– Я не могу на тебя смотреть! Прочему ты такой кислый? Аж зубы сводит! Ну же, улыбнись!
– Ген, что ты от меня хочешь? Чтобы я перед тобой здесь на одной ножке прыгал, канкан танцевал? Не будет этого! Ты за мной, в Москву, зачем попёрся? Я говорил – по делам еду! Ты потусить в Москве хотел? Туси – я тебе не мешаю!
– Руслан, не лезь в бутылку! Не дурак уж: я прекрасно знал, зачем ты в Москву едешь! Просто обидно: развод твой не отметили, продажу квартиры не обмыли! Контракт отличный заключили, и опять по бокалу шампанского выпили, и всё! Обидно!
В холодный ноябрьский вечер двое мужчин, один чуть постарше, другой – помоложе, ужинали в ресторане известной московской гостиницы. Мужчины были внешне похожи между собой, явно родные братья, высокие, широкоплечие, темноволосые. Но какими они были разными… Тот, что постарше, Руслан Гордеев, в дорогом тёмном костюме, чёрной водолазке, с аккуратной стильной стрижкой, был напряжён, сдержан и серьёзен, и от этой сдержанности и серьёзности казался немного старше своих тридцати пяти лет. Он молчал, постоянно курил, и вполуха слушал, что болтал его брат. А брат, Геннадий Гордеев, не мог усидеть на месте и пяти минут, сыпал шутками, травил анекдоты, приставал к проходящим мимо девушкам, говорил комплименты официанткам. Одет в джинсы и спортивный свитер, коротко подстрижен. Геннадий продолжал вещать:
– Рус, почему ничего не хочешь? С девушками знакомиться не хочешь, в ночной клуб не хочешь, вина выпить не хочешь! Не понимаю тебя! В ресторан поужинать тебя еле вытащил. Нам завтра улетать!
Руслан, прикуривая очередную сигарету, отозвался:
– Ген, заткнись! Помолчи хоть пять минут! Поедим спокойно!
– Я-то заткнусь! Постоянно от тебя слышу – заткнись! А ты посмотри, как на тебя девушки смотрят, шеи свернули, ты же красавец-мужик! Проснись! Свистни – любая твоя будет! Нет, не нужно было тебя из тюрьмы вытаскивать. Парился бы на нарах!
– Ген, ты не понял? Я свистеть не хочу. Мне не нужно свистеть, не время свистеть: работы навалом. По поводу тюрьмы и наркотиков – в принципе, там нормально. В тюрьме меня уважали.
Генка почесал коротко стриженый затылок и произнёс:
– Обратно хочешь?
Руслан засмеялся:
– Честно? Почему-то не хочу…
– В тюрьму не хочешь? Руслан, а чего ты хочешь, по-настоящему?
Тот ответил:
– Я хочу, чтобы ты в мою жизнь не вмешивался, в покое меня оставил – достал заботой! Своей жизнью живи – в мою не лезь! Работать хочу нормально и от тебя этого хочу!
– Я-то могу не лезть, только вот не хочу твоего второго инфаркта! Ты накрутишь себя сейчас, инфаркт заработаешь. Расслабься, нельзя так!
– У меня не было инфаркта, сколько раз тебе говорить!
– Прединфарктное состояние – один чёрт, ты сейчас себя накрутишь, загрызёшь – точно будет инфаркт. Давай с девушками познакомимся? Вон, гляди, смотрят на нас с тобой девушки!
– Ген, ты не понимаешь? Я тебе битый час объясняю: мне никто не нужен! Не хо-чу! У меня работа, у меня сын. И потом, Ген, я Вику люблю. Я забыть её не могу, очень люблю. Не сказал ей этого, не решился, побоялся. А теперь, когда мы расстались, постоянно об этом думаю!
– А ты её разыскать не пытался? Вернуть?
– Вернуть? Ген, то, что я ей сделал, как с ней поступил – женщина мужчине не прощает. Я понимаю – я ей не нужен. Ей без меня будет лучше. Пусть свою жизнь без меня строит. Я ей только счастья желаю…
Генка улыбнулся:
– А себе что ты желаешь? Как ты свою жизнь намерен строить? Ты же не живёшь – существуешь. И жить не собираешься. Ещё немного – в очередной инфаркт себя от тоски загонишь, и всё! Учти, я тебе этого сделать не дам! У тебя сын сиротой останется, тебе поднимать его нужно! И тебе всего тридцать пять! Помирать ой как рано! О родителях ещё подумай: мы и так им столько горя причинили! И ещё: ты вот о чём подумай –ты сказал, что того, что ты сделал, женщина мужчине не прощает. Это обычная женщина не прощает. Вика далеко не обычная. И простила тебя однажды. Сразу к тебе на помощь кинулась. Простила, потому что тебя, дурака, любила! Такая любовь сразу не проходит…
– Ген, почему всё так? Почему мне женщину найти не удаётся, ту, которая мне нужна. Вот я встречаю женщину и думаю – это она! Или мне кажется, что это она, любовь на всю жизнь, но удержать мне эту женщину не удаётся. И так дважды было. Я так любил Ольгу, жизнь за неё готов был отдать, а она ушла от меня. И теперь Вика… Почему?
– Ты меня спрашиваешь? Из нас двоих умник ты. Вот что я отвечу, умник: ты хороший мужик, честный, благородный, отличный архитектор, великолепный бизнесмен, я восхищаюсь твоими способностями! Ты потрясающий друг, я горжусь, что ты мой брат, но, извини, ты не умеешь строить отношений с женщинами. Ты свою любовь им отдаёшь, а их любовь не принимаешь, не даёшь себя любить, боишься их любви. Женщине нужно крепкое плечо и широкая спина. У тебя, на первый взгляд, это в избытке, но почему-то в критический момент ты отходишь в сторону, заставляешь решать женщину – расстаться вам или попытаться наладить отношения. Женщинам это не нравится. Знаешь, что женщина хочет? Она хочет, чтобы мужчина прикрикнул, кулаком по столу ударил, сказал, будет так, как я хочу, а ты не ударяешь, мямля! С Викой действительно по-скотски поступил. В этом ты прав.
Руслан поднялся в номер, который они с Генкой занимали уже неделю, снял пиджак, ботинки, упал на кровать, прикрыл глаза, подумал об их с Генкой совместном вояже в Москву. Генка был прав, когда сказал, что их поездка прошла удачно: всё, что намечали, сделали, и сделали быстро, всего за неделю. А намечали они следующее: поставить, наконец, точку в деле о разводе самого Руслана с его третьей по счёту женой. Развод он получил. Жена по поводу развода перестала возражать и даже изъявила желание помириться. Имущества совместного у них не было – развели их в два счёта. Ещё он планировал продать квартиру в Москве, жить в которой всё равно не собирался. Он купил её после развода со второй женой. Это была квартира в новостройке без ремонта, бетонная коробка, но в элитном доме, в хорошем месте, и продали её очень быстро. Деньги Руслану перечислили уже на следующий день после сделки.
И контракт Гордеевы отличный заключили, инвесторов дельных нашли – теперь санаторно-курортный комплекс, строительство которого они вели в курортном городе Южноморске, пойдёт намного быстрее.
Руслан прокрутил в голове недавний разговор с Генкой – а если тот прав, и Вика, девушка, которую он любил больше жизни, простила его?.. Если она всё ещё его любит? Она действительно необычная женщина.
Разыскать Вику? А что его ждёт при встрече с ней? Вполне возможно, он увидит её ледяные глаза, услышит: «Я не люблю тебя и никогда не любила!»
Может быть, ему и нужно это услышать, чтобы, наконец, излечиться навсегда от этого любовного кошмара, зажить нормальной человеческой жизнью, жить как Генка, например. Бегать за девушками, говорить им комплименты, может быть, даже жениться на какой-нибудь простой девушке и жить с ней без этих всяческих «любовей». А может быть, всё наоборот – Вика его ждёт? Может быть, она не забыла его? Может быть, прекрасная птица-счастье, давно занесённая Русланом Гордеевым в Красную книгу, смилостивится над ним, пожалеет его, взмахнёт своими волшебными крыльями и сделает ему невероятный подарок – любовь Вики?
Его размышления прервал стук в дверь. Руслан, ворча и тихонько ругаясь, пошёл открывать дверь, и, когда её распахнул, то увидел на пороге Генку в состоянии «сильно подшофе»: тот с трудом держался на ногах, покачивался, опирался о дверной косяк.
Руслан подхватил его, проводил в номер, бросил на соседнюю со своей кровать. Генка пробурчал что-то и, как показалось Руслану, сразу же, только лишь оказался в горизонтальном положении, заснул.
Он стащил с брата ботинки, укрыл одеялом, выключил свет, улёгся спать сам… и тоже заснул. Но отдых его длился недолго. Генка проснулся, стал будить:
– Умник, слышь, умник!
Руслан отозвался:
– Ген, отвали, заткнись, не мешай спать!
Но Генка не унимался:
– Заткнусь, я-то заткнусь! Только вот что скажу. Умник, ты как хочешь, а я решил – завтра едем искать Вику! У нас самолёт в четыре дня – времени хватит. Если не поедешь со мной, я поеду один. Но её я найду, на аркане к тебе приволоку, и вы поговорите. Я уверен, она тебя всё ещё любит. Вы будете счастливы.
- Ген, поедем вместе. Я поеду с тобой. Я решил.
Но Генка его уже не слышал, повернулся на бок и захрапел, затрубил, как стадо слонов.
Руслан вздохнул, закрыл голову подушкой. Похоже, его ждала очередная бессонная ночь…
В тот же вечер Вика Астахова нервно мерила шагами небольшое пространство своей квартиры в Южном Бутово. Позвонил её жених, Денис Соболев, обещал приехать через полчаса, сказал – необходимо серьёзно поговорить. От его «серьёзно поговорить» ее уже трясло. Он хотел поговорить с ней «серьёзно» постоянно. Обычно его «серьёзный разговор» начинался с занудного нравоучения – Вика рассеяна, ленива, она ничего не хочет, ни в чём его не поддерживает. Она, например, до сих пор – уже два месяца – не разобрала вещи, перевезённые с её старой квартиры, а должна была разобрать сразу после переезда!
И она почему-то совершенно не готовится к их свадьбе. Он ресторан заказал, задаток внёс, список гостей составил, маршрут свадебного путешествия продумал. А она ленится, не может приглашения для гостей выбрать – она же по магазинам ходит, могла бы в отдел сувениров зайти. И заграничный паспорт до сих пор не оформила – теперь, по её милости, они не поедут в свадебное путешествие!
Вика старательно выслушивала все претензии, с ним соглашалась, но делала по-своему. Он требовал, чтобы она похудела к свадьбе, твердил – у неё лишний вес: его мама так сказала! Вика так не считала. Да, у неё сорок восьмой размер, ну и что?
Её собачка, пекинес Плюшка, моталась по квартире за своей хозяйкой, не понимала, почему та не сидит, как обычно на диване, поджав ноги, прижав к себе свою любимую подружку, Плюшку, о чём-то напряжённо думая и мечтая.
Вика, наконец, успокоилась, устроилась на диване, закуталась от холода в квартире в плед, обняла Плюшку, прыгнувшую тут же на диван, к своей хозяйке под бок, и произнесла негромко:
– Ну что, Плюшенька, скоро придёт твой мучитель… Денис…
Плюшка, услышав «Денис», испуганно задрожала. Хоть Денис утверждал, что любит Плюшку, Вика понимала – на самом деле он её ненавидит; замечала, что он ненароком, исподтишка, пинал её ногой, да и Плюшка к нему особой любви не испытывала и постоянно портила, грызла его вещи.
Что удивительно – с момента появления в доме собака не испортила не одной вещи Вики! Портила исключительно вещи Дениса.
Вика вздохнула, оглянулась кругом, заметила – в квартире опять кавардак. Навести тут порядок было практически невозможно: всё свободное пространство заставлено и завалено неразобранными сумками, узлами и тюками. Но Дениса приструнить для неё было не проблемой – его монолог она прекращала влёт, просто говорила: «Я неидеальна, тебя раздражаю – найди другую, идеальную. Если тебе нужна я, принимай меня такой, какая я есть. Ты хочешь на мне жениться? Тогда прекрати нудить и успокойся…»
Вика давно поняла: что то, что она согласилась выйти за него замуж, её ошибка, и ошибка непростительная. Она не любила его, он был ей даже не симпатичен. Но когда он сделал ей предложение, она согласилась, почти не раздумывая. Тогда она считала его своим другом, схватилась за него, как утопающий за спасательный круг. В тот момент ей было плохо, она была одинока, раздавлена, несчастна, почти погибала, ей было страшно жить, и Денис единственный вызвался ей помочь. И к тому же он был молодым, красивым, высоким голубоглазым блондином, не пил, не курил и, что немало важно, был обеспеченным, с хорошей работой, машиной, квартирой. Он был идеальным женихом для всех одиноких девушек, живущих на земном шаре. Для всех, кроме неё. Но он, на её несчастье выбрал Вику. И теперь она не понимает, как ей от него отделаться!
Её размышления прервал звонок в дверь, Вика поняла – приехал Денис. Она глянула на часы. После его звонка прошло ровно полчаса. Не человек – швейцарский хронометр!
Она распахнула входную дверь, не спросив, кто пришёл, впустила в квартиру Дениса, как обычно, с букетом роз, и, опять же, как обычно, получила от Дениса нагоняй, что открывает дверь кому попало, совсем не спрашивая. И снова, как обычно, он попытался поцеловать её, она увернулась, сама чмокнула его в щёку. Вика, не возражая, выслушала нравоучения, приняла букет, прошла на кухню – единственное уютное место в квартире, – поставила букет в вазу, которую пристроила в центр круглого стола, занимающего половину крохотной комнатки.
Денис прошёл за ней, окликнул по имени, и Вика, услышав его голос, нервно вздрогнула, резко обернулась. Денис отодвинул от стола стул, вольготно уселся и предложил Вике присесть. Она опустилась напротив, покорно ожидая очередной нотации, но нотации не последовало: послышалось совершенно другое. Денис вещал:
– Вика, ты помнишь, что у нас с тобой скоро свадьба?
Вика кивнула. Она прекрасно об этом помнила: у неё их будущая свадьба уже в печёнках сидела. Денис твердил об этом каждый день, каждый час, просто зациклился. Но Вика была уверена – свадьбы не будет. Она выходить за Дениса не намерена.
Он продолжал:
– До свадьбы месяц! Ты палец о палец не ударила!
