Не по расчету

1

Самолет садится на посадку. На этом моменте, всегда внутри царит неприятное чувство тревоги. Ещё задержка рейса Хитроу — Домодедово на четыре часа уже вывела меня из себя. Из экономкласса слышится сдавленный плач ребенка, а турбулентность перемешала внутренности.

И наконец я на земле. Москва. Не меняется, чертовка. Все такая же хмурая, суетная и шумная. Замечаю, что люди, которые идут на посадку выглядят намного счастливее, чем те, кто прилетел.

А вот слышу и родные матерные словечки. Четко и по делу.

Но я скучала. Скучала по всему этому уже много времени. Нет, я не вернулась на родину. Просто моя дорогая мамуля со слезами уговорила приехать на ее юбилей.

К слову, магистратуру я окончила на отлично. Да-да. Времени на самом деле прошло уже очень много. Но я постараюсь рассказывать все по порядку.

Итак, начнем с важных вещей: Джеймс все ещё мой парень. Возлюбленный. Мужчина мечты. Преданный, нежный и понимающий.

Та статья… Многое поменяла в моей жизни в Лондоне. Джеймс, конечно же, все узнал не от меня, а от своих знакомых. Пришлось сознаться во всем. Он, конечно, немного прифигел, но все же принял мою позицию.

Хотя мне было тяжело его убедить в том, что моя семья довольно специфическая, особенно отец. Но тут я могу понять. У него родители совсем другие. Рос в заботе и любви. Никогда ни в чем не нуждался.

В общем, прихватила я его с собой, чтобы окунуть ненадолго в эту противную жижу, под фамилией Ильинские.

Кстати, ещё один повод, чтобы вернуться в Россию — хочу поменять фамилию. Пора уже вернуться к истокам и, возможно, открыть вакансию для фамилии Бронсон в своих документах… Шучу.

У меня аллергия на брак. Нам с Джеймсом и так хорошо вместе, а там уже как жизнь дальше сложится.

Насчёт Илоны — все просто. Осталась в Лондоне, присматривать за квартирой и порхать на крыльях любви к Бэну. Вот что удивительно — это ее первые длительные отношения. Почти год! С ума сойти… Это что-то из ряда вон выходящее.

Но с другой стороны, я очень рада за нее. Бэн и правда неплохой паренек. Веселый, оптимистичный, ответственный. Еще и англичанин. Не миллионер, конечно, как мечтала Илона, но не думаю, что сейчас это ее заботит.

Ладно… перейдем к самой неприятной части…

«Ты всегда была мастерицей создавать вокруг себя хаос, Мира. Только раньше это был наш с тобой хаос. Но теперь, вижу, у тебя появились новые… поклонники?»

Тот неожиданный звонок, казалось, снова перевернул мой мир на голову. Не знаю, что я делала бы, если бы рядом не было Илоны.

Никаких признаний в любви и сожаления о разводе. Нет. Не то чтобы я ожидала этого, но в тот момент, когда Влад со своей привычной злой иронией посмеивался мне в трубку… Что-то екнуло внутри. Больно царапало душу.

Он не унизил, не обидел, но и ничего хорошего не сказал. Просто сообщил о том, что, как и я, не позволит какой-то газетенке портить его репутацию. И через пару часов статья была удалена со всех интернет-ресурсов.

Не могу не сказать, что я была удивлена. Когда я верещала в трубку, меня никто не послушал, зато одно желание Влада — и все сдвинулось с мертвой точки. А может, он сам лично как-то повлиял на это… Уже и не узнаю.

Но пресс-конференция все же состоялась, и отцы на всеобщее обозрение твердо заявили о том, что ни о какой фикции — речи быть не может.

Но и о разводе, наконец, им пришлось признаться. Закрепили они это, словами об «обоюдном согласии». Якобы, мы все решили вместе и подали на развод.

Очень смешно. Как обычно, бред чистой воды, на благо «Инвестиционных Высот». Впрочем, не так страшно, верно? Главное, что история эта подошла к концу и теперь, я вольна делать все, что захочу.

— Baby, I'm so hungry, (Детка, я очень голоден,) — улыбается Джеймс, волоча за собой наши чемоданы.

Он никогда не был в России. И я намерена показать ему все. От уютных ресторанчиков, до самых шумных и крутых клубов. Ну и, конечно, погуляем по главным достопримечательностям, в перерывах между отвязным весельем.

— I can suggest sitting down somewhere for lunch, (Могу предложить присесть где-нибудь пообедать,) — пожимаю плечами, выходя из раздумий. — Or we can drive to my apartment and order delivery. (Или мы можем доехать до моей квартиры и заказать доставку.)

Конечно произношу так, чтобы было понятно, что я склоняюсь больше ко второму варианту. Полет отнял все мои силы. И нервы… Сентябрь совсем не радует солнечными днями. Рейс два раза задерживали из-за ливней и в Лондоне, и в Москве.

К счастью, Джеймс понял мой намёк и согласился потерпеть ещё пару часов, пока мы будем добираться до дома.

Какое счастье, что отец и правда сохранил мою квартиру. Старый предсказатель. Я хоть и вернулась, но точно не надолго. У Джея учеба в самом разгаре, последний курс. Он и так согласился пропустить пару недель, потому что очень сильно хотел поехать со мной.

Да и я тут не особо задерживаться хочу. Уже пора бы обдумать план для открытия бизнеса. За границей не все так просто, особенно если у тебя нет гражданства. Черт… Еще и этим заниматься.

В общем, дел куча. После окончания университета, их прибавилось с головой. Поэтому сейчас самое время, чтобы навестить маму, потому что в другой момент, возможность вырваться может уже и не представится так скоро.

Умиляюсь с того, как мой парень суетливо вертит головой в разные стороны в такси. Ему, кажется, все нравится. Каждый дом, небоскреб, каждая улочка, что мы проезжаем, вызывают в нем неописуемый восторг.

А казалось бы, не из деревни же он… Хотя, скорее всего, его просто удивляет что-то новое. И не важно, что он совершенно не понимает по-русски.

Да я и не стремлюсь учить его. Хватит с меня языковедения. С Илоной уже намучилась.

2

В квартире всё так же, как я и оставила: чехлы на мебели, некоторые ненужные вещи, своеобразный декор. Запах спертый. Сразу понимаю, что никто здесь не появлялся за год.

Бросаю сумку на пол и иду на кухню, чтобы наконец-то выпить воды, по дороге распахивая все окна. Джеймс плетется следом, с прежним восторгом осматривая интерьер.

— And I also tried to surprise you with my view of the Thames, (А я ещё пытался удивить тебя своим видом на Темзу.) — присвистывает он иронично.

Я лишь улыбаюсь, отпивая глоток из стакана.

— You're tired, darling? (Ты устала, дорогая?) — спрашивает он, нежно обнимая меня со спины. Его руки теплые и крепкие. Приятно чувствовать его близость.

— Yep, (Ага,) — отвечаю, прижимаясь к нему. — But it's nothing. The main thing is that we are home. (Но это ничего. Главное, что мы дома.)

Хотя… «Дома»… Слово какое-то странное. Это больше не мой дом. Это просто квартира, которая все больше и больше кажется мне чужой.

Заказываем доставку и, пока ждём, я рассказываю Джеймсу о своей семье. Юбилей матери послезавтра, мы специально выехали пораньше, чтобы успеть немного отдохнуть перед мероприятием.

Как показала практика, моя мать не умеет устраивать скромные праздники. Но одно успокаивает — Волковых не будет.

Мать убедила меня, что Пётр уехал в Мюнхен на день рождения Влада несколько дней назад и решил задержаться там.

— Your father… he seems like a strong man, (Твой отец… Он кажется сильным человеком,) — замечает Джеймс. — I read his biography in my spare time and realized that his work is worthy of respect. Of course, if you don't take into account… His attitude towards you. (Я читал его биографию на досуге и понял, что его труд достоин уважения. Конечно, если не брать в расчёт… Его отношение к тебе.)

Я улыбаюсь горько.

— Yes, there are no complaints about him as a businessman. (Да, к нему как к бизнесмену претензий нет.)

