— Кать, пойдем домой, а то нас сейчас мошкара искусает, — обращаюсь к дочери, отгоняя от нее стаю мелкой мошки, кружащей над головой.
— Ну, мамочка, пусть кусают. У меня крови много, мне не жалко, — проявляет благородство к кровососущей живности, раскачиваясь на качелях.
— Добрая ты у меня душа, Катюнь
— Угу.
— Только вот мошкара к тебе такой доброты и жалости не проявит.
— Ну и ладно. Вы с папой пожалеете, если меня покусают.
Надо было взять с собой аэрозоль. Обычно она у меня в сумочке хранится, вот только сегодня я дольше обычного провозилась за компьютером. Время поджимало, поэтому я так спешила за дочкой в садик, что забыла свою сумку дома на зеркале в прихожей.
Хорошо хоть ключи от квартиры с собой взяла, а то так бы пришлось куковать во дворе до самого позднего вечера, пока муж с работы не вернется.
Поднимаю голову вверх. Устремляю взгляд на седьмой этаж, где расположены окна нашей квартиры. Приятно удивляюсь, увидев на балконе мужа. Останавливаю качели.
— Кать, папа с работы уже вернулся, — радую дочку, и она тут же устремляет взгляд на балкон.
— Папа, привет! — радостно голосит, махая ему ручкой. — Мы сейчас поднимемся!
Стёпа замечает нас, но демонстративно воротит нос и заходит в квартиру, даже не помахав Катюше в ответ.
Что это с ним?
Не в настроении будто бы. И пришел он рановато. Обычно же задерживался допоздна.
Может, на работе опять что-нибудь не по плану пошло?
Катя спрыгивает с качелей и несется вприпрыжку к подъезду, желая поскорее увидеться со своим папой.
Я поспеваю за ней, открываю тяжелую подъездную дверь. Мы заходим в кабину лифта, поднимаемся на этаж.
Стоит дверцам лифта разъехаться в стороны, Катя сразу же выскакивает из кабины и резко останавливается.
— Ой, а чье это? — пальчиком показывает на два громоздких баула. Они стоят на лестничной клетке прямо между нашей и соседской дверями.
— Наверное тетя Рая выставила, чтобы на мусорку позже отнести.
Катя обходит сумки и бежит к двери нашей квартиры. Хватается за ручку, но дверь не открывается.
— Папа закрылся на ключ, — хмыкнув, рассуждает она вслух, а затем поднимается на носочки, чтобы дотянуться до дверного замка, а роста ей, разумеется, прилично не хватает. Даже в прыжке.
— Ничего, родная. Когда-нибудь эта высота тебе покорится, — подмигиваю ей и вставляю ключ в замочную скважину, прокручиваю, а ничего не прокручивается.
Замок, что ли, заело. Не открывается.
Странно.
Прячу ключ в задний карман джинсов и нажимаю на звонок.
Слышу Стёпины приближающиеся шаги. Он подходит к входной двери, но открывать нам почему-то не торопится.
— Наташ, уходите, — произносит он резко, чем вызывает у меня легкое недоумение.
— В смысле уходите? Мы ведь только что с улицы пришли.
— Папочка, открывай, — Катя стучится в дверь своим маленьким кулачком, пританцовывая на месте. — Я соскучилась и в туалет хочу. Сильно-сильно.
— Сказал же, уходите, — повторяет муж хладнокровно, — чего непонятного?
Нашел время для шуток!
Выругавшись про себя, я снова вставляю ключ в замок, но тщетно. Не поворачивается ни туда, ни сюда.
— Стёп, а ты в курсе, что у нас замок заклинило?
— Так я его поменял, пока вас не было, — цинично проговаривает муж. — Больше вы в квартирую мою не войдете!
— Как… как это? — выдыхаю ошарашенно и застываю в ступоре.
Ничего не понимаю…
Может, он напился на работе, и у него случилось помутнение рассудка?
— А вот так! — рявкает муж громогласно. — Надоело мне всё! На развод подаю! Сегодня же!
— Ты там с ума сошел? — усмехаюсь я нервно, не в силах поверить в этот бред.
— Не сошел! Решение взвешенное и не подлежит изменению!
Что он несет? Какой развод?
Что могло произойти за какой-то день, из-за чего у него возникло желание непременно развестись со мной? Да еще и таким образом.
Всё же было нормально.
Я никогда не скандалила, не трепала мужу нервы по пустякам, в общем, старалась жить с ним душа в душу.
Правда, недавно у нас появились некоторые финансовые сложности. Мы немного отдалились друг от друга, но кто с подобным не сталкивался?
В последнее время все заработанные средства уходили на погашение долгов, потому что Степке моча в голову ударила, и он решил податься в бизнесмены, открыв собственную фирму по производству шлакоблоков.
Времени прошло не так много, чтобы успеть выйти в плюс. Нужно набраться терпения. Да только у Стёпки отродясь терпения не было. Ему нужно всё и сразу.
В остальном же всё у нас было прекрасно.
— Что ты несешь? — всхлипываю я судорожно, крепко накрывая Катины ушки руками, опускаюсь на корточки и прижимаю ее голову к себе. — Катюш, не слушай его, твой папа сегодня заработался, видимо. Он не понимает, что говорит. Пойдем еще немного погуляем во дворе, дадим ему время разобраться в себе.
— Х-хорошо, — неохотно кивает дочурка и берет меня за руку.
Тяну ее к лифту, решая поскорее убраться отсюда, чтобы не травмировать психику дочери. Но не тут-то было.
— Всё я понимаю! И разбираться мне не надо ни в чем! — злостно бросает муж, который не обладает ни каплей мужества, раз не может открыть дверь и сказать мне всё это в лицо. — Тебе нужен был ребенок! Тебе! Вот и воспитывай Катьку сама теперь! А меня в это не впутывай больше! Не хочу я быть отцом чужому ребенку!
Какой кошмар…
Вот так жила с мужчиной в браке целых восемь лет и только сейчас узнала, какая он все-таки сволочь. Каков подлец.
У меня в голове не укладывается, как у него хватило совести назвать Катюшку “отпрыском какого-то левого мужика”?
Еще позавчера мы втроем гуляли по парку. Он катал Катю у себя на плечах и ласково называл ее своей маленькой принцессой.
А сегодня-то какая муха его укусила?
— Ты прекрасно знаешь, почему так получилось. И в этом нет моей вины, — отвечаю как можно спокойней, несмотря на дичайшую обиду, поселившуюся в сердце, которое минутой назад покрылось мелкой паутиной трещин.
Пауза.
Затем раздается звук поворачивающегося замка, после чего входная дверь распахивается и в проеме показывается муж собственной персоной.
Неужели храбрости набрался?
Заглядываю в его непроницаемые черные глаза, и не наблюдаю ни капли жалости в них. Только колючий холод и абсолютное равнодушие.
Сморщившись в презрении, отворачиваюсь. Нажимаю кнопку вызова лифта, а затем на пол летит моя сумка. Он бросил ее мне как собаке кость.
— Вещи свои не забудьте, я всё собрал: одежду, обувь, документы, — говорит он, поглядывая сначала на баулы, а затем на Катю, как на какую-то самозванку.