– Денис, мне кажется, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу! Это наша с тобой свадьба, наш праздник, почему мы должны устраивать праздник для кого-то другого, а не для себя?
– Я не понял, ты не хочешь свадьбу?
– Я хочу свадьбу. Но не хочу пафосной свадьбы с сотней гостей. Не хочу выглядеть на своей собственной свадьбе как кукла Барби, воткнутая в кремовый торт. Не хочу на своей свадьбе непонятных гостей, приглашённых за деньги – и всё для того, чтобы похвастаться перед подружками! Извини, но это тупо, глупо и нелепо! Я хочу свой праздник отмечать так, как хочу! Я хочу надеть на свадьбу то платье, которое нравится мне, хочу, чтобы мужчина, за которого я выхожу замуж, выглядел так, как я хочу, а сама хочу выглядеть так, как он хочет…
– Денис, я не нравлюсь тебе такой, какая я есть – найди себе другую, худую! В чём вопрос?
– Вика, ты мне очень нравишься, но мама говорит…
– Мне всё равно, что говорит твоя мама! Я выхожу замуж за тебя!
– Конечно за меня! Хочет моя мама или не хочет, мы поженимся! – Кажется, он принципиально хотел жениться – вот упёртый мужик!
И Вика кивнула, спросив:
– Будешь ужинать?
Денис, на её счастье, отказался, потому что кроме сосисок у неё в холодильнике ничего не было. В магазин она сегодня не ездила, а Денис из еды ничего не привёз, забыл, видно, правда торопился «серьёзно» поговорить о покупке свадебного платья.
Он засобирался домой, что порадовало Вику ещё больше, чем его отказ от ужина. Слава богу, сегодня не останется ночевать! Ей не придётся с ним спать!
Спать с Денисом для неё было наказанием. Не просто наказанием – унижением. Лёжа с ним в постели, она от отвращения сжимала зубы, отворачивалась, еле сдерживала слёзы, мечтая только о том, что бы всё быстрее закончилось. Всё заканчивалось относительно быстро, минут за десять, и происходило нечасто. А после Денис поворачивался к ней спиной и засыпал. А ей, после ночи с ним было плохо, её тошнило, кружилась голова. Она внушала ему: они физически не подходят друг другу, может, ей не стоит выходить за него замуж, может, им остаться друзьями? Он отвечал, она всё придумывает, у них всё отлично, он с ней себя отлично чувствует. А она с ним чувствовала себя плохо! Даже объятья и ласки его с трудом переносила: от поцелуев её коробило! Прощаясь в прихожей, надевая куртку, тщательно заматывая шарф, Денис опять завёл свою шарманку:
– Я приеду в воскресенье, ровно в десять часов. Будь готова. Причешись и накрасься. Боюсь, поиски платья займут много времени. Очень плохо, что ты не похудела. Если бы похудела –выглядела супер – мама и наши друзья так считают.
Вику всё это допекло окончательно, она взорвалась:
– Мама и друзья! Мне фиолетово, что считают твоя мама и твои друзья! Твоя мама вообще уверена, что я без роду, без племени, необразованная, невоспитанная, толстая уродина, ты меня на помойке нашёл! Я окончила Академию управления с красным дипломом, и родители мои не последние люди. Не олигархи, не миллионеры, но не последние люди. Ты унижаешь меня постоянно, гнобишь, скорее всего, испытывая от этого удовольствие. Вообще-то я на тебя не в обиде, мне тебя просто жаль. Если Господь Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Ты хочешь на мне жениться, хочешь, чтобы мы стали семьёй, родили детей? Жениться на мне? Без роду, без племени? На толстой уродине? Зачем, Денис? Ты же не любишь меня. Если бы любил – не унижал. Я до последнего времени тоже себя убогой считала, но не так давно поняла, вернее, мне помогли это понять: я красивая и умная, и это не ты делаешь мне одолжение предлагая выйти за тебя замуж, а я делаю одолжение тебе, соглашаясь. Извини, будет так, как я хочу, а не ты и твоя мама. Лучше перенесём свадьбу или вообще отменим...
Денис молча выслушал, отвернулся к двери, начал крутить входной замок, пытаясь открыть, но вдруг крутить перестал и обернулся к Вике. Тут она увидела, как он побледнел, его голубые глаза вообще стали бесцветными, а он сам быстро заговорил:
– Он тебя бросил! Использовал и выбросил на помойку, а ты всё ещё его любишь! Это не я тебя унижаю, это он тебя унизил! Он сволочь, подонок – как ты можешь любить такого!
– А вот это тебя не касается! Выметайся из моей квартиры! – кричала Вика.
– Вика, родная, прости… – он обнял её за плечи, и она заметила у него на глазах слёзы, сменила гнев на милость:
– Ладно, проехали!
– Так я приеду в воскресенье, мы поедем за платьем?
– Хорошо…
Щёлкнул замок, Денис вышел, захлопнул за собой дверь, наконец-то покинув её квартиру. Вика стояла в коридоре, напряжённо задумавшись. Потом мотнула головой, стряхнув оцепенение, вернулась в комнату, расположилась на диване, опять закутавшись в плед. Плюшка, жавшаяся во время визита Дениса где-то по углам, тут же появилась, запрыгнула на диван, устроилась рядом, положив ей морду на колено. Вика гладила густую собачью шерсть и размышляла, как ей теперь быть. Но вдруг её осенило… Она ясно поняла: хватит дурацкой гордости, закомплексованности, не может – значит, ей нужно поехать и поговорить с ним. А не захочет он с ней разговаривать – заставить! И эту идиотскую свадьбу с Денисом просто необходимо отменить. Денис стращал, что она ему денег должна, большую сумму, но ведь она ему отдаст, без вопросов, у неё есть деньги. И подарки его вернёт – дорогой телефон и кольцо с бриллиантом, подаренные на помолвку. Она кольцо ни разу не надела: оно ей просто было не нужно, она его не заслужила – пусть Денис это кольцо следующей своей невесте преподнесёт.
Он хочет в воскресенье приехать? Вот в воскресенье она с ним поговорит и подарки ему вернёт, и деньги. А в понедельник она уедет…
Но всё разрешилось гораздо раньше, не в воскресенье или понедельник, а на следующий день – в субботу…
Несколько месяцев назад, весна, Москва – Южноморск
«День будет неудачным! Ещё бы, понедельник…» – Вика Астахова подумала об этом сразу, как только проснулась в то ненастное утро, открыла глаза и глянула в окно. За окном виднелось настоящее световое шоу, барабанил проливной дождь, а ведь ещё вчера, в воскресенье, светило яркое жаркое солнце, и казалось, что уже наступило лето. Однако это были только мечты самое тёплое время года не наступило.
В общем, всё правильно: цветёт черёмуха к похолоданиям – Вика заметила это ещё вчера. Беспросветный дождь за окном – это ещё полбеды! Даже четверть, или вообще одна восьмая!
Выйдя на улицу, она сразу же ощутила страшный могильный холод, а ведь и подумать не могла, что в мае может похолодать настолько сильно – температура опустилась почти до нуля градусов. Вика обладала редкой способностью одеваться не по сезону: в жару могла нарядиться в тёплый свитер, а в прохладную погоду – в лёгкий топ. Вот и сегодня она вышла на улицу в кофточке с коротким рукавом и юбке, при этом всё же накинув лёгкую курточку-ветровку. На ногах – летние туфли, которые промокли моментально. Испортившейся погодой, проливным дождём и могильным холодом и, как следствие, промокшими ногами неприятности у Вики не закончились. Это было всего лишь начало! Ее верная подружка, старенькая «девятка» не завелась.
Вика стояла под зонтом, в огромной луже, рядом с заглохшей машиной и плакала. Автомобиль был её спасением, и именно сейчас он сломался.
Загребая мокрыми туфлями грязную холодную воду из луж, она потащилась к станции метро «Парк культуры» и приехала в офис рекламного агентства, где работала уже второй год, с опозданием на целых полчаса. Разумеется, догадываясь, что сейчас получит нагоняй от начальства. Впрочем, к подобным претензиям она привыкла, получала их почти ежедневно, и не только за опоздания.
Агентство, где работала Вика, считалось не слишком престижным, а потому работа там ей категорически не нравилась: тоска страшная, зарплата копеечная, но и работала она, честно говоря, спустя рукава. И с первого дня, как устроилась в это агентство, ей всё время хотелось найти другую работу. Но работа не находилась, и Вика уже начала сомневаться в своём успехе.
Попав, наконец, в офис, она тихонько пробралась на своё рабочее место в помещении бухгалтерии, включила компьютер, скинула мокрые туфли, попыталась нащупать ногой под столом другую обувь – нарядную, на высоких каблуках. В эти туфли она переобувалась зимой, снимая сапоги. Она шарила ногами под столом, стараясь обуться, однако одна туфелька никак не поддавалась – перевернулась, замялся задник. Тогда Вика, ворча и тихонько ругаясь, полезла под стол, нашла там несносную пару, расправила задник, аккуратно поставила, хотела обуть, как вдруг услышала требовательное:
– Виктория Викторовна! – это говорил главбух, её шеф, пожилой лысоватый мужичок, военный финансист в отставке. Вика выглянула из-под стола, главбух посмотрел на неё, поморщился и бросил: – Вечно от вас проблемы! Посмотрите на себя! Похожи на чучело! И опять опоздали! Что на этот раз? Понос? Золотуха? Пробки на дорогах?
Вика пробормотала:
– Машина не завелась…
Шеф потребовал:
– Громче!
Вика произнесла громче:
– Машина не завелась!
– Ах, машина! Как все нормальные люди на метро нужно ездить и раньше вставать! Идите, вас Олег Валентинович вызывает! Там с договором, который по подсолнечному маслу, какие-то проблемы! Именно вы этот договор готовили. Только в порядок себя приведите.
Вика, наконец, обула злосчастную туфлю, вылезла из-под стола, поднялась, пошла к выходу из кабинета, где висело большое круглое зеркало. Она взглянула на себя и пришла в ужас. Тщательно наложенный утром макияж растёкся от дождя, размазался по всему лицу, на щеках – чёрные полосы от туши. А влажные намокшие волосы висели слипшимися прядями. Да, действительно чучело…
Вика вернулась к своему столу, порылась в сумке в поисках косметички. Косметички не было. Что ж, неудивительно. Она постоянно забывала или просто теряла всё и вся – ключи, документы, теперь вот косметичку. У неё воровали кошельки и мобильные телефоны. Её бабушка твердила – ты ворон считаешь, серьёзней нужно быть.
В сумке нашлась пачка влажных салфеток, с помощью которой она принялась энергично тереть лицо у зеркала. Главбух, всё время стоящий в дверях, наблюдал за ней и цедил сквозь зубы:
– Прошу Вас, Виктория Викторовна, Олег Валентинович ждёт!
– Я сейчас, я быстро… – оправдывалась Вика.
Стерев косметику, метнулась к столу и опять принялась рыться в сумке в поисках расчёски, вытряхнула всё из сумки, но расчёски не было! Главбух в это время метал гром и молнии:
– Виктория Викторовна, через минуту не пойдёте со мной – уволены!
Вика теперь лихорадочно рылась на своём столе, перебирала бумаги. Наконец нашла обычную аптечную резинку, собрала на макушке волосы в хвостик, закрепила найденной резинкой и бросила главбуху:
– Я готова, пойдёмте…
Тот помотал головой, вздохнул, резко повернулся и почти побежал к кабинету генерального.
Вика едва успевала за ним: высокие каблуки туфель всё время подворачивались, пару раз она даже чуть не упала. Главбух резко распахнул дверь кабинета генерального, втолкнул Вику, вошёл следом и обратился к руководству:
Пауза затягивалась, и тогда Вика, не выдержав, спросила:
– Что-то случилось? Я в чём-то провинилась?
Генеральный улыбнулся:
– Нет, что вы, Виктория Викторовна…
– Тогда что же случилось?
Главбух сделал Вике замечание:
– Виктория Викторовна, помолчите…
Но генеральный сказал, обращаясь к главбуху:
– Виктория Викторовна имеет право спрашивать, зачем её вызвали!
Что Вика и сделала – она опять спросила у генерального:
– Что произошло? Зачем я понадобилась? Что с договором?
– Нет, что вы, всё в порядке! С договором всё в порядке…
– Тогда что не так?
Генеральный подался к Вике всем телом, подвинулся поближе, и она почувствовала приторный запах одеколона, заметила идеальный маникюр руках и маленькую бриллиантовую серёжку в ухе. Вика думала: «Если через минуту не уйду – умру! От смеха!».
Генеральный произнёс:
– А вот что! Виктория Викторовна, президент компании, которая заказала нам рекламу подсолнечного масла, очень просил меня познакомить его с той очаровательной девушкой, которая готовила к подписанию его договор. Он видел вас, когда вы приезжали в офис их компании. Виктория Викторовна, я хочу спросить –вы согласны на встречу с нашим партнёром?
Вика сделала вид, что не поняла, и переспросила:
– Зачем?
Генеральный смотрел на неё с недоверием, похоже, ждал подвоха:
– Как – зачем? Он хочет познакомиться с вами…
– Зачем?
– Ну как – зачем? Вы понравились ему…
– Он сам не может это сказать? Или вы подрабатываете сутенёром?
Главбух вспылил:
– Виктория Викторовна! Вы подумайте, что говорите…
Но генеральный опять остановил его:
– Виктория Викторовна подумает… Ведь подумаете?
Вика встала и пошла к выходу, в то время как генеральный крикнул вслед:
– Виктория Викторовна, подумайте! Это наши хорошие партнёры, и мне не хотелось бы портить с ними отношения!
– Нет… – бросила она короткое и вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Шла по коридору по направлению к помещению, где располагалась бухгалтерия, с силой впечатывая высокие каблуки туфель в щербатые доски паркета. Её догнал главбух:
– Виктория Викторовна, что вы себе позволяете! Вам что, не нужна работа в нашей компании?
Вика остановилась, окинула его взглядом:
– Мне нужна эта работа. Но я не продаюсь, я не женщина лёгкого поведения. Вы разве не заметили?
Но главбух не унимался:
– Не заметил… Вы все маленькие шлюхи…
– Кто – все?
– Девки молодые…
Вика, отвернулась, закусила губу, всхлипнула, стараясь не разрыдаться, и направилась дальше по коридору.
А на своём рабочем месте, в уголке бухгалтерии, она наконец-то дала волю слезам. Женщины, работающие вместе с ней, утешить её не спешили. Они слышали, как с Викой разговаривал главбух, что её вызвали к генеральному, считали, что она в чём-то провинилась, и, ринувшись утешать, боялись навлечь на себя гнев начальства.
