Я вернулась в нашу квартиру на Патриарших прудах, чувствуя лёгкую усталость после долгого дня в офисе. Полгода брака с Игнатом казалось мне вечностью счастья, но иногда, глядя на себя в зеркало, я замечала, как мои глаза тускнеют от неясных предчувствий. В свои двадцать четыре я всё ещё верила, что наша любовь — это навсегда. Игнат, мой муж, был для меня всем миром, несмотря на разницу в возрасте. Когда мы познакомились год назад, ему было сорок четыре, и многие смотрели на меня с осуждением. Только мне было всё равно, потому что я знала, что люблю его. Зеленоглазый, с каштановыми волосами, статный… Я устроилась в его компанию на работу, а в итоге отдала сердце. Мы жили в этой просторной квартире, где каждый уголок дышал уютом: мягкий свет торшеров отбрасывал тёплые блики на паркет, картины на стенах, купленные на аукционах в Европе, добавляли изысканности, а вид на пруды за окном, особенно вечером, когда вода отражала огни города, успокаивал меня, словно шепча о стабильности нашей жизни. Москва шумела за стенами — вечные пробки на Садовом кольце, гул метро под землёй, — но здесь, в нашем гнёздышке, царил покой.
Я сбросила туфли у двери, повесила сумку на вешалку и прошла в гостиную, ступая босиком по мягкому ковру. Игнат сидел за большим дубовым столом, уткнувшись в экран ноутбука и просматривая отчёты своей компании. Его плечи были напряжены, как всегда после дня переговоров, но, когда он поднял голову и увидел меня, лицо осветилось знакомой улыбкой, которая всегда заставляла моё сердце биться чаще. В свои сорок пять он мог бы дать фору любому тридцатилетнему.
— Дорогая, как прошёл день? — спросил он, вставая и подходя ближе, чтобы обнять меня.
Я почувствовала тепло его тела, когда он поцеловал меня в щёку, и на миг все тревоги ушли, растворившись в его аромате — смеси дорогого одеколона и лёгкого запаха кофе, который он пил весь день.
— Нормально, — ответила я, улыбнувшись в ответ. — Клиенты сегодня были особенно капризными, требовали переписать договор три раза, но ничего такого, с чем я не справилась бы. А у тебя? Всё в порядке с тем большим контрактом на поставки?
Он кивнул, возвращаясь к столу, и налил мне бокал красного вина из бутылки, стоявшей на подносе.
— Да, закрыли наконец. Но устал, как собака. Давай поужинаем, я заказал из нашего любимого ресторана — помнишь, тот итальянский, где мы были на нашем первом свидании после свадьбы?
Я кивнула, от воспоминаний стало тепло. Мы сели за стол, разложили еду: ароматный салат с креветками и авокадо, сочный стейк для него с гарниром из запечённых овощей и мою любимую пасту карбонара. Разговор тёк легко, мы обсуждали планы на выходные, мечтая о поездке в Подмосковье, где у Игната была уютная дача с видом на лес. Я рассказывала ему о забавном случае на работе, когда один клиент перепутал документы и чуть не подписал контракт с конкурентами, а Игнат смеялся, добавляя свои истории из бизнеса.
— Представь, сегодня один партнёр из Питера звонил и жаловался, что цены на логистику взлетели, — говорил он, разрезая стейк. — Пришлось убеждать, что это временно. Но в итоге всё уладилось.
Я любила эти моменты: сидя напротив него за столом, освещённым мягким светом люстры, я чувствовала себя в полной безопасности, словно весь хаос Москвы — с её вечными стройками, толпами в метро и неоновыми вывесками — оставался далеко за окнами. Но вдруг зазвонил его телефон, лежавший на столе рядом с тарелкой. Игнат взглянул на экран, и я заметила, как его брови сдвинулись в лёгком раздражении. Он не сразу ответил, помедлил секунду, но в конце концов взял трубку и отошёл к окну.
— Алло? Света? Что случилось? — сказал он тихо, но достаточно громко, чтобы я услышала.
Моё сердце сжалось, как от удара. Света. Его бывшая жена. Я знала о ней с самого начала наших отношений — Игнат упоминал её как «первую сильную любовь», но всегда уверял, что это в прошлом, что развод был неизбежен из-за разногласий. Однако каждый раз, когда её имя всплывало, я чувствовала острый укол ревности, словно игла впивалась в кожу. Сидя за столом и ковыряя вилкой в пасте, которая вдруг потеряла весь вкус, я пыталась не подслушивать, но слова долетали обрывками: «Долг? Сколько именно? Ладно, давай встретимся завтра, помогу разобраться с документами.»
