её бросил и резко повернулась в сторону Марка. Парень постоянно приставал с какими-то глупостями: бросал бумажки, толкал плечом, на физкультуре кидал мяч в её сторону, раньше ставил подножки, но в этом году присмирел. Обычно Виолетта смотрела на него безразлично или с раздражением, она и сейчас собиралась наградить парня холодным взглядом, но не получилось. То ли румянец из-за духоты, то ли взъерошенные волосы (он всегда ерошил их, когда сосредотачивался на чём-то), то ли улыбка, которая появилась на его лице, когда их глаза встретились – Виолетта не понимала, что вызвало в ней внезапную перемену. Она испытала совершенно новое для себя чувство, и оно было приятным: в её груди разлилось что-то тёплое, томительное. Сколько раз она встречалась с ним вот так, глаза в глаза, и никогда не испытывала подобного. Устыдившись непонятного ощущения, Виолетта смущённо отвернулась.

У доски работал Вадик, он до сих пор не понял тему. Мирослава Сергеевна, такая деликатная и всегда вежливая, посмотрела на него с улыбкой, стоя рядом с мелком в тонких пальцах. Глядя устало-добрым взглядом, она в десятый раз объяснила правило и обвела кружком самую суть. Вадик кивнул, будто понял, и снова сделал ту же ошибку. Общий вздох разочарования пронёсся по классу.

Саша сегодня не пришла. Её мать позвонила классной и сказала, что дочка приболела. Виолетта знала, что это значило «мы всей семьёй уехали на озеро», и немного завидовала.

Без лучшей подруги уроки проходили невыносимо долго и тоскливо. Будь Саша рядом, подруги уже давно сотрясались бы от беззвучного смеха, наблюдая за безуспешными попытками Вадика овладеть азами русского языка. По дороге домой девочки говорили бы о разных безделицах и ставили бы себя на место Мирославы Сергеевны в попытках разгадать секрет ангельского терпения.

Мирослава Сергеевна стала объяснять домашнее задание, записывая номера упражнений в правом верхнем углу доски. Урок закончился, но звонок не давали. Учительница отпустила класс, по своему обыкновению добавив: «Только тихо»

Виолетта в замешательстве собралась и вышла из кабинета, сосредоточенная на осознании нового чувства. Мимо быстро прошагал Марк, не взглянув на неё и не обернувшись. Он хлопнул Игоря по спине, и друзья, громко смеясь чему-то, скрылись в потоке других учеников.

«Почему он не толкнул плечом меня и не посмотрел с тупой ухмылкой, как часто бывало? Почему не оглянулся?» Сердце сжалось от боли, будто его пронзило иглой. «Что это со мной?» – растерянно думала Виолетта, прижав руку к груди.

По дороге домой она попыталась выбросить из головы всё, что заставляло грустить. В отсутствие подруги девушка осталась один на один с этим новым переживанием, о котором было некому рассказать. Непонятная тоска по Марку и его назойливому вниманию поражала. Нужно было успокоиться, и на ум тут же пришло дыхательное упражнение, которому когда-то научил школьный психолог. Виолетта представила, как солнечные лучи проникают сквозь кожу и кости прямо внутрь, выжигают тяжёлые мысли, оставляя свет, тепло и спокойствие. Медленный вдох – плохие мысли исчезают, медленный выдох – остаётся только радость, только свет. Снова медленный вдох и медленный выдох. «Кажется, помогает», – подумала Виолетта. Она проделала упражнение ещё раз и зашагала веселее.

Сейчас её радовал тот факт, что никто из одноклассниц не предложил пойти вместе: не хотелось разговаривать, да и вряд ли получилось бы. Телефон не доставала – Саша не напишет до вечера воскресенья, а другие сообщения можно прочитать позже.

«Интересно, готовила ли мама ужин. Если да, надеюсь, что-то вкусное. Кажется, оставалось ещё немного мороженого! Какой выбрать фильм? Диана советовала что-то, нужно будет просмотреть диалог – совсем забыла название того сериала. Сериал… а по физике в среду будет контрольная, как же надоела физика», – в прошлый раз Нина Валерьевна забрала шпаргалки, и Виолетта с огромным трудом дотянула до тройки не без помощи Саши. Она ещё думала о вредной учительнице и о её бесчеловечной привычке ходить по классу во время контрольной, как вдруг услышала своё имя, и мысли разлетелись, будто птички.

