Не по залету

Глава 1

Глава 1

— Что там? — спрашивает Злата, когда я разблокировала экран.

— Оставь его мне, — произношу шепотом текст из пришедшего СМС с прикрепленными к нему фотографиями. На последних запечатлен Ромик в душевой.

Руки начинают дрожать, пальцы выпускают смартфон, бумагу со снимком УЗИ, тест, сумку. Я оседаю на пол с серым ковролином.

— Нер! Ты чего?

Качаю головой, потому что плохо, потому что в голове бардак, и я не понимаю ничего, кроме того, что из моей жизни пропал порядок и ясность.

— Да ты шутишь! — восклицает золовка, сунув подхваченный смартфон мне в руки.

Она идет к кабинету, игнорируя секретаршу, которая сразу вскакивает и пытается остановить ее.

— Роман Яковлевич занят!

— Молись, чтобы это было так! — шипит Златка, отталкивая ее и врываясь в кабинет.

Что бы она там ни увидела, я знаю, что это конец. Конец, за которым не видится ничего, кроме серой ряби. Что мне делать теперь? Как же ребенок? Как же свадьба? А гости? Как же ребенок?

— Пойдем отсюда, — командует Злата, помогая мне подняться. — Нам нечего здесь делать!

— Это правда, да?

Я тру бровь, за которой прямо под кожей что-то очень сильно болит и колет.

— Правда. Это был прямой фоторепортаж или даже вебкам.

Злата Цаплина знает эти "хоромы" лучше меня. Ее муж занимал директорское кресло долгих пять лет, прежде чем у него получилось победить в выборах и занять кресло главы области.

— Я хочу увидеть это сама, — хриплю, отказываясь уйти так просто.

Хочу увидеть его и посмотреть в глаза.

Хочу, чтобы он объяснил мне, как можно быть такой свиньей, после того как я просила за него, после того как Венька назначил его на место после себя! Я помогла ему выбраться!..

— Это правда, — повторяю я, уже не вопросительно, а скорее обреченно.

Ромка как будто не слышит меня, быстро застегивая рубашку и заправляя ее.

— Как ты мог? Ром?! У нас же свадьба через две недели!

Губы начинают дрожать.

Надо было сначала женить его на себе, а уж потом помогать, беременеть и уличать в измене.

Он подходит ко мне, поправляя манжеты мною купленной и выглаженной рубашки.

Слова о беременности не идут. Все существо противится этому. Я протягиваю ему снимок и полоску с двумя алыми черточками.

— Я не имею к этому никакого отношения, — бросает жених, сунув мне их обратно.

Вид у него при этом брезгливый. Это уязвляет. По ощущениям так и вовсе ударяет по внутренностям кулаком.

— А кто имеет? Ты что несешь?

— Давай без сцен? Королева драмы! Их было двое.

Абсурдное заявление. Несмотря на это, мне плохо. Я же слышу, каким тоном говорит Головин – знающим, уверенным...

Я хватаюсь за спинку кресла, чтобы не рухнуть из-за подкосившихся ног.

— Спокойно. Ты слишком скучная для этого. Это был Кронглев и карта бара "Бали RSR". Помнишь?

Я хорошо помню утро после и то, как проснулась в туфлях. Так плохо мне не было никогда. Но рядом со мной был Головин!

— Кто это? Я не знаю никакого Кронглева!

Не знаю, но имя кажется мне смутно знакомым, словно я недавно слышала о нем где-то.

— Это мой бывший муж.

Та, которая прислала мне сообщение, выходит из душа, даже не думая о том, чтобы постесняться и не показывать носа до моего ухода.

— Благодаря тебе мы развелись, девочка!

Она меняется в лице, опустив взгляд на мои руки. Увидела снимок? Что, ей теперь не весело? А значит…

— Это что? Ты беременна? Ром?

Ромка, вместо того чтобы ответить ей, хватает меня за локоть и тащит через кабинет и приемную.

— Иди к Кронглеву, — цедит он, получив по лицу, — а еще лучше избавься от него и забудь о нас навсегда.

Я тяжело дышу, провернув финт со своей первой пощечиной.

Так со мной не обращался никто и никогда! У него не выйдет избавиться от меня вот так!

— Ты должен объяснить мне все! — требую я, ухватив его за галстук. — Этот бред не стоит выеденного яйца!

— Или что? Пожалуешься братцу? Подашь на алименты?

— По-моему, очень даже неплохой план!

Держать его все труднее. Головин пытается закрыть дверь. Сейчас он додумается открыть ее, но тут на помощь мне приходит Злата. Она тянет вместе со мной за его шелковый галстук, а потом и за ручку двери, когда тот решает отпустить и открыть ее.

— Что ты скажешь ему? Что беременна? Что кувыркалась с другим? У меня есть записи камер! Из номера в том числе!

Наверное, мы очень смешно смотримся со стороны. Две тетки на каблуках осаждают дверь генрика под крики его секретарши.

Глава 2

Глава 2

Златка переписывается с Ромарио, пока меня полощет в кустах.

— Как ты вообще встречалась с ним? — рычит она, когда я открываю дверь. — Он непробиваемый!

— Вышли ему фотографии из галереи, из папки под названием "Ромарио", — командую, усаживаясь в салон. — Добавь к этому...

— Я поняла: у нас тоже есть компромат на него.

Слабенький. Этот компромат скорее повысит его популярность и отбросит тень на Веню, если узнают, что источник данных – сестра губернатора области.

— Смотри! Сработало!

Она двигается ко мне, чтобы и я видела происходящее на экране.

— Засудить бы их за это, — бурчу я, не особо веря в свои слова. — За то, что торгуют такими вещами.

— Погоди немного. Дай мне расправить крылышки. Я подброшу московскому бомонду пищу для размышлений, куда летать не стоит от слова...

Она не договаривает, потому что на черно-белой записи появляюсь я, выйдя из лифта на третьем этаже.

— Это третий, — выдыхаю я обреченно. — Наш номер был этажом ниже.

— Ты даешь!

На видео я иду по коридору, открываю номер и захожу в него.

— Номер по той же стороне, что и наш.

Я закрываю глаза, откинувшись на спинку сиденья.

— Он прислал еще кое-что. Нер! Тут съемка из номера! Это капец! Они снимали и в номере! Это же писец!

Я смотрю запись, забрав у возмущающейся подружки смартфон. На видео не происходит ничего особенного: я раздеваюсь, бросая одежду на пол, а потом забираюсь в постель, сбросив туфли у кровати.

