(не)счастье на спор

Пролог

Аглая Кирилловна, дама во всех отношениях достойная и приятственная, так резко поставила чашку горячего душистого чаю на блюдечко тончайшего прозрачного фарфору, что ароматный напиток даже за золочёный ободок чашечки выплеснулся. Сей манёвр, да ещё сопровождаемый гневливо поджатыми губками и ярким блеском потускневших от времени серых глаз, как нельзя красноречивее указывал на постепенно нарастающее в душе дамы раздражение. Слуги, заприметив у своей барыни признаки надвигающейся вспышки гнева, спешили покаяться в свершённых ошибках да исправить свои огрехи, а вот сердечная подруженька Аглаи Кирилловны, Ольга Леопольдовна, страшиться и отступать не собиралась. Наоборот, чаю капелюшечку малую отпила, пряничек медовенький прикусила и ласковым голоском проворковала, для особливой убедительности ещё локонами седыми, у куафёра модного уложенными, потряхивая:

- Истинную правду тебе говорю, против чар любовных моего внука ни одна барышня не устоит, даже внученька твоя расчудесная.

- Ха! – фыркнула Аглая Кирилловна, голову вскидывая, словно полководец знамя победное. – Да моя Китти, да будет тебе известно, таких кавалеров отваживала, каковые твоему внуку и не снились.

- А с чего бы моему Никитушке кавалеры сниться стали? – ехидно улыбнулась Ольга Леопольдовна. – Ему мужчины без надобности, от девиц отбою нет.

- От каких других-прочих, возможно, отбою и нет, а моя Катюшенька в его сети любовные нипочём не попадёт, - продолжала гнуть свою линию Аглая Кирилловна.

Ольга Леопольдовна принахмурилась, ноздри носика точёного затрепетали, возмущение и негодование выдавая. В самом деле, что это подруженька разлюбезная спорить с ней удумала, магические таланты внука ненаглядного умалить возжелала?! Конечно, внучка Аглаи Кирилловны девица весьма прогрессивных взглядов, ходит везде одна, дело своё завела, о женихах и слышать ничего не желает, так ведь это лишь оттого, что молодец достойный ей ещё не встретился. Если бы эта Катерина хотя бы пять минуточек с Никитушкой пообщалась, то и без всякой магии влюбилась бы в него так, что под венец не пошла, на крыльях бы полетела, тем более что для метаморфа, к коим сия девица относится, подобное высказывание отнюдь не фигура речи.

- Нет, не родился ещё на свет молодец, способный мою Катеринушку обольстить-приручить, - вздохнула Аглая Кирилловна не то с гордостью, не то с печалью лёгкой.

Теперь пришёл черёд Ольге Леопольдовне чашечкой по блюдечку стучать.

- Да что ты говоришь, ну, что ты говоришь такое?! Её Катеринушка… Ха, да внучка твоя кавалеров боится вот и бегает от них как чёрт от ладана, прости меня Господи! – женщина размашисто перекрестилась, по губам себя шлёпнула.

Аглая Кирилловна резко вскочила, словно кресло под ней в наполненную пылающими угольями яму превратилось.

- Катерина моя боится?! Да она просто девица независимая, не спешит себе хомут на шею в виде юнца-молодца вешать! Твой-то внучок, весь такой волшебник расчудесный, тоже не шибко-то под венец рвётся, всё выбирает-перебирает. А может, не берёт его никто, а?

У Ольги Леопольдовны от незаслуженной обиды даже в горле что-то заклокотало, слова не враз на свободу вырвались.

- Да ты… Да я… Да я всё своё имущество движимое и недвижимое поставить готова, что мой Никитушка твою Катерину и без всякой магии очарует, а с магией и подавно! Не устоит она супротив него как бы не кобенилась!

- Всё имущество, говоришь? – протянула Аглая Кирилловна, хищно сверкнув глазами. – В таком случае и я всё своё движимое и недвижимое на кон ставлю, что утрёт моя Катерина твоему Никитушке нос, не одолеют её его любовные чары.

- Пари! – пылко воскликнула Ольга Леопольдовна, резким мужским жестом выбрасывая вперёд руку.

- Пари! – откликнулась Аглая Кирилловна, звучно хлопая своей ладонью по ладони подруги. Сверкнула в воздухе короткая жёлтая молния, пахнуло напоенным грозой воздухом, магия скрепила сказанные в горячке препирательств слова, превратив их в настоящий полноценный спор, победить в коем может только кто-то один.

