– Мамуль, тебе помочь?– придерживаясь рукой за дверной проём, заглядываю на кухню.
Папа, резко от неё отстранившись, сухо произносит:
– Мы сами справимся.
Наблюдаю за тем, как плечи мамы подрагивают от плохо скрываемого смеха. Кивнув, она оборачивается ко мне и подтверждает слова мужа:
– Заюш, мы скоро придём. Утка почти готова. Давид не звонил? Он задерживается.
Замечаю весёлые искорки в её глазах.
Посмеивается она не надо мной. Над папой.
Иногда мне кажется, он спит и видит, когда мы оставим их в покое. Я и брат давно переехали, а вот младшая сестра живёт с родителями. И ближайшие лет шесть, хотя бы до совершеннолетия, папе придётся терпеть её присутствие.
– Я ему сейчас позвоню.
Решаю больше не испытывать терпение родителя и иду в гостиную за телефоном, оставляя их наедине.
Давид Гафаров, мой молодой человек, и правда задерживается. Прошло полчаса с того момента, как он должен был приехать.
Мы заранее обговорили день, когда он сможет выделить время для знакомства с моими родителями.
Пока что они только хорошо друг о друге наслышаны.
Несколько раз набираю его номер, но механический голос сообщает, что абонент находится вне зоны доступа сети.
В груди давит. Невольно начинаю переживать за него.
Дом находится за городом. Точнее в лесу.
Такого любителя уединения, как папа, трудно найти. Дорогу сюда он делал за свой счет.
Асфальт хорош, но виражи приходится закладывать крутые.
Ночью всю округу занесло снегом, и я не представляю, как Давид проедет по сугробам на своем седане.
Минуты томительно тянутся, усиливая волнение.
Начинаю понимать: идея провести знакомство в доме родителей – не такая уж и замечательная. Лучше бы в городе встретились – в ресторане или у меня в квартире.
На пути к холлу – хотела подняться на второй этаж и с балкона посмотреть на дорогу, вдруг он поблизости где-то в сугробе застрял, – меня ловит сестра.
– Ты уже уезжаешь? – голос Лисёнка пропитан беспокойством. – Что-то случилось с Давидом? Он поэтому не приехал?
От её слов мурашки непроизвольно бегут по коже.
Вот кто мастер накалить обстановку!
– С чего ты взяла? – спрашиваю, заправив прядку чёрных волос крошке за ухо.
Все знакомые говорят – мы очень похожи. Учитывая обстоятельства моего появления в семье Нагорных, это звучит немного мистически.
Каким-то образом я переняла черты приёмной мамы.
Ярослав – мой младший брат, больше похож на папу. Высокий рост, широкие плечи, крепкое телосложение. Густые, непослушные темно русые волосы. Мужественное лицо с выразительными, едва уловимо раскосыми глазами, ровными тёмными бровями, прямым носом и чувственными губами. Но мне больше всего нравится его высокомерно выступающий подбородок, покрытый лёгкой щетиной…
Понимая, куда в очередной раз меня привели мысли-предательницы, заливаюсь краской.
Не хочу о нём думать! Вообще!
Неужели так будет всегда? О чем бы я ни думала, тропинка ассоциаций ведёт меня к Ярику…
– Папа сказал, Давид приедет в час дня. Скоро два, а его до сих пор нет. Мне не терпится посмотреть на твоего мальчика вживую, – Алсу выглядит очень счастливой и воодушевлённой. «Мальчик» из её уст звучит презабавно, учитывая, что Гафаров старше сестры больше, чем в два раза. – Дедушка сказал, Давид из хорошей семьи. А Ярик – он «ни о чем». Это цитата.
Лицо сестры принимает пренебрежительный вид, и я готова рассмеяться в голос, прекрасно понимая, где она понахваталась такого показного высокомерия.
Если Ярика трудно застать без наглого и холодного блеска в глазах, то на милом лице нашей детки подобные эмоции смотрятся чуждо.
Я специально его не пригласила, даже не сказала о встрече с моим молодым человеком, но этот прохвост и так пробирается в мои мысли!
Гадкий наглец! Заносчивый говнюк! Он умеет всё портить даже на расстоянии.
– Не стоит повторять глупости за старшим братом,– смотрю на сестру с лёгким укором.
Наша нежная девочка тут же опускает взгляд, смущаясь.
– Ты не сказала, куда собралась, – разглядывает ключи от авто в моих руках. – Он не приедет, да? Перенесли? Спорим, он с папой боится встречаться? – хихикает.
Подросток, что с неё взять?!
Собираюсь отправить её заниматься уроками, как входная дверь распахивается настежь.
Сердце пропускает удар.
Давид приехал? Так он бы не смог самостоятельно зайти на территорию…
Малышка ориентируется быстрее меня и с визгом несётся встречать гостя.
– Ты приехал! – запрыгивает на Ярика с лёту.
Он едва успевает выставить руки вперед и подхватить хрупкое тельце.
Надо остановиться! Пора прекращать!
Умом понимаю, что мы поступаем неправильно, но ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, если Яр отстранится, умру в ту же секунду.
Подхватив меня под бедра, он разворачивается и, сделав несколько шагов, прижимает к стене. Теперь я полностью спрятана от окружающих за его широкой спиной и высоченной – почти трехметровой – шеффлерой, стоящей в огромной кадке по правую сторону от нас. Её густорастущие листья служат прекрасным убежищем.
Прижимаюсь лопатками к декоративной штукатурке, не отводя взгляда от полыхающих похотью глаз.
Как его остановить?
Как самой захотеть остановиться?
Только бы выжить…
Мы в доме родителей! Наших родителей, и это звучит ужасно! Ненавижу себя в эту секунду. Чувствую грязной.
Ругаю, но продолжаю обнимать.
Пока я ловлю кожей прерывистое дыхание Ярика, он задирает мое платье едва ли не до талии, открывая своему взору значительную часть моего полыхающего желанием тела.
Проталкивает колено между моих ног, упираясь в самый чувствительный и интимный участок.
Зажмуриваюсь, судорожно выдыхая.
– Я знаю, что ты меня хочешь, – шепчет мне в губы, для убедительности поднимая колено и плотно впечатывая его в меня.
Голова идет кругом.
Сама того не понимая, трусь об него.
Мозг отключается, мир меркнет, становится незначительным. Есть только мы.
Из моего приоткрытого рта вырывается хриплый стон. Волна дрожи проходит по телу. Совладать с собой не удается.
Прижимаюсь лбом к его подбородку.
Возбуждение. Страх. Отчаяние. Я буду гореть в аду за то, что сейчас происходит.
Где-то на задворках сознания бьется мысль: сегодня я собираюсь родителей познакомить со своим молодым человеком.
Давид.
Такое поведение недопустимо.
Нет мне прощения.
Грубо обхватив пальцами мой подбородок, Яр приподнимает мою, можно сказать, безвольную голову, заставляет посмотреть на него и впивается страстным поцелуем в мой рот.
Терзает, проталкиваясь языком глубже. Ощутив его вкус, который забыть на протяжении нескольких месяцев так и не вышло, жалобно всхлипываю.
Мысли о Давиде рассеиваются в голове, превращаясь в нечто никчемное.
– Пожалуйста, не заставляй меня ненавидеть тебя, – отстраняясь, шепчу еле слышно.
– Это то же самое, что и любить, – Ярик перехватывает меня поудобнее, сильнее наваливаясь.
Жар его тела создает невероятный контраст с холодными пальцами.
– Родители могут увидеть… Алсу… – пытаюсь вырваться, но его объятья слишком крепки.
У меня даже говорить разборчиво не выходит. Плавлюсь в его сильных руках, мечтая, чтобы наша близость не прекращалась. За это же себя презираю.
Я не могу передать, как это – влюбиться в своего младшего брата! Ужасно. Я никогда не хотела подобного.
Ярик наклоняется и проводит кончиком языка по моей щеке. От неожиданности моё сердце пропускает удар. Трепещет, словно крылышки дивных колибри, а потом замирает.
Не сразу понимаю, в чем дело, смотрю на него заворожено.
– Не хочу, чтобы ты плакала, – поясняет, и только тогда осознаю, что Яр собрал слезинку таким образом.
В следующую секунду он меня отпускает. Одергивает платье, расправляя его и медленно скользя ладонями по моим ногам, убирает выбившиеся пряди волос, упавшие на лицо.
– Как новенькая, – произносит с усмешкой, проводя взглядом по моим ощутимо припухшим губам. – Я бы предпочел, чтобы они, наконец-то, узнали. Но тогда ты снова сбежишь от меня.
Каждый раз он пользуется случаем и напоминает о самом моем малодушном поступке.
Не так давно мы отпраздновали мои «двадцать четыре» самым запоминающимся способом из всех возможных. Разделив тем самым жизнь на «до» и «после».
Поцеловав меня в щеку, он разворачивается и преспокойно уходит, направляясь в сторону столовой, откуда доносятся голоса членов нашей семьи.
Я не могу перестраиваться так, как Ярик.
Уходит, по меньшей мере, минут семь, прежде чем я решаюсь выйти из ванной, где закрылась, чтобы привести в себя в порядок.
Разглядываю свое отражение в зеркале.
«Мама обо всем догадается,» – литры отчаянья поступают в кровь.
Я уверена, увидев осуждение в её взгляде, сойду с ума.
Просто не выживу.
Всю жизнь я заботилась о последствиях своих поступков.
Каждого!
Боже!