Я тут же завожу ее за себя, скрывая от враждебного взгляда Степана.
— Наташк, ну я правда думал, что смогу смириться, что ты родишь от донора, но, как видишь, не смог. Катька мне не родная. Она же совсем на меня непохожа. Друзья уже подшучивают надо мной, мол, ты родила от соседа. А знаешь, как неприятно это слышать?
Еще бы я не знала! Мне сейчас тоже неприятно слушать его бред, но ему же плевать!
— Так сказал бы своим друзьям правду, сказал бы им, что ты… — вынужденно захлопываю рот, не желая договаривать фразу.
Кошусь на Катю.
Она не должна это слышать. Не сейчас и ни при таких обстоятельствах…
— А толку-то? Если скажу, они один хрен мне не поверят. Они же решат, что ты мне рогов наставила.
— И вместо этого ты решил наставить их мне? Какой же ты… — цежу я и замолкаю, не решаясь при дочери назвать вещи своими именами.
А про себя ору: “Жалкий! Моральный урод! И как я всего это раньше не замечала?”
В детстве Стёпка переболел свинкой, а информация о его бесплодии вскрылась только спустя два года брака и столько же лет безуспешных попыток завести ребенка.
Я случайно нашла его детские медсправки, тогда-то всё и выяснилось.
И как же я была обижена на него, ведь он эгоистичным образом скрыл от меня свой недуг. Даже не подумал предупредить, зная, как я мечтала о большой семье и о детях.
Мне потребовалось время, чтобы найти в себе силы и простить Стёпу. И еще немного времени, чтобы смириться с мыслью, что у нас никогда не будет детей.
А спустя еще один год мой гинеколог решил добить меня морально. Он сообщил мне страшную новость, которая свела к минимуму мои собственные шансы стать матерью.
После череды обследований все врачи как один давали мне ровно полгода. И если за этот срок я не успею забеременеть, то уже никогда не смогу познать радости материнства.
Я была раздавлена этой новостью. Меня морально уничтожили. Мне казалось, что у меня отняли смысл жизни. И если бы не поддержка Стёпы, я бы еще долго не смогла выбраться из этого угнетенного состояния.
Тогда он сам настоял на проведении ЭКО. Видя мои терзания и ежедневные слезы в подушку, он разглядел в этом шанс. Не только для меня, но и для себя.
Недолго думая мы поехали в соседний город по совету моей бабушки. Мы приняли решение обратиться именно в тот центр планирования и семьи, где, как она утверждала, у меня имелись все шансы забеременеть и выносить здорового ребенка. В итоге мне подсадили эмбриона от анонимного донора. А уже через месяц тест показал заветные две полоски.
Не передать словами, насколько я была счастлива.
Муж всю беременность заботился обо мне. А когда на свет появилась Катенька, он стал заботиться и о ней. Степан души в ней не чаял… Как мне казалось.
А сейчас же всё перевернулось с ног на голову. Не нужны мы ему стали. Устал он, бедненький… Жертву из себя корчит.
— Мам, почему папа так делает? — заикаясь, спрашивает Катя сквозь бурные рыдания, а ответа у меня не находится.
И думаю, никогда не найдется. Не смогу я найти объяснение его подлому поступку.
Боже, как же выть хочется. Упасть на бетонный пол и, съежившись в углу, биться в исступлении.
Но я этого себе позволить не могу. Я должна сохранять холодную голову и оставаться сильной, несгибаемой. Ради своей дочери.
— Потому что папа запутался, так бывает, — шепчу я, вытирая ее заплаканное личико.
И нет чтоб Стёпе заткнуться уже, он продолжает подливать масла в огонь, говоря через дверь:
— Имей в виду, на алименты можешь не рассчитывать. Я уже проконсультировался с юристом. Если смогу оспорить отцовство, а я это сделаю, нас разведут уже очень скоро. Нам же с тобой делить нечего. Квартира и бизнес мои, машина тоже. И работала ты в моей фирме неофициально. Так что по факту я тебе ничего не должен. В расчете.
Я разочарованно качаю головой, переваривая слова мужчины, который только что втоптал меня с дочерью в грязь.
Да какой он мужчина после этого! Жалкое подобие… Ничтожество да и только!
С юристом он проконсультировался!
Да он же только пуху на себя нагоняет. Любой нормальный юрист знает, что если мужчина дал свое согласие на искусственное оплодотворение и признал себя родителем, то он уже не сможет оспорить отцовство.
Впрочем, пусть делает, что хочет. Жалкие деньги мне от него не нужны! Нервы дороже.
— Пойдем, Катюш, на автобусе с тобой прокатимся. Ты же хотела съездить к прабабушке? — говорю дочурке, опуская ее на пол и желая хоть как-то ее отвлечь.
— Хотела… и сейчас хочу еще больше, — шмыгает она носом, глядя на меня потухшими глазками, куксится, из-за чего ямочка на ее подбородке становится более выраженной.
Бедный ребенок… Она же всё слышала, видела этот ужас. Она всё поняла… Поняла, что ее бросили, как беспризорного котенка.
Ей сейчас больно… Ничуть не меньше, чем мне. А, возможно, даже больше.
Всё бы отдала, чтобы забрать себе всю ее боль. Душу дьяволу бы продала, только бы она не слышала, какими словами бросался человек, которого она гордо называла своим папочкой… Только бы она не познала, что такое предательство близкого человека.
— Мам, ты плачешь? — Катя заглядывает в мое лицо.
Резко отворачиваюсь и незаметно стираю со своих щек слезы.
— Нет, что ты, дочь, я не плачу, — через силу отвечаю ей бодрым голосом, наклоняюсь, поднимаю сумку с пола и перебрасываю ремешок через плечо. — Катюш, нажми, пожалуйста, на кнопочку удержания лифта.
Катя послушно заходит в лифт и надавливает своим пальчиком на клавишу.
С трудом затащив тяжелые сумки в кабину, мы спускаемся на первый этаж, а оттуда выходим на улицу.
Встаем с дочкой вокруг сумок и молча смотрим на всю эту картину.
Ну и что нам теперь делать? Куда податься?
Выбор у нас невелик. И если выбирать между гостиницей и бабушкой, то ясное дело мы выберем бабушку.
Глафира Никитична женщина упрямая, властная. Но в кругу семьи она меняет личину и становится очень мягкой и заботливой, как и подобает бабушкам. За это я ее очень люблю. И Катюша от нее просто без ума.
Но если мы уедем к бабушке в поселок городского типа, в садик и на работу нам с Катей всё равно придется мотаться в город. А это практически сто километров пути, два часа на автобусе.
Так стоп, у меня же теперь нет работы. Я работала в Степиной фирме, совмещая бухгалтерскую деятельность с задачами маркетолога. Зарабатывала не так много, конечно, но я не жаловалась, поскольку все деньги шли в семью.
А с сегодняшнего дня я стала безработной… без средств к существованию и с ребенком на руках.
Как же стыдно будет сознаваться в этом бабушке, но делать нечего. Другого выхода у нас просто нет.
Я прикидываю в уме, мысленно прокладывая путь до автобусной остановки.