Он закончил говорить и вернулся. Сел напротив меня с таким видом, будто ничего не произошло. Смотрел спокойно, но я не выдержала — внутри всё кипело от смеси обиды и страха.
— Кто это был? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал небрежно, хотя руки слегка дрожали. — Опять Света?
Игнат вздохнул, откинувшись на стуле и потирая виски.
— Да, она самая. У неё проблемы с бизнесом — какой-то долг по кредиту, некому помочь. Просит совета, может, даже финансовой поддержки.
— И ты, конечно, согласился? — Я отложила вилку, чувствуя, как ревность накатывает волной, затмевая всё остальное. — Игнат, почему ты не можешь просто отказать? Это же твоя бывшая жена! Неужели ты не понимаешь, как это выглядит со стороны?
Он взял мою руку через стол, сжал пальцы в попытке успокоить.
— Лиза, это ничего не значит. Просто помощь по старой дружбе. Я чувствую вину за наш развод — мы были молоды, всё пошло наперекосяк, и я не хочу, чтобы она совсем пропала. Но ты… ты моя жизнь теперь, моя настоящая любовь. Не накручивай себя по пустякам, пожалуйста.
Я выдернула руку, встала и подошла к окну. Внизу пруды отражали фонари, и эта красота вдруг показалась мне фальшивой.
После того злополучного звонка Света стала появляться в нашей жизни всё чаще. Сначала это были вечерние звонки — она звонила именно тогда, когда мы ужинали или просто отдыхали на диване в гостиной, обнимаясь и смотря какой-нибудь фильм на большом экране. Просила совета по какому-то контракту, жаловалась на партнёров, которые якобы её подводили и оставляли в беде. Игнат, с его вечным чувством вины за их развод — он всегда говорил, что это была его вина, что он не смог сохранить семью, — не мог отказать: он сидел в гостиной, держа телефон у уха, и терпеливо объяснял детали, шаг за шагом, пока я металась по кухне, стараясь не показать, как это меня бесит и выводит из себя. Его голос звучал спокойно, почти заботливо, с нотками той старой интонации, которую я представляла себе в их прошлом, и это только подливало масла в огонь моей ревности. «Почему он не скажет ей 'нет' раз и навсегда?» — думала я, слыша обрывки фраз: «Да, Света, посмотри в пункте три договора… Нет, это не так критично, если подкорректировать… Конечно, я помогу, не переживай.»
Потом начались встречи — под предлогом «срочной помощи» с документами или «неотложными консультациями». Игнат возвращался поздно, иногда за полночь, объяснял усталым голосом, что это всего лишь бизнес, ничего личного, и он просто не мог бросить её в беде. Но я видела, как его глаза иногда загорались воспоминаниями, когда он упоминал её в разговоре — лёгкая улыбка в уголках губ, задумчивый взгляд в окно, — и это делало меня настоящим параноиком, заставляя прокручивать в голове худшие сценарии. Каждое утро, просыпаясь в нашей постели, я чувствовала, как страх потерять мужа сжимает грудь, словно тисками, не давая дышать свободно. Я проверяла его телефон, пока он был в душе, слыша шум воды из ванной, — стыдясь себя, краснея от собственной подозрительности, но не в силах остановиться, как будто какая-то сила толкала меня на это. Там были сообщения от Светы: «Спасибо за вчера, Игнат, ты спас меня от банкротства, как всегда» или «Нужно встретиться снова, срочно, без тебя я не разберусь в этих цифрах — ты мой спаситель». Мои голубые глаза, обычно яркие и полные жизни, теперь часто были красными от слёз, которые я прятала за улыбкой. Я отчётливо представляла её с её манипулятивным шармом, уверенной походкой, идеально уложенными волосами и прошлой историей с Игнатом, которая, как я знала, была полной страсти и драм. Этакая скрытая стерва около сорока. Злость на неё росла, как снежный ком. «Почему она не оставит нас в покое? — шептала я себе под нос, гуляя в одиночестве по центральным улочкам. — Неужели она хочет вернуть его, используя его слабость?»
Однажды вечером, когда Игнат снова задержался — уже в третий раз на этой неделе, — я не выдержала и позвонила своей подруге Маше, чувствуя, что, если не выговорюсь, то просто взорвусь. Мы встретились в кафе. Маша, моя лучшая подруга со студенческих лет на юрфаке, обладала практичным и трезвым взглядом на жизнь, который помогал мне в трудные моменты. Она выслушала меня.
