— Горько! — в сотый раз за весь вечер кричит ведущий с голливудской улыбкой. От неестественной белизны его зубов хочется зажмуриться.
— Горько! — в унисон повторяют гости.
Над столами поднимаются бокалы. Слышно звон хрусталя и перелив радостного смеха.
Я тяну улыбку на своем лице с такой силой, что у меня болью сводит мышцы. Рука с бокалом безалкогольного шампанского чуть-чуть подрагивает, но это почти незаметно для постороннего взгляда.
Маринка, моя сестра, купается во всеобщей любви и внимании. У нее изысканное свадебное платье, пошитое из лучших итальянских тканей и украшенное кристаллами Сваровски. Она безупречна и знает об этом. Сегодня ее день.
Улыбнувшись гостям, Маринка поворачивается к своему новоиспеченному мужу и первой тянется за поцелуем. Какой это по счету за весь вечер, наверное, никто и не знает. А я знаю. Почему-то.
Двадцать второй поцелуй. Самый долгий и… самый откровенный.
Я вовремя опускаю свой бокал, иначе точно его не удержала бы и разбила. Хотя, многие утверждают, что разбитая посуда — это на удачу. В моем же случае это вызвало бы ненужное внимание к моей скромной персоне.
Моя старшая сестра сегодня стала женой моего парня. Единственного и любимого до ноющей боли в груди.
Но мы вроде бы всё уже решили. Я ушла в сторону, чтобы не мешать их счастливой жизни. К тому же ребенок должен расти в полной семье. Кто я такая, чтобы его лишать этого? Сама не понаслышке знаю, насколько это трудно, когда в твоей жизни есть только один родитель.
Только вот темная и эгоистичная часть меня категорически не согласна с таким вот актом альтруизма. Эта часть меня злится, бешено ревнует и умирает в сумасшедшей агонии. Я пытаюсь успокоить ее, прикрываю ладошкой, нежно поглаживаю, но она кусается и требует только одного, чтобы на месте Маринки были мы. Но это невозможно. Железобетонно невозможно.
— Кажется, мы молодым здесь больше не нужны, — посмеивается ведущий и театрально покашливает в микрофон.
Маринка и Артур отрываются друг от друга. Сестра делает вид, что ей совсем немножко, но стыдно. Правда, ей почти никогда и ни за что не бывает стыдно. Такой уж она человек.
Кто-то из наших далеких родственников заботливо подсыпает мне в тарелку салат. Я кивком благодарю, но вряд ли притронусь сегодня хоть к какому-нибудь блюду.
Моя цель проста — отсидеть свои полтора часа и незаметно исчезнуть с этого праздника жизни. По большему счету я здесь из-за папы, чтобы он не переживал, будто мы с Маринкой теперь на всю жизнь останемся врагами. Пусть думает, что всё хорошо. Отыграю свою маленькую роль и уйду в свое одиночество, затаившееся в моей крошечной однушке.
Гиперактивный ведущий продолжает отрабатывать каждую заплаченную ему копейку и объявляет начало веселых конкурсов.
Вот сейчас как раз и появится тот самый момент, чтобы исчезнуть.
Пока для конкурса отбираются участники, я потихоньку отодвигаю свой стул и скомкано прощаюсь со своими «соседями».
Хочу поскорей оказаться дома, снять свое проклятое серебристое платье, купленное специально для этого дня и забиться в угол.
— Я пошла, — шепчу папе на ухо и обнимаю его со спины.
— Как? Уже? — он оборачивается и уже хочет встать со своего места.
— Сиди-сиди. Да. Что-то голова сильно разболелась. Может, магнитная буря?
— Не знаю, доча. По новостям о ней ничего не говорили.
— Вот и я не знаю. Приеду домой, погуглю.
— Ты… Точно… всё хорошо?
Я знаю, о чем именно меня спрашивает папа. Просто он такой человек, который не привык говорить на деликатные темы, но и игнорировать их не может.
— Лучше всех, — нагло вру и приправляю ложь самой веселой улыбкой, на которую я только способна.
— Как доберешься домой, позвони. Ладно?
Киваю, еще раз чмокаю его в щеку и ухожу.
На улице прохладно и непривычно тихо после шумного банкетного зала.
— Веснушка!
Мне будто кто-то кинжал вставляет в позвоночник. Я плотнее кутаюсь в свое тонкое пальто и ускоряю шаг.
— Веснушка! Влада!
Хочу заткнуть уши ладонями. Хочу оглохнуть, чтобы не слышать вот это эхо из прошлого.
Не оборачиваюсь.
— Да стой же ты! — звучит уже громче, и крепкая ладонь ложится мне на талию.
Я шарахаюсь, будто меня ударило током.
— Веснушка…
— Нет! Нет, нет, нет! Не называй меня так! Ты больше не имеешь права так меня называть! Нет! — отчаянно мотаю головой, как заводная игрушка.
— Мы совершаем ошибку, — Артур рвано выдыхает облачко пара и смотрит на меня, не моргая.
Такой красивый в этом своем смокинге и с маленькой аккуратной бутоньеркой на лацкане.
Такой красивый и больше не мой. Да он и никогда не был моим. Я себе всё это просто придумала. Да, именно так.
— Нет. Как раз наоборот. Мы сделали всё, чтобы ее не совершить. Возвращайся. А то, что же это за свадьба без жениха, правда?
— Вес… Влада, прошу тебя, не делай этого с нами, — он хочет ко мне прикоснуться, но мой взгляд буквально предупреждает его этого не делать.
— Я всё делаю правильно.
В горле распухает ком. Я слишком резко разворачиваюсь, отчего в голове начинает немного кружиться. Продолжаю идти вперед.
— Веснушка! — не просто зовет, а орет на всю Артур.
Я ускоряюсь, боясь, что он пойдет за мной. Сама не понимаю, как оказываюсь на проезжей части.
Всё происходит быстро: ослепляющий блеск фар, визг тормозов и глухой удар. Он мне почему-то напоминает звук вылетевшей из бутылки пробки. Я как она, тоже куда-то улетаю и понятия не имею, где приземлюсь.
Старт дан. Устраивайтесь поудобней. Здесь вас ждет море разнообразных эмоций. Будет больно, будет интересно. Не забудьте добавить книгу в библиотеку, поставить лайк и написать комментарий. Мне будет о-очень приятно)
Несколько месяцев назад
— Любишь моего Артура? — переспрашиваю и пялюсь в экран ноута. — Мариш, ты действительно талантливая актриса. Я тебе даже поверила на секунду, представляешь? Срочно освобождай место на своих полках, там обязательно будет стоять Оскар. Ну и именную звезду на Аллее славы тоже обязательно нужно получить.
— Владка, — вздыхает старшая сестра и скрещивает руки на краю стола. Кажется, мои слова насчет почетных кинонаград она не восприняла всерьез. — Прости, но я сейчас не играю. Совсем.
Когда Маринка позвонила мне по скайпу, я решила, что она просто хочет меня поздравить и поддержать. Я наконец-то выписываюсь из больницы. Осталось уладить только пару бюрократических нюансов, а затем сесть в такси и поехать в аэропорт. Но, кажется, я ошиблась.
— Я… Я ничего не понимаю, — растерянно смотрю на Марину и невольно ищу на ее лице хотя бы тень сожаления или вины. Но там нет ничего, кроме собранности и серьезности.
Мы с Мариной сёстры только по отцовской линии, но всегда были дружны. Она старше меня всего лишь на несколько лет. Я ее очень люблю и более того всегда к ней прислушиваюсь. Дарья, моя мачеха, меня, мягко говоря, едва терпит. Я — ее вечное напоминание о неверности моего папы. А вот Маринка сразу меня приняла, как только мы познакомились. Мы никогда не ссорились и не делили папу. Он нас любит одинаково и всегда об этом напоминает.
— Владка, у тебя сейчас шок. Это понятно, — Маринка заправляет за ухо свои темные волосы. — Но ты должна меня понять. Нас понять.
Отрицательно качаю головой. Это получается инстинктивно. Я хочу отгородиться от такой реальности, но проблема состоит в том, что теперь пришло время учиться жить без снотворного и обезболивающего.
— Прошу, просто послушай меня. Так бывает в жизни. Мы не всё можем контролировать. Ему было тяжело, Владка. Очень! Ты в больнице, а он мечется между тобой и работой. Это сложно. Не каждый такое сможет вынести. Скажи спасибо, что пить не начал.
— Поэтому ты решила его по-своему поддержать? — каждое слово произношу медленно и даже не осознаю, что мой вопрос звучит с приличной порцией ядовитого сарказма.
Мне становится плохо не только от признания Марины, но и от того, что кое в чем она действительно права.
Последний год моей жизни был очень тяжелым. Я провела его в больнице и могла умереть, потому что кроме проблем с женским здоровьем мое сердце с трудом выдерживает нагрузку. Я боролась за свою жизнь. Буквально выдирала ее из цепких костлявых рук смерти.
Итог — я вряд ли в будущем смогу иметь детей. Процент есть, но чудовищно крошечный и на его волшебную силу я даже не надеюсь.
До того, как я попала в больницу, мы с Артуром активно планировали нашу свадьбу. Я точно знала, какое хочу платье, начинку для нашего торта и композицию букета невесты. Но болезнь внесла свои коррективы. Свадьбу мы отложили на неопределенный срок.
Артур по возможности старался как можно чаще приезжать ко мне. Весь год он действительно жил почти на две страны. Метался между мной и работой. Лечение оказалось очень дорогим. Папе даже пришлось взять кредит.
Мне до сих пор больно и страшно всё это вспоминать. Особенно страшно было перед операцией и в те моменты, когда я видела в своей палате Артура. Он буквально таял на глазах, был очень изнурен, но всё равно находил в себе силы, чтобы улыбнуться мне, подбодрить и просто порадовать какой-нибудь мелочью, типа живых цветов. Я же захлебывалась слезами, чувствовала вину и просила его больше не приезжать. Он ради меня был готов разрушить свою карьеру такими вот поездками, а я… я оказалась бракованной.
Его карьера — это слишком высокая плата. Он только начал делать первые шаги. Я не могу ее принять. До сих пор. Потому что мне нечем отплатить. Кажется, что всей моей любви не хватит, чтобы сделать это. Артур еще со времен универа ни раз и ни два повторял, что хочет детей. Обязательно двоих. Неважно, какого пола, главное, чтобы это были наши с ним дети.
А теперь… Теперь получается, что Артур просто устал от всего этого и нашел утешение в другой женщине. В моей сестре.
— Если ты думаешь, что мы сразу прыгнули в койку, Владка, то это не так. Совсем не так. Но когда это случилось, я поняла, что… Это любовь. Пути назад уже нет. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело.
— Нет, это уж вряд ли, — шепчу и стараюсь сохранить в своем голосе хотя бы каплю спокойствия.
— Да, ты права, но я пытаюсь, Владка. Понимаешь? Я очень пытаюсь тебя понять, но и ты должна это сделать. Я просто больше не могу молчать. Артур… Он же такой деликатный с тобой, всегда пытается тебя оберегать, защищать. Не знаю, сколько времени ему понадобилось бы, чтобы тебе всё рассказать. А я не хочу тебе больше врать. Не хочу засыпать и просыпаться с чувством вины. Поэтому решила сама всё тебе рассказать. Ты у нас умная и сострадательная. Сумеешь правильно нас понять.
Я скашиваю взгляд на окно своей палаты. Из него видно ясное небо и панораму города. Красиво так и зелени много. Я хочу прогуляться, хочу вернуться к той своей жизни, когда я еще была здоровой, а не слушать вот это всё.
— Он ведь меня любит. По-своему. Этот год всех нас изменил. Очень. Но, может, это и не плохо, а? Ты сможешь начать жизнь с чистого листа. Классно, правда же? Еще с детства между нами что-то было, просто ни я, ни он до конца этого не понимали, — продолжает Марина. — Ты ведь потом уже появилась, а я с ним с пеленок знакома. У нас получился своеобразный и долгий путь к принятию чувств. Всё это очень драматично звучит. Кто знает, может, он потом о нас снимет целый фильм?