Запихиваю в себя кусок пиццы, выслушивая от парня, что в ресторане его отца готовят лучше. Смеюсь с набитым ртом, пытаясь не извергнуть все обратно, а Джей умиляется, убирая крошки с моего подбородка.

Звоню матери. Радую ее новостью о том, что я уже приехала. Она сразу же начинает озадачивать меня подготовкой.

Каким-то магическим образом уговаривает меня сходить с ней завтра по магазинам, чтобы купить подходящие наряды. Отнекиваться нет ни сил, ни желания. Да и самой уже хочется провести с ней немного времени.

— Do you think they will accept me? (Думаешь, они меня примут?) — спрашивает Джеймс, когда я заканчиваю разговор.

Задумываюсь. Не уверена, что они будут в восторге. Отец, так вообще, может всем своим видом дать понять, что сын ресторатора — мне не пара. Мать, наверное, совсем ничего не скажет. Или улыбнется и похвалит, даже если он ей не понравится.

— The main thing is that I like you, (Главное, что ты мне нравишься), — улыбнувшись, целую его в щеку. — But be prepared for any outcome. Even I sometimes don't know what to expect from them. (Но будь готов к любому исходу. Даже я иногда не знаю, чего от них ожидать.)

Джеймс, кажется, стал чуть серьезнее. Понятное дело. Мы хоть и не мафия, но семейка и без этого хуже некуда. Черт возьми, подумала о мафии и поняла, что скорее всего, меня бы убили ещё в начале истории.

— Don't worry, (Не переживай,) — произношу тихо. — Everything will be fine. In any case, we can leave if something goes wrong. (Всё будет хорошо. В любом случае, мы сможем уйти, если что-то пойдет не так.)

Он молча кивает. Помогает мне снять чехлы с мебели. За делом, немного отвлекаемся от напрягающей неизвестности. Падаем на диван в гостиной и я утопаю в его теплых объятиях.

Смотрим несколько серий нашего сериала, который начали смотреть несколько дней назад. Сериалы сближают парочки, вы знали об этом? Я даже представить не могла…

Не о чем поговорить? Посмотрите сериал. Тем для разговоров найдется вагон.

Главное, не позволяйте своему молодому человеку лезть к вам на каждой постельной сцене. Это вынуждает пересматривать все заново!

Вот даже сейчас… Вероника и Бобби после долгой разлуки утоляют голод друг по другу на заднем сиденье его машины. А Джеймс уже вовсю гуляет пальцами под моим нижним бельем!

Ну как можно сконцентрироваться на сюжете, когда тебя откровенно искушают?

Сдаюсь. Перекидываю через него ногу и усаживаюсь на коленях. Лицом к лицу.

Ой, а засветился, как мартовский кот!

Обычно я не поддаюсь на его провокации, но сейчас сам бог велел снять усталость, чем-то более интересным.

Притягиваю его голову, обхватив за затылок. Его губы находят мои, мягкие и нежные. Отвечаю с большим напором, забывая обо всем на свете, кроме этого момента, этого единственного, всепоглощающего ощущения близости.

Его руки скользят по моей коже, вызывая мурашки. Чувствую, как его дыхание становится прерывистым, как и мое собственное.

Прерываемся лишь из-за нехватки воздуха. Джеймс мягко перекладывает меня на спину. Мир вокруг кажется расплывчатым, лишь он остается четким, реальным, желанным.

Он наклоняется, снова целуя меня, на этот раз более чувственно. Его руки обнимают меня, прижимая к себе так крепко, что я чувствую биение его сердца. Это биение отзывается в моей груди, усиливая волну страсти, которая проходит через меня.

Теперь он сверху. Нависает надо мной, контролируя процесс. Осыпает меня лёгкими поцелуями, не позволяя мне, взять на себя свою дебильную жёсткую инициативу.

Да, когда меня накрывает перевозбуждение, я забываюсь и начинаю в прямом смысле — рвать и метать. Кусаю, сжимаю, царапаю.

3

Резкий солнечный луч ударил мне в глаза. Вскакиваю на кровати. На кровати? Кажется, я проспала все на свете. Подо мной — свежее, приятно пахнущее белье. Откуда?

Джеймса рядом нет. Паника накатывает волной. Быстро встаю и выбегаю из спальни. Нахожу своего парня на кухне, у кофеварки. На столе уже стоят тарелки с фруктами и тостами.

— James! (Джеймс!) — вскрикиваю, всё ещё пораженная тем, как так получилось. — Why didn't you wake me up? (Почему ты меня не разбудил?)

Он улыбается, радостный и гордый собой, как ребёнок, показывающий родителям свою первую картину.

— You were sleeping so soundly that you didn't even hear me leave, come back, change the bed linen, carry you to the bed and kiss you all over your body! (Ты спала так крепко, что даже не услышала, как я ушел, вернулся, поменял постельное белье, отнес тебя в кровать и расцеловал все твое тело!) — отвечает он, подходя ко мне и целуя в макушку.

Ничего себе... Вот это меня вырубило.

— But… how? (Но… как?) — шепчу я, не в силах скрыть недоумение. — You don't know Russian at all! And how did you pay for your purchases?(Ты вообще не знаешь русский! И как ты расплачивался за покупки?)

Он с усмешкой прижимает меня к себе, показывая на мой телефон на столе.

— Your phone, (Твоим телефоном,) — сияет он. — And I communicated with the help of a translator. Of course, there were some awkward moments, but everything went great! I even asked the sellers for help several times. They were very kind. (И я общался с помощью переводчика. Конечно, были некоторые неловкие моменты, но все прошло отлично! Я даже обращался за помощью к продавцам несколько раз. Они были очень любезны.)

Боже… Переживаю за него, как за ребёнка. Прижимаюсь щекой к его обнаженной груди. Ну что за чудо-чудное, диво-дивное мне попалось? Не бывает же таких хороших… Да и мне кажется, что за эту награду, я должна сполна хлебнуть в другом месте.

Джеймс, не выпуская меня из объятий, шепчет, что моя мама звонила несколько раз. Я закатываю глаза. Мама, и её нетерпение… это предсказуемо. Должно быть, она уже готова к шоппингу и сгорает от желания наконец-то увидеть меня.

Так и получилось. В трубке уже раздался ее нетерпеливый лепет о том, что она уже на низком старте.

Быстро доедаю тосты, и иду собираться.

— Don't be bored, (Не скучай,) — говорю я, целуя парня в щеку перед выходом. — And don't walk around the city alone, okay? Please stay home. I'll be back as soon as possible. (И не гуляй по городу один, ладно? Пожалуйста, оставайся дома. Я вернусь как можно скорее.)

Он хихикает с моего озадаченного вида и кивает, целуя меня в лоб.

— As you command, (Как прикажешь,) — шепчет он. — Prepare the ground there thoroughly for our acquaintance. (Тщательно там подготовь почву для нашего знакомства.)

Киваю и иду на выход. Возле подъезда меня уже ждёт мамин черный «Мерседес».

Сажусь на заднее сиденье и сразу же, попадаю в капкан из объятий.

— Ну, здравствуй, дочь! — вскрикивает родительница, стискивая меня сильнее.

— Мама! — хриплю, от нехватки воздуха. — Боже, давай ещё убей меня.

Мать наконец отпускает меня. Да она прямо вся светится от счастья! И это не мой приезд так повлиял на нее. Ну и он, конечно, тоже, но здесь ещё есть что-то немаловажное.

— Виталик, вези нас в ЦУМ! — командует мама водителю и затем снова поворачивается ко мне. — Как же я рада, что ты приехала! А где же твой... Джерри?

Улыбка с моего лица стирается и я закатываю глаза.

— Джеймс, мама. Его зовут Джеймс.

— Прости, — тушуется родительница. — Я просто не сильна в иностранных именах.

— Да ты ни в каких именах не сильна, — фыркаю с усмешкой. — Илона до сих пор вспоминает, как ты ее почти год “Радой” звала.

По дороге разговариваем о мелочах. В основном, она задаёт мне вопросы о перелёте, о делах в Лондоне, о моих планах. Все то, что мы обычно обсуждаем по телефону.

Наконец наступает ее черед рассказать о планах на завтрашний день. И, как я подозревала, ее юбилей — это не просто семейные посиделки, а очередная светская тусовка, да и ещё бал-маскарад!