Топать до нее не так далеко, но с таким грузом это будет то еще испытание.
Была не была.
Но прежде, чем идти на остановку, решаю позвонить бабушке и предупредить ее о нашем приезде.
Надеюсь, она сейчас дома, а то мобильного у нее сроду не было. Не воспринимает она все эти современные гаджеты. Даже в качестве подарка.
Только нашариваю в кармашке сумки свой телефон, как передо мной так некстати возникает соседка по лестничной клетке.
— О, Натуль, а вы чего, переезжаете, что ли? — любопытствует она, подозрительно осматривая нас и наши пожитки.
— Да вот, теть Рай, к бабушке собираемся. Погостим у нее до конца лета, а там может, и возвращаться в город не захочется, — вру я, проглатывая горький ком, и улыбаюсь соседке через силу.
— Это вы правильно, нечего в городе пылью дышать, а за городом-то всяко получше будет. Воздух чистый, природа, красота и благодать!
— Вот и мы с Катюшей того же мнения.
— Идемте, я подвезу вас, — говорит этот мужчина, словно мы старые знакомые, и скрывает нас под зонтиком, а ему самому теперь приходится мокнуть.
— Что? — недоумеваю я от постановки фразы, поскольку прозвучало это совсем не как предложение.
Прячу Катю за себя, держу ее крепко. Мало ли.
— Мне велено вас подвезти, — переиначивает он фразу, поглядывая назад, на свое авто.
Оглядываю взбитого мужчину взглядом. На нем деловой черный костюм, черная рубашка и начищенные черные ботинки.
Образ весьма зловещий, но вот выражение лица у него довольно доброжелательное.
— Кем велено? — интересуюсь я с настороженностью.
— Моим боссом.
Что еще за ерунда? Его же не Стёпа подослал?
— Простите, а кто ваш босс? — прищуриваюсь.
— Никольский Богдан Ларионович, — гордо он преподносит.
Впрочем, как бы он не преподнес, это имя мне ни о чем не говорит. Я впервые его услышала.
И пока я пыталась понять, что это может быть за человек, мужчина передает мне зонт, а затем с легкостью поднимает наши сумки и принимается нести к авто.
— Стойте, куда? — подрываюсь я с места за этим грабителем. — А ну, отдайте! Это наши вещи!
— Не переживайте вы так, ваши вещи я верну вам в целости и сохранности, — поясняет он, заталкивая сумки в багажник. — Довезу вас, куда скажите, и верну. Ну сами поглядите, дождь какой зарядил, по прогнозам будет лить целый день. Девчушку свою еще, не дай бог, застудите. А в машине сухо и тепло, доедете с комфортом, — закрыв крышку багажника, мужчина оббегает авто и раскрывает заднюю дверцу. — Прошу, садитесь. И не бойтесь ничего, мы хорошие люди.
В нос сразу же ударяет древесный аромат с нотками кожи, который исходит из салона авто. Он довольно приятный и перебивает запах сырой земли и дождя.
С недоверием я заглядываю в с виду пустующий салон, где светло как на улице, несмотря на тонированные стекла. Мой взгляд падает на крышу машины. Панорамную. Это за счет нее внутри и светло.
— Мамочка, поехали, — упрашивает Катюша, видя,как я колеблюсь.
Дочка дрожит всем телом от холода, у нее уже губы начали синеть. А дождь и не думает заканчиваться. С каждой последующей минутой он только сильнее становится.
— Буду вам очень признательна, если вы довезете нас до ближайшей автобусной остановки, — с горем пополам решаюсь я воспользоваться отзывчивостью мужчины, возвращая ему зонтик.
Он кивает, в одно движение складывает зонт и помогает Кате забраться внутрь машины, следом за ней на кожаном сиденье устраиваясь и я.
И каково же мое удивление, когда я понимаю, что в салоне мы с дочкой не одни находимся.
Задние сиденья расположены друг напротив друга. На одном ряду сидим мы с Катюшей, а на противоположном — мужчина в дорогом деловом костюме графитового цвета и белоснежной рубашке. С каменным выражением лица, обрамленным ухоженной растительностью; массивным подбородком с ямочкой на нем, темно-русыми волосами, уложенными в стильную прическу; и пронзительно голубыми глазами, которые сейчас направлены точно на меня. Как два прицела.
— Извините, я не знала, что здесь еще кто-то есть, — булькаю я в неловкости, и в этот момент машина трогается с места.
Пару мгновений мужчина сохраняет запредельно серьезный и важный вид, от которого внутренности скукоживаются, а затем его губы расползаются в приветливой улыбке.
— Признаться, я не так часто приглашаю к себе попутчиков, но, увидев вас, просто не смог проехать мимо, — четко произносит он тягучим бархатистым голосом с легкой хрипотцой, а потом протягивает мне крепкую руку. — Я Богдан Никольский, а вас как зовут?
Получается, он и есть тот самый босс…
Интересно, почему он сам не вышел на улицу и не предложил нас подвезти? Боялся вымокнуть? Так у него же зонтик есть.
Я несмело вытягиваю руку, и наш новый знакомый мягко пожимает ладонь, демонстрируя мне белозубую улыбку.
Надо бы проявить вежливость и представиться, но мой язык словно одеревенел. Ничего вымолвить не могу.
Всё это время я пялюсь на мужчину во все глаза и пытаюсь вспомнить, видела ли его раньше. Просто его эффектная внешность мне кажется отдаленно знакомой. Видела где-то, а вот где — не припомню…
И почему-то на ум приходит только троллейбус… А почему — не пойму. В нашем городке не ходят троллейбусы. Только в соседнем.
Я прочищаю горло от сухости, отмечая, как прежде притихшая Катюша внезапно оживилась. Она сползает на край сиденья и также обменивается с Богданом Никольским рукопожатием. Смело, в отличие от меня.
— Меня Катя зовут, а это моя мама, — представляет она нас, чем смущает меня еще больше.
Наверняка этот мужчина сейчас думает, что моя маленькая дочь куда более зрелая, чем я сама.
— Какое красивое у тебя имя, — отвечает он с открытой улыбкой.
— Спасибо, у вас тоже.
— Меня назвали в честь деда, а тебя в честь кого?
У меня чуть глаз не выпал. Ну дочка выдала, конечно!
Я сама подскакиваю с места и устремляя взгляд в окно, пытаясь понять, где мы едем.
— Дочка, нам уже скоро выходить, вряд ли Богдану Никольскому с нами по пути, — сбивчиво произношу, мне до ужаса неловко.
— Обычно с таким нехилых багажом приезжают от бабушки, а не едут к ней, — вдумчиво замечает он, чем застает меня врасплох.
— А мы в гости… Надолго, вот и вещей побольше взяли, чтобы не мотаться туда-сюда лишний раз, — говорю первое, что приходит в голову.
— Наталья, прости за нескромный вопрос, но где твой муж? Почему он не позаботился о вас? — мужчина сует нос не в свои дела, заостряя внимание на моем обручальном кольце и ставя меня в еще более неловкое положение. — Просто взваливать на свою жену такую тяжесть — это как-то не по-мужски, на мой взгляд.