Тогда почему я проснулась в них?

Забираюсь под одеяло, устраиваюсь под ним... Запись обрывается в тот момент, когда надо мной нависает мужчина. Я просматриваю этот момент не меньше десяти раз, желая разглядеть лицо. Но что можно взять со смартфона и такой не самого лучшего качества записи? И почему Головин не прислал все? Противно смотреть?

— Не Спилберг, конечно, — резюмирует подруга, постучав брелоком о руль. — Но понятно, что не соврал, утырок.

Головин не отвечает на мое последнее сообщение, а я не стану писать еще что-то. Это уже перебор. Гордость орет, что есть мочи.

— Ты же понимаешь, что это подстава?

— Злат!..

Может, я и выгляжу, как ее младшая сестра, но не глупа и лет мне предостаточно.

— Ты не знаешь, кто жил в том номере? Головин вряд ли скажет фамилию этой стерляди.

Она спрашивает на полном серьезе, и кто после этого наивная балда?

— Его фамилия Кронглев, — говорю, закатывая глаза. — Головин назвал ее.

— Вот прям так и назвал? — спрашивает Златка, сойдя с лица.

— Злат, я не могу знать всех постояльцев отеля. Да, он сказал мне фамилию отца ребенка. Наверное, не ожидал моего визита и отвечал, не подумав, на таких же эмоциях, как я! А теперь ты!..

Я вижу, что она знает, кто он. Эта фамилия для нее не в диковинку. Побледнела она не просто так.

— Поехали домой? — предлагает золовка, резко меняя тему. — Есть сильно хочется.

— Цаплина! Ты офигела?! Ты что творишь? Думаешь, я не понимаю ничего?! Отвезешь домой и накинешься на меня вместе с мужем!

Я качаю головой. Подруга называется! Это после того, как я помогала ей в ее амурных делах с Венькой!

— Венер, ты не обижайся! — Она трогает меня за плечо, но я сбрасываю ее руку. — Я честно не знаю! Слышала его фамилию, когда Веня приходил домой жутко раздраженный. Я просила рассказать, что случилось.

Зная брата, могу прямо сказать, что он ничего толкового ей не рассказал. Вымуштровала его на свою голову. Задолбал в свое время тем, что приносил работу домой и вел себя со мной так, словно я его подчиненная, коллега или подружка из соседнего офиса.

— А он только: "Опять этот Кронглев!" — и...

— Ну и что?!

— Он говорит, что жалеет, что принял помощь от Головина. Мол, надо было пробовать самому пользоваться всеми инструментами для победы в выборах, а не устранять конкурента его руками.

Мои глаза расширяются.

— Что?

Я-то считала, что это я замолвила словечко за жениха, а оказывается, что они договорились баш на баш.

— Он что, заказал кого-то? Что значит устранил?

— Не убил. Я тоже спрашивала. Он нейтрализовал Бурова до начала предвыборной кампании.

Помню Бурова. Помню вопли брата. Сама не понимаю, что творится наверху. Но знаю, что все только ропщут, а на деле проглатывают. Плевать им на темное прошлое.

— Как он сделал это?! — спрашиваю я, холодея до самых костей.

Как же плохо я, оказывается, знаю своего братишку.

— Без понятия. Он не говорит, а я не настаиваю.

Мы едем в дом Цаплиных, а я мучаю поисковые системы, пытаясь узнать об этом Кронглеве хоть что-то. Но данных так мало. Остались какие-то старые упоминания об участии в уголовных делах конца девяностых и открытые данные налоговой службы.

Глава 3

Глава 3

— Не передумала? — спрашивает братец все еще недовольным голосом.

Звонок родственника застает меня в ванной, когда я леплю патчи под глаза, решив уподобиться дамочкам из рустаграм. Авось и правда помогут и приведут лицо в порядок, пока я добираюсь до работы. Плевать, что подумают другие. Только бы не отвечать на неудобные вопросы на работе.

— Нет.

Я не выспалась, опухла, словно впитав в себя половину ванны, и пребываю в отвратительном настроении.

— Тогда отпрашивайся с работы и будь у меня без пятнадцати четыре.

В меня закрадываются подозрения, ударив по мгновенно завязавшемуся страху в животе.

— Ты же сказал, что не завтра.

— Позвонил твой Кронглев. Сам назначил встречу. Даже посылать его расхотелось, как только вспомнил тебя. Так что я отпущу Веру пораньше, а ты сыграешь роль моей секретарши. Справишься?

— Ты издеваешься надо мной? — вспыхиваю я, роняя ключи от квартиры.

— Нет. Я считаю тебя ебанько из сказки "Морозко". Не понимаю, как ты вообще...

Я не стала дослушивать, что там еще. Повесила трубку. И так все ясно-понятно. Но то, что я ебанько, напоминаю себе весь день, переживая за встречу. Сдались мне эти смотрины? Надо просто решить для себя что-то и держаться плана. А не вот это вот все.

К счастью, работа отвлекает меня и можно сказать, что спорится. Перенеся встречи с клиентами на завтра, я делаю бумажную часть проектов быстрее обычного, программа не лагает, цифры совпадают, референсы находятся с первого запроса.

Мечты и мысли о том, чтобы уйти на вольные хлеба, не поступают.

— Уходишь раньше, но радости я на твоем лице не вижу, — замечает Санек, когда я нажимаю кнопку лифта.

Санек приятный, с ним всегда весело поболтать. Но сейчас мне не до него и не до его шуток.

— Так не развлекаться иду, — отвечаю я, мечтая, чтобы все скорее закончилось.

— Это ты на меня намекаешь, Цаплина? Так я привлекаю новых клиентов, благодаря которым у тебя и Витька заказов полный стол.

Ага. Сумасшедших клиентов с весьма странными запросами. То им потолок золотом покрой, то стулья, как в Эрмитаже, в столовую поставь. Ладно, не все такие. Но их все еще много.

— Нер, так что ты делаешь сегодня?

Я смотрю перед собой, не удостаивая Санька взглядом. Жалею, что не взяла из стола протеиновую печеньку. Начинает подташнивать.

— Бабушка приехала. Старая она у меня и больная. Еду по врачам водить.

Надо что-то сказать, иначе без сплетен не обойтись.

— Так как насчет свидания?

— С бабулей? Ты не в ее вкусе. Правда, она подслеповата немного. Может и не разглядеть. Но я договорюсь.