В сумке заиграл мобильный телефон. Она вытерла слёзы, подтянула к себе аксессуар, порылась, нашла мобильный, посмотрела, кто звонит. Звонила мама.
Вика вышла с телефоном в коридор.
– Викулечка, как наши дела?
– Мама, я стараюсь, я делаю всё возможное…
– Ты не понимаешь: ждать нельзя. Деньги нужны немедленно!
– Мама, продать большую квартиру непросто. Найти другую, подходящую – ещё сложнее. Я смотрю квартиры, но ничего не подходит! А те деньги, что я тебе переслала, пять тысяч?
– Их уже нет. И деньги Германа Николаевича закончились. Ты понимаешь, расходы очень большие, очень. Нужно где-то жить, квартиру снимать. Вика, я тебя очень прошу, поторопись. От денег, которые мы получим, продав квартиру, зависит жизнь человека. Вика, я тебя умоляю! Я понимаю, тебе не хочется, тяжело. Я свалила на тебя всё... Но мы договорились!
Мама плакала. Вика стала её успокаивать, уговаривала не рыдать, обещала, что всё сделает в ближайшее время. Но, как только нажала на телефоне кнопку отбоя, тот снова моментально затрезвонил. Она машинально ответила и тут же пожалела, что ответила. Звонил сотрудник риэлтерского агентства, Денис Соболев. Вика вздохнула и приготовилась к тяжёлому разговору, который действительно оказался непростым.
– Вика, послушайте, мы не можем ждать, – убеждал её Соболев. – Нужно искать квартиру: могут возникнуть серьёзные проблемы. Вика, прошло две недели, мы взяли задаток, пять тысяч долларов, а квартира до сих пор не найдена. Я обеспокоен!
– Я ищу квартиру, – оправдывалась она.
– Вы не ищете. Вы посмотрели уже больше десяти квартир, и вам ничего не нравится. Если не найдёте квартиру в течение оставшихся двух недель, мы будем вынуждены отдать задаток. Где мы возьмём деньги? Если бы задаток лежал у нас в офисе, я бы так не нервничал, но вы уговорили меня отдать эти деньги. Вы нуждались в деньгах, просили, плакали. Я поверил. На стометровую квартиру, на Комсомольском, покупателя найти сложно. Вы хотите за неё слишком много, и квартира в плохом состоянии. Это счастье, что мы нашли покупателя. Я его неделю уламывал, достоинства квартиры описывал. Если сейчас его упустим, нового покупателя скоро не найдём. Нельзя так безответственно подходить к серьёзному вопросу. Речь идёт о больших деньгах, очень больших, подумайте об этом!
Тем же утром, развалившись в офисном кожаном кресле и положив ноги на письменный стол, Руслан скомкал факс, только что пришедший из очередного банка, запульнул в угол кабинета и чётко попал в стоящую там мусорную урну. Этот день для него начинался крайне неудачно. Опять отказ в кредите! Если в ближайшие пару дней он не достанет денег, строительство крупнейшего санаторно-оздоровительного комплекса с гостиницей и аквапарком, что вела его компания по проекту, замрёт надолго. А они и так отстают от графика. Убытки страшные. Рассчитаться со взятыми ранее кредитами тоже не получается.
Замкнутый круг.
Ему, Гордееву, впервые доверили крупный, серьёзный проект, и ему просто необходимо найти инвесторов или получить кредит в банке. Но инвесторов нет, кредиты не дают, причин, почему не дают, не объясняют – тупо отказывают. Появляются какие-то тёмные личности, криминальные авторитеты, деньги предлагают, условия выставляют неприемлемые. Но с криминалом он иметь дело не будет.
Где взять деньги? Обратиться за помощью к хозяевам фирмы, которые его на должность генерального назначили? Но они ему дали полную свободу действий! У него в контракте это написано. В принципе, он может разорвать контракт – на его место назначат другого, и тот другой, возможно, справится со стройкой. А он, Гордеев, отправится в отставку и в лучшем случае – сопьётся. А в худшем? И ещё суды! Его донимают суды! Суды с жителями хутора Вишнёвый. Строительство санаторно-оздоровительного комплекса полным ходом уже идёт, а границы участка, отведённого под это строительство, как выяснилось, определены неправильно. Жители хутора возражают: у них землю, по праву им принадлежащую, отбирают – они подали в суд.
По всем новостным каналам, во всех газетах эту ситуацию мусолят: «Богатеи-капиталисты бедных жителей южного хутора обижают!» Жители митинги устраивают, и в первых рядах – родной брат Руслана. Геннадий. Генка! И управы на Генку нет. Он считает, что Руслан – причина всех зол, а Руслан уже у родителей, на хуторе, не появляется. Скандалить с Генкой не хочет, видит, как из-за этих скандалов родители страдают, переживают, лекарства от давления высокого принимают. Ещё одна напасть – экологи против строительства возражают, экологическая экспертиза проекта им не нравится, поэтому тоже в суд подали. Замкнутый круг!
Его архитектурные проекты всегда были смелыми, авангардными, на грани с безумием. Они или безоговорочно нравились, или так же безоговорочно были неприемлемы – всё зависело от характера и настроения того, кто эти проекты заказывал. Санаторно-оздоровительный комплекс Руслан задумал лет двадцать назад, как только впервые увидел пустырь на берегу моря. Этот участок находился невдалеке от того самого хутора Вишнёвый, где сейчас проживала его семья – родители и брат. А когда Руслан и его брат Геннадий были детьми, на хуторе Вишнёвый жили их дедушка и бабушка, и братья проводили там летние школьные каникулы.
Предложив Руслану работу, хозяева холдинга ссылались на то, что никто лучше Гордеева не знает объект. Руслан возражал – бизнесом он давно не занимался! Его убеждали – он справится, он сможет. И потом – он же, Руслан Гордеев, родился в Южноморске, там всех знает, со всеми знаком. Ему и карты в руки…
Руслан размышлял недолго. Позже он признавался себе, что согласился на предложение возглавить строительство сразу, как только это предложение услышал, а отказывался так, для проформы. Он мечтал о большом бизнесе, хотел проявить, показать себя. И ещё ему было нужно, просто необходимо уехать из Москвы. По личным обстоятельствам.
Руслан спустил ноги на пол, чуть отодвинулся от письменного стола, выдвинул нижний ящик, достал из ящика бутылку водки. Отвернул металлический колпачок, глотнул прямо из горлышка, затем посмотрел на бутылку. Подумал немного, отпил ещё, завернул колпачок и поставил бутылку на место. Потёр лицо руками: ему нужно сосредоточиться и что-то решать. Делать нужно дело. Не раскисать. И пить поменьше: что-то больно много он в последние месяцы пьёт, с утра уже начинает, семимильными шагами к алкоголизму идёт. Ему нужно выпить кофе и работать.
Он снял телефонную трубку, набрал короткий номер, дождался ответа секретаря и попросил зайти к нему в кабинет.
Секретарь Гордеева, Аня, молодая девушка модельной внешности, с длинными, почти до талии, русыми волосами в то утро тоже была не в духе. Вечер накануне она провела в ночном клубе, поздно легла и, естественно, проспала, не выспалась, собиралась в спешке, не успела как следует уложить волосы и накраситься. А с её начальником недопустимо выглядеть плохо. У неё с начальником роман. И девчонки, работающие в офисе, ей откровенно завидуют, а за её спиной обсуждают или осуждают.
А чему тут завидовать? Всё идёт не так, как Ане хотелось бы, наперекосяк. Не понимает она, Анюта, отношения Гордеева к ней. Вроде и спят они вместе, относится он к ней хорошо, добрый он, внимательный, заботливый, но что-то с ним не так. Она никак не может понять, что он о ней думает, как её воспринимает – в серьёз или она для него просто увлечение? Непонятно, когда шутит он, а когда – нет?
А вообще-то завидовать ей можно. Её начальник действительно красивый мужчина! У него карие, почти чёрные глаза, чёткие, правильные черты лица, идеально прямой нос. А волосы… Тёмно-русые, густые, роскошные волны. И ещё у него обаятельная, потрясающая улыбка, а когда он улыбается, в уголках его глаз собираются очень симпатичные мелкие морщинки.
Роста он высокого – Ане всегда нравились высокие мужчины. Упитан в меру – худых мужчин Аня не любила. Одевается отлично, модно, со вкусом, в дорогие костюмы, шёлковые рубашки и яркие галстуки. Не мужчина – мечта, просто принц на белом коне. Если бы ещё он не был женат!.. Но неженатых принцев в природе не бывает: Аня, по крайней мере, таких не встречала.
Анины печальные мысли прервал телефонный звонок – её хочет видеть как раз тот мужчина, о котором она думала, – Руслан Олегович. Она встала, одёрнула юбочку, поправила волосы, толкнула дверь кабинета и спросила:
– Вызывали, Руслан Олегович?
Чуть больше открыла дверь, вошла, не закрывая за собой кабинет, остановилась на пороге, ждала приглашения. Гордеев кивнул:
– Да, Анюта, заходите…
Аня прикрыла за собой дверь, покачивая бёдрами, прошла по кабинету, присела на краешек письменного стола своего начальника и вопросительно посмотрела на него. И в который раз подумала – её руководитель очень интересный мужчина, не отнять у него этого, всё при нём. Гордеев улыбнулся своей потрясающей улыбкой, Аня придвинулась ближе, коленкой легонько коснулась его бедра.
За те месяцы, что они были вместе, она так и не смогла научиться предугадывать его настроение, улавливать реакцию, как он поведёт себя в той или иной ситуации, что сделает, оттолкнёт её или обнимет? Гордеев отреагировал как ей хотелось: потянул к себе, усадил на колени. Она обняла его за шею, поцеловала и, уловив лёгкий запах алкоголя, переместила руки ему на плечи. Потом заглянула в глаза и произнесла негромко:
– Зачем ты пьёшь, тем более с утра? Тебе не нужно…
Он резко спросил:
– Что не нужно?
Она вздохнула, подумала о том, как же ей тяжело, какой сложный он человек, слово по простоте не скажет, но повторила:
– Пить не нужно. Спиртное, с утра…
Перестал улыбаться, лицо его посуровело, сказал как отрезал:
– Я не пью. Не люблю, когда делают замечания – ты это знаешь!
Она оправдывалась:
– Я не делаю тебе замечания, Руслан! Я просто не хочу неприятностей. Так для тебя лучше. Ты вынуждаешь в твоё отсутствие лазить у тебя по ящикам, выбрасывать спиртное.
На его щеках заходили желваки, лицо стало каменным. Аня поняла – сказала что-то не то. Он действительно не любил нравоучений. И вот теперь он столкнул её со своих колен, как надоевшую, нашкодившую кошку, и произнёс почти грубо:
– А ты в моё отсутствие лазаешь по моим ящикам?
Аня молчала, чуть не плакала от обиды, а он всё не унимался:
– Значит, лазаешь по моим ящикам? Интересное нашла? Расскажи!
Она прошептала:
– Я ни разу не открыла ни один твой ящик. Я забочусь о тебе, Руслан! Тебе не нужно пить.
Он сменил гнев на милость, обнял её за талию, похлопал по бедру:
– Ладно, извини, погорячился! Не дуйся. Я выпил совсем чуть-чуть, просто на душе паршиво. Не буду больше…
Она сняла со своего бедра его руку, обошла кресло, обняла его со спины, потёрлась щекой о его макушку. Он погладил её руки, обнимающие его, повернулся к ней и предложил:
– Давай поужинаем сегодня? Где ты хочешь?
Она удивилась:
– Поужинаем?
Он повторил:
– Ну да, поужинаем. Я для тебя неподходящий кавалер?
Она обрадовалась:
– Подходящий, очень подходящий… А где?
– Где хочешь? В «Венеции»? – «Венеция» считалась самым модным и самым лучшим рестораном в их городе. – Позвони туда, закажи столик!
Она всё ещё не верила:
– Руслан, ты правда хочешь ужинать со мной в «Венеции»?
– Правда!
– В семь?
– В семь… А сейчас кофе мне принеси, покрепче…
Тут на столе у Гордеева зазвонил телефон, но он не спешил снимать трубку, вопросительно смотрел на Аню. Та дотянулась из-за его спины до телефона и ответила:
– Приёмная Гордеева…
Руслан мотнул головой, прошептав:
– Меня нет…
Аня говорила в трубку:
– Его нет на месте… Не знаю, во второй половине дня… Хорошо, передам… Завтра, в десять в администрации…
Она аккуратно положила трубку, и он спросил:
– Что – завтра в десять?
– Завтра в десять нужно быть в администрации города – глава администрации вызывает.
– А зачем – не сказали?
– Похоже, серьёзное! Звонила секретарь, говорила очень сухо.
– Думаю, права! Ругать будут. Если бы главе администрации от меня что-то было нужно личное, он на мобильный бы позвонил. Мы в школе вместе учились, он на два класса старше. Анют, не дрейфь, прорвёмся! Иди за кофе, столик не забудь заказать, в «Венеции», покажем – у нас всё отлично.
Анюта поспешила в приёмную: варить Гордееву кофе и заказывать столик в лучшем ресторане города. И пока она его варила, её не покидала мысль: предстоящий ужин в ресторане – пир во время чумы.
Геннадий Гордеев в то же утро сидел в небольшом кафе в центре Южноморска и страшно нервничал. Салфетка, которой он вытирал пот, обильно выступающий на лбу и шее, была уже абсолютно мокрой. Он пожалел, что назначил встречу именно в этом кафе: наверное, нужно было бы договориться о встрече где-нибудь на улице или парке.
Генка начал думать, что брат превосходит его во всём. Брата больше любят родители и уважают друзья, он умнее, красивее, и абсолютно все девчонки, с которыми знакомился Геннадий, через какое-то время становились девчонками его брата.
Генке стало казаться, что Руслану доставляет удовольствие иметь бесплатное приложение. Гордеев младший сопротивлялся всеми силами, пытался доказать, что он самостоятельная личность, но это у него плохо получалось: его жизнь, по его же мнению, была разрушена, и виною всему был брат.