Тут же стискиваю правую ладонь в кулак и засовываю руку между бедром и сиденьем.
И чего, спрашивается, докопался?
Уж если я и взвалила на себя такую тяжесть, значит, на то были весомые причины.
— Я… я… Извините, но я не обязана вам отвечать, да и не уверена, что вам будет это интересно, — бормочу я с мрачным видом.
Снова устремляю взгляд в окно и понимаю, что нужную остановку мы только что проехали стремглав.
— Стойте! Вы забыли остановиться на остановке, высадите нас! — выпаливаю я возбужденно, однако машина продолжает двигаться с приличной скоростью.
— Ну какая остановка? Вас с таким багажом ни в один автобус не пустят, на машине поедем, — мужчина как ни в чем не бывало ставит меня перед фактом, как-то странно переглядываясь с водителем.
Натягиваюсь как струна, прижимая к себе дочь. А в голову разные мысли лезть начинают, вплоть до того, что эти мужчины могут оказаться маньяками.
— Послушайте, мне не нужны проблемы. Нам просто нужно добраться с дочкой до дома, — проговариваю с тревогой, а про себя дополняю: “Целыми и невредимыми”.
— Наталья, если мы довезем вас до дома, проблем у вас однозначно не возникнет. Во всяком случае вы точно не вымокните и не надорветесь. Ты только Валере адрес дома скажи, и мы доставим вас строго по нему, — движением массивного подбородка Богдан Никольский кивает на водителя.
— Спасибо, но видите ли, бабушкин дом далековато отсюда находится, а мне совсем не хотелось бы вас затруднять.
— Вы нас нисколько не затрудните. Да и к тому же твоя дочь уснула.
Что?
Резко опускаю взгляд. А Катюшка моя и впрямь спит, устроив головушку на моих коленях. Вымотался бедный ребенок.
Я бы и сама сейчас с удовольствием вздремнула. Голова раскалывается и силы практически на исходе.
Но делать нечего, диктую Валере адрес бабушкиного дома. Водитель тут же вбивает его в навигатор, и машина сворачивает на дорогу, ведущую в соседний поселок.
Первые полчаса мы едем в абсолютной тишине. Салон авто превращается в натуральное сонное царство, и я то и дело клюю носом.
А мой новый знакомый в это время сидит в своем телефоне, периодически что-то печатая. Да с таким видом сосредоточенным, будто в данный момент вершится его судьба.
Следующие десять минут я постоянно ловлю на себе взгляды Богдана Никольского. Он словно изучает меня. Осматривает мою одежду, заостряет внимание на моих ногтях и волосах, рассматривает черты лица. От всего этого мне становится не по себе.
— Вы хотите мне что-то сказать? — осмеливаюсь задать ему вопрос.
Богдан Никольский возвращает взгляд с моей обуви на меня и прочищает горло.
— Если честно, мне очень любопытно узнать род твоей деятельности, — выдает он на полном серьезе.
Всё ясно. По моему внешнему виду, который оставляет желать лучшего, он решил угадать, кем я работаю.
Что ж. У богатых свои причуды…
Скорее всего, у него уже имеются определенные догадки на мой счет, и сейчас он хочет проверить, так ли на самом деле.
— Я сейчас безработная, — отрезаю.
— Но чем-то же ты занималась до того, как стала безработной?
Занималась, конечно. Я грезила мечтой стать дизайнером, и была в шаге от ее исполнения.
В свое время я выучилась по профессии. Выйдя в декрет, создала личный сайт, запустила рекламу и даже разработала парочку небольших проектов для своих первых клиентов. Всё шло как по маслу, однако вскоре Стёпа открыл свой шлакоблочный бизнес и нагрузил меня дополнительной работой. А на собственные проекты мне просто-напросто не оставалось ни сил, ни времени.
Но кому какое дело до этого?
— Да так… Работала то тут, то там, — жму плечами, отделавшись сумрачным ответом, на что мужчина протяжно хмыкает и щурит свои проникновенные глаза.
— На месте! — оповещает нас водитель.
Глянув в окно, я замечаю, что мы уже стоим напротив бабушкиного дома.
Вздохнув с облегчением, я аккуратно тормошу дочь.
— Катюш, просыпайся, мы уже приехали.
Черные пятнышки на глазах и ямочки на подбородках встречаются нередко. Это банальное совпадение, уверена. Но как бы то ни было, подобные совпадения пугают меня, и я просто отскакиваю от мужчины.
— Извините, дальше я сама, — зажмуриваюсь сильно, поскольку вдруг сочла свое извинение неуместным.
Разворачиваюсь, пробираясь по грязюке за дочерью и открываю калитку.
Осматриваюсь вокруг, думая, что бабушка, как всегда, трудится в своем огороде. Обычно ее зычный голос слышно сдалека, а тут же непривычная слуху тишина.
Всё вокруг ухожено: ни травинки, ни соринки, грядка к грядке, стебелек к стебельку, и даже лунки под помидорами еще сырые, а бабули нет. Еще и ставни на окнах наглухо запечатаны.
Неужели ускакала куда?
Все-таки надо было позвонить ей.
Дочка тем временем бежит по брусчатой дорожке прямиком к дому, запрыгивает на крыльцо и стучится в железную дверь.
— Бабушка, мы приехали в гости! Открывай скорей! — щебечет она.
Поднявшись на крыльцо, я оборачиваюсь, чтобы проверить, как там Богдан Никольский. Застываю на миг, увидев, как он приближается к нам и без особого напряга несет в своих руках наши сумки.
Он заходит во двор, скользящим шагом шествует по тропинке, как по красной ковровой дорожке. А я вдруг нахожу повод для смеха, ведь его безупречный образ городского пижона, одетого с иголочки, совсем не вписывается в наш деревенский колорит.
То-то все соседи повылазили из своих домов, желая воочию понаблюдать за таким редким гостем. И тетя Люба, закадычная приятельница бабушки, туда же.
— Здравствуйте, теть Люб, а вы не знаете, куда бабушка подевалась? — интересуюсь я у соседки по дому.
Она наполовину высовывается из окна. Не надевая очки, подносит их к глазам и всматривается на моего сопровождающего так, словно и впрямь увидела в нем звезду с красной ковровой дорожки.
— О, здоровенько, Натуль, — кивает она и машет рукой, заинтересованно глядя за меня. Туда, где стоит Богдан с сумарями наперевес. Хмыкает каким-то своим мыслям и снова обращается ко мне: — Так Глафира наша в санаторий умотала, она тебе не говорила, чо ль?
— Что? Санаторий? — удивляюсь я, задумавшись, головой мотаю. — Нет, ни о чем таком она мне не говорила.
— Забыла на радостях, значит…
— Мам, мам, а бабушку что, сожгли? — с тревогой спрашивает Катя, перебивая тетю Любу и расширив свои глазки до размера блюдца.
Я сначала не поняла, а потом ка-а-а-ак поняла.
— Нет, дочур. Бабушка поехала в оздоровительный санаторий, а не в крематорий, — объясняю я в смятении и с подрагивающим верхним веком.
Это ж надо было так перепутать… И смех, и грех.
— А-а-а-а, санаторий! — осознанно протягивает она в ответ.