— Нер!

Выпалив все это, я выскакиваю из лифта и несусь на стоянку, чтобы вырулить на главную и попасть в ненавистную пробку.

Вроде учла их, заложив время на дорогу. Должна успеть, но все равно волнуюсь. Опаздываю совсем ненамного, пяти минут для Веньки будет достаточно, чтобы ввести меня, так сказать, в курс дела.

Уже в лифте я начинаю раздеваться, стягивая с себя пальто, берет и шарф, поправляю волосы и отдергиваю джемпер.

— Однако ничего не меняется, — раздается впереди, когда створки лифта открываются. — Что десять лет назад, что сейчас.

Я выхожу из лифта и, только сделав шаг, понимаю, что тот, кто сказал это один и не вошел в кабину.

— Что простите? — спрашиваю я, с неожиданно ударившим под груди сердцем. — Это вы мне?

Я поворачиваюсь и смотрю на высокого мужчину в кожаной куртке, уже вошедшего в лифт и убравшего руку от панели с кнопками.

— Говорю, что в Думке, что в простой администрации любят шлюх, — говорит тот, сверкнув взглядом в мою сторону.

Очуметь не встать! Что этот чей-то сынок или альфонс себе позволяет?!

— Он, кстати, занят, милая, — замечает тот напоследок.

— Хамло! — выпаливаю я в почти закрывшиеся дверцы. — Майские праздники уже прошли!

Иду к кабинету Вени, не переставая оглядываться назад. Замечание байкера встревожило меня, потому что для него нет никакого повода. На мне обычный офисный наряд, всего лишь серые брюки и светло-бежевая водолазка. Косметикой я сегодня и вовсе не пользовалась.

Захожу в приемную, запнувшись о валяющийся на полу колокольчик, и подбираю его.

— Ты опоздала, — говорит Веник, налетев на меня уже через секунду.

— На минуту, — отвечаю, взглянув на часики на запястье.

Новый приступ паники овладевает мной, сменив едва ли родившееся облегчение. Это не он. Правильный Кронглев ждет меня за дверью. И какой он? Такой же, как этот тип в лифте?

— Так сложно быть пунктуальной? — шипит братец, хватая папку с края стола секретарши. — Принеси мне это, а потом спроси про кофе. Хватит тебе этих двух заходов?

Мое сердце стучит, как оголтелое, когда я готовлюсь потянуть на себя ручку стеклянной дверцы. Волнуюсь так, что даже не огрызаюсь в ответ.

Глава 4

Глава 4

— Еще и Бали! Не слишком ли много совпадений, Паш?

Осознание вместе с фиаско настигают меня, заставив сесть на выдвинутый стул.

— Веник! — выдыхаю я, закрыв лицо, сжатой в руках береткой. — Козлина!

Он все подстроил, а я повелась! Повелась! Он же сказал, что не сможет устроить встречу быстро! А сам позвонил ни свет ни заря! Нашел идеального кандидата и тоже бандюка!

— Рассказывай!

Я вздрагиваю, услышав голос Бурова над собой, поднимаю на него глаза и тут же зажмуриваюсь. Боже, как стыдно!

— Вы Буров?

— А ты точно секретарша?

— Нет. Я заменяю ее.

— И кто же ты? — продолжает вопрошать Буров, двигая желваками.

Он не смотрит на меня, а перед собой.

За стеклянными дверь, на тротуаре стоит Катя, выправляя волосы из-под пальто.

Ко мне подкатывает мощное чувство вины — я людям чуть жизнь не сломала!

— Извините меня! Я просто ошиблась! Приняла вас за другого человека!

Я поднимаюсь, чтобы уйти, а точнее дойти до этой Кати. Я объясню ей все, и она поверит мне. Убеждена в этом! Она поймет!

— Стоять!

Едва приподняв пятую точку, я усаживаю ее обратно. От зычного голоса Бурова внутри все сжимается от испуга.

— Ты должна мне, — отвечает Буров, приземляясь на соседнее место, — а если она не вернется, то должна вдвойне!

Он зыркает на меня и вновь смотрит перед собой.

— Что?

— Рассказ, конечно же, — выдыхает он, забарабанив по столешнице. — А еще дождаться ее и заново изложить все при ней.

Надо было уйти с самого начала. Не сбежать, а пойти к ним. Перед двоими объясниться было бы легче, чем сейчас, наедине с ним и подбирая слова.

— Это все из-за моего брата. Он обещал мне устроить встречу с отцом ребенка, после того как узнал, что меня бросил жених и я беременна от другого.

Я рассказываю все, как можно более сжато. Слезы вновь подступили к глазам и к горлу. Не хочу расплакаться перед этим бесчувственным дубиной. Его женщина стоит на улице одна, а он тут со мной вместо того, чтобы убеждать ее вернуться.

— Он тоже бандит.

Я замолкаю, сообразив, что сморозила глупость.

Этот Буров ведь не просто так приходил, а хотел знать имя Кронглева.

Не могу подставить ни брата, ни Кронглева. Одного я должна прибить самостоятельно, а на другого нужно посмотреть для начала, а уж потом решить жить ему или помирать.

— И он подсунул тебе меня?

— Да.

— Это кое-что объясняет, — выдает тот медленно.

На мгновение во мне разлилось какое— то удовлетворение, заставив забыть о слезах — он понял, что косячила я не просто так.

— Ты Белоснежка?

Я жду продолжения, не осознав, что это вопрос. Он звал меня светлой головой и долбанутой, так что и Белоснежку я воспринимаю как новое прозвище.

— В смысле?

— Тебя тыкают все подряд, а ты не знаешь, кто именно и когда? — говорит Буров, мельком взглянув на меня, а потом вновь перед собой. — Давай же, Катэй, возвращайся!

— Вообще-то там были гномы, а вот проходной двор был у спящей царевны! — вот что я несу?

Почему просто не сказать "нет"? Хотя, так— то он прав.

— Да ладно! — восклицает этот Буров с преувеличением. — А по мне все одно — путанессы!

— Вы грубый и жестокий, — отвечаю я, передумав соглашаться с ним.

Любимая сказка детства заиграла новыми красками и перестала быть таковой.

— Я не спрашиваю тебя, как это получилось. Понятно, что была пьяна или решала вопросы целкости, зажмурив глаза. Мне интересно, как ты узнала, что он это он! Подсматривала? Считала количество лилий на вещах?

