У судьбы нет причин без причин сводить посторонних...
Глава 1
Саша с улыбкой взглянула на раскинувшиеся территории Ньюарк Либерти, вспоминая свой первый день в Штатах. Как давно это было, но как свежи еще эти воспоминания. Десять лет она не была на родине, и не вернулась бы еще пять раз по столько, но манипуляции семьи снова сделали из не марионетку.
Десять лет назад с сотней долларов в кармане Саша приехала, нет, сбежала на другой континент от своей авторитарной матери и стоящей за ней семьи. Она всегда была в их доме словно подкидыш, что, оказавшись в совершенно чужой и такой непохожей на родину стране, чувствовала себя там уютнее. В огромном Нью-Йорке без единой родственной и родной души рядом Саша будто бы была более нужной, менее ненавистной.
И вот теперь, после стольких лет молчания и полнейшего бездействия со стороны семьи, они снова заявляются в ее жизнь в своих грязных ботинках, намереваясь испачкать нутро интригами и коварством. Никто, ни один из них не спросил, как она жила все эти десять лет, как выживала все эти десять лет. Нет, к чему же? Подобная информация не давала никаких преимуществ в мире бизнеса, она не повышала стоимость акций компании, не сулила баснословными дивидендами, тогда для чего тратить на пустые разговоры драгоценное время?..
Саша никогда бы не вернулась, никогда бы не откликнулась на зов любого из них. Если бы однажды они случайно встретились взглядами в толпе, девушка прошла бы мимо с видом полного безразличия, будто они и вовсе чужие друг другу люди. С каждым из них она поступила бы втрое безжалостнее, чем когда-то они все вместе поступили с ней, с каждым, кроме одного человека.
Бабушка Марина была ее единственной ниточкой к прошлому и родине. Всегда милосердная и любящая, беззаветно преданная своей внучке. Бабушка не могла помешать Саше уехать, напротив, она хотела, чтобы мечты внучки сбылись, но лучше всех понимала, что такое было возможно только вдали от этой жестокой семьи. Все эти годы она была для Саши поддержкой и стержнем, и девушка ревностно хранила в сердце эту заботу. Бабушка Марина стала ее верой в себя, ее вдохновением, доказав Саше, что в жизни есть как минимум одна живая душа, которая не сомневается в ее силах. Благодаря этой поддержке Саша смогла стать той, кем является сегодня. Что было бы, если б в нее верили и другие?..
Взгляд девушки был полон решимости вынести все предстоящие невзгоды. Бабушкина улыбка утешала в самые трудные дни, и теперь ее очередь помочь единственному родному человеку. Она не может оставить заботу о бабушке тем, кто никогда в своей жизни не испытывал сострадания и любви.
После утомительного перелета Саша сразу отправилась в больницу, чтобы проведать бабушку. Там же ее ждал и старший брат Михаил.
— Ты стала такой уверенной в себе и очень привлекательной. Ген матери передался тебе в более ярких оттенках, — после получасового наблюдения за сестрой высказался Михаил.
— Надеюсь, это все, что мне от нее передалось, — спокойно произнесла Саша, подавая бабушке стакан с водой.
— Сашенька, твоя мама очерствела внешне, но внутри она не могла не переживать за тебя все эти годы. Только ее гордыня, она словно кляп, надежно сдерживала самые нужные и простые слова ее сердца, — тихо сказала бабушка и устало улыбнулась внучке, радуясь, что она наконец вернулась домой.
— Ба, тебе нельзя сейчас усердствовать, поэтому не трать силы на оправдания той, кто вполне счастлива и без них.
— Хорошо-хорошо, не буду. Но Миша прав, ты превратилась в настоящую красавицу, хотя мне немного грустно, что твоя истинная русская красота теперь разбавлена чужим менталитетом.
— Обрусею снова. Все ради того, чтобы ты улыбалась, ба, — осторожно обняла бабушку Саша.
— Поезжай с Михаилом домой. Перелет утомил ведь. А мать есть мать. Не пущу тебя сюда больше, если не увидишься с ней. К тому же, кажется, ты должна еще кое с кем познакомиться, не так ли?
