(не)покорная для Дракона

1

Просыпаюсь я от безумно яркого света, бьющего мне в глаза. Пытаюсь заслониться от него рукой, но рука не слушается. Всё, что я могу сделать, — лишь приоткрыть веки, чтобы хотя бы понять, где же я нахожусь.

Всё, что происходило со мной в последнее время, ощущается так, словно это был какой‑то безумный сон: дракон, инквизиторы, идущие по пятам, загадочные вещи, найденные в тайнике, болезнь Сары Энн и холодные глаза доктора. Нет, не доктора… Всё это заволакивает серой пеленой. Краски воспоминаний стремительно выцветают, наполняя меня звуками, запахами и ощущениями того места, где я теперь нахожусь.

Резкий больничный запах бьёт в нос.

Я пытаюсь дернуться, но по‑прежнему безрезультатно. Почему тело не слушается? Тяжесть в голове такая, словно меня придавили бетонной плитой.

— Сейчас она находится в коме, — слышу мягкий, незнакомый голос. — Аппарат поддерживает все функции, но она без сознания.

— Она слышит нас?

— Боюсь, что нет.

— Это я виноват… — доносятся всхлипы. — Анечка…

А этот голос мне уже знаком… Господи, да это же Игорь, мой муж.

Тут же в голове вспыхивают воспоминания: как я бежала по улице, от слёз не видя дороги, убегала от Игоря, от его жалких попыток оправдаться. Всё вспыхивает в памяти так же ярко и болезненно, как в тот самый день. Как вдруг меня что-то сбило, резко дёрнуло, искалечило, оставив лежать на твёрдом асфальте моё переломанное тело.

Я всё помню слишком отчётливо.

И особенно сообщение от какой-то Иры в его телефоне:

"После тебя у меня всё болит. Но это так сладко!"

А дальше — фотография, которую даже вспоминать не хочется. Глухой звук падающей на кафель трубки.

— Никто не виноват, это несчастный случай.

Несчастный случай? Я хочу встать и прокричать Игорю в лицо, чтобы он убирался отсюда. Но даже языком пошевелить не могу. Всё, что вижу, — мутный кусок потолка и ослепительно горящие лампы.

— Вы ничего не могли сделать.

Не мог? Он мог бы не изменять мне!

— Мы сделали с нашей стороны всё, что было в наших силах. Сейчас её состояние стабильно, и жизни её ничто не угрожает.

— Она такая бледная, такая худая… Бедная моя девочка… — всхлипывает Игорь, и свет на потолке заслоняет его заплаканное лицо.

— Скажите, она придёт в сознание?

— Никто не знает, — голос доктора звучит участливо, и слышится тяжёлый выдох. — Каждый случай индивидуален. Она может проснуться прямо сейчас, а может пробыть в коме десять лет. Но надежда есть…

— Я не верю, — шепчет Игорь. — Её глаза… они как будто смотрят на меня.

— Это остаточные явления нервной системы. Мозг сейчас не работает, импульсы слабые, и нервная система почти не функционирует.

— Если хотите, можете остаться на ночь здесь, — доносится участливый женский голос.

— Нет! Пусть проваливает к своей любовнице! — кричу я.

Хотя нет, не кричу. Я молчу, но внутри всё кричит. Стоило мне увидеть лицо этого лжеца, как во мне вспыхнула такая ярость, что, словно внутри загорается огонь, и он постепенно нарастает, расходясь от лопатки к сердцу и дальше, наполняя мою кровь, заставляя моё тело гореть.

И я вспоминаю клеймо дракона на своей лопатке. Нет… Это же был сон.

Осторожно касаюсь клейма своим сознанием, и оно, словно живое, отвечает мне, разгораясь ещё сильнее. Вместе с этим прикосновением сердце моё заливает каким-то нездешним волнительным чувством. Словно я оставила что-то важное. Сердце сжимается, стучит неровно.

Странное горение метки словно заполняет всё моё сознание. Я уже не слышу ничего — лишь только безмолвный вопрос.

Остаться здесь или отправиться обратно?

И одновременно с этим вопросом вдруг раздаётся тревожный писк.

— Давление растёт, — коротко говорит женщина. — Подскочила температура… Растёт. Ещё выше!

— Что происходит? Почему она вся горит?! — Игорь отпускает мою руку, и я вижу, как его теснят в сторону. — Вы же сказали, что она стабильна!

Слышится топот множества ног.

— Реанимация, срочно!

— Уведите родственника! — доносится твёрдый приказ доктора.

К писку присоединяется что-то вроде сирены, звук нарастает. Всё, как будто, начинают говорить разом. А огонь внутри меня всё разгорается до такой степени, что мне кажется, будто кто‑то развёл внутри меня костёр и постоянно подливает в него бензин.

И вместе с этим всё настойчивее проявляется вопрос.

— Я никогда такого не видела, — в голосе женщины слышится ужас.

— Температура 40… 41… 42…

Я понимаю, что если откажусь от этого зова, то метка погаснет навсегда, и я останусь здесь, в этом беспомощном теле.

И я делаю выбор.

2

Эридан

Снег залетает прямо в распахнутые окна, и огонь в ярко горящих каминах тронного зала древней горной твердыни забытых драконов нервно трепещет, будто огрызается на стихию. Земли моей сестры ей под стать: чистые белые краски, светлое небо — даже когда оно затянуто тучами — и ни единого следа вторжения людей. Сюда они не отваживаются приходить: осаждать высокогорную крепость — чистое безумие. Не то что мой замок, расположенный на медной равнине. Но жить здесь? Я бы повесился от скуки.