Да меня волновало, не побеспокою ли я вахтера, уходя с секции бальных танцев позже остальных. Редко, но мне случалось ездить в общественном транспорте, и я пробиралась через весь салон к кондуктору, чтобы ему не приходилось вставать со своего места. А тут… Я подвожу самых родных и любимых людей!
– Наконец-то. Скоро начнется,– с облегчением произносит Васильева.
Настя так не любит свое имя, что все окружающие зовут её по фамилии. Даже в своих мыслях.
– Марьян, ты вообще тут? – толкает меня вбок локтем. – Я с тобой разговариваю.
Машинально киваю.
Не совсем.
События последних дней направляют мои мысли в иное русло, нежели работа.
Сначала я поругалась с Ярославом из-за его ужасной выходки. А после и с Давидом, когда он при мне нелестно высказался о характере моего брата, назвав его скотом.
Борьба с собственными чувствами – непростое занятие.
Ещё неделю назад мне казалось, что я неплохо справляюсь.
Давид мне, в самом деле, не безразличен. Какое-то время мы с ним приятельски общались. Было это в старших классах, а потом он уехал учиться в Москву. Поначалу переписывались, слали друг другу прикольные видео, делились новостями, но постепенно общение сошло на нет.
Периодически я о нем вспоминала, не испытывая при этом ярких чувств сожаления о потере товарища.
А потом он написал.
Так совпало, что это случилось именно в то утро, когда я в слезах выбегала из квартиры Ярика, осознав, что натворила ночью.
Кураж спал. Алкогольная дымка развеялась, и до меня дошло, что я переспала с братом. Мы не кровные да, но воспитывали нас, как родных.
Ближе некуда.
Я кормила маленького Ярика кашей, помогала маме укладывать его спать, вбивала в его ветреную голову логарифмы и интегралы, в конце концов! А потом вмиг все испортила, поддавшись его полупьяным уговорам.
Стыдно было так, что хотелось провалиться сквозь землю. Спускалась в лифте и мечтала оказаться на минус четырехсотом этаже.
В преисподней.
В самом жарком котле.
Для предателей.
В тот момент идея поехать в Москву, чтобы отвлечься, показалась мне неплохой. А там уже завертелось с Давидом.
– Марьяш, всё в порядке? – Васильева наклоняется и заглядывает мне в лицо. – Ты какая-то странная. В чем дело?
Стараюсь сделать вид, будто просто отвлеклась, а не конкретно загналась по поводу собственной глупости.
– Да, всё хорошо, – улыбаюсь ей, растянув рот чуть ли не до самых ушей.
Переигрываю.
Васильева вопросительно бровь приподнимает. Ещё бы. Обычно я сдержаннее.
– О, Спирин приехал. И Ко, – она, к счастью, отвлекается и смотрит мне за спину.
Обернувшись, замечаю Сергея Ивановича. В компании двух своих подчиненных он идет по проходу. Поравнявшись со мной, на миг замедляется для приветствия.
Никаких жарких объятий между нами не происходит, но и легкого кивка головы достаточно для того, чтобы все собравшиеся обратили на нас пристальное внимание.
Его это не слишком волнует – спокойно проходит дальше, а к моему лицу приливает кровь. Предвкушаю, как начну загоняться через пять… три… одну секунду.
Всю свою жизнь я хочу соответствовать. Упорно стремлюсь к этому, но недотягиваю. Самую капельку.
Родители меня всегда очень любили, заботились, всевозможно поощряли. Мне так хотелось дать им обоснованный повод для гордости. Добиться чего-то значимого самостоятельно. Чтобы это было не просто за то, что я у них есть.
И постоянно чего-то не хватало. Постоянно!
В занятиях спортом чаще были вторые-третьи места.
На олимпиадах по математике также.
Школа с серебряной медалью.
Единственное действительно важное достижение – окончание университета МВД с красным дипломом. Но знаете что?
Всё равно все считают, что в двадцать четыре года я являюсь следователем по особо важным делам из-за того, что мне повезло с фамилией, и, соответственно, со связями.
Особо «грамотные» уверены в том, что я сплю с – нетрудно догадаться – Сергеем Ивановичем.
Он пообещал маме, что будет приглядывать за мной – никто об этом не знает, – и теперь всё Управление кипит сплетнями.
Поздоровавшись со всеми собравшимися, Сергей Иванович, он же просто дядя Сережа – один из лучших друзей моей мамы, занимает место в первом ряду большого актового зала.
Мы с Васильевой садимся около стеночки, и теперь я могу беспалевно разглядывать его профиль.
Собранный, но при этом равнодушный взгляд. Уверена, что сейчас периферийным зрением он сканирует обстановку. Несмотря на достаточно расслабленную позу, его спина остается ровной, а мышцы кажутся крепко натянутыми.
Словно бы два разных человека. На выходных он дурашливо играет часами напролет с Алсу и Димкой, а в рабочих стенах, насколько я могу судить, у Сережи напрочь не имеется простых человеческих слабостей. Если не считать одной – точно знаю, что в его столе полно шоколадных конфет, которыми он со мной делится на регулярной основе.
Слухи родились не на пустом месте. Ни с кем другим руководство на места преступлений и задержания не ездит, но я смирилась. Спокойствие мамы важнее.
Когда Яр был маленький, мне казалось, что противнее ребенка, чем он, не сыскать. Постоянно ныл, требуя чего-то. Поднимал ор, желая завладеть маминым вниманием полностью. Устраивал такие истерики, что уши себе вырвать хотелось, а заодно и глаза.
Я его называла «гадкий-гадкий Ярик» или «Ярик-комарик», потому что зудел у меня над ухом постоянно, как только слезал с маминых рук.
Часами мог канючить, да что там! Днями напролет. До тех пор, пока не получал желаемого.
Прошло много лет, но Ярослав так и не изменился. Брать всё, что хочется, и приковывать к себе всеобщее внимание – его хобби.
Затраты бабла и энергии не имеют никакого значения, главное – действовать эффектно. Запасть в душу, пусть и разрушив её.
Вот и сейчас он сидит, закинув ноги на край стола.
Поза – беспардонный засранец.
Наше появление его не надоумило даже дернуться. Полная безмятежность.
Ради приличия мог бы сделать вид, что собирается принять человеческую позу.
– Это стол Насти, а не мой, – бросаю на него гневный взгляд, стреляя глазами в сторону, дескать, веди себя прилично, а лучше проваливай.
Злюсь на него до сих пор!
Это же надо было додуматься бросить человека на растерзание холоду. Я и то ругаю себя! Нужно было поехать и проверить трассу сразу, как только Давид задержался.
Неужели совсем не было жаль человека?! Он бедный чуть руки себе не отморозил, а этому – как с гуся вода.
Ни капельки сожаления! Избалованное, наглое чудище!
– А-а-а, понятно,– произносит, продолжая, раскрепощено сидеть или, скорее, полулежать. – А чего у вас рабочие места такие безликие? Ты бы хоть фотографию с семейного вечера в рамочку поставила, – осматривает стены, словно прикидывая, чтоб тут можно изменить.
Настю перевели к нам всего полтора месяца назад, поэтому чести познакомиться с главным показушником моей семьи она ещё не имела.
После секса, случившегося между нами, я лишний раз речи о Ярославе не заводила, боясь погореть на собственной реакции.
– Настя, знакомься. Это мой младший брат – Ярослав, – цежу сквозь зубы, мысленно закипая. – Ярослав, это Анастасия Викторовна – моя коллега.
Мне бы самой почаще вспоминать, что Яр мой младший брат…
Он бросает на меня лукавый взгляд, и яркая вспышка гнева пронзает мой разум.
Если только он попробует провернуть подобную выходку ещё раз, я его придушу!
Не шучу!
Прямо здесь и сейчас появится труп!
– Настенька, какое у вас имя прекрасное. Как из сказки, – интонации его голоса резко меняются, становясь более глубокими, точно обволакивающими.
Именно от таких голосов мурашки бегут. Настолько шикарный, что пробирает до косточек.
Коктейль из ненависти, разврата и порока. Самый запретный плод. Это всё о нём.
Сейчас режим «Почувствуй соблазн» включен не по мою душу.
Поднявшись на ноги, Яр идет к моей остолбеневшей коллеге.
Впору закатить глаза. Каждый раз, каждый чертов раз это срабатывает!
Знаете, почему у меня подруг нет?
Из-за него!
Неизменно всё шло по одной отлаженной схеме. Он спал с моими девчонками, а потом говорил, чтоб я с ними не общалась, потому что они шлюхи.
Пресловутая железобетонная мужская логика. Испортить всё и свалить на других!
Так, чтоб не видела Настя, качаю головой. Пока не поздно. Мне же с ней ещё работать.
Пожалуйста!
– Нет! Не смей этого делать! – шепчу одними губами.
Ярослава моя бурная реакция лишь раззадоривает.
Подойдя вплотную к – как же прискорбно – очарованной девице, он ей улыбается. Улыбается!
Ему крышка.
Ярик всегда знал, какое впечатление производит на противоположный пол. Большую часть времени он проводит в отстраненной манере, а порой и маску высокомерия натягивает. Но улыбка всегда делает резкие черты его лица восхитительными. И он этим пользуется.
Яру было пятнадцать, когда я, будучи студенткой, познакомилась с однокурсницей, как сейчас помню – Акиньшина Даша.
Продружили мы с ней ровно два месяца. До того дня, когда она впервые у нас в доме с ночевкой осталась.
Я отключилась пораньше, а когда проснулась рано утром, Даша сидела зареванная в ванной.
Как после сказал Яр:
– Она просто дала мне немного потискать себя.