— Хорошо, шантажистка. Отдыхай и не переживай ни о чем, теперь я с тобой.
— Это все, что мне нужно — родные рядом. Семья наконец воссоединилась.
Саша поцеловала бабушку на прощание и пошла вслед за Михаилом.
— Ну и что? Кем ты стала в Штатах? — почти издевательским тоном спросил брат, когда они отъехали от больницы.
Даже если бы он спросил не в такой пренебрежительной манере, Саша все равно не собиралась посвящать брата в свои дела, а его давняя ненависть к ней позволяла без зазрения совести врать.
— Ничего выдающегося. Простой администратор в закусочной.
— Пфф, — усмехнулся Михаил и бросил брезгливый взгляд на сестру. — Предел мечтаний, вот уж точно.
— Ага.
— Замужем?
— Нет.
— Богатые любовники?
— И что за допрос? — нахмурилась Саша, не понимая, чего брат вдруг задает такие странные вопросы.
— Твои шмотки. Слишком дорогие для администратора закусочной.
— Ох, и только в этом дело? — закатила глаза девушка. — Одеваюсь на распродажах в черные пятницы. Все?
— Ну пока да. Но ты ведь не думаешь, что я дурачок, верить в такие сказки?..
— Сынок, когда же ты нас познакомишь со своей девушкой?
— Скоро, мама, не будьте вы все так нетерпеливы. Или мне вас по скайпу друг другу представлять?
— Это твое «скоро» мы уже устали с ушей снимать. Ты же знаешь, бабушка Мануш все время только об этом и говорит.
— Ага, — отмахнулся Давид, просматривая стопку бумаг на своем столе. — Все время — это наиболее подходящее выражение. Она ведь завела эти разговоры с того момента, как у меня вылез первый подростковый прыщ.
— Очень смешно, сынок, очень! — нахмурилась мама. — Какой грех мы совершаем, желая тебе найти жену и родить наследников? И вообще, с возрастом все мы становимся сентиментальнее. Нам кажется, что с появлением в доме детей, мы и сами молодеем. Нельзя винить пожилых в зависти молодым, никто не хочет становиться сморщенным и никчемным.
— Мама Анаит, сердце мое, ну что за приступы жалости к себе, родная моя? — ласково произнес сын, обнимая свою хитрую маму.
— Все из-за тебя, Давид, — всхлипнула она, расчувствовавшись по своему обыкновению. Это была беспроигрышная тактика Анаит перед непрошибаемым упрямством сына. — Ты у нас один, причуды всех членов семьи терпеть тебе одному. Или ты можешь познакомить нас со своей невестой, и мы разделим свое внимание на вас двоих. Хотя нет, ты знаешь, она нам все равно будет ближе. Кому, в конце концов, интересен такой скучный трудоголик, как ты?!
Мама скорчила обиженное, но заинтересованное лицо, наблюдая за реакцией сына.
— Вот и вся любовь, значит? — рассмеялся Давид такому повороту. — Вам, маньякам, от меня нужны лишь моя жена и дети? Предоставлю, и вы успешно забудете о том, кто такой вообще Давид.
— Сынок, может, приедешь сегодня пораньше? — Анаит сделала вид, что не услышала последней фразы сына, ведь все, чего она хотела, уже было исполнено, и теперь пора переходить к новым целям.
— Не могу, мама, сегодня у меня заезд, ответил он, снова погружаясь в изучение отчетов.
— Как я не хочу, чтобы ты участвовал в них, видит бог, в этих своих заездах! — взмолилась женщина и невольно перекрестилась.
Давид поднял на маму глаза и удивленно нахмурился.
— Чего тебя вдруг так взволновали мои соревнования?
— Не знаю, сынок, не нравятся они мне!
— Я с десяти лет на автодроме, с восемнадцати выступаю, разве ты не привыкла? Раньше у тебя такого отношения не было, так чего сейчас места себе не находишь от переживаний? — еще крепче обнял маму Давид.
— Просто не хочу, чтобы ты сегодня туда ехал.
— Глупости.