— Маша, это просто невыносимо, я на грани, — вздохнула я, мешая ложкой в чашке с капучино, пенка которого уже осела, оставив кремовый след на стенках. — Света звонит ему по ночам, они встречаются «по делу» чуть ли не каждый день. А он… он не отказывает. Говорит, что это из жалости, но я вижу, как он меняется — становится задумчивым, отстранённым, как будто мыслями где-то там, в прошлом.
Маша кивнула, отпивая свой зелёный чай с лимоном и глядя на меня с искренним сочувствием.
— Лиза, милая, не накручивай себя так сильно, это только хуже сделает. Игнат любит тебя, это видно по тому, как он смотрит на тебя, как заботится. Может, просто поговоришь с ним спокойно, без скандалов и криков? Объясни, как ты себя чувствуешь — что это ранит, что ты боишься. Ревность — это нормально, особенно когда есть такое прошлое, как у него, но, если не контролировать её, она всё разрушит, как кислота.
— Поговорить? — Я фыркнула, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза, и быстро моргнула, чтобы не расплакаться на людях. — Я пыталась, Маша, не раз! Вчера вечером, когда он вернулся поздно, сказала: «Игнат, это слишком часто. Ты понимаешь, что я чувствую, когда ты бежишь к ней по первому зову, оставляя меня одну?» А он в ответ: «Лиза, не преувеличивай. Это прошлое, и я помогаю из чувства долга, ничего больше.» И молчит, когда я спрашиваю прямо: «Ты всё ещё любишь её? Скажи честно!» Его молчание… оно просто убивает меня.
Маша взяла мою руку.
— Тогда поставь ультиматум, Лиза, но мягко. Скажи ему: «Или ты прекращаешь эти встречи и звонки, или я не знаю, что будет дальше с нами.» Но не горячись сразу, подумай хорошенько. Может, это действительно ничего не значит для него — просто привычка помогать. Помнишь, как вы познакомились? Любовь с первого взгляда в офисе, стажировка, его внимание к тебе… Это не шутки, это настоящее.
— Я помню, Маша, каждый день вспоминаю, — вздохнула я, глядя в окно на прохожих. — Но теперь всё кажется таким хрупким, как стекло, которое вот-вот треснет. Ладно, попробую поговорить снова, может, сегодня вечером.
Вернувшись домой вечером, я застала Игната на кухне — он приготовил мой любимый цезарь с курицей и свежими овощами, пытаясь, видимо, загладить вину за очередное опоздание. Квартира была освещена мягким светом ламп, и аромат еды витал в воздухе, смешиваясь с запахом мокрой улицы, проникавшим через открытое окно. Но мне было не до того — внутри бушевала буря.
— Прости за вчерашнее опоздание, дорогая, — сказал он, вставая из-за стола и целуя меня в лоб, его губы были тёплыми, но я отстранилась слегка. — Света опять с документами запуталась, пришлось разбираться пару часов в кафе неподалёку.
Ночь выдалась бессонной, как и многие предыдущие в последнее время, но эта была особенно тяжёлой. Я лежала в нашей постели, уставившись в потолок, где тени от уличных фонарей танцевали, словно насмехаясь надо мной. Игнат снова задерживался — уже в который раз за неделю, и я знала, кто в этом виноват, даже не спрашивая, потому что это повторялось с удручающей регулярностью. Света. Её имя крутилось в голове, как заезженная пластинка на старом проигрывателе, вызывая тошноту и жгучую ревность. Я пыталась уснуть, завернувшись в одеяло, которое ещё хранило его запах — смесь одеколона с древесными нотками и табака от редких сигарет, которые он курил в стрессовые моменты, — но мысли не давали покоя: «Где он? С ней? Опять помогает с 'документами'? Или это уже не просто помощь, а что-то большее? Может, они вспоминают старые времена, смеются над общими шутками?» Часы на прикроватной тумбочке показывали второй час, когда я наконец услышала звук проворачивающегося в замке ключа. Дверь тихо отворилась, и Игнат вошёл в квартиру, стараясь не шуметь, но шаги по паркету — тяжёлые, усталые — выдали его сразу. Он зашёл в спальню, снял пиджак, ослабил галстук, и я увидела его в лунном свете, проникавшем через приоткрытые шторы из окна: волосы растрёпаны, глаза устало блестят, а на рубашке лёгкая складка, как будто кто-то обнимал или просто сидел слишком близко. От него веяло чужим ароматом — или мне показалось в паранойе? Лёгкий запах женских духов, сладковатый и навязчивый, с нотками ванили, смешанный с его одеколоном, ударил в нос, как подтверждение всех подозрений, заставив желудок сжаться.