До сих пор не хочу думать о том, что она ему ещё могла дать.
Он ведь маленький ещё был, хотя и рослым. Ребёнок!
Дружить с Дашей после этого я не смогла.
После наступления его совершеннолетия подобные ситуации стали происходить часто. Многие из тех, с кем я училась, побывали в его койке.
Гул в ушах нарастает со сверхзвуковой скоростью. Дергаю ручку, не в силах поверить в происходящее. Меня передергивает.
Поднимаю взгляд, вдруг не в свой кабинет ворваться пытаюсь, но нет. Всё верно. Черными буквами на серебристой поверхности выведены мои данные и данные Насти.
Стучусь, представляя, как глупо сейчас выгляжу со стороны.
Это просто невероятно! Мы ведь не подростки, в такой ситуации не сказать:
– Ты сиськи её видела? Никто не устоит.
А Настя?! Это что вообще такое?! Мы на работе! Нам двадцать минут назад о чести, достоинстве и порядочности рассказывали. Все дружно кивали. А на деле?!
Нет! Нет! Нет! И ещё раз нет у меня иллюзий по поводу работы системы, к которой я имею непосредственное отношение. Беспредела вокруг полно, ситуации разные бывают, что-то можно оправдать, что-то нельзя, но трахаться на работе... Это ведь аморально! Так ведь?
Я чувствую себя маленькой девочкой. Настолько растеряна, что ума не приложу, как поступить. Биться в дверь – значит привлечь ненужное внимание. А ей ведь тут ещё работать. Трепещу от гнева, но подставлять Настю в глазах коллег не хочу.
Истеричка и шалашовка навряд ли долго продержатся в коллективе.
Прислушиваюсь. В кабинете слышится странная возня, но не характерные для секса звуки. Хотя много ли я понимаю?!
Они там будто смеются! С меня!
Стучу снова.
Как же унизительно. До тошноты.
Я точно запомню этот момент на всю жизнь.
– Васильева, будь добра, открой дверь.
Мимо приходит коллега, странно на меня поглядывая.
Мы с ним здороваемся. К счастью, мужчина не останавливается уточнить, почему я скребусь под дверью. При этом интереса своего не скрывает, несколько раз оборачивается.
Не прощу этим двум!
Коленом пинаю дверь, шепотом перечисляя проклятия.
Если мне повезет, то у тачки Ярослава сейчас спускает все колеса, в том числе и запаску.
Сколько можно меня изводить?! Он меня не понимает, не слышит, делает только то, что ему самому хочется! Сплетни, по типу «Нагорный с родной сестрой спит», его не волнуют, да что там, они за секунду потонут в море его пофигизма.
Обратить на себя его внимание – это надо постараться.
Настя оказалась способной.
А такая, как я, будет бегать и всем доказывать, что мы не родные.
Эй, ребята, смотрите! Это документы о моем усыновлении! Ну, посмотрите же! Как это вам всё равно?
Я не готова, правда.
Любимая работа, привычный уклад, знакомые, а может быть, и семья. Лишиться всего ради того, чтобы попробовать с Яриком?
Попробовать! Потому что через день он может передумать или притащить домой телку, сказав, что открыт для экспериментов. От него всё что угодно можно ожидать!
Избалованный придурок!
Как же я его ненавижу. Когда уже надоест меня унижать?!
Болезненный жар обдает несчастное, напряженное тело.
Прикладываю ладонь к голове, закрывая ею правое ухо, и надавливаю. Приступ мигрени обрушился, как снег на голову. Задыхаюсь от жалости к себе и от злости на них.
В моей картине мира не должно было такого случиться.
Не понимаю, как можно быть такими долбанутыми! Или что, сидят там и ржут с меня?! Не может же она так быстро дать Яру. Только что в разговоре осуждала шлюх! А сейчас что, думает, чем-то от них отличается?
Я продолжаю стучать, представляя, как они с меня угорают.
Хочется закричать, что шутки у них не смешные, но насколько глупо я буду выглядеть, если они реально там уже приступили к интиму.
«Как хорошо, что я выбрала Давида,» – проносится облегчающая страдания мысль.
Между нами не искрит, но мне с ним спокойно, уютно и всегда есть о чем поговорить. Он никогда меня не обидит вот такой тупой шуткой, наоборот может только поддержать.
Совершенно точно правильный выбор. Не все хотят взрыва эмоций.
Для меня примером всегда были родители.
Да, у них не сразу всё легко складывалось, хотя если верить словам отца, он определился при первом взгляде на маму, а она чего-то упрямилась несколько месяцев.
«Счастью своему боялась поверить,» – его слова.
Но никогда он не позволяет себе её обижать. И другим тоже возможности такой не дает.
Находясь рядом с ними, я всегда осязаю неподдельную, самую искреннюю любовь.
А от Яра я что получаю? Приступы паники. Холодящий внутренности ужас. Бессилие.
Жить на пороховой бочке – не мой вариант.
Не думаю, что в ближайшие лет десять Ярослав повзрослеет.
С одной стороны, я понимаю, когда ещё глупости делать, как не в его возрасте?! Всего лишь двадцать один. Но с другой…
Настя открывает дверь с таким оскорбленным видом, что впору рассмеяться.
Почувствуй себя дураком называется.
Хотя я и так чувствую.
Жутко неловко оттого, что Сергей стал свидетелем этого представления.
Он, конечно, хорошо осведомлен о замашках моего брата, но Ярославу уже не пятнадцать, нужно понимать, что и где себе позволяешь. Хочешь волочиться за очередной девкой – вперед. Однако будь добр делать это в одном из своих отелей, а не у меня на работе.
Молча захожу в кабинет, слегка задевая коллегу плечом.
Заберу документы и уйду. Видеть этих двоих – Ярослава и Настю, никакого желания нет. Оба понимали аморальность поступка и всё равно не подумали остановиться.
Яр, как и обычно, с отрешенным видом пролистывает страницы моего рабочего блокнота. Воплощение безмятежности. Оперся бедром о край стола и никого из нас не замечает. Даже тех прожигающе-гневных взглядов, что я обрушиваю в его сторону.
По-фи-гу.
– Сергей Иванович, это не то, что вы подумали, – застенчиво начинает оправдываться Настя, с опаской глядя на Спирина.
Он редко повышает голос на подчиненных, но разговорчики ходят про него разные. Самый распространенный – о его бессердечии.
Хотя я бы поспорила. Они просто не видели, как он играет с младшим сыном. И вряд ли увидят.
Васильева с ощутимым напряжением ожидает ответа.
Интересно, как по её мнению, стоила выходка того, чтобы падать в глазах окружающих?
Я частенько этим вопросом и применительно к себе задаюсь. Если когда-нибудь у Яра развяжется язык, мне настанет крышка. Быть жертвой всеобщего порицания я больше получаса не смогу.
Медленно выпускаю воздух из легких, потому что невольно перед глазами всплывает та самая ночь.
Стараюсь убедить себя, что никто и никогда не узнает о случившемся между нами.
Одна огромная ошибка, способная перечеркнуть всю жизнь.
– Неважно, что я думаю, – Сережа качает головой. – Ты можешь устраивать любовные игрища где угодно, но только не в стенах Управления. Ещё один такой случай и отправишься в городскую библиотеку работать.
– Я… Я не… – Настю начинает слегка покачивать.
Не от обиды ли?
Косится на меня.
Даже не жаль. В следующий раз будет думать головой, перед тем как так прозрачно подставляться.
И мне стоит поразмыслить на этот счет.
– Мы обсуждали подарок Марьяне на день рождения. Анастасия мне помогла определиться с выбором, – хмыкает Ярослав, скользя по мне непроницаемым взглядом.
– Да-да, точно! – подхватывает Васильева от безысходности. Изо всех сил старается изобразить бурную радость, которая больше походит на обреченный нервный тик.
Её усилия настолько напрасны, что остается её лишь пожалеть.
– За полгода готовитесь? – Сережа проходит вглубь кабинета и становится рядом с засранцем.
Последний протягивает руку в знак приветствия.
Снизошел. И на этом спасибо.
После того, как я устроилась работать в следственный, отношение Ярослава к Сергею изменилось. Он попросту стал ревновать.
У него вообще есть огромные проблемы по части личных границ. Люди, которых он считает подконтрольными к себе, должны общаться только с ним и ни с кем больше.
В детстве Ярик ревновал маму к нам с папой. Так истошно орал по ночам, что родителям приходилось забирать его спать к себе. С возрастом, естественно, выправилось, но ровно до тех пор, пока не родилась Алсу. Разница в возрасте у нас большая, поэтому появление сестренки пришлось на его переходный возраст.
В один из дней он притащился домой весь прокуренный. Такой смрад стоял, что хоть открывай все окна в доме, несмотря на мороз. Папа как раз был по работе в Москве, но вернулся раньше запланированного срока. Думаю, мама ему рассказала о выходке.
Ярика наказали, запретив гулять и пользоваться гаджетами. Только школа и тренировки. После одной из них он не пришел домой ночевать. Позвонил дедушке Роме, отцу нашего папы, и нажаловался.
У родителей из-за Яра вообще очень часто происходят конфликты со старшим поколением.
Деды привыкли сдувать пылинки со своего золотого мальчика. Портят весь воспитательный процесс.
– Вы что-то своими руками собираетесь делать? – продолжая провоцировать, смотрю на руки Васильевой, а после перевожу взгляд на ширинку козлика. Она, к счастью, застегнута. – На курсы обучения резьбой по дереву собрались?