Сестра подходит ко мне и обнимает. Длинный подол её платья скользит по мраморному полу, издавая приятный шелест.

— Я глазам не верю. Столько раз звала тебя к нам — и всё без результата, а тут ты прилетел сам, да ещё и без предупреждения. На тебя это не похоже, Эридан. Что-то случилось? — спрашивает она тихо, заглядывая мне в глаза. — Ты сам не свой.

— Твой подарок, — говорю я и морщусь. — С ним что-то не так. Девчонка, чью душу ты мне подарила, какая-то странная.

Достаю из кармана камень души и чувствую биение трепетного сердца Летиции. Я нарочно не иду дальше, чтобы посмотреть, где она и что с ней, словно боюсь узнать, что она опять ввязалась в какую-нибудь историю. Не подарок, а наказание.

— Что ты имеешь в виду? — Селестия отворачивается и смотрит на бескрайнюю заснеженную равнину. Она слегка морщится от порывов ветра и снега, врывающихся в зал через окна, но не закрывает их. Я замечаю, как снежинки сгорают, не успев коснуться её кожи, превращаясь в пар.

— Я чувствую какое-то странное ощущение, совсем не похожее на то, что было раньше, когда я клеймил слуг для себя.

Тонкими пальцами Селестия забирает из моей руки камень души Летиции и закрывает глаза, словно прислушиваясь.

— Так ты ещё не забрал её? — Она открывает глаза и смотрит на меня, нахмурившись.

— У меня не было времени летать по всей Элдрии ради какой-то смертной.

— Но теперь есть время, чтобы прилететь ко мне, а не чтобы забрать её?

— С ней что-то не так, поэтому я здесь.

— Я не вижу ничего особенного. Не понимаю, о чём ты, — пожимает сестра плечами и возвращает пульсирующий камень мне.

Мимолётно я блокирую видение, показывающее, где Летиция. Она в захламлённой комнате, сидит возле лежащей в постели старухи и, похоже, чувствует себя скверно. Я насильно разрываю связь и сосредотачиваюсь на сестре, которая, похоже, что-то скрывает. Голос Селестии звучит убедительно, и я бы поверил ей, если бы не знал её с детства. Сейчас я ясно слышу, что она врёт.

— Лучше скажи правду, — говорю я с нажимом.

Глаза её вспыхивают от негодования и кажущейся оскорблённой невинности.

— О чём ты?

— Что ты сделала? — я хватаю сестру за руку, чтобы не дать ей уйти от разговора.

— Ничего…

— Не ври, — повышаю я голос. — Что-то не так с клеймом. Слишком сильный отклик. Я чувствую её даже без этого камня, и чем дальше, тем сильнее. И даже больше того…

— Что?

— Моё сердце разгорается, стоит мне подумать об этой смертной… Это ненормально, неестественно. В ней какая-то сила, которая пугает даже меня — одного из последних драконов. Я чувствую, что ты замешана в этом. Лучше скажи правду.

Камень пульсирует всё чаще, повторяя ритм сердца Летиции, но я кладу его на стол, чтобы он не отвлекал.

— Ты должна была забрать её сразу, — вздыхает Селестия. — Я была уверена, что так и произойдёт. Всё должно было быть проще. Стоило тебе поцеловать её — и у тебя бы появилась ответная метка. Древние драконы так делали многие века.

— С чего ты взяла, что я стал бы целовать эту жалкую?..

— В древности драконы брали себе смертных жён, если не находили пары среди своих.

— Я знаю… Но при чём тут я?

— Это не метка слуги, а метка смертной жены, — говорит Селестия, пожимая плечами.

— Что?! — Я чувствую, как ярость нарастает во мне. — Ты решила, что я куплюсь на это? Да за кого ты меня держишь? Я дракон, а не человек, это ниже моего достоинства… Я никогда…

— Послушай, Эридан, ты одинок, тебе нужен кто-то, кого ты будешь любить. В этом нет ничего зазорного. Я проверила эту душу: она сильная, крепкая, решительная и смелая, идеально подходит тебе. У вас будет крепкий союз до самой её смерти — стоит ей только принять частицу дракона.

— А спросить меня ты не думала? — рычу я, чувствуя, что начинаю перевоплощаться.

— Не думала! — в её глазах вспыхивает ярость. — Ты бы не согласился. Ты никогда меня не слушаешь. А я желаю тебе только добра!

— Естественно, не согласился бы. Я найду уцелевших драконов и свяжу свою судьбу с одной из них, а не с этой… Да чем ты только думала? Какое добро?!

— Нет никаких уцелевших драконов, Эридан. Мы последние из живых. Инквизиция уничтожила всех. Нужно смириться. Наш род закончится на нас с тобой. Я не хочу, чтобы ты умер, не узнав любви. Нельзя жить без любви, брат, это не жизнь, — в горящих глазах Селестии стоят слёзы, и я понимаю, что мой крик задел её за живое. Но это ничуть не гасит моей ярости: как она могла позволить себе такое?

— Ты обезумела! Ты предлагаешь мне связаться с этой жалкой смертной, чтобы потерять почти всю свою силу? Такую судьбу ты мне желаешь? Ты забыла, что случилось с древними, связавшимися со смертными?

— Я не выбирала её, — тихо говорит Селестия. — Её выбрал огонь, я лишь помогла этому случиться. Мне было видение в моих странствиях…