Ольга Леопольдовна чашечку на столик со стуком поставила, поклон церемонный старинный подруженьке отвесила, ладонью мало пола не коснувшись:

- Благодарствую, хозяюшка, за угощеньице да развлеченьице, потешила-позабавила вволюшку, пора мне теперь и честь знать. Провожать не трудись, во своём-то дому я дверь и сама найду.

Аглая Кирилловна от слов таких вскинулась вся, точно лошадь полковая, сигнал трубы боевой почуявшая, хотела ответную шпильку ядовитую вслед подруженьке разлюбезной послать, да та ждать не стала, на каблучках крутенько повернулась и ушла, ещё и дверь за собой мстительно прихлопнула.

- Ну и иди! – припечатала хозяйка дома так сердито допивая успевший уже остыть чай, словно именно он был повинен в ссоре. – Тоже мне, цаца, внук у неё чародей великий, супротив чар его ни одна девица не устоит!

Серые глаза дамы повлажнели от слёз, кончик носа покраснел и чуточку опустился, фарфоровая чашечка задрожала в руке, пришлось спешно на стол поставить, дабы не разбилась красота мастеров заграничных. Аглая Кирилловна хрипло со стоном выдохнула, виски пальчиками трясущимися обхватила, застонала, глаза к иконам в углу поднимая:

- Господи, да что же я наделала-то?! Да на что же я согласилась-то?! Пресвятая Богородица, что же я внучке-то скажу?!

Воспоминание о горячо любимой внученьке окончательно добило несчастную женщину, она всхлипнула, упала в кресло, спрятала лицо в ладонях и громко, со вкусом разрыдалась.

Глава 1

Новые вывески таят в себе что-то невыразимо волшебное и манящее, они как портал в неведомый прекрасный мир, в который так легко было попасть в безоблачном детстве, а вот во взрослой жизни приходится искать долго и не всегда успешно. На просторной уютной улочке, которую обыватели с давних пор именовали торгово-магической, потому как открывать здесь магазейны, лавки, ателье и даже конторы могли исключительно чародеи, причём не шарлатаны какие-нибудь, а дипломированные, коим практиковать сам Совет Магов разрешил, так вот, на торгово-магической улочке открывалась новая контора. Молчаливые насупленные рабочие (маги были весьма придирчивой публикой и категорически запрещали пить, курить и сквернословить, хотя платили щедро и не скупились на всевозможные премии за скорость и качество работы) старательно пыхтя, вешали над новенькой, недавно установленной дверью большую блестящую вывеску. За их работой внимательно наблюдал высокий мужчина, чьи рыжие волосы в лучах солнца полыхали, словно языки пламени.

- Чуть левее.

Рабочие вздохнули, мысленно костеря идеалиста, который вот уже битый час заставлял их двигать проклятую вывеску, но спорить не стали. Знамо дело, кто решится супротив колдуна идти?! Вот так вот не сдержишься, ляпнешь чего, а потом и будешь всю оставшуюся жизнь в болоте квакать, потому как всем известно, что от чародейского проклятия спасает лишь поцелуй принцессы, а в империи принцесса хоть и имеется, даже не одна, а гулять по болотам да с лягушками целоваться вряд ли станет.

- Теперь немного правее.

В этот раз вздох вышел громче и выразительнее, вывеска словно бы случайно выскользнула из рук одного из мастеров, опасно повисла острым углом прямо над головой волшебника, а тот даже бровью не повёл, отошёл подальше, глазами карими сверкнул озорно и невозмутимо добавил:

- Нет, лучше левее. И выше.

«Да что б ты провалился, окаянный!» - в сердцах подумал один из рабочих, резко вырвал вывеску из рук товарищей, вздёрнул её вверх и влево и рыкнул:

- Так-то ладно будет, барин?!

Мужчина отошёл ещё на пару шагов, посмотрел на вывеску сначала правым, потом левым глазом, покружил немного вокруг, точно лиса у входа в курятник и коротко кивнул:

- Хорошо, крепите.

«Слава тебе, Господи», - дружно выдохнули рабочие, мысленно пообещав полученную за установку вывески плату снести в этот раз не в кабак, а в церкву, дабы господь помогал им и впредь, а пуще того, берёг от подобных придир.