— Чего ты от меня хочешь? — спрашиваю бесцветным тоном и продолжаю пялиться в окно. — Чтобы я вас благословила после того, как получила нож в спину?
— Ну, Влада! Какой еще нож? К чему так сильно сгущать краски? Я точно знаю, что давно вышла замуж за Артура, если бы ты третьей не влезла в нашу дружбу. Но разве я на тебя за это обижалась? Хоть раз упрекнула или обвинила?
— Малыш, всё готово, — бодро заявляет Артур, машет подписанными бланками и улыбается мне во все тридцать два зуба. — Ты как? Хорошо себя чувствуешь?
Я поворачиваюсь к нему, смотрю, рассматриваю. Будто вижу Артура впервые.
Может, так и есть? Ведь тот другой Артур никогда со мной так подло не поступил бы.
Он одет просто и удобно — в серые спортивные брюки и такого же цвета толстовку с капюшоном. На голове кепка. Повернутая козырьком назад. Артур их очень любит. Та, что сейчас у него на голове — моя. То есть, мой подарок на прошлый Новый год. На ногах привычные массивные кроссовки.
Артур отлично сложен. Он очень любит спорт, но сейчас кажется заметно худей, чем обычно.
Из-за меня.
Наверное.
Его скулы стали острее, под глазами пролегли тени. Иногда глядя на Артура мне кажется, что болела не одна я, а мы вместе. Он действительно очень истощен, но по-прежнему находит в себе силы быть беззаботным и заряженным энергией.
Взгляд любимых серых глаз тоже заметно уставший, но в нем лучится радость. Артур всегда вот такой — старается позитивные эмоции нести впереди себя. Он не любит жаловаться или просто говорить, что устал.
— Веснушка? — осторожно зовет меня и подходит ближе.
— Всё хорошо, — еле выталкиваю из себя ответ и слегка приподнимаю уголки губ.
Артур с облегчением выдыхает и снова улыбается. Откладывает бланки на стол и присаживается передо мной на корточки.
Я всё еще слышу голос Маринки в своей голове, отчего тупая боль в грудной клетке отдается особенно сильным горячим толчком.
— Мы справимся, — вдруг тихим и крайне серьезным тоном обещает Артур.
Он чуть-чуть хмурится, опускает взгляд на мои руки, безвольно лежащие на коленях, берет в свои. Очень аккуратно, будто я вдруг стала настолько хрупкой, что любое случайное движение может мне серьезно навредить.
С ней Артур так же себя ведет? Или по-другому? Наверное, по-другому, потому что Марина сильней меня, смелее. С ней не нужно постоянно носиться.
— Правда, придется тебя долго откармливать, — шутит Артур и поднимает на меня свой взгляд. — Ты у меня почти прозрачной стала. Но ничего страшного, справимся. Моя мама это так просто не оставит. Она уже во всю готовится тебя встречать.
Мысль о Екатерине Эдуардовне заставляет меня улыбнуться чуть шире и искренне. Она хорошо ко мне относится. Такая ласковая и хорошая женщина. Она меня жалеет и всегда пытается по-своему поддерживать.
— Мы всё собрали? Или нет? Твой ноут еще не упакован, — Артур отпускает меня, выпрямляется и продолжает сборы.
Я неподвижно наблюдаю за его небольшой суетой и чувствую, как моя боль плавно начинает неметь, «замораживаться». Это всё из-за лекарств. Я приняла сегодня последнюю порцию. Но даже и без них я вряд ли бы с порога закатила громкий скандал с криками, попыткой выцарапать неверному жениху глаза и швырянием всего, что только может попасться под руку. Я очень сильно всё это не люблю и даже в какой-то степени боюсь.
— Малыш, с тобой точно всё хорошо? — Артур застегивает сумку с ноутом и достает из шкафа мою верхнюю одежду.
Я только киваю, решив, что для начала нужно вернуться домой, а потом… потом откровенно поговорить?
Артур вызывает для нас такси и собирает все сумки. Их на самом деле не так-то и много, но сама я вряд ли смогла бы их за раз донести.
Прощаемся с медсестрами и доктором. Мне желают крепкого здоровья.
Артур перекладывает в одну руку все сумки, а другой слегка обнимает меня за талию. Старается следить за мной. Боится, что споткнусь? Или от внезапного прилива слабости упаду в обморок?
Когда мы садимся в машину такси, я краем глаза замечаю, что у Артура вспыхивает экран телефона. Ему кто-то звонит, но стоит беззвучный режим.
«Марина».
Я так четко вижу эти крошечные черные пиксели на экране, которые складываются в буквы, а те в свою очередь в одно хорошо знакомое мне имя, что глазам физически становится больно. Я прикрываю их и отворачиваюсь к окну.
Артур на звонок не отвечает. Логично. Он же сейчас доигрывает свою роль. Впервые сидит не в кресле режиссера, а стоит перед камерой.
Мне вдруг становится непередаваемо тошно от его заботы, взглядов и таких лживо-нежных прикосновений. Неужели Артур и впрямь считает меня такой слабачкой и размазней, которой нельзя просто прямо сказать о желании поставить точку в наших отношениях?
— Кто звонил? — всё-таки спрашиваю и открываю глаза. Мы уже едем по центру проснувшегося мегаполиса в сторону аэропорта.
— Маринка.
Я пытаюсь уловить в этом коротком ответе хоть какую-нибудь внятную интонацию, намек, который поможет мне… в чем? Точно определить, что Артур испытывает к Марине? Но я не слышу ничего особенного. Обычный ответ без какого-либо налета эмоций.
— Почему не ответил?
— Потому что сейчас это неважно.
Артур прячет телефон в кармане толстовки и берет меня за руку. Крепко сжимает ее, будто боится, если отпустит, я упорхну.
Мне стоит немалых усилий, чтобы остаться в режиме «тотального спокойствия». Но это не так-то и просто, несмотря на лекарства. Страшно представить, что со мной будет завтра, если даже сейчас эмоции лихо продираются сквозь таблетки.
В самолете я отключаюсь. Как бы там ни было, но моему организму только предстоит набраться сил. Артур аккуратно меня будит, когда нам приносят обеды.
Есть совсем не хочется. Я только пью немного минералки и наблюдаю в иллюминаторе за пушистыми белыми облаками.
— Влада, ты со мной?
Я медленно оборачиваюсь и смотрю на Артура. Он не просто отвечает на мой взгляд, он шарит им по моему лицу и даже шее. Я опускаю свой к его губам. Они у Артура узкие и жестко очерченные. Но как же он умеет ними целовать! Я люблю… любила наши поцелуи. До головокружения и стаи бабочке в животе. А теперь… Не знаю. Я даже не помню, когда мы в последний раз нормально целовались. Я, кажется, успела забыть вкус нашего поцелуя.
— Что за вопросы такие, малыш? — он неловко, как мне кажется, улыбается и часто моргает.
— Просто ответь, — абсолютно спокойным тоном прошу.
Не знаю, зачем. Но сейчас это для меня важно. Очень.
— Конечно. Конечно, я тебя люблю. Разве у тебя могут быть сомнения по этому поводу?
Есть.
Но пока что я держу их при себе. Хотя сознание очень умело рисует сцену, в которой мы с Артуром начинаем громко ссориться в салоне самолета. Кто-то из пассажиров непременно снимает нас на камеру, а затем заливает в Интернет. Нас начинают обсуждать, смеяться над нами, возможно, кто-то узнает в Артуре того самого молодого, но уже подающего большие надежды режиссера.
— Влада, — снова аккуратно зовет меня Артур. — Я очень беспокоюсь о тебе. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
— Не нужно беспокоиться. Я… Справлюсь.
Остаток полета мы проводим в молчании. Я время от времени проваливаюсь в сон. Когда открываю глаза, вижу, что Артур занят работой. И как только замечаю, что он вот-вот хочет бросить в мою сторону взгляд, тут же делаю вид, что вижу десятый сон.
Сейчас у меня нет сил выяснять отношения.
Домой мы попадаем только во втором часу ночи.
Недавно прошел сильный дождь. Я всё еще чувствую его запах и буквально залипаю на неоновые блики, отражающиеся в многочисленных лужах, когда такси везет нас по пустынной дороге.
Я очень соскучилась по своему родному городу. Соскучилась по его дождю, улицам и небу.
— Осторожно. Давай я тебе помогу, — шепчет Артур, когда я открываю дверцу автомобиля.
Он очень заботливый. Наверное, даже слишком. Мне это всегда в нем нравилось. Теперь… раздражает.
— Я сама, — ворчу и выхожу из машины.
Меня, как назло, немного начинает пошатывать и Артур быстро реагирует. Обнимает за талию, несколько секунд не двигается, дает мне возможность прийти в себя.
Я чувствую аромат его туалетной воды.
Чувствую мягкий оттенок груши, сплетённый с лавандой.
Вдыхаю еще глубже и прикрываю глаза. Почти тычусь носом в воротник толстовки, чтобы ощутить где-то там в глубине ткани или даже кожи отзвук ириса и пачулей.
Этот запах на несколько секунд уносит меня в прошлое. Наше прошлое, в котором мы были счастливы. По-настоящему. Кажется, я даже слышу наш далекий звонкий смех.
— У меня еще один заказ, — слышу слегка хрипловатый голос водителя.
Он возвращает меня в реальность.
Я быстро отстраняюсь от Артура. Чувствую себя неимоверно глупой и виноватой. У человека работа, а я тут стою и вспоминаю прошлое.
Квартира встречает нас с Артуром тишиной и легкой прохладой.
— Я сейчас всё разложу и подготовлю кровать, а ты пока отдохни, ладно? — Артур целует меня в макушку и снова хочет позаботиться — помочь снять обувь и верхнюю одежду.
Я ничего на этот раз не отвечаю и показываю всем видом, что сама смогу справиться. Он не настаивает.
Пока Артур возится с нашими вещами, я почти бесшумно расхаживаю по квартире и ощущаю себя каким-то призраком. Нормальные люди после перелета стремятся поскорей принять душ и как следует выспаться, если есть возможность, а я… Пытаюсь для самой себя найти ответ, где именно они… занимались любовью? Здесь? Или дома у Марины? Может, где-нибудь в отеле?
А какая разница? Что конкретно мне даст эта правда? Суть всё равно не изменится.
Заворачиваю за угол и оказываюсь в гардеробной. По размеру она похожа на небольшую спальню. Свет здесь включается автоматически. Я чуть-чуть щурюсь от его яркости и почти сразу же натыкаюсь взглядом на свое свадебное платье, спрятанное в прозрачный чехол.
Дыхание сбивается.
Одно дело — мысли и воспоминания. Совсем другое — вещи. В моем случае — свадебное платье.
Оно безумно дорогое и безумно красивое. Я долго выбирала и еще дольше отнекивалась покупать его, когда узнала цену. Артура цена совсем не напугала, и оно стало моим.
Я не суеверная, но… Возможно, не увидеть он меня в этом платье до свадьбы, вдруг у нас всё сложилось бы иначе?
Вышвыриваю эти дурацкие мысли из своей головы и выхожу отсюда.
— Ты сама в душе справишься или тебе помочь?
— У меня есть руки и ноги, — хмуро напоминаю и демонстрирую свои конечности. — Уж как-нибудь справлюсь без тебя.
Во взгляде Артура проскальзывает нечто такое, что сразу же вынуждает меня почувствовать себя последней стервой.
Он проявляет максимум выдержки и такта. Молча пропускает меня в ванную.
Я не принимаю как нормальные люди душ, а тупо стою под упругими горячими струями воды.
Знаю, что это временно. Совсем скоро я окончательно приду в себя, но… Не знаю, что буду делать дальше. Еще недавно я фактически прощалась с жизнью. Но жизнь осталась со мной, правда, с огромными трещинами и отколотыми кусками. Как это всё собрать и склеить пока что не имею ни малейшего понятия.