– Виолетта! – её снова окликнули, – Виолетта, подожди, пожалуйста, – Мирослава Сергеевна еле поспевала за ней. Пакет с тетрадями в её руке явно был очень тяжёлым. Учительница догнала девушку, и они поравнялись:

– Спасибо… Виолетта, я хотела предложить тебе взять шефство над Вадиком, – Мирослава Сергеевна улыбнулась.

– А что нужно будет делать? – Виолетта отнеслась к предложению скептически.

– Ничего особенного: перед уроком проверить знание правила. Не знает – выучить вместе с использованием примеров, конечно. Я думаю, что это будет и для тебя полезно. К тому же, хорошая отметка никогда не бывает лишней, – в её глазах читалась надежда.

– Хорошо, Мирослава Сергеевна, я попробую.

Учительница кивнула и направилась к ближайшей многоэтажке, пожелав Виолетте хороших выходных.

Медленный вдох, медленный выдох. Весь остаток пути Виолетта думала об ответственности, которую так легкомысленно взяла на себя. Внутри ощущалась тяжесть от связывавшего её теперь обещания, но само общение с Вадиком не вызывало неприятных чувств: неуспехи в учёбе не характеризовали его как плохого человека. Виолетте он всегда казался забавным и добрым, наверное, поэтому она так легко согласилась взять шефство.

Она шагала по тихой улице частного сектора. Серые, нагоняющие тоску многоэтажки сменились аккуратными одноэтажными домиками с ухоженными лужайками и дорогими машинами на подъездных дорожках. Район считался элитным и включал в себя восемнадцать домов и четыре улицы. Постройки были типовыми – кирпичный дом с террасой и гаражом, поэтому люди стремились придать своим жилищам уюта и индивидуальности: делали навесы, сажали деревья, клали брусчатку и разбивали цветочные клумбы у ворот. Дом, где жила семья Виолетты, мало отличался от других. Из-за железного забора зелёного цвета виднелись кроны рябины и ели, если встать на цыпочки, можно было увидеть молодые яблони, груши и черешни. К карнизу крыши прикреплена гирлянда, которую зажигали зимой, а от двери дома до калитки вела каменная дорожка. Виолетта вошла во двор, прошла по дорожке и открыла входную дверь.

Глава 2. Заложница

Анастасия Афанасьевна по натуре была доброй и нежной женщиной, умела радоваться мелочам, замечать прекрасное в обыденном. Часто фильмы и музыка волновали её так сильно, что на глазах выступали слёзы. Она давно нашла свой смысл жизни – любовь в самом широком понимании – и старалась жить, руководствуясь им.
Уже десять лет женщина работала в доме малютки, где каждый день ковалась крепкая броня, скрывавшая её настоящую. Броня надёжно защищала мягкость и нежность характера, демонстрируя его худшие черты.

Сегодня она работала в ночную смену. Во время перерыва в замызганной коморке собиралась компания – коллеги перемывали кости всем, до кого дотягивались безжалостные языки. Анастасия Афанасьевна ужасно не любила время перерыва: не хотела слушать и тем более участвовать в таких «беседах». За десять лет она уже не представляла себя на другой работе или без работы вовсе, поэтому продолжала жевать печенье, сидя в подсобке, и верить, что это её место.

– …но, похудела, так и смотреть стало страшно. Я ей говорю: «Наташа, жрать нормально надо, а то скоро ветром унесет». А она – ниче. Я, говорю, сало принесла, салатик, бери, ешь. Я же для всех. А она, мол, не голодная, – дородная, краснолицая Маргарита Петровна громко обсуждала новую нянечку, желая найти поддержку среди коллег.

– Ой, я тут опять работала с Женей, думала пришибу её, ей богу. Говорю, Ваню вот так зажимаешь и кормишь, показываю, как надо делать, а она мне говорит: «Нельзя так с детьми, у них будут неправильные пищевые привычки», – все присутствующие за столом пронзительно заржали, Анастасия Афанасьевна улыбнулась, – Ну дура-нет?! Если написано, да, выкормить пятьдесят миллилитров. Я ей говорю, мол, иди, заведующей это скажи, – снова визгливый смех.

– Так а че не пришибла-то? – прозвучал вопрос, когда смех стих.

– Так она ниче не делает. Я говорю, Ваню корми, а я малышей накормлю. А она мне, мол, сами кормите, это не моя обязанность. Я ей говорю: «Мила моя, взяла и корми!» К заведующей пойду. Это невозможно.

Затем разговор зашёл о мужьях, и каждая высказалась о последних промахах своего.