— Ну конечно, всезнающему Давиду виднее, что спрашивать сердце матери?..
— Не нагнетай. Вернусь домой к восьми, пусть папа пожарит мясо. Позвоните сестре и дяде Саркису, пускай приедут, посидим семьей. У меня для вас есть приятный сюрприз.
— Сюрприз?! — в хитрых глазах Анаит блеснул огонек любопытства. Она даже помолодела лет на десять, фантазируя в своей голове самые желанные новости.
— Да, — кивнул Давид, будто ничего не произошло, но улыбки сдержать не мог, потому что знал, как далеко мама и тетка зайдут в своих догадках. К вечеру он уже будет почтенным семьянином с тремя детьми и невероятной умницей-красавицей женой. — Мама, только прошу вас не придумывать слишком много, все точно окажется не так, как решат ваши мечтательные головы.
— Хорошо, родной, позвоним, дяде Саркису и сестре позвоним. Все сделаем, как говорит мой любимый сынок! — пытаясь унять вулкан эмоций, пропела мама. — Храни тебя бог, сынок. И я тебя прошу, приезжай домой сразу же, как закончится заезд.
— Обязательно, любимая мамочка. Так сделаю, как велит моя госпожа, — целуя в висок маму, Давид проводил ее до двери.
— Сынок?
— Что, моя бесценная мамочка, ты еще хочешь сказать своему сыну, которого никак не отпустишь работать? — бессильно выдохнул Давид, уперев руки в бока.
— Хочу отдать тебе кое-что… — Анаит достала из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку и протянула сыну.
Давид нахмурил брови и спросил:
— Что здесь, мама?
Она жестом велела открыть, а когда сын приподнял крышку, больше уже не спрашивал.
— Мама, это ведь кольцо, которое тебе подарил отец, когда делал предложение.
— Верно. А его матери и твоей бабушке Софии его подарил дедушка Арам, которое также досталось ему от его матери. Это кольцо наш семейный символ любви и преданности. Мы с отцом посоветовались и решили, что ты уже давно в том возрасте, когда нужно обзаводиться собственной семьей…
Давид протяжно выдохнул, мысленно умоляя бога о терпении.
— Мама, ты опять за свое?
— Не перебивай любимую мать! — строго посмотрела на сына Анаит и продолжила, — Давид, ты не обязан дарить его прямо сейчас, но теперь это кольцо принадлежит тебе. Ты и только ты вправе решить, кто будет его хозяйкой на долгие годы, пока оно не перейдет к вашему сыну…
— А что, если у меня будут только дочери? — подшучивал молодой человек.
— Вот ведь спесивый мальчишка, сказала же не перебивать!
Саша вошла в палату к Давиду. Здесь было тихо и очень чисто. Там, за дверью, творилась мирская суета, все что-то бегали, куда-то спешили, а здесь, здесь время остановилось. Пропитанное материнскими слезами, оно дало возможность осознать, что счастье настолько хрупкий предмет, когда б в один миг, от одного только прикосновения судьбы способно рассыпаться, не оставив после себя ничего, кроме сожалений.
Холодная рука Саши робко коснулась больничной кровати, будто для того, чтобы убедиться в реальности увиденного глазами. Она осторожно села рядом и взглянула на умиротворенное лицо человека, невестой которого стала по странному стечению странных обстоятельств. Поначалу Саша чувствовала себя неловко, не позволяя себе откровенно пялиться на незнакомого человека, но очень скоро она привыкла, что в этой бестактности ее никто не сможет уличить и упрекнуть. Уже смелее ее взгляд касался мужественных линий лица, четко очерченных алых губ. Черные брови, густые и строго красивые, даже в состоянии безмятежности дарили лицу Давида точеное благородство.
Так уж вышло, что сперва Саша познакомилась с родителями Давида, и вот сейчас, когда она наконец увидела его самого, то неизбежно находила в этой внешности черты его матери и отца. Она взглянула на эти длинные черные ресницы и представила, как контрастно смотрятся в их обрамлении небесно-голубые глаза. Саше такая особенность всегда казалась каким-то небывалым природным явлением, потому что очень оно было абсурдно красивым.