Тут я, конечно, прифигела знатно. Старики совсем уже с катушек слетели без меня. Возникает существенный вопрос: почему, когда я жила здесь, не было так весело?

— Я просто хотела чего-то особенного! — улыбается мама, когда мы выходим из машины перед торговым центром. — И папа поддержал. Он вообще, в последнее время меня во всем поддерживает.

На этом ее интонация сменилась на мягкую. Она стала походить на влюбленную девочку. С ума сойти... Неужели отец и правда, под старость лет, решил про жену вспомнить?

ЦУМ встречает нас привычным блеском витрин и ароматом дорогих духов. Мама, словно дитя, носится между бутиками, примеряя наряды и выбирая украшения для нас обеих.

Я же, с чувством легкой иронии, наблюдаю за её энтузиазмом. В голове крутятся мысли о том, как странно всё это выглядит — я, после всего, что пережила, снова оказалась в этом вихре светской жизни, которую когда-то так ненавидела.

Через несколько часов блужданий мама, наконец, останавливает свой выбор на роскошном платье цвета индиго с вышивкой из бисера, которое идеально подчеркивает ее миниатюрную фигуру. Маску она выбирает похожего оттенка с платьем.

Затем следует череда примерок туфель, сумочек и украшений. Я выбираю себе простое, но элегантное чёрное платье, решив не перетягивать на себя внимание.

Добавляю к образу черные кружевные перчатки и маску, которая закрывает большую часть лица. Она переливается золотистыми блёстками и отлично подходит к платью. Не слишком вычурно, но и не скромно. То, что надо.

4

Утро встречает нас солнечным светом и легким волнением. Джеймс, обычно такой спокойный и уверенный в себе, суетится.

Ходит по комнате, нервно перебирая края своего нового черного смокинга, идеально сшитого, но явно вызывающего у него дискомфорт.

Ну а что поделать? Мать заявила, что все мужчины на маскараде должны быть в черном.

Его английский, обычно плавный и мелодичный, заменяется на серию коротких, неуверенных фраз.

Я улыбаюсь, наблюдая за его суетой. Это беспокойство забавно и трогательно. Знаю, что он волнуется не из-за самого мероприятия, а из-за встречи с моими родителями.

— James, honey, calm down, (Джеймс, милый, успокойся,) — говорю я, подходя к нему.

Его взгляд, полный тревоги, встречается с моим. В глубине его карих глаз я вижу всё то волнение, что он пытается скрыть.

— Everything will be fine, (Все будет хорошо,) — повторяю, гладя его по руке. — Be yourself, okay? And don't worry about the language. My father knows English very well. (Будь собой, ладно? И не беспокойся о языке. Мой отец очень хорошо знает английский.)

Он пытается улыбнуться, но напряжение всё ещё чувствуется в его плечах.

— I'm afraid to say or do something wrong, (Я боюсь сказать или сделать что-то не так,) — бормочет он, обреченно качая головой.

— Don't think about it. (Не думай об этом.)

Внимательно убираю небольшие заломы на пиджаке, разглаживаю белую рубашку.

Его напряженное тело медленно расслабляется под моими ласковыми прикосновениями. Взгляд становится немного мягче, улыбка появляется, демонстрируя небольшие ямочки на щеках.

Черт... Ну что скрывать… Внутри я сама безумно нервничаю, хоть и внешне выгляжу безразличной.

Вся эта ситуация с отцовским «сюрпризом» немного тревожит мое воображение. Это же может быть что угодно. Он непредсказуем. Сумасшедший в своих решениях. Да и понимаю, что Джеймс отцу точно не понравится. Это будет для него... «невыгодный союз».

Хотя... все же теплится капелька надежды на то, что все уже в прошлом, и то, что он правда стал мягче за это время, пока я была в Лондоне.

Глубокий вдох. Выдох. Зеркало отражает мое лицо — спокойное, почти бесстрастное. Натуральный блонд, собранный в элегантный пучок, напоминает о необходимости держаться холодно.

Да, я, кстати, вернула свой цвет волос. Надоело быть шатенкой. Когда из-за статьи большинство узнали, кто я, смысл прятаться исчез, и я сразу же вернулась в прежний вид, который мне явно идёт больше.

Джеймс, стоящий рядом, выглядит заметно спокойнее, хотя вижу, как его пальцы нервно теребят край галстука-бабочки.

— Ready? (Готов?) — спрашиваю, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и непринужденно, несмотря на бушующий внутри ураган.

Кивает. Его карие глаза блестят, отражая свет от подсветки на зеркале в ванной. Вкладываю в его руки маску. Тут же беру свою, и мы уверенно выходим из квартиры.

Чем ближе мы к дому родителей, тем сильнее я ощущаю неприятную тревогу. Отмахиваюсь. Не буду омрачать вечер этими мыслями. Главное, что сегодня не будет тех, кого я совершенно не желаю видеть.

Заезжаем на территорию. Мои глаза расширяются от блеска и роскоши украшений. С ума сойти... Таким расписным наш коттедж я ещё никогда не видела. Мы всегда были более сдержаны в роскоши. Мать — любительница «стерильного» интерьера. Но сейчас...

Что-то невероятное. Дорожка от парковки выложена красной тканью. По периметру стоят огромные горящие золотые чаши. Освещают округу в сумерках, добавляя таинственности и мистической атмосферы.

Водитель достает из багажника огромную корзину с цветами. Белые розы. Мать без ума от них. Правда, сейчас они совсем не сочетаются своей невинностью с общей обстановкой.

Надеваем маски еще в машине и выходим. Кажется, Джеймс не слишком удивлен.

— Have you seen something like this? (Ты видел что-то подобное?) — спрашиваю, цепляясь за его локоть.

— This is not the first masquerade I have attended. But I must admit that your mother has excellent taste. (Это не первый маскарад, на котором я присутствую. Но должен признать, что у твоей матери превосходный вкус.)

Легко улыбаюсь, и немного тяну его за собой по бархатной ковровой дорожке.

— Be sure to tell her about this, (Обязательно скажи ей об этом,) — говорю я. — Then you will definitely become «Top One». (Тогда ты точно станешь «Топ один».)

В холле нас встречает мама. Она выглядит великолепно. Выбранный ей наряд дополнен сверкающим бриллиантовым комплектом украшений. Но даже они не сверкают так сильно, как она сама. Даже маска не может скрыть ее сияющего от счастья лица.

Обнимаю её крепко, чувствуя знакомый, родной запах её духов.

— Мамочка, с юбилеем! Ты просто великолепна! — шепчу ей на ухо, целуя в щеку.

Она улыбается, её глаза блестят слезами.

— Мирочка, моя дорогая! Как я рада тебя видеть! — её взгляд скользит на Джеймса, и я вижу лёгкое замешательство в ее глазах.

— Мама, это Джеймс, — специально делаю акцент на его имени, чтобы она вдруг не назвала его иначе.

Джеймс делает легкий поклон. Маска скрывает выражение его лица, но я вижу, как он слегка напряжен. Он немного отстраняется, позволяя водителю с цветами подойти ближе.

— Happy Birthday! (С Днем Рождения!) — говорит он, но слышу, что его голос звучит немного неуверенно.

Мама принимает цветы, её взгляд смягчается.

— Thank you, young man, (Спасибо, молодой человек,) — отвечает она, на довольно корявеньком английском. — Please, come in. (Пожалуйста, проходите.)

Её взгляд скользит по роскошному залу, и я замечаю, что в ее глазах мелькает какая-то тревога, которую она тщательно пытается скрыть.

5

Отец произносит тост. Его слова льются плавно, искренне, с лёгкой грустью, но и с явной теплотой. Он благодарит маму за всё, вспоминает их долгую жизнь вместе, и, конечно же, упоминает свою дочь, с гордостью и нежностью в голосе.

На самом деле он каждый год благодарит ее за меня, но сегодня это звучит по-настоящему искренне. Что не менее странно…

В зале воцаряется тишина, все слушают, затаив дыхание. Его слова о том, как я выросла, как он гордится моими достижениями, звучат как музыка.

И в этот момент, когда я чувствую, как на моих глазах наворачиваются слёзы от неожиданных признаний, отец резко меняет направление.