Когда Руслана забрали в армию, Генка вздохнул спокойно. Оказалось, преждевременно. Его всё равно воспринимали исключительно братом Руслана, и до окончания школы, целых два года, он это терпел! После поступил в лётное училище. Не так чтобы он очень хотел быть лётчиком – просто мечтал уехать подальше от родителей, друзей и знакомых. Он хотел перестать быть братом Руслана Гордеева…
Окончив училище, распределился на Север, женился, у него появились двое детишек. Домой он не ездил, даже в отпуск: боялся встретить брата. Душа его была отравлена ненавистью, и с годами эта ненависть не проходила, а только усиливалась. Он смаковал её, холил, лелеял, любовался ею. Его жизнь приобрела, наконец, реальный смысл – превзойти успехи брата, догнать и перегнать. А успехи у брата были просто отличные. Он поступил в архитектурный институт, с отличием окончил, жил в Москве, занимался строительным бизнесом, зарабатывал приличные деньги. Это рассказывала Генке мать – он сам о брате не спрашивал никогда.
Мать не понимала его. Уверяла, Руслан всегда интересуется им, радуется успехам. Геннадий отвечал, что старший брат радуется не его успехам, а его неудачам! Руслан успешный, богатый, красивый, а Геннадий – простой военный лётчик с низкой зарплатой и двумя детьми.
Но то, чего так боялся Геннадий, произошло. Один единственный раз, три года назад, он с женой и детьми приехал в отпуск к родителям, и именно в это же время туда приехал Руслан, на пару дней – тоже привёз жену и сына. Но именно тогда тот познакомился с женой Геннадия, и, как считал сам Геннадий, у них завязался роман. Гордеев младший измучил подозрениями и ревностью жену, дело дошло до развода. Жена бросила его, уехала к родителям, заявив, что он, Генка, псих, она всегда это подозревала, и вот теперь уверилась в этом полностью. Ни минуты с Генкой рядом не останется и детей не оставит…
Генка запил, из армии демобилизовался, пытался устроиться на работу, колесил по России, но удача от него отвернулась: работы приличной он найти так и не смог и опять в своих несчастьях винил брата. Но на его улицу всё-таки пришёл праздник: как-то разговаривая по телефону с матерью, что делал нечасто, он узнал, что Руслан вернулся в их родной город и руководит крупным строительством. Генка понял – это его звёздный час, вот теперь он с братом поквитается, кровушки ему попьёт.
Поехал к родителям, поселился вместе с ними, начал противоборство с братом. Родители уговаривали Генку остановиться, просили прекратить вражду, боясь за своих сыновей, но тот был неумолим: Руслан его ненавидит, он разрушил его жизнь, лишил его семьи.
Мать говорила – посмотри, вы внешне похожи, и по характеру! Успокойся, поубиваете же друг друга! Они действительно с Русланом были похожи, как близнецы: высокие, широкоплечие, темноволосые, темноглазые, с правильными чертами лица. Для Генки были оскорбительны слова, что он похож на брата, он всячески стремился быть индивидуальностью.
Руслан одевался модно, любил красивые вещи, дорогие машины, курил дорогие сигареты, а Генка предпочитал полувоенный камуфляж, ездил на отцовской «Копейке» и курил «Приму». И стригся Генка очень коротко, в отличие от брата, обладателя ухоженных волос.
И вот теперь Геннадий сидел в жарком и душном кафе, ждал назначенной встречи, извёлся совсем в ожидании, окончательно взмок. Чёрную футболку, в которую он был одет, можно смело выжимать. Он стянул с коротко стриженой головы бейсболку, вытерся в очередной раз салфеткой, оглянулся вокруг, ища глазами мусорную урну, чтобы выбросить платочек, но не нашёл и брезгливо засунул мокрый клочок в карман штанов. Из стаканчика, стоящего на столе, вытащил ещё одну бумажную салфетку, промокнул лицо, затылок и шею. Салфетка превратилась в мокрый комок, который Геннадий теперь незаметно столкнул со стола на пол.
Генке страшно хотелось курить, но закурить в такой духоте было бы самоубийством. Он тяжело вздохнул, махнул рукой официантке и попросил стакан воды со льдом, пятый за те полчаса, что он плавился от жары в этом кафе. Просидев ещё минут десять, выпив шестой стакан воды, превратив в мокрые комки ещё с десяток бумажных салфеток, Генка уверился – его разыграли, и собрался уходить… Но звякнул колокольчик, расположенный над входной дверью, и на пороге появился немолодой мужчина в дорогом деловом костюме. Он тотчас огляделся вокруг и направился прямиком к столику, за которым сидел Генка, опустился на стул напротив.
Гордеев положил локти на стол, приготовился к разговору, а вошедший начал извинятся:
– Бога ради, простите! Непредвиденные обстоятельства! Предупредить не смог. Номера вашего мобильного я не знаю, номер телефона кафе я в справочнике не нашёл. Простите, заставил вас ждать!
Генка махнул рукой:
– Да не просите прощения. Посидел здесь, подумал о жизни. А мобильного телефона у меня с собой нет. У нас на хуторе мобильная связь почти не работает, вышку нужно дополнительно ставить, а никто этого делать пока не хочет: слишком мало народу на хуторе живёт, и в основном бедняки. Вот построят санаторный комплекс, тогда и вышку поставят. Правда, стационарный телефон у нас хорошо работает… Так что у вас за информация?
Вика, как и обещала Денису, отправилась смотреть квартиры, про которые она уже заранее знала, что они ей не подойдут и жить она ни в одной из них не будет. Ехать пришлось в мокрой ветровке и туфлях на одиннадцатисантиметровых шпильках. Дождь, на её счастье, прекратился, но его сменил сильнейший ледяной ветер, и, пока она ходила по улицам, искала дома по присланным Денисом адресам, её не покидала мысль, что завтра утром у неё обязательно поднимется температура и воспаление лёгких обеспечено.
Квартиры на улице Вавилова она решила вообще не смотреть, вернее, найдя указанные дома, не стала подниматься внутрь. Увидев обшарпанные панельные пятиэтажки с грязными вонючими подъездами, со сломанными дверями и разбитыми стёклами, которые через пару месяцев сломают, поняла – она жить в них не хочет. Она всю жизнь прожила в большом сталинском доме, где был просторный чистый подъезд, приветливая консьержка, рядом с её домом находились такие же сталинские дома с такими же чистыми подъездами и приветливыми консьержками. И квартира у неё сейчас просторная, с высоким потолком.
Дом на улице Власова она искала более получаса, хотя в объявлении было указано, что дом в десяти минутах от станции метро «Академическая», искала и понимала, что зря ищет: этот дом ей тоже не подойдёт. И когда она, погруженная в свои печальные мысли, безумно уставшая, замёрзшая, подошла к нужному дому, нашла нужный подъезд, взялась за ручку двери подъезда, её остановил грубый окрик:
– Куда прёшь!
Вика опешила, подняла голову, увидела перед собой толстую тётку в грязном байковом халате со скалкой в руке. И ещё эта тётка безобразно кричала.
От тёткино крика Вика отшатнулась, ринулась от двери подъезда, но заметила, что кричали, как оказалось, совсем не ей, а лысоватому оборванному мужичку бомжеватого вида, абсолютно пьяному. Тот пытался обогнуть Вику, войти в подъезд, но тётка преграждала дорогу. Мужичок торкнулся в подъезд – тётка оттолкнула его, крикнув:
– Куда прёшь!
Мужичок, покачиваясь, хватаясь за дверь подъезда, промычал:
– Я к Толяну…
– К Толяну? К какому Толяну?
– Из седьмой квартиры…
Тётка проорала:
– Нет твоего Толяна дома! Прежде чем в гости идти, звонить, предупреждать нужно!
Но мужичок тётку не слышал, тупо, низко опустив голову, так же как и Вику, пытался тётку обогнуть, юркнуть в подъезд. Но та отшвырнула мужичка в сторону, тот пролетел несколько метров, упал на мокрый, грязный газон и тут же встал на четвереньки, правда, очень скоро пополз прочь…
Вика, замерев, как кролик перед удавом, стояла перед грозной тёткой со скалкой. Та окинула Вику презрительным взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, сменила гнев на милость – по всей видимости, сочла, что Вика достойна пройти в подъезд, – посторонилась и произнесла тоном вдовствующей королевы:
– Проходите, девушка…
Вика на секунду представила, что она переедет в этот дом и её соседями могут оказаться грозная тётка со скалкой и алкоголик Толян, друг того бомжеватого мужичка, и потому тут же развернулась, бросилась бежать, забыв про усталость и высокие шпильки. Добежав на своих немыслимых туфлях до оживлённой улицы Дмитрия Ульянова, Вика, наплевав на почти полное отсутствие у неё денег, поймала такси и поехала домой.
В машине она мечтала только об одном – вот приедет она домой, скинет ужасающие шпильки, примет очень горячий душ, выпьет такой же очень горячий кофе, отключит телефон, ляжет спать… И этот ужасный день, наконец, закончится!
А Руслан вечером того же дня сидел в лучшем ресторане Южноморска с многообещающим названием «Венеция» вместе с секретарём, очаровательной Анютой, за небольшим столиком в уютном, укромном уголке зала ресторана, оформленного в стиле итальянского палаццо и украшенного живыми цветами. Анюта держала двумя руками руку Гордеева, иногда подносила к своему лицу, тёрлась щекой, целовала его пальцы и смотрела на него влюблёнными, полными слёз глазами, а он почему-то думал, что именно такую сцену недавно видел в какой-то иностранной любовной мелодраме. Анюта в очередной раз поднесла его пальцы к своим губам, поцеловала,поцеловала и прошептала:
– Спасибо тебе…
Он, удивившись, спросил:
– Да за что?
– Ты пригласил меня сюда, секретаршу, простую девчонку!
– Не секретаршу, не простую девчонку, а очень красивую девушку! – возразил он.
Она снова поцеловала его пальцы, потёрлась о них щекой и попросила:
– Руслан, давай уйдём отсюда, пойдём к тебе…
Он не понял:
– А ужин?
– Я не хочу есть – пойдём к тебе…
– А я бы поел немного: днём не удалось пообедать. Мы столик здесь заранее заказывали, приехали ужинать, и ничего не съедим, уйдём. Нас в следующий раз сюда не пустят, даже не посмотрят, что я Гордеев. Сейчас по-быстрому закажем что-нибудь, проглотим и пойдём!
Гордеев махнул рукой вышколенному официанту. Тот подошёл с двумя меню в кожаных папках, протянул по папке Руслану и Анюте. Анюта меню даже не раскрыла, попросила шампанское и клубнику со сливками. А Гордеев внимательно изучил меню вдоль и поперёк, просмотрел несколько раз, покачал головой – скорее всего, ничего интересного для себя не обнаружил – и укоризненно посмотрел на всё ещё стоящего рядом с их столиком в томительном ожидании официанта. Однако всё-таки заказал салат «Цезарь» и сто граммов водки. Официант удалился с очень недовольным видом, скорее всего считал, что эта сладкая парочка – взрослый мужик в фирменном костюме, с золотыми часами, пахнущий элитным парфюмом, и молоденькая простоватая шатенка с длинными волосами в ультракороткой юбке – должна заказать всё самое дорогое и изысканное.
Тут же материализовался официант, поставил на столик пепельницу, и поинтересовался, когда принесут их заказ, ведь они ждут уже полчаса. Официант ответил:
– Заказ готовят.
И тут в разговор вступила Анюта, спросив:
– Интересно, а как долго готовить клубнику со сливками?
Но официант вопрос Анюты проигнорировал, величественно удалился. Минут через десять принесли заказ. Отвратительно приготовленный салат «Цезарь» с недоваренной курицей и капустой вместо листьев салата, дешёвую водку и игристое вино вместо шампанского, а также мороженную – и это в сезон – клубнику со взбитыми сливками из баллончика.
Гордеев в еде был привередлив, избирателен, предпочитал исключительно свежие овощи и фрукты, свежеприготовленные рыбу и мясо, вообще не ел фастфуд, колбасу, сосиски, не пил газировку и соки из пакетов – кроме томатного, который был исключением. Он просто привык так питаться, особенно потому, что семья его второй жены была помешана на здоровом питании. Однако сейчас он был по-настоящему голоден и решил съесть этот отвратительный салат и выпить водку, в отличие от Ани, которая чуть поковыряла клубнику, пригубила шампанское и отодвинула от себя и вазочку с клубникой, и бокал с напитком. Она аккуратно, как в начальной школе, положила руки перед собой и выжидательно смотрела на Гордеева, который очень активно орудовал ножом и вилкой. Как только он разделался с салатом и выпил содержимое рюмки, потребовала:
– Пойдём… Оставь на столе деньги и пойдём…
Гордеев жил почти в центре города, в небольшом одноэтажном доме. Вернее, это было даже полдома, которые он купил у пожилой одинокой супружеской пары полгода назад. Когда только переехал в Южноморск, поселился в лучшей гостинице города, в номере «люкс». Почему данная гостиница считалась лучшей, для Руслана так и осталось загадкой. Гостиница была убогой, обшарпанной и грязной. Почему номер, в котором он обитал, назывался «люксом» – тоже было непонятно. Простой двухкомнатный, с разваливающейся старой мебелью, текущей сантехникой и неработающими электрическими розетками. И плюс к дороговизне – весь обслуживающий персонал гостиницы знал о каждом шаге своего известного постояльца.
Администратор каждое утро спрашивала, будет ли он сегодня ночевать, горничные рылись в его вещах, у него постоянно пропадали разные мелкие вещи – запонки, зажигалки, галстуки, флаконы с дорогим парфюмом. Проживание в гостинице его вконец достало, и он через всех своих знакомых стал подыскивать жильё, что оказалось не так просто. Предлагаемые варианты были просто неприемлемы – то слишком дорого, то слишком назойливые хозяева. И когда ему подсказали снять полдома у пожилой супружеской пары, он был просто счастлив. Две комнаты, кухня, обширная веранда. Правда, дом был старым, без ремонта, с небольшим участком, на котором располагались лишь беседка и летний душ. Но самое главное – отдельный вход и на участок, и в дом, хозяева и соседи ему совсем не досаждали, а если и следили за ним, то не так открыто.
Через три месяца Гордеев уговорил хозяев половину дома ему продать. Те согласились. Руслан сразу же построил вокруг своего жилища внушительный забор, который практически полностью защитил его от глаз соседей.
Но и у себя дома ему сразу не удалось поговорить с Анютой. Едва приехав к Гордееву, они моментально оказались в постели и продолжили вечер именно так, как планировала она. В постели эта девушка была невероятно ласкова и чувственна, и Руслан забыл о том, о чём думал сегодня. Но когда, чуть позже, она начала нежно шептать ему на ухо, какой он замечательный, добрый, умный, красивый, как она его очень любит, то вмиг понял – он не хочет с ней больше общаться, он ей не доверяет.