Козел он все-таки!

— Так бы и сказали, что хотите знать имя! — восклицаю я, разозлившись. — Зачем издеваетесь?

— А потому что я не твой брат и не обязан быть с тобой ни нежным, ни деликатным. А ты мне должна, царевна. Так что продолжай.

Его слова подействовали на меня отрезвляюще.

— Вчера я застала своего жениха с любовницей. Он назвал мне его имя.

— Ты точно Белоснежка. Жених. Брат. Два гнома уже есть. У тебя их семеро или только два?

— Все было не так! Мы поссорились! Из-за пустяка! Я заметила, что Головин галантничает с одной женщиной и мне это не понравилось.

Я замолкаю. Это тоже был знак. Мне ведь не показалось. Это ведь была та белобрысая курица, перед которой он открывал дверь и щебетал, улыбаясь! И они спланировали все это! Вот только зачем?

— Что замолчала? — торопит меня Буров.

— Я была права, — произношу я и тут же отмахиваюсь.

Глава 5

Глава 5

Черти? Как она мило их назвала! Правильно еще так, чтобы не разозлить. Я бы назвала их ушлепками. Наверное, именно поэтому она встречается с бандитом, а я ищу приключения на свою ЖО.

— Я не стану останавливаться, — бубнит тот, что за рулем. — Чтобы она сбежала? Стала орать? Привлекла внимание к нам?

А это очень хорошая идея. Главное ведь что? Убедить остановиться, а потом побежать и орать так, чтобы не заметил только слепой и глухой.

— Эй! Хорош притворяться! — Рука бандита проходит в каких-то миллиметрах от моих волос.

Наверное, он хотел толкнуть меня, но у него ничего не вышло. Виной тому ухаб и мое непреодолимое желание выпрямиться.

— Ну вот!

Что "вот" мы так и не узнали, потому что вновь вмешалась Катя.

— Хотя бы окно приоткройте!

— Открой окно! — бросает тот, что впереди меня. — Уделает ведь все.

Я уж подумала, что хоть кто-то среди этих двух галантный...

Так во всех дуэтах, и уж не важно, чем они занимаются. Один хороший, другой плохой. Один более воспитанный, другой хам каких поискать. И все в таком духе. Боженька, пощади же ты меня!

— Пох! Тачку все равно менять!

— Открой окно, — повторяет "галантный", уже не так дружелюбно, как прежде.

От свежего воздуха, промчавшегося по салону, мне, и правда, становится легче. Катя сжимает мои пальцы, а когда я смотрю на нее, приподнимает брови, как если бы интересовалась моим состоянием. Когда я киваю ей, она вновь сминает пальцы и произносит одними губами: "Все будет хорошо".

— Эй! Заканчивай шептаться!

Мужик за рулем, буду звать его Нервяк, замечает это и толкает товарища Галантного в плечо.

— Как там тебя? Сделай что-нибудь! Ты видишь, что они переговариваются?

— Еще раз тронь меня, — предупреждает Галантный, поворачиваясь к нам. — Я не слышу ничего, и этого достаточно.

— Они сговариваются сбежать!

— Проблемы надо решать по мере их поступления, — говорит Галантыш, обводя каждую из нас взглядом. — Не раньше.

Я дышу свежим воздухом, просачивающимся из окна и смешивающимся с резким одеколоном похитителя.

Не понимаю, как умудрилась вляпаться в такую скверную историю.

Надо что-то делать, чтобы выпутаться из нее, потому что всем известно, чем заканчивается всякий киднеппинг, в котором жертвы видят лица похитителей.

— Ребят, вам все-таки придется остановиться! — вновь подает голос жена Бурова. — Ее снова укачивает.

План-планом, но реализация у него не очень. Меня и правда мутит на ухабистой дороге. Не так сильно, как в первый раз, но все-таки.

— Что вы за звери? Девчонка беременна! Дайте ей прийти в себя на ровной земле!

— Ага! А я летал на Луну, но только со мной все в порядке!

Заметно, что не долетел, приложившись и башкой, и лицом.

Но авто все-таки останавливается, свернув с основной трассы.

Мы оказались в каком-то лесу, который я бы назвала красивым из-за обилия кленов вокруг. Все-таки не о том я думаю и совсем не так, как раньше. Значит, это правда, что у беременяшек мозги набекрень. А ведь только второй месяц пошел. Что потом? Я начну свистеть на воробьев?

— Надо пройтись чуть-чуть. Через лес. До свалки. Тачка ждет нас у другого подъезда.

Мужчины переговариваются, выйдя на улицу. Я слушаю их, раздумываю над побегом и нет-нет, да думаю о том, какие же они все-таки скоты! Всю дорогу им твердили, что женщине плохо! И что сделали они, когда остановились? Пошли курить и отравлять себя и природу.

— Ты же правда беременная? — спрашивает Катя, когда мы остаемся одни в машине.

— Да, — раздражаюсь я, устав чувствовать себя дрянью. — Я что, похожа на шутницу?

Я просто жду ребенка. Я не хотела никому изменять. В моих мыслях не было мысли шантажировать и портить кому-то жизнь.

— Ты не очень похожа на беременную. Была не очень похожа на нее.

Поделом мне.

— Наверное, и я плохо похожу на нее, да?

Я медленно киваю, не в силах сказать: "Да". Вот это поворот!

— От Бурова? — продолжает вопрошать женщина.

— Нет.

— А зачем сказала, что от него? — шепчет Катя, глядя в окно. — Тебя, кстати, как зовут?

— Венера, — выдыхаю я, следя за бандитами у дороги.

— Любопытно. Очень любопытно.

— Что именно?

— Ты, кажется, должна была появиться в моей жизни. Во всяком случае, так говорит карта. А я еще не могла понять, что за фигня?!

Хоть что-то начало проясняться в этой мутной истории, и пусть это касается только меня.

Катерина вытаскивает руку из хомута, протягивая ее между креслом и дверью, чтобы достать ряд кнопок на двери, но замирает, когда мужчины смотрят в нашу сторону.

Глава 6

Глава 6

Такое не могло пригрезиться мне даже в самых смелых фантазиях. Я главная злодейка!

Бесит, что я не могу ничего возразить ему. Бесит то, что я сама виновата в этом.

Вот что мне стоило сказать всего четыре слова: "Я беременна от тебя"?!

Потому что это не объясняет ничего из сказанного им в мою сторону.