Мужчина же ещё раз посмотрел на вывеску, улыбнулся, кивнул одобрительно каким-то своим мыслям и велел притихшим в ожидании какой-нибудь каверзы рабочим:

- Кому не хочется в лучах солнца сверкать-переливаться, в сторону отодвинулись!

Рабочие с готовностью шарахнулись прочь, становиться земным воплощением солнца ясного не хотелось никому. Барин усмехнулся белозубо, сюртук скинул, на ручку двери повесил, рукава рубашки до локтей закатал, ладони так энергично растёр, что между пальцами даже искры лиловые проскакивать стали. Мужики на крыше переглянулись, разом, не сговариваясь, перекрестились и так же дружно полезли вниз, стараясь держаться так, чтобы в случае колдовской вспышки пострадала не голова, а иная, противоположная ей часть тела, коя, по иронии судьбы, не иначе, тоже полушариями наделена. Чародей, стоит отдать ему должное, терпеливо дождался пока рабочие спустятся вниз, после чего явно красуясь всплеснул руками, выпуская скопившуюся меж ладоней магическую энергию. Удар пришёлся аккурат в вывеску, которая, не выдержав столь фамильярного обращения, рухнула вниз, громким треском возвестив свою торжественную встречу с землёй-матушкой. Обломки злополучной вывески, сияя и переливаясь, словно невероятная радуга, градом брызнули в разные стороны, распугивая толстых ленивых голубей. Апофеозом творящегося безобразия стал звонкий девичий смех, раздавшийся за спиной сердито нахмурившегося барина. Мужчина медленно повернулся и увидел стоящую на пороге небольшого утопающего в зелени домика невысокую стройную девушку, чьи волосы в ярком солнечном свете отливали чистейшим золотом. Девушка была не просто симпатичной, а по-настоящему красивой и потому было особенно неприятно выглядеть в её глазах неудачником. Владелец злополучной вывески свёл густые соболиные брови, сверкнул карими, потемневшими от сдерживаемого раздражения глазами и процедил, старательно сдерживаясь, чтобы не перейти на откровенную грубость, недопустимую для потомственного аристократа в общении с любой, независимо от происхождения и возраста, дамой:

- Рад, что мне удалось Вас позабавить, сударыня.

Девушка безошибочно различила всю бушевавшую за льдом сказанных слов бурю и смеяться прекратила, напустила на себя вид кающейся невинности и пролепетала тоненьким голоском:

- О, прошу прощения, сударь, мне следовало быть сдержанней.

Не будь мужчина столь раздражён, он непременно сдержался бы, а то и превратил всё в шутку, но досада, которая возникла после неприятного разговора с одной весьма настырной дамой, никак не желающей понять, что встречаться со вдовой и вести её под венец вещи разные, ещё и усиленная конфузом с проклятой вывеской, сделала его менее терпимым и сдержанным, а потому он довольно грубо буркнул, окинув девушку колючим взглядом:

- Да уж, современным девицам явно не хватает воспитания.

Блондинка вспыхнула, выпрямилась, в серых глазах сверкнула гроза. Господин насмешливо выгнул бровь и скрестил руки на груди, готовый принять ответный удар, который неизбежно подтвердит правдивость сказанного им упрёка. Девушка, похоже, тоже поняла, что яростная защита только сделает грубияна напротив сильнее, а потому прибегла к оружию более изощрённому, пользоваться коим большинство мужчин не умело и надменно считало недостойным представителей сильного пола: утончённому коварству. Барышня глубоко вздохнула, улыбнулась кротко и сладким голоском, от которого даже у самой зубы заломило, протянула:

Глава 1. Никита

Вот не зря мудрость народная утверждает, что как первый шаг сделаешь, так вся дорога под ноги тебе и ляжет, знали предки наши, о чём говорили! Признаюсь честно, я был уверен, что смогу очаровать соседку из домика напротив, всё-таки девица она довольно привлекательная, а то, что язычок острый – так это даже хорошо, пресные наивные куколки быстро приедаются. К моей искренней досаде барышня из очаровательного, утопающего в зелени домика, восхищаться мной не спешила, да и я, как нарочно, рядом с ней вечно оказывался в нелепом положении: то в лужу упаду, то дверью сам себя по лбу стукну, то пролившееся любовное зелье украсит моё лицо и одежду яркими, ничем не выводимыми пятнами. Самым же неприятным было то, что мы с этой златовлаской оказались конкурентами, а это, согласитесь, ни дружбе, ни чему-либо иному, кроме вражды, никак не способствует! Да-да, Екатерина свет Сергеевна оказалась хозяйкой агентства по решению деликатных услуг: помогала томящимся в одиночестве обрести истинную любовь, проверяла на истинность намерений потенциального жениха или даже невесту. Те же самые услуги, плюс поиск пропавших вещей и наблюдение за неверными супружницами, предлагало и моё агентство, расположившееся точнёхонько через дорогу от заведения Екатерины Сергеевны. Сами понимаете, поскольку список услуг в моём агентстве существенно шире и многие, то же наблюдение, например, действительно относятся к разряду деликатных, да и обращаться за помощью к мужчине гораздо проще, чем к златокудрой хрупкой нимфе, в глазах которой каждый мужчина жаждет выглядеть героем, причём неизменно холостым, количество клиентов (фу, как вульгарно это звучит по отношению к девице!) у моей конкурентки после открытия моего агентства существенно снизилось. И барышня, как истинная представительница прекраснейшей половины человечества, вместо того, чтобы расширить спектр услуг, нанять опытного и представительного сотрудника или предпринять ещё что-либо по спасению своего дела предпочла обвинить меня во всех своих неудачах. Гениально, ничего не скажешь! Оправдываться перед хорошенькой девчонкой я не собирался (да и не в чем мне перед ней каяться, откровенно-то говоря), вести деловые переговоры… Нет, на приглашение Екатерины Сергеевны посетить её для решения возникших, как она элегантно выразилась, противоречий я, разумеется, ответил, только вот всерьёз обсуждать что-либо с хорошенькой барышней даже и не собирался. Сразу предложил девушке перейти под моё покровительство, дабы спасти не только откровенно захиревшее увлечение, но и собственную репутацию, отнюдь не безукоризненную, учитывая род деятельности барышни. Девица же, вместо того, чтобы принять моё предложение с распростёртыми объятиями и слезами благодарности, закипела походным самоваром и осыпала меня градом колкостей. Чародеи, способные повелевать тонкой и прихотливой сферой любви, вообще очень вспыльчивые, а я ещё и оборотень наполовину, так что терпение моё, как сестрица любит шутить, не длиннее хвоста не открывшего глазки котёнка. Веди я беседу с мужчиной, дело точно закончилось бы вызовом на дуэль, будь передо мной оборотень – я не медля ни секунды вцепился бы ему в горло, а девица… Что с ней делать прикажете? Воспитание благородное настойчиво советовало срезать излишне языкастую особу какой-нибудь колкостью, а то и вовсе снисходительно пропустить все изрекаемые ей глупости мимо ушей, ведь не просто так старинная присказка гласит, что у девиц волос долог, да ум короток. Только мне, со звериной кровью, ох, как тяжко следовать всем этим благородным советам да наставлениям, особливо ежели соперница моя тоже не намерена держаться в рамках приличий. Одним словом, рассорились мы так, что мало до физических оскорблений действием не дошло и с тех пор меж нами вражда смертельная, победить в коей может только один. Нет, пади мне Екатерина Сергеевна в ноги да взмолись слёзно о пощаде, я бы, покуражившись для виду, непременно её бы простил, так ведь эта заноза златовласая сдаваться не собирается, наоборот, держит себя победительницей!