Какая любовь? Нет на свете никакой любви – всё враньё. Он боялся даже подумать, что абсолютно чужая ему женщина будет копаться в его душе, узнает его чувства, его мысли, его страхи, его комплексы. Один раз он уже такое допустил – женщина завладела его душой и почти уничтожила её, растоптала…
Анюта обнимала, прижималась к нему, шептала на ухо:
– Руслан, мне хорошо с тобой, я люблю тебя, я обожаю тебя!
Он пошевелился, провёл рукой по её длинным волосам и проговорил:
– Анют, послушай меня…
Она приложила пальцы к его губам, потом несколько раз обласкала его лёгкими поцелуями и опять прошептала:
– Помолчи, не говори ничего: сегодня мой вечер…
Но он остановил её, повторил:
– Анют, послушай меня…
Она поняла: он хочет поговорить, – приподнялась, села рядом с ним, согнула ноги в коленях, обняла колени руками, ответила:
– Говори, Рус, я тебя слушаю…
Он повыше положил подушку, лёг поудобней, протянул руку, погладил её стройную ножку, улыбнулся, словно собираясь с силами, но она торопила его:
– Говори, что же ты хочешь сказать?
Он, наконец, пересилил себя и произнёс:
– Нам не нужно больше встречаться…
– Почему? Что-то не так?
– Ты должна понять: не нужно строить в отношении меня планов!
Она помотала головой и прошептала:
– Я не строю…
Он продолжал:
– Аня, я не нужен тебе, мы совершенно разные…
К великому его удивлению, звонил его бывший друг, одноклассник, и к тому же однополчанин, Павел Никитин. С Павлом они просидели десять лет за одной партой, и все эти десять лет дружили, ни разу не поссорились, всё делали вдвоём и вместе, и даже в армию пошли вместе служить. После демобилизации пути их разошлись. Руслан уехал в Москву, поступил в Архитектурный институт, а Павел окончил школу милиции и уже пятнадцать лет служил в Управлении внутренних дел Южноморска, дослужился до майора.
С Русланом за эти пятнадцать лет они встречались от силы раза два-три. Дружбы уже не было: слишком по-разному сложилась их жизнь. Когда Гордеев примерно год назад переехал в Южноморск, они с Павлом стали встречаться чаще, но в основном их встречи касались нервозной обстановки, сложившейся на строительстве санаторного комплекса. И вот теперь Руслан, услышав в телефонной трубке голос Павла, напрягся, понял, случилось что-то экстраординарное: Павел просто так, тем более поздно вечером, звонить не будет. И оказался прав.
Павел потребовал:
– Руслан, тебе приехать необходимо – на стройку…
– Что произошло?
– ЧП, причём очень серьёзное, пожар… Есть жертвы…
Руслан тут же отозвался:
– Да, приеду, уже выезжаю…
Нажав на телефоне кнопку отбоя, он аккуратно положил телефон обратно на тумбочку, подумал, что сегодня ему не хватало только пожара, да ещё с человеческими жертвами, как говорится, для полного счастья. Он глянул на Анюту – та вопросительно смотрела на него – и строго приказал:
– Одевайся, я отвезу тебя домой…
Она встрепенулась:
– Русланушка, почему?
– Мне нужно срочно уехать: на стройке ЧП…
– Что там случилось?
– Пожар… Одевайся…
Она кивнула, вскочила, стала в спешке собирать разбросанную по не слишком обширному жилищу одежду, натягивать её на себя, разобрала пальцами волосы. Когда, одевшись, Аня вернулась в спальню к Руслану, тот тоже был уже одет в джинсы и майку, первые, что попались ему под руку, висевшие на стуле около кровати.
Он сунул в карман джинсов телефон, взял за руку стоящую рядом с ним Анюту и со словами «Пошли, быстро…» потащил её за собой прочь, во двор, к машине.
На веранде отпустил руку девушки, заметив на полу свой пиджак, из карманов которого извлёк бумажник, две связки ключей от машины и входной двери, сигареты, запихал всё в карманы джинсов, запер входную дверь. Аня терпеливо ждала его у машины. Он распорядился почти грубо:
– Садись быстро, чего стоишь!
Она кивнула, вздохнула тяжело, забралась в машину, решив на него не обижаться, понимала – нервничает. За свою не слишком долгую жизнь она видела мужиков и похуже, этот – практически идеал!
Он вёз Аню домой, оба молчали, а потом Анюта вдруг сказала:
– Руслан, я хочу тебя попросить…
Тот отозвался сквозь зубы:
– Ань, я тебя умоляю, давай не будем отношения выяснять именно сейчас: не время и не место. Мы к нашему разговору вернёмся позже. Завтра, может быть.
Но Аня положила руку ему на плечо и продолжила:
– Нет, я не о нашем разговоре, я о другом. Я попросить тебя хочу: не пей больше, не нужно. Может плохо кончится. Поверь мне, я знаю!
– Ты врач-нарколог? Тогда почему диплом свой скрываешь? – произнёс он с неприкрытой иронией.
– Нет, я не врач-нарколог. У меня просто опыт большой жизни с алкоголиками. Родители сильно пили…
Он посмотрел на неё с интересом и негромко спросил:
– Сильно пили родители? Почему тогда плохо кончится со мной?
Она отвернулась к окну и, глядя в тёмное стекло, произнесла:
– Они умерли, оба, одновременно, отравились палёной водкой. Мне двенадцать лет было.
Он улыбнулся:
– Я не пью палёной водки. Родителей твоих жаль… Извини.
Она резко повернулась. Почти закричала:
– А мне не жаль! Я, когда они померли, себя человеком почувствовала! Я из школы иду, боюсь – вот приду, а они какие: пьяные или трезвые? И сколько человек у нас дома: десять, двадцать, дружков мамаши с папашей, алкашей? Представь, двадцать человек алкашей! Боялась, если пьяные, то за водкой пошлют, а денег нет – я достать деньги должна, у сестры старшей деньги клянчить или бутылки собирать. Как я, ребёнок, деньги для родителей-алкашей могла найти?
– Анютка, прости! Ты же никогда не рассказывала… – он сказал это очень искренне, ему действительно было её жаль.
– Вот поверь мне, я знаю! – продолжала она. – Не нужно тебе пить. Ты потом остановиться не сможешь. Ты же увлекающаяся натура, всё близко к сердцу принимаешь, сопереживаешь всем. Ты подумай хорошенько!
– Уговорила! Согласен, пить брошу… Да я и не начинал…
– И не начинай…
Он затормозил невдалеке от полуразвалившегося домика на окраине, быстро её высадил и помчался на стройку.
Аня, утопая модными туфлями-лодочками на высоких каблуках в уличной пыли, пошла к домику, где обитала вместе с семьёй старшей сестры. Когда подошла совсем близко, увидела что на лавочке возле калитки сидит мужчина. Мужчина был ей знаком. Она села рядом, и он молча протянул ей пачку сигарет. Вытащила сигарету из его пачки, он щёлкнул зажигалкой, дал прикурить, закурил сам.
– Нет, подружка, этим другие занимаются. У меня иной профиль.
– Женщины. Я в курсе…
Мужчина строго посмотрел на Анюту и потребовал:
– О чём он хотел поговорить с тобой, отвечай?! В ваших отношениях что-то не так? Если он вдруг что заподозрит, тебе несдобровать!
Она усмехнулась:
– Ты попал в точку. Он решил меня бросить, я ему надоела…
– Что?! Ты же профессионалка! А говорила, он у тебя из рук ест! Я за тебя перед важными людьми поручился. Если дело провалишь и тебя уволят, или ментам сдадут, я тебя уничтожу!
– Надеюсь, что не уволят. А вот по поводу интима… Я ему действительно надоела – мы с ним не пара, а жаль, он мне нравится!
– Не дури – нравится!.. Тебе деньги серьёзные люди платят за интим, зарплату неплохую получаешь, работа у тебя непыльная – и всё благодаря мне. Если бы я не вытащил тебя из дерьма, где ты плавала, что бы ты делала? Вокзальной проституткой была? Молодые девки на пятки наступают!
– Помню, что ты для меня сделал, прекрасно. Просто Гордеев руководитель неплохой, может сделать много полезного…
– Да ты точно идиотка! Ты не понимаешь ничего! Если он этот комплекс построит, что ты с этого получишь? Он в свою Москву укатит, а ты чем займёшься? По специальности пойдёшь работать? Как я уже сказал, конкуренток у тебя много, моложе и красивее, а ты в тираж уже выходишь. А так нужные люди во главе строительства встанут – и нам с тобой местечки тёпленькие найдутся. А если твой любовничек комплекс откроет, девок тысячи набегут со всей страны и из ближнего зарубежья, да и из дальнего тоже. Если туалеты в этом новом комплексе ты устроишься мыть, за счастье посчитаешь!
– Наверное, там мне и место…
– Ты помнишь, подружка, сколько тебе заплатили? Денежки вернуть не хочешь? Возвращай денежки и жалей своего любовничка сколько хочешь, только вот он тебя не пожалеет, потому что как только ты его жалеть начнёшь, выглядеть будешь не так, как сейчас, много хуже.
– Поняла, сделаю что должна. Держи, последние переговоры!
Она тяжело вздохнула, достала из маленькой сумочки компьютерную флэшку, передала мужчине и пошла в дом…
Когда Руслан Гордеев приехал на стройку, пожар уже потушили, но пожарные и полицейские машины ещё не разъехались. По дороге он встретил машину «скорой помощи» с включённым сигналом, мчащуюся в сторону города. Пожарные суетились, сматывая шланги, оперуполномоченные, выставив оцепление, отгоняли любопытных.
Сразу за оцеплением Руслан увидел своих врагов – брата Геннадия и главу экологического ведомства, Богданова. Он попытался пройти за оцепление, но полиция его не пускала. Он возмущался, доказывал, что ему нужно пройти – оперуполномоченные его отталкивали. Эту сцену заметил майор Никитин, махнул рукой своим подчинённым, распорядился Руслана пропустить. Павел встретил его за оцеплением, пожал руку, похлопал по плечу и тут же засыпал вопросами:
– Рус, что у тебя здесь происходит? – Руслан пожал плечами, а Павел продолжил: – Почему саботаж происходит? Почему ты это допускаешь? Вон, уже и до смертельных случаев дошло.
Руслану удалось прервать монолог Павла, в свою очередь спросив:
– Паш, я только подъехал, потому не знаю, что случилось. Просвети!
– Да геморрой случился – у тебя, между прочим. Твои рабочие пострадали и местные жители. На радость вон им! – Павел кивнул на стоящих за оцеплением Генку и Богданова. – Еле их утихомирили, на стройку рвались, чтобы за гибель односельчан мстить!
Руслан опять прервал Павла:
– Павел, ты мне подробно расскажи, кто погиб-то?
– Бытовка у забора на твоей стройке загорелась. Поджог – невооружённым глазом видно. Стена бытовки бензином была облита. Пока рабочие бытовку тушили, пожарных ждали, огонь на хибарку перекинулся, что в нескольких метрах от бытовки находилась, по другую сторону забора. В бытовке и в хибарке люди были. В бытовке – рабочие, в хибарке – митингующие. Рабочие не пострадали, так, лёгкие ожоги, а вот в находящиеся хибарке пожилые супруги Поповы погибли…
Руслан, потрясённый до глубины души, негромко произнёс:
– Я «скорую» видел… с мигалкой…
– Да, как хибарка загорелась, односельчане бросились стариков Поповых спасать, и на одного мужичка, Виктора Карпова, балка упала. Он чуть не погиб, в тяжёлом состоянии в больницу повезли. А он на Лариске Мироновой женат, нашей с тобой однокласснице. Сынок у них, Виталик, двенадцать лет. Руслан, кто бытовку поджог, не знаешь? И зачем?
Руслан помотал головой, проговорил:
– Кто – не знаю, а вот зачем – ты сам уже ответил. Саботаж…
– А почему, Рус?
– Я думаю, меня и мою команду хотят убрать…
– Кто, да кто же?
– Завтра в администрацию на ковёр вызывают, и этот вопрос там задам!
– Да-а-а, не завидую тебе…
– Я сам себе не завидую. Представляю, что завтра будет…
– Рус, я уже жалею, что тебя выдернул. Поезжай домой – я тебя попозже вызову. Показания возьму…
Руслан был благодарен Павлу, ведь ему очень хотелось домой, сил общаться со следователями не было совсем. Он прошёл за оцепление и направился к своей машине. Дорогу ему преградил горячо «любимый» братец, Геннадий, бледный и злой. И сразу же набросился на Руслана:
Вика горько плакала. Для неё этот страшный день заканчивался так же ужасно, как и начинался. После неудачного просмотра квартир, страшно замёрзнув и устав, она поймала такси, поехала домой, на свой родной Комсомольский проспект. За такси отдала последние двести рублей, поэтому завтра она будет без обеда, послезавтра – тоже. Пока ехала в такси, мечтала о горячем душе, горячем кофе и тёплой мягкой постели.
Войдя в квартиру, скинув туфли, она ринулась в ванную комнату и тут же обнаружила, что нет горячей воды – отключили. Что ж, горячий душ отменялся…
Кофе ей сразу же расхотелось. В прихожей, в брошенной на полу сумке, она нашла мобильный телефон. Проходя мимо гостиной, вынула из базового аппарата трубку радиотелефона и с двумя телефонами в руках вошла в спальню. Она знала – ей сейчас будет звонить Денис из риэлтерского агентства, ругать за непросмотренные квартиры, а вставать, вылезать из-под тёплого одеяла лишний раз и искать телефон не хотелось.
Она легла под тёплое одеяло, поплотнее завернулась, сунула оба телефона под подушку и заплакала от усталости и отчаяния. Как Вика и думала, минут через двадцать заиграл её мобильный. Она достала его из-под подушки, глянула на экран – звонит её мучитель, Денис. Вздохнула, нажала на кнопку соединения – он начал разговор на повышенных тонах:
– Вика, немедленно верните пять тысяч долларов. Я расторгаю договор. То, что вы делаете, несерьёзно. Вы опять не посмотрели квартиры, я отказываюсь с вами работать!
Вика собралась с силами, возразила ему:
– Денис, квартиры мне не подошли. Я была по указанным адресам. Я просила подыскать квартиры, расположенные в пяти минутах от метро, но все они находились от него в двадцати-тридцати минутах. И ещё: вокруг указанных домов расположены пятиэтажки, которые не сегодня, но, вполне возможно, завтра сломают. У меня было условие, если помните – никаких пятиэтажек рядом. Это вы не выполняете условия договора. В следующий раз мы пойдём смотреть квартиры вместе, и вы убедитесь, что я не привередничаю.