– Оно самое, – Яр выкидывает указательный палец в мою сторону, мол, а ты хорошо угадала.– Уж больно кропотливая работа. Слишком много усилий потребуется приложить для достижения поставленной цели, – качает головой, сохраняя высокомерную ухмылку.
Знаю я его усилия. Вскрыть упаковку и раскатать, предварительно расстегнув брюки.
Настя смотрит на нас с недоверием.
Готова поспорить, она ожидала скандал, а мы лишь обменялись презрительными взглядами.
– Я хочу, чтобы ты понимала – Соловьев совсем не такой человек, с какими ты привыкла дело иметь.
Сергей Иванович (сейчас именно так и никак иначе) выглядит предельно серьезным и собранным. Не надо хорошо его знать, чтобы понять – он против моего участия в подобных делах. Латентно психует. Скорее всего, представляет тот нагоняй, который ему может устроить мама.
– Если заметишь что-то странное – звонишь мне сразу. Будь предельно внимательна. На дороге, в подъезде. Везде. Даже когда идешь в магазин.
– И что ты сделаешь? Охрану ко мне приставишь?
Ситуация с братом и Настей выбила меня из колеи. Ощущаю себя приторможенной. Что есть сил, стараюсь казаться беззаботной. Не хочу, чтобы Сергей догадался, о чем я сейчас думаю.
Вернее – представляю. Как Яр снова заперся с этой шлюхенцией и продолжил знакомство.
Состояние близко к паранойе.
Прошло больше полутора лет с тех пор, когда Яр впервые открыто признался в чувствах. Целый год я прекрасно держалась, переводя каждый всплеск в шутку. Убеждала себя, что его развлечения просто перешли на новый уровень. Захотелось максимальной остроты.
Сейчас, ощущая, как спазмы раз за разом сжимают грудную клетку, а шум тоски в ушах нарастает, понимаю – игнор его чувств был моим лучшим решением.
Брату стоит просто отряхнуться и можно идти дальше, а я так и буду прокручивать события в голове, размышляя.
Что было бы, не стань я тогда сбегать?
Как бы мы общались сейчас, если бы совместной ночи не было вовсе?
Смогу ли я после свадьбы оставить в прошлом мысли о Яре?
Мне хочется встряхнуть собственную голову, чтобы мысли на место встали.
– Марьян, ты сейчас договоришься. И охрану приставлю. И отстраню. И Руслану позвоню, скажу, чтоб дома тебя запер, – Сергей сильным хлопком закрывает папку с материалами дела и складывает на ней ладони. – Марьяна Руслановна, соберись. Я понимаю, что увиденное получасом ранее для тебя неприятно, но я не шучу. Ты привыкла заниматься тяжкими, но, тем не менее, стандартными делами. Эта секта, – его средний палец стучит по тому месту, где большими буквами пропечатано название незаконного формирования, – другой уровень. Они не фанатики безмозглые. Действуют не на аффекте. Религиозные убеждения тоже вторичны. На кону стоят огромные деньги. Если я почувствую опасность для тебя, отстраню без объяснения причин. Поняла?
Вот уж душнила.
– Ты всегда такой?
– Какой? – наклонив голову, Сергей вскидывает бровь.
– Понимаю, почему Коля уехал подальше от твоей опеки.
Что я несу?
Совсем непрофессионально с моей стороны. Вымещаю свою обиду на том, кто никак не виноват. Второй раз за час Сереже прилетает.
– Коля уехал, потому что в любовь решил поиграть. Я его не держу. Набьет шишки – дойдет. На своих ошибках быстрее учимся, хоть они и больнее, – встает и идет к своему рабочему креслу. – Это всё, что ты хочешь мне сказать? Никаких вопросов больше нет? Тогда иди работать.
– Можно меня пересадить?
Возможно, Ярик прав, и меня приставили к Сереже, чтоб мог присматривать. Как к несмышленому ребенку.
Когда мы ругаемся, Яр всегда мне тыкает, мол, я тружусь под крылышком у Спирина. Нет никакой собственной заслуги в достижениях.
Всё бы ничего, если бы ему на блюдечке не преподнесли готовый и автономно работающий бизнес.
Меня посещает неприятная мысль. Мы с ним слишком похожи. Удобно устроились.
Может, родителям хоть с Алсу повезет?!
– Забудь, – быстро поднимаюсь на ноги, испытывая жуткую неловкость.
Желая убраться быстрее, собираю документы со стола.
Такая злость на Яра поднимается. Стоит ему появиться, как всё тут же к черту летит.
Разве наша мама заслужила двух таких ограниченных детей?!
– Сядь, – приказывает, кивая на стул.
Вздохнув, занимаю предложенное место.
– Сереж, не знаю, что на меня нашло… – кровопиец один!
Он делает взмах рукой, призывающий меня замолчать.
– Закреплю тебя в пару с Железновым. Будете вместе этим делом заниматься. Владимир – главный. Прислушивайся к нему. Толковый мужик, опытный, спокойный. Семейный, что немаловажно. Яр его очаровать не сможет. Пересядешь в его кабинет, чтобы проще взаимодействовать было. Там как раз одно из четырех рабочих мест пустует.
– Все скажут…
Строгий взгляд буквально приклеивает язык к небу.
– Меньше всего ты должна беспокоиться о том, кто и что скажет. Все что-то говорят. Что с того? Марьян, это система. Либо ты ставишь перед собой цель и идешь к ней, либо она тебя выжимает, и ты отпадаешь как ненужное звено. Поработаешь с Владимиром и заодно подумаешь, надо ли оно тебе.
Глядя на него с тоской, киваю.
Я так долго хотела работать следователем, что выгнусь и перекушу себе глотку, если всё завалю.
– Сиди в машине, поняла? Захочешь подышать воздухом – окно открой. На улицу ни ногой, – Сергей смотрит на меня, ожидая увидеть согласие.
Морщусь недовольно.
Водитель остановился так далеко от объекта, что мне из машины ничего не будет видно.
Хоть упрись лицом в лобовое стекло – ничегошеньки не разобрать. Как учиться? Чему?
– Зачем ты согласился взять меня с собой, если теперь придется сидеть в машине всё время? – по-детски скрещиваю руки на груди и смотрю на него исподлобья. Всё понимаю, но становится обидно. – Я учиться и работать хочу! А не рядом стоять!
Иногда меня накрывает непреодолимое желание уехать в другой регион. Туда, где я не буду бесплатным придатком мамы, папы и дяди Сережи.
Здесь, даже невольно, пользуюсь связями. Ничего не выходит с собой поделать.
– В следующий раз не возьму. Посиди в машине и остынь. Ты себя со стороны видела? Глаза горят, как два фонаря в ночи. Не удивлюсь, если ты на меня сейчас кинешься. Взял, чтобы ты Васильевой все волосы не выдергала.
Цокаю недовольно. За кого он меня принимает?!
– Послушай меня. Если с тобой что-то случится, я себе не прощу…
Не выдержав, перебиваю его:
– Давай я сама буду решать?! Что со мной может случиться? Посмотри, сколько здесь народу!
Тут и правда собралась половина города. От прокурора и заместителя мэра до нескольких машин СОБРа.
Парни уже работают, пока мне тут нотации читают!
Не везет!
Успеваю только потянуться к ручке, чтобы дверь открыть, как где-то поблизости раздается звук стрельбы.
Предположительно – за высоким забором.
Больше полугода мои коллеги совместно со следователями федеральной службы безопасности разрабатывали дело одной террористической организации. Перед самой кульминацией – моментом задержания – наш следователь попал в больницу с аппендицитом.
Дату поставки оружия перенесли, а правоохранительные органы оказались не готовы.
Сергей Иванович приехал лично, потому что сотрудник отчитывался ему, а не начальнику своего отдела.
– Сидишь здесь и не спорь,– чеканит, глядя мне в глаза. Интонации очень суровые, надоела моя нервная возня.
Киваю.
Не совсем же я глупая, проблемы ему создавать.
Перед тем, как выбраться из авто, он обращается к водителю:
– Головой за нее отвечаешь. Если что-то начнется – увози сразу.
Отворачиваюсь к окну и фыркаю!
Сам того не понимая, он давит на самые болезненные мои точки.
Большинство людей хотело бы родиться в обеспеченных семьях и пользоваться положенными благами.
Я же мечтаю вырваться из замкнутого круга.
Куда бы я ни пришла, чем бы ни занималась, вернее всего услышу:
– Ой, это дочка Руслана и Саяры так выросла?
– Дедушке привет передавай!
А так хочется быть отдельной личностью!
Отцу принадлежит одна из самых крупных в стране компаний, по разработке игр для смартфонов.
Начав заниматься направлением, никак не связанным с деятельностью своего отца, он смог самореализоваться.
Маме для этого не пришлось менять сферу деятельности. Она просто лучшая в области земельного права.
На них никак не падает тень родителей. Чего обо мне не скажешь.
Несколько минут сижу, откинув голову на спинку сидения. Разглядываю затылок водителя, чем начинаю его порядком бесить.
Периодически он смотрит на меня в зеркало заднего вида.
Хочет послать, да не может.
Не выдержав, открываю на дверь и вываливаюсь наружу.
Если не начну действовать, так и останусь никому не интересной особой.
– Марьяна Руслановна, вам нельзя… – доносится мне в спину.
– Скажешь, что я обманом сбежала, – отвечаю, не оборачиваясь.
Мы на территории закрытого загородного поселка.
Дома тут сплошь «чьи-то». За высокими заборами ничего не разобрать. По периметру каждого участка висят камеры видеонаблюдения.
В одном из них и развернули свой штаб преступники. И плевать им, что спалиться легко.