– Настя у нас сегодня неразговорчивая. Ты че такая? – Маргарита Петровна подмигнула Анастасии Афанасьевне, – че сам у тебя, как Вилка твоя? – все притихли, ожидая ответ.

– Ой... да Женя работает, домой скоро. Думать надо, че приготовить встретить. Вилка... надо репетитора ей по физике искать, как в журнал не зайду, там тройки одни, не знаю, что мне делать с ней, – Анастасия Афанасьевна сказала это вставая, потому что телефон зазвонил, высветилось «Женечка».

До окончания перерыва оставалось семь минут. Она поспешно взяла трубку и со словами «Привет, Женечка, ну как ты?» скрылась за дверью, очень радуясь возможности уйти из подсобки, пахнущей потом и крепким чаем.

– Настя уходить собралась.

– Да ты че!

– Вот так вот.

– Откуда ты это взяла?

– Да слышала, она по телефону говорила кому-то.

– Слушайте, ну выглядит она, конечно... как муж такое терпит?

– Да ты откуда знаешь? Он поди перед тем, как домой ехать и в баньку заедет и на квартирку, – снова визгливый смех.
Анастасия Афанасьевна быстро прошла по коридору, минуя закрытые двери с номерами групп, встала спиной к окну, облокотившись на подоконник.

– Домой хочу, устал. Как ты, как Вилочка? Что у вас нового? – спрашивал низкий мужской голос, который всё ещё приятно волновал женщину.

– Приезжай скорее, мы тебя ждём. Сама на работе, смена только началась, а я уже устала. Вила учится, вчера окна мыли, дома будто светлее стало. Кстати, что приготовить к приезду?

– Что приготовишь – всё вкусно, – она знала, что муж так скажет, – я просто домой хочу, скучаю по вам.

– Я тоже... ну... мы скучаем. Ну всё, Жень, мне работать пора, пока.

– Настя, уходила бы ты уже с этой работы своей.

– Пока, Жень, – Анастасия Афанасьевна завершила вызов и ещё с минуту смотрела в экран.

«Нет… нет». Она отпрянула от подоконника и зашагала к двери своей группы.

В пятой группе, где работала Анастасия Афанасьевна, воспитывалось четверо детей: трёхлетний Миша (самый старший), полуторагодовалая Ярослава, девятимесячная Маша и пятимесячный Семён. Каждого из ребят забрали из неблагополучных семей. Маша к своим девяти месяцам умела лишь переворачиваться с одного бока на другой, Семён поступил с дистрофией. Ярослава боялась громких звуков и могла есть только пюре. Миша тоже сильно отставал в развитии, но за время нахождения в доме малютки многому научился.

Смена была изматывающей: заболел Миша, за ним – остальные. Худенькая няня Наташа шмыгала носом под голубой маской. Анастасия Афанасьевна не спала всю ночь, переходя от одного малыша к другому. Требовалось контролировать температуру, качать плачущих, чтобы продлить сон, давать жаропонижающие, если это было необходимо. Кроме этого проводились ночные кормления. В коротких перерывах удавалось присесть на жёсткий диван, от которого ныла спина, но скоро всё начиналось сначала. В группе было душно и жарко, спёртый воздух наполняла смесь неприятных запахов пота, памперсов и детских срыгиваний.

В половине восьмого пришла сменщица. Анастасия Афанасьевна сдала смену, переоделась и вышла из здания, жадно вдыхая прохладный утренний воздух. Остановка располагалась всего в трёх минутах, поэтому женщина шла нарочито медленно: ей хотелось проветрить голову, надышаться свежестью и чистотой утра. Она ощущала недомогание: если заболеет, это будет третий раз за полгода.

В автобусе она задремала и чуть не пропустила свою остановку. Почувствовав грубый толчок в плечо, резко открыла глаза: старушка уселась рядом, задев дремавшую соседку внушительной чёрной сумкой. Анастасия Афанасьевна посмотрела на соседку, потом в окно. «Следующая моя», – и стала аккуратно подниматься, стараясь не задеть бабулю. Женщина вышла из автобуса, ощущая ломоту в мышцах и першение в горле, но всё равно решила зайти за продуктами. Окончание учебной недели – пятница. Очень хотелось сделать что-то приятное для дочери.

Глава 3. Марк

Марк перечитывал диалог с Виолеттой, заканчивающийся его сообщением «я зайду за тобой в полпятого», и не верил, что осмелился. Виолетта нравилась ему уже очень давно.

