Не развод, а война

Глава 1: Дорогая, ты мне больше не нужна

— Дорогие друзья, сегодня я хочу объявить, что ты, Злата, мне больше не нужна. Я подаю на развод.

Мир взрывается тишиной.

Бокал шампанского падает из моих рук, но я даже не слышу звука — только вижу, как хрустальные осколки разлетаются по мраморному полу, как брызги игристого вина медленно растекаются по камню. Тридцать человек замерли с открытыми ртами, и мне кажется, что время остановилось.

Я в своём изумрудном платье за восемьдесят тысяч — том самом, которое покупала три месяца назад специально для этого вечера, примеряла десять раз, чтобы быть безупречной. Мои тщательно уложенные волосы, маникюр, который делала вчера. Всё для него. Всё для нашей годовщины.

— Что? — голос не слушается. — Руслан, что?

Он стоит у камина в своём тёмно-синем костюме — том самом, который я ему подарила на день рождения. Карие глаза, в которые я когда-то влюблялась, смотрят на меня так, словно я — досадная помеха на его пути. Широкие плечи расправлены, борода идеально подстрижена. Мой красивый, успешный муж. Отец моего ребёнка. Человек, который только что убил меня одной фразой.

— Ты прекрасно слышала, Инга, — говорит он ровно, как будто бы объявляет подрядчикам об изменении планов стройки. — Решение принято.

Он назвал меня Ингой. Именем своей первой подруги, которая бросила его семнадцать лет назад ради богатого папика. Инга, о которой он рассказывал мне в первые месяцы нашего знакомства, когда мы лежали обнявшись и он говорил, что я — лучшее, что с ним случалось. «С Ингой всё было неправильно, а с тобой — как должно быть».

Ложь. Всё было ложью.

— Руслан, — голос соседки Веры Алексеевны дрожит, — может быть, это неудачная шутка?

— Никаких шуток, — отвечает мой муж. — Всё серьёзно, и я не собираюсь повторять это дважды.

Наш общий друг Андрей хватается за спинку стула. Его жена прикрывает рот ладонью. Коллеги Руслана из «ГрандСтроя» переглядываются. А Милослава, его сестра, медленно ставит бокал на стол и смотрит на брата так, словно видит его впервые.

Я пытаюсь дышать, но воздух не идёт в лёгкие. Цепляюсь взглядом за детали — белые розы, которые заказывала в лучшем цветочном салоне города. Торт ручной работы с надписью «12 лет вместе». Свечи с ароматом ванили, которые мы покупали ещё в медовый месяц в Париже. Всё это теперь выглядит как декорации к спектаклю абсурда.

— Инга? — я нахожу голос. — Ты что назвал меня Ингой?

Руслан вздрагивает, словно его ударили.

— Оговорился. Ты же понимаешь...

— Понимаю, — шепчу я, но мой шёпот разносится по комнате как крик. — Понимаю больше, чем ты думаешь.

Меня начинает трясти. Сначала руки, потом всё тело. Злость поднимается из самых глубин, из того места, где я прятала все обиды последних лет. Его опоздания на семейные ужины. Его равнодушие, когда я показывала новые картины. Его пустые глаза, когда я пыталась обнять его после долгого дня.

— Ты что, совсем охренел? — рычу я, и несколько гостей отшатываются. — В день нашей годовщины? При людях?

— А когда лучше? — он пожимает плечами с какой-то чудовищной лёгкостью. — Ты всё равно бы устроила истерику.

— Истерику?!

Это слово взрывается во мне, как граната. Истерику! Двенадцать лет я была идеальной женой. Следила за домом, воспитывала его сына, поддерживала его бизнес, даже когда он на грани банкротства брал кредиты под залог нашего дома. И всё это он называет истерикой?

— Руслан, — вмешивается Милослава, — ты понимаешь, что творишь?

— Не лезь, Мила, — холодно отвечает он.

— Ещё как полезу! — она встаёт, и в её серых глазах пляшут чертики. — Ты публично унижаешь жену! В день годовщины! Да ты окончательно сдурел!

— Это наше дело...

— Да нет уж, братец, теперь и моё, — Милослава подходит к нему и тыкает пальцем в грудь. — У вас сын! У вас дом! У вас всё есть! А ты всё разрушаешь! Ради чего?

— Мила права, — шепчу я, и голос мой звенит от сдерживаемых слёз. — Объясни, Руслан. Объясни всем этим людям, ради чего ты унижаешь мать своего ребёнка.

Он смотрит на меня долго, и я вижу в его глазах что-то... Жалость? Раздражение? Усталость?

— Мы стали чужими, Злата, — говорит он, наконец. — Мы живём в одном доме, но каждый сам по себе. Ты в своей студии с красками, я в офисе. Мы встречаемся только за ужином и молчим.

— Молчим? — я чувствую, как внутри всё закипает. — Я молчу? Да я пыталась с тобой говорить! Каждый чёртов день пыталась!

— Когда? — он складывает руки на груди. — Приведи хоть один пример.

— Да хоть сегодня утром! — я почти кричу. — Когда спросила, не хочешь ли ты пригласить твоего делового партнёра на годовщину! А ты что ответил? «Как хочешь». Всегда «как хочешь»!

— Потому что мне всё равно...

— Вот именно! — мой голос ломается от ярости, как хрупкое стекло. — Тебе плевать на всё! На наш дом, на нашего сына, на меня! На двенадцать лет нашей жизни, которые ты готов выбросить на помойку, лишь бы не нести ответственности! Ты не просто равнодушен — ты эгоистичный урод, который ради своего комфорта готов растоптать всё, что когда-то называл семьёй!

Гости начинают неловко переминаться. Андрей что-то шепчет жене, она кивает. Коллеги Руслана изучают свои ботинки. Атмосфера становится такой напряжённой, что хочется кричать.

— Может быть, нам стоит уйти? — неуверенно произносит Вера Алексеевна.

— Конечно, — кивает Руслан. — Вечер окончен.

— Ни хрена он не окончен! — рявкаю я. — Все останьтесь! Послушайте, какой прекрасный муж у Златы Громовой!

Но люди уже движутся к выходу. Они бормочут извинения, избегают смотреть мне в глаза, торопливо хватают пальто. Никто не хочет быть свидетелем крушения чужой семьи.

За десять минут дом пустеет. Остаёмся только мы трое — я, Руслан и Милослава.

— Ну что, доволен? — спрашиваю я, когда за последним гостем закрывается дверь. — Опозорил меня перед всеми друзьями?