Переодевшись в домашнюю одежду, которую для меня подготовил Артур, я ухожу в спальню.
Несмотря на длительный сон в самолете, меня снова начинает одолевать усталость. Кажется, я даже на какое-то время засыпаю, а затем выныриваю на поверхность реальности, когда ощущаю позади себя Артура.
Он максимально аккуратно и неторопливо пытается улечься рядом. Поправляет мне в ногах одеяло, придвигается ближе и обнимает.
Зачем? Я же сплю. Нет смысла играть роль заботливого парня, никто ведь не оценит.
Я страшно соскучилась по его рукам и объятиям. Первое время в больнице мне их так не хватало, что я пару раз чуть не впала в истерику. Перепугала весь медперсонал. Все решили, что со мной что-то случилось. Что-то в физическом плане.
А сейчас я не знаю, как реагировать на близость Артура. Он вроде бы мой и то же время уже чужой.
Снова пообещав себе, что задам все интересующие меня вопросы чуть позже, проваливаюсь в сон.
Утро встречает меня солнцем и облаками, которые похожи на сладкую вату.
Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Это не опостылевшая мне больничная плата. Это спальня. Наша спальня.
Наверное, сейчас настал именно тот удобный момент для того, чтобы устроить, как иногда выражается наш папа, разбор полетов.
Я имею полное право разбить хотя бы одну тарелку в порыве злости и использовать весь арсенал нецензурной лексики, который у меня есть. И, возможно, мне бы ни секунды не было за это стыдно, потому что слишком больно, обидно и неприятно.
Но.
Я ничего из этого не делаю.
Мельком смотрю на Марину, затем на широкую спину Артура. Он всё еще суетится около кофемашины.
Во мне вдруг просыпается интерес. Зудящий и такой сильный, что с трудом удается неподвижно устоять на одном месте. Так и хочется начать перекатываться с пятки на носок. Но я держусь. Мне действительно интересно, когда он соизволит прекратить этот спектакль? Как долго Артур собирается делать из меня идиотку?
Ну и Маринка, конечно же. Вывалила на меня пласт дурно пахнущей правды, а теперь что?
Молчание затягивается.
Я удобно устраиваюсь на высоком барном табурете и распаковываю подарок Регины.
— Давай помогу, — слышу тихий уверенный голос Марины.
Она встает рядом с Артуром и принимается доставать из шкафчика чашки. Он тихо просит ее подать ложки, а сам, кажется, принимается готовить завтрак. Судя по ингредиентам, завтрак предназначен мне, потому что я какое-то время должна придерживаться специальной диеты.
Они слаженно работают в четыре руки и выглядят… как самая настоящая парочка. Команда или опытные музыканты, которые умеют играть в унисон, а я… Одиночка. Аутсайдер. Завсегдатай лавки запасных.
Безо всякого интереса открываю подарок. Мне очень приятно внимание Регины. Искренне. Но сейчас не самый подходящий момент для подарков. Правда, она об этом даже не догадывается.
— Только осторожно. Всё еще очень горячее, — предупреждает Артур и ставит передо мной тарелку с завтраком.
Я злюсь, потому что он ведет себя со мной не как с маленькой, а как с умалишенной.
Киваю и распаковываю большую свечу с сухоцветами внутри. Очень красивая и тонкая работа. К ней прилагается инструкция, как правильно зажигать, чтобы не испортить сухоцвет. Кроме свечи, Регина еще положила подарочный сертификат в недешевом бутике нижнего белья.
«Для вас двоих», — читаю короткое послание, от которого становится непередаваемо горько.
— Так что мне сказать родителям? — интересуется Марина и споласкивает руки.
— Владе нужен нормальный отдых. Мы только ночью прилетели. Успеем еще со всеми встретиться, — Артур берет свою до смешного огромную кружку с кофе.
Эту кружку я ему подарила. Просто так, без повода. Она смешная, потому что на одном ее боку изображена рожица с ярким розовым выпуклым языком. Как только увидела ее, поняла, что нужно брать. К тому же Артур любит кофе.
— Я поеду, — безапелляционно заявляю и бережно складываю подарки Регины обратно в пакет.
— Ты еще толком не восстановилась после перелета. Давай перенесем на следующие выходные.
— А давай ты не будешь за меня всё решать, ладно? — я чуть хмурю брови и опускаю взгляд в свою тарелку.
— Окей. Если для тебя так важно именно сегодня встретиться с родными, то без вопросов.
Меня даже немного злит то, что Артур так быстро сдался. Будто не хочет обострять ситуацию. Будто избегает острых углов и так профессионально играет парня, который не_понимает_что_здесь_происходит. Наверное, ему стоило бы попробовать себя и в роли актера. А что? Многие актеры параллельно ведут режиссерскую деятельность и наоборот.
— Значит, решено? — аккуратно уточняет Маринка.
Не знаю, у кого именно, но желания с ней говорить у меня по-прежнему нет.
— Да, только нужно позавтракать, потом собраться. И, наверное, в супермаркет заскочить. Сергей Анатольевич наверняка захочет опробовать свой новый гриль?
— Спрашиваешь еще! Он, кажется, Владку только для этого и ждал, чтобы гриль свой включить, — звонко смеется Маринка.
Ее слова буквально режут по живому. Давно забытое чувство своей неуместности и ненужности вдруг поднимает уродливую голову и скалится острыми зубами.
Я заталкиваю в себя весь завтрак, игнорируя тот маленький факт, что он толком еще не остыл. Обжигаю себе язык и внутреннюю сторону щек. Ну и плевать. Эта временная боль помогает мне отвлечься от той дыры, что тлеет в грудной клетке.
На встречу с родными я собираюсь с преувеличенной тщательностью и деланным воодушевлением. Не буду строить из себя умирающего лебедя, чтобы не вызывать очередную порцию сочувствия у Артура. Он же только из-за этого со мной, верно? Здесь даже и уточнять не нужно, ответ мне известен.
Я знаю все эти сочувствующие взгляды и интонации. Они преследуют меня с шестилетнего возраста.
Надев белую футболку, джинсовый сарафана, носки и кроссовки, я подхожу к зеркалу, чтобы причесать волосы. Пытаюсь улыбнуться своему отражению. Перебираю каждую из доступных мне улыбок и примеряю ту, которой сегодня буду радовать папу.
Папочка… Я очень сильно по нему соскучилась. Не знаю, как он сможет справиться с новостью о том, что мы с Маринкой не поделили одного парня.
Прикрываю глаза и массирую переносицу с таким усердием, что становится больно.
— Веснушка, — слышу ласковый шепот над ухом и ощущаю, как руки Артура мягко обвиваются вокруг моей талии.
Это прозвище он мне дал еще в детстве. Я только-только переехала жить к папе и его новой семье. То есть, для меня его семья стала новой, а у папы она всегда была. С Маринкой я еще стеснялась свободно общаться, но ее это не останавливало. Она забежала ко мне в комнату, схватила за руку и потянула знакомить со своими друзьями.
Они часто к ней приходили домой поиграть, потому что дом у папы большой и детская площадка даже сейчас выглядит очень впечатляющей. Я была самой младшей, не знала, куда себя деть. Мой взгляд уперся в худого и высокого мальчишку со взъерошенными волосами и большущими серыми глазами. Он сделал то, чего я от него не ожидала — улыбнулся. У него только начали отрастать передние зубы, но даже без них он мне показался очень красивым.
— Дочка! — папа сгребает меня в свои крепкие объятия и целует в щеку.
Он пахнет свежестью выстиранной рубашки, лосьоном после бритья и самую малость кофе.
Я вдыхаю эту смесь ароматов полной грудью. Хотя сделать это нелегко, потому что папины объятия уже не просто крепкие, а даже слегка чересчур. Но это всё ерунда. Мне нравится.
Прикрываю глаза и утыкаюсь носом в твердое плечо. Как же хорошо.
— Я так рад тебя видеть, — шепчет папа взволнованным голосом и принимается поглаживать меня по спине.
К горлу быстро подкатывает комок слез. Я привстаю на носочках, чтобы папе не пришлось сгибаться в три погибели.
— Я тоже, папочка. Очень-очень рада.
— Ты у меня сильная девочка. Самая лучшая, — он отпускает меня, прочищает горло и заглядывает в глаза.
Мы оба едва сдерживаемся, чтобы не расплакаться. Слишком чувствительные и слишком стремящиеся это скрыть.
— Как ты себя чувствуешь?
— Всё отлично, — улыбаюсь, потому что не могу вот так сразу вывалить на отца все свои проблемы. Он этого не заслужил.
— С возвращением, Владислава, — сдержанно произносит Дарья и как только ровняется с папой, обвивает свою руку вокруг его локтя.
Мне всегда было сложно с ней общаться. После проведенного года в больнице ничего принципиально не изменилось. Наверное, она бы даже не расстроилась, узнав, что я не справилась и умерла.
Я киваю в знак благодарности и приветствия, потому что это для нас двоих удобный максимум. Раньше я еще пыталась понравиться Дарье: старалась помочь по дому; всегда вежливо отвечала на любое ее замечание и никогда не показывала, что мне с ней так же сложно находиться в одном помещении, как и ей со мной.
Теперь я просто стараюсь лишний раз… не раздражать ее.
— Мам, пап, — Маринка бегло целует их по очереди, — давно не виделись, — смеется, очевидно намекая на то, что виделись они как раз совсем недавно.
— А Артур где? — интересуется Дарья.
— Покупки из багажника забирает. Мы по дороге заехали в супермаркет. Пап, купили всё, что нужно для гриля. Так что сегодня без тебя не обойдемся.
— Я во всеоружии, доча, — смеется папа.
Вскоре к нам присоединяется Артур. Папа почти сразу забирает его с собой к грилю. Они отлично ладят. Наверное, это связано с тем, что Артур в детстве бывал у нас чаще, чем у себя дома. Особенно в период летних каникул. Да и его родители дружны с нашими.
Ни к какой, даже самой легкой работе, меня, конечно же, никто не подпускает. Это жутко злит, но одна против папы с Артуром я не попру. Поэтому пока во всю начинает жариться мясо, я тихонько ухожу на детскую площадку. За ней ухаживают так же тщательно, как и в тот период, когда мы с Маринкой были маленькими. Папа говорит, что это для его будущих внуков.
Которых ему подарит Маринка. Я с этой дистанции, увы, уже сошла.
Сажусь на одну из свободных качелей и помогая себе ногами, неторопливо раскачиваюсь.
Здесь тихо и по-своему уютно. То, что мне сейчас нужно.
Мне необходимо решить, что делать дальше, но в голове пока царит один сплошной вакуум.
Артур по привычке развернув кепку козырьком назад, о чем-то разговаривает с папой, помогает ему с мясом и время от времени смотрит в мою сторону. Я намеренно не отвечаю на его взгляд и замечаю, что на нас поглядывает Дарья.
Уверена почти на сто процентов, что она уже в курсе случившегося. Но судя по тому, как меня встретил папа, ни она, ни Маринка ничего ему еще не рассказали. Интересно, почему? Молчаливо перебросили на меня эту ответственность?
Как только первую порцию мяса снимают с гриля, ко мне идет Артур. Он улыбается, но в глазах я вижу тревогу. Тщательно скрываемую. Возможно, посторонние ее и не заметят, но я — не они.
— Почему одна здесь сидишь? Тебе нехорошо?
— Потому что для меня не нашлось работы, — нервно отвечаю и встаю с качели. — Не хотела вам мешать. И со мной всё прекрасно.
— Как ты можешь помешать собственной семье? Ну что с тобой такое?
Меня коробит от этого уравновешенного и мягкого тона, потому что создается впечатление, будто я во всём виновата. Будто это я прыгнула в койку к другому и предала нашу любовь.
— Ничего, — безразлично роняю и спешу вернуться к родным.