С одной стороны, чем больше защиты, тем меньше дела до того, что творится вокруг. С другой – они только рады показать, как им глубоко по… на общественные устои.
Они сами снимают и выкладывают в сеть видео. Своеобразное давление.
Соблюдая элементарные правила осторожности, никто никогда не узнает, где велась съемка и откуда произошла выгрузка в сеть.
Направляясь к распахнутой калитке, обращаю внимание на веревки, свисающие с трехметрового забора. Парни работали.
Вот уж кто точно отчаянный.
На секунду мне становится жаль, что не ношу с собой табельное оружие. Сейчас бы оно мне не помешало для уверенности.
Гостей я не ждала и тем более не звала. Мой максимум – забрать Алсу на выходные, позволив родителям (читайте папе) насладиться «тишиной».
А так… Я не гостеприимна.
Папа не любит приезжать ко мне в гости, потому что, как он говорит: «Кроме замороженных полуфабрикатов, переданных мамой, есть в моем жилище нечего».
Так и есть.
Кто вообще для себя будет готовить?! Точно не я.
Я меня холодильник забит только тем, что можно есть в сыром виде или приготовить за двадцать минут.
Как можно тише приоткрываю дверь и крадучись вхожу в квартиру.
Обвожу прихожую взглядом. Всё находится на своих местах.
Если бы пробрался посторонний, то или бы учинили разгром, разыскивая что-нибудь, или бы закрыли дверь, чтобы я не догадалась о засаде.
Значит, свои.
Знакомый запах мужского парфюма помогает безошибочно определить визитера.
Какого черта?!
Мало было дневного шоу?
До чего же непробиваемый человек.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю, заходя на кухню.
Яр оборачивается и широко мне улыбается.
Можно подумать, улыбка на миллион киловатт способна вытянуть из того дна, где мы находимся.
Невольно вспоминаю его довольную рожу, когда засыпал Настю комплиментами.
Не хотелось бы думать, что это ревность. Однако обманываться не приходится. Меня об одной мысли о них выворачивает.
Приходит надавать себе мысленных оплеух.
По-хорошему, для меня было бы выходом, если бы он начал с кем-то серьезно встречаться.
Не с ней.
«Как-то быстро освободился», – с долей злорадства проносится мысль.
На шесть часов ведь договаривались о встрече.
Не мог же он сразу после нее приехать ко мне. Или мог?
– Соскучился. Не терпелось увидеть тебя.
Яр оборачивается, вытирая руки кухонным полотенцем.
Отвожу взгляд от открытых предплечий. Он как будто специально закатал рукава до локтя!
Кто вообще готовит в белых рубашках?!
Хоть бери и о трупах думай.
Подходит ближе, не сводя с меня глаз.
Злость подобна цунами. Ощущаю, как она проносится по венам, оставляя за собой разрушительный след.
Ладони подрагивают, так сильно хочется снести с бесящего лица самоуверенную улыбочку.
– Ты вовремя. Я только закончил готовить ужин. Грейпфруты поставлю в духовку, и можем садиться. Или ты в душ сначала?
Подмигивает мне, и, наклонившись, добавляет на ухо:
– Если подождешь пару минут, составлю тебе компанию.
Если бы челюсть могла упасть со звоном на пол, она бы упала, попросив её больше не мучить.
Несмотря на стайку мурашек, предательски несущихся по моей спине из-за его близости, отталкиваю Ярослава от тебя.
Не могу сориентироваться и понять, как себя с ним вести.
– Ты вообще что ли свихнулся?! – стараюсь не кричать. Выходит плохо.
Негодования так много, что силы на ссору находятся, несмотря на то, что пятью минутами ранее я ощущала сильную усталость.
Он мне своими выходками жить мешает! Я скоро дышать бояться начну, а ему…
Ничего! Совсем ничего! Хоть выгори всё вокруг! Хоть потоп!
Назойливые мысли изводят. Причем настолько сильно, что ни есть, ни спать нормально не могу. Постоянно думаю о случившемся между нами! Хочу всё исправить и не могу.
Да, я не идеальная! Чем больше стараюсь таковой быть, тем хуже становится! Оно и понятно, на работе нужно о работе думать, а на свидании о своем молодом человеке, я же…
Девяносто процентов мыслей – мой брат!
Брат! Пора бы самой это принять, а не строить ложных иллюзий на задворках сознания.
Сейчас же он себя превзошел.
Не день, а бенефис Ярослава Руслановича!
Искры из глаз сыпятся. Близка к чему то грандиозному!
Подбоченившись, отхожу на несколько шагов назад и строго смотрю на него, устанавливая зрительный контакт.
– Пошел вон! – рука сама стремительно вверх взмывает и указывает на дверь.
Яр тяжело вздыхает.
– Ты чего завелась? День тяжелый был? Давай ванну тебе наберу. Полежишь, расслабишься. Можешь поужинать в теплой водичке. Соль, пена, бомбочки – полный набор?
Глядя в его безмятежное, абсолютно открытое, живое лицо, начинает казаться, что я схожу с ума. Как будто мне причудилось, дескать, он посмел закрыться в кабинете с моей коллегой и не пойми чем там заниматься!
Утром с трудом отрываю голову от подушки.
Поздно легла, ещё позже уснула. Проспав максимум четыре часа, не могу сфокусировать взгляд.
Лежа в постели, массирую средними пальцами припухшие веки. Ощущаю себя лягушкой, которую переехал тягач.
Ярослав за ужином уговорил выпить по бокалу вина, вернее, планировалось, что пить только я буду. В итоге он живенько составил мне компанию, чтобы не садиться за руль.
Как же, как же!
Планировал, что наивная якутская девочка Марьяна оставит его в квартире.
Эта скотинушка в непонятных состояниях уже лет пять как катается, с тех времен, когда и прав-то у него не было, а тут решил испугаться.
Если скинуть маску сдержанности, то я могу признаться хотя бы себе –постоянно за него волнуюсь.
Ярослава не корми – дай какую-нибудь глупость вытворить, но оставлять его у себя – это последнее дело.
Это бы значило поставить крест на наших с Давидом отношениях.
А я этого не хочу!
Давид!
Понимание собственного идиотизма пронзает мозг яркой, мощнейшей по силе молнией! Бьет точно в цель. Аж искры из многострадальных глаз сыпятся.
Я ему так и не перезвонила! И даже телефон не включила.
Стремительно сажусь на постели.
Оглядываюсь.
Гаджет стоит на зарядке рядом.
Поздравляю, Марьян! Ты официально самая ужасная девушка на свете.
В фильмах только мужчин такими разгильдяями показывают. Да и тем я фору дать способна!
Может, он мне хотя бы изменяет?
Туплю жутко. Мысли странные посещают, что называется ума палата! Неужели я и, правда, о такой глупости думаю?!
Никогда не подозревала, что окажусь перед таким сложным выбором.
Не знаю, что делать, правда, не знаю.
С одной стороны, у нас с Давом всё отлично. Редко ругаемся, если палки в колеса никто не вставляет. У нас с ним схожие интересы и взгляды на жизнь.
Это уже ведь немало?!
Как себя убедить в этом?!
С другой… Стоит только Ярославу замаячить поблизости, я начинаю жутко тормозить! Просто нереально.
После, вернув самообладание, удивляюсь собственной глупости, да так, что зубы стучат от злости на себя саму.
Я так гордилась своей рациональностью и рассудительностью, но даже в этом Яр сумел верх взять.
Включаю телефон, и на него тут же обрушивается шквал сообщений о поступивших звонках и уведомлений из всех имеющихся мессенджеров.
Первым делом проверяю рабочие чаты, намеренно игнорируя переписку с Давидом.
Малодушная…
Не смотрю на него, потому что мне банально страшно.
Бежать от ответственности – это так по-детски, но ничего не могу с собой сделать.
Где-то убыло, где-то прибыло. Нельзя же быть идеальной во всем?!
Наш лучший следователь живет с мамой и носит связанные ею свитера. Мегамозг, боящийся ходить на свидания с девушками.
Так что… я ещё не совсем потерянная?
Когда Яр был маленьким, он постоянно пакостил. Иногда, чтобы его не ругали, приходилось прикрывать его шалости – выкидывать сожженные полотенца и простыни (ему хватало ума только прятать их поглубже в шкаф), аккуратно переставлять листы в его тетрадях, вымывать всю кухню после его молочных бомбочек.
А как-то раз он разбил любимую вазу мамы. Родители меня тогда за главную оставили на пару часов.
Я так расстроилась, что недосмотрела за мелким – Яру тогда лет шесть было. Помню, поднялась в свою комнату и разбила копилку, чтоб купить такую же вазу, поменять незаметно и не сдавать поганца.
План казался идеальным.
Плача, позвонила дяде Сереже, он, конечно же, не подвел. Правда, сам купил похожую вазу и мне копилку новую, побольше размером.
Мама подмену поняла, но нас не ругали. Слишком большую суету мы развели.
Сейчас бы мне хотелось, чтобы кто-то так же за меня решил вопрос. Но увы, мы не в детстве.
Давид не берет трубку. Ожидаемо. И, тем не менее, неприятно.
Я стараюсь войти в его положение – за мной явный косяк. Не хотела, и всё же обидела его два раза подряд.
Звоню несколько раз, после чего пишу сообщение.
Тяжело вздохнув, убираю телефон на прикроватную тумбочку и иду в душ.
Яр попросил меня съездить с ним на предварительный просмотр презентации нового гостиничного комплекса, дескать, ему важно мое мнение.