Девушка взяла полотенце с тумбочки и, едва касаясь промокнула испарину на лбу Давида. В помещении была комфортная температура, похоже, причиной испарины являлись внутренние переживания Давида. Врач предупредил, что кома крайне непрогнозируемое состояние, и никто не может с точностью предсказать, по какому сценарию будут развиваться ее воздействия и последствия. Как бы то ни было, специалисты утверждали, что присутствие родных и близких людей всегда благотворно влияет на внутреннее состояние пациента, находящегося в коме.
Саша не поехала с семьей Давида домой, а осталась с ним. И хотя они настаивали на том, что тоже останутся, она заверила, что нет смысла находиться в больнице всем вместе. Так они только создадут неудобства персоналу, но пользы Давиду не принесут. Геворк употребил власть главы семьи и забрал с собой родственников.
— Дядя Геворк, поезжайте и отдохните. Пусть тетя Анаит примет лекарства, немного успокоится, а я пока побуду с Давидом. Утром привезете их снова, но сейчас им никак нельзя умереть тут от горя. Изведутся, глядя на него… — сказала тихо девушка.
— Ты права, дочка, права. Не могу себя заставить выйти… — тяжело выдохнул Геворк.
— Врач сказал, что состояние Давида стабильное, что других повреждений у него нет, а в сознание он все равно сейчас не придет, ведь кома поддерживается еще и медикаментозно. Это значит, что вы ничего не пропустите. Утром вернетесь, а я вас дождусь, — улыбнулась Саша, как можно мягче разговаривая с отцом Давида.
— Спасибо тебе, Саша. Ты одна здесь не согнулась под нервным напряжением, ты опорой нам стала сегодня, несмотря на произошедшее. Ты очень сильная… — похлопал по плечу Геворк.
В голове творился настоящий хаос. Правда, Саша заметила его какое-то замедленное воспроизведение. Этот день был очень насыщен на события, и мозг, в качестве маневра, уберегающего от передозировки эмоциональным потрясением, своевременно установил наиболее безопасный режим. Саша все думала, если для нее такое стечение обстоятельств сейчас было шокирующим, то каково сейчас родным Давида? Она приняла правильное решение, отправив их домой. Из них из всех в сложившейся ситуации только у нее могло остаться самообладание и силы на то, чтобы смотреть на бессознательного Давида и противостоять фатальным мыслям. И как она могла оставить этих людей?..
Саша снова убрала испарину со лба Давида. Его внутреннее потрясение сейчас явно было не меньше того, которое испытывали члены его семьи. Саша отчего-то представила саму аварию и страхи Давида в тот момент. Она не знала его нисколько, но почему-то была уверена, что в тот смертельный момент он думал не о себе. Если сейчас ему страшно, то он обязательно должен ощутить поддержку ближнего. Саша крепко взяла за руку Давида и продолжила обмакивать его лицо и шею от капель пота.
На удивление Саши, через какое-то время состояние Давида изменилось. Он перестал потеть, а кожа лица вернула себе природный смуглый тон. Вооружившись чашкой кофе, Саша уселась рядом с постелью Давида и просто молчаливо находилась рядом до самого утра, пока не вернулись его родные.
Анаит и Наринэ больше не плакали, но самообладание давалось им очень трудно. Всякий раз, когда женщины начинали причитать, срываясь на истерику, Геворк и Лусинэ напоминали о том, что нужно быть сильными и верить в помощь Всевышнего. Саша разделяла боевой настрой отца и сестры Давида, всячески уверяя, что важно сохранять оптимизм и поддерживать его друг в друге.
Анаит не произнесла ни слова, готовая в любой момент снова дать волю эмоциям. Она совершенно искренне обняла невестку за поддержку, за самопожертвование. Саше было очень приятно и тепло, она уже и забыла, какие они — объятия близких людей.
— Ему становится спокойнее, если держать за руку, — устало улыбнулась Саша, прощаясь с Анаит перед уходом. — И вам полегчает, он вас тоже поддержит, просто будьте рядом и будьте сильными.