— Я не хотел устраивать спектакль, — в голосе Руслана впервые слышится что-то похожее на сожаление.

Глава 2: Я буду драться за наш дом

Проснулась я с ощущением, что меня переехал грузовик. Голова раскалывается, веки опухли от слез, а во рту привкус горечи — словно всю ночь жевала полынь. Но самое страшное — это пустота рядом. Руслан не ночевал дома. Впервые за двенадцать лет брака.

Тянусь к телефону — семь утра. Савелий еще спит, и, слава богу. Хоть один из нас может позволить себе не думать о том дерьме, что творится в нашей семье.

Встаю, шатаясь, иду к окну. Машины Руслана во дворе нет. Значит, не приснилось. Значит, вчера действительно произошел этот кошмар с разбитыми осколками и заявлением о разводе на глазах у гостей.

— Сука, — шепчу я своему отражению в оконном стекле. — Думаешь, я сдамся без боя? Пусть этот ублюдок думает, что я — беззащитная овечка. А я — та самая сука, которая отгрызёт ему глотку, пока он не поймёт, с кем связался.

Мозг начинает работать. Медленно, но верно. Если мой дорогой муженёк решил устроить мне войну, то получит её по полной программе. Я не какая-нибудь тряпка, которую можно унизить и выбросить.

Первым делом — замки. Пусть теперь попробует войти в свой дом.

Нахожу в поисковике на телефоне номер слесарной службы. Руки дрожат, когда набираю.

— Алло, мне нужно срочно поменять замки в доме.

— Какие замки?

— Все. Входные, на калитке, в гараже. Все к чертовой матери.

— Это будет стоить...

— Плевать, сколько стоит. Приезжайте через час.

Бросаю трубку и иду готовить завтрак Савелию. Руки трясутся, когда разбиваю яйца на сковородку. Одно падает мимо — желток растекается по столу. Смотрю на эту желтую лужицу и вдруг понимаю: это я. Разбитая, растекшаяся, но еще живая.

— Мам, ты плачешь? — Савелий стоит в дверях кухни, растрепанный, в одной футболке.

Быстро вытираю глаза рукавом халата.

— Нет, солнышко. Просто лук резала.

— Какой лук? Ты яичницу делаешь.

Умный же сын, черт побери. В отца пошел.

— Иди умывайся. Завтрак готов.

— А где папа?

Вот и началось. Хочется заорать, что папа — мудак, который решил разрушить нашу семью. Но это ребенок. Мой ребенок.

— Папа рано уехал на работу.

— В воскресенье?

— У папы важные дела.

Савелий смотрит на меня недоверчиво, но идет умываться. А я стою у плиты и думаю: сколько еще таких разговоров мне предстоит? Сколько раз я буду врать собственному сыну?

В девять приезжает слесарь. Мужик лет пятидесяти, с умными глазами и мозолистыми руками.

— Значит, все замки менять будем? — уточняет он, оглядывая дом.

— Все. И чтобы старые ключи не подходили ни в коем случае.

— А если муж вернется?

— Муж пусть звонит в дверь, как все нормальные люди.

Слесарь пожимает плечами — ему все равно, лишь бы деньги платили.

Пока он работает, я прибираюсь в гостиной. Оставшиеся осколки на полу, остатки еды на столе, опрокинутые бокалы — вчерашний праздник превратился в руины. Как и мой брак.

Каждый осколок собираю руками, и мне кажется, что это кусочки моего сердца. Двенадцать лет. Двенадцать лет я была идеальной женой. Готовила, убирала, поддерживала его бизнес, рожала и воспитывала ребенка. А он что? Сказал "спасибо" и выставил на улицу?

— Мам, тебе помочь?

Савелий стоит с совком и веником. Хороший мальчик. Жаль, что его папа — козел.

— Спасибо, сынок. Осторожнее со стеклом.

Мы убираемся вместе. Савелий молчит, но я вижу: он понимает, что происходит что-то не то. Дети чувствуют, когда семья трещит по швам.

К полудню слесарь заканчивает работу. Новые замки блестят на солнце, как броня. Я плачу ему, получаю новые ключи и чувствую себя хозяйкой своей крепости.

— Мам, а почему замки поменяли? — спрашивает Савелий.

— Для безопасности, солнышко.

Ложь. Сплошная ложь. Но что я могу сказать одиннадцатилетнему ребенку? Что его отец — предатель, который решил начать новую жизнь без нас?

После обеда Савелий уходит к другу, а в два часа дня я слышу знакомый звук мотора во дворе. Сердце подскакивает к горлу. Руслан вернулся.

Выглядываю в окно. Он стоит возле своей машины с большой сумкой в руках. Наверное, еще не все вещи забрал, где же он ночевал? Идёт к двери уверенной походкой — хозяин, который возвращается в свой дом.

Сейчас будет интересно.

Он пытается вставить ключ в замок. Не получается. Пробует еще раз. Крутит, нажимает, дергает. Ничего.

— Какого хрена? — слышу я его голос через дверь.

Я улыбаюсь. Первый раунд за мной.

Руслан начинает колотить в дверь.

— Злата! Открывай! Что за детский сад?

Я не отвечаю. Наливаю себе кофе, беру чашку и медленно поднимаюсь на второй этаж. У нас есть терраса с видом на двор. Сейчас она мне пригодится.

— Злата! — орёт Руслан. — Я знаю, что ты дома! Открывай немедленно!

Выхожу на террасу. Он стоит внизу, красный от злости, с сумкой у ног. Красивый мужик, черт побери. Даже когда бесится — красивый.

— Привет, дорогой, — говорю я спокойно, отхлебывая кофе. — Как дела?

— Что за херня с замками?

— Милый, — говорю я, нежно улыбаясь, — здесь моя территория, мои законы, моя власть. Если тебе некомфортно — всегда можно уйти. Или попробовать переубедить меня... но это, знаешь ли, бесполезно.

— Это наш дом!

— Был наш. Пока ты вчера не объявил о разводе перед всеми гостями.

Руслан замолкает. Понимает, что попал в ловушку.

— Злата, не будь дурой. Открывай дверь.

— Не буду.

— Я тебе сказал — это не развод!

— А что тогда? Репетиция?

— Это... — Он мнется, подбирает слова. — Это перерыв в отношениях.

Я чуть не поперхнулась кофе.

— Перерыв? — фыркаю я с презрительной усмешкой. — Да ты что блин, сценарист мыльной оперы? "Давай, милая, возьмём паузу, пока я не натрахаюсь вдоволь с другими бабами?" Мечтай, ублюдок.