Ох, как я сомневаюсь.
Толку от меня там, как… В общем немного.
Забравшись под горячие струи, немного расслабляюсь.
Всё происходит не так, как мне бы хотелось, но, возможно, это и к лучшему.
Правила приличия? Нет, о них Ярослав Русланович не слышал.
Пока архитектор рассказывает ему о бассейне, который планируется разместить на минус втором этаже главного корпуса, Яр раздевает меня глазами.
От его взгляда по телу проходит дрожь, лишая всякой концентрации внимания.
Не могу так.
Зачем было звать меня сюда?
Посмотреть, как перед ним заискивает ассистентка руководителя проектного бюро? Так я и без этого в курсе, какой эффект на девушек производит засранец.
Если он предложит девице посидеть на его коленях, не сомневаюсь – она согласится, совершенно позабыв о посторонних.
Ощущаю себя старой не удовлетворенной жизнью женщиной. Меня передергивает от тех картинок, что всплывают в воображении.
Я знаю, каким нежным и чувственным он может быть. И это мешает.
Мысленно хлопаю себя по щекам.
Давай же, туп-туп, соберись!
– Как вы считаете, Марьяна? – Глеб Борисович – архитектор, с которым многие годы сотрудничал дедушка, а потом и брат, – смотрит на меня. Подталкивает в мою сторону две папки. В них проекты?
Ждет ответа, а я не здесь абсолютно.
Кошусь на брата.
Да-да, Ярослав тебе братик. Помни.
Подленький…
– Я сказал, что последнее слово за тобой. Выбирай, – Яр выпрямляется в кресле.
Какое, к черту, слово?! Что мы тут вообще выбираем?!
К моему облегчению в сумочке вибрирует телефон.
Извинившись, выхожу из зала для переговоров.
Чтобы я ещё раз повелась и поехала с ним?! Никогда!
– Где тебя черти носят, ребенок? – недовольный голос Железнова мгновенно приводит меня в чувства. Точно! Я ведь в паре теперь работаю. – Если через полчаса не появишься – поеду к сектанту без тебя, поняла?
По его тону ясна та степень презрения, которое он ко мне испытывает.
Она запредельна.
Ещё бы, Сергею Владимир отказать не смог, как и высказать свою точку зрения, а терпеть меня под ногами не хочется.
– Я скоро буду…
Слушать меня он не стал. Сбросил вызов.
Перед тем, как убрать телефон, смотрю на время.
Восемь сорок.
Если уеду сейчас, то приеду в Управление на двадцать минут раньше начала рабочего дня.
И стоило на меня наезжать?
Люди со мной работают весьма странные.
Нервничая, убираю телефон в сумочку. Ладони из-за поведения Ярика немного вспотели, и он выскальзывает из рук и падает на пол.
Вместо того, чтобы поднять, смотрю на него, поджав губы.
Ну это как, нормально вообще?!
Ещё один предатель.
Наклонившись, не успеваю выпрямиться, как ощущаю аккуратный, но всё же увесистый шлепок.
Ягодицу обжигает огнем.
Глухой смех Ярослава расходится по коже щекочущей вибрацией. И раздражением!
Бешусь оттого, что я причастна к воспитанию этого поганца.
– У тебя мозг есть? – резко разворачиваюсь, занося ладонь для удара.
Он мгновенно перехватывает, зафиксировав мое запястье в воздухе.
– А что случилось? – ухмылка озаряет его лицо.
Разозлить меня за секунду под силу только ему! Ну как можно быть таким… невыносимым засранцем?!
У меня из ушей едва ли пар не валит, а ему хоть бы что!
– Вообще-то, мы тут по работе! По твоей работе! Глеба Борисовича я с детства помню! Ты хочешь, чтобы дедушка узнал? – стараюсь говорить потише. Голос походит на змеиное шипение. – Ярослав, ты пообещал мне себя вести нормально! Братья сестер не лапают!
– Я не хочу быть твоим братом, и ты это знаешь, – произносит уверенно.
От его слов меня бросает в жар.
Ни сострадания, ни жалости. Прекрасно зная, как я реагирую на подобные высказывания, с удовольствием бьет по больному.
Я благодарна родителям, они замечательные. Самый главный мой страх – разочаровать. До умопомрачения я боюсь услышать от них схожую фразу. Боюсь, что они будут жалеть, что когда-то удочерили меня.
Не обольщаясь, понимаю, какой была бы моя жизнь в детском доме. Да и проработав несколько лет в следственном комитете, я успела столкнуться с такими случаями, что волоски на коже не то, что дыбом встают, они седеют.
Зашкаливающий процент насилия в семьях. В родных семьях, про приемные я и вовсе молчу.
В горле застревает ком. Пытаюсь взглядом донести свои чувства, потому что словами я сейчас способна только послать.
– Остальные вакансии заняты. Тебе хорошо известно – молодой человек у меня есть. Если ты хочешь со мной и дальше общаться, то забудь о том, что случилось между нами.
«В этот раз не прощу!» – в сотый раз прокручиваю в голове фразу.
Дико хочется его проучить! Сделать назло, чтобы больше не строил из себя властителя судеб.
Его высокомерно-дебильные выходки жуть как мне надоели!
Чем сильнее Яр давит, тем яростнее во мне желание сопротивляться. Сделать назло, пусть и себе в ущерб.
Вот такой у нас с ним замкнутый круг: Яр нетерпелив и стремится получить желаемое здесь и сейчас, в данном случае – меня, а я не терплю прессинга. Моё нутро его отвергает.
Разрозненность чувств заставляет меня страдать.
Фотографии он покажет, как же!
За такое я прикопаю.
Храбрюсь, конечно. На деле мне меньше всего хочется, чтобы Давид, да и вообще кто-то видел эти снимки.
Нет. Нет. Нет.
Фотографии, о которых он говорит, не такие уж и откровенные, но в тот день мы с Яриком были пьяны, беззаботны и смело дурачились. Смеялись при этом, как дикие.
С первого взгляда можно понять – вокруг нас царит неродственная атмосфера.
Руки Ярика на моих ягодицах.
На груди.
Яр ставит на моей шее засос, пока я сопротивляюсь.
И как вишенка на торте – его большой палец у меня во рту.
Мы договорились, что он всё удалит!
И как я могла поверить этому прохвосту?!
Форменная дурочка! Могу преподать мастер-класс по необдуманному доверию!
Это же Яр! Он никогда не сдаст выгодной для себя позиции.
Держать меня на крючке – его главная цель.
– Нагорная, я всё понимаю. Тебе с нами скучно – дядьки о работе болтают, но буду так сказочно любезна – отвлекись от своих увлекательных девичьих мыслей о шмотках да островах и послушай внимательно, чтобы по приезде не встрять в беду и не навредить делу.
Владимир ловит мой взгляд в зеркале заднего вида. Смотрит, как на букашку недоразвитую.
Его кривоватая улыбка, больше похожая на издевку, начинает бесить! Неужели сложно вести себя нормально, а не по-скотски?!
Волна раздражения, что копится во мне с самого утра, грозится перелиться через борта. Может, они договорились вывести меня из себя?
Сканирую его взглядом и понимаю – вариант отпадает.
Владимир напряжен так, что я готова поспорить – слышу скрип его зубов.
Дай ему волю и уверенность в безнаказанности, грохнет меня и раскидает по свету так, что никто не найдет.
Всем своим естеством пытается донести единственно верную (собственную) точку зрения:
– Маленьким девочкам (к коим он причисляет меня) в компании грозных «дядек» не место.
Они, мол, делом заняты, а я играю в хотелки.
Попросила у родителей важную должность: «Папа, не хочу на Бали. Хочу в Следственном комитете работать».
Он так себе представляет?
– Я слушаю вас,– сдержанно улыбаюсь ему, в душе – мечтаю послать.
Ещё один презрительный взгляд в мою сторону и точка невозврата становится ближе.
Почему мне так везет на бездушных мужланов?!
Работаю я не хуже и не меньше, чем они, но почему-то Железнов считает, что, сидя ночью в клубешнике, он более эффективен, чем я, ночующая в стенах управления в окружении десятков томов документов.
С момента начала службы стараюсь меньше бывать в общественных местах, дабы не подтверждать стереотипы, дескать, следаки постоянно зависают, нихрена не работая.
В отношении меня и так достаточно поводов усомниться в компетентности.
– Идешь рядом со мной. Нос свой никуда не суешь. Вопросов лишних не задаешь. Только смотришь и запоминаешь. На обратном пути расскажешь, на что обратила внимание, – и снова этот насмешливый тон.
Придурок, какой же придурок.
Нужно просто перетерпеть.
Да, недолго, да «на самой земле», но я всё же работала в обычном отделе до перевода в Управление.
– Что ещё? – уточняю.
– Желательно на глаза мне не попадайся, – типа шутит, бросая взгляд на нашего коллегу Евгения, который сидит по правую сторону от него на пассажирском сидении.
Последнему не смешно.
Конечно, между двух-то огней! И меня обидеть не хочет, и с другом из-за «бабы» ругаться не горит желанием.
Железнов бросает на меня подозрительный взгляд, ищет признаки согласия, а ещё лучше покорности.
И надо бы мне не принимать близко к сердцу, но не в этот раз.
Это как начать останавливать поезд за десять метров до пропасти! Безрезультатно.
– Я понимаю, что вы, Владимир, оскорблены необходимостью быть моей «нянькой», но поверьте, при всем моем уважении к вашим заслугам, я бы тоже предпочла работать раздельно, – говорю сдержанно, пряча досаду поглубже.