— Хорошо, дочка… — кивнула мать Давида, погладив невестку по руке. — Теперь ты поезжай и отдохни. Геворк тебя отвезет.
Саша всю ночь проработала. Ей нужно было как-то обеспечить себе доход, который позволит содержать особняк отца и, к тому же, даст им с Павликом финансовую независимость в будущем. От тех денег, что они получили в наследство, очень скоро не останется и следа, если правильно не распределить.
Именно поэтому девушка решила открыть свое дело, использовав в качестве стартового капитала средства, оставленные ей отцом после смерти. Саша могла бы прибегнуть и к финансовой подпитке из-за рубежа. Ее небольшая фирма в Америке с лихвой покрывала всякие затраты на текущие дела в России. Вот только слишком много мороки с налогами и пояснениями для всевозможных государственных служб двух стран не добавляли энтузиазма идти этим путем.
Владея знаниями в области управления предприятием, Саша легко составила бизнес-план и постепенно принялась воплощать в жизнь свою идею. Но все же жертв ей это стоило не малых. Работа над открытием своего дела занимала большую часть времени: поиск оптимальных решений, просчет рисков, планирование на перспективу — все это требовало огромных усилий и временных затрат. Однако никто не отменял того факта, что Саша была еще и сестрой, и невестой, и, прежде всего, невесткой… Так и получилось, что дневное время она использовала для родных и близких, а в ночное занималась работой над проектами.
Очень скоро девушка ощутила всю титаническую усталость, на вполне логичных и законных основаниях свалившуюся на ее плечи. Вот только Саша не могла отступиться ни по одному из своих направлений, поэтому продолжала нести неподъемный груз сама, одна.
В свои дела она не посвящала никого, кроме бабушки Марины, к которой приходила довольно часто. Бабушка снова была ее утешением и поддержкой, помогая преодолеть накопившуюся усталость, найти нужную мотивацию. Они вели тихие задушевные беседы, и Саше моментально становилось легче. Девушка обретала силы, когда видела, что в нее верят, ей сразу казалось — она может больше. В такие моменты жалость к себе самоуничтожалась, и новая волна работоспособности накрывала Сашу с головой.
Так, спустя почти четыре месяца после своего возвращения на родину, Саша успешно открыла фирму курьерской доставки, с каждым днем вкладывая в ее развитие еще больше сил и труда.
* * *
Павлик осторожно прошел в просторную палату и сел в кресло. Он был очень послушным и правильным ребенком, потому что верил, что таких детей любят больше, а ведь он очень хотел, чтобы его хоть за что-то могли полюбить. С интересом он рассматривал все вокруг со своего места, пока сестра поправляла постель незнакомого ему человека.
Наконец, детское любопытство пересилило, и мальчик шепотом, будто боясь потревожить сон спящего, спросил:
— Саша, а что случилось с этим дядей?
Сестра, не отвлекаясь от дел, так же тихо ответила своему Павлику:
— Он попал в аварию, малыш.
— На машине?
— Да, этот дядя профессиональный гонщик.
— Гонщик? И у него есть спортивная машина? — наклонил голову набок мальчик, проникаясь историей незнакомца, за которым ухаживала сестра.
— Теперь уже вряд ли… Авария была очень серьезная.
Павлик жалел человека, лежащего перед ним. Для него, десятилетнего ребенка, этот незнакомец был сродни супергерою, ведь он был одним из тех, кого Павлик боготворил. Мальчик участливо произнес:
— Главное, что дядя жив.
— Ты чудесный ребенок, — в порыве умиления ответила Саша и поцеловала брата в щеку.
Павлик застенчиво улыбнулся и снова спросил:
— Саша? А почему ты заботишься об этом дяде?
— Потому что он нуждается в заботе, тебе так не кажется?
— Кажется. У него что, никого нет? Его семья похожа на нашу?.. — недоумевал малыш.
— Нет, Павлик, его семья совершенно не похожа на нашу. Они такие чудесные, добрые и любящие, каких вообще больше нет на земле.