– Вика, я не подумал. Если правда, что вы сказали, извините!
– Я очень устала, Денис. Простите меня, завтра поговорим…
Она отключила мобильный телефон, но тут же зазвонил домашний. Вика пошарила под подушкой, достала трубку радиотелефона, однако отвечать не хотелось, а телефон всё трезвонил и трезвонил. Пришлось ответить.
Звонил её друг, можно сказать, жених. Она услышала в телефонной трубке весёлый голос Сергея:
– Викуш, ты дома?
– Серёжа, я ответила по домашнему телефону, где я нахожусь? – Вика сказала как отрезала.
– Викуш, не умничай! Если ты дома, я подскочу? Повеселимся!
– Серёжа, нет, я не могу, я безумно устала…
– Почему, Викуш? Ты в обиде на меня? За что, зайка?
– Нет, я не в обиде. Просто я устала. Квартиры смотрела.
– Викуш, зайка, я не понимаю, зачем тебе квартиру продавать?
– Деньги нужны, матери нужно помочь…
– Бабка тебе квартиру завещала. Квартира твоя. При чём тут твоя мать? Тебе же деньги не нужны…
– Ты вообще ничего не понимаешь? Моя мать нуждается в больших деньгах, и никаким иным образом, как продать квартиру, деньги достать нельзя. Всё, до завтра!
Вика отключила телефон и тут же подумала, что с Серёжей она общего языка не найдёт, а чтобы замуж за него выйти – это совершенно неприемлемо. Не её это человек, не понимает он её. Похоже, ему не она нужна, а её шикарная квартира.
Телефон опять зазвонил, Вика нажала на кнопку вызова на трубке радиотелефона с раздражением, рявкнув:
– Серёж, я же сказала – я устала, я не могу…
Но услышала в трубке незнакомый женский голос:
– Извините, это Надежда?
Надеждой звали мать Вики. – Это не Надежда, это Вика, её дочь. Мама за границей, в Германии.
Как ни странно, женщина в телефонной трубке даже обрадовалась, что к телефону подошла Вика, а не Надежда, и проговорила:
– Вика, это даже хорошо, что к телефону подошли вы…
– А кто вы, что от меня хотите?
– Я не представилась. Меня зовут Лариса, я жена вашего отца.
– Отца? У меня нет отца…
– Да как же нет… У вас не может не быть отца. Просто мама вам не рассказывала. Ваш отец – Виктор Карпов…
Вика совсем растерялась. Мама действительно, никогда не рассказывала об отце. Сколько себя помнила, Вика жила вместе с мамой и бабушкой, и мужчин в их семье никогда не было. У мамы, как и у дочери, тоже не было отца. Вика вплоть до смерти бабушки считала, что и её дед умер давно.
Женщина в телефонной трубке продолжала:
– Вика, послушайте, я бы не звонила никогда, но ваш отец в больнице в тяжёлом состоянии и может умереть. Он дал мне ваш номер телефона, вернее, вашей матери, попросил позвонить. Он хочет вас видеть.
– В тяжёлом состоянии? – прошептала Вика. – Хочет видеть меня?
– Виктор с вашей мамой расстались, когда вам было три года… Вика, я очень вас прошу, приезжайте…
– А что с моим отцом?
Несколько месяцев назад, Москва – Южноморск
Следующим утром Руслан сидел в приёмной главы администрации города и безумно страдал от похмелья: у него болела голова, и с каждой минутой всё сильнее, желудок сводило спазмами. Он мучился уже полчаса, приехал ровно в десять, минута в минуту, потому что страшно боялся опоздать. Оказалось, напрасно: главы на месте не было – вызвали в городскую прокуратуру.
Утром Гордеев с трудом разлепил глаза, а когда у него это получилось, то сразу пожалел об этом, потому что понял – голова у него раскалывается, и не просто раскалывается, а разламывается на несколько частей, трещит, точно кокосовый орех в руках у аборигена. И плюс к этому его тошнило.
Он проснулся от мерзкого писка будильника и тут же решил выбросить чёртовы часы в окошко, отругал себя за то, что несколько месяцев назад догадался запрограммировать электронный будильник, который теперь включался ровно в восемь утра автоматически.
Повалявшись пару минут, послушав мерзопакостный звук, до одури похожий на комариный, Гордеев с силой надавил на кнопку, выключил, наконец, этот комариный писк, больно отдававшийся в самых отдалённых уголках его воспалённого мозга, и сполз с кровати. Он отправился на улицу в летний душ, где простоял почти пятнадцать минут под струями ледяной воды. Когда вышел, у него зуб на зуб не попадал, но оно того стоило: он проснулся и почти пришёл в себя.
Ещё десять минут тщательно чистил зубы и полоскал рот. И, как ему показалось, от вчерашнего запаха перегара избавился. Потом побрился и от души полился французским парфюмом, натянул свой лучший костюм, завязал модный галстук, щёткой разодрал густые волосы, попутно подумав, что пора покороче подстричься, но стричься страшно не хотелось… Поглядел на себя в зеркало – вроде выглядит ничего, сносно.
Когда он вышел из дома и сел в машину, то чувствовал себя почти хорошо. Тошнить его перестало, и голова стала меньше болеть. Но тронулся с места он не сразу, немного посидел в машине, сосредоточился, глубоко вздохнул и поехал на не слишком большой скорости, соображая ещё довольно туго.
Он остановился на центральной площади, чуть не доезжая до здания администрации, вышел из машины, решив купить сигарет. И, к его ужасу, около ларька с сигаретами, где он остановился, располагался тонар «Куры-Гриль», из которого доносился ужасающий запах подгорелого куриного жира. Как только Гордеев отошёл на пару шагов от машины, почувствовал этот запах, и его желудок скрутило узлом.
Так и не купив сигарет, он бегом бросился к своей машине, и рядом с машиной, у левого заднего колеса, его вывернуло наизнанку. Да ещё в придачу головная боль тут же накинулась на него с новой силой… Отдышавшись, Руслан обернулся кругом – слава богу, в этот ранний час народу на площади было немного, только продавцы окрестных палаток и ларьков повысовывались из окошек своих торговых точек и с интересом взирали на молодого, холёного, хорошего одетого мужика, находящегося с утра в таком непотребном виде.
Затормозив у здания администрации, Руслан порылся в бардачке, нашёл пачку мятной жевательной резинки, засунул в рот сразу все пластинки, тщательно пожевал, выплюнул и только потом направился в здание администрации.
На часах было без пяти десять. И вот он ждёт уже более получаса. Глава администрации, сорокалетний невысокий розовощёкий голубоглазый блондин, появился неожиданно, резко распахнул дверь, быстро вошёл в приёмную и сразу же обратился к Гордееву:
– Руслан Олегович, извините, заставил вас ждать, но меня срочно вызвали в прокуратуру по вашему, между прочим, делу.
Гордеев, еле ворочая шершавым языком, переспросил:
– По какому моему делу?
– О пожаре на вашей стройке…
– А вас-то зачем туда вызывать? – недоумевал он.
– А вот это мы сейчас с вами обсудим… Проходите…
Глава администрации толкнул дверь кабинета, рукой показал, что можно войти, пропустил Руслана вперёд и, наконец, следом вошёл сам.
Сергея Николаевича Беляева, главу администрации Южноморска, Руслан Гордеев знал с детства. Вернее, детство у них было общее, они даже в одном роддоме родились, жили в одном дворе, ходили в один детский сад, потом учились в одной школе. Правда, Беляев был на несколько лет старше, а в детстве это много значит.
Они не были друзьями, даже не были хорошими знакомыми, просто знали о существовании друг друга.
Беляев прошёл по обширному кабинету с государственным гербом на стене и государственным флагом в углу в стеклянной витрине, сел в кресло за большим лакированным столом, заваленным папками с бумагами и предложил Гордееву, всё ещё стоящему в дверях:
– Садитесь, Руслан Олегович, что вы стоите…
Тот присел на кресло для посетителей, поднял глаза на своего визави и поморщился от сильной головной боли.
Беляев спросил:
– Руслан Олегович, вы себя хорошо чувствуете? Выглядите неважно. Может, домой поедете? Поговорим потом.
– Нормально. Терпимо себя чувствую. Всего лишь похмелье, – Руслан опять поморщился. – Поверьте, это со мной случается нечасто, опыт не слишком большой. Ругаю себя: не нужно было вчера пить. Но вчера вечером вернулся со стройки, и нервы не выдержали… Ко всему прочему с братом подрался – он меня начал обвинять в произошедшем.
– Если можете говорить, так сказать, в состоянии, то поговорим. Хотите чего-нибудь? Может, воды?
– Если можно…
Беляев сам достал из стоящего в углу кабинета маленького холодильника бутылку минеральной воды, поставил на угол стола рядом с Гордеевым. Тот кивнул головой, поблагодарив, приложил ледяную бутылку ко лбу.
Глава прошёлся по кабинету и снова продолжил:
– Меня в прокуратуре допрашивали о произошедшем на стройке.
– Почему вызывали вас? – опять поинтересовался Гордеев. – Что вы можете знать о произошедшем на стройке? Меня не вызывали. А должны были в первую очередь.
– Вызовут обязательно. Планируют уголовное дело возбуждать. Против вас… За халатность. Не знаю, что за халатность, но пожарные уверяют – поджёг. А вызывали меня потому, что следователи подозревают, что мы с вами как-то связаны, в сговоре, возможно, даже подельники. Якобы по нашему приказу бытовку на стройке подожгли.
Беляев нарезал круги по кабинету, а Руслан водил за ним глазами, что в похмельном состоянии было невыносимо тяжело. Каждое движение глаз давалось ему с трудом. В итоге он попросил:
– Сергей Николаевич, вы не могли бы сесть, не мельтешить…
Беляев извинился:
– Да, конечно, простите! – он сел за стол, и разговор пошёл дальше: – Я пригласил тебя вот для чего: хочу, чтобы ты знал, Руслан… Извини, что так называю, мы с детства знакомы, соседями были. Так вот, я хочу, чтобы ты знал – тебя на ту должность, что ты занимаешь, рекомендовал я. Когда твой проект победил в конкурсе, я подумал, что было бы просто отлично, если бы строительство возглавил ты. Как автор проекта, как талантливый бизнесмен, как уроженец нашего города. Когда определился застройщик, предложил твою кандидатуру в качестве руководителя и был уверен – справишься. Молодой, талантливый, два высших образования: архитектурное и строительное, – с нуля начал, без всякой поддержки, стал известным архитектором, бизнес твой тоже широко известен…
– Сергей Николаевич, не говорите так. Вы многого добились, и тоже с нуля! – возразил Гордеев.
– Да нет. У меня поддержка была. Тесть. Я же на дочери крупного краевого чиновника женился. А в тебя я всегда верил. Я же помню, как ты, ещё школьником, с нашей директрисой-взяточницей сцепился. Все знали о её проделках: взрослые, дети, – но молчали. А ты, можно сказать, ещё ребенок, всё в глаза директрисе высказал.
Гордеев слушал. Он готовился к тому, что его будут ругать, снимать с работы, а ему дифирамбы поют, хвалят.
Беляев продолжал:
– Руслан, учти, это только начало, будет ещё хуже. Очень многие тогда не хотели, не хотят и сейчас, чтобы ты руководил строительством, мечтают занять твоё место. Лакомый кусок, денег отмыть можно миллионы. Ты честный: воровать не будешь и другим не дашь, – поэтому неприятности вокруг и происходят.
– А кто эти многие? И откуда вы это знаете?
– Неважно. И у стен есть уши. Важно другое. Важно, что кроме тебя с этим строительством никто не справится – я точно знаю. Важно, что ты должен строительство закончить. И важно, что ты должен это сделать, причём кровь из носа. От этого зависит дальнейшая жизнь, и карьера тоже – твоя и моя. А жить нам с тобой ещё долго, полжизни ещё не прожили. Ты, конечно, можешь уехать хоть завтра, но подумай, что будет со строительством, с городом и что будет с твоей дальнейшей жизнью.
Гордеев помотал головой: такого он действительно не ожидал.
– Я польщён, Сергей Николаевич, – пробормотал он, – но если я не справлюсь?
– Ты? Справишься…
– А если уголовное дело против меня возбудят?
– «Если» не бывает. Уголовное дело прекратить – в моих силах. Его не возбудят. Пожарные акт составили – поджёг. Вот пусть полиция ищет, кто поджёг. Теперь соберись с силами и расскажи мне, почему возник конфликт с жителями хутора?
Гордеев отвернул колпачок пластиковой бутылки, глотнул уже ставшей тёплой минеральной воды, чуть подумал и начал рассказывать:
– У всех жителей хутора, включая моих родителей, нет свидетельств права собственности на землю за пределами хутора. Но хутор существует давно, ещё мои дедушка с бабушкой там проживали. Нет, кое-какие документы у жителей есть. На усадьбы, на приусадебные хозяйства, но не на землю за пределами хутора. Но жители считают иначе. Им когда-то нарезали в этом месте огороды – есть старые, примерно пятидесятилетней давности документы. Но эти документы свидетельством права собственности на землю не являются. Право собственности возможно восстановить по суду, но сложно, нужен хороший адвокат, разбирающийся в земельном вопросе. В нашем городе такого адвоката нет, даже в крае нет. Из Москвы нужно приглашать. Представляете, в какую копеечку обойдутся его услуги? Жители, даже если скинутся, не потянут. А решение нужно принимать по каждому конкретному участку в отдельности. Так вот, наша корпорация на эти участки в принципе не претендует – мы ждём решения суда. Если суд признает эти участки за жителями – отлично. Если нет, тогда мы будем на эти участки претендовать. Но это отдалённое будущее, очень отдалённое. Спорным является небольшой участок шириной около пяти метров и длиной примерно сто метров. Покойные супруги Поповы считали этот участок своим, а при составлении кадастрового плана строительства он оказался в черте строительства. Я не знаю, кто явился зачинщиком волнений, но факт остаётся фактом – жители посчитали, что организаторы строительства этот участок захватили специально, и когда стройку огородили, забор нахрапом сломали. Потом на этом спорном участке супруги Поповы построили хибарку и поселились там. Теперь хибарка сгорела. Ну вот… как-то так. Об экологической экспертизе –там всё чисто, эколог Богданов напрасно тратит время, да и все его аргументы – ерунда. Он просто тормозит строительство. Ему хорошо заплатили – видно невооруженным глазом.
– А твоему брату Геннадию тоже заплатили?