Наши посиделки затягиваются до самого вечера. Папа, как всегда, травит байки. Артур иногда вынужден отвлекаться на рабочие звонки, а когда возвращается — Маринка уже рядом с ним. Следит, чтобы его тарелка была полной, а бокал с безалкогольным шампанским (Артур за рулем никогда и капли в рот алкоголя не возьмет) не пустовал. Она поправляет его кепку и почти не сводит с него глаз, когда Артур что-то рассказывает.
Всё это должна делать я. Но я сижу рядом с папой и потихоньку клюю свой обед, плавно переросший в ужин.
Дарья сидит с другой стороны от папы и иногда шикает на него, когда он после очередной удачной шутки смеется громче, чем должен по ее мнению.
— Ну ладно тебе, Дашуль, такой хороший день. Моя Владка домой наконец-то вернулась, — время от времени приговаривает папа и нежно поглаживает свою жену по руке.
Он не любит ссориться. Наверное, это качество, как и излишнюю чувствительность, я тоже унаследовала от него.
— Вы у нас сегодня останетесь? — спрашивает папа, наклонившись ко мне.
Я по привычке скашиваю взгляд на Артура, потому что в нашей паре он главный. Меня это раньше совсем не напрягало. Он ведет, я следую. Баланс. Баланс, который теперь нарушился.
— Мне завтра рано сутра нужно в студию, — отвечает за нас двоих Артур.
— Так ничего страшного. Загонишь машину в гараж. Места хватит.
— Простите, Сергей Анатольевич, но в другой раз. Перед работой нужно настроиться. Мне проще это сделать дома.
— Понимаю-понимаю.
— А что? Уже фильм снимать будешь? — неожиданно включается в разговор Дарья.
— Пока еще только предлагаю свой материл. Но если не срастется, буду самостоятельно снимать.
— Попроси помощи у отца. Пусть ангажирует тебя среди начальников кинокомпаний. Он же инвестирует некоторые из них.
Меня начинает мутить.
Пялюсь на дорогу. Не шевелюсь и глубоко дышу через нос. Но это не помогает справиться с тошнотой. Мой скромный обед-ужин вот-вот выйдет наружу.
— Останови, — шепчу и крепко впиваюсь пальцами в свой ремень безопасности.
Артур ничего не отвечает и только сильней давит на педаль газа. Меня жестко вжимает в спинку сиденья.
Ряд уличных фонарей рискует вот-вот превратиться в одну бесконечную желтую полосу, настолько быстро мы несемся по почти пустынной трассе.
Мое состояние не связано ни с ужином, ни со слабостью. Это всё из-за молчания Артура.
Значит то, что я сказала — правда. Он даже не пытается отнекиваться. Но… Так даже лучше, потому что потока его лжи я бы уж точно не выдержала.
— Останови. Эту чёртову. Машину. — цежу сквозь стиснутые зубы.
Артур продолжает хранить молчание. Я поднимаю на него испуганный взгляд. Он крепко сжимает руль. Лицо — каменная маска. Взгляд тяжелый и немигающий.
— Мы можем разбиться, — мой голос срывается на шепот. — Артур, пожалуйста, — почти скулю.
Не знаю, что с ним происходит, но он будто отмирает. Смаргивает один, второй раз и наконец-то сбрасывает скорость.
Мы съезжаем на обочину и тормозим.
От тишины в салоне и в самом деле хочется вывернуться наизнанку. Никогда не думала, что она может быть настолько невыносимой.
Дрожащими пальцами отщелкиваю свой ремень и тороплюсь выйти на свежий воздух.
Дышу-дышу-дышу.
Тошнота постепенно рассеивается.
Слышу, как Артур тоже выбирается из машины. Он подходит ко мне, молча трогает тыльной стороной ладони мой лоб. Я отшатываюсь.
— Не нужно больше из себя строить заботливого парня, Барский. Хватит.
— Я буду о тебе заботиться, Веснушка. Всегда. — Веско произносит Артур, глядя мне прямо в глаза.
Глупое сердце от этого взгляда, этих слов и интонации трепещет как наивная влюбленная в огонь бабочка.
— Ты совсем не слышишь, о чем я тебе говорю, да?
Даже такого спокойного человека как я можно неслабо расшатать. Из меня вырывается нервный смешок. Я не стою на месте. Обхватив себя руками, нарезаю круги на обочине и бросаю в сторону Артура сердитые взгляды.
— Я всё прекрасно слышу.
— И? Ты что-то скажешь или продолжишь отмалчиваться?
— Веснушка…
— Ты с ней спал?
— Влада…
— Спал?
Я на секунду замираю. Больно-больно вжимаю ногти в нежную кожу плеч и неотрывно смотрю на Артура.
Мир сейчас сужен до размеров крошечного клочка обочины, на которой мы стоим.
— Да, — сухо отвечает Артур.
Я знала, каков будет ответ, но всё равно оказываюсь к нему недостаточно готовой.
Прикусываю внутреннюю сторону щеки и зачем-то киваю. Чувствую себя сдувшимся шариком, который небрежно выбросили в ближайшую урну и помчались покупать новый.
На глазах закипают слезы. Мне срочно нужно сделать вдох, иначе я либо упаду в обморок, либо просто задохнусь. Но если сделаю его, то всхлипну. Не хочу, чтобы Артур слышал мой всхлип. Не хочу казаться жалкой и беззащитной до такой степени, что мне даже прямо сказать не могут о прошедшей любви.
Не придумываю ничего лучше, чем отвернуться и наконец-то втянуть чёртов прохладный воздух.
— Влада, — тихо зовет меня Артур каким-то странным глухим голосом.
Мое раздражение только усиливается. Он еще не прикоснулся ко мне, а я уже нервно веду плечами, чтобы Артур даже не думал делать этого.
— Я всё поняла, — второй вдох мне дается легче хотя бы потому, что я всё-таки нахожу в себе силы заглушить любые всхлипы. — Мне только нужно время, чтобы собрать свои вещи.
— Ну какие к чёрту вещи?
Артур всё-таки игнорирует мой невербальный посыл и обнимает сзади.
Мне всегда нравились его руки. Нравились наши объятия и то, как в зимний период Артур всегда следил за тем, чтобы у меня не развязывался узел моего шарфа. Я никогда ни о чем таком его не просила. Он просто молча заботился, будто забота наглухо вбита в его ДНК.
Но сейчас… Сейчас я задыхаюсь в его руках. Задыхаюсь в аромате его одеколона.
— Обычные, — убираю от себя его руки, — которые люди надевают прежде, чем выйти на улицу.
— Давай вернемся в машину. Ночью еще очень холодно, а ты в одном джинсовом сарафане и легких кроссовках.
— Перестань! Слышишь меня?! — я резко поворачиваюсь к нему лицом, всё еще вжимая пальцы в свои предплечья. — Перестань так себя вести со мной!
— Как?
— Как с недееспособной! Мы не про погоду сейчас говорим! И не про мое здоровье! — у меня моментально начинает саднить в горле, потому что я не привыкла так сильно кричать.
— Ладно, — терпеливо выдыхает Артур и прячет ладони в задние карманы джинсов. — Что конкретно я должен сказать?
Его вопрос вгоняет меня в ступор. И я даже не понимаю, чем конкретно: спокойной интонацией или тем, что он вообще озвучен.
— Не знаю, — я наконец-то заставляю свои пальцы отцепиться от предплечий. — Не уверена, что вообще хочу знать подробности.
— У меня ничего с ней нет.
Я иронично улыбаюсь и наблюдаю за тем, как мимо нас проносится машина.
— Издеваешься, да? Ты же сам признался, что спал с ней.
— Да. И я этим не горжусь.
— Просто отвези меня домой.
Желание углубляться в эту тему у меня по-прежнему не возникло.
Во-первых, это мерзко.
А во-вторых, я вряд ли услышу что-то новое для себя.
Между Маринкой и Артуром всегда витала какая-то своя химия. Она с легкостью могла запрыгнуть к нему на спину, не спрашивая разрешения, и дурачиться. Открыто попросить о помощи и не прятать своих слез. Я же всегда оставалась в стороне. Сначала, потому что безумно стеснялась и чувствовала себя чужачкой в новом окружении. А потом… Как и в нашу первую встречу Артур взял инициативу в свои руки. Именно он приглашал меня во что-нибудь поиграть или покачаться на качелях. Тянул к себе на багажник велосипеда, когда мы устраивали гонки по двору. Я всё также оставалась стоять в стороне, но уже в ожидании, когда Артур в очередной раз потянет меня за собой.
— Сын, ты слышишь меня?
Я быстро смаргиваю и ровней сажусь за руль.
— Да, па. Вы нас с Владой ждете в гости, — повторяю на свой лад то, о чем отец мне говорил по телефону несколькими минутами ранее.
— Можем забронировать столик в «Эклере». Владе там, кажется, десерты очень нравятся.
— Давай потом, ладно? Мы лучше сами к вам в гости приедем. Домашняя обстановка и всё такое. Ей это сейчас в самый раз.
— Если бы я был не в командировке, обязательно к вам у Калиниченко присоединились.
— Ничего страшного. Еще потом все вместе посидим. Владе отдых нужен, понимаешь? А много людей — это шум-гам.
— Согласен. Ну а что со студией? Ездил?
— Только вот закончилась встреча. Я сел, и ты сразу позвонил.
— Есть новости?
— Дали зеленый свет.
Я очень долго ждал этого момента. Бюджет у фильма небольшой, но как грамотно его потратить я знаю.
Моя первая серьезная картина, которая будет снята не на любительскую камеру, а профессиональную. И если всё сложится как надо, то она попадет и в кинотеатры.
Я должен сейчас радоваться и одновременно страшно переживать, потому что моя карьера наконец-то сдвинулась с мертвой точки и маленьким резвым поездом двинулась вперед. Но мне ни черта не радостно.
Всю ночь я почти не спал. Утром выпил две чашки кофе, чтобы хоть немного взбодриться и поехал в студию.
Влада еще спала, когда я уходил и, надеюсь, всё еще будет в кровати, когда я вернусь. Она вчера была слишком бледной. Ей нужен отдых. Организм после затяжной болезни будет долго восстанавливаться.
Стоит мне только подумать о том, что по возвращению встречусь с пустотой квартиры, как внутри что-то начинает интенсивно сжиматься. Что-то такое, что помогало мне вывозить эту сложную за последний год жизнь.
— Куда ты опять пропал? — недовольный голос отца второй раз за последние несколько минут возвращает меня в реальность.
— Здесь я. Давай, когда уже свидимся, я тебе всё подробней расскажу, ок?
— Моя помощь точно не нужна?
— Точно.
Отцу только дай волю и уже завтра у меня на полке будет стоять вполне себе реальный Оскар. А послезавтра я обнаружу на почте несколько десятков предложений о сотрудничестве с именитыми киностудиями. И всё именно в такой нелогичной последовательности, потому что для Григория Барского, влиятельного и крупного инвестора нашей страны, нет ничего невозможного.
С одной стороны, в этом есть свои неоспоримые плюсы. Именно отец помог Владе с клиникой и подключил к ее лечению лучших специалистов.
С другой, такая серьезная фамилия автоматически накладывает на меня, как на его единственного наследника, определённый отпечаток. Я по умолчанию должен быть успешней всех сверстников, лучше, счастливей и ни в коем случае не допускать ошибок. Никаких. Даже самых крошечных. Просто потому, что по-другому нельзя. Репутация — вещь крайне хрупкая и дороже любого золота.
Планка требований ко мне завышена. Когда я беру ее, высота увеличивается. Снова беру и снова мечу пересечь новый рубеж. Это не всегда дается легко, но отлично вправляет мозги и закаляет характер.
Правда, от ошибок всё равно не уберегло.
Я быстро прощаюсь с отцом и выезжаю с парковки.