— Правда? — завороженно распахнул глаза Павлик. Когда Саша утвердительно кивнула, он продолжил: — Я бы хотел с ними познакомиться…
— Познакомишься однажды…
Не успела Саша договорить, вдруг в палату вошли Наринэ и Анаит. Они как всегда оживленно о чем-то беседовали, что не сразу заметили скромно сидящего в углу мальчика.
— Сашенька, дочка, ты уже тут?! Здравствуй, родная! — наперебой восклицали женщины редкой восточной красоты.
Для Саши их появление стало неожиданностью, ведь вчера Анаит сказала, что они до вечера пробудут у Лусинэ за городом. Если бы она знала об их приезде, ни за что не взяла бы Павлика с собой. Саша не хотела, чтобы семья Давида знала о ее жизни вне их дома и больницы.
— Да… Мы вот заехали…
По несвойственному Саше робкому поведению женщины поняли, что она нервничает, но как только увидели мальчика с темными волосами и большими серыми глазами, тотчас их внимание переключилось на ребенка.
— Чей этот сладкий маленький господин?! — воскликнула Наринэ, завороженно глядя на стеснительного Павлика. — Как тебя зовут, милый?
Саша заулыбалась, глядя на то, как обе женщины ворковали с ее младшим братом.
Саша приехала рано утром в дом родителей Давида, чтобы помочь с приготовлениями. Хотя девушка старалась унять волнение из-за неизбежности признаний в своей лжи, дрожь в руках и рассеянность выдавали ее с потрохами. Она несколько раз порывалась начать разговор с тетей Анаит, терзаясь то страхом потерять уважение, то угрызениями совести из-за того, что продолжала обманывать близких людей.
— Дочка, ты совсем бледная сегодня? — наконец не выдержала Анаит. — Ты так нервничаешь из-за встречи с Давидом?
Саша кивнула, потому что это было правдой — она боялась этой встречи и не желала ее, но в то же время не этой ли встречи она ждала все четыре месяца?
— И еще ты переживаешь, что он не узнал тебя.
— На самом деле нет…
— Не обманывай меня, будто я не вижу! — со знанием дела заявила Анаит, списывая зажатость невестки на нежелание признаваться в обиде. — Вот увидишь, сегодня все будет иначе. А сейчас не грусти, хорошо?
— Тетя Анаит, я хотела бы с вами поговорить…
— Дочка, давай вечером, умоляю, родная моя! — взмолилась женщина. — Нам столько всего нужно успеть, а они уже скоро приедут!
— Тогда за работу, — улыбнулась Саша, понимая, что шанса на признание у нее больше не будет.
Если бы Саша была не такой трусливой и жадной, то сейчас взяла бы Анаит за руку и остановила. Посадила бы напротив и все рассказала. Но Саша будто облегченно выдыхала каждый раз, когда не получалось рассказать правду. В отчаянной попытке набраться смелости она все же уступила страху потерять доверие близких людей, а потому пустила все на самотек.
В назначенный час дверь распахнулась, и в дом вошли мужчины. Давид заходил последним, а Саша не знала, куда деть глаза, лишь бы не смотреть на единственного человека в этом огромном доме, который знает правду о ней. Возможно, дядя Геворк уже тоже посвящен или Саркис, да бог знает, кто еще.
— Дочка, мы приехали, — по-отечески обнял Сашу отец Давида.
Саша будто язык проглотила, решила не испытывать судьбу и просто тепло улыбнулась ему в ответ.
Все собравшиеся родственники выстроились в ожидании своей очереди, чтобы поздравить Давида с выздоровлением. Саша постепенно расслабилась, увлекшись зрелищем искренней радости при встрече родных людей. Вот оно, настоящее счастье, которое называется семья. Девушка отрешенно смотрела на воссоединение родственников и даже не заметила, как толпа расступилась.