— Я решил выйти на пенсию, — заявляет с холодной серьезностью. Затем обращается к маме, которая стоит на ступеньку ниже. — Милая, знаю, что ты настрадалась от меня из-за этого бизнеса, но все это было для вас и теперь... Я с гордостью готов заявить, что хочу оставить это все, чтобы остаток жизни посвятить только тебе.

Зал как будто замирает на мгновение. Затем, подобно волне, прокатывается шепот. Мать находит меня глазами и мы обе понимаем мысли друг друга. Там, в ресторане, мы шутили про его отставку, но даже и представить не могли, что это может воплотится в реальность.

— Свое руководство я передаю...

Петру Ивановичу Волкову...

— ...моей дочери Мирославе.

Ну нет… чувствовала же.

«Это все равно когда-нибудь станет твоим. От «Инвестиционных высот» ты далеко не убежишь.»

Слова отца перед моим отъездом в Лондон эхом отдаются в голове. И тут же меня окутывает холодный туман, не прозрачный, а плотный, густой, как туман холодного лондонского утра. С трудом различаю очертания людей вокруг.

Какое к черту руководство? Я же ясно дала понять, что не хочу связываться с этой чертовой компанией. И тем более с людьми, которые ее возглавляют.

— Baby, I don't understand… (Детка, я не понимаю...) — голос Джеймса выводит меня из ступора.

Понимаю, что перестала переводить ему, на словах о пенсии. Язык онемел и больше не поворачивается.

— Sorry, Jay, I need to... (Извини, Джей, мне нужно...) — тараторю, спрыгивая со стула.

Направляюсь к родителям с готовностью рвать и метать, но почему-то разреветься хочется больше.

— Наедине, — шиплю, проходя мимо отца на второй этаж.

Отец ещё произносит пару слов гостям и идёт за мной.

— Тогда здесь, — произносит он мягко, приоткрывая мне дверь в свой кабинет.

Залетаю внутрь. Отец кажется расслабленным. Безмятежным. Спокойно присаживается за свой стол.

Я опускаюсь в кресло, чувствуя, как напрягаются мышцы. Запах старой кожи и сигар витает в воздухе, смешиваясь с едва уловимым ароматом дорогого коньяка.

Отец включает настольную лампу, и ее мягкий свет падает на его лицо, подчеркивая усталость в глазах.

— Я готов выслушать твою фирменную истерику, дочь, — говорит он с лёгкой улыбкой.

— Я не планировала оставаться в Москве, — все что могу выдавить сейчас. — И ты знаешь это.

Отец невозмутимо кивает. Вздыхает, глядя в одну точку на своем столе. Его спокойствие вселяет в меня ещё большую тревогу. Особенно то, что это больше похоже на разговор отца с дочерью, а не на бескомпромиссное подчинение.

Тишина в кабинете длится недолго. Отец поднимает на меня взгляд и тихо произносит:

— Это решение далось мне не просто, Мирослава. Конечно, я не чувствую того, что мне уже пора уйти в отставку, но... судьба распорядилась иначе.

Он снова замолкает. В его глазах мелькает что-то похожее на… страх?

— Мне осталось недолго, и я хотел бы посвятить это время твоей матери, — продолжает он, подтверждая все мои страшные опасения. — Проблемы с сердцем. Малейший стресс и я в любой момент могу уйти, так и не успев наладить свои отношения с самыми дорогими женщинами в моей жизни.

Каждое слово, как хлыстом по лицу. Слезы наворачиваются на глаза от осознания того, что этот сильный, властный и бескомпромиссный человек так же, как и все, не властен перед смертью.

Раньше я никогда об этом не задумывалась. Но его возраст... Конечно, это уже не шутки. Каждая минута на счету.

— Не говори матери, — добавляет. — Она не должна переживать. Кажется, я вселил в нее настоящее счастье, но... Разве будет это счастьем, если она будет знать о том, что все это временно?

— То есть... Ты предлагаешь снова наплевать на мою собственную жизнь, ради вас? — шепчу сквозь всхлипы, не скрывая своего раздражения. — Вы никогда не дадите мне жить так, как я этого хочу?

Отец качает головой.

— Мирослава, я предлагаю тебе наконец стать самой успешной бизнес-леди в регионе, — отвечает он уверенно. — И по моим адекватным соображениям, это намного лучше, чем ты будешь в чужой стране каким-то захудалым, позорным менеджером. Это все, принадлежит тебе. Это все я строил для тебя.

— Допустим, — нервно веду плечами. — Но ты когда принимал решение, не думал о том, что Петр не захочет управлять компанией со мной?

Отец снова молчит пару минут. Крутит ручку в руках.

— Никто не считает тебя виноватой, — отвечает уверенно он. — Поверь мне. И Петр… он сам настоял на том, чтобы я передал тебе дела как можно скорее, чтобы испытывать меньше стресса.

Приподнимаю бровь в удивлении. Разве это похоже на правду? Петр хотел разделить компанию после развода, пока я не отказалась от доли. Я же прекрасно все это помню. За кого они меня держат сейчас?

— Я не хочу, — откидываюсь на спинку стула. — У меня другие планы на жизнь. Я не готова сейчас снова вернуться в Москву.

— Я дам тебе неделю, — произносит он. — Петр Иванович уже приедет к тому времени и мы сможем собрать совет директоров. Мира, я очень надеюсь, что в этот раз ты примешь правильное, взвешенное решение...

6

Лондон встречает солнышком, уже ни капли не греющим мою замороченную голову.

Джеймс пополнил количество своих сумок, когда я устроила ему небольшую экскурсию по Москве. Набрал всяких побрякушек. От магнитиков до разнообразных матрёшек.

Довольный поездкой, светится от счастья. Пытается разгонять меня своим позитивом. А может быть, пытается поддержать и напомнить, что он рядом.

Приехала я сюда, чтобы было легче сопоставить все «за» и «против». Но уже в такси понимаю, что мне уже и здесь неспокойно. Лондон был моей мечтой с первого курса в московском вузе. Откуда вообще появилась эта мечта?

Точно… Староста нашей группы грезила мечтами об учебе в LSE. Трещала об этом на каждом шагу. Сначала я скептически относилась к ее рассказам об «уникальной» системе обучения. Но потом как-то втянулась…

Изучила всю информацию сама от и до. Начала общаться с выпускниками по сети и из-за положительных отзывов тоже загорелась.

Но вот мечта сбылась. Диплом на руках, а дальше-то что? Я, конечно, могу устроиться куда-нибудь в компанию от самого университета. Но… Тут правдивы слова моего отца о «захудалом менеджере». Меня ожидает долгий карьерный путь, на который я потрачу еще немало лет.

Да и все вокруг смотрят на меня, как на идиотку, что я, имея такие возможности, все еще строю из себя кого-то. Хотя плевать мне на окружение. Я уже и сама так думаю.

С Джейсом договариваемся разъехаться по квартирам. Хочу поболтать с Илоной наедине обо всем, что происходит. Хочу поделиться с ней настоящими переживаниями о том, что творится в моей душе.

Джеймс целует меня на прощание и говорит адрес своего дома таксисту. Я перебрасываю небольшую сумку через плечо и захожу в подъезд.

Илона дома. Ох... И Бэн тоже здесь. Застаю их в домашнем виде, а кого-то вообще в одних трусах. Парень смущенно извиняется и скрывается в ванной, неуклюже прикрываясь руками.

Улыбаюсь и обнимаю Илону. Падаю на кресло в гостиной и делаю глубокий вдох.

— Ну, рассказывай, — подруга садится рядом.

Бэн, всё ещё смущённый, но уже одетый, тихонько копается в телефоне на диване.

Я кидаю на нее уставший взгляд. Рассказываю всё как есть, на духу.

Илона слушает внимательно, её взгляд время от времени скользит к Бэну, который, кажется, всё ещё пытается слиться с диваном.

Закончив распинаться о сложности в выборе, я молчу, ожидая реакции.