В день, с коего жизнь моя совершила крутой вираж, всё перевернув с ног на голову и в очередной раз размашистым крестом перечеркнув все мои планы и чаяния, ничто не предвещало беды. Утром я самым добросовестным образом, как и положено любящему и благовоспитанному сыночку, написал родителям пространное письмо, дотошно и едва ли не по минутам расписав дела повседневные как свои, так и бабушки, на дух не переносящей написание писем. Семейство моё, поскольку батюшка является чистокровным оборотнем, способным принимать диковинный для этих краёв облик тигра, проживает обособленно, вдали от шума и городской суеты. Старший братец и сестрица, унаследовавшие талант отца, также всем соблазнам жизни в городе предпочитают деревенские тишину и покой, а вот меня, среднего отпрыска, получившего в дар от матушки-природы маменькину способность к любовной магии, бабушка забрала к себе. Вымолила слёзно, сетуя на преклонные годы, слабое здоровье и убийственную тишину опустевшего после смерти супруга большого дома. Откровенно говоря, родители слёзным причитаниям Ольги Леопольдовны не больно-то поверили, звериное чутьё, коему в нашей семье доверяют безоговорочно, категорично утверждало, что старость и неизбежно сопровождающие её недуги не скоро ещё доберутся до энергичной и обаятельной дамы. Однако спорить не стали, тем более что и мне страсть как хотелось уехать в шумный и многоголосый город, отведать искусов взрослой беззаботной жизни и испробовать в деле бурлящую во мне и рвущуюся наружу магию. Маменька, сама владеющая подобным даром, стребовала с меня клятву магию свою во зло не использовать, про родных не забывать, писать регулярно, бабушку слушаться и вообще быть достойным сыном своих родителей. Не скажу, что клятву я соблюдал во всём и всегда, но пакости любовные не чинил даже своей соседке, хотя, ох, как порой подмывало влюбить её в какого-нибудь юродивого с церковной паперти!

Завершив обстоятельное послание домой и передав письмо стоящему у порога слуге, я отправился на завтрак, во время коего терпеливо выслушал пространные хвалы бабули, щедро расточаемые дочерям, племянницам и дальним родственницам многочисленных знакомых. У Ольги Леопольдовны была заветная мечта: она страсть, как хотела увидеть меня семейным человеком, причём обрести своё супружеское счастие я должен был непременно раньше внучки закадычной бабулиной подруги. У бабушки моей с этой подругой с детства самое настоящее соревнование: кто раньше и лучше замуж выскочит, детей родит, внуков нянчить начнёт, да даже платье модное пошьёт и билеты на премьеру в театр раздобудет! При этом Ольга Леопольдовна и дня без своей подруженьки прожить не может, то сама к ней ездит, то её у себя принимает. Я, разумеется, тоже был этой невероятно интересной (со слов бабули) даме представлен, но не найдя в ней ровным счётом ничего интересного или хотя бы забавного, выбросил из головы не только её биографию, мне во всех деталях рассказанную, но даже имя с обликом. В самом деле, зачем мне, молодому, полному сил и жажды жизни мужчине интересоваться курагой, когда в одном городе со мной такие персики произрастают! После завтрака я как раз и заскочил к одной такой даме, чья красота и лёгкость нрава с лихвой компенсировали недостаточную безупречность репутации.

Глава 2

Пока Ольга Леопольдовна рыдала и делилась с внуком своими печалями, её подруге тоже было весьма горестно. Аглая Кирилловна снова и снова проклинала свой излишне длинный и острый язык, свою гордыню и горячий нрав, кои не смогли укротить ни годы, ни выпавшие на долю дамы испытания. Вот ведь угораздило осрамиться на старости лет, а самонадеянно привыкла считать себя дамой сдержанной да благоразумной! Аглая Кирилловна порывисто вскочила с кресла, метнулась к окну, прижалась пылающим лбом к прохладному стеклу. И ладно бы дело только её касалось, так ведь нет, внучку любимую, кровиночку ненаглядную и ту под удар подвела! А ну, как околдует этот Никитушка её, обольстит, натешится вволюшку, а потом и бросит, словно куклу сломанную, кто в этом виноват будет?! Только она, старуха глупая, распустёха негораздая и никто более! Аглая Кирилловна застонала, к дивану, в углу раскорячившемуся, бросилась, рухнула на него, лицо в подушках пряча. В дверь гостиной осторожно поскреблась и не дожидаясь ответа вошла Марфутка, верная и преданная горничная, готовая без раздумий отправиться за своей барыней хоть в самое адово пекло.

- Может, дохтура позвать, барыня? Али водочки подать?

Аглая Кирилловна рукой слабо махнула, служанку прогоняя, но не успела та и шагу ступить, как барыня опять ручкой повела, на этот раз останавливая и хрипло, театрально прижав ручку ко лбу, выдохнула, сопровождая свои слова душераздирающим стоном:

- Худо мне... Коньяк неси.