— Как же великодушно с твоей стороны, Сашенька, позволить нам обнять его первыми! — со слезами радости в глазах Наринэ погладила ее по спине, едва подталкивая. — Ну же, иди…
Саша даже пискнуть не успела, как оказалась перед Давидом. Мелкая дрожь предательски выдавала ее волнение. Девушка медленно подняла взгляд на абсолютно чужого мужчину, которого все эти четыре месяца привыкла считать своим. Набравшись смелости, она заглянула в глаза цвета неба и не увидела в них нетерпения разоблачить. В его взгляде отразилась злость, и эта злость мгновенно вернула Сашу в реальный мир.
Саша так привыкла относиться к Давиду с теплом родного человека, за те долгие недели его забвения забыв напрочь о границах, что разделяют чужих друг другу людей; забыв о том, что для него-то она меньше, чем никто. В эту минуту их встречи Саша просто не успела перестроиться и убедить себя, что вот сейчас может быть больно. И хотя она внешне не показывала свои искренние чувства, но внутри по-детски наивно и абсолютно бессознательно ждала его доброго отклика. Вот только вместо этого в его взгляде отразилась злость, и эта злость мгновенно вернула Сашу в реальный мир.
Теперь она задавалась одним вопросом, когда же Давид закончит этот спектакль, сорвав маски и аплодисменты, но он почему-то тянул. Саша чувствовала, что в ее ногах остается все меньше уверенности, вот-вот от волнения они просто подогнутся и перестанут быть опорой. Вовремя успела вмешаться Анаит:
— Сашенька, ты даже побледнела, родная, скорее обними нашего Давида! Это не сон, он настоящий!
Саша нервно улыбнулась и, приблизившись к Давиду, впервые обняла мужчину, которым жила все эти четыре месяца. В те долгие часы, что она проводила с ним в больничной палате, Саша много раз думала о том, какой же будет их первая встреча. Его реакцию она предсказала уже спустя несколько дней, когда рассказы родственников нарисовали для нее портрет Давида со всеми штрихами и черточками, но вот свою реакцию девушка угадать не могла. И теперь в этих объятиях так тепло, что совершенно безразлично, что будет дальше.
Давид ошарашено смотрел на странности этой девушки, которую видел всего лишь один раз в своей жизни, тогда, в злополучный день аварии. Молодой человек думал только о том, как же вышло так, что его семья убеждена в их взаимных глубоких чувствах, дошедших якобы до помолвки. Он сдвинул брови на переносицу и, взяв Сашу за руку, повел на второй этаж.
— Простите нас, мы на минуту, — спокойно сказал Давид собравшейся вместе семье.
— Конечно, сыночек, конечно, наш родной. Что мы не люди, что ли? Все понимаем… — хитро улыбаясь, засуетилась ничего не подозревающая Анаит. — Мы ждем вас в столовой.
Давид не слышал ничего, что говорили внизу, он был переполнен гневом, который заглушал все прочие звуки своей ритмичной пульсацией.
— Ты кто вообще?! — захлопнув дверь своей спальни, чуть ли не выкрикнул он.
Давид допоздна бродил по дому. Он вспоминал события с момента его пробуждения и все никак не мог принять их абсурдность. Но разве он когда-либо обращал внимания на мелочи, подобные абсурдности? Никогда его такое не заботило, ведь в его жизни происходило много чего странного. Так что же именно стало причиной его смятения сейчас?
Он лег в постель и почувствовал легкий аромат духов. Так пахло от Саши, когда она обняла его. Но Давид помнил этот аромат еще раньше, откуда он ему знаком?..
Утром, по настоятельной просьбе матери, молодой человек вернулся в родительский дом, чтобы провести с семьей этот субботний день. Любые разговоры о работе сейчас были под строгим запретом, но Анаит сжалилась и позволила сыну вернуться к делам компании с помощью ноутбука. Молодой человек просматривал документацию и письма, что приходили во время его отсутствия. Ежемесячные отчеты всех отделов компании дали представление о делах фирмы.
В гостиную вошла Лусинэ и поставила перед работающим братом чашку кофе, призывая ненадолго сделать перерыв. Она поцеловала брата в щеку и крепко обняла.
— Мы так скучали, Дав…
— Иди сюда, сестренка, — улыбнулся он и раскрыл объятия.