— Злата, мы устали друг от друга. Нам нужно время подумать.

— Мне думать не нужно. Я уже всё решила.

— И что же ты решила?

Глава 3: Ты не знаешь, с кем связалась

Я проснулась от звука подъезжающих машин. В половине седьмого утра. Какая же сволочь приехала так рано под мои окна?

— Машину подгони ближе к воротам! — доносится знакомый властный голос. — И аккуратнее с досками, мать твою!

Руслан? В семь утра? В рабочий день?

Выглядываю в окно спальни и охреневаю. Во дворе стоят две машины - одна служебная с логотипом "ГрандСтрой", вторая - какая-то допотопная газель с кучей рабочих в касках. А около моего дома прямо под окнами они деловито расставляют строительные козлы.

— Что за чёрт? — шепчу я, быстро натягивая халат.

Руслан стоит посреди этого балагана в дорогом костюме, с планшетом в руках, и командует, как генерал на поле боя.

— Ты охренел, что ли?! — ору я в окно, высунувшись по пояс.

Руслан поднимает голову и холодно улыбается:

— Доброе утро, дорогая. Начинаем ремонт фасада.

— Какой к чёрту ремонт?! Убирайся отсюда!

— Не кричи так, Златочка, — он говорит нарочито спокойно. — Разбудишь соседей.

Соседи, между прочим, уже высыпали на балконы и с любопытством наблюдают за происходящим. Миронова из дома напротив даже телефон достала — снимает этот праздник жизни, зараза.

Натягиваю первый попавшийся халат и лечу вниз. Только на лестнице соображаю, что на мне тонкая ночная рубашка, халат нараспашку, волосы как у ведьмы, а на ногах домашние тапочки с ушками зайчика. Подарок от сына Савелия на прошлый день рождения. Не хватает только метлы и колдовской шляпы.

Наплевать! Пусть весь район видит, какая я растрепанная. Зато все поймут, что мой муженёк — полное мудило.

Выскакиваю из дверей дома и оказываюсь в эпицентре стройки.

— Убирайтесь с моей территории! — кричу я, размахивая руками. — Всем сматываться отсюда!

Рабочие оборачиваются, смотрят на меня, потом переводят взгляд на Руслана. Ждут, что скажет хозяин. Господи, у меня аж в глазах темнеет от ярости.

— Ребята, продолжайте, у нас плотный график — невозмутимо говорит он, — Доброе утро, дорогая, — Руслан поворачивается ко мне с ледяной улыбкой. — Надеюсь, мы тебя не разбудили?

— Не разбудили? — Я чувствую, как голос срывается на визг. — Ты что, совсем охренел? Какого лешего ты тут делаешь с этими... этими...

Я машу рукой в сторону рабочих, которые разгружают какие-то инструменты.

— Эти люди будут делать ремонт фасада моего дома, — спокойно отвечает Руслан, разворачивая документы. — У меня есть полное право на проведение строительных работ. Дом оформлен на меня, — говорит он таким тоном, каким объясняют что-то особенно тупому ребенку. — Я собственник. И имею полное право проводить здесь любые работы.

Он протягивает мне документы, и я машинально беру их. Свидетельство о праве собственности на дом. На его имя.

Мозг будто перегорел и сейчас заполняет черепушку густым дымом недоумения. Я стою на пороге в домашних тапочках, волосы растрёпаны, халат нараспашку, а этот ублюдок преподносит мне документы, как будто я его секретарша.

— Твоего дома? — Я почти задыхаюсь от возмущения. — Ты забыл, что я здесь живу? Что у тебя есть сын, который спит в своей комнате?

— Сын может продолжать спать, — пожимает плечами Руслан. — Мы не будем шуметь в доме. Только снаружи.

— Ах ты, сукин сын, — шепчу я, и моя тихая ярость пугает даже меня саму.

— Злата, давай без оскорблений при рабочих, — холодно произносит Руслан. — Они не должны слышать наши семейные разборки.

— Семейные разборки? — Я смеюсь, и этот смех больше похож на истерику. — Ты же сам объявил, что у нас больше нет семьи!

— Я просто защищаю свои права, — пожимает плечами Руслан. — Ребята, начинайте с восточной стены. Там больше всего облупилась краска.

Рабочие переминаются с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко. Один из них, пожилой мужик в спецовке, кашляет и обращается к Руслану:

— Руслан Дмитриевич, может, все-таки с женой договоритесь сначала? А то как-то неудобно получается...

— Виктор Палыч, — голос Руслана становится жёстким, — Никого не будем обсуждать! Кто здесь платит зарплату? Я или моя супруга?

Дядька опускает глаза:

— Вы, конечно...

— Вот и работайте. А семейные проблемы мы с женой решим сами.

Я понимаю, что стою здесь, как последняя дура, в халате и тапочках, а эти люди смотрят на меня, как на истеричку. И самое поганое — они правы. Я действительно выгляжу как сумасшедшая.

— Стойте! — кричу я рабочим. — Вы не имеете права работать без согласия всех собственников!

— А кто ещё собственник? — усмехается Руслан. — Дом оформлен на меня. Единолично.

Меня начинает трясти. Не от холода, хотя утро в конце августа довольно прохладное. От бессилия и ярости.

— Я прожила в этом доме двенадцать лет! — Мой голос становится пронзительным. — Двенадцать лет! Я здесь родила твоего сына!

— И что это меняет юридически? — Руслан складывает документы обратно в папку. — Ты можешь продолжать здесь жить. Пока.

Это "пока" режет хуже ножа. Я цепляюсь мозгами за любую соломинку, лишь бы не дать ему полностью взять ситуацию под контроль.

— Хорошо, — выдавливаю я из себя. — Работайте. Но у меня есть права жильца. И я буду их отстаивать.

Я разворачиваюсь и захлопываю дверь. Руки дрожат так, что я с трудом поворачиваю ключ. Опершись о дверь спиной, я медленно сползаю по ней на пол.

Что за игру он затеял? Неужели думает, что я сдамся просто так? Ладно, Руслан, посмотрим, кто кого переиграет.

Первым делом звоню в управляющую компанию.

— Алло, это Громова из дома на Берёзовой аллее, — стараюсь говорить максимально официально. — У меня во дворе ведутся несанкционированные строительные работы без согласования с соседями.

— Сейчас выясним, — отвечает дежурная. — А кто проводит работы?

— Мой... — я запинаюсь, — мой муж. Без моего согласия.

— Понятно. Если дом в частной собственности, то мы ничем помочь не можем.