Беременная путанесса! Очень неинтересно в свете прозвучавших обвинений. Выглядит новым поводом нагреть его.

Кроме очернения меня в глазах рыжей, есть куда более важные вещи, а именно эти двое, которые, судя по всему, устроили весь этот цирк. Ради чего?

— Выходи и иди вперед, — приказывает Кронглев, распахивая передо мной дверцу. — Лучше бы тебе молчать при этом, дорогуша.

Он говорит мне это прямо в лицо, задерживая взгляд на моих глазах, а потом подталкивает вперед, грубо взяв за плечо.

— Не надо трогать меня, пожалуйста, — прошу я как можно более спокойно. Я сдерживаюсь, чтобы не закричать на него, что он дурак, каких свет не видывал. — Я сама.

— Знакомая фраза, самостоятельная.

Я не знаю ничего о нем, кроме того, что он разведенка с криминальным прошлым.

— Что улыбаемся?

Я жду продолжения, приподняв брови.

Он не знает моего имени или забыл его.

Примечательно то, что он сам виноват в произошедшем. Козел, рогоносец и изменщик!

— Смех продлевает жизнь, знаете ли, — говорю я и отхожу от него, стремясь оказать как можно дальше.

— Если это здоровый смех.

— Я здорова. В отличие от вас. Дружу с головой и другими частями тела.

Пока идем, я думаю о том, что произошло, перебирая прошлые моменты, и размышляю, кем приходятся эти двое друг другу.

Может, они любовники? Или Катя беременна от Кронглева? А может, они устроили все это, потому что слабаки? На что еще способны эти двое? Куда, кстати, делся Нервяк?

— Ты слышала, что он говорил о тебе?

Катя равняется со мной и берет под руку. Весьма странно. Я-то до сих пор связана, а она нет!

— Нужно идти быстрее, — говорит Кронглев, зажав меня с другой стороны. — Лучше не разговаривай с ней.

— Ей лучше не общаться с вами, — замечаю я, не сумев противостоять вредности.

— Игорь, пожалуйста, не указывай, что мне делать. Это раз. А два – надо было предупредить меня, и я бы надела обувь поудобнее.

— Есть еще и три?

Она просит то, что хочу ему посоветовать я:

— Отойди от нас и дай поговорить без твоего мрачного присутствия.

— Мрачного?

— Да.

Катька заговаривает, когда Кронглев устремляется вперед.

— Это правда? — продолжает она, как и я вонзаясь шпильками во влажную почву с толстым покровом листвы.

— Почти. Все так, как он сказал. Только есть два "но". Первое, я была в приемной у Цаплина, чтобы увидеть Кронглева. Цаплин подсунул мне Бурова.

Кажется, я повторяюсь, что начинает жутко раздражать. Привыкла и ужасно горжусь своей способностью доносить до людей информацию в максимально короткие сроки. А тут повторяю все это в четвертый раз.

— Второе: я узнала о нем, его жене, его разводе и о записи только вчера.

Я останавливаюсь вместе с Катей, чтобы очистить шпильки от листьев. Смотрю на ее руки, вспоминая, что я зло, и продолжаю корячиться дальше.

— Мне дела не было до него, если бы...

Я замолкаю, побоявшись произнести инфу о беременности вслух.

— Вам не о чем беспокоиться, Катя, — произношу почти шепотом. — Я приняла решение и сделаю аборт.

Внутри все дергается от последней фразы, но я должна это сказать.

— О чем ты?

— Кать! Быстрее! Пожалуйста!

Боковым зрением вижу, что Кронглев остановился и смотрит на нас.

— Вы беременны от него и устроили все это, чтобы сбежать от вашего...

Я смотрю на ее руки.

— Мужа. Понимаю, что сейчас вам не до того, но вы обязательно проклюете ему мозг случившимся. Хотя может быть вам все равно на его интрижки.

Она улыбается и почему-то очень напоминает Бурова.

— Ты ошибаешься.

— Не мне судить, что вы делаете. Просто отпустите меня. Я хочу домой. У меня брат с золовкой волнуются. Обещаю, что ничего и никому не расскажу о похищении, ни об убийстве Бурова и того, кто был за рулем.

Она сначала хмурится, не переставая улыбаться, а потом ее улыбка гаснет и буквально сползает с лица.

— Паши?!

На миг мне легчает от этой эмоции, но только на миг. Это тоже может не значить ничего. Было бы ей совсем плевать, она бы просто кинула этого здоровяка. А так…

Глава 7

Глава 7

Еще есть люк, оформленный под окно, но под самым потолком. Скос крыши и мой рост позволяют мне дотянуться до него и даже открыть, впустив в спальню холодный воздух. Но вылезти мне мешают связанные руки.

Ни край паллет, ни чугунная дверца печки и уж тем более грубый край дверного косяка не способны распилить толстый пластик.

— Чушка средиземноморская, — констатирую я, взглянув на себя в крошечное зеркало в такой же узкой душевой.

Включив воду, я пытаюсь умыться, а по факту делаю только хуже – становлюсь вновь мокрой.

Безвыходность ситуации, собственная беспомощность, а главное поступок Кронглева И.С. злят. О страхе и возможном печальном будущем я и думать не хочу. Надо действовать последовательно, а уж если придет тетка с косой, то вести переговоры с нею.

— Бу-бу-бу, — слышится внизу, когда я льну ухом к полу в надежде услышать хоть что-нибудь полезное.

И все же почему мне так не везет? Потому что не надо быть туповадзе, то есть вспоминать о совести, стыде и уж тем более лезть в чужие дела, когда своих проблем по горло!

Я присаживаюсь на кровать, откидываясь назад. Прикрыв глаза, я все еще костерю себя, на чем свет стоит. Но через время я понимаю, что все-таки засыпаю, радуясь этому и напоминая себе, что мозг решает задачки в фазе быстрого сна.

Вновь я брожу по лесу и ору на дверь, обещая, что Кронглеву конец, и он заплатит мне за все. Но кажется, я буквально тут же распахиваю глаза, уставившись на свет от лампы в углу. Я не включала ее, довольствуясь светом дня.

В душевой слышится шум воды. На гвозде висит кожаная куртка.

Я же смотрю на дверь с торчащим из нее ключом.

— Не советую тебе делать этого, — раздается позади меня, когда я приближаюсь к двери, берусь за ручку и дергаю за нее. — Они еще не спят и вдобавок ко всему недостаточно трезвы.