– Рад был нашему знакомству, Марьяна Руслановна, – Соловьев протягивает мне свою руку, покрытую превосходным ровным загаром.
Такой можно приобрети только на курорте. Он, конечно, не скрывает наличие внушительных финансовых возможностей, но с образом бескорыстного благодетеля, имеющего религиозную страсть, Филиппины или Барбадос не вяжутся.
Не слишком хотелось бы его касаться, но выбор у меня невелик.
Как только вкладываю свою ладонь в его, мужчина стремительно наклоняется.
Ощущаю прикосновение жестких губ к своей коже.
Излишняя галантность.
Внешне незаметно, но меня передергивает. Вспышка внутреннего отторжения ослепляет.
Не люблю приторных людей.
У меня в семье принято дарить друг другу множество тактильных контактов. С раннего детства мама засыпала нас поцелуями и объятьями.
Я считаю это нормой, но только с родными людьми. С друзьями. С любимыми.
От посторонних, тем более, на работе – излишне.
Хочется отдернуть руку и вытереть кожу. Терплю. Желание узнать Соловьева получше перевешивает.
Представляю, как товарищ майор, взгляд которого я чувствую кожей, сейчас злорадствует.
Скоро услышу насмешливое:
– Как я и думал. Ничего не узнала, только с мужиком помиловалась.
Козел.
Испорченное Яром настроение до сих пор не восстановилось. С трудом удается контролировать собственные порывы.
Не хотелось бы из-за него ещё и в работе провалиться.
Очень надо произвести хорошее впечатление.
– Это взаимно…
Я мешкаю всего долю секунды, а Соловьев мне уже подсказывает.
– Марьяна, можете звать меня просто Яромил. Мне будет приятно ощущать родство душ со столь чудесным созданием.
Прихожу в замешательство от его слов.
Бог ты мой… Как тут всё запущено…
Обычно нас провожают иначе…
По документам – тем что реальны – льстивого Яромила зовут Вениамин Ильич, но, по всей видимости, его светлая аура просила изменений неблагозвучного имени.
Все должно соответствовать. Но лично меня от этих «Яров» скоро подташнивать начнет.
– При всем уважении, я не могу. Сами понимаете, Вениамин Ильич, я на работе, – говорю учтиво, при этом бесстрастно.
– Конечно-конечно. Не буду вам создавать проблемы, – опускает мою руку и отступает на шаг. – Я думаю, вы с коллегами смогли убедиться – у нас все законно. Силой никого в поместье семьи мы не держим. Все люди здесь находятся добровольно, и, думаю, их мотивы понятны. В современном мире редко кто готов реально оказывать искреннюю и бескорыстную поддержку. Другого такого места вы не найдете.
Я бы это назвала по-другому – несчастными людьми легко управлять.
Соловьев с друзьями выкупили несколько гектаров земли за городом и построили здесь коттеджный поселок. Начиналось всё под эгидой благотворительности. В небольших домиках расселяли женщин с детьми, попавшими в трудную жизненную ситуацию.
Идти больше некуда, а тут все как в хорошем пансионате.
Добротные домики, оборудованные всем необходимым. Столовая, в которой все проживающие могут питаться абсолютно бесплатно. Собственный небольшой парк. Детский сад. Школа.
Для женщин, кто пожелает, имеется возможность работать на небольшой швейной фабрике, тоже принадлежащей Соловьеву. И ещё на нескольких мелких производствах по приготовлению полуфабрикатов и солений.
Это всё было бы прекрасно, и даже благородно, если бы не одно «но».
Предпочитают брать сюда женщин, имеющих дочерей.
И последние, по данным анонимок, с заметной регулярностью бесследно пропадают.
Заявлений в полицию, естественно, не поступает.
Многочисленные обыски никаких результатов не дали. Собственно, как и сегодняшний наш визит.
А пару лет назад здешние жители ещё и в веру ударились, резко дойдя до уровня фанатизма.
Полный, что говорится, набор.
Провожая меня к входным воротам, Соловьев несколько раз касается моей руки, якобы невзначай.
– Марьяна, у вас такая необычная внешность. Якутские корни имеются?
Догадываюсь, как ему удается безошибочно определить. Я по случайности очень похожа на приемную маму, а её мама якутянкой была. Для очень многих людей информация о родителях не секрет, они до последнего времени вели активную публичную жизнь.
– Да, – произношу резче, чем следует. По необъяснимым причинам энергетика мужчины излишне на меня давит. Со мной подобное редко случается. – Якутские, – уже мягче.
– Да-да, где-то я слышал о происхождении вашей мамы…
Уточнять, что я приемная, нужным не считаю. Зачем? Если родители не посчитали необходимым всех в известность поставить, то не мне в это лезть.
Ярослав
Неужели так трудно принять вызов?!
В двадцатый раз набираю номер Марьяны.
Ни один человек во вселенной неспособен мне так сворачивать кровь, как она.
Как ей удается то, что не удается никому другому? Играючи выносит.
Учитывая, что сегодня она со своими дебилами был на выезде, моё беспокойство растет в геометрической прогрессии.
Тоже мне Клэрис Старлинг* нашлась.
Кровь со скоростью гоночного болида разносится по напряженному телу, в процессе сгорая, подобно высокооктановому бензину при заезде.
Нервы натягиваются до предела, когда при следующем вызове механический голос отвечает, что «абонент недоступен».
Сука.
Тугой узел дурного предчувствия сковывает внутренности. На мгновение легкие перестают качать воздух.
Она так старается отделиться, доказать миру свою состоятельность, что порой не видит краев. Переступает за пределы собственной безопасности в попытке отличиться.
Сжимаю телефон до скрипа.
Смотрю на свою ладонь с побелевшими костяшками и пытаюсь сообразить, как вправить мозги этой глупышке.
Упертая донельзя.
Родителей волновать не хочу. И без того столько им нервов убил – в хлам разносил хорошее к себе отношение. Век не расплачусь, поэтому ищу в телефонном справочнике номер Спирина.
Вот уж кто должен знать, где Марьяна.
Против воли в ушах начинает шуметь, завожусь от одной мысли о Сереге.
Понимаю прекрасно, что между ними ничего нет, и всё равно психую. Собственнические чувства по отношению к Марьяне не поддаются никакому контролю.
Какого, спрашивается, черта?! Пора привыкнуть и не выглядеть напрочь отбитым ревнивым ублюдком, но не выходит.
Он ей в отцы годится.
«И, тем не менее, у него больше шансов быть с Марьяной, чем у тебя, маньячело,» – напоминаю себе на автомате.
У любого, даже самого убогого ушлепка, больше шансов, чем у меня.
А всё потому, что Марьяна вбила себе глупости в голову.
Растираю костяшками пальцев переносицу, стараясь отвлечься. Сейчас и без того адово пламя в крови разгорается.
– Здоров, Ярик! – бодрый голос Сергея раздается на другом конце. – Марьяну потерял? Сейчас дам ей трубочку.
На долю секунды меня ослепляет вспышка ярости. Задерживаю дыхание, стараясь мгновенно заблокировать все чувства.
Это безумие.
Тишина повисает.
Безошибочно ощущаю то удовольствие, которое испытывает Серый, надрачивая моё терпение.
– Да всё, выдыхай,– произносит с усмешкой. – Её Давид забрал с работы пару часов назад.
Мда… Выдохнешь тут.
Давидик – мой личный топ. Любимчик.
– Думаешь, весело меня выводить из себя? – спрашиваю у него серьезно.
– Не думаю. Я уверен в этом, – произносит сквозь смех. – Ты бы сейчас себя слышал. Не пробовал подлечиться?
– Да пошел ты, – бросаю беззлобно. – Почему она с ним поехала? Сама не могла? – зачем-то спрашиваю у него.
Возможно, всё дело в том, что Серега, в отличие от остальных, сам все понимает. Во всяком случае, для него природа моих скверных выходок не является секретом. При этом он держит язык за зубами, не подставляя свою любимицу – Марьяну.
– Пап, ты скоро? – слышу звонкий голос мелкого Димки. – Мы ведь играли!
– Сейчас подойду. Обожди минуту, – отвлекается на сына, после чего возвращает внимание ко мне. – Яр, мне Марьяна не отчитывается, но полагаю, всё дело в их отношениях. Ты, когда подрастешь, узнаешь, что это такое. Встречаясь, люди уделяют друг другу чуть больше внимания, чем требуется на секс. А пока что, я бы посоветовал тебе приглядеть за Давидом.
Хмурюсь, пытаясь разобрать, что именно он имеет в виду.
– Ты о чем? Он её обижает?
Серега вздыхает.
– Не стоит недооценивать Марьяшу. Она сама обидит кого угодно. Просто присмотрись к нему. Недотягивает. Слабоват. Вектор ясен?
– Открыл мне Америку, – вырывается.
Я сам Марьяне говорил множество раз, что Давид ей не пара. И дело не только в моей личной неприязни, которая, естественно, присутствует. Вцепилась дуреха в него и назло мне делает вид, что любит.
Уверен, что глубоких чувств к нему у Марьяны нет. Откуда им взяться, если он как пресный овощной бульон– никакой.
– А ты, я посмотрю, так за сестру переживаешь, что в клубе завис, – коротко усмехается, слыша музыку, что орет вокруг меня.
– Запрещено? – воспринимаю его слова в штыки.
Сам понимаю, как это выглядит, потому и злюсь.
– Отчего же? Просто, мелкий, сам приоритеты расставь. Хочешь с Марьяной быть – начинай башкой думать, а не членом.
С Марьяной что-то не так.