– Этот альтруист. Он денег не берёт, из вредности действует.
– Почему?
– Он считает, его жизнь не сложилась, а виноват я. По крайней мере, озвучивает. Это никакого отношения к конфликту на стройке не имеет!
– Руслан, ты не думаешь, что его тоже кто-то настраивает?
– Возможно, его и подогревают. Только вот кто?
В то же утро Вика пришла на работу намного раньше обычного. Она почти не спала ночь, думала о телефонном разговоре с незнакомой женщиной, женой её отца, переживала, что с её отцом произошло страшное несчастье, размышляла: как ей теперь быть, что делать, что предпринять, – и к утру приняла решение – она поедет к отцу!
Вика встала ни свет ни заря, даже позавтракать не смогла. Побежала на работу. И вот теперь она перекладывала бумаги, собиралась с силами, ругала себя за робость, заставляла себя – ей необходимо, если уж она решила ехать к человеку, который, по всей видимости, является её отцом… Ей необходимо поговорить со многими людьми – с начальством на работе, матерью, Сергеем, риэлтором Денисом. Объяснить свой поступок. А вот объяснения она придумать не могла.
Вообще-то она не должна никуда ехать, она должна сидеть в Москве и продавать квартиру. Должна? Почему она чего-то кому-то должна? Её отец тяжело болен, хочет её видеть, может быть, в последний раз. Вот к нему она ехать как раз и должна. А больше ничего и никому. Если она продаст квартиру на неделю позже, ничего не изменится. Но эту неделю она хочет посвятить своему отцу. Хочет выяснить, что и зачем всю жизнь скрывали от неё её мать и бабушка.
Вика вздохнула, встала, потащилась в кабинет к главбуху, который приходил всегда рано, раньше восьми. Она робко постучала в дверь кабинета, услышав почти грубое: «Ну кто ещё там?!» – Вика вошла в кабинет. Главбух поднял глаза от бумаг, сдвинул очки на кончик носа и спросил у неё:
– Виктория Викторовна, что-то случилось? Конечно, случилось, вы сегодня рано – это не к добру.
Вика прошла по кабинету, остановилась у стола главбуха. Тот повторил свой вопрос, но уже требовательно:
– Что-то случилось, Виктория Викторовна?
Вика тихо выдавила из себя:
– Да, случилось…
– Что? Говорите, не томите. Почему из вас нужно всё клещами тянуть? И говорите громче, и членораздельно, не бубните…
Вика собралась с силами и произнесла:
– Я прошу отпуск за свой счёт. На неделю…
Главбух удивился, ведь в их организации не принято было уходить в отпуск. Сам он неимоверно гордился тем, что не был в отпуске уже тридцать лет, а Вика на эти его высказывания всегда думала, что он не так уж сильно перетруждается, если не устаёт.
Главбух поинтересовался:
– Зачем вам отпуск? Вы устали? Вы не можете устать – вы такая молодая. От чего вам устать? Если работать не можете – увольняйтесь!
Вика старалась говорить громко и чётко, но голос её сильно дрожал и срывался:
– Я могу работать, я не устала. Но мой отец сильно болен, в тяжёлом состоянии в больнице, я хотела поехать к нему!
– Так поезжайте в выходные или после работы…
– Он живёт в Краснодарском крае. Я за выходные не успею!
– А что с ним?
– Серьёзная травма. Просил, чтобы я приехала: мы не виделись много лет.
– Так много лет не виделись – зачем сейчас ехать?
Вика опять опустила голову, и говорить стала тише:
– Он умирает…
Главбух продолжал вещать:
– Ерунда! Работы завал – она в Краснодарский край намылилась, отдохнуть захотела! Совсем молодёжь распустилась!
Тогда Вика не выдержала, вскинула голову и произнесла с вызовом:
– Если вы меня не отпустите, я всё равно уеду, напишу заявление об уходе, уеду. Ищите себе других рабов, чтобы за копейки без отпуска вкалывать. Я ничего не придумала, мой отец болеет. И если он умрёт, а я его не увижу перед смертью, не поговорю с ним, это будет на вашей совести…
До главбуха, наконец, что-то дошло, а потому он сказал совсем миролюбиво:
– Пишите заявление на отпуск за свой счёт и езжайте, но только на неделю… Через неделю чтобы были на работе…
Теперь наступила очередь её матери. Вика с мобильным телефоном в руках вышла в коридор, набрала знакомый номер телефона, вздохнула, нажала кнопку вызова. Мать ответила:
– Викуля, доброе утро. У тебя какие-то новости?
– Да, мама, у меня новости!
– Ты нашла квартиру?
– Нет, квартиру пока не нашла, но произошло другое. Мне вчера вечером звонила женщина…
– Что за женщина? Вика, о чём ты говоришь?
– Женщина, её имя Лариса. Сказала, что она жена моего отца!
– Какого отца, Вика? Ты о чём?
– Моего отца. Виктора Карпова…
– Вика, что ты говоришь! Тебе звонила какая-то женщина, сказала непонятно что! Почему ты всему веришь?
Голос матери набирал обороты, звенел, и Вика при этом думала, что звонившая женщина сказала правду: Виктор Карпов – её отец. А мать тем временем продолжала:
– Вика, почему ты всему веришь? Почему ты такая наивная, ты же уже большая девочка! Что хотела от тебя эта женщина?
– Мама, она сказала, что мой отец в тяжёлом состоянии, болен и хочет видеть меня… Он хочет, чтобы я приехала…
И тут сообразила: денег у неё совершенно нет, вчера последние двести рублей отдала за такси. Как она поедет в этот Южноморск? О чём думала, когда принимала такое решение? Вечно у неё так: сначала делает – потом думает. Непутёвая, одним словом. Права её бабушка! И ещё её мать сказала, что она вся в отца, он тоже поступал необдуманно…
Вечером Вика зашла к соседке по лестничной площадке – тёте Свете, хорошей знакомой её матери и бабушки, хозяйке двух породистых персидских кошек. Тётя Света приходу очень обрадовалась, гости у неё бывали нечасто, а Вику она знала с детства. Женщина засыпала её вопросами, потом слушала, вздыхала, кивала головой, а когда Вика перешла к главному – зачем она к соседке пришла, – та вся обратилась вслух. Как только Вика назвала имя и фамилию – Виктор Карпов, тётя Света поджала губы и, задумавшись, произнесла:
– Знала я Виктора Карпова, в нашем районе он жил, от нас через два дома. Семья у него приличная была: мать – музейный работник, отец вроде рано помер. Сестра ещё была старшая, замужняя, детишек у сестры двое. Но сам Витька отпетым хулиганом был. В тюрьме сидел. Люди говорили – в тюрьме сгинул. А оказывается, он твой отец! Стало быть, твоя мать с ним спелась. Барышня и хулиган. Твоя мать пай-девочкой была, аккуратненькая, в музыкальную школу ходила, в институт поступила. Потом уехала. Твоя бабка говорила – Надя в Питере живёт, учится. Позже твоя мать с тобой появилась, с маленькой. Бабка твоя сказала, мол, муж Нади военный, на подводной лодке служил, погиб. Мы Надю жалели, не спрашивали ничего. И вот как оказалось – в Питере твоя мать не жила, мужа военного у неё не было. С Витькой Карповым где-то шастала. А бабка твоя – натуральная партизанка! Ничего не рассказывала!
Вике не нравился этот разговор. Не нравилось, что соседка о её матери отзывается так пренебрежительно. Но соседке не возражала, не оправдывалась, про себя опровергала – соседка говорит неправду, точно неправду, правду она узнает скоро. И всё же перебила монолог соседки:
– Тётя Света, я к отцу хочу поехать: он болен. Вы мне денег взаймы дадите? Немного… Я верну очень скоро…
Тётя Света, к Викиному удивлению её, намерение одобрила:
– Что к отцу собралась – правильно, поезжай. Сколько денег нужно?
Вика задумалась. К её стыду она не знала, сколько стоит билет на поезд, она даже не знала, до какой станции ей нужно ехать. Она помотала головой и призналась:
– Понятия не имею… А сколько стоит билет на поезд?
– А куда тебе нужно ехать?
– В Южноморск…
– Вообще-то туда поезд не идёт. До Анапы нужно ехать или до Новороссийска, а оттуда – до Южноморска на автобусе. Ты говоришь, хутор?
– Да, хутор Вишнёвый.
– Я думаю, до Южноморска доберёшься – там уточнишь, куда дальше. А денег сколько нужно? Тысяч десять, может быть, хватит… Если ещё понадобятся деньги, позвони, вышлю, раз такое дело – отец при смерти! – Тётя Света достала из старинного секретера шкатулку, из шкатулки – небольшую пачку денег, отсчитала десять купюр и протянула со словами: – Вот на шубу коплю, но лето впереди – шуба мне вряд ли скоро понадобится, а ты, я думаю, к осени деньги вернёшь…
– Я раньше верну, – обрадовалась Вика, – много раньше…
Она крепко зажала деньги в кулаке, обняла тётю Свету, поцеловала в щёку и побежала к себе. Она была искренне соседке благодарна, хоть та и наговорила ей много неприятного. Дома, в спальне, она нашла журнал, на котором записала номер телефона соседей её отца, решила позвонить, предупредить, что приезжает.
Наконец дозвонилась, услышала длинные гудки, потом к телефону подошёл молодой мужчина, как Вике показалось, не выспавшийся или сильно нетрезвый. Этот мужчина говорил с Викой неприветливо, по сто раз переспрашивал, кто звонит и что хочет. Вика даже немного опешила. Она представилась как положено, объяснила, кто она и что хочет, но мужчина на том конце провода, на хуторе Вишнёвый, ей не поверил:
– Кто ты, сказала, такая? Витьки Карпова дочка? Брехня! Не было у него никакой дочки!
– Можете мне не верить, но Лариса мне сама позвонила – ей телефон дал отец. Я прошу, передайте Ларисе, что я приеду очень скоро, через пару дней.
– Да передам, она часто нам звонит. Её сынок, Виталька, у нас живёт. Как, скажи, тебя зовут?
– Вика. Виктория Астахова.
– Виктория? Вы с Витьком тёзки! Может, он действительно твой отец!
Геннадий Гордеев положил телефонную трубку и тут же забыл о разговоре. Чушь какая-то – приезжает дочка Виктора Карпова, какая-то Вика! Нет у Виктора никакой дочки. Эта девчонка, которая звонила, перепутала что-то. Психованная девчонка! Генка отошёл на пару шагов от телефонного аппарата, но тот зазвонил снова. Пришлось вернуться и снять трубку. Звонили как как раз ему.
– Геннадий?
– Он самый! Что нужно? – Генка ответил почти грубо, но того, кто ему звонил, грубость Генки не тронула.
– Мы с вами встречались пару дней назад. Я передал вам фотографии.
– Помню. Что хотите от меня? Денег за фотки? У меня нет.
– Денег мне никаких не нужно. Мне нужна от вас услуга!
– Услуга? Что за услуга?
– Давайте увидимся и поговорим по душам? Хорошо?
– Да. Где?
– Там, где и встречались, через пару часов. Идёт?
– Хорошо. Через два часа.
Геннадий положил трубку и задумался. Этот разговор, в отличие от предыдущего, он воспринял всерьёз и через два часа подъехал к маленькому кафе, тому самому, где несколько дней назад встречался с незнакомцем, передавшим ему фотографии, подтверждающие связь его брата с его женой.
Незнакомец ждал его, курил у входа в кафе. Геннадий поставил машину на стоянку, открыл дверь, чтобы выйти, но незнакомец остановил его жестом руки, обошёл машину и, сев на пассажирское сиденье, предложил:
– Давайте поговорим здесь, без свидетелей…
Генка пожал плечами и кивнул. Незнакомец продолжал:
– Геннадий, хотите, чтобы та стройка, которую ведёт ваш брат, остановилась? Вы ведь с вашим другом Богдановым этого добиваетесь?
Позже Руслан вспоминал тот четверг с содроганием. От того, что произошло в тот день, ему было противно, тошно и стыдно. Какой позор! В произошедшем он винил только себя. Но он ничего не предпринял, пустил на самотёк, и произошло то, что произошло…
Ровно к двенадцати часам, в четверг, в офис компании Руслана прибыла делегация австрийских бизнесменов: четыре человека плюс переводчик. Аня проводила их в кабинет генерального директора, предложила кофе. От кофе все отказались, и Аня вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Австрийские бизнесмены расселись за столом для переговоров. Руслан – во главе стола, но не обратил внимания на шум, доносящийся из приёмной…
Вдруг дверь в его кабинет распахнулась, и на пороге возник его горячо «любимый» братец в кожаной куртке, несмотря на жару. За спиной у Геннадия маячила Аня, она пыталась оправдываться, говорила:
– Руслан Олегович, я не виновата! Он меня не послушал! Я предупреждала, что нельзя, что переговоры, но он меня оттолкнул…
Гордеев старший обратился к младшему:
– Ген, что хочешь? Я действительно занят, позже поговорим!
Генка загадочно улыбнулся, достал из-под куртки обрез ружья, наставил на Руслана и негромко, чётко произнес:
– Что хочу? Тебя, гада, убить хочу! Такие, как ты, жить не должны!
Руслан похолодел, но ему было совершенно не страшно, абсолютно, и он почему-то был уверен, что Генка не выстрелит, испугается – он всегда слабаком был. А если и выстрелит, значит, так тому и быть, всё к лучшему, никчёмная жизнь кончится прямо сейчас, и тогда его сегодняшний провал будет ему безразличен.
Но австрийские бизнесмены испугались страшно, попрятались под стол, а Руслан, в отличие от них, не сдвинулся с места, бровью не повёл, так и сидел во главе стола, положив аккуратно руки на его крышку, в дорогом светлом костюме, с тщательно расчёсанными волнами волос, неправдоподобно красивый и спокойный.
Генка заметил, что его брат не испугался, и это ему не понравилось. Он двинул стволом обреза и крикнул:
– Ты думаешь, я шучу?!
Руслан пожал плечами, наконец, прореагировав на происходящее:
– Возможно, нет. Стреляй, я не против. Если тебе так хочется, если ты меня так сильно ненавидишь – убей! Если тебе будет легче жить, ты дышать спокойно сможешь – убей! Тебе, если только тебя вменяемым признают, лет десять за меня дадут. Строго режима. Но ты молодой, здоровый – отсидишь, ещё молодым выйдешь. Только я сомневаюсь, что тебя признают вменяемым, потому что ты псих! Стреляй! Кишка тонка? Стреляй! Боишься?