— Глашке путевку подарили с завода за какие-то там прошлые заслуги. Вот, сегодня утром всем поселком провожали ее с размахом. Ей-богу, будто в последний путь отправляли, — посмеивается тетя Люба с затаенной завистью.
Меня такая новость и радует, и одновременно огорчает. Бабушка заслужила отдых, как никто другой. Но как-то это всё не вовремя.
Что нам-то теперь делать?
И ведь бабуля даже не предупредила. Мы же только вчера днем с ней созванивались, но ни о какой поездке в санаторий и речи не шло.
— А вы знаете, когда она вернется? — спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу, излишнее внимание соседей и их перешептывания постепенно начали меня напрягать.
Уверена, если бы мы приехали без Богдана Никольского, никому бы и дела до нас не было. А тут же слетелись все, словно в поселок наведалась передача “Битва экстрасенсов”.
— Да не скоро еще. Путевка рассчитана на две недели, не меньше, — расстраивает меня тетя Люба еще больше.
— А в какой санаторий она поехала? — уточняю, надеясь, что он находится где-то поблизости, я смогу доехать до него и хотя бы взять у бабули ключи от дома.
— Да бог его знает, какой. Где-то в Белокурихе находится.
Это же очень далеко.
Поняв, что без бабушки в ее дом нам никак не попасть, я впадаю в уныние.
— А вы с молодым человеком погостить приехали или… — интересуется тетя Люба, поглядывая на сумки, которые по-прежнему держит Богдан Никольский.
Он стоит рядышком со мной, и как достопримечательность примагничивает к себе взгляды прохожих и местных сторожил.
Боже…
Даже думать не хочется, что подумают обо мне все эти люди. Но наверняка они уже сочли меня падшей женщиной, а этого мужчину — моим любовником.
Мне и так нехорошо, а от этих мыслей еще хуже становится. Поэтому я спешу прояснить ситуацию.
— Теть Люб, этот молодой человек просто нас подвез с Катюшей, мы его даже не знаем толком, — я специально не смотрю на с упреком похмыкивающего Богдана, но боковым зрением вижу, как он натягивается, словно мои слова задели его. — А приехали мы насовсем, но… видимо, не судьба, — жму я плечами, не зная, что нам делать теперь.
Нет, я примерно представляла, что наш “спаситель” живет далеко не в обычном спальном районе. К тому же Богдан предупреждал, что в его доме полно места, но чтоб настолько — себе я этого даже вообразить не могла.
Дом просто огромный. Он излучает атмосферу современности и завораживает своей элегантностью. И земли у него будь здоров. Конца и края не видать. И всё вокруг такое ухоженное. Газон, видно, только-только постригли, еще пахнет скошенной травы… И цветами… Аромат моих любимых пионов я ни с чем не спутаю.
И Богдан что, один живет в такой махине? Для чего ему одному столько свободного пространства? Разве что для демонстрации своих финансовых возможностей. Чтобы соответствовать определенному статусу. А статус у него, видимо, тоже ого-го-го. Боюсь даже представить, не говоря уже о том, чтобы расспросить его о нем с глазу на глаз.
Да с чего я решила, что он живет один? Быть может, он вообще женат.
Да вроде бы кольца обручального я не увидела, следов от кольца — тоже. Но лучше бы убедиться в этом лично, конечно. Чтобы потом не было недоразумений.
И только я раскрываю рот, как Богдан опережает меня:
— Ну-с, предлагаю сразу провести вам небольшую экскурсию, — он потирает ладони, приглашая нас внутрь дома.
А ноги мои ни в какую не слушаются. Я словно прилипла подошвой к брусчатой дорожке.
— Мамочка, пошли, я хочу быстрее посмотреть, что внутри, — задорно подгоняет меня Катюша, потянув за собой.
— Аг-га, пошли.
Экскурсия по первому этажу проходит как в тумане. Богдан что-то рассказывает о футуристическом дизайне, проходя вдоль гостиной и кухонной зоны с открытой планировкой, создающей впечатление простора и свободы. Я отмечаю, что всё вокруг выдержано в минималистическом стиле, но могу думать только о том, что нам с дочерью тут не место. Всё это как-то чересчур.
А тем временем мы уже поднимаемся на второй этаж его впечатляющей обители, поделенной лестницей на два крыла. И мы сворачиваем именно в левое крыло, минуя правое.
— Ну вот, можете занять любую спальню. Эта часть дома обычно пустует. Сюда я захожу лишь по крайней необходимости, так что не переживайте, никто вас здесь не побеспокоит, кроме домработников, — с улыбкой до ушей вещает Богдан Никольский, заходя в длинный коридор со множеством дверей.
Так странно…
Он радовался, как какой-то мальчишка. Светился от счастья. Словно не он протянул руку помощи нам, нуждающимся, а он сам являлся тем самым нуждающимся, которому наконец пришли на выручку.
— Мамочка, ух ты! Я хочу здесь! Здесь будем жить! — с детским восторгом в глазах голосит Катюша.
Она ураганом залетает в первую попавшуюся комнату, на лету снимает с себя босоножки и, подпрыгнув, плюхается на здоровенную кровать, утопая в мягкости покрывала с одеялом.
— Отличный выбор! — Богдан Никольский демонстрирует ей большой палец вверх, а затем опирается плечом на дверной косяк и обращается ко мне: — Ты как, одобряешь выбор своей дочери?
— Я? Ох, — тушуюсь я знатно.
Я еще разок оглядываю периметр просторного светлого помещения с умной системой управления освещением и климатом, с гармоничным интерьером, который нисколько не уступает тем, что я привыкла наблюдать на страницах самых модных дизайнерских журналов. А их я повидала сполна, так что мне есть, с чем сравнить.
Разве что прежде я не видела их воочию. А те дизайны, которые были спроектированы лично мной, и рядом не стояли с тем, что я наблюдаю сейчас перед собой. Поэтому, разумеется, я чувствую себя, мягко говоря, не в своей тарелке.
Это всё не для меня. Не привыкла я к подобной роскоши и инновациям.
— Из-звините, а у вас не найдется местечка попроще? — спрашиваю я тонюсеньким голоском, сглатывая вязкую слюну и краснея.
— Попроще? — хмыкает Богдан, округляя глаза, в которых так и читается, что вариант “попроще” — это вообще не про него.
— Не поймите меня неправильно, Богдан Ларионович, — тут же я спешу дать комментарий своей привередливости: — Но если мы что-нибудь, не дай бог, сломаем или испортим, нам же потом с вами не рассчитаться. Все эти вещи, они же очень дорогие!
— Я бы на твоем месте даже не заморачивался. Это всего лишь вещи, как ты верно заметила, — отрезает он, внимательно наблюдая за тем, как Катюша весело прыгает на матрасе.
Вот кому действительно по душе всё происходящее.
Беззаботность дочки меня умиляет, но не до такой степени, чтобы принимать всё за чистую монету. Ведь только сейчас меня начали посещать мысли о том, что за всё в этой жизни нужно платить. И в бескорыстность намерений Богдана, если честно, верится с трудом. Мутный он какой-то. Хоть и производит впечатление весьма ответственного и благородного человека, но чует мое сердце, что-то тут нечисто.