Чёрт. Тогда попробую по-другому.

Глава 4: Мой адвокат съест твоего на завтрак

Когда я захожу в офис адвоката Тихона Мензурова, моё сердце колотится так, будто я иду на операцию. И в каком-то смысле так и есть — сегодня будут резать по живому.

— Злата Владиславовна, — Тихон встает из-за стола, протягивая мне руку. — Готовы к битве?

— Готова к войне, — отвечаю я, и мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую.

Господи, как же я нервничаю. Руки дрожат, и я сжимаю их в кулаки, чтобы это не было заметно. Мензуров — мужчина лет пятидесяти, худощавый, в очках, с проницательным взглядом. Говорят, он может вытащить из грязи любое дело. Надеюсь, и моё тоже.

— Садитесь, — он указывает на кресло напротив. — Через пять минут придёт ваш муж со своим адвокатом. Скобеев, кажется?

— Модест Скобеев, — киваю я. — Тяжеловес. Говорят, беспринципный, но эффективный.

— О, знаю его, — усмехается Тихон. — Агрессивный переговорщик. Любит с места в карьер. Но у меня двадцать лет опыта бракоразводных процессов, так что не волнуйтесь.

Я смотрю на него и думаю: "А если я волнуюсь? Если трясусь как осиновый лист?" Но вслух говорю только:

— Мой муж не из тех, кто сдаётся легко.

— И вы не из таких, судя по всему, — отвечает он, поправляя очки.

В этот момент дверь открывается, и в кабинет входит Руслан. Чёрт, как же он хорошо выглядит в этом темно-синем костюме. Всегда умел одеваться со вкусом. За ним следует высокий представительный мужчина в дорогом костюме — это, должно быть, Скобеев.

— Здравствуйте, — холодно говорит Руслан, даже не глядя в мою сторону.

— Модест Валерьевич Скобеев, — представляется его адвокат, пожимая руку Мензурову. — Приятно познакомиться, коллега.

Мы рассаживаемся по разные стороны стола. Я в своём строгом чёрном костюме, волосы убраны в элегантный пучок — боевой раскрас на лице. Руслан напротив, руки сжаты в кулаки, челюсти напряжены. Взгляды встречаются на секунду, и я вижу в его глазах что-то похожее на сожаление. Или мне кажется?

— Итак, господа, — начинает Мензуров, — попробуем решить всё мирным путем. Моя клиентка готова к разумному компромиссу.

— Мой клиент тоже, — отвечает Скобеев, однако его тон говорит об обратном. — Но только на справедливых условиях.

— Справедливые условия — это когда жена после двенадцати лет брака получает половину совместно нажитого имущества, — парирует Тихон.

— Половину?! — усмехается Скобеев. — За что? За то, что сидела дома и тратила деньги мужа?

Меня будто пощечиной ударили. Кровь приливает к лицу, и я чувствую, как щёки горят.

— Я не сидела дома! — вскакиваю я со стула. — У меня своя студия, своя работа!

— Которая приносит копейки, — холодно замечает Руслан. — Твоя арт-студия — это хобби, а не бизнес.

— Хобби?! — голос дрожит от возмущения. — Я работаю с утра до вечера! Веду мастер-классы, продаю картины, учу детей!

— На аренду едва хватает, — отрезает он.

Господи, какой же он стал жестокий. Когда успел так измениться? Или я просто не замечала?

— Руслан Дмитриевич, — вмешивается Мензуров, — давайте говорить по существу. Семейный кодекс четко регламентирует права супругов.

— Семейный кодекс не учитывает реальный вклад каждого в создание благосостояния, — отвечает Скобеев. — Мой клиент построил бизнес с нуля, работал по шестнадцать часов в сутки, а госпожа Громова...

— Рожала и воспитывала ребенка! — не выдерживаю я. — Поддерживала мужа во всем! Вела дом, создавала уют!

— Содержание семьи — прямая обязанность женщины, — говорит Руслан, и его слова режут по живому. — За это дополнительно не платят.

Мне хочется швырнуть в него что-нибудь тяжелое. Лучше всего — этот массивный стеклянный пресс-папье со стола Мензурова.

— Ты серьезно так думаешь? — шепчу я. — Двенадцать лет... Савелий... Все это ничего не стоит?

Он отводит взгляд. Хоть капля совести осталась.

— Стоит, — отвечает он тихо. — Но не половины моего бизнеса.

— Тогда сколько? — вступает Тихон. — Треть? Четверть? Назовите цифру.

— Личные вещи, — отвечает Скобеев. — Картины, украшения, одежда. Машину тоже оставим. Этого достаточно.

— Вы шутите? — Мензуров снимает очки и протирает их. — Это не компенсация, а подачка.

— Это справедливо, — настаивает Скобеев.

Я встаю и подхожу к окну. Нужно успокоиться, иначе наделаю глупостей. За стеклом серый осенний день, моросит дождь. Как подходяще.

— Злата, — вдруг говорит Руслан, — я не хочу оставить тебя ни с чем.

Я поворачиваюсь к нему. В его голосе появились нотки того мужчины, которого я когда-то любила.

— Тогда объясни мне, — говорю я, пытаясь держать голос ровным, — почему ты считаешь, что имеешь право на всё, а я — только на крохи со стола?

— Потому что я это заработал! — взрывается он. — Пока ты рисовала картинки, я строил империю!

— Картинки?! — кричу я. — Это моя душа, моё искусство!

— Искусство не кормит семью!

— А любовь? Забота? Поддержка? Это тоже не кормит?

— Хватит, — устало говорит он. — Мы ходим по кругу.

Я возвращаюсь к столу. Мензуров и Скобеев смотрят на нас, как на спектакль. Наверное, для них это обычное дело — разваливающиеся семьи.

— Предлагаю вернуться к конструктиву, — говорит Тихон. — Дом. Как быть с домом?

— Дом остается за мной, — без колебаний отвечает Руслан. — Я его покупал до брака.

— Но ремонты делали во время брака, — возражаю я. — Я выбирала обои, мебель, создавала интерьер. Это тоже мой вклад.

— Твой вклад — это мой кошелёк, — едко замечает он.

— Сволочь, — шепчу я.

— Что ты сказала?

— Я сказала "сволочь", — повторяю я громче. — И это ещё мягко сказано.

Скобеев кашляет.

— Может, сделаем перерыв? — предлагает он. — Эмоции зашкаливают.

— Нет, — говорю я. — Продолжим. Хочу услышать всё до конца.

Мензуров листает бумаги.