Мы с Владой еще не закончили наш вчерашний разговор. Я до сих пор четко слышу то ее признание. Сказанное тихо, но так твердо, что усомниться в его подлинности просто невозможно. Она совершенно искренне призналась в том, что ненавидит меня.
Я это заслужил. Действительно заслужил. Собственно, поэтому и не пытался оправдаться. Это слишком унизительно по отношению к Владе.
О том, откуда она обо всем узнала, догадаться несложно.
Маринка. Кроме нее, больше некому, потому что я в принципе не привык много болтать о своей личной жизни, а о косяке, случившемся между нами — тем более.
Наша близость — это именно косяк. Огромный и уродливый, за который я уже расплачиваюсь по завышенному тарифу.
Прости, отец, но идеального сына тебе с матерью вырастить всё же так и не удалось.
С Мариной я твердо решаю разобраться позже. Сейчас для меня главное — здоровье Влады и ее благополучие. Правда, если бы она сразу сказала, что обо всём знает я как минимум не ломал комедию перед ней и ее семьей. Не делал вид, что всё зашибись и за прошедший год мои отношения с Маринкой так и остались в той же дружеской плоскости, в которой всегда и были.
Пока стою на красном сигнале светофора, прикрываю на несколько секунд глаза и долго массирую веки.
Если бы в тот злополучный вечер я не нажрался как последняя свинья, ничего этого сейчас не было. Но спихнуть свой косяк на выпивку я тоже не могу. Не так воспитан. Да и какой смысл искать виноватого, если факт остается фактом?
Я изменил своей девушке.
Мне становится тошно от самого себя. Хочется отхаркнуть это недоразумение в салфетку и выбросить в ближайшую урну, чтобы оно не мешало моей маленькой семье.
По пути домой я заезжаю в самый лучший супермаркет и затариваюсь всеми теми продуктами, которые разрешены Владе ее специальной диетой.
С двумя увесистыми пакетами поднимаюсь на свой этаж. Вожусь с ключами, а когда всё-таки переступаю порог, замечаю в углу большой розовый чемодан со знакомой царапиной на боку. Я хорошо помню эту царапину. Она там появилась после нашей последней поездки в Италию.
Перед тем, как Влада легла в больницу, это был наш самый счастливый и незабываемый отпуск. Мы любили друг друга. Кажется, перепробовали все возможные вкусы джелато. Находили десятки тысяч шагов по Риму, отчего заработали несколько внушительных мозолей на ногах. Ели уже остывшую пиццу на ступеньках какого-то старенького дома, увитого виноградом. Много смеялись и фотографировались.
Единственный раз, когда Влада на несколько секунд загрустила, был связан именно с этим чемоданом. Мы переезжали из Рима во Флоренцию, и она случайно уронила его. Влада не привыкла просить помощи, не дождалась меня, пока я загружу часть вещей в такси и выкатила чемодан сама.
Когда я слышу характерное щелканье дверного замка, страшно дергаюсь. Сердце подпрыгивает к самому горлу и своим бешеным ритмом мешает сделать нормальный вдох.
Я слишком переоценила свои силы. Думала, что успею собрать вещи и… просто исчезнуть из этой квартиры. Но за те несколько лет, что мы прожили с Артуром под одной крышей, у меня скопилось немало одежды, сувениров и просто дорогих сердцу мелочей.
Я хотела всё это забрать лишь по одной причине, чтобы не оставить в жизни Артура ни единого следа или повода для нашей следующей встречи. Стереть всё подчистую. Но я не успела сделать даже половины из задуманного.
Стою в спальне сжимая в руках пухлую косметичку и не двигаюсь. Прислушиваюсь.
Несколько секунд ничего не происходит. Тишина в квартире такая абсолютная, что я слышу пульс собственной крови в ушах. Затем до меня доносится едва различимый непонятный шум, а за ним — шаги.
Мне необязательно поворачиваться лицом к двери, чтобы убедиться — на пороге стоит Артур.
Я просто… чувствую его присутствие. Каждой клеточкой своего поломанного тела. Нос улавливает нотки до боли знакомого мужского одеколона. Я слышу тихий-тихий выдох.
Мне нужно собраться. Хотя бы с мыслями.
Выпрямляюсь и медленно поворачиваюсь к Артуру.
Мы не встречаемся взглядами, а буквально врезаемся. Я почти физически ощущаю эту «отдачу».
— Я ухожу, — заявляю странным надтреснутым голосом о том, что в принципе и так очевидно.
— Куда?
Спокойный тон голоса Артура мгновенно вызывает во мне прилив раздражения, которое рискует стать привычным. Я чувствую себя глупышкой рядом с ним, а еще — истеричкой. Завидую его уравновешенности и умению лишний раз не дёргаться.
— Какая разница? Тебе об этом знать необязательно, — брякаю первое, что приходит в голову.
На самом же деле, у меня просто нет ответа на этот простой вопрос. Я банально о нем не подумала. Наверное, поеду к папе, а потом… потом нужно снять отдельную квартиру. Вряд ли мы с Дарьей уживемся под одной крышей, да и не хочу ей с папой мешать.
— Обязательно, — с нажимом отвечает Артур. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось или ты попала в какие-нибудь неприятности.
— Мне не пять лет. Я в состоянии о себе позаботиться.
Я медленно выдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на том, чем занималась до прихода Артура. Кладу косметичку в дорожную сумку, а вслед за ней, фен и еще кое-какие гигиенические принадлежности.
Мне хватило вчерашних криков. Горло, к слову, до сих пор немного саднит, будто я простудилась. Сегодня хочу обойтись без этой… театральщины.
Я толком не спала сегодня. Скорей просто делала вид, чтобы не пересекаться с Артуром. Много думала, но почти не плакала. Еще вчера я не хотела знать никаких подробностей о том, как два самых близких для меня человека предали меня. Но сегодня… Меня грызет почти маниакальное любопытство, когда именно всё это произошло?
Марина говорила, что их близость случилась далеко не сразу. Но я уже не могу ей так слепо верить, как делала это раньше.
— Ты еще слишком слаба.
— Но я в своем уме, — не сдерживаюсь и бросаю на Артура раздраженный взгляд.
Он поджимает губы и прислоняется плечом к дверному косяку.
Я продолжаю бросать в сумку вещи, даже толком не разбираюсь, что именно в нее летит. Выдержка трещит по швам. На горло давит уже не разбухшее сердце, а эмоции и слова. Так много слов, которые нужно поскорее выплюнуть, иначе задохнусь.
— Я не виновата в том, что заболела! — вдруг выпаливаю. — Это… Это вообще от меня не зависело!
— Разве я тебя хоть раз упрекнул или обвинил в этом?
— Нет, но… Ты думаешь, что я совсем ничего не понимаю? Или не помню?
— Веснушка, послушай. Тебе нельзя слишком сильно волноваться.
— Об этом нужно было думать раньше! До того, как…, — я запинаюсь, потому что не хватает смелости упомянуть вслух об их близости.
Мы стоим несколько секунд в звенящей тишине. Я нервно покусываю губы и пытаюсь успокоиться. Слез нет, но мне кажется, что стало чуточку легче, если бы они всё же были. Вывели бы наружу всю ту ядовитую болотную смесь, в которой я сейчас варюсь.
— У меня с ней ничего нет, — глухим голосом произносит Артур и крепко сжимает челюсти.
Он напряжен. Сильно. Это сложно не заметить, но держится всё равно гораздо лучше, чем я.
— Если нет, то… как ты объяснишь ваш секс?
— Никак. Я был пьян. Сильно.
— И это должно тебя оправдать в моих глазах?
— Нет.
Я обвожу растерянным взглядом пространство спальни и совсем не знаю, что дальше делать. Мне адски больно, но в то же время в память врезаются все те наши встречи в больнице, когда я отталкивала Артура, а он упрямо возвращался. Снова и снова. Чтобы я ни говорила, как бы ни умоляла или ни ругала. Артур всё равно был рядом и стойко выдерживал мои истерики.
Это не могло длиться вечность. Рано или поздно кто-то в этом бессмысленном поединке устанет и просто отойдет в сторону.
Несмотря на свою боль и обиду, я смогу найти в себе силы, чтобы уйти с дороги. Если это настоящая любовь, кто я такая, чтобы ломать ее? Будет нелегко, но мне никогда по жизни не было просто.
— Я сорвался, Веснушка, — вдруг тихо признается Артур, медленно отталкивается от дверного косяка и проходит вглубь спальни. — Я пытался гнать от себя плохие мысли. Пытался улыбаться и не падал духом. Просыпался и ложился с надеждой, что вот сегодня врач позвонит и скажет, что — всё, тебя можно смело забирать домой. Надеялся, что через пару месяцев заберу тебя и отвезу, не знаю, к морю, например. Ты же любишь море. Прикинул, что будет неплохо пожить около него какое-то время.
Я молчу. Нос почти сразу же закладывает. В уголках глаз начинает знакомо покалывать.
— Тебе было очень плохо. Я это видел, но ничем не мог помочь. Не мог просто залезть к тебе под кожу, достать ту гадость и снова сделать счастливой и здоровой. Но я старался в другом. Поддерживал тебя, успокаивал, веселил. Заботился, в конце концов.
Мы принимаем решение всё обнулить и попробовать начать сначала.
Если скажу, что это легко — совру.
Мы с Артуром еще очень долго просидели там, в нашей спальне. Сначала много говорили. Затем молчали. Затем снова говорили. Затыкали словами все те пустоты, что возникли между нами за весь прошедший год так, как если бы пытались заткнуть ватой и скотчем щели в старых деревянных окнах, чтобы сохранить скудное тепло в холодной хрущевке.
Этот процесс подарил некоторое облегчение, но на мою обиду никоим образом не повлиял.
Сейчас, когда мы едем в гости к родителям Артура, я прислушиваюсь к себе, своим ощущениям и в который раз убеждаюсь, что она никуда не делась. Моя обида.
Если попытаться убрать в сторону эмоции и оставить только факты, то… отчасти я могу понять Артура. Его срыв. Со мной всегда было сложно, а во время болезни — тем более. Не уверена, что я саму себя смогла бы вытерпеть, а он терпел. Не узнай я правду, подумала, что терпел ровно до момента моей выписки и наконец-то выдохнул. Справился.
Но… нет.
Не справился. Мы оба не справились, поэтому и ушли в обнуление.
А вдруг поможет?
Я бы очень этого хотела. Несмотря на боль от обиды и предательства, я всё еще люблю Артура. Мы слишком долго знаем друг друга. Фактически выросли вместе и вместе переживали первое буйство гормонов. Столько лет так просто не вычеркнешь. Хотя в моменте, когда я яростно собирала вещи, думала, что получится.
— Как там дела с подготовкой к фильму? — слегка неловко спрашиваю и украдкой поглядываю на Артура.
Мы ведем себя так, словно только-только познакомились: боимся надолго пересечься взглядами, стать надоедливыми или случайно сказать что-нибудь не то.
— Потихоньку движемся вперед, — Артур потирает ладонью шею и возвращает руку обратно на руль.
Я киваю и нервно покусываю губы. То верхнюю, то нижнюю.
С момента нашего откровенного разговора прошло несколько дней, а для меня это как будто случилось всего каких-то часа два назад. Сколько нужно времени для того, чтобы немного отойти от не самых приятных новостей?
Ответа на этот вопрос у меня нет, но я возлагаю очень большие надежды на нашу с Артуром поездку к его родителям. Я очень люблю и Екатерину Эдуардовну, и Григория Борисовича. Они всегда ко мне очень хорошо относились, а когда узнали, что мы с Артуром встречаемся, приняли как родную. Для меня это очень многое значит. Да и соскучилась я по ним ничуть не меньше, чем по родному отцу.
— Как ты себя чувствуешь? У тебя сегодня румянец на щеках и, кажется, аппетит вернулся, — Артур мажет по мне быстрым взглядом, когда мы на несколько секунд тормозим на красном сигнале светофора.