Все-таки зря мы приехали сюда… Зря я втянула в это свою дочь.
Ей же сейчас не объяснить, что нет ничего зазорного в том, чтобы начать жизнь с чистого листа, но не конкретно в этом месте и не рядом с мужчиной, которого мы знаем от силы пару часов.
Да, дочка в данную минуту счастлива, и это сложно не заметить, но лично мне в подобном окружении становится не по себе. Сердце не на месте будто бы.
Я на миг замираю. Легкие будто схлопываются.
Мало того, что в его последней фразе я уловила намек на некую двусмысленность, так я теперь понимаю, что на меня легла колоссальная ответственность уважить такого истинного гурмана, который, уверена, употребляет в свой рацион исключительно изысканные блюда.
А тут я со своей солянкой!
Боюсь, у меня ни за что не получится оправдать его ожидания.
Но попробовать всё же стоит. Чем черт не шутит.
А вот других вариантов, как отблагодарить Богдана Никольского, у меня просто не найдется.
— Спасибо вам огромное. В таком случае постараюсь вас не разочаровать, — мнусь я с ноги на ногу, а в мыслях уже вижу, как мой супчик терпит фиаско, и я вместе с ним.
— Тогда не буду вам мешать, устраиваетесь и будьте как дома, — говорит напоследок Богдан.
Я глазом не успеваю моргнуть, а он уже скрывается в глубине коридора.
Как только шаги его стихают, мы с дочкой беремся за руки и начинаем скакать по кругу и визжать вполголоса, только бы хозяин дома не услышал нашего общего ликования. А радоваться есть чему — у нас имеется крыша над головой, мы в безопасности. Это самое главное.
— Мамочка, мне здесь так нравится, я бы хотела тут остаться насовсем, — напрыгавшись вдоволь, Катюша вертит головой по сторонам, осматривает высокие потолки и окно во всю стену, из которого открывается живописный вид на сосновый лес и поляну с озером.
— Мне тоже, дочур… Тоже тут нравится, но советую не привыкать к этому месту, — опустившись на край кровати, я вынуждена вернуть ее из мира грез, пока она в нем не затерялась. — Надолго мы здесь не сможем задержаться. Как только мы свяжемся с бабушкой или я найду работу, мы сразу же съедем отсюда. Смотря, что из этого случится быстрее.
Вне всяких сомнений. Уверена, я смогу найти работу гораздо раньше, чем мне удастся отыскать санаторий, где сейчас отдыхает бабуля.
— А куда мы поедем?
— В новую квартиру, — говорю я и, чтобы не строить иллюзий, сразу же дополняю: — В квартиру поменьше, с менее привлекательным видом из окна, но я точно могу сказать, нам с тобой там будет так же спокойно, уютно и радостно, как и здесь.
— А папу позовем в нашу новую квартиру? — смотрит на меня с той же надеждой, с какой смотрела на Степу в последний раз.
Я вздыхаю, заправляю волосюшки Катеньки за ушко. Сердце щемит, надрывается.
— Я не буду против, — отвечаю с печальной улыбкой, а ей и этого достаточно, в следующий миг она уже забывает об отце и принимается шерстить по пустым ящикам стильных прикроватных тумб.
— Кхм-кхм, я вам не помешаю? — раздается вдруг позади, отчего я подпрыгиваю с места, едва не скатившись с края кровати.
Оборачиваюсь. Богдан стоит в дверях, держа в руках наши сумки.
Мысленно задаюсь вопросом, а не подслушивал ли он наш разговор?
Залившись краской, я отбрасываю эту мысль и подскакиваю на ноги.
— Нет, конечно же, как вы можете нам помешать? Это же ваш дом, а мы в нем простые гости.
— Ну, не такие уж и простые, — проговаривает он вполголоса, словно делая умозаключения, основанные непонятно на чем.
— В смысле? — моргаю я.
— Да это так, мысли вслух, — ведет плечом. — Так мне можно войти?
— Можно, — киваю неуверенно.
Богдан расплывается в улыбке, а с места не двигается, осматривается.
— Вижу, вы уже определились с комнатой, — отмечает он, поглядывая на помятую постель, на которой мы с Катюшей валялись незадолго до его появления.
— Да… Эм-м, можно и так сказать, — я срываюсь с места и принимаюсь судорожно поправлять на кровати стеганное покрывало, лишь бы Богдан не счел меня какой-нибудь неряхой.
Я ведь не такая. У меня всегда порядок и чистота.
— Ой, давайте я заберу, — я перехватываю из его рук ручки сумок, но тот вцепился в них мертвой хваткой.
— Нечего тебе тяжести такие таскать! — ворчит он, настырно виляет от меня в сторону и обходит. — Я тебе на что? Сам дотащу, только скажи куда лучше поставить? В гардеробную если, сойдет? — ногой он открывает дверь, на которую я изначально не обратила внимание.
Заглядываю в помещение, выполненное в кремовых тонах. В который раз за последние полчаса шокируюсь от увиденного, поскольку квадратура гардеробной превосходит зал в Стёпкиной квартире.
А Богдан уже заносит сумки внутрь и ставит их на широкую софу, размещенную в центре помещения.
— Ящики и шкафы все свободные, можете размещать свои вещи, куда захотите, если что, я могу помочь, — он уже порывается раскрыть молнию одной из сумок, как я подлетаю к нему и грудью наваливаюсь на баул.
— Нет, не нужно! С этим мы сами управимся!
— Ладно, ладно, я всего лишь предложил свою помощь, — выставляет он руки перед собой и отходит от меня на шаг, очевидно, сочтя меня неуравновешенной.
Но я просто не хотела, чтобы он видел наши вещи. Для меня самой пока остается загадкой, что находится внутри сумок.
На следующий день
— Катюш, ты какой шарик хочешь, шоколадный или клубничный? — спрашиваю я, остановившись у торгового островка, где продают мороженое.
— Вот этот, розовый, — тычет она пальчиком в стеклянную витрину.
Зажав пакет с новой одеждой под мышкой, я покупаю клубничное мороженое в вафельном рожке, отдаю дочери. И стоит ей лизнут шарик, как улыбка снова рисуется на ее губах.
Слава богу. А то я боялась, что настроение у дочурки будет испорченным весь оставшийся день.
Мы выходим из торгового центра, неспешно прогуливаемся до остановки общественного транспорта.
— Катюнь, ты у меня не устала? Может, немного посидим? — предлагаю я, махнув рукой на лавочку неподалеку от остановки.
— Хорошо.
— Как раз доешь мороженку, а там и троллейбус наш приедет.
— Троллейбус — это автобус, у которого рога на крыше? — любопытствует Катя, лопая с превеликим удовольствием мороженое, которое на такой жаре быстро начало подтаивать.
— Да, обычно их так и называют, но знающие люди называют рога штанговыми токоприемники.
— Какое сложное название. Я такое не выговорю, — дочка делает бровки домиком, чем смешит меня. — А почему их так называют?
— Потому что по ним проходит ток, благодаря которому троллейбус и возит нас, — поясняю я, устраиваясь с Катей на пустующей лавочке.