Генка ещё раз двинул стволом обреза:
– Заткнись!
Тут Анюта, всё ещё стоящая за спиной у Генки, поступила так, как никто от неё не ожидал. Она кинулась Генке на спину, попыталась вырвать у него обрез, но тот легко отшвырнул её от себя, и она пролетела в угол кабинета, сильно ударилась коленкой об угол низкого журнального столика, а потом то ли боли, то ли от страха истошно завопила.
Охранники, дежурившие на входе в офис, услышали крики Анюты и поняли, что происходит что-то экстраординарное. Они прибежали в приёмную генерального директора, увидели распахнутую дверь в его кабинет, а там вопиющую картину – Генку с обрезом, в углу воющую от боли Анюту, австрийских бизнесменов под столом и генерального директора Руслана Олеговича, спокойно сидящего во главе этого ужаса, настолько бледного, что на него было страшно смотреть.
Генку обезоружили, отняли у него обрез, скрутили. Тут появился начальник охраны, за ним – десяток оперов. Генку увели, Анютке стали оказывать первую помощь – реанимировать её разбитую аппетитную коленку. Австрийские бизнесмены тихонько, под шумок скрылись из здания. А начальник охраны оправдывался перед Гордеевым:
– Руслан Олегович, простите, мы не думали, что он такое выкинет! Он ваш брат, мы его всегда спокойно пропускали: тихо себя вёл, не хулиганил.
Руслан, поморщившись, проговорил:
– Дело сделано. Металлоискатель на входе нужно поставить, чтобы впредь таких инцидентов не было, и правда – убьет кого!
Тут на пороге кабинета появился майор Никитин. Сразу с претензиями направился к Руслану:
– Рус, ни дня без приключений, а я ещё за пожар не все шишки получил! Что на этот раз случилось?
Руслан опять поморщился, потёр левую сторону груди рукой – сердце у него щемило – и тяжело вздохнул:
– Не знаю… Честно, не знаю… Какая муха его укусила…
– Откуда у него обрез?
– Отцовский…
Руслан снова потер грудь: сердце у него болело всё сильнее, он всё ещё был неимоверно бледным. И, глядя на него, Майор Никитин предложил:
– Руслан, давай «скорую» вызовем? Ты такой бледный, у тебя инфаркт сейчас будет… Тебе плохо совсем…
Руслан возражал:
– Нет. Я сказал – нет! Я здоров…
– Как хочешь! – Павел пожал плечами и продолжил: – Я о тебе забочусь. Друг всё-таки… столько лет вместе за одной партой просидели.
Но Руслан был настроен очень решительно:
– А вот обо мне заботиться не нужно: ты не мать Тереза, и я способен за собой присмотреть. Дело сделано – переговоры этот идиот сорвал. Что со мной дальше будет – вопрос. Точно уволят!
– Давай «скорую» вызову!
– Нет, я сказал! Не ясно? – Руслан стукнул кулаком по столу, однако Павел воспринял всё очень спокойно:
– Хорошо, не нервничай, водички выпей. Давай тебя допрошу о произошедшем, потом твоего братца упечём лет на пять за угрозу убийством!
– Не было угроз. Я угроз не слышал… Мне никто не угрожал, а обрез был бутафорским. Мой брат так шутит…
– Рус, ты что? Ты серьёзно?
– Можешь привлечь меня за дачу ложных показаний – не буду свидетельствовать против брата!
– Эй, брата покрываешь? Он обрезом размахивает, а ты покрываешь?
– Покрываю. Он дурак, мы с ним столько боли родителям причинили, и я не хочу причинять ещё. Подержи его денёк в обезьяннике, потом выпустишь. Скажешь – пьяный он был.
– Пьяный в двенадцать часов дня?! Ты ненормальный, такой же, как и твой Генка! У меня слов нет!
Восемнадцать лет назад, Южноморск
То, что золотую медаль по окончании школы получит Руслан Гордеев, знали все: и учителя, и ученики, и родители учеников. Руслан учился лучше всех, за десять лет учёбы он не получил ни одной четвёрки, побеждал на всех олимпиадах, во всех конкурсах, его посылали на олимпиаду даже в Москву, где он, кстати, тоже победил.
Но всё получилось иначе. Перед последним выпускным экзаменом Руслана вызвали к директору школы, потребовали, чтобы завтра Гордеев пришёл с родителями. Руслан удивился, ведь повода не было, учился он отлично, дисциплину не нарушал, и если родителей вызывали в школу, то только из-за Генки, который был хулиганистым парнишкой.
Когда Руслан передал просьбу директрисы родителям, реакция их был разной. Мать предчувствовала плохое, охала, причитала, а отец почему-то решил, что его старший сын сделал что-то недопустимое, нахулиганил, стал сына ругать. Руслан отпирался – он ничего плохого не делал, но отца было не переубедить.
На следующее утро отец с матерью поспешили к директрисе. Её кабинет находился на первом этаже, и Руслан решил подслушать разговор, узнать, в чём же он провинился, зачем пригласили его родителей. К его счастью или, наоборот, к несчастью, на улице было жарко, окна распахнуты, кондиционеры тогда ещё были редкостью, тем более в их небольшом городке, в обычной, далеко не элитной школе. Руслан обошёл здание, остановился под окном кабинета директора. Он услышал, что директриса предлагает его родителям заплатить за то, что ему полагается по праву – за его золотую медаль. И заплатить огромную по тем временам сумму.
То, что он услышал, его возмутило, взбесило. Он сорвался с места, обежал школу и помчался в директорский кабинет. Секретарь, немолодая женщина, стала его останавливать, но безуспешно. Руслан ворвался в кабинет, увидел растерянные, испуганные лица родителей, таких денег никогда не видавших, не представлявших, где их можно достать. Увидел покрасневшую от негодования директрису.
Отец попытался удержать его от решительных действий, остановить. Он знал горячий и буйный нрав сына, знал, что тот сейчас наломает дров, всё испортит, а потому схватил того в охапку и начал говорить:
– Руслан, сынок, идём отсюда. Да ну её, эту медаль, к чёртовой бабушке, пусть твоя директриса подавится ею! Так проживём! Ты у меня такой умный – без медали всюду поступишь.
Но Руслан, полный юношеского максимализма, горел негодованием, выкрикивал оскорбления в лицо директрисе:
– Как вы можете такое предлагать! Это наглость! Я заслужил медаль по праву! Вы преступница!
Ему удалось вырваться из рук отца – он был на голову выше ростом, здоровее физически, – и, очутившись в шаге от директрисы, он повторил:
– Вы преступница! Я этого так не оставлю!
Что потом сделала директриса, как поступила – было на руку Руслану и его отцу. Но оба поняли это позже. Она начала орать на парня, оскорблять, называть «недоноском», «дебилом», «уродом», вцепилась ему в воротник рубашки, влепила увесистую пощёчину.
Тут вмешался отец, кинулся защищать сына, оттолкнул её и, когда отталкивал, въехал ей в глаз локтем! Та упала на пол, заголосила. Секретарь вызвала милицию, в отделение забрали обоих – и отца, и сына. А директриса отделалась фингалом под глазом, порванным платьем и помятой пышной причёской, на которую в парикмахерской убила час времени…
Что в милицию забрали отца и сына, ещё не было концом истории. Против них, по настоянию директрисы, возбудили уголовное дело, отправили в следственный изолятор. Руслан не сдал последний экзамен и, естественно, не получил аттестат, а уж о медали и говорить нечего.
Через неделю пребывания в следственном изоляторе, у Руслана начались ужасающие боли в желудке, и его перевели в тюремную больницу. Диагностировав язву, стали готовить к операции. Матери сказали: «Без операции ваш сын не жилец!»
Но мать смогла освободить их из тюрьмы. В отчаянии, что может потерять сразу и сына, и мужа: одного в тюрьме, а другого на операционном столе, – она обошла всех чиновников их города и даже краевого центра, рассказывая историю о своём замечательном сыне-отличнике и злодейке-директрисе. Показывала дневники сына за все десять лет учёбы, его грамоты за победы на олимпиадах. Она была везде, нашла даже свидетелей – её поддержали многие обиженные родители и даже секретарь, видевшая драку отца и сына Гордеевых с директором школы.
У секретаря были дочь и малолетняя внучка. Дочь воспитывала внучку одна, работала в их школе учителем младших классов. Секретарь просила директора разрешить её дочери дополнительно вести группы продлённого дня, но та заартачилась.
Директрису вызвали в прокуратуру, серьёзно поговорили, предложили заявление на Гордеевых, забрать и из школы уволиться, а то уголовное дело! А она тут же направилась в поликлинику, взяла больничный и, пробыв на лечении несколько месяцев, оформила инвалидность. Тихонько продолжала жить в роскошном коттедже на окраине города, ждать, когда история её позора забудется.
Отца Руслана выпустили из следственного изолятора, продержав там, можно сказать ни за что, два месяца с матёрыми уголовниками и рецидивистами, а Руслана из тюремной больницы перевели в лучшую краевую, где тоже стали готовить к операции.
Мать оперировать сына не дала. Забрала чуть живого, бледного, страшно похудевшего сына, отвезла на хутор Вишнёвый к своим родителям, где начала лечить народными методами – травами, мёдом, прополисом, молоком. Руслан и сейчас помнит свои ощущения: в летние дни, почти двадцать лет назад, когда он лежал на полу веранды, на мягкой пуховой перине в доме у своей бабушки. Он не хотел лежать в комнате: там ему было душно, а на улице ему и родители, и бабушка лежать не разрешали.
Несколько месяцев назад, той же весной, Южноморск
Руслан докурил очередную сигарету, затолкал окурок в переполненную пепельницу, из пачки достал следующую, но… отложил в сторону, обхватил голову руками. Он сидел уже несколько часов, в одиночестве, курил, думал. В его кабинете уже дым стоял столбом. Руслан пытался хоть что-нибудь решить и не придумал ничего лучшего, как написать заявление об уходе, разорвать контракт и уехать в Москву.
Захотелось выпить кофе. Вышел в приёмную, включил там электрический чайник. Открыл шкафчик, где Аня хранила банки с кофе, пачки с чаем, сахар, чашки и ложки. И когда он доставал банку кофе, то уронил её – тара разбилась, кофе рассыпался по полу. Гордеев стал шарить по углам приёмной, искать веник и совок, заглядывал за шкафы, за дверь… На шум заглянул пожилой охранник: лысоватый, кряжистый, с военной выправкой. Гордеев не ожидал, что в приёмную кто-то войдёт, и когда охранник обратился к нему, то он, погружённый в свои мысли, вздрогнул, удивленно поднял голову.
– Руслан Олегович, все разошлись. Почему домой не идёте?
Руслан на вопрос охранника не ответил, спросил в свою очередь:
– Вы не знаете, где мне найти веник?
Охранник удивился:
– Зачем вам веник?
– Я банку кофе разбил. Неудобно: завтра Аня придёт, а я здесь напакостил, – Руслан показал на осколки на полу. Охранник кивнул, пошёл искать веник и вернулся быстро, а после уборки осколков опять спросил у Гордеева:
– Руслан Олегович, почему домой не ушли? Сами всех распустили!
– Сейчас кофе выпью и пойду. А вообще, что там делать, там никого нет. А здесь вы есть. Выпьете со мной? У меня водка…
Охранник внимательно посмотрел на Гордеева, покачал головой и понял, что одного его лучше не оставлять. Потому предложил:
– Ну что, Руслан Олегович, беспорядок ликвидирован, давайте-ка мы с вами не кофе, а чайку выпьем, с мятой. Не нужно кофе пить: вы не слишком хорошо себя чувствуете!
Руслан чисто машинально тёр левую сторону груди, сердце у него щемило, но слова охранника его возмутили, он продолжал настаивать:
– Может, всё-таки водочки? В одиночку пить как-то противно!
Они подвинули стулья к небольшому столику, охранник достал из кармана целлофановый пакетик, обалденно пахнущей мятой и чабрецом, чайную заварку и опять возразил Руслану:
– Не нужно вам водку пить…
Руслан улыбнулся:
– Легче становится, как выпью. Стресс алкоголь снимает.
– Неправда это. Не снимает алкоголь стресс, ну, может быть, небольшая доза… А если много выпить, совершенно противоположного эффекта можно добиться, в петлю полезть.
Руслан опять улыбнулся:
– Вот это как раз мой случай… В петлю очень хочется…
Охранник напрягся, перебив Руслана:
– Руслан Олегович, сейчас чайку заварю, попьём с конфетами – вон у Анюты коробка на столе! – кивнул на коробку конфет, действительно лежащую на столе у Ани. – От стресса лекарство – задушевная беседа. Мы побеседуем, подумаем, как поступить!
Руслан вздохнул:
– Простите, я не знаю, как вас зовут…
– Николай Иванович меня зовут, можно дядя Коля…
Руслан продолжал:
– Чего думать, Николай Иванович: как поступить – уже решил!
– Чего ты надумал, чего решил-то, Руслан? Извини, я так, по-простому к тебе обращаюсь. Я на тридцать лет тебя старше.
– Всё правильно, всё нормально. А что я решил, Николай Иванович? В Москву уеду. Мне делать здесь нечего. Всех, кто в меня верил, мне доверял, мои неудачи оправдывал – всех подвёл. Беляев меня рекомендовал. А я его доверие не оправдал…
– Почему ты думаешь, что не оправдал доверие Беляева?
Николай Иванович заварил чай, разлил по кружкам, бросил в каждую кружку по три куска сахара, пододвинул одну из кружек Руслану. Тот кивнул, отхлебнул чай из кружки и ответил:
– Почему не оправдал доверие? Со стройкой не справился. У меня местные жители требуют строительство прекратить, экологи в суд подают, пожар случается или поджёг, и вообще – угроза убийством. Инвесторов нет, все контракты сорваны…
Николай Иванович всё не унимался:
– А почему, вот почему? Ты думал, почему так происходит?
– Мне Беляев рассказал, есть люди, которые очень хотят, чтобы меня сняли с работы, отдали под суд и другие люди заняли моё место. В администрации две группировки борются: с одной стороны – Беляев, с другой – кто-то ещё, а я между ними оказался. Но я одного не понимаю: складывается впечатление, будто мои противники владеют информацией лучше меня.
– А ты не думал, что твой телефон могут прослушивать? – высказал предположение.
– Хм…
– Жучки могут быть установлены. Я завтра попробую кое-кое-какое оборудование достать, в субботу кабинет проверю. И хорошо, что мы сейчас здесь сидим, не в кабинете. А теперь скажи, кто был в курсе твоих переговоров?