— Бизнес. Строительная компания "ГрандСтрой". По закону половина доли принадлежит супруге.

— По закону, может быть, — говорит Скобеев. — Но по справедливости — нет. Госпожа Громова не принимала участия в управлении компанией.

Глава 5: У тебя есть любовница

Неделю я живу как в дурном сне. После провала переговоров с адвокатами голова стала как перегретый компьютер — мысли тормозят, а в черепе стоит густой туман из раздражения и непонимания. Руслан просто взял и заявил о разводе — вот так, ни с того ни с сего. Двенадцать лет брака, а он сидит и предлагает мне подачки, как побирушке возле церкви.

— Мам, ты опять не спала? — Савелий заглядывает в мою домашнюю мастерскую, где я сижу уже третий час подряд, тупо уставившись в недописанный пейзаж.

— Спала, родной, спала, — вру я, пытаясь изобразить бодрость. — Просто рано встала.

— Да ладно тебе, — фыркает он. — У тебя синяки под глазами, как у панды. И вообще, ты странная стала. То смеешься, то плачешь, то начинаешь что-то бормотать себе под нос.

Умный у меня мальчишка. Слишком умный для одиннадцати лет.

— Все нормально, Сава. Просто мама немножко устала.

— От папы устала?

Я резко поворачиваюсь к сыну. Его зеленые глаза — мои глаза — смотрят серьезно и внимательно. Черт, он же все понимает.

— Немножко, — признаюсь я честно.

— А он от тебя?

Вот тут я зависаю. Как объяснить ребенку, что его отец просто решил начать новую жизнь без нас? Что теперь мы для него — обуза, от которой он хочет избавиться подешевле?

— Сложно объяснить, солнышко. Взрослые иногда... не понимают друг друга.

— Вы разводитесь? — спрашивает он прямо в лоб.

Я молчу. Что тут скажешь?

— Мам, я не маленький. Я все вижу. Папа теперь живет в гостинице, вы ругаетесь каждый день, а ты плачешь, когда думаешь, что я не слышу.

Слезы подступают к горлу, но я сдерживаюсь. Нельзя при ребенке. Нельзя, Злата, держи себя в руках.

— Возможно, — шепчу я. — Но это не значит, что мы тебя меньше любим.

— А можно я с папой поговорю?

— О чем?

— Скажу, чтобы он не обижал тебя больше.

Господи, за что детям такое? За что они должны страдать из-за нашей взрослой глупости?

— Не надо, Сава. Это наши проблемы, детей они не касаются.

Он молча кивает и уходит. А я сижу и думаю: ведь Руслан не просто так решил развестись? Есть причина, которую он скрывает? Мужики ведь не просто так рушат семьи. Особенно такие, как мой муж — расчетливый, прагматичный. У него всегда есть план.

В очередной раз вспоминаю, как он после встречи с юристами возле машины отреагировал на мой вопрос, но так и не сказал кто она. Конечно! Как же он умело скрывал, что я раньше не догадалась? У него есть другая. Я должна была это почувствовать. Понять.

Руки начинают дрожать, а в голове крутится одна мысль: надо выяснить кто она. Любой ценой.

Первым делом лезу в его телефонные счета. Хорошо, что у нас общий тарифный план — я могу посмотреть все звонки через личный кабинет. Логин и пароль знаю наизусть.

— Так-так-так, — бормочу себе под нос, листая последние три месяца. — Что мы тут имеем?

В глаза бросается один номер, который повторяется с завидной регулярностью. Почти каждый день, иногда по несколько раз. И время звонков... Господи, да он ей звонит даже поздно вечером!

Записываю номер и начинаю расследование. В интернете полно сервисов, которые помогают пробить любой телефон. Платная услуга, но какие там деньги, когда речь идет о правде?

Через полчаса у меня уже есть имя: Виолетта Соколова. 28 лет. Архитектор.

— Виолетта... — произношу я вслух это имя, и меня начинает трясти. — Конечно, Виолетта. Красивое имя для красивой девочки.

Лезу в социальные сети. Страничка нашлась быстро — она не особо скрывается. И то, что я вижу, заставляет моё сердце бешено колотиться.

Длинноногая блондинка с модельной внешностью. Умные голубые глаза, ослепительная улыбка, фигура, от которой мужики сходят с ума. В профиле — фотографии с презентаций, корпоративных вечеринок, путешествий. И везде она выглядит как чёртова принцесса.

Листаю дальше, и кровь стынет в жилах. Вот фото с какого-то корпоратива. На заднем плане знакомый силуэт. Высокий, широкоплечий, в дорогом костюме. Руслан.

— Мать твою за ногу, — шиплю я, приближая фотографию.

Это точно он. Мой муж стоит рядом с этой красоткой и улыбается. А я в это время дома борщи варила и думала, что он на работе задерживается.

Ещё фото. Ресторан, видимо, после презентации какого-то проекта. Руслан сидит за столом, а она — рядом. Очень близко рядом. Слишком близко для просто коллеги.

— Сука, — выдыхаю я. — Стерва молодая.

Но самое интересное впереди. Открываю раздел с рабочими проектами. Оказывается, Соколова работает в архитектурном бюро "АртПроект", которое сотрудничает с компанией Руслана. Они вместе работали над проектом торгового центра. Как же, как же, работали...

Изучаю её профиль дальше. Образование — престижный архитектурный институт. Красный диплом, куча наград, стажировка в Европе. Умная, значит, тварь. Не просто смазливая мордашка.

В постах она пишет про архитектуру, искусство, путешествия. Интеллигентная такая, культурная. И молодая, чёрт побери. На восемь лет младше меня.

Я смотрю на себя в зеркало. Тридцать шесть лет, морщинки в уголках глаз, фигура уже не та, что была в двадцать. Рыжие волосы с проседью, которую приходится закрашивать все чаще. И рядом с этой красоткой я выгляжу просто... старой.

— Вот и всё, — шепчу я себе. — Вот почему он хочет развода. Нашёл себе молодую и красивую.

Но знаете что? Я не собираюсь просто так сдаваться. Если мой драгоценный супруг решил устроить грязный цирк, то пусть не удивляется, когда я превращу его в паршивого клоуна — с красным носом из его же собственных лопнувших амбиций.

Решаю нанять частного детектива. В интернете нахожу контакты агентства "Детектив-Сервис". Созваниваюсь, договариваюсь о встрече.

Детективом оказывается мужичок лет пятидесяти, с умным взглядом и располагающей улыбкой.

— Измена мужа? — уточняет он, записывая мои данные.