— Мира… — наконец произносит Илона, её голос полон сочувствия и, неожиданно, какой-то стальной решительности. — Ты сама понимаешь, что это не просто бизнес. Это твоя семья, твое прошлое. Да, довольно гадкое прошлое, но ведь это также и будущее, которое ты можешь изменить так, как захочешь. Я всегда поддерживаю почти все твои решения. Мы сбежали в Лондон от этой твоей жизни, но... Я же вижу, что ты ещё до выпускного начала чахнуть здесь. Видно, что тебе все это больше неинтересно...

Бэн неожиданно откладывает свой телефон в сторону. Его глаза, обычно светлые и весёлые, стали серьезными.

— Мирослава, — начинает он по-русски, его английский акцент делает его слова еще более внимательными. — Я вижу, как ты мучаешься. Я не понимаю всех этих русских деловых интриг, но понимаю тебя. Ты не хочешь потерять свою независимость. Но возможно… возможно, Илона права, ты сможешь использовать эту ситуацию, чтобы возглавить империю на своих условиях.

Конечно, я всегда стремилась к независимости, но отказ от компании — это не только отказ от денег и власти, но и от возможности изменить что-то в семье, в отношениях с отцом.

— Спасибо, — тихо произношу я, впервые почувствовав капельку надежды. — Вы правы. Так ведь я могу и утереть нос тем, кто уже давно на мне крест поставил... Вывести компанию на такой уровень, что никто больше не сможет усомниться во мне... И...

Обрываю себя на полуслове. План начал вырисовываться в моей голове. Он смелый, рискованный и по-настоящему мой.

— ... и молва о тебе распространится не только в России, — с намеком продолжает за меня Илона.

С хитринкой смотрю на нее. Да... Возможность доказать, что я восстала из пепла. Показать то, чего лишился тот, кто лишил меня всего.

Звучит по-дебильному. По-детски. Но адреналин ударил в кровь именно от этой мысли. Я хочу, чтобы в компании сначала упоминали меня, а потом уже Петра Волкова.

Чтобы их фамилия померкла на фоне моей в компании. Только сначала нужно избавиться от их фамилии в моем паспорте... А то разогналась, блин.

Бэн уходит на кухню, чтобы сделать нам кофе.

— Я так понимаю, что вы хорошо освоились здесь вдвоем, — перевожу тему, лукаво глядя на подругу.

Та смущенно улыбается, мельком взглянув на своего парня.

— Это была моя идея, — берет на себя удар, который я не собираюсь наносить. — У Бэна очень шумные соседи, а я просто мечтала хоть одну ночь поспать в тишине.

— Да ладно, — весело отмахиваюсь. — Я разве против? Я же как раз и хочу поговорить об этом...

Делаю глоток холодного чая из кружки подруги.

— Как я понимаю, ты останешься здесь? — спрашиваю ее, ожидая ответ.

Илона снова смотрит на своего парня и в ее глазах мелькает еле заметное сомнение, но все же она кивает.

— Тогда живите здесь, — спокойно пожимаю плечами. — Я выпишу на тебя дарственную. Счета уже сами платите.

Подруга, кажется, не ожидала от меня такой щедрости. Ее глаза расширяются.

— Я думала, ты захочешь продать ее, — мямлит она.

— Зачем? — спрашиваю невозмутимо. — Илона, если ты планируешь остаться здесь, я хочу знать, что у тебя будет свой уголок.

Чуть приближаюсь к ее уху и более тише добавляю:

7

Лондонская жизнь течёт размеренно, как и планировала. Действительно, дел оказалось немного. За пару дней я разобралась с оставшимися мелочами: собрала чемоданы, закрыла все необходимые счета и передала Илоне права на собственность.

Прогулялись с друзьями напоследок по барам. Анна, оказывается, уехала на родину в Берлин, чтобы попробовать там открыть небольшую контору по устранению кризисных ситуаций в бизнесе. Признаться, я немного расстроилась, что она не была с нами в нашем уже любимом — «The Crown».

Дни летят незаметно. Я уже переместилась со своими собранными чемоданами к Джеймсу, чтобы перед своим отъездом провести с ним время.

Его реакция по поводу моего быстрого решения оказалась… спокойной. Я видела, как он расстроился, но в тот момент он крепко обнял меня и сказал, что будет со мной несмотря ни на что.

Также пошутил про «проверку» чувств на расстоянии. Я усмехнулась, но подумала о том, что это самое правдивое замечание. Как говорится: «Что имеем не храним…»

Утром он уходит на учёбу, а я готовлюсь к вечернему вылету. Завтра день, когда я должна дать свое решение. Написала отцу смс о том, что буду на совете директоров.

Смотрю в панорамные окна. Темза расстилается внизу, как извилистая дорога… Дорога неожиданных поворотов и крутых маневров. Все как и в жизни — никогда не знаешь, куда в очередной раз заведет тебя судьба.

Пытаюсь впитать в себя это чувство свободы, счастья и беззаботности, перед тем как снова окунуться в суровую московскую реальность.

Надеюсь, и Джей на каникулах тоже будет без проблем навещать меня, если я не смогу. Мы проговорили об этом вскользь, но это слишком печально. Поэтому решили плыть по течению и решать дела по мере их поступления.

Сижу на одном из трех чемоданов и не понимаю, как я тут успела разжиться за год. Столько барахла… И ведь все хочется забрать с собой. Даже чёртовы три килограмма конспектов захватила… Может быть, это уже синдром Плюшкина?

Джей возвращается раньше, что меня безмерно радует. Его печальный взгляд скользит по моим вещам и возвращается ко мне.

— Are you sure? (Ты уверена?) — раз в сотый переспрашивает.

Вздыхаю, кивая.

— It's only for a year... You'll finish your studies and we'll think a little more about how we'll live on. (Это всего на год... Закончишь учебу, и мы еще немного подумаем, как нам жить дальше.)

Он пожимает плечами, уводя взгляд в сторону. Иногда я, правда, замечаю в нем повадки ещё слишком молодого парня. Не понимаю, что его во мне так привлекло. Я, конечно, слышала про милф, но я далековата ещё от этого статуса, а так я ведь черствая, как сухарь.

В отношениях с ним я похожа на унылую лужу. Или на бешенную обезьяну. Зависит от обострения моей «биполярочки». У меня нет этого диагноза, просто Илона постоянно так говорит.

Ему бы кого-нибудь помоложе. Ту, которая будет восхищаться его «Феррари», видом на Темзу и наслаждаться милыми романтическими подарками. А я какая-то прожженная. Уже ничего в этом мире не удивляет.

Ладно, загналась снова. Ну а что поделать? Я ведь и так переживаю постоянно, что обижаю его. Он хороший. Островок спокойствия в моем этом жестоком бушующем мире. Как отказаться от него? И как не причинить ему боль?

Мягко беру его за руку, ведя в комнату, где стоит рояль. Его лицо озаряет легкая улыбка.

— Play for me, (Сыграй мне,) — прошу, усаживаясь на диванчик. — I want to remember this moment. (Я хочу запомнить этот момент.)

Джеймс садится за музыкальный инструмент. Его длинные пальцы плавно скользят по клавишам, заполняя комнату первыми аккордами. Мелодия, поначалу плавная, задумчивая, постепенно набирает обороты.

Слышу некий трагизм... боль... печаль, но и в то же время некий стимул. Стимул жить, слышать, видеть и идти дальше несмотря ни на что.

Музыка стихает, и парень плавно поворачивает на меня голову.

— As always, great, (Как всегда, великолепно,) — выдыхаю, улыбнувшись. — I'm going to miss this. (Я буду скучать по этому.)

Он встаёт из-за рояля и подходит ко мне. Присаживается на корточки возле дивана, оказываясь между моих коленей.

— Then I will call you every night and play, (Тогда я буду звонить тебе каждый вечер и играть,) — улыбается он грустно, но глаза горят серьезностью.

Обхватываю руками его плечи, притягивая для поцелуя. Он отвечает на поцелуй медленно, словно запоминая каждый изгиб моих губ, как будто знает, что скоро наши пути разойдутся, хоть и на короткое время.

Его руки ласково скользят по моему телу, снимая одежду. Без лишних слов, без спешки. Каждое его прикосновение — это признание в любви, тихая мольба остаться.

И я отвечаю ему. Отдаюсь моменту чувственности, понимая, что скоро мне придется уехать, оставить его здесь, в другой стране, пока сама я буду покорять вершины.