Считать свои эмоции она не дает, полностью замкнувшись, но то, что я вижу, – не норма.
От её привычной внешней уверенности в себе и следа нет. Она постоянно дергается, явно переживая из-за чего-то.
И в этой всей ситуации мне непонятно одно – какого черта Давид ничего с этим не делает?
И она вот с этой амебой жить собралась?
– Поехали к тебе?
Разглядывая Марьяну, я не сразу понимаю, что эти томные, с придыханием вылетевшие из чьего-то рта слова адресованы мне.
Только когда на пах ложится мелкая ладошка и ползет к пряжке ремня, осознаю, что ко мне обратилась всё та же девица, что и получасом ранее.
Неужели по моей полной отчужденности неясно, что я не заинтересован?
Излишне нравственным меня сложно назвать, скорее наоборот. Если бы захотел, уже бы снимал с неё трусы в здешнем туалете.
Никогда не было проблем с тем, чтобы получить желаемое.
Марьяна не в счет.
– Руку убрала, – произношу предостерегающе спокойно.
На деле же закипаю пиздец как.
Мне это всё надоело.
Понятно, что все обо мне не лучшего мнения, но не до такой же степени?!
– А мне говорили, ты…
Не дав девке возможности договорить, обхватываю её запястье и крепко сжимаю.
– Ещё раз увижу тебя поблизости – пожалеешь. Быстро денься куда-нибудь. Да так, чтобы я не нашел.
Звучит убедительно. Стоит только отпустить, как её и след исчезает.
– Ты сегодня всем недоволен, – обращается ко мне Влад, вплескивая мне в кровь новую порцию раздражения.
Я полгода уже не в духе. И все это знают.
Рта открыть не успеваю, как периферийным зрением замечаю движение.
Марьяна чмокает Давида в щеку, шепчет ему что-то и на ноги поднимается.
– Позже поговорим, – отвечаю другу и иду за Марьяной.
И какого вот хрена она от меня бегает?!
Всю душу уже выпотрошила.
Можно подумать, я сам хотел всего этого! Нет! Не хотел.
Привязанность к Марьяше всегда была бешеной. Мы много времени проводили вместе. Мне всегда с ней было интересно, но когда наступил переходный возраст, я, что естественно, стал отдаляться. У меня появился свой круг знакомых, друзья, с которыми мы гуляли или просто рубились в игры.
У отца компания по разработке игрух. Мы их, можно сказать, тестили.
Все было ок до того момента, пока гормоны в башню не ударили. Говорю о том времени, когда от одного вида голой груди в трусы кончить можно.
Тогда всё и началось.
Мне нравились девчонки-одноклассники, сестры друзей, просто мимо проходящие на улице. Лишенный излишней застенчивости, я начинал с ними общаться. На раз-два всегда складывалось. Кто-то чуть дольше ломался, кто-то меньше, суть не в этом.
Я быстро понял, что испытываю жесткое разочарование после недолгих разговоров с девчонками. В трусы к ним влезть – без проблем. Вот только стоило любой из них рот открыть, как сразу хотелось завыть. Одни слишком глупые, другие – навязчивые, третьи – занудны до смерти.
В каждой из них находил что-то отталкивающее.
Долго понять не мог, в чем дело. Ни у кого из моих друзей не было таких проблем. Казалось, что я один такой невезучий или больной на голову.
О, как я переживал по этому поводу. Мозг взрывался.
Так продолжалось до тех пор, пока я не понял причины.
Подсознательно я каждую из них сравнивал с Марьяной. Любую девушку, что появлялась на горизонте. Они все проигрывали.
Тогда вот и понял – дело дрянь.
Марьяна на меня как на парня никогда не смотрела, всем без исключения представляя меня, как своего младшего брата, а я… Влип в неё по уши.
– Вот ты где, – выдыхаю с облегчением, когда спустя несколько долгих минут нахожу Рьяшу на улице.
Разговаривая по телефону, она носком туфли перекатывает с места на место небольшой камешек.
Ночью прохладно, а она стоит полураздетая. На ней только тонкое платье на тоненьких лямках.
Совсем без мозгов. Сказано – из одной семейки.
На ходу снимаю пиджак и накидываю его на хрупкие плечи.
Только в этот момент она меня замечает, несильно вздрагивая.
Подает мне знак, мол, молчи.
В её исполнении этот привычный жест – тоненький пальчик около губ – злит неимоверно.
Какого черта я должен ждать?
Такая простая. Мать вашу!
Уже почти полночь, а она нежно щебечет по телефону. Явно не по службе.
Что вообще происходит?
Если бы не знал её, подумал бы, что у Давида рога начали прорастать.
Осматриваюсь.
Объяснить сложно, но в царящей на празднике атмосфере меня что-то напрягает. Слишком уж всё идеально. Приторная доброжелательность подобна вязкому сиропу. Она намертво прилипает к коже.
Раньше дедушка был большим любителем подобных праздников, но такой игры на публику от собравшихся я не видела никогда. А перед ним уж как только не лебезили.
Очень странно, учитывая, что здесь закрытая вечеринка. Для своих. Присутствующие по идее в родной среде должны быть раскрепощены, но то тут, то там я натыкаюсь на натянутые улыбки и горящие нездоровым лихорадочным блеском глаза.
«Не забыть бы потребовать у Владимира компенсацию за моральный ущерб».
«Внедрить» меня – та ещё грандиозная идея.
Возможно, он прав, и я могу произвести впечатление не слишком обремененной интеллектом особы, но тут дело явно не в моих актерских талантах.
Каждый раз мама меня раскалывала. Яр постоянно смеялся с меня по этому поводу. И всё-равно не понимал, откуда она узнает всё, что с ним происходит и о чем он не горит желанием делиться.
Грешна. Множество раз невольно его закладывала, причем без слов, сама того не желая.
– Марьяна, простите, я задержался.
Вениамин Ильич находит меня под арочным сводом, украшенным множеством маленьких беленьких колокольчиков. От любого, даже самого легкого дуновения ветерка они трепетать начинают, издавая мелодичный переливчатый звон.
Немного успела осмотреться, пока он отсутствовал.
Лучше бы ещё походил.
Улыбаюсь ему максимально искренне.
В его присутствии сама не понимаю почему, ощущаю легкое онемение языка. И сердце пускается в пешее путешествие по всему телу – то бьется у самого горла, обещая показаться изо рта, то в пятки уходит.
Можно было бы сказать, что из меня плохой следователь, но я точно знаю, что и прожженным мужикам с многолетним стажем бывает страшно. Поэтому основная версия – дурное предчувствие.
– Тут очень красиво, я прогулялась.
Количество световых украшений действительно поражает. Прожектора бьют, как на футбольном стадионе в момент проведения ответственного матча.
– Нужно было к Вам экскурсовода приставить, – делает пригласительный жест рукой. – Пройдемте, я покажу территорию. Ночью у нас особенно сказочно. Вам должно понравиться, Марьяна.
В его исполнении мое имя звучит по-особенному. Необъяснимо. Словно одному ему известна какая-то огромная тайна, и он со мной ею поделится, если я буду хорошо себя вести.
Под его задумчивым взглядом с невозмутимым видом ступаю на дорожку.
Я к себе слишком категорична, от этого имею много проблем.
Вполне вероятно, что Соловьев не видит моего внутреннего шока, разве что спина излишне прямая.
Стараюсь держаться, как ни в чем не бывало, при этом запоминать всё, что происходит вокруг. Но если быть честной, в голове крутится всего одна мысль: нужно было рассказать Ярику или Давиду, куда я поеду.
Мы с Владимиром на редкость неплохо поговорили и я повелась. Прониклась его речью о необходимости конспирации, ответственности и прочей ерунде, да так, что никому не сказала. Даже Сергею.
В этом я, конечно, с коллегой согласна. Спирин бы не разрешил мне так рисковать. Узнай он, где я нахожусь – лично приедет и за шкирку меня выволочет. А потом отправит работать в архив, штопать тома. Самое жестокое и всех наказаний.
– Здесь мы планируем в следующем году разбить новый пруд. Запустим в него рыбу. А вокруг обустроим зону отдыха, – взмахом руки он показывает мне пустую поляну, засеянную газоном.
– Дорогое удовольствие. Должно быть, Вы очень любите свое детище и всех к нему причастных, – мельком смотрю на него и сразу жалею.
Мы встречаемся взглядами. Ничего доброго для себя я в его глазах не вижу.
Крошечный, вероятно, не особо развитый уголок моего мозга, подсказывает: «Он тебя хочет и не перед чем не остановится».
Тут же себя одергиваю.
Глупости! С чего бы вдруг?!
Я абсолютно лояльна к собственной внешности. Никогда не считала себя дурнушкой или неземной красавицей, скорее экзотикой, конечно же, только для окружающих. Разрез глаз тут ни при чем. Всё дело в холодности, вызванной внутренней сдержанностью, которую я культивировала в себе с детства, стараясь быть похожей на маму.
У мужчин срабатывают инстинкты, и они всячески стараются меня очаровать.
Одна из причин, по которой выбор пал на Давида – он всегда вел себя со мной естественно. Не старался быть лучше, чем на самом деле.
После Ярослава, который запросто может пообещать одно, а после, в угоду собственной офигительности, вытворить совершенно иное, я очень ценю в людях размеренность и предсказуемость.
Живя, как на пороховой бочке, мой мозг потихоньку превращается в какое-то истеричное желе. Других причин считать, что я могла приглянуться Соловьеву, не нахожу.
У него тут полно женщин, с обожанием заглядывающих в рот.