Марфутка поклонилась до земли и пёстрым вихрем за дверь вылетела, по пути едва не оттоптав лапы подвернувшему под ноги коту Ваське, коему, по совести-то говоря, надлежало не в барских покоях околачиваться, а в амбаре мышей ловить. Бутылочку коньяка, которую в доме называли обморочной флягой, поскольку прибегала к её помощи барыня исключительно в самые трагические моменты своей жизни, горничная нашла в заветном шкапчике, ключ от коего висел рядом с этим шкапчиком на гвоздике. Деловито и без лишней суеты протерев бутылку, Марфутка понесла её Аглае Кирилловне и вот тут-то горничную и застала вернувшаяся домой Екатерина Сергеевна. При виде тускло поблёскивающего боками коньяка, барышня приглушённо охнула, ладошку к груди прижала:

- Что с бабушкой?!

Марфутка начала было отвечать, да девушка её уже не слушала, опрометью в гостиную бросилась, на ходу шляпку и перчатки стаскивая и прямо на пол их в тревоге великой бросая. Горничная вздохнула, перекрестилась, моля небеса явить милость и пощадить барыню, а особливо её внучку, коей предстоит расхлёбывать последствия бабушкиной невоздержанной гордыни. Марфутка, как и многие другие слуги, коим посчастливилось долгое время, а то и несколько поколений прожить подле одного и того же семейства, была искренне привязана к своим господам, стремилась всячески их опекать , а потому и подсматривание с подслушиванием считала не грехом, а сбором сведений, в будущем могущих оказаться весьма полезными.

Пока горничная без лишней суеты и спешки, как и положено достопочтенной служанке благородного семейства, несла барыне обморочную флягу, Катя ураганом ворвалась в гостиную, бросилась к съёжившейся на диване Аглае Кирилловне, обняла её, с тревогой всматриваясь в заплаканное лицо:

- Бабушка… что?!

Дама судорожно всхлипнула, несколько раз глубоко вздохнула, подавляя так и норовившие задушить рыдания (барыня страшно не любила публичных слёз, свято убеждённая в том, что это унижает и отталкивает) и с отчаянно бодростью приговорённого к смертной казни махнула рукой:

- Ай, не бери в голову.

Катя вздохнула облегчённо, понимая, что беда хоть и серьёзная (иначе бабушка хорохориться бы не стала, всё бы сразу выложила), однако же не смертельная, лоб слегка трепещущей ручкой вытерла, под бочок к бабуле подсела, в щёчку её поцеловала.

- Бабулечка, милая, не томи, рассказывай.

Аглая Кирилловна внучку обняла, по голове, словно девочку маленькую неразумную, погладила, взором любящим окинула:

- Ой, да ты же даже не переоделась, давай-ка…

- Бабуля!

В голоске Екатерины Сергеевны отчётливо звякнул металл, серые глаза потемнели, стали жёстче, строже. Почтенная дама моментально поняла, что увильнуть от тягостного разговора не получится, а значит, придётся рассказывать всё без утайки.

- Мала ты ещё с меня ответа требовать, - буркнула Аглая Кирилловна, теребя кружева, украшающие рукава любимого (специально для подруженьки, змеищи подколодной, надетого) платья.

Катя кашлянула, внимательно глядя на бабушку и старательно отгоняя от себя роем комариным налетевшие всевозможные страхи.

- Ладно. Уж коли ты такая нетерпеливая, что готова попрать все правила хорошего тона, слушай, - Аглая Кирилловна вздохнула глубоко, а потом бухнула, точно в омут с обрыва кинулась. – Я с Ольгой Леопольдовной поссорилась.

- Опять?! - всплеснула руками Катя, готовая смеяться в голос от накатившего облегчения.

Бабушка восторгов внучки разделять не спешила, губки обиженно поджала, головой сердито мотнула, точно слепня назойливого отгоняя, и принялась короткими, плетью хлещущими фразами рассказывать все обстоятельства произошедшей ссоры. Сначала барышня слушала с улыбкой, безмерно довольная тем, что горячо любимая бабуленька жива и здоровью её ничто не угрожает, но с каждым новым словом сияние в глазах девушки тухло, улыбка на губах вяла, стиралась, сменяясь выражением тревоги и даже лёгкой паники. Когда Аглая Кирилловна замолчала, виновато отводя взор, Катя неосознанным, с детства привычным жестом обхватила себя за щёки и выдохнула, болванчиком раскачиваясь из стороны в сторону:

Глава 2. Екатерина

Я всегда знала, что бабушка у меня, словно породистая лошадка, с норовом и причудами, благородной крови и горячему нраву свойственными. Папенька при каждом упоминании бабули неустанно повторял, что она «с вывертами», ему и братец мой старший, во всём отцу подражающий, эхом вторил, но мы с матушкой неизменно за Аглаю Кирилловну заступались. У нас, полиморфов, всегда так: у мужчин свои интересы и взгляды на жизнь, а у женщин - свои, подчас вообще не совпадающие с мнением главы семейства. Только вот сейчас, услышав о споре, коий моя разлюбезная бабушка с подруженькой своей задушевной учудила, я, в кои-то веки раз, с мнением батюшки согласилась. Это же надо было додуматься, всё своё движимое и недвижимое имущество на кон поставить, собственным благополучием на закате дней рисковать, да и меня под удар подводить! Ну, бабулечка, ну учудила, краса моя ненаглядная, понять бы теперь, что мне со всем этим теперь делать!

Я глубоко вдохнула, задержала дыхание, размеренно считая до десяти, а потом плавно выдохнула, очищая разум и душу. С первой попытки привычный, с детства знакомый способ успокоения не сработал, пришлось повторить его дважды, прежде чем желание рычать от гнева и крушить всё, что под руку подвернётся, сменилось привычным благоразумием. Я ещё раз глубоко вздохнула, отошла к окну, рассеянным взглядом скользя по ухоженному, благоухающему садику, разбитому прямо под окнами. Так, что мы имеем? Спор, который разрушить невозможно, потому как он скреплён магией. Проиграть в этом глупом пари я тоже не могу, не имею права так родную бабушку подвести, хоть она всю эту кашу и заварила. Значит, я должна во что бы то ни стало выиграть. Я улыбнулась, пальчиками по подоконнику побарабанила. Так, с ситуацией разобрались, теперь самое время оценить свои возможности и своего противника. Мысленно я от всего сердца возблагодарила своего отца, который, будучи военным, неустанно учил нас с братом в любой ситуации думать именно головой, а не другой частью тела, тоже имеющей полушария, но для размышлений абсолютно не пригодной. Итак, что есть у меня и какими качества обладает мой противник? На самом деле, при всей кажущейся простоте и очевидности, это очень коварные вопросы, ибо мы склонны преувеличивать собственные достоинства и принижать возможности тех, кто нам неприятен. Я снова глубоко вздохнула, подошла к столику, на котором поблёскивал хрустальными гранями графин с нежно любимым в нашем доме яблочным соком, наполнила стоящую тут же на серебряном подносе тонкую до прозрачности фарфоровую чашечку соком, сделала крошечный глоток. М-м-м, райский напиток, истинный эликсир жизни! Я опять вернулась к окну, залезла на широкий подоконник (плевать, что благовоспитанные особы так себя не ведут, мне пока не до церемоний!), сделала ещё один крошечный глоток сока, прикрыв глаза от наслаждения. Так, это всё, конечно, хорошо, но пора вернуться к делам нашим суетным. Я снова отпила немного сока, задумчиво покрутила чашку, любуясь тончайшим узором на стенках. Приворожить меня невозможно, на полиморфов любовная магия не действует, что, учитывая условия пари, не может не радовать. Правда, на стороне моего противника многолетние традиция и мнение света, юная девушка уже по факту своего пола уязвимее любого мужчины. Я раздражённо фыркнула, залпом допила сок, со стуком поставив чашку на подоконник. Дурацкие правила, кто только придумал, что женщина не может самостоятельно заниматься делами и каждый свой шаг обязано согласовывать не только с отвечающим за неё мужчиной, но и всем светом вообще?! Я тряхнула головой, в который уже раз глубоко вздохнула, но бурлящее в глубине души негодование никуда не делось, зловонные пары возмущения и детской обиды на несовершенство мира затмевали глаза, мешая здраво размышлять. Я прикрыла глаза, растворяясь в потоках солнечного света, тёплом ветерке, шепчущем что-то нежное и одновременно задорное цветам, журчащей прохладе ручейка. Моё тело постепенно изменялось, перетекало, плавно, без боли и мучений, неизменных спутников трансформации оборотней, меняя облик. Когда я открыла глаза, то увидела блестящие чешуйки кругленького пузика и короткие с перепонками между пальчиков лапки. Ух ты, наконец-то у меня получилось стать драконом! Я спрыгнула на пол и цокая когтями направилась к двери, с третьей попытки открыла её (справиться с такой тяжёлой громадиной короткими лапками было непросто) и потопала в сад. В саду я сначала вволю наплавалась в небольшом прудике, неизменные обитательницы которого, толстобокие золотые рыбки смотрели на меня со смесью недоумения и возмущения, мол, что это за пакость такая смеет баламутить чистые воды их пруда?! Тоже мне, принцессы с плавниками выискались, пруд, между прочим, не им одним принадлежит! Я от души показала рыбкам язык, что было силы хлестнула хвостом по воде. Рыбки поспешно отплыли от меня как можно дальше, сгрудились у противоположного берега прудика и возмущённо захлопали ртами, точь-в-точь почтенные матроны на светском рауте собравшиеся группой лишь затем, чтобы обсуждать и осуждать всякого, кто мимо пройдёт. Ух, сплетницы, и в воде-то от вас покоя нет!