Я поворачиваюсь на месте, глядя на источник всех моих проблем. Он прав, на данный момент мне стоит бояться его во вторую очередь. Большее, что он сможет сделать, так это ударить меня. Но это только пока.

— Я проверяла, закрыта ли она, а не пыталась сбежать, — говорю я, делая шаг обратно. — Только не в таком виде.

— Ну конечно! Пленница не хочет сбежать!

Вместо ответа я протягиваю руки, почти касаясь его обнаженного торса.

— Хочу умыться, — поясняю я, не выдержав повисшего молчания, — а еще пописать.

— Будь умницей. Говори вполголоса. Мы тут шпилимся, по идее. Есть хочешь, Богинюшка?

Он говорит, а сам тянет меня к кровати, усаживается и принимается возиться с полоской на запястье.

Тихое "вжик", и я свободна.

Он поднимает лицо и дергает им в сторону.

— За Бали, за шалавеллу и за "шпилимся"! — шиплю, а потом бегу в ванную комнату.

Громко сказано, что я бегу. Шагов до нее раз-два и обчелся. Но все-таки я устремляюсь в нее в шоке и в ужасе от собственного поступка. Надо же было додуматься врезать ему. Зуб не выбила, конечно. Всего-то пощечина. Он ведь может догнать и это никак не отменит то самое "шпилимся". Борьба и крики будут очень даже логичны при этом процессе.

— Поешь, — бросает Кронглев, как только я выхожу из душевой. — Тарелка на печке.

Он вновь уходит в душ, а я подбираю тарелку с гигантским двойным бутербродом из двух кусков хлеба, куска мяса и кругляшков помидоров между ними. Рядом лежит шоколадка Аленка. А вот пить нечего. Придется довольствоваться тем, что бьет из местного водопровода.

Подобрав все это, я сажусь на кровать, ем, чуть-чуть успокаиваюсь, а потом смотрю на обернутые полотенцем бедра И.С.

Пожалуй, я понимаю, на что купилось мое балийское альтер-эго – в лице Кронглева передо мной предстала ходячая мечта скульптура или художника. Столько правильно вырисовывающихся мышц, что "надо жмякать, но мы будем рисовать, девочки". Так говорила преподша в художке, затащив однажды в студию какого-то пятикурсника, будущего архитектора-эксгибициониста.

— Отошла?

Молчу. Что тут сказать? На уме только маты, как у моей бригады строителей на объекте, что нужно "немножко" переделать.

— Даже спросить ничего не хочешь?

— Нет.

Хочу домой и забыть обо всем. Но я уже говорила это. Спрашивать о будущем не стану. Пока куковала одна и жевала свининку, сообразила кое-что.

Он хочет решить с моей недобровольной помощью свои проблемы, а потом разобраться со мной. Вопрос в том, как именно.

— Ты собираешься спать? — интересуюсь, отправляя в рот последнюю помидорку.

— Было бы неплохо.

Он наблюдает за мной.

— В таком виде?

— Нет, ждал, когда ты доешь, Богинюшка, — ухмыляется Кронглев, стягивая с себя последнюю тряпку и вешая ее на гвоздь на лаге. — Не люблю елозить по крошкам!

Он совершенно зря это сделал. От неожиданности я не просто подавилась, громко закашлявшись. Одновременно представила, что и это тоже в тему, и прикрыла его стояк тарелкой.

Глава 8

Глава 8

— Это не я, — прошептала я, густо покраснев при этом.

Я понимаю, что есть вещи, которые ты проконтролировать не можешь, но все равно! Стыдно. Даже несмотря на то, что мнение конкретно этого мужика должно быть по боку.

— Конечно не ты!

Могло ли стать еще не удобнее прежнего? Вряд ли. Но это случилось. Не только из-за признания, но из-за последовавшей анфилады… гм… звуков.

— Мог бы и извиниться! — восклицаю я, когда оказываюсь в воздухе.

И.С. Кронглев ставит меня на пол, проявив чудеса ловкости и скорости одновременно. Никаких потуг и кряхтений, кроме уже случившихся, он не проявил. Поднял, встал и исчез в ванной.

— Кому еще из нас надо лучше питаться? — спрашиваю, когда он выходит из душевой уже полностью одетым.

Я еще не видела, что бы так быстро одевались. Но это неудивительно. Я бы тоже спешила сбежать от того, перед кем опозорилась в таком свете.

— Ты о чем? — спрашивает мужчина со сквозящим в голосе недоумением, а сам тянется к куртке на гвозде.

А это вообще невероятно! Нельзя говорить о таком и не краснеть при этом.

Впрочем, я забываю об этом, стоит только увидеть оружие в его руках. Мгновенно становится холодно, и дело вовсе не в осознании собственного кретинизма, а в том, что произошло на самом деле.

— Я сейчас спущусь вниз, а ты будешь сидеть здесь и не проронишь ни звука, — говорит Кронглев, взяв меня за плечи. — Ты не сделаешь ничего, пока я не вернусь за тобой, поняла?

Он переводит взгляд с одного моего глаза на другой, как будто думает, что один не врет, а другой будет жутко подмигивать при этом.

— Пока я не вернусь, — зачем-то повторяет он, — поняла?

Киваю ему еще раз и провожаю взглядом, поворачиваясь на месте. Страшно так, что я боюсь не то чтобы пошевелиться, а даже дышать. Боюсь, что за бешено стучащим сердцем не услышу ничего, но в то же время не хочу слышать это.

Время меж тем перестает ощущаться. Я не знаю, сколько стою вот так, глядя на дверь, которую запер Кронглев, и жду, когда она распахнется. Вдруг вернется не он, а тот, кто стрелял внизу? Как вообще так получилось, что я оказалась в этой скверной истории? Куда делся мой мозг и сидящая в нем рассудительность?

Я ведь не тупила никогда: училась в школе на "отлично". Сначала – чтобы не подвести ученых-родителей, потом – чтобы не получить завышенные оценки и поступить в институт. Мечты мечтами, но после смерти мамы и папы я знала, что нельзя жить фантазиями о журналистике или о службе в полиции и надеяться на кого-то; всегда рассчитывала только на себя. Мне нужен был диплом и хорошая работа – я получила их, несмотря на предубеждения окружающих, касающихся моей внешности и максимально юного вида.

А что сейчас? Что случилось сейчас? Почему я стала думать иначе?