— Подозрение на измену. Хочу убедиться наверняка.

Глава 6: Я продам твою мастерскую

Телефон звонит в половине седьмого утра. Я хватаю трубку спросонья, думая, что это что-то с Савелием.

— Злата Владиславовна? — знакомый мужской голос звучит виновато. — Это Геннадий Петрович Малков, арендодатель вашей студии.

Мозг мгновенно включается на полную мощность. Что-то не так. Очень не так.

— Слушаю вас, — выдавливаю я из себя, садясь на кровати.

— Понимаете, ситуация неловкая получилась... — мямлит он. — Я вынужден расторгнуть договор аренды.

— Что? — голос срывается на визг. — Какого черта? У нас же договор до конца года!

— Дело в том, что... Ваш супруг вчера обратился с предложением о выкупе помещения. Цена... очень привлекательная.

Я чувствую, как по спине ползет холод. Этот сукин сын. Этот мерзавец.

— Какая цена? — шепчу я.

— В два с половиной раза выше рыночной стоимости, — мямлит Малков. — Понимаете, я не могу отказаться от такого предложения. У меня семья, дети...

— А у меня что, нет семьи? — ору я в трубку. — Геннадий Петрович, это же моя студия! Я здесь работаю уже три года!

— Злата Владиславовна, я понимаю... Но юридически я имею право расторгнуть договор с двухмесячным уведомлением. Ваш муж предложил компенсировать возможные потери и мне, и вам, так что у вас есть месяц на поиск нового помещения.

У меня трясутся руки. Весь мир рушится, а этот корыстный придурок говорит о каких-то компенсациях.

— Месяц? — выдавливаю я сквозь зубы. — Найти в этом городе студию за месяц?

— Ваш супруг сказал, что на окраине много свободных помещений по доступной цене...

Я бросаю трубку, не дослушав. Руки трясутся так, что едва могу набрать номер Руслана. Гудки. Много гудков.

— Алло, — его голос спокойный, деловой.

— Ублюдок! — кричу я в трубку. — Как ты мог?!

— И тебе, Злата, доброе утро. О чем речь?

— Не притворяйся! Студия! Ты купил мою студию!

Молчание. Потом его саркастический смешок.

— А, это. Ну да, купил. Отличная инвестиция, кстати. В центре города недвижимость только дорожает. Хотел ещё вчера тебя обрадовать, но у тебя на уме…

— Руслан, это моя жизнь! — перебиваю я. — Моя работа! Ты не можешь вот так просто...

— Могу, — обрывает он меня. — Деньги решают всё, Злата. Ты это знаешь.

— Зачем? — голос дрожит, и я ненавижу себя за эту слабость. — Зачем ты это делаешь?

— Ты начала войну, помнишь? — в его тоне появляется жестокость. — Вызывала всех инспекторов, устраивала публичные истерики, строила из себя мученицу... Теперь получай ответку.

— Но студия... она же не имеет отношения к нашему дому!

— Она имеет отношение к тебе. А ты имеешь отношение ко мне. Пока что. — Пауза. — У тебя есть месяц, чтобы освободить помещение. Поищи что-нибудь подешевле. На объездном шоссе, например, полно пустых складов.

— Склады? — не верю я своим ушам. — Ты хочешь, чтобы я работала в складе?

— Я хочу, чтобы ты поняла: игры закончились, Злата. Это война. Настоящая война. И в войне не бывает пощады.

Он отключает трубку. Я сижу на кровати, держа телефон в руках, и понимаю, что дрожу всем телом. Господи, как же больно. Как может человек, с которым ты прожил двенадцать лет, быть таким жестоким?

Студия... Моя студия. Единственное место в мире, где я чувствую себя по-настоящему живой. Где я создала все свои лучшие работы. Где познала счастье творчества.

Быстро одеваюсь и еду туда. Нужно увидеть всё своими глазами. Понять, что происходит.

Утренний город еще сонный, пробки небольшие. Добираюсь за двадцать минут. Паркуюсь у знакомого старинного здания в историческом центре и поднимаюсь на третий этаж.

Ключи дрожат в моих пальцах. Открываю дверь и вхожу.

Запах. Господи, этот запах льняного масла, красок, растворителя... Он сразу ударяет в нос, и на глаза наворачиваются слезы. Здесь моя душа. Здесь моё сердце.

Мольберты стоят по углам, на них натянутые холсты с недописанными картинами. Полки вдоль стен заставлены баночками с красками, кистями разных размеров, палитрами. У окна стоит мой рабочий стол, заваленный эскизами и набросками. А рядом — старое кожаное кресло, в котором я люблю сидеть, обдумывая новые идеи.

Каждый сантиметр этого пространства пропитан воспоминаниями. Вот здесь я написала портрет Савелия в восемь лет. Там — пейзажи с дачи родителей. А на том мольберте до сих пор стоит картина, которую я начала в прошлом месяце, — абстракция в красно-черных тонах. Теперь понимаю, откуда взялись эти цвета. Предчувствие.

Сажусь на пол прямо посреди комнаты, обхватываю колени руками. Слезы капают на джинсы, и я не пытаюсь их останавливать. Пусть. Имею право.

Как он мог? Как можно быть таким подонком? Ладно, дом — это понятно, совместно нажитое имущество. Ладно, деньги и машины. Но студия — это же моё личное пространство! Мой творческий мир!

Господи, а что теперь делать с учениками? У меня ведь группа готовится к выставке через два месяца. Женщины, которые ходят ко мне уже третий год, стали как родные. А детская группа по субботам? Малыши так радуются каждому занятию...

Достаю телефон, набираю номер Милославы. Она ответит. Она всегда отвечает.

— Златочка? — в трубке знакомый спокойный голос. — Что случилось?

— Мила, он... он купил мою студию, — всхлипываю я. — Руслан купил студию и выгоняет меня.

Молчание. Потом тихое, но очень выразительное:

— Вот мудак.

От этих слов из уст интеллигентной Милославы мне становится чуть легче.

— Что мне делать? — шепчу я. — Это же моя жизнь, Мила. Я без этого места не смогу...

— Сможешь. Обязательно сможешь. — Голос становится тверже. — Слушай меня внимательно. Сейчас ты в студии?

— Да.

— Фотографируй всё. Абсолютно всё — картины, обстановку, материалы. Делай полную опись. Понадобится для суда.

— Для суда?

— Златочка, милая, это психологическое давление в чистом виде. Он пытается тебя сломать, лишив самого дорогого. Но мой братец не учёл одного — у тебя есть я. А у меня есть связи и деньги.