Он целует меня в шею, спускаясь ниже, к груди. Его дыхание горячее, влажное. Чувствую, как его руки сжимают мои бедра, притягивая ближе.

Отвечаю на его ласки, стараясь запомнить каждое ощущение, каждый момент близости. Это наш способ попрощаться, наш способ сказать: «Я буду скучать».

Мы занимаемся любовью, нежно и страстно одновременно. В каждом движении, в каждом вздохе — тоска и предвкушение скорой разлуки.

*****

Хитроу гудит, как переполненный улей. Вокруг снуют люди, чемоданы катятся по блестящему полу, а объявления о задержках рейсов звучат как фоновая музыка к моей собственной драме.

Джеймс и Илона стоят рядом, их лица — отражение моих собственных противоречивых чувств.

Илона рыдает навзрыд, уткнувшись мне в плечо. Её слезы пачкают мое серое пальто, но я даже не замечаю. Сама стою на грани слез, сжимая в руке ее руку — холодную и дрожащую.

8

«Инвестиционные высоты» — стеклянный небоскреб, выглядит ещё более угнетающе, чем я его помню.

Дождь заливает город. Стекла моей машины, которую я с восторгом забрала из гаража родителей, покрыты каплями, сверкающими под тусклым утренним светом.

Внутри здания все деловито, суетливо. Окутывает знакомый прилив энергии, тот адреналин, который всегда сопутствовал мне в деловых переговорах. В лифте я поправляюсь, одергиваю бежевый жакет, подтираю красную помаду.

Чувствую себя в своей стихии, снова Мирославой Ильинской, а не женщиной, ищущей утешения в чьих-то объятиях. Да, работа. То, что всегда отвлекало от всего, что происходило в моей жизни.

Поднимаюсь на свой привычный этаж. Секретарша, молодая девушка с уставшим лицом, удивленно поднимает брови, увидев меня. Снова новенькая.

Пропускаю её удивление, сразу направляясь в конференц-зал. За дверью слышен голос отца, спокойный, но с присущей ему железной твердостью.

Глубоко дышу, собираюсь с мыслями и решительно открываю дверь. Внутри пахнет дорогим кофе и чем-то неуловимо мужским — кожа, табак, власть.

Петр Волков уже здесь. Сидит рядом с отцом. Его взгляд с осторожным интересом скользит по мне.

— Мирослава, — говорит отец, не отрываясь от бумаг. Его голос тише, чем обычно. — Присаживайся. Подождем всех ещё несколько минут.

Я сажусь напротив них, стараясь сохранять спокойствие. Внутри же бурлит шторм из сомнений и надежд.

— Я рад тебе, — кивает Петр Иванович.

Рад? Очень интересно.

Ничего не отвечаю. Сухо киваю в ответ и смотрю только на отца. Тот наконец поднимает свой взгляд.

— Ты согласна? — переспрашивает он с осторожной надеждой.

Снова киваю, уже тверже. Язык что-ли онемел. Все слова рассыпались, как только я зашла.

— Но я не подпишу документы, пока не сменю фамилию, — наконец хоть что-то удается выдавить. — Поэтому мне нужна будет твоя помощь, чтобы сделать это немного быстрее. Так же, как вы провернули это на свадьбе.

Петр заинтересованно поднимает бровь. Вижу лёгкую иронию в его глазах.

— До сих пор? — произносит он. — Я думал, ты уже давно...

— Не было возможности, — отмахиваюсь нервно.

Не могу же я сказать ему, что внушила себе хоть какую-то связь с Владом таким образом.

— Я могу помочь, — пожимает плечами он, откидываясь на спинку стула. — Это делается за два дня. Тебе не обязательно откладывать принятие доли.

— Хотите делать двойную работу? — хмыкаю. — Нет уж, я хочу принять долю как Ильинская. Чтобы уход отца не был заметен.

На моих словах отец чуть улыбается. Петр тоже подхватывает его улыбку.

— Как скажешь, — отвечает Волков. — Давайте хотя бы ознакомимся с документами?

Отец кивает и протягивает мои экземпляры. Гуляю глазами по сливающимся воедино буквам. То же самое, что и в мой уход отсюда. Криво усмехаюсь.

— Перебрасываем, как горящий шар, эти доли, — бубню себе под нос, но чтобы услышали.

Читаю дальше.

Договор, черт возьми, на десять страниц.

Уткнувшись в бумагу, слышу, как позади открывается дверь. Понимаю, что руководители отделов начинают стекаться. Не обращаю внимания. Иду дальше глазами по тексту, пока мой взгляд не утыкается в шокирующую вещь.

— Двадцать пять процентов снова у Влада? — удивлённо проговариваю.

Смотрю сначала на отца, потом на Петра. Их взгляд уперся за мою спину.

— Они и не переставали быть моими, — насмешка сзади — как вспышка молнии среди ночного неба.

А дальше... Дальше мы все знаем, что идут раскаты грома.

Сердце пропускает удары, а по венам растекается раскалённое железо. Я резко поворачиваю голову, и мои глаза встречаются с его. Моргаю, переставая осознавать реальность происходящего.

Живой, здоровый, стоит в дверях конференц-зала, словно призрак из моего прошлого.

Стоит...

Не отрываю взгляд от его лица, рассматриваю каждую частичку. Будто ничего страшного с ним не произошло.

Будто той аварии и не было. Не было ужасно сложных операций, травм, дыры в голове, сломанной руки, парализованного наполовину тела.

Той ужасной клинической смерти.

Как будто мне все это приснилось.

Его лицо не изувечено шрамами, немного заросло щетиной, добавляя ему какой-то непривычной грубости. Но глаза... Всё те же яркие зеленые глаза, которые всегда сводили меня с ума даже во снах.

Он жив, а я, кажется, умираю. Умираю от его взгляда.

Воздух словно застывает. Петр Иванович и отец будто совсем не удивлены его появлению. И это... Это хоть как-то даёт понять, что меня не накрыло снова.

— Влад... — выдыхаю я, голос едва слышно.

Это больше шепот, чем высказывание. Не могу поверить своим глазам.

Он медленно подходит, его походка уверенная и грациозная, как и прежде. Кажется, он стал ещё крупнее, чем был до аварии.

Не толще, а мускулистее. Разве такое возможно? Хотя... Может, я просто уже забыла, какой он был? В глазах всегда стоял образ нашей последней встречи.

Он останавливается в нескольких шагах от меня, его взгляд не отрывается от моего лица.

— Соскучилась? — говорит он, его голос спокойный, чуть ироничный.

Соскучилась? Безумно. До дрожи в коленях, до боли в груди. Как же остро я это ощущаю снова. Вот теперь точно онемел язык. Да и вообще все онемело. Атрофировалось.

Влад садится на стул рядом, и его тепло ударной волной врезается в меня. Я чувствую его запах. Тот самый аромат. Мужская энергетика, которая одновременно пугала и приманивала, как светлячка на лампочку.

— Что... Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, стараясь собрать связное предложение.

9

Профессор Эндрюс, как всегда, приветлив и внимателен. Его веселое лицо высвечивается на экране моего ноутбука, освещая полумрак моей квартиры.

Он не скрывает радости от моего звонка, хоть и после моего выпуска прошло всего лишь два месяца. Радостно суетится, протирая камеру на своем гаджете.

Да, это мой скрытый козырь в борьбе за власть. Мой научный руководитель, который всегда наставлял меня на правильный путь.

Я излагаю свой план по захвату «Инвестиционных Высот», стараясь быть максимально лаконичной и точной. Но в то же время стараюсь не переходить на личности.

Роберт слушает, делая короткие заметки в своем блокноте. Его взгляд, спокойный и проницательный, не упускает ни одной детали.

Закончив, я с нетерпением жду его оценки.

— Miroslava, (Мирослава,) — начинает он, откладывая ручку, — your plan is… ambitious. You want to take control of the two most profitable parts of the company, leaving the to their partners with the less liquid assets. This will undoubtedly give you a significant advantage, but… risk? (Твой план... амбициозен. Ты хочешь взять под контроль две самые прибыльные части компании, оставив своим партнерам менее ликвидные активы. Это, несомненно, даст тебе значительное преимущество, но… риск?)

Я качаю головой, уже предвидя его возражения.