— Ты никуда не пойдешь, Нера, — шепчу я себе. — Ты останешься здесь, если надо, хоть до завтра.

Говорить легко, а бороться с паникой непросто.

Кронглев не возвращается. Я же не засекала, когда он ушел. Не на чем засекать, если только по забрезжившему солнцу. Как темно было, когда он пришел?

— Ты должна сделать что-то на тот случай, если он не вернется, — говорю я себе.

Что, например?

Я все еще могу вылезти в окно. Но кто-то может быть на улице, рыща в поисках уцелевших бандитов. Он может заметить меня и...

— Нет, — продолжаю общаться с собой, — это плохая идея.

Я открываю и закрываю окно, потом оглядываюсь по сторонам, думая-думая-думая…

Мне негде спрятаться. Мне нечем обороняться. Хотя... Есть же дверца! Она снимается. Ею можно приложить по башке, а можно спрятать ее под водолазку. От выстрела в голову она не спасет, но это ведь только в фильмах убийцы принимают максимально эффектные позы и, вытянув руку, метят в лоб. Кто станет терпеть это самолюбование и не станет бороться за свою жизнь?

— Ты что тут делаешь? — шипит Кронглев, обернувшись.

Я была уверена, что спустилась бесшумно. Однако этот элемент заметил меня. Сам он прижался к стене, хотя впереди не происходит ничего. Я тоже слушала, преодолевая одну ступеньку за другой, замирала – и так до тех пор, пока не добралась до него.

— Я же просил тебя! Вернись назад! Венера!

— Тебя не было слишком долго! Солнце взошло!

Он смотрит на часы, а потом на меня.

— Я думала, тебя убили!

Вижу это периферийным зрением, а сама не могу оторвать взгляд от того, что вижу перед собой.

Комнатка внизу при первом осмотре показалась мне огромной, несмотря на то, что была завалена массивной мебелью времен СССР. Сейчас же она кажется мне маленькой из-за неподвижных тел, разбросанных по всему периметру. Кто-то ушел в мир иной сидя за столом, кто-то – улегшись на диван.

— Они мертвы, да?

— Да.

— Ты проверял?

— Жмурнее некуда, — подтверждает специалист криминального мира.

Глава 9

Глава 9

Глухой стук и легкое дребезжание стекла – так отозвалась выброшенная наружу простынь.

Я смотрю наверх, иду к кровати в лучших традициях любимого в России стиля loft, который на самом деле "индустриальный". Но переубеждать и спорить ни с кем не хочется, потому что глупо пытаться убедить кого-то в чем-то, что принципиально неважно.

А вот то, что важно… Я не могу вести себя так, как прежде, потому что теперь не принадлежу себе.

— Он обещал отвезти тебя домой этим вечером, — говорю я своему отражению, вновь запершись в душе. — Так и будет.

Приходится повторить это много-много-много раз, чтобы успокоиться, запутав себе немного мозг.

Бам!

На самом деле звук выбитой двери звучит иначе, чем "бам!" От него я подпрыгиваю и тут же замираю. Не так много вариантов того, кто вломился в спальню. Или Кронглев, или кто-то из его коллег.

— Твою мать! — По голосу убеждаюсь, что все-таки он.

Вновь время превращается в жевательную резинку. За восклицанием я слышу топот шагов по лестнице и хлопок входной двери где-то внизу. Я стою в душе, жду изменений и усмехаюсь про себя.

Пусть побегает, поищет… Мне даже легче немного становится, стоит представить, как он, услышав звук простыни, стал вести себя как Рэмбо: пригнулся, затаился, оглянулся по сторонам, побежал на полусогнутых.

Так как его нет очень долго, я шарю по карманам его куртки, нахожу в ней ключи от авто и спускаюсь вниз. Может мне повезет, и я уеду, жутко хохоча при этом.

— Я же сказал, что отвезу тебя домой, — раздается позади знакомым голосом.

Я держусь за ручку калитки, сдерживаясь от того, чтобы не закричать и не ударить ее, а потом медленно поворачиваюсь к стоящему на углу мужчине.

Он курит, спрятавшись за дом. Судя по взгляду, И.С. зол.

Это перекликается с моим состоянием.

— Я не хочу, чтобы ты отвозил меня домой. Не хочу сидеть в доме с трупами. Я не такая оптимистичная и жизнерадостная, как может показаться на первый взгляд. А еще я устала. Это все чересчур. Не надо говорить, что для меня это норма.

Говорю последнее, когда он подходит совсем близко.

— Я сказал, что сделаю это, вовсе не потому, что я упертый баран...

Мои брови приподнимаются. Ему, оказывается, не чужда самоирония.

— Подморозило сегодня. Не хочу думать о том, что ты не справилась с управлением и твои переломанные крылышки исключительно моя вина. Что насчет дома и того, что в нем – просто закрой глаза, Богинюшка.

Галантный. Не самовлюбленный. Рисковый. Хорошо сложенный. Психически закаленный. Но придурок, несмотря на обозначившиеся человеческие черты. Что за идиотские предложения?

— Почему "Богинюшка"? — спрашиваю, скрестив руки на груди.

Мы рассматриваем друг друга, словно не можем насмотреться.

— Потому что ты сама назвала себя так в ту ночь, — говорит Игорь Станиславович, покривив губами. — Закрывай глаза.

Я делаю это, почему-то смутившись сказанному. Он, выходит, напоминал о себе все это время, а я… Что сразу я? Ну не запоминающийся он! Хочет поцеловать? Ну, пускай! Вдруг вспомню, восстановив его веру в собственную неповторимость.

— Надо дождаться вечера, — произносит он совсем близко с моим лицом. — Так будет проще для всех, понимаешь?

Он поднимает меня на руки, подхватывая под ягодицы.

— Проще для тебя, — замечаю, постаравшись не выдать своего смятения.

Боюсь, когда вот так носят, и дело вовсе не в доверии. Хотя тут оно будет более чем в тему. Дело в знании физики: нельзя держать устойчивое равновесие, прибавив в высоте, а не в основании.

— Не открывай глаза, пока я не поставлю тебя на ноги, Венера, — говорит Кронглев подо мной, обдавая табачным дыханием. — И извини, что втянул тебя в это.

Не знаю, куда он несет меня. Понимаю, что он затеял и для чего. Но все равно злюсь.

— Ты уже извинялся.

— Я объяснял произошедшее. Это разные вещи.