Первое сентября четыре года назад, в классе трое новеньких, учительница предлагает встать и рассказать о себе. Девочка с испуганным взглядом несмело поднялась. Она сказала, краснея: «Меня зовут Катя, я люблю рисовать» и тут же опустилась обратно. Затем встал Игорь Кормилин и с очень самодовольным видом рассказал, почему перешёл в этот класс, в какие компьютерные игры любит играть и как зовут его собаку.

Последней учительница пригласила Виолетту Кедрину. Тоненьким голоском она робко повторила своё имя, рассказала, что переехала из другого города, что любит играть в куклы, рисовать, лепить из пластилина и плести бисером. Марк не сводил глаз с аккуратной головки, с собранными большим белым бантом волосами, с маленькой фигурки в парадной белой блузке с кружевным воротничком, с чёрной юбочки, с тоненьких ножек в белых колготках и блестящих чёрных туфельках с круглым носком и хлястиками. Ему очень хотелось, чтобы Виолетта посмотрела на него. Глядя на неё, он понимал, что был бы рад поиграть с ней в куклы или сплести что-то из бисера. Но, к сожалению, когда он говорил ей «привет», она отвечала тем же, как и остальным, а когда ставил подножку, она смотрела зло, иногда кричала: «Ты тупица!» Марк не хотел так, но совсем не знал, как по-другому.

В четвёртом классе он хотел предложить вместе пойти домой, но в этот день родители забирали Виолетту на машине. В следующий раз, когда Марк снова решился предложить, она ушла с Сашей. Больше попыток он не предпринимал.

Однажды Марк и Игорь решили стать паркуристами. Их обучение состояло в залезании на гараж соседа и спрыгивании с него. Ещё мальчики учились делать сальто, используя тот же гараж. Они тренировались около недели, иногда сальто получалось у Игоря, а у Марка получалось чаще. Мальчик был окрылён своим успехом и как-то на продлёнке, увидев компанию одноклассниц, захотел продемонстрировать новое умение.

Он отошёл подальше, разбежался, но в решающий момент вместо прыжка поскользнулся, ударился об стену и упал. В голове зазвенело. Мгновение он лежал, зажмурившись, и отчаянно надеялся, что никто не смотрел. Это была тяжёлая травма, нанесённая собственному самолюбию. Медленно повернув голову в сторону девочек, Марк чуть-чуть приоткрыл глаза, ожидая, что компания всё так же увлечена рассматриванием кукол. К огромному разочарованию, он увидел смеющиеся лица. Кто-то из девочек даже держался за живот от смеха, одна запрокинула голову назад в безудержном приступе, среди них была и Виолетта. Она тоже смеялась. Марк поднялся и, весь красный, убежал, рукавом вытирая слёзы досады. «Предательница!» – всхлипывал мальчик. Тогда он передумал становиться паркуристом.

Вечером Марк пожаловался матери на плохое самочувствие: головокружение и тошноту. Каково же было его облегчение, когда врач выписал больничный на десять дней, диагностировав сотрясение мозга. Когда Марк вернулся, про его фиаско уже забыли.

В следующем году в школе работала почта в честь дня святого Валентина, и Марк воспользовался этой возможностью. Он купил шоколадку и очень милую, как ему показалось, валентинку. Приклеил одну часть валентинки к шоколадке и написал на чистой стороне: «Ты мне нравишься, МЗ». Очень довольный своей задумкой, Марк опустил шоколадку в ящик для валентинок.

Четырнадцатого февраля в дверь кабинета истории просунулось лицо десятиклассника: «Андрей Вениаминыч, можно валентинки раздам?» Особого разрешения не нужно было, и десятиклассник, стоя посреди класса, уже называл первую фамилию. Марк очень волновался, но старался принять расслабленную позу. Он представил, что Виолетта получает его валентинку, улыбаясь, читает записку и, увидев буквы «МЗ», оборачивается к нему с удивлённым видом. Фамилии Виолетты не прозвучало, десятиклассник вышел и закрыл дверь. Марк был в полном недоумении.

Когда закончился урок, они с Игорем вышли из класса. Перед выходом на лестницу в мусорном ведре Марк увидел скомканную обёртку от купленной им шоколадки с приклеенным к ней сердечком-валентинкой.