— The profit in a corporation is divided equally from all parts. Otherwise, there would be no point in merging two large empires if one owner received billions and the other a couple of hundred. (Прибыль в корпорации делится поровну со всех частей. В противном случае не было бы смысла в слиянии двух больших империй, если бы один владелец получил миллиарды, а другой пару сотен.) — проясняю.

— Right, (Верно,) — соглашается Эндрюс. — Then why are you want to take over the two most complicated industries? (Тогда почему ты хочешь взять под контроль две самые сложные отрасли?)

Хитро улыбаюсь.

— Revenge. (Месть.)

Слово сладко повисло в воздухе. Профессор Эндрюс поднял на меня брови, его взгляд стал еще пристальнее. Он молчит, давая мне самой развивать мысль.

— I'm not going to destroy business, (Я не собираюсь уничтожать бизнес,) — поясняю я, невозмутимо. — But I want to prove that I can manage better. That I can make «IV» more profitable than they ever imagined. This will be my best revenge - not destruction, but superiority. To prove that I am stronger, smarter, that their methods are outdated, and mine are the future. (Но я хочу доказать, что могу управлять лучше. Что я могу сделать «ИВ» более прибыльным, чем они когда-либо себе представляли. Это будет моей лучшей местью — не разрушение, а превосходство. Доказать, что я сильнее, умнее, что их методы устарели, а мои — будущее.)

Эндрюс кивает, задумчиво поглаживая подбородок.

— I understand, Miroslava. But this is a very risky plan. Banking and insurance are complex industries that require not only financial literacy, but also a deep understanding of political and economic processes. Are you ready for this level of responsibility? (Я понимаю, Мирослава. Но это очень рискованный план. Банковское дело и страхование — сложные отрасли, требующие не только финансовой грамотности, но и глубокое понимание политических и экономических процессов. Ты готова к такому уровню ответственности?)

— I'm not afraid to take risks, Professor. I know they won't let me lose everything, but I don't want to give them the satisfaction of my failure. (Я не боюсь рисковать, профессор. Я знаю, что они не позволят мне потерять все, но я не хочу доставлять им удовольствие от своей неудачи.)

Эндрюс молчит еще несколько мгновений, затем медленно кивает.

— Your ambition has always amazed me, (Твои амбиции всегда поражали меня,) — коротко улыбается. — And I know that you are capable of a lot, but I don’t understand why exactly you call me? (И я знаю, что ты способна на многое, но я не понимаю, почему ты именно мне звонишь?)

— You are my most beloved mentor, (Ты мой самый любимый наставник,) — подмигиваю, вызывая у него улыбку. — And I need your help with the presentation. Only you help me to properly structure thoughts, which are now in chaos. (И мне нужна твоя помощь с презентацией. Только ты помогаешь мне правильно структурировать мысли, которые сейчас находятся в хаосе.)

Роберт, с его мягкой улыбкой и проницательным взглядом, кивает, соглашаясь помочь.

— Let's start by defining key performance indicators for the banking sector. (Давай начнем с определения ключевых показателей эффективности для банковского сектора.) — говорит он, пока я беру чистый лист бумаги. — What metrics do you think are most important for assessing a bank's success in today's competitive environment? (Какие метрики, по твоему мнению, наиболее важны для оценки успешности работы банка в условиях современной конкуренции?)

Беру ручку, оставляя на бумаге след кривоватого почерка. Мои мысли, еще минуту назад хаотичные, теперь выстраиваются в стройные ряды.

— I think we need to look at a few key aspects, (Я думаю, нам нужно рассмотреть несколько ключевых аспектов,) — говорю я, — Return on equity (ROE), non-performing loan ratio, market share, asset quality and level of service digitalization. Customer satisfaction indicators should not be forgotten either. (Рентабельность собственного капитала (ROE), коэффициент неработающих кредитов, доля рынка, качество активов и уровень цифровизации услуг. Нельзя забывать и о показателях клиентской удовлетворенности.)

Профессор согласно кивает, тоже взяв в руки листок. Мы обсуждаем каждую метрику подробно, рассматривая сильные и слабые стороны различных подходов к их анализу.

Обсуждение затягивается, мы погружаемся в детали, анализируя финансовые отчеты, графики, статистические данные — всё то, что я прихватила из офиса.

10

Итак. Что мы имеем: пятьдесят процентов акций компании, которую я ненавидела больше всего на свете. Больной отец, который собрался свалить с матерью под старость лет на побережье Черного моря. Бывший муж и свекр в качестве деловых партнеров и возлюбленный, который находится в другой стране.

Держимся, держимся.

Эндрюс, как мой настоящий “темный лорд”, помогает мне разработать правильную стратегию ведения дел в компании.

Конечно, немаловажной частью является заслужить уважение руководителей отделов. Понятное дело, что они не будут вступать со мной в открытые споры. Никто не рискнет потерять нагретое местечко, но мне необходимо заслужить их настоящее уважение и доверие.

Репутация у меня, конечно, не блистательна, после моих истерических выходок и пьяных пируэтов. Будем исправлять. Не зря же я потратила еще почти полтора года на учебу. Дисциплине тоже учили, и мне пора бы применить ее на практике.

Встречайте — Мирослава Игоревна Ильинская. Обновленная, жёсткая, бескомпромиссная бизнес-леди. Палец в рот не клади, откушу по локоть.

Каждый день повторяю себе это перед зеркалом. Настраиваю на предстоящий день. Репетирую холодный расчет в глазах, вежливую короткую улыбку, не доходящую до глаз, и манеру держаться стойко на любых переговорах.

Но в то же время настраиваюсь не потерять себя настоящую. Не ожесточиться вконец. Не хочу стать подобием своего отца, у которого атрофировались все человеческие чувства. Теперь вот страдает оттого, как они болезненно возрождаются под шестьдесят.

Не меньше удивляет снисходительность Петра ко мне. Ко всем моим решениям.

По сути дела, он ничего не потерял. Он и раньше занимался инвестиционным бизнесом, и перемены его не особо коснулись, но то, как он учтиво дает мне зеленый свет на все мои решения, немного удивляет.

Что до Влада… Он и раньше был профессиональный раздолбай. Умный, расчетливый и любитель нанять кучу людей для лишней работы. Сейчас же меня удивляет, как он за все берется сам.

В его распоряжении автоломбард и аналитическая часть инвестиционного бизнеса. Он почти не вылезает со своего кабинета, и мы пересекаемся только в коридоре или же на общих собраниях.

Пока не лезу к ним. Занимаюсь конкретно своими задачами. Но все же планирую частенько устраивать «провокационные» проверки на их отделы. Хоть я и уверена в их честности по отношению к компании, нужно же мне хоть как-то бесить их, раз по-другому не выходит.

Плыву по течению. Роберт дал мне правильный совет не торопиться в принятии решений. Сначала мне нужно удержаться на новых обязанностях, привыкнуть к этому грузу ответственности, а потом уже и на другие отделы заглядываться со своим невидимым «влиянием».

Вот и слушаю его. И поступаю грамотно. Надеюсь. Да и все как-то тихо и спокойно, что моя жажда поставить всех на колени немного притупляется. Это позволяет мне все обдумывать без лишних эмоций.

Солнечный свет, пробивающийся сквозь панорамные окна моего прежнего кабинета, освещает блестящие поверхности стола, обложенного документами.

Я уже полноценно заняла кабинет отца. Еще до того, как он ушел из компании... Но он посмеялся и одобрительно похлопал меня по плечу. Ещё бы... Я же оправдала все надежды.

Ну как заняла... Пока только присвоила себе. Сейчас там происходит кардинальный ремонт. Осветляют стены, меняют мебель и, конечно же, врезают в стену огромную стеклянную пластину. Я уже вся в предвкушении, каждый день пристаю к работникам с вопросами об окончании работ.

Хоть какой-то райский уголок у меня будет.

Характерный шум свидетельствует о том, что работники уже пришли с обеда. И снова стучат, сверлят и не стесняются слушать азиатские мотивы на старенькой колонке.

Надеваю наушники, чтобы хоть как-то абстрагироваться от посторонних звуков и продолжить работу. В ушах играет приятный мотив любимой песни.