Все-таки он мне не нравится. Недостатков, как и достоинств, у него тоже хоть отбавляй. Первый, он криминальная личность, привыкшая к власти, чтобы все плясали под его дудку.

— Ага!

Меня ставят на ноги, и я открываю глаза, оказавшись на застекленной веранде с плетеной мебелью и текстильными подушками на ней.

За покрытыми инеем стеклами угадывается пруд с исходящим от него паром и облезлый темный лес.

Я любуюсь пейзажем, кутаюсь в принесенный плед, пью чай из огромной кружки и греюсь под потоком горячего воздуха, испускаемого напольным обогревателем.

— Заберем его с собой вместе с кружкой, — выдает Кронглев, возвышаясь надо мной спустя час.

От него веет "Доместосом", что напоминает мне стэндап с одним известным комиком и отбивает на время мысли о еде.

— Чему улыбаемся, Богиня? — спрашивает Кронглев с высоты своего роста. — Поделишься со мной?

Глава 10

Глава 10

Каким-то невероятным образом мне удалось задремать, слушая его быстро бьющееся сердце.

Хотя перед этим я ждала, что И.С. разозлится, станет говорить гадости или, еще хуже, задавать вопросы, а я без подготовки скажу еще что-нибудь эдакое, о чем непременно пожалею. Но Кронглев не стал делать ничего из этого, выдавив тихое: "Может быть".

— Называй адрес, Богиня, — командует он, спустя долгие часы ожидания усаживаясь за руль уже знакомой мне тачки.

В шесть вечера И.С. еле разбудил меня, отвел и усадил в авто, а потом мы отправились обратно в Красногорск. Слушая радио и разглядывая огни автомобилей впереди, я вновь задремала. Не знаю, что является причиной моей гиперсомнии, стресс или беременность, но пока я рада ей. Меньше разговоров – меньше непродуманных ответов.

— Вокзальная, тридцать семь, — говорю я, уже предвкушая момент, когда заберусь в собственное авто, а потом поеду домой, но перед этим заскочу в "Переулок", чтобы прикупить что-нибудь на ужин. Хочу мяса, мяса и еще раз мяса.

— И где же ты там живешь, милая? — интересуется мужчина, пытаясь включить свой смартфон. — Район, прямо скажем, не жилой.

Мной овладевает глухое раздражение. Не все ли ему равно, куда везти меня?

— Там стоит мой автомобиль, а в нем ключи от квартиры, смартфон и пальто, — объясняю, уговаривая себя потерпеть немного. — Высади меня там, а дальше я доберусь самостоятельно, пожалуйста.

— Как скажешь, воспитанная, — отвечает К.И.С., бросая гаджет на приборку. — Бесполезное гумно.

Моя затея могла бы называться блестящей, если бы не парочка "но". Откровенно, там был целый список из этих частиц.

Моего смарта не оказалось на месте, потому что его увез эвакуатор, полиция или о нем позаботился Вениамин.

Мне не с чего вызвать такси и даже расплатиться за него.

Надо бы попросить у кого-нибудь из прохожих дать позвонить, но я знаю, как относятся люди к подобным просьбам и как ведут себя служащие в ресторанах – отвратительно плохо. Мне повезет, если выслушают и пропустят дальше пяти шагов.

— Может все-таки домой? — спрашивает И.С., встав рядом и накинув мне на плечи свою куртку.

Я готова стонать от досады, ведь так я никогда не отвяжусь от этого типа. Вдобавок ко всему, не хочу, чтобы он знал мой адрес. Самонадеянно, конечно, предполагать, что он станет преследовать меня, но все же, что я знаю о том, как думают преступники.

— Ты можешь просто вызвать мне такси, — предлагаю я, вцепившись в эту идею. — У тебя наверняка много дел.

— Сегодня я свободен, как ветер в поле, — отвечает И.С., играясь зажигалкой. — Соглашайся, Богиня.

Не хочу. Не хочу. Не хочу.

— Тем более, что я уже пообещал тебе, что довезу до дома, а не оставлю искать приключения на твой прекрасный жопец.

Ужасный комплимент. Пошлый и грубый. Буров по сравнению с ним практически принц!

— И после этого ты, правда, уедешь? Оставишь меня в покое?

— Честное пионерское! — отвечает Кронглев, поднимая руку с раскрытой ладонью.

Я изучаю его лицо не меньше тридцати секунд, прежде чем тихо сказать: "Хорошо". Впервые в такой ситуации, а потому не знаю, как лучше: то ли быстро согласиться, то ли отказаться. Но я вновь делаю выбор в пользу собственной слабости – как представлю историю с попрошайничеством смартфона, так колет в виске.

— Спасибо за то, что довез, и прощай, — говорю, взявшись за ручку двери и тут же выпорхнув наружу.

Я буквально бегу к своему подъезду, запоздало понимая, что лучше бы мне пойти к другому дому. Запутать следы так сказать. Мне, конечно, плевать, что подумает обо мне этот тип, и все равно на то, как громко он будет ржать, когда я в последний момент припущу и сверну за угол, но нет. Хватит. Воспоминаний, от которых я буду краснеть, бледнеть и ругать себя, хватит до конца жизни.

— Даже на чашечку кофе не пригласишь? — интересуется Кронглев, встав рядом.

— Нет. Для кофе слишком поздно.

Мне не нравится его выражение глаз. Он что-то задумал. Вижу это как никогда хорошо в свете подъездного фонаря. Он тянет на себя подъездную дверь, выпуская Нину Сергеевну и ее вредного корги, парочку со второго, грузную тетку с третьего и...

Я вместо того, чтобы выпустить их, ломлюсь в подъезд, преодолеваю ступеньки и, оказавшись в лифте, с закрывшейся дверью, с зажатой кнопкой пятого этажа, вместо седьмого, выдыхаю.

Еще бы застать соседей, у которых я храню запасные ключи. Вероятность этого составляет 99,9% процента. Валентина Ивановна уезжает из дома раз в месяц. Обычно это последние дни. А сегодня, слава Богу…

— Вы кто? — спрашиваю я у открывшего мне мужика.

Мне кажется, было бы лучше, если бы я залаяла, а не то, что было сейчас. Никакая из меня спортсменка. Но это странно, потому что в лесу было не так. Важно то, что мужик понял меня, выразительно, подняв брови.

— А вы?

— Я соседка Валентины Ивановны, — отвечаю, а сама оглядываюсь назад. — Храню у нее запасные ключи, позовите ее, пожалуйста.