В том, как я и он задаем вопросы чувствуется попытка найти безопасные точки, чтобы встать на них и сохранить хрупкое равновесие нашей пары.
Теперь я стараюсь спокойней относиться к заботе Артура и его вопросам, связанным с моим самочувствием. Он не хочет меня обидеть и не ломает комедию. Искренне волнуется и хочет обо мне позаботиться.
— Да, сегодня я себя отлично чувствую, — тяну уголки губ вверх и чувствую неприятный привкус пластика. Ним пропитана каждая наша эмоция, слово и даже безмятежная на первый взгляд атмосфера в машине.
Раньше мы с Артуром без умолку трещали обо всем на свете: о чем думаем, что услышали, увидели или прочли в Интернете. Много шутили и давно привыкли к тому, что наши шутки понятны только нам двоим, из-за чего Маринка часто обиженно закатывала глаза.
А сколько раз мы целовались! Когда стояли в пробке или на заправке, или просто на парковке. Я уже и не сосчитаю. Однажды нас так сильно заклинило, что мы занялись любовью на заднем сиденье. До сих пор, когда вспоминаю, чувствую, как щеки становятся предательски горячими.
Рядом с Артуром я не боялась быть смелой, чуточку безбашенной и раскрепощенной. Он помогал мне раскрываться.
— Приехали, — оповещает Артур и глушит мотор.
Ни я, ни он не торопимся выходить.
— Не нужно делать вид перед родителями, что у нас всё зашибись. Они в душу без разрешения лезть не станут. Захочешь уехать, уедем. В любой момент.
— Не захочу. Они ведь так долго ждали моего возвращения. Да и мне не терпится с ними встретиться, — я широко улыбаюсь, изображая беззаботность.
Уверена на все сто, что игра получается на твердую пятерку. Я научилась этому приему еще с детства. Чтобы не плакать — смеялась. Смеясь, мне казалось, что я вызываю значительно меньше жалости к себе.
Артур смотрит на мою эту улыбку и слегка поджимает губы. В глазах — бездна из грусти и сожаления. Он тянется, чтобы прикоснуться пальцами к моему лицу, но сам же осекается.
У нас всё обнулилось до такой степени, что, кажется, даже к прикосновениям друг друга теперь будем учиться заново привыкать.
— Готова? — севшим голосом спрашивает Артур.
Я чрезмерно активно киваю, отщелкиваю ремень безопасности и спешу выйти на свежий воздух.
Родители Артура встречают меня крепкими теплыми объятиями, поцелуями в лоб и щеки, а еще… с цветами и воздушными шарами. Такого трогательного приема я уж точно не ожидала. Немного даже теряюсь и чувствую, как на глазах закипают слезы. На самом деле очень приятные слезы. Сладкие.
Екатерина Эдуардовна дольше всех держит меня в своих объятиях и…, кажется, тоже тихонько плачет.
— Наша Владочка. Наша девочка. Худенькая совсем стала. Почти прозрачная. Как ты? — она чуть отстраняется, рассматривает меня и улыбается сквозь слезы.
Я не могу выдавить из себя ни единого слова. Комок в горле настолько сильно разбух, что едва хватает сил нормально дышать. Я только киваю ей и улыбаюсь.
После такого трогательного приветствия мы перемещаемся в большую беседку, сделанную из белого дерева. Летом она буквально со всех сторон утопает в зелени и цветах.
Как и у папы дома, меня усаживают за стол и не подпускают ни к какой, даже самой элементарной работе. Григорий Борисович заботится, чтобы мне не было слишком жарко или слишком холодно. Я чувствую себя жутко неловко.
Если бы я курил, наверное, выжрал сейчас целую пачку сигарет, чтобы попытаться успокоиться. Но эта вредная привычка так и не прижилась у меня, хотя в университете пацаны дымили похлеще любых старых паровозов и меня всё пытались подсадить. Ржали, что я слишком скучный и правильный. Всё спорт да спорт, ну и, конечно, бешеное желание постичь всю тонкость режиссёрского искусства.
Я не верил и не верю, что щепотка табака или глоток того новомодного пара из электронки способны помочь успокоиться. Но сейчас рационально размышлять получается плохо. Хочется хоть чем-то, но заткнуть дыру в грудной клетке, которая перманентно пульсирует болью и виртуозно играет на измученных нервах.
Можно было бы просто сбросить звонок Марины или отправить ее в пожизненный блок. Только вот не уверен, что игнорирование сможет чем-то существенно помочь. А вот ухудшить и без того тяжелую ситуацию — запросто.
Ухожу к пустому бассейну. Еще не сезон для плавания под открытым небом. Присаживаюсь на плитчатый бортик и свешиваю ноги.
Марина продолжает упорно ждать от меня ответа.
Смахиваю пальцем зеленую иконку и прикладываю смарт к уху.
— Да?
— Арчи, приве-е-т! — тянет Марина так громко, что мне приходиться на несколько секунд убрать трубку от лица, иначе рискую оглохнуть. — Как у тебя дела? — кокетливо интересуется.
Я легко представляю перед собой Маринку из детства. Она всегда спрашивала, как у меня дела, прятала руки за спиной, перекатывалась с пятки на носок и с хитринкой во взгляде поглядывала на меня. Время идет, а ее эта привычка так и остается неизменной. Мне необязательно ее видеть, чтобы угадать, какие эмоции отображаются на ее лице.
— Нормально, — отвечаю спокойно, но на контрасте конфетти из эмоций подруги мой короткий ответ звучит излишне сухо.
— Только нормально? Должно же быть замечательно! Твоя мечта ведь сбылась. Будешь серьезное кино снимать.
— Ну да. Точно, — невесело улыбаюсь и смотрю на дно бассейна. Без воды он кажется слишком большим. Я бы даже сказал, пугающим.
— А кастинг уже проводишь? Не забудь, у тебя в запасе есть одна талантливая и подающая надежды актриса. Между прочем с опытом.
— Работать в театре и в кадре — разные вещи. Я тебе об этом уже говорил.
— Ну у меня же был один рекламный ролик. Забыл?
В общем-то — да. В тот период как раз заболела Веснушка и весь мой фокус внимания сузился только до ее состояния. Мне было не до того, чтобы радоваться за чьи-либо успехи или горевать из-за чужих неудач.
— Ладно, Барский, прощаю, — беззаботно смеется Марина, правильно считывая мое молчание. — Ты же знаешь, я долго на тебя сердиться не умею.
— Ты из-за кастинга позвонила?
Я уверен, что не только из-за этого. Между нами висит одна малоприятная тема, в которой у нас не расставлены все точки. Бросаться с нападками на Марину и перекладывать ответственность только на ее плечи я не хочу.
Во-первых, я — мужчина и должен не только уметь признавать свои косяки, но и решать их.
Во-вторых, решать те самые косяки с помощью криков и истерик не мой метод.
— Если я тебя отвлекла от чего-то важного, то прости. Не хотела, — голос Марины враз теряет всю свою веселость и становится чуточку виноватым.
Я кошусь в сторону беседки. Отсюда ее почти не видно, но я слышу мамин звонкий смех. Хочу вернуться за стол, снова взять Веснушку за руку и не отпускать ее до тех пор, пока она меня не простит.
Мы решили попробовать начать сначала, но пока что получается из рук вон плохо. Она старается, я — тоже. Но… Всё не то.
Мне нужно было самому во всём признаться, но наутро после пьянки мне хотелось только одного — забыть. Забыть и никогда больше не вспоминать о той глупости, которую я допустил. Я и никто другой. Но Марина не сдержалась. Похоже, я оказался большим мудаком, раз всерьез решил умолчать. А она — нет.
— Я ничего не смогу тебе предложить, кроме дружбы, — выдыхаю.
— Я знаю, — еще тише отвечает Марина.
— Это хорошо. Так было и так будет. Всегда. Мне показалось, что нам нужно еще раз прояснить этот момент.
— Да я всё понимаю, Арчи. Просто… я не смогла бы смотреть ей в глаза, зная, что между нами произошло.
— Между нами ничего нет. Та ночь… Ты видела, я был не в себе. И мне стыдно за то, что я… воспользовался тобой. Настоящие друзья не должны так поступать.
— Ты такой воспитанный, Арчи. Я всегда этому удивлялась и, наверное, никогда не перестану. Обычно, парни просто сваливают в закат без объяснений или обвиняют во всём похотливую девушку.
— Кого я и должен винить, так это себя. И поверь, я отлично справляюсь с этой задачей.
— Перестань. Я знаю, каким самокритичным ты умеешь быть. Это нормально для творческого человека, но в жизни вне работы может очень сильно навредить. Тебе тоже было тяжело.
— Ей тяжелее в сто крат, — тут же отбиваю. — И где как не в горе и радости познаются близкие люди?
— Ты сделал всё от себя зависящее. И поверь, любая это оценила и… простила бы. Мы же не роботы, не можем себя запрограммировать не совершать ошибок. Так не бывает.
— Мне пора, — мягко закольцовываю этот странный разговор, который никак не получается втиснуть в рамки сугубо дружеского.
— Целую, — Марина первой завершает вызов.
Я блокирую смартфон и тороплюсь вернуться за стол. Чувствую себя чуть менее паршиво, чем несколько минут назад. Нам с Мариной определенно не хватало этого разговора. Мы вряд ли способны стать парой. Даже если бы я был безнадежно одиноким, а она — единственной женщиной на планете.
С Владой у нас всё совсем иначе. Я не представляю своей жизни без нее. В груди ёкает всякий раз, когда она смотрит на меня или улыбается, или прикасается кончиками пальцев к моей скуле. Ее эти прикосновения нежнее крыльев бабочки. Правда, теперь я могу о них только мечтать.
Сажусь обратно за стол и сам тянусь за ладонью Веснушки. Сплетаю наши пальцы, касаюсь своим бедром ее бедра. Ищу глазами ее глаза, но она будто нарочно уводит свой взгляд в сторону. Внимательно слушает мою маму и улыбается ей.
— Ну и почему ты еще не использовала мой подарочный сертификат? — Регина шутливо упирает руки в боки и смотрит на меня взглядом а-ля «я самая строгая учительница на всём белом свете».
На самом деле она совсем не строгая и не учительница. Регина строит успешную карьеру в одном из ведущих издательств нашей страны.
Ее повторный медовый месяц с Эдгаром подошел к концу и по приезду домой Регина заглянула к нам с Артуром в гости. Только Артура дома она не застала. У него сейчас идет активная подготовительная работа к съемкам. Много всего еще нужно успеть сделать. Поэтому Регину я встречаю одна.
Мы немного болтаем: я с удовольствием слушаю о том, как прошел ее отдых с мужем; рассказываю о своем самочувствии и угощаю вкусным чаем. Регина между делом спрашивает о своем подарке, а мне неловко ответить, что я о нем… забыла.
— Да как-то времени всё не было. Мы с Артуром то к моим родителям ездили, а потом — к его. Одно, другое. Сама понимаешь. Но я обязательно что-нибудь себе куплю. Еще раз спасибо за подарок.
— Хочешь, мы можем вместе прошвырнуться по магазинам? Знаешь, я так сильно ушла с головой в работу, что чуть с Эдгаром не развелась и не растеряла всех своих друзей. Теперь хочу наверстать упущенное.
Предложение Регины звучит заманчиво. Мне хочется немного развеяться, морально отдохнуть и просто расслабиться.
Мы с Артуром решили всё начать сначала, и он даже рассказал мне о том, почему ему звонила Марина. Я его об этом не просила, а он сказал, что не хочет между нами недосказанности и секретов. Это желание вполне обоюдное.
Тем не менее нам всё равно сложно. Пока что сложно. Как будет дальше покажет только время.
— Хочу, — улыбаюсь и быстро допиваю свой уже остывший чай.
Прошу дать мне двадцать минут, чтобы собраться.