А вот с утра я не могла найти подходящих слов, чтобы объяснить ей, что ее папочка оказался первостатейным козлом, который лишил ее не только крыши над головой, но и одежды с любимыми игрушками. Так мало того, он еще и на звонки мои не соизволил ответить.
Пришлось предложить Кате съездить в город за новыми костюмчиками и платьицами, да только денег мне на все ее запросы не хватило.
В большом городе цены оказались кусачими. А мне так хотелось порадовать дочь, хоть как-то развеселить ее. Купить ей то, чего она пожелает, а не то, что нам окажется по карману.
В итоге нам хватило на один комплект с шортиками, платьице, пару футболок и мороженое.
Катя у меня девочка умненькая и особо неприхотливая. Она быстро смекнула, что я не в состоянии расплатиться за все наряды, поэтому всё остальное мы договорились с ней докупить “как только, так сразу”.
Вот только когда это “как только, так сразу” наступит? Черт бы его побрал.
Кто ж знал, что Степан так обойдется с нами? Что в те сумки, которые я с таким трудом тащила на себе, он засунет свои обноски, которые долгое время пылились в кладовке, потому что ему, видите ли, было жалко их выбрасывать.
И вот он, наконец, решил избавиться от них. Да еще таким подлым способом. Положив поверх своих старых зимних курток, допотопных костюмов и рыбацких сапогов парочку наших с Катюшей вещей. Замаскировал всё так, что у меня и мысли не возникло проверить остальное содержимое сумок. Я просто не думала, что он до такой степени мелочный говнюк.
Ну вот зачем ему наши с дочерью вещи? Какой с них теперь прок?
Ох, зла не хватает.
Мои мысли разбавляет телефон, зазвонивший в сумке. Надеясь, что звонит бабушка из санатория, я, не глядя на номер, отвечаю на звонок:
— Да, слушаю.
— Наташ, а вы куда подевались?
Не сразу узнаю в тревожном голосе звонившего Богдана Никольского. Отвожу телефон от уха, смотрю на экран и на те самые цифры, которые запомнились мне с первого раза.
— Богдан Ларионович? — удивляюсь я, когда понимаю, что это именно он.
С того конца провода раздается негодующее бурчание.
— Наташ, ну елки-моталки, ну, какой я тебе Ларионович, в самом-то деле? — возмущается он, но вполне дружелюбно. — Просто Богданом ты называть меня не можешь разве? Или я так старо выгляжу, что без отчества никак не обойтись? — прыскает со смеху в трубку.
Мне жутко неудобно, что мое уважительное обращение к нему вызвало у него такие домыслы. Дело вообще не в возрасте. Да и выглядит он довольно молодо. Ну может быть, чуть старше Стёпки.
Тут дело в разных социальных статусах.
Хоть я и не имею ни малейшего представления, кто он и кем работает, однако воспитание не позволяет мне обращаться к нему как-то иначе. Словно я заведомо знаю, что большинство тех людей, кто его окружает, обращаются к нему исключительно по имени-отчеству.
Вот и я не хочу выделяться из большинства. У меня для этого нет никаких привилегий.
Но раз он просит, глупо отказывать ему в этой просьбе.
— Богдан, извините, а откуда у вас мой номер телефона?
— Раздобыть тот или иной номер обычно не составляет мне особого труда, — кичится он своими возможностями. — Просто я приехал домой, а вас нет. Записки тоже не нашел никакой. А мой садовник сказал, что видел, как вы шли на остановку. Вот я и хочу разобраться, а не решили ли вы сбежать втихомолку?
Когда мы с дочкой проснулись, Богдана уже не было дома. И записки от него я тоже, к слову, не нашла. Поэтому посчитала, что у него возникли срочные дела, из-за которых он вернется не скоро.
Пока мы едем в троллейбусе, дочка любуется пейзажами за окном, а я в это время изучаю интернетное пространство вдоль и поперек.
И почему я раньше об этом не додумалась?
Мне хочется найти как можно больше сведений о Никольском Богдане, прежде чем мы вернемся в его дом. То, что он политик, я уже знаю, но какого человека он из себя представляет — нет. А как известно большинство политиков люди своенравные, властолюбивые. Они отовсюду ищут свою выгоду. Часть их них вообще становятся вымогателями и взяточниками.
Однако ничего, кроме скудной биографии мне не удается найти. Все эти же сведения находились под фотографией Богдана в объявлении о выборах. Ничего нового из этих статей я для себя не почерпнула.
Тогда я нахожу его страницу в соцсети, но она также не небогата личными фотографиями и публикациями. На ней он выкладывает исключительно политические новости.
Получается, на него нет никакого компромата. Чист, как слеза младенца. Но хорошо это или не очень я еще до конца не понимаю.
Вскоре троллейбус останавливается на конечной остановке. Далее нам с Катюшей нужно пересаживаться на автобус, который следует до пригородного поселка.
Переходя дорогу, я сначала замечаю знакомую машину у остановки, а затем из нее выходит… Нет, совсем не Богдан. Нас встречает Валерий.
— Вам снова велели нас подбросить? — интересуюсь у мужчины и киваю ему в знак приветствия.
— Так точно. Босс наказал встретить вас и привезти домой в целости и сохранности, — с серьезным видом отвечает Валерий.
Как только мы подходим к нему, он сразу же хватается за мои пакеты.
— Я возьму.
— Зачем? Они же легкие.
— Это моя работа, Наталья.
Далее мы с Катюшей устраиваемся на заднем сиденье и отправляемся в сторону дома Богдана. А по дороге у меня возникает непреодолимое желание выведать у Валерия хоть немного подробностей о его боссе. Ну не зря же он отправил его за нами. Нужно извлекать из этого выгоду.
— Валерий, а как долго вы работаете на Богдана? — задаю я вопрос издалека, надеясь, что плавно подберусь к сущности Никольского.
— Уже лет пять как, — отвечает он без заминок, словно ждал от меня подобных расспросов.
— И как вам, нравится вообще работать его водителем?
Валерий прыскает со смеху.
— А кому бы не понравилось работать на Никольских? Это же уважаемые люди. И потом, я не просто водитель Богдана Ларионовича, я его личный помощник во всех делах, не относящихся к его основной трудовой деятельности.
О как…
— Если он такой уважаемый человек, то почему о нем так мало известно? В интернете я не нашла ничего, что помогло бы мне узнать его получше.
— А мой босс не из тех, кто выставляет свою личную жизнь напоказ. В свое время к его отцу было приковано особое внимание прессы, благодаря чему Богдан Ларионович научился выстраивать свою личную жизнь так, что никакие журналюги и нос свой в нее сунуть не могут, — отвечает Валерий, затем машина останавливается, и он разворачивается к нам вполоборота. — А если хотите узнать Богдана Ларионовича получше, то просто поговорите с ним.
— Думаете, он станет секретничать со мной о себе же? Что-то я сильно сомневаюсь.
— Наталья, я вас умоляю, — усмехается мужчина. — То, что Богдан Ларионович пригласил вас в свой дом, уже о многом говорит. Он доверяет вам, а значит, и вы можете довериться ему.