Я села в постели, включила ночник на тумбочке одним резким движением, и свет залил комнату мягким жёлтым сиянием, отбрасывая длинные тени на его лицо и подчёркивая морщинки вокруг глаз. Мой голос прозвучал резче, чем я хотела, с нотками обвинения, которые не смогла скрыть.
— Где ты был, Игнат? Уже второй час ночи! Ты обещал вернуться к ужину, мы же договаривались — сегодня без задержек.
Он замер на миг, повесив пиджак на спинку стула у окна, и повернулся ко мне, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, фальшивой.
— Прости, милая, задержался на работе. Помогал Свете — у неё кризис с партнёрами, юридические документы нужно было срочно проверить, иначе завтра суд, и она потеряет всё. Не хотел тебя будить, думал, ты уже спишь крепко.
Его слова ударили, как пощёчина, разбудив всю накопившуюся злость и разочарование. Опять она! Ревность, которая копилась неделями, взорвалась внутри меня. Я вскочила с постели, чувствуя, как сердце колотится в груди так сильно, что отдаётся в ушах пульсирующим эхом, а слёзы жгут глаза, готовые хлынуть в любой момент.
— Помогал Свете? Снова? Игнат, ты издеваешься надо мной или проверяешь на прочность? Ты обещал, что это в последний раз! Обещал поговорить с ней, чтобы она не вмешивалась в нашу жизнь, не звонила по ночам, не просила о «срочной помощи»! А теперь что? Ночные «помощи» до двух часов? Ты пахнешь ею, Игнат!
Он вздохнул глубоко, подходя ближе и пытаясь взять меня за руку, его пальцы были тёплыми, но я отшатнулась, как от огня.
— Лиза, успокойся, пожалуйста, не кричи. Это действительно срочно было — она могла потерять весь бизнес, дом, всё. Я не мог отказать, это всего пара часов. Давай не ссориться посреди ночи, ляжем спать, а утром обсудим спокойно, без эмоций.
— Не ссориться? — Голос сорвался на крик. — Ты приходишь домой за полночь, пахнешь её духами, и говоришь «не ссориться»? Игнат, сколько можно притворяться, что всё нормально? Ты всё ещё любишь свою бывшую, да? Признайся наконец! Ты молчишь каждый раз, когда я спрашиваю, потому что это правда! Все эти встречи — не помощь, а предлог, чтобы быть с ней, чтобы чувствовать себя нужным ей!
Игнат стоял, глядя в пол, его плечи опустились, как будто ноша стала слишком тяжёлой для него, но он не ответил сразу. Молчание повисло в воздухе, тяжёлое, как свинец, душное, давящее на грудь, и оно подтвердило все мои страхи, все ночные кошмары о том, что я — вторая. Он не отрицал, не кричал в ответ, не уверял в любви — просто молчал. Это было хуже любых слов; его гордость, или упрямство, или, может, вина, не позволяла сказать «нет», и я интерпретировала это как «да», как молчаливое признание. Слёзы хлынули сильнее, застилая взгляд, и я начала метаться по комнате, хватая вещи с тумбочки — телефон, ключи, книгу, которую читала на ночь, — не зная, что делать, просто чтобы занять руки и не сорваться окончательно.
— Ты не отрицаешь? Значит, правда! — кричала я, голос дрожал от боли и ярости, срываясь на хрип. — Ты любишь её, Игнат! Все эти «помощи» — просто способ быть с ней, вспоминать вашу «сильную любовь», ту, первую! А я для тебя — что? Временная замена? Молодая жена, чтобы потешить самолюбие, пока ты не вернёшься к настоящей? Скажи хоть слово!
Он наконец поднял голову, его глаза вспыхнули гневом, и голос стал громче, с ноткой раздражения, которое он редко показывал.
— Лиза, хватит истерик! Ты накручиваешь себя на пустом месте, придумываешь то, чего нет. Это не так, и ты знаешь это в глубине души!
— Не так? Тогда скажи: «Я не люблю её»! Скажи прямо, Игнат! — Я остановилась напротив него, глядя в глаза, умоляя взглядом, протягивая руку, как будто это могло вытащить слова из него силой. — Скажи, что я — твоя единственная, что она — прошлое, и ты не жалеешь о нас! Что твоя помощь — это действительно только долг, а не чувства!
Но он снова замолчал. Ссора обострилась в полный хаос: я бросилась к шкафу, вытащила сумку и начала кидать туда вещи. Игнат схватил меня за руку, пытаясь остановить.