Чувствую неожиданный прилив воодушевления пока натягиваю джинсовую юбку. Немного даже пугаюсь этого чувства. Во-первых, меня сложно назвать модницей и любительницей шоппинга. Я просто люблю носить то, что нравится лично мне и в чем мне удобно. Во-вторых, мы с Региной не подруги, а скорей просто приятельницы. Раньше своей лучшей подругой я считала Маринку. А, в-третьих, я, кажется, просто напрочь забыла, что такое — положительные эмоции.
С другой стороны, раз уж есть воодушевление, значит не всё еще потеряно и я бесповоротно не выпотрошена до основания.
Ровно через двадцать минут я выхожу к Регине. Она ослепительно мне улыбается, одобрительно кивает и утаскивает за собой в ТЦ, доверху набитый различными женскими бутиками.
На несколько часов мы словно выпадаем из реальности. Оставляем все тяжелые и просто тревожные мысли за порогом. Обсуждаем вещи, много чего примеряем, крутимся у зеркала, спрашиваем друг у дружки мнение насчет того, сочетается ли эта блузка с теми брюками.
На первый взгляд, такая глупость — прогулка по бутикам. Чем она может помочь? Разве что заполнить еще парочку пустующих полок в гардеробной, но не более того. А мне становится как-то спокойней на душе. Я даже улыбаюсь. Не натянуто, а вполне себе даже искренне.
— Вот бери, — Регина протягивает мне несколько комплектов нижнего белья. — Размер твой, а с цветом мы еще подумаем.
Я ухожу в примерочную, развешиваю комплекты и поворачиваюсь лицом к большому зеркалу. Не знаю, почему, но именно в зеркалах примерочной я всегда выгляжу в сто крат хуже, чем есть на самом деле. Слишком яркий свет подчеркивает все несовершенства тела и добавляет их там, где в принципе быть не может.
Но сейчас, глядя на свое отражение, я понимаю, что ни свет, ни зеркало здесь ни при чем. Я всё еще слишком худая. Болезненно. У меня слишком выпирают ключицы, и я заметно бледней, чем бываю обычно.
Знаю, что это временно. Знаю, что спустя какое-то время всё окончательно придет в норму, но сейчас… Я чувствую себя… страшненькой. Не то что бы раньше я была красавицей, из-за которой мимо проходящие мужчины сворачивали шеи, чтобы посмотреть мне вслед. Но я себе нравилась.
Так невовремя вспоминаю Маринку. Она в меру стройная, подтянутая. У нее густые черные волосы и большие голубые глаза. Красивая и главная — здоровая.
Мое настроение стремительно летит вниз. Врезается в асфальт и превращается в нечеткое серое пятно. Хочется поскорей выйти из примерочной и вернуть все эти комплекты на место.
Выдыхаю. Тихо и медленно.
Отворачиваюсь от зеркала и вынуждаю себя раздеться.
Гоню прочь мерзкую болезненную мысль о том, что на меня вот такую Артур не захочет смотреть. Смотреть как мужчина, который хочет свою женщину.
Примеряю сначала один комплект. Тот, который белый. Никакого поролона, только кружево. Кое-где даже нет косточек, отчего на теле нижнее белье почти не ощущается.
Белый мне не очень нравится. Я кажусь еще бледней. Регина со мной согласна. Лимонный выглядит чуточку лучше, но всё равно чего-то словно не хватает. Беру нежно-голубой, и он попадает в цель.
— То, что нужно! — Регина оценивающе рассматривает меня. — Влада, это оно! Надо брать. Ты такая хорошенькая и, — она намерено делает паузу, многозначительно мне улыбаясь, — Артур точно не устоит.
Регина своими словами вгоняет меня в краску и одновременно тянет за оголенный нерв, который я умоляю не болеть.
С близостью у нас с Артуром никогда не было проблем, что с ней теперь я понятия не имею. Ее просто нет. И когда я решусь снова ее попробовать — не знаю.
— Мы берем! — торжественно заявляет Регина консультантке.
На этот раз из бутика с покупками выхожу только я. Довольная ли «уловом»? Определенно. Рискну ли его в ближайшее время использовать? Не уверена.
Мы с Региной договариваемся где-нибудь выпить по чашке кофе. Кофе я не пью, а вот небольшое пирожное с удовольствием съела бы, чтобы заглушить внутреннюю горечь, вызванную неприятными мыслями.
В кофейне, которую мы выбираем, довольно людно и у прилавка даже собралась небольшая очередь. Нам чудом удается найти свободный столик. Регина просит у меня прощения, ей срочно нужно ответить на рабочий звонок. Я киваю и занимаю очередь для нас двоих.
Я прохожусь пальцами по своей заколке на затылке, которая поддерживает мои густые золотистые локоны. Она надежно закреплена. Затем поправляю край платья. Оно не слишком короткое, но мне не хочется внезапно обнаружить, что все вокруг видят мою голую задницу.
Пусть я и сказала себе, что не скоро надену новое белье, но в клуб еду именно в нем. Когда собиралась, вдруг захотелось рискнуть. Если буду всего бояться или топтаться на одном месте, то такими темпами наши отношения с Артуром не разовьются, а окончательно… умрут.
— Ты сегодня очень красивая, Веснушка, — шепчет Артур и опускает свою широкую горячую ладонь мне на коленку.
Мы стоим на светофоре, поэтому он себе позволяет такую небольшую вольность.
У меня в груди всё сжимается. Приятно-приятно. Но в то же время я испытываю жуткое волнение, словно впервые еду на свидание. Отчасти так оно и есть. И дело здесь даже не в Марине. Дело в том, что за прошедший год я успела забыть, что такое близость с любимым человеком.
— Спасибо, — смущенно отвечаю и замечаю, как ладонь Артура медленно ползет чуть выше.
Он не позволяет себе ничего лишнего. Оставляет право выбора за мной.
Я рассматриваю его красивые длинные пальцы и блестящие наручные часы. Вспоминаю, что Артур умеет делать своими пальцами, отчего мои щеки вмиг вспыхивают.
В голову тут же просачивается ядовитой змеей мысль о том, а как Артур ласкал Марину? Так же, как и меня? По-другому?
Не хочу об этом думать. Их разовая близость осталась за бортом нашей личной жизни. Она совсем ничего не значит, а если бы значила, Артур сейчас касался ее колена, а не моего и с ней ехал бы отдыхать, а не со мной.
Сердце бешено разгоняется и тут же начинает успокаиваться, когда я привожу вполне себе логичные доводы.
Тихо выдыхаю и накрываю ладонь Артура своей. Аккуратно и нежно. Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю, что всё в порядке. Все эти страхи и неуверенность только в моей голове.
Мы встречаемся с Артуром взглядами. На его губах возникает не смелая, но искренняя улыбка. Кажется, он волнуется ничуть не меньше, чем я.
Красный сигнал светофора сменяется зеленым, и мы трогаемся с места.
Эдгар с Региной встречают нас уже в клубе.
Артур берет меня за руку, я крепко ее сжимаю и по привычке иду за ним. Он как ледокол просачивается сквозь толпу и ведет к забронированному столику. Клуб принадлежит какому-то знакомому Артура, поэтому для нас всегда припасено одно свободное местечко в любое время суток.
Идея парного свидания мне всё больше кажется очень даже удачной, несмотря на то что я предложила ее от страха остаться наедине со своим парнем. Знаю, всё это слишком заморочено, но мне нужно время, много времени, чтобы заново по кирпичику выстроить доверие к Артуру.
Наш отдых проходит мягко и непринужденно. Я не чувствую себя чужой или неуместной. Мы снова трещим с Региной обо всем на свете и смеемся. В этот момент я ловлю на себе взгляд Артура. Он не просто смотрит на меня, а словно любуется и наслаждается моим смехом. Наверняка чувствует, что он не пластиковый, а вполне искренний.
— Так странно, что мы столько лет знакомы, а свободно общаться начали только сейчас, — отмечаю, когда мы с Региной на несколько минут уходим в женскую уборную.
— На самом деле нет ничего странного, — пожимает плечами Регина и подходит к раковине, чтобы вымыть руки.
Я становлюсь рядом и достаю из сумочки блеск для губ. В здешнем отражении я нравлюсь себе чуть больше, чем в примерочной и румянец на щеках слегка скрадывает мою бледность.
— Почему?
— Ну Маринка раньше от тебя ни на шаг не отходила. Я бы сказала, коршуном вокруг летала. У меня братьев-сестер нет, поэтому я не разбираюсь во всех этих семейных связях, но ее всегда было многовато. До того, как ты улетела лечиться. Даже сегодня побаивалась, что она пятым колесом за нами увяжется.
Я замираю с открытым блеском в руках, пораженная тому, как вся эта ситуация с Маринкой выглядит со стороны. Регина права — сестра везде и всюду ходила со мной. Я никогда не была против, наоборот, с радостью принимала ее компанию. Считала это заботой и сестринской любовью. И то, что порой нас было трое — она, я и Артур — ни капли меня не беспокоило. Даже наоборот, я себя чувствовала неловко, потому что Маринка с Артуром с пеленок знакомы. Но ощущение, что я третья лишняя прошло, как только мы с Артуром официально стали парой.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — поспешно добавляет Регина, не совсем верно истолковав мою реакцию.
— Всё в порядке, я не обижена. Просто не думала, что всё так грустно выглядит со стороны.
— Я вот, что тебе скажу, — Регина берет несколько бумажных полотенец и принимается вытирать руки. — Не впускай ее в вашу с Арчи личную жизнь. И ничего ей не рассказывай. Вот вообще ничего, а то мало ли, как она воспользуется полученной информацией.
Уже воспользовалась…
Я вспоминаю обо всех тех звонках, что были между нами, когда я находилась в больнице. Только теперь понимаю, какую на самом деле ошибку совершила. Чёрт. Я же обо всём Маринке рассказывала: о своих страхах, о том, как мне тяжело смотреть на Артура, мечущегося между странами.
Грудную клетку сдавливает чей-то невидимый кулак.
Всё ведь лежало на поверхности, а я… не видела или просто не хотела видеть. Да и Марина в наш последний разговор всё так завернула, что я быстро ей поверила и про любовь, и про желание Артура аккуратно со мной расстаться.
Ну а с кем мне еще было делиться всеми своими горестями? Не с папой же, а Маринка… Она в прошлом всегда любила напоминать, что я могу ей довериться. Во всём. Вот и доверилась.
Я подкрашиваю губы и плавно вывожу наш с Региной разговор на безопасную тему. Она делает несколько селфи перед большим зеркалом в холле и постит у себя на страничке.
Мы возвращаемся за столик, где меня уже ждет мой любимый ягодный коктейль без добавления алкоголя.
— Думал, тебе захочется освежиться, — заботливо мурлычет мне на ухо Артура, когда я опускаюсь рядом с ним.
— Эй, тормози на поворотах, — недовольно бросает Артур и крепче прижимает меня к себе.
— Простите. Чуть-чуть не рассчитала силу, — хихикает Марина и убирает на спину волосы.
Я не знаю, как на всё это реагировать и как себя правильно повести.
Пространство клуба заполняется прежней ритмичной музыкой. Танцпол буквально утопает в новом наплыве гостей, поэтому мы спешим вернуться за свой столик.
Артур настолько крепко держит меня за руку, что становится даже немножечко больно. Он злится. Я это чувствую и вижу. Когда Артур злится у него даже осанка меняется.
— Всем привет! — весело машет рукой Маринка Регине и Эдгару. — Как вам здесь отдыхается?
— Нормально, — кивает Эдгар.
Маринка усаживается на свободный пуф и тянет свой смарт к QR-коду, чтобы активировать меню клуба.
— Ну и совпадение, — комментирует Регина и даже не пытается придать своему тону немного мягких ноток.
С одной стороны, я благодарна Регине за честность. Она не собирается играть в вежливость или дружелюбность. А с другой, я панически боюсь, что может назреть скандал.
От былого хорошего настроения не остается и следа. Я хочу уехать домой. Удобно устроиться на диване, включить какой-нибудь интересный фильм и есть под боком у Артура попкорн из микроволновки.