Лусинэ уселась рядом с братом и, положив голову на его крепкое плечо, некоторое время просто молчала. Тепло родного человека согревало и создавало благодатную почву для признаний в своих чувствах и страхах.
— Очень скучали. Каждый день боялись, что ты уйдешь…
— Да куда б я ушел?! — нарочно старался балагурить Давид, а сам с дрожью вспоминал эти черные месяцы комы.
Он никому не рассказывал, что жил все эти месяцы словно в подвале, сыром и гнилостном, выхода из которого не мог найти, как бы рьяно ни бросался на поиски. Сперва он не собирался никому рассказывать о том, каково это, быть запертым внутри собственного страха, но, наверное, под воздействием момента Давид решил все же поделиться с родным человеком. Выдохнув, он сменил наигранно веселый тон и устало произнес:
— Знаешь, я и сам не думал, что вернусь… Слышал каждого из вас, даже шаги узнавал, но не мог вернуться.
— Слышал наши голоса? — удивленно переспросила сестра.
— Да, даже чувствовал прикосновения. Это тепло, ваша забота меня подпитывали в том странном месте между мирами живых и мертвых. Порой мне казалось, что, при всем желании вернуться, я только отдаляюсь от вас…
— Господи, моя кожа покрылась мурашками… — вздрогнула Лусинэ, еще крепче сжимая брата в объятиях. — Главное, что ты все же смог выбраться!
— Да, когда становилось совсем тяжко, я старался почувствовать то тепло, которым вы делились со мной. Именно оно было той ниточкой с миром живых. Сперва тоненькой, едва ощутимой, но потом мимолетный ветерок заполнил все то холодное пространство, в котором я находился. Это тепло полностью окутало меня. Тогда я понял, что выживу.
— Это все Саша.
— Саша?
— Да, то тепло, это ее тепло. Она была с тобой каждый день. Заботилась о тебе, не отходя.
— Но почему?.. — вслух спросил себя Давид.
— Странный ты, брат, — хмыкнула Лусинэ. — Может, потому что ты ей дорог?
— Сомневаюсь, — злясь, ответил он, снова больше самому себе.
— Что произошло, братишка? — спросила Лусинэ и строго посмотрела на брата. — Почему Саши нет с тобой? По твоему настроению не скажешь, что ты провел время с любимой девушкой после долгого расставания.
— Думаю, вам не стоит привыкать к ней, — с трудом подбирая нейтральные слова и эмоции, произнес молодой человек. — Уверен, что погорячился, позволив нашим отношениям стать настолько близкими.
— Не стоит привыкать? Это ты, конечно, поздно спохватился… — покачала головой она, не переставая удивляться словам Давида. Однако Лусинэ была очень мудрой старшей сестрой, поэтому не собиралась пересекать черту. Она понимала, что ее брат после всего перенесенного может быть просто эмоционально нестабилен. Взяв его под руку, она добавила: — Послушай, дорогой брат, я не имею ни малейшего представления, что у вас могло произойти в этот короткий срок, но, как по мне, так поспешное решение не то, которое сделало Сашу твоей невестой, а то, что ты принял сейчас.
— Лус, в том все и дело, что никакая она мне…
Давид не успел закончить свою фразу, когда в гостиную ворвалась тетя Наринэ и, восклицая, сообщила:
— Анаит, милая! Скорее собирайся, мы должны успеть все подготовить!
— Тетушка Нара, что стряслось с тобой в это прекрасное тихое и безоблачное утро? — закатил глаза Давид, пытаясь понять причину ее крайнего возбуждения. —
— Родной ты наш, единственный сын этой прекрасной и большой семьи, сегодня звонил твой дедушка и сказал, что они с бабушкой Мануш приедут завтра.
— Хорошие новости, — кивнул Давид.
— Согласна, но ты также знаешь свою педантичную бабулю, к ее приезду мы должны все сделать безупречным. И ты, кстати, тоже не сиди. Привези к нам Сашу, мы должны подготовить и ее.
Давид нахмурился, чувствуя подвох во всей этой ситуации с приездом бабушки Мануш. Опасаясь услышать ответ, он все же спросил:
— Это еще зачем?