Глава 7: Попробуй только тронь

Я не собираюсь сдавать студию без боя. Чёрт возьми, эта мерзкая сволочь думает, что я просто так лягу под его каток? Как бы не так! Он, видимо, забыл, что у меня не только кисти рисуют, но и когти есть — и они острее его юридических бумажек. Пусть попробует отжать — я ему устрою такой скандал, что его адвокаты забудут, как звучит "ваша честь".

Утром, едва допив кофе, я звоню Милославе.

— Мила, мне нужна твоя помощь. Этот урод собирается сегодня пригнать своих рабочих в мою студию.

— Что?! — её голос звенит от возмущения. — Руслану совсем крышу снесло? Я знала, что он способен на подлости, но это...

— Помоги мне организовать кампанию. У меня есть план.

— Я с тобой, Златочка. До конца.

В течение часа я обзваниваю всех своих учеников. Мои девочки — художницы, которые ходят ко мне на курсы живописи, мамочки с детьми из творческих мастерских, коллеги из других арт-пространств города.

— Алёна, привет, это Злата. Слушай, нужна помощь...

— Господи, Златочка, что случилось? Ты плачешь?

Плачу? А, чёрт, действительно. Вытираю щеки ладонью.

— Меня выгоняют из студии. Какой-то жлоб скупил здание и хочет всё перестроить.

Вру, конечно. Но правда сейчас не главное. Главное — война.

— Это же беспредел! — возмущается Алёна. — А что мы можем сделать?

— Собраться у студии сегодня днем. Принести плакаты, привести друзей. Покажем этим барыгам, что искусство просто так не сдаётся!

К десяти часам утра у меня готов список из сорока человек, которые обещали прийти. Мила приезжает с коробкой плакатов и баннеров.

— Ты гений, — восхищаюсь я, разглядывая надписи: "Искусство не продается!", "Сохраним культурное наследие!", "Долой бизнес-вандалов!"

— А этот мой любимый, — усмехается Милослава, доставая плакат с надписью "Застройщики — враги культуры!"

— Ты же знаешь, что это про твоего братца?

— Ещё как знаю, — хмуро отвечает она. — Руслан переходит все границы. Отец бы в гробу перевернулся, узнав, что сын стал таким... невыносимым ублюдком.

В двенадцать дня я выкладываю пост в соцсетях с фотографиями студии и рассказом о том, как "алчные застройщики пытаются уничтожить один из немногих очагов культуры в нашем районе". Имён не называю, но намекаю достаточно прозрачно.

Господи, как же я зла! Руки дрожат, когда набираю текст. Хочется написать прямо: "Мой муж — конченая сволочь, которая хочет разрушить мою жизнь!" Но нет. Я умнее. Я буду бить его исподтишка, пока он не поймет, что связался не с той.

— Мам, ты чего такая нервная? — спрашивает Савелий, заглядывая в мою комнату.

— Ничего, солнышко. Просто дела.

— Это из-за папы?

Блин. Ребенок слишком много понимает.

— Отчасти. Но не волнуйся, мы справимся.

— А вы точно разводитесь?

Его глаза такие грустные, что сердце сжимается. Я подхожу к нему, обнимаю.

— Не знаю, Савик. Честно не знаю.

— Я не хочу, чтобы вы разводились.

— А я не хочу, чтобы папа был таким... — я останавливаюсь. Нельзя настраивать ребенка против отца. Хоть и хочется до жути.

К двум часам возле студии собирается толпа человек в пятьдесят. Художники с мольбертами, музыканты с гитарами, мамочки с детьми, студенты из арт-колледжа. Милослава командует процессом, как генерал перед боем.

— Вы с плакатами вставайте вот здесь, — указывает она группе девушек. — А музыканты пусть играют что-нибудь народное. Чтобы душевно было.

Соседи выходят на балконы, любопытные прохожие останавливаются. Кто-то снимает на телефон. Отлично. Пусть весь город увидит, что происходит.

— Злата, — подбегает ко мне Алёна, — тут журналисты приехали! Из "Городских новостей" и ещё откуда-то.

Сердце колотится. Вот оно! Именно этого я и хотела.

Журналистка — молодая, с умными глазами — подходит ко мне с микрофоном.

— Здравствуйте, вы организатор акции? Расскажите, что происходит.

— Меня зовут Злата Громова, я художница и преподаватель. Уже три года веду здесь студию изобразительных искусств. Это место стало домом для десятков творческих людей — детей и взрослых. А теперь какие-то застройщики хотят всё это уничтожить ради прибыли.

— А что именно планируется сделать на месте студии?

— Очередной магазин или офисный центр. Им плевать на культуру, на то, что здесь создают искусство живые люди. Главное — деньги.

— Есть ли у вас какая-то информация о компании-застройщике?

Пауза. Сейчас самый деликатный момент.

— Я знаю, что это одна из крупных строительных фирм города. Но не хочу называть имен до тех пор, пока не проконсультируюсь с юристами.

Отлично сыграно, Злата. Намекнула, но не обвинила прямо.

Интервью длится минут десять. Я рассказываю о важности творческих пространств, о том, как дети здесь раскрывают свои таланты, как взрослые находят отдушину после тяжелого рабочего дня.

— Мы не просим пощады, — говорю я в камеру, и голос мой звенит от праведного гнева. — Мы требуем справедливости. Искусство — это не бизнес, это душа города!

Толпа аплодирует. Я чувствую себя Жанной д'Арк, ведущей крестовый поход против варваров.

В четвертом часу мой телефон разрывается от звонков. Первый — Руслан.

— Немедленно прекрати этот цирк! — рычит он в трубку. — Ты выставляешь меня каким-то монстром!

— А разве ты не монстр? — отвечаю я спокойно, хотя руки трясутся от адреналина.

— Злата, я предупреждаю...

— Что ты мне сделаешь, дорогой? — усмехаюсь я. — Попробуй только тронь мою студию. Посмотрим, как отразится на твоем бизнесе репутация человека, который уничтожает искусство ради наживы.

— Ты с ума сошла!

— Возможно. Но если и сошла, то только по твоей вине.

Бросаю трубку. Господи, как же это сладко! Впервые за последние недели чувствую, что не я загнана в угол, а он. Как приятно наблюдать, как этот самодовольный клоун начинает дёргаться, как жук на булавке. Надеюсь, ему не слишком комфортно в этой новой роли — жаль, что я не могу продать билеты на это представление.

Глава 8: Сын выберет сам

— Мама, а почему папа больше не живет с нами?