В шестом классе Марк заболел, не ходил в школу целых две недели и ужасно тосковал. В это время он и начал писать Виолетте одно и то же сообщение изо дня в день. В её глазах Марк видел много: обиду, когда ставил подножку, растерянность, когда посланный им мяч летел в её сторону. Часто отмечал безразличие, когда бросал бумажку и, наверное, увидел бы раздражение, когда просил отправить домашнюю работу. Но никогда она не смотрела так, как сегодня: с интересом и нежностью. Это придало ему уверенности, и, увидев, что Виолетта отметила вариант «не иду», он написал ей первое сообщение, не касающееся домашней работы. Оно получилось таким нелепым и нескладным, но цель была достигнута. И теперь, перечитывая диалог, Марк представлял, как пройдёт завтрашний вечер.

На следующий день Полина Владимировна, как обычно, сидела в своём любимом кресле и щёлкала тыквенные семечки в полиэтиленовый пакетик, лежавший у неё на коленях. Кресло было старым: подлокотники истрепались, сиденье промялось, перетяжка планировалась, но, как часто бывало, постоянно находились более важные дела. Когда откладывать было уже невозможно, кресло обтянули бежевым чехлом.

В 16:05 по телевизору началась её любимая передача и, прибавив звук, женщина наслаждалась обсуждением ужасающих историй, думая про себя, а иногда говоря вслух: «Вот дурачьё». От просмотра её отвлёк Марк. Мальчик вышел из своей комнаты причёсанный, в новых джинсах, выглаженной футболке, рука держит шоколадку за самый краешек обёртки.

–Ты куда это? – мать спросила удивлённо, а Марк почувствовал надвигавшуюся бурю.

– Я в кино с классом, – он ответил спокойно, как и репетировал, хотя щеки предательски порозовели.

– Это ты для класса так зализался? Шоколадку тоже классу несёшь? – звук голоса заглушил перебранку по телевизору.

Марк молчал. Что ответить?

Глава 4. В кино

Стоя перед зеркалом в джинсах и кофточке, которые были выбраны накануне, Виолетта придирчиво смотрела на свое отражение, а в голове была только одна мысль: «Нет. Не подходит». Смена джинсов на юбку не спасла ситуации, как и примерка двух платьев. До встречи с Марком оставалось ещё полтора часа. Чтобы успокоиться, Виолетта присела на край кровати и проделала дыхательное упражнение: вдох – все тревоги сгорают, как тоненькие восковые свечки, выдох – спокойствие. Затем девушка вышла из комнаты, прихватив юбку и платье, которое больше понравилось.

– Мам, ты тут? – спросила она, тихонько постучав в дверь.

– Да, заходи, – Анастасия Афанасьевна ответила осипшим голосом.

Виолетта вошла в полумрак спальни. Шторы плотно задвинуты. На тумбочке у кровати – большой графин с водой, высокий стакан из тонкого стекла, горка использованных платочков, градусник, таблетки и телефон с каким-то видео на паузе. Мать лежала в постели под двумя одеялами.

– Как себя чувствуешь?

– Да ничего, сейчас лучше, ночью было совсем плохо, – Виолетте стало стыдно. Она-то спала как младенец.

– Принести тебе теплой воды?

– Да, принеси, пожалуйста. Вот, – мать вытащила руку из-под одеяла, взяла стакан и протянула дочери. Виолетта, коснувшись руки ощутила, что та горячая.

Положив одежду на край постели, она вышла из спальни, на кухне набрала теплой воды из чайника и вернулась.

– Спасибо, – Анастасия Афанасьевна с усилием приняла полусидячее положение, взяла питье, сделала пару глотков и вернула стакан на тумбочку, – а ты как, собираешься куда-то?

– Мы сегодня идем в кино с классом, я хотела посоветоваться, что лучше надеть, – Виолетта пыталась сказать это непринужденно, но если бы не полумрак, порозовевшие щёки выдали бы её с головой.

Она продемонстрировала джинсы, затем переоделась в юбку, последним надела платье.

– Ну, что? – Виолетта стояла перед постелью в платье цвета охры.

– Иди в этом. Тебе цвет идет. Это его ты с Сашей покупала?

– Да, его. А можно у тебя взять тушь?

– Нет, нельзя. Тушь-то тебе зачем?

– Ладно, – Виолетта поджала губы, собрала вещи и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. «Блин, зачем попросила», – думала она по пути в спальню. Ей хотелось поговорить с матерью, узнать, о чём было видео. Резкий отказ очень расстроил, и желание общаться исчезло. «Как обычно. Проще запретить».