Пожалуй, я прислушаюсь к совету Валерия. Задам Богдану интересующие вопросы, даже если они окажутся не совсем удобными.
Валерий выходит из машины. Оказывается, мы уже приехали к дому. Мужчина провожает нас внутрь, ставит пакеты на банкетку в холле и снова куда-то уезжает.
Мы с Катюшей проходим в гостиную, через нее попадаем на кухню, где я сразу же улавливаю аромат свежих огурцов с помидорами.
Выйдя из-за угла, я обнаруживаю Богдана собственной персоной. Он стоит у разделочного стола в фартуке. Вооружившись ножом, строгает в миску овощной салатик. И, судя по технике владения кухонным ножом, подобным он занимается не часто.
Я прочищаю горло. Богдан поднимает голову. Покраснев, он едва ли не шинкует в салат свой указательный палец. Миллиметр его отделил от кровопролития.
— Не возражаете, если я помогу? — сходу решаю прийти на выручку, пока мне не пришлось оказывать хозяину дома первую помощь.
— Возражаю, уж лучше я останусь без пальцев, чем без чувства собственного достоинства, — произносит он со смущенной улыбкой, не прекращая орудовать ножом.
— Да правда, пальцы вам еще пригодятся, а чувства собственного достоинства не убудет. Давайте сюда, мне не сложно нарезать оставшееся, — пытаюсь сместить его в сторону, а тот упрямствует и не подпускает меня к столу.
— Так и мне не сложно, — говорит Богдан низким голосом.
— Разве? А мне вот кажется, что вы впервые пользуетесь кухонным ножом по его прямому назначению, — иронично отмечаю, но не с целью, чтобы унизить его, а для того, чтобы не переводить продукты.
— Наташенька, это всё, потому что ты на меня так влияешь, — ласково он проговаривает, глядя на меня исподлобья и заставляя залиться краской. — Ты как сюда вошла, так у меня сразу руки задрожали.
Богдан кладет ладони на стол и молча взирает на меня, склонив голову набок.
— С чего бы начать, — произносит он с задумчивым видом, барабаня пальцами по столешнице.
— С сути, — подгоняю его. — Только если вы хотели предупредить меня о том, что вы большая шишка и метите в мэры, то не утруждайте себя. Я сама полчаса назад узнала об этом… Из объявления в троллейбусе.
У Богдана мигом округляются глаза. Он ошеломлен чем-то. На какую-то секунду подвисает и перестает дышать.
— То есть как это узнала только полчаса назад? — вижу, что слова мои даже несколько задели его. — А раньше ты не знала, что я являюсь политиком?
— Нет, ваше лицо мне показалось знакомым, но до сегодняшнего дня я понятия не имела, кто вы есть на самом деле.
— Не обманываешь? — смотрит на меня с сомнением, хмурится, за счет чего складка между бровями углубляется.
— Зачем мне вас обманывать? — возражаю с обидой в голосе, вздернув подбородок. — Я не интересуюсь политикой и не слежу за выборами и их кандидатами. У меня на это нет времени. Так что извиняйте, не признала вас сразу.
Некоторое время Богдан стоит с глубокомысленным выражением лица, глядя, словно сквозь меня, а затем его губы расползаются в торжествующей ухмылке.
— Так это же всё меняет! Да, теперь я уверен на все сто! — восклицает он совершенно неожиданно.
— В чем уверены-то? — моргаю, наблюдая за тем, как он снимает с себя фартук, стягивает со спинки стула кухонное полотенце и вытирает свои руки.
Воспользовавшись моим временным замешательством, Богдан приближается ко мне, а потом деликатно кладет ладонь на мою талию и ведет меня в гостиную.
— Наташ, присядь, пожалуйста, — велит он, указав на угловой диван.
Сомнения гложут меня, но в итоге я подчиняюсь, присаживаясь на краешек. На нервах принимаюсь расправлять несуществующие складки на своей юбке. Тяжко вздохнув, жду. Чего — сама не знаю.
Богдан с воодушевленным видом разглядывает двор из окна, возвышаясь напротив. Я неестественно прочищаю горло. Моргнув, он резко переводит на меня свой проникновенный взгляд, и улыбка его становится еще шире.
— Встретить девушку, которая не знает меня в лицо, да еще такую привлекательную — большая редкость. В нашей области я довольно узнаваема фигура. Признаться, именно по этой причине я и не завожу отношения с девушками, — делится, и очевидно, он не в восторге от своей узнаваемости.
— Но почему? — искренне я не понимаю проблемы. — Многие гонятся за славой и популярностью, чтобы пользоваться вниманием у противоположного пола, а вы будто стыдитесь всего этого.
— Не то чтобы стыжусь, скорее, это тяготит меня и доставляет неудобства. Просто понимаешь, моя известность порой работает не так, как мне хотелось бы. Зачастую девушки видят во мне лишь спонсора для улучшения качества жизни и удовлетворения своих потребностей. Такие не про чувства, такие про расчет, а это не то, чего я хотел бы видеть в своей избраннице.
Похоже, он серьезно подходит к выбору своей второй половинки.
Если честно, никогда бы не подумала, что у него имеются проблемы с девушками.
Обычно мужчинам вроде него достаточно завести красивую содержанку, которая умеет правильно подавать себя в обществе и имеет черный пояс по ублажению в постели, потому что ничего другого они дать мужчине не могут. Но им ничего другого и не нужно.
А вот Богдан, очевидно, не такой. В первую очередь ему важны чувства.
— А ведь знаешь, Нат, еще минуту назад я не был уверен в твоей кандидатуре, но ты смогла меня приятно удивить, — заявляет Богдан, вырывая меня из размышлений.
— Простите? Кандидатуру для чего?
— Значит, так. Не хочется ходить вокруг, да около, — сообщает он, не слыша меня. — Раз ты уже выяснила, что я баллотируюсь в мэры, то будет правильней, если я сразу же посвящу тебя в свои планы.
Не понимаю, зачем мне знать его планы, если меня они никоим образом не должны касаться.
— А что с вашими планами не так, если вы желаете посвятить меня в них? — уточняю я.
Просто вряд ли я смогу ему чем-то помочь. Я не разбираюсь в политике.
— Всё так с моими планами, всё так, — заверяет он незамедлительно. — Но, видишь ли, в гонке за лидерство моя позиция несколько уступает позиции Старовойтова Николая Васильевича. Еще одного кандидата я даже не беру в расчет. Ему никогда не обойти меня, а вот Старовойтов — соперник серьезный, а еще злопамятный очень. Двенадцать лет назад он также участвовал в выборах, но проиграл моему отцу. С тех пор на нашу семью зуб точит.
Покопавшись в памяти, я вспоминаю, как однажды смотрела с бабулей телевизор. Шли новости по местному каналу. Так вот я как сейчас помню, как она кичилась тем, что знакома с неким Ларионом Богдановичем, а тот в то время как раз только-только заступил на должность мэра. Бабуля еще называла его “восьмипалым”, потому что у него отсутствовали два пальца на правой руке.
Так получается, моя бабуля знакома с отцом Богдана?
Ничего себе, как тесен мир!
Но об их знакомстве я решаю умолчать.