Савелий задаёт этот вопрос в тот момент, когда я режу лук для борща. Слезы на глазах от лука смешиваются с теми, что готовы пролиться от его слов. Чёрт, как же хочется свалить всё на чёртов лук и больше ни о чём не думать.

— Папа... папа сейчас живёт в другом месте, солнышко.

— Но почему? — Савелий садится на табуретку рядом с разделочным столом и смотрит на меня своими зелёными глазами. Моими глазами. Господи, как же больно, когда ребенок смотрит на тебя и ждёт честного ответа, а ты не знаешь, что сказать.

— Взрослые иногда... ссорятся. И им нужно время, чтобы всё обдумать.

— А вы помиритесь?

Нож замирает в моей руке. Как объяснить одиннадцатилетнему мальчишке, что его отец превратил нашу жизнь в поле боя? Что каждый день я просыпаюсь с мыслью о том, как отобрать у него хоть что-то в этой войне?

— Не знаю, Савушка. Не знаю.

Он молчит, качает ножками. Мой мальчик, мой умный, чуткий мальчик. Он всё понимает, хотя я стараюсь не втягивать его в наши разборки.

— Мам, а можно я сегодня к дедушке съезжу? Мы с ним хотели поиграть в шахматы.

— Конечно, солнышко.

Хоть кто-то в этом аду останется для него островком спокойствия. Папа всегда был мудрым — он ни слова не говорит о наших проблемах с Русланом, просто даёт внуку тепло и внимание.

Телефон звонит как раз в тот момент, когда я бросаю обжаренный лук в кипящий бульон. На экране — Руслан. Материнское сердце сжимается от плохого предчувствия. Когда он звонит в такое время, это никогда не к добру.

— Алло.

— Злата, я забираю сына на выходные.

— Что? Ты же обычно забираешь его в субботу, а сегодня только пятница.

— Планы поменялись. Приеду через час.

— Руслан, мы так не договаривались! У Савелия в понедельник контрольная по математике, ему нужно готовиться!

— Напишет он твою контрольную. Не развалится.

Я чувствую, как начинает закипать моя кровь. Этот мудак даже не спрашивает, что думает по этому поводу его сын. Просто решает за всех, как всегда.

— А что скажет Савелий? Может, он не хочет ехать?

— Спроси его сама. Увидишь, как он обрадуется.

Я оборачиваюсь к сыну, который делает вид, что не слушает наш разговор, но по его напряженной позе понятно — он ловит каждое слово.

— Савушка, папа хочет забрать тебя на выходные. Прямо сегодня.

Лицо мальчика озаряется, и сердце моё разрывается надвое. С одной стороны, я счастлива, что он радуется встрече с отцом. С другой — понимаю, что Руслан начал игру. Игру за нашего сына.

— Правда? — Савелий соскакивает с табуретки. — Здорово! А куда мы поедем?

— Узнаешь, когда папа приедет, — отвечаю я, а сама продолжаю разговор с Русланом. — Хорошо, приезжай. Но в воскресенье верни его до восьми вечера.

— Как получится.

— Руслан!

— До встречи, Злата.

Он бросает трубку, и я стою на кухне, сжимая телефон так, что костяшки пальцев белеют. Этот сукин сын объявил войну — теперь он тянет к себе Савелия. И самое паршивое, что мой мальчик этому рад.

— Мам, а я могу не ехать к дедушке сегодня? Раз папа приедет?

— Конечно, солнышко.

Я глажу его по голове, а сама думаю: как же так получилось, что я стала матерью, которая должна соревноваться с отцом за любовь собственного ребенка?

Через час раздаётся звонок в дверь. Савелий несется открывать, а я делаю глубокий вдох и следую за ним. Руслан стоит на пороге с огромным пакетом в руках и улыбкой, которая предназначена явно не мне.

— Привет, чемпион! — он обнимает сына, и я вижу, как тает Савелий от отцовского внимания. — Готов к приключениям?

— А что в пакете? — любопытствует мальчик.

— Увидишь. Собирайся быстрее, у нас грандиозные планы!

— Руслан, — начинаю я, но он даже не смотрит в мою сторону.

— Сава, беги собирайся. Возьми спортивную форму и плавки.

— Плавки? В октябре? — удивляюсь я.

— В аквапарке не холодно, — наконец соизволил посмотреть на меня Руслан. — Или ты против того, чтобы сын развлекался?

Вот же сука. Подловил меня на том, что я буду выглядеть скучной мамашей, которая против веселья. Савелий уже летит собирать вещи, напевая что-то под нос. Когда он исчезает в своей комнате, я делаю шаг ближе к Руслану.

— Что ты задумал?

— Провожу время с сыном. Разве это запрещено?

— Не строй из себя дурачка. Ты же не просто так решил стать отцом года.

— А может, я всегда был хорошим отцом, просто ты этого не замечала?

Я смеюсь, но без капли веселья.

— Хорошим отцом? Руслан, ты же месяцами пропадал на работе! Вспомни последний раз, когда ты помог Савелию с домашкой до того, как объявил о разводе?

— Я обеспечивал семью.

— А теперь решил обеспечивать его развлечениями?

— Лучше, чем твои походы по музеям и галереям. Мальчишке нужен адреналин, а не пыльные картины.

Боже, как же он меня бесит! Этот снобизм, эта уверенность в том, что всё, что связано с искусством — ерунда. А ведь Савелий любит рисовать, любит красоту. Но сейчас, глядя на его восторженное лицо, я понимаю — аквапарк победит любую выставку.

— Я готов! — Савелий выбегает из комнаты с рюкзаком через плечо.

— Отлично! — Руслан протягивает ему пакет. — Держи.

Сын заглядывает внутрь и ахает:

— Вот это да! Новый телефон!

У меня челюсть отвисает. Смартфон последней модели. Тот самый, о котором Савелий мечтал уже полгода, а я объясняла, что его старый телефон ещё вполне рабочий.

— Папа, спасибо! Ты лучший!

Руслан обнимает сына и смотрит на меня поверх его головы. В его взгляде читается: "Попробуй теперь составь конкуренцию".

— Руслан, нам нужно поговорить, — шиплю я сквозь зубы.

— Потом, — отмахивается он. — Сава, пошли. Нас ждёт крутой уикенд!

Они уходят, а я остаюсь стоять в прихожей, слушая, как заводится машина Руслана. Дорогая машина, на которой он увозит нашего сына в свой мир дорогих игрушек и развлечений. И что я могу предложить взамен? Борщ, который доваривается на плите, и контрольную по математике?