Так растворяюсь в музыке, что расслабленно откидываюсь на спинку кресла, прикрыв глаза. Вообще-то нужно давать отдыхать глазам от экрана компьютера каждые пятнадцать минут! Не вздумайте осуждать меня за безделье.

Позволяю музыке плавно окутывать мой разум, уносить подальше от тревожных мыслей. Надеюсь, я не подпеваю на весь офис, потому что знакомые слова вырываются из приоткрытого рта машинально.

Аромат — терпкий, немного резкий, с древесными нотами — знакомый до боли, резко бьёт в нос. Сердце пропускает удар, когда горячая рука скользит по моей ноге, лёгкая, насмешливая. Резко открываю глаза и выдергиваю наушник.

Влад стоит, облокотившись на мой стол, с той же самодовольной улыбкой, что и всегда. Его взгляд — насмешливый, проницательный, словно он видит меня насквозь.

— Так вот чем занимается наша бизнес-леди? — спрашивает он низко, бархатно. — А по стране уже гастролируешь?

Его рука ещё мгновение остаётся на моём бедре, прежде чем он лениво убирает её, словно показывая, что он может это сделать в любой момент.

Я пытаюсь совладать с внезапно нахлынувшим раздражением и стыдом. Этот человек умеет выводить меня из себя с неимоверной невозмутимостью и… наглостью.

— Влад, — шиплю я, стараясь сдержать гнев. — Что тебе нужно? И ещё раз тронешь меня, я тебе все кости переломаю.

Он смеётся, тихий, глубокий смех, который сотрясает его плечи.

— Разве можно удержаться? — спрашивает он, чуть наклоняясь ко мне. — Когда-то это всё было моим.

Скользит горящим взглядом по моему телу сверху вниз. В его глазах я всегда чувствую себя обнажённой. Да и видел он там всё, что скрывать-то.

Нервно дёргаю ногой, откатываясь на кресле от него подальше.

— То, что ты себе сам присвоил, не означает, что оно принадлежало тебе по-настоящему, — произношу, небрежно складывая наушники в чехол.

11

Его слова висят в воздухе, тяжелые и липкие, как смола. Я чувствую, как кровь отливает от лица, оставляя за собой пустоту.

В его глазах — не победа, а что-то более сложное: удовлетворение, возможно, даже… скука? Как будто он уже прошел этот этап, а я еще только начинаю осознавать глубину своей ошибки.

Его близость, его запах — всё это до сих пор ощутимо на моей коже, смешиваясь с горьким привкусом понимания моей слабости.

Молчу, глаза устремлены на пол, на блестящий паркет, отражающий искаженное изображение моего лица.

Влад делает шаг ко мне, и я не отступаю. Не могу. Что-то внутри меня ломается, распадается на миллионы осколков. Это не страх, а какое-то оцепенение, парализующая нерешительность.

— Ты думаешь, я не вижу, что ты чувствуешь? — его голос звучит близко, с легким насмешливым оттенком.

Он проводит пальцем по линии моего подбородка, и от этого касания пробегает дрожь по всему телу.

— Я чувствую… ничего, — шиплю я, стараясь сдержать дрожь в голосе, но это звучит неубедительно даже для меня самой.

Ложь. Глупая, прозрачная ложь.

Он смеется, тихо, глубоко, и этот смех пронизывает меня насквозь, как острый нож.

— Не провоцируй меня, Мирослава. Ты слишком хорошо знаешь правила этой игры, чтобы притворяться.

Обессиленно возвращаюсь в кресло.

— Что ты хочешь? — спрашиваю я, голос едва слышен.

Он улыбается, и в этой улыбке — целая вечность боли и надежды. И я понимаю, что игра только начинается.

— Тебя, — короткий ответ вылетает с его губ. — Всё, что я хочу — это тебя. Где бы я ни был. В каком состоянии ни находился. Мои мысли всегда только о тебе.

— А я вот о тебе даже не вспоминала, — нервно веду головой. — И не буду.

— Не вспоминала? — приподнимает бровь. — А когда орала мое имя во снах, когда бухала? Добилась того, что белая горячка пришла. С моим участием.

Холодный пот выступает на спине. Он был в курсе происходящего…

— У меня был нервный срыв, — цежу сквозь зубы. — Из-за тебя, урода!

Вскакиваю и бью со всей силы по твердой груди.

— Я полгода молила Бога, чтобы ты выжил! — продолжаю срываться на крик. — А ты, сука, в один момент выкинул меня из своей жизни! Растоптал и уничтожил!

— Выкинул? — рычит он в ответ, жестко перехватывая мои запястья. — Или дал жить нормальной жизнью? Ты в браке ядом плескала, ненавидела меня. А когда я слег, так ты не отходила от меня! Меня бесило это. Бесило смотреть, как ты подыхаешь возле моей кровати! Почему, Мирослава? Почему мне стоило на том свете побывать, чтобы ты наконец перестала строить из себя жертву?

Тишина тянется между нами, тяжелая и напряженная. Я смотрю на него, на его лицо, искаженное болью и каким-то диким отчаянием. Он не играет. Сейчас он искренен, уязвим, и это пугает меня еще больше, чем его обычные манипуляции.

— Если бы я не сделала аборт, ты бы не сел за руль пьяным, — шепчу я. — Я ненавидела себя за это. Ломалась при каждом твоём ухудшении самочувствия. Когда ты чуть не умер… Эта минута дала мне понять, что если тебя не откачают, я не смогу жить дальше с этой виной.

— Дура! — бросает он яростно, отпуская меня. — Какая же ты дура! Я никогда не винил тебя в аварии. В этом виноват только я и охранники, которые не вырубили меня из-за долбанной «неприкосновенности».

— Я лишь хотела, чтобы ты жил, — всхлипываю. — Хотела быть рядом. Поставить тебя на ноги.

— Думаешь, я не видел, как ты мучаешься? — произносит он тихо, но в голосе слышится отчаяние. — Ты думаешь, я не знал, что ты чувствуешь?

Я поднимаю на него заплаканные глаза.

— Но я ведь убила нашего ребенка, — шепчу я, ком в горле мешает говорить. — Ты ведь не простил…

Влад облокачивается на стол, запускает руки в волосы.

— Мира, — говорит он мягко. — Это был твой выбор. Тяжелый, мучительный, но твой. И я понял его.

— Но ты ведь злился, — возражаю я, вспоминая его ярость в клинике после аборта.

— Злился, — признается он. — Злился на себя, на тебя, на весь мир. Но больше всего я злился от бессилия. Я не мог ничего изменить. Сам виноват, надо было…

Он замолкает. Его тяжёлый выдох больше похож на утробный рык. Ему больно. И я чувствую эту боль. Снова.

— Так нужно было, понимаешь? — поднимает на меня взгляд. — Нужно было принять жесткие меры. Отец, конечно, идиот старый… Слишком переборщил с ролью озлобленного. Я попросил его просто увезти тебя и дать понять, что все кончено. Чтобы ты знала, что обратно в Мюнхен пути нет.

— То есть все это было просто ради того, чтобы я начала жить без тебя? — переспрашиваю, не веря ушам. — Ты понимаешь вообще, как сильно сломал меня?

— По-другому ты бы не уехала, — пожимает плечами. — Я не знал, встану ли когда-нибудь. Поэтому просто отпустил тебя… Заставил жить дальше. Но сам… так и не смог жить без тебя.

Его слова ударяют в самое сердце. Разбивают на тысячи осколков мою израненную душу, которую я так долго собирала по частям.

Снова падаю в кресло. Чувствую себя выжатым лимоном. В голове пустота. А внутри все разрывается от мысли, что все это было лишь для того, чтобы я уехала.

С одной стороны, он дал мне толчок начать новую жизнь. Освободиться от брака, которого я изначально не желала. А с другой — он снова решил всё за меня.

— Я приехал, чтобы вернуть тебя, Мирослава, — Влад нарушает тишину, присаживаясь на корточки возле моих ног. — Теперь я уверен в завтрашнем дне и хочу, чтобы ты была рядом. Ты — моя. И ты знаешь это. Чувствуешь так же, как и я.

Качаю головой. Все это слишком. Слишком много. Слишком тяжело. Правда оказалась больнее лжи.