— На самом деле нет никакого совпадения. Я возвращалась с кастинга и увидела твое селфи, Регина. Решила рискнуть и сделать вам сюрприз, — Маринка улыбается, словно и не замечает, что ей здесь… не рады.
— Ах, вот оно что! Даже подумать не могла, что делать посты на своей страничке чревато такими последствиями. Кто знает, вдруг в следующий раз мою фотографию увидит Брэд Питт и тоже решит заявиться к нам без приглашения, — ёрничает Регина.
Обычно молчаливый Эдгар перехватывает инициативу у своей жены и пытается снизить градус напряжения за столиком, отпускает несколько шуток. Не уверена, что у него это хорошо получается, потому что, кроме Марины, больше никто не смеется. Не потому, что шутки неудачные, а из-за того, что момент явно не подходящий.
Мне страшно смотреть на Артура. Пусть мы и сидим, а он до сих пор не выпустил мою руку из своей. Всё еще крепко-крепко сжимает ее, отчего кончики моих пальцев начинают неметь.
— Тебе помочь вызвать такси? — спрашивает он стальным тоном.
Я вздрагиваю и поднимаю взгляд на Артура. Он, не моргая, смотрит на Маринку, которая сидит как раз напротив нас. Челюсти напряжены, отчего его лицо кажется каменным.
— Зачем? Я пока еще никуда не собираюсь, — улыбка Маринки становится уже не такой широкой и веселой.
Я непроизвольно начинаю ёрзать на своем месте. Сердце ускоряет ритм, которому может позавидовать любой до смерти напуганный крольчонок.
— Артур, — ласково зову его и опускаю ладонь ему на колено.
— А мне кажется, что собираешься, — игнорируя меня, Артур продолжает буквально ввинчиваться в Маринку тяжелым взглядом. — Потому что сюда тебя сегодня никто не приглашал.
Напряжение за нашим столиком достегает пика. Ни музыка, ни милый официант, который приносит Маринке коктейль, никак не влияют на ту бурю, что уже ощущается в воздухе.
— Да что с тобой такое, Арчи? Я просто хотела посидеть полчасика с друзьями. У меня театр, съемки. Времени ни на что толком не хватает. Но, если мне не рады, то можно просто сказать об этом прямо, а не грубить, — она резко встает из-за столика.
— Тебе не рады, — цедит Артур.
— Не надо так, — шепчу ему дрожащим голосом и замечаю, что глаза Маринки блестят от слез.
Ничего не могу поделать с собой. Мне становится ее жаль. Раз уж мы с Артуром решили всё начать сначала, то… возможно…? И с Мариной получится? Пусть и на расстоянии, и без того абсолютного доверия, что было раньше. Но лучше так, чем вообще никак, без семьи.
— Я сейчас вернусь, — предупреждаю Артура и кое-как высвобождаюсь из его стальной хватки.
— Пусть идет, — отрезает Артур. — Не маленькая, найдет выход.
— Прости, но я так не могу.
Догоняю Маринку уже на улице. Она не ревет навзрыд. Только шмыгает носом и роется в своей сумочке.
Мы впервые один на один после ее признания и моего возвращения домой. Впервые я чувствую себя странно и крайне неуютно в обществе родной сестры. Начинаю переминаться с ноги на ногу и потирать сзади шею.
Маринка наконец-то достает пачку сухих салфеток и аккуратно вытирает уголки глаз. Вероятно, не хочет испортить свой красивый яркий макияж. Я так никогда не умела и не умею краситься. Да и вообще рисование — это явно не мое. Не творческий я человек. Мне проще с цифрами работать.
— Ты в порядке? — аккуратно спрашиваю, не зная, как по-другому можно начать разговор.
— Да, в полном, — Маринка снова шмыгает носом. — Я ничего плохого не хотела, Владка. Просто поддержать компанию, — начинает она тараторить. — Зачем он сразу нападает?
У меня есть много встречных вопросов на тему «Зачем?». Но я их проглатываю, потому что вижу, что Маринка не в себе. Глаза всё равно на мокром месте, пусть она и пытается вытирать их салфеткой. Не хочу делать ей еще хуже.
Сейчас Маринка очень сильно похожа на ту мою прежнюю старшую сестру, которую я всегда слушала с открытым ртом и даже пыталась в чем-то подражать.
— Подготовка к съемкам его сильно выматывает, — зачем-то выдаю полуправду. Понимаю же, что поведение Артура никак не связано с работой.
— Я сейчас вызову такси и уеду, — Маринка убирает от лица волосы и приосанивается.
Я ее не отговариваю, потому что сестре и в самом деле лучше сейчас уехать. Артур на взводе. Регина тоже не рада ей. А я… я, кажется, мечусь между обидой на сестру и тем сильным детским желанием иметь полноценную семью.
Какая-то часть меня пытается найти логическое объяснение всему, что происходит.
— Может, ты всё не так поняла? — осторожно спрашиваю, пока мы ждем прибытие машины такси.
Марина бросает в мою сторону хмурый взгляд.
— Про любовь и желание Артура быть с тобой, — мягко объясняю и впиваюсь ногтями во внутреннюю часть своих ладоней. — Мы всё обсудили и сейчас пытаемся начать сначала. Вряд ли человек, который устал от отношений или влюбился в кого-то другого, будет пытаться всё исправить. Пожалуйста, не нужно обострять ситуацию своим присутствием. Нам всем нужно время, чтобы… чтобы переосмыслить и оставить случившееся в прошлом.
— Что сказал доктор? — спрашивает Артур и резко поднимается со своего места.
Я аккуратно закрываю дверь кабинета и прижимаю к груди прозрачную папку с результатами анализов.
— Всё… Всё хорошо, — выдыхаю и чувствую, как на глазах закипают слёзы.
Это приятные слёзы. Очень.
Артур подходит ко мне и крепко-крепко обнимает. Я слышу, как быстро бьется его сердце. Пока он тут сидел и ждал меня наверняка очень сильно волновался. Я сама вся была как на иголках. Боялась, что анализы окажутся плохими и всё начнется по второму кругу. От одной мысли об этом меня всю передёргивает.
Но, к счастью, все наши опасения не подтвердились. Я здорова. Мой организм исправно работает. Эта новость буквально окрыляет меня и придает сил.
Артур на секунду отстраняется, чтобы заглянуть в глаза, а затем поцеловать. Я чуть-чуть смущаюсь, потому что в больничном коридоре мы не одни, но охотно отвечаю ему. Артур отложил все свои дела и поехал со мной в больницу. Хотел первым узнать о результатах и поддержать.
На улицу мы выходим, смеясь и держась за руки. На секунду я ловлю себя на мысли, словно вернулась назад в прошлое. В то самое прошлое, где я и Артур вели себя точно так же, беззаботно и влюбленно.
Пока мы плавно выруливаем с парковки я набираю папу, чтобы поделиться с ним хорошими новостями. Он радуется вместе со мной, а когда я заканчиваю звонок, вижу, что на карту мне упали деньги. Невольно прикусываю нижнюю губу, рассматривая цифры на экране.
Я не умею просить у папы денег. Никогда не умела и не просила. Даже, когда узнала, во сколько мне обойдется лечение, не смогла побороть свой этот странный и не поддающийся логическому объяснению барьер.
Маринка запросто может подбежать к папе, сесть к нему на колени, как она это часто делала в детстве и попросить оплатить ей тот или иной шоппинг. Я всегда удивлялась ее способности быть такой… простой и откровенной в своих желаниях.
И вот к чему эта…хм… простота нас всех привела.
Папа не ждет, когда я попрошу. Наверное, догадывается о том, что не смогу, поэтому первым идет на сближение. Так было и с кредитом на мое лечение. Уверена для Дарьи такое решение стало крайне неприятным сюрпризом и в ее личную копилку причин не любить меня, добавилась еще одна.
— Мне пора начать искать работу, — озвучиваю мысль, которая так и крутится у меня в голове.
— Зачем? — спрашивает Артур, беззвучно постукивая большим пальцем по рулю.
Мне нравится наблюдать за тем, как Артур с ним обращается. Вообще нравится в роли водителя. Правда, за исключением того вечера, когда мы гнали по пустынной трассе после посиделок с моей семьей.
— Я же не могу всю жизнь сидеть на шее у папы.
— И не нужно. Малыш, для этого у тебя есть я, — Артур мажет по мне взглядом и по-мальчишески лукаво улыбается.
Мои щеки моментально вспыхивают. Отвечаю улыбкой на улыбку.
— Я тебя полюбила не за это.
— Знаю, а за мои красивые глаза, — тихо посмеивается.
Между нами возникает призрачная хрупкая расслабленность. Причем совсем неожиданно. Пока мы пытались в нее играть, она ускользала как солнечный зайчик на потолке. Но стоило только отпустить, как всё встало на свои места.
Надолго ли?
— И за это тоже, — подыгрываю. — Но я, правда, серьезно думаю над тем, что хочу построить карьеру. Пусть не головокружительную, но, чтобы иметь возможность закрывать базовые потребности. В конце концов, внести лепту в нашу маленькую семью.
— Если ты этого хочешь, то мы что-нибудь придумаем. Хочешь ко мне в кино?
— Могу к тебе разве что бухгалтером пойти.
— А на главную роль?
— Ты сейчас шутишь, правда?
— А если серьезно?
— Чтобы поползли слухи о необъективности молодого режиссера Артура Барского? Перестань. Я не актриса, а — зритель.
Артур больше не развивает эту тему. Мы просто болтаем «ни о чем» и слушаем музыку.
— Сейчас еще в одно место заглянем, а потом я отвезу тебя домой, ладно?
Я соглашаюсь и с любопытством слежу за дорогой. Тем местом, куда мы должны заглянуть оказывается ювелирный бутик.
— Зачем мы здесь? — спрашиваю у Артура.
— Идем, — он загадочно мне улыбается и отщелкивает ремень безопасности.
Я торопливо выхожу на улицу. Поднимаю голову и смотрю на двухэтажное стеклянное здание. Оно блестит и переливается в лучах яркого солнца.
Артур берет меня за руку и уверенно ведет за собой.
На пороге нас встречает охранник и консультант. Кажется, они ждали нашего визита.
Стараюсь быть сдержанной и не глазеть по сторонам, как маленький ребенок, который волшебным образом оказался на какой-нибудь сказочной шоколадной фабрике. В воздухе витает приятный цветочный аромат. Витрины кажутся почти прозрачными, а украшения… на них даже страшно взглянуть. Всё очень изыскано и непременно очень-очень дорого.
— Ваш заказ уже готов, — вежливо сообщает консультантка и просит пройти за ней.
Все вопросы оставляю на потом и просто наблюдаю за происходящим. Нам выносят квадратную коробочку с золотой застежкой и теснением ювелирного бренда. Консультантка открывает ее и демонстрирует… кольцо? Белое золото, усыпанное бриллиантами.
Артур кивает и расплачивается за покупку.
У меня холодеют кончики пальцев. Я начинаю догадываться, что всё это значит, но до последнего не верю. Боюсь ошибиться.
Мы молча садимся в машину. Я нервничаю и снова кусаю свои губы.
— Хочу, чтобы ты надела его только тогда, когда снова захочешь увидеть меня своим будущим мужем, — Артур берет меня за руку и аккуратно вкладывает в нее коробочку.
Я вся дрожу. Для одного дня эмоций оказывается много и каждая из них — приятная.
Артур отвозит меня домой и обещает, что постарается вернуться как можно раньше. Я на прощание его целую и нехотя отпускаю.
Слишком сильно радоваться — боюсь. Открыть коробочку и на несколько секунд примереть кольцо — тем более.
Дарья часто любит повторять, что тот, кто слишком громко радуется, потом еще громче плачет. И не то, чтобы я всерьез воспринимаю все ее слова, но сейчас они мне кажутся пророческими. Однажды я действительно очень сильно радовалась, а потом… еще сильней плакала.