В своей комнате Виолетта причесала волосы, привела в порядок брови. У неё было две сумочки и школьный рюкзак, выбор пал на небольшую черную сумочку, чтобы дополнить образ.

Тщательно рассматривая свое отражение, Виолетта услышала, что дверь родительской спальни открылась, звук шагов стал отчетливее. Мать вошла, в руке она держала тушь.

– На.

Виолетте очень захотелось сказать: «Оставь себе, тебе нужнее» или «Уже не надо, спасибо» и демонстративно отвернуться. Но вид этой красноносой фигуры со слезящимися глазами, которая протягивала ей маленький черный тюбик, заставил сердце сжаться, и Виолетта приняла тушь.

– Ты правда идешь с классом? – поинтересовалась женщина.

Виолетта колебалась, сказать правду или частичную правду. Ведь она все же шла с классом, точнее с одной двадцать шестой класса.

– Нет... я иду с Марком Захаровым, он меня пригласил.

По лицу матери пробежало что-то: то ли испуг, то ли недовольство.

– А во сколько вернешься? – голос был чуть напряженным.

– Ну, фильм двухчасовой, начало в 16:50, – Виолетта очень боялась, что мать скажет остаться дома, потому что она еще слишком мала для походов в кино с одноклассниками, и жалела, что не сказала частичную правду.

– Поздновато. Позвони, когда закончится фильм, иначе я буду волноваться.

– Хорошо.

Анастасия Афанасьевна окинула дочь встревоженным взглядом. Она будто хотела сказать что-то еще, но, достав из кармана платочек, повернулась и вышла.

Виолетта не понимала, что сейчас произошло, ее настроение сильно улучшилось. Она посмотрела на свое улыбающееся отражение, раскрутила тушь, накрасила ресницы. Закручивая тюбик, она подошла к окну – Марк уже ждал. Ноги подкосились, желудок будто ухнул в бездонную яму.

Виолетта глянула в зеркало, пригладила антеннки волос и, взяв сумочку, вышла из комнаты.

***

Они шли в направлении кинотеатра «Созвездие», в то время как их одноклассники в шестнадцать сорок должны были смотреть боевик с элементами триллера в «Атриуме».

Виолетта и Марк очень смущались друг друга и самих себя. Им предстояло провести вместе целый вечер, и ребята больше всего на свете желали этого, несмотря на всепоглощающее волнение.

– Какие фильмы ты любишь? – Марк задал вопрос, рассматривая шнурки своих кроссовок.

– Ну, я разные люблю, – Виолетта была благодарна, что Марк заговорил первым, – хотя Диана посоветовала дораму, я почти сразу уснула – скучная.

– Мм, – Марк кивнул.

– А ты? – не сразу нашлась Виолетта.

– И я всякие, ну больше боевики, наверное, ужасы, там.

– О, ужасы, а какой твой любимый? – Виолетта посмотрела на Марка, но тут же отвела глаза.

– «Синистер», наверное.

– А я не смотрела такой.

В этот момент они подошли к «Созвездию». Светодиодные часы над входом показывали 17:01.

– Блин, опаздываем.

– Не страшно, там еще реклама.

Марк купил билеты, и ребята быстрым шагом добрались до нужного зала. Показали билеты контроллеру, старичок с улыбкой умиления поторопил: «Уже началось».

Места нашли быстро – зал был почти пустым. Фильм только начался: на экране появилась героиня, школьница. С отцом они переехали в новый дом. Собака вбежала на крыльцо и надрывно залаяла, сразу почувствовав присутствие чего-то потустороннего, но герои, конечно, не придали значения её поведению. Отец девочки озабоченно погладил животное и спросил: «Ну что ты, дружок?», а девочка сказала, что Фредди тут не нравится.

Виолетта чуть повернула голову в сторону Марка: правая рука, лежит на бедре, пальцы беспокойно щиплют джинсы. Она и сама безумно волновалась: правая нога на носочке подпрыгивает сама собой, руки то разглаживают платье, то поправляют волосы. Очень хотелось что-то сказать, но ничего не шло в голову, тогда Виолетта вспомнила о шоколадке. Она чуть нагнулась, открывая сумочку. Марк, не поворачивая головы, следил за спутницей. Несколько крошек упали на пол, когда девушка открывала упаковку – шоколадка представляла собой горстку осколков разного размера. Виолетта повернулась к Марку, положила упаковку на подлокотник между ними и сказала, смущаясь: «Угощайся». Марк потер рукой о джинсы, взял маленький кусочек и, положив в рот, стал жевать.