Я выбралась и прудика, встряхнулась, встопорщив чешую, и отправилась к источающим головокружительный аромат цветам, откуда мне пришлось драпать со всех своих коротких лап, потому как пчёлы, басовито гудящие над цветами, категорически не желали видеть никого постороннего в своих владениях. Я алкала обрести покой хотя бы под трепещущей от порывов ветерка кроной рябины, но там обосновалась весьма негостеприимная ежиная семейка, колючки которых, хоть и не очень-то и большие, оказались способны весьма чувствительно поцарапать даже чешую дракона (или это просто у меня, как у полиморфа чешуя не очень прочная?) Смирившись с тем, что маленькому дракончику в саду никто не рад, я глубоко вздохнула, выпустила облако пара, вернулась в родной и любимый облик и с ногами забралась на большие качели, повешенные в оплетённой с трёх сторон цветущем вьюном беседке. Я машинально погладила ароматный, словно из сухого пергамента, цветочек, пощекотала глянцевито блестящие листья. Итак, как любит говорить бабушка, неизменно посматривая при этом на батюшкин портрет, вернёмся к нашим баранам. Мои преимущества – это полная невосприимчивость любовной магии и способность меня облик по своему желанию на сколь угодно долгий срок. Мой противник, как его, а, Никита Михайлович, владеет любовной магией, помимо этого является оборотнем. Как такое возможно, бог весть, лично мне всегда казалось, что оборотни никакой магией, кроме целительства да ещё, может быть, поисковой и не владеют. Я сорвала травинку, задумчиво засунула её себе в рот (привычка, за кою меня непрестанно ругали сначала нянька, а потом гувернантка, громогласно заявляя, что подобная вульгарность неизбежно отвратит от меня всех женихов). Хм, а ведь это идея… Я вытащила изо рта травинку, разглядывая её так, точно на ней были начертаны если не судьбы всего мира, то моя собственная участь так точно. Общеизвестно, что девица, не знакомая с правилами хорошего тона, обречена на пожизненное одиночество, ибо ни один здравомыслящий мужчина никогда не осквернит свой род такой плебейкой. Что ж, пришла пора узнать, насколько благоразумен Никита Михайлович, хотя, что-то мне подсказывает, что одними дурными манерами мне его не отпугнуть, чай, не билет в оперу на кону. Я щёку почесала, травинку опять в рот засунула. Получится или нет – покажет время, для меня сейчас любой способ хорош, кроме совсем уж трагического, сопровождающегося непоправимыми физическими травмами меня или моего конкурента (я же не зверь какой). Я уютно устроилась на качелях, запрокинула голову, любуясь на мелькающее в просвете вьюна небо и составляя планы избавления от постылого поклонника, которому наверняка вся эта история тоже ни малейшего удовольствия не приносит. А может, мне поговорить с Никитой Михайловичем, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше, вместе-то мы быстрее найдём способ и честь соблюсти и капиталец приобрести? Я вспомнила дерзкие, прямо-таки раздевающие карие глаза, покровительственный тон, с каким пресловутый Никита Михайлович, оказавшийся ещё и моим профессиональным конкурентом, позволил себе беседовать со мной, и стиснула кулачки так, что даже ногти в ладони впились. Нет уж, умирать буду, а к нему на поклон не пойду! Да, он силен, хитёр, владеет магией, самонадеян, но и я не сиротка беззащитная. Ещё